Звезда, погасшая ради Луны

Итан, закрой глаза

Несмотря на ранний час, студенческий двор был полон движения и голосов. Повсюду мелькали оживлённые лица, слышались смех и восклицания, и ничто не омрачало торжественный день, который означал начало учебного года.

Итан, в отличие от большинства своих сверстников, не разделял подобного энтузиазма. Он находил их эмоциональность не более чем излишней демонстрацией чувств, не имеющей под собой ничего подлинного. Радость толпы он воспринимал назойливым фоном, от которого разум стремился укрыться. Его охватило смутное ощущение того, что всё это совершенно не его. Зачем он здесь? Студенческая жизнь не для него. Типичное обязательство, очередной пункт в списке задач, который нужно выполнить.

Внутри полицейской академии голоса усилились, и студенты, бегающие из стороны в сторону, теперь напоминали суматошных муравьёв. Всё казалось каким-то абсурдным фарсом. Группы, время, аудитории, пары и прочие даты превратились в набор цифр и букв, лишённых смысла. Длинные, однообразные списки предметов не вызвали интереса.

Толчок.

Какой-то парень, пробегающий мимо, случайно врезался в спину Итана, нарушая его личное пространство. Он обернулся.

— Прости, чувак, не хотел!

Взгляд Итана скользнул по абитуриенту, оценивая степень угрозы. Убедившись в её отсутствии, он промолчал и с равнодушием вернулся к изучению расписания. К сожалению, ему пришлось слишком долго жить в состоянии опасности, чтобы довериться случайностям и неумышленным столкновениям.

Не желая вовлекаться в студенческий переполох, он сделал снимок расписания и отошёл к стене, разглядывая первокурсников, сбивающихся в группы. Обсуждалось, вероятно, всё, что полагалось обсуждать в первые дни учёбы. Итан слушал, не вслушиваясь. Он не искал в обрывках слов ничего полезного, и тем более не искал никого знакомого. Не найдя причины оставаться, он намеревался покинуть вестибюль, как вдруг заметил интересную особу, стоящую в центре особенно оживлённой компании.

Девушка выделялась на фоне остальных высоким ростом, а короткие каштановые волосы, небрежно падающие на лоб, умышленно неукрощённые, подошли бы для визитной карточки. У неё будто бы не было необходимости стараться, чтобы оказаться замеченной. Сначала она показался Итану уж слишком энергичной и активной, с широкой заразительной улыбкой, которую он счёл одновременно милой и глупой. Её голос не досаждал, не был громким, и, что самое главное, не раздражал. Незнакомка рассказывала что-то с такой увлечённостью, что все вокруг засмеялись, а Итану вдруг стало тоскливо. В груди больно кольнуло и проигнорировать это чувство он не смог.

В незнакомке он увидел того человека, кто когда-то заменял весь мир; того, кто однажды рассмешил его в самый тоскливый час ночи; того, кто зашёл так далеко, что оставил свой след в сердце навсегда.

Того, кого он потерял.

Он скучал по заразительному смеху, по склонности творить абсурдные вещи, скучал по запачканным шоколадом губам, которые всегда сжимались в улыбку.

Рядом с незнакомкой стояла симпатичная девушка. Она болтала без умолку, но для Итана её слова оставались пустым звуком. Весь мир поблек. Весь, за исключением одной фигуры.

Он нахмурился, стараясь подавить волнение, которое, по всей логике, не имело права на существование. Сам факт того, что он позволил себе задержать внимание на другом человеке, показался ему неловким. Зачем?..

Эта девушка совершенно не была похожа на того, кого Итан утратил. Ни чертами лица, ни поведением, ни манерами. Она был обыкновенной, и всё же... В том, как она общалась с окружающими, было нечто, что усилило чувство потери, которое Итан столь старательно скрывал даже от самого себя. Нет, ничего особенного здесь нет. Обычная ловушка памяти, которая...

Незнакомка подняла глаза.

Итан вздрогнул.

В груди шевельнулось трудно поддающееся описанию чувство. На очень краткий миг ему показалось, что утраченное вновь обрело форму в знакомых ямочках, отразилось в чужой улыбке, в цвете глаз. Как будто частичка того, кого он потерял, всё ещё существовала в мире, несмотря на его убеждённость в обратном.

