Ладья

2

Первоначальное разочарование от того, что чемодан оказался набит бумагами, а не высокотехнологичными гаджетами или золотыми монетами, сменилось любопытством. Она не знала, что именно найдет, и думала, что от писем толку было не больше, чем от любой другой ерунды. Но надеялась, что Мифани Томас оставила указания для такого положения, в каком она оказалась сейчас. Но было ли у нее время их читать? Рискнув обернуться через плечо, она увидела, что четверо нападавших так и не встали и не направляются к ней, а напротив – перестали дергаться и лежали теперь неподвижно. Администратор, похоже, тоже не собиралась приходить в сознание. Какое-то мгновение она помедлила, взвешивая возможные варианты, но затем разум возобладал над любопытством.

«К черту, почитаю в машине».

Она сунула первый конверт (на нем стояла цифра «3») в задний карман, достала из ячейки два чемодана – те оказались значительно тяжелее, чем она ожидала, – и, поставив их на пол, выкатила из хранилища. Затем осторожно объехала лежащие тела и нашла лифт, который доставил ее к вестибюлю.

«Спокойно, – сказала она себе. – Спокойно. Не все, кто работает в банке, носят латексные перчатки».

И действительно: перчаток ни у кого не было, и никто не обращал на нее внимания.

«Что ж, это до тех пор, пока кто-нибудь не дойдет до ячеек», – подумала она и заторопилась к выходу.

Лестница, по которой ей нужно было спуститься, представляла некоторые проблемы, но водитель заметил, что она испытывает трудности, и помог перенести багаж к машине. Мифани поблагодарила его и скользнула на заднее сиденье.

– Поезжайте, – сказала она. – Прошу, езжайте. – Она слабо откинулась назад и сосредоточилась на том, чтобы выровнять дыхание и не свалиться с сердечным приступом.

«Так, ты в безопасности, – сказала она себе. – Что дальше?»

Она достала конверт из кармана и вскрыла его.

Дорогая ты!

Шансы на то, что ты это прочтешь, близки к нулю. Кто предпочтет новой жизни в богатстве и роскоши неопределенность со смутными предостережениями? Могу лишь предположить, что ты находилась в состоянии сильного стресса, коснулась чьей-то кожи, и этих людей парализовало. Или ослепило. Или лишило способности говорить. Или они обгадились. Или это произвело на них какой-нибудь из других эффектов, которые я не стану сейчас перечислять. Как бы то ни было, я знаю, каково это, когда такое случается в первый раз. Будто открываешь дверь внутри себя, да? Будто тебя сбил грузовик. Не обращать на такое внимание не получается. Даже если бы ты предпочла открыть другую ячейку (в коем случае ты, кстати, прожила бы остаток жизни под именем Джин Сито). Но я рада, что ты сделала именно такой выбор.

Возьми оба чемодана с собой и отправляйся по адресу, который указан ниже. Ключ в этом конверте поможет тебе попасть внутрь, и тогда ты окажешься в безопасности. Официально это место никак со мной не связано. Когда устроишься, открывай следующий конверт. И смотри, чтобы за тобой не следили.

Подписи внизу не было, и на ключе, который лежал в конверте, тоже не оказалось опознавательных знаков. Адрес отличался от тех, что стояли на обратной стороне обоих ее водительских удостоверений, и указывал на некую квартиру. Она спрятала письмо и ключ в карман и назвала водителю следующий пункт назначения, попросив при этом постараться уйти от возможной слежки. Водитель кивнул и принялся следовать по указанному курсу, но со столькими разворотами и резкими сменами направления, что она уже не сомневалась, что никто не мог за ними следить незаметно. Когда она выразила эту мысль вслух, водитель слабо улыбнулся.

– Я к такому привык, мисс. За многими моими клиентами охотятся папарацци.

Задумчиво кивнув, Мифани вынула из кармана ключ и стала вертеть его в руках, глядя в окно. К этому времени они уже выехали из Сити и двигались вдоль очень красивой Темзы, с курсирующими по ней экскурсионными судами. Вскоре они ушли в сторону, сменив полосу и завернув в жилые кварталы. И только когда машина, попетляв, направилась на восток, в Доклендс, случившееся в банке начало укладываться в голове.

