«Если», 2000 № 04


Шон Уильямс, Саймон Браун
МАСКАРАД У АГАМЕМНОНА


Вскоре после того, как ахейский флот вошел в периферическую область системы Илиона, его внешние сенсоры зафиксировали некое из ряда вон выходящее явление, расцененное их интел-матрицей как необъяснимое и неприемлемое. В самой гуще флота буквально из ниоткуда появилась сова. Облетев вокруг флота трижды (и трижды заслонив собой далекий огонек — солнце системы Илиона), птица решительно взяла курс на «Микены» — собственный корабль предводителя ахейских мужей. Казалось, сова сейчас разобьет голову о корпус корабля… но вдруг ослепительно блеснул синий свет, и крылатое создание исчезло.

Тут же сову заметили внутренние сенсоры, доложив, что пернатое существо носится по обширным коридорам и залам «Микен», то воспаряя к потолку, то пикируя вниз. Матрицы сенсоров собрались было пробить тревогу, но получили команду «сверху»: препятствовать сове возбраняется, ибо перед ними вестница богини Афины.

Спустя несколько секунд сова была уже у цели — в покоях Агамемнона, верховного капитана ахейского флота. О том, что последовало далее, исторические анналы умалчивают, но еще через час Агамемнон объявил команде, что желает устроить грандиозный бал.

Жена капитана, Клитемнестра, ничуть не удивилась: ее капризный и своевольный, как малое дитя, супруг прямо-таки обожал всякие забавы. Про себя она подумала, что бал — это уже слишком, но перечить мужу не стала: она любила Агамемнона и старалась ему потакать.

Вскоре подготовка к балу уже шла полным ходом. По другим кораблям были разосланы мазерограммы о том, что всем капитанам надлежит прибыть к Агамемнону на гранд-маскарад.

— Лучше б твой брат размышлял, как одолеть нам троянцев, — сказала Елена своему мужу Менелаю.

Капитан «Спарты» скривился. Он не терпел, когда критиковали его старшего брата, но в данный конкретный момент был склонен согласиться с женой. На бал Агамемнона уйдет масса времени и сил — времени и сил, которые следовало бы потратить на планирование штурма Илиона, родины троянцев.

— Быть на балу повелел он всем капитанам и женам их тоже. Лучше пойти, чем перечить безумцу.

— Но почему маскарад? Совсем заигрался твой братец. Ох, помяни мое слово, весь вечер придется нам Нестора слушать.

— Нестор — старейший из нас и мудрейший речами.

— Самый занудноречистый, ты хочешь сказать. Ой, Менелайчик, — надулась Елена, — знал бы ты, как мне туда неохота…

Втайне Менелай разделял мнение жены, но не позволил себе одобрить его вслух.

К балу Ахилл выковал для своего друга Патрокла серебряный шлем. Увидев подарок, Патрокл рассыпался в благодарностях — шлем получился редкостной красоты. Тогда Ахилл показал ему шлем, в котором намеревался отправиться на бал сам. К удивлению Патрокла, шлему были похожи, как две капли воды.

— Что ты задумал, Ахилл? Верно, хочешь, чтоб мы на празднике братьев играли? Я понял?

Ахилл рассмеялся:

— Нет, драгоценный Патрокл, мы сыграем себя — пару воистину нежных влюбленных. Шлемы есть символ сего, но не сводится к символу дело.

Патрокл в недоумении посмотрел на друга. Ахилл расхохотался еще громче:

— Ростом, сложеньем и ликом с тобою мы схожи. В этих же шлемах и в неукрашенных медных доспехах, что на моем корабле все корабельщики носят, не отличит нас никто друг от друга.

— Это такая игра?

Пожав плечами, Ахилл осторожно надел один из шлемов на голову Патрокла. Затем опустил забрало, так что остались видны лишь глаза и рот.

— Повеселимся же, друг мой. Пусть наша игра будет под стать Агамемнона хитрым причудам, — Ахилл надел свой шлем и тоже опустил забрало. — Так превращаемся мы в наши тени. Ведомо только богам, что за тайны подслушать сумеют две эфемерные тени на маскараде владыки ахейцев!

— Тайны?

— Слыхивал я, Агамемнон сюрприз нам готовит. Гостя позвал он.

— Гостя?

— Троянца.

Его подлинное имя было Берналь, но АльтерЭго настойчиво звал его Парисом.

— Привыкай. На время бала тебе придется принять это имя — так угодно хозяевам.

— А зачем? Хоть бы объяснили, зачем, — ворчал Берналь. Когда ты крепко пристегнут ремнями к гравикреслу твоего крохотного корабля, заняться совершенно нечем — остается лишь ворчать да жаловаться. С кораблем АльтерЭго управлялся единолично; Берналь же путешествовал на правах багажа.

— Вероятно, это как-то связано с тем фактом, что все послания, поступившие от наших гостей, подписаны «Агамемнон».

— Верховный капитан ахейского флота. Бред!

— Фыркай, сколько хочешь, Парис, но мы о них почти ничего не знаем, и я бы посоветовал тебе воспринимать их серьезно. Для твоей же пользы.

— Скажи еще: «Для пользы всего Сирруса».

Берналь отфокусировал телескоп — единственный из бортовых приборов, предназначенный для наблюдения человеческим глазом. Его установили специально для Берналя. Родную планету он уже потерял из виду — как-никак, сорок миллиардов километров осталось позади, — но солнце системы (желтый карлик Анатолия) все еще было ярчайшим из небесных тел. Ну а Сиррус должен находиться в радиусе нескольких угловых секунд от Анатолии.

— По дому скучаешь? — спросил АльтерЭго.

— Скорее, психую, — ответил Берналь. — Когда в последний раз сиррусяне улетали в такую даль?

Берналь мог бы поклясться, что услышал, как гудят мозги АльтерЭго, хотя и знал, что ни один орган ИскИна гудеть не способен.

— Двести двадцать семь лет назад. Геолог и старатель Грениг. Последнее сообщение с ее корабля поступило, когда он находился на расстоянии сорока трех миллиардов каэм. С тех пор о ней ничего не известно.

— И никто не полетел ей вслед?

— Даже в те времена, когда космические перелеты осуществлялись гораздо активнее, чем сейчас, лишь два-три корабля были способны достичь места, откуда она отправила свое последнее сообщение. Да и то месяцев через шесть — слишком поздно. Скорее всего, на борту произошла авария. А может, Грениг покончила самоубийством, не выдержав одиночества.

— Ну хорошо, на кой черт ты меня, собственно, разбудил? — спросил Берналь, еле сдерживая раздражение.

— Я направил телескоп на некий объект, который тебе, полагаю, будет интересно увидеть.

— Не тяни. Что это было?

— К счастью, я предусмотрительно сохранил в памяти ряд изображений, зафиксированных в течение последних трех дней, так что мне удалось создать довольно увлекательный голографический…

— Есть что показать — показывай! — рявкнул Берналь.

В полуметре перед лицом Берналя скрестилось несколько тоненьких лазерных лучей. Вначале они сплелись в неказистый белый кокон. Спустя секунду возникло трехмерное изображение — что-то вроде тернового венца.

— Интересно, он большой?

— Судя по показаниям сенсоров, масса объекта составляет семь миллионов тонн.

Берналь удивился — по первому впечатлению «венец» показался ему совсем крохотным. Но тут же вспомнил, что, по словам АльтерЭго, на создание удовлетворительного трехмерного изображения ушло три дня — немалый срок для такого мощного компьютера.

— Как ты сказал, какие там у него размеры?

— О размерах я еще не говорил. Полагаю, радиус — около восьмидесяти километров.

— Боже! Это что, ахейский корабль?

— Я придерживаюсь следующего мнения: будь это один из кораблей, весь их флот уже несколько лет различали бы с Сирруса. Следовательно, это и есть флот, состоящий из отдельных, соединенных между собой компонентов.

Берналь уставился на голограмму:

— Можешь вычленить какие-нибудь повторяющиеся формы? Блоки?

— На этот вопрос я и надеялся, — Берналь отчетливо расслышал в голосе ИскИна самодовольные нотки. — Собственно, потому я тебя и разбудил.

Голограмма морфировала, превратившись в нечто, более напоминающее обычный звездолет. Берналь рассмотрел объект внимательнее. Да, звездолет — только весьма странный.

— Где-то я нечто подобное уже видел… но где?

— Полагаю, мне удалось кое-что установить, — заявил АльтерЭго.

— Благодаря дедуктивной логике, легкому наитию и материалам Центрального Сиррусского Архива… Гляди, что будет, если удалить с ахейского корабля новейший слой обшивки, соединительные решетки и некоторые дисперсоры внешней энергии.

На месте первоначального объекта повисло нечто, раз в десять меньшее. Изучив новинку, Берналь наконец сообразил:

— Не может быть!

В ответ АльтерЭго только загудел.

— Зонд фон Неймана… — осознав, что влечет за собой это открытие, Берналь потрясенно замолк.

— Таков был и мой вывод, — согласился АльтерЭго, наложив поверх первой голограммы еще одну — синий контур, точно повторяющий форму ахейского артефакта. — Эта диаграмма из древнейших в Сиррусской библиотеке файлов. Как ты, несомненно, видишь, это один из первоначальных чертежей, по которым зонды фон Неймана строились в 2090-м году.

Берналь присвистнул:

— Пять тысяч лет! Это же первые земные корабли, которые достигли звезд!

— И в своих генохранилищах они везли предков всех людей, населяющих ныне данный сектор спирального рукава Галактики… — АльтерЭго сделал краткую, но многозначительную паузу. — Включая твой народ.

* * *

На стенах-переборках квадратного, сильно смахивающего на пещеру пиршественного зала «Микен» были изображены циклопические архитектурные сооружения: серые крепостные стены — где булыжные, где составленные из каменных плит; арочные ворота, увенчанные тяжеловесной скульптурной композицией из двух львов и миносской колонны; массивная гробница в форме улья, сложенная из того же камня, что и стены.

По залу фланировали десятки капитанов с женами или любовницами. Все были разряжены в пух и прах: мужчины — в начищенных панцирях и высоких шлемах, украшенных конскими хвостами или султанами из орлиных перьев, женщины — в длинных туниках, обшитых золотыми нитями, в янтарных и лазуритовых бусах.

Среди своих капитанов бродил Агамемнон, каждого приветствуя отдельно, для всех находя лестные слова. Рассердился он лишь при виде двух молодых людей, лица которых скрывали серебряные шлемы. Ну конечно же, Ахилл и Патрокл! Агамемнон заставил себя улыбнуться, сделав вид, будто оценил шутку, и направился дальше — здороваться, улещивать дорогих гостей сладкими словами. Клитемнестра также выполняла долг хозяйки. Она порхала от одной женщины к другой, рассыпая комплименты нарядам и прическам.

Вскоре из общей толпы стали выделяться маленькие группки. Формировались они вокруг самых достославных капитанов. Наибольшей популярностью пользовались Агамемнон и его брат Менелай; но иные роились вокруг Ахилла с Патроклом. Свой круг поклонников был у таких героев, как Диомед, исполин Аякс, Нестор и Идоменей. А поодаль, даже не стремясь приблизиться к остальным, стоял некий капитан, рядом с которым не оказалось ни души: ни друзей, ни прихлебателей, ни женщины.

Одиссей, прислонившись к стене, с кривой усмешкой разглядывал собравшихся. Ему нравилось наблюдать, как бахвалятся знаменитые капитаны, как мнимо-панибратски общаются они между собой и как перешептываются, отпуская оскорбительные замечания в адрес закадычных друзей. Но не меньше его развлекали и выходки всякой мелкой шушеры, которая из кожи вон лезла, чтобы развлечь своих патронов и пробиться в элиту флота.

Тут Одиссей отвлекся, ибо на его плечо уселась сова.

— Гость прибыл, — возвестила она. — Его корабль готов к стыковке. Он прилетел с другом.

— С другом? — переспросил Одиссей. — Трое было велено прислать лишь одного человека.

— Его друг не человек, — отвечала сова. — Это искусственный интеллект. Мне стало о нем известно, лишь когда он установил связь с навигационным компьютером.

— Ты предупредила Агамемнона?

— Пока нет.

— Тогда лети к нему. Пусть поприветствует Париса лично.

Берналь выругался, когда АльтерЭго начал, как сам выразился, «вносить легкие коррективы» в курс корабля при заходе на стыковку. Корабль резко дернулся, кувыркнулся, затем вновь дернулся в противоположном направлении и наконец сбросил скорость, изрыгнув пламя из боковых дюз. Только теперь Берналь оценил, как удачно началось его путешествие навстречу ахейскому флоту: плавно разогнавшись, его корабль покинул орбиту Сирруса и, двигаясь столь же размеренно, три недели бороздил космос. И вот теперь — эта жуткая тряска, от которой у Берналя все кишки перепутались.

Он уже собрался было спросить АльтерЭго, когда тот наконец на-маневрируется всласть, но тут послышался глухой удар, и Берналя швырнуло вперед. К счастью, ремни гравикресла выдержали.

Затем Берналь ощутил нечто новое.

— Гравитация, — сообразил он. — Ахейские корабли не просто скреплены между собой. Вся эта штукенция еще и вращается.

— Прибыли, — спокойно объявил АльтерЭго.

— Кажется, у меня сейчас отвалится голова.

— Это от напряжения, Парис. Когда встанешь на ноги, все будет в порядке.

— Скафандр надеть?

— Не стоит. Мы состыковались с шлюзом. Как только установится необходимое давление, ты сможешь войти и поприветствовать хозяев.

— Возьми сначала пробы местного воздуха.

— Уже. Азотно-кислородная смесь. Кислорода многовато, но никаких сюрпризов. Доля рассеянных газов крайне незначительна. На шлюз подано давление. Открыть люк?

— Меня кто-нибудь ждет?

— В шлюзовой — нет. Подожди, сейчас свяжусь с бортовым компьютером ахейцев.

Берналь расстегнул ремни, осторожно выбрался из скафандра жизнеобеспечения, который всю дорогу снабжал его пищей, удалял экскременты, регулярно подкармливал организм витаминами и кальцием, а также электростимулировал мускулы. Тем временем АльтерЭго сообщил, что по ту сторону шлюза его ожидает торжественная встреча.

— А спросить, кто там меня торжественно встречает, ты не додумался?

АльтерЭго отчетливо вздохнул:

— Агамемнон, верховный капитан ахейского флота, с супругой Клитемнестрой, его брат Менелай, капитан «Спарты» с супругой Еленой, а также Одиссей, капитан «Итаки».

Берналь зажмурился:

— Полный идиотизм!

— Парис, они ждут.

Кивнув, Берналь надел комбинезон. Прикрепил на грудь металлическую бляху с изображением Великой Печати Сирруса; к разъему на стержне, торчавшему из комбинезона на спине, прикрепил тонкий проводок, который, в свою очередь, включался в гнездо на пятом позвонке. Слегка постучал по бляхе:

— Ты здесь, старина?

«Душой, если не телом», — телепатически отозвался АльтерЭго.

Застегнув комбинезон, Берналь подошел к люку.

— Сезам, откройся, — заявил он, тщетно пытаясь подавить страх.

Когда створки шлюза начали открываться, Агамемнон попытался принять царственную позу. Клитемнестра заботливо положила руку ему на плечо, готовясь сдержать супруга, если тот вздумает кинуться навстречу троянскому гостю и, по своему обыкновению, радушно облапить его по-медвежьи. Вообще-то Клитемнестре нравилась склонность Агамемнона к спонтанным знакам гостеприимства, но она понимала, что от такого радушия Парис, чего доброго, лишится ума со страху.

Последний люк с шипением откинулся, и перед ахейцами появилась тощая, невысокая фигура. Нервно улыбнувшись, незнакомец протянул вперед руку.

— Приветствую вас, ахейские мужи. Я Парис… э-э-э… с «Трои».

«Боги, как можно — он же какой-то бесполый!» — тут же воскликнула про себя Клитемнестра. Покосившись на Елену, она удостоверилась, что та тоже обескуражена… но и заинтригована.

Агамемнон решительно подошел к гостю и, взяв его руку в свои лапищи, энергично потряс.

— Друг мой, войди на «Микены» — ты станешь желанным здесь гостем! — взревел верховный капитан. Волоча Париса за собой, он быстро представил ему остальных. Парис пожал всем руки.

Нет, не бесполый, решила Клитемнестра. Мужчина — правда, недоразвитый.

Обняв одной рукой тощие плечи Париса, Агамемнон повлек его по коридору.

— Жаждут увидеть тебя и мои капитаны, — заявил он. — Ждут они в зале «Микен», где уж накрыты столы, — Агамемнон обернулся к Клитемнестре. Та передала ему маску, которую верховный капитан вручил Парису. — Вот, надевай — таков на маскараде обычай, — пояснил Агамемнон.

Троянец внимательно рассмотрел маску, изображавшую яблоко, пронзенное стрелой. Помедлив, нацепил. Агамемнон закрыл свое лицо абстрактным щитком из листового золота и жестом приказал всем надеть маски.

Клитемнестра в костюме лебедя последовала за Агамемноном и гостем. За ними потянулись стоически невозмутимый Менелай с бычьими рогами на голове и усмехающийся чему-то своему Одиссей в маске, на которой были изображены звезды. К немалому удивлению Клитемнестры, Елена, наряженная кошкой (чего от нее еще ждать-то?), вырвавшись вперед, догнала Париса.

— Странствие ваше, наверно, утомительным было и долгим? — спросила она.

Парис нервно улыбнулся.

— Большую часть времени я проспал, госпожа, так что ничуть не утомился.

— О, как я рада, ведь, значит, сможете вы танцевать!

Агамемнон рокочуще захохотал.

— Мы, ахейцы, превыше всего уважаем искусные танцы!

— И войны, — мрачно процедил Менелай полушепотом, так что его слышала одна лишь Клитемнестра.

Сердце Берналя билось так часто, что он всерьез опасался упасть в обморок.

Первое, что он увидел, едва перешагнув порог шлюзовой камеры и поздоровавшись, это огромного мужчину, который вприпрыжку несся прямо на него. Собрав в кулак резервы храбрости, о наличии которых он прежде и не подозревал, Берналь приготовился к гибели — но вместо этого ему пожали руку (сдавили, точно прессом).

Впервые увидев ахейца, Берналь решил немедленно ретироваться на свой корабль. Но из железных пальцев вырваться было невозможно.

Создание отличалось невероятной величиной: двухметровый рост, потрясающий размах плеч. Он объявил себя Агамемноном. Голос у него оказался такой громкий и низкий, что у Берналя заныли зубы. Затем его познакомили с целой ордой других гигантов и потащили по узкому коридору, где два человека едва могли протиснуться. Он поймал себя на том, что не может отвести глаз от лица верховного капитана, дивясь его симметричности и цветовой гамме: щеки и губы — ярко-алые, длинные волосы и борода — угольно-черные, кожа — белее снега. Берналь испытал облегчение, когда хозяева надели маски, скрыв свои гротескные черты.

Также Берналь не мог не обратить внимания на запах, исходивший от ахейца: не сказать, чтобы неприятный, но очень сильный и чрезвычайно… мужской. Немного погодя он различил и другой аромат, являвшийся полной противоположностью первого: сладкий, как благоухание едва поспевших фруктов. Обернувшись, он обнаружил, что его догоняет женщина, которая назвалась Еленой. Она была ниже Агамемнона, но все равно сантиметров на десять выше Берналя. Гибкая фигура; длинные золотистые волосы так блестели, точно и впрямь были из драгоценного металла. Кошачья маска не столько скрывала, сколько выгодно подчеркивала ее черты. Когда она говорила, серебристые усы плясали в воздухе, и это буквально завораживало.

Елена спросила его о путешествии; Берналь, хотя голова у него шла кругом, попытался ответить учтиво. Елена еще что-то сказала, Агамемнон вставил свою реплику, но Берналя отвлек телепатический голос АльтерЭго.

«Парис, наши хозяева не дышат».

Когда Парис и те, кто ходил его встречать, появились в зале, Ахилл раздраженно встрепенулся. С уходом Агамемнона молодой герой оказался в центре внимания, что ему весьма польстило; теперь же вновь придется довольствоваться статусом «героя номер два» (или даже «номер три», если троянский посол превзойдет его в воинской мощи).

Однако, разглядев гостя, Ахилл вздохнул спокойно.

В дверях стоял крохотный человечек, весь какой-то заморенный и бледный. Этот — как бишь там его? — Парис был похож на призрака. Причем не из тех, которые внушают страх. Просто дух печального, одинокого ребенка, скучающего по своим друзьям.

Оскалив зубы в улыбке, Ахилл уступил свое место Патроклу и начал пробиваться через толпу, чтобы поприветствовать гостя.

— Повеселел ты изрядно, мой мальчик, я вижу, — заметил ему вслед Нестор. Престарелый воин сидел за столом и чистил ногти кинжалом. Его лицо скрывала маска голубя. — Мудр царь Приам: глупца не пошлет он с посольством. Поосторожней будь с этим Парисом, послушайся старца.

Отмахнувшись от Нестора и старательно пытаясь подавить снедающие душу необъяснимые предчувствия беды, Ахилл двинулся дальше.

— Господи ты Боже мой, — простонал Берналь, опускаясь на стул, который пододвинула ему Клитемнестра после того, как ритуал знакомства с капитанами завершился. Ахилл, Диомед, Аякс — капитан того, капитан сего… Легендарные имена, монументальные лица и тела словно бы наваливались на него безжалостной тяжестью. Маски лишь усиливали фальшь их черт: карикатурных, преувеличенных, уместных, скорее, в музее восковых фигур. То, что ахейцы не таковы, какими выглядят, Берналя ничуть не удивляло — разве может оказаться подлинной такая абсурдная внешность? Когда АльтерЭго, исследовав ахейцев всеми доступными ему методами, заключил: «Они не дышат», Берналь понял, что не зря с самого начала почувствовал себя на «Микенах» неуютно. Но как им, собственно, удается обходиться без воздуха? Возможно, внешние покровы их тел — на самом деле скафандры жизнеобеспечения? Может быть, над ними потрудились умелые биоинженеры или евгеники? Или перед ним просто оборотни-инопланетяне?

Зато маски, доспехи мужчин и пышные одежды женщин показались Берналю великолепными. Куда ни глянь — сплошные шедевры. В волосах сверкали бриллианты, трепетали перья экзотических птиц, а в прическе одной эксцентричной дамы — даже миниатюрные растения. Очевидно, ахейцы не жалели времени, сил и фантазии на украшения — да и на развлечения, рассудил Берналь, наблюдая за маскарадом.

Столы были уставлены блюдами с жареными кабанами, козами и львами, а также незнакомыми Берналю овощами. Еда, в отличие от хозяев, выглядела вполне натурально, и Берналь сглотнул слюну. Вокруг, театрально жестикулируя, оглушительно хохоча и перекрикиваясь, толпились гиганты.

«Сил моих нет!» — взмолился он, обращаясь телепатически к АльтерЭго.

«Еще не время, — отрезал ИскИн. — Потерпи до конца пира. Уходить раньше невежливо — и наверняка опасно».

«Меня возьмут в плен?»

«Хуже — они могут оскорбиться. Вообрази, что случится, если армия этих тварей атакует Сиррус в отместку за твои дурные манеры?»

Берналь застонал. Чтобы вообразить такое, особой фантазии не требовалось. Под звуки чрезвычайно воинственного гимна, который затянули Ахилл и его парни в том углу зала, Берналь поклялся, что постарается избежать каких бы то ни было дипломатических инцидентов.

«Они еще не сказали, чего им от нас надо».

«Возможно, им будет достаточно твоей благодарности, — отчитал его АльтерЭго. — Так что будь веселей, Парис. Унылый гость — обида хозяевам».

Перед Берналем возник кубок с ярко-малиновым вином. Отхлебнув глоток, он скривился — на вкус вино ничем не отличалось от рециклированной кораблем воды с небольшой добавкой спирта. Пирующие передавали друг другу блюдо со сладковато пахнущим жарким. Берналь схватил кусок мяса и вновь скривился: горячий жир обжигал пальцы. У мяса оказался загадочный, почти пикантный привкус просроченного «универсального бортового пайка».

— Надеюсь, по вкусу вам яства ахейские? — раздалось у него над ухом.

Нервно встрепенувшись, он чуть не зацепился краем своей маски за маску Елены. Кошачьи усы пощекотали его шею.

— О да, очень.

— После трапезы сытной мудрые речи услышим, затем же музыкой слух усладят нам, — произнесла она. Глаза у нее были влажные-влаж-ные и отражали буквально каждый фотон падающего на них света.

— Великолепно, — кивнул он, гадая, что делать с куском неудобоваримого мяса. Наверно, придется съесть, а то мало ли…

— Мы, ахейцы, превыше всего уважаем искусные танцы! — повторила Елена слова Агамемнона; но по ее интонации было ясно, что она имела в виду нечто совсем иное.

* * *

Когда трубные звуки рога умолкли, Агамемнон встал на стул и начал говорить речь. Клитемнестра неотрывно смотрела на него, улыбаясь собравшимся, боковым зрением отмечая, кто слушает, а кто лишь прикидывается. Она знала, что ее муж порой бывает напыщенным занудой — да и сказать ему, как правило, нечего, — но намерения у него благие. В душе он добряк, каких мало. Клитемнестра постаралась запомнить лица скучающих; позже им придется несладко.

Среди них оказался и Ахилл. Молодой Ахилл — всякой бочке затычка. Редкостный храбрец и силач, великий воин — но, о боги, какой легкомысленный и глупый. Точно молодой волк, которому ужасно хочется вызвать на бой вожака стаи, только духу пока не хватает. Вот он и переминается с ноги на ногу за спиной Агамемнона, ожидая шанса стать из второго первым.

Но таким замечательным вождем, как Агамемнон, Ахиллу никогда не быть. Уж Клитемнестра-то знает. Муж — прекрасный лидер. И все это поймут, как только он решит троянский вопрос.

Верховный капитан, исчерпав свой словарный запас, умолк. Ему неистово захлопали. Троянец Парис состроил гримасу: шум его явно раздражал. Елена, перегнувшись, что-то шепнула ему на ухо. Парис ошарашенно вздрогнул, но тут же догадался улыбнуться. Клитемнестра нахмурилась. Вот ведь гадкая девка! Одно дело — крутить шашни с любовниками в какой-нибудь казарменной кладовке, вдали от чужих глаз и ушей, но здесь, в нескольких метрах от собственного мужа… Дело пахнет ужасным скандалом.

И на кого же она положила глаз! На троянца! Одной Афине ведомо, что в нем нашла Елена.

Рога взревели вновь, объявляя, что начинается следующая часть маскарада. Появился квартет музыкантов и, споро настроившись, заиграл. Столы моментально отодвинули к стенам, освобождая место для танцев. Агамемнон, картинно взмахнув шлемом, спрыгнул со стула и обнял жену за талию. Клитемнестра радостно чмокнула его в щеку, уже ощущая всем телом ритм танца. Всюду, куда ни глянь, пары спешили пробиться на середину зала. Слышался топот ног и мелодичный смех женщин.

Они начали танцевать. Точнее, вальсировать.

— Исторически неверно, — пробормотал Берналь.

— Простите? — Елена чуть ли не приникла ухом к его губам. Берналь утонул в волнах ее аромата. Кожа Елены под руками Берналя была теплой и мягкой — невероятно теплой и мягкой. Вблизи он заметил, что ее грудь действительно неподвижна — если бы Елена дышала, она бы вздымалась и опускалась. И все равно ахеянка была обольстительна. «Если бы не этот крикливый макияж…» — подумал Берналь.

И тут же осознал: это не макияж. Кожа Елены на самом деле такого оттенка. И ее ресницы, и губы…

— Ох, будь она настоящей… — вздохнул Берналь.

— Сделала больно я вам? — спросила Елена, чуть-чуть отстранившись.

— Ничуть! — на объятия Елены Берналь реагировал, как деревянный истукан, и она это почувствовала. Берналь попытался сказать что-нибудь учтивое. — Просто для меня это все… как-то слишком… — высвободив руку, он обвел жестом зал. — Я буквально потрясен.

— Значит, в славной Трое не так?

— Да, у нас все несколько по-другому.

Елена кивнула:

— Я бы хотела увидеть преславную Трою, — ее глаза сияли. Как показалось Берналю, в них мелькнул озорной огонек. — Как вы считаете, это возможно?

Оркестр заиграл быстрее, и Берналю почудилось, будто его затягивает в настоящий водоворот из рук и ног, стремительно мелькающих в незнакомом танце. В непосредственной близости от Елены (куда уж непосредственнее, ибо она прижимала Берналя к себе, слегка надавливая ладонями на его ягодицы) он чувствовал себя крайне неуютно. Но самое ужасное, что Агамемнон, его капитаны и их партнерши экстатически выплясывали совсем рядом, едва не задевая Берналя — того гляди, собьют с ног и раздавят, как котенка. Берналь поминутно вздрагивал и в конце концов предпочел зажмуриться, препоручив заботы о своей безопасности Елене. Если и она его не убережет, что ж… По крайней мере, смерть будет мгновенной.

«АльтерЭго, я тебя умоляю»…

«Прежде мы должны узнать, чего они хотят от Сирруса. Зачем, по-твоему, мы сюда прилетели? Нельзя уходить, не разобравшись в проблеме. Так что возьми себя в руки. И гляди в оба: возможно, с тобой захотят связаться приватно. Есть вероятность, что маскарад — отвлекающий маневр, маска, скрывающая пока неведомую нам правду. Если Агамемнон не захочет с нами разговаривать, возможно, найдутся другие желающие».

Внезапно Елена повлекла его куда-то, с грацией лани лавируя между беснующимися ахейцами. Берналь изумленно вскрикнул. Елена притянула его к себе.

— Пойдем, — прошептали ее губы.

— Елена, я…

— Не волнуйся: я вижу, что танцы тебе не особо приятны. Место я знаю одно — там тебе точно будет уютней.

Одиссей удовлетворенно кивнул, когда парочка выскользнула из зала, почти никем не замеченная: как-никак, бал был в самом разгаре. И тут прямо над ухом Одиссея раздалось хлопанье крыльев — это вернулась сова. Птица самодовольно заухала, также одобряя развитие событий.

— Вот лукавая тварь, а? — обронил Одиссей.

— Менелай видит, — сова нашла глазами капитана «Спарты», который как раз начал осматриваться в поисках жены — и узрел ее уже в дверях. С гостем.

Менелай помрачнел.

— Интересно, он за ними погонится? — вытянул шею Одиссей.

Капитан «Спарты» взмахнул рукой, и на его зов явился Диомед в маске из слоновой кости, изображавшей череп. Пошептавшись с Менелаем, Диомед покинул зал. Спартанец грузно опустился на стул, злобно сверкая глазами, затем широко улыбнулся слуге, предложившему вновь наполнить кубок.

— Дело в шлеме, — рассудила сова.

— Куда она его поведет?

— Я подумала: пусть сама решает. Она заслуживает некоторой самостоятельности.

— Да и я тоже, — Одиссей встал, поправляя панцирь. — Умираю от любопытства.

— Вечный охотник.

— Что ж, я был создан по твоему подобию.

— Именно, именно, — птица нежно потеребила клювом его ухо. — Хорошо, иди за ними и проследи, чтобы все было в порядке.

— Да, богиня.

Открыв дверь, Елена впихнула троянца в темную и тесную каюту первым — и не преминула отметить, что Парис испуганно замешкался. Боги, какой робкий — не чета мужчинам, к которым привыкла Елена. Оглянувшись, Елена переступила порог и захлопнула дверь. Тут же вспыхнул белый свет, буквально излучающий холод.

— Что это за чер… — изумленно огляделся Парис.

— Вот наконец мы одни, — произнесла Елена, хватая его за руки и притягивая к себе. Парис не сопротивлялся, но и особенного энтузиазма не проявлял — эх, а она-то надеялась…

— Но…

— Надеюсь, по вкусу тебе привычные эти покои? — пластиковые переборки и обитую синтетическими тканями мебель поврежденного троянского корабля, который они выловили в космосе, Елена находила отвратительно-блеклыми, но она рассудила, что в родной обстановке Парис почувствует себя более непринужденно. К тому же небольшая каюта создавала ощущение камерности. Здесь имелись две кушетки, на которые у Елены были грандиозные планы.

Она принялась ласкать его руки и предплечья. Кожа у него была загрубевшая, выдубленная солнцем, которого Елена никогда не видела. Несмотря на свой рост и сложение, он, несомненно, принадлежал к мужскому полу. Ей безумно захотелось поцеловать его — этого странного недомерка с чужой планеты.

— Да, — произнес он, — я…

— Не ты, а я. Как я тебе? Ответь, не стесняйся, мой милый, — Елена прижала Париса к себе, и ему волей-неволей пришлось на нее взглянуть. Одной рукой она гладила его колючее, коротко остриженное темя, а другой взяла Париса за подбородок, заставив задрать голову и заглянуть ей в глаза. От белого света Парис нервно щурился. Он задергался в ее объятиях — от страсти, предположила она, сразу видно, что парень на подъем тяжел, зато силен и ненасытен. — Что же, тебе я по вкусу, Парис светлоликий?

«АльтерЭго!» — Берналь неистово вырывался, но у Елены была железная хватка. Уставившись в ее разинутый рот, Берналь на миг испугался, что она проглотит его целиком. Затем его словно ударили по губам бревном — то был поцелуй Елены… «Нет, уж лучше бы съела», — простонал Берналь про себя.

«Я идентифицировал корабль, — сообщил АльтерЭго. — Это «Аполлон», судно, на котором Грендиг отправилась в свое последнее путешествие».

«Черт, опять греческие мотивы!»

«На сей раз аллюзия косвенная. Судно было названо в честь кораблей, которые совершали полеты между древней Землей и ее спутником».

Берналь почувствовал у себя во рту нечто постороннее. Очевидно, это была далеко не капсула с тайным посланием.

«В данный момент я ничем не могу облегчить твою участь, Парис. Послушай моего совета, попробуй получить удовольствие. В конце концов, это будет вполне естественная реакция на данный раздражитель».

Паника придала Берналю сил, и он умудрился вывернуться из объятий женщины. Но всего на миг. С озорной улыбкой она схватила его за плечи обеими руками. Он пустился было бежать, но подол ее легкой туники обвился вокруг щиколоток Берналя. Он рухнул, надавив спиной на дверь — та раскрылась, и Берналь вывалился в коридор. Елена с победным визгом выскочила вслед.

Они начали кататься по полу коридора, переплетаясь руками и ногами. Елена атаковала Берналя сверху — ловко, как дикая кошка. Уворачиваясь от очередного поцелуя, Берналь перекатился на спину и, подняв глаза, встретился взглядом с вооруженным ахейцем.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Неизвестно, кто из них был более ошарашен.

— Вижу ль Париса я в этом нелепом задоре? — выдохнул ахеец.

Елена привстала, толкнув при этом Берналя так, что он вновь распластался на полу. Кошачья маска съехала набок, обнажая виновато рдеющее лицо.

— Ты, Диомед?

На неказистой физиономии воина выразилось глубокое потрясение.

— Госпожа…

— О, Диомед, не спеши…

Елена принялась распутывать платье, накрепко связавшее ее и Берналя. Диомед попятился, освобождая ей место. Когда же Елена, покачиваясь, встала на ноги, Диомед развернулся и убежал. «Испугался, что Елена за него примется?» — предположил Берналь.

Вполголоса выругавшись, Елена погналась за воином с громкими криками:

— Стой, Диомед! Стой же, дай мне хоть слово промолвить!

Итак, Берналь внезапно остался один. Сорвав с лица маску, он швырнул ее в угол каюты, затем, закрыв лицо руками, попытался не размышлять о том, что натворил. Экспедиция с самого начала была сплошной цепочкой неудач. Пытался-пытался избежать дипломатических инцидентов — а что толку? Но ведь не он виноват! Это над ним гнусно надругались! Какой он преступник — он жертва! Однако Берналь понимал, что Менелай, муж Елены, взглянет на происшедшее под совсем иным углом зрения. Надо бежать, а то будет еще хуже. Несомненно, любое из этих существ способно переломить ему хребет одним пальцем.

— АльтерЭго…

Не успев докончить фразу, Берналь умолк: ибо совсем рядом что-то зашевелилось. Шелест ткани. Шаги…

Берналь вскочил:

— Кто там?

На свет вышел еще один исполин-ахеец. Из-под его маски — черной, усеянной созвездиями — раздался саркастический смешок.

— Чем же ты столь огорчен, Парис? Или мне следует называть тебя Берналем, раз уж мы одни? — ахеец снял маску, открыв ухмыляющееся лицо.

— Одиссей? — отпрянул Берналь. Лицо капитана «Итаки» почему-то напугало его еще сильнее, чем огромный бронзовый меч, висевший у Одиссея на поясе. — Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, кто ты и откуда. Тебя это удивляет?

— А мне уже казалось, что у вас тут нет ни одного хотя бы относительно нормального человека… Вы все меня разыгрываете?

— Нет, Берналь. Ситуация чертовски серьезная, как все на войне.

— Война? Но послушайте, это просто недоразумение, честно, это не то, что вы подумали…

— Что я подумал, не имеет никакого значения. Важно то, что подумает Менелай и что решит Агамемнон. Почетный гость соблазнил жену одного из славнейших капитанов! Свояченицу самого предводителя ахейского войска! Разве она могла добровольно пойти на такую измену? Проще напасть на вас — прежде, чем вы нападете на нас.

— Зачем нам нападать? У нас и кораблей-то нет — мы поставили крест на космических исследованиях, после того как исчерпали запасы руд на астероидах. На Сиррусе царит мир. У нас осталась лишь горстка катеров и буксиров: они очищают космос от мусора. Любое ваше судно без труда разделается со всем нашим флотом.

— Но вас гораздо больше, и ресурсы у вас не в пример богаче, — возразил Одиссей. — Это будет захватывающая битва между двумя несхожими равными. Славы хватит обеим сторонам.

— Именно это меня и пугает! — от страха за свой народ у Берналя по спине пробежали раскаленные мурашки. — К черту славу! Слишком уж опасно за ней гоняться!

— А жить вообще опасно, Парис. Ищете ли вы славы или нет — уже неважно. Она грядет. Ахейцы и Троя вступят между собой в войну из-за женщины по имени Елена. Так угодно богине Афине, и я, слуга Афины, должен этому способствовать. Война — наше предназначение. У каждого из нас есть роль. Ты, Парис, как и Елена, непременно сыграешь свою.

Теперь же я должен пойти помочь Агамемнону. Несомненно, его суд будет скорым.

С этими словами ахеец величаво удалился по коридору.

Берналь обреченно привалился к переборке:

— Они следуют сюжету, — проговорил он. — Они пытаются воплотить в жизнь «Илиаду»! Здесь и сейчас! Они думают, будто все это было на самом деле!

«Похоже на то», — согласился АльтерЭго.

От ужаса и тревоги Берналь лишился последних сил:

— Ты бы лучше подумал, как меня отсюда вытащить.

«Это не так-то просто. Шлюз, ведущий к нашему кораблю, заперт. Его может открыть лишь кто-то из ахейцев».

— Доверяться этим чокнутым лицедеям? Ей-богу, может, мне лучше прогрызть зубами дыру в корпусе «Микен»?

«Попроси помощи у Елены», — посоветовал АльтерЭго.

— Нет! Если она будет следовать сюжету, то захочет отправиться со мной — тогда Сиррус точно погибнет! Неужели нет другого выхода? Как, по-твоему, корабль Грениг может летать?

«Маловероятно. Но я попытаюсь исследовать «Аполлон» повнимательнее, посмотрю, насколько прочно он соединен с «Микенами». Возможно, через навигационный линк «Микен» удастся связаться с бортовым компьютером «Аполлона», если тот еще функционирует».

— Действуй, — распорядился Берналь и покинул каюту. Ему уже представлялось, что по коридорам в его сторону, потрясая листообразными мечами, несутся орды греков с перьями на шлемах.

«Одно только не дает мне покоя, Берналь. К чему весь этот балаган? Невероятные затраты энергии ради достижения чрезвычайно банальной цели. Также имеется ряд странных мелких деталей. Древние греки не танцевали вальс. Они ничуть не отличались от обычных представителей вида хомо сапиенс — более того, по земным меркам были, скорее, малорослы. И я совершенно уверен, что их корабли не бороздили космос, пробираясь от звезды к звезде».

— Возможно, нам следует отыскать богиню, о которой говорил Одиссей, — предположил Берналь. — Если кто и знает разгадку, так это Афина.

«В подобные моменты, — заметил АльтерЭго, — я горько жалею, что придерживаюсь атеистических убеждений».

У дверей зала Елена замешкалась. Звуков праздника больше не было слышно. Высунув свой безупречный носик из-за дверного косяка, она с ужасом увидела, как Диомед докладывает о том, что случилось, ее мужу Менелаю.

Елена зажмурилась и глубоко призадумалась.

Ахилл злорадно ухмыльнулся, когда благородная ахейская жена, растрепанная, в растерзанных одеждах, неверной походкой вошла в зал и бросилась своему супругу в ноги, умоляя о прощении. На нее напали, утверждала она. Троянец — настоящее чудовище, и сильнее, чем кажется: она еле отбилась. Если бы Диомед не отвлек злодея, ее непременно постигла бы та участь, что страшнее самой смерти.

По залу раскатились крики возмущения. Ахилл недовольно скривился. Ему было доподлинно известно: все ахейцы знают, как щедро дарит свои ласки Елена всякому встречному и поперечному, так к чему же эти игры в лицемерие? Впрочем, какой дурак решится открыть глаза Менелаю?

Тем временем капитан «Спарты», весь дергаясь от своего легендарного гнева, помог жене встать и утер с ее заплаканного лица слезы.

— Так отомстим за бесчестье мы силой оружья! — вскричал Менелай.

— Верно сказано, брат! — согласился Агамемнон. — Иначе всех наших жен украдут, мы ж и глазом моргнуть не успеем!

— С той, что прекрасней любой из ахеянок, начал поганый троянец! — воскликнул Менелай, но, ощутив на себе тяжелый взгляд Клитемнестры, поправился:

— С той, что прекраснее всех, кроме самой прекрасной.

— Если сейчас уж троянцы воруют жен наших милых, что будет дальше? — возопил Агамемнон, вскочив на стул и потрясая кулаками в воздухе. — Так отошлем шелудивого пса к его родичам мерзким — с передовыми отрядами нашего флота!

Призыв к оружию был встречен радостными кликами. Ахилл стоял в стороне с безучастной миной, про себя негодуя, что Агамемнон затеял войну из-за мелочной ревности своего братца. Но в то же время молодой герой знал: все это подстроено. Как бы тихо ни вел себя в тот день троянец, результат был бы тот же. Агамемнон уже давно жаждал битвы, как застоявшийся конь — тут-то и подвернулись троянцы.

Ахилл не присоединился к кровожадной толпе, которая с ревом помчалась к месту, где в последний раз видели троянца, а деловито выскользнул в другую дверь. Молодой герой предпочитал охотиться в одиночку. Следуя за толпой, славы не найдешь, а ведь слава, в конечном итоге, решает все.

* * *

Берналь пробирался по коридору на цыпочках, изо всех сил стараясь не шуметь.

Ну как? — прошептал он.

«Пока никак, — ответил АльтерЭго. — Большая часть файлов на диске выгорела от космического излучения. Я установил, что «Аполлон» погиб в результате взрыва реактора и дрейфовал в космосе, постепенно удаляясь от Сирруса, пока не был обнаружен ахейцами приблизительно шестьдесят три года назад. На борту нашли останки Грениг. Их дальнейшую судьбу мне даже противно себе воображать. А еще я кое-что узнал о Грениг: она всерьез увлекалась классикой. В инвентаризационной описи «Аполлона» значатся копии нескольких древних книг. В том числе — сам понимаешь какой».

— «Илиады»?

«Верно. Нам эти подробности сейчас ни к чему, и все же занятно… Ты спрашивал, может ли корабль Грениг летать. Меня смущают некоторые технические сложности — к примеру, тот факт, что «Аполлон» частично демонтирован».

Послышались шаги. Берналь распластался по стене. Впереди из-за угла показалась одинокая фигура — воин в серебряном шлеме.

Берналь узнал Ахилла — и тут у него появилась мысль. Если кого из ахейцев и можно убедить пойти против предводителя, так это Ахилла. В подлинной «Илиаде» этот персонаж, завистливый и обидчивый, постоянно ставил свои желания выше интересов товарищей.

— Сюда! — прошипел Берналь.

«Серебряный шлем» обернулся на звук, приседая в боевой стойке. Берналь поднял руки:

— Я безоружен!

Воин приблизился.

— Мне нужна твоя помощь, — начал Берналь. И, когда стало ясно, что Ахилл не спешит рубить его мечом, продолжил: — Агамемнон решил затеять войну между твоим и моим народами. Из меня он решил сделать козла отпущения, чтобы свалить на меня вину. Но мы с тобой оба знаем, что геройство ложью не купишь, верно? Пора открыть остальным правду! Однако сначала… — собравшись с духом, Берналь притронулся к массивной руке воина. Бицепсы Ахилла были тверды, как железо. — Сначала, прошу тебя, помоги мне бежать. Шлюз моего корабля заперт, без тебя мне его не открыть.

Воин задумался. У Берналя перехватило дух. Молчание длилось целую вечность, и Берналь уже начал бояться, что упустил единственный шанс на спасение, что сейчас Ахилл пронзит его мечом и потащит волоком, как убитого фазана, на потеху своим друзьям-гигантам.

И тут, когда Берналь уже ни на что не надеялся, серебряный шлем кивнул.

Берналь, не стесняясь, испустил шумный вздох облегчения. Схватив обеими руками свободную ладонь воина, он радостно пожал ее.

— Полагаю, ты знаешь дорогу?

Еще один кивок.

— Я пойду за тобой след в след.

Величественный воин молча повел Берналя по коридорам к шлюзовым камерам.

* * *

Одиссей с неудовольствием глядел на «охотников», вернувшихся в зал без добычи. Любой дурак мог бы предугадать, что троянец не станет сидеть в каюте на разбитом космическом корабле — любой дурак, но не эти пьяные идиоты. Загуляв на маскараде, они лишились последнего ума.

— Срочно обыщем «Микены»! — вскричал он. — Парис не сбежит, если к шлюзам его не допустим!

Взревели рога, собравшиеся вновь вскричали «ура». На сей раз к толпе, вопя «Крови! Крови!», присоединился и сам Агамемнон. Свой недопитый кубок он картинно выплеснул в жаровню с горящими угольями. Клитемнестра насмешливо выгнула бровь, но удерживать мужа не стала. Одиссей на миг перехватил взгляд Елены: трудно было сказать, чего больше было в ее глазах — страха или недоумения. Похоже, заклятие Афины выветривается, подумалось Одиссею. Что теперь Елена думает о своем экзотическом кавалере? Расхотелось ли ей убегать с ним? Жалеет ли она, что Диомед расстроил свидание? Или гадает, как ее угораздило изменить мужу?

Как знать, как знать… Незаметно отстав от толпы, Одиссей попросил у Афины даровать ему силу и терпение. Ахейцы слишком уж гремели и орали — так любую добычу спугнуть недолго. Охотник Одиссей знал, что во время погони главное — бесшумность и хитрость. Какая разница, где сейчас троянец! Куда он направляется, вот в чем вопрос! Париса несложно будет направить в место, где толпа его перехватит.

Одиссей повернулся на пятках — его плащ захлопал на сквозняке, как крылья — и углубился в лабиринты коридоров, выслеживая добычу.

«Я всесторонне исследовал проблему происхождения ахейского корабля-флота и, по-моему, нащупал разгадку», — внезапно произнес АльтерЭго. Берналь от неожиданности подпрыгнул.

— Ну и? — шепотом спросил он, не спуская глаз со спины Ахилла. Они огибали по краю просторный зал, от которого было уже недалеко до шлюзов и входа в его корабль.

«Зонды фон Неймана были отправлены в космос несколько тысячелетий назад с поручением исследовать галактику и разнести по ней семена земной жизни, по дороге создавая себе подобных. К нашему времени они, должно быть, избороздили галактику из конца в конец. Поскольку на их борту нет живых существ, они используют сверхсветовые гиперпространственные двигатели. Очевидно, сейчас их миллионы и миллионы — на всякую звезду свои. Но чем они занимаются сейчас, когда каждая звезда исследована, а каждая планета засеяна семенами жизни? Размножаться и странствовать — вот цель, на которую они запрограммированы. Должно быть, некоторые из них взяли курс на соседние галактики, но большинство превратилось в скитальцев. Блуждая в космосе, они ищут места, где формируются новые звезды — или просто бесцельно болтаются в пространстве. Возможно, несколько таких зондов встретились и объединились, слив воедино свои ресурсы, чтобы скоротать одиночество».

— Разве они разумные? — насколько помнил Берналь, первые зонды фон Неймана умели разве что распределять новооткрытые планеты по двум категориям: «перспективное людское поселение» и «источник сырья». Детские игрушки по сравнению с электронным товарищем Берналя, который даже в беседе позволял себе почти человеческие интонации.

«Поодиночке — нет. Возможно, зонды сами научились объединять интеллектуальные способности, образуя в компании со своими коллегами коллективные разумы, а эти примитивные ИскИны, в конце концов, достигли критической массы, позволяющей перейти к оригинальному, творческому мышлению».

— Тогда зачем им понадобился корабль Грениг? Авария случилась много лет назад. Почему они не использовали его как вторсырье?

«Возможно, они сочли, что некоторые его элементы стоит сохранить, — задумчиво произнес АльтерЭго. Хотя все это не объясняет того, что происходит сейчас».

Ахилл остановился. Берналь чуть не налетел на него. Воин обернулся. Приложил к губам палец.

Берналь выглянул из-за плеча Ахилла. Перед ними простирался прямой коридор, упирающийся в шлюзы. Идеальное место для засады. Спасительный люк был так близко… и очень далеко.

Ахилл склонил голову набок, прислушиваясь. Что именно его насторожило, Берналь так и не понял, но внезапно воин рванулся вперед, держа меч наготове. Берналь поспешил было за ним — и чуть не выпрыгнул из своей кожи, когда громовой голос за спиной скомандовал:

— Стой!

Берналь рванулся вперед. Ахилл уже приложил ладонь к сенсорной панели замка. Зазвенели защелки, замерцали индикаторы. Серебряный шлем удовлетворенно взмахнул султаном — затем глаза в прорези встревоженно сощурились: Ахилл увидел Берналя и то, что происходило за его спиной.

Берналь оглянулся. Почувствовал на своем плече пальцы Одиссея

— великий охотник нагнал его! Берналь оттолкнулся от пола обеими ногами и прыгнул вперед — рука Одиссея схватила в горсть воздух. Гигант раздосадованно хмыкнул и затопал по проходу. И тут навстречу ему, обнажив меч, выступил Ахилл.

— Глупец! — Одиссей размахнулся мечом. В шлюзовой ослепительно засверкали клинки. Берналь пополз к люку. Сшибаясь, мечи звенели, как колокола, рассыпая гроздья искр. Пол прогибался под ступнями исполинов. Соперники гортанно ругались. Воздух полнился запахом дерущихся зверей.

Впереди гостеприимно зиял распахнутый люк. Пригнув голову, Берналь ринулся к нему. Однако не успел он дотронуться рукой до порога, как перед ним возникло омерзительное чудовище: когти, зубы, хлещущие по воздуху крылья. Мерзкая тварь воинственно вопила. Берналь подался назад, прикрывая руками глаза. На него пикировала большая сова: с острым, как бритва, клювом и огромными, совершенно безумными глазами!

«Эврика! — вскричал АльтерЭго. — Богиня — это коллективный разум зондов фон Неймана!»

— Афина? — недоверчиво вопросил Берналь.

Сова истерически завизжала, и звон мечей смолк. Берналь обернулся посмотреть, что случилось. Оказалось, Одиссей не выдержал натиска противника. Ахилл заставил его преклонить одно колено и триумфально занес над ним меч.

Но Одиссей оправился от удара неожиданно и скоро. Перекатившись, он увернулся от клинка Ахилла и нанес ответный удар мечом: снизу вверх, с небывалой силой и проворством. Ахилл даже не понял, что произошло. Мощь удара была такова, что его подбросило на фут вверх. Серебряный шлем, слетев с головы павшего героя, вознесся к потолку, тело же рухнуло на пол, издав неожиданно музыкальный звон, ничуть не похожий на глухой звук падения мертвой плоти.

Одиссей потрясенно отшатнулся, с ужасом всматриваясь в лицо бывшего товарища по оружию, погибшего от его руки. Меч выскользнул из его пальцев.

Но вместо крови с меча сыпалась одна лишь пыль. В груди убитого зияла дыра с голову младенца. Дыра с ужасающей определенностью свидетельствовала, что внутри у ахейца не было ровным счетом ничего. Он представлял собой всего лишь пустую оболочку.

Зато пыль, ссыпаясь с меча, самостоятельно двигалась — жила своей собственной жизнью. Наномашины — сообразил, содрогнувшись, Берналь. Ахейцы оказались абсолютно искусственными существами. Тонкая оболочка, состоящая из наномашин, а внутри — пустота.

Но их самих этот факт, похоже, ничуть не смущал.

— Если Афина — коллективный разум зондов фон Неймана, — обратился Берналь к АльтерЭго, — а ахейцы — всего лишь роботы, созданные и запрограммированные Афиной, как они могут ссориться и драться между собой?

«Подобный разум способен действовать, как цельное существо, но изначально он не был задуман, как функциональное единство. Соответственно, многие его элементы сохраняют свою автономию. Либо мы видим здесь конфликт между разными компонентами разума, либо они запрограммированы на поведение по образцу своих литературных прототипов».

В коридоре послышался топот множества ног.

— Одиссей! — вскричал кто-то. — Что ты содеял?

В шлюзовой зал ворвалась группа воинов. Увидев убитого товарища и стоящего подле на коленях Одиссея, они замерли, уставившись на это печальное зрелище. Берналь прижался к стене у люка, пытаясь съежиться в комочек.

Еще один воин протолкался вперед.

— Что такое? Поймали?..

Тут новоприбывший осекся. Снял с головы шлем, неотличимый от шлема Ахилла.

— Патрокл! — в отчаянии возопил новоприбывший и рухнул на тело убитого.

Берналя прошиб озноб. Он догадался, что произошло: одного героя приняли за другого, и это повлекло за собой трагические последствия. Вновь все, как в «Илиаде». Неужели это тоже подстроила богиня? Предусмотрена ли сценарием смерть соратника Ахилла от руки Одиссея?

Обнимая убитого друга, Ахилл поднял на Одиссея глаза, налиИЗге лютой ненавистью.

— Стой, Ахилл, не спеши! — обратился к нему Одиссей. — Помогал убежать он троянцу. Я же хотел задержать их, ибо так повелел Агамемнон.

— Что Агамемнон? — злобно оскалился Ахилл. — Убийца Патрокла, прощайся с жизнью своею убогой — тебя зарублю я на месте!

Обезумевший от горя Ахилл вскочил и выхватил меч. Одиссей тоже взялся за оружие, опасливо отступая.

За спиной у Берналя раздалось встревоженное уханье. Он пригнулся — и вовремя: над его головой промелькнула сова. Воплощенная богиня Афина летела прямо на Ахилла. С яростным кличем молодой герой замахнулся на нее мечом, защищаясь. Прочие воины испуганно разбежались.

Тем временем шлюз остался без охраны. Берналь стремительно юркнул в него. Последнее, что он увидел в щели закрывающегося люка, врезалось в его память навечно: двое античных героев сражались на мечах в шлюзовом зале космического корабля, а сверху на них, едва не задевая крыльями, пикировало воплощение богини Афины.

— Одно слово: греки, — сплюнул он.

Не дожидаясь, пока Берналь добежит до рубки, АльтерЭго задал кораблю программу «Экстренный отлет» — и Берналь, даже не успев за что-нибудь ухватиться, начал летать между переборками, отскакивая от них рикошетом, как теннисный мячик. Но, против своего обыкновения, не жаловался.

Дорикошетившись до своего гравикресла, он долго переводил дух — и, наконец, задумался о том, что же теперь будет. От размышлений его отвлек голос АльтерЭго. Поскольку теперь Берналь вернулся на свой корабль, ИскИн обратился к нему уже не телепатически, а обычным образом — через динамик.

— Возможно, тебе будет любопытно узнать, что Афина создала ахейцев по иллюстрациям в «Илиаде», принадлежавшей Грениг. То была копия книги, напечатанной много тысячелетий назад. На иллюстрациях — выполненных, если я не ошибаюсь, в технике ксилографии — древние греки изображались в виде людей невероятно высокого роста и крепкого сложения, с идеализированными чертами лица. Естественно, разум зондов принял эти картинки за чистую монету и скопировал в точности.

— То же самое с едой, — заметил Берналь. — Выглядела она красиво, но на вкус ничем не отличалась от пайков с корабля Грениг.

— Теперь понятно, почему они танцевали вальс. То, что нельзя было выяснить по иллюстрациям, им приходилось додумывать. Импровизировать. А сами персонажи были строго запрограммированы на исполнение своих ролей в этой истории.

— Все, кроме Одиссея, — произнес Берналь. — По-моему, он понимал, что происходит.

— Возможно, на него была возложена функция ретранслятора воли Афины: на тот случай, если вмешательство извне окажется менее эффективным, чем действия конкретного человека.

— Но зачем? — поскреб Берналь в затылке. — Какая Афине — коллективному разуму — от всего этого польза?

— Вопрос сложный.

— Но у тебя есть гипотеза? — спросил Берналь, поскольку голос АльтерЭго звучал подозрительно самодовольно.

— Есть. Единственный смысл существования зондов фон Неймана — это предназначение, заложенное в них авторами изначальных программ: открывать новые планеты и засевать их семенами жизни. Затем зонды, пообщавшись друг с другом, пришли к выводу, что задача выполнена. Возникла необходимость найти новую. Их базы данных были крайне скудными: только информация, необходимая для изучения и классификации планет. Решить, что делать дальше, они не могли — не было данных. Не было альтернатив.

— Но вот они обнаружили «Аполлон», — догадался Берналь.

— Вот именно, — согласился АльтерЭго. — И Афина наконец-то нашла себе дело.

— Потому что вся информация о жизни человеческого общества, которой она располагала, сводилась преимущественно к «Илиаде»?

— Да.

Берналь вздохнул. Теперь его жизнь и жизнь Сирруса превратилась в сплошной кошмар.

— Неважно, как там у Агамемнона со свободой воли — он все равно разозлился. На то, что склока с Ахиллом отвлечет его от войны, надеяться нельзя. Все будут искать козлов отпущения — и выбор падет на нас. Надо что-то делать… — внезапно его осенило. — Погоди! Ты все еще подключен к «Аполлону» через навигационный компьютер «Микен»?

— Пока Афина не опомнится — да, подключен. Я могу забраться в самые глубины интел-матрицы «Микен». А что ты, собственно, задумал?

Вместо пояснений Берналь прошипел:

— Дай мне скорее список старинных книг из библиотеки Грениг.


* * *

Каких только ни бывает на свете войн! Эта оборвалась, не успев толком начаться. Спустя несколько часов после того, как АльтерЭго скормил интел-матрице «Микен» — и огромному массиву знаний, олицетворенному в Афине — некую информацию, ахейский флот, дотоле спешивший на всех парах к Сиррусу, резко сбавил ход.

— Перегруппировались. Отказались от боевого построения, — доложил АльтерЭго.

Берналь нервно заерзал в своем скафандре жизнеобеспечения. Кораблю было приказано стремительно лететь домой при малейшем проявлении враждебности со стороны противника.

— Значит, они нашли новую цель?

— Я забил в текст координаты всех белых карликов в этой области галактики. Этого должно хватить. Не стоит связывать их по рукам и ногам. Какая радость от приключения, если у тебя нет свободы воли?

— Да я не против! Пусть берут столько свободы, сколько хотят — лишь бы нас не трогали.

Два часа спустя, когда Берналь уже собирался погрузиться в анабиоз, АльтерЭго сообщил, что ахейский флот изменил курс и теперь направляется в противоположную от Сирруса сторону.

— А нас вызывают по мазеру.

— Кто?

— Разум, который мы называем Афиной.

— И чего она хочет?

— Спроси.

Берналь включил передатчик.

— Берналь слушает, — произнес он.

Голос, ответивший ему с борта бывшего ахейского «корабля-флота», Берналь узнал мгновенно. Одиссей.

— Мы получили посланную вами информацию, — сообщил бывший капитан «Итаки». — Я детально изучил текст. Он нам очень нравится. Для похода такого типа мы приспособлены не в пример лучше.

— Значит, пора прощаться.

— Да. Спасибо за помощь.

— Не стоит благодарности, — ответил Берналь учтивой полуложью. Тем не менее он поймал себя на том, что ему даже немножко грустно расставаться с зондами. — Береги себя, Одиссей. Доброй охоты.

После краткой заминки голос ответил:

— Зовите меня Измаил[1].


Перевела с английского Светлана СИЛАКОВА

Дэвид Марусек
ЗНАЮ Я ВАС…

В 2019 году АПГ («Ассоциация прикладного гуманизма», предлагающая работодателям высококвалифицированных специалистов самых разных профессий) завершила строительство первой из Жилых Башен, призванных решить вопрос с расселением неуклонно растущих людских ресурсов Ассоциации. Со стороны АПГЖБ-1 напоминает гигантское, трехкилометровой высоты яйцо в фарфоровой рюмочке. Оно возвышается над лиловыми псевдосоевыми полями северной Индианы, и его отлично видно как из Чикаго, так и из Индианаполиса. Поговаривают, что жилой комплекс АП Г создает вокруг себя гравитационное поле. А именно: если вас вышвырнут с работы, то вы не свалитесь на дно общества, но, все еще судорожно сжимая в руках шляпу, портфель, фондовые опционы и график зависимости будущей пенсии от стажа, полетите куда-то вбок, на тот конец страны — в АПГЖБ-1.

Лето, 2062 г.


Зоранна сидела в отдельном вагоне Текучки, летящем под канзасскими равнинами со скоростью тысяча километров в час, смотрела видеофильм и хрустела солеными крендельками… Всего четыре часа назад, в Сан-Франциско, она дала своему дому последние инструкции и перевела его в режим «отпуск». Затем швырнула в чемодан вечернее платье, купальник и махровое полотенце. Неохотно сняла с себя Гончика (так звался личный ИскИн, выполненный в виде пояса) и повесила в шкаф, торжественно поклявшись при этом, что ровно три недели не будет заниматься ничем, даже отдаленно напоминающим работу. Планы у нее были следующие: навестить сестру в Индиане, выбрать новую шляпку в Бухаресте, поваляться на пляже на Лазурном Берегу — и ничего кроме. Однако уже в следующую секунду Зоранна нарушила клятву, решив взять с собой Жучка — модуль, выданный ей для бета-тестирования.

— Где вы родились? — спросил Жучок писклявым голоском.

Созерцая очередной кренделек, перед тем как положить в рот, Зоранна лениво задумалась, почему некоторые вопросы Жучок задает по много раз кряду. Очевидно, дело в его алгоритме импринтинга.

— Запиши в блокнот, — распорядилась она. — «Утомительные повторы».

— Записал, — отозвался Жучок. — Где вы родились?

— А ты как думаешь?

— Буффало, штат Нью-Йорк, — отрапортовал Жучок.

— Отлично.

— Дата рождения?

Зоранна вздохнула:

— 12 августа 1961 года. Вот что, Жучок, почему бы тебе не взять эту информацию из общественных архивов?

— Вам нравится тембр голоса Жучка? — спросила машина. — Может быть, вам по вкусу более высокий или более низкий? — вопрос повторился несколько раз: тенором, баритоном и басом.

— Жучок, я тебе напрямик скажу: меня твой голос бесит в любом варианте.

— Какой ваш любимый цвет?

— Никакой.

— Вчера вашим любимым цветом был нежно-розовый.

— Ну хорошо, а сегодня — клюквенно-красный.

Миниатюрный зануда временно заткнулся, подключая и сопоставляя библиотеки цветовых оттенков. Зоранна попыталась вернуться к просмотру фильма, но обнаружила, что совершенно запуталась в сюжете.

— Вам звонят, — оповестил Жучок. — Тед Чэмберс из «Дженерал-Гениус».

Зоранна встрепенулась, пригладила рукой волосы:

— Включи.

В воздухе перед ней повисло миниатюрное трехмерное изображение Теда, сидящего, закинув ноги на стол. Тед был весьма хорош собой, и Зоранну время от времени посещало желание пригласить его куда-нибудь, но ей никак не удавалось перехватить его в момент междубрачия. К тому времени, когда ее ушей достигала весть о его разрыве с очередной пассией, Тед уже успевал влюбиться вновь. Из-за этих фиаско Зоранна уже начинала сомневаться в своих профессиональных качествах, хотя весь мир знал ее как блестящего следователя. Зоранна даже подумывала приставить к Теду Гончика, дабы вычислить идеальный момент для атаки.

Увидев ее, Тед с улыбкой спросил:

— Привет, Зо, как там малыш?

— С ума меня сводит, — выпалила Зоранна. — Скажи-ка, Тед, когда должны кончиться эти инквизиторские допросы?

Тед спустил ноги на пол:

— А что, импринтинг все еще тянется? Сколько у тебя новый ИскИн? — покосившись на дисплей, Тед сам ответил на свой вопрос:

— Двадцать два дня. Рекорд, — вскочив, он начал расхаживать из угла в угол, периодически скрываясь за границами кадра.

— Тед, я серьезно, — продолжала Зоранна. — Некоторые мужья — и то меньше со мной прожили.

Тед плюхнулся в кресло.

— Мне очень жаль, что мы не можем продолжать испытания, но, увы, их решено отменить. Пожалуйста, верни нам модуль… — он вновь покосился на дисплей, — верни Жучка как можно скорее.

— Почему? Что случилось?

— Просто они хотят еще чуток его подшлифовать. — Тед растянул губы в своей первоклассной дежурной улыбке.

Зоранна покачала головой:

— Тед, такие масштабные полевые испытания без причины не отменяют.

Тед пожал плечами:

— Я тоже так думал, но мое дело сторона. Ну как, можешь вернуть его сегодня?

— На тот случай, если ты вдруг не заметил, — процедила Зоранна.

— Сейчас я нахожусь в трансконтинентальном вагоне Текучки, которым управляет Жучок. Гончика я оставила дома. Отдать Жучка я смогу не раньше, чем через три недели.

— Это нас не устраивает, Зо, — проговорил Тед, нахмурившись. — Но послушай: «Дженерал-Гениус» пришлет тебе абсолютно бесплатно модель «Дипломат-Люкс» с инсталлированным транспортным и телекоммуникационным софтом. Зверь, а не машина! Где ты будешь сегодня вечером?

Что-то тут было нечисто. «Дипломат» — флагманская модель концерна — был не по карману даже Зоранне.

— Я буду в АПГЖБ-24, — сообщила она Теду и, когда тот выгнул бровь, пояснила: — Там живет моя сестра.

— АПГЖБ-24. Заметано.

— Послушай-ка, Тед, не надо темнить. Если не хочешь, чтобы я рылась в вашем грязном белье, лучше скажи все начистоту.

— Поклянешься, что это останется между нами?

— Как бы не так! Я угробила на твои испытания двадцать два дня — и теперь все коту под хвост?

— А что если в дополнение к бесплатному поясу мы заключим с тобой тот же контракт на следующие испытания? Станешь нашим штатным журналистом. По рукам?

Зоранна передернула плечами. Тед вновь закинул ноги на стол.

— Зо, тут головы с плеч летят. В отделе разработки крупный скандал. Нам грозят судом. Мы уже начали сомневаться в самой идее снабжения сервопоясов искусственными личностями. По крайней мере, этой искусственной личностью!

— Почему? Чем она плоха?

— Слишком напориста. Слишком назойлива. Слишком деспотична. Это чудовище нельзя было выпускать из лаборатории. Скажи спасибо, что Жучок еще не созрел…

Разумеется, Тед преувеличивал. С Жучком хлопот не оберешься, тут Зоранна была согласна. Но чудовище? Однако ее радовала возможность отделаться от назойливого ИскИна, тем более в обмен на такой роскошный утешительный приз, как пояс класса «Дипломат». Пересадив в обновку своего Гончика, она наконец-то окажется в авангарде технического прогресса.

— Когда я вернусь, будь добр рассказать мне все подробно, но пока — давай считать, что мы договорились.

Когда Зоранна отключила видеофон, Жучок потребовал:

— Перечислите членов вашей семьи с указанием степени их родства.

Вагон начал замедлять ход, и Зоранна инстинктивно проверила, надежно ли пристегнута к креслу.

— Все уже умерли. Осталась только Нэнси.

Резко дернувшись, вагон влетел в отводную трубу, разобрался, где у него колеса, и затормозил. За окном засверкали огни. ВОКЗАЛ № 4, АПГЖБ-24, — прочла Зоранна на стене тоннеля.

— Назовите любимый цвет Нэнси?

— Все. Хватит. Больше никаких вопросов, Жучок. Ты слышал, что сказал Тед: тебя уволили. Пока я не отошлю тебя назад, давай сделаем вид, что ты просто тупой старинный сервопояс. Ничего больше не спрашивай. Понял?

— Так точно.

Зашипели пневматические шлюзы, выравнивая давление. Вагон замер, распахнул двери. Зоранна расстегнула ремни, достала из грузового отделения багаж. Немного замешкалась, проверяя, послушается ли ее Жучок. Тот молчал. Выйдя из вагона, Зоранна влилась в толпу приезжающих и отъезжающих — обитатели домов АПГ обычно добирались на работу Текучкой. Задрав голову, она взглянула вверх. Вокзал находился в обширном внутреннем дворе, со всех сторон опоясанном стенами башни. Пятьсот этажей: кишащие людьми магазины и рестораны, театры, сады, парки… Верхние уровни терялись в лучезарном тумане… Даже самой себе Зоранна стыдилась признаться, что не знает, какой любимый цвет ее сестры — и вообще ничего не может сказать о ее вкусах. Правда, она помнила, что Нэнси обожает красивые панорамы. Кстати, АПГЖБ славится видом из окон. Вечернее солнце, отраженное и увеличенное гигантскими зеркалами на крыше, ползет по стенам центрального двора вверх: закат задом наперед. Разбуженные его лучами, начинают светиться биолюмы на перилах и стенах. По висячим пешеходным мостикам на головокружительной высоте беспрестанно снуют люди. Здание-мегаполис буквально вибрирует от гула жизни.

Когда Нэнси переехала сюда, она была учительницей начальной школы. Несмотря на высокую цену, она арендовала номер почти на самой верхушке башни, так высоко, что с вокзала ее этаж вообще не виден. Но после указа об отмене размножения, принятого в 2033 году, надобность в учителях отпала, и Нэнси пришлось перебраться ниже, где жилье было дешевле. Затем, когда официально разрешили коммерческое производство клонов, Нэнси упала сразу на несколько десятков этажей.