Итан не отвёл глаз, и негласное приветствие друг друга, когда вы понимаете, что встреча ещё непременно произойдёт, превратилось в абсурдное соревнование - кто же первый уступит? Он лелеял надежду, что если девушка отведёт глаза, всё развеется, чувства уйдут, и он вновь обретёт внутреннюю невозмутимость. Но в глубине души он знал, помнил - подобные встряски не проходят бесследно.

Улыбка незнакомки угасла, и она замолк, прерывая рассказ.

— Дани! — выкрикнула девушка рядом с ней. — А дальше что?

— Дальше?.. — нахмурившись переспросила она и вновь умолкла.

На лице Итана отразилась ухмылка. Редко кто мог удержать с ним зрительный контакт настолько долго. Большинство людей смущались под его взглядом, чувствовали себя неуютно или просто отворачивались. Он кивнул ей в знак признания, некий молчаливый жест уважения, а затем отступил от стены и спокойно развернулся, направляясь к боковому выходу. Он не собирался тратить больше времени на ненужный обмен взглядами, но внутри ему хотелось, чтобы она пошла следом, и они познакомились.

Что-то в ней всё-таки было…

Несмотря на то, что Итан уже несколько дней находился в кампусе, он почему-то так и не добрался до своей комнаты в общежитии. Всё это время он скитался от одной гостиницы к другой, останавливаясь на ночь в случайных местах. Возможно, так проявлялось бессознательное сопротивление перед принятием новой жизни. Его скромное имущество состояло всего из одного рюкзака с самым необходимым: несколько комплектов одежды, ноутбук, книга, пара тетрадей и гигиенические принадлежности. Он не питал надежды, что комната послужит новым домом. Он нигде не останавливался надолго.

Его ожидал типичный для общежития интерьер, две кровати по обе стороны, письменный стол и небольшой шкаф. Однако, его сосед уже успел обустроить свою половину.

Слева от двери стояла аккуратно застеленная кровать с тёмно-синим покрывалом, на стене над ней висели несколько постеров с известными мотогонщиками, а на столе лежала стопка книг, среди которых Итан заметил пару научных изданий и роман на иностранном языке. В углу находилась миниатюрная лампа и небольшое растение в керамическом горшке. Очевидно, человек, живущий здесь, был довольно интеллектуален и ценил порядок. Это радовало. Значит, жизнь могла пройти без особого дискомфорта, а, возможно, он даже сможет сосуществовать с тем, кто разделяет некоторые его взгляды.

Тюрьма

Итан глядел в окно. Его мысли блуждали где-то далеко, но он никак не мог поймать их за хвост. Анна спала у него на плече, сладко посапывая. Её тёплое дыхание было единственным, что создавало иллюзию покоя среди нарастающей тревоги. Между Натали и Робином царило молчание. Она лишь изредка бросала взгляд в зеркало заднего вида, наблюдая за детьми.

Снаружи мелькали густые леса, громадные и угрожающие. Дорога тянулась извилистой линией, взбираясь всё выше, и, чем дальше ехала машина, тем больше Итан терял связь с реальностью. Лес скрывал их в себе, отрезая путь к возврату.

Анна ещё спала, когда машина дёрнулась и остановилась. Она была настолько утомлена, что даже не заметила, как холодный воздух проник в салон, когда Робин вышел и захлопнул за собой дверь. Натали повернулась к детям и вполголоса произнесла:

— Мы приехали.

Коснувшись плеча сестры, Итан позвал её, слегка встряхнув:

— Анна, проснись. Мы на месте.

Она приоткрыла глаза и потёрла их кулачками. Её ресницы дрожали от яркого света.

— Уже? — сонно пробормотала она, оглядываясь вокруг.

Поместье Робина возвышалось на холме, напоминая древнюю крепость, грозно взирающую на пустынные земли вокруг. Серые каменные стены, покрытые мхом и трещинами, придавали вид затхлого, неизменного на протяжении веков места. Высокие железные ворота с острыми пиками предупреждали - чужакам здесь не рады.

Охранник у ворот направился к машине, чтобы загнать её внутрь, в то время как второй остался на посту, неотрывно наблюдая за происходящим.

— Чего стоите? — спросил Робин, повернувшись к Натали. — Не стесняйтесь.

Взяв детей за руки, она последовала за ним. Стоило им только зайти во двор, как ворота закрылись за ними с низким гулом, навсегда отрезая их от прежней жизни.