Наконец, машина остановилась перед многоквартирным жилым зданием. Водитель отнес ее чемоданы в подъезд. Она, наградив его щедрой надбавкой за превосходное вождение, потащила чемоданы к лифту. На девятом этаже нашлась нужная квартира, и она открыла дверь.

Было заметно, что в ней никого не было несколько недель, а то и месяцев. Занавески были задернуты, но немного света все равно просачивалось внутрь. Она щелкнула выключателем. Все вокруг пахло забвением. Стояла такая тишина, что становилось даже жутко. Она сделала несколько неуверенных шагов, чувствуя, будто вторгается в чужое жилище.

Мифани вошла в гостиную. Мебель стояла в чехлах от пыли, картин на стенах не было. Справа находилась кухня. Открыв холодильник, она обнаружила несколько блоков по шесть бутылок с водой и банок с прохладительными напитками. В морозилке оказались различные полуфабрикаты и пластиковые лотки с замороженным мясом. В одном из ящиков она нашла столовые приборы, а в шкафу – посуду. Переместившись в гостиную, она стянула чехлы с мебели и увидела перед собой большой мягкий диван и темно-бордовые стулья. На стене висел большой телевизор.

«Какой минимализм», – заметила она про себя.

Спальня выглядела так же безлико: большая кровать и еще один пыльный чехол. Стянув его, она обнаружила, что под ним уже имелись мягкие на вид одеяла. От кровати исходил неожиданно приятный запах, и откинув одеяло, она увидела несколько пакетов лаванды. В ванной ее ждали мыло, шампунь и полотенца. Несколько свежих зубных щеток, еще не распакованных, и зубная паста с жидкостью для полоскания рта в шкафу над раковиной. Косметики не было, зато нашлась расческа и, к ее удивлению, пара флаконов краски для волос.

«Только не говорите, что я уже седею в свой тридцать один! – подумала она в ужасе, но тут же заметила, что краски были не ее оттенка. – Наверное, для маскировки».

Также на полке она обнаружила большую аптечку.

Вторая спальня была переделана в некое подобие кабинета с большим компьютером и мудреного вида принтером, также покрытых чехлами. На низкой полке лежали какие-то папки, и она взяла одну наугад и открыла. Внутри оказались документы, похоже, касающиеся аренды квартиры, где она находилась. Вдруг ее осенило, и она вернулась в первую спальню и открыла платяной шкаф.

Внутри было несколько чрезвычайно безвкусных нарядов, в основном черных и серых. Несколько белых блуз, пара костюмов, юбка, две пары джинсов. Все было аккуратно развешено и, очевидно, предназначалось для того, чтобы не привлекать внимания к тому, кто будет их носить.

«Да-а, похоже, вкус у меня напрочь отсутствовал», – подумала она, изумленная невзрачностью предложенной одежды.

Мифани передернуло: что-то тревожное было в том, что эта одежда сидела на ее теле в отсутствие ее нынешнего сознания. Впрочем, прощупывая вещи, она заметила, что на всех сохранились бирки с указанием цены. Она осторожно закрыла дверь шкафа и вышла в гостиную, где раздвинула занавески, впустив больше света.

Из огромных окон открывался вид на реку с ее бурным движением. Мебель вдруг показалась гораздо более уютной, и теперь стало заметно, что все здесь было расположено в наиболее подходящих местах.

«Томас устроила здесь все с умом, – подумала она. – Сделала не просто убежище, а место, где будет комфортно жить».

Она почувствовала прилив симпатии к женщине, жившей в ее теле. Тот, кто приложил все усилия, чтобы ты чувствовал себя как дома, не может не нравиться.

«К тому же, она единственная, кого я знаю», – мелькнула дикая мысль в голове.

Она затащила чемоданы в гостиную и открыла один, в котором были не письма, а предметы в пузырчатой пленке. Она достала один и взвесила в руке. Он был тяжелый, с этикеткой, на которой стояла надпись: «НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ». Она аккуратно размотала клейкую ленту, сняла пленку и изумленно ахнула. В руках у нее оказался маленький, но зловещий на вид пистолет-пулемет. Она настороженно посмотрела на чемодан – не завалялось ли в нем еще какое-нибудь оружие, – а потом осторожно замотала пистолет и положила обратно, накрыв крышкой.