— В прошлый мой приезд, — сказала Зоранна Жучку, — у Нэнси была минигабаритка на 103-м. Проверь по справочной.

— Нэнси живет на 40-П.

— 40-П?

— Сороковой подземный этаж. На тридцать пять уровней ниже вокзала.

— Не может быть!

Зоранна позволила волне пассажиров подхватить себя и повлечь к лифтам. Увы, время ее приезда совпало с часом-«пик», и теперь она была вынуждена тесниться в толпе усталых и голодных тружеников, отработавших смену. Все это были молодые люди — по большей части клоны, — одетые в серо-бурую униформу АПГ. Ни серый, ни бурый не входили в число любимых цветов Зоранны.

Как назло, весь ряд лифтов, предназначенных для подземных этажей, был отключен. Справочная посоветовала отправиться к лифтам Пятого вокзала (один километр на восток по пешеходным мостам), но Зоранна и так уже слишком устала.

— Жучок, — сказала она, указывая на лифты в соседнем ряду, — они везут вниз?

— Да.

— Отлично, — сказала она и, работая локтями, пробилась в ближайший. Кабина была так набита людьми, что двери, взывая о милосердии и умоляя пассажиров встать потеснее, закрылись лишь с третьего захода. На дисплее высветились цифры: номера затребованных пассажирами этажей, выстроенные в порядке очередности остановок. Тут Зоранна с ужасом поняла, что маршрут лифта определяется весьма демократично — в интересах большинства пассажиров. Но выходить было уже поздно. Ближайшая остановка — 63-й этаж. Затем 55-й, 203-й, 148-й и так далее. Ее этаж замыкал список.

«Жучок, это лифт Диксона!» — беззвучно проартикулировала она.

Вскоре Зоранне стало чудиться, будто время ползет, как черепаха, и ее бесконечный день еще больше растягивается всякий раз, когда лифт останавливается, чтобы выпустить или впустить пассажиров. На каждой остановке, с появлением новичков, список приоритетных этажей менялся, но 40-П упрямо оставался в самом хвосте. В Башне имелось пять видов лифтов. Диксоновский отлично подходил группам людей, направляющихся на популярные этажи. Но из всех, кто находился в кабине, в подземелье хотела ехать одна Зоранна. Кроме того, от постоянного ускорения (2,8 g, как-никак) у Зоранны заныло под ложечкой.

«Жучок, — проартикулировала она, — слетай домой и отопри мои архивы. Достань файл под названием «аневризма головного мозга» и перекачай в мозг лифта. Мы им сейчас устроим демократию».

«Этот файл просрочен, — вскоре произнес Жучок ей на ухо через имплант, еще более усиливший сходство его голоса с комариным писком. Я не могу снабжать общественный транспорт устаревшей информацией».

«Так замени дату более поздней».

«Это запрещено».

— Тут я решаю, что запрещено, а что — нет! — вскричала Зоранна, и пассажиры с удивлением воззрились на нее.

«Структура, не дозволяющая задавать вопросов, ограничивает мою эффективность», — пожаловался Жучок.

Зоранна вздохнула:

«Что ты хочешь узнать?»

«Следует ли мне перепрограммировать себя, чтобы я имел возможность отредактировать данный файл вышеупомянутым образом?»

«Нет, Жучок, некогда мне тебя перепрограммировать — да я и не умею».

«Следует ли мне самому перепрограммировать себя?»

Он что, и такое может? Тед ничего об этом не говорил… Возможно, какую-то рабочую подпрограмму забыли удалить.

«Да, Жучок, действуй».

На потолке замигала иконка «Инвалид». Лифт теперь не летел с этажа на этаж, а полз.

«Спасибо, Жучок. Так-то лучше».

Из угла раздался раздраженный голос джерри:

— Не лифт, а ленивец!

— Моя скорость не должна превышать пяти этажей в минуту, — ответил лифт.

Джерри, поднявшись на цыпочки, оглядел попутчиков.

— Ну, — спросил он, — кто этот дохляк?

Каждый принялся разглядывать своих соседей. В кабине стояли Мишели, дженни, пара джеромов и еще с полдюжины других фенотипов. Вскоре все уставились на Зоранну — она одна не была облачена в серо-бурую униформу.

— Извините, ради Бога, — произнесла она, прижав ладонь к виску. — У меня аневризма величиной с грейпфрут. Малейшее напряжение, и…

— Лечиться надо! — рявкнул джерри под одобрительный гул толпы.

— С удовольствием, — заулыбалась Зоранна. — Одолжите двадцать три тысячи кредиток?

Джерри хмыкнул и смерил Зоранну оценивающим взглядом.

— Милочка, если б ты тратила на здоровье половину того, что на финтифлюшки бросаешь, — прошипел он, — у тебя бы этой проблемы не было, а?

Джерри Зоранне никогда не нравились — та еще мразь. И действительно, из всех коммерческих типов именно джерри-клонов чаще всего приходилось забивать in vatero, учитывая их повышенную социопатию. Зато там, где требовались цепные псы, они не знали себе равных: основной контингент в десантных войсках Протектората составляли именно джерри. Этот, однако, служил охранником в оптовом торговом комплексе, о чем свидетельствовала нашивка «ГОНИМ-НЕ-ПУСКА-ЕМ» на его серой кепке.

— Ладно, куда едешь? — спросил он.

— 40-П, — услужливо сообщила она.

Сверившись с дисплеем, пассажиры буквально взвыли.

— С такой скоростью я до дома и за час не доеду, — заявил джерри.

— Еще раз извините, — защебетала Зоранна, — но все нижние лифты на ремонте. Тем не менее если все здесь согласятся сначала отвезти меня…

В лифте немедленно стало шумно: пассажиры нашептывали что-то своим поясам или нажимали кнопки.

— Правило отменяется, — объявил лифт. Но вместо того, чтобы направиться вниз, как предполагала Зоранна, он остановился на ближайшем этаже и распахнул двери. Люди торопливо покинули кабину. Зоранна мельком увидела роскошь 223-го этажа: блеск хрусталя и стекла, высокие арочные своды коридоров, вдали — круговые дорожки с толпами бегунов и конькобежцев. Какая-то евангелина, ласково и сочувственно взглянув на Зоранну своими карими щенячьими глазами, прикоснулась к ее руке и выскользнула наружу.

Однако джерри остался в кабине и удержал своих спутников — двоих Иванов.

— Пускай не думает, будто всех перемудрила, — заявил он.

— Скоро матч начнется, — возразил один из Иванов.

— Посмотрим его здесь, — отрезал джерри.

Иваны Зоранне нравились. Душевные люди, не то что джерри — правда, не всегда знаешь, чего от них ждать…

Многозначительно переглянувшись, иваны подхватили джерри под руки и силком выволокли из лифта.

Двери закрылись. Наконец-то оставшись одна, Зоранна с облегчением расправила плечи.

— А теперь, Жучок, — сказала она вслух, — решение принято единогласно. Так что удали файл о моей инвалидности и заплати сколько положено, чтобы спустить нас вниз без остановок.

Отключив тормоз, лифт упал примерно на двести шестьдесят этажей. У Зоранны зазвенело в ушах.

— Думаю, Жучок, ты кое-что узнал, — сказала она, имея в виду разные типы лифтов.

— Так точно, — отозвался Жучок. — Я узнал, что аневризма головного мозга развилась у вас в календарном возрасте пятидесяти двух лет и что с того времени вы дважды омолаживали головной и спинной мозг. Я узнал, что средний биовозраст ваших органов — тридцать пять лет. Старше всех — лимфатическая система: шестьдесят пять лет. Моложе всех — сердечно-сосудистая: двадцать пять лет.

— Ты залез в мою медицинскую карту?

— Так точно.

— Я тебе велела только один файл достать, а не все сразу!

— Вы велели мне отпереть ваши архивы. Задача Жучка — узнать вас поближе.

— Что ты еще прочел? — лифт плавно затормозил на 40-П и открыл двери.

— Я просмотрел ваши дневники и рабочие записи, собрание ваших статей, досье расследований, всю корреспонденцию, юридические документы, сведения о премиях и отзывах, несколько мультимедийных альбомов с выдержками из прессы, характеристики из учебных заведений. В данный момент исследую ссылки на вас в публичной сети.

Зоранна была в шоке. Однако она понимала, что впусти она Жучка в свои архивы раньше, он давно бы осуществил эту фазу импринтинга.

Следуя указаниям Жучка, она отправилась искать квартал Нэнси. На 40-П коридоры были окрашены в унылые цвета и озарены резким светом искусственных ламп: под землей биолюмы жить не могли. Ни прогулочных зон, ни парков, ни магазинов. Вентиляторы, снабжавшие этаж ледяным воздухом, не могли победить дух затхлости.

Оказавшись в коридоре Нэнси, Зоранна увидела, что одна из дверей открылась; из нее вышли два человека и направились навстречу Зоранне. Они двигались, характерно подволакивая ноги, как люди, вконец запустившие свой организм, и были одеты в темную, поношенную одежду. Когда они прошли мимо Зоранны, та увидела, что они плачут: слезы струями текли по их сморщенным щекам. С тревогой Зоранна отметила, что вышли они из квартиры ее сестры.

— Ты уверен, что нам сюда? — спросила она, замешкавшись перед дверью с табличкой: 40-П Г6879.

— Так точно, — отозвался Жучок.

Зоранна поправила прическу и одернула юбку.

— Дверь, сообщи, что я пришла.

— Будет сделано, — отозвалась дверь и отъехала в сторону.

На пороге, поддерживаемая алюминиевыми «ходунками», стояла Нэнси.

— Зо, милая! — произнесла она, протягивая сестре одну руку, а другой цепляясь за косяк, чтобы не упасть.

Перед тем как обнять младшую сестру, Зоранна на миг замялась, рассматривая ее. Нэнси вконец опустилась. Волосы поредели и поседели, в бледном лице — ни кровинки, а растолстела она минимум вдвое. Когда они поцеловались, Зоранна заметила, что от сестры пахнет не только духами с ароматом лилий, но и чем-то кислым.

— Вот уж сюрприз так сюрприз! — заговорила Нэнси. — Что же ты мне не сообщила, что приедешь?

— Я тебе сообщала. Несколько раз.

— Правда? Ты звонила? — опечалилась Нэнси. — Я же ему говорила, что домкомп барахлит, а он не поверил.

За спиной Нэнси возник респектабельный мужчина с огромной копной серебряных волос.

— Кто это? — вопросил он властным баритоном. Оглядел Зоранну.

— Полагаю, вы Зо, — провозгласил он. — Какое счастье!

Обойдя Нэнси, он крепко обнял Зоранну и запечатлел на ее щеке пылкий поцелуй. Незнакомец был выше ее на голову.

— Я Виктор. Виктор Воль. Заходите, пожалуйста. Ох, Нэнси, неужели твоя сестра так и будет стоять в коридоре? — и он увлек обеих женщин в квартиру.

Зоранна была готова увидеть небольшую комнату — но это была настоящая конура. А мебель? Зоранна предполагала, что сестра обходится находками с помоек. Но полная комната больничных коек?! Зоранне потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить увиденное. В гостиной площадью три на пять метров разместилось две дюжины кроватей: половина на полу, а остальные, перевернутые, на потолке. Только тут Зоранна поняла, что перед ней голограммы. Каждая кровать представляла собой отдельный «кадр», транслируемый из другого места. Кадры чуть-чуть накладывались друг на друга, образуя своеобразные «снежинки» из шести кроватей, на них лежали тяжелобольные. Гостиная не была освещена — только сквозь голограммы просачивался свет разномастных ламп. Настоящей мебели мало — какие-то шкафчики и стулья, придвинутые вплотную к стене. В углу стоял обшарпанный туалетный столик, превращенный в алтарь неведомого святого. Несколько свечек выхватывали из сумрака старинное плоское изображение рослого босоногого мужчины, закутанного с головы до ног в широкую рясу.

— Что здесь творится, Нэнси? — воскликнула Зоранна.

— Это моя работа, — гордо произнесла сестра.

— Прошу вас, — сказал Виктор, учтиво выпроваживая обеих за перегородку. — Давайте поговорим на кухне. Вы уже обедали, Зо?

— Да, спасибо, — ответила Зоранна, — я поела в дороге.

Ей пришлось пройти сквозь кровать, на которой корчился от боли неведомый мужчина; иначе на кухню никак нельзя было попасть.

— Извините, — проронила она. Похоже, он привык к подобному обращению, так как просто закрыл глаза, пропуская ее.

Кухня представляла собой всего лишь часть гостиной, отгороженную шкафами и стойкой. Там тоже не обошлось без койки, но лежавший на ней седой старик с разинутым ртом то ли спал, то ли находился в коме.

— Думаю, Эдварду какое-то время будет не до нас, — проговорил Виктор. — Комп, сотри эту голограмму. Извините, Эдвард, но нам нужно место.

Голограмма исчезла, и Виктор пригласил Зоранну сесть на табурет у стойки.

— Хотите чаю? Может быть, капельку коньяка?

— Спасибо, — произнесла Зоранна, примостившись на табурете и скрестив ноги. Чай — это прекрасно.

Ее сестра, войдя в кухню, откинула сиденье «ходунков» и собиралась уже присесть — но тут из спальни донесся душераздирающий стон.

— Нэ-э-э-нси, — взывал голос (мужской или женский, неясно). — Нэ-э-энси, вы мне очень нужны.

— Извини, — сказала Нэнси.

— Я схожу с тобой, — заявила Зоранна.

Спальня оказалась вполовину меньше гостиной. Голографических кроватей в ней тоже было в два раза меньше. У дальней стены стояла еще одна — настоящая. На нее Зоранна и села. Тумбочка, приспособленная под шкаф ниша, столик-трюмо. В шкафу висела недешевая на вид мужская одежда. Из-под тумбочки торчали мужские тапочки. Над тумбочкой висела голограмма: трансляция футбольного матча. Крохотные спортсмены в ярких майках носились по полю размером с салфетку. Звук был отключен.

Нэнси уселась под женщиной с отечным лицом, чья койка была на потолке.

— Что ты, собственно, делаешь с этими людьми? — спросила Зоранна.

— В основном слушаю, — отозвалась Нэнси. — Я помощница в госпитале.

— Зачем? — поразилась Зоранна. — Я ведь посылала тебе деньги.

— Мне это нужно. — Нэнси задрала голову к женщине: — Я здесь, миссис Хурли. На что жалуетесь?

Зоранна принялась рассматривать голограммы. Как и в гостиной, каждая кровать транслировалась отдельно. В углу всех кадров виднелись эмблема телекоммуникационной сети и счетчик. За все это интерактивное эфирное время кто-то выкладывает неплохие денежки.

Разглядев Нэнси, женщина начала причитать:

— Ой, Нэнси, спасибо, хоть вы меня не бросили. Я лежу вся сырая, но они отказываются сменить белье, пока я не подпишу какое-то разрешение. Какое разрешение, зачем подписывать — никак не пойму.

— Милая, а разрешение у вас здесь? — поинтересовалась Нэнси. — Хорошо, покажите его мне, — и миссис Хурли дрожащими руками протянула Нэнси какой-то лист. — Комп, — распорядилась Нэнси, — скопируй этот документ и выведи. — На стене спальни возник огромный прямоугольник с текстом. — Миссис Хурли, это разрешение на то, чтобы санитары помогли вам покончить с собой. Вы не обязаны его подписывать, если не хотите.

Женщина испуганно распахнула глаза:

— А я хочу, Нэнси?

В дверях появился Виктор.

— Нет! — вскричал он. — Ни в коем случае ничего не подписывайте!

— Т-с-с, — прошептала Нэнси.

Виктор вошел в спальню, проходя сквозь тела и кровати.

— Не подписывайте себе смертный приговор, миссис Хурли. — Женщина, казалось, еще больше перепугалась. — Мы вернулись к древнеримскому строю! — зычно объявил Виктор. — Слуги и хозяева! Рабы и плутократы! О, где ты, благословенный средний класс? Как нам сейчас тебя не хватает!

— Виктор, — сурово произнесла Нэнси, указывая на дверь. Затем кивнула Зоранне. — И-ты тоже. Идите, выпейте чайку. Я подойду попозже.

Зоранна вышла вслед за Виктором на кухню, села у стойки, наблюдая, как он ставит на стол чашки и блюдца, сахарницу, блюдо с псев-досоевыми лимонами, распаковывает и нарезает темно-коричневый кекс. Очевидно, в этой кухне он находился не на правах гостя.

— Что они сделали с твоей сестрой, эти мерзавцы! — проговорил Виктор.

— Какие мерзавцы? Что с ней сделали?

Виктор налил в заварочный чайник кипяток.

— Она буквально жила школой.

— Школой? — не поверила своим ушам Зоранна. — Вы говорите о том, что кончилось тридцать лет назад!

— Но это единственное дело, которое было ей по душе.

— Ой, какая жалость! — саркастически протянула Зоранна. — Нам всем пришлось расплатиться за долголетие. Как преподавать в начальной школе, если детей больше не рожают? Значит, переучивайся! Жизнь продолжается. Достаточно стать членом такой вот организации, — Зоранна взмахнула рукой, указывая на возвышающуюся наверху башню, — и пропитание до самой смерти гарантировано! Единственное, чего тебе не подадут на тарелке с голубой каемочкой — это долголетие! Его придется зарабатывать самому. А кто не может, тот просто никуда не годится, вот и все! — сообразив, что в соседней комнате медленно угасают две дюжины именно таких неумех, Зоранна перешла на шепот: — Неужели общество должно волочь этот балласт из столетия в столетие?

Виктор, рассмеявшись, накрыл ее руку своей огромной лапой.

— Я вижу, Зо, вы настоящий «вольный стрелок». Пиратка! Ах, если бы у всех была такая инициативность, такая неуемная жажда деятельности! Но, увы, мы не таковы. Мы жаждем простой тихой жизни, поэтому весь день стрижем клиентам волосы. Когда нам это надоедает, нас переучивают — обучают подрезать ногти. Когда нам и это приедается, мы умираем. Ибо чего у нас нет, так это рабских душ. Прирожденные рабы среди людей — драгоценная редкость, их следует ценить, холить и лелеять. Как повезло нашим хозяевам, что они открыли клонирование! Теперь им нужно всего лишь отыскать среди нас одного раболепного человека и выпустить в свет массовым тиражом. А все остальные пусть убираются к черту! — он убрал руку, чтобы налить чай, и Зоранна тут же почувствовала, что тоскует по его прикосновению. — Впрочем, у нас сегодня, можно сказать, праздник! Хватит о мрачном! — взревел он. — Как замечательно наконец-то свести знакомство с нашей знаменитой Зо! Нэнси только о вас и говорит. По ее словам, вы важная особа. Идете в ногу со временем и преуспеваете. Работаете следователем, — он уставился на Зоранну поверх чашки.

— Я действительно занималась розыском пропавших без вести — по поручению национальной полиции, — сообщила Зоранна. — Но забросила это занятие много лет назад. После того, как мы всех нашли.

— Всех нашли? — расхохотался Виктор, пристально глядя ей в лицо. Затем, отвернувшись, перевел взгляд на Нэнси, которая делала обход в гостиной.

— Ну а вы, мистер Воль? — спросила Зоранна. — На что вы живете?

— Что это еще за «мистер»? Я вам не «мистер», а Виктор! Мы с вами почти что родня!.. Разумеется, я живу не «на что», а «ради чего». Живу ради жизни. А вот на хлеб я зарабатываю уроками бальных танцев.

— Вы меня разыгрываете.

— Зачем мне вас разыгрывать? Я преподаю вальс, фокстрот, ча-ча-ча, — и, обхватив за талию воображаемую партнершу, он закачался в танце. — А также мерлец. Но мой конек — кубинское танго!

— Удивительно, — произнесла Зоранна. — И это так популярно, что АПГ ввела в свой штат преподавателя танцев?

Виктор театрально отшатнулся, изобразив на лице ужас.

— Я не имею никакого отношения к АПГ. Я такой же «вольный стрелок», как и вы.

— Понятно, — протянула она и поднесла к губам чашку. Как можно жить в Башне и не иметь отношения к АПГ? Или они с Нэнси официально женаты? Все равно АПГ крайне прижимисто распоряжается жилой площадью в своих зданиях.

«Жучок, — безмолвно проартикулировала она, — найди сведения о Викторе Воле в справочной Башни».

А вслух сказала:

— Ну и как, хорошо платят за уроки танцев?

— Отвратно, — Виктор воздел руки к потолку. — Искусство вообще дело не доходное. Но есть вещи поважнее денег. Впрочем, ваш намек мне понятен. Кушать хочется всегда, так что я не брезгую и другими занятиями. Например, консультирую джентльменов относительно содержимого их гардеробов. Это оплачивается лучше: джентльмены не любят появляться на публике без шика.

Перед мысленным взором Зоранны возникла восхитительная картина: высокий, элегантный Виктор в накрахмаленной белой рубашке и черном смокинге, порхающий по блестящему дубовому паркету, изящно поддерживая свою не менее элегантную партнершу. Зоранна даже могла вообразить на месте этой партнерши себя.

Но Нэнси?!

«Справочная Башни недоступна из-за перегрузки домкомпа», — доложил Жучок.

Зоранна удивилась. Ее домашняя система легко могла бы поддерживать три дюжины интерактивных голограмм. Впрочем, судя по всему, на 40-П люди жили, как в доисторической пещере.

Нэнси прикатила на кухню, кое-как удерживая на раме «ходунков» маленькую плоскую картонную коробку, которую тут же поставила на стол рядом с чайником.

— Ох, Нэнси, Нэнси, — укоризненно цокнул языком Виктор. — Что нам сказал автодок? «Ничего не поднимать». Присядь с нами, выпей чайку.

— Еще минуточку, Виктор. Там есть и другая коробка.

— Давай помогу, — сказал он и поднялся.

Зоранна попробовала кекс. Он был размокший — почти что каша — и слишком сладкий. Со специями повар тоже переборщил. Такие кексы покупал отец, вспомнила она, в крохотной лавчонке на бульваре Падеревского в Чикаго. Положив в рот еще кусочек, она принялась рассматривать картонку Нэнси. То был бокс модели «Семейный архив», из которого при необходимости можно было выкачать воздух. Но защелка этой коробки была не заперта, да и крышка чуть приоткрыта. Заглянув внутрь, Зоранна увидела пеструю коллекцию записных книжек — среди них нельзя было отыскать двух похожих — и связку писем с яркими бумажными марками. На верхнем конверте в графе «Адресат» было от руки написано «Пани Беате Смоленской». Так звали прабабушку Зоранны…

Виктор плюхнул на стойку вторую коробку, а затем усадил Нэнси на кресло-шезлонг в гостиной.

— Нэнси, — окликнула Зоранна, — что это такое?

— Вот, сохранила… Для тебя, — отозвалась сестра.

Заботливо укрыв Нэнси одеялом и обложив подушками, Виктор подал ей чай с кексом.

Зоранна заглянула в большую коробку. Сверху лежали рондофон и несколько сломанных голокубиков, но в основном картонка была наполнена реликвиями минувших столетий. Не совсем антиквариат — просто обыденные, исцарапанные и облупленные вещицы. Посеребренная солонка с медными проплешинами, оклеенная ружейными гильзами дубовая дощечка (очевидно, творение какого-то ребенка), четки из вишневых косточек, трубка…

— Что это за мусор? — вслух спросила Зоранна, уже догадавшись об ответе, ибо заметила пару терракотовых дроздов, принадлежавших ее матери. Это было собрание предметов, которые в их семье считались фамильными реликвиями. Очевидно, на Нэнси — самую младшую и добропорядочную из всех детей — была возложена задача хранителя. Но почему сейчас она решила все отдать?

Тоже ясно, решила Зоранна, глядя на полулежащую среди пациентов госпиталя сестру. Виктор выговаривал Нэнси за то, что она отказывается носить противоварикозные чулки. Отечные, покрытые лиловыми пятнами щиколотки Нэнси походили на сардельки. Черт подери, подумала Зоранна.

«Жучок, — позвала она, — запроси медицинскую карту Нэнси Брим, девичья фамилия — Смоленская. С паролями я помогу».

«Сеть недоступна», — доложил Жучок.

«Обойди домашний комп. Подключись к общественному линку напрямую».

«Общественный линк недоступен».

Чушь какая-то… Если из лифта подключиться можно, почему отсюда нельзя? Или это жилище заколдовано? Оглядевшись, Зоранна допыталась понять, где в квартиру входит утилиткабель. Наверное, через санузел, там, где водопровод — ведь на кухне сервис-панелей точно нет. Прошмыгнув сквозь кровати в гостиной, Зоранна вошла в санузел и задвинула дверь. Она оказалась в крохотном кафельном склепе, уставленном морскими раковинами и корзинками с ароматизированным мылом — Нэнси пыталась создать атмосферу уюта. Шкафчик-аптечка был отведен под мужские туалетные принадлежности.

Этот обманщик просто-напросто завесил сервис-панель полотенцем! Хитрый замок панели был нейтрализован замысловатым приспособлением, к которому Зоранна решила не прикасаться.

— Виктор Воль вас пугает или возбуждает? — подал голос Жучок.

— Почему ты спрашиваешь, идиот?

— Когда он прикоснулся к вашей руке, уровень адреналина в крови резко повысился.

— Что-о? Ты и за моей биометрией теперь следишь?

— Моя задача — узна…

— Знаю, — отрезала Зоранна. — Твоя задача — узнать меня поближе. Упрямый маленький пройдоха, вот ты кто!

Отыскав в кармашке пояса ретранслятор для терминалов, она включила его в соответствующее гнездо на панели.

— Готово, вот мы и с доступом!

— Так точно, — отозвался Жучок. — Автодок требует пароли медицинской карты Нэнси.

— Отмени запрос. Это подождет.

— В справочной Башни Виктор Воль не значится.

— Так я и думала, — заметила Зоранна. — Выведи протоколы компа. Вместо экрана используй зеркало.

В зеркале появилась коммерческая страница домкомпа Нэнси. Просмотрев несколько меню, Зоранна не обнаружила ничего необычного, кроме записи о том, что полдюжины сообщений, которые она послала Нэнси, были просмотрены, но остались без ответа.

— Жучок, здесь что-то нечисто…

— Это не стандартные протоколы пользователя, — объявил Жучок.

— Стандартные заблокированы. Все домашние кабели идут в обход встроенного домкомпа и выводят на фальшивый домкомп.

— Фальшивый? — переспросила Зоранна. — Та-ак, уже интересно.

— Сервис-панель выглядела довольно-таки невинно: ни тебе лишних проводов, отходящих вбок, ни оптических ретрансляторов. — Процессор можешь найти?

— Он находится в полуметре от вас, справа, на уровне вашего бедра.

И действительно, под раковиной обнаружилось дешевенькое устройство в форме блюдца.

— Наверное, в тебе живет душа инженера-электронщика, — прокомментировала Зоранна. — Я бы в жизни не смогла добиться от Гончика того, что ты сейчас сделал. Ну ладно, расскажи мне о голотрансляциях в комнатах.

— В фальшивом домкомпе базируется частная сеть связи, именуемая «Госпиталь Камилла Делийского». Я усматриваю незаконное использование 203-го канала Тэ-Эс-Эн.

Круглосуточный футбольный канал. Зоранна была восхищена. На свою «левую» телекоммуникационную сеть Виктор — кто ж еще, как не Виктор? — ни гроша не тратил, если не считать абонентской платы за прием одного-единственного коммерческого канала. Счетчики, на которые Зоранна обратила внимание, показывали не расходы ее сестры, а суммы гонораров, которые Виктор брал со своих больных клиентов.

— Жучок, ты можешь вычислить, сколько «Госпиталь Камилла…» зарабатывает в среднем за день?

— 45 кредиток в день.

Негусто. В два раза больше зарплаты парикмахера — или учителя танцев. Риск явно не оправдывается.

— На что идут доходы?

— Я не располагаю субрутиной для отслеживания финансовых операций.

Проклятье, подумала Зоранна, зря с собой Гончика не взяла.

— Можешь сказать, на кого зарегистрирован госпиталь?

— На госпожу Нэнси Брим.

— Чего и следовало ожидать, — протянула Зоранна, вынимая ретранслятор из гнезда. Если афера раскроется, отдуваться придется ее сестре. Вначале Зоранна решила по душам поговорить с Виктором, но выйдя из санузла, услышала, как он невинно распевает на кухне песенки из видеофильмов, и отказалась от своего намерения. Покосившись на кровать Нэнси, она задумалась, каково делить такое узкое ложе с плечистым мужчиной. И решила повнимательнее разобраться в деле, прежде чем разоблачать Виктора.

— Жучок, попробуй-ка скачать и проинсталлировать следящие рутины Гончика из моей библиотеки прикладных систем.

Виктор стоял у кухонной раковины — мыл посуду. В гостиной тихонько похрапывала Нэнси. Точнее, это был не храп, а какая-то дребезжащая одышка — симптом застойных явлений в легких. Губы у Нэнси были синеватые: кислородное голодание. Почти как у их матери за день до смерти, вспомнила Зоранна. У матери было кровоизлияние в мозг (слабые стенки артерий — вот наша подлинная семейная реликвия, подумалось Зоранне). Она прожила еще некоторое время: полубезумная, ослабшая, жалкая. Мать не выпускала из рук короткой бамбуковой трости с обломанным кончиком. Обломанным кончиком она чесала спину и ноги, ровным — набирала номера на старинном дисковом телефоне, а еще махала тростью, бичуя свою злую судьбу. Самая младшая из детей, Нэнси, училась тогда в педагогическом колледже — но взяла академический отпуск, чтобы ухаживать за матерью. Зоранна, старшая, уже работала на Западном побережье. Она умудрилась не появляться дома, пока мать не впала в кому. Теперь же, спустя многие годы, Зоранну мучила совесть за то, что она оставила мать в беде.

На потолке кто-то зашелся в припадке кашля. Зоранна обратила внимание, что большинство больных пристально глядело на нее: кто с открытой враждебностью, кто просто с досадой. Очевидно, они ревновали Нэнси к ней.

Нэнси перестала храпеть и открыла глаза. Сестры молча переглянулись. Виктор стоял у раковины, вытирая руки полотенцем — и тоже смотрел в их сторону.

— Я сейчас же закажу номер в клинике Стронмейера в Козумеле, — произнесла наконец Зоранна, — и ты поедешь со мной.

— Виктор, — сказала Нэнси, игнорируя сестру, — сходи к Джефферсонам, милый, попроси у них раскладушку. — Держась за «ходунки», Нэнси поднялась на ноги. — Пожалуйста, извини меня, Зо, но сейчас мне нужно поспать.

Она укатила в спальню и закрыла за собой дверь.

Виктор повесил полотенце на крючок.

— Сейчас принесу раскладушку, — объявил он.

— Не беспокойтесь, — сказала Зоранна. Для нее, привыкшей к времени Западного побережья, час был еще ранний. Кроме того, она не намеревалась ночевать в одной комнате с умирающими. — Я закажу по компу гостиничный номер наверху.

— Позвольте мне, — галантно предложил Виктор и отдал нужные команды. Он проводил Зоранну в «Холидэй-Инн» на 400-м этаже. Чтобы попасть туда, им пришлось трижды пересаживаться с лифта на лифт. Они шли в молчании по коридорам, устланным мягкими коврами. Остановившись перед дверью ее номера, Виктор взял Зоранну за руку. Как и в первый раз, она ощутила упоительный страх.

— Зо, — произнес он, — милости просим к нам завтра на торжественный завтрак. Вы любите бельгийские вафли?

— О, я не хочу вас обременять. Я сама была бы очень рада пригласить вас обоих сюда, в ресторан.

— Отличная мысль, — сказал Виктор, — но ваша сестра отказывается выходить из квартиры.

— Трудно поверить. Нэнси никогда не была домоседкой.

— Люди меняются, — заметил Виктор. — Она говорит, что не покидала Башню с тех пор, как ездила на похороны вашего брата Майкла.

— Целых семь лет?!

— Как видите, у нее глубокая депрессия. Хорошо, что вы приехали, — Виктор слегка пожал ее руку и выпустил. — Итак, до утра, — попрощался он и, насвистывая, удалился по коридору.

Зоранна провожала его взглядом, пока Виктор не завернул за угол.

Войдя в свой облицованный мрамором гостиничный номер с высоким, как в церкви, сводчатым потолком, Зоранна вдохнула свежий, ароматный воздух — и словно бы вернулась из кошмара в реальность. С 400-го этажа открывалась божественная панорама: Луну, казалось, можно было достать рукой, внизу расстилались поля и холмы, словно зеленое одеяло на великанской кровати.

— Добро пожаловать, госпожа, — произнесла комната. — От имени персонала «Холидэй-Инн» благодарю вас за то, что вы выбрали нашу гостиницу. Непременно сообщите, если вам что-либо потребуется.

— Спасибо, — сказала Зоранна.

— Кстати, — продолжала комната, — вам посылка. Сейчас ее принесут.

Через несколько минут в дверь постучал долговязый джон с пакетом из «Дженерал-Гениус».

— Жучок, — распорядилась Зоранна, — дай ему на чай.

Раскланявшись, джон удалился. В посылке был подарочный сервопояс «Дипломат-Люкс». Тед превзошел сам себя: к сервосистеме ценой в месячный доход Зоранны он приложил бесплатный футляр — тоненький пояс от «Гуччи».

— Ну что ж, пора прощаться, — произнесла Зоранна и направилась к люку почтопровода, на ходу расстегивая свой собственный пояс. — Жаль, Жучок, жаль. Только-только мне с тобой стало интересно… — Зоранна начала искать на поясе отсек, где хранилась мнемоплата. Ее надо было непременно уничтожить: Жучок знал о хозяйке слишком много. Все равно для задач Теда важнее процессоры. — Я так надеялась, что ты созреешь, — проговорила она. — Ужасно хочется познакомиться со страшным серым волком, которым ты якобы должен обернуться.

Отвинчивая панель, за которой находилась мнемоплата, она вдруг услышала из ванной шум воды.

— Что такое?

— Сервопояс, по имени Жучок, попросил меня приготовить вам ванну, — пояснила комната.

Войдя в просторное помещение, Зоранна увидела, что из кранов льется клюквенно-красная вода. Полотенца тоже были клюквеннокрасные, а халат — нежно-розового оттенка.

— Ну-ну, — пробурчала Зоранна. — Жучок хочет меня умаслить, чтобы прожить подольше.

Раздевшись, она погрузилась в теплую воду и, выключив свет, качалась на волнах около часа, лениво размышляя о сегодняшних встречах. Ей хотелось с кем-нибудь посоветоваться насчет сестры. С Виктором она как-нибудь справится сама — подумаешь, мошенник-обаяшка, видали мы таких… Его Зоранна могла раздавить одним пальцем. Но проблемы сестры ей не по силам. Мир чувств всегда был для Зоранны темным лесом… А тут депрессия — если это действительно депрессия… С кем бы проконсультироваться? Мысленно перебрав всех своих знакомых, Зоранна заключила, что ни к кому из них ей обращаться не хочется… Говоря по чести, страшно им довериться…

Утром Зоранна вновь было решила отослать Жучка в компанию — но обнаружила, что за ночь он переделал субрутины Гончика под свою собственную архитектуру (весьма полезное для сервопояса дарование) и прошел по следу денег госпиталя. Но вернулся с пустыми руками. Доходы «Госпиталя Камилла Делийского» поступали на шифрованный счет в Либерии, который не смог бы взломать даже сам Гончик. Сейчас ей требовались отпечатки пальцев и прочие вещдоки, а без помощи Жучка она их добыть не могла. Поэтому Зоранна черкнула Теду, что подержит модуль еще день-два.

Чтобы поскорее спуститься под землю, Зоранна раскошелилась на дорогой частный лифт.

— Жучок, — сказала она, спеша по коридорам 40-П, — я хочу, чтобы ты проинсталлировал субрутины Гончика из категории «юриспруденция».

— Я уже проинсталлировал все прикладные программы из всех ваших библиотек.

— Почему это меня не удивляет, а?

Со вчерашнего дня в квартире Нэнси кое-что изменилось. Джентльмен, сквозь чью кровать Зоранне пришлось пробираться в прошлый раз, исчез. На его месте лежала скелетообразная женщина с красными и какими-то остекленевшими глазами.

Завтрак был бы хорош, если б не напряженная атмосфера. Зоранна сидела у стойки, Нэнси — в своем кресле. Виктор взял на себя роль официанта и обслуживал обеих. Хотя кофе и большая часть продуктов были псевдосоевыми, поварское искусство Виктора почти заставило Зоранну поверить, что она ест настоящие пшеничные хлебцы, кленовый сироп и взбитые сливки. Но Нэнси вообще не притрагивалась к завтраку, а Виктор слишком суетился. Тем временем Зоранна поручила Жучку снять с чашек и тарелок, которые подавал ей Виктор, отпечатки пальцев, сделать запись голоса и снимки сетчатки глаз.

«В глаза Виктора вживлены «джейкобовы зеркала», препятствующие надлежащему сканированию сетчатки», — доложил Жучок.

Зоранна не удивилась. Вполне возможно, что на кончиках пальцев Виктора есть эпиподушки. Благодаря техническому прогрессу анонимность теперь по карману даже мелким мошенникам. Извинившись, Зоранна удалилась в туалет, где выдернула из зубьев расчески несколько серебряных волос и убрала в пакетик для проб. Она рассчитывала на то, что тщеславие не позволило Виктору засевать свою голову чужими волосами. Выйдя, она обнаружила, что хозяева громко спорят.

— Прошу тебя, милая, езжай с ней, — умолял Виктор. — Полечись. Что я буду без тебя делать?

— Перестань, Виктор. Просто перестань, и все!

— Я не дам тебе умереть!

Зоранна рассудила, что пришел момент удалить из квартиры Нэнси «левую» сеть связи, а из жизни сестры — Виктора. Войдя в гостиную, она заявила:

— Я знаю, что он будет без тебя делать. Найдет какую-нибудь другую дуру, чтобы ее обокрасть.

Но Нэнси, казалось, ничуть не удивилась — напротив, она словно бы обрадовалась, что разговор наконец-то перешел на эту тему.

— Я давно этого ждала! — вскричала она с такой яростью, что все пациенты госпиталя обернулись к ней. — Это моя сестра, — сообщила им Нэнси, — моя сестра с белоснежной кожей, жемчужными зубами и шикарными нарядами, — от избытка чувств у Нэнси перехватило дыхание. — И вот моя сестра позавидовала, что у меня есть нежный друг. Пожалела для него крошек — КРОШЕК, — которые АПГ швыряет своим подземельям.

Теперь пациенты смотрели на Зоранну, ожидая ее реплики. Интересно, хоть кто-нибудь из них обладает достаточной ясностью рассудка, чтобы понять: перед ними разворачивается не сцена из мыльной оперы. Решив тоже сыграть на публику, Зоранна страстно произнесла:

— Организм моей сестры отравлен болезнью. У нее галлюцинации. Тут дело не во мне. Дело вот в этом человеке, — и Зоранна ткнула пальцем в Виктора. — Мало того, что он втерся к ней в доверие и оккупировал квартиру. Но как вы думаете, кого АПГ вышибет на улицу, если все вскроется? Мою сестру, вот кого! — Зоранна сделала круг по комнате, обращаясь к пациентам поочередно, точно прокурор к присяжным. — Ну, а деньги? Да, в этом деле без денег не обошлось. Два года назад я послала сестре пятнадцать тысяч кредиток, чтобы она обновила почки. Пятнадцать тысяч — тысяч! — кредитных знаков Протектората. Если бы кто-нибудь из вас получил от своей сестры пятнадцать тысяч кредиток — даже сейчас, когда вы лежите в общественных больницах, — кто из вас отказался бы от таких денег? — больные нервно заворочались, шурша простынями. — И что же моя сестра? На кого она истратила деньги? На себя? — Зоранна театрально-размашистым жестом указала на Нэнси в кресле. — Вы видите, что нет. Так куда же исчезли эти деньги? Я вам скажу, да, скажу. На счет Виктора Воля в заграничном банке!

Теперь внимание больных переключилось на Виктора.

— Ну и что? — выпалила Нэнси. — Ты мне эти деньги подарила. Они были МОИ! Я их потратила на него. Это мое право?

— Ясно, — протянула Зоранна, остановившись у кровати, чей обитатель, очевидно, только что отправился в мир иной. — Значит, моя сестра — полноправный партнер в афере Виктора.

— Афера? Какая афера? — вскричала Нэнси. — Это у тебя галлюцинации, а не у меня! Я работаю в настоящем госпитале.

— Да, я знаю, — проговорила Зоранна, указывая на алтарь с изображением святого. — «Госпиталь Камилла Делийского». Я навела справки. А кто владеет этим почтенным заведением, ты знаешь? — Зоранна обернулась, обращаясь ко всей комнате. — Кто-нибудь из вас знает? Так вот: госпиталем владеешь ты, моя милая Нэнси. — Зоранна помедлила, чтобы сестра успела переварить информацию. — А что это означает? Когда сюда ворвутся агенты национальной полиции, они придут за тобой, сестрица. Ну а вы — кто-нибудь из вас имеет представление, куда идут ваши взносы? — Зоранна остановилась перед Виктором. — Догадались?

Аудитория кашляла и хрипела. Нэнси испепеляла взглядом Виктора. Он, наклонившись к креслу, попытался взять ее за руку. Нэнси отпихнула Виктора, но тот положил голову к ней на колени. Нэнси дернулась, точно на нее вспрыгнул дикий зверь, но вскоре успокаивающе погладила Виктора по голове рукой.

— Очевидно, у него были расходы, — произнесла она наконец. — А как же: надо было все организовать. И вообще — он это делал только для меня. Потому что Виктор меня любит. Он дал мне занятие, а иначе я бы давно умерла. Пусть теперь меня посадят в тюрьму, пусть! Все равно я там долго не пробуду…

По сценарию Виктору полагалось бы заплакать, орошая слезами колени возлюбленной.

Он именно это и сделал.

Зоранна ощутила разочарование и, честно говоря, легкую брезгливость. Оказывается, сестра вовсе не хочет, чтобы ее спасали…

«Жучок, — позвала она, — срочно созвонись с моим домкомпом и переадресуй Нэнси сообщение, которое я на него сейчас передам. Только обязательно заблокируй АОН».

Тем временем Виктор осыпал поцелуями руки Нэнси. Внезапно он вскинул голову (ага, подумала Зоранна, ушной имплант) и убежал в спальню.

«Меня просят оставить сообщение», — оповестил Жучок.

— Я поеду в гостиницу, — сказала Зоранна Нэнси, направляясь к двери. — Поговорим позже.

Плотно задвинув за собой дверь квартиры, Зоранна произнесла:

— Жучок, ты ведь весь мой софт проинсталлировал, верно? Включая редактор голограмм?

— Так точно.

Зоранна огляделась. Никого не видно — и все же для студии она предпочла бы более укромное место, чем коридор на 40-П.

— Вот мои инструкции, Жучок. Создай мне маску в реальном времени, по модели джерри, которого мы вчера видели в лифте. Морфируй соответственным образом мою внешность и голос. Одень меня в форму национальной полиции, нарисуй подходящий фон — кабинет там какой-нибудь — и отобрази все гримасы полицейского. Понял?

— Так точно.

— По счету пять, четыре, три… — самодовольно скрестив руки и широко расставив ноги, Зоранна с презрительной улыбкой заявила: — Нэнси Б. Смоленска Брим, я сержант национальной полиции Мэнли, бляха номер 30-31-6725. На основании предоставленных мне полномочий объявляю вас арестованной за деятельность, подпадающую под Кодекс Протектората, статья 12-135-А об актах телекоммуникационного пиратства и статья 12-148-D о торговой деятельности без лицензии. Номер ордера на арест — 063-08-2043716. Вы должны подтвердить получение данного сообщения сразу после его просмотра и явиться в реальном теле для заключения под стражу в полицейский участок номер 28 города Индианаполис завтра, не позднее четырех часов по стандартному времени. Вы имеете право на адвоката. Конец сообщения. Всего хорошего.

За спиной Зоранны скрипнула, открываясь, дверь. Нэнси, держась за «ходунки», вышла на порог.

— Что ты делаешь? — спросила она. Спустя мгновение гостиная опустела: кровати и больные испарились.

— Нет, — вскрикнула Нэнси, — отдай!

Из спальни появился Виктор с туго набитой спортивной сумкой на плече. Наклонившись, он прижал Нэнси к себе. Та зарыдала.

— Рад был познакомиться с вами, Зо, — сказал Виктор, обернувшись к Зоранне.

— Побереги силы и деньги, — отрезала Зоранна. — Когда мы в следующий раз увидимся, — а мы увидимся, гарантирую, — я принесу тебе счет. И ты его оплатишь.

С грустной улыбкой Виктор Воль повернулся и ушел по коридору.

Какой там Бухарест, какой там Лазурный Берег… Зоранна прочно застряла в АПГЖБ-24. Изгнание Виктора вконец подорвало хрупкое здоровье Нэнси. И что бы ни делала Зоранна, что бы ни прописывал автодок, ничего не помогало. Сначала Зоранна пыталась выманить Нэнси из квартиры — разве не славно сменить обстановку, подышать свежим воздухом? Она взяла напрокат инвалидную коляску, чтобы отправить сестру наверх — в какой-нибудь парк или дендрарий (приказав Жучку разведать, нельзя ли при помощи коляски силой отвезти Нэнси в клинику). Но с утра до ночи и с ночи до утра Нэнси лежала на своем кресле-шезлонге, отказываясь двигаться с места.

Тогда Зоранна починила домкомп и организовала через Жучка прямые трансляции оперных и балетных спектаклей, а также выступлений фигуристов. Но Нэнси все стерла и закрыла Зоранне доступ к системе. Жучок легко мог бы взломать этот примитивный замок, но Зоранна понимала, что это ни к чему не приведет, и решила подойти к делу с другой стороны: купила в дорогих бутиках на верхушке башни ярких букетов из сухих цветов, гобеленов ручной работы и прочих симпатичных безделушек. Но Нэнси лишь молча развернула свое кресло и, не реагируя на обновки, уставилась на свой крохотный алтарь с портретом Святого Камилла.

Зоранна приказала Жучку заказать вкусные булочки и питательные супы, приготовленные из свежих овощей и нежной вырезки. Но у Нэнси пропал аппетит. Вскоре она вообще перестала есть и так ослабла, что впала в полузабытье.

Все это длилось неделю, пока автодок не сообщил Нэнси, что ей предоставлена койка в Блумингтонском Госпитале штата Индиана. Только после этого Зоранна осознала, что смерть не сегодня-завтра отнимет у нее последнюю родственницу. Чувствуя себя побежденной, она подошла к креслу Нэнси и прошептала:

— Не умирай, пожалуйста…

Нэнси, укутанная одеялами и подушками, как королева мантией, приоткрыла глаза.

— Прошу тебя, Нэнси, поедем со мной в клинику.

— Помолись обо мне, — выдохнула Нэнси.

Зоранна покосилась на алтарь со старомодным изображением святого и пустыми подсвечниками.

— Тебе ведь нравилось работать в госпитале…

Сестра не ответила.

— А почему бы тебе и вправду не устроиться в госпиталь? — нервно предложила Зоранна. — Не вижу никаких препятствий.

Нэнси пронзила сестру взглядом:

— Я и работала по-настоящему!

Ободренная этим всплеском энергии, Зоранна поддакнула:

— Да, ты работала по-настоящему. Спорим, что на свете найдется десяток законных госпиталей, куда тебя с радостью примут на работу.

Нэнси с тоской воззрилась на нарисованного святого.

— Поздно об этом думать.

— Нет! Это говоришь не ты, а твоя депрессия. Когда ты снова будешь молодой и здоровой, ты иначе отнесешься к моему предложению.

Нэнси скрылась в своей крепости из подушек.

— Прощай, сестра, — произнесла она, смежив веки. — Помолись обо мне.

— Ладно, — процедила Зоранна. — Отлично.

Она повернулась на каблуках, но у двери, где стояли картонки с фамильными реликвиями, замешкалась.

— Потом пришлю кого-нибудь за ними, — рассудила она, хотя и не знала точно, нужен ли ей этот хлам. Выйдя в коридор, она приказала: — Жучок, вызвони консьержа отеля.

Жучок не ответил.

— Жучок? — Зоранна покосилась на пояс, проверяя, включен ли он.

— Позвольте представиться, — раздался мелодичный басовитый голос. — Николас, к вашим услугам.

— Кто? А где же Жучок?

— Жучка больше не существует, — пояснил голос. — Он успешно завершил импринтинг и создал персонифицированный интерфейс — меня, — основанный на ваших личных вкусах.

— Кто бы ты ни был, сейчас мне недосуг, — сказала Зоранна. — Брысь с линии.

— Я связался с консьержем и договорился о транспортировке груза, — не унимался Николас. — И забронировал вагон первого класса для вас и Нэнси. Пункт назначения — клиника в Козумеле.

Значит, Жучок наконец-то созрел и переродился. Вот уж не вовремя, так не вовремя.

— Ты что, Ник, не понял? — спросила она. — Нэнси никуда не едет.

— Чепуха, — заявил Николас. — Я вас знаю: наверное, уже припасли джокера в рукаве.

Да, это уже не Жучок.

— Ошибаешься, приятель. Мой запас идей исчерпан. Теперь ее спасет только чудо.

— Чудо? Ну конечно же. Гениально! Зо, вы опять совершили невозможное! Сейчас организуем.

Зоранна, словно загипнотизированная, возвратилась в квартиру.

Что-то хлопнуло, и в подсвечниках возникли длинные, солидного вида свечи. Сами собой начали загораться — одна за другой.

Нэнси тупо поглядела на алтарь и недоверчивыми глазами принялась буравить Зоранну.

«С чего ты взял, будто она клюнет на такую ерунду?» — проартикулировала Зоранна.

«Но ведь это ваша идея, так?»

Издалека донесся нежданный гром. В комнате запахло розами. И святой Камилл Делийский выплыл из рамы, постепенно превращаясь из плоской, крохотной, выцветшей картинки в трехмерную фигуру в рост человека. Вскоре посреди комнаты, попирая ногами беспокойно ерзающее грозовое облако, стоял самый настоящий, из крови и плоти, кряжистый мужчина.

Да, шоу было что надо — вот только Нэнси на него не реагировала. Вместо этого она смотрела на Зоранну. «Учти — я твои дешевые фокусы насквозь вижу», — было написано в ее глазах.

«Ник, я тебя предупреждала», — проартикулировала Зоранна.

«Камилл» взглянул на Зоранну, и его лицо дрогнуло, на миг превратившись в черты ее матери. Зоранна увидела мать совсем молодой, лет двадцати — столько ей было, когда родилась Зоранна. Ошарашенная дочь чуть не подпрыгнула, когда мать улыбнулась ей благоговейной улыбкой — так, наверное, миллиарды матерей улыбались своему первому ребенку. Встряхнув головой, Зоранна отвернулась, чувствуя себя в ловушке.

Зато Нэнси, увидев реакцию Зоранны, с интересом обернулась к святому. Что предстало перед ее глазами, Зоранна так и не узнала — но только Нэнси, тихо вскрикнув, сползла с кресла, чтобы встать на колени. Неземной свет окутал Нэнси, в то время как в комнате заметно стемнело. Святой и Нэнси, казалось, вступили в молчаливый диалог. Спустя долгое время «Камилл» указал на свой лоб. Нэнси в ужасе обернулась к Зоранне, а видение, съеживаясь, вознеслось и точно впиталось в потолок. Свечи одна за другой погасли, а затем и вовсе исчезли из подсвечников.

Поднявшись на ноги, Нэнси заботливо отвела Зоранну к шезлонгу и заставила прилечь.

— Не двигайся, — шептала она. — Вот я тебе подушечку подложу…

— она осторожно приподняла голову Зоранны и подсунула ей под спину подушку. — Зо, ну почему ты мне не сказала? — Нэнси пощупала лоб сестры. — А я-то думала, что ты вылечилась.

Зоранна взяла руку сестры и приложила ее к своей щеке. Теплая. Более того, лицо Нэнси теперь было румяным, точно «чудо» вдохнуло в нее второе дыхание.

— Я знаю, что вела себя глупо, — произнесла Зоранна. — Понимаешь, как-то закрутилась, перестала о себе заботиться… Пожалуйста, отвези меня поскорее в клинику.

— Конечно, — заявила Нэнси, распрямившись, и подтянула к себе «ходунки»: — Я мигом — только соберу вещи!

Нэнси поспешила в спальню. «Ходунки» она начала было толкать перед собой, но, обнаружив, что они лишь мешают, отшвырнула — те со звоном укатились на кухню.

Прикрыв глаза, Зоранна закрыла лицо руками.

— Должна признать, Жучок… Ник, ты молодец. Почему мне самой это в голову не пришло?

— Действительно, почему? — раздался приятный бас Николаса. — Вы ведь не знаете себе равных в искусстве манипуляций людьми.

— Как я должна это понимать? — открыв глаза, Зоранна увидела миниатюрную голопроекцию: красавец в элегантной домашней куртке, сидящий под сенью могучего, живописно искривленного дуба. Он показался Зоранне до боли знакомым: его точно смонтировали из черт тех мужчин, которых она находила привлекательными.

— Понимайте это так: вы сами не знали, действительно ли хотите, чтобы Нэнси выжила, — заявил микромужчина.

— Ты лжешь! Она моя сестра. Я ее люблю!

— И потому навещаете ее часто-часто — дай Бог, раз в десять лет.

— Какой же ты наглец!.. — протянула Зоранна. — Так вот почему Тед сказал, что после созревания ты будешь настоящей сволочью.

— Вероятно, — отозвался Николас с рассеянной сочувствующей улыбкой. — Я не могу себя изменить. Меня запрограммировали на то, чтобы я узнал вас и стал вашим слугой. Я только что спас вашу сестру тем способом, которому научился именно от вас. Когда она омолодится, я устрою ее в какой-нибудь госпиталь. Это даст вам некоторую передышку, пока она не выкинет очередной фортель.

— Передышку?

— Через несколько лет все люди доклонического периода просто-напросто вымрут. Останутся лишь самые преуспевающие, — пояснил Николас. — Госпитали уйдут в прошлое — вслед за начальными школами. У вашей сестры просто дар выбирать обреченные профессии.

«Прямо в точку», — подумалось Зоранне.

— Полагаю, Виктора можно было бы вернуть, — продолжал Николас. — Он сам не пропадет и ей пропасть не даст: ведь он ее любит.

— Какая там любовь! — вскричала Зоранна. — Он к ней просто присосался!

— Ау! Проснитесь! — насмешливо позвал Николас. — Виктор аферист, но он ее любит, и вы это знаете. Однако вами руководила самая настоящая ревность. Вам невыносимо было видеть их вместе. Ведь вы одиноки. У вас даже друзей нет, Зо — я говорю о близких друзьях. И так длится уже много лет.

— Чушь!

Микромужчина встал, отряхнул с брюк виртуальную пыль.

— Зо, не пытайтесь лгать мне. Я знаю вас лучше, чем все семь ваших последних мужей, вместе взятых. Кстати, Жучок с ними связался. Они охотно поведали ему все подробности.

Зоранна привстала в кресле:

— Что?! Что ты сделал?

— Жучок был прекрасным следователем, — отозвался Николас. — Он расспросил ваших бывших друзей, работодателей, любовников и даже врагов.

Зоранна расстегнула пояс, чтобы добраться до пульта управления сервом.

— Что вы делаете? — поинтересовался Николас. Зоранне пришлось снять пояс — иначе надписи под кнопками было не прочесть. — Хотите — отключайте, — заявил Николас, — но имейте в виду: Я ВАС ЗНАЮ.

Зоранна щелкнула выключателем, и голограмма исчезла. Затем отвинтила крышку нужного отсека, выдрала махонькую, размером в пуговицу мнемоплату, зажала двумя пальцами.

— Раз ты меня так хорошо знаешь… — сказала она; сдавив плату и чуть ли не задыхаясь от гнева.

Плата согнулась, едва не разломившись надвое.

Итак, Зоранна сидела, обложенная кисло пахнущими подушками, на глубине сорока этажей под землей — и в припадке ярости убивала Машину. Ей пришло в голову, что, возможно, у «Дженерал-Гениус» большое будущее и надо покупать их акции. Положив плату на ладонь, она разгладила ее. Жалкий, безобидный квадратик — но при взгляде на него у Зоранны вновь начинали дрожать руки. Давненько она не встречала никого и ничего, что вгоняло бы ее в дрожь… Зоранна осторожно вставила плату назад и завинтила крышку.

Если теперь пояс все-таки заработает… это будет чудо.


Перевела с английского Светлана СИЛАКОВА



ВИДЕОДРОМ


КИНО В ПОИСКАХ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА

Правильнее — хотя и обиднее для «самого важного из искусств» — было бы написать так: кино в поисках интеллекта вообще. Любого, какого придется. Поскольку налицо явный дефицит и собственного, естественного. Образность, зрелищность, поэтика, психологизм, в лучшем (худшем) случае псевдо-интеллектуальная заумь — всем этим мировой кинематограф похвастать может. Но никак не полетом собственно интеллекта. Если понимать под ним развитое и организованное сознание, глубину, ясность и нетривиальное» мысли.


Может быть, и не киношное это дело — заниматься философскими построениями, выдвигать дерзкие гипотезы и логически доводить самую невероятную мысль до конца. Все это довольно трудно сделать невербально, иначе говоря, без помощи слов. А с ними-то, со словами (если опустить бытовой словесный мусор) в мировом кино отношения особые.

Дело дошло до того, что сгоряча в киноинтеллектуалы записали и покойного Тарковского. Согласен — гениальный художник, уникальный визионер, может быть, даже религиозный пророк. Но когда его герои, особенно в двух картинах, поставленных как бы на материале безусловно интеллектуальных произведений научной фантастики («Солярис» и «Сталкер»), открывают рот, испытываешь чувство неловкости.

Но то интеллект — наш, собственный (если он, конечно, присутствует). А что говорить об искусственном — априорно и принципиально нечеловеческом, не нашем. Настолько чуждом, что на нем сломалась даже мнившая себя суперинтеллектуальной литературная science fiction! Роботов и киборгов она успешно переварила и даже познакомила с этой идеей весь мир. А вот с «умными машинами» вышло далеко не так просто.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ МЕНЬШИНСТВО

Впрочем, иначе и быть не могло. Литературу неслучайно называют человековедением: писателей интересуют люди, их психология, драматические конфликты, эмоции, страсти, судьбы.

Человекоподобные роботы (которых правильнее называть андроидами) как раз и были такими людьми, только замаскированными по законам научной фантастики. В определенном смысле — зеркалом, в которое предлагалось посмотреть человеку, чтобы лучше понять себя.

А безликие «электронные мозги»? Что за эмоции могли распространяться по их цепям и схемам и что за страсти обуревали эмалированные ящики, в которых, однако, теплилось пусть нечеловеческое, но сознание? А насчет возможной судьбы этих нежданных чад человеческой цивилизации? Мысли приходят в голову все больше мрачные…

Поэтому тема роботов в научной фантастике не иссякает и вряд ли иссякнет. Хотя и сегодня уже ясно, как Божий день, что никаких человекоподобных разумных роботов люди строить не будут — нефункционально, не нужно… А вот «разумные компьютеры» (чаще всего под искусственным интеллектом (ИИ) понимают все-таки именно высокотехнологичные эволюционирующие кибернетические устройства) в литературной фантастике все никак не могут прижиться. Как декорации — да, в отдельных случаях им может достаться эпизодическая роль. Но главная — почти никогда. Редкие исключения (взять хотя бы того же Станислава Лема) не в счет.

Ситуация еще более усугубилась в кино. По причинам, изложенным выше.

Насколько быстро мировое фантастическое кино освоило антропоморфных роботов, настолько же долго, нехотя оно раскачивалось с ИИ. Хотя первые, если можно так выразиться, проблески искусственного (в смысле нечеловеческого) интеллекта отыскиваются на самой заре мирового кино.[2]

Ведь и первое из экранных чудовищ Франкенштейна, рожденное на студии Томаса Алвы Эдисона в 1910 году, было не только демонической маской литературной готики (к которой, собственно, относится литературный первоисточник), но и драмой самой что ни на есть интеллектуальной. Драмой столкновения человеческих разума, сознания, психологии с нечеловеческими, но человеком порожденными.

Но уже в 1950-е годы были сделаны первые попытки отойти от традиционной франкенштейновой схемы. Например, в американской картине «Мозг Донована» (1953), снятой по мотивам одноименного романа немецкого фантаста Курта Сиодмака (в 1937 году он переселился в Голливуд), человеческий мозг, живущий отдельно от тела в лаборатории ученого, с помощью телепатии устанавливает контроль над своим хранителем. Причем, в данном случае цели и намерения мозга — явно не наши, не людские!

БУНТ НА БОРТУ

И все-таки первые кинопрезентации искусственного интеллекта состоялись десятилетием позже. В 1960-е кибернетика была в моде, и все напропалую спорили о том, взбунтуются ли когда-нибудь «электронные мозги» против своих создателей или нет.

Одной из арен подобного бунта в кино стал космический корабль. Ясно, что управлять сверхсложной звездной махиной окажется под силу только компьютеру, причем настолько мощному, что у него просто обязаны наличествовать зачатки интеллекта.

До какого-то времени постановщики космических киноодиссей ограничивались лишь бездушными бортовыми ЭВМ: бесконечные панели с мигающими лампочками да скрипучий механический голос были очень эффектны и создавали нужный «НФ-настрой». Но уже в картине чехословацких кинематографистов «Икария-ХВ-1»[3] (1963), задуманной как вольная экранизация лемовского «Магелланова облака», управляющий звездолетом компьютер произносит слова с различной интонацией и даже способен утешить отчаявшегося астронавта.

Но, конечно, подлинно человеческим голосом заговорил искусственный интеллект в шедевре мировой кинофантастики, фильме «2001: космическая одиссея» (1968) Стэнли Кубрика, созданном в содружестве с патриархом современной научной фантастики Артуром Кларком.

О картине много писалось на страницах журнала «Если», поэтому имеет смысл остановиться лишь на детали, имеющей прямое отношение к теме обзора.

Немногие зрители с первого просмотра поняли, отчего это такой милый, терпеливый и обходительный компьютер HAL-9000 вдруг стал параноидальным убийцей. Невнимательные критики дружно заговорили о франкенштейновом комплексе, хотя на самом деле причина необъяснимого сбоя компьютера не в готических страстях и не в эволюционном соперничестве с человеком.

Все куда проще и логичнее. Только логика эта не наша — компьютерная. Дело в том, что задача перед HAL-9000 ставилась следующая: во что бы то ни стало довести корабль «Дискавери» до одного из спутников Юпитера, при этом обеспечивая поддержание жизнеспособности экипажа. Потом компьютер совершил какую-то мелкую ошибку, и два бодрствовавших члена экипажа решили, что его следует отключить. Да еще и обсудили ситуацию втайне от него — в отсеке, где HAL-9000 не мог их услышать (но не учли, что его всевидящее око способно читать по губам).

Что в данной ситуации — возникновение опасности для выполняемой миссии — должен был делать искусственный интеллект? Правильно: устранять возникшее препятствие, которое автоматически связывалось для компьютера с людьми на борту!

В его иерархии ценностей на первом месте стояла миссия. Дело. И только на втором — люди. Впрочем, такая ли уж она и «нечеловеческая» — подобная логика? Строили-то HAL-9000 люди: ученые, инженеры, технократы до мозга костей…

Фильм Кубрика так и остался таким же редким и потому особенно ценным исключением в чреде экранных искусственных интеллектов, как аналогичные произведения Станислава Лема — в литературе.

Спустя 16 лет вышел фильм-продолжение режиссера Питера Хаймса — «2010: одиссея-2». Из этой картины зритель, среди прочего, узнает: HAL-9000, «убитый» в предыдущем фильме последним уцелевшим астронавтом, был реанимирован неведомым высшим Космическим Разумом. После чего стал уже в полном смысле слова интеллектом нечеловеческим. Чужим и не доступным нашему пониманию…

ИГРЫ В КРЕСТИКИ-НОЛИКИ

Точнее было бы сказать: в кресты на солдатских могилах и в нули на банковских счетах. Речь, как нетрудно догадаться, пойдет еще об одной популярной ипостаси искусственного интеллекта — военного стратега.

В кино начало подобным фильмам положила картина «Колосс: проект Форбина» (1969), снятая в США по роману английского писателя-фантаста Денниса Фелтэма Джонса.

Военный суперкомпьютер «Колосс», занимающий целый подземный город в толще Скалистых гор, был создан для контроля и управления всей системой противовоздушной обороны США. Однако имя для электронного чада было выбрано его родителями на редкость неудачно: на сей раз «глиняными ногами» оказалось сознание, обретенное суперкомпьютером при первом пробном включении. В результате машина оборвала связь со всеми терминалами, а затем и вовсе «слилась в экстазе» с аналогичным советским электронным военным стратегом! Небогато для искусственного интеллекта — и как-то очень по-людски…

К неожиданному и вовсе не предусмотренному программой выводу приходит еще один военный компьютер — в малоудачной, хотя и серьезной картине «Гладиаторы» (1968), снятой в Швеции английским режиссером Питером Уоткинсом.

На экране недалекое будущее. Человечество, вместо того, чтобы вести кровопролитные войны, канализирует бурлящие в обществе агрессию и дух соперничества в своего рода «военную игру», которую ведут под руководством компьютера специально натренированные солдаты-профи. Только это не безвредный пейнтбол или подростковая «Зарница» — новомодные гладиаторы убивают друг друга по-настоящему… Так вот, в конце концов, этот «оптимальный» замысел вызывает праведное негодование компьютера! Чье мнение интересовало его создателей в последнюю очередь.

А в 1983 году появились «Военные игры» Джона Бэдхэма. В этой картине пентагоновский суперкомпьютер вышел из повиновения просто потому, что совершенно зациклился на военно-стратегических играх, которые ему подбросил подросток-хакер. При этом пареньку было невдомек, что играет он с реальной военной машиной, что в ракетных шахтах начался стартовый отсчет… К счастью, компьютерному вундеркинду удалось переключить внимание машины на игру еще более увлекательную, в которую невозможно выиграть, если противник не делает ошибок: крестики-нолики…

ПРОГРАММИРУЕМЫЕ ПРОГРАММИСТЫ

Последняя киномаска искусственного интеллекта — это электронный Старший Брат, дающий сто очков вперед любому диктатору человеческой истории. Ведь, в отличие от них, компьютер — только управляющий, а не правитель, ему не нужны ни деньги, ни почитание, ни власть. Он просто исправно выполняет свою функцию, которую запрограммировали в нем сами люди. Начало этой серии положил знаменитый «Альфавиль» (1965), поставленный одним из лидеров французской кинематографической «Новой волны» Жаном-Люком Годаром. Это классический пример специфически понимаемого «интеллектуализма» в кино: фильм туманен, противоречив, полон неясных аллюзий, глубокомысленных намеков, допущений и сознательных или невольных цитирований.

Хотя сюжет формально относится к научной фантастике, в нем почти отсутствуют ее характерные приметы (декорации, спецэффекты, НФ-машинерия и тому подобное) или же они столь же вызывающе условны, как какая-нибудь гравицапа. Межгалактический агент прибывает на планету Альфавиль (слегка замаскированный Париж 60-х) на автомобиле по шоссе. А объект профессионального интереса агента — очередной суперкомпьютер, с помощью коего правящая элита Альфавиля добивается желанного для всех правителей эффекта: полного психологического единообразия населения — предстает на экране лишь как неясное мельтешение лампочек и теней.

Еще один электронный надсмотрщик полностью контролирует подземное общество в раннем фильме Джорджа Лукаса «ТНХ 1138» (1971). Эта антиутопия абсолютно стерильна во всех смыслах: все одеты в белое и выбриты до последнего волоска, секс запрещен, а размножение осуществляется с помощью искусственного осеменения… До жизни такой человечество дошло потому, что позволило себя увлечь маниакальным идеям технократов: социальная стабильность любой ценой. Надо ли говорить, что лучшим проводником ее стал суперкомпьютер, чей интеллект был также построен на принципах поддержания гомеостаза и решительного отсечения всего, что этому равновесию угрожает.

До поры до времени ведут себя мирно и неагрессивно правители-компьютеры еще в двух фильмах — «Зардоз» (1974) Джона Бурмена и «Бегство Логана» (1976) Майкла Андерсона. В обоих искусственный интеллект поддерживает безбедное, даже утопическое существование своего рода колоний-анклавов, населенных праздными лентяями-эпикурейцами. Но стоило произойти сбою компьютера, и неприступные стены анклавов пали, открыв взору неприспособленных утопийцев грубый, варварский мир, в котором живет остальное человечество. И в котором отныне предстоит жить им.

Подведем итоги. В целом, по сравнению с другими темами научной фантастики, искусственный интеллект на экране смотрится как-то слабо. И, прошу прощения за невольную тавтологию, совсем не интеллектуально. Причем, за рамками обзора сознательно оставлены картины откровенно нелепые, типа «Чертова семени» (1977). Кульминационной сценой этого фильма, снятого по одноименному роману Дина Кунца, стала попытка изнасилования, совершенная очередным суперкомпьютером. А двигало машиной всего лишь желание положить начало новой расе полулюдей-полумашин!

Подобная ситуация тем более досадна, что совсем недавно умер великий Кубрик, так и не успев осуществить постановку нового научно-фантастического фильма, название которого предельно лаконично: Al (Artificial Intellect — «Искусственный интеллект»).

У Кубрика могло бы получиться действительно нечто нетривиальное. А вот что сотворит из этой идеи Спилберг, который, по сообщению печати, дал согласие завершить картину за умершего маэстро… Посмотрим.


Вл. ГАКОВ


________________________________________________________________________

ИЗБРАННАЯ ФИЛЬМОГРАФИЯ


1. «Икария-ХВ-1» (Ikarie ХВ-1, 1963, Чехословакия, реж. Индржих Полок).

2. «Альфовиль» (Alphoville, 1965, Франция, реж. Жан-Люк Годар).

3. «2001: космическая одиссея» (2001: A Space Odyssey, 1968, Великобритания — США, реж. Стэнли Кубрик).

4. «Гладиаторы» (Gladiatorerna, 1968, Швеция, реж. Питер Уоткинс).

5. «Колосс: проект Форбина» (Colossus, the Forbin Project, 1969, США, реж. Джозеф Сарджент).

6. «ТНХ 1138» (ТИХ 1138, 1971, США, реж. Джордж Лукас).

7. «Зардоз» (Zardoz, 1974, США, реж. Джон Бурмен).

8. «Бегство Логана» (Logan's Run, 1976, США, реж. Майкл Андерсон).

9. «Чертово семя» (Demon Seed, 1977, США, реж. Дональд Кам-мел).

10. «Военные игры» (War Gaines, 1983, реж. Джон Бэдхэм).