Они шагали по каменной дорожке, пролегающей сквозь ухоженный двор. Вокруг простирались густые заросли кустов и деревьев, которые в ночном свете не удавалось как следует рассмотреть. Стены вырастали всё выше, и, чем больше Итан смотрел на них, тем сильнее его пугал груз неизвестности. Он отнюдь не находил поместье безопасным, ему казалось, что оно является воплощением чего-то древнего и злого, ожидающего момента, чтобы захлопнуть пасть, сожрать его семью одним глотком.

Однако, несмотря на устрашающий внешний вид, внутри оказалось просторно, только холодно. Неприязнь вызывали мрачные картины и огромные шторы, украшающие стены. Мрамор, отполированный до блеска и отражавший блики от огромной хрустальной люстры, покрывал пол.

— Угнетающе, — оценил Итан.

Ему не понравилось.

Робин прошёл вперёд и остановился в центре вестибюля:

— Привыкнешь. Добро пожаловать.

— Кто это? — спросила Анна, указывая на большие портреты, висящие на стенах.

— Мои предки. Иногда мне кажется, они всё ещё смотрят на меня, оценивая поступки, осуждая.

Если Анна смотрела на портреты с детским любопытством, то Итан глядел на них без того удивления, что можно было ожидать от ребёнка. Напротив, он видел их, как обычный хлам, которым засорили обширное пространство.

— У вас, наверное, были сложные отношения, — предположил он. — Иначе вы не испытывали бы страх перед картинами. Боится тот, кого поймали.

— Да, — протянул он, сделав шаг ближе. — В этом доме никогда не получалось ничего скрыть. Тебя не пугает мысль о том, что картины могут хранить души? Мне становится жутко при одной мысли, что они наблюдают за каждым моим шагом.

Итан пожал плечами. Его ответ был крайне зрелым для ребёнка:

— Бояться мёртвых бессмысленно. Они слишком крепко спят, их не разбудить глупостями, происходящими в мире живых. Даже если их души заключены здесь, я думаю, они устали наблюдать за вами и давно отвернулись. Живые - скучные, мёртвым неинтересно.

Робин удивлённо поднял бровь, заинтересованный смелым ответом.

— Ты похож на меня. Кто занимался твоим воспитанием?

— Папа.

— Царство ему Небесное, если он, конечно же, там... Знаешь, смелость - это хорошо, Итан. Но смелость без разума опасна.

— Разум без смелости - трусость.

— Ты так думаешь? — он небрежно приподнял его подбородок и впился глазами в лицо. Итан не знал, что Робин пытается там увидеть, но его выражение лица пугало. Он отпустил его и обратился к Натали: — Я тебе не верю, надо сделать ещё один. Сколько ему, шесть?

— Я ведь сказала - нет!

— А я тебе всё равно не верю, — он вновь переключился на Итана: — Посмотрим, как долго твоя смелость продержится. Может, в тебе больше ценности, чем я думал. Что ж, — он обратился к Анне и Натали, — позвольте представить тех, кто заботится о здешнем порядке.

Из тени длинного коридора вышел дворецкий - низкий, худощавый мужчина с мертвенно-бледным лицом и зачёсанными седыми волосами. Он выглядел строго и безжизненно, будто бы всё человеческое покинуло его давным-давно. Он поклонился новоприбывшим, представляясь как мистер Грейвс, человек, отвечающий за все их потребности в доме. Рядом с ним появилась пожилая женщина. Робин назвал её миссис Кендалл, и она тепло улыбнулась Анне, обратившись к ней с нежностью, которую та давно не видела. Пользуясь случаем, Натали напомнила, что самое важное для неё безопасность детей, а Робин, не скрывая безразличия, заявил, что безопасность и порядок - главные правила в доме, после чего повёл всех вверх по лестнице, даже не оборачиваясь.

Комната Анны оказалась маленьким оазисом среди мрачной обстановки дома. В ней были светлые шторы, кремовый ковёр, изящная кровать с резной спинкой, небольшие цветастые детали, придающие месту невинность. Анна стеснительно переступила порог, оглядываясь вокруг, и Натали пришлось объясниться, что малышке понадобится время, чтобы привыкнуть.

Комната Итана являлась полной противоположностью. Серо-синие стены и тёмные шторы вобрали в себя тяжесть прошедших лет. Аскетичная кровать с прямыми линиями, массивный письменный стол, и старые потрёпанные книги на полках твердили о строгой простоте и отсутствии тепла, в котором Итан нуждался. В отличие от Анны, он вошёл внутрь, сливаясь с окружающей темнотой, принимая её, как неизбежное. Робин наблюдал за ним, стоя у двери.