Тогда она переключила внимание на другой чемодан и достала следующее письмо. Оно было намного толще предыдущих и написано забавными фиолетовыми чернилами. Сбросив туфли, она села на диван – тот оказался невероятно удобным, просто идеальным для дремы.

Дорогая ты!

Могу только предположить, что сейчас ты находишься там, где должна быть. Не буду строить расплывчатых догадок относительно того, где еще ты можешь находиться. И все же лучше тебе быть в квартире, которую я для тебя приготовила, потому что это отняло у меня немало времени. В ней есть все, чем я хотела тебя обеспечить, а сделать это так, чтобы никто не заметил, было чрезвычайно трудно. Я (а думаю, теперь и ты) живу под определенным наблюдением. Поэтому обустройство этого тайного убежища, где я сижу на правой стороне дивана и пишу тебе, стало тем еще достижением.

Она посмотрела на ту сторону дивана, где сидела она прежняя. Это создавало какое-то компанейское ощущение, пусть даже никакой компании не было.

Мне нужно многое тебе объяснить, но при этом я должна тщательно расставить приоритеты. Прежде чем я смогу рассказать тебе, кто я, чем занимаюсь и тому подобное, тебе следует узнать кое-что более срочное. В последнем письме я упомянула, что ты до кого-то дотронулась и этот кто-то потерял контроль над собственным телом. Я буду упоминать об этом и дальше, потому что это, на мой взгляд, единственная причина, по которой ты могла выбрать ту ячейку, которую выбрала. Также замечу, мне на самом деле тебя жаль – ты, должно быть, испытала сильную боль, раз применила дар бессознательно. И все же я надеюсь, у тебя ничего не сломано и не повреждено, потому что в противном случае это было бы весьма неудобно. Но нет, я решила, что не буду углубляться в области всевозможных «если». Ты в квартире и тебе ничего не угрожает.

Со мной это впервые случилось, когда мне было девять и я залезла на дерево. Я тогда как-то умудрилась упасть, и мне в ногу впилась острая ветка. Я заревела от боли, и родители затолкали меня в машину и отвезли в больницу. Я тогда была в спортивном костюме, и, думаю, именно благодаря этому получилось так, что они всю дорогу не прикасались к моей коже. Однако сама поездка выдалась ужасной для всех: для меня – потому что у меня хлестала кровь, а я ее страшно боюсь, и для родителей – потому что я все это время рыдала, не замолкая.

Наконец, мы приехали в больницу, и то ли там не было очереди, то ли мои крики провели меня в ее начало, но меня быстро доставили к доктору, который аккуратно отрезал нижние части моих штанин (к тому времени они уже прилипли к моей ноге). Когда он задел мою кожу рукой, то вдруг упал и начал кричать. Оказалось, он перестал чувствовать свои ноги. Какая-то другая сотрудница больницы вбежала в кабинет и попыталась помочь и мне, и доктору. Но когда прикоснулась ко мне, лишилась зрения.

Уже три человека кричали и трепыхались, хотя я к этому времени была так всем этим измучена, что вела себя уже гораздо тише и издавала лишь редкие всхлипы. Третьему медику хватило ума (или просто он оказался более удачлив) заняться другими вместо меня. А следующий, кто ко мне прикоснулся, оказался еще прозорливее и был в перчатках, так что мне наложили швы и перевязали ногу. Когда же я проснулась, до меня можно было дотронуться без вреда для себя.

Но я знала, что создала хаос и, если захочу, могу сделать это снова. Покопайся у себя в голове, постарайся вспомнить и поймешь, что ты тоже знаешь, как это сделать. И если ты этого еще не сделала (этого предположения я избежать не могу, так как это слишком важно), то тебе необходимо заново активизировать свои силы. В одном из чемоданов лежит красная папка, и в ней ты найдешь полезные сведения по этой теме.

«Она, должно быть, шутит», – с недоверием подумала женщина на диване, после чего на минуту отложила письмо и покопалась в чемодане, пока не нашла в нем красную папку. Внутри оказались подробные описания того, как лучше всего подвести свою руку или ногу к пределу прочности (не превышая его) и как вызвать ряд других, ужасных с виду, но не оставляющих следов повреждений.