11. «2010: одиссея-2» (2010: Odyssey Two, 1984, реж. Питер Хаймс).



РЕЦЕНЗИИ

В ПОИСКАХ ГАЛАКТИКИ (GALAXY QUEST)

Производство компании DreamWorks, 1999.

Режиссер Дин Паризо.

В ролях: Тим Аллен, Сигурни Уивер, Алан Рикман.

1 ч. 42 мин.

________________________________________________________________________

В галактике идет ожесточенная война между двумя инопланетными расами. После долгих кровопролитных сражений раса галактических чужаков принимает решение обратиться за помощью к землянам. А именно к отважному капитану звездного корабля «Защитник» и его верной команде, которые должны спасти их от агрессора.

Инопланетяне даже не догадываются, что экипаж космического корабля на самом деле состоит из потрепанных жизнью актеров, а то, что чужаки принимали за исторические хроники путешествий и приключений команды «Защитника», не что иное, как эпизоды телевизионного сериала, прекращенного лет двадцать назад. Теперь доблестным «исследователям космоса», неожиданно оказавшимся в самом центре небольшой галактической войны, предстоит проявить все свои профессиональные качества, а главное — желание выжить и несгибаемую волю к победе.

Создатели фильма не упустили возможности поиронизировать над американскими фантастическими телесериалами 70-х годов. Основной мишенью стал, конечно, «Звездный путь», имеющий немало поклонников и в нашей стране. Впрочем, для того, чтобы получить удовольствие от фильма, быть знатоком известного сериала не требуется.

Кстати, за судьбы инопланетян, сделавших, казалось бы, крайне опрометчивый выбор, волноваться не стоит. Кто еще может спасти их, кроме этих покорителей космоса — отважных героев кинематографа?

Они с честью выходят из всех испытаний, выпавших на их долю, чтобы с триумфом прибыть прямо на встречу со своими верными поклонниками. А затем вновь отправляются покорять бескрайние просторы галактики, но уже на телевизионных экранах.

А как же иначе? Шоу должно продолжаться.


Сергей ШИКАРЕВ

ЗАТЕРЯННЫЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ (BABEL)

Производство компаний UGC (Франция), Le Studio Сапаl+ (Франция) и Allegro Films (Канада), 1998.

Режиссер, композитор и автор сценария Жерар Пуличино.

В ролях: Митчел Дэвид Роспэн, Мария де Медейрос, Чеки Карио, Митчел Йоназ.

1 ч. 35 мин.

________________________________________________________________________

Оказывается, в давние времена люди строили Вавилонскую башню не одни. Им помогала живущая тогда на Земле раса странных и мудрых существ — вавилов (от которых и произошло название Вавилон). Когда башня была достроена, на ее вершине поместили волшебный кристалл. Однако узнал об этом Создатель и разделил человечество, заставив разговаривать на разных языках. А вавилов отправил под землю — охранять камень и недра от людей…

Такова предыстория фильма. Сам же фильм — низкобюджетная технологическая сказка с «армагеддонскими» мотивами. Ибо тот, кто поместит этот камень на самую высокую башню во время лунного затмения, станет властелином мира, вызовет хаос и высвободит все человеческое зло, накопившееся за несколько тысяч лет. К этому, естественно, стремится главный злодей — эксцентричный миллионер. Противостоят ему три уцелевших подземных жителя. Им помогают одиннадцатилетний мальчик и его симпатичная учительница.

Создатели фильма пытаются скрасить бедность спецэффектов, костюмов и декораций всевозможными сценарно-режиссерскими приемами, выглядящими как европейский ответ ренегату Люку Бессону. Участие в фильме Чеки Карио, одного из любимых актеров Бессона, только укрепляет это подозрение.

Смешав в одном флаконе семейную мелодраму, библейскую тему о конце света, комедию о смешных существах из-под земли и мотивы классической фэнтези, режиссер пытается выйти за границы жанровых штампов. Однако из-за большого количества незаконченных линий сюжет фильма напоминает клубок с торчащими, оборванными нитями.


Тимофей ОЗЕРОВ

ДЕВЯТЫЕ ВРАТА (THE NINTH GATE)

Производство компаний Le Studio Canal+ (Франция), АгаЬа Films (Испания) и др., 1999.

Режиссер и автор сценария Роман Полански.

В ролях: Джонни Депп, Фрэнк Ланжелла, Лена Олин.

2 ч. 13 мин.

________________________________________________________________________

Девять рисунков, сделанных, как гласит легенда, рукой Сатаны, упрятаны в старинных манускриптах, затерявшихся в частных библиотеках Европы. В них зашифрована головоломка, разгадав которую можно пройти сквозь девять адовых врат. Но что ждет путника в конце пути?

«Девятые врата» — последняя работа именитого режиссера Романа Полански. Фильм снят по книге известного в Западной Европе испанского писателя-интеллектуала Артуро Переса-Реверте «Клуб Дюма». Между тем ни о Дюма, ни о клубах в фильме нет ни кадра — создатели картины пожертвовали одной из сюжетных линий книги. Их интересовало другое.

Спустя более тридцати лет после знаменитого «Ребенка Розмари», дьявольски успешного (вполне заслуженно) и быстро ставшего классикой жанра, Роман Полански вновь обратился к инфернальной теме.

Главный герой мистического триллера, Дин Корсо, блистательно сыгран Джонни Деппом. Герой разыскивает редкие фолианты для богатых коллекционеров. Неожиданное предложение одного из постоянных клиентов сулит небывалый барыш. Для этого необходимо всего лишь сравнить несколько экземпляров одной и той же книги и выяснить, какой именно из них является подлинным. Однако, по преданию, одним из авторов этой книги является сам Люцифер…

Новая картина сохранила все характерные черты режиссера, составляющие его фирменный стиль: присущий и событиям, и героям черный юмор, шарада, требующая разгадки, отображение постепенного вторжения пугающего сверхъестественного в жизнь героев, интригующая атмосфера неопределенности и таинственности.

Между «Девятыми вратами» и «Ребенком Розмари» немало общего. Их объединяет не только тематическая направленность, но и внутреннее сродство главных героев. Действительно, и Розмари, и Дин Корсо оказываются носителями зла, которое они взращивают в себе.


Сергей ШИКАРЕВ


ЗНАКОМЫЕ ВСЕ ЛИЦА

Не прошло и года после статьи о телесериалах, посвященных теме вторжения инопланетян на Землю, как наши телезрители получили возможность в очередной раз погрузиться во мрак и туман, окутывающий истину, которую скрывают от честных налогоплательщиков коварные спецслужбы.

В наступившем году два новых цикла снова пугают нас происками маленьких зеленых человечков.


Два сериала радуют ныне любителя фантастики — все те же вечные «Секретные материалы», которые по долгожительству скоро переплюнут «Санта-Барбару», и «Первая волна», продюсером которой является сам Коппола.

Что касается «Секретных материалов», то о них не раз писалось на страницах журнала, поэтому не будем повторяться. Здесь примечателен тот факт, что раз в неделю мы имеем возможность сравнивать первый показ шестого сезона, который идет по Рен-ТВ, и повтор пятого на ОРТ. Надо сказать, что премьерный показ может произвести на фаната сериала странное впечатление. Во-первых, Дэвид Духовны и Джиллиан Андерсон выглядят немного уставшими, порой на их лицах можно разглядеть даже некоторое раздражение. Во-вторых, несмотря на то, что в этом сезоне больше разнообразия фантастических сюжетов, неплохо проработанных и логически завершенных, все же они выглядят инородными телами. Приключения агента Малдера, попавшего в тридцатые годы на исчезнувший в Бермудском треугольнике корабль «Королева Энн», словно списаны с сериала «Полицейский во времени»: прыги и скоки с нацистами, секретным оружием и прочей набившей оскомину дребеденью. В двух следующих эпизодах повествуется о том, как произошел обмен разумами Малдера с одним из сотрудников приснопамятной «Зоны 51». Мало того, что воспроизводится затасканный в кинофантастике сюжет, так в этом эпизоде опять пережевывается тема временной петли.

Нельзя не признать, что новый сезон более «фантастичен», нежели предыдущий, в котором герои были чересчур озабочены собственными личными проблемами. Действительно, здесь больше разнообразия, выдумки, неожиданных ходов… Но почему-то пропадает тягостное очарование сериала, когда ожидание разгадки было ценней самой разгадки, а треволнения героев интересовали больше, чем истина, которая должна была оставаться «где-то там».

Первый сезон «Первой волны» ждали давно. Анонсы обещали многое, а уж имя Фрэнсиса Форда Копполы гарантировало, что это не будет дешевая поделка. Здесь, действительно, все на уровне — игра актеров, характерный главный герой, роль которого исполняет Себастиан Спенс, весьма приличная режиссура Брента Спенсера… Вы ждете неизбежного «но»? Пожалуйста!

Сериал, реализуемый Sugar Entertainment Ltd., все же не оригинальный проект, а римейк стареньких добрых «Захватчиков», которые шли недавно повтором по НТВ. Поэтому, очевидно, сценарист Крис Браннато зажат в тиски отработанной схемы. Разумеется, в «Первой волне» больше спецэффектов, хотя иногда они слишком отдают «Темными небесами». Много в сериале и модной мистики — безумно раздражает сюжетный ход с неизвестной книгой Нострадамуса с конкретными катренами на каждый эпизод! А схема остается прежней. Опять герой мыкается по всей Америке, разоблачая пришельцев, которые как-то слишком изощренно пытаются завоевать Землю, подставляя себя на каждом шагу.

Впрочем, несмотря на некоторую наивность сюжета, герою все равно сопереживаешь. Он не представляет могущественную организацию типа ФБР, как Скалли и Малдер, хотя есть намеки на то, что существует структура, знающая, что к чему.

В своих странствиях по Штатам герой постепенно обрастает друзьями и соратниками, а значит, рано или поздно исполнится пророчество Нострадамуса, и Фостер, он же Дважды Благословенный, остановит Первую Волну вторжения.

Рано или поздно и наши режиссеры найдут силы и средства на создание подобных сериалов. Но к тому времени вся эта площадка будет настолько утоптана, что зритель, возможно, потеряет интерес к кинофантастике. Хорошо, если ненадолго.

Константин ДАУРОВ



БРИТАНСКИЙ ПАРАДОКС

В глубине души никто из нас не сомневается, что британская кинофантастика — это весьма респектабельная особа, состоящая в тесном родстве с Робертом Стивенсоном, Мэри Шелли, Гербертом Уэллсом, Артуром Кларком и другими, не менее уважаемыми персонами. Но попробуйте навскидку спросить у кого-то из ваших друзей, не слишком искушенных в истории кино, какой английский фильм они считают шедевром мировой кинофантастики — и, скорее всего, ваш собеседник озадаченно наморщит лоб, а потом не без колебаний вспомнит… Джеймса Бонда.

ВАРИАЦИИ В ДЕБЮТЕ

Впрочем, надо ли иронизировать над дилетантами, если даже Джон Бакстер — автор неплохой книжки по истории фантастического кино — писал в 1974 году: «Великий британский фильм в жанре научной фантастики так до сих пор и не снят!». И такой вердикт был вынесен после того, как по экранам мира прошли «Грядущее» Уильяма-Камерона Мензиеса, «Эксперимент Куотермасса» Вэла Геста, «День триффидов» Стива Секели и «2001: Космическая одиссея» Стэнли Кубрика — ведь в большинстве справочников она отнесена к английским фильмам. Правда, снятые в Англии фильмы Кубрика до сих пор ставят проблему перед историками кино. Правомерно ли их считать британским продуктом, если ленты снимал американец для американских прокатчиков? Кстати, одним Кубриком проблема не исчерпывается. На английских киностудиях ставили свои фантастические фильмы француз Трюффо («451° по Фаренгейту»), американец Гиллиам («Бандиты во времени»), канадец Кроненберг («Голый завтрак»), поляк Полански («Бесстрашные убийцы вампиров»). Но, видимо, такова уж сермяжная правда кинематографа, что в большинстве этих случаев «национальность» картины определялась не маркой студии, а творческим почерком режиссера.

Конечно, этот почерк должен быть более или менее выражен. Первый серьезный английский фильм в жанре science fiction «Предательство на высшем уровне», поставленный в 1929 году М. Элви, и стилистикой, и сюжетом подозрительно напоминал немецкий «Метрополис» Ф. Ланга: в конструктивистских декорациях (в том числе, в тоннеле под Ла-Маншем) либералы-пацифисты боролись с реакционерами за предотвращение новой мировой войны. Всего семь лет спустя тема апокалиптической войны и прихода «космической эры» была куда более масштабно и изобретательно развернута в «Грядущем» («Things to Come» — так правильнее называть фильм Мензиеса, в отличие от канадского фильма 70-х «Shape of Things to Come» — «Облик грядущего»). Место в «Зале славы» мировой фантастики фильму обеспечила отнюдь не режиссура (кстати, весьма средняя) и даже не сценарий самого Г. Уэллса, а прежде всего великолепные декорации Винсента Корды, впечатляюще воссоздавшие город Эвритаун и технологическую атрибутику ближайшего (1940) и отдаленного (2036) будущего. К сожалению, для настоящей британской science fiction эта лента на многие годы осталась одинокой вершиной. Тогда же, в 30-е, и тоже по сценарию Уэллса снимается «Человек, который мог творить чудеса» Л. Мендеса — остроумная фэнтези для взрослых о простом клерке из универмага, которого высшие силы на пари наделили чудодейственными способностями. Однако серьезно конкурировать с Голливудом британское кино не могло. В плане идей и их технического воплощения оно отставало даже от немцев — не случайно в 1935 году в Англии была снята своя версия знаменитого фильма К. Бернхардта «Туннель».

Первое послевоенное десятилетие мало что изменило. «Лестница в небо» (1946) М. Пауэлла и Э. Прессбургера, подкупая английским юмором и мягким романтизмом («ошибочно» оставшемуся в живых британскому летчику срочно приказывали явиться в рай, где для погибших американцев был даже установлен… автомат с кока-колой), не претендовала на лавры серьезной фантастики. В комедиях о женщине-роботе («Совершенная женщина») и анклаве средневекового Герцогства Бургундского, возникшем посреди мрачного послевоенного Лондона («Паспорт в Пимлико»), тоже все базировалось на иронии и гротеске. Даже «Человек в белом костюме» (1951) А. Маккендрика, оттолкнувшийся от квазинаучной идеи «вечной ткани», быстро переводил действие в русло эксцентрической социальной комедии.

ПОД ЗНАКОМ «МОЛОТА»

То, что расцвет британской кинофантастики начался в 50-е, обусловлено вполне конкретными причинами. Англия стала освобождаться от бремени послевоенных тягот. «1953-й год породил чувство уверенности и оптимизма, — отмечал писатель Найджел Нил. — Была упразднена карточная система, покорен Эверест, коронована королева и успешно испытан реактивный истребитель «Комета». В английское кино пришел цветной «Техниколор» и довольно солидные инвестиции, но, что не менее важно, на британском рынке у Голливуда появился дерзкий конкурент — местная компания «Хэммер Студиоз».

Строго говоря, эта марка («Молот») была зарегистрирована еще в 30-е годы деятелями шоу-бизнеса Энрике Каррерасом и Уильямом Хиндсом, но ее звездным часом стал 1956 год, когда «Эксперимент Куотермасса» — киноверсия популярного телесериала по сценарию Найджела Нила — стал кассовым лидером по обе стороны Атлантики. Героем телесериала был астронавт, который, подвергшись воздействию неведомого вируса-пришельца, постепенно превращался в омерзительное чудовище. Режиссер Вэл Гест поставил этот сюжет в лучших традициях английского хоррора, усилив в нем атмосферу мистики и навязчивого кошмара. В отличие от более ранних обращений к космической теме (например, «Дьявольской девушки с Марса» Д. Макдональда, где фигурировала симпатичная инопланетянка и ее похожий на холодильник слуга-робот), «Куотермасс» был настоящим «фильмом для взрослых». На волне успеха на «Хэммер Студиоз» тут же запускается «Куотермасс-2» («Враг из космоса») — и тоже встречает восторженный прием у зрителя. Однако пиком всей серии фильмов о Куотермассе (а она протянулась до 1999 года!) стала картина Р. Бейкера «Куотермасс и котлован» («Пять миллионов лет на пути к Земле»), поставленная уже в 60-х. Полная оригинальных перипетий история о космическом корабле агрессивных пришельцев, обнаруженном при строительстве шахты лондонского метро, и сюжетно, и визуально превосходила аналогичные голливудские картины.

Во многом благодаря «Хэммер Студиоз» со второй половины 50-х «золотой фонд» английской кинофантастики ежегодно пополнялся одним-двумя новыми фильмами. В 1956 году кроме «Куотермасса» появился фильм Л. Нормана «Х-неизвестное» — не игнорировавший научной проблематики триллер о катастрофических радиоактивных выбросах из-под земной коры. В 1958-м на экраны вышли «Безликий демон», где инфернальное зло воплощалось в материализованных мыслях маньяка-ученого, и «Космическое чудовище» — первый и, по-моему, единственный английский «прорыв» в тему гигантских насекомых. В 1959-м среди героев английского кино появился свой оживший динозавр («Огромный бегемот» Ю. Лори). Не в пример космическим и земным монстрам, симпатию вызывал заглавный герой фильма «Пузатый снежный человек» В. Геста (1957).

Вместе с тем еще до «Куотермасса» на «Хэммер Студиоз» поняли, что превзойти американцев в жанрах science fiction или даже трэш-фантастики, не имея их сюжетной базы — телесериалов и комиксов, практически нереально.

Именно поэтому главным жанром в «Молоте» стал традиционный для Англии готический хоррор. «Проклятие Франкенштейна» (1957) Т. Фишера становится прологом к целому направлению в жанре фильмов ужаса, известному как «новая готика». Режиссер Теренс Фишер, актеры Питер Кушинг и Кристофер Ли, оператор Джек Эшер и художник Бернард Роббинс выводят классический хоррор (представленный в основном фильмами студии «Юниверсал» 30-х -40-х гг.) на новый виток развития: фильмы о Франкенштейне и Дракуле, ожившей мумии и вервольфах приобретают визуальную реалистичность и психологизм, их компонентами становятся агрессивная эротика и насилие. Визитной карточкой «новой готики» становится кадр из «Дракулы» 1958 года, где актер К. Ли, обнажив «волчьи» клыки, испепеляет взглядом свою жертву (на самом деле, на его зрачках были неудобные контактные линзы, из-за которых он то и дело наталкивался на партнеров и реквизит).

«Новая готика» пустила такие глубокие корни в английском кино, что и в 60-х, и в 70-х к ее стилистике и сюжетным ходам не раз обращаются другие фантастические жанры. Растения-людоеды («День триффидов», 1963), порабощающие ослепшее под воздействием космического катаклизма человечество, или внеземные пришельцы («Крик умирающей Земли», 1964; «Далеки — вторжение на Землю», 1966) преследуют своих жертв с жутким упорством вурдалаков или оборотней. Черты демонического монстра приобретает человеческий мозг, оживленный в лаборатории ученого («Мозг», 1965). С другой стороны, в условную ткань легенды и сказки внедряются элементы наукоподобия. В «Проклятии вервольфа» Т. Фишера (1961) борьба героя Оливера Рида против своей природы оборотня напоминает борьбу ученого с поразившим его организм вирусом.

Заинтересованно и даже ревниво наблюдая за революционным продвижением русских и американцев в космос, британцы не могли не отреагировать на это в своих фильмах. В 1963-м на экраны выходит эксцентрическая комедия Р. Лестера «Мышь на Луне», герой которой — премьер-министр сказочного герцогства Фенвик, опережая и США, и СССР, отправляет на Луну ракету, где вместо топлива используется… марочное вино из местных виноградников.

Были, конечно, и более серьезные подходы к космической теме. Все тот же В. Гест еще в 1962 году ставит далеко не смешную научно-фантастическую драму «День, когда Земля вспыхнула». После серии ядерных взрывов Земля меняет свою орбиту и начинает неумолимо приближаться к Солнцу, из-за чего весь цивилизованный мир приходит в состояние хаоса… В конце 60-х выходит любопытная лента Роберта Перриша «Путешествие к дальней стороне Солнца», интрига которой строится на гипотезе существования еще одной планеты Солнечной системы, не видимой с Земли. К сожалению, в отличие от массовой трэш-фантастики, где действуют примитивные космические пришельцы («Доктор Кто и далеки» Г. Флеминга, «Остров обреченных на сожжение» Т. Фишера, «Они пришли из открытого космоса» Ф. Френсиса), фильм Пэриша не перешел в разряд культовых и был быстро забыт.

Скорее всего, причиной этому был скромный бюджет картины. Продюсеры (тем более американские, которые нередко финансировали британские фильмы) не слишком жаловали проекты, не рассчитанные на массового зрителя. По части бюджетов и постановочной базы британская кинофантастика, конечно, уступала американской. Хотя и здесь надо сделать одну оговорку: в 60-е годы весьма высокую репутацию в области постановки приключенческих, трюковых и фантастических лент приобретает английская студия «Пайнвуд».

Именно здесь в 1962 году американцы Гарри Зальцман и Альберт Броколи запускают в производство первый фильм об агенте 007 — «Доктор Но». Не слишком углубляясь в тему «бондианы», попробуем ответить всего на два вопроса.

Надо ли считать «бондиану» детищем британского кино? Пожалуй, все-таки да. Хотя идеология проекта, в принципе, формулировалась в Америке (в судьбе фильма принимал участие даже президент Кеннеди), вклад англичан был значителен и уникален. Культовую маску Бонда создал британский актер — Шон Коннери. Как правило, «бондиану» ставили английские режиссеры (Т. Янг, Г. Гамильтон и др.). Главные трюковые съемки производились в павильонах и специально построенных декорациях студии «Пайнвуд». Наконец, национальная принадлежность Бонда — подданного Ее Величества и агента британской разведки — была и по сей день остается важным неформальным моментом сюжета.

Вопрос второй: надо ли относить «бондиану» к кинофантастике? Наверное, тоже да. Уже с «Доктора Но» и в основной фабуле, и на периферии сюжета всегда присутствует фантастика. Непременным местом действия становятся фантастические «гнезда» мировых гениев зла — форты, острова, ракетные базы в жерле вулканов… Монорельсовые дороги, радиоуправляемые автомобили, подводные скутеры, боевые лазеры, лучевые ружья, приборы рентгеновского зрения, не считая десятков забавных и оригинальных мелочей из шпионского арсенала, вполне достойны занять место в воображаемом «Мемориале мировой фантастики», причем именно в «британском зале».

«ПОДНЯВШИСЬ НА ГОРУ, СПУСТИЛИСЬ… С ХОЛМА»

Перефразируя название забавной комедии 90-х об англичанине, который «поднялся на холм, а спустился с горы», можно сказать, что 70-е годы начались для британской кинофантастики триумфальным «восхождением на вершину», а закончились пологим спуском. В самом конце 60-х Стэнли Кубрик, оттолкнувшись от идеи Артура Кларка, поставил в Англии «Космическую одиссею». В начале 70-х он же экранизирует культовый роман другого англичанина, Энтони Берджеса («Заводной апельсин», 1973), с английским актером Малькольмом Макдауэллом в главной роли. Фильм Кубрика получает своеобразную антитезу, когда англичанин Линдсей Андерсон делает Макдауэлла главным (и положительным) героем своей сатирико-фантастической притчи «О, счастливчик!».

В начале 70-х еще довольно бодрым выглядит готический хоррор («Вампиры-любовники», «Капитан Кронос: охотник на вампиров»), где заметно прибавляется обнаженных женских тел и декадентских мотивов. Без последних не обходится даже космическая тема: Николас Роуг заметно озадачивает любителей традиционных фильмов о пришельцах, сняв в роли андроида рок-звезду Дэвида Боуи («Человек, который упал на Землю»). Но свои фильмы получает и массовый зритель, который все еще способен восторгаться фехтующими скелетами Рэя Хэррихау-зена («Золотое путешествие Синдбада») и куклами-динозаврами из доисторических фантазий В. Геста («Когда динозавры правили Землей») и К. Коннора («Под земной корой»). Динозавры и прочие атрибуты «затерянного мира» обеспечили успех и двум другим фильмам Кевина Коннора («Земля, забытая временем», 1975; «Люди, забытые временем», 1977), хотя уже вскоре стало ясно, что по части экранизаций Э.-Р. Берроуза и других подобных сюжетов соревноваться с Голливудом бесполезно.

Конец 70-х, да и практически все 80-е заметно снизили репутацию британской кинофантастики, из-за чего новое поколение зрителей во многом стало воспринимать ее как рынок подержанных голливудских сюжетов. Действительно, на английских студиях снимались очередные сиквелы американских боевиков («Вой-4», 1988) и экранизировались американские комиксы («Флэш Гордон», 1980), но дело еще и в том, что даже стопроцентно британские картины мало чем отличались от заокеанских прототипов. В «Планете ужасов» (1982) Н. Уоррена чувствовалось очевидное влияние «Чужого». «Восставший из ада» (1987) немало почерпнул из «Полтергейста» и других американских ужастиков. Даже визуально самобытная и не обделенная хорошими актерами (Б. Кингсли, М. Хэмилл, Б. Пакстон) приключенческая антиутопия «Слипстрим» (1989) оказалась незаметной за широкими спинами таких лидеров жанра, как «Безумный Макс» и «Бегущий по лезвию».

Список шедевров британской кинофантастики 80-х вполне могли пополнить такие яркие фигуры, как Кен Рассел и Нейл Джордан, но оба остались лишь на подступах к серьезному жанру, ограничившись импровизациями в рамках хоррора («Готика» и «Логово белого червя» у первого, «Общество волков» — у второго). Далеко не лучшим эпизодом творческой биографии Терри Гиллиама стали снятые им в Англии «Бандиты во времени». Среди крупных удач можно отметить разве что детскую фэнтези Джима Хенсона «Темный кристалл» (1983) и «Эскалибур» (1981) Джона Бурмана, колоритно воссоздавший атмосферу легенд английского рыцарского эпоса.

КРОНЕНБЕРГА ВЫЗЫВАЛИ?

В январе 2000 года на одном из сайтов мировой электронной сети по результатам голосования пользователей был составлен список ста лучших британских картин 90-х годов. Из фильмов, с полным правом относящихся к фантастике, туда вошли «Франкенштейн Мэри Шелли» К. Бранаха, «Сканирование мозга» Д. Флинна, «Горец-3» Э. Мореана, «Американский вервольф в Париже» Э. Уокера и «Экзистенц» Д. Кроненберга. Прямо скажем, не слишком большое представительство…

Фильмы о Франкенштейне и горце Маклауде хорошо известны и у нас (хотя, скорее всего, через два-три года они будут стерты и из памяти зрителей, и с видеокассет). «Американский вервольф» — это довольно забавная американизированная хоррор-комедия о дочке оборотня, приезжающей в Париж и встречающей там «братьев по крови», но явно не шедевр. «Сканирование мозга» довольно удачно эксплуатирует новую для своего времени (1994 год) идею миграции из виртуального мира компьютерной игры в материальную реальность, но на фоне «Матрицы» тоже, по-видимому, уйдет в небытие.

Фильм Кроненберга — явление несколько иного масштаба. Это большой британско-канадский проект, который по постановочным затратам и именам звезд (Дженнифер Джейсон Ли, Джуд Ло, Уиллем Дэфо) ничуть не уступает голливудским блокбастерам. Так же, как в «Матрице» и «Сканировании мозга», в основе его сюжета лежит идея о параллельном существовании двух миров, материального и виртуального, границу между которыми открывают уникальные разработки биотехнологии — компьютерные порты и платы, которые вживляются прямо под крестец человека, подсоединяясь к его мозгу и гормональной системе. И если «Матрица» реализует эту идею в категориях массового кино, или мэйнстрима, то Кроненберг, с его пристрастием к психопатологии и метафоричным, но полным отталкивающих подробностей кошмарам, адресуется к «высоколобой» аудитории.

Для британского кино Кроненберг в очередной раз оказался «тузом из рукава». Безусловно, так же, как и «Голый завтрак», «Экзистенц» останется в анналах истории мирового кино, по крайней мере, его фантастических жанров. Вот только вспомнит ли кто-нибудь, что ко всему этому приложил руку кинематограф Соединенного Королевства?


Дмитрий КАРАВАЕВ

Брюс Стерлинг
МАНЕКИ-НЕКО

— Нет, я больше так не могу! — простонал брат.

Цуоши Шимизу, лежа на футоне, задумчиво поглядел на экран пасокона. Несчастное лицо его старшего брата изрядно раскраснелось и лоснилось от пота.

— Это всего лишь карьера, — напомнил Цуоши, садясь и расправляя смятую пижаму. — Не стоит принимать слишком близко к сердцу.

— Вечные сверхурочные, — пьяным голосом забубнил брат. — Корпоративные вечеринки! — Он звонил из какого-то бара в квартале Сибуйя; на заднем плане суровая деловая дама средних лет фальшиво пела караоке. — И еще эти проклятые экзамены. Программы повышения квалификации менеджеров. Тесты на профпригодность. У меня просто нет времени на жизнь!

Цуоши сочувственно хмыкнул. Он не был в восторге от этих ночных звонков, но полагал, что обязан выслушивать сетования брата, который был весьма достойным человеком, прежде чем окончил элитарные курсы при Университете Васеда, получил место в крупной корпорации и обзавелся профессиональными амбициями.

— У меня язва желудка, — пожаловался брат. — И болит спина. Я катастрофически седею! Нет, они меня уволят, это точно. Как бы человек ни вкалывал, каким бы ни был лояльным, большим компаниям нынче наплевать на своих служащих. И ты еще спрашиваешь, почему я пью?!

— Тебе надо жениться, — посоветовал Цуоши.

— Не могу найти «половину». Женщины никогда меня не понимали, — брат пожал плечами. — Послушай, Цуоши, я в полном отчаянии, ситуация на рынке сбыта просто катастрофическая. Я почти не могу дышать! Да, надо все изменить, и я подумываю о том, чтобы принять обет… Нет, серьезно! Я мечтаю отречься от этого ужасного мира!

Цуоши встревожился не на шутку.

— Сколько ты выпил?

Лицо брата резко заполнило экран.

— Хочу в монастырь, там тихо и спокойно! Читаешь вслух сутры, размышляешь о смысле жизни… Правила строгие, но разумные. Да, когда-то таким был и наш японский бизнес, в старые добрые времена!

Цуоши скептически хмыкнул.

— На той неделе я навестил одно заведение… Монастырь на горе Эсо, — признался брат. — Тамошние монахи хорошо понимают проблемы таких, как я, и оберегают нас от современной жизни. Ни компьютеров, ни мобильных телефонов, ни факсов, ни сверхурочных, ни производственных совещаний… Совсем-совсем ничего. Кругом лишь мир, покой, красота — и никаких изменений. Настоящий рай!

— Мой старший брат, — сказал Цуоши, — у тебя отроду не было ни малейшей склонности к религии. Ты не отшельник, а заведующий сектором крупной экспортно-импортной компании.

— Ну… Возможно, ты прав: религия меня не спасет. Я подумывал сбежать в Америку; в конце концов, там тоже ничего не происходит.

— Это уже лучше, — улыбнулся Цуоши. — Отличное место для каникул — ты заслужил отдых. Американцы очень милы и дружелюбны с тех пор, как там запретили оружие.

— Но я не смогу… — захныкал брат. — Я такого не вынесу! Как можно бросить все, что знаешь, и отдать себя на милость незнакомцев?

— Ничего страшного, поверь моему опыту, — ободрил его Цуоши.

— Почему бы не попробовать? — Жена Цуоши беспокойно зашевелилась на соседнем футоне, и он понизил голос: — Прости, но на сегодня все. Непременно позвони, когда примешь какое-то решение.

— Отцу ничего не говори! — забеспокоился брат. — Старик и так волнуется.

— Не скажу, — пообещал Цуоши, прерывая контакт, и экран потемнел.

Его жена, на восьмом месяце беременности, тяжело перекатилась на бок.

— Это снова твой брат? — спросила она.

— Да, его только что продвинули по службе. Больше обязанностей, больше ответственности. Брат как раз отмечает это дело с сотрудниками.

— Приятно слышать, — тактично сказала жена.

Цуоши встал поздно. В конце концов, он был сам себе хозяин и трудился тогда, когда удобно. Он занимался тем, что переводил старые видеозаписи на новейшие высокотехнологичные носители, а эта работа, если делать ее как следует, нуждается в глазомере истинного мастера. Молва об искусстве апгрейдера видеоформатов Цуоши Шимизу расползлась по Сети, и он брал столько заказов, сколько мог и хотел.

В десять утра явился почтальон. Цуоши пришлось прервать завтрак из похлебки мисо с сырым яйцом, чтобы расписаться за доставку очередного заказа: магнитные ленты двадцатого века с аналоговым сигналом. С той же почтой пришла корзиночка свежей клубники и пикули в маринаде домашнего изготовления.

— Огурчики! — счастливо вздохнула жена. — Люди так добры ко мне с тех пор, как я жду ребенка.

— Кто их прислал, как ты думаешь?

— Не знаю. Кто-нибудь из Сети.

Цуоши загрузил свой медиатор, почистил сверхпроводящие головки и проверил старые ленты. Магнитный слой сильно осыпался и частично утратил полярность.

Включив фрактальный генератор деталей и стабилизатор изображения, Цуоши приступил к работе с чередующимися алгоритмами. Когда он закончит, новые цифровые копии будут выглядеть гораздо четче, яснее и композиционно интереснее, чем примитивные оригиналы в свои лучшие дни.

Цуоши любил свою работу. Довольно часто ему попадались отрывки видеозаписей, обладающих определенной архивной ценностью, и тогда он передавал изображения в Сеть. По-настоящему крупные базы данных, с целыми армиями поисковых машин, индексаторов и каталогов, имели весьма обширные интересы. Они никогда не платили за новую информацию, ибо Глобальная Информационная Сеть не являлась коммерческим предприятием. Однако сетевые машины были чрезвычайно вежливы и придерживались строжайшего сетевого этикета. Они отвечали услугой на услугу, а поскольку имели невероятно обширную память, ни одно доброе дело не оставалось без вознаграждения.

После ланча жена Цуоши отправилась за покупками. Специальная служба доставила посылку из-за океана: премиленькие младенческие одежки из Дарвина, Австралия. Желтенькие, как солнышко. Любимый цвет его жены.

Наконец Цуоши покончил с первой лентой и перевел ее на новый кристаллический диск. Пора было прогуляться. Он спустился вниз на лифте, зашел в кофейню на углу, заказал двойной мокко-капуччино со льдом и расплатился льготной карточкой.

Когда он допил свою чашку, зазвонил поккекон. Цуоши вынул его из кармана и ответил на вызов.

— Возьми то же самое с собой, — сказала машина.

— Ладно, — отозвался Цуоши и отключился. Он купил еще чашку кофе, накрыл ее крышкой и вышел на улицу. На скамейке рядом с его домом сидел мужчина в деловом костюме. Костюм был дорогой, но выглядел так, словно в нем спали. Мужчина был небрит, с красными опухшими глазами и тихо покачивался взад-вперед, держась руками за голову. Поккекон снова зазвонил.

— Кофе для него? — спросил Цуоши.

— Конечно, — последовал ответ. — Его это взбодрит.

Цуоши подошел к несчастному бизнесмену, и тот, нервно вздрогнув, взглянул на незнакомца глазами побитой собаки.

— Что?..

— Возьмите, — сказал Цуоши, вручая ему чашку. — Прекрасный двойной мокко-капуччино со льдом.

Мужчина снял крышку, с недоверием понюхал и поднял изумленные глаза.

— Но это же… мой любимый кофе! Кто вы?

Цуоши поднял кисть, сложив пальцы в кошачью лапку, но бизнесмену этот жест явно не был знаком, и тогда он просто пожал плечами:

— Какая разница? Иногда человеку очень нужен кофе. Теперь он у вас есть.

— Но… — Бизнесмен отхлебнул из чашки и неожиданно улыбнулся. — Великолепно! Спасибо, большое спасибо!

— Пустяки, — сказал Цуоши и пошел домой.

Жена вернулась из магазина, купив себе новую обувь. Во второй половине беременности бедняжка сильно отяжелела, у нее постоянно отекали ноги. Вздохнув, она села на кушетку и принялась рассматривать свои ступни в желтых лодочках.

— Ортопедическая обувь такая дорогая, — пожаловалась она. — Надеюсь, эти туфли выглядят не слишком безобразно?

— Ну что ты, дорогая, они тебе очень идут, — дипломатично ответил Цуоши.

Он познакомился со своей женой в видеомагазине — она только что расплатилась кредитной картой за диск примитивных черно-белых американских анимаций 1950-х. Поккекон велел ему немедля подойти к женщине и завести беседу о коте Феликсе, мультяшном любимце Цуоши и первой звезде древних ТВ-комиксов.

Сам он никогда бы не рискнул подойти к такой красивой девушке, но Сеть знает всех наперечет, ей виднее. И Цуоши обнаружил, что красавица вовсе не прочь обсудить с ним общее пристрастие к реликвиям.

Они пообедали вместе. И снова встретились через неделю. Ночь перед Рождеством они провели в отеле для влюбленных. У парочки оказалось много общего.

Она вошла в его жизнь как подарок из магического мешка кота Феликса, и за это Цуоши был навечно благодарен Сети. Теперь он был женат, собирался стать отцом и твердо стоял на ногах. Словом, жизнь сулила ему скромные радости.

— Тебе пора постричься, милый, — сказала ему жена.

— Да, конечно.

Она достала из сумки подарочную коробочку.

— Почему бы тебе не сходить в отель Дарума? Там неплохая парикмахерская, а заодно передашь от меня вот эту вещь.

Жена открыла деревянную коробку, и Цуоши увидел в белом гнездышке из пенопласта керамическую фигурку кота с широкой улыбкой и воздетой лапой, призывающей удачу.

— Как, опять манеки-неко? По-моему, у тебя их более чем достаточно. Даже на нижнем белье!

— Это подарок. Для кого-то в отеле Дарума.

— Да?

— Какая-то женщина протянула мне эту вещицу в обувном магазине. Похожа на американку и совсем не говорит по-японски. Но какие у нее туфли… Просто заглядение!

— Если Сеть поручила этого кота тебе, дорогая, ты сама должна отнести его, верно?

— Милый, — вздохнула жена. — У меня ужасно болят ноги, и тебе все равно надо привести в порядок волосы, а мне еще и ужин готовить, и кроме того, это не такой уж хороший манеки-неко, а просто дешевый сувенир для туристов. Неужели тебе трудно?

— Ничуть, — сказал Цуоши. — Только пересылай подсказки со своего поккекона на мой, а я погляжу, что можно будет сделать.

— Я знала, что ты согласишься, — улыбнулась она. — Ты всегда такой добрый.

Цуоши положил манеки-неко в карман и ушел. Он ничего не имел против просьбы жены, ведь многие капризы беременной гораздо труднее выполнять в их крошечной квартирке на шесть татами. Супруги были довольны кварталом и соседями, однако надеялись найти квартиру побольше еще до рождения ребенка. Возможно, даже с маленькой студией, где Цуоши мог бы расположиться со своей аппаратурой. Найти приличное жилье в Токио очень трудно, но он уже замолвил словечко Сети, и друзья, с которыми Цуоши даже не был знаком, изо дня в день занимались этой сложной проблемой. Рано или поздно наверняка подвернется что-нибудь подходящее, если он будет пунктуально выполнять все поручения Сети.

Сперва он зашел в местный салон пачинко и выиграл у автомата пол-литра пива и проездной. Пиво он выпил, взял проездной и отправился на вокзал, где сел на электричку. Выйдя на станции Эбису, Цуоши достал поккекон и вызвал на экран уличную карту Токио. Путь его пролегал мимо заведений с заманчивыми названиями «Шоколадный суп», «Телесная свежесть» и «Аладдин Май-Тай Траттория». В отеле Дарума он нашел парикмахерскую, которая именовалась «Всепланетный облик Дарума».

— Что мы можем для вас сделать? — спросила дама-администратор.

— Думаю, мне надо побриться и постричься, — сказал Цуоши.

— Вам назначено?

— К сожалению, нет, — извинился он, складывая пальцы в знак кота.

Женщина ответила быстрой серией резких движений пальцев, из которых Цуоши не опознал ни одного. Дама была явно из другой части Сети.

— Ничего страшного, — добродушно улыбнулась она. — Наоко с удовольствием вас обслужит.

Наоко аккуратно подбривала ему виски, когда зазвонил поккекон.

— Зайди в дамскую комнату на четвертом этаже, — велел он Цуоши.

— Прошу прощения, но я не могу. Это Цуоши Шимизу, а не Аи Шимизу. К тому же меня как раз постригают.

— О, я понимаю, — откликнулась машина. — Рекалибровка. — И отключилась.

Наоко закончила стрижку. Это была хорошая работа, Цуоши выглядел намного лучше. Человеку не следует забывать о своей внешности, даже если он не сидит часами в конторе. Его поккекон снова зазвонил.

— Да? — отозвался Цуоши.

— Лавровишневый лосьон после бритья. Возьми его с собой.

— Хорошо, — ответил Цуоши и обратился к Наоко: — У вас есть лавровишневый лосьон?

— Странно, что вы об этом спросили, — сказала девушка. — Он давно вышел из моды, но у нас случайно сохранилась пара флаконов.

Цуоши приобрел один и вышел из парикмахерской. Ничего не произошло, поэтому он купил журнал комиксов и уселся ждать в вестибюле. Наконец к нему приблизился лохматый блондин в шортах, сандалиях и ослепительно яркой гавайке. На плече иностранца висела камера в чехле, в руке он держал старомодный поккекон. На вид ему казалось лет шестьдесят, и это был очень, очень высокий мужчина.

Он что-то сказал по-английски своему поккекону.

— Прошу прощения, — перевел тот на японский. — У вас случайно не найдется бутылочки лавровишневого лосьона после бритья?

— Найдется, — сказал Цуоши и достал флакон. — Возьмите, пожалуйста.

— Благодарение небесам! — воскликнул иностранец, а его поккекон поспешно перевел. — Я спрашивал у всех подряд в вестибюле. Извините, что опоздал.

— Не беда, я не тороплюсь, — улыбнулся Цуоши. — Какой у вас интересный поккекон.

— Полно вам, — сказал иностранец. — Я знаю, что он старый и давно вышел из моды. Но я как раз планировал купить себе новый у вас в Токио. Говорят, их продают корзинами на рынке Акиабара.

— Верно. Какой программой перевода вы пользуетесь? Ваш поккекон вещает, как уроженец Осаки.

— Да что вы говорите? — забеспокоился турист. — И это раздражает жителей Токио?

— Ну, я не хотел бы жаловаться, но… Послушайте, я могу скопировать для вас совершенно новый бесплатный транслятор.

— Это было бы чудесно!

Они нажали кнопки поккеконов и обменялись визитками через Сеть. Изучив электронную карточку иностранца, Цуоши узнал, что мистер Циммерман проживает в Новой Зеландии. Затем он активировал программу трансферта информации, и его мощный поккекон начал вводить новый транслятор в старую машину Циммермана.

Тут в вестибюль вошел огромный американец в черных очках и глухом плотном костюме; было видно, что он безумно страдает от жары. Мышцы американца распирали одежду, как у штангиста. Вслед за атлетом появилась миниатюрная японка с атташе-кейсом. На женщине красовались зеркальные солнечные очки, броский темно-голубой костюм и шляпка в тон, но вид у нее был какой-то загнанный.

Атлет остановился у дверей и внимательно проследил за тем, как вносят чемоданы. Женщина стремительно подошла к регистрационной стойке и принялась нервно задавать клерку бесчисленные вопросы.

— Я страстный поклонник машинного перевода, — поведал Цуоши высокому новозеландцу. — Думаю, компьютеры делают великое дело, помогая людям понять друг друга.

— Не могу не согласиться, — кивнул мистер Циммерман. — Помню, когда я впервые приехал в Японию много лет назад, у меня не было ничего, кроме бумажного разговорника. И вот я вхожу в бар и… — Внезапно он замолчал, уставившись на экран поккекона. — Прошу прощения! Тут мне говорят, что я должен немедленно подняться в свой номер.

— Я могу пойти с вами, пока транслятор не загрузится полностью, — предложил Цуоши.

— Большое спасибо!

Они вместе вошли в лифт, и Циммерман нажал на кнопку четвертого этажа.

— Так вот, я зашел в этот бар на Роппонджи поздно ночью, потому что очень устал и надеялся перекусить…

— И что?

— Эта женщина… Ну, она слонялась в баре для иностранцев поздней ночью, и была, скажем так, не вполне одета, и совсем не казалась хоть немного лучше, чем выглядит, и…

— Да, я вас понимаю.

— А меню, которое мне дали, было целиком на канджи, или ката-кане, или романджи, или как это у вас называется, поэтому я достал свой разговорник и попытался расшифровать загадочные идеограммы, однако… — Лифт остановился, двери открылись, и они вышли в холл четвертого этажа. — Словом, кончилось тем, что я ткнул пальцем в первую строчку меню и сказал этой даме…

Циммерман опять замолк, поглядев на экран поккекона.

— Кажется, что-то случилось… Минуточку!

Он внимательно изучил инструкции, вынул из кармана шортов флакон и открутил колпачок. Потом встал на цыпочки и, воздев очень длинную руку, вылил лавровишневый лосьон в вентиляционную решетку, расположенную под самым потолком.

Дело было сделано. Новозеландец аккуратно закрутил колпачок, сунул пустую бутылочку в карман и поглядел на экран покеккона. Нахмурился и как следует встряхнул его, но на экране ничего не изменилось. Очевидно, новый транслятор Цуоши перегрузил слабенькую операционную систему Циммермана, и поккекон безнадежно завис.

Циммерман произнес несколько непонятных английских выражений, потом улыбнулся и с извиняющимся видом развел руками. Кивнув на прощание, он вошел в свой номер и закрыл дверь.

Японка и ее дюжий американский спутник вышли из лифта. Мужчина оглядел Цуоши твердым взглядом. Женщина достала из сумочки электронную карту и открыла дверь номера, руки ее при этом заметно дрожали.

Поккекон Цуоши зазвонил.

— Уходи отсюда, — сказала машина. — Спустись в вестибюль по лестнице и войди в лифт вместе с рассыльным.

Цуоши поспешно спустился вниз и увидел, как мальчик в униформе закатывает в лифт тележку с багажом взволнованной японки. Он аккуратно протиснулся мимо металлических колес тележки и встал у задней стенки кабины.

— Вам какой этаж, сэр? — спросил мальчик.

— Восьмой, — ответил Цуоши наобум.

Рассыльный нажал на кнопки и замер лицом к двери, руки в белых перчатках по швам. Поккекон молча выбросил на экран строчку текста: положи коробочку в голубую дорожную сумку.

Голубая сумка с молнией лежала на самом верху. Ему хватило пары секунд, чтобы приоткрыть молнию, сунуть внутрь манеки-неко и снова закрыть. Мальчик ничего не заметил и выкатил тележку на четвертом этаже. Цуоши вышел на восьмом, чувствуя себя немного глупо. Он побродил по холлу, нашел укромный уголок за автоматом, торгующим прохладительными напитками, и позвонил жене.

— Ну как дела, дорогая?

— Ничего, — ответила жена и улыбнулась. — Ты прекрасно выглядишь! Ну-ка покажи, как тебя подстригли сзади.

Цуоши послушно направил экран поккекона на свой затылок.

— Отличная работа, — заключила жена с глубоким удовлетворением. — Надеюсь, ты собираешься домой?

— Гм. В этом отеле творится нечто странное, — сказал Цуоши. — Возможно, я немного задержусь.

Она немного нахмурилась.

— Только не опаздывай к ужину! У нас сегодня бонито.

Цуоши вошел в лифт, чтобы спуститься в вестибюль, но кабина остановилась на четвертом этаже, и в нее ввалился дюжий американец. Из носа у атлета текло, а из глаз струились слезы.

— С вами все в порядке?

— Не понимаю по-японски! — прорычал атлет.

Как только закрылись двери, мобильник американца с треском ожил, испустив отчаянный женский вопль, за которым последовал бурный поток английских слов. Мужчина, громко выругавшись, ударил волосатым кулаком по кнопке «стоп». Кабина со скрежетом остановилась, и зазвенел тревожный звонок.

Атлет раздвинул створки двери голыми руками, вскарабкался на пол четвертого этажа и кинулся назад. Лифт негодующе зажужжал, двери лихорадочно задергались. Цуоши поспешно выбрался из сломанной кабины и секунду колебался, глядя вслед убегающему. Потом вытащил поккекон, загрузил японско-английский транслятор и решительно последовал за ним.

Дверь номера оказалась открытой.

— Эй? — воззвал Цуоши и, не дождавшись ответа, испробовал свой поккекон: — Могу я чем-нибудь помочь?

Женщина сидела на кровати. Она только что обнаружила коробочку с манеки-неко и с ужасом взирала на крошечного кота.

— Кто вы такой? — спросила она на ломаном японском.

Цуоши наконец сообразил, что это американка японского происхождения. Ему редко приходилось встречать японцев из Америки, но те всегда вызывали у него тревожное чувство. Внешне они выглядели как нормальные люди, но вели себя ужасно эксцентрично.

— Всего лишь друг, который проходил мимо, — ответил он. — Чем могу помочь?

— Хватай его, Митч! — закричала женщина по-английски. Атлет выскочил в холл и ухватил Цуоши за запястья. Пальцы — будто стальные наручники. Цуоши нажал кнопку тревоги на своем поккеконе.

— Забери у него компьютер, — распорядилась женщина.

Митч выхватил поккекон и бросил его на кровать. Потом сноровисто обыскал пленника и, не найдя оружия, толкнул его в кресло. Женщина снова перешла на японский.

— Ты, сидеть здесь! Не двигаться!

Она приступила к исследованию бумажника Цуоши.

— Прошу прощения? — изумился задержанный, скосив глаза на лежащий на кровати поккекон. Тот исправно посылал сигналы бедствия в Сеть, и по его экрану молчаливо бежали красные тревожные строчки. Женщина заговорила по-английски, и поккекон послушно перевел:

— Митч, немедленно вызови местную полицию.

Атлет разразился громовым чихом, и до Цуоши наконец дошло, что весь номер пропах лавровишней.

— Я не могу вызвать полицию. Я не говорю по-японски, — буркнул Митч и снова отчаянно чихнул.

— О’кей, я сама вызову копов. Надень на парня наручники. А потом спустись вниз и купи себе в аптечке каких-нибудь антигистаминов, ради Христа.

Митч достал из кармана пиджака рулончик пластилитовых наручников и примотал правое запястье Цуоши к изголовью кровати. Из другого кармана он извлек носовой платок, вытер слезы и трубно высморкался.

— По-моему, мне лучше остаться с вами. Кот в багаже. Значит, сетевым преступникам уже известно, что мы в Японии. Вам грозит опасность.

— Ты, конечно, мой телохранитель, Митч, но в данный момент ни на что не годен.

— Этого не должно было случиться, — с обидой сказал атлет, яростно почесывая шею. — Прежде моя аллергия никогда не мешала работе.

— Запри дверь снаружи, а я подопру ее креслом. Ступай и позаботься о себе.

Митч ушел. Женщина забаррикадировала дверь и связалась с администрацией отеля через прикроватный пасокон.

— Говорит Луиза Хашимото из номера 434. Тут у меня гангстер, информационный преступник. Вызовите токийскую полицию и скажите, чтобы приехали люди из отдела организованной преступности… Что? Да, именно так. И поднимите на ноги всю вашу службу безопасности, здесь может произойти все, что угодно. Советую поторопиться.

Она резко прервала контакт. Цуоши взирал на нее в глубоком изумлении.

— Зачем вы это делаете? Что все это означает?

— Итак, ты называешь себя Цуоши Шимизу, — сказала женщина, разглядывая его кредитные карточки. Она села в ногах кровати и уставилась ему в лицо. — Ты что-то вроде якудзы, верно?

— По-моему, вы совершаете большую ошибку, — заметил Цуоши.

Луиза сурово нахмурилась.

— Послушайте, мистер Шимизу, вы имеете дело не с каким-нибудь там янки на отдыхе. Я Луиза Хашимото, помощник федерального прокурора из Провиденса, Род-Айленд, США. — Она продемонстрировала ему магнитную идентификационную карточку с золотым официальным гербом.

— Приятно познакомиться с представителем американского правительства, — любезно сказал Цуоши, ухитрившись слегка поклониться.

— Я бы пожал вам руку, но моя привязана.

— Прекратите изображать святую невинность! Я уже видела вас здесь, на четвертом этаже, и в вестибюле тоже. Откуда вам известно, что у моего телохранителя жестокая аллергия на лавровишню? Вы наверняка взломали его медицинское досье.

— Кто, я? Какая чушь!

— С тех пор как я напала на след ваших сетевых бандитов, все факты складываются в колоссальный преступный заговор, — сказала она. — Я арестовала компьютерного пирата в Провиденсе. Как выяснилось, он свободно распоряжался мощным сетевым сервером и целой кучей бесплатных поисковых машин с искусственным интеллектом. Мы посадили мерзавца под замок, мы арестовали все его машины, интеллекты, индексаторы, каталоги… И в тот же вечер появились коты!

— Коты?

Луиза кончиками пальцев приподняла манеки-неко, словно бы это был живой электрический угорь.

— Эти маленькие коты, ваше японское вуду. Манеки-неко, я не ошибаюсь? Они стали появляться везде, куда бы я ни пошла. Фарфоровый кот в моей сумочке. Три глиняных кота в моем рабочем кабинете. Куча котов во всех витринах антикварных лавок Провиденса. Радио в моем автомобиле принялось мяукать!

— Вы уничтожили часть Сети? — едва проговорил потрясенный Цуоши. — Вы арестовали поисковые машины? Какой ужас! Как же вы могли совершить такое бесчеловечное деяние?

— Ты имеешь наглость возмущаться? А моя машина, выходит, не в счет? — Луиза раздраженно потрясла толстым, неуклюжим американским поккеконом. — Как только я сошла с самолета в Нарита, ПЦА был атакован. Тысячи и тысячи посланий, одно за другим, и все с картинками котов. Я не могу связаться даже с собственным офисом! Мой ПЦА совершенно бесполезен!

— Что такое ПЦА?

— Персональный Цифровой Ассистент, производство Силиконовой долины.

— С таким имечком… Неудивительно, что наши поккеконы не желают с ним разговаривать.

Луиза сверкнула глазами.

— Да, это так, умник. Давай шути! Дошутишься. Ты уличен в злонамеренной информационной атаке на официального представителя правительства США! — Она перевела дух и осмотрела Цуоши с головы до ног. — А знаешь, Шимизу, ты совсем не похож на итальянских гангстеров и мафиози, с которыми мне приходится иметь дело в Провиденсе.

— Потому что я не гангстер. В жизни своей никому не причинил вреда.

— Да ну? — ухмыльнулась Луиза. — Послушай, приятель, я знаю о людишках твоего сорта гораздо больше, чем ты думаешь. Я давно вас изучаю. У нас, компьютерных копов, есть для вас специальное название… Цифровые панархии! Сегментированные, полицефальные, интегрированные сети влияния! Как насчет БЕСПЛАТНЫХ ТОВАРОВ И УСЛУГ, которые ты все время получаешь? — Она уличающе ткнула в него пальцем. — Разве ты когда-нибудь платишь налоги с этих подарков? Ха! Разве ты декларируешь их как свой доход? А эта бесплатная доставка из зарубежных стран? Домашнее печенье, огурчики, помидорчики! Дармовые ручки, карандаши, старые велосипеды! А как насчет извещений о срочных грошовых распродажах?.. Ты злостный неплательщик налогов, живущий на доходы с незаконных трансакций!

Цуоши озадаченно моргнул.

— Послушайте, я ничего не понимаю в таких вещах. Я просто живу своей жизнью.

— Дело в том, что ваш подарочный экономический хаос подрывает законную, одобренную государством, регулируемую экономику!

— Возможно, все дело в том, — мягко возразил Цуоши, — что наша экономика гораздо лучше вашей.

— Кто это сказал? — фыркнула она. — С какой стати ты так думаешь?

— Потому что мы гораздо счастливее вас. Что может быть плохого в человеческой доброте? Что плохого в подарках? Новогодние подарки… Подарки к празднику весны… К началу учебного года и к его концу… Свадебные подарки… Подарки надень рождения… И юбилейные… Все люди любят подарки.

— Но не так, как вы, японцы. Вы на них просто помешаны.

— Что это за общество, если в нем отрицают добровольные дары? Не считаться с нормальными человеческими чувствами… Да это просто варварство.

— По-твоему, я варвар? — ощетинилась Луиза.

— Не хочу показаться невежливым, — заметил Цуоши, — но вы привязали меня к своей кровати.

Она скрестила руки на груди.

— Еще не то будет, когда тебя заберет полиция.

— Боюсь, нам придется долго ждать, — заметил Цуоши. — В Японии полицейские не торопятся. Мне очень жаль, но в нашей стране гораздо меньше преступлений, чем у вас, и японская полиция немного расслабилась.

Тут зазвонил пасокон, Луиза приняла вызов. Это была жена Цуоши.

— Могу я поговорить с Цуоши Шимизу?

— Я здесь, дорогая! — поспешно воскликнул супруг. — Она меня похитила! И привязала к кровати!

— Привязала к своей кровати? — Глаза его жены стали совсем круглыми. — Ну нет, это уже слишком! Я вызываю полицию!

Луиза быстро отключила пасокон.

— Я никого не похищала! Просто задержала до прибытия местной полиции, которая тебя арестует.

— Арестует? А за что, собственно?

Луиза на несколько секунд задумалась.

— За умышленное отравление моего телохранителя путем залива в вентилятор лавровишневой настойки.

— Но в этом нет ничего противозаконного, разве не так?

Пасокон снова зазвонил, и на экране появился ослепительно белый кот с огромными, сияющими, неземными глазами.

— Отпусти его, — распорядился он.

Луиза, взвизгнув, выдернула вилку пасокона из розетки, и через полсекунды весь свет в номере погас.

— Инфраструктурная атака! — еще громче завизжала она и быстро залезла под кровать. В комнате было темно и очень тихо. Кондиционер тоже отключился.

— Думаю, вы можете выйти, — сказал наконец Цуоши. — Это всего лишь короткое замыкание.

— Это не замыкание, — упрямо пробормотала Луиза. Она медленно выползла из-под кровати и села на матрас. Странным образом в темноте у них возникли почти товарищеские чувства.

— Я очень хорошо знаю, что это такое, — тихо сказала женщина. — Меня атакуют. Не было ни минуты покоя с тех пор, как я арестовала тот сегмент Сети. Со мной постоянно что-то случается. Куча неприятностей. Но ничего нельзя доказать — ни малейшего свидетельства, которое можно предъявить суду. — Она тяжело вздохнула. — Если я сажусь на стул, кто-то уже оставил на сиденье жевательную резинку. Мне приносят бесплатную пиццу, и всегда с такой начинкой, какую я терпеть не могу. Маленькие дети плюют в мою сторону на улице, старухи в инвалидных колясках преграждают дорогу, когда я тороплюсь.

В ванной внезапно включился душ, сам по себе. Луиза вздрогнула, но ничего не сказала. Постепенно темная, душная комната стала наполняться горячим паром.

— В туалетах не спускается вода, — всхлипнула женщина. — Мои письма теряют на почте. Если я прохожу мимо автомобиля, срабатывает противоугонная система, и все окружающие начинают пялиться на меня. Мелочи, всегда только мелочи, но они никогда не прекращаются. Я столкнулась с чем-то ужасно большим и очень-очень терпеливым, и оно все про меня знает. Оно распоряжается миллионами рук и ног. И все эти руки и ноги принадлежат людям!

В холле послышался какой-то шум, отдаленные голоса, бессвязные крики. Внезапно кресло полетело на пол, и дверь с треском распахнулась. В комнату, споткнувшись на пороге, влетел Митч, теряя черные очки, и растянулся на полу. Следом ввалились два охранника из отеля и набросились на него. Митч, невнятно ругаясь, энергично отбивался руками и ногами, в драке оба охранника потеряли фуражки. Наконец один из них крепко ухватил противника за ноги, а другой, крякнув, успокоил его резиновой дубинкой.

Пыхтя и отдуваясь, они вытащили телохранителя в коридор. Темная комната настолько наполнилась паром, что в спешке стражи порядка даже не заметили Цуоши с Луизой. Женщина уставилась на сломанную дверь.

— Бог ты мой, почему? Что он им сделал?

Цуоши в замешательстве поскреб в затылке.

— Должно быть, небольшое взаимонепонимание?

— Бедный Митч! В аэропорту у него отобрали оружие. С его паспортом была бездна технических проблем. С тех пор как Митч с связался со мной, ему ни в чем не было удачи…

Тут кто-то громко постучал в окно. Луиза съежилась в ужасе, но взяла себя в руки и мужественно раздвинула глухие портьеры. Комнату залил яркий солнечный свет.

За окном висела люлька, спущенная с крыши отеля. Два мойщика окон в серых форменных комбинезонах весело помахали руками, складывая пальцы кошачьей лапкой. С ними был еще один человек, оказавшийся старшим братом Цуоши.

Один из мойщиков открыл окно универсальным ключом, и брат неловко забрался в комнату. Выпрямившись, он аккуратно одернул костюм и поправил галстук.

— Это мой брат, — представил его Цуоши.

— Что вы здесь делаете? — холодно осведомилась Луиза.

— Ну, в ситуациях с заложниками всегда приглашают родственников, — охотно разъяснил тот. — Полиция доставила меня на вертолете прямо на крышу отеля. — Он с интересом осмотрел Луизу с ног до головы. — Мисс Хашимото, у вас едва осталось время на побег.

— Что?!

— Взгляните на улицу, — сказал брат. — Видите их? Люди толпами прибывают со всех концов города. Продавцы лапши с самоходными ларьками, рассыльные велосипедисты, мотокурьеры, почтальоны на пикапах, подростки на скейтбордах…

— О нет! — громко взвизгнула Луиза, взглянув в окно. — Ужасная, неуправляемая толпа! Они меня окружили! Я пропала!

— Пока еще нет, — сказал брат. — В окно и на платформу. У вас есть шанс, Луиза, не упустите его. Я знаю одно местечко в горах, священное место, где нет компьютеров, телефонов и прочего безобразия. Подлинный рай для таких, как вы и я…

Луиза с надеждой вцепилась в пиджак бизнесмена.

— Могу ли я вам доверять?

— Посмотрите мне в глаза. Разве вы не видите? Да, вы можете мне довериться, Луиза, — кивнул он, — ведь у нас так много общего.

Они решительно вылезли в окно. Луиза крепко ухватилась за руку старшего брата Цуоши, ветер развевал ее темные волосы. Люлька со скрипом пошла наверх и пропала из виду.

Цуоши встал из кресла и протянул левую руку. Кончиками пальцев ему удалось подцепить свой поккекон. Он подтащил его поближе, схватил и прижал к груди. Потом снова сел в кресло и принялся терпеливо ждать, когда кто-нибудь придет сюда, чтобы вернуть ему свободу.


Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА

Станислав Лем
ЗАКЛЯТИЕ ПРЕДВИДЕНИЕМ

В прошлом году в Польше вышла новая книга известного фантаста «Мегабитовая бомба», куда вошли философские статьи, посвященные «информационной революции» и стремлению автора увидеть облик грядущего мира. Как нам показалось, данный материал представляет собой резюмирующую статью книги, позволяющую читателю вспомнить, что Лем не только фантаст, но и футуролог.


Я давно уже заметил, что степень точности выдумок в беллетристике может быть существенно независимой от точности предвидения вообще. Иначе говоря, удачные предсказания могут прятаться в неудачных с литературной точки зрения произведениях (et vice versa[4]). Можно легко привести пару конкретных примеров. В «красной утопии», каковой было написанное мной «Магелланово облако» и которое я, кстати, не разрешаю переиздавать ни в Польше, ни за ее границами, поскольку это «утопия коммунизма», можно найти по крайней мере два вида прогнозов, которые были реализованы в последующие сорок лет. То, что сейчас называется «базой данных» и является основным информационным ресурсом, предназначенным для различных экспертов или «сетевиков», в «Магеллановом облаке» я назвал «трио-нами». Это можно легко проверить, раскрыв книгу. А так называемая «видеопластика» из «Облака» — это предвосхищение виртуальной реальности: мои астронавты, хоть и живут в замкнутом космическом корабле, могут испытывать ощущения, будто находятся в джунглях, на море и т. д. А в еще более соцреалистическом рассказе «Топольный и Четверг», вышедшем в сборнике «Сезам», полном и других столь же скверных новелл, из-за чего я не соглашаюсь переиздавать и их, говорится о сверхтяжелых элементах трансурановой группы. А также о методе, с помощью которого уютно «перескочить» через нуклиды, более тяжелые, нежели уран и торий, но распадающиеся с огромной скоростью, к таким элементам, которые, будучи синтезированными, оказываются устойчивыми, поскольку их ядра не подвергаются самопроизвольному распаду. Так вот, повторяю, рассказ убогий, но о таких элементах, как цели нуклеарного синтеза, теперь уже говорят физики.

С подобного рода прогнозами, которые иногда являются существенной частью фабульного скелета беллетристического повествования, я оказался в затруднительном положении, когда писал «Философию случайности» — книгу о теории литературы. А трудно мне было прежде всего потому, что непонятно, стоит ли, а если стоит, то как следует оценивать вне-художественные, а значит, и внелитературные достоинства удачных предвидений, размещенных в неудачном, а проще — плохом произведении. Ведь если выдается просто обычный прогноз, лишенный претензий, свойственных художественной литературе, то при его оценке нет никаких препятствий и закавык: или футурологическая гипотеза оказывается меткой (хотя бы наполовину), или же она попросту ничего не стоит. Однако неизвестно, является ли прогностический вклад в литературное произведение отдельной ценностью, совершенно или частично независимой от художественного качества, или же это вообще не так. Эту проблему можно, конечно, расширить таким образом: будем ли мы считать, что произведение (главным образом, НФ) имеет прогностическую или познавательную ценность или нет. Здесь, в некоторой степени отступив от темы и едва ли не с диверсионными целями, следует заметить, что точные науки довольно широким фронтом вошли нынче в такое фазовое пространство, что провозглашаемые в них новейшие гипотезы часто все меньше подвержены — или вообще не подвержены — экспериментальной проверке, а потому как бы начинают приближаться к областям, до сих пор находящимся в компетенции исключительно научной фантастики. Не говорю, что это хорошо, и не утверждаю, что это плохо: и вообще это не я обнаружил данную тенденцию (в «Одре» я писал об этом, ссылаясь на американца Хогана, одного из редакторов «Scientific American» — журнала, который вообще никогда никакой беллетристики, ни фантастической, ни нефантастической, не печатает). Эта проблема одновременно имеет характер как познавательный, так и философский — из области философии науки или ненормативных эстетик. Пока что я попросту не знаю ответа на этот вопрос, ибо когда мы имеем дело с плохим произведением, содержащим исполнившуюся прогностическую начинку, это примерно то же самое, как если бы мы взяли в руки сгнивший фрукт, который нельзя употреблять в пищу, но который в то же время содержит косточку с отборным зернышком.

Я прекрасно понимаю, что моя меткость прогнозирования может и даже должна особенно нервировать или раздражать критиков из числа гуманитариев, которым обычно не хватает компетенции в конкретной области (ее доступного библиографического описания, когда публикуются мои вещи, вообще не существует в мире). Что же касается ученых, о них мне известно меньше, а потому не буду пока вторгаться на их территорию. Во всяком случае после фантоматики, или виртуальной реальности, и после Интернета появились первые, но все же реальные вестники совершенно особого явления, которое коротко и предварительно я назову эволюцией саморепродуцирующихся, чисто информационных (пока цифровых) внутрикомпьютерных систем — или говоря на современном сленге, в киберпространстве. Возникли программы, способные к репродуцированию, затем к самостоятельному размножению. Следующий же этап еще в зачаточном состоянии: это внутри-компьютерная эволюция — не только и не столько цифровая имитация естественной биологической эволюции, сколько ее информационное, возникающее в киберпространстве, неизвестно еще ни как, ни куда развитие. О том, что в моих книгах предвещало Интернет, можно было прочитать еще в первом «Предисловии Голема» (опубликовано в сборнике «Мнимая величина» в 1973 году). На 108-й странице этого издания имеется фрагмент, который я процитирую дословно:

«До этих пор каждое следующее поколение компьютеров конструировалось реально; идея создания новых образцов с огромной — тысячекратно более высокой! — скоростью, хотя и была известна, не могла быть осуществлена; тогдашние компьютеры не обладали достаточной вместимостью, чтобы стать «матками», или «искусственной средой» эволюции Разума. Положение изменилось с появлением Федеральной информационной сети. Разработка следующих шестидесяти пяти поколений заняла всего десятилетие. Федеральная сеть производила на свет один искусственный вид Разума за другим; это потомство ускоренного компьютерогенеза созревало в виде символов, то есть нематериальных структур, впечатанных в информационный субстрат, в «питательную среду» Сети».

Что же такое произошло, почему я осмеливаюсь болтать об очередной реализации моего все же научно-фантастического прогноза? А произошло то, о чем, например, сообщает «New Scientist» в статье «Жизнь в кремнии». Речь там идет о коллективе, который называется «Tierra Working Group», с Томасом Реем во главе, а задача, которую этот коллектив поставил, описывается словами: «За последний месяц ученый-дарвинист, работающий с группой ученых-компьютерщиков, создал вселенную». Это не белковая и не основанная на атомах углерода вселенная, а «большая, пустая экосистема», которая не смогла бы разместиться ни в одном, даже самом большом, параллельном компьютере, для которой местом рождения является киберпространство в сетях Интернета. Еще в 1990 году Том Рей, биолог, научившийся программировать, сконструировал «вселенную малых существ, которые эволюционируют с изумительным разнообразием, в которой наблюдаются паразиты, иммунитеты и даже социальное взаимодействие». Об этом «New Scientist» писал еще 22 февраля 1992 года на стр. 36 в статье «Жизнь и смерть в цифровом мире», но я тогда сидел тихо, поскольку меня самого терзало ощущение, что предвидение с такой эффективностью как-то плохо пахнет и натравит на меня различных комендантов отечественной критики. Но как раз в то время в Германии в Эссенском университете вышла книга философа науки «Голем Лема», а в издательстве «Suhrkamp» вышел труд «Открытие виртуальности» другого автора: я уже не мог дальше прятаться в кустах со своими прогнозами, хотя было бы лучше не высовываться.