Эдгар

Мрачный страж, грозный и каменный, который Итану пришлось назвать новым домом, прятался за силуэтами деревьев. Окна отражали угасающее солнце, но блеск их не сулил ничего хорошего. Ненависть закипала, просачивалась в кровь. Итану хотелось отвести глаза и не видеть поместье, но он не мог. Его радовало только то, что день наконец-то подходил к концу.

Он выскочил из машины полон желания побежать к дверям, найти маму, её руки, спрятаться в её объятьях, вот только ноги не позволили, как будто кто-то положил руку на плечо и приказал ждать.

Робин выключил двигатель и вышел, хлопнув дверью. Он обошёл машину и лишь потом сообщил, что Итан может идти.

У дверей встретили мистер Грейвс и миссис Кендалл. Дворецкий стоял прямо, со сложенными за спиной руками. Он выглядел, как манекен, настолько искусственно, что Итан видел в нём часть самой архитектуры дома. Его уставшее лицо выражало то, что ребёнок ещё не умел распознавать. Речь идёт про скрытое сочувствие, граничащее с осуждением.

Миссис Кендалл же, вопреки бесстрастному дворецкому, казалась взволнованной. Ей хотелось то ли встряхнуть мальца, то ли прикоснуться к нему, чтобы убедиться, что он здесь, живой и невредимый.

Они ждали. Оба.

Стоило Грейвсу только пискнуть, как кухарка оттолкнула его в сторону и положила руки на плечи ребёнка:

— Милый, ты выглядишь совсем плохо! Хочешь что-нибудь вкусное? Может, горячий шоколад? Или суп? Только скажи и я приготовлю!

Итана не мучил голод. Ему хотелось лечь и провалиться в сон, в пустоту, где не будет ни леса, ни Робина, ни взрослых вопросов.

Так уж случилось, что и миссис Кедалл, и Грейвс, видели Робина ещё совсем ребёнком. Оба знали, через что тот прошёл в детстве, и теперь они могли лишь догадываться, что всё повторяется, но теперь с другим мальчиком. Пока кухарка помалу подталкивала Итана к лестнице, Грейвс молчаливо за ними наблюдал. Не нужно быть пророком, чтобы понимать: мальцу предстоит ещё многое пережить.

Поместье ощущалось настолько пугающе тихим, что Итану повсюду чудился шорох листьев. Звук, который отныне навсегда отпечатался в памяти, как нечто, предвещающее опасность; он боялся, что лес больше никогда его не отпустит. Страх настолько завладел им, что он дёргался не только от малейшей тени, но и от собственного звука шагов. Ни горячий шоколад, ни тёплый плед не могли дать ему безопасности. Спокойнее стало только тогда, когда он увидел Натали, бегущую к нему по коридору.

Она опустилась на колени, обнимая сына, а пальцы скользнули по его волосам, разглаживая спутанные пряди:

— Ты в порядке? — встревоженно прошептала она, хватая его за щёки и осматривая. — Пожалуйста, скажи, что ты в порядке!

— Да, — тихонько подал он голос.

— Уверен? Ничего не болит?

— Ничего.

Она хотела задать очередной вопрос, как вдруг из-за её спины донёсся задорный голос Анны:

— Итти вернулся! — воскликнула она, подбегая и хватая его за руку.

— Я же сказала тебе оставаться с миссис Уайт! — разозлилась Натали. — Где она?!

— Не кричи на ребёнка, — возмутился Робин.

Никто не увидел, откуда он взялся.

Вскочив на ноги, Натали повернулась к нему, и ярость, переполнявшая её, не могла остаться незамеченной. Скандал был неизбежен. Она требовала объяснений, обвиняла Робина в жестокости, в отсутствии мозгов, пока тот, в свою очередь, терпеливо молчал. Очевидно, он считал, что делает правильные вещи, закаляя дух ребёнка. Он не нуждался в поддержке или одобрении Натали.

Миссис Уайт, подоспевшая как раз вовремя, ухватила Итана и Анну под руки. Она повела их в другое крыло поместья, желая избавить от неприемлемой картины. Параллельно ей пришлось отлынивать от приставучих вопросов, умело прыгая с темы на тему и, к её огромному счастью, Анна вспомнила про комнаты братьев, на которые наткнулась ещё днём. Не скрывая восторга, она заявила, что Итан обязан их увидеть, так что маршрут долго выбирать не пришлось.