– Невероятно, – пробормотала она.

Происшествие в банке тоже было не из приятных, но не могло сравниться ни с чем подобным.

Первое время после того странного дня никаких последствий не было. В суд на нас не подавали, и родители никак не обсуждали со мной случившееся. Но кто-то где-то, должно быть, об этом упомянул, и слухи в конечном итоге дошли до некой чрезвычайно заинтересованной стороны. Позднее я выяснила, что спустя три месяца после моего посещения больницы мой отец получил письмо от одного секретного государственного органа. Мне хочется думать, что он обсудил это с мамой, но в итоге это привело к тому, что мы с папой поехали в старый каменный дом в Сити и меня представили леди Линде Фарриер и сэру Генри Уоттлмену из организации под названием Шахи.

Нас с отцом провели в какую-то гостиную, где было полно всяких книг и журналов. Мы осторожно сели в кресла, и нам принесли чай с печеньем, а потом к нам вышли сэр Уоттлмен и леди Фарриер, которые объяснили отцу, насколько необходимо и законно сейчас было забрать меня из семьи и оставить на попечение Шахов. Я не особо их тогда слушала, потому что мне было всего девять с половиной и я не могла отвести глаз от леди Фарриер, которая казалась мне странно знакомой.

Она была немолода, но очень стройна, с собранными сзади волосами. Глаза у нее были темно-карими, и говорила она очень спокойным тоном. Казалось, ничто не может удивить ее – даже когда я умудрилась уронить свою чашку на пол, разбив ее на миллион осколков и расплескав чай по всей комнате. Она и не моргнула, тогда как голова сэра Уоттлмена тревожно дернулась и мне чуть не показалось, что он собирается кого-то ударить.

Помню, отец возражал против того, чтобы меня забрали, но как-то нерешительно, будто уже знал, что в итоге уступит. Леди Фарриер с предельной снисходительностью повторяла какие-то строки из закона, которые цитировала до этого, и в ее голосе не было ни оттенка сострадания, тогда как сэр Уоттлмен, казалось, проявлял бо́льшую жалость. В этом присутствует некоторая ирония, поскольку позже я узнала, что он был одним из опаснейших людей в стране, ответственным за огромное число убийств – большинство которых совершил лично. Тем не менее в тот момент он вел себя гораздо человечнее своей коллеги и изо всех сил старался утешить моего отца. Даже похлопал его по плечу.

Мне становилось все труднее следить за разговором – я была слишком заворожена леди Фарриер, которая не обращала на меня ни малейшего внимания. А когда мой отец наконец склонил голову и согласился уехать без меня, я вспомнила, откуда ее знала. Мой разум вскружился, когда я в последний раз поцеловала и обняла отца, и сейчас я уже не помню, какими были наши прощальные слова. Он уехал вместе с сэром Уоттлменом, и я встала, машинально утирая отцовские слезы со своей щеки и пристально глядя на женщину, которую, по непонятным причинам, узнавала.

Похоже ли, что я ужасный ребенок из-за того, что ничего не сделала, когда отец встал и ушел из моей жизни? Оглядываясь назад, я съеживаюсь от досады и изумления. Я не была зациклена на себе. Я обожала свою семью, у меня были младшая сестра и старший брат – самые любимые люди во всем мире. В будущем мне предстояло растворяться в слезах каждый раз при мысли о них. Но в ту минуту для меня не существовало ничего, кроме нее.

На протяжении двух месяцев перед этим она каждую ночь мне снилась. Я сидела с ней в комнате с черно-белой плиткой и все ей рассказывала. Она держалась строго и формально, но я почему-то ею восхищалась. На столах появлялась еда, и она аккуратно выуживала из меня каждую подробность, касающуюся моей жизни. Особенно ее интересовал тот день в больнице, но она выслушивала описания того, какие при мне тогда были вещи и что я делала. Думаю, эта ее терпеливость меня и завораживала. Как у девятилетнего ребенка могла появиться настолько увлеченная слушательница? Как бы то ни было, она все это слушала, а теперь я очутилась перед ней лицом к лицу.

