Звонкий арык... тихий омут

1..Жертва ремонта

1. Жертва ремонта.

Ремонт в моем университетском общежитии начался внезапно и стремительно. Не то чтобы это было похоже на набег кочевников — скорее на плановое, но оттого не менее беспощадное наступление. Его авангардом стали десятки смуглых лиц, заполнивших правое, мужское крыло здания. Рабочие-отделочники, виртуозы мастерка и шпателя, безжалостно вытеснили тех немногих обитателей-студиозосов, что оставались там на каникулах.

Одних, видимо, никто не ждал дома. Другие, как любил с усмешкой замечать ректор, «прошли обратный путь эволюции» — обзавелись хвостами, которые следовало срочно купировать. Проще говоря, им нужно было ликвидировать долги до отъезда преподавателей в отпуск.

Я оказался в числе последних. Но выставили меня из комнаты одним из первых.

— Серов… Станислав, кажется? — Проректор по хозяйственной работе, Вадим Иванович, застал меня во время обхода, когда я был, что называется, на чемоданах. Хотя вместо чемодана у меня была лишь походная сумка, а вместо билета на самолет — устное направление от прораба, вежливо предложившего мне, согласно рабочей традиции, отправиться в пешее путешествие. Довольно далекое. С трехбуквенным индексом.

Пришлось объяснять ответственному работнику, что забыл здесь безответственный я. В отличие от расторопных товарищей, ночевать мне было решительно негде. Вот я и переминался с ноги на ногу в коридоре, постепенно заполняемом мешками со смесями и листами гипсокартона.

— Мне всё ясно, — выдохнул Вадим Иванович категорично. И, по обыкновению, повторил для закрепления: — Мне всё с вами ясно, Серов!

Я ждал отповеди и напутственного тычка в спину. Но случилось невероятное. На Вадима Ивановича снизошло озарение, открывшее в нем запечатанные некогда темными силами кладовые гуманизма. То ли звезды так сложились, то ли сказывалась близость отпуска, но солидный мужчина решительно повлек меня за собой — в левое, женское, крыло.

Конечно, я бывал там и раньше. Кого в мои годы не тянет к девчонкам? И кого оттуда не гонят? А гонять было кому. Динара Тимуровна, комендант, числилась у студенчества грознейшей блюстительницей нравов. О ней ходили скабрезные слухи, будто это самое «межполовое» общение ей ни к чему, а все потребности она закрывает на собственном поле. Зеленом поле для игры в хоккей на траве. Тренером по коему она являлась уже много лет приводя женскую команду университета на различные ступени пьедестала призеров. Впрочем, скорее всего, это были лишь сплетни обиженных жертв. Альтернативная версия гласила, что несколько мужеподобная Динара делила место проживания с очередной студенткой тюркской внешности по просьбе родителей воспитанницы. Дабы чадо уподобилось идеалу благородных девиц и не роняло семейного достоинства. И чтобы в нем ненароком не оказалось чьего-то другого достоинства, суровым шариатом не предусмотренного.

Каково же было мое изумление, когда проректор властной рукой распахнул передо мной дверь… Короче, он расквартировал меня в комнате, которую до этого занимала сама Динара Тимуровна! К моей радости, она отбыла на историческую родину в длительное турне по родственникам, разбросанным по предгорьям. И, видимо, изрядно затосковавшим по твердой руке.

Немного смутило меня то, что основное помещение, отделенное перегородкой от прихожей, было разграничено пополам полупрозрачной кисеей. Вторая половина носила явные признаки молодежного женского присутствия: фотографии на стене, аккуратно развешанные грамоты и дипломы. Все говорило о том, что мишень педагогического рвения комедантши, а с сегодняшнего дня моя соседка, — минимум третьекурсница. И отдает она все силы учебе и общественной деятельности. Мне даже показалось, что я узнаю ее лицо на одном из снимков. В первый день учебы она стояла на сцене рядом с преподавателями и даже произносила краткую вдохновляющую речь.

— Но… как же я… с девушкой? — растерянно обернулся я к Вадиму Ивановичу.

Но он уже удалялся по коридору, бросив на ходу через плечо:

— Как-как… Временно! Разумеется, временно!

Я не сомневался, что он забыл о моем существовании еще до того, как скрылся за поворотом.

Что ж… Ладно. Объясню как-нибудь ситуацию Зульфие… или как ее там…

Сумка отправилась под аккуратно, с почти армейской тщательностью заправленную кровать. А я прилег поверх одеяла, накрывшись легким ковриком с бухарским узором, от которого пахло сладким рахат-лукумом и чужими, незнакомыми духами.

2.Странное знакомство

2. Странное знакомство

Усталость взяла свое, и я, не выпуская учебника из рук, провалился в короткий, тревожный сон.

Меня разбудил щелчок открывающейся двери и приглушенные голоса. Я замер, осознав, что я не один. Из-за ширмы пробивался тусклый свет, и по стене скользили две тени. Одна — высокая, мощная, с широкими плечами. Я узнал его сразу: Амир Махмудов, первокурсник, гремевший на последней спартакиаде борец. Его фотография с кубком висела на доске почета в нашем холле.