Первая комната, светлая и уютная, пестрила полками с книгами, в ней имелся спортивный уголок и большая мягкая кровать. Вторая комната оказалась более впечатляющей, из-за чего Итан уже не мог не сравнивать. Его абсолютно точно обделили! Анна болтала без остановки, но Итан думал только о том, насколько же сестра недалёка. Он любил её, очень любил, но его одолевало раздражение. Её радость, наивность, и неспособность понять, что вокруг творится что-то кошмарное, обижали. Конечно, она не знала, что было уже известно Итану, просто не могла, и эта её беспечная защищённость выводила из себя.

Почему всё самое неприятное доставалось ему? Чем он заслужил? Итан не понимал, что сделал не так, и почему дом, который должен был окружить их заботой, только для него превращается в пыточную камеру.

Анна продолжала рассказывать, как будет весело, когда братья вернутся, и её смех, как бы сильно Итан не пытался убедить себя разделить с ней радость, всё больше резал слух. Она не была виновата в том, что он чувствовал, но ему пришлось признать, что любовь к сестре смешивается с горечью, от которой он не знает, как избавиться.

Его размышления прервал голос, раздавшийся у дверей:

— Она предназначалась тебе.

Итан обернулся и увидел Робина. Миссис Уайт тут же подбежала к Анне и подтолкнула её в спину:

— Пойдём, дорогая, у меня есть кое-что интересное для тебя.

Пропустив их первыми, Робин вышел, давая Итану знак следовать за ним.

— С самого рождения я наблюдаю за тобой, — начал он. — Тебе трудно понять это сейчас, но ты воплощаешь всё, что мне нужно.

Он замедлил шаг и мельком глянул на Итана.

— Мне нужен наследник. Тот, кто смог бы продолжить моё дело, и твоя мать… она дала мне этот шанс.

Смысл этих слов, возможно, ускользнул бы от ребёнка его возраста, но в голове Итана закрались подозрения.

— Натали знала, на что шла, так что скажу прямо: ты - моя инвестиция. Моё будущее.

Они остановились перед комнатой Итана.

Подарок на день рождения

Итана доставили в коттедж, где приглашенный врач и мистер Грейвс без промедления приступили к лечению. Рана оказалась серьёзной и требовала наложения швов.

Первые дни превратились в кошмар. Любой вдох отзывался острой вспышкой боли, так что Итану чудилось, что в животе застряли раскалённые иглы, что врач неправильно обработал рану. Тот успокаивал его и настаивал на полном покое. Он лежал неподвижно, час за часом слушая тиканье часов и завывание ветра за окном.

Всю первую неделю он оставался прикован к кровати, ограничивая движения до поднятия руки или поворота головы. Во вторую неделю швы начали затягиваться, и он смог сделать первые шаги по комнате. Он будто бы заново учился ходить, превозмогая боль, которая не уходила, а отступала на короткий миг, чтобы вернуться позже с новыми спазмами. К началу четвёртой недели рана окончательно затянулась, оставив тонкий, бледный шрам, напоминающий о том, что произошло.

Но шрамы оставались не только на теле.

Эдгар. Его друг, его наставник…

Итан ничего не знал о том, что с ним случилось. Робин молчал, а Грейвс нелепо избегал диалога. Мысли о том, что Эдгар всё же мог умереть, безжалостно мучили. Кошмарные сны зачастили.

Через месяц мистер Грейвс наконец заговорил по делу:

— Эдгар восстанавливается.

Ещё через несколько недель он доложил, что Эдгар начал вставать с кровати. Но это были всего лишь слова, которых оказалось недостаточно, чтобы успокоить нервозность и стереть из памяти изувеченного человека в цепях.

За два месяца ожидания Итану ни разу не позволили навестить его. Всё это время он жил в полном одиночестве.

Уроки мистера Беркли отвлекали, потому что научные объяснения, сложные задачи и бесконечные рассуждения забивали голову. Но лишь до тех пор, пока не наступала ночь. Слёзы пробивались наружу, душа изнывала, а тело скрючивалось в беззащитный комок, позволяя только собственным рукам обнимать дрожащие плечи.