Она на минуту отложила письмо и задумчиво посмотрела в потолок. Эта женщина, Фарриер, странным образом походила на пожилую даму из ее собственного сна. И комната, которую описала Томас, выглядела так же. Даже название Шахи вызывало у нее мурашки по коже. Неужели память возвращалась? Хоть немного? Она вернулась к письму.

– Что ж, мисс Мифани, – глубокомысленно обратилась леди Фарриер. – Вот мы и встретились снова. – Словно онемев, я согласно кивнула, пораженная настолько, что не могла произнести ни слова. – И похоже, теперь ты будешь жить с нами, – добавила она, со значением глядя на меня.

Тогда-то я все поняла и начала шмыгать носом. Наверное, я ожидала, что она, как добрая тетушка, поспешит утешить меня, но она лишь продолжала отпивать по глотку из своей чашки. Когда же я перешла на всхлипы, она просто откусила от своей оладьи и стала ждать, пока я успокоюсь. Затем вошел сэр Генри и сел на свой стул, но тоже ничего не сделал. Хотя он казался растроганным горем взрослого мужчины, плач маленькой девочки никакого отклика у него не вызвал. Наконец, мне удалось овладеть собой, и я, утерев нос рукавом, стала задумчиво присматриваться к подносу с печеньем. Леди Фарриер легонько кивнула, и я схватила с него что-то любопытно-шоколадное.

Таково было начало моего сотрудничества с Шахами, которое продолжается по сей день. Я была нужна им из-за моих – а теперь и твоих – способностей. Надеюсь, какие-то мои навыки у тебя остались, потому что мне, чтобы достичь моего уровня мастерства, понадобилось много лет. Сейчас я могу с помощью прикосновения получить контроль над организмом человека. Могу лишить любого одного или всех чувств сразу, обездвижить, заставить ощущать что захочу.

Шахи думали, я могу оказаться каким-нибудь ультрашпионом, путешествующим по миру, и, например, вынуждать людей бросаться под машины и тому подобное. К сожалению, по крайней мере для Шахов, я не из тех, кто может быть шпионом. Я не агрессивна, не выношу самолетов и очень застенчива. Правление было разочаровано, но меня считали слишком ценной, чтобы просто так от меня отказаться. Вместо этого меня сделали штатным клерком. Выяснилось, что я чрезвычайно способный администратор и очень хорошо работаю с числами. И свою силу применяю лишь в редких случаях. Так что пока другие члены организации добивались высоких позиций благодаря замечательным достижениям на практике, я стала членом Правления, просто занимаясь аппаратной работой.

Звучит ущербно? Зато я очень, очень хороша. Официальных сроков карьерного роста для попадания в Правление не существует. Большинство на самом деле туда вообще не доходят. А я сейчас здесь самая молодая. Попала сюда уже после десяти лет работы в администрации. Следующий за мной по возрасту сотрудник попал в Правление после шестнадцати лет чрезвычайно опасной оперативной работы. Так что вот какой я хороший администратор.

– Вот повернутая, – вздохнула она.

И тряхнув головой, положила письмо и вышла на кухню, где достала из холодильника бутылку воды. Всю ее выпила и потянулась за следующей. В голове мелькали тысячи вопросов. Что это за власть над другими, которую она унаследовала? Томас утверждала, что для этого требовался контакт «кожа к коже», но в банке ей удалось воздействовать на четверых человек в перчатках, причем к троим она вовсе не прикасалась. И что это за Шахи? Они искали людей, обладавших некими способностями. Ими руководила женщина, которая умела вторгаться в сны. Они имели законное право забирать детей из их семей. И Томас была частью всего этого.

Она неспешно вернулась к дивану.

