1902 год, 25 апреля. Павловск.
Вечер обещал быть чудесным. И никаким другим быть не мог. Василий Ильич Антонов ощутил это своим большим и, в общем, незлым сердцем. Причин для такой счастливой уверенности было множество. Начать с того, что в Павловск явилась окончательная весна. Белые ночи стали теплы, в воздухе густо пахло молодой зеленью, покрывшей ковром дворцовый парк, сады при дачах и улицы городка. Потерпеть меньше недельки – и начнется сезон, а вместе с ним бурление жизни, очаровательные дамы, приятные встречи, концерты в Павловском воксале и всякое такое прочее, чего Василий Ильич ожидал со сладким нетерпением. И вовсе не как провинциал, тосковавший по солнцу столичных развлечений.
Василий Ильич Антонов занимал счастливую должность Управляющего городом Павловском, да-да, именно так здесь именовался городской голова. Хоть в подчинении у него было наперечет чиновников и дворников, но статус обязывал показываться в сезон везде и быть в курсе всего. Каждой весной Василий Ильич превращался из зимнего ленивца в деятельного и энергичного джентльмена, который следит за чистотой своего костюма и свежестью бутоньерки в петлице. Все лето его можно найти в самых людных местах, каждой приятной даме, особенно молоденьким барышням, он изысканно отвешивает поклоны и желает самого доброго денька. Когда в Павловском воксале случался большой концерт, Василий Ильич, ни за что при организации концерта не отвечавший, всегда старался быть на виду, отдавая распоряжения и замечания не для того, чтобы их исполняли, а чтобы высокое начальство и придворные, непременно бывавшие на таких важных событиях, видели, как печется хозяин города о всяком деле. Пускать пыль в глаза и казаться нужным там, где это совсем не требовалось, Василий Ильич научился виртуозно. Да и как иначе удержаться на таком сладком месте, до которого найдется много охотников с влиятельными родственниками.
Павловск имел немного странную судьбу. Возникнув вместе с Большим дворцом, он так и не стал полноценным городом. Вся слава, забота дворцового ведомства и деньги достались его старшим родственникам – Царскому Селу и Гатчине. На долю же Павловска приходились сущие крохи. Несмотря на роскошный парк со статуями и памятниками, живописными пейзажами и чудесными постройками в средневековом стиле, Павловск никак не дотягивал в общественном мнении до планки престижного и модного места. Конечно, все помнили, что тут давал концерты великий Штраус, что половина дач принадлежит знаменитым и влиятельным фамилиям. Однако эти козыри никак не давали городку сыграть блестящую партию. А потому Василию Ильичу приходилось использовать всю верткость своей натуры, чтобы на финансовые крохи держать улицы в некотором порядке и себя не забыть.
Жители города и тем были довольны. Постоянное население составляли отставные военные невеликих чинов, бывшие чиновники, мелкие ремесленники и обыватели, которым доходы не позволяли проживать в столице. В основном люди тихие, спокойные, семейственные, с детьми и внуками, скромные в запросах и интересах. В городе не было ни книжного магазина, ни библиотеки, театр открывался только летом, аптека была одна, а торговля, не считая мелочных лавок, умещалась в Гостином дворе, похожем на петербургского родственника на Невском проспекте, как мушка на слона. Управляя скромными средствами скромного городка, Василий Ильич Антонов научился радоваться малому, особенно наступлению лета.
Нынешним вечером у Василия Ильича была еще одна веская причина чудесного настроения: очередное заседание «Комитета попечительства о народной трезвости» прошло чудесно. В состав Комитета, кроме самого Василия Ильича, входили исключительно приятные господа, а именно: полицмейстер города Павловска Сыровяткин, главный врач местной больницы Дубягский, брандмейстер казенной пожарной команды при Павловской полиции Булаковский и еще несколько не столь значительных господ. Комитет столь рьяно пекся о народной трезвости, что члены его после заседания неизменно расходились в прекрасном расположении духа, с румянцем на щеках, лобызаясь друг с другом на прощание. Какой безобидный напиток приводил членов Комитета в такое расположение духа, было покрыто тайной, впрочем, как и закуски, которыми господа заседающие подкрепляли борьбу за трезвость народа.
Ощущая в душе и желудке полную гармонию, а в голове особую легкость, которую Василий Ильич приписывал исключительно весне, он вздумал прогуляться по вверенному ему городку, чтобы запашок заседания выветрился и не пришлось выслушивать критические арии дорогой супруги. Василий Ильич неторопливо шел по Садовой улице, примыкавшей к дворцовому парку, с гордым удовольствием поглядывая по сторонам. В волшебном полумраке белой ночи, скрывавшей мусор и облупленные стены, городок казался особенно милым.
