Лаг отсчитывает мили (Рассказы)

Зорче смотреть!

Тулуп, шлем и валенки еще не просохли. Они тяжелые и пахнут прелым. Особенно противно надевать шлем. Сергей морщится, когда влажный мех касается щек. Но ничего не поделаешь. Нужно снова идти на вахту, на ветер, под ледяные брызги.

Огромный тулуп сковывает движения. Матрос топчется у своего рундука. То не может застегнуть пряжку, то ищет рукавицы, упавшие под ноги. В кубрике тесно. Отдыхающие моряки затеяли шахматный турнир. Болельщики сгрудились вокруг стола, шумно переживают каждый ход. Страстным спорщикам не устоять на месте, они то и дело задевают Сергея.

— Дайте человеку собраться, — урезонивает их старшина 1-й статьи Михайлов. — Ему на вахту пора.

Старшина подходит к Сергею, осматривает со всех сторон, поднимает ему воротник тулупа.

— Теплее одевайтесь, товарищ Сивцов. Наверху как на полюсе.

Голос у Михайлова хриплый. Боцман весь день на морозе. Да и служба у него такая — от одних команд за день горло сдаст. Но сейчас он говорит мягко, обветренное лицо улыбается, и в глазах нет обычного строгого блеска.

Сегодня Сергей впервые заступает на самостоятельную вахту. Днем разговаривал с ним помощник командира. Товарищи замучили своими поучениями. Словно он в командование кораблем вступает. А дело-то у него совсем пустяковое: стой да смотри.

Михайлов провожает матроса до двери тамбура. На прощание жмет руку:

— Надеюсь на вас.

— Не беспокойтесь, — заверяет матрос. — Полный порядок будет.

Захлопнулась за спиной Сергея железная дверь. После яркого света кубрика словно в смолу окунулся. Матрос моргает, чтобы увериться, открыты ли глаза: ничего не видно. Ветер ударяет в грудь, швыряет в лицо пригоршни снега. Ноги скользят по обледеневшей палубе. Низко согнувшись, выставив вперед руки, Сергей бредет наугад.

— Наконец-то! — слышится возглас невидимого напарника. — Давай скорее. Я совсем в сосульку превратился.

Они стоят за небольшим брезентовым обвесом на носу корабля. Глаза Сергея понемногу привыкают к темноте. Теперь он различает припорошенную снегом палубу, а внизу за бортом темно-серую воду, рябую от более светлых полосок — барашков волн.

Доложив на ходовой мостик о смене вахты, матросы расстаются. Сергей остается один.

— Зорче смотреть! — звучит в наушниках голос вахтенного офицера.

— Есть! — откликается матрос. Сам усмехается. Легко сказать — «Зорче смотреть».

Корабль врезается в мутный мрак. Ветер сечет лицо. Слезятся глаза, и кажется, слезы замерзают на щеках. Мороз проникает и под тулуп, и в валенки. Мех шлема стал жестким и колючим.

С завистью думает Сергей о друзьях, оставшихся в кубрике. Им тепло, весело. А ты стой тут снежной бабой, один на один с ветром.

Мысли матроса уже далеко-далеко. Что там делают ребята в родном совхозе? Наверное, в клубе кино смотрят. Хотя нет. В том краю еще день. Его бригада работает в мастерской — тракторы чинит. И Галинка там. Чумазая, смешная, в широких замасленных штанах. И все равно красивая. Взглянет — смеяться от радости хочется. Что-то давно писем нет от нее… Кто в бригаде теперь? Осенью поредела она. С Сергеем из нее еще четверо одногодков служить ушли. Весь поселок провожал. Навсегда Сергею запомнилось, как Галинка, не таясь, пришла к нему, сама уложила его вещевой мешок. И впервые она поцеловала Сергея на глазах заплаканной и изумленной матери…

Вздыхает матрос. А на сердце теплеет. Вспоминает друзей, с которыми расстался на призывном пункте. Где они? Может, водят танки. Может, притаились в пограничном секрете или дежурят у пультов грозных ракет, устремленных в небо. Друзья его, как и он, всматриваются в непроглядную тьму. Их тысячи — настороженных, зорких, готовых ко всему. Они стоят на посту, чтобы могла спокойно трудиться Галинка, ее подруги и товарищи, весь народ наш.

— Зорче смотреть!

Хлопья снега бьют в лицо. Матрос рукавицей трет глаза. Он должен смотреть, должен все видеть. На него надеется командир, направляющий ход корабля, надеются боевые друзья — те, кто обливается потом у жарких котлов и турбин, и те, кто отдыхает после утомительной вахты.

Немеют щеки и губы. Спрятаться бы за обвес. Хотя бы на минутку укрыться от свирепого ветра. Нельзя!

Что-то черное, круглое мелькнуло впереди. Или почудилось? Но онемевшие губы уже произносят в микрофон:

— Прямо по курсу — плавающая мина!

Затряслась под ногами палуба. Это машины пустили враздрай. Накренился корабль — так круто переложили руль. Скорее, скорее! Ну что они там медлят с поворотом?

Черное пятно колышется на воде. Оно все ближе, ближе…

Коснется борта — конец. И первым взлетит на воздух он, Сергей: ведь он стоит на самом носу корабля. Ноги сами срываются с места. С трудом удерживается матрос. Удары сердца заглушают свист ветра.

Пошарив под ногами, он находит футшток — длинный тонкий шест — и целится им в страшное пятно. Он остановит мину, отведет ее от борта. Конечно, она может взорваться от прикосновения шеста. Тогда Сергею не уцелеть. Но корабль будет спасен…

От топота ног гремит стальная палуба. Это товарищи занимают места по тревоге. Сергей не один. Рядом друзья.

Вспыхивает прожектор. Ослепительный голубой луч бежит по воде. Вот он ткнулся в подозрительный предмет, вцепился в него.

Выпуклый лоснящийся холмик вдруг шевельнулся, вскинул круглую кошачью голову. Испуганные глаза уставились на свет.

Нерпа!

Остолбенел матрос. Вот проклятая! Со злостью он замахивается футштоком. Гладко омытая льдина, на которой лежит животное, уже возле самого борта. В этот миг из-под брюха нерпы выползает белый комочек и тоже смотрит на корабль глазками-бусинками.

Дрогнула рука матроса. Задержав занесенный для удара шест, он бросает его на палубу.

Скользнув вперед, гаснет голубой луч. Вновь наступает темнота и воет встречный ветер.

За спиной смех. Это товарищи смеются над Сергеем. Еще бы! Нет чтобы доложить: «Вижу неизвестный предмет», а сразу бухнул такое… Всех всполошил!

И вдруг Сергей слышит глуховатый голос старшины Михайлова:

— Зря хохочете. Молодец Сивцов: в такой темноте увидел…

— Да, но что увидел? Хороша «плавающая мина»!

— А вы думаете, если бы мы на льдину напоролись, весело было? То-то! А что тревогу напрасно сыграли, не такая уж беда. Лишняя тревога матросу не во вред.

Матросы расходятся с полубака. Покашливая, уходит старшина. Сергей пристально вглядывается в темноту. Ему кажется, что ночь посветлела: сейчас он отчетливо все видит. А в наушниках шлема по-прежнему звучит привычное:

— Зорче смотреть!