Как только открывалась дверь, Итан надеялся увидеть знакомое лицо, услышать тот самый голос, который поддерживал его в трудные моменты. Но всякий раз вместо Эдгара появлялся кто-то другой - врач, кухарка или мистер Грейвс.

***

Весенний вечер спустился на лес, обволакивая коттедж паутиной закатных теней. Ветер шелестел в ветвях, напоминая о том, что за стенами существует жизнь.

В дверях появился Эдгар, держа в руках корзину, из которой исходил запах свежего хлеба и жаренного мяса.

Это было первое настоящее тепло за последние весенние дни.

Итан остановился, замер посреди комнаты, боясь, что видение исчезнет, стоит ему только моргнуть. Через минуту, подобно сорвавшейся пружине, он ринулся вперёд, обхватывая Эдгара обеими руками. Его пальцы отчаянно вцепились в ткань рубашки, а лицо уткнулось в плечо наставника:

— Ты вернулся!

Эдгар поставил корзину на пол и обнял его в ответ:

— А как иначе? Я бы не оставил тебя.

Итан потянул его за руку, увлекая к дивану. Они сели бок о бок, соприкасаясь плечами, и одновременно раскинули ноги, закидывая голову назад. Эдгар не удержался от смеха:

— Ты стал похож на меня. Забавно наблюдать за своей мелкой копией.

Улыбка, мелькнувшая на лице Итана, быстро потускнела. Его пальцы нервно заскользили по старой обивке дивана:

— Эд, я думал, что больше тебя не увижу. Боялся, что Робин всё-таки убьёт тебя.

— Не думай о нём, не надо.

— Ты не сердишься на меня?

— А должен?

— Но ведь тебе столько пришлось пережить из-за меня!

— Нет, даже не смей заниматься самобичеванием. Если кто и виноват, так это я. Ты предупреждал меня, что привязанность дорого обходится. – Он посмотрел на деревянный потолок и тяжко вздохнул, качая головой. – Я стал относиться к тебе, как к сыну, а должен был, как к солдату. В какой-то момент я пришёл к мысли, что ты не должен жить так, как хочет Робин, что ты имеешь право на большее, Ит… — он потрепал его макушку. — Никогда не теряй веру в то, что жизнь может измениться, ладно? Даже когда кажется, что всё безнадёжно.

— Ладно, только можно я побуду сейчас слабым? — спросил он, стесняясь собственной просьбы. — Совсем немного, пару минуточек!

— Конечно.

— Обними меня, пожалуйста.

Не сказав ни слова, Эдгар притянул мальчика к себе. Тот провалился в его объятия, уткнувшись носом в шею.

— Я больше так не могу, — прошептал Итан. — Я устал. От всего. Я потерял выход или его просто нет?

— Он всегда есть, — Эдгар провёл рукой по его спине, стараясь утешить. — Иногда его не видно. Но он есть. Пусть мы сейчас и не можем бороться с Робином, но однажды, когда ты подрастёшь…

— Это случится нескоро! Ты знаешь, что с ма… — «Мамой». Слово, застрявшее в горле рвотной массой. — С Натали? Почему она не приезжает? Ей всё равно?

Та связь, которая когда-то была между ними, окончательно исчезла.

Эдгар отвёл взгляд. Он понимал, что подобный вопрос рано или поздно должен был прозвучать.

— Я не знал матерей, которым было всё равно на своих детей. Думаю, у неё свои причины и она каким-то образом пыталась тебя защитить, даже если ты не замечал этого на протяжении последних лет.

— Как?! Она оставила меня! Ни слова, ни письма, ничего! Она даже не пыталась прийти ко мне!

— А что, если Натали в ловушке? Как и все мы? Ты сам прекрасно знаешь, что идти против Робина – значит рисковать жизнями близких.

— Плохое оправдание! Я готов был рискнуть ради тебя, а мать не может рискнуть ради своих детей?! Почему она просто сидит в поместье и делает вид, что всё нормально?

Эдгар долго молчал, а потом выпалил:

— Возможно, потому что теперь она вышла замуж за Робина?

Глаза Итана расширились от шока, и он выкрикнул:

— Что?! Ты же не серьёзно?!

— Отныне ты – Итан Фостер. Всё изменилось.

— Нет! — Горячие слёзы скатились по щекам, но он быстро вытер их рукавом. Отпрянув от Эдгара, он продолжил кричать: — Это неправда! Скажи, что неправда!