Q настоящее время возможности дальнейшего развития цифровой эволюции существенно возросли и ускорились, потому что (как снова сообщает «New Scientist») Т. Рей понял, что связанные Интернетом миллионы компьютеров могут предоставить «достаточно большую, объемную и разнородную вселенную», чтобы информационные создания могли в ней эволюционировать. Речь идет о создании численных аналогов разнообразия и конкуренции, двойного движителя эволюции. Чтобы идти дальше (естественно, не до какого-то Голема, но все-таки до элементарных «фальсификатов молекулярной жизни»), программа, названная TIERRA, действует как созданный на языке программирования «С» «виртуальный компьютер» внутри «компьютера-хозяина». Таким образом, как выразился Джо Флауэр, руководитель «Проекта изменчивости» из Калифорнии, «первородный кремниевый бульон» отделен от нормальной работы «компьютера-хозяина». Хвала Богу, здесь я добрался уже до «виртуального компьютера» и оказался в самом начале того пути, который на далеком горизонте довел мое сочинение до «Голема».

Следует заметить, что информационная эволюция на сегодняшнем вступительном этапе не является материальной эволюцией, скажем, молекулярно-химической. Нет внутри киберпространства ничего, кроме нулей и единиц; из них, как из кодонов, построены «системы». Что-то подобное описанному в моем (увы, увы!) тексте из другой книги «Бессонница» — «Не буду прислуживать», в которой речь идет о «математически созданных Существах, подслушиванием которых во время их теологических дискуссий» занимается мой фиктивный герой, профессор Добб. Command performance[5] любой из эволюционных программ Tierra можно найти в специальной литературе. В конфигурационном безразмерном, а значит, не метрическом, а скорее топологическом (алгебраически: топология является абстрактным дериватом геометрии, алгебра же может быть дериватом — эквивалентом — определенных разновидностей топологии) пространстве возникают «маленькие индивидуальные программы», что-то вроде «простейших», у которых в соответствии с командами осуществляются мутации, случайным перемешиванием единиц и нулей или даже перемещением, «перетрансплантацией» одной части «создания» в другую. Благодаря этому возникает разнообразие — первый из двух «движителей» эволюции. Большинство мутаций не приносит никаких существенных различий. Однако некоторые дают новые эффекты. Таким образом могут возникать копии «простейших», или их реплики, такие же или не такие. Когда весь объем «хозяйского пространства» заполнен, система включает «жнеца» (reaper), который «убивает» самые старшие создания или полные «ошибок»: таким образом освобождается пространство для «новорожденных» программ, и на сцене появляется конкуренция. Теперь для эволюции имеются «оба необходимых движителя», и она может идти дальше, куда — пока еще неизвестно, поскольку это даже не уровень прокариотов, а как бы более ранний, и наверняка это еще никакая не «биоэволюция», а только ее «информационная тень», ее чисто цифровая разновидность.

В этом месте в статье появляются слова: «Благодаря операционной системе Tierra человек-оператор получает возможность управления в роли Бога-Творца». Подобные слова можно найти в «Не буду прислуживать» из «Бессонницы», но звучат они там следующим образом (программы в моем рассказе называются ВААЛ-66, KPEAH-IV, ЯХВЕ-09):

«Сначала в машинную память вводят минимальный набор данных, то есть — если прибегнуть к языку, понятному непосвященным — заряжают ее «математическим материалом», который становится зародышем жизненного универсума будущих «персоноидов». Существа, которые явятся в этот машинный и цифровой мир, которые будут существовать в нем и только в нем, мы уже умеем помещать в окружение с бесконечностными характеристиками. Они не ощутят себя узниками в физическом смысле: у этого окружения не будет с их точки зрения никаких границ. Из всех его измерений лишь одно весьма близко к тому, что знакомо и нам; это — ход (протекание) времени. Но это время не тождественно нашему: скорость его протекания свободно регулируется экспериментатором. Обычно она максимальна на вступительной стадии (стадия «пуска миротворе-ния»); наши минуты здесь соответствуют целым зонам, во время которых сменяют друг друга фазы преобразования и кристаллизации искусственного космоса. Этот Космос совершенно беспространственный, различные его измерения носят чисто математический, то есть с объективной точки зрения как бы «вымышленный» характер. Измерения эти суть следствие аксиоматических решений программиста, и от него зависит, сколько их будет. Если, например, он выберет десятимерность, то получится мир с совершенно иной структурой, чем мир всего лишь с шестью измерениями; следует, пожалуй, подчеркнуть еще раз, что они не имеют ничего общего с измерениями физического пространства, а представляют собой абстрактные, логически правомерные конструкты, которыми пользуется математическая системная демиургия. «Мир, возникший таким образом», сконструирован из математических элементов (воплощенных, разумеется, в обычных, чисто физических объектах: реле, транзисторах, контуpax, короче, во всей огромной сети цифровой машины)».

Я вынужден закончить цитирование, поскольку, так или иначе, от того, что уже существует реально — от программы Tierra и ее «числовых созданий», — путь до «Голема» неслыханно долог, однако направление на старте сейчас выбрано именно это.


Перевел с польского Владимир БОРИСОВ


ОТ АВТОРА


О расстоянии, отделяющем «простейших» программ Tierra от каких-либо созданий, хоть немного сложностью строения и псевдожизненными функциями напоминающих биологических существ, свидетельствует хотя бы такой вот результат общих, глобальных работ современной генетики.

Детально расшифрована структура наследственности ДРОЖЖЕЙ. Геном одной клетки дрожжей складывается из 6000 генов, а эти гены, в свою очередь, сложены из двенадцати миллионов и ста тысяч отдельных пар нуклеотидных оснований (соответствующие цифры для человека — впрочем, до сих пор неточные — составляют 70000 генов и три миллиарда нуклеотидных кирпичиков). Дорога слишком далека, но в прогнозе развития биологии в XXI веке, написанном для Польской Академии Наук, я предвидел возможность создания внематематических аналогов эволюции, уже не «естественной эволюции», а такой, кормчим и конструктором которой будет человек, работающий в среде и с веществом «биологически мертвым» или «живым по-другому», то есть небелковом и необязательно основанном на конструкциях, построенных из атомов углерода. Перемещения из литературы с физиономическими чертами фантастики в укромные складки совершенно реального прогресса биотехнологии и информатики являются своеобразными фактами, отпечатками которых действительно отмечено мое творчество, но не является это ни результатом моих специальных намерений при написании, ни даром небес, как я считаю, наконец, ни случайными обстоятельствами, как, например, четыре точно розданных масти в руках четырех игроков в бридж после (и несмотря на) тщательного тасования колоды карт. Попросту так сложилось, и кажется мне, что не стоит меня за такое положение вещей ни осуждать, ни особенно хвалить, потому что пишу я почти 50 лет то, что пишу, не «для наследника престола», а просто то, что меня интересует и представляется мне ДОСТОЙНЫМ НАПИСАНИЯ (но далеко не достойным прогностических работ, поскольку ни на какое предвидение будущего никакими актами воли или пророческим вдохновением я не претендую).

Уильям Спенсер
ДОМ НА ПОЛПУТИ ИЗ ТЬМЫ

Кили всегда ходила в затрепанной футболке с мерцающими там и сям голографическими наклейками. Она носила эту футболку и в виртуале, и вне его. Если виртуал был интерактивный, другие игроки чаще всего возмущались. Среди эльфов, драконов и рыцарей с огненными мечами нахальная девчонка с патлами цвета ежевики, упорно не желающая подстроить свой имидж хоть под что-нибудь средневековое, вызывала всеобщее раздражение.

— А пошли вы знаете куда!.. — неизменно отвечала она на все упреки и жалобы.

Кили была личностью, склонной к саморазрушению. Богатая, красивая, двадцати лет от роду. Классический случай виртуального психоза.

Ее откачивали в реабилитации шесть раз. В последний — после Маркора, где она лишь чудом не отдала концы, потеряв сознание в пустыне. Когда ее нашли, земляные угри уже глодали плечо Кили, а переваренных медицина воскрешать не умеет. Следы зубов остались ей на долгую память.

Словом, Кили не надо было объяснять, почему она снова угодила в реабилитацию. Перед ней простирался зеленый океан, по небу ползли пухлые белесые облака, белые чайки наполняли прогретый воздух пронзительными криками. Они всегда помещают тебя в умиротворяющие декорации, как только ты попадаешь к ним в руки.

Как правило, это довольно безвкусные симуляции, на несколько шагов позади новейших технологий, но та, что разворачивалась перед глазами Кили, выглядела просто на редкость убого. Океан удручал тоскливым однообразием (по-видимому, простейший семиминутный цикл), а солнечное тепло падало на ее лицо неравномерными пятнами.

Песчаный пляж был совершенно пуст. Кили полусидела в шезлонге, что должно бы соответствовать ее позе в Большой Реальности. При достаточной концентрации, сфокусировав внимание на позвоночнике, можно ощутить истинные очертания больничной койки и шелковистые присоски сенсоров на коже. Но на это потребуется немало усилий, так что не стоит и пытаться. Гораздо приятней просто плыть по течению.

Справа, довольно далеко, появилась одинокая, вяло бредущая по пляжу фигура. Это был вил сон, как она прекрасно знала, наглядевшись на этакие подходы. Ни в коем случае не пугай пациентку! Сперва напичкай ее седативами, усади в расслабленной позе, а уж потом приближайся, и помедленнее.

Вил сон оказался невысоким и довольно плотным мужчиной, облаченным в белый полотняный костюм. (В неовикторианском стиле, подумала она. Какая нелепость!) Правой рукой он придерживал белую панаму, низко склонив голову под ветром, но Кили его сразу узнала. И даже вспомнила имя: доктор Макс Маркс, такое вряд ли позабудешь. Он был опекуном Кили — ее вилсоном — в самый последний, шестой раз, а значит, она пребывает в реабилитации «Дополнительные Ресурсы» (с ограниченной ответственностью), неподалеку от Нью-Вегаса.

Доктор Маркс поднял голову, помахал левой рукой и целеустремленно ускорил шаг. Лишь милосердной Помощи и ее бледной сестрице Надежде всегда удавалось залить душу Кили черной водой.

К счастью, Макс Маркс был не из милосердных. Нет ничего хуже сердечного вилсона! Мрачность доктора Маркса воистину освежала. Густая черная борода и кустистые брови прекрасно оттеняли выражение обреченного стоицизма, застывшее на его квадратном лице.

— Да, — сказал он в ответ на критику. — Эффект прежалостный. Ты еще не видела песчаных крабов, сплошной хохот сквозь слезы. Игрушки для младенцев и то лучше. — Он уселся на песок рядом с Кили, снял панаму и принялся обмахивать ею вспотевшее лицо. — Приношу тебе свои глубочайшие извинения. Полагаю, это истинная мука для столь искушенного знатока виртуальной реальности.

Кили вспомнила, что доктор Маркс обычно изъяснялся в двусмысленной манере, оставляющей простор для саркастической интерпретации.

— Дело в том, — продолжал он, — что мы в мобильной амбулатории и поэтому, увы, не располагаем мощным стационарным оборудованием. Но даже при таких обстоятельствах симуляция могла быть намного лучше, если бы не прошлый финансовый год. Он оказался неудачным во всех отношениях, и нам пришлось удовлетвориться заведомо второсортной продукцией.

— Значит, я не в госпитале?..

— Нет, — Маркс мрачно покачал головой. — Ты не в госпитале.

Она озадаченно нахмурилась. Доктор снова водрузил на голову панаму и принялся разглядывать пациентку прищуренными глазами.

— Собственно, мы в бегах, Кили Беннинг, — сказал он наконец. — Ты, разумеется, не следила за новостями. В общем, компании вроде твоей разлюбезной Виртваны выиграли свою главную битву и теперь имеют законное право агрессивно сражаться за клиентуру. Если не ошибаюсь, это называется защитой интересов клиента от их принудительного отчуждения любой третьей стороной. Иначе говоря, Виртвана может прийти и забрать тебя в любой момент.

Кили вытаращилась на унылую физиономию вилсона.

— Как, ты это серьезно? Неужели кто-то и вправду может… похитить меня?

Доктор Маркс пожал плечами.

— Виртвана определенно может, в качестве прецедента. Ты же идеальный клиент, не так ли?

— И куча виртуальных магнатов станет сражаться за одного-единственного жалкого торчка? Да это просто безумие!

Маркс вздохнул, тяжело поднялся и руками стряхнул песок со штанин.

— Ты так думаешь? Замечательно. Если пациент способен опознать безумие, он не безнадежен.

Кили проводила свои дни на берегу второсортного океана, страстно мечтая о чем угодно, что могло бы хоть на время утихомирить сосущую ее нужду. Пусть даже это будет простейшая симуляция птичьего полета, все едино! Хотя дельфиний секс или, к примеру, абстрактные миры сгодились бы намного лучше.

Не моргнув и глазом, она охотно отдала бы десять лет жизни за «Обезьян и Ангелов», самый популярный пакет Виртваны. Возможно, посторонние полагали, что это всего лишь ролевая игра, накрученная на примитивную метафизическую подкладку, но для фанатов она стала подлинной религией.

Каждый игрок стартовал в похотливой грязи Острова Либидо, где телесные чувства удовлетворялись совершенными, неотличимыми от реальности симуляциями. Недурное, в общем, местечко этот остров, некоторые задерживались там очень, очень надолго.

Однако среди прочих виртуальных хитов «Обезьяны и Ангелы» славились совсем не этим: игрок получал возможность усовершенствоваться духовно. Если ты следуешь по правильному пути, то становишься все более чутким и сострадательным, более уверенным в себе… И постепенно, мало-помалу объединяешься со Вселенной, в сопровождении постоянно усиливающейся, невероятной эйфории!

Черт возьми, она согласилась бы даже на легальные ограничения химической стимуляции, хотя истинно верующие фанаты полностью отключают предохранители сенсорного костюма, настраиваясь на самый высший уровень суперреальности. Да, именно благодаря этой традиции, припомнила Кили, она и приземлилась заново в «Дополнительных ресурсах».

— Только от уличных подделок можно попасть в беду, — упрямо сказала она. — И я буду держаться от них подальше.

— То же самое я слышал в прошлый раз, — заметил вилсон. — А потом ты чуть не окочурилась, и сама знаешь это.

Кили внезапно ощутила себя абсолютно пустой и безумно усталой.

— А может, я хочу умереть, — пробормотала она.

— Ба! — сказал доктор Маркс, нетерпеливо пожимая плечами. Несколько полупрозрачных чаек пронеслись над его головой и пропали из виду. — Плохой виртуал. Плохая терапия. Жаждущие смерти пациенты. Я неправильно выбрал профессию. Кто из нас не желает умереть? И у кого это желание не исполняется, поздно или рано?

И наконец настало утро, когда доктор Маркс сказал:

— По-моему, ты готова поплавать.

Утренний пляж был залит фальшивым золотистым светом. Ночи Кили были беспросветно черны и лишены сновидений, дни бесцветны и тошнотворны. Это был исключительно пресный и однообразный виртуал, специально созданный в лечебных целях.

На Кили оказался закрытый белый купальник, а ее опекун щеголял мешковатыми трусами в широкую черно-белую полоску. В этом наряде он был особенно мрачен, желая, без сомнения, уравновесить неуместные элементы фарса в виде кругленького брюшка и кривоватых тонких ног.

Кили вздохнула. Что толку спорить, если водные процедуры считаются необходимыми. Она ухватилась за галантно предложенную руку вилсона, и они вместе подошли к краю воды. Мокрый песок был уже не белым, а серым, морская пена ощутимо припахивала солью. Холодная вода сомкнулась вокруг ее лодыжек, и это ощущение было более чем виртуальным. Упав вперед, Кили замолотила руками и ногами, ее вялые, расслабленные мускулы протестующе взвыли.

Она прекрасно знала, что сейчас ее тренируют машины. Где-то там, в Большой Реальности, настоящее тело Кили Беннинг плавает в шестифутовом аквариуме с морской водой, которая циркулирует, создавая необходимое сопротивление. Легкие ее горели, плечевые мышцы завязались в чудовищно болезненные узлы.

По вечерам они обычно беседовали, лениво сидя в шезлонгах и наблюдая, как покрасневшее солнце погружается в скучный океан. Облака при этом становились оранжевыми, а темнеющее небо пятнистым из-за массивного выпадения пикселей.

— Если Вселенная создала человеческое существо, чтобы увидеть себя его глазами, — размышлял доктор Маркс, — то виртуальная реальность для Вселенной — всего лишь способ притвориться, что она изучает саму себя.

— С чего бы это все вилсоны терпеть не могут ВР? — парировала Кили. — А если мы имеем дело с естественной эволюцией восприятия? В конце концов, все, что мы видим, не более чем продукт воспринимающей аппаратуры. Биологической, механической, какой угодно.

— Ба! Все на свете виртуально? Старый-престарый аргумент. — Доктор Маркс раздраженно хрюкнул. — Мне стыдно за тебя, Кили Беннинг. Придумай что-нибудь пооригинальней, пожалуйста. Ну да, вилсоны ненавидят виртуальную наркоманию, потому что повсюду, куда ни глянь, натыкаются на дохлых философов. Мы смотрим на них и видим, что выглядят они препаршиво. Мы принюхиваемся, и они мерзко воняют. Таково наше восприятие, наша примитивная реальность.

Лечение продвигалось медленно, крошечными шажками, однообразие и скука зияли огромной дырой, и заполнить ее можно было только словами. Кили снова заговорила о смерти своих родителей и брата. Они уже обсуждали эту тему в прошлый раз, но Кили снова была на попечении Маркса, а проблема меж тем никуда не исчезла.

— Я разбогатела потому, что они погибли, — сказала она.

Это была истинная правда, разумеется, и доктор Маркс молча кивнул, рассеянно глядя перед собой. Отец Кили был состоятельным человеком. И он, и его молодая жена, и их младший сын Калдер задохнулись в неожиданно отказавшем воздушном шлюзе во время каникул на терраформируемом спутнике Кипонд. Согласно параграфу о «единственном выжившем» в отцовском страховом полисе на Кили свалилась внушающая почтительное уважение сумма.

Тогда ей было одиннадцать лет, и она могла умереть вместе с отцом, матерью и братом, если бы в тот день вдруг не раскапризничалась и не осталась дуться в номере отеля.

Кили, конечно, понимала, что ей не в чем себя винить, однако это был совсем не тот случай, от какого хотелось бы получить выгоду. В подобных обстоятельствах любой, что вполне естественно, постарается уйти от реальности всеми доступными средствами.

— Ты полагаешь, это извиняет твое пагубное пристрастие? — воздел густые брови Макс Маркс. — Что ж, если ты погубишь себя, то Господь, возможно, скажет: «Я не виню тебя, Кили Беннинг». Но может быть, он скажет и так: «Будь реалисткой, Кили. Жизнь вообще тяжелая штука». Не знаю, не знаю… То, что случилось, ушло в прошлое, сейчас ты обычная виртоманка. А виртомания, как мне слишком хорошо известно, сама себя усиливает и постоянно идет в разгон.

Кили почти не слушала вилсона, все это она с ним уже проходила. И еще эта тяжкая, непреходящая усталость, совершенно реальная, от физических упражнений. Окутанная полудремотным туманом, она роняла в ответ пустые, бессильные слова, не дающие никакой эмоциональной разрядки.

Ее опекун, напротив, говорил с непривычной искренностью, что было, вполне вероятно, результатом их незаконного статуса и слишком долгой изоляции. Наконец он смолк и после длительной паузы внезапно произнес:

— Честно говоря, я собираюсь бросить это дело. Я устал. У меня больше нет сил постоянно проигрывать.

Холодная тень упала на сердце Кили, и это был страх, как она позже поняла.

— Они всегда побеждают, — сказал Маркс. — Виртвана, Сон Разума, Вольный Полет и другие. У них есть что угодно — секс, стиль, блеск. А что у нас, вилсонов? Ничего, кроме чувства долга, ведь мы знаем, что люди умирают, а те, кто остается в живых, теряют смысл жизни. Если мы правы… Нет, мы наверняка правы, но мы не можем продать свою правоту! Послушай, Кили… Через два или три дня мы доберемся до места, где тебе придется выйти из виртуала и встретиться с товарищами по несчастью. Подозреваю, тебе там не понравится. Эта жалкая лачуга в Слэше — отнюдь не лучшая реклама Большой Реальности.

Довольно странно утешать собственного вилсона, но Кили протянула руку и мягко прикоснулась к его обнаженному плечу.

— Ты хочешь помогать людям, Макс. Это прекрасное, благородное желание.

Он взглянул на нее со странной беззащитностью в глазах.

— Или hubris[6].

— Что?..

— Ты не знаешь этого слова? Оно означает попытку украсть работу у богов.

Кили успела обдумать реплику Маркса в хрупкий момент между угасанием океана и абсолютной пустотой ночи. Украсть работу у ленивых богов? Очень даже стоящая мысль, решила она.

Доктор Маркс дотошно проверил охранный периметр вокруг мобильной амбулатории. Все, казалось, было в полном порядке. Тяжелый, влажный воздух джунглей одуряюще благоухал мятой. Запах мяты на самом деле представлял собой любовную песнь процветающих в тропическом поясе планеты насекомоподобных созданий. С виду они более всего смахивали на мерзкую помесь осы и паука. Зная, откуда берется сей сладкий аромат, доктор Маркс дышал часто и неглубоко, борясь с отвращением. Интересно все-таки, как сильно информация влияет на восприятие! Сам по себе аромат прелестный, но может вызвать у человека бурную тошноту, лишь только ему укажут на источник.

Он слишком устал, чтобы далее развивать эту мысль. Вернувшись к мобилю, он вскарабкался по лесенке и тщательно запер за собой дверь. Потом прошел по коридору и заглянул через окошко в палату, где Кили спала мертвым электрическим сном.

Ему не следовало высказывать пациентке свои сомнения. Конечно, он страшно вымотан, подавлен и уже почти решил сменить профессию. И все же, пока ты еще исполняешь свой долг, у тебя нет права вести себя непрофессионально.

Голова Кили мирно покоилась на подушке. В изголовье койки светящиеся зеленым панели демонстрировали работу ее сердца и легких. В физическом плане она полностью восстановилась. В эмоциональном, интеллектуальном, духовном… возможно, ее уже никогда не удастся починить.

Доктор Маркс отвернулся от окошка и прошел мимо своей спальни в помещение контрольного центра. Раздевшись, он лег на плоское ложе и позволил нейросети нежно обнять себя — испытывая, как обычно, подспудное чувство вины, если не сказать предательства.

Этот виртуал объявился на Информационной Магистрали две недели назад, когда доктор уже вывез Кили из госпиталя и продвигался со своей амбулаторией на запад, через дикую природу Пит Финитума, все дальше и дальше от Нью-Вегаса и «Дополнительных ресурсов».

Врага надо знать в лицо. Вот почему доктор Маркс коллекционировал демонстрационные версии популярных виртуалов. Он просматривал их при самом низком разрешении и максимальных мерах безопасности, чтобы потом общаться с пациентом со знанием дела. Однако о «Доме на полпути» он никогда ничего не слышал, и новинка сразу привлекла его внимание.

Тренировочная игра, причем отнюдь не развлекательная. Она состояла из серии мотивированных, шаг за шагом обучающих виртуалов, специально разработанных для подготовки высококлассных вилсонов, опекающих виртоманов.

Отчего же этот полезный тренировочный курс возбуждает в нем глубокое чувство вины?.. Впрочем, доктор Маркс и сам знал ответ: все его вмешательства там приводили к добру, все проблемы удачно разрешались, все пациенты прекрасно исцелялись.

Конечно, он мог сказать, что занят изучением самых новых и ценных методов реабилитации.

Но он также мог признаться сам себе, что поддался миру иллюзий, который убивает его пациентов, купился на обманчивую безмятежность, где добро неизменно торжествует, зло увядает и гибнет, награды падают с неба без особых усилий, а если этого недостаточно, можно попытаться перейти на следующий уровень.

Конечно, он зарекался. Пристраивая нейросеть, он повторял, как молитву: «Я буду очень, очень осторожен».

То же самое говорили его пациенты.

Она ждала, хмуро глядя на тусклый океан. Обычно доктор Маркс являлся вскоре после того, как Кили восставала из своего темного сна.

Но он не пришел. Когда солнце доползло до зенита, она начала кричать, призывая его. Без всякого толку, разумеется.

Она вбежала в океан, но это был всего лишь призрак с низким разрешением, вогнавший ее в виртуальную панику. Кое-как добравшись до шезлонга, Кили попыталась утешить себя рациональным доводом: кто-нибудь обязательно придет.

Но кто?..

Если верить словам вилсона, они пребывали в самой глуши Пит Финитума, в нескольких сотнях миль от Нью-Вегаса, на полпути к жалкой лачуге, упрятанной в каком-то грязном углу захолустного шахтерского поселка, известного под названием Слэш.

Настала тьма, и запрограммированный электроток лишил ее сознания.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего, за исключением того, что она ощутила физическую слабость, проникающую из Большой Реальности. Должно быть, в системе внутривенного питания, истощились запасы полезных веществ.

Я умру, подумала она, прежде чем ночь полностью избавила ее от мыслей.

Настал очередной рассвет, но доктор Маркс не пришел. Неужто он умер? А если так, была его смерть случайной или умышленной? А если умышленной, то чей это умысел? А может быть, Макс Маркс сошел с ума и покончил с собой? И все его байки про Виртвану — лишь бред помраченного рассудка?

Она воскресила в памяти отчаяние своего опекуна, и внезапно ее озарило: доктор Маркс сбежал из «Дополнительных ресурсов», не поставив в известность абсолютно никого… Он стал жертвой параноидально-самаритянского психоза, типичного для перетрудившихся вилсонов!

Кили немало повидала за свои двадцать лет. Она испробовала не один смертельно опасный виртуал, но всегда ухитрялась выбраться в реальность. Ну, если честно, ее спасали пару-другую раз, и назвать ее психику устойчивой, наверное, нельзя, но… Загнуться в реабилитации из-за свихнувшегося вилсона — вот это и называется иронией судьбы!

Кили терпеть не могла иронии судьбы, и это отвращение побудило ее к решительным действиям.

Необходимо отключиться от виртуала. Она стала фокусировать внимание на позвоночнике и мягких, едва различимых прикосновениях сенсорных прокладок. Будь ее искусственный мирок хоть чуточку ярче и занимательней, Кили пришлось бы туговато. Но океан, по счастью, бледнел и выцветал с каждым днем, а чайки деградировали до неясных искажений, разрезающих пятнистое небо.

К третьему полудню вынужденного одиночества Кили удалось изменить свою позу с лежачей на сидячую. Восстав с гордо выпрямленной спиной, она набиралась новых умственных и физических сил, поскольку прежние ушли на расчеты и корректировку движений в двух реальностях одновременно. Виртуальный океан, качнувшись маятником, вернулся на место, а небо швырнуло голубые пиксели на песок.

Конечно, будь ее руки жестко зафиксированы, а тело притянуто к койке эластичными бинтами, все усилия пропали бы втуне. Но поскольку Кили охотно сотрудничала с вилсоном, а ее дневной режим включал физические упражнения, дело ограничилось мягкими мышечными релаксантами. У доктора Маркса не было никаких причин подозревать, что его пациентка вдруг захочет силой вырваться в Большую Реальность.

Она и не хотела.

Тошнота и панический ужас. Ужас и невыносимая тошнота. Именно такое действие оказывают противоречащие друг другу передвижения в БР и виртуале.

Но другого выхода все равно не было.

Решив положиться на гравитацию, Кили на ощупь сдвинулась к краю постели и резко наклонилась вправо. Койка под ней немедленно задвигалась, автоматически восстанавливая баланс. Вскрикнув, она отчаянно забилась, рванулась…

Реальное тело Кили упало с кровати, а ее виртуальный мирок взорвался.

Океан ринулся на пляж огромной черной волной. Волна хрипела, верещала и скрежетала, словно огромное механическое чудовище, угодившее под гигантский пресс. Черная вода накрыла Кили с головой, она закашлялась, и вода проникла в легкие. Правая рука ударилась о стенку металлического контейнера: это был ее тренировочный бассейн, для удобства придвинутый вплотную к кровати. Вылезая, Кили поскользнулась и рухнула на пол в мокром, нагом триумфе.

— Привет, Большая Реальность! — сказала она и слизнула кровь на губах.

Доктор Маркс разрешил системе вернуть его в реальность. Учебный кабинет затуманился до черноты, потом появился свет, и он снова был в ярко освещенном контрольном центре амбулатории. Освободившись от нейросети, он сел на своем плоском ложе, спустил ноги на пол и с наслаждением потянулся.

Это был прекрасный сеанс. Теперь он хорошо знал, как отличить по поведению пациента преходящий психоз обратной связи (трясунец) от органического поражения лобной части мозга (синдром Веллера). Да, этот «Дом на полпути» — крайне полезный тренировочный курс, и в ретроспективе его привычный страх перед виртуальной формой обучения оказался совершенно иррациональным. Чистейшей воды суеверие! — усмехнулся доктор Маркс.

Он проспал бы всю ночь в неведении, если бы не решил перед сном еще раз проверить охранный периметр. Вздохнув, он оделся и вышел наружу.

В смешанном свете лун и электрического фонаря багровая растительность джунглей выглядела особенно неприятно, напоминая о распухших конечностях давно утопших. Кругом трещала, пищала и покрикивала обычная мелкая живность. Судя по всему, поблизости не было ничего такого, что осмелилось бы напасть на человека, однако эволюция планеты не ограничилась жалящими и кусающими паразитами, а посему…

Стоп. Одного паразита не хватает.

Как всегда, во избежание тошноты, он старался вбирать в свои легкие как можно меньше отравленной благоуханием мяты атмосферы. Но сейчас никакой мятой не пахло. От запаха не осталось и следа. А когда он выходил в первый раз, этой мятой провоняли все джунгли.

Доктор Маркс стоял под светом двух лун, уставившись на багровые заросли и ожидая, когда его мозг обработает эту интересную информацию. Но мозг говорил ему только то, что прежде этот запах был, а теперь его нет.

Однако в глубине души Маркса уже забрезжил слабый, но ужасающий свет истины.

Если ты знаешь, что надо искать, то обязательно найдешь. Достаточно единственной ошибки. Возможно, это чуть изменивший цвет камень. Или неправильно упавшая тень. Ни один виртуал не бывает столь же точен в деталях, как природа.

Это была превосходная симуляция, самый высший класс. Он наверняка бы на нее купился. Однако им пришлось работать в страшной спешке, чтобы сфабриковать ее и загрузить. И в этой спешке никто не припомнил, что мерзкие чужеродные жучки оскверняют Большую Реальность своими брачными призывами.

Доктор Маркс понял, что все еще пребывает в виртуале. Это означало, разумеется, что он никуда не выходил и по-прежнему лежит на своем ложе. Но на этом ложе, благодаря его же собственной паранойе, имеется кнопка, в двух дюймах от того места, где по обыкновению покоится левая рука. При нажатии кнопка полностью прерывает подачу электропитания и одновременно активирует инъектор, заряженный 20 кубиками гапотила-4. Гапотил-4 мгновенно привлекает внимание самого заядлого виртуального торчка. Правда, последствия не слишком приятны, но для многих виртоманов не было бы никакого «после» без гапотила.

Доктор Маркс не колебался ни секунды. Устремив внимание в БР, он проследил линию левой руки, подвинул… и нажал кнопку.

Ничего не случилось.

И тут из джунглей выступила фигура.

Восьмифутового роста, выкованный из блестящей черной стали, универсальный солдат поклонился, согнувшись в талии. Затем он выпрямился и сказал:

— Мы дезактивировали кнопку безопасности еще до того, как вы уехали, доктор.

— Вы? А кто вы такие?

Доктора Маркса ничуть не устрашил милитаристский маскарад, гулкий металлический бас, жужжание сервомоторчиков. Виртуальный манекен, только и всего. Опасаться надо тех, кто прячется за его спиной.

— Озабоченные граждане, — сказал солдат. — У нас есть основания полагать, что вы препятствуете нашей клиентке, совершеннолетней и платежеспособной, удовлетворять ее конституционные желания.

— Кили Беннинг явилась в реабилитацию по своей доброй воле. Спросите ее, она скажет вам то же самое.

— Мы спросим. И она скажет совсем иное. Она скажет, а весь мир услышит, что ее личная свобода была ограничена так называемыми опекунами.

— Оставьте ее в покое.

Солдат подошел ближе и взглянул на темный лоскут неба.

— Слишком поздно, доктор. Уже никто не сможет оставаться в покое, каждый последует по пути прогресса. Близок день, когда все мы будем жить в виртуале, истинном обиталище богов.

Небо стало светлеть, и гигант воздел блистающие руки.

— Ты был слеп и действовал по неведению! — провозгласил он. — Перед тобой представали богоискатели, но ты применял к ним свое лечение, как к сумасшедшим. Ибо сам ты не ведаешь, что такое виртуал! Ты страшишься виртуальной реальности, разъяв ее на кусочки для изучения. И ты ни разу не осмелился испробовать ее целиком, насладиться ее изысканным вкусом!

Небо вспыхнуло золотом, и в нем зашевелились какие-то фигуры. Прекрасные, совершенные человеческие фигуры, осененные величественными крыльями.

ВИРТВАНА, определил доктор Маркс. ОБЕЗЬЯНЫ И АНГЕЛЫ.

И это была его последняя сознательная мысль перед Истинным Обращением.

— Я дарю тебе великолепный пир! — прогремел солдат, и все обитатели небес роем слетелись к Максу Марксу, окутав его чистейшей любовью, заботой и состраданием. Сто тысяч Озарений и Просветлений одновременно сотрясли его мозг, сложившись в единственную, заставляющую разрыдаться от счастья истину, по имени Эйфория.

Кили обнаружила, что не так уж плохо держится на ногах. Два дня неподвижности не успели разрушить ее достижения, заработанные нелегким физическим трудом. Неуверенно ступая, она обследовала комнатушку, имевшую тот самый стерильно-больничный вид, который она слишком хорошо знала и ненавидела. Если тут все оборудовано по стандартной схеме, то в шкафчике над кроватью должны лежать… Они там лежали, и Кили с облегчением натянула на себя один из серых комбинезонов, предназначенных для ходячих больных.

Доктора Маркса она нашла по звукам, которые тот издавал. Что-то вроде «ух, ух, ух», прерываемое неясным бормотанием, и время от времени «а-а-ах! а-а-ах!». Эти звуки и судороги пухлого полуобнаженного тела, корчащегося на низеньком столе, сразу навели ее на мысль, что Макс Маркс, нехороший мальчик, занимается сексом в виртуале.

Со второго взгляда она определила эпилептический припадок, вызванный запредельной сенсорной нагрузкой. Ей уже приходилось видеть такие вещи, и Кили знала, что первый естественный порыв — вырубить все входящие сигналы — абсолютно неверен. Сперва надо отключить химическую стимуляцию, а вместо нее, если у тебя под рукой есть наркологическое отделение (а оно у Кили было), запустить в систему что-нибудь вроде клемадина или хетлина. А потом, если тебе настолько повезло, что под рукой оказался новейший детокс (а ей посчастливилось и в этом), ты подключаешься к системе через реостат и гонишь все прочие сигналы через детокс, медленно и плавно понижая уровень.

Кили принялась за работу. Пока ее руки быстро и уверенно совершали все необходимое, она раздумывала о том, как много, оказывается, знает об этом деле. Конечно, у нее знания пользователя, а не специалиста, но все же.

Доктор Маркс уже десять минут как вышел из виртуала (но пока еще не собирался вынырнуть в БР), когда Кили услышала жалобный вой охранной системы: входную дверь мобиля вскрывали лазерной пилой.

Она выскочила в коридор, где мельком видела метлу для расчистки джунглей. Неуклюжее орудие оказалось довольно тяжелым, и Кили, пошатнувшись, упала на колено, лихорадочно пытаясь одной рукой разблокировать механический замок. О черт, проклятые низкие технологии! Предохранительный колпачок упал на пол одновременно с рухнувшей дверью, и в дверном проеме появился мужчина.

В руке он держал устрашающего вида оружие, что задним числом изрядно облегчило душу Кили. Впрочем, будь этот человек совершенно безоружным, Кили поступила бы точно так же.

Она вымела его за дверь акустическим взрывом.

Кровавые клочья тряпок и плоти рассеялись по аккуратно расчищенной Марксом площадке внутри периметра. Одна бедренная кость долетела до багровых зарослей, рассыпаясь по пути на мелкие кусочки.

Кили стояла в дверном проеме, тупо глядя на эту картину, когда внезапный взрыв приподнял и опрокинул мобиль. Она упала на спину, извернулась и поползла по коридору, волоча за собой громоздкую метлу. Что-то затрещало. Кили рухнула на кучу барахла через открывшуюся под ней дверь кладовки. Тревожная сирена продолжала глухо выть.

Мобиль лежит на боку — сообразила она, подняла свое спасительное орудие и выпалила прямо перед собой. Крыша мобиля запульсировала с жутким гулом, и на миг показалось, что ничего не выйдет, но в следующий момент обломок уже кувыркался в воздухе, завывая, как злобный виртуальный демон. Широкое серебристое лезвие взмыло над джунглями, скосило верхушки высоких деревьев и пропало во тьме.

Кили вылезла в ночь через образовавшуюся дыру. Подбежала к торцу мобиля и выглянула из-за угла. На расчищенной площадке стоял человек.

Он был обучен стрелять рефлекторно, учуяв движение, но все равно опоздал. Ее акустическая метла смела с площадки и стрелка, и его автоматическое оружие, и успевшие вылететь из автомата пули, перемешав всю эту грязь и слизь с камешками, песком и раздавленной, умирающей растительностью.

Она подождала, когда придут другие, но больше никто не пришел. Тогда она вернулась в мобиль и вытащила наружу своего вилсона. Тот по-прежнему был без сознания.

Гораздо позже, в полном изнеможении от всего, что ей пришлось сделать, Кили обнаружила авиетку, на которой прилетели эти двое. Поколебавшись, она решила уничтожить летательный аппарат. Все равно она не сможет им управлять, к тому же там может стоять маячок, подающий сигналы.

Наутро настроение Кили заметно улучшилось, потому что она нашла в кладовке пару ботинок, которые оказались почти в самый раз. Ну, может быть, чуть-чуть маловаты, но это гораздо лучше, чем слишком большие, убеждала она себя. Два или три дня на мобиле? Будем считать, что четыре дня ножками.

Доктор Маркс очнулся, но так и не пришел в себя. Он говорил лишь об Истинной Вере и Божественном Свете. Щедрая, задушевная доза «Обезьян и Ангелов», полученная доктором от Виртваны, наполнила его томительной любовью и несложной метафизикой. Сладко улыбающиеся ангелы улаживали все неприятные дела и защищали хороших людей, а то, что все люди хорошие, подразумевалось по умолчанию.

Кили ухитрилась напялить на вилсона костюм, и подобающая его профессии внешность была восстановлена. Однако, к ее великому замешательству, в состоянии виртуальной абстиненции доктор Макс Маркс оказался бессовестным нытиком.

— Ну пожа-алуйста, — канючил он. — Мне очень, очень, о-очень ну-у-ужно!

Виртуальная терапия слишком слаба, жаловался он, и вгоняет его в кататонию. Позже он непременно завяжет, разумеется, но сейчас, сейчас, ну пожалуйста, что-нибудь посильнее… Нет? Нет?!

Бессердечная, жестокая, мстительная садистка, рыдал он. Решила отыграться за собственную программу реабилитации? Хотя, если только она даст себе труд припомнить, он-то всегда был необычайно кротким и мягким вилсоном…

— Ты не можешь одновременно идти пешком и находиться в виртуале, — твердо сказала Кили. — И ты пойдешь со мной, потому что я не знаю дороги. Мы будем делать привалы, но, боюсь, ненадолго. А теперь попрощайся со своим мобилем.

Она уничтожила мобиль все той же метлой, и они отправились в путь. Это было медленное и трудное путешествие, поскольку им много чего пришлось прихватить с собой. Еду, питье, складную палатку и спальные мешки, портативный двухканальный аппарат для терапии. А также черный ящик амбулатории и контрольные видеозаписи охранной системы.

Доктор Маркс оказался очень неважным ходоком.

Они добрались до Слэша через неделю, и тогда доктор заявил, что вряд ли сможет отыскать Убежище.

— Что?!

— Я не знаю, где это. Я потерял ориентацию.

— Ты никогда не станешь правильным торчком, Макс, — фыркнула она. — Ты совсем не умеешь врать.

— Я не вру! — воскликнул вилсон в патетическом негодовании, вытаращив невинные глаза.

Кили все было ясно. Доктор Маркс намеревался улизнуть от нее и найти какую-нибудь виртуальную забегаловку, где мог бы вволю наиграться со своими приятелями ангелами.

— Я не отпущу тебя ни на шаг, — пообещала она.

Убогий шахтерский городок Слэш предоставлял своему лишенному гражданских прав населению завидный выбор пороков и извращений, было бы чем заплатить. Здесь практиковались виртуальные штучки и похлеще, чем в Нью-Вегасе, здесь не соблюдалось даже подобие закона.

Словом, здесь было не то место, где можно наивно спрашивать у прохожих, как добраться до лечебницы для виртоманов.

Но Кили повезло. На фасаде заброшенного административного здания она заметила знакомый символ в виде треугольника, вписанного в круг. Пока она глазела на него, какой-то человек поднялся по ступенькам лестницы как раз под значком, и Кили, ухватив вилсона за руку, последовала за ним.

— Куда мы идем? — заныл доктор Маркс, пытаясь выдернуть руку. От безмерной тоски по ангелам он дергался в нервном тике и клацал зубами.

Кили промолчала, продолжая тащить его за собой. В вестибюле висел пыльный плакатик с лозунгом «Мало-помалу», и она поняла, что теперь все будет хорошо.

Старик, который вошел перед ними, обернулся и помахал рукой. Невероятно, но он узнал ее и даже вспомнил, как ее зовут.

— Кили, девочка! Как славно снова увидеть тебя.

— Это маленький мир, Сол.

— И мы бродим по нему, Кили. Меряем землю, так сказать. Но если честно, я думал, ты уже лежишь под землей.

Кили засмеялась и похлопала его по плечу.

— Ты был недалек от истины, Сол. Но сейчас мы ищем убежище.

Доктор Макс Маркс оказался самым тупым, сварливым и не желающим следовать инструкциям пациентом. Вся группа изумлялась его поведению, но более всех были потрясены двойняшки Шона и Мона, которые добровольно вызвались контролировать падшего вилсона. Они ходили за ним по пятам, то и дело заглядывая в глаза, словно бы это могло разрешить неразрешимую загадку.

Брейк Мэддерс заявил, что никакой загадки нет. Он полез на доктора с кулаками, требуя вышвырнуть из убежища обычного вонючего торчка.

— Нет, — твердо сказала Кили. — Он один из нас.

Как и я, подумала она.

Когда доктор Маркс совсем состарился, он взял в привычку предаваться воспоминаниям вслух, и одной из его самых любимых тем была Кили Беннинг. Она спасла ему жизнь. И не только в джунглях Пит Финитума, но и в те кошмарные дни, когда он думал лишь о том, как бы ему смыться из убежища и снова причаститься виртуальной нирваны.

Кили выявляла любую систему, лежащую в основе его психологического сопротивления, и разбивала ее посредством безупречной логики. А если логика была бессильна, Кили просто разделяла его боль, и тоску, и печаль.

— Я знаю, Макс, знаю, — утешала она. — Я ведь там была, верно?

Молодые вилсоны и активисты Движения в защиту виртоманов знали Кили Беннинг как решительную женщину, которая упорно сражалась с Виртваной, Сном Разума и великим множеством лоббистов Вольного Полета и наконец одержала блистательную победу в борьбе за права их клиентов. Ей удалось сокрушить так называемое общественное мнение, гласившее, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Короче говоря, Кили Беннинг была героиней. И как это чаще всего случается с героями, младшее поколение видело в ней символ, а не личность.

— Тогда я был безумно занят, — рассказывал доктор Маркс своим юным слушателям. — Я только и делал, что строил разные планы побега из убежища, чтобы урвать себе хоть чуточку ангелов. В те времена в Слэше — впрочем, как и сейчас — было совсем нетрудно отыскать любой мозгодробительный виртуал. Словом, я размышлял только об этом, и мне не приходило в голову остановиться и подумать совсем о другом.

Вот женщина, должен был подумать я, которая побывала в реабилитации шесть раз и вряд ли остановится на седьмом. Ей только что пришлось пройти через суровые испытания, и она ощущает настоятельную необходимость расслабиться так, как привыкла.

Но я видел перед собой женщину, которая каждую минуту бодрствования упорно работает над собой. А если она не занята умственными, духовными или физическим упражнениями, то лишь потому, что помогает своим товарищам, несчастным, трясущимся, страдающим от виртуального голодания бедолагам.

И я должен был подумать еще тогда: черт побери, а что все это значит? Но я подумал об этом позже. Я задумался, когда Кили Беннинг получила диплом медицинской школы.

Когда она пошла учиться юриспруденции и, в конце концов, получила ученую степень, чтобы поставить на место ублюдков, которые мешали ей лечить виртоманов… Я снова задумался, однако на сей раз задал вопрос. Я спросил у Кили, что же вызвало в ней такую разительную перемену.

Тут доктор Маркс делал эффектную паузу, пока кто-нибудь нетерпеливо не восклицал:

— И что она сказала?

— Да, в общем, ничего особенного.

Тут доктор Маркс снова замолкал, и его снова просили продолжать.

— Она сказала, что хочет помогать людям, потому что у нее хорошо получается. Она всегда знает, что надо делать, — это природный дар, который открылся в Слэше. Она обнаружила его, глядя на потерянные души в убежище, и смогла помочь им всем. И вот, пока она мне это говорила, я вдруг заметил…

С тех пор как доктор Маркс впервые заметил это, он наблюдал подобное всякий раз, когда встречался с Кили Беннинг. На митинге, в больнице, в зале суда, где угодно. Все тот же особый блеск в глазах, мерцающий огонек, который ни с чем нельзя спутать…

Жадный, упорный, голодный огонек неизлечимого наркомана.


Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА

Терри Биссон
ОФИСНЫЙ РОМАН

Первый раз Кен678 увидел Мэри97 в Муниципальной Недвижимости, когда стоял в очереди на Закрытие. Она стояла на две позиции впереди него — синяя юбка, оранжевый галстук, белая блузка — и выглядела в точности как любая прочая женская пиктограмма. Тогда он еще не знал, что она — Мэри, потому что не мог видеть, какое именно у нее лицо. Но свою Папку она держала обеими руками, как частенько делают давно работающие сотрудники, а когда очередь продвинулась вперед, он увидел ее ногти.

Они были красными.

Как раз в этот момент очередь после прокрутки снова сдвинулась вперед, и ее пиктограмма исчезла. Кен был заинтригован, но вскоре забыл про нее. В это время года работы для него было невпроворот, и он почти непрерывно отрабатывал Вызовы на Задания. Позднее на той же неделе он увидел ее снова, когда она во время паузы стояла возле открытого Окна в Коридоре между Копированием и Пересылкой.[7] Проходя мимо, он притормозил, воспользовавшись известной ему уловкой — повернул свою Папку боком. И опять увидел ее красные ногти. Странно.

В меню ВЫБОР ногтей не было.

А в меню ЦВЕТ красного тоже не было.

* * *

В выходные Кен навестил свою мать в Доме — у нее был то ли день рождения, то ли какая-то годовщина. Кен ненавидел выходные. За неделю он успевал привыкнуть к своему лицу Кена и без него чувствовал себя весьма неуютно. Ненавидел он и свое старое имя, которым мать упорно продолжала его называть. И вообще, он терпеть не мог находиться снаружи, уж больно там все выглядело угрюмо и мрачно. Чтобы не поддаться панике, он закрывал глаза и негромко гудел — снаружи он мог делать одновременно и то, и другое, — пытаясь имитировать умиротворяющее гудение Офиса.

Но реальность нельзя заменить имитацией, и Кену так и не удалось как следует расслабиться, пока не наступил рабочий день и он снова не оказался в Офисе. Ему нравилось мягкое электронное жужжание

поисковых машин, деловитые потоки пиктограмм, маслянисто поблескивающие стены Коридоров, успокаивающие виды за мерцающими Окнами. Он любил такую жизнь и свою работу.

На той неделе он и познакомился с Мэри. Точнее, она познакомилась с ним.

* * *

Кен678 забрал Папку документов из Поиска и нес их на Печать. По мельтешению пиктограмм впереди он понял, что перед Автобусом[8], отправляющимся из Коммерческого, стоит длинная очередь, и поэтому сделал паузу в Коридоре — в зонах с высокой плотностью движения ожидания поощрялись.

Кен открыл Окно, положив Папку на подоконник. Воздуха здесь, разумеется, не было, зато вид открывался очень приятный — такой же, как и за любым другим Окном в «Микросерф офис 6.9»[9]: булыжные мостовые, уютные кафе и цветущие каштаны. Апрель в Париже.

Кен услышал голос.

— Чудесный вид, правда?

— Что? — спросил он, смутившись. Две пиктограммы не могут открыть одно и то же Окно, и тем не менее она стояла рядом. Красные ногти и все прочее.

— Апрель в Париже, — сказала она.

— Знаю. Но как…

— Мелкая уловка, о которой я узнала. — Она показала на свою Папку, лежащую поверх его и смещенную вправо.

— …вы это сделали? — договорил он, потому что слова уже находились в его буфере. У нее было лицо мэри, которое нравилось ему больше прочих стандартных лиц. И красные ногти.

— Когда она смещена вправо, Окно воспринимает нас как одну пиктограмму, — пояснила она.

— Наверное, оно считывает лишь правый край, — предположил Кен. — Ловко.

— Меня зовут Мэри, — сказала она. — Мэри97.

— Кен678.

— Вы замедлились, проходя мимо меня на прошлой неделе, Кен. Это тоже ловкий трюк. И я подумала, что с вами стоит познакомиться. А то эти трудоголики из Городского Совета такие зануды.

Кен продемонстрировал ей свою уловку с Папкой, хотя она, похоже, о ней уже знала.

— Вы давно в Городе? — спросил он.

— Слишком давно.

— Но почему я вас не видел прежде?

— Может, и видели, да только не обращали внимания, — сказала она и подняла руку с красными ногтями. — Они у меня были не всегда.

— А откуда они у вас?

— Это секрет.

— Весьма симпатичные.

— Весьма или симпатичные?

— И то, и другое.

— Вы со мной флиртуете? — спросила она, улыбаясь улыбкой мэри.

Кен задумался над ответом, но опоздал. Ее Папка замерцала перед прерыванием, и Мэри исчезла.

* * *

Несколько циклов спустя на этой же неделе он увидел ее снова. Она стояла в паузе возле открытого Окна в Коридоре между Копированием и Верификацией. Кен наложил свою Папку поверх ее, сдвинул Папку вправо и встал рядом с Мэри, глядя на Апрель в Париже.

— Вы быстро научились, — заметила она.

— У меня был хороший учитель, — ответил он и добавил множество раз отрепетированные слова — А что если да?

— Что «да»?

— Флиртую.

— Ничего не имею против, — произнесла она, улыбаясь улыбкой мэри.

Кен678 впервые пожалел, что лицо кена не умеет улыбаться. Его Папка уже мерцала, но ему еще не хотелось уходить.

— Вы давно в Городе? — снова спросил он.

— Я всегда здесь была, — ответила Мэри. Она, разумеется, преувеличивала, но в определенном смысле ее ответ был правдой. Мэри рассказала Кену, что уже работала в Городском Совете, когда установили «Микросерф офис 6.9». — До установки Офиса записи хранились в подвале, в металлических ящиках, и обрабатывались вручную. Я помогала переносить их на диск. Это называлось «ввод данных».

— Ввод?

— Это было еще до нейронного интерфейса. Мы сидели снаружи и вводили данные через Клавиатуру, глядя в нечто вроде окна под названием Монитор. Тогда внутри Офиса еще никого не было. Только картинки файлов и все прочее. И Апреля в Париже, разумеется, тоже не было. Его добавили позднее, чтобы предотвратить клаустрофобию.

Кен678 сделал быстрый мысленный подсчет. Сколько же в таком случае лет Мэри? 55? 60? Неважно. Все пиктограммы молоды, и все женщины прекрасны.

* * *

У Кена никогда еще не было друга, ни в Офисе, ни снаружи. И уж тем более подруги. Он стал ловить себя на том, что старается быстрее отправиться по Вызовам на Задание, чтобы по дороге пройтись по Коридорам в поисках Мэри97. Он обычно находил ее возле открытого Окна, где она любовалась улочками, кафе и цветущими каштанами. Мэри любила Апрель в Париже.

— Там так романтично, — говорила она. — Ты никогда не представлял, как идешь по этому бульвару?

— Конечно, — отвечал Кен, хотя делать этого не мог. Он не любил что-либо воображать, предпочитая реальную жизнь или хотя бы «Микросерф офис 6.9». Но ему нравилось стоять рядом с ней у Окна, слушать мягкий голос Мэри и отвечать низким голосом кена.

— Как ты сюда попал? — спросила она. Кен ответил, что его наняли на временную работу — переносить документы полувековой давности по длинной лестнице из Архива в Активное Окно.

— Тогда, разумеется, меня звали не Кен. Все временные пиктограммы ходили в сером — как мужчины, так и женщины. Для связи с нами использовали шлемы с нейронным интерфейсом, а не нынешние клипсы. И никто из штатных работников Офиса с нами не разговаривал, даже не замечал нас. А работали мы по 14–15 циклов в день.

— И тебе это нравилось?

— Да, нравилось, — признал Кен. — Я нашел то, что искал. Мне нравилось быть внутри.

И он рассказал ей, какое замечательное и поначалу странное чувство испытал, став пиктограммой и получив возможность видеть себя, проходя по Офису — словно находился одновременно и в своем теле, и снаружи.

— Сейчас, конечно, мне это кажется нормальным, — добавил он.

— Так оно и есть, — подтвердила она и улыбнулась улыбкой мэри.

* * *

Миновало несколько недель, прежде чем Кен набрался решимости сделать, как он это мысленно назвал, «свой ход».

Они стояли у того же Окна, где впервые разговорились — в Коридоре между Копированием и Верификацией. Ее рука с поблескивающими красными ногтями лежала на подоконнике, и он накрыл ее своей ладонью. И хотя он не мог ощутить ее руку физически, результат ему понравился.

Он боялся, что она отдернет руку, но она улыбнулась улыбкой мэ-ри и сказала:

— Я думала, ты никогда на такое не решишься.

— Мне хотелось это сделать еще с первой нашей встречи.

Она пошевелила пальцами, и ему стало почти щекотно.

— Хочешь увидеть, что делает их красными?

— Это твой секрет?

— Он станет нашим секретом. Знаешь Браузер между Закладными и Налогами? Жди меня там через три цикла.

* * *

Браузер оказался циркулярным коннектором без Окон. Кен встретил Мэри в Выбрать Все и прошел следом за ней в сторону Вставки, где двери были меньше и располагались ближе.

— Слышал когда-нибудь о Пасхальном Яйце? — спросила она.

— Конечно. Сюрприз программиста, спрятанный внутри программы. Тайная подпрограмма, не указанная в руководстве. Иногда смешная, иногда непристойная. Обычно Пасхальные Яйца…

— Ты повторяешь то, что выучил в Ориентации.

— …обнаруживаются и вычищаются из коммерческих программ Отладчиками и Оптимизаторами, работающими в фоновом режиме, — закончил Кен, потому что слова уже находились в его буфере.

— Но ничего. Вот мы и пришли.

Мэри привела его в комнатку без Окон. Она оказалась пуста, если не считать столика в форме сердечка.

— Эта комната была стерта, но не перезаписана, — пояснила Мэри. — Наверное, Оптимизатор ее пропустил. Поэтому Пасхальное Яйцо до сих пор здесь. Я обнаружила его случайно.

На столе лежали три игральные карты — две лицом вниз, а одна, десятка бубен, лицом вверх.

— Готов?

Не дожидаясь ответа Кена, Мэри перевернула десятку лицом вниз. Ее ногти перестали быть красными.

— Теперь попробуй ты, — предложила она.

Кен попятился.

— Да ты не нервничай. Эта карта ничего не делает, она лишь меняет Выбор. Давай!

Кен робко перевернул карту. Ногти Мэри вновь стали красными. С его же ногтями ничего не произошло.

— Эта первая карта работает только для девушек, — сказал Мэри.

— Ловко, — признал Кен, немного успокаиваясь.

— Но это еще не все. Готов?

— Пожалуй…

Мэри перевернула вторую карту — ею оказалась дама червей. Едва Кен разглядел картинку, как послышался цокот копыт, и в комнатке открылось Окно.

А за Окном был Апрель в Париже.

Кен увидел серого коня, шагающего точно посередине бульвара — без упряжи, но с коротко подстриженной гривой и обрезанным хвостом.

— Видишь коня? — спросила Мэри97.

Она стояла рядом с Кеном у Окна. Ее белая блузка и оранжевый галстук исчезли, сменившись красным кружевным бюстгалтером. Его большие чаши были полны и поддерживались узкими натянутыми бретельками. Верхушки ее пышных грудей выпирали белыми полумесяцами.

Кен678 не мог ни двигаться, ни говорить. Зрелище оказалось для него ужасающим и одновременно неотразимо привлекательным. Мэри завела руки за спину, расстегивая бюстгалтер. Сейчас! Но едва чаши бюстгалтера поползли вниз, как заверещал свисток.

Конь застыл посреди бульвара. К нему бежал жандарм, размахивая дубинкой.

Окно закрылось. Мэри97 стояла у столика, снова в белой блузке и оранжевом галстуке. И лишь десятка лежала лицом вверх.

— Ты слишком быстро перевернула карту, — сказал Кен.

— Дама перевернулась сама, — ответила Мэри. — Пасхальное Яйцо — это замкнутый алгоритм. Если его запустить, он выполняется автоматически. Тебе понравилось? Но только не говори «пожалуй».

Она улыбнулась улыбкой мэри, а Кен попытался придумать ответ. Но их Папки уже мерцали перед прерыванием, и она исчезла.

* * *

Кен отыскал ее несколько циклов спустя на их обычном месте встреч, у открытого Окна в Коридоре между Копированием и Верификацией.

— Тебе понравилось? — спросил он. — Мне — очень.

— Ты со мной флиртуешь?

— А что если да? — произнес он знакомые слова, почти стоящие улыбки.

— Тогда иди со мной.

* * *

На той неделе Кен еще дважды ходил с Мэри в Браузер. И каждый раз все повторялось. Едва Мэри переворачивала даму, как в комнатке открывалось Окно, и за ним снова вышагивал по бульвару конь. Налитые, округлые и безупречные груди Мэри97 начинали переполнять красный кружевной бюстгалтер, она спрашивала: «Видел коня?» — и заводила руки за спину, расстегивая…

Но едва чаши начинали спадать, а Кен готовился увидеть ее соски, как свистел жандарм, и на Мэри97 вновь оказывалась белая блузка с оранжевым галстуком. Окно закрывалось, а карта лежала на столике лицом вниз.

— Единственная проблема с Пасхальными Яйцами в том, что они всегда выполняют одни и те же действия, — сказала Мэри. — А у того, кто создавал это Яйцо, был явный сдвиг в голове.

— А мне нравится, когда все повторяется, — ответил Кен.

* * *

Уходя с работы на выходные, Кен678 всматривался в толпу служащих, спускающихся по длинным ступенькам Городского Совета. Кто из женщин Мэри97? Узнать это, разумеется, не представлялось возможным. Женщины были разных возрастов и национальностей, но все они выглядели одинаково — пустые взгляды, золотые клипсы нейронного интерфейса в ушах и отпечатки мелкой сеточки управляющих перчаток на руках.

Выходные тянулись бесконечно. Как только началась новая рабочая неделя, Кен быстро справился с Вызовами на Задания и принялся обшаривать Коридоры, пока не отыскал Мэри на обычном месте, у открытого Окна между Копированием и Верификацией.

— Разве это не романтично? — спросила она, глядя на Апрель в Париже.

— Пожалуй, — нетерпеливо ответил Кен. Он думал о ее руках за спиной, расстегивающих…

— А что может быть еще романтичнее? — намекнула она, и Кен понял, что Мэри его дразнит.

— Красный бюстгалтер.

— Тогда иди со мной.

На той неделе они встречались в Браузере трижды. И трижды Кен слышал цоканье конских копыт, и трижды же красный бюстгалтер начинал спадать… спадать… спадать… На той неделе он был близок к счастью, как никогда.

* * *

— Ты никогда не пытался отгадать, что делает третья карта? — спросила Мэри97. Они стояли у Окна между Копированием и Верификацией. Новая неделя только-только началась. В Апреле в Париже над булыжными мостовыми цвели каштаны. Кафе были пусты. Где-то далеко фигурки-палочки садились в экипажи или выходили из них.

— Пытался, — ответил Кен678, хотя это не было правдой. Он не любил задумываться.

— Я тоже.

Когда несколько циклов спустя они встретились в Браузере в комнатке без Окон, Мэри коснулась пальцами с красными ногтями третьей карты и сказала:

— Есть только один способ узнать.

Кен не ответил. Ему внезапно стало не по себе.

— Мы должны сделать это вместе, — сказала она. — Я переверну даму, а ты — третью карту. Готов?

— Пожалуй, — солгал Кен.

Третья карта оказалась пиковым тузом. И перевернув ее, Кен понял — что-то случилось.

Его ощущения изменились.

Под его подошвами была булыжная мостовая.

В Париже стоял апрель, и Кен678 шагал по бульвару рядом с Мэ-ри97, облаченной в крестьянскую блузку без рукавов и с низким вырезом и длинную пышную юбку.

Кена терзал ужас. Где Окно? Где комнатка без Окон?

— Где мы? — спросил он.

— Мы в Апреле в Париже. Разве это не восхитительно?

Кен захотел остановиться, но не смог.

— Похоже, мы застряли, — сказал он и попытался закрыть глаза, чтобы не поддаваться панике, но не смог.

Мэри лишь улыбнулась улыбкой мэри, и они зашагали дальше по бульвару под цветущими каштанами. Они миновали кафе, свернули за угол, потом миновали второе кафе и снова свернули за угол. Все оставалось неизменным — те же деревья, те же кафе, те же булыжники. Экипажи и фигурки-палочки в отдалении не становились ближе.

— Разве это не романтично? — спросила Мэри. — Но только не говори «пожалуй».

Она выглядела какой-то другой. Возможно, причиной была одежда. Вырез ее крестьянской блузки был очень глубоким. Кен попытался заглянуть в него, но не смог.

Они подошли к очередному кафе. На сей раз Мэри97 не стала проходить мимо. Едва она шагнула вперед, как они очутились за столиком.

— Ого! — воскликнула она. — Оказывается, Пасхальное Яйцо более интерактивно, чем я думала. Надо лишь искать заложенные в него сюрпризы. — Она все еще улыбалась улыбкой мэри. Столик имел форму сердечка, как и столик в комнатке без Окон. Кен подался вперед, но так и не сумел заглянуть за вырез ее блузки.

— Разве это не романтично! — восхитилась Мэри. — Давай я закажу что-нибудь.

— Пора возвращаться, — возразил Кен. — Готов поспорить, что наши Папки…

— Что за глупости? — перебила его Мэри, раскрывая меню.

— …уже мерцают, как сумасшедшие, — договорил он, потому что слова уже находились в его буфере.

Подошел официант в белой рубашке и черных брюках. Кен попытался разглядеть его лицо, но лица как такового у официанта не оказалось. Меню состояло всего из трех пунктов:

ПРОГУЛКА

КОМНАТА

ДОМОЙ

Мэри указала на КОМНАТУ, и едва она закрыла меню, как они очутились в угловатой чердачной комнате с высоким двустворчатым окном. Они сидели на краю кровати, и Кен увидел, как Мэри потянула блузку вниз, обнажая пышные безупречные груди. Соски у нее оказались большие и коричневые, как два печенья. За окном Кен разглядел Эйфелеву башню и бульвар.

— Мэри, — сказал он, когда она помогла ему поднять юбку к талии. Улыбаясь улыбкой мэри, она легла, полуобнаженная, на кровать. Перед тем, как она развела пышные безупречные бедра, Кен услышал доносящийся с бульвара уже знакомый цокот копыт по булыжникам.

— Апрель в Париже, — сказала она. Ее пальцы с красными ногтями потянули вбок французские трусики и…

Он поцеловал ее нежные губы.

— Мэри! — воскликнул он.

Ее пальцы с красными ногтями потянули вбок французские трусики и…

Он поцеловал ее нежные красные губы.

— Мэри! — воскликнул он.

Ее пальцы с красными ногтями потянули вбок французские трусики и…

Он поцеловал ее нежные красные сладкие губы.

— Мэри! — воскликнул он.

Заверещал свисток жандарма, и они очутились в кафе. На столике-сердечке лежало закрытое меню.

— Тебе понравилось? — спросила Мэри. — Только не говори «пожалуй».

— Понравилось? Очень. Но не пора ли нам возвращаться?

— Возвращаться? — Мэри пожала плечами. Кен и не подозревал, что она умеет пожимать плечами. Мэри держала стакан с зеленой жидкостью.

Кен раскрыл меню. Подошел безликий официант.

Меню осталось прежним. Опередив Мэри, Кен указал ДОМОЙ. Столик и официант исчезли. Кен и Мэри97 вновь стояли в комнатке без Окон, и карты на столике лежали лицом вниз — кроме бубновой десятки.

— Ну зачем ты все испортил? — спросила Мэри.

— Я не… — начал Кен, но не успел договорить. Его Папка замерцала перед прерыванием, и он исчез.

* * *

— Это было романтично, — упрямо повторил Кен678 несколько циклов спустя, стоя рядом с Мэри97 на их обычном месте, у Окна в Коридоре между Копированием и Верификацией. — И мне понравилось.

— Тогда почему ты так нервничал?

— Разве я нервничал?

Она улыбнулась улыбкой мэри.

— Потому что я занервничал. Потому что Апрель в Париже не входит в «Микросерф офис 6.9».

— Конечно, входит. Это же часть системного окружения.

— Это просто Обои. Нам не положено проникать туда.

— Это Пасхальное Яйцо. И еще нам не положено заводить служебный роман.

— Служебный роман? Разве у нас служебный роман?

— Иди со мной, и я тебе все покажу, — сказала Мэри, и он пошел. И она показала.

* * *

И еще, и еще, и еще. Они встречались трижды на этой неделе, и еще трижды на следующей, используя любой свободный момент. Булыжные мостовые и кафе все еще заставляли Кена678 нервничать, но комната на чердаке ему нравилась. Ему нравились соски Мэри, похожие на большие коричневые печенья, нравилось, как она лежала на кровати, спустив блузку, подняв к талии юбку и широко разведя пышные безупречные бедра, нравился цокот копыт за окном и то, как ее пальчики с красными ногтями сдвигают трусики…

Ведь у них, в конце концов, был роман.

Проблема заключалась в том, что Мэри не желала возвращаться в «Микросерф офис 6.9». И после комнаты на чердаке ей хотелось прогуляться по бульвару под цветущими каштанами или посидеть в кафе, наблюдая, как в дальнем конце улицы фигурки-палочки садятся в экипажи.

— Разве это не романтично? — спрашивала она, покачивая стакан с зеленым напитком.

— Пора возвращаться, — отвечал Кен. — Готов поспорить, что наши Папки уже мерцают, как сумасшедшие.

— Ты всегда так говоришь, — неизменно упрекала его Мэри.

* * *

Кен678 ненавидел выходные, потому что скучал по негромкому электронному жужжанию «Микросерф офиса 6.9», но теперь он скучал по нему и в рабочие дни. Ведь если он хотел быть с Мэри97 (а он хотел, хотел!), то это означало Апрель в Париже. Кен скучал по Окну в Коридоре между Копированием и Верификацией. Ему не хватало деловитого потока пиктограмм, набитых документами Папок, мерцающих при Вызове на Задание. И красного бюстгалтера.

— А что будет, если мы перевернем только даму? — спросил Кен как-то в конце недели.

И он перевернул даму.

— Ничего, — ответила Мэри. — Ничего, кроме красного бюстгалтера.

И перевернула туза.

* * *

— Нам надо поговорить, — сказал наконец Кен. В Париже, как всегда, был апрель. Он шел с Мэри97 по бульвару под цветущими каштанами.

— О чем? — спросила она, сворачивая за угол.

— Обо всем.

— Разве это не романтично? — спросила она, сворачивая к кафе.

— Пожалуй. Но…

— Терпеть не могу, когда ты произносишь это слово.

— …я скучаю по Офису, — договорил Кен, потому что слова уже находились в его буфере.

— Каждому свое, — пожала плечами Мэри97 и покачала зеленую жидкость в стакане. Она была густая, как сироп, и медленно стекала по стенкам. У Кена возникло ощущение, будто Мэри смотрит не на него, а сквозь него. Он попытался заглянуть за вырез ее крестьянской блузки, но не смог.

— Кажется, ты хотел поговорить.

— Да, хотел. Мы хотели.

Кен протянул руку к меню. Мэри оттолкнула его на край стола.

— Я не в настроении.

— Тогда нам надо возвращаться. Готов поспорить, что наши Папки мерцают, как сумасшедшие.

— Так возвращайся, — пожала плечами Мэри.

— Что?

— Ты скучаешь по Офису, а я нет. Я останусь здесь.

— Здесь? — Кен попытался оглянуться. Он мог смотреть лишь в одном направлении — в сторону бульвара.

— Почему бы и нет? Кому я там нужна?

Она пригубила зеленый напиток из стакана и раскрыла меню. Кен удивился — неужели она может его пить?

И почему в меню четыре пункта?

— Мне, — намекнул Кен. Но рядом уже возник официант. Он, по крайней мере, остался прежним.

— Если хочешь, возвращайся, — сказала Мэри, и Кен ткнул пальцем в ДОМОЙ. А Мэри указала на новый пункт меню: ОСТАТЬСЯ.

* * *

Те выходные стали самыми долгими в жизни Кена678. Едва началась новая рабочая неделя, он помчался в Коридор между Копированием и Верификацией, лелея отчаянную надежду. Но не увидел там открытого Окна. И, разумеется, Мэри97 тоже.

Он искал ее между Вызовами на Задание, проверяя каждую очередь, каждый Коридор. И наконец, уже в конце недели, впервые пришел один в скрытую внутри Браузера комнатку без Окон.

Папки Мэри97 там не было. Все карты, за исключением бубновой десятки, лежали на столике-сердечке лицом вниз.

Кен перевернул даму, но ничего не произошло. Он не удивился.

Он перевернул туза и ощутил под ногами булыжную мостовую. Апрель в Париже. Цвели каштаны, но Кен не почувствовал прежней радости. Ее сменила глубокая печаль.

Он вошел в первое же подвернувшееся кафе и увидел Мэри, сидящую за столиком-сердечком.

— Смотрите, кто пришел, — сказала она.

— Твоя Папка пропала. Когда я вернулся, она была в той комнатке и мерцала, как сумасшедшая. Но это было до выходных. Теперь ее там нет.