В этот час спутниками Василия Ильича были ночные тени. Обыватели городка давно смотрели сны среди перин и подушек. Даже легкого беспокойства ночная прогулка в Управляющем не будила. Происшествий тут не случалось днем, не то что ночью. Полиция буквально изнывала от безделья, разве что стращала извозчиков или ловила за руку мальчонку, польстившегося на яблочко среди базарных рядов. Василий Ильич знал, что где-то за домами обязательно стоит городовой, охранявший покой пустых улиц. От этого миропорядка, устроенного его заслугами, в душе Василия Ильича прежде времени расцветали кусты сирени.
Впрочем, цветение их было недолгим. В шагах десяти Василий Ильич заметил силуэт, который не то чтобы двигался, но и не стоял на месте. Прищурившись, Василий Ильич различил, что силуэт женский. Некоторая расплывчатость его происходила оттого, что на даме была широкая, вроде плаща, накидка-пелерина с капюшоном, длиной в пол. Точнее – в тротуар.
Одинокая барышня на ночной улице взывает к рыцарскому долгу и куда более трусливые натуры. Желание защитить от любой опасности, которой взяться неоткуда, проникло в сердце Управляющего. Василий Ильич гордо расправил плечи и нагнал даму в накидке. Чтобы не напугать милую, как он заранее решил, особу, Василий Ильич в шаге от нее вежливо кашлянул и спросил разрешения обратиться. Столь вежливое обхождение ночью должно было успокоить трепет женского сердечка. На что Василий Ильич и рассчитывал.
Он ждал, что сейчас к нему обернется милое личико, и уж тут он покажет рыцарство во все красе. Приятную загадку представляло то, что Василий Ильич не мог узнать, кто прячется под плащом. Не то чтобы он поголовно знал всех жительниц Павловска, особенно со спины, но, как часто бывает, проживая в одном городке, начинаешь узнавать своих по походке. Эта незнакомка явно была не из местных. Ранняя дачная пташка, а то и особа из дворца!
Василий Ильич опять напомнил о себе вежливым вопросом. Особа в накидке не пожелала обернуться, она стояла, подпрыгивала на одной ножке. Такое поведение немного огорчило Василия Ильича. Как человек, знающий себе цену, он не стал тянуть церемонии, все-таки не в столице, и обошел даму. Склонился в исключительно вежливом поклоне и выпрямился, ожидая увидеть улыбку в ответ на свои действия. Где-то в глубинах фантазий Василий Ильич надеялся, что незнакомке захочется с ним пококетничать.
Темнота немного скрадывала то, что открылось ему. Василий Ильич опять сощурился, не в силах понять, что же такое привиделось. А когда он убедился, что зрение не обманывает, изумление его стало столь глубоким, что Василий Ильич так и стоял, не в силах пошевелиться или позвать на помощь. Разум Управляющего отказывался верить в то, что видели глаза его. Зрелище, открывшееся под распахнутой накидкой, было столь невозможно, дико и немыслимо, что выходило за границы человеческого понимания. Воля, куда более крепкая, чем у Василия Ильича, зашла бы в тупик. Что делать человеку, когда на пустой ночной улице он встречается с явлением, не поддающимся осмыслению? Только отдаться животному инстинкту.
За три квартала от Садовой улицы скучал городовой Никитин. Его ждала долгая ночь на посту и борьба с наползающим сном. Как вдруг откуда-то из-за домов долетел странный звук. Городовой прислушался. Так кричит раненый зверь, который бьется за свою жизнь без надежды на спасение. Зверям в Павловске быть не полагается, в его окрестностях даже волков нет.
Городовой повертел головой, чтобы определить, откуда доносится вопль. Еще раз послушав, он пришел к выводу, что все-таки это был человеческий вопль. И доносился он со стороны дворцового парка. Что там могло случиться, Никитин представить не мог. Особых нарушений порядка пока не наблюдалось, о помощи никто не взывал, два тревожных полицейских свистка не раздалось, городовой имел законное право сделать вид, что ничего и не случилось. Тем более вопль сам собой затих.
Все-таки простое человеческое любопытство оказалось сильнее полицейских правил. Никитин побежал по направлению, откуда, как нарочно, снова раздался странный звук. Только был слабее, тише и отчаянней.