Вторая тень была меньше, изящнее, но в ее движениях была уверенная, почти кошачья грация. Она повернулась, и свет из-за ширмы на мгновение высветил ее силуэт. Невысокая, но с прекрасно сложенной фигурой, от которой невозможно было отвести взгляд. Ее визитной карточкой была роскошная, тяжелая грудь, подчеркнутая обтягивающей футболкой. Голову украшала прическа из множества туго сплетенных черных косичек, собранных в тяжелый пучок на затылке. Конструкция, закрепленная на японский манер изящными костяными шпильками-кинжалами, отбрасывала на стену причудливый узор, похожий на корону. Одета она была просто, даже аскетично для такой красотки: темные джинсы и серая футболка без принта, но сидело на ней все на редкость идеально, подчеркивая каждую линию. Я вспомнил, что видел ее портрет на факультетской доске почета — Ясмин Рахимова, одна из лучших студенток третьего курса, будущее светило востоковедения. Ходили слухи, что ее семья — очень уважаемые люди, из тех, чьи корни уходят глубоко в местную почву, и что сама она на несколько лет старше большинства однокурсников.

— Ясмин… — прошептал парень в темноте, и это имя прозвучало как стон, полный страсти и нетерпения. Так я точно узнал, что не ошибся с тем, как зовут мою невольную соседку.

Амир повторил имя снова, и его низкий голос, обычно громогласный на соревнованиях, теперь прозвучал тихо и сдавленно.

Я замер, не в силах пошевелиться и выдать свое присутствие. Мое сердце бешено заколотилось, уже не только от страха быть обнаруженным...

Ясмин поднялась на цыпочки, ее силуэт пополз вверх по мужскому телу, пока ее грудь не оказалась на уровне лица гостя.

Послышался едва уловимый задираемой футболки и сдавленный, влажный вздох.

— Ну же… джуда́ хам ёкимли́ … — ее воркование было тихим, экзотическим, но отчетливым, повелительным, голос — звонким и чистым, как вода в арыке под летним солнцем. — Сделай это.

Что-то внутри меня сжалось. Я услышал тихий, жадный звук. Он… Он делал то, о чем я мог только мечтать. Эта мысль вызвала странную, вибрирующую дрожь где-то глубоко в низу живота. Я пытался убедить себя, что это просто любопытство, но дыхание перехватило, а учебник физики едва не выпал из рук. Все мое внимание было приковано к той стороне комнаты.

— Да, вот так… Сильнее, ажойиб!— ее голос звучал прерывисто и негромко, но в нем не было потерянности — лишь четкий тотальный контроль. — Зубами… Сожми чуть-чуть. Ай! Осторожнее!

Глаза мои широко раскрылись в темноте. Так вот какие слова она шептала? Она дышала все чаще, но то, что она сказала дальше, не оставляло сомнений — она вела эту игру по своим правилам.

— Ах, какой послушный… Мой хороший мальчик.

Дыхание Амира стало тяжелым и частым. Она сводила его с ума, разрешая доставлять ей удовольствие. Повторяя эти слова — «хороший мальчик» — девушка действовала, как дрессировщица, поощрающая питомца лакомством. А ее мужественный юный спутник, казалось, совсем вжился в роль щенка у миски с кормом. Она беззастенчиво терлась о него, движения ее стали очерченнее, длиннее, требовательнее. Вздохи короче, резче, выше и чаще. Пока не закончились глубоким гортанным стоном, наполнившим комнату, как сошедшая с вершины снежная лавина.

Через минуту Ясмина резко оттолкнула партнера. Тот отлетел осенним листом, словно это она, а не он была чемпионом в силовых единоборствах.

— Хочешь награду? — выдохнула Ясмина, и в ее голосе снова появилась игривая нота.

В полумраке я увидел, как тень Амира судорожно кивнула.

Ясмин скользнула ниже по его телу, ее голова оказалась у его пояса. Раздался металлический лязг пряжки, шелест расстегивающихся брюк. Сердце у меня заколотилось, ударив о ребра. Неужели она?.. Прямо здесь…?

— Это то, с чем ты предлагаешь мне поиграть? — ее голос был сладким и ядовитым одновременно. Я не видел, что она делала, но по тому, как вздрогнул Амир, все стало ясно.

— Да… — его голос прозвучал как стон.

Тени его рук потянулись к ее голове.

— Убери, — среагировала она мгновенно и властно. Могучие руки борца беспомощно упали вниз.

Потом — тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием. И вдруг — тихий, влажный звук поцелуя. Нежного, легкого. Мои глаза привыкли к темноте, и я смог рассмотреть, как ее голова едва заметно движется. Она целовала его… Медленно, чувственно, расчетливо растягивая момент.

Пришло время признаться себе. Меня это заводило. Дико и животно. По всему телу пробежал жар, я почувствовал, как наливается и сжимается низ живота. В этом была запретная острота подглядывания, хотя чувство вины тут же кольнуло меня: а чтобы я почувствовал, если бы за мной так же наблюдали? Мысль промелькнула и исчезла, уступив место нарастающему возбуждению.

«Я лишь слушаю, ничего не делая», – оправдывал я себя, ловя себя на мысли, что отдал бы все, чтобы сейчас оказаться на месте Амира.

Она продолжала ласки — тихие, едва слышные поцелуи, скользящие по касательной вдоль вертикали ствола. Казалось, ее губы почти не касаются его. Но Амир уже стонал, непроизвольно приподымая бедра, стремясь к большей полноте контакта.

Ясмин рассмеялась, залившись, как обшитый бархатом медный колокольчик.

— Кажется, этот большой мальчик вот-вот лопнет от нетерпения? — Ясмин снова принялась за свои медленные, дразнящие ласки.