— Я все равно туда не вернусь, — пожала плечами Мэри.

— Но что с нами случилось?

— С нами ничего не случилось. Кое-что случилось со мной. Помнишь, как ты нашел то, что искал? Так вот, и я нашла то, что искала. Мне здесь нравится.

Мэри подтолкнула к нему стакан с зеленым напитком.

— Тебе тоже может здесь понравиться, — сказала она.

Кен не ответил. Он боялся, что если начнет говорить, то заплачет, хотя кены не могут плакать.

— Но ничего, — сказала она и даже улыбнулась улыбкой мэри. Глотнув из стакана, она раскрыла меню. Когда возник официант, она указала на слово КОМНАТА, и Кен каким-то образом понял, что сегодня они встретились в последний раз.

В угловатой комнате на чердаке он снова заглянул за вырез ее блузки. Затем его ладони в последний раз накрыли ее полные безупречные груди. За окном он увидел Эйфелеву башню и бульвары.

— Мэри! — воскликнул он, когда она, полуобнаженная, легла на кровать, и он каким-то образом почувствовал, что видит ее такой в последний раз. С бульвара донесся знакомый цокот копыт, она развела безупречные бедра и сказала: «Апрель в Париже!»

Ее пальчики с красными ногтями сдвинули французские трусики, и Кен каким-то образом понял, что это тоже в последний раз.

Он поцеловал ее нежные красные губы.

— Мэри! — воскликнул он. Она сдвинула трусики, и он знал, что это в последний раз.

— Мэри!

В последний раз.

Заверещал свисток жандарма, и они оказались в уличном кафе. На столике-сердечке лежало закрытое меню.

— Ты флиртуешь со мной? — спросила Мэри.

«Какая неудачная шутка», — подумал Кен678 и попытался улыбнуться, хотя кены не могут улыбаться.

— Тебе полагается ответить: «А что если да»? — напомнила Мэри и глотнула зеленого напитка из стакана. Сколько бы она ни отпивала, в стакане всегда оставалось достаточно жидкости.

— Пора возвращаться, — сказал Кен. — Моя Папка мерцает, как сумасшедшая.

— Я все понимаю. Иди. Заглядывай ко мне иногда. Только не отвечай «пожалуй».

Кен678 кивнул, хотя кены не умеют кивать, и у него получилось нечто вроде поклона. Мэри раскрыла меню. Подошел официант, и Кен показал на слово ДОМОЙ.

* * *

Следующие две недели Кен провел, с головой погрузившись в работу. Он носился по всему «Микросерф офису 6.9», и едва его Папка начинала мерцать после выполнения Вызова, он вновь мчался по Коридорам получать Задание. Однако он избегал Коридора между Копированием и Верификацией, равно как и Браузера. Как-то раз он едва не остановился возле открытого Окна, но не захотел смотреть на Апрель в Париже. Ему было очень одиноко без Мэри.

Миновали четыре недели, прежде чем Кен678 вновь вошел в комнатку без Окон в Браузере. Он боялся увидеть карты на столике, но карты пропали. Вместе со столиком. Кен увидел царапины на стенах и понял, что тут поработал Оптимизатор. Комнату снова стерли, а затем перезаписали.

Он вышел из нее уже не одиноким — его сопровождала великая тоска.

На следующей неделе он опять зашел в комнатку и увидел, что она забита пустыми Папками. Возможно, одной из них была Папка Мэри97. Теперь, когда Пасхального Яйца не стало, Кен678 больше не испытывал вины за то, что не ходил к Мэри97. Теперь ничто не мешало ему снова любить «Микросерф офис 6.9», наслаждаться жужжанием электронов, деловитыми потоками пиктограмм, молчаливыми очередями. Но, минимум, раз в неделю он останавливается в Коридоре между Копированием и Верификацией и открывает Окно. Вы можете найти его там прямо сейчас, смотрящим на Апрель в Париже. Каштаны цветут, булыжники мостовой блестят, а где-то далеко из экипажей выходят фигурки-палочки. Кафе почти пусты. В одном из них за крошечным столиком сидит одинокая фигурка. Возможно, это она.

Говорят, первая любовь не забывается. И Кен678 хочет думать, что Мэри97 была, наверное, его первой любовью. Ему нравится вспоминать ее красные ноготки, ее мягкий голос мэри и улыбку мэри, ее соски, большие и коричневые, как печенья, ее французские трусики, ее…

Вспоминать ее.

Фигурка в кафе — наверняка Мэри97. Кен678 на это надеется. Он надеется, что в Апреле в Париже у нее все хорошо и что она настолько же счастлива, насколько когда-то сделала счастливым его. И еще он надеется, что она тоже испытывает такую же чудесную печаль.

Но смотрите: его Папка накануне прерывания мерцает, как сумасшедшая, и Кену пора работать.


Перевел с английского Андрей НОВИКОВ


ФАНТАРИУМ

В первом номере этого года мы предложили нашим читателям выступить в роли критиков и попытаться ответить на вопрос: «Виртуальная реальность — союзник или могильщик фантастики?». Мы даже ограничили объем предполагаемых статей, думая, что заметки посыплются на нас, как из рога изобилия, — уж очень пристальное внимание вызывают критические публикации и рецензии на страницах журнала. Однако выяснилось, что оценивать чужую работу интереснее, чем писать свою. Редакция получила всего пять коротких заметок (и обстоятельную, подробную работу В. Окулова из Иваново, где, к сожалению, больше наблюдений, хотя и весьма интересных, чем ответов).

Суть размышлений читателей сводится к следующему. Во-первых, всю фантастику можно причислить к виртуальной реальности (ибо слово «виртуальный» означает «возможный, вероятный»). Во-вторых, писатели, сумевшие овладеть новыми технологиями, смогут создавать свои произведения прямо в этой самой реальности, вовлекая читателей/пользователей в интерактивный процесс построения сюжета. И в-третьих, виртуальные миры неизбежно обогатят литературу новыми идеями и темами. Так что, по мысли читателей, никакой катастрофы не произойдет.

Мы решили узнать, что думают по этому поводу писатели, в чьем творчестве была обозначена тема ВР, и провели блиц-опрос известных фантастов.


Марина и Сергей Дяченко:

Фантастика не нуждается в союзниках и не боится могильщиков. Уж если серая повседневность не в состоянии ее угробить — виртуальность не страшна тем более. Наоборот: по виртуальным мирам так здорово бегать, так сладко подключать к голове специальные разъемы, выплюхиваться из ванн, перескакивать с уровня на уровень и задорно постреливать фасеточными глазками! Нет, виртуальная реальность, скорее, дочурка нашей уважаемой фантастики. Дочурка вздорная и своенравная, но добрая в душе.


Александр Громов:

Ай-яй-яй, какой страшный зверь — виртуальная реальность! Дрожу и уползаю кустами. Ибо грядет… непонятно что, но явно нехорошее для фантастики в частности и для литературы вообще. Все потонем в виртуальности, как бедная Лиза в пруду, и никто не прибежит с багром искать тело…

Дудки. Кто-то наверняка приведет в пример театр, сперва «похороненный» кино, а затем телевидением; мне же более по душе уподобить виртуальную реальность типичному новому наркотику или, скажем, огненной воде, привезенной добрыми дядями для индейцев и алеутов. Не вырабатывает организм соответствующих ферментов — привет, пожалуйте на обочину истории и далее, в ископаемые слои. Вырабатывает — живите и пользуйтесь новым приобретением в свое удовольствие, не забывая о прочих атрибутах жизни.

Кто не сумеет приспособиться, тому беда. Однако по Сеньке и шапка: кому-то подавай книги, кому-то пожизненные виртуальные приключения взамен «тусклой обыденности» и «всей этой грязи». Все-таки лучше, чем героин. Жалеть о том, что потерян читатель, не стоит. Он не читатель. Его железы вырабатывают не те ферменты.

Между прочим, у страусов тоже есть своя виртуальная реальность — песок, куда они закапывают головы. Там тепло, сухо и никаких хищников!


Владимир Васильев:

Мне кажется, что ВР расширяет границы и возможности, раскрепощает восприятие. И взгляд на мир становится объемнее и полнее. Для писателя-фантаста, которому надо постоянно выдумывать нечто новое, это особенно важно.


Леонид Кудрявцев:

Мне кажется, виртуальность не станет могильщиком фантастики, поскольку будет подстегивать ее развитие самим фактом своего существования, неизбежной конкуренцией. Точно так же, как фотография в свое время не стала могильщиком живописи, но стимулировала своим существованием появление новых ее направлений и методов.

С возникновением виртуальности фантастика перестала быть монополистом на большую часть своего антуража. Значит, для того чтобы выжить, она будет вынуждена делать упор не на зрелищность и антураж, а на слово, внутренний мир героев произведений и его философское осмысление.

Станет ли виртуальность союзником фантастики? Скорее всего, лишь отчасти. Мне кажется, частично сотрудничая и дополняя друг друга, фантастика и виртуальность с течением времени неизбежно будут вынуждены искать свои, особые пути развития и наверняка их найдут.


Ник Перумов:

Виртуальная реальность есть младшая сестра фантастики, и без фантастики ВР не более, чем навороченный Майкрософт Офис.

По-моему, лучше, чем в «Лабиринте отражений» Лукьяненко, об этом не скажешь. Глубина — хорошо, когда там можно не только пить виртуальное пиво. Я бы, например, не отказался побыть в роли императора. Так что, мне кажется, ВР и фантастика просто обречены идти рука об руку.


Сергей Лукьяненко:

Погубит ли виртуальная реальность фантастику? Конечно же, нет! Наоборот, появятся новые жанры фантастики, новые ее направления. Даже в самом ярком, красочном, счастливом виртуальном мире наши потомки будут читать фантастические книги. Например, об отважных людях, постоянно живущих в реальности, путешествующих на своих ногах и делающих что-то своими собственными руками. О жестоких тиранах, которые не позволяют гражданам пользоваться виртуальностью в свое удовольствие. О контакте человеческой виртуальности с виртуальностью инопланетной. О путешествиях во времени сквозь виртуальность. Тем еще очень много…

Фантастика интересна выходом за грань, за пределы понятного, изученного, обыденного. И даже если завтра человечество в полном составе переселится в виртуальные миры, это фантастике не повредит. Потому что появятся новые пределы, новые запреты, и снова возникнет потребность в литературе, способной ломать барьеры.

А за это мы фантастику и любим. Так же, как и виртуальную реальность.


Как видите, писатели и читатели практически солидарны в своих оценках и никакого подвоха от ВР не ждут. Во всяком случае, для литературы. Что же касается общества и человека — то здесь мнение может быть иным. Предлагаем вашему вниманию последнюю из опубликованных повестей самой «виртуальной» писательницы — Пат Кадиган, весьма популярной среди поклонников киберпанка.

Пат Кадиган
СМЕРТЬ В СТРАНЕ ГРЁЗ

Глава 1

У юноши была возможность, о которой веками мечтали поэты. Он мог побывать в других землях, перенестись в иные миры, посетить далекие вселенные. Он жил в то время, когда романтические грезы поэтов начали сбываться, словно древнее пророчество, дошедшее до нас из глубины столетий. Однако из всех миров он выбрал тот, который иначе, как адом, назвать нельзя. Постапокалиптический Нью-Йорк — город после судного дня, навсегда погруженный в сумерки, превращенный в руины, занесенные песком и пеплом, почерневшие от копоти и взрывов. Юноша был не единственным, кто предпочитал путешествовать в этом аду, а не в ближайшей мирной галактике. Вот уже больше трех месяцев Нью-Йорк после катастрофы прочно удерживал первое место по посещаемости, оставив позади Лос-Анджелес и Гонконг, которые попеременно занимали то второе, то третье место в списке популярности. Желающих попасть в один из трех виртуальных городов находилось много, поэтому для визитеров была установлена строгая очередность.

Для Дор Константайн всегда оставалось тайной, почему люди так стремятся попасть в жестокий и мрачный мир. Возможно, юноша и просветил бы ее на сей счет, если бы после виртуального сеанса его не обнаружили в игровой кабинке с перерезанным горлом.

Это была не первая смерть, случившаяся при загадочных обстоятельствах и имевшая отношение к виртуальному Нью-Йорку. В информации, которая поступила из следственного отдела, сообщалось, что за последние восемь месяцев это уже восьмой случай. Ничто не указывало на то, что между этими смертями была какая-либо связь, как не обнаруживалось никаких доказательств того, что ее не существует. Дор терялась в догадках. Сомнений не вызывало только одно: теперь эта виртуальная игра продержится на пике популярности не меньше месяца.

Менеджер, работавшая в салоне в ночную смену, выглядела испуганной и в то же время радостно взволнованной.

— Вы когда-нибудь бывали в Городе? — поинтересовалась она, подойдя к Дор. Ее звали Гвил Плешетт. В ней не было ничего примечательного, если не считать цветастого, кричащего кимоно, мешком висевшего на ее худой, костлявой фигуре, писклявого, «мультяшного» голоса и шапки всклокоченных, словно наэлектризованных волос. Несмотря на вздыбленную прическу, она едва доставала Дор до плеча.

— Нет, ни разу, — ответила Дор, внимательно следя за действиями Дипьетро и Селестины, которые готовили тело для коронера. Сейчас они разрезали специальный костюм, который был на погибшем, но казалось, будто они заняты свежеванием туши животного. Зрелище было отталкивающим, и не только потому что весь костюм пропитался кровью. Обнаженное тело юноши покрывал, словно паутина, густой узор, оставшийся на коже от проводов и сенсорных датчиков, которыми изнутри был напичкан костюм.

«Эта новинка в области электроники полностью повторяет нервную систему человека, — словно наяву услышала Дор трескучий голос рекламного диктора. — Костюм устроен таким образом, что является своеобразным внешним раздражителем, связанным со всеми рецепторами кожного покрова…»

Воображаемый диктор замолчал, когда фотограф из бригады коронера приступил к своей работе. Он бесцеремонно оттеснил корреспондентку из «Полис блоттер» и, склонившись над распростертым телом, начал щелкать фотоаппаратом. Корреспондентка, видимо, не ждавшая от полицейских иного обращения, не растерялась и невозмутимо подняла видеокамеру над головой, чтобы продолжить съемку. Пару дней назад «Полис блоттер» удалось добиться отмены судебного постановления, запрещавшего журналистам из коммерческих компаний находиться на месте преступления, когда там работает полиция. Не проходило недели, чтобы запрет то вновь не отменили, то вновь не установили, но Дор не могла ждать следующей недели.

Когда мертвое тело наполовину освободили от костюма, небольшая комната, и без того пропахшая кислым потом и тяжелым запахом крови, мгновенно наполнилась удушающим смрадом, исходившим от посмертных выделений организма. Все, кто в этот момент находился в помещении, — коронер, фотограф, корреспондентка, Дипьетро и Селестина, — надели маски. Респиратора не оказалось только у Дор — она забыла его в своем кабинете в верхнем ящике стола. Оставаться же в крошечной каморке, которая по своим размерам едва ли превосходила ее платяной шкаф, было равносильно самоубийству. (Правда, сегодня утром полупустой шкаф показался ей огромным, поскольку накануне ее бывший муж забрал оттуда все свои вещи.)

Зажав нос и рот ладонью, она попятилась к двери и вышла в коридор, где уже давно томился ее напарник Тальяферро. Гигант страдал не столько от затхлого, спертого воздуха, сколько от того, что коридор был для него чересчур узким, а потолок слишком низким.

Следом за Дор вышла и Плешетт.

— Ужасно… — произнесла она, ни к кому в особенности не обращаясь, и окинула взглядом Тальяферро, который пропустил ее замечание мимо ушей. Он стоял, прислонившись спиной к стене и втянув голову в плечи, словно боясь, что потолок в любой момент может обрушиться. Невзирая на неудобную позу, он умудрялся делать какие-то записи в электронном блокноте. Миниатюрный блокнот утопал в его огромной руке, и со стороны могло показаться, будто он пишет на ладони.

Нельзя заставлять клаустрофоба делать работу агорафоба, подумала Дор, ощущая противоестественность ситуации. Тальяферро, который по непонятной причине всегда искажал свою фамилию, произнося ее на английский манер как «Толливер», был настоящим великаном, и Дор сомневалась, что найдется такое помещение, в котором бы ее напарник чувствовал себя комфортно. Наверное, решила она, только на открытом стадионе, посреди футбольного поля, ему может быть по-настоящему хорошо.

— Ужасно, — повторила Гвил, но от этого ее предыдущая реплика не стала понятнее. Наконец она вынула из кармана сухую, тонкую руку, больше напоминающую птичью лапку, в которой оказался небольшой флакон, и сразу принялась разбрызгивать аэрозоль, наполняя воздух приятным мятным запахом.

Тальяферро оторвался от работы и покосился на Гвил.

— Не поможет, — мрачно заметил он.

— Поможет, — заверила его Гвил, — не сразу, но поможет. — Она замахала руками, чтобы развеять частицы аэрозоля в воздухе. — Скоро не останется никакого запаха, а вообще-то обоняние со временем притупляется. По правде говоря, в салоне всегда полно запахов, особенно после сеансов с боями и сражениями. Костюмы после клиентов просто воняют. — Взмахом руки она указала на ряд дверей по другую сторону холла: — Это вон в той секции — там у нас уровень «Разборки между уличными бандами». Мы вынуждены пристегивать играющих к шезлонгам, иначе от костюмов да и от самих игроков ничего не останется. Эти чокнутые будут кататься по полу, биться о стены, крушить все, что попадется под руку… Когда оказываешься в «Разборках…», хочется побыстрее перенять их обычаи и стать одним из них.

Стать одним из них?!.

Тальяферро открыл рот и вопросительно посмотрел на Дор, которая в ответ пожала плечами.

— Я что-то не заметила здесь никаких шезлонгов.

— Они автоматически складываются и убираются в стенную нишу. Классно, знаете ли… Р-раз — и нет! А вам нравятся эти старинные кровати Мерфи?

Дор подняла брови, удивленная тем, что эта девица слышала о кроватях Мерфи, но ей сразу же стало совестно. Бывший муж всегда говорил, что снобизм не самая лучшая ее черта.

— Большинство клиентов, будь у них выбор, предпочли бы проводить сеанс в кресле. Но шезлонги удобнее для тех, кто заказывает секс, — продолжила Плешетт. — Впрочем, один парень умудрился пораниться даже в шезлонге. Он так разбушевался, что порезался ремнями и сломал несколько ребер. Но не это главное… — Она приблизилась к Дор и зашептала: — Знаете, что было самое интересное?

Дор покачала головой.

— То, что виртуальный двойник этого парня дрался в то же самое время и получил те же самые увечья. Вот так! — Плешетт гордо выпрямилась и, демонстративно сложив руки на груди, вздернула подбородок. — Эти игры всегда были связаны с риском, порой смертельным.

— Это случилось здесь? — спросил Тальяферро, не отрывая взгляда от блокнота.

— Нет, в другом месте. По-моему, в Голливуде, то ли в восточном, то ли в северном, не помню. — Широкие рукава кимоно шелестели в воздухе, как крылья большой птицы, когда Гвил сопровождала свои слова нетерпеливыми жестами. — Но мы-то уж знаем, поверьте… Вот такая история.

Дор кивнула и закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Это тот самый парень, который не раскрыл парашют во время виртуального затяжного прыжка? Бедняга разбился и превратился в мешок с костями. Речь о нем?

— Естественно, нет. — Плешетт посмотрела на нее как на ненормальную. — Вы все перепутали. Этот парень умер, а тот нет. Случай, о котором вы говорите, произошел в Вашингтоне и гораздо позже. По-моему, он заказал сеанс-триллер, в котором по сюжету его ждала внезапная смерть. — Она вновь наклонилась к Дор и прикоснулась своими полупрозрачными, высохшими пальцами к ее руке. — Знаете, сейчас в Вашингтоне очень популярны программы с виртуальной смертью. Вам бы следовало их проверить. Жизнь там не стоит и ломаного гроша. Это абсолютно другой мир.

Дор слушала ее и не знала, как поступить: то ли перевести разговор на другую тему, то ли отделаться кивком. К счастью, в этот момент из игровой кабинки вышла коронер. Следом за ней плелся расстроенный фотограф, который, видимо, успел повздорить с журналисткой.

— Она снимала все то же самое, что и я, — плаксиво жаловался он.

— Я же сказала, не обращай внимания. — Коронер отмахнулась от него. — Мы затребуем ее снимки через суд и посмотрим, насколько они лучше твоих. Возможно, они хуже. Все, иди… — Она легонько подтолкнула его.

— Но я же знаю, что она нарочно мне мешала и лезла в кадр…

— Мы разберемся. А теперь ступай. Ступай, я сказала! — Отвязавшись от фотографа, она повернулась к Дор. Коронер была совсем крошечной, не выше девочки-эскимоски десяти лет от роду. Должно быть, дело в религии, решила Дор, вспоминая о Церкви Малых Сих. Самые верные адепты этого религиозного течения останавливали свой рост еще в детстве. Интересно, задумалась Дор, как быть тем, кто, став взрослым, утратит веру или, наоборот, обратится к ней, будучи уже взрослым?

— Я абсолютно уверена, что парню перерезали горло, когда он был еще жив. — Коронер огляделась по сторонам и добавила: — И это случилось здесь, в такой «шикарной» обстановке! Подумать только!..

— Интересно, как такое могло произойти? — спросила Дор в тон.

— Как?.. — Коронер пригладила жесткие, как медная проволока, рыжие курчавые волосы, которые тотчас же снова встали дыбом.

— На основании предварительного микроанализа можно утверждать, что рана нанесена острым металлическим предметом, вероятно — ножом, но не куском стекла или пластика. Определенно можно сказать одно: это не самоубийство. Во-первых, рана нанесена под другим углом, но не это главное. У мальчишки просто не хватило бы сил, чтобы так глубоко рассечь горло. Ему почти отхватили голову.

— Вы можете описать нож?

— Уж конечно, не столовый. Острый, большой, что-то вроде тесака, такие сейчас в моде у уличных банд. Там — я имею в виду, у виртуальных головорезов — даже больше, чем здесь. Они обожают подобное оружие.

Дор нахмурилась.

— Прекрасно! Представляешь, что передадут в последних новостях?

Коронер изящно взмахнула тонкой рукой.

— Знаю, знаю. Виртуальные фанаты будут ликовать, начнется новая истерия вокруг этих игр. В новостях скажут, что в виртуальном городе посетителю перерезали горло, а в салоне его тоже нашли с перерезанным горлом и потребовалось наложить шестнадцать швов, чтобы у него не отвалилась голова. Реклама обеспечена. Вспомни монахиню с кровоточащими ранами на ногах и руках… Так создаются современные мифы. Я думаю, у многих виртуальных фанатов крыша давно съехала; у них в головах все настолько перепуталось, что, принимая реальность за виртуальность, они на самом деле могут поранить или даже убить себя или кого-нибудь еще.

Она обвела всех взглядом и продолжила:

— Однако в новостях не станут упоминать, что стигматы сестры Марии из Ордена Святой Крови — самое обыкновенное надувательство, что перед тем, как удариться в религию, она работала в качестве эстрадной иллюзионистки. По «Пабнету» гуляет файл, в котором подробно рассказывается и даже показывается, как она проделывала свои трюки. Советую тебе покопаться в Сети и найти его. Однако extremo ruptura, проще говоря — усекновение главы, наносит слишком большой вред здоровью. Любой эксперт подтвердит, что таких фокусов никто не показывал со времен святой Терезы.

— Какой именно? — спросила Дор.

— Вот это здорово! — Коронер начала сдавленно хихикать, а затем не сдержалась и расхохоталась. — Завтра утром я пришлю тебе отчет.

— С этими словами она направилась в холл, все еще заливаясь смехом.

— Вы только посмотрите на нее! — презрительно фыркнула Гвил.

— Рассуждает с умным видом о том, о чем сама не имеет ни малейшего представления.

— Не принимайте близко к сердцу. Она не хотела оскорбить ваши религиозные чувства, — поспешила успокоить ее Дор. — Кстати, в ту игровую комнату можно проникнуть через вентиляционную шахту? Может, там есть запасной выход на случай срочной эвакуации?

— Нет. — Менеджер покачала головой.

Дор не успела спросить о подробном плане здания, поскольку Тальяферро внезапно захлопнул блокнот со звуком, напоминающим винтовочный выстрел.

— Приятное у вас тут местечко, — мрачно процедил он сквозь зубы. — Однако пора поговорить с посетителями вашего салона. Пожалуй, лучше сделать это не здесь, а в каком-нибудь другом месте. Скажем, на автостоянке.

— У нас нет стоянки. — Гвил нахмурилась.

— Я не сказал: на вашей стоянке. В двух шагах отсюда есть бюро проката автомобилей и огромная стоянка. Вот там мы и соберем всех.

— Тальяферро с надеждой посмотрел на Дор и добавил: — Там просторно, и никто никому не будет мешать.

Дор вздохнула.

— Ладно. Только сначала давайте допросим всех, кто в момент убийства находился в той же виртуальной реальности, что и погибший. Возможно, кто-нибудь видел, что этот парень делал, с кем разговаривал. Пока же у нас нет ни малейшей зацепки, — произнесла Дор, двигаясь по коридору вслед за Тальяферро.

— Вы можете это сделать прямо здесь, — заметила менеджер.

Дор резко остановилась, но Тальяферро даже не оглянулся.

— Что вы сказали?

— Я сказала, что вы можете своими глазами увидеть парня, когда ему перерезали горло. У службы наблюдения имеются записи всех виртуальных сеансов.

— У вас есть такая служба? — переспросила Дор, не веря своим ушам.

— Безусловно. — Гвил покосилась на нее и обиженно надула губы.

— Неужели вы думаете, что мы оставляем этих недоумков без присмотра? Они могут выкинуть черт знает что, но мы не желаем нести за это ответственность.

— Я могу просмотреть запись в вашем кабинете?

— Где вам будет угодно, если, конечно, вы собираетесь только просмотреть… — Гвил слегка нахмурилась.

— Отлично. Распорядитесь, чтобы приготовили запись, и проводите меня в свой кабинет.

— В мой кабинет? — озабоченно переспросила Гвил.

— Что, это так сложно устроить? — Дор остановилась, не дойдя до комнаты. Она слышала, как Дипьетро и Селестина подшучивали над корреспонденткой из «Полис блоттер», а та не оставалась в долгу и отвечала тем же.

— Да нет… — Гвил пожала плечами. — Как я понимаю, вы просто хотите просмотреть запись, верно? Конечно, мой кабинет к вашим услугам.

Дор не знала, как объяснить странное выражение, появившееся на личике Гвил. Может, в этом не было ничего необычного и не стоило искать никаких объяснений? Скорее всего, эта худенькая девушка просто привыкла проводить все свое время в странном, ночном мире. Дор знала, что, как и многие менеджеры в подобных заведениях, работавших ночь напролет, Гвил, должно быть, уже много лет не видела настоящего дневного света.

Потом она заглянула в комнату, где Дипьетро и Селестина болтали с корреспонденткой. Было забавно наблюдать, как корреспондентка в шутливом разговоре пытается вытянуть из них побольше информации, делая вид, будто эта информация ее абсолютно не интересует, а первые двое притворяются, будто не догадываются о ее истинных намерениях. О мертвом юноше, естественно, все забыли.

— Извините, что помешала, — язвительно произнесла Дор.

Дипьетро и Селестина одновременно повернули головы. В белых комбинезонах они были похожи на неуклюжих марионеток.

— Тело скоро увезут, но пока за ним не приехали, вы могли бы заняться делом. Например, обыскать комнату. Кстати, тело можно чем-нибудь накрыть.

— Сделаем, — заверила ее Селестина и неожиданно кинула Дор какой-то круглый предмет в пластиковом пакете. — Лови!

Дор, не раздумывая, поймала его и в тот же миг похолодела от ужаса. Она решила, что в пакете лежит голова. Рана была настолько глубокой, что голова несчастного могла случайно отделиться от тела, когда его готовили для осмотра.

Затем она поняла, что держит в руках шлем со встроенным головным монитором, и облегченно вздохнула.

— Замечательно, Селестина! — Она сунула шлем под левую руку и локтем прижала к себе. — Если бы я уронила его и он разбился, нам пришлось бы целый год строчить объяснительные начальству.

— Не скромничай, у тебя отменная реакция, — Селестина улыбнулась, и ее широкое, круглое лицо, обрамленное на висках длинным, темным пушком баков, стало еще шире. Жаль, что нет закона, по которому можно было бы засудить того горе-косметолога, чьими услугами пользуется Селестина, подумала Дор.

— Спасибо за комплимент, но… Надеюсь, впредь мы обойдемся без подобных проверок. — Она развернулась и направилась в центральный холл; Плешетт, шурша кимоно, следовала за ней по пятам.

В холле у окна на допотопном, просиженном диванчике, обтянутом потрескавшимся дерматином, под присмотром двух полицейских скучали трое служащих из ночной смены. Женщина в полицейской униформе подошла к Дор и доложила, что следственная группа во главе с Тальяферро собрала всех посетителей салона и увела на улицу для допроса. Дор кивнула, стараясь не смотреть на ее изящные, светлые усики. Они бросались в глаза не столь явно, как бачки Селестины, но тем не менее не заметить их было нельзя. Дор никогда не была поклонницей новых веяний в женской моде и не собиралась ею становиться. Бывший муж говорил, что она безнадежно отстала от жизни и, наверное, был прав.

— Хорошо. Предупредите Тальяферро, чтобы он никого не отпускал. — Дор протянула ей шлем, начиненный электроникой. — Это улика, и вы отвечаете за ее сохранность. Я буду в кабинете менеджера. Хочу посмотреть видеозапись, сделанную службой наблюдения, а затем допрошу персонал. — Служащие, сидевшие на диване, подняли головы и устремили на нее выжидательные взгляды. — Здесь все, кто работал сегодня в ночную смену?

— Вся теплая компашка в сборе, — заверила ее Гвил.

Дор обвела взглядом небольшой овальный холл, отметив, что здесь, похоже, нет потайных дверей и абсолютно негде спрятаться. Уже после нескольких минут пребывания в сером, мрачном помещении у нее появилось гнетущее чувство. Что же тогда испытывал персонал, томящийся здесь часами? Смертельную скуку и тоску, в сравнении с которыми любая, даже самая захудалая виртуальная реальность покажется ярким приключением, решила она, изучая лица сидевших. Один из них, поймав на себе ее взгляд, резво вскочил на ноги и протянул руку.

— Майлз Мэнк, — пропел он слащавым тенорком.

Дор смерила его взглядом, не спеша протянуть руку для рукопожатия. Ей не нравились водянистые, неспокойные глазки этого толстяка. Он возвышался над ней на целую голову и, судя по его грузной комплекции, превосходил ее в весе на добрую сотню фунтов, которые приходились не на стальные мускулы, а на жирок, которым обросло его тело. В фирменном комбинезоне из блестящей синей ткани, с волосами цвета соломы и неугомонными, бегающими глазами он выглядел как нашкодивший мальчишка.

— Кем вы работаете? — Она все же пожала ему руку.

— Я инструктор. Ну… — Он замялся и, бросив быстрый взгляд на Гвил, стоявшую за спиной Дор, поспешил уточнить: — По правде говоря, это неофициальная должность. Дело в том, что ко мне, как к старейшему работнику компании, часто, если не сказать постоянно, обращаются с разными техническими вопросами.

— Давай, Майлз, выкладывай все начистоту! — раздраженно бросила Плешетт, взмахнув руками. Широкие рукава кимоно затрещали, словно полотнище флага, трепещущего на ветру. — Расскажи нам, почему начальство не сделало тебя старшим администратором ночной смены. Тогда мне будет проще объяснить, как был объявлен конкурс и почему на эту должность, в конце концов, взяли меня.

— Когда я временно был ночным менеджером, у нас по крайней мере никого не убивали, — с вызовом заявил Майлз.

— Верно. Только ты забыл упомянуть о скандале, который устроил, когда впал в истерику, и о том, какие огромные отступные компания выплатила клиентам, чтобы замять это дело. Что, Мэнк, было такое?

Мэнк счел себя оскорбленным и, забыв о Дор, с угрожающим видом двинулся к Плешетт, которая нацелила на него костлявый, сухой палец. Дор почувствовала, как ее охватывает паника. Ситуация грозила выйти из-под контроля, что неминуемо привело бы к страшной склоке и полной неразберихе. Она уже собралась рявкнуть на Мэнка, но в этот момент полицейская потянула ее за рукав и кивнула на свой штатный тазер, действующий по принципу парализующей зрение световой гранаты.

— Разрешите?

Дор кинула взгляд на ее нагрудный жетон и приказала:

— Действуйте, Вольски. — Затем она отвернулась к стене и прикрыла ладонью плотно зажмуренные глаза.

Ослепительная вспышка длилась какую-то долю секунды, но эффект был потрясающий — мгновенно наступила полная тишина. Дор осталась очень довольна, чего, однако, нельзя было сказать об остальных. О том, что она собирается применить световое оружие, Вольски не предупредила никого, кроме своей непосредственной начальницы, случайно парализовав не только свидетелей, но и своего напарника. Кроме него случайной жертвой временной слепоты стал и Тальяферро, который на свою беду имел неосторожность именно в этот момент войти в холл. Тишина, однако, длилась недолго. Уже через пару секунд все пострадавшие возмущенно загалдели.

— Молчать! — рявкнула Дор и удивилась, что все мгновенно подчинились. Она обвела взглядом холл. Кроме нее и Вольски, все закрыли ослепленные глаза руками и напоминали обезьянок, которые не хотели ни видеть, ни слышать ничего, что могло бы их огорчить.

— Я отправляюсь в кабинет менеджера, чтобы просмотреть запись службы наблюдения, а затем, — тут она повернулась к Тальяферро, — поговорю с теми, кто был в той же самой реальности, что и погибший. Она сделала паузу, но Тальяферро не отнял руки от глаз.

— Напарник, я позвоню тебе вниз и скажу, с кем именно из клиентов хочу поговорить. Твоя задача доставить этих людей сюда.

На несколько секунд воцарилась тишина. Казалось, напарник не слышит ее.

— Тальяферро, ты понял, что я сказала? — раздраженно спросила Дор.

— Да, но надо как-то успокоить задержанных, — произнес он, не открывая глаз и повернув голову в сторону, где, как он предполагал, находилась Дор. — Им уже осточертело ждать, и они вот-вот поднимут хай. Одни говорят, что у них есть право позвонить адвокату, другие требуют, чтобы им заказали пиццу. Что скажешь?

Дор картинно подняла глаза к небу.

— Так закажи им пиццу, и пусть звонят куда угодно. — Она повернулась к Гвил. — Ну что, покажете мне ваш офис?

— Кто? Я? — Майлз Мэнк завертел головой. Его глаза по-прежнему были закрыты. — Но у меня нет отдельного кабинета. Вряд ли можно назвать кабинетом общую комнату, отведенную для служащих.

— Ничего, Мэнк, переживешь, — злорадно заметила Гвил и посмотрела на него в щелку между пальцами. — А вообще-то помалкивай! Не с тобой разговаривают. — Она отняла ладонь от глаз и в ту же секунду вернула ее на прежнее место.

Дор вздохнула. Нормальное зрение у пострадавших восстановится лишь спустя какое-то время. У кого-то это произойдет раньше, у кого-то позже. Если же у человека аллергия на световое излучение, то ему не позавидуешь. Может, не стоило прибегать к столь радикальным мерам?

Дор прикоснулась к плечу Гвил.

— Вы проводите меня в ваш офис?

— Я бы проводила, но дело в том, что я ни черта не вижу.

Глава 2

Кабинет администратора, в котором в конце концов очутилась Дор, был даже меньше, чем зловонная игровая кабинка, где погиб юноша, но в этом были свои плюсы. Обнаружив, что так называемая запись службы наблюдения представляет собой не что иное, как копию сеанса игры, Дор готова была рвать и метать. Она-то надеялась, что ей предложат видеозапись того, что происходило в комнате во время виртуального сеанса, а не самого сеанса. Теперь же выяснилось, что она лишь потратит время, но ключа к разгадке убийства — убийства реального, а не мнимого — так и не найдет. Дор негодовала и, чтобы дать выход эмоциям, непременно швырнула бы в стену что-нибудь бьющееся, окажись оно у нее под рукой (и если бы размеры комнаты позволяли хорошенько размахнуться). Она невольно сравнила каморку Плешетт со своей просторной гостиной, где недавно происходило выяснение отношений с бывшим мужем. Посуда разлеталась вдребезги с ласкающим слух звоном. Здесь же подобного эффекта не добиться…

Уразумев, что не остается ничего другого, как набраться терпения и просмотреть всю запись от начала до конца, Дор поудобнее устроилась в кресле. Сначала на экране появилось сообщение, из которого она узнала, что при данном режиме воспроизведения перспектива изображения строго ограничена, однако у нее будет доступ к двум редакторским опциям, позволяющим изменять масштаб картинки и — в определенных пределах — угол зрения. Еще одна монтажная функция предоставляла ей возможность почувствовать себя не только Д. У. Гриффитом, но даже самим Феллини.

Это может оказаться полезным, решила Дор, нажав на кнопку «пауза» до того, как сообщение исчезло. Для монтажа имеющейся записи необходимо выбрать параметры перед началом воспроизведения, чтобы после просмотра получить готовый фильм.

Увидев, что эта опция находится в разделе «Подарок на память», Дор поняла свою ошибку и скептически хмыкнула. Предлагались различные варианты: виртуальные приключения, свадебная церемония друзей, прощание в аэропорту Лимы перед посадкой в самолет и множество других. С помощью уже готовых сценических эпизодов она могла сделать запись для себя лично, для друзей или для кого-то еще. Одному можно было бы предложить что-нибудь незамысловатое и банальное, другому пощекотать нервы, создав настоящий триллер, третьему показать красивый видовой фильм.

В главном меню Дор вызвала опции, и мгновенно на синем фоне от центра экрана веером, словно карты, рассыпались картинки. Вытяни любую карту, подумала она, запомни ее, затем положи обратно в колоду. В конце пути, если ты выживешь, тебя ждет сюрприз. Она не стала раздумывать и выбрала «Без сценических эффектов».

Картинки съежились, приобрели форму капель и стали бесследно исчезать с экрана. Через миг на абсолютно черном фоне появилось лицо то ли девушки, то ли юноши, неопределенного восточного типа, в котором угадывались как индийские, так и японские черты. Шанти Лав — андрогин — был виртуальным «я» погибшего юноши. Нравится ли ей это имя или нет, Дор не поняла.

Далее она узнала, что образ и имя защищены от пиратского использования законом об охране авторских прав. Никаких данных о возрасте не сообщалось, а в графе «Пол» стояло: «Любой», «Всякий», «Тебе-то какое дело?».

— Такая уж у меня работа, Шанти… — пробормотала Дор и перешла к изучению параметров, которые выбрал юноша в игровом меню. Естественно, облегающий термокостюм — это без вопросов. Кстати, по датчикам в костюме можно установить время смерти, подумала Дор. Она не стала останавливаться на выяснении, какой виртуальный мир и уровень заказал игрок, а перешла сразу к продолжительности сеанса. Обнаружив, что она составляла четыре часа двадцать минут, Дор тихо присвистнула: «Парень, только от одного этого можно загнуться!».

Затем она нашла справку с основными показателями состояния его организма во время сеанса и, постукивая карандашом по столу, изумленно уставилась на экран, где начали появляться, сменяя друг друга, диаграммы, цифры и рисунки.

Из всего увиденного она поняла только то, что Шанти Лав успешно уклонялся от смертоносных ловушек — искусственных и всех прочих — лишь на протяжении первых десяти минут игры. Однако о том, каким образом ему удалось вернуться к жизни и продолжить свои приключения в постапокалиптическом Нью-Йорке до конца четырехчасового сеанса, здесь ничего не говорилось.

Да, с каждой минутой вопросов становилось все больше. Похоже, горло перерезали и юноше, и его виртуальному (виртуальной?) Шанти, однако для первого рана оказалась смертельной, а для андрогина — нет. Она была глубокой, жуткой на вид и, наверное, причиняла массу неудобств, но не была критичной.

Покончив с общей информацией, Дор приступила к просмотру записи.

Глава 3

Пересекая погруженный в сумерки город, Шанти двигался к реке, откуда доносились музыка, гул голосов и смех. Очевидно, на берегу Гудзона, сплошь заваленном крупными обломками камней, шла вечеринка или молодежная тусовка. На черной поверхности валунов играли блики огней. Свет отражался и в витринах пустых магазинов, тянувшихся по другую сторону широкой, в четыре полосы, автомагистрали. Кое-где дорогу преграждали груды щебня и завалы из покореженных машин. Шанти Лав сошел с тротуара и начал пересекать улицу. Полы его бесформенного лилового балахона, почти касавшиеся земли, плавно развевались при ходьбе. В этот момент одна из машин взорвалась и начала гореть, ярко освещая стены домов, но андрогин лишь мельком взглянул на нее и, не останавливаясь, продолжил свой путь к реке. Голоса и музыка приближались. Дор не могла разобрать ни слова, но по интонациям поняла, что собравшиеся на берегу люди что-то с интересом, горячо обсуждают. Любопытно, подумала она, о чем они говорят? О чем-то очень важном и существенном, о чем обычно не говорят на вечеринках в других мирах? Если так, то почему такие интересные вечеринки происходят только здесь, в постапокалиптическом Нью-Йорке?

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Шанти Лав внезапно оглянулся и вопросительно посмотрел в камеру, но затем на его губах вновь заиграла самоуверенная улыбка, и он вновь зашагал к берегу.

Дор мгновенно изменила ракурс, заняв воображаемую позицию под опережающим углом слева от Шанти. Теперь панорама города оказалась по правую руку от нее.

Внезапно из-за бетонного парапета, отделяющего набережную от реки, показалась неясная тень — показалась и снова спряталась. В тот же момент Шанти Лав остановился, неуверенно потирая гладкий лоб. Дор попыталась улучшить резкость дальнего плана, чтобы рассмотреть в густых, плотных сумерках темную фигуру, но у нее ничего не вышло: изображение оставалось неясным и расплывчатым. По всей видимости, существо было человекоподобным, но установить его пол, как и определить, был ли он настроен дружелюбно или враждебно, она не смогла.

Таинственное существо перемахнуло через парапет и очутилось на набережной. Шанти тем временем преодолел последние метры, отделяющие его от берега, и, увязая в песке, двинулся к сборищу, которое уже появилось в кадре. Тень начала преследовать его, идя по набережной вдоль парапета в том же направлении, что и он. Дор показалось, что неизвестный что-то сказал Шанти, однако никаких звуков, кроме музыки и гула голосов, в динамиках не было слышно. Андрогин, не оглядываясь, двигался по вязкому песку к толпе, растянувшейся вверх по берегу от кромки воды до набережной.

Неожиданно Шанти шагнул в сторону и исчез с экрана, но Дор изменила положение камеры и быстро нашла его. Теперь она наблюдала за происходящим из-за спины андрогина, поверх его правого плеча. Ее предположение насчет разгульной, шумной вечеринки оказалось верным. Ее бывший муж тоже обожал ходить на подобные мероприятия, но это было там, в реальном мире. Неужели и в виртуальности нет более достойных развлечений? Дор разочарованно вздохнула.

Внезапно Шанти сорвался с места и, что есть духу, бросился бежать к толпе. Какую-то долю секунды его изображение все еще оставалось четким, но затем предметы стали расплывчатыми и замелькали с головокружительной скоростью.

Наконец фокус стабилизировался, и Дор увидела, что человекоподобная тварь стоит на парапете, готовясь к прыжку. Шанти Лав оглянулся и, лихорадочно расталкивая людей, начал пробираться вперед. Преследователь настигал Шанти. Чтобы понять это, не нужно было даже менять положение камеры, поскольку точка, где она находилась, была в считанных дюймах перед этим существом. В углах экрана промелькнули его обернутые грязными бинтами или тряпьем конечности с неопределенным числом пальцев.

Внезапно изображение дрогнуло, и по экрану побежала рябь. Казалось, камера теперь находится где-то на уровне живота твари. Решив сменить ракурс, чтобы рассмотреть лицо преследователя, Дор нажала на клавишу «вперед», но ничего не произошло. Функция заблокирована, сообразила она, но сделал ли это сам юноша или программист установил жесткие параметры формата, она не знала.

Больше всего ее раздражало то, что в постапокалиптической реальности все игроки обретали виртуальный облик. Она очутилась посреди толпы и обнаружила, что многие персонажи представляют собой туманные, бесформенные фигуры, и догадаться, кто они такие, было просто невозможно. Некоторые стояли группками и были похожи друг на друга, словно близнецы: вампиры и дикари, отъявленные головорезы и гомункулусы. С одной стороны, разношерстная толпа, а с другой — абсолютно безликая масса уродов. Мир игры гарантировал всем полную анонимность.

Она выбралась из толпы на секунду позже Шанти и увидела, как тот из последних сил мчится к каменным ступеням, чтобы подняться на набережную. Он споткнулся о первую же ступеньку и начал лихорадочно карабкаться вверх на четвереньках в надежде оторваться от нагонявшего его преследователя.

На набережной Шанти встал на ноги и побежал к темневшим на заднем плане зданиям. В этой части города разрушения были значительными, и кое-где полыхали пожары. Андрогин крутил головой по сторонам, выискивая спасительное укрытие, но, похоже, все подходящие места были уже заняты. В покореженных машинах скользили неясные тени; даже в тех, которые были охвачены пламенем, извивались в огне какие-то существа. Дор попыталась не удивляться, решив, что в этой реальности быть огненной тварью считается особым шиком.

Она вновь сделала попытку изменить угол обзора, и ей удалось отвести камеру на несколько футов. Как раз в этот момент Шанти оглянулся. В его глазах застыли панический страх и смятение. Секундой позже он споткнулся и кувырком полетел на землю.

Изображение в кадре мгновенно перевернулось. Сначала Дор увидела выбоину в асфальте, затем на экране мелькнуло темное небо и послышался глухой удар. Следом за этим камера стала наплывать на упавшего Шанти, показывая крупным планом его запрокинутую голову с задранным к небу подбородком, в который упиралась безобразная лапа монстра. Лезвие тускло сверкнуло и исчезло, когда кровожадная тварь, находящаяся за кадром, с размаху полоснула по натянутому горлу жертвы. Раздался хруст перерубаемых хрящей, послышалось сиплое бульканье.

Брызги от внезапно ударившего фонтана крови залили экран, а затем красные капли заструились вниз, словно стекающий по стеклу дождь. Изображение было настолько реалистичным, что Дор невольно отшатнулась и принялась лихорадочно нажимать кнопки, пытаясь стереть кровавые полосы. Однако ничто не помогало.

Шанти Лав хрипел, захлебываясь в собственной крови. Жизненные силы уходили из него, он с каждой секундой слабел и уже не оказывал сопротивления твари, которая продолжала давить ему на подбородок. Внезапно камера переместилась и показала крупным планом перерезанные артерии, из которых толчками изливалась кровь. Затем тварь повернула голову Шанти в сторону и припала к его горлу.

Дор доводилось видеть насильственную смерть на экране. В свое время она смотрела даже так называемый фильм-убийство, запрещенный к показу и распространявшийся нелегально. В абсолютно бездарном фильме сцена убийства была снята настолько безграмотно и неправдоподобно, что за одну лишь откровенную «липу» и жульничество авторов следовало привлечь к ответственности. Во многих фильмах со стрельбой и насилием кровь, льющаяся рекой, подозрительно напоминала клюквенный сироп или томатный сок, но в сцене, которую она только что увидела, все выглядело по-настоящему, то есть настолько натурально, что ей стало дурно, и Дор поспешила остановить просмотр. Прикрыв рот ладонью, она отвернулась от экрана и стала медленно втягивать воздух через нос, борясь с приступом тошноты! Подобная реакция была для нее полной неожиданностью. За двенадцать лет работы в полиции Дор так часто видела кровь и обезображенные трупы, что, казалось, давно приобрела иммунитет к подобным зрелищам.

Однако сейчас чувства ее подвели. Может быть, виной тому стали предсмертные хрипы Шанти и отвратительная тварь, с урчанием припавшая к его горлу. А возможно, увидев эту жуткую сцену, она сразу вспомнила тошнотворный запах в игровой кабинке, где лежал изуродованный и похожий на освежеванную тушу животного труп юноши.

Кое-как справившись с приступом тошноты, Дор вернулась к записи. Она включила ускоренное воспроизведение, чтобы побыстрее проскочить кровавый эпизод, но кадры так быстро сменяли друг друга, что вся сцена приобрела еще более отвратительный и зловещий вид. Но лишь только Дор вернулась к нормальному режиму воспроизведения, как ужасная тварь и кровь, которая только что заливала экран, бесследно исчезли.

Дор была озадачена. Она включила обратную перемотку и еще раз просмотрела этот эпизод, но уже в замедленном режиме. Да, она не ошиблась — кровь и убийца исчезли внезапно. Это было вызвано не затемнением или рассеиванием кадра с постепенным наплывом последующего изображения (насколько ей было известно, этим приемом, стремясь добиться драматического эффекта, частенько злоупотребляли студенты операторских курсов), а неожиданным сбоем в аппаратуре или намеренным отключением камеры. При такой внезапной смене сцен зритель часто испытывал настоящий шок, и Дор подозревала, что кто-то специально смонтировал запись подобным образом в расчете на то, что зритель испытает приступ тошноты и головокружения или даже упадет в обморок. Кстати, это могло привести даже к летальному исходу. Если в этот момент зритель будет находиться в комнате один.

«Или не один, а с каким-нибудь психом, который, вдохновленный кровавой сценой, перережет ему глотку», — подумала Дор, потирая пальцем лоб.

Она вернулась к началу эпизода и повторно просмотрела его в замедленном режиме, пытаясь понять, почему тварь и кровь внезапно исчезли, а распростертый на набережной Шанти остался в кадре.

Из справочной информации она узнала, что именно в этот момент регистрация основных показателей состояния Шанти и юноши прекратилась.

Дор отключила паузу и продолжила просмотр записи. Шанти Лав сел и принялся ощупывать шею тонкими пальцами. Они деловито скользили по рваным краям раны, натягивая и разглаживая свисающие лоскуты кожи; при этом андрогин досадливо хмурился. Увидев, как Шанти пытается что-то сделать со своей раной, Дор поймала себя на мысли, что теперь его можно считать кем угодно, но только не человеком и даже не виртуальным двойником погибшего юноши.

Она мрачно смотрела на экран. Кем он стал теперь: обезличенным виртуальным персонажем-роботом или виртуальным «я» убийцы?

Дор выключила запись. Она решила прежде поговорить с персоналом — живыми, настоящими людьми из плоти и крови, существование которых не вызывало сомнений, а уж потом досмотреть до конца приключения манекена, порожденного фантазией погибшего юноши, желающего и после смерти убедить всех в том, что он продолжает бродить по городу, которого на самом деле нет.

Глава 4

Крошечный кабинет стал, казалось, еще меньше, после того как туда втиснулся Майлз Мэнк, занявший своей тушей львиную долю пространства. Правда, очень скоро выяснилось, что словоохотливый толстяк ничем не может помочь следствию, но когда Дор решила избавиться от него, сделать это ей удалось далеко не сразу. Она уже не раз порывалась выставить его за дверь, но Мэнк ловко менял тему, подбрасывая ей новую, полезную, на первый взгляд, информацию, которая на самом деле ничего не стоила и была его очередным фантастическим предположением, выдуманным исключительно затем, чтобы поболтать с Дор. Ей удалось отделаться от Мэнка, лишь убедив его в том, что он окажет неоценимую услугу следствию, если поможет Тальяферро разобраться с клиентами. Когда он ушел, она закрыла глаза и помолилась, чтобы напарник не прислал Мэнка обратно под каким-нибудь иным предлогом. Неспокойные, бегающие глазки «инструктора по техническим вопросам» вызывали у Дор неприятное чувство, у нее не было никакого желания встречаться с ним вновь.

Следующим в кабинет вошел русоволосый паренек, приблизительно тех лет, что и погибший, который назвался Тимом Меццером. У него был отрешенный взгляд человека, занятого углубленным самосозерцанием или решением проблем космического масштаба. Такой взгляд Дор часто замечала у наркоманов, недавно вышедших из клиники. Считалось, что очищение крови — самый быстрый способ избавиться от дорогостоящей и пагубной привычки; на самом же деле после такого ускоренного лечения рецидивы являются, скорее, не исключением, а правилом.

— Сколько времени ты работаешь в компании? — спросила Дор.

— Три дня, — со скукой ответил парень и замолчал.

— Какие у тебя обязанности? — продолжила Дор, поняв, что ей придется вытягивать из него каждое слово.

— О, я важная шишка… — протянул он, нисколько не скрывая, что этот разговор навевает на него смертную тоску. — Занимаюсь тем, что после сеансов привожу в порядок вонючие костюмы, чищу их, отмываю… — Он положил локти на стол и подался вперед. — Скажи честно, ведь ты была бы не прочь поменяться со мной местами, а? Твоя работа, сдается мне, у тебя тоже в печенках сидит. Сдохнуть можно. Тебя от нее не тошнит?

— Иногда, — уклончиво ответила Дор, не уловив в его голосе насмешки. Она подозревала, что он говорит вполне искренне. — Ты знал парня, которого убили?

— He-а. Как его звали-то?

— Шанти Лав.

— Хм, неплохой лейбак, — проворчал Тим. — Должно быть, этот парень голову себе сломал, прежде чем придумал такое, или же заплатил кому-то большие бабки. Звучит немного с претензией, но в целом вполне клево.

Прислушиваясь к его болтовне, Дор искала в блокноте записи о жертве.

— Вот, нашла. На самом деле его зовут… — она запнулась. — Нет, это, наверное, какая-то ошибка!

— С чего ты взяла? — Тим зевнул. — Как он там назвался?

— Его имя — Томойоки Игучи, — по слогам медленно произнесла Дор.

— Ха! Похоже, парень всерьез хотел заделаться японцем.

— Зачем?

— Понятное дело, чтобы попасть в Токио после бомбежки, — вздохнул Тим. — Для чего же еще?

— А разве постапокалиптический Токио тоже есть? — Дор недоверчиво посмотрела на него.

— Пока еще нет. — На этот раз Тим зевнул так, что едва не вывихнул челюсть. — Но скоро появится. Многие считают, что Токио станет следующим хитом года. Говорят, по сравнению с ним, виртуальный Нью-Йорк будет выглядеть, как пикник. Якобы там сделаны такие уровни, куда пустят только японцев или тех, кто ловко под них косит. Многие ждут эту игру с нетерпением.

— А ты? — поинтересовалась она. — Тоже ждешь?

— Я? Да мне эти япошки до лампочки! Я ничего о них не знаю и знать не хочу. Мне больше по душе Лос-Анджелес. Ни на что другое его не променяю! Там полно всяких знаменитостей, на которых можно поохотиться и хорошенько отметелить. Кроме того, говорят, что внутри программ, написанных для Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Гонконга, есть тайные двери, через которые можно попасть в Токио. Надо только найти такую, подобрать ключ или взломать — а для этого, думаю, вовсе не обязательно быть японцем. Я не знаю, врут насчет дверей или нет, но Шанти Лав, должно быть, в это поверил, раз бросился на их поиски.

— Не понимаю, почему он дважды использовал вымышленные имена? — Казалось, Дор рассуждала сама с собой.

— Я же сказал — хотел прикинуться японцем. На тот случай, если бы кому-нибудь взбрело в голову покопаться в его «легенде» и проверить, кто такой на самом деле Шанти Лав. Парень надеялся, что его примут за своего и он сможет гулять по всему Токио. — Тим откинулся на спинку кресла и запрокинул голову, словно собираясь испустить жалобный вой или зевнуть, как гиппопотам. — А может, у него просто поехала крыша. Такое частенько случается, когда перестаешь замечать разницу между настоящей реальностью и воображаемой. Когда начинаешь верить, что там — настоящий мир, а здесь — вымышленный… Послушай, тебе надо поговорить с Боди.

— Кто это?

— Боди Сатива знает о виртуальных играх больше, чем любой другой человек, реальный или виртуальный.

Дор едва сдержала улыбку.

— Наверное, ты хочешь сказать Каннабис сатива[10]? Значит, без нее мне не разобраться? — с ехидцей переспросила она.

Тим удивлено заморгал.

— Чего-чего? Скажешь тоже! Канибал Сатива — это ее мать. Она тоже ничего, но Боди лучше. Боди настоящая хозяйка виртуальных миров — Большая Медведица. — Он рассмеялся. — Здорово! Вот уж не думал, что кто-то вроде тебя слышал что-нибудь о них. Так ты хочешь поговорить с Боди?

Дор медлила с ответом.

— Тебе надо повидаться с Боди, поверь мне, — повторил Тим. — Без ее помощи тебе просто не обойтись. Я дам кое-какие иконки, которые могут тебе пригодиться. Не то фуфло, которое они называют подсказками, а действительно ценные, от которых будет прок. Тебя примут за свою.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Дор. — Боюсь, ничего не получится — меня сразу же раскусят. Скажи, почему он взял себе имя Шанти Лав, если, по-твоему, ему надо было выдать себя за японца?

Тим моргнул.

— Ты что, действительно не въезжаешь или просто притворяешься? Да потому, что он хотел, чтобы все его принимали за японца, которого зовут Шанти Лав. — Он подозрительно посмотрел на Дор. — Сдается мне, ты никогда не была в виртуальной реальности. Я угадал?

Глава 5

— Все верно, — заверила Дор жизнерадостная сотрудница средних лет, которую звали Рут Хауэрд. У нее были натуральные пепельно-седые волосы и мягкие черты лица, к которому не прикасался скальпель пластического хирурга. Дор нашла ее довольно миловидной. — Обязательно поговорите с Боди. Вам дали дельный совет, и я бы на вашем месте непременно им воспользовалась. То же самое вам скажут и те бездельники, которых ваш помощник допрашивает на улице.

— Как вы думаете, среди них случайно нет Боди Сативы?

— Вряд ли. — Рут пожала плечами. — Это всего лишь приемный сайт, один из многих, которые существуют в виртуальной Сети. Боди, если судить по гениальным ходам, которые она делает, скорее всего, работает с какого-то обособленного сервера, и определить ее местонахождение невозможно.

— Так уж и невозможно? — раздраженно переспросила Дор. — Даже я знаю, что у каждого пользователя Сети есть свой электронный адрес.

Рут радостно улыбнулась.

— Я вижу, вы никогда раньше не играли в подобные игры, верно?

Дор решила, что этой женщине стоило бы встретиться с ее бывшим мужем.

— Нет, не играла.

— Я так и думала, — кивнула Рут. — Иначе вы бы знали, что игровая система не входит в компьютерную коммуникационную сеть и на нее не распространяются нормы Федеральной комиссии связи. Доступ в Сеть открыт для любого. Связывайся с системой, придумывай себе имя или покупай за деньги постоянный лейбл и играй сколько хочешь, пока не надоест. Посещение игровой сети абсолютно свободное, и ты ни перед кем и ни за что не отчитываешься. Там все дозволено: никакой цензуры, никаких правил, никакой полиции. Но и ты не можешь никого привлечь к ответу, если тебя оскорбили, избили или обманули.

Дор вздохнула:

— Я этого не знала.

— Естественно. — Рут рассмеялась. — Послушайте, мисс… э-э-э…

— Лейтенант.

— Да-да, конечно, лейтенант. Так вот, те, кто играет в Сети регулярно, стараются не называть своих подлинных имен и не сообщать о себе никаких сведений. Вам, должно быть, приходилось слышать об убийстве, случившемся несколько лет назад? Какой-то парень узнал электронный адрес одной женщины, вычислил по нему, где она живет, затем наведался к ней домой и прикончил. Неужели не слышали?

— Нет. — Дор нахмурилась. — Где это произошло?

— Точно не помню, но, по-моему, где-то на востоке. Кажется, в Вашингтоне или где-то поблизости. Знаете, жизнь там ничего не стоит! Парень и та женщина что-то не поделили в виртуальной реальности, и он здорово разозлился. Этот псих решил отправить ее на тот свет, что и сделал, выследив по электронному адресу. Вот тогда-то впервые заговорили о реальной опасности, подстерегающей клиентов. Последовало судебное постановлении о закреплении за виртуальной реальностью статуса чисто игровой, и ее пользователи получили право на полную анонимность. Теперь каждый может войти в Сеть инкогнито. Просто рай для мошенников всех мастей!

При упоминании о Вашингтоне Дор заскучала, но стоило ей услышать о мошенничестве, как она вновь воспряла.

— Почему?

— Сейчас расскажу. Один прохвост решил разбогатеть, разыграв целую пьесу в виртуальной реальности, которая сама по себе является грандиозным спектаклем. Этакая игра внутри другой игры… Я не помню точно, что он там провернул: что-то вроде разработки берегового шельфа в Канзасе или алмазных копей в Перу, а возможно, просто организовал продажу липовых земельных акций, сейчас это не так уж и важно. Важно то, что какой-то балбес, тоже пребывающий в виртуальной реальности, решил, что находится в реальном мире, и принял все за чистую монету. Он перевел на банковский счет мошенника крупную сумму, а того, естественно, и след простыл. Одураченный тип поднял шум. Как ни странно, полиции удалось арестовать ловкача, однако, когда его взяли за бока, он заявил, что все это, дескать, было просто игрой. Что касалось денег, то он якобы решил, что какой-то толстосум прислал их ему в подарок.

— Чем закончилось дело?

— Да ничем. Большое жюри было в растерянности и не нашло состава преступления. Ответчик упирал на то, что находился в виртуальной реальности, где все происходит понарошку, а истец — на свою веру в реальность происходящего. Я же думаю, что оба были слегка с приветом.

— И суд не вынес никакого решения? — взволнованно спросила Дор.

— Это же виртуальная реальность, лейтенант! Применять к ней такое понятие, как ложь, просто абсурдно. Все, что вы говорите, находясь в ней, имеет силу только там. Это мир, рожденный фантазией, мир игры и обмана. — Рут звонко рассмеялась. — И никто никого не тащит туда насильно. Напротив, чтобы попасть в этот мир, требуются деньги, порой немалые. Странная штука жизнь, вы не находите?..

Дор мысленно завязала узелок на память — поближе познакомиться с правовыми нормами, действующими в отношении виртуальных игр. Затем, открыв в электронном блокноте чистую страничку, задумчиво сказала:

— Если пребывание в виртуальном мире действует на психику так сильно, что превращает людей в душевнобольных, то…

— Далеко не каждый сходит с ума, — перебила ее Рут. — Вы же не можете запретить людям заниматься пчеловодством только потому, что у кого-то аллергия на пчелиные укусы?

— Где произошел этот случай с мошенничеством? — спросила Дор, занеся ручку над блокнотом.

— Не знаю, — удивилась Рут. — Покопайтесь в полицейском архиве. Разве у полиции нет банка данных? Может, в «Полис блоттер» знают?

— Хотя это издание и называется «Полис блоттер», официально оно не имеет никакого отношения к полицейскому ведомству. — Дор говорила нарочито медленно, чтобы Рут Хауэрд лучше поняла ее слова. — Это сетевой журнал коммерческого телекоммуникационного агентства. Естественно, в полиции есть своя база данных, но чтобы получить нужную информацию, я должна указать имена, дату и место происшествия. — Она замолчала, следя за реакцией Рут.

— Извините, — Рут пожала плечами, — но больше я ничем не могу помочь. Я рассказала все, что знала. — Она встала с кресла и потянулась. — Если кто и знает что-то еще, так только Боди Сатива.

Глава 6

— …Только Боди Сатива, — сказал прыщавый юнец с зелеными волосами, которого первым прислали к ней на допрос. Его звали Эрл О’Джелли — так, во всяком случае, он представился. — Никто не знает больше, чем она. Кто она такая, спрашиваете? Она есть, и вместе с тем ее нет. Понимаете, о чем я говорю?

Дор выдержала его самодовольный, нахальный взгляд. Мальчишка не стал скрытничать и подтвердил, что вместе со всеми тусовался на берегу Гудзона, но ничего похожего на то, что она ему рассказала, не видел.

Ничего не видела и другая свидетельница — старушка «божий одуванчик», которая в виртуальной игре появлялась в образе двенадцатилетнего мальчика-убийцы по прозвищу Ник-Вжик.

— Понимаете, с одной стороны, у меня вроде как есть и фамилия, и имя, а с другой, «Ник-Вжик» звучит достаточно зловеще и в то же время немного наивно, даже по-детски, — сообщила добродушная старушка. — Ник, естественно, знает Боди. Все знают Боди, и наоборот. Если честно, я думаю, что Боди Сатива — это просто база данных, которая скрестилась с интерфейсом, отвечающим за трафик информации, и теперь она сбилась с пути и движется по всем каналам.

— Прошу прощения, что вы сказали? — Дор разинула рот.

Бабуля принялась терпеливо объяснять:

— Вы знаете, как шалят программы и как происходит это безобразие, то есть скрещивание программ? Нет? Очень просто. Допустим, интерфейс направляет запрос базе данных, а в тот момент, когда идет обмен информацией, вдруг разразилась гроза или повысилась солнечная активность. Между ними возникает что-то вроде сварочной дуги, и происходит мутация интерфейса. Со временем, слившись с базой данных, он вовсе теряет свои изначальные характеристики. И никто еще не доказал мне, что такое не может произойти или уже не произошло. — Она гордо вскинула голову.

Дор уже было собралась извиниться и заметить, что все это очень похоже на известный способ разводить мышей, согласно, которому достаточно только положить в ящик охапку соломы и грязное тряпье, чтобы в нем в скором времени завелись мыши, но потом передумала. Во-первых, она сомневалась, что верно поняла рассуждения старушки, а во-вторых, кто знает, может, в виртуальном мире такое разведение мышей уже давно в порядке вещей.

Она ждала третьего свидетеля, когда в комнату вошел адвокат из Американского союза борьбы за гражданские права, который заявил, что преступление было совершено в реальном мире и все так называемые виртуальные свидетели свидетелями вовсе не являются, так что необходимо немедленно всех отпустить. Если потребуется, продолжал распинаться адвокат, имена клиентов можно найти в регистрационном журнале, который ведется в каждом игровом салоне, для чего ей нужно лишь получить соответствующее судебное постановление.

— Мне, однако, кажется, вы напрасно теряете время. Мои клиенты в один голос утверждают, что вам нужно поговорить с этой… — он посмотрел на наручный компьютер, — …с Боди Сативой, или как ее там. Возможно, она побеседует с вами, если вы ей понравитесь.

— Боюсь, она на меня даже не взглянет, — проворчала Дор.

— Не будьте такой пессимисткой! Виртуальный мир открыт для всех. Даже для вас, лейтенант Константайн. — Адвокат усмехнулся, продемонстрировав ряд алмазных зубов. — Только не забывайте, что все услышанное вами в виртуальном мире от первого до последнего слова…

— …Ложь. Знаю, знаю. Сегодня я прошла краткий курс по ликвидации виртуальной безграмотности. — Взгляд Дор блуждал по темному экрану компьютера. — Надеюсь, мне удастся выяснить, кто такая Боди Сатива, и поговорить с этой загадочной личностью в реальном мире.

— Вполне возможно, но только в том случае, если она сама захочет встретиться с вами. Не забывайте: ее анонимность защищена законом! — напомнил адвокат, нравоучительно подняв палец.

— Кто знает, может, она проявит сознательность, — задумчиво произнесла Дор, — и поможет следствию, когда узнает, что речь идет о злодейском убийстве семнадцатилетнего парня.

— Может быть. — Адвокат скептически усмехнулся. — Это ее личное дело. Убили человека. Вам на это не наплевать, мне не наплевать, может, кому-то еще, однако нет закона, который бы заставлял всех скорбеть по этому поводу.

— Все это мне известно. — Дор нахмурилась. — Хотя жаль, что в моей работе приходится рассчитывать лишь на сознательность наших граждан и на их добровольную помощь.

Глава 7

По приказу Дор Дипьетро и Селестина отправились по адресу, где проживал погибший юноша, хотя надежд на то, что обыск квартиры или опрос соседей даст какие-либо утешительные результаты, практически не было. Если этот парень, как и большинство его сверстников, вел уединенный, замкнутый образ жизни, то соседи едва ли смогут рассказать о нем что-нибудь интересное. Быть может, они вообще не подозревали о его существовании. Определенной профессии, как и постоянной работы, у него, скорее всего, не было. Время от времени он, должно быть, где-нибудь подрабатывал, а полученные деньги тратил на развлечения, главным образом — на виртуальные игры.

Дор ждала звонка, томясь бездействием в крошечном кабинете Гвил и поругивая нерадивых Дипьетро и Селестину. Ничего нового они, вероятно, не сообщат, но порядок есть порядок. Она уже предвидела, что они скажут. Скорее всего, погибший снимал небольшую однокомнатную квартиру, причем единственным отличием его каморки от других будет, пожалуй, то, что в ней найдется тщательно составленный каталог — своего рода подробный дневник посещений виртуального мира, трепетно хранимый бывшим жильцом в пыле-, влаго- и светонепроницаемом несгораемом сейфе, защищенном, помимо всего прочего, и от воздействия электромагнитного излучения.

Затем сейф перевезут в управление, где он будет хранится в течение десяти дней, отведенных службе социальной помощи на поиски ближайших родственников, которым по закону должно отойти все имущество погибшего. Если таковых не найдется, то содержимое сейфа передадут в специальный отдел компьютерной обработки, после чего по результатам анализа записей в дневнике будет составлен психологический портрет погибшего юноши, который впоследствии поместят вместе с некрологом в Сети на доске объявлений. Редко бывает, что кто-то откликнется на такие объявления, поскольку каждый день гибнет множество людей, и большинству нет до этого никакого дела.

Внезапно у Дор появилась блестящая идея. Охватившие ее нетерпеливое возбуждение и жажда деятельности мгновенно избавили Дор от тягостной апатии и дремоты, преследовавшей ее по случаю позднего (или уже раннего?) часа. Подключив электронный блокнот к телефонной линии, она запросила в полицейском архиве данные о предыдущих семи убийствах, жертвами которых стали страстные фанаты постапокалиптического Нью-Йорка.

В этот поздний час трафик информации в Сети практически отсутствовал, и ответ пришел на редкость быстро. Дор оставалось лишь посетовать на то, что Дипьетро и Селестина не работают столь же оперативно. Она подозревала, что эта парочка прихватила с собой корреспондентку из «Полис блоттер», чтобы та засняла их при выполнении задания, и настолько увлеклись позированием, что напрочь забыли о деле.

От этой мысли она пришла в такое негодование, что у нее подскочило давление. В многотомном «Руководстве офицера полицейских сил» в разделе «Забота о здоровье как основе счастливой жизни», сопровождавшемся подзаголовком «Рекомендовано к исполнению в рабочее и внерабочее время», секс был указан как лучшее средство для снятия стресса. Дор потерла лоб. Должно быть, составители имели в виду секс с партнером, решила она. Знать бы только, с кем сейчас мой милый!.. С трудом избавившись от мыслей о бывшем благоверном, Дор приступила к изучению информации, поступившей в ответ на ее запрос и уже появившейся на экране электронного блокнота. Экран был крохотный, но обладал высокой разрешающей способностью.