Полагаю, тебе не терпится узнать, что такое Шахи. Обрати внимание, что ударение ставится на первый слог. Так уж сложилось, а может, оно просто исказилось за поколения сотрудников, которые произносили его неправильно. Не переживай, если тебе это название ни о чем не говорит. Большинство людей вообще ничего не слышали об этой организации, хотя она существует много веков. Она тесно сотрудничала с Йорками, потом игнорировала Тюдоров и вновь продолжила свою деятельность со Стюартами. Тем не менее, не очень важно, кто находится на престоле, – с самого начала организация хранила верность не отдельному правителю, а самой Британии. Когда Оливер Кромвель стал лордом-протектором, четверо руководителей Братства Шахов (напыщенное и неточное название, которое когда-то использовалось) ждали этого момента, чтобы предложить ему свои услуги. Можно подумать, что Кромвель, убежденный – даже самый убежденный – пуританин, не позволил бы такой организации вообще существовать, не говоря уже о том, чтобы нанять этих людей. В записях, которые я видела, говорится о выставке, которую руководители устроили для лорда-протектора, и в результате Братство продолжило свое существование. Мы переживаем все веяния истории, приветствуя новых правителей и преклоняя колени перед стоящими у власти, кем бы те ни были. Мы – орудие нации, достояние Британских островов. Те, кто работает в Шахах, умеют то, чего не умеют другие, и являются, таким образом, тайной рукой королевства.

Если кажется, будто я горжусь, что вхожу в их число, то это потому, что так и есть. Каждый день возникают угрозы, о которых обычные люди даже не догадываются. И Шахи – это те, кто их защищает, пусть о них мало кому известно. И хотя я не занимаюсь оперативной работой, я знаю, что являюсь неотъемлемым звеном защиты обычных людей. Я люблю свою работу, и по этой причине все эти предсказания доставляют мне такую боль. Не знаю, кто из членов Правления выступит против меня, но если такое произойдет, это будет означать, что в самом сердце организации возникла гниль и, следовательно, все окажутся в опасности.

Шахи насчитывают сотни человек. Некоторые такие, как я, – обладают способностями, недоступными рядовому населению. Те члены, у которых их нет, просто снимают сливки в своих соответствующих сферах. Но не стоит думать, что я ими не восхищаюсь. В отличие от большинства членов Правления, я не считаю неодаренных менее значимыми. Возможно, это от того, что мне самой не хватает смелости выйти и столкнуться с тем, с чем они имеют дело, но, как бы то ни было, я знаю, что они ничуть не хуже меня. Тем не менее, согласно давней традиции и устоявшимся правилам, неодаренные не могут становиться членами Правления – то есть входить в правящий круг. Правление подчиняется только высшим лицам на земле, и то не всегда.

Тех же из нас, кто наделен способностями, Шахи отыскивают с помощью множества различных средств, а законное право забирать при желании любых граждан они застолбили за собой давным-давно. Родителей принуждают или вводят в заблуждение, чтобы те отпустили своих детей, иногда при этом выплачиваются значительные отступные. Взрослых заманивают обещаниями власти, богатства и возможности послужить своей стране. Процесс инициации сочетает в себе черты древних клятв и современных контрактов, заключенных в соответствии с официальными и неофициальными правительственными актами. К тому времени, как человек становится полноправным членом организации, его связывает уже миллион различных ограничений. Представляешь теперь, что тогда означает из нее выйти?

Я слышала лишь о трех людях, пытавшихся выйти из Шахов, а я знаю историю от и до. Первым из них трех был одаренный член организации, известный под именем Бреннан Непримиримый, который решил сбежать в 1679 году. Он уже собирался пересечь Ла-Манш и оказаться во Франции, куда его заманило ее правительство, но его взяли под арест. А потом распяли на скале в Дувре.

Вторым был солдат, которого в 1802 году свело с ума нечто, увиденное в убежище в Джон-О’Гротсе. Он сбежал домой к родителям, но его заботливо вернули в бастион Шахов, а потом похоронили заживо на кладбище в его деревне.

Третьей была женщина, умевшая выращивать щупальца из спины и выделять некий токсин из кончиков пальцев. В 1875 году она сбежала в Буэнос-Айрес и смогла прожить там три месяца, прежде чем до нее дотянулась рука Шахов. Ее чучело сейчас выставлено на всеобщее обозрение в одном из лондонских отделений. На бронзовой табличке под ним написано, что она прожила еще полгода после того, как ее поймали.

Видишь, как Шахи обращаются с теми, кто пытается их покинуть? Они любят ставить такие случаи в пример и делают это весьма изобретательно. И я, кажется, не упоминала, что никто из тех, кто убегал, не был членом Правления? Можешь представить, какую изобретательность они проявят, если убежишь ты и они тебя поймают? Но не волнуйся, ты бы убежала без последствий. Как только я поняла, что со мной случится, я принялась объединять все свои ресурсы и знания, чтобы создать средства для твоей защиты.