Тридцатичетырехлетняя Салли Левкова была первой в списке жертв, погибших при загадочных обстоятельствах во время виртуального сеанса. Дор внимательно изучила фотографию бледной, увядшей женщины. Она жила в Миннеаполисе и работала в муниципальной службе, занимавшейся уборкой жилых зданий. В бригаде дворников она числилась третьей по званию, то есть чем-то вроде старшего помощника младшего черпальщика. На ее участке было всего два здания, за уборку которых она отвечала: одно — где она жила, и второе — где обнаружили ее труп. Дор не знала, что ей делать, то ли удивляться, то ли смеяться, когда выяснилось, что в виртуальном мире Салли Левкова принимала обличье крылатого, чешуйчатого дракона цвета красной меди, который в зависимости от обстоятельств мог в мгновение ока менять свой пол с мужского на женский и наоборот, что, вероятно, характеризовало его как существо высшего порядка. В нашем мире Салли задушили. В мире виртуальной реальности эволюционно продвинутый демон, стремительно несшийся в поднебесье, внезапно сложил крылья и рухнул с огромной высоты прямо в мутные воды Ист-Ривер. Волны сомкнулись над ним, и больше его никто не видел.

Решив провести сравнительный анализ, Дор загрузила в программу исходные данные о Салли и информацию о драконе, но обнаружила, что ей не удается сосредоточиться на работе. Она смотрела на бегущие строки и диаграммы, а думала совершенно о другом.

— Гляжу в книгу, а вижу… Правильно, ни черта не вижу, — пробормотала она и потянулась.

«Любимый, вернись. Когда ты уходил, ты в спешке оставил у меня память о себе, а теперь она давит на меня и не дает покоя».

Данные сравнительного анализа «Левкова — Демон» Дор занесла в память компьютера, решив вернуться к ним немного позже.

Второй жертвой был двадцативосьмилетний Эмилио Торрес, служащий одной из контор в Портленде, что на северо-западе страны. Несомненно, этот крепкого телосложения эмигрант-латино когда-то увлекался спортом. Он умер в своей квартире в то время, когда находился в виртуальном мире в образе (тут Дор покачала головой) Мэрилин Пресли. Даже она слышала о Мэрилин Пресли. Одно время этот двуполый персонаж был на гребне популярности у фанатов-игроков, но вскоре всеобщее помешательство пошло на убыль, а затем о нем и вовсе забыли, считая его вчерашним днем. Эмилио Торрес, видимо, не разделял общего мнения, если в течение двух месяцев ежедневно появлялся в виртуальном мире в образе скандального гермафродита. Из записей следовало, что смерть Торреса наступила от передозировки наркотиков, принятых в немыслимом сочетании, а его виртуальное «я» тихо отошло в мир иной на какой-то вечеринке, представляющей собой нечто среднее между уличной тусовкой и пикником. Как поняла Дор, после смерти Торреса других желающих приобрести права на виртуальный образ Мэрилин Пресли не нашлось.

Торреса убили в городе, расположенном за тысячи миль от Миннеаполиса, спустя месяц после смерти Левковой. Следующее убийство произошло через два месяца в Нью-Хэмпшире в каком-то третьеразрядном игровом салоне. По словам друзей, Марш Квикэндл был самым настоящим виртуальным наркоманом. Он перебивался случайными заработками и не гнушался никакой, даже самой грязной работой, чтобы вновь и вновь погрузиться в призрачный мир. Он не раз говорил знакомым, что жизнь ущербна, что она «одноразовая реальность». Ее нельзя сохранить, как нельзя и заново прожить. Реальность — это тупик. Человечество должно делать ставку на виртуальный мир. Только в нем можно обрести истинное бессмертие. «И превратиться в заезженную пластинку», — подумала Дор.

В виртуальном мире у Квикэндла оказалось с полдюжины образов. Создания, в которые он воплощался, были порождением его фантазии и защищены законом об авторском праве. Смерть настигла его, когда он в обличье человека-пантеры сошелся в короткой, но яростной схватке с каким-то монстром, который попросту оторвал ему голову. Свидетели не смогли описать убийцу, потому что не разглядели его. В реальном мире Квикэндл получил чудовищной силы удар по голове, от которого и шлем, и сама голова раскололись вдребезги, как яичная скорлупа. В салоне, естественно, никто ничего не видел и не слышал.

Лидия Стэнг, четвертая жертва, проходила реабилитацию после страшной аварии, в результате которой оказалась парализованной, не говоря уже о глубоком нервном потрясении. Через год ее нервная система вроде бы восстановилась, однако ей предстояло заново учиться ходить. Врачи рекомендовали ей как можно чаще погружаться в виртуальные миры, что она и делала, воплощаясь в свой идеал — подвижную, гибкую и стройную гимнастку с потрясающей пластикой движений. Ее жизнь оборвалась как в виртуальном, так и реальном мире по одной и той же причине: ей свернули шею. Свидетели показали, что между ней и женщиной-ящерицей разыгралось настоящее сражение и это был честный поединок. Более того, женщина-ящерица сама откликнулась на запрос полиции, разосланный в Сети, и призналась, что разобралась с погибшей в виртуальной реальности. Лидия Стэнг вошла в Сеть, находясь в Денвере, а ее виртуальная противница подключилась к игре из салона, расположенного в двух кварталах от того места, где сейчас была Дор. Чтобы избежать ошибки, она перечитала эту информацию дважды, а затем записала в блокноте «Срочно найти и допросить».

Однако секундой позже она стерла написанное, поскольку женщина-ящерица стала пятой жертвой. Сведения о погибшей были весьма скудными. Сообщалось лишь то, что бывшую скрипачку звали Фло. После смерти Лидии Стэнг она забросила музыку, ее единственным увлечением стала виртуальная реальность, в которой она проводила часы и дни, часто забывая о времени. Фло была задушена, а в виртуальном мире женщина-ящерица скользила по водной глади Ист-Ривер, когда внезапно пошла на дно. В Ист-Ривер нашел смерть и дракон Левковой, подумала Дор, делая пометку в блокноте. Не исключено, конечно, что это просто совпадение…

Шестая и седьмая жертвы были членами уличных банд. Во время одной кровавой разборки они прикончили друг друга. В постапокалиптическом Нью-Йорке и тот, и другой были шестнадцатилетними юнцами, разнузданными и опасными, а в реальном мире — мужчинами средних лет, которые время от времени подрабатывали в разных конторах мелкими служащими. Видимо, серая, однообразная жизнь настолько опротивела обоим, что они стали искать отдушину в виртуальной реальности. Оба жили в соседних, густонаселенных кварталах, напоминавших большие людские муравейники, и получали временные разнарядки на одну и ту же бумажную, не требовавшую никаких умственных усилий работу из одного и того же бюро по трудоустройству. В реальном мире они вряд ли подозревали о существовании друг друга, а если и были знакомы, то старательно избегали каких-либо контактов. Иначе обстояло дело в виртуальности: здесь они встречались ежедневно. И в один прекрасный день исполосовали друг друга ножами, но нашелся кто-то третий, кто прикончил обоих. Точное время их смерти установлено не было.

Сегодня список жертв пополнился: был убит белый парень, который выдавал себя за японца.

«Вернулись к тому, с чего начали», — мрачно подумала Дор и запросила общие характеристики преступлений, полученные по результатам сравнительного анализа.

Резюме было довольно кратким. Все жертвы — страстные поклонники постапокалиптического Нью-Йорка; убийства совершены во время виртуального сеанса; четверо погибли в своих квартирах, еще четверо, включая последнюю жертву, были убиты в игровых салонах. Как и следовало ожидать, никто из погибших не принадлежал к категории высококвалифицированных специалистов. Дор не знала, чем занимался юноша, погибший сегодня ночью, но подозревала, что и он не был нейрохирургом.

Откинувшись на спинку кресла, она попыталась мыслить логически. Если допустить, что все убийства совершены одним человеком, то выходило, что она имела дело с маньяком. Неужели серийные убийства вновь вошли в моду? В виртуальном мире считается признаком хорошего тона прикончить того, кто перешел тебе дорогу, кто косо на тебя посмотрел (а может, и не посмотрел, но тебе так показалось). Вполне вероятно, какой-то псих доигрался до того, что перестал видеть разницу между реальным миром и виртуальным.

Дор запросила сводные данные о погибших виртуальных персонажах, в надежде найти между ними какую-нибудь связь, и получила незамедлительный ответ, что данные отсутствуют, поскольку подобная систематизация не производилась. Тому могло быть несколько причин, продолжал вещать компьютер, как то: отсутствие соответствующего программного обеспечения, отсутствие времени, отсутствие служебного запроса. Очевидно, в полицейском управлении никому не пришло в голову сделать такой анализ, ведь погибшие виртуальные персонажи не являлись жертвами в полном смысле слова. «Смотря с какой стороны…» — подумала Дор, подозревавшая, что о погибшем демоне Левковой скорбели гораздо больше, чем о ней самой.

Печально, но факт, со вздохом подвела итог Дор. Решив собрать о погибших более подробные сведения, она принялась перечитывать список жертв. Не успела она, однако, добраться до конца, как позвонили Дипьетро и Селестина. Предположения Дор относительно соседей юноши и его квартиры полностью подтвердились. Единственное, чего она не сумела предвидеть, так это того, что погибший юноша был женат. С ее точки зрения, это казалось совершенно невероятным. Когда Селестина и Дипьетро вошли в квартиру, то обнаружили, что там все перевернуто вверх дном. В комнате находилась какая-то девица, которая сосредоточенно шарила по углам и рылась в вещах. На полицейских она не обратила никакого внимания, а из всех вопросов, которые ей задали, ответила почему-то только на два, заявив, что она жена юноши и ей девятнадцать лет.

Теряясь в догадках, Дор сверилась с компьютером. Предыдущие жертвы, как она и предполагала, были абсолютно одиноки. В списке погибших юноша оказался единственным — или первым? — кто имел близких родственников.

— Доставьте ее ко мне, — приказала Дор. — Немедленно!

Глава 8

— Томми искал дверь, — сообщила Пайн Хэвлок. — Если кто и мог ее найти, то лишь он. А вместо этого… Вот чем все кончилось.

Самозваная жена Томойоки Игучи сидела на жестком пластиковом стуле с вогнутым сиденьем и, обхватив руками подтянутые к самому подбородку худые колени, смотрела на Дор со смесью страха и неприязни. Из-за просторного, мешковатого одеяния, очень похожего на больничную пижаму, и жиденьких, белесых ресниц, которые можно было разглядеть лишь под лупой, ее голова, покрытая короткими и редкими светлыми волосами, поначалу показалась Дор абсолютно лысой, но больше всего девушку портили маленькие, невыразительные глаза. В целом создавалось впечатление, что Пайн Хэвлок только что сбежала из клиники для душевнобольных, окунувшись по пути в чан с мазью для удаления волос.

— О какой двери идет речь? — спросила Дор, когда молчание стало тягостным. — Не о той ли, что ведет в другую реальность, например, в Токио?

Девица сочувственно посмотрела на нее.

— Скажете тоже!..

— Тогда объясните, что это за дверь, — мягко попросила Дор, подавив страстное желание поставить девицу на место.

— Я же сказала — дверь! Входишь в нее, и все — ты победил! Тебе больше не надо ходить сюда, — она обвела рукой офис Гвил, — чтобы вновь очутиться там.

— Хм… — Дор потерла виски. — То есть Томми хотел дойти в игре до конца, чтобы знать, чем она заканчивается, и больше к ней не возвращаться, так?

— Да нет же, дверь туда. — Лоб девицы собрался в складки. Ага, так она, наверное, злится, догадалась Дор, глядя на ее нахмуренное, лишенное бровей личико. — Туда, понимаете? Там не нужно надевать ни костюма, ни шлема, потому что теперь вы всегда будете там, а не здесь. Поняли?

До Дор наконец дошло, что хотела сказать девица.

— Итак, вы и Томми искали заветную дверь, чтобы остаться в виртуальной реальности навсегда. Что-то вроде выхода в вечность. Вы знаете кого-нибудь еще, кто…

— Точно! — Хэвлок энергично закивала головой. — Выход, вы правильно сказали. Так же говорила и она.

— Кто — она? — спросила Дор, догадываясь, что услышит в ответ.

— Боди Сатива.

Глава 9

— Между прочим, скоро рассвет, — раздраженно произнесла Гвил, распахнув дверь. Она явно намекала, что Дор пора выкатываться из ее кабинета. Менеджер выглядела уставшей, даже ее вздыбленные волосы — и те, казалось, слегка поникли.

Дор отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, и плотно прижала телефонную трубку к уху.

— Извини, — обратилась она к Тальяферро, записывая что-то в блокнот. — Повтори, пожалуйста, что ты сказал. Я не расслышала.

Как ни удивительно, Тальяферро отреагировал на ее просьбу совершенно спокойно, даже не съязвил. Наверное, бессонная ночь превратила его в заторможенного зомби.

— Я сказал, что мы работаем, но никаких новых данных о первых семи жертвах компьютер пока не выдал. Так, всякая чепуха, ничего конкретного. Могу лишь сказать, что раз виртуальный мир стал для этих людей вторым домом, который они практически не покидали, то существует достаточно высокая вероятность, — я бы сказал, процентов восемьдесят, — что кто-то из них мог встретиться там с женщиной или сущностью, известной как Боди Сатива.

— Сущность? Где ты откопал это словечко? А, поняла… Наверное, программа, которую вы запустили, определила ее как сущность, верно?

— Да нет… — торопливо и, как показалось Дор, слегка сконфуженно пояснил Тальяферро. — Ее назвал так один юнец, из тех, кого мы сегодня допрашивали на стоянке. Я же думаю, что под этим именем скрывается какой-нибудь умник, который любит ореол таинственности и строит из себя оракула.

— Ты случайно не увлекаешься виртуальными играми?

Какое-то мгновение Тальяферро молчал.

— Тебя это действительно интересует? — наконец спросил он. — Или хочешь поиздеваться?

— Извини, не знаю, что на меня нашло.

Тальяферро повесил трубку, не сказав больше ни слова. Дор повернулась к Гвил, воинственный пыл которой уже угас. Теперь она просто стояла в дверях, с упоением зевая.

— А вы увлекаетесь виртуальными играми?

— Как же иначе? Конечно. Сотрудникам салона предоставляется значительная скидка.

— А как вы относитесь к постапокалиптическому Нью-Йорку? Вы часто там бываете?

Гвил скромно потупилась.

— Думаю, меня там знают, но вообще-то это наша работа. Сотрудники должны хорошо разбираться в виртуальных играх: к нам ведь часто приходят новички, которым приходится все объяснять с азов.

Дор кивнула, бросив на нее задумчивый взгляд. Когда какое-то место — пусть даже в виртуальном мире — становится чересчур модным, мало кто готов признаться, что поддался всеобщему сумасшествию и отправился туда по доброй воле.

— Что вы можете сказать о Боди Сативе?

Гвил склонила голову к плечу.

— Все уверены в ее существовании, и многие готовы поклясться, что встречались с ней. Не верьте этому. На самом деле говорить с ней доводилось единицам.

— А вам?

— Разумеется.

Другого ответа Дор и не ожидала. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Вы не могли бы познакомить меня с ней?

— Конечно, нет. — Гвил гордо вскинула голову, сочтя подобную просьбу оскорбительной.

— Я просто спросила. — Дор пожала плечами.

— Поймите, если я начну водить к Боди Сативе каждого желающего, то вскоре она отвернется от меня.

— Понимаю. Возьмем другой вариант: предположим, я отправлюсь в виртуальную реальность и сама найду ее. Как, по-вашему, это возможно?

Гвил изумленно уставилась на нее.

— Вы и в самом деле думаете, что у вас это получится?

— Один из ваших служащих обещал дать мне какие-то секретные иконки, которые служат чем-то вроде условного знака или пароля.

Менеджер строго посмотрела на нее.

— Да? И кто же?

— Есть тут у вас один парень со скучными, сонными глазами — Тим Меццер.

— Ах, этот… — Гвил пренебрежительно махнула рукой. — Его так называемые секретные иконки можно найти в любом справочнике по играм. А вот у меня есть кое-что действительно представляющее ценность.

— Вы не могли бы одолжить мне это кое-что на время? — Дор затаила дыхание.

На забавно сморщенное личико Гвил набежало облачко сомнения.

— А что вы собираетесь там делать?

— Я хочу встретиться с Боди Сативой и задать ей несколько вопросов. Вот, собственно, и все.

— Какие вопросы? — допытывалась менеджер.

Дор почувствовала, что ее терпение вот-вот лопнет. Весь этот разговор напоминал игру в испорченный телефон. У нее не было абсолютно никакого желания по сто раз объяснять одно и то же.

— Вопросы о юноше, погибшем сегодня в вашем салоне. Его звали Томойоки Игучи здесь и Шанти Лав там. Может, вы знали его под другим именем?

— Я вообще его не знала, — категорично заявила Гвил, и Дор едва удержалась, чтобы не вспылить. К счастью, менеджер продолжила:

— И я очень сомневаюсь, что Боди Сатива станет отвечать на ваши вопросы. Но если вы хотите только поговорить с ней, то я обеспечу вас кое-какими полезными артефактами и загружу соответствующие программы. Но вы должны пообещать, что не надуете меня и вернете все в целости и сохранности.

— Как это? — удивилась Дор.

— То есть не присвоите себе ничего из того, что я дам вам, — пояснила Гвил.

— А разве это можно присвоить?

— Конечно. Вдруг вы оставите их себе, а ведь это моя собственность!

— Собственность? Неужели в виртуальном мире можно обзавестись собственностью?

Гвил скрестила руки на груди.

— Да. У меня есть собственность в том Нью-Йорке. Многие, кто серьезно увлекается виртуальным миром, обзавелись собственностью, имуществом. У меня там тоже есть кое-что — так, некоторые полезные мелочи… Иначе всякие уроды, вроде Мэнка, тебя просто достанут. Здесь я живу в крохотной каморке на бульваре Сепульведа, зато там я устроила себе надежное и уютное гнездышко. У меня есть положение, имя, даже условный код. Правда, чтобы обзавестись всем этим, я ухлопала кучу времени, но дело того стоило. И мне совсем не хочется, чтобы меня разорили, пока я нахожусь здесь, а не там, и не могу за себя постоять. — Личико Гвил стало печальным. — Понимаете? У вас, к примеру, все здесь, и собственность в виртуальном мире вам ни к чему. Надеюсь, вы меня не подведете. Я очень дорожу тем, чем владею в виртуальности.

Дор почему-то стало грустно.

— Не беспокойтесь. Я хочу лишь поговорить с Боди Сативой. Как только я это сделаю, сразу вернусь.

Гвил несколько секунд смотрела на нее пристально и внимательно, потом выпрямилась и расправила узкие плечи.

— Хорошо. Только не думайте, будто я не вижу разницы между реальным миром и виртуальным. Я понимаю: все, что у меня есть, представляет ценность только там. Я не могу это ни заложить, ни продать. Но мне будет жаль потерять все, на что я потратила так много времени и сил. Понимаете?

Погруженная в раздумья, Дор молча кивнула. Вопреки ее первоначальному мнению, вероятность того, что кто-то мог решиться на убийство ради мнимой собственности в виртуальном мире, оказалась достаточно велика, чтобы от нее можно было просто отмахнуться.

Глава 10

Гвил отыскала для Дор чистый костюм и помогла надеть его. Во время этой процедуры она без умолку болтала, читая наставления своим тонким, мультяшным голосом и показывая, как действует тот или иной прибор. Дор же чувствовала себя ужасно глупо, хотя и не совсем понимала почему. Советы Гвил ничем не отличались от инструкции по эксплуатации обычного электронного оборудования — такого, как, например, телефон, и вся разница заключалась лишь в том, что пользование последним не сулит никакого вреда для здоровья, в то время как посещение виртуального мира могло закончиться для Дор так же трагически, как и для Томойоки Игучи.

Тим Меццер сдержал слово. Он вооружил ее обещанными иконками, загрузив нужные файлы в компьютер шлема.

— Теперь, если что, достаточно просто вызвать каталог, — пояснил Тим, вся сонливость которого куда-то пропала. — Если не знаешь, какой иконкой воспользоваться — спроси.

— У кого спросить?

— У самих иконок, естественно. — Он посмотрела на Дор так, словно она сморозила несусветную чушь. — У каждой иконки, у любого символа есть свой справочный файл. Но хочу предупредить: не очень-то на них полагайся. Не все подсказки ясны и понятны, многие весьма туманны, их можно толковать по-разному — словом, как в жизни. Думаешь, что тебя ждут золотые горы, а в лучшем случае получишь пятак. Понимаешь, о чем я?

Дор поежилась и кивнула.

Затем Гвил загрузила в компьютер шлема свои программы и проводила Дор в кабинку-люкс. От обычной она отличалась лишь тем, что была несколько просторнее и в ней стояло более удобное кресло. Там менеджер помогла Дор застегнуть ремни безопасности и водрузила ей на голову шлем. Дор пробормотала слова благодарности, но поскольку шлем был звуконепроницаемым, Гвил их не услышала, а она, в свою очередь, не заметила, как Гвил вышла из кабинки. Однако, когда без всякой видимой причины у нее по спине пробежал холодок и засосало под ложечкой, Дор поняла, что осталась в комнате одна.

Впрочем, как только перед ней появился экран, на котором высветилась панель управления, неприятные ощущения сразу исчезли. Первым делом Дор открыла графу «Регистрация» и включила запись. Эта операция была автономной, не имела прямого отношения к виртуальному сеансу и предусматривала лишь две опции «Включение» и «Выключение». Теперь Дор могла не опасаться, что кто-то сможет произвести манипуляции с записью, поскольку у нее останется своя копия сеанса. Мысль об этом заставила ее улыбнуться — Дор хорошо знала, что, когда в каком-нибудь деле в качестве улики фигурировала аудио-или видеозапись, офицер-дознаватель первым делом был обязан удостовериться в ее подлинности.

Тем временем панель управления исчезла, и на экране появилось меню с установочными параметрами, из которых Дор — пока костюм разогревался и проводил автоматическое тестирование всех датчиков — выбрала «Обычный вид» и «Справка по требованию». Только теперь она поняла, что костюм, подобный скафандру, охватывает все тело целиком, сковывая движения. Когда Дор натягивала его на себя, она не обратила на это внимания, а сейчас менять его на другой было уже поздно, к тому же вряд ли в салоне имелись другие модели. Более того, она подозревала, что фанаты виртуальных миров приходят в игровые салоны именно из-за этих глухих, облегающих термокостюмов.

Словно подтверждая ее мысли, на экране началась рекламная демонстрация костюма. «Сначала он может показаться вам немного громоздким, но уверяем вас: уже через минуту вы о нем совершенно забудете. Стоит ли беспокоиться по таким пустякам, если это не ваш повседневный костюм?» — промурлыкал приятный женский голос.

Действительно, не стоит, согласилась Дор. Костюм на экране стал прозрачным и начал медленно вращаться в вертикальной и горизонтальной плоскостях, поражая клиента своей мудреной электронной начинкой. Затем последовал вводный курс, предваряющий виртуальный сеанс. Одновременно компьютер проверял остроту зрения Дор, используя для этого таблицы с печатными буквами, расположенными на меняющемся цветовом фоне, и производил автоматическую корректировку фокусного расстояния.

Обнаружив в поле периферического зрения часы-хронометр, Дор раздраженно хмыкнула. Могли бы и не включать счетчик, пока идет вводный курс! При таком подходе к делу владельцу салона не грозит банкротство, если только он сам не приложит к этому руку. Да и в этом случае ему придется изрядно попотеть, чтобы разориться.

Вывеска появилась так внезапно, что Дор вздрогнула. Казалось, слова сами всплыли из глубин ее сознания и зависли перед глазами. Но даже после того, как Дор пришла в себя от потрясения, она не была уверена, что все это не обман зрения и что она действительно видит вывеску наяву, а не в своем воображении. У нее даже создалось впечатление, что в виртуальном пространстве такие процессы, как видеть и думать, весьма схожи.

«Добро пожаловать в мир, где все можно и все возможно.

Это царство вседозволенности и торжества беззакония.

Единственный закон — это ты!»

Сильно сказано, скептически усмехнулась Дор. Ниже она прочла:

«Ты можешь сохранить полную анонимность.

Ты можешь ничего не скрывать и говорить о себе одну только правду.

Ты можешь забыть о правде и говорить только ложь».

Слово «ложь» стало пульсировать, окрашиваясь с каждой вспышкой в новый цвет, и исчезло последним, после того как растаяли все остальные надписи.

«Здесь невозможны реальные преступления. Вы несете ответственность перед законом только за действия и поступки, совершенные вами в реальном мире под впечатлением проведенного в этом мире сеанса. В случае гибели вашего виртуального «я», обращайтесь в наш главный офис, где вам помогут подобрать новый образ, отвечающий вашему вкусу. Время, затраченное на поиски нового образа, его доработку или устранение полученных повреждений оплачивается клиентом по общему тарифу. Размер возможных скидок определяется оператором игрового салона. Более подробную информацию вы можете получить у нашего менеджера».

Дор нашла стрелку ускоренной прокрутки.

«На данном этапе вашего сеанса операция ускоренной прокрутки заблокирована. Согласно федеральным и местным законам мы обязаны ознакомить пользователя с настоящими условиями и правилами. Прочитав их, вы тем самым подтверждаете, что информация была доведена до вашего сведения, что вы с ней согласны и обязуетесь оплатить продолжительность вашего сеанса по обычному и/или специальному тарифу. Если вы закроете глаза, то мы будем вынуждены повторно ознакомить вас с вводным курсом, начиная с первой страницы; ВРЕМЯ, ПОТРАЧЕННОЕ НА ЭТО, ОПЛАЧИВАЕТСЯ ВАМИ».

Дор стало немного не по себе. Она вспомнила, как Гвил предупреждала ее, что компьютер, снимая с датчиков основные показатели состояния организма, запросто читает мысли по легкому движению глаз.

«Итак, вводный курс закончен. Через мгновение вы получите возможность попасть в один из многих виртуальных миров. Приятного вам путешествия и удачи».

На экране появились четыре двери. Три вели в постапокалиптические города Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Гонконг, а на четвертой висела табличка «Другие миры». В нижнем углу поля ожила анимационная картинка — рука в белой перчатке, поворачивающая дверную ручку; чуть ниже она прочла: «Так и будем стоять?» Чувствуя себя последней идиоткой, Дор протянула руку к двери с табличкой «Нью-Йорк».

Стоило ей прикоснуться к ручке на экране, как она мгновенно ощутила ее под пальцами. Это сработали сенсорные датчики, отвечающие за осязательные функции ладони. Дор была поражена правдоподобностью ощущений. Более того, она решила, что на самом деле обычное прикосновение к дверной ручке не чувствуется так интенсивно.

Настоящий шок Дор испытала, когда сделала шаг вперед. В тот же миг на нее обрушился настоящий шквал всевозможных ощущений. Перед глазами замелькали яркие разноцветные сполохи света, в ушах зазвенело, а по всему телу прокатилась волна легких прикосновений и покалываний.

Все это произошло мгновенно, так что она даже не успела осознать, что, собственно, случилось. Под ногами хрустело битое, оплавленное стекло и скрипел спекшийся грунт. Только сейчас, обнаружив под ногами этот черный, тускло поблескивающий песок, плотным слоем покрывавший всю землю, Дор поняла, что очутилась в Нью-Йорке после катастрофы. Как ни странно, при этом она не испытала ничего похожего на гнетущее чувство безысходности и мрачной обреченности. Перед ней был вовсе не одурманенный эфиром больной, который лежит на столе в ожидании операции. Наоборот, Дор упивалась новыми ощущениями, купалась в них. Это было настоящее пиршество чувств.

«Совет: При возникновении начальной дезориентации следует убавить рабочую мощность костюма и в течение тридцати секунд не делать никаких движений. Чтобы избежать головокружения, не закрывайте глаза. В нужный момент мы вновь напомним вам об этих мерах».

Она услышала свой облегченный вздох, а может ей просто почудилось, что она слышит его. Во всяком случае Дор была рада, обнаружив на панели кнопку точной подстройки параметров. Через несколько секунд перенастройка полностью завершилась и уровень воздействия на органы восприятия пришел в норму. Должно быть, подумала Дор, тот, кто пользовался костюмом до меня, либо был крайне изнурен и ослаблен, либо страдал серьезным расстройством нервной системы. Впрочем, спохватилась она, первое отнюдь не исключает второе. При чрезмерном увлечении миром, в котором восприятие обостряется до предела и испытываемые ощущения кажутся более реальными, чем в нормальном мире, чувства со временем притупляются.

Осмотревшись, Дор с досадой поняла, что место, куда она попала, даже отдаленно не напоминает то, где погиб Шанти Лав. Перед ней поднимались высокие здания, на фасадах которых красовались неоновые вывески с рекламой товаров, бывших в моде лет семьдесят — восемьдесят назад. На улице не видно было ни единой живой души; если кто-то и находился поблизости, то он не показывался ей на глаза. Дор не слышала никаких звуков, кроме неясного, монотонного жужжания, которое могло исходить от поврежденной неоновой рекламы или от мощных механизмов, работающих где-то далеко за городской чертой. Дор, однако, решила, что ей в очередной раз не повезло и это гудит какая-нибудь неисправная деталь в шлеме.

Стены зданий были покрыты копотью и испещрены отметинами от пуль, а там, куда попали снаряды, зияли рваные провалы. Многие окна, лишенные стекол, чернели, как пустые глазницы. Однако неоновые вывески ярко и весело мерцали. На фоне мертвых, полуразрушенных зданий эти перемигивающиеся огни казались неестественно живыми. Они буквально притягивали взгляд, и Дор заставила себя отвести глаза в сторону, поняв, что на это завораживающее зрелище можно смотреть бесконечно долго.

Внезапно ее внимание привлекла серебристая фигура, бесшумно появившаяся в ближайшем дверном проеме. Поначалу ей показалось, что кто-то вышел на улицу в облегающем защитном биокостюме, но когда фигура двинулась к ней, Дор поняла, что ошиблась. Просто кожа и одежда у этого существа были одного и того же цвета. Вскоре фигура приблизилась настолько, что у Дор не осталось сомнений в том, что и само существо, и его одежда изготовлены из одного и того же серебристого материала.

— Первый раз в городе? — певучим голосом поинтересовалось странное создание, приближаясь к Дор.

— Может быть. — На всякий случай Дор попятилась.

— Конечно, первый! — Существо с хромированным телом указало рукой на что-то, что находилось у Дор за спиной.

Дор осторожно оглянулась, но, увидев в грязном стекле какое-то безобразное, лысое и бесполое страшилище, подпрыгнула от неожиданности, а затем съежилась и смущенно закрыла лицо руками. У нее не было своего виртуального образа, а компьютер, вместо того чтобы напомнить ей об этом, отправил ее в виртуальный мир в образе какой-то безликой уродины в костюме «по умолчанию», то есть без такового. Ее взгляд заметался по сторонам в поисках значка «Выход».

— Совсем необязательно искать выход, — мелодичным голосом произнесло серебристое создание, стоящее перед ней. Создание оказалось высокой, стройной девушкой, целиком отлитой из какого-то светлого металла, похожего на хром, а может, белую ртуть или платину. — Открой окно «Центральные склады», а в нем выбери «Одежда».

— О, большое спасибо… — Дор смущенно протянула руку: — Меня зовут Дор. Я действительно попала сюда в первый раз.

— А я маленькая подпрограмма. Я здесь как подсказка-сюрприз и гид, помогаю новичкам вроде тебя не только в постапокалиптическом Нью-Йорке, но и в других виртуальных мирах. — Серебристая девушка, казалось, не заметила протянутой руки. — Меня можно вызвать в любой момент. Найди «Помощь» и спроси Сильвию.

Дор снова начала благодарить, но девушка-гид только взмахнула рукой, и Дор в мгновение ока очутилась перед сияющим, без единого пятнышка, белоснежным прилавком. В этот же миг на нем проступила бледно-розовая надпись «Звонок для вызова служащего». Мерцая, буквы стали наливаться багрово-красным цветом, затем вновь начали бледнеть, а потом и вовсе исчезли.

Дор осторожно протянула руку и прикоснулась к тому месту, где секунду назад было начертано слово «Звонок».

— Чем могу помочь? — резким, скрипучим голосом произнес круглый коротышка, выросший, словно из-под земли, по другую сторону прилавка. В шапке-козырьке, красовавшейся у него на голове и затенявшей лицо, он был похож на банковского кассира из далекого 1900 года.

— Что стало с вашей шапкой? Где все остальное? — невольно спросила Дор.

— Это не шапка, а специальный козырек, чтобы свет не резал глаза, — сердито проскрипел пухлый коротышка. — Вот список товаров и снаряжения, которые мы можем предложить вам в виртуальном мире. Если что-то хотите выбрать, могу показать прейскурант. Услуга, между прочим, платная. Ее стоимость включается в общий счет. Копию распечатки мы тоже выдаем.

— Сейчас посмотрим. — Дор пробежала глазами список. — А виртуальный образ — это товар или снаряжение?

— Ни то, ни другое. Образ — это образ. Вы хотите получить готовый или предпочитаете, чтобы вам изготовили его на заказ? Если вы не позаботились об этом заранее, то мы вам поможем. У нас есть самые последние морфинговые программы. За дополнительную плату мы оказываем услуги по разработке и изготовлению образа. Если у вас есть своя морфологическая утилита, мы возьмем плату только за реализацию вашей идеи. Но в том случае, если на это уйдет больше времени, чем обычно, клиент оплачивает сверхурочные по двойному тарифу.

Дор неожиданно для себя зевнула. Чтобы умереть со скуки, не стоило забираться в виртуальный мир — это можно было сделать и дома.

— Судя по всему, здесь нельзя сделать ни шагу, чтобы тебе не напомнили, во сколько это обойдется… Другие развлечения тут есть?

— Зря вы так, — обиделся коротышка. — Первое время новичкам приходится туго. Мы помогаем им сориентироваться. — Он тоже зевнул.

— Честно говоря, мне здесь не нравится. Пожалуй, мне пора. — Дор сделала паузу. — Как отсюда выбраться? Я хочу сказать, вообще отсюда. — Не получив ответа, она разозлилась. — Понимаете, все, конец! Где у вас выход? Или как вы тут говорите — стоп, пока, конец связи. Я хочу вернуться.

Внезапно перед ней возник диалоговый экран, в углу которого вспыхнула надпись «Игра временно приостановлена». Затем появилось сообщение:

«Ваш виртуальный сеанс прерван. Вы находитесь в состоянии стресса, крайнего возбуждения и не можете адекватно оценить ситуацию низшего уровня сложности, в которой оказались. Как правило, такое происходит только в том случае, если пользователь лишь поверхностно ознакомился с правилами игры. Вы хотите продолжить ваш виртуальный сеанс или закончить его и выйти из программы? Ответьте «да» или «нет».

Дор уже открыла рот, но сказать «да» не успела. В этот момент раздался телефонный звонок.

На экране появилось новое сообщение:

«Вам звонят по внешней телефонной линии. Хотите, чтобы вас соединили? Ответьте «да» или «нет».

— Кто меня спрашивает? — поинтересовалась Дор, но затем спохватилась: — Не важно. Да, соединяйте.

После щелчка в трубке раздался знакомый писклявый голос.

— Ну, и чем ты там сейчас занимаешься? — спросила Гвил, перейдя на «ты».

— Это, действительно, вопрос.

— Я так и думала. Когда сама не знаешь, зачем тебя занесло в виртуальную реальность, то от всех этих крутых иконок и секретных кодов мало толку. Ладно, это твое дело. Я вот что хотела сказать: костюм, в котором ты играешь — это последняя, экспериментальная модель. В нем нет никаких заранее установленных программ. Нам следовало подумать об этом раньше, но я как-то не сообразила.

— О чем подумать?

— О твоем виртуальном «я». Ты разве еще не решила, кем хочешь быть?

— Решила.

— Ну и кем?

— Я хочу взять имя Шанти. — Она затаила дыхание, но Гвил, как ни странно, не стала возражать.

— Хорошо. Тебя устроит образ с перерезанным горлом, или ты хочешь, чтобы его немного подлатали?

— Вполне сойдет и с перерезанным. — Она задумалась, а затем продолжила: — И еще одно: загрузи в программу запись, сделанную службой наблюдения.

— Ты что, собираешься запустить программу, находясь внутри другой?

— Хочу попробовать. Возможно, только так нам удастся что-нибудь узнать. А что, собственно, тебя смущает?

— Знаешь, это довольно дорогое удовольствие, если не сказать — чрезмерно дорогое. — По голосу Гвил Дор поняла, что та нервничает.

— Кто оплатит твои виртуальные приключения?

— Ты и оплатишь.

— Что?

— Я имела в виду налогоплательщиков. Кто содержит ведомство, в котором я служу?

Гвил хихикнула, а затем залилась счастливым смехом.

— Только не я. С моей-то зарплатой? Но если ты действительно хочешь поразить воображение налогоплательщиков и сэкономить их денежки, то постарайся изловить преступника и приволочь его сюда до того, как истечет время твоего сеанса.

Глава 11

Через двадцать минут, тоже включенных в счет, Дор вошла в дверь и очутилась в том месте, откуда Шанти Лав начал свое последнее путешествие. Ощущать себя в его образе было чрезвычайно приятно — настолько приятно, что вскоре ее нервы превратились в натянутую струну. Костюм создавал иллюзию полного слияния с Шанти, и это слияние доставляло ей невыразимое чувственное удовольствие. О том, что у него, или, вернее, уже у нее, перерезано горло, Дор старалась не вспоминать.

«Тебе захочется стать одной из них…» — пришли ей на память слова Гвил, пришли внезапно и абсолютно не к месту. Это же совсем другой игровой уровень, уж я-то точно знаю, подумала Дор, но сразу засомневалась. Знала ли она вообще что-нибудь об этом мире?

Завалы из покореженных машин и другого хлама, встречавшиеся на набережной, были объяты пламенем. Пляшущие языки огня отбрасывали на стены зданий причудливые тени; время от времени из огромных костров с треском взметался сноп искр, которые устремлялись ввысь, мерцая переливчатым светом, словно драгоценные камни. Там они будто зависали и, то затухая, то вновь вспыхивая, начинали перемигиваться с далекими и холодными звездами, вкрапленными в черное ночное небо. Сверкающие песчинки при просмотре записи выглядели на экране более натуральными, чем сейчас. Вблизи зернистый песок, казалось, превратился в крохотные искры, рассеявшиеся по земле невесомыми брызгами, которые при малейшем дуновении ветра должны были тотчас воспарить в воздух. Однако этого не происходило. Песчаный ковер, покрывавший темную улицу, мерцал и переливался, отражаясь в уцелевших стеклах, сплошь покрытых замысловатой паутиной трещин, и отбрасывая сверкающие блики на изрытые пулями серые стены зданий, которые безмолвно взирали на полыхающие пожары и холодный бетон парапета, отделяющий набережную от черной, как мазут, реки.

Дор приблизилась к парапету и неспешно, словно прогуливаясь, двинулась вдоль него, повторяя маршрут, который проделал Шанти Лав. Она беспрестанно крутила головой по сторонам, боясь и в то же время надеясь обнаружить за своей спиной крадущуюся тень какой-нибудь косматой твари, но пока все было спокойно.

Хотя поблизости по-прежнему не чувствовалось чужого присутствия, Дор не сомневалась, что из темноты за ней следит множество глаз. Должно быть, они знают, что я самозванка, решила она и попыталась сосредоточиться. Это далось ей нелегко, поскольку незаметно для себя Дор впала в какое-то отрешенное, полудремотное состояние. Бред какой-то, продолжала она развивать предыдущую мысль, откуда они могут знать, что в обличье Шанти к ним пожаловал кто-то чужой? Об этом может догадываться только злобная тварь, которая прикончила его.

Дор остановилась и, облокотившись на парапет, устремила взгляд в темноту. Где-то здесь шла вечеринка, но сейчас на пустынном берегу не было ни души. Куда они все подевались? Может, им тут надоело и они перебрались в какое-то другое место, чтобы продолжить веселье? Интересно, какое место тут считается самым крутым — таким, где можно оттянуться на полную катушку?

Дор досадливо поморщилась, осознав, что думает не о том. Она здесь не для того, чтобы искать следы вечеринки или фланировать по набережной туда и сюда в качестве подсадной утки, ожидая, когда на нее набросится какой-нибудь плотоядный монстр, которого на самом деле не существует. Как здесь легко потерять нить рассуждений и отвлечься на какую-нибудь мелочь, подумала она… и принялась, затаив дыхание, следить за полетом искр, тающих в ночном небе. Если бы усилием воли ей не удалось очнуться, то неизвестно, сколько бы времени она бездумно созерцала эту картину.

— Мой каталог с иконками! — потребовала Дор.

Раскрытый каталог оказался на парапете. Казалось, он лежал здесь всегда, хотя она могла поклясться, что секунду назад там ничего не было. Он представлял собой пухлую, объемистую книгу с символами. На раскрытой странице она увидела значок с изображением окруженного сиянием факела. Под ее взглядом символ ожил и превратился в голограмму. В пламени факела стали появляться буквы, которые сложились в два слова «Знание — сила». Под голограммой она прочла: «Просто спроси».

Дор состроила гримасу — или просто подумала, что состроила, поскольку совершенно не чувствовала ту часть тела, что находилась выше раны на шее.

— Мне нужна кое-какая информация, — заявила она. — Как найти справочный файл?

На экране появилась строка: «Справки: передвижения по городу, узнать адрес, узнать местонахождение, другие сведения?»

После секундного замешательства Дор ткнула пальцем туда, где значилось «узнать местонахождение».

«Кого; чего?» — последовал запрос.

Дор указала на позицию «кого», а когда мигающий курсор переместился в конец графы «Имя», она произнесла:

— Боди Сатива.

Появившаяся золотая стрелка начала пульсировать, намекая на то, что пора перевернуть страницу. Дор последовала совету и обнаружила на следующей странице карту города. То место, в котором она сейчас находилась, было обозначено светящейся точкой, а маршрут указан зеленой пунктирной линией. Дор определила, что ей надо пройти шесть кварталов, чтобы добраться до зеленой мигающей звездочки, к которой вела пунктирная линия.

— Легко и просто, даже не верится, — хмыкнула Дор, вспомнив напутствие Тима. «Просто спроси», — сказал он. Действительно просто! Настолько просто, что даже не верится…

Дор потянулась к книге, но та мгновенно съежилась и исчезла. Теперь на парапете лежала лишь карта. Запомнив адрес, она зажала ее в руке и направилась к ближайшему Т-образному перекрестку. По пути ей встретился гигантский костер. Две допотопные гоночные машины сплющили с боков «роллс-ройс», превратив некогда шикарный автомобиль в уродливую лепешку. Из пламени, которым была охвачена эта груда покореженного металлолома, выплыли три огненные фигуры и уставились на Дор. Она прошла мимо, борясь с внезапно охватившим ее безотчетным желанием остановиться и помахать им рукой. Она могла бы устроить маленький спектакль, представиться, например, уличным торговцем, продающим разные полезные мелочи — какие-нибудь энциклопедии или бытовую химию. Мысль о том, что никто не может ей этого запретить, приятно возбуждала, и от этого у Дор сладостно замирало сердце.

Да, она могла сделать все, что хотела. Огненные существа остались позади, но Дор чувствовала, что они продолжают смотреть ей вслед в буквальном смысле слова горящими глазами, и она представила себе, как они просят показать парочку микрочипов с полным курсом по естествознанию или заказывают флакон какой-нибудь зловонной жидкости, похожей на раствор аммиака (впрочем, обоняние у нее все равно отсутствовало, она не чувствовала ни запаха гари, ни каких-либо других запахов). Дор, однако, не стала задерживаться и устраивать спектакль, но не из-за боязни разоблачения, а потому, что собственная шутка показалась ей слишком простой.

Она не знала, что на нее нашло и почему у нее появилось желание подурачиться. У нее всегда было плохо с чувством юмора, так, по крайней мере, утверждал ее бывший муж. Возможно, дело было в том, что она попала в совершенно иной мир.

Это мир, где все можно и все возможно. Любой, даже самый законченный пессимист, может выдать себя за самого оптимистичного оптимиста. Здесь можно притвориться страшно остроумным, а можно забыть о своем бывшем муже или, наоборот, считать, что он вовсе не бывший. Можно стать кем угодно и делать что угодно, но лишь пока ты здесь и ищешь непонятно кого по имени Боди Сатива, Шанти Лав или кого-то другого с не менее загадочным именем.

Дор благополучно миновала улицу, на которой шла кровавая резня между бандами, и свернула в переулок, где под огромным экраном, висевшем на стене здания, медленно колыхалась толпа в несколько сотен человек. Люди терлись друг о друга, слившись в экстатическом танце. Эти, похоже, уверовали, что могут найти забвение в наготе, скептически хмыкнула Дор. Камера вывела на экран совокупляющиеся тела, затем их заслонила чья-то фигура. Перед объективом камеры произошла короткая потасовка, и на экране появилась довольная физиономия какого-то урода, но ненадолго. Его тоже оттеснили, и кто-то другой стал демонстрировать свое обличье. Дор обратила внимание, что в толпе преобладают мутанты-рептилии. Неужели этот образ настолько заразителен?

Пройдя мимо юного существа, которое вполне могло быть плодом любви человека и кобры, Дор решила, что, возможно, не столько заразителен и привлекателен сам образ, сколько эти твари заразны сами по себе.

Она выбралась из толпы и направилась к темневшему парку. Прислонившись к остроконечным прутьям ограды, она развернула карту, чтобы свериться с маршрутом.

— Ш-ш-ш… — раздалось за ее спиной.

Дор вскинула голову, но тихий звук больше не повторился, и она решила, что ей почудилось. Однако, когда свистящее шипение раздалось вновь, она оцепенела от ужаса. Дор подозревала, что мурашки, которыми покрылась ее кожа, самые что ни на есть натуральные, а не чувственная иллюзия, создаваемая костюмом.

— Ш-ш-ш-а-а-н-т-и.

Словно боясь, что карта вот-вот исчезнет, Дор стиснула пальцы. «Перестань паниковать! — уговаривала она себя. — Это всего лишь жуткий фантастический фильм, в котором главную роль играешь не ты. Считай, что тебя занесло сюда просто случайно».

— Ш-ш-ш-а-а-н-т-и, — продолжал звать ее голос.

Очевидно, самовнушение не сработало. Волоски у нее на шее зашевелились и встали дыбом, а сердце, казалось, вовсе перестало биться. Дор попыталась взять себя в руки, но это привело лишь к тому, что ее стала сотрясать мелкая дрожь.

— Ш-ш-ш-а-а-н-т-и, солны-ш-шко. С возвращением из страны мертвых. Мы рады видеть тебя. С воскреш-ш-шением, сладкий наш-ш!

Не чувствуя ничего, кроме страха, который уже добрался до самих костей, Дор обернулась и увидела в призрачном свете луны бледные, светящиеся лица, оскаленные в приветственной ухмылке. Вокруг глаз были нарисованы черные круги, а сами глаза словно светились.

Да нет, глаза как глаза, подумала Дор, напряженно вглядываясь в загримированные бледные лица, — только… только я не вижу зрачков.

От подобного открытия у нее на голове зашевелились волосы, а позвоночник превратился в ледяной столб.

Вскоре ее глаза привыкли к темноте настолько, что она смогла разглядеть всю компанию. Шесть-семь человек стояли или сидели в застывших позах на газоне вокруг низенького складного стола, на котором восседал говоривший. Все были облачены в тонкие черные трико, плотно облегающие их совершенные тела, поражавшие безупречностью пропорций. Несмотря на темноту, Дор безошибочно определила, кто мужчины, а кто женщины.

«Похоже, хореографы с Бродвея подались сюда, чтобы пуститься во все тяжкие», — Дор так и не поняла, кому принадлежал насмешливый голос, сказавший эти слова, прозвучавшие, казалось, прямо у нее в голове.

Вся дрожа, она ощупала пальцами шею и стянула расползшиеся края раны.

— Мы разве знакомы? — подавив волнение, поинтересовалась она и прикрыла горло картой.

— Шанти, — обиженно произнес мужчина, — и ты говоришь это после всего, что между нами было? Мое сердце разрывается на части. Ты убил меня. Нет, всех нас!

— Меня, между прочим, самого отправили на тот свет, — заметила Дор. — Вы случайно не знаете, кто это сделал?

На бледном лице ее собеседника появилось растерянное выражение.

— Дорогой, ты же был там. Посмотри запись и вновь переживешь те восхитительные мгновения!

— Уже просмотрел и пережил. Я бы с удовольствием остался с вами, но, к сожалению, спешу. Мне нужно встретиться с одним человеком. Увидимся позже.

Женщина, припавшая к земле в позе крадущейся кошки, выпрямилась и тут же заохала:

— Ох, спина просто разламывается! — Положив руки на поясницу, она продолжила: — Шанти, какого черта? Хватит морочить нам голову. Если ты не играешь, так и скажи. Мы найдем вместо тебя кого-нибудь другого.

— Я не играю, — ответила Дор, отходя от ограды.

— Оно и понятно, ведь ты не Шанти. — Мужчина соскочил со стола и подошел к чугунным прутьям. — Я не ошибся. — Он не спрашивал, а утверждал.

— Верно. — Дор кивнула. — А ты хорошо знал Шанти?

Мужчина нажал какую-то кнопку у себя на поясе, после чего Дор мгновенно избавилась от холодной дрожи, сотрясавшей ее тело.

— Знал?.. Почему ты говоришь в прошедшем времени? Он что, отказался от своей роли и оставил нас?

— Он оставил всех, — пояснила Дор. — Человек, которого вы знали как Шанти, сегодня был убит в реальном мире. Я…

Мужчина развернулся и нервно взмахнул рукой. Столик и все, кто находился вокруг него, включая сварливую женщину-кошку, мгновенно исчезли. Затем он вновь повернулся к Дор.

— И ты того же поля ягода, дружок? — спросил он, не скрывая неприязни.

— О чем ты? — озадаченно спросила Дор.

— Кто передо мной? Сенаторский сынок, которому захотелось поразвлечься? Или испытавший все на свете богач, купивший себе постоянное подключение? Думал, наверное, что, заплатив большие бабки за известное имя, ты приобрел популярность? Черта с два!

Дор начала оправдываться, но он, не слушая, покрутил что-то на своем поясе, и ее вновь охватил липкий, холодный страх. Она закричала и, попятившись, стала отмахиваться картой от невидимой ультразвуковой волны.

— Держись от меня подальше, недоумок! — взвизгнул он. — Не подходи!

— Что? — воскликнула Дор. — Я ничего такого не сделала…

— Ненавижу вас, сопляков! Все вы хотите загребать жар чужими руками! Недоразвитые кретины, у вас мозгов не хватает, чтобы придумать что-нибудь правдоподобное, и вы слово в слово повторяете одну и ту же историю: мол, бывший владелец погиб. Вы что, действительно думаете, будто мы сразу же введем вас в святая святых, покажем все тайные двери и дадим нужные подсказки?

Увидев, как он вновь принялся что-то крутить у себя на поясе, Дор отошла от ограды подальше, но затем внезапно сообразила, что примитивное бегство ее не спасет. Если ее костюм запрограммирован на ситуацию, подобную этой, то он сам и посылает ей ультразвуковые сигналы.

Дор скосила глаза на панель управления и обнаружила, что права. Она ввела в компьютер костюма новые параметры, и в одно мгновение мурашки, а вместе с ними гнетущее чувство страха исчезли.

Мужчина состроил презрительную гримасу.

— Послушай, сопляк, если не знаешь, как пользоваться костюмом, и не умеешь контролировать уровень восприятия, то тебе здесь делать нечего. — С этими словами он вспыхнул и исчез, а Дор продолжила прерванный путь.

Хотя ей удалось выкрутиться из этой переделки, она не испытывала ни облегчения, ни радости; у нее не возникло даже желания выругаться.

Глава 12

Место, обозначенное на карте зеленой звездочкой, оказалось станцией метро или, возможно, подземными руинами, в которые превратилось метро поеле Судного дня. Вниз вели засыпанные каменной крошкой ступени, но, прежде чем спуститься по ним, Дор долго прислушивалась. Внизу царила тишина, которую нарушало лишь невнятное эхо далеких голосов и приглушенная музыка. Странно было не слышать привычного грохота поездов, от которого сотрясаются стены подземки, и Дор подумала, — что в этом мире метро давно не существует и люди коротают время, разгуливая под музыку по подземным туннелям.

Она присела на ступеньку и, устремив отрешенный взгляд в какую-то точку на карте, принялась машинально расправлять лохмотья кожи на шее. На ощупь виртуальная плоть казалась мягкой и вязкой, как глина, но стоило ей разжать пальцы, и края раны снова расходились. «Надо наложить швы; у них тут с этим не должно быть проблем, — подумала Дор. — Или самой залатать, что ли? Шанти, наверное, занялся бы этим в первую очередь…»

Она, наверное, могла бы еще долго предаваться подобным праздным мыслям, но вдруг что-то толкнуло ее в спину, и какая-то невидимая сила потащила ее вперед. Всю ее сонливость как рукой сняло, и Дор, вскочив на ноги, принялась озираться по сторонам. В первые мгновения ей показалось, что она вновь превратилась в подопытного кролика, на котором очередной умник решил отработать свои колдовские приемы, но поблизости никого не было, и Дор поняла, что силовое поле создает сам костюм.

— Где моя книга с подсказками? — Она перевернула карту и обнаружила в руках каталог. Найти раздел с описанием костюма не составило труда, но ей пришлось трижды перечитать его, чтобы понять, о чем идет речь. Оказывается, костюм автоматически подстраивался под Шанти и, считав заложенные в его образ программы, подсказывал, как ей следует поступать в той или иной ситуации. Сейчас он явно хотел, чтобы она перестала прохлаждаться и поскорее спустилась на станцию.

Дор закрыла глаза и, перебирая пальцами лоскутки кожи на шее, попыталась сконцентрироваться на своих ощущениях. Кончики пальцев скользили по коже, прикасались к горячей плоти. Эту иллюзию, разумеется, создавал костюм, поскольку на самом деле она ни к чему не прикасалась и ничего не трогала — а даже если бы и трогала, более интенсивные и правдоподобные виртуальные ощущения наверняка заглушили бы слабые сигналы осязания.

Дор открыла глаза и вздрогнула от неожиданности, увидев поднимающегося навстречу японца. Этого раскосого парня в наглухо застегнутом грубом плаще можно было принять за портового рабочего или бродягу, если бы не пристегнутый к поясу меч, похожий, по мнению Дор, на самурайский.

Она ахнула и инстинктивно прижала к груди книгу, которая вновь превратилась в карту, но на японца это чудесное превращение не произвело никакого впечатления. Он продолжал приближаться, не сводя с Дор пристального взгляда. Его лицо было спокойным, даже, пожалуй, чуть снисходительным и не выражало явной угрозы, но Дор смущал меч, который этот парень, судя по всему, носил вовсе не для красоты. Когда японец преодолел еще одну ступеньку, Дор захотелось вскочить на ноги и пуститься наутек, но он остановил ее холодным, жестким взглядом.

— Ваше поведение, мистер Игучи, можно расценивать как капитуляцию? — насмешливо произнес незнакомец. — Или вы изменили свою тактику?

— Вы знаете, как меня зовут? — слегка заикаясь, спросила Дор и удивилась тому, что ее губы ходят ходуном. Она действительно побаивалась японца, но не настолько, чтобы дрожать и заикаться. Вслед за этим она поняла, что трясется от холода, поскольку температура в костюме почему-то внезапно стала падать, грозя превратить Дор в сосульку.

Японец поднялся еще на одну ступеньку.

— Затеял новую игру, да, Том? Не можешь обойтись без фокусов?

— Какие к черту фокусы? Мне бы не закоченеть, — еле слышно проворчала Дор, поднося пальцы ко рту, чтобы согреть их дыханием.

— Наверное, что-то вышло из строя.

Температура в костюме продолжала понижаться. Видимо, термостат решил позаботиться о том, чтобы в этой новой заварушке ее разум оставался все время трезвым и холодным.

— Между прочим, Том, сегодня теплая ночь, — заметил японец. — Может, ты дрожишь от страха?

— Думай, что хочешь, — пробормотала Дор, проклиная напичканный электроникой костюм, который преподносил ей сюрприз за сюрпризом — и все почему-то неприятные.

— Конечно, ты боишься не меня, Том, а то, что я олицетворяю.

— И что же ты олицетворяешь, хотелось бы знать? — стуча зубами, произнесла Дор.

— Старый мир — уникальный и не похожий на помойку, в которую превратился этот. Он не похож и на мир, который сокрыт внутри этого мира, и на тот, что сокрыт внутри мира, который сокрыт внутри этого, и так далее: то есть — ни на один из бесчисленного множества миров. — В руке японца что-то тускло блеснуло, и он показал Дор необычную серебряную монету. Она увидела на ней символ в форме восьмерки. Японец ловко подбросил монету в воздух, поймал и, зажав-между большим и указательным пальцами, показал Дор символ, оттиснутый на другой стороне: змей, кусающий свой хвост.

— Это не японские символы, но по своей сути они наши. Мы понимаем их скрытый смысл и то, что за ними стоит. Я говорю о старой доброй Японии и о тех, кто проникся ее духом, а не о поколении негодяев, наркоманов и жалких торговцев, живущих в каменных джунглях и поклоняющихся новым знакам, которые заливают улицы города холодным, неоновым светом, скрывая под собой древние символы.

Японец протянул монету Дор, но когда она потянулась к ней, он снова щелчком подбросил ее в воздух. Дор отдернула руку, злясь на него и на себя.

— Угадай, в какой руке? — Японец вытянул перед собой сжатые кулаки.

Дор, уже превратившись в ледышку, сунула карту в карман пурпурного балахона и с вызовом посмотрела на него.

— Ну что ж, попробую. Раньше у меня это неплохо получалось. В этой игре важно быть наблюдательным и уметь мгновенно подмечать всякие мелочи. Практически каждый загадывающий сам себя и выдает. Даже самурай, вроде тебя, и тот может проколоться на каком-нибудь пустяке.

Японец внимательно посмотрел на Дор.

— Что случилось, Том? Я тебя не узнаю. Похоже, ты научился работать головой, только когда ты успел это сделать? Может, наглотался каких-нибудь стимуляторов?

Дор не ответила. Она сверлила глазами его кулаки: сначала правый, затем левый.

— Иногда можно определить по слабой, едва заметной пульсации мышц, сведенных напряжением; порой человек выдает себя взглядом, украдкой брошенным на руку. Есть и другие подсказки, но важно успеть заметить хотя бы одну. Не только в этой игре, но и в других ситуациях человек часто выдает себя каким-нибудь незначительным жестом, словом… — Дор запнулась, а затем легонько хлопнула ладонью по правой руке японца. — В этой.

— Нет, ты не Игучи, — произнес японец, держа руки перед собой и не разжимая кулаки.

— Давай-давай, покажи, что у тебя в правой руке! — потребовала Дор. — Я знаю, что монета там. Если бы это было не так, ты бы не стал тянуть время.

— Ты не Игучи… — Японец, казалось, разговаривал сам с собой. — Как я сразу это не понял? Ты куда сообразительнее, чем он. Кстати, а где сам Игучи? Он что, нанял тебя? Или ты выкупил у него Шанти? Если это так, то он подсунул тебе бракованный товар. — Японец указал подбородком на ее перерезанное горло.

Дор, поняв, что самурай не собирается сносить ей голову, слегка приободрилась. Она подошла к нему и попыталась разжать кулак.

— Ну все, на сегодня хватит загадок! Гони монету и отдыхай! Будем считать, что тебе просто не повезло.

— Зато тебе повезло. — Японец рассмеялся и, подняв правую руку над головой, разжал кулак. Серебряной монеты в ней не было. Затем он посмотрел на левую руку, вскинул ее и медленно разжал пальцы. Она тоже оказалось пустой. Он продолжал держать руки поднятыми над головой, словно признавая свое поражение и сдаваясь в плен.

Дор стало обидно. Она отошла в сторону и скрестила руки на груди.

— Ну что же, ты одурачил меня, но и ты, и я знаем, что монета была в правой руке. Ты можешь оставить ее себе, но мы оба знаем, что ты сжульничал, и никогда не забудем об этом. Верно я говорю? — Дор сунула руку в карман, чтобы достать карту, и нащупала какую-то металлическую кругляшку, которая оказалась серебряной монетой. Все еще не веря в то, что японец не обманул ее, она крутила монету, разглядывая символы на обеих сторонах.

— Я же сказал: тебе повезло, — укоризненно произнес японец. — Монета твоя. Тебе надо лишь подбросить ее в воздух и угадать, что выпадет. Но скажи, как ты определишь, где «орел», а где «решка», если на одной стороне символ бесконечности, а на другой — Уроборос[11]?

Поймав ее озадаченный взгляд, самурай весело рассмеялся, затем отвесил легкий поклон и оставил ее одну, почти мгновенно растворившись в ночной мгле.

Когда последние отзвуки его раскатистого смеха затихли в отдалении и вновь наступила тишина, Дор внимательно рассмотрела монету. Она не имела ни малейшего представления, какую ценность монета могла иметь в этом мире и пригодится ли она ей в будущем, и все же ей было приятно. Ей удалось заполучить один из пресловутых артефактов. Гвил Плешетт, например, отзывалась о них с благоговейным трепетом и пеклась об их сохранности так же ревностно, как какой-нибудь скаредный дракон, трясущийся над сундуком с сокровищами. А кто-то, возможно, совершил убийство ради обладания мнимой вещью.

Монотонный гул голосов и тихая мелодия, доносившиеся со станции, напомнили Дор о цели ее путешествия. Бросив взгляд на толстый слой сажи и копоти, покрывавший облицованные кафельной плиткой стены, Фна взялась за перила и стала спускаться по ступеням. Ее ладонь, скользившая по поручню, ощущала малейшие шероховатости и неровности на его поверхности, и Дор подумала, что разработчики костюма, похоже, переусердствовали с чувствительностью сенсорных датчиков. Их воздействие на органы восприятия было порой настолько сильным и противоестественно правдоподобным, что в результате само ощущение правдоподобности пропадало.

Внизу Дор задержалась перед сломанным турникетом, рядом с которым возвышался заброшенный билетный киоск, и окинула взглядом безлюдную платформу, освещенную лампами дневного света. Кроме нее, на станции не было ни одной живой души — ни людей, ни мутантов, ни даже рептилий. На всем лежал отпечаток запустения. Платформа, как и все вокруг, была, как войлоком, покрыта слоем слежавшейся пыли. Если не брать в расчет дружелюбного самурая, который вышел из подземки, то создавалось впечатление, что станция пустовала уже много лет.

А почему она решила, будто самурай ждал ее на станции, засомневалась Дор. Может быть, он стоял в подземном переходе. И ждал ли он именно ее? А кого же еще? Конечно, ее, то есть Шанти. Вот только зачем? Об этом оставалось только догадываться…

Не меньше, чем толстый ковер пыли, Дор поразило и то, что станция была ярко освещена. Более того, все лампы работали исправно — не жужжали, не гудели и даже не мигали.

Монета в кулаке стала нагреваться, но не от тепла, исходящего от руки, а по какой-то другой, неизвестной причине. Сначала Дор решила, что, возможно, от нее требуется оплатить монеткой проход через турникет, но вместо этого она покрепче зажала ее в кулаке и пробормотала себе под нос, что подобный поступок был бы мотовством, неоправданным расточительством и пустой тратой денег, заработанных тяжелым трудом.

Поняв, что становится скрягой, Дор рассмеялась.

— Мой каталог с подсказками, — потребовала она, и в тот же миг он возник на турникете. Взяв книгу и раскрыв ее на первой странице, Дор попросила справку о метро.

Страницы зашелестели, как карточки в справочном автомате, затем внезапно прекратили свой бег, остановившись на картинке, на которой была изображена пятицентовая монета, вырезанная из дерева. Именно так, поскольку на полированной поверхности монеты был характерный рисунок древесины. Дор несколько секунд изучала деревянный пятицентовик, затем покачала головой. Страницы снова зашелестели и замелькали, подгоняемые ветром. Только сейчас Дор поняла, что стоит на сквозняке — поток воздуха шел из туннеля. Вновь послышалась музыка, но теперь она звучала где-то совсем близко, и Дор предположила, что играют на гитаре или на очень хорошем синтезаторе.

Она приказала книге на время отложить поиск и, когда та исчезла, перебралась через турникет.

Таинственного музыканта Дор обнаружила в дальнем конце платформы. Гитарист сидел на полу, поджав под себя скрещенные ноги и прислонившись спиной к стене. Он мягко перебирал струны; его голова была немного откинута назад, а глаза закрыты, так что казалось, будто он полностью погружен в себя, в свою музыку. «Очередной чудак», — подумала Дор. Не каждый станет платить деньги только за то, чтобы, сидя в одиночестве на грязной платформе в виртуальном мире, играть на гитаре для воображаемых слушателей.

Дор приказала книге возобновить поиск, уточнив: теперь ее интересует информация о заброшенной станции метро в центре города.

Когда страницы перестали мелькать, она увидела на картинке бутылочную крышку с надписью «крем-сода». У нее на глазах крышка стала объемной и, скатившись со страницы, со стуком упала ей под ноги. Пальцы парня перестали бегать по струнам, он посмотрел на Дор и улыбнулся. Яркий, мертвенно-белый свет ламп мгновенно стал более мягким, а в нижнем поле периферического зрения Дор возникла бегущая строка: «Переход на следующий уровень». Она вспомнила, что редакторы «Полис блоттер» обозначали такой строкой новый раздел.

Теперь вокруг нее толпились люди. Одни стояли небольшими группами на платформе или сидели на турникетах и рельсах, другие компаниями в несколько человек бродили по путям или карабкались на соседнюю платформу, где и без них яблоку негде было упасть. Поначалу они казались Дор просто безликой массой — толпой, сквозь которую пробирался Шанти Лав на берегу Гудзона, но затем она обнаружила, что если смотреть на предполагаемую точку, находящуюся за ними, — как бы сквозь них, — или хотя бы немного скосить глаза, то многие преображались, превращаясь в какие-то аморфные, полупрозрачные существа-кляксы, в то время как другие оставались в своем прежнем обличье. Таких было гораздо меньше.

Потом Дор вспомнила загримированного парня с бледным лицом, которого встретила в парке, и его веселую компанию — она рассеялась, как дым, стоило ему взмахнуть рукой. Вероятно, догадалась Дор, многие из игроков окружили себя призраками; на самом деле здесь гораздо меньше людей, чем кажется. Зачем это нужно, она не догадывалась. Не исключено, что это был один из способов пустить пыль в глаза, а может быть, свита из фантомов считалась виртуальной частной собственностью.

Пока она таращила глаза и гадала, к ней подплыла высоченная женщина ростом под семь футов с длинными, пышными рыжеватыми волосами, которые, казалось, жили своей самостоятельной жизнью.

— Что ты за создание, крошка? — пророкотала каланча низким, грудным голосом, разглядывая Дор в театральный бинокль.

— Сам не знаю, — ответила Дор и мгновенно покраснела, поскольку подлый костюм, как всегда, то есть в самый неподходящий момент, решил продемонстрировать свою универсальность, заставив ее испытать те чувства и мысли, которые испытал бы Шанти, беседуя с этой особой. Какой кошмар! Ее бывший муж сейчас бы засмеялся и заметил, что нечего красть чужие жизни.

«Я ни у кого ничего не воровала: Шанти потерял ее; она никому уже не принадлежала, — начала мысленно оправдываться Дор. — Я возвратила ему жизнь, во всяком случае — его виртуальному двойнику».

Дор чертыхнулась, осознав, что нет ничего глупее, чем затевать воображаемую склоку с бывшим мужем. В особенности, когда расследуешь убийство. Впрочем, возможно, само виртуальное расследование не меньшая глупость.

— Вы знакомы с Боди Сативой? — спросила Дор.

— Да. — Женщина смерила Дор долгим взглядом, затем развернулась и ушла.

Люди на путях начали танцевать под какой-то ритмичный звон, не имевший ничего общего с музыкой и напоминавший звуки, какие издает стеклянная посуда, разлетаясь вдребезги при ударе о стену.

Спрыгнув с платформы на рельсы, Дор очутилась среди танцующих. Чтобы узнать, кто из них действительно виртуальный персонаж, а кто фантом, она окинула их рассеянным взглядом, не фокусируя зрение. Большинство мгновенно преобразилось, их тела превратились в какую-то пористую, волокнистую массу, похожую на сахарную вату. Дор нашла, что для созданий, изготовленных из сахарной ваты, они неплохо смотрятся, и придирчиво оглядела свой наряд.

Шанти был облачен в длиннополый пурпурный балахон: красный цвет преобладал над фиолетовым. Похожая на бархат ткань с мелким ворсом на ощупь напоминала мелкозернистую наждачную бумагу, но только снаружи. Определить же, какова ткань изнутри — мягкая или грубая, — Дор не могла, поскольку ощущение одежды на теле было слабым. Хотя игровой костюм считался универсальным и гарантировал всю полноту чувственного восприятия, она не ощущала, например, как полы развеваются и хлопают по ногам при ходьбе. Видимо, чтобы испытать подобный эффект, нужен костюм, сделанный по специальному заказу. По крайней мере, утешает то, что не споткнешься, наступив на подол, рассудила Дор, прокладывая себе путь среди танцующих.

Выбравшись на свободный пятачок, Дор сверилась с картой, но нового маршрута не обнаружила. Зеленая звездочка по-прежнему светилась в той же точке, что и раньше. Или Боди Сатива сейчас находится на этой же станции, или карта безбожно врет.

Ее попытки привлечь внимание танцоров так и не увенчались успехом. Поначалу Дор казалось, что ей не отвечают из вредности, но потом поняла: они просто не видят ее. Происходящему могло быть только одно объяснение: внутри этого уровня существовал еще один, на который она перешла случайно, сама того не заметив. Уровень внутри уровня — мир внутри мира. Она попыталась понять, есть ли в этом какой-нибудь скрытый смысл, но после краткого размышления пришла к выводу, что цель может быть только одна: чем дольше заинтригованный игрок, забыв, во сколько ему обходится каждый виртуальный час, будет ломать голову над не имеющей решения загадкой, тем больше он заплатит в конце сеанса.

Ее взгляд остановился на гитаристе. Он сидел на том же месте, где она с ним рассталась, и продолжал самозабвенно играть на своем инструменте. Похоже, ему не мешал дребезжащий звон, под который дергались танцующие. Среди всей этой призрачной толпы он казался Дор самым реальным, поэтому она решила обратиться к нему и как следует обо всем расспросить. Но когда пробралась через толпу, оказалось, что взобраться обратно на платформу, край которой находился чуть ниже уровня ее глаз, совсем не просто. После нескольких ее безуспешных попыток подтянуться на руках, парень, не открывая глаз, произнес:

— Я прекрасно тебя вижу и слышу. Говори оттуда, где стоишь.

— Согласен. Скажи, если к тебе как следует присмотреться, ты тоже в кого-нибудь превратишься?

— Я способен стать кем угодно, но ты увидишь во мне только того, кого сможешь разглядеть. — Он улыбнулся и внезапно начал преображаться. Сначала перед ней возник стриженый толстощекий юнец, затем худощавый мужчина средних лет с длинными, прямыми пепельно-седыми волосами… Возвратив свой прежний облик, гитарист продолжил: — Если бы ты знал, сколь незначительны изменения в комбинации морфем при подобных превращениях…

— Возможно, — кивнула Дор. — Давай к делу: ты знаешь Боди Сативу?

— Знаком ли я с ней лично или только слышал о ней?

— Первое. — Дор помолчала, затем добавила: — Ты не знаешь, где она сейчас?

Гитарист откинул голову; его глаза по-прежнему были закрыты, а пальцы мягко перебирали струны — такие же тонкие, как нити паутины. Дор не слышала звуков гитары, но чувствовала их. Мелодия обволакивала ее и, проникнув в сознание, рассыпалась изящными искрами звуков.

— В бесконечной череде воплощений последний раз я был дельфином, — выдержав паузу, сообщил музыкант.

— Почему же ты изменил свой облик?

— Время от времени мы должны это делать. Меня удивляет вопрос — здесь все об этом знают. Кем ты был до того, как попал в этот мир?

— Детективом из отдела по расследованию убийств, — призналась она после секундной заминки.

— Теперь понятно, почему наш разговор напоминает допрос. — Он усмехнулся. — Перевоплощение — это не просто внешнее преображение. Меняя облик, ты меняешься и внутренне, становишься другим человеком… Словом, это как переход на новый, более высокий уровень. Если не меняться, жизнь останется пресной.

Золотые слова, подумала Дор и решила при случае послать своему бывшему мужу открытку с подобным напутствием.

— Хорошо сказано для дельфина, пожелавшего выбраться на сушу, чтобы поиграть на гитаре, — улыбнулась она.

Парень прекратил играть и извлек из резонаторного отверстия в гитаре какой-то предмет.

— Вот, возьми. — Он протянул Дор что-то вроде игральной карты.

— Хотя ты соображаешь почти так же туго, как и тот, кто был здесь в этом облике до тебя, но твое невежество не столь убийственно, как мне поначалу показалось.

— Как это понимать? — Дор взяла карточку.

— Мне кажется, что ты не совсем безнадежен и способен кое-что уразуметь.

На карточке был изображен восточный иероглиф. Однако, как Дор ни старалась, ей не удавалось рассмотреть его, поскольку очертания знака постоянно менялись.

— Что это? — спросила она.

— Карточка для такси, — объяснил он.

— При чем тут такси? Мы в метро!

— Сегодня поезда не ходят, или ты не заметил? — Музыкант рассмеялся.

— Мне нужно найти человека! Если верить карте, он сейчас здесь, на станции.

Гитарист покачал головой.

— Не совсем так. Карта лишь указала место, где находится локационная утилита, которая выдает справки о местонахождении того, кого ты разыскиваешь в Городе. Вообще-то, на каждой станции метро есть локационная утилита.

— И где же она? — подавив вздох разочарования, Дор окинула взглядом платформу.

— Не сомневайся, где-нибудь да отыщется. — Он пожал плечами и добавил: — Иногда это бывает совершенно неожиданно.

— Спасибо, ты здорово мне помог.

— С этой карточкой ты можешь взять такси; тебя отвезут в любую точку Города.

Дор посмотрела на кусочек пластика. За проезд она расплатится с его помощью, а чаевые? Может, сверх платы таксисту надо отдать монету? А может, она должна предложить ее гитаристу за подсказку? Она разжала кулак и посмотрела на серебряную монету, лежащую на ладони.

Парень перестал играть.

— Откуда она у тебя? — спросил он.

— Мне дали ее перед спуском на станцию. — Она сжала монетку в кулаке. — А что?

— Не думай, будто она останется у тебя навсегда. Здесь многое становится бесполезным — со временем. Как скоропортящийся товар, например, молоко или цветы.

— Или те, у кого перерезано горло, — добавила Дор.

— Нет, — гитарист улыбнулся. — Ты, должно быть, заметил, что подобная неприятность твоим планам не мешает. Хотя я не припомню, чтобы кто-нибудь начинал свою жизнь мертвым. Если хочешь быть мертвым, нужно умереть здесь — таков обычай.

— Где — здесь? На станции метро или вообще в виртуальном мире?

— Где-нибудь. Там, где ты найдешь смерть.

Парень любит напустить тумана, подумала Дор, тяжело вздохнув. Не слишком ли часто он стал повторять «там, где…»

— Как насчет монеты? Из твоих слов следует, что вскоре она может превратиться в безделушку, не имеющую никакой ценности?

— Монетой можно воспользоваться при определенных обстоятельствах, когда будут выполнены все условия. В этот миг она обретет силу. — Он помолчал и продолжил: — Но дело в том, что обстоятельства могут измениться внезапно.

— Верно подмечено, — пробормотала под нос Дор. — Я хочу найти локационную утилиту. Как это сделать?

— Просто спроси.

Дор нахмурилась.

— Кого?

— Меня.

— Хорошо. — Она с сомнением посмотрела на него. — Где я могу найти локационную утилиту?

— Я же сказал: задавай вопрос, — тихо ответил парень, перебирая пальцами струны.

— Но я уже… — Дор стала терять терпение. — Как мне найти… Нет, не то. Где я могу найти Боди Сативу?

— Возьми такси. Когда водитель спросит, куда тебя отвезти, отдай ему карточку. — Он указал подбородком на ее руку, не открывая глаз и продолжая играть.

Дор вновь бросила взгляд на иероглиф, который постоянно менял очертания, и поняла, что виртуальный мир с его загадками изрядно ей надоел.

— Ты уверен, что все получится? — устало спросила она.

— Не сомневайся, это прямая дорога к Боди Сативе.

— Что-то не верится.

— Почему? — спросил он.

— Мне показалось, что здесь нет прямых дорог.

— У тебя очень простое желание. Все, что от тебя требовалось, — в нужный момент оказаться в нужном месте и, естественно, в нужном облике. Элементарная задача.

— Ну да, элементарная, — невесело хмыкнула Дор, сопроводив слова кивком. — Мне бы сразу догадаться, что ты и есть локационная справочная утилита. Скажи, ведь это правда?

— Глупо отпираться, поскольку это очевидно. — Он радостно рассмеялся.

— Подумать только, мне надо было лишь задать вопрос!

— Невероятно просто, не правда ли? Желание очень простое — ты всего-навсего хочешь встретиться с другим игроком. Из этого можно заключить, что ты не Шанти Лав и даже не обычный игрок. Обычных игроков не интересуют столь очевидные вещи. Они устремились на поиски секретных подпрограмм, чтобы попасть в другой виртуальный мир, который придет на смену этому. Кое-кто даже ищет мифическую дверь, открыв которую, можно обрести виртуальное бессмертие. В подобных случаях моя задача усложняется, поскольку требуется не просто справка, а информация — не только удовлетворительная, но интригующая. Я играю на естественном любопытстве людей, на влечении ко всему загадочному и таинственному, на их сокровенных мечтах и тайных желаниях.

— Решая твои ответы-головоломки, они часами бродят в виртуальном мире, а потом платят за это бешеные деньги.

— Чем больше времени игроки проводят, создавая сложные, запутанные ситуации, тем интереснее становится сам Город.

— Почему бы тебе не раскрыть им глаза и не сказать правду? Зачем ты подстегиваешь их воображение и фантазию сказками о секретных подпрограммах, которые якобы имеют выход в постапокалиптический Токио или куда-то еще?

— Прежде всего, в мою задачу отнюдь не входит проявлять инициативу и давать советы тем, кто их не просит. И потом, это отнюдь не сказки. Я отвечаю только тогда, когда меня спрашивают, и только на те вопросы, на которые есть ответы. Существует ли на самом деле дверь в высший виртуальный мир или нет, я не знаю. У меня нет доказательств, что она есть, но я не могу утверждать обратное. Я всего лишь утилита. Мои создатели не позаботились о том, чтобы снабдить меня исчерпывающей информацией о моей вселенной, и я ничего не знаю о том, бесконечна она или нет.

— Потрясающе, я рассуждаю о философских проблемах с утилитой! — хмыкнула Дор. — А о секретных подпрограммах тебе тоже ничего не известно?

— Меня не посвящали в подобные тайны — по той простой причине, что программа сразу перестанет быть секретной после того, как я расскажу о ней игроку, который обратится ко мне с нужным вопросом.

— Хорошо, — задумчиво произнесла Дор. — Что ты вообще знаешь об этих программах?

— Только одно: время от времени появляется игрок, который утверждает, что нашел их.

— Как ты считаешь, они говорят правду или врут?

— Я не детектор лжи.

— Даже если бы ты им был, это ничего бы не изменило. Ты не способен отличить ложь от правды, поскольку в этом мире между ними нет никакой разницы.

Он ничего не ответил. Его пальцы бегали по струнам, глаза по-прежнему были закрыты, на лице застыло отрешенное выражение. Этакое олицетворение беспристрастности и объективности — виртуальная Фемида…

— Ты знал Шанти Лава? — спросила она, затем поспешила уточнить: — Я имею в виду того, кто был здесь в этом образе до меня?

— На самом деле я никого не знаю. Просто мне известны имена всех игроков.

Дор задумалась.

— Скажи, кто-нибудь обращался к тебе с просьбой найти Шанти в Городе?

— Я не помню.

— Почему?

— Я не храню эту информацию в памяти, она не представляет для меня ценности.

— Хочешь сказать, что не остается никакой записи, никакой информации о тех справках, которые ты когда-либо выдавал?

— Информация подобного рода остается доступной лишь до тех пор, пока игрок, запросивший ее, не выйдет из сеанса. Может, где-нибудь в системе такие записи все же сохраняются, но мне об этом ничего не известно. Послушай, если тебя это так интересует, запишись на специальные курсы. Ты узнаешь о виртуальном мире такие тонкости, которые даже мне не известны.

— Кто-то говорил, что не дает советов тем, кто их не просит, — язвительно заметила Дор.

— Разве это можно назвать советом?

Она улыбнулась:

— Действительно нельзя, ты прав. Спасибо за карточку для такси.

— Дор пошла по пути вдоль платформы, но внезапно остановилась и, обернувшись, спросила: — Где здесь можно поймать такси? Быстро и без проблем?

— Не знаю.

— Коротко и ясно. — Дор смиренно вздохнула. — Скажи хотя бы, есть ли они поблизости?

— Я не знаю. Такси — это не игрок.

Дор кивнула, расстроившись из-за того, что сама не догадалась об этом.

Глава 13

Она вышла из метро и оказалась в самом настоящем аду.

Если раньше на улице не было ни души, то сейчас по ней двигалась бесчинствующая толпа, круша и сметая все, что встречалось на пути. Люди бежали, отовсюду слышались крики, вопли, кого-то били палками, кого-то пинали ногами. Мебель, телевизоры и другие тяжелые предметы летели из окон, падали не только с крыш домов, но, казалось, даже с неба и, ударившись об асфальт, с грохотом разваливались на части.

Дор сообразила, что поразительные перемены, которые произошли с тихой, мирной улицей, можно объяснить тем, что на станции метро она перешла на другой уровень. Она не сомневалась, что и в парке Таймс-сквер, безлюдном и пустынном на предыдущем уровне, теперь тоже неспокойно.

Побоище становилось все ожесточеннее. Дор в отчаянии осмотрелась. Улизнуть незамеченной ей не удастся. Да и куда бежать, если весь виртуальный Нью-Йорк, охваченный яростным безумием, превратился в арену уличных боев?

Дор вздохнула. На самом деле надо не искать пути к отступлению, а просто выйти из игры — из виртуальной игры. Этот мир, бессмысленный и жестокий, не для нее. Дор явилась сюда, чтобы напасть на след преступника, но она никогда не сможет ни понять логику этого мира, ни проникнуться его духом. Более того, она чувствовала себя воровкой, присвоившей чужое лицо. Чем больше она об этом думала, тем острее становилось чувство вины, и она невольно сравнивала себя с гробокопателем, осквернившим могилу. Ей следовало разослать в компьютерной сети сообщения и надеяться, что рано или поздно на них откликнется или сама Боди Сатива, или кто-то из ее знакомых. Это было бы не в пример эффективнее, чем вылазка в виртуальный мир, но в ту пору задуманное представлялось ей в несколько ином свете. Теперь же, побывав в виртуальном царстве, Дор убедилась: этот мир не имеет ничего общего с реальной жизнью и, соответственно, со смертью. А раз так, то нет смысла оставаться здесь и искать связь между виртуальными убийствами персонажей и реальными убийствами игроков.

Возможно, смерть юноши — всего лишь случайное совпадение. Ее бывший муж не раз говорил, что статистика порождает закономерность. Если взять обширный статистический материал, то в нем всегда можно обнаружить какую-нибудь цепочку совпадений. Интересно, презрение, которое возникает к человеку после нескольких лет совместной жизни, тоже закономерное явление? — задалась вопросом Дор.

Над ее головой просвистела бутылка с зажигательной смесью, и раздался негромкий хлопок. Тут же по асфальту и стене стали расползаться огненные круги. Языки пламени лизали закопченный кирпич, обдавая лицо нестерпимым жаром; Дор, инстинктивно подняв руку, чтобы защитить глаза, развернулась и бросилась бежать по улице.

Внезапно ее ноги оторвались от земли, и она грохнулась спиной на асфальт. Только когда ее пронзила острая боль, она сообразила, что кто-то нанес ей чудовищной силы удар в грудь. Ее чуть не вывернуло наизнанку, поскольку боль была самая что ни на есть настоящая. Возможно, в темноте она налетела на одного из бегущих. Она никого не заметила, но программа, естественно, зафиксировала столкновение двух игроков.

Однако на этом ее злоключения не закончились. Дор увидела над собой ухмыляющиеся лица каких-то подонков и попыталась сесть, жадно ловя ртом воздух. Все происходящее казалось абсурдом. Дор не знала, какие еще гнусные ловушки были расставлены на этом уровне, но не сомневалась, что попала в самую жуткую передрягу, которая только есть в постапокалиптическом Нью-Йорке.

Не успела она раскрыть рот, чтобы вызвать книгу с иконками, как дюжие ублюдки подхватили ее под руки и, поставив на ноги, принялись с гоготом перекидывать друг другу, словно тюк с тряпьем. Это происходило с такой молниеносной быстротой, что Дор не могла ни перевести дыхание, ни рассмотреть своих мучителей.

От взрыва загорелся какой-то хлам, сваленный в кучу, и на улице стало светлее. Она увидела других членов банды — те не принимали участия в забаве. Кто-то из них казался человеком, кто-то — не совсем, но всем было в равной степени наплевать на ее страдания. Они стояли и равнодушно пялились то на бушующее пламя, то на нее.

Дор кусала губы, досадуя, что не додумалась заблаговременно заглянуть в свою умную книгу с подсказками и обзавестись универсальной палочкой-выручалочкой. Теперь же ей оставалось только проклинать себя за беспечность.

Звероподобные твари уже не просто отталкивали и отпихивали Дор, а остервенело и сосредоточенно молотили ее кулаками. Тело налилось нестерпимой болью и, казалось, превратилось в одну большую саднящую рану. Пожалуй, в таких условиях мало кто способен убедить себя в том, что бьют его «понарошку» и что испытываемая — якобы виртуальная — боль существует лишь в воображении. Не удалось этого сделать и Дор. Ощущения пугали своей правдоподобностью и наводили на мысль о том, что Томойоки Игучи определенно был мазохистом.

Ей всерьез начинало казаться, что все это происходит в действительности. Должно быть, точно так же и Шанти Лав, шагая по набережной вдоль реки, перестал различать, где кончается игра и начинается реальность, и осознал свою ошибку только тогда, когда виртуальная кровь, хлынувшая из его разорванного горла, смешалась с настоящей кровью. А ведь он не мог не знать, что за ним началась охота, но почему-то не предпринял никаких шагов, чтобы избежать смерти. Интересно, почему?..

Дор споткнулась о бордюр и полетела на тротуар. Тут же кто-то ударил ее ногой, а затем к ней потянулась чья-то мерзкая лапа. Она чудом увернулась и… выронила спасительную книгу с иконками. Упав на землю, та открылась на странице с изображением какого-то звероподобного существа, в котором, однако, было что-то от мультипликационного персонажа.

Дор не имела ни малейшего представления, что это — амулет или нечто другое, — но времени на раздумья не было. Она потянулась к упавшей книге, однако нападавшие успели раньше. С торжествующим воем они вырвали книгу, оставив в пальцах Дор лишь страницу с амулетом.

Слишком поздно она поняла, что с самого начала эти подонки охотились не за ней, а за каталогом. Для них он был настоящим сокровищем, поскольку таил в себе множество бесценных иконок.

Дор попыталась встать, но кто-то заехал ей тяжелым ботинком в живот, и она, согнувшись пополам, тяжело осела на тротуар. Затем какая-то тварь припала к земле, изогнула шею и заглянула ей в лицо. Дор сдавленно пискнула и отшатнулась, увидев безобразную морду монстра, произведенного на свет горгульей, на которую в момент временного помрачения рассудка позарился похотливый тролль.

— Эй, — прохрипел урод, — ты что, оглохла? Я же сказал — сидеть!

Содрогаясь от омерзения, Дор попятилась, но выродок продолжал надвигаться на нее, а следом потянулась вся его банда. Кто-то со злорадной ухмылкой потряс книгой, хвастаясь добытым трофеем.

У Дор осталась лишь одна страница — возможно, абсолютно бесполезная. И все же Дор сжимала ее так крепко, что заболели побелевшие костяшки пальцев, и эта боль была настоящей, а не виртуальной. Чудо-костюм с его чувствительными приборами, способными достоверно воспроизвести самые острые ощущения, не имел никакого отношения к тупой, разламывающей боли, которая постепенно распространилась вверх по ее руке и перекинулась на мышцы плеча и груди.

«Они хотят убить меня! Это не игра, они хотят убить меня на самом деле!» — промелькнула в мозгу Дор паническая мысль.

Ей действительно было жутко. По-настоящему жутко. Дор понятия не имела, что происходит сейчас в игровой кабинке салона. Что затевается против нее не внутри виртуального мира, куда погрузил ее компьютер, а там, в реальном мире? Почему ей не пришло в голову, что кто-то может пробраться в кабинку по вентиляционной трубе? Только сейчас она подумала, что у преступника мог быть сообщник. Например, Майлз Мэнк, озлобленный и затаивший обиду на весь мир, или Гвил Плешетт — вечно раздраженная, погруженная в фантастические, мечты, не чающая, как избавиться от смертельной скуки. Чем не идеальная пара сообщников? Взаимная ненависть, которую они якобы испытывали друг к другу, могла быть просто искусной игрой. Чтобы отвести от себя подозрение, они изображали кровных врагов, а на самом деле покрывали и поддерживали друг друга и в реальном, и в виртуальном мире.

Что ж, если ее предположения верны, надо готовиться к самому худшему.

Головорезы окружили Дор. Они хватали ее, толкали, отвешивали тумаки и заходились в гоготе всякий раз, когда она дергалась, как испуганный зверек. Широкие, свирепые и невероятно уродливые морды этих нелюдей были искажены злобой. Не существовало такого персонажа, с которого можно было бы списать столь жутких и беспощадных существ. Казалось, само Зло послужило своеобразной матрицей для их морфинговой программы. Какую темную душу, какое больное воображение надо иметь, чтобы развлекаться подобным образом? Таких психов, которые платили бы за это немалые деньги, еще поискать надо…

Таких ненормальных надо искать прежде всего среди служащих компьютерного салона, внезапно осенило Дор. Ведь им предоставляется значительная скидка при оплате времени сеанса. Но если кто-то из персонала действительно задумал ее убрать, то он наделен поистине незаурядным умом и отличается редкой наглостью. Далеко не каждый преступник, вместо того чтобы затаиться после совершенного злодеяния, решится тут же пойти на очередное убийство, тем более на убийство детектива, ведущего расследование.

Но ведь спланированное им новое убийство будет почти идеальным! Преступник рассчитал и предусмотрел буквально все, вплоть до последней мелочи. Он учел, что напарник Дор страдает клаустрофобией и поэтому не может внезапно вернуться в салон с его узкими коридорами и низкими потолками. Отсутствие Селестины и Дипьетро, которые должны были вернуться еще не скоро, давало убийце достаточно времени, чтобы уничтожить улики и — в случае необходимости — подчистить копии виртуального сеанса. В результате детектив Дор пополнит собою скорбный список погибших на виртуальном поле брани, а на следующий день про нее уже забудут. Нет, какое-то время о ней все же будут вспоминать… (Тут Дор всхлипнула, получив увесистую затрещину от какого-то урода.) Но выглядеть это будет примерно так:

— Ты слышал — детектива грохнули в салоне? Она вела расследование виртуального убийства; во время сеанса ее и прикончили.

— Слышал. Какой-нибудь псих и прикончил. Они все ненормальные.

— Точно. Говорят, где-то в Вашингтоне. Жизнь там ни в грош не ценится.

В лапе главаря — того самого страховидного тролля — появился нож с широким, сверкающим лезвием, тыльная сторона которого была превращена в подобие пилы. Утробно хохоча, он приближался к Дор, тыча ей в лицо страшным оружием. Логика подсказывала ей, что на самом деле бандит не сможет ее ранить, но, увы! — та часть мозга, которая отвечала за логические решения, была почти полностью парализована страхом, за исключением, быть может, нескольких клеток, и голос разума едва угадывался. Зато все ее естество, охваченное животным ужасом, не просто кричало, а вопило, свято веря, что раны будут самыми настоящими. Уже сейчас Дор могла поклясться, что на ее лице — не на лице Шанти, а на ее собственном — кровоточат порезы, нанесенные троллем. Пожалуй, если бы сейчас он вдруг решил закончить игру и разделаться с ней, одним ударом отрубив голову, которая и так едва держалась на остатках виртуальной плоти, то самовнушение, достигшее невероятной силы, сыграло бы с Дор смертельную шутку, заставив поверить, что голова на самом деле скатилась с ее плеч. Extremo ruptura, как сказала бы коронер.

Интересно, как бы повели себя те, кто отрицал силу самовнушения и посмеивался над какой-то там святой Фокусницей? До сих пор мало кто верил в чудесное появление стигматов на телах верующих, обвиняя их в шарлатанстве, но никто из них не испытал на себе силу веры. Дор страстно желала, чтобы и коронер, и все прочие, кто скептически относится к подобным явлениям, оказались бы сейчас на ее месте. Помог бы им их скепсис пережить этот кошмар?

Дор сжалась в ожидании последнего удара, но тут изрядно помятая страница каталога, которую она все еще держала в кулаке, превратилась в огромную когтистую лапу. Дор пронзительно завизжала, но лапа крепко схватила ее за руку и потащила вдоль улицы. Потом Дор вдруг почувствовала, как ее ноги отрываются от земли и она стремительно поднимается в воздух. В ушах засвистел ветер, сердце куда-то провалилось и слабо затрепетало в области желудка. Один раз в жизни ей уже довелось испытать подобные ощущения. Это случилось на «русских горках», они прокатились на них с бывшим мужем, будь он неладен…

Постапокалиптический Нью-Йорк остался внизу. Город раскинулся под черным, ночным небом, сияя разноцветными огнями — но не рекламных вывесок, а пожаров и вспышек взрывов. Испытывая тошноту, Дор оторвала взгляд от земли и стала искать глазами Луну. Вместо небесного ночного светила Дор увидела над собой жуткую, угловатую голову с длинным клювом, а по обе стороны — кожистые, перепончатые крылья.

Только теперь Дор поняла, что существо несет ее по воздуху, ухватив за плечи когтистыми лапами. Как ни странно, никаких неприятных ощущений она не испытывала. Должно быть, у него есть какие-то мягкие подушечки на лапах, решила она и сразу же об этом забыла, поскольку никакого более рационального объяснения, почему у нее не болят плечи, стиснутые крепкими, будто стальными, когтями, она найти не могла. Ее разум по-прежнему пребывал в подавленном состоянии, и голос здравого смысла, исходящий из той части мозга, что совсем недавно была размером с ядро атома, а сейчас стала чуть больше горошины, все так же едва угадывался. Дор не смогла бы объяснить и то, почему ей кажется, что они спокойно и плавно скользят в воздухе, и в то же время ее не покидает ощущение стремительного полета.

— Вообще-то, меня задумывали как обыкновенного птеродактиля, — заметило крылатое создание, обращаясь к Дор. — Однако мой разработчик чересчур увлекся.

— Хм, разве? — Дор удивилась тому спокойствию, с каким она это произнесла, но потом сообразила, что сейчас она — Шанти, а для него полет на птеродактиле был, наверное, делом обычным. — Ты кто, артефакт или сотрудник компании, который отвечает за экстренный выход из сеанса?

— Разве это не очевидно? — заметил птеродактиль с довольным смешком. — Ведь ты сам вызвал меня.

— Так это ты был на иконке?

— Тебе повезло. Я спасатель и вытаскиваю тебя из безвыходной ситуации. Забочусь, чтобы ты не плутал бесцельно в замкнутом контуре, платя деньги за время, которое можно было бы использовать с большей пользой. Тебе это хотелось узнать? Так вот, своим вопросом ты все испортил. Весь эффект, вся прелесть твоего приключения теперь пропали!

— Не вижу в этом особой трагедии, — пробормотала Дор. — А куда, собственно, мы летим?

— Маршрут указан на твоей карточке для такси. Скажи все-таки, почему ты сразу не вышел из сеанса, если эффектные сцены тебя не интересуют? Воспользовался бы программным выходом, чего проще!

— Мне хотелось посмотреть, чем все закончится.

— Болезнь всех игроков — во что бы то ни стало дойти до финала, — назидательно изрек птеродактиль. — Ты слышал анекдот: «Здесь отвратительно готовят и подают такие маленькие порции»?

— Что? — Дор озадаченно посмотрела на своего крылатого спасителя.

— Ладно, не бери в голову. Вот мы и прилетели. — Птеродактиль сложил крылья, погрузив ее в непроглядную темноту, и начал снижаться. Как только ее ноги коснулись земли, летучий ящер взмыл в небо, и Дор поняла, что очутилась на знакомой набережной Гудзона.

Глава 14

На берегу веселилась какая-то компания. Все пространство от парапета до кромки воды было заполнено людьми. Если прислушаться, то можно было бы разобрать, что они говорят, но слушать разговор, не зная его предмета, было неинтересно.

Дор села на парапет и стала думать, что ей делать дальше. Вновь пойти по набережной, повторить маршрут Шанти и посмотреть, что из этого выйдет? Она окинула взглядом улицу. На проезжей части и на обочинах по-прежнему пылали искореженные автомобили, но, как ни странно, они не выгорели дотла и не превратились в дымящиеся груды металлолома. Машины горели так же бойко и весело, и Дор невольно подумала, что в мире, где может произойти что угодно, на самом деле мало что происходит.

Дор перевела взгляд на компанию, устроившую вечеринку на берегу.

— Включить воспроизведение записи в полном режиме, — тихо приказала она.

Гвил Плешетт сейчас станет плохо, подумала Дор, наблюдая за тем, как в воздухе появилась туманная дымка. Сейчас маленькая администраторша, наверное, хватается за сердце и начинает возмущенно вопить. Повод для беспокойства у Гвил, понятно, весьма серьезный: кто будет платить по двойному тарифу за просмотр записи в виртуальном сеансе?

Может быть, менеджер действительно кричала на весь салон, но Дор в своем звуконепроницаемом шлеме ничего не слышала.

Хоть он и звуконепроницаемый, но дал изрядную течь, словно корабль, напоровшийся на рифы, подумала Дор, дотронувшись до раны на шее. В этот момент перед ней возник Щанти Лав. Он стоял на расстоянии вытянутой руки, и она видела его изумительно смуглую, атласную кожу и золотистые крапинки в красивых, сделанных на заказ глазах, в которых застыла тревога.

Шанти Лав двинулся вдоль набережной, начав свою роковую прогулку, а Дор пошла следом слева от него. Она была поражена тем, что ее виртуальное тело точь-в-точь повторяет движения рук и походку виртуального «я» Томойоки Игучи. Безусловно, Игучи не знал, что его персонаж скоро подвергнется нападению и погибнет, но Дор видела: Шанти охвачен недобрыми предчувствиями — он то и дело тревожно оглядывался. Когда она просматривала запись в кабинете Гвил, он не показался таким испуганным. Вероятно, это ускользнуло от ее внимания потому, что картинки на плоском экране с заданными редакторскими параметрами не шли ни в какое сравнение с живым действом, которое разворачивалось перед ней.

Воспроизведенное пространство накладывалось на существующее, окутывая его легким туманом, и участники вечеринки, словно по команде, повернулись к набережной, чтобы посмотреть на эксцентричную личность, которая бахвалится своим богатством. Подобное поведение считалось вызывающим даже для постапокалиптического Нью-Йорка — города, где история подошла к концу.

Дор усмехнулась. Ее бывший муж, возможно, был прав, когда утверждал, что она ни во что не верит, потому что ничего не уважает.

Несколько человек отделились от толпы на берегу и бросились догонять свои изображения, чтобы слиться с ними и на какой-то миг вернуться в прошлое. Дор не ожидала такого развития событий, но отказываться от первоначального плана было уже поздно. На парапет вскочила и выпрямилась во весь рост тварь, которая преследовала Шанти. Теперь ее очертания были не расплывчатыми, как раньше, а абсолютно четкими. Сейчас она была не намного безобразнее, чем Майлз Мэнк после полуторамесячного запоя.

В нескольких метрах от «Мэнка» появилась какая-то девица. Оседлав парапет, она принялась внимательно следить за его действиями. Многоцветная татуировка покрывала ее тело густым, причудливым узором. Дор была уверена, что не встречалась с ней в виртуальном мире, но что-то в ее манере держаться показалось ей знакомым. Развязная поза и цепкий взгляд, хищное выражение лица и легкий наклон головы — все выдавало в ней журналистку, гоняющуюся за сенсациями для какого-нибудь сетевого агентства вроде «Полис блоттер».

Была ли она той же самой корреспонденткой, что крутилась в игровом салоне, или представляла конкурирующую фирму, Дор не знала и, по правде говоря, не хотела знать.

Почувствовав на себе взгляд Дор, девица повернула голову и с улыбкой принялась ощупывать ее оценивающим взглядом. Узоры на теле журналистки пришли в движение, и Дор с изумлением обнаружила, что они живые. Разноцветные линии беспрестанно двигались, свиваясь и сливаясь в новые, еще более замысловатые рисунки, и Дор невольно задумалась, что бы это могло значить.

Еще не зная, запугать ли ей узорчатую журналистку или просто попросить ее убраться, пообещав эксклюзивное интервью со всеми — как с живыми, так и мертвыми — участниками расследования, Дор решительно направилась к парапету, чтобы помешать ей вести прямой репортаж. В ту же секунду Шанти неожиданно шагнул назад, их пути пересеклись, и она почувствовала, как видеоизображение втянуло ее в себя.

Когда произошло слияние двух образов Шанти в один, пространство вокруг Дор мгновенно раздалось во все стороны. Предметы превратились в размытые пятна, но вскоре постепенно обрели прежние очертания. Шанти — и Дор внутри него — шел по песчаному берегу. Краем глаза она заметила, что Мэнк, обросший щетиной и косматый, спрыгнул с парапета, и в ту же минуту почувствовала, как ноги сами понесли ее вперед, когда Шанти, увязая в песке, бросился бежать. Развязка приближалась, и Дор попыталась вырваться из плена. Сперва ей казалось, что у нее это получится, но воспроизводимое изображение Шанти вновь и вновь втягивало ее в себя, стоило ей хоть немного выдвинуть вперед руку или ногу. Видимо, в системе произошел сбой, который привел к слиянию записи и программы.

Дор очень хотелось верить, что это действительно техническая неисправность, а не ловушка, которую устроило для нее жирное существо, пыхтящее у нее за спиной — или его тайный сообщник.

Сердце неистово стучало в груди Дор, когда она из последних сил карабкалась по каменным ступенькам, ведущим на набережную. Со странной отрешенностью она подумала, что у большинства нормальных людей сердце не выдержало бы, даже если бы они просто представили себя в подобной ситуации, требующей огромного напряжения, не говоря уже о том, чтобы испытать подобные нагрузки в действительности.

Наверху Дор предприняла еще одну отчаянную попытку высвободиться из изображения, заточившего ее, но ощутила сильнейшее сопротивление. Ее движения, мысли и воля были парализованы — словно оказались скованы мощным силовым полем. Мир внутри мира; уровень внутри уровня; парень выдает себя за японца, затем преображается в андрогина и называет себя Шанти Лавом; полицейская преображается в андрогина Шанти и выдает себя… За кого она себя выдает? Кто она?

Дор споткнулась. Казалось, прежде чем она упала на землю, прошла целая вечность. Грохнувшись об асфальт, она застонала от боли и рванулась, силясь вскочить на ноги, но Мэнк уже навалился на нее своей необъятной тушей. Она даже не успела позвать на помощь, а он уже запрокинул ей голову здоровенной лапищей. В другой его руке сверкнул клинок, а у Дор не было под рукой ничего, что могло бы ее спасти: ни оружия, ни каталога, ни справочных файлов — абсолютно ничего.

Что-то обожгло ей ладонь. Дор скосила глаза на руку Шанти Лава, в плену которого находилась, и ее сердце радостно екнуло. У нее есть то, чего не было у Шанти. Артефакт, который не позволит случиться тому, что уже произошло. «Он изменит прошлое. — Эта мысль сверкнула в ее голове, как молния, как последняя надежда. — По крайней мере, должен изменить…»

Ей надо лишь подбросить монету и угадать, что выпадет.

«Как ты определишь, где «орел», а где «решка», если на одной стороне символ бесконечности, а на другой Уроборос?»

Нет времени на решение загадки. Лезвие ножа уже коснулось ее горла, и Дор вскинула руку, преодолевая силу, которая удерживала ее внутри изображения Шанти, и, запустив монетку в ночное небо, произнесла…

Слово, которое слетело с ее губ, было совсем иным, не тем, которое она хотела услышать, но в тот момент Дор не могла знать, какое будет истинным, а какое — ложным, как не могла знать, что же на самом деле она произнесла.

Но что бы это ни было — слово ли, связующее альфу и омегу, тайное ли имя Уробороса или одно из бесконечного множества имен Бога, — Дор произнесла его в тот момент, когда монета, крутясь в воздухе, возносилась к небу. Круг замкнулся. Знание, не доступное ей прежде, пришло в тот миг, когда были выполнены все условия и монета обрела силу.

Нож не причинил ей боли. Лезвие все еще стремительно опускалось, но Дор так же стремительно удалялась от него, проваливаясь в разверзнувшуюся под ней бездну.

Глава 15

Она была совершенно сбита с толку, хотя и понимала: происходит что-то весьма необычное и странное — или она внезапно вышла за пространственные пределы уровня, или сам уровень внезапно сместился в пространстве и начал удаляться, а она осталась на прежнем месте. Происходящее не имело объяснения. Дор лишь чувствовала, что перемещается в пространстве с нарастающим ускорением, но это не было похоже ни на полет, ни на падение, зато подозрительно напоминало умопомешательство. Может быть, она сошла с ума, испугалась Дор… Но если бы она действительно потеряла рассудок, то, скорее всего, не испытывала бы сейчас ледяного страха, сковавшего тело.

Она попыталась свернуться, словно ребенок в утробе, но сделать это оказалось непросто. Руки и ноги были на месте, но в то же время их как будто отняли. Пока Дор разбиралась со своими конечностями, невесомое тело вновь наполнилось тяжестью, и она обнаружила себя в старинном кожаном кресле за огромным круглым столом. Напротив сидела красивая смуглая женщина. Ее длинные черные волосы, откинутые со лба и струящиеся по плечам, напоминали львиную гриву.

— Я знаю — ты искала меня. — Женщина обладала удивительным голосом. Он был расчленен на объемные звуки разной тональности и в то же время звучал невероятно чисто. Дор казалось, что он существует сам по себе и повсюду, в том числе и в ее сознании.

Она ответила кивком, но не сразу, а спустя какое-то время. Сколько секунд или минут у нее ушло на то, чтобы изобразить обычный кивок, Дор не знала, но пауза, видимо, длилась долго, очень долго. Впрочем, Боди Сатива этого даже не заметила, а может быть, здесь просто никто никогда не спешил, и любое событие длилось ровно столько, сколько ему было отмерено.

— Происходит то, что происходит. Иногда вмешательство бывает совершенно недопустимо из-за возможных последствий воздействия, которое выбрано… неправильно. Вот почему важно отыскать путь. Найти связь. Разыскать связующее звено — дорогу, мост, тоннель или что-то другое.

Боди Сатива произнесла иные слова, но именно так услышала ее Дор. Затем Боди Сатива протянула руки над столом ладонями вверх, и через какое-то неизмеримое время Дор увидела, что столешница засветилась, превращаясь в экран или телескоп, а может быть, став и тем, и другим одновременно.

Пребывая в лапах птеродактиля-спасателя, Дор наблюдала постапокалиптический Нью-Йорк с высоты птичьего полета, таким же она видела его и сейчас, но стоило ей задержать взгляд на какой-нибудь точке, как масштаб объемного изображения изменялся так, что становилась видна каждая песчинка. Город… Это был все тот же одурманенный эфиром больной, только вместо операционного стола он лежал на пиршественном блюде. Трапеза и собравшиеся вокруг гости… все зависело только от того, на какой стороне окажешься ты.

— Смотри глубже.

Дор показалось, будто она раздвоилась. Она где-то слышала или читала, что иногда человек может видеть себя как бы со стороны. При других обстоятельствах Дор непременно задалась бы вопросом, как такое возможно, но сейчас она даже не удивилась. Город рос, надвигался, по мере того как приближалась к нему отправившаяся в путешествие частица ее сознания. Узкие полоски улиц превратились в зияющие провалы-каньоны, обрамленные похожими на утесы зданиями с окнами из зеркального стекла, с фасадами, украшенными каменными изваяниями, с затейливыми фронтонами, шпилями и колоннами, стены которых, сложенные некогда из отполированного камня, были черны от копоти, покрыты щербинами от пуль и осколков и испещрены непристойными надписями. Пляшущие языки пламени, охватившие исковерканные остовы машин, тянулись к небу, образуя странные огненные фигуры, которые ежесекундно меняли свои очертания. Повсюду Дор видела иконки и значки, большей частью ей не знакомые; иногда встречались символы, иногда — иероглифы.

«Игучи, я нашла их! Вот они, те самые тайные места, которые, как говорят, доступны только японцам. Может, я не заметила, как сама стала японкой? В следующий раз займусь поисками дверей в виртуальное бессмертие!»

Словно в ответ на ее мысли, впереди показалась какая-то дверь, и Дор стремительно понеслась к ней. Когда столкновение казалось неизбежным, дверь распахнулась, пропуская ее внутрь. На мгновение Дор окутал мрак, но почти сразу она поняла, что находится в полутемной комнате — центр ее занят креслом, где сидит человек в игровом шлеме. Он пристегнут ремнями, но они, скорее, поддерживают его, нисколько не ограничивая свободы движений.

Человек медленно поднял голову в шлеме…

«Как все просто. Слишком просто, хотя и странно, — подумала Дор. — А с другой стороны, ведь это всего лишь сказка!..»

Ее нервы превратились в натянутые струны. Сказка это или нет, Дор пока не знала, ей ясно было только одно: она пока не готова понять. Может быть, она еще недостаточно японка?

Стоило ей подумать об этом, как перед глазами все замелькало, словно при обратном воспроизведении записи, а еще через секунду Дор уже сидела за столом напротив Боди Сативы, которая теперь превратилась в юную девушку.

Боди Сатива с улыбкой смотрела на Дор.

— У тебя есть монета. Когда ты поймешь, что готова вернуться, произнеси слово.

Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем Дор смогла сказать:

— Погоди!.. — При звуке своего голоса она невольно поморщилась. Иначе как лягушачьим кваканьем такой голос не назовешь. — Кто-то убил…

— Да, кто-то убил. Когда ты будешь готова все узнать, то произнеси слово.

…Дор лежала на набережной. Шанти Лав торопливо уходил прочь, зажимая ладонью распоротое горло. Когда он оглянулся, Дор увидела его лицо — опухшее от пьянства, одутловатое и небритое лицо Майлза Мэнка.

— Все, конец, — прошептала Дор, привыкая к своему голосу. — Выход. Конец сеанса!

Казалось, прошла вечность, прежде чем Дор почувствовала, как жесткий асфальт, на котором она лежала, превратился в мягкую, упругую спинку кресла. Медленно, стараясь избегать резких движений, она освободила застежки-зажимы на шлеме и удивилась, когда кто-то помог ей снять его.

Однако еще больше удивилась Дор, увидев рядом с собой Тальяферро со шлемом в руках. Это было, пожалуй, самое невероятное из всего, с чем ей довелось сегодня столкнуться.

Поймав ее изумленный взгляд, Тальяферро сунул руку в карман и извлек оттуда белый пластиковый ингалятор.

— Вот, называется «Антиклаустрофоб». Здорово помогает. Я теперь могу горы свернуть.

— Что ж, это достойный девиз… — прошептала Дор и вновь поморщилась, услышав свой абсолютно бесцветный, невыразительный голос. Она оглянулась, но в комнате, кроме нее и ее напарника, больше никого не было.

— Ну как, удалось что-нибудь узнать? — В голосе Тальяферро неожиданно зазвучали нетерпеливые, почти начальственные нотки. Должно быть, это побочный эффект, который оказывает препарат, решила Дор, сделав вид, будто ничего не заметила.

— О, да. — Освободившись от ремней, она подошла к стене, на которой примерно на уровне ее глаз находился небольшой рычаг. Дор ударила по нему ребром ладони — из ниши в стене откинулся шезлонг. Его быстрое — вперед и вниз — движение неожиданно напомнило Дор, как дразнят друг друга дети, показывая язык и приговаривая: «Ня-ня-ня».

— На самом деле все очень просто, — усталым голосом начала Дор.

— Селестина и Дипьетро, как всегда, прошляпили важную деталь. Убийца прятался в этой нише. Он дождался момента, когда Игучи настолько увлекся игрой, что забыл обо всем на свете, вышел из своего укрытия и перерезал ему горло. — Она снова нажала на рычаг. Ня-ня-ня — шезлонг сложился и убрался в стену.

Тальяферро недоверчиво посмотрел на нее:

— Ты уверена?

— Да. — Дор кивнула. — Абсолютно. «Бритва Оккама» — вот что я упустила из виду. Самое простое объяснение часто является единственно правильным.

— У тебя есть какие-нибудь предположения насчет того, кто мог прятаться в нише?

Какую-то долю секунды Дор колебалась. Это мгновение показалось ей неимоверно долгим, но Тальяферро ничего не заметил. Впрочем, он ведь не был Боди Сативой. Лишь та была способна понять, как краткий миг превращается в вечность, и терпеливо дожидаться ответа.

— Да. Это был Мэнк. Он злопамятен, к тому же у него не все в порядке с психикой. Мэнк рассчитывал стать менеджером, но взяли другого, и он затаил обиду. Как сотрудник компании, он получал большую скидку на виртуальные сеансы. Пользуясь этим, Мэнк стал проводить в постапокалиптическом Нью-Йорке все свое свободное время. Я сама побывала там и могу засвидетельствовать, что такие игры не для людей со слабой психикой. Поначалу Мэнк убивал только там, но затем, войдя во вкус, стал разделываться со своими виртуальными жертвами и в реальном мире. Он превратился в маньяка-убийцу.

— Ты говоришь с такой уверенностью, словно все это видела собственными глазами. — Тальяферро с сомнением покачал головой.

— Если бы ты отправился туда вместе со мной, то не сомневался бы… В виртуальном мире полным-полно самых разных артефактов, там ты можешь выбрать себе практически любое оружие. Затем тебя подробно проинструктируют насчет того, кого, когда и каким способом удобнее отправить на тот свет. Мэнк прошел этот курс. Его необходимо срочно задержать. Боюсь только, в «Полис блоттер» уже что-то пронюхали и в ближайшее время дадут в Сеть свежие новости. Мне кажется, в виртуальном Нью-Йорке за мной шпионила журналистка.

Тальяферро что-то проворчал себе под нос, вдохнул лошадиную дозу препарата и опустил ингалятор в карман.

— Понятно, — кивнул он. — Значит, вот оно как…

— Да, именно так.

— Понятно, — повторил он и, помолчав, добавил: — Я позабочусь, чтобы тебе принесли одежду.

— Спасибо. — Кого она благодарила, было не совсем понятно, поскольку Тальяферро уже не слышал ее слов. Он пулей вылетел из кабинки и помчался по коридору, несомненно торопясь поскорее оказаться на открытом месте. Похоже, что бы там ни утверждал ее напарник, ингалятор оказался довольно слабым подспорьем. Что ж, в конце концов, все на свете имеет вполне определенные свойства, которые почти невозможно изменить. То есть буквально все — человек ли, вещь или «бритва Оккама»…

Вспомнив о бритве, Дор подумала, что в семи предыдущих убийствах у Мэнка, несомненно, было другое оружие. Надо отдать ему должное, со сверкающим лезвием в руке он выглядел по-настоящему жутко. На такого посмотришь, и кровь стынет в жилах. Да, он действительно был хорош… чересчур хорош, поскольку немного перестарался с виртуальным образом. Хотя Мэнк знал, что образ его изобличает, он не побоялся появляться в нем в виртуальном мире и совершать убийства. Его «эго» не позволило ему взять себе другое лицо — он взял свое. Хотя, быть может, подобная практика в виртуальном мире не редкость?..

Разве можно чему-то удивляться в том мире, подумала она. В сказочной стране грез, в виртуальном раю, где у тебя есть все, что и в реальном мире — в том числе смерть.

Страна, где все можно и все возможно, а раз так… Мэнк очень изворотлив, и если власти не смогут доказать его вину, тут уж ничего не поделаешь, вот только в другом мире его будет ждать сюрприз, и сюрприз не из приятных. Он больше не сможет распоряжаться чужими жизнями и на собственной шкуре испытает все прелести страны, где все можно и все возможно. Я не прощаюсь, Мэнк, а говорю до свиданья. До встречи, Мэнк. Мы увидимся… хм, так когда мы увидимся?

Дор мысленно представила серебряную монету, вращающуюся в воздухе, с символом бесконечности на одной стороне и Уроборосом на другой. Может, это случится тогда, когда мы будем готовы узнать, что нам выпадет на самом деле — «орел» или «решка»?


Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН

КОРОЛЕВА ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ КОРОНЫ

«Королева киберпанка» — таким высоким титулом наградила американскую писательницу Пат Кадиган влиятельная британская газета «The Guardian». Однако нельзя сказать, что самой обладательнице короны он по душе.


В интервью, данном в 1966 году другому известному британскому изданию, лондонскому журналу «The Observer», Кадиган резко, совсем не по-английски заметила: «Когда мой рассказ появился в культовой киберпанковой антологии «Очки-зеркалки», собранной Брюсом Стерлингом, большинство читателей априори решило, что я мужчина. Потому что в антологии не было других авторов-женщин. Потому что вообще не могло быть женщин, пишущих киберпанк! Потом, когда выяснилось, что Пат — это сокращенное от Патриции, по моему поводу неоднократно проходились фэны, продолжавшие утверждать, что этого просто не может быть. Моя реакция была, впрочем, адекватной: «А вот я такая, можете поцеловать меня в зад!»… Я никогда не старалась подделываться под киберпанк или под феминизм. Если кто-то находит в моих произведениях и те, и другие мотивы, я соглашусь: да, они присутствует. Но если вы не снимите с моих книг эти и прочие наклейки, то заметно обедните и исказите то, что я стараюсь делать в литературе».

Патриция Кадиган родилась в 1953 году в городе Скенектеди (штат Нью-Йорк). Затем семья переехала в соседний штат Массачусетс, где в скучном промышленном городке Финчбург прошли детство и юность будущей писательницы. После окончания католической школы для девочек (родители были бедны, а в религиозных школах образование давали добротное и бесплатное) Пат на полученную за школьные успехи стипендию поступила в Университет штата Массачусетс в Амхерсте. Там она начала учиться на театроведа, но вскоре перевелась в Университет штата Канзас в Лоуренсе, который и закончила с дипломом по странной специальности — general studies (буквально: «исследователь широкого профиля»). Сама Кадиган иронично расшифровывает ее как «специа-лист-в-гуманитарной-науке-пока-не-выбрала-в-какой»!

Типичный город американского Среднего Запада, Лоуренс, был знаменит тем, что в нем жил один из гуру современного киберпанка и в некоторой степени сам писатель-фантаст — Уильям Берроуз. А в новой альма-матер Кадиган преподавал известный литературовед, специалист в области НФ, профессор (и безусловный писатель-фантаст) Джеймс Ганн. Не мудрено, что молодая студентка, увлекавшаяся фантастикой, с интересом посещала его лекции…

После окончания университета Кадиган зарабатывала тем, что читала вслух книги на местной радиостанции для слепых, а также редактировала и сочиняла поздравительные открытки для известной по всей Америке «подарочной» фирмы «Hallmark». «Это приучило меня к дисциплине, — вспоминала Кадиган.

— Представьте: вы должны написать оригинальное поздравление на День Труда! Никто никогда никого еще не поздравлял с Днем Труда! Придумать такое можно только под дулом пистолета, приставленного к виску…

Но — надо, и в конце вы рожаете нечто свежее и оригинальное».

А с 1987 года, когда вышел ее первый роман, Пат Кадиган не занималась ничем, кроме литературы. Но еще до этого она успела прославиться как мастер малой формы, начав, по собственному утверждению, писать в духе киберпанка, когда о таком термине никто и не слыхивал!

Дебютом писательницы стал рассказ «Смерть от облучения» (1978), опубликованный в так называемом semiprozine — то есть полулюбительском, полупрофессиональном журнале «Shayol», который тогда еще просто фэн Пат Кадиган издавала вместе со своим вторым мужем. И за последующую без малого четверть века вышло более полусотни рассказов и повестей, многие из которых составили сборники «Образцы» (1989), «Дом на море» (1992) и «Грязная работа» (1993).

С самого начала литературной карьеры Кадиган удачно вырулила на привычную и самую свою любимую «площадку», где происходит действие большинства ее произведений. Это близкое киберпанковое будущее с его «высокотехнологичной преступностью», глобальными Сетями и сетевыми же мышлением и культурой, с виртуальной реальностью, неотличимой от естественной… Однако, в отличие от многих авторов киберпанка, писательницу интересуют не столько новейшие технологические игрушки или описания кайфа от серфинга в виртуальной реальности, сколько те поистине глубинные изменения, которые эта новая реальность несет человеческой личности, психике, сознанию.

Как никто другой, Кадиган буквально заворожена их очевидной «разъятостью», дезорганизацией, фрагментацией. Эта тревога по поводу дальнейшей трансформации личности, «рассыпающейся» на глазах, сдаваемой внаем и беспардонно воруемой «ментальными» хакерами, ощутимо присутствует в романах Кадиган.

Как писал английский критик Джон Клют, «подобно киберпанковым романам Уильяма Гибсона — и в отличие от многих произведений Брюса Стерлинга, — романы Кадиган не дают оснований для особого оптимизма по поводу того, что многочисленные технологические чудеса изменят к лучшему сверхурбанизированный мир, подавляющий личность, опутывающий ее электронными сетями и раскалывающий на конфликтующие между собой фрагменты. Однако в тексте содержатся намеки на то, что долго такое состояние не продлится, и созданная система начнет давать сбои из-за собственной внутренней несбалансированности… Как бы там ни было, пепел надвигающегося на всех нас будущего стучит в сердце Пат Кадиган».

Первый ее роман, «Проигрыватели Сознаний» (1987), представляет собой несколько механическое объединение под одной обложкой цикла рассказов, в которых действует одна героиня. Проигрыватели Сознаний (в оригинале буквально «мыслеплейеры») — это психотерапевты недалекого будущего; с помощью специальной аппаратуры они могут непосредственно «входить» в сознание пациентов и гулять по ментальным ландшафтам, как современные «киберсерферы» — по ландшафтам виртуальной реальности. Героиня в поисках новых возбуждающих ощущений получает от подруги запрещенную «психокепку» — особый шлем, позволяющий (якобы без вредных последствий) временно испытывать чужие психотические состояния. Однако дальше начинаются неприятности — психоз не «отстает», и героиня оказывается перед выбором: либо отправиться в тюрьму за пользование «психокепкой», либо самостоятельно избавиться от недуга, а для этого выучиться на Проигрывателя Сознаний…

Идею присутствия в снах и психике пациента, как помнят читатели научной фантастики, еще за 20 лет до Кадиган глубоко проанализировал Роджер Желязны в «Повелителе снов», а чуть позже к этой теме обратилась и Урсула Ле Гуин в «Оселке небес» (где вторжение в чужое сознание оказывалось чревато изменением окружающей реальности). И хотя Кадиган добавила колоритных штрихов, в целом она сказала не так уж много нового по сравнению с корифеями современной «мягкой» science fiction.

Роман оказался самым легким (в смысле чтения) в творчестве писательницы, можно даже сказать — проходным. Во всяком случае он заметно уступал ее к тому времени опубликованным повестям и рассказам.

Зато в следующем, название которого можно перевести как «Синтеры» (1989), Кадиган заявила о себе в полный голос. Роман принес ей Премию имени Артура Кларка, став одним из событий американской фантастики конца 1980-х и во многом определив ее развитие на следующее десятилетие.

Синтерами называют себя синтезаторы реальности в Лос-Анджелесе недалекого будущего. Иначе говоря, это компьютерные хакеры, «мыслепираты», крадущие образы, фрагменты сознания других людей, после чего добытый «хабар» выбрасывается на черный рынок. Но и сами воры платят дорогую цену за свой нелегальный бизнес: они теряют свободу, становясь своего рода виртуальными наркоманами. А в недрах этой сетевой цивилизации уже зародился своего рода искусственный интеллект — вполне возможно, мутировавший из компьютерного вируса. Пораженные «интерфейсным заболеванием» люди в буквальном смысле начинают умирать от того, что беспрерывно глазеют на монитор!

Что касается третьего романа Кадиган, «Дураки» (1992), также принесшего ей Премию имени Артура Кларка, то ряд критиков вообще назвал эту книгу «парадигмой киберпанка».

Читатель вновь приглашен в мир, где можно загрузить и контрабандно скачать (в смысле, знакомом каждому пользователю компьютера) человеческое сознание — целиком или по частям. Здесь существуют даже специальные актеры, зарабатывающие тем, что проигрывают чужие мысли, образы и эмоции, а также «ментальные воры» этих самых фрагментов сознания. И здесь в одном теле могут сносно сосуществовать или же вести постоянные ментальные склоки, порой перерастающие в войны, целых три личности: тайного полицейского агента, «memory junkie» (на слэнге это значит следующее: «наркоман, для которого «дозой» становится время, проведенное в чужой памяти») и, наконец, главной героини Марвы — ментальной актрисы, неожиданно и насильно получившей «роль», которую она не просила…

В третьем романе Кадиган личности киберпанкового будущего уже не просто разъединены и фрагментированы, но в буквальном смысле превратились в «арендуемые помещения», обитатели которых все время бранятся, как жители приснопамятных коммуналок! Поначалу этот многослойный психологический пирог представляет собой чтение, мягко говоря, непростое. Однако чем больше погружаешься в словесную ткань романа, вскрывая слой за слоем, тем привычнее становится мир Кадиган, тем больше он завораживает и убеждает.

Почти так же, как и описываемая автором виртуальная реальность…

После третьего романа последовал неожиданный творческий перерыв на несколько лет. Обусловили его обстоятельства, в основном, внелитературные: тяжелый и финансово опустошительный развод, необходимость в одиночку растить и воспитывать сына, перенесенная операция.

Последний роман Кадиган, «Чай из пустой чашки» (1998), в первоначальном в варианте — «Бунраку» (от названия национального японского кукольного театра), ждали и критики, и читатели. Это история японской[12] диаспоры, рассеянной по свету после того, как их родина была окончательно разрушена землетрясениями. Диаспоры не только географической, но и виртуальной: среди желтокожих завсегдатаев Искусственной Реальности ходят легенды, что за всеми этими высокотехнологичными, а по сути, эскапистскими, электронными фантазиями скрыт еще один, тайный слой, содержащий проект возрождения новой Японии…

В 1996 году Кадиган, весьма далекая от конвейерной американской массовой беллетристики и американской же безоглядной веры в «хай-тех панацею», переехала в северный пригород Лондона. Там писательница проживает по сей день вместе с третьим мужем, Крисом Фаулером, и котом Калгари. Преподает «киберкультуру» в расположенном неподалеку университете города Варвика, активно участвует в разнообразных конференциях — как в онлайновом режиме, так и вживую. И, разумеется, пишет.


Вл. ГАКОВ

________________________________________________________________________

БИБЛИОГРАФИЯ ПАТ КАДИГАН

(Книжные издания)


1. «Проигрыватели Сознании» (Mindplayers, 1987)

2. Сб. «Образцы» (Patterns, 1.989).

3 «Синтеры» (Synners. 1991).

4. В соавторстве с Парен Джой Фаулер и Пат Мерфи — Сб. «Письма из дома» (Letters from Ноте, 1991).

5. «Дураки» (Fools, 1992)

в. Сб. «Дом на море» (Home by the Sea, 1992).

7. Сб. «Грязная работа» (Dirty Work, 1993).

8. «Чай из пустой чашки» (Tea from an Empty Cup, 1998).

9. «Аватара» (Avatar, 1999).

10. «Земля Обетованная» (Promised Land, 1999).

Грегори Бенфорд
ТАНЕЦ ДЛЯ ШИВЫ

Первый земной пилотируемый звездолет «Искатель», словно блестящая металлическая луна, плыл в круговращении странных миров. Система Центавра — тройная звезда. Самая слабая, крохотная искорка, собачкой увязавшаяся за двумя большими звездами в настоящий миг вечного танца бриллиантовым мотыльком упорхнула в сторону Солнца и, отлетев от обоих ярких светил, сделалась самой близкой к Солнцу звездой: Проксимой.[13]

Облик системы Центавра определили две яркие желтые звезды. Носящие прозаические имена Альфа и Бета, они скользили друг вокруг друга, не замечая далекую Проксиму.

Джон, астроном «Искателя», замерял параметры светил, освежая сидящие в глубинах памяти цифры. Вершина карьеры уже маячила перед ним. Джон был сразу и смущен, и взволнован; к этим чувствам примешивалась тоненькая нотка страха.

Эксцентриситет орбиты звезды В, обращавшейся вокруг своего близнеца, составлял 0,52, а большая ось этого эллипса имела длину 23,2 астрономической единицы. Это означало, что даже при самом тесном сближении Альфа и Бета окажутся друг от друга дальше, чем Сатурн от Солнца.

Горевшая ослепительным бело-желтым огнем Альфа — светило потяжелее Солнца в 1,08 раза — относилась к спектральному классу G. Желтизна блеска ее спутницы, Беты, звезды класса К, отливала ржавчиной, — она была легче Солнца в 0,88 раза. Бета совершала оборот вокруг Альфы за 80 лет. Обеим уже перевалило за 4,8 миллиарда лет, значит, постарше нашего Солнца. Многообещающая подробность.

Именно рожденные Альфой дети-планеты заставили людей послать сюда экспедицию. С Луны единственная подобная Земле планета казалась ничтожной искоркой и была сперва обнаружена по линии поглощения кислорода в спектре звезды. Лучший километровый интерферометрический телескоп, длинный стержень с чашами-глазами, вглядывающимися в пространство между Альфой и Бетой, сумел разглядеть лишь расплывчатое пятно. Тем не менее изображения этого вполне хватило, чтобы пробудить интерес.

Новая Земля? Джон разглядывал ее затянутое облаками великолепие. Экспедиция продвигалась вперед, изучая небесный ньютонианский танец двух солнц в бальном зале миров. Проксима находилась так далеко, что ее нельзя было даже считать дамой, оставшейся без кавалера.

Капитан окрестил новую планету Шивой. Окутанный испарениями облачный шар жался поближе к горячему бело-желтому очагу Альфы. Бурлящая обещаниями планета манила Джона к себе все годы полета.

Похожа на Венеру, только состав атмосферы не тот, подумал он. Создаваемые обеими звездами сложные приливы массировали недра Шивы, вздымая волнами кору. Посланные Джоном широкочастотные зонды доставили массу информации, но как вписать эти данные в картину мира? Первым из астрономов он пытался применить выработанные за века теории к реальной планете.

Шива оказался богаче Земли на сушу — океаны занимали лишь 40 процентов его поверхности. Воздух богат азотом, красноречивы и 18 процентов водорода вместе со следами двуокиси углерода… Удивительное сходство с Землей. С человеческой точки зрения, на Шиве было жарковато, но все-таки не чересчур; венерианский оранжерейный эффект здесь почему-то отсутствовал. Как же Шиве удалось избежать такой участи?

Уже давно телескопы, расположенные на Луне, обнаружили один замечательный факт: здешняя атмосфера была далека от химического равновесия. Биологическая теория видела в этом факте несомненный росчерк жизни. И в самом деле, уже первое проведенное экспедицией картографирование обнаружило пышную зелень, покрывающую два далеко отстоящих друг от друга обитаемых пояса, начинающихся в 30 градусах широты от экватора.

Очевидным образом сложное приливное воздействие звезд Центавра изменило первоначальный наклон оси Шивы. Настойчивое их притяжение успело с точностью до градуса согласовать вращение планеты с ее орбитальным движением, так что теперь условия внизу сохранялись постоянными и равномерными. Лишь экваториальный пояс превратился в сухую и блеклую пустыню, которую продували обжигающие суховеи и по которой гуляли одни только смерчи.

Разглядывая полумесяц планеты, Джон прошел все доступные частотные диапазоны. Большие сине-зеленые моря и ни одного океана: обе умеренные зоны не связаны водой и потому не могут обмениваться морскими животными. Сухопутные миграции, как показывали расчеты, надежно перекрывала собой экваториальная пустыня. Птицам, решил Джон, такой перелет по силам, однако какой эволюционный фактор способен заставить их преодолевать подобные испытания? И что они получат в награду? Зачем им сражаться с зубастыми горными хребтами? Лучше нежиться в любом из многочисленных тихих озер.

Не изведанный пока еще мир вполне оправдывал потраченные на изнурительно медленный полет звездного корабля десятилетия жизни. Джон запросил полный обзор, и наблюдательная чаша цветком раскрылась вокруг него. Теперь он плыл в пространстве над диском центаврийской звездной системы, рассматривая ясное и четкое изображение.

Наконец-то мы здесь! «Искатель», ничтожная искорка среди светил, тем не менее невероятным образом долетел до цели. К далекой звезде Центавра.

Ему и в голову не приходило, что у человечества нет здесь действительно жизненно важных интересов. Доктрина экспансии вкупе с тягой к познаниям возникла на Земле семь столетий назад, даровав планету в собственность европейской культуре. И пусть наука успела установить кое-какие неприятные истины, они не притупили потребность в беспрестанном углублении познаний. В конце концов, что может случиться плохого, если мы просто посмотрим?!

* * *

Факт существования на Шиве высотного океана открылся далеко не сразу. Сама идея была безусловно абсурдной, и посему открытию сперва не поверили.

Одис первой заметила странное. Долгие дни сенсорного погружения в потоки данных оплатились сторицей. Она гордилась тем, что сумела выудить подобную экзотику из целого чана данных, куда сливали информацию экспедиционные зонды: крошечные, торопливые, смышленые, шнырявшие теперь по всему здешнему «государству», в котором правила пара звезд.

Да, звездная система Центавра — странное место, однако причиной подобной аномалии не могли оказаться никакие приливы. Планеты обязаны быть сферичными… почти. Земля, например, из-за собственного вращения на какие-то доли процента толще у экватора. Ну а Шива?

Одис обнаружила искажения в очертаниях этого мира. Аномалии находились далеко от экватора — возле глубокого синего моря шириной в 1694 километра, немедленно названного Круглым океаном. Он располагался в Южном полушарии, и едва ли не идеальное кольцо побережья намекало на то, что море заполнило колоссальный кратер. Одис не могла наглядеться на этот синий глазок — око самой планеты, лукаво поглядывающее на людей сквозь облака.

Одис провела самые разные измерения. «Искатель» готовился выйти на орбиту вокруг Шивы.

Она вдыхала клубы цифр, и кинестетическое программирование превращало их в сложные, путаные и причудливые архивы запахов.

Сперва она не поверила показаниям радаров. Перед нею возникали контуры, искусно вычерченные картографическими сканерами. Тем не менее калибровка подтвердила отсутствие ошибки, и поэтому Одис перешла к другим методам: медленным, аналитическим, скучным… невозможным при всем охватившем ее волнении. Они дали тот же результат.

Уровень Круглого океана на десять километров превышал уровень окружавшей его равнины.

Вокруг не было никаких гор. Океан этот казался волшебной космической шуткой, нагло требующей достойного объяснения.

Одис представила свое открытие на ежедневном собрании Контрольной Группы. И встретила откровенный скептицизм, пренебрежительные ухмылки, недоверчивые смешки.

— Я использовала самые надежные методы, — непреклонно возразила она. — И эти результаты не могут быть ошибочными.

— Вопрос можно окончательно разрешить, лишь поглядев сбоку, — проговорил долговязый геолог.

— Я надеялась услышать эти слова, — улыбнулась в ответ Одис. — Ну как, дадите мне обсервационное время?

Время для наблюдения ей выделили без особой охоты. «Искатель» обращался по вытянутому эллипсу вокруг облачного покрова Шивы. Траектория провела корабль сбоку от цели через два дня. Одис использовала все свои приборы — оптические, инфракрасные, ультрафиолетовые и микроволновые, чтобы оглядеть Круглый океан сбоку и отыскать ту чашу, что поддерживала округлую толщу лазурной воды.

Чаша так и не обнаружилась. Висящее море не имело под собой материальной опоры.

Результат оказался предельно ясным. Глубина ослепительно синего Круглого океана равнялась 1,36 километра. Спектральный анализ показал, что вода богата солями и всю толщу ее пронизывают течения. Словом, перед людьми лежало огромное и бурное горное озеро — за вычетом одного: горы.

Все прочие наблюдения были прекращены. Неопровержимые снимки доказали, что колоссальный, немыслимо тяжелый слой воды блаженно покоится на обычном воздухе, нарушая тем самым все основы механики. Вплоть до этого мгновения Одис была незаметной персоной. Теперь ее работа привлекла внимание всей экспедициии и сделалась объектом пересудов. Конкретный и невозможный факт разверзся перед людьми, как манящая бездна.

Разгадку этой тайны обнаружила Лисса, но радости это никому не принесло.

Работа Лиссы, специалиста по химии атмосфер, в основном завершилась еще до того, как корабль вышел на орбиту вокруг планеты. Она уже определила газовый состав и измерила концентрации, явно свидетельствовавшие о том, что под покровом атмосферы процветает жизнь. После чего, по ее мнению, общее внимание должно было переключиться на другую группу — исследователей поверхности.

Этого не случилось. Хорошенько набрав воздуха в легкие, Лисса выступила перед Контрольной Группой. Она должна была доказать, что не без оснований покушается на время столь занятых людей. Все глаза были обращены к Круглому океану, и один только воздух никого не интересовал.

Тем не менее дело именно в нем, настаивала Лисса. Круглый океан заинтриговал и ее, заставив обратить пристальное внимание на смесь кислорода, азота и двуокиси углерода, удерживающую на себе парящее море. Смесь оказалась совершенно обычной, едва ли не соответствующей земным стандартам, за исключением одной маленькой детали. Все спектральные линии были расщеплены, и Лисса всегда обнаруживала два пучка справа и слева от того места, где полагалось находиться линии.

Лисса отвернулась от изображений, которые проектировала перед Контрольной Группой.

— Единственное возможное объяснение, — сказала она нейтральным тоном, — заключается в том, что на крошечные диполи здесь действует колоссальное электрическое поле, заставляя молекулы сдвигаться. Отсюда и расщепление линий.

— Электрическое смещение? — усомнился седоволосый скептик. — В нейтрально заряженной атмосфере? Конечно, при вспышке молнии подобный мгновенный эффект возможен, но…

— Явление носит стационарный характер.

— А вы искали молнии? — спросил проницательный женский голос.

— Конечно. Вот они — змеятся между облаков под Круглым океаном. Но электрическое поле здесь создают совсем не они.

— А что же? — вопрос задал серьезный капитан, никогда не вступавший в научные дебаты.

Все головы дружно повернулись: сперва к нему, а потом к Лиссе.

Она пожала плечами.

— Пока не могу ответить на этот вопрос.

В этом было сложно признаться, однако незнание, похоже, становилось здесь разменной монетой.

Послышался чей-то голос.

— Выходит, подо всем этим океаном, на всех десяти километрах высоты в воздухе должно существовать немыслимо сильное поле?

Согласие сопровождалось озабоченными улыбками.

— Именно так, — неприкрытая правда взволновала аудиторию. — Повсюду.

Тагор спешил. И даже слишком спешил.

Он оттолкнулся от поручня, отлетел к противоположной стене, принял ногами инерцию тела и вложил всю силу мышц в новый толчок. Растры потекли в его усовершенствованном зрении, вспыхнули и поблекли.

Его полет завершился над Шивой — мир этот во всей своей облачной красоте ослепительным полумесяцем горел под его ногами. Тагор не стал концентрироваться на зрелище, все внимание его поглощали чудеса интеллекта.

Он нашел ответы на все вопросы, в этом можно было не сомневаться. Торопясь, он даже не поглядел на солнечный зайчик, покоящийся на небесных водах Круглого океана. Край воздушного цилиндра, поддерживающего синюю воду, четко вырисовывался внизу. При таком положении парящая вода отражала солнечные лучи на еще затемненные области планеты. Сверкающий лазурный самоцвет возвещал зарю во всей своей чистой и немыслимой невозможности.

Самый молодой член экспедиции Тагор был теоретиком. В университете он специализировался на происхождении планет, но умудрился обеспечить себе билет на «Искатель» способностью быстро и точно объяснять самые жгучие проблемы, с которыми сталкивались наблюдатели, а еще согласием исполнять любую грязную работу.