Тебе не нужно знать всех подробностей, но достаточно того, что я создала серию нештатных ситуаций, которые, если их активировать, одновременно подрывают возможности Шахов выследить тебя и нарушают обычное функционирование организации таким образом, что у нее не остается свободных людей и ресурсов на то, чтобы искать Мифани Томас – особенно Мифани Томас, которая перенесла пластическую операцию и существенно повредила записи, содержавшие ее личные данные.

«Как?» – я практически слышу твой вопрос. Ну, для этого потребовалось несколько вещей.

1. Очень-очень много изысканий, начавшихся как попытка выяснить, у кого имелись причины нападать на меня, и закончившихся тем, что я значительно лучше стала понимать, как устроена организация и как от нее можно ускользнуть. Это также позволило мне собрать несколько весьма подробных досье на различных членов Правления. В некоторые из этих досье попала, так скажем, их опрометчивость. Это не те преступления, которые могут привести к правительственному скандалу, но достаточно серьезны, и если о них узнают некоторые высокопоставленные люди, то это повлечет ряд довольно неудобных разбирательств, способных отнять у Правления немало времени.

2. Систематические изменения данных, содержащих мои характеристики, включая отпечатки пальцев и ДНК. По крайней мере, хранящихся на бумажном носителе. Также я использовала свое положение и компьютерные навыки, чтобы написать программу для повреждения электронных копий.

3. Внедрение в компьютерные системы вируса, который, если его запустить, затруднит выполнение даже самой обыденной работы. Повседневную деятельность Шахи все равно смогут выполнять, но с куда меньшей эффективностью, чем обычно. Следующая из этого неразбериха даст тебе достаточно времени, чтобы покинуть страну, сделать новое лицо и позаботиться о ряде других вещей.

Если бы ты решила уехать, я бы заставила тебя остановиться в автоматизированном внешнем офисе Шахов на станции Ватерлоо, войти в терминал и отправить по электронной почте ключевые слова в их центральный компьютер. Сразу после активации этих «непредвиденностей», ты технически стала бы ответственной за совершение измены против страны в виде (временного) ослабления ее обороноспособности. Поэтому в некоторых отношениях остаться и принять мою жизнь – более безопасно. Хотя, признаюсь, и очень сложно.

Если же это как-то тебя утешит, я рада, что ты выбрала именно этот вариант.

А пока я не знаю, кто именно сейчас пытается тебя убить, кандидатов у меня семеро – это остальные члены Правления. Это подтвердил один из экстрасенсов.

Но прежде чем я перейду к подробностям, посмотри на часы и узнай, какой сейчас день недели. Если будний, то, полагаю, ты пропустила работу. Звонить и говорить, что заболела, уже поздно?

Она машинально сверилась с часами: оказалось, была суббота. Она призадумалась.

Да, ты ходишь на работу. Да, на работу, где кто-то хочет тебя убить. Ты сама выбрала не уходить, а это – единственный способ остаться. В чемодане с письмами лежит толстая фиолетовая папка. Толстая она потому, что в ней – полное описание Шахов и твоей работы у них. Скорее всего, тебе придется ее изучать. Если сейчас будний день, позвони и сообщи, что заболела. Инструкция, как это сделать, находится вверху первой страницы. Или же тебе придется выбрать деловой костюм для первого дня на работе. Если сейчас выходной, читай дальше.

Когда мы в последний раз оставили нашу героиню (то есть нас), ей было девять лет и она набивала себе рот шоколадом. Насколько я помню, мы тогда уже закончили пить чай, но ни леди Фарриер, ни сэр Уоттлмен не обращались ко мне напрямую. Помню, что меня это несколько раздражало, но не настолько, чтобы это удержало меня от поедания всей выпечки, лежащей на подносе. А потом леди Фарриер отправила меня в Имение.

Письмо на этом не закончилось, но она слишком устала, чтобы читать дальше. Страницы упали ей на колени, и вскоре она уснула на диване – том самом, что был выбран за его чрезвычайную уютность.

Если ей что-то и снилось, она этого не запомнила.