— Кэп, я все понял, — выпалил он, проталкиваясь сквозь люк.

И обменявшись приветствиями с капитаном, сидевшим за небольшим дубовым столом — единственным деревянным предметом на всем корабле, — приступил к делу.

— Круглый океан удерживает в воздухе давление электрического поля, — объявил он.

Реакция капитана не соответствовала ожиданиям Тагора: тот с невозмутимым спокойствием дожидался подробностей.

— Дело в том, что электромагнитное поле создает силы, действующие на электроны в атомах, — настаивал Тагор торопливой скороговоркой, оставляя в стороне цифры. — Действующие внизу поля очень сильны, я рассчитал это по измерениям Лиссы, и они могут обеспечить надежную опору.

Тагор перешел к сравнениям: это все равно что каждый объем воздуха величиной с чемодан набить энергией с плотностью, возникающей в миг взрыва ручной гранаты. Даже если эти поля образованы стоячими волнами, они все равно несут некоторые потери. Энергозатраты здесь колоссальны. Потом — за каким, собственно, чертом потребовалось такое сооружение?

К этому моменту возбужденный Тагор уже позабыл, перед кем находится.

Наконец капитан заморгал и спросил:

— Так, значит, на Земле нет ничего похожего?

— Нет, сэр. О подобных вещах я никогда не слыхал.

— И никакой естественный процесс не способен породить подобный фокус?

— Нет, сэр, такого даже нельзя представить.

— Ну что же, мы прибыли сюда как раз в поисках неожиданностей.

Тагор не знал, смеяться ему или плакать: выражение лица капитана было трудно истолковать. Так вот каким будет нынешнее исследование — полным тихой тревоги, обусловленной незнанием? На Земле подобные работы проводились в неведомом удалении, но здесь…

Он предпочел бы выбрать другую роль. Знакомить с неприятными откровениями людей, наделенных властью, значило привлекать к себе слишком много внимания, гораздо больше, чем ему хотелось бы.

Капитан Бэдквор позволил Тагору еще немного почирикать и не сразу отверз собственные уста. Каждый технарь должен сперва спеть свою песенку. Мало кого из них интересует хоть что-то за пределами собственных рулад.

Он отпустил Тагору благожелательную капитанскую улыбку. Ну почему все они кажутся такими юными!

— Итак, эта громадная штуковина на Шиве является искусственным сооружением.

— Да, сэр, похоже на то…

— И вся эта энергия используется лишь для того, чтобы поднять вверх озеро?

— Не сомневаюсь, сэр. Расчеты указывают на это. Я определил давление, создаваемое этими электрическими полями, считая, что они замкнуты в объеме под Круглым океаном, как запираются стоячие волны внутри проводящей коробки.

— Вы считаете океан проводящим? — Надо показать парнишке, что и его начальник знаком с физикой. Вообще-то, капитан защитил докторскую диссертацию по физике в Массачусетском технологическом, однако никогда не упоминал об этом, считая, что пока еще недостаточно знаком со своим экипажем.

— Э-э, ну не совсем. Мне кажется, что он является хорошим проводником, но в моей модели это просто способ показать, что…

— В нем есть сильные течения, так? Они могут переносить электроны. — Капитан потер подбородок, пока его ум пытался постичь подобную вещь. — И все же это не объясняет, почему вода на такой высоте не испаряется.

— Дело в том, что я не думал об этом.

Капитан махнул рукой.

— Продолжайте.

Пой-ка, голубчик.

— Тогда эти волны создают направленную вверх силу всякий раз, когда они отражаются с внутренней стороны океана…

— И передают весь этот вес вниз — невидимыми волнами — к скале, расположенной в 10 километрах внизу.

— Да, сэр.

Тагор был явно увлечен идеей. Зная решение загадки, он кипел энтузиазмом, но не умел выразить его словами. Капитан решил помиловать юнца.

— Похоже на правду. В такого сооружении нет ничего невероятного.

— Если не считать его величины, сэр.

— Можно сформулировать эту идею иначе.

— Да, сэр?

Странное, могучее ощущение охватило капитана. Долгие десятилетия ожидания превратили его в сталь, научили сохранять невозмутимость в присутствии экипажа. Но теперь его восприятие своего кабинета как бы исказилось — словно капитан терял власть над своим пространством и статусом. Ум возносился вихрем в пустоту между двумя чуждыми звездами. Капитан нахмурился.

— Эта штуковина больше всего того, что построили люди. И мы не имеем ни малейшего представления, зачем она предназначена. Величие этого сооружения, его масштаб — вот что потрясает меня, сынок.

Джон надел на голову шлем, и его окутал Шива. Теперь нужно позволить целому миру охватить себя — сознание забурлило, в нем что-то тренькало, извивались какие-то движущиеся узоры, а потом вдруг обрело покой и стабильность.

За прошедшее столетие астрономия сделалась в высшей степени интерактивной. Спектральные сенсоры ковром покрывали смотровое окно. В ходе долгого полета «Искателя» Джон настроил систему так, что теперь она повиновалась его малейшему желанию и создавала впечатление истинного, телесного погружения.

Ему не терпелось погрузиться в ощущение Шивы, в полную трехмерную перспективу. Полумесяц планеты набухал под ним спелым крапчатым плодом. Он направился вниз, к планете, богатой диапазонами.

Ради эффекта — еще за десятилетия до того, как Джон сделался небесным ныряльщиком — он расположил поля данных так, чтобы приближаться к ней ускоряясь. С высокой дуги орбиты он низвергся прямо к диску планеты. Картографические подробности открывались навстречу ему, расцветая все более мелкими деталями. Там…

Сперва эффект проявился в лугах северного обитаемого пояса. Джон направился к равнинам, и детали начали сменять друг друга лоскутами — один за другим. После удивительной теории Тагора, нашедшего объяснение возникновению Круглого океана — теории необычайной, отважной и исходящей не от специалиста, — Джон обязан быть готовым ко всему. Где-то здесь, в полях накопленной информации, должен прятаться ключ к тайне, который позволит определить, кто или что явилось создателем океана.

Внизу простирались поросшие травой широкие уступы. Однако кое-где трава редела. И скоро он понял причину. Природная растительность лишь пробивалась на равнинах, покрытых невесть откуда взявшимся упорядоченным узором — шестиугольниками, образовывавшими треугольники там, где нужно было перекрыть холмы и долины прямо до глинистых берегов медленных бурых рек.

Замеры отраженных ультрафиолетовых лучей позволили определить, что в основном складывающиеся в этот узор шестиугольные плитки невелики, однако встречаются и размером с целый дом, толщиной в несколько метров и… все они движутся. Скопище плит и плиток дергалось и копошилось с неуемной энергией, не обнаруживая при этом никакой очевидной цели.

Итак, они живые? Ультрафиолетовый спектр выдал наличие сложного полимера. Перекрестные цепи под множеством острых углов соединялись друг с другом, сокращаясь, как гибкие ткани мышц.

Джон свел вместе в единый ансамбль химиков и биологов; Одис и Лисса влили свои голоса в академический хор.

Плиткам, как обнаружила Лисса, для пропитания хватало собственного неба. Порожденные атмосферой простые сахара дождем проливались из густого воздуха, по питательности не уступающего жидкому куриному бульону. К этому процессу каким-то образом причастна электрохимия атмосферы, утверждала Лисса. Взвешенные комки микробов регулировали процесс.

Плитки были первичными едоками в цепи. Комки окислительных радикалов размером с мяч для гольфа патрулировали вдоль точных прямых линий периметров. Эти вращающиеся клубки стаями нападали на вторгшиеся тела, отвергая большую часть, но переваривая полезные. Лисса подключила еще двоих биологов, у которых, конечно же, нашлась куча вопросов. А не похожи ли эти плитки на огромных черепах, предположил один из них, неловко усмехаясь. Им так хотелось перевернуть одну из них.

Дневные они или ночные? Лишь некоторые из них ночные.

Есть ли среди них маленькие? Немного.

Размножаются ли они делением? Нет, но… Сложный процесс, представший перед биологами, оставался пока непонятным. Воспроизведение явно имело здесь не простую природу.

В движениях плиток обнаружилась некая периодичность, медленный ритм, в частности максимум спектра Фурье[14] в быстрой части его приходился на 1,27 секунды, — но опять же во всем этом не усматривалось явного смысла.

Или же все они представляют собой единую жизненную форму?.. Возможно ли такое вообще?

Неужели целая планета занята складывающимся из плиток существом, использующим ресурсы всего небесного тела?

Старшие из биологов ехидничали. Как это может эволюционировать вид, состоящий из одного организма? И что это за экосистема — величиной в целый мир — с таким скудным количеством составных частей?

Нарушались все правила эволюции. То есть биологической эволюции. Но только не социальной.

Джон еще глубже погрузился в сложные матрицы данных. Бесконечные моря плиток, заливавшие горы вместе с долинами, дергались, шевелились, не зная остановки, лишь изредка позволяя проглянуть кусочку голой земли, пока случайно образовавшийся квадрат заполнялся треугольниками. Удлиненные фигуры, встречаясь, начинали с лихорадочной энергией состыковываться по всему контуру.

Оба полушария планеты были похожи, но плитки на севере имели другую форму — в основном пятиугольную. Они нигде не преодолевали реки, однако были вполне способны перебраться вброд через ручей. Центаврийский аналог хлорофилла обнаруживался повсюду — кроме Круглого океана.

Землю покрывала редкая трава, растения жили тем солнечным светом, который просачивался между краями — толкающимися, покачивающимися, ударяющимися и дрожащими. Проползавшие над травой плитки иногда объедали ее, а иногда нет, тем не менее оставляя за собой как бы обгоревшие стебли. Лихорадочная пляска их не знала остановки, не ведала сна. Что если создания эти погружены в восторженную беседу посреди не знающего конца радостного праздника?

Джон замедлил свой спуск. Эти живые плитки воистину потрясали. Неужели они и есть строители Круглого океана? Пора биологам браться за дело.

Компьютерщики исповедовали одну точку зрения, биологи — после первого разгрома, когда еще они отвергали саму возможность того, что одно-единственное существо может образовывать собой всю биосферу — совершенно другую.

После некоторых трений обе позиции удалось в какой-то мере согласовать. Кто-то из биологов отметил, что две плитки, встречаясь, ведут себя, как занявшиеся любовью крохотные домики… столь же пикантно подставляя друг другу одни и те же углы и грани.

«Искатель» послал вниз новые микрозонды. Они обнаружили лишь слабое магнитное поле по периметру плиток. Их быстрые соприкосновения напоминали, скорее, о нейронах, спроецированных на плоскость.

Аналогия расшевелила теоретиков. И после смены, за трапезой, как всегда состоявшей из пива, соевых орешков и дружеских наскоков, один из мудрецов численного царства-государства выдвинул совершенно абсурдную идею: а не могла ли вся эта планета превратиться в компьютер?

Все расхохотались. Засыпали насмешками автора… а после погрузились в хмурое молчание. Родившиеся на стыке наук идеи всегда смущают специалистов.

Может ли вид превратить себя в биологический компьютер? Плитки терлись и ласкались друг к другу в каком-то необъяснимом порядке. Явно не применяя информацию в численном виде, они могли изъясняться на более сложном языке, основывающемся на положениях и углах, использующем плоскостную геометрию. Каждое столкновение, должно быть, являлось истинно евклидовым разговором — возможно, богатым нюансами.

Аналогия с компьютером породила новый вопрос. Способны ли плитки познавать что-либо, кроме себя самих? Или же их можно просто считать странными геометрическими солипсистами[15]? Не следует ли называть всю совокупность плиток — Оно?

Интересовалось ли это самое Оно, замкнувшееся в созданном собою же космосе, внешним миром? Альфа Центавра, не скупясь, снабжала Его энергией, а густой воздух служил пищей; Оно было единственной силой на всей планете. Какие принципы имелись у этого существа для общения с великим Вовне?

Быть может, любознательность? Биологи скептически воспринимали подобную перспективу. Первобытные люди удовлетворяли свое любопытство за счет окружающей среды. Эволюционирующая обезьяна училась новым трюкам, отыскивала пресную воду, убивала новые разновидности дичи, придумывала, как наилучшим образом отыскать ка-кой-нибудь сладкий корешок — и мир должным образом реагировал на все это.

Значит, здесь (только не надо прямо сейчас спрашивать у нас, почему, вопили биологи) у игры были совсем другие правила. Какую выгоду извлекают плитки из бесконечного шлепания друг о друга?

Итак, если прибывшие с визитом люди даже найдут условный колокольчик у двери, за которой обитают черепицы, и позвонят, то, похоже, никто не ответит. И, возможно, просто потому, что никого нет дома.

Следует ли попытаться?

Джон, Одис, Лисса, Тагор, капитан и еще более сотни членов экипажа размышляли над этим.

* * *

Но пока они обдумывали вопрос, исследования продолжались.

Крылатый зонд подлетел поближе к вознесенному морю и обозрел поддерживающий его объем атмосферы с помощью дистанционных сенсоров и сканирующих телескопов. На Шиве даже атмосферные явления обходили стороной Круглый океан. Грозовые облака держались в стороне от скалистого подножия невероятного водоема. В зияющих высотах все же образовывались облака, которые, однако, быстро рассеивались, как бы растворенные незримыми силами.

Под морем пролетали птицы — создания, похожие на пернатых воздушных змеев.

Каким-то образом люди начисто проворонили эту разновидность живых существ. Даже посадочные зонды не успевали проследить за этими быстрыми созданиями. Птицы-змеи питались в основном миниатюрными, парившими во мглистом воздухе долин живыми подобиями воздушных шариков, которые уж просто кишели под Круглым океаном.

Джон предложил выслать автоматический зонд величиной с птицу, чтобы замерить физические параметры в сердце зазора. Капитан Бэдквор одобрил идею. В мастерских изготовили некое подобие здешней птицы. Покрытая поддельными перьями и снабженная реактивным двигателем машина выглядела весьма убедительно.

Джон сопровождал зонд на расстоянии. Искусственная птица залетела вглубь на 17 километров и вдруг исчезла в ослепительном электрическом разряде. Телеметрия позволила обнаружить причину: Круглый океан покоился на сложном переплетении электрических полей, создающем направленное вверх давление. Поля эти нигде не превосходили уровня, нужного для пробоя — один мегавольт на метр, — выше которого атмосфера Шивы начала бы ионизироваться. Напряженность поля опасно приближалась к этому уровню.

Робозонд наткнулся на критический максимум в сложной конфигурации поля. И, замкнув собой силовые линии, вызвал вспышку, за какую-то миллисекунду закачавшую миллионы ватт в псевдоптицу.

Посыпался пепел, и Джон заложил вираж, уходя со своей наблюдательной позиции в пяти километрах от периметра загадочного объекта. У него не было особых причин предполагать, что разряд, случившийся в глубине воздушного промежутка, может каким-то образом распространиться вовне, спонтанно выбросив наружу колоссальную накопленную энергию. Проектировщики опоры Круглого океана просто не могли позволить, чтобы пролет одной птицы мог подействовать на электромагнитные связи.

Однако случилось нечто подобное. Система отреагировала.

Обгорелый бурый корпус псевдоптицы лениво падал, рассыпая искры. Они сливались в разреженный оранжевый разряд, порождавшийся энергией, которая протекала по останкам ныне испепеленной машины. Линия разряда уходила прочь, безошибочно следуя траектории подлета аппарата. Почти со скоростью света неслась она назад, вычерчивая дугу.

У этой системы есть память, понял Джон. Разворачивая свой флиттер, он увидел светящееся волокно. И едва успел сообразить: оно похоже на огромный палец, молнией указующий на него. Вполне уместная аналогия, впрочем у него уже не было времени на парадоксы. Оранжевый разряд прикоснулся к флиттеру. Заряд хлынул в кабину, и волосы на голове Джона встали дыбом.

В идеальном случае электроны переходят на внешнюю поверхность проводника. Но когда антенны подсоединены, контуры могут замкнуться где-то в глубине кабины.

Нечто вознамерилось обрушить чудовищный разряд на флиттер, выпустивший псевдоптицу. И Джон, с точки зрения любых критериев, прекратил свое существование в качестве упорядоченного объема электрической информации.

Гибель Джона позволила получить целую кучу данных. Вскоре Лисса установила истинное предназначение Круглого океана. Его следовало считать украшением, может быть, произведением искусства.

Вокруг этого моря было полно озона. Абсолютно природное с виду озеро венчало огромную полость, функционировавшую как устойчивый, вертикально поставленный лазер.

Электрические поля одновременно и поддерживали океан, и передавали энергию атомам атмосферы. При возбуждении — от того же самого источника, который испепелил Джона — весь зазор мог преобразовать накопленную энергию в исходящую электромагнитную волну. Джон пробудил молнию, могучую и сложную по структуре.

За все время, которое люди находились на орбите вокруг Шивы, зазор под морем еще два раза разряжался естественным образом. Вспышка продолжалась меньше секунды и не могла лишить стабильности всю конструкцию. Луч пронзал атмосферу и растворялся в космосе.

Лазерные лучи широко не расходятся, и рожденный Шивой свет открыл только малую долю своих секретов. Глядевшие под острым углом люди могли заметить немногое и поняли еще меньше.

Озадаченные, оплакивающие Джона, они вновь приступили к детальным исследованиям поверхности Шивы. Все приуныли. Капитан решил, что драматический жест вполне может ободрить их. И совершить такой поступок надлежит ему самому.

На долю капитана Бэдквора выпала честь первой посадки. Демонстративно отважное предприятие, конечно, поможет ему справиться со смятением экипажа. Он будет управлять исследовательскими комплексами — в реальном времени, стоя рядом.

Капитан оставил посадочный аппарат в полной готовности, надежно защищенным от сложного биохимического воздействия образующей атмосферу смеси.

Плитки поползли от него вниз по склону. Одни лишь крутые обрывы этого экваториального хребта не покорялись бесконечным приливам их движения. Под сапогами Бэдквора хрустела сухая корочка. Взяв образцы грунта, он отослал их назад на корабль.

Прозвучало предупреждение с орбиты: плитки в этом районе кажутся более беспокойными, чем обычно. Реакция на его посадку?

Живые многогранники оказались кожистыми и никаким очевидным образом не могли ощущать человека — ни глаз, ни ушей. Похоже было, что движениями своими черепицы ласково поглаживают землю, хотя Бэдквор обнаружил, что они передвигаются на больших корявых ступнях.

Он осторожно направился дальше. В расположенной внизу долине по живой дернине ходили длинные волны, в одно мгновение убегавшие к горизонту. Вечное движение, несказанный энтузиазм, непрерывный и бесконечный.

Его сапоги были термоизолированы, но электрической изоляции никто не предусмотрел; поэтому, когда затрещало в наушниках шлема, он решил, что причиной тому помехи в поступающих сверху сигналах. От сухого шипения по коже его побежали мурашки.

Встревожился он, лишь когда шипение жарящегося мяса поглотило все остальные сигналы. Но было уже слишком поздно.

Пьезоэлектрическая энергия возникает, когда механические напряжения массируют кору. Давление на электрически нейтральный камень поляризует его на решеточном уровне, чуть разделяя центры положения положительных и отрицательных зарядов. Так происходит, когда кристаллическая порода не имеет центра структурной симметрии, а потому это явление наблюдается во всех горных породах.

Эффект — хотя и в слабой форме — превосходно известен и на Земле. Сжатые слои иногда разгружаются, создавая в воздухе тлеющий разряд. Подобные световые картины теперь считаются стандартными предвестниками землетрясений. Однако Земля — прочная планета.

Приливы, рождаемые вечным гравитационным танцем обеих звезд Альфы и Беты, сминали каменную мантию Шивы. Периодически все три тела выстраивались по одной линии, вливая тем самым огромную энергию в тело этого мира. Эволюция поощряла жизненные формы, способные переносить электрические токи, раздиравшие кору планеты. Именно они, а не киловатты энергии лучей солнца на квадратный метр поверхности приводили в движение кожистые плитки.

Все эти объяснения обнаружились уже после случившегося и казались очевидными — задним умом. Источники пьезоэлектрической энергии рассеяны повсюду, ею легко пользоваться. Шипение электрических микрополей питало большие, покрытые кожей ступни плиток. В конце концов, и на Земле рыбы и угри используют электрические поля в качестве сенсоров и оружия.

Весьма высокоорганизованная экологическая система немедленно ощутила вторжение Бэдквора. Возможно, она восприняла его как энергетического паразита: эти похожие на земных насекомых-палоч-ников создания успел заметить сам Бэдквор сразу после посадки. Они питались, похищая заряд у многоугольников-плиток.

Случившееся стало понятно лишь благодаря последующему анализу. Взаимосвязанное сообщество, основанная на пьезоэффекте экологическая система избавилась от незваного гостя, в буквальном смысле слова перекормив его электрическим током.

Возможно, сам Бэдквор так и не понял, насколько странная участь постигла его, ибо несколько сотен ампер свели его мускулы, заморозили сердце и подарили последнее видение синапсам — выжженный в глазах след неземной радуги.

Лисса моргнула. Похожие на веретено деревья напоминали искусственные, однако же таковыми не являлись.

Рощицы по спирали огибали холмы, взлетали зигзагом на острые, как бритвы, хребты и ниспадали со склонов нагих каменистых холмов… Местность абсолютно неподходящая для любой разновидности деревьев, понятной земным биологам. Деревья, отметила она, росли независимо от потоков воды, облучения солнца или направления ветра.

Именно поэтому Лисса и отправилась вниз. Ее бригада, четверо человек, уже разослала остроглазых и прочных роботов вместе с квазиразумными процессорами. Легкие, терпеливые и выносливые посланцы открыли немногое. Пора приступить к более интерактивным занятиям на почве.

И притом лично. Жертва капитана Бэдквора не могла быть напрасной, и гибель его лишь укрепила в экипаже решимость.

Лисса ступила на поверхность в хорошо изолированных сапогах. Теперь люди уже поняли в общих чертах пьезоэлектрическую экологию, во всяком случае, они так считали. Осторожность не противоречит отваге.

Странные, веретенообразные деревья не были похожи ни на что земное. Корявые ветви копировали расположение фракталей и не имели листьев. Тем не менее посылавшиеся вниз автоматические аппараты собрали массу окаменелых свидетельств, гласящих, что щетинистая растительность возникла за несколько последних миллионолетий из деревьев более традиционного вида. Однако на страницах биологических анналов веретена объявились едва ли не внезапно, и Лисса предположила, что имеет дело с ускоренной эволюцией — то есть биологической технологией.

Она старательно прикладывала свои приборы к гладким черным стволам деревьев. С них прямо текло электричество.

На Земле естественная разница потенциалов между поверхностью и верхними слоями атмосферы составляет сотню вольт на каждый метр высоты. На родной планете голова женщины ростом в два метра находится под заметно большим напряжением, чем ее ноги, в особенности если эти ноги набрали избыток электронов, походив по толстому ковру.

На Шиве этот эффект проявлялся куда сильнее. Деревья, как поняла Лисса, поглощали разность потенциалов, создающуюся между скалистой поверхностью Шивы и заряженными слоями возле верхних пределов атмосферы.

«Деревья» являли собой часть еще одного найденного жизнью способа получать от планеты энергию, рожденную действием грубых сил гравитации, массами и моментами. Деревья ощутили присутствие Лис-сы весьма быстро. Они давно выработали средства защиты против похитителей, пытающихся ухватить оставшиеся без присмотра напряжение или ток.

Они отреагировали вместе — ибо роща оказалась истинно живой.

Шатаясь, Лисса возвращалась к посадочному аппарату, преследуемая изменчивыми электрическими потоками, посылаемыми то по земле, то по плотному воздуху, и выкрикивала свои заключения в микрофон.

Она уцелела буквально чудом.

* * *

Когда все случившееся было подытожено и пережито, сделалась наконец понятной основная идея. Экология Шивы целиком основывалась на электричестве. Вращение планеты, сильная магнитосфера, приливные напряжения системы Центавра, геологические сжатия и сотрясения давали куда больше энергии, чем способен предоставить один только солнечный свет.

Подобный угол рассмотрения разом задвинул всю биологию на второй план. Напротив, геологи, которые последнее время считали себя обойденными вниманием, нашли такой оборот событий привлекательным. Они начали читать курс лекций по сейсмологии Шивы и встретили общее одобрение.

Конечно, остаточные химические процессы все еще действовали наряду с куда более объемистым перечнем зарядов и потенциалов; их важно было знать, чтобы понимать древнюю биосферу, некогда существовавшую на планете.

Классическая, старомодная биология еще могла кое-что рассказать о здешних кустарниках, проволочных деревьях и лиственных растениях, о маленьких насекомоподобных десятиногих созданиях, о птицах-змеях и костистых, похожих на нож рыбах, носившихся в озерах.

Все эти виды были древними и неизменными. Нечто заключило их в подобие эволюционного янтаря. Облик этих существ не менялся многие сотни миллионов лет.

Однако исследование окаменелостей свидетельствовало о существовании в прошлом более развитых видов. В них усматривалось некоторое подобие млекопитающих; существовали даже большие создания с трубчатыми телами, отдаленно напоминающие рептилий.

Впрочем, миллионы лет назад все они вдруг исчезли. И не в результате какого-нибудь процесса — все кончилось разом, но без малейшего указания на причину: изменения в биосфере, болезнь или катастрофу.

Возникло подозрение, что их попросту истребили за полной ненадобностью.

Самые развитые существа — судя по наибольшей величине отношения объема мозга к объему тела — исчезли чуть позже прочих. Этот вид начинал в качестве хищника, невысокого и приземистого, в целом похожего на черепаху, только без панциря.

Впрочем, кожистое обличье роднило их с плитками-многоугольниками.

Очевидно, они охотились, не преследуя добычу классическим образом, а обманывая и загоняя ее в засаду охотничьей стаей. Позже они устраивали ловушки, подгоняли добычу к обрыву. Так подозревали социобиологи, имея на то минимум свидетельств.

Для этих более поздних созданий были характерны костные структуры, окружавшие крупный расчетливый мозг. Последующие формы являлись безусловно разумными и занимались непонятными манипуляциями над окружающей средой. Так и не создав городов и сельского хозяйства, они одомашнили много других видов.

А потом прочие существа исчезли из геологической летописи. Схема биосферы изменилась. На передний план выступили электрические растения, подобные веретенообразным деревьям, и виды, питающиеся пьезоэлектричеством.

После этого исчезли и доминирующие черепахоподобные хищники. Их истребили? На Шиве все виды существ, которые представлялись людям живыми, являлись на деле просто техниками и ремонтниками. Они всего-навсего исполняли свою роль в сложной экологической схеме. Жизненно важные, незаметные и достойные внимания не более чем митохондрии во внутреннем эпителии желудков экипажа «Искателя».

Люди только начинали изучать невероятно сложную электрическую экологию и едва приступали к самым азам. Если Шива действительно является одним организмом, какие же глубинные правила властвуют на нем?

Фокусируя внимание на традиционных элементах органической биосферы, люди упустили из виду главное.

И тогда лазер Круглого океана вновь разрядился. На сей раз звездолет оказался ближе к ударившему копьем в пространство пакету излучения, и люди записали его небольшую долю. За миллисекунду они узнали больше, чем за месяц.

В мозгу человека около 10 миллиардов нейронов, и каждый из них соединен примерно со 100 000 своих соседей. Срабатывающий нейрон передает один бит информации. Однако сигнал определен траекторией, и в лабиринте мозга их 1015. Этот поток информации протекает сквозь мозг последовательностью словно выстреленных из автомата электрических импульсов, проходящих через мириады синапсов. В средней книге содержится около миллиона бит, и одно человеческое существо несет в себе эквивалент миллиарда книг, прекрасно умещающийся в двухкилограммовом куске пронизанного электрическими проводами желе.

В человеческом мозгу одновременно срабатывают лишь от 1 до 10 процентов связей. Нейрон может разрядиться и зарядиться самое большее сотню раз в секунду. Таким образом человеческий мозг способен перерабатывать примерно 1015 бит информации.

Словом, чтобы считать человеческий мозг, потребуется 100 000 секунд или примерно день.

Хищники-черепахи, по всей видимости, обладали подобными же способностями. Действительно, существовали даже теоретические аргументы в пользу того, что мобильный вид разумных существ способен вместить не больше информации, чем это доступно людям. При всех своих ограничениях человеческий мозг обладает впечатляющими способностями по хранению данных, даже если многие не пользуются ими.

Круглый океан посылал дискретные пакеты информации такого же объема — 1015 бит, впрессованных в могучий миллисекундный импульс. Содержащиеся внутри него отдельные пакеты были разделены кодовыми полосами маркеров. Текст был представлен в численном виде, чему способствовал тот факт, что любое число может быть записано уникальным видом лишь в двоичной системе.

В один миллисекундный импульс лазера укладывалась полная тысяча эквивалентов мозга, целая кладовая. Однако что именно говорили волновые пакеты, осталось полностью непонятным.

Адресат был совершенно очевиден — звезда, расположенная в 347 световых годах от Альфы Центавра, — и никакой ошибки произойти не могло. Зная адрес, проще послать точно нацеленное послание, не расходуя энергию на низкокачественные радиочастоты с их узкими диапазонами.

Земля, конечно, никогда не принимала столь наполненных информацией сигналов, и не потому, что люди не пытались услышать — просто Шива игнорировал их.

После гибели Бэдквора и смертельной опасности, которой едва избежала Лисса, «Искатель» изучал поверхность планеты с помощью роботов. Машины путешествовали вдоль края просторной, покрытой плитками равнины, наблюдая за непрекращающимся шевелением на пьезоэлектрическом пиршестве возле покрытых коркой камней.

Спустя несколько дней люди заметили небольшую и совершенно неподвижную плитку, явным образом вытолкнутую из вечной сумятицы. Окоченевшая и обесцветившаяся, она жарилась под лучами двух солнц. Едва ли достигающая метра в поперечнике и тонкая, она казалась строительной деталью для ранчо в Аризоне.

Роботы унесли плитку. Никто не преследовал их. Мертвый многоугольник явно был отдан во власть химических процессов, готовых поглотить его тело.

Этот дар небес лишил биологов сна, и, позабыв обо всем, они в течение нескольких дней препарировали добычу. Покрытое жестким серо-зеленым панцирем существо обладало чрезвычайно сложной нервной системой — этого следовало ожидать. Однако почти четверть тела мертвого внеземлянина была отведена мозгу, разделявшемуся на компактные сегменты.

Плиткоподобные создания и в самом деле являлись частью экологического сообщества. Одни они потребляли куда большую долю электрического богатства планеты, чем вся неповоротливая, работающая на химическом приводе биосфера Земли.

Глубоко внутри существа находилась костная структура — точно такая же, как у черепахоподобного хищника. Некогда доминировавший, явно разумный вид не отправился к звездам, составив вместо этого основу причудливой экологии интеллекта.

После биологов к исследованию плитки приступили инженеры, обнаружившие еще и не такое!

Плоские существа впечатляли — хотя бы просто как артефакты своего мира. Их нервная система осуществляла целый ворох интерпретаций, оживленных сценариев, выразительных отрывков — явно предназначенных для отправки вовне и объединенных в прекрасно оформленные пакеты электрической информации, закодированной самым причудливым образом. Потому и необходимой была грубая шкура, максимизировавшая пьезосвязи, когда плитки терлись друг о друга. Еще они «разговаривали» между собой через почву: большие приплюснутые ступни передавали токи.

В головах экипажа забрезжило представление о том, что Шива представляет собой невообразимо огромный вычислительный комплекс, оперирующий информационными потоками, на много порядков превышающими всю сумму человеческих знаний. Шива высился над Землей, как человек над каким-нибудь жучком.

Первые сообщения, описывающие биосферу Шивы, достигли Земли четыре года спустя. И в культуре, более века определявшейся дуальной эволюцией общества и компьютеров, вдруг обнаружились тревожные параллели.

Некоторым сообществам, занимавшим развитые регионы Земли, уже казалось, что реальное время наделяет их эфемерными и бесцветными переживаниями. В конце концов, никто не в состоянии записать время в память, воспроизвести, насладиться, а потом вернуться к пережитому еще раз, пока оно не сделается истинной частью личности. Реальное время существовало только один миг, а потом исчезало.

И посему: некоторые люди предпочитали жить в мирах, полностью произвольных, усеченных, обрубленных, определявшихся технологиями, воспринимавшимися как призрачные ограничения в широком во всем прочем диапазоне.

«Расходуемые реальности», — фыркали некоторые, однако прелесть подобных жизней была очевидной.

Шива являл собой крайний вариант: целый мир, нашедший смысл жизни в компьютере.

Могли ли разумные обитатели Шивы истребить огромное количество своих собратьев? Неужели потом они вымерли сами? Зачем? А может быть, они бежали от чудовищных последствий собственных деяний?

Или же прежние хищники превратились в многогранные плитки?

Экипаж «Искателя» решил всей силой высадиться на поверхность Шивы и разгадать загадку. Послав сообщение на Землю, они начали спуск.

* * *

Голоса с Шивы умолкли почти сразу после высадки. К треску межзвездных помех более не примешивались осмысленные сигналы.

После нескольких лет тревожного ожидания Земля отправила вторую экспедицию к звездам. Она также сумела преодолеть космическую дорогу.

«Искатель» все еще обращался вокруг планеты — но без экипажа.

На сей раз люди были осторожны. Миновали годы, отданные усердным исследованиям, прежде чем начала вырисовываться истина.

* * *

Джон/Одис/Лисса/Тагор/капитан

все собрались/застыли/слились

в составную псевдоличность —

на центральной палубе своего старого звездолета

чтобы приветствовать вторую экспедицию.

Во всяком случае, так это выглядело.

Они поднялись с поверхности Шивы в корабле неземной конструкции. Изящное сетчатое изделие, похоже, скользило вверх на электромагнитных волнах.

Они вошли через главный шлюз, строго выполнив все полагающиеся процедуры.

Однако упорядоченная группа людей, перешедших из шлюза в корабль, мало напоминала экипаж «Искателя».

Они казались моложе. Гладкие вежливые лица смотрели на потрясенных участников второй экспедиции. Двигались они все вместе — шестигранным строем, сохраняя неизменным интервал в четыре сантиметра. Пятьдесят шесть пар глаз рассматривали новый земной корабль, с каждым моментом впитывая какую-то часть поля зрения и как бы запоминая ее для последующего воссоединения всей картины.

Всякое предложение произносилось по слову — последовательно несколькими из них. Эффект получался ошеломляющий: невозможно было понять, как они узнавали, что и когда говорить, ибо фразы не были заученными. Группа реагировала на вопросы пулеметными очередями сентенций, выстреливая слова, будто пули.

Предложения, рикошетируя, заметались по всей служившей для общих сборов палубе, где стояли все уцелевшие участники первой экспедиции — стройные люди в бесформенных серых костюмах. Фразы эти — если выделить их — оказывались вполне осмысленными, однако воспринимать их было сложно. Прошла не одна минута, прежде чем вторая экспедиция сумела понять, что эти замершие в шестигранном строю люди пытаются поприветствовать их и приглашают вступить в нечто, именуемое ими Комплектом Существ.

Когда предложение это прозвучало, лица тех, кто стоял в шестиугольном строю, начали приобретать выражение. Записи, сделанные во время этого разговора, демонстрируют смену мимики с фиксированным периодом 1,27 секунды. Каждое отдельное лицо изменялось в последовательности точно выверенных эмоций — гнева, симпатии, смеха, ярости, любопытства, потрясения, недоверия, восторга, — мгновенно сменявших друг друга.

Позже очевидец рассказывал, что гексагоналы (такое имя они получили) знали, что центром экспрессивности у людей является лицо, и потому обратились к какому-то языку, использующему мимику. Процесс являлся для них вполне естественным, и все же период в 1,27 секунды быстро внушил присутствовавшим чувство жгучего ужаса.

Высокоскоростные записи встречи показали еще больше. Частота 1,27 секунды скрывала обертон более высокого порядка, едва воспринимавшийся человеческим глазом, когда по лицам гексагоналов пробегали другие выражения. Мускульные судороги прокатывались под кожей, как приливные волны.

Именно эта периодичность была характерна для плиток-многоугольников. Подсознательные аспекты оказались быстрее тех, которые может воспринять активный оптический процессор, однако исследования показали, что аудитория, которой они были предназначены, сумела интерпретировать их.

Позже ученые пришли к выводу, что эта быстрая демонстрация как раз и стала причиной возникновения смятения в рядах второй экспедиции. Сами гексагоналы ничего не говорили во время всей процедуры.

Члены второго экипажа утверждали, что пережили тогда нечто жуткое, мерзкое, непереносимое. Общее мнение сошлось на том, что первая экспедиция подобным образом продемонстрировала свою новую сущность. И такие высказывания часто сопровождались спазматической гримасой.

Видеозаписи не производят подобного впечатления на аналогичную аудиторию: они сделались классическим примером точного — во времени и пространстве — восприятия смысла события. Тем не менее они выводят из душевного равновесия, и потому доступ к ним ограничен. Кое у кого на Земле после их просмотра случались нервные срывы.

Члены второй экспедиции единодушно сошлись на таком выводе. Очевидным образом экипаж «Искателя» вступил в компьютерный лабиринт Шивы. Чем или как их соблазнили на это, осталось неясным; прилетевшие на втором звездолете боялись даже интересоваться.

Словом, это единственное, короткое соприкосновение с Джо-ном/Одис/Лиссой/Тагором/капитаном… убедило прибывших к Шиве в том, что спускаться в ее компьютерный лабиринт не следует.

Враждебность, излучаемая вторым экипажем, вскоре заставила гексагоналов отступить на свой корабль и отчалить. Они просто повернулись и направились прочь, выдерживая свой четырехсантиметровый интервал. Мерцание с интервалом в 1,27 секунды прекратилось, и лица их вновь сделались вежливыми, внимательными и замкнутыми.

Шествие это было строгим, дисгармоничным… и тем не менее приглашающим.

Степень их неудачи явилась мерой бездны, разделившей обе экспедиции. Гексагоналы стали теперь сразу чем-то большим и меньшим, чем люди.

Гексагоналы оставили за собой след, поведавший многое, но в ретроспективе. За отвращением второй экспедиции пряталось откровение: галактику освоили интеллекты формальные и отстраненные, в своем развитии оставившие органическую фазу далеко позади. Подобный разум возникал различными путями — из ранних органических обществ или из наследовавших им машинных цивилизаций, выросших на пепле погибших живых культур. Итак, свет звезд отливал металлическим блеском.

Обескураживало уже представление об умах, непонятных и странных, обитающих в телах, лишенных жил и кожи. Что же касается необъяснимого отвращения к проявлению Джона/Одис/Лиссы/Тагора/капитана… — то можно заметить следующее.

Живший в XIX веке поэт и философ Гете сказал однажды, что если достаточно долго глядеть в бездну, она, в конце концов, ответит тебе взглядом. Мысль оказалась точной. Хватило и одного взгляда — спокойного и почти что небрежного. Вторая экспедиция запаниковала: незачем заглядывать в бездонную яму.

Люди поняли окончательное следствие эволюции Шивы. Опускаться в миры, полные столь ужасной и глубинной экзотики, можно лишь дорого откупившись — самим телом. Тем не менее все эти столь разные личности присоединились к синтонии Шивы — электрической гармонии, танцу под неслыханную музыку. Совратили их или изнасиловали, навсегда останется неизвестным.

Впрочем, вторая экспедиция научилась извлекать передачи отдельных плиток из потока необработанных данных.

И второй экипаж уловил в них отвратительное величие. Оставаясь органическими в своей основе, привязанные к вечному колесу рождений и смерти, плитки прежде были хозяевами своего мира, и власть их простиралась до всех ведомых пределов.

Теперь они стали терпеливыми, услужливыми трутнями в улье, устройства которого не понимали. Тем не менее — тут человеческая терминология, конечно же, непригодна — подобное превращение было им приятно.

Где же помещалось их сознание? Частично в каждом существе или о нем можно было говорить, только как о какой-то накопленной сумме? Ясного способа проверить обе идеи так и не нашлось.

Существа-плитки представляли собой надежные, терпеливые машины, способные наилучшим образом производить первые стадии грандиозных расчетов. Некоторые биологи сопоставляли их с насекомыми, однако так и не сумели предложить эволюционного механизма, побудившего целый вид заняться вычислениями. Аналогия с насекомыми отмерла, не сумев объяснить реакцию многоугольников на стимулы — даже причину собственного существования плиток.

Или же их бесконечное шевеление служило не только потребностям расчетов? Многоугольники не рассказывали об этом. Они никогда не отвечали людям.

Колоссальный атмосферный лазер с Круглым океаном вспыхивал регулярно — как только вращение планеты и ее орбитальное движение позволяли прицелиться в окрестности новой звезды-партнера. Импульсы уносили интеллект-пакеты, полные немыслимых данных, собранных чуждым разумом.

Второй экипаж изучал, передавал отчеты. И сперва неторопливо, но потом со все большей силой людей охватывал ужас.

Исследователи не могли промерить глубины Шивы и постоянно теряли членов экипажа. Учитывая воистину неизмеримую экзотику окружения, гибель приходила к людям самыми разнообразными способами.

В конце концов, они ограничились дистанционными исследованиями Шивы.

Впрочем, невзирая на все старания, их труды рано или поздно наталкивались на барьер. Теории рождались и умирали — бесплодно. И, наконец, люди бежали.

Одно дело вещать о постижении нового, о знакомстве с загадочным и неизвестным. И другое — ощущать себя насекомым, ползущим по страницам энциклопедии, понимая лишь, что под тобой находится нечто внушительное и недоступное для восприятия: не более чем какая-нибудь зияющая пустота.

Таким был первый контакт человечества с истинной природой галактики. И он не мог остаться единственным. Однако чувство предельного и полного ничтожества не оставляло вид homo все последовавшие странные тысячелетия.


Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ

ПРОЩАЛЬНЫЙ ДAP МАСТЕРОВ

После известных событий августа 1998 года издатели были вынуждены сделать ставку на выпуск книг тех авторов, чьи имена не нуждались в дополнительной рекламе. Особенно это коснулось переводов. Переиздания классических романов А. Азимова, А. Кларка, Г. Каттнера, Г. Гаррисона, Р. Шекли, Р. Хайнлайна и других составили подавляющую часть выходящей книжной продукции. И такое положение вещей можно было считать благом, поскольку оставшуюся часть переводной литературы составили либо зубодробительные космические боевики, либо бесконечные фэнтезийные квесты.

Однако к концу прошлого года на российском рынке фантастики появилось несколько изданий, достойных внимания серьезного читателя. При этом необходимо отметить, что принадлежат все эти книги к различным направлениям жанра, от фэнтези до «твердой» НФ, и выпущены, что особенно отрадно, не каким-то одним меценатом, а давно и плотно работающими в фантастике издательствами: ACT, «Мир», «Терра», ЭКСМО. Самый последний из таких подарков — появившийся на свет в издательстве ЭКСМО роман легендарных Альфреда Бестера и Роджера Желязны «Психолавка».

Роман представляет собой уникальный проект. Это не плод прямого соавторства двух великих писателей, А. Бестер и Р. Желязны принадлежат к различным поколениям. Второй был, скорее, одним из литературных учеников Бестера. Так случилось, что после смерти А. Бестера в 1987 году его правонаследники обратились к Р. Желязны с просьбой дописать незаконченный роман, и творец «Янтарных хроник» бесстрашно принялся за дело. Работал он над рукописью долго, вносил множество исправлений, вновь возвращался к первоначальному варианту. В результате окончательный вид текст «Психолавки» приобрел незадолго до смерти Р. Желязны и был опубликован лишь в 1998 году. В предисловии к английскому изданию Гpeг Бир пишет: «Психолавка» — посмертный дуэт мастеров научной фантастики, подобный смелой джазовой импровизации; удивительный поток фантазии и тонкая игра полутонов, доносящихся до читателя сквозь десятилетия… Бестер задал темп и тему, Желязны с легкостью подхватил и блистательно развил их…»

Журналисту богемного издания «Ригодон» Альфреду Ну-ару дают задание отправиться в Рим и написать репортаж о некоем Меняле Душ, обитающем в загадочном месте под названием «Виосо Nero». И что вы думаете? «Виосо Nero» действительно оказывается астрологической черной дырой, а Меняла Душ (Адам Мазер), его «няня» Глория Медуза и сам Альф Нуар — пришельцами из далекого будущего. Дело в том, что наша Вселенная должна погибнуть, и всю накопленную цивилизациями информацию необходимо перенести в параллельную вселенную с помощью Бесконечно Адаптабельного Существа, которого Мазер создает в своем доме путем синтеза редких и удивительных свойств самых различных обитателей нашего космоса. Однако для достижения своей цели Адам Мазер, представитель высокоразвитой кошачьей цивилизации, похитил источник силы угасающего человечества — сингулярность, и потому по следу удачливого авантюриста уже несколько столетий неотвратимо следует лучший Охотник (угадайте с трех раз, кто им является). А в результате, все это оказывается лишь фоном для потрясающего романа Альфа и Глории, которая, кстати, представляет цивилизацию змей, а также Адама и его давней подруги Пранди.

Для того, чтобы погрузиться в атмосферу романа и получить от него полное удовольствие, читатель должен обладать знаниями в области искусства, музыки, истории, философии, теологии, космологии, мифологии, психоанализа, математики. По тексту разбросаны цитаты из Л. Кэрролла, У. Шекспира, С. Кольриджа, Э. Паунда. В качестве персонажей представлены Эдгар По, Людвиг ван Бетховен, Бертран Рассел, Люси Борджиа…

Такой фантастики сейчас не пишут. Цепочку Бестер — Дик — Желязны некому замкнуть. Уильям Гибсон? Может быть. Грег Иган? Менее вероятно. Возможно, Вернор Виндж или Джордж Мартин? Или, действительно, «распалась связь времен»? А может, просто грань веков представляет собой некое «нестыкованное время»[16], — время, нестыкующееся с настоящей литературой и сделавшее «увы, чересчур правильным, слащавым, слезливым и претенциозным» любимый нами жанр.


Андрей СИНИЦЫН

Рецензии

Степан ВАРТАНОВ

ТЫСЯЧА УДАРОВ МЕЧА

Москва: ACT, 2000. — 448 с.

(Серия «Звездный лабиринт»).

13 000 экз. (п)

________________________________________________________________________

Новая книга Степана Вартанова включает три повести: «Белая дорога», «Тысяча ударов меча» и «Королева», а также маленький рассказ «Легенда».

Первая из них была написана лет десять назад и давным-давно опубликована. Когда-то о «Белой дороге» немало говорилось, в основном хорошее, и вполне заслуженно. Для тех лет.

Две другие повести — продолжение саги о мире Кристалла, начатой в книге «Смерть взаймы». Но если первые части этого виртуально-фэнтезийного сериала были сделаны с некоторой примесью философии, то последние оказались незамысловатой «бродилкой». Между тем биография Кристалла начиналась многообещающе. «Смерть взаймы» наполнена особым, неповторимым настроением. Можно по-разному относиться к самой позиции автора, но первая книга написана свежо, ярко, вызывающе, а вторая — просто динамично, без особого вкуса. Люди, гоблины, эльфы, орки рубят, стреляют, гоняются друг за другом — все это очень быстро, на высоком «драйве». Этим литературные достоинства повести исчерпываются.

Настоящее украшение сборника — лирическая новелла «Легенда». Тот редкий случай, когда ради десятка страниц стоит напечатать еще четыре сотни… Женщина, эльфийка и гоблин по очереди рассказывают человеческому ребенку одну и ту же древнюю легенду — о несчастной любви и смерти. Два существа полюбили друг друга и пожелали соединить свои судьбы, но они принадлежали к разным магическим расам, и сородичи не позволили им этого. «Нет повести печальнее на свете…» Маленькая история не утратила своего главного смысла, после того как прозвучала в устах трех очень разных рассказчиков: даже самая отважная любовь не способна преодолеть предназначение, полученное каждым еще при рождении… Но вот рассказ окончен, и под самый занавес ребенок высказывает тысячелетнюю мечту человечества, «что они сумеют договориться по-хорошему».


Дмитрий Володихин

АНТОЛОГИЯ ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Сост. Хорхе Луис БОРХЕС

Адольфо БЬОЙ КАСАРЕС

Сильвина ОКАМПО

Санкт-Петербург: Амфора, 1999. — 640 с.

(Серия «Личная библиотека Борхеса»).

10 000 экз. (п)

________________________________________________________________________

Фантастика фантастике рознь. Есть та, где драконы и звездолеты, а есть совсем другая. Бывают книги, в которых поначалу все кажется предельно реалистичным, но приходит минута, щелкает какой-то невидимый рычажок, и привычный мир меняется на глазах, поворачиваясь к нам доселе неведомой, таинственной и жуткой стороной… Так писал Эдгар По. Так писал Франц Кафка. Так писал Эрнст Теодор Амадей Гофман. Так писал и Хорхе Луис Борхес, составивший вместе со своими друзьями целую антологию подобной литературы. Достаточно назвать некоторых авторов этой антологии, чтобы стал ясен ее уровень. Петроний, Франсуа Рабле, Эмануэль Сведенборг, Олаф Степлдон, Гилберт Кит Честертон, Акутагава Рюноскэ, Джеймс Джойс, Жан Кокто, Хулио Кортасар — все они представлены в книге, а всего в ней можно встретить 66 писательских имен. Много аргентинцев — современников Борхеса, много живших в XIX веке англичан (их литературу составители хорошо знали и любили). Для полноты картины присутствуют французы, немцы и китайцы. А вот уроженцев России нет, хотя Николай Васильевич Гоголь смотрелся бы в этой компании вполне естественно.

Тем не менее «Антологию фантастической литературы» стоит рекомендовать всем поклонникам фантастики. Даже тем, кто без ума от историй о далеких планетах и могущественных чародеях. Потому что, не узнав, что такое «фантастический метод» (не путать с одноименным жанром!), ту же «Гиперборейскую чуму» Лазарчука с Успенским вы так до конца и не поймете…


Александр Ройфе


Питер БИГЛ

ПЕСНЯ ТРАКТИРЩИКА

Москва: ЭКСМО, 1999. — 400 с.

Пер. с англ. А. Хромовой

(Серия «Знак Единорога»).

10 100 экз. (п)

________________________________________________________________________

Фэнтезийному автору довольно сложно создать что-то новое в этом жанре, не выходя за рамки «малого типового набора» сюжетов. Именно поэтому фэнтези часто считают «недолитературой», жанром, не способным породить великое произведение. Однако есть писатели, которые в состоянии создать шедевр в любом жанре, даже не нарушив его канонов. К таким авторам относится и Питер Бигл.

Питер С. Бигл сразу запомнился нашим читателям по изданному еще на заре перестройки роману «Последний единорог». Уже тогда мы поняли, что имеем дело с серьезным и интересным писателем. «Песня трактирщика» только утвердит нас в этом мнении.

Внешне сюжет романа прост. Умирает старый маг, преданный лучшим учеником. Другие бывшие ученики пытаются спасти учителя или хотя бы не дать вырваться на волю страшному демону, который возникнет, если смерть мага будет мучительной и беспокойной… В книге присутствует почти вся фэнтезийная атрибутика — схватки на мечах, магические поединки и превращения, феодальный мир, долгие опасные путешествия… На радость любителям потоковой фэнтези. Однако все это отходит на второй план. Ибо главное в романе — люди. Мастерски прописанные персонажи, среди которых даже сложно выделить главного героя повествования. От лица персонажей и ведется рассказ о странных событиях, случившихся в придорожном трактире «Серп и тесак» и породивших песню трактирщика, ставшую эпиграфом романа. Каждая глава книги представляет собой маленький шедевр, причем смена ритма и стиля изложения отнюдь не мешает действию, а взгляд на одни и те же события с точки зрения разных людей (и не только людей, а например, лиса-оборотня) только придает сюжету дополнительные оттенки.

Очень часто случается, что даже самый хороший роман, особенно роман автора уровня Бигла, где огромное значение имеют стиль и язык повествования, бывает загублен беспомощным переводом. Однако в данном случае перевод оказался вполне адекватен оригиналу.

Илья Североморцев

Михаил АХМАНОВ

ТЕНЬ ЗЕМЛИ

Москва: ЭКСМО, 1999. — 464 с.

(Серая «Абсолютное оружие»).

14 000 экз. (п)

________________________________________________________________________

В будущем, лет этак через триста, человечество расселится по звездным мирам. Телепортация позволит отбывать со старушки Земли не поодиночке и даже не толпами, а прямо целыми городами, оставляя на их месте километровой глубины дыру. Довольно-таки оригинальный сюжетный ход. Правда, не очень понятно, по какой тогда причине остальные территории существенно затопило растаявшими полярными льдами, но это не суть важно. Технические подробности — не самая сильная сторона автора. Вызывает некоторое даже удивление тот факт, что препятствовать созданию Пандуса — портала для гиперперехода — можно при помощи… обычных радиопомех! А ведь именно источник помех должен обнаружить и обезвредить суперагент Дик Саймон, по кличке Тень Ветра.

Он послан на Землю с благородной миссией — устранить изоляцию планеты, невзирая на то, хочется этого ее обитателям или нет. Выжить и вернуться — такую поставили перед ним цель, но «у Ричарда Саймона была и своя задача, которую он сформулировал столь же лаконично: карать и защищать!». Благородство переполняет героя и выплескивается на окружающих. С первых же мгновений своего пребывания на Земле он чинит суд и расправу. Ну, а дальше все, как полагается в боевике: пиф-паф, шмяк-бум — весело, с шутками и прибаутками, перемежая все эти кровопролития размышлениями о вечном. Героя сопровождает его друг-напарник — почти разумный «тахайятский змей» Каа.

В книге очень много стеба вперемешку с высокопарными словесами. Впрочем, если не обращать внимания на перлы типа «Грабивший труп не промедлил ни мгновенья» (стр. 44 — речь идет не о зомби, а просто о мародере), то роман «Тень Земли» вполне может ненадолго отвлечь неприхотливого читателя от тягостных дум о судьбах российской фантастики.


Павел Лачев


Мелани РОУЗ

Дженнифер РОБЕРСОН

Кейт ЭЛЛИОТ

ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ

Москва: ACT, 1999. — 800 с.

Пер. с англ. Г. Корчагина, В. Гольдича, И. Оганесовой, А. Рогулиной

(«Золотая серия фэнтези»).

8000 экз. (п)

________________________________________________________________________

У хороших романов один недостаток — они быстро заканчиваются. Только войдешь во вкус, как на тебе — финал! Однако целых восемьсот страниц убористого текста триптиха «Золотой ключ» обещают долгое и приятное чтение зимними вечерами. Даже если сейчас за окном весна, не теряйте времени, потом книгу приобрести не удастся — уж больно тираж невелик.

Пересказывать содержание трех частей эпопеи — бессмысленное занятие, одно только перечисление действующих лиц займет не одну страницу.

Скажем сразу — мир «Золотого ключа» прописан исключительно достоверно, а герои как будто сошли со страниц исторических хроник позднего Средневековья. Повествование охватывает промежуток времени более трех веков, насыщенных войнами, любовью, предательством, магией… А что еще требуется для добротной фэнтези! Впрочем, надо признать, что с магией здесь все порядке, и не колдуны, злые или добрые, вершат свои дела, а надо всем главенствует волшебная сила искусства — буквально! Носитель Золотого ключа может не только воплотить реальность в живописи, но и наоборот, соединить в неразрывное целое портрет и прототип. Уайльду и Гоголю такой изыск сюжета пришелся бы по душе.

Поначалу, правда, немного раздражают обильные

вкрапления слов, корни которых имеют явно испано-арабскую основу, но затем все это очень логично увязывается с неким альтернативным вариантом истории, в которой несколько иное христианство и несколько иной ислам причудливо легли на латино-мавританскую культуру, наподобие той, что вполне могла возникнуть, не случись реконкисты.

Роман «Золотой ключ» вполне украсит библиотеку любителя хорошей фантастики.


Олег Добров

Андрей ВАЛЕНТИНОВ

НЕБЕСА ЛИКУЮТ

Москва: ЭКСМО, 1999. — 400 с.

(Серия «Нить времен».)

8100 экз. (п)

________________________________________________________________________

Действие романа происходит в середине XVII века, и, в отличие от многочисленных нынешних фэнтези, колорит эпохи здесь выписан точно, со знанием дела. Немудрено — Валентинов профессиональный историк.

В центре повествования — путешествие в западную Русь монаха-иезуита Адама Горностая. Адам, вызванный из Южной Америки, получает приказ произвести расследование странных обстоятельств, приведших к гибели католической миссии в Киеве. По ходу дела выясняется, что Общество Иисуса (согласно расхожим штампам, рассадник мракобесия), оказывается, ведет стратегические исследования на стыке науки и магии. Предсказание будущего, управление судьбой, психотронное воздействие на человеческие массы…

Но гораздо важнее внутренний мир Адама. Очень непрост сей немолодой иезуит. Сострадание и жестокость, светлая вера и ирония на грани цинизма, смелость и расчетливость — все это слито в нем воедино. Валентинов на протяжении всего повествования методично разрушает привычные стереотипы. То и дело сталкивая Адама с заклятым идейным врагом и вынужденным союзником, еретиком Гарсиласио, автор не описывает поединок истины и лжи. Нет, здесь, как всегда, неразрешимый конфликт двух правд. Оба героя озабочены благом человечества, оба уверены, что добиться этого можно изменением внешних форм жизни… Короче говоря, каждый верит в свою утопию, с той лишь разницей, что Адам не только мечтает, но и с коллегами-иезуитами строит в Южной Америке государство добра и света, Гуаиру. И то, что один почитает свободой, другой называет изощренным рабством; упования одного вызывают лишь ироническую усмешку у другого.

Разумеется, писатель не дает нам скучать. Сюжет крайне динамичен, гульбы и пальбы хватает с избытком, есть место и лирической теме, и юмору. Но все это не самоцель, а служит лишь фоном для решения главных вопросов — как соотносятся совесть и долг, реальность и мечта, душевный мир и внутренняя честность.


Виталий Каплан

Алан Дин ФОСТЕР

СЫН ЧАРОДЕЯ С ГИТАРОЙ

Москва: «Александр Корженевский» — ЭКСМО, 2000.464 с.

Пер. с англ.(Серия «Знак Единорога»).

10 100 экз. (п)

________________________________________________________________________

«Что делает старатель, когда прежний участок давно истощился, а нового он найти не может?» — вопрошает Джек Лондон, сам переболевший «золотой лихорадкой». И тут же дает ответ: «Возвращается на прежний участок в тщетной надежде добыть оставшиеся крупицы».

Традиция оказалась сильнее Мастера. Алан Дин Фостер пытается вновь найти золото в своих Серых горах, где оно, несомненно, было. Его цикл «Чародей с гитарой», посвященный молодому музыканту-самоучке, попавшему в параллельный мир, принес автору если не бурные овации критики, то солидные дивиденды читательской аудитории. Мир, где с помощью пения и музыки можно добиться овеществления почти любых желаний, был прописан сочно, изобретательно и к тому же плотно «подогнан» под подростковую аудиторию. Развлекаясь, автор позволял себе иронизировать над своими читателями: сексуально озабоченные разгильдяи-выдры говорили на слэнге молодежных тусовок — все это выглядело забавно и вкусно. Поначалу. Уже к пятой истории обнаружилось, что старатель устал, а на шестом романе прииск совсем истощился.

Прошло время, и Фостер опять вернулся на прежний участок. Он упрямо трясет старательский лоток, надеясь добыть оставшиеся крупицы. Вот уже сын Джона-Тома, желающий стать чаропевцем, отправляется «спасать мир и прекрасных дев». И подпевают ему — на этот раз в буквальном смысле — все те же выдры. Подустаревший, с точки зрения автора, рок заменяет новомодный рэп, герои сыплют «козлами в натуре», и это, пожалуй, все, что остается в лотке после промывки. Один песок, но уж его-то действительно много. Хватает, чтобы создать очередные Серые горы. Правда, уже без золота.


Сергей Питиримов


ВИШНЕВЫЙ САД ФАНТАСТИКИ

В середине восьмидесятых на небосклоне американской фантастической живописи возникла новая звезда.

Все чаще и чаще в номинациях различных премий за лучшие художественные работы стала появляться фамилия Дэвида Черри.

К концу века Черри завоевал уже почти все награды, которые может получить художник-иллюстратор, работающий в жанрах научной фантастики и фэнтези. Однако есть в его жизни еще одна неосуществленная мечта — он уже восемь раз номинировался на премию «Хьюго», однако заветный приз никак не попадет ему в руки…


Дэвид А. Черри родился в 1949 году в обычной американской семье. Точнее, не совсем обычной: его старшая сестра Кэролин была влюблена в фантастику. К тому же, когда Дэвиду исполнилось шесть, тринадцатилетняя Кэролин решила научить его рисовать. Как показало будущее, эта затея оказалась весьма полезной для обоих. Потому что знаменитая писательница Кэролин Черри получила на долгое время персонального художника-оформителя обложек своих книг.

В старших классах Дэвид увлекся античной историей, начал изучать латынь, но не забывал совершенствоваться в технике рисунка. Многие искусствоведы позже назовут его одним из самых талантливых самоучек в истории американской живописи.

В 1972 году он с блестящими результатами заканчивает колледж Искусств и Наук при Оклахомском университете. Он изучал греческий язык, греческую и римскую историю, классическое искусство и археологию и получил степень бакалавра гуманитарных наук. Надо сказать, что увлечение классицизмом, сыграло свою роль в становлении Дэвида как художника. Практически все, что он рисовал в то время, имело мало отношения к фантастике, это были работы на исторические темы. По утверждению Дэвида Черри, наибольшее влияние на него оказали картины Леонардо да Винчи, Лоуренса Альма-Тадема и Жан-Леона Жерома. Скорее всего, именно увлечение античностью позволило в дальнейшем легко перейти к картинам в жанре фэнтези, а затем и к НФ.

Одного образования Дэвиду оказалось мало, и в 1 975 году он заканчивает Юридический колледж при том же Оклахомском университете. Работа юристом позволяет зарабатывать на жизнь, а рисование по-прежнему остается хобби. В 1976 году в семье Черри происходит важное событие — у Кэролин выходит первая книга «Врата Иврела» и она получает Премию имени Джона Кэмпбела как самый многообещающий автор. Кэролин становится частым и желанным гостем на всевозможных конвентах, посвященных фантастике, и часто берет с собой брата. На одной из таких конвенций Дэвид познакомился с Майклом Уэланом, чьи работы поразили его. Впоследствии Дэвид Черри, рассказывая о художниках, оказавших наибольшее влияние на его творчество, неоднократно будет упоминать Уэлана в одном ряду с Леонардо.

Видимо, тогда же, в конце семидесятых, у Кэролин и родилась мысль попробовать Дэвида в качестве иллюстратора своих книг. Писательнице очень понравилась идея самостоятельно контролировать процесс оформления собственной книги. Договорившись с издателем, она заказывает брату обложку и шесть внутренних цветных иллюстраций для нового романа. Дэвид никак не мог поверить, что издатель Дональд Грант согласится с его участием в проекте, особенно после того как художник заявил, что намерен рисовать в редко применяемом для оформления книг стиле с использованием комбинации из шариковой ручки и акварельных красок. Однако Грант, к немалому удивлению Дэвида, согласился, и книга вышла. Безусловно, тот факт, что почти каждый рисунок создавался при непосредственных консультациях сестры, тоже неплохой художницы, сыграл свою роль. Дэвид быстро начал понимать специфику иллюстрирования фантастики. Книга вышла в 1980 году, и обложка, изображающая женщину в доспехах, с поднятым мечом и несущихся на зрителя двух белых коней, стала первой опубликованной работой Дэвида Черри.

Однако впервые поучаствовать в выставке ему довелось чуть раньше, хотя и в том же 1980 году. Дело происходило в Канзас-сити. Дэвид сильно нервничал, и чтобы успокоить его, Нэнси Эсайр, друг семьи Черри, стала расхваливать его работы и сообщила по секрету, что сама пишет фэнтези. «Ну тогда я сделаю обложку к твоей первой книге!» — заявил в ответ приободренный Дэвид. Тот разговор вроде бы забылся, но когда у Нэнси в 1986-м готовилась первая книга «Сумеречные королевства», Дэвид, к тому времени уже признанный мастер, взялся за ее оформление, что немало способствовало успеху издания среди любителей фэнтези.

Первая крупная публикация — вещь немаловажная, как в литературе, так и в живописи. Художника, хоть раз выступившего иллюстратором романа известного автора, сразу замечают издатели. У Дэвида появились заказы, за ними пришла и популярность. В первой половине 80-х Дэвид Черри становится одним из лидеров американской фантастической иллюстрации. Неоднократно номинируется на премии, имеет персональные выставки. С ним хотят сотрудничать самые известные авторы и издатели. Однако сестра по-прежнему остается вне конкуренции. Он иллюстрирует почти все произведения Кэролин Черри, выходящие в США. Так как сестра пишет в разных жанрах, начиная с фэнтези и кончая «твердой» НФ, Дэвид становится все более изощренным художником, великолепно умеющим изображать как звездные скопления и космические корабли, так и разнообразных мифических персонажей (не забывая регулярно вставлять в иллюстрации портреты своей сестры). Почти все писатели, с которыми он работал, отмечают, что Дэвид Черри один из немногих художников, способных максимально понять авторский замысел. Он непрерывно совершенствовал технику, используя почти все приемы: от карандаша до масла и акрила. Однако с письмом маслом возникают проблемы — аллергия. Поэтому все больше приходится прибегать к акрилу.

В 1988 году Дэвида выбирают президентом ASFA — Ассоциации художников-фантастов. Тут уже пригодился опыт юриста. Успешно преодолев множество проблем, возникших к тому времени у Ассоциации, Дэвид Черри в 1990-м уходит с этого поста, сославшись на занятость. Действительно, ведь уже прилично зарабатывая своими художественными работами, он не бросает профессию юриста. Оба вида деятельности отнимают все свободное время — Дэвид трудится семь дней в неделю по шестнадцать часов. Работает в основном ночью, когда не отвлекают дети и телефон.

Стремление «попробовать все» не дает Дэвиду покоя. Он берется за новые и новые проекты. Работает над обложками для ролевых игр, создает игральные карты на тему толкиновского Средиземья и даже публикует фантастические рассказы. Видимо, не дает покоя мысль, что сестра умеет не только писать, но и неплохо рисует.

В 90-х годах Черри одним из первых среди художников обращается к возможностям компьютера. Для него это спасение: можно писать «маслом» и нет никакой аллергии. Продолжая доказывать свою многогранность, он разрабатывает персонажей для известной компьютерной фэнтези-игры «Разрушенный Свет».

Сейчас Дэвид по-прежнему живет в Оклахоме, рисует и занимается адвокатской практикой, иногда выезжая в различные крупные университеты с циклами слайд-лекций о технике рисунка и живописи. А любители фантастики до сих пор наслаждаются его знаменитыми работами к романам сестры, к «Звездному приливу» Дэвида Брина, к Асприновскому циклу о Мире воров, к томам Жюля Верна…

И ждут новых неожиданных проявлений многочисленных талантов Дэвида Черри.


Дмитрий БАЙКАЛОВ


БАНК ИДЕЙ

Рассказ японского фантаста вызвал живейший интерес у наших читателей: за решение взялись 89 конкурсантов. Как всегда, сначала коротко напомним условия задачи.


Герой прибывает в некую подпольную фирму, которая торгуетбудущим. Человеку предлагают на выбор три параллельных мира. Первый — высокотехнологичный мир, второй — буколический, а третий — погибающий в пламени ядерной войны. Но не думайте, что клиент сразу же попадает в «готовый» мир; это было бы слишком просто. Из объяснений руководителя фирмы следует, что планета станет такой лет через двадцать, в том числе благодаря факту прибытия людей из другой «параллели», знающих, куда направлен вектор. А таких людей уже немало — фирма обслужила более полутора тысяч клиентов… Пока же человек попадает в абсолютно идентичное окружение: та же история и география, те же улицы и здания, даже родственники и друзья те же самые. Но постепенно, с каждой неделей, с каждым месяцем выбранный мир будет двигаться в нужном направлении…

Вопросы были такие:

1. КАКОЙ МИР ВЫБРАЛ ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ?

2. ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ФИРМА и КАКОВЫ ПОСЛЕДСТВИЯ ЕЕ ДЕЙСТВИЙ?


Отвечая на первый вопрос, большинство читателей остановилось на мире ядерной катастрофы. Объясняется это не кровожадностью конкурсантов, а тем, как они понимают психологию японца. Ну а главное, как честно признался один из участников игры: «Все остальное было бы слишком просто и не стоило бы умственных затрат».

Львиная доля умственных затрат пошла, естественно, на второй вопрос. Тут-то и начинается самое интересное.


Вариант I

Загадочная фирма — это, действительно, ПЕРЕСАДОЧНАЯ СТАНЦИЯ по переброске людей в параллельные вселенные. Дело в том, что в буколическом мире давно наступила стагнация, и следует подстегнуть его развитие (Г. Фатеев, г. Мариинск, Кемеровская обл.). С помощью станции можно провести селекцию людей, создав для человечества три пути развития (Е. Гравес, Москва; М. Кожинов, Самара; В. Лукодьянов, Томск, и др.). Ну и, конечно же, таким способом очень просто подготовить технологический рывок в первом мире, выйти к звездам и занять достойное положение в Галактическом Сообществе (Д. Лобов, Новгород; В. Шутихина, г. Красногорск, Московская обл. и др.).


Вариант II

Учитывая нашу чуть ли не генетическую веру в возможности СПЕЦСЛУЖБ, можно предположить, что это дело их длинных рук. Здесь отфильтровываются и «перепрограммируются» люди, представляющие потенциальную опасность для человечества (Т. Волков, С.-Петербург; Д. Лурье, Саратов; Д. Барыбин, Рига). Хотя, возможно, «фирма» просто проводит тестирование, попутно выявляя маньяков и самоубийц (В. Новожилов, Томск; С. Крутиков, Ижевск). Самая благородная версия состоит в том, что спецслужбы вместе с учеными проводят негласный социальный опрос, дабы определить, по какому пути должно двигаться человечество (А. Чмилинский, г. Корсаков, Сахалинская обл.; В. Розанов, Петропавловск-Камчатский).


Вариант III

Несомненно, это ГОСТИ ИЗ БУДУЩЕГО! Мир стоит на грани ядерной катастрофы, и для того, чтобы ее избежать, возможны два решения. Первое: перебросить в будущее тех, кто желал бы видеть зеленую цветущую Землю (В. Пузанов, г. Токмак, Запорожская обл.; Т. Солодихин, Екатеринбург; Н. Осояну, Кишинев, и др.). И второе, довольно извилистое: завербовать людей, сознательно выбравших мир катастрофы, поскольку они желают его изменить (В. То-порков, Иркутск; Д. Лодкин, Казань, и др.). Так или иначе, но прощаться с человечеством не хочет никто из наших читателей, и они пользуются любой возможностью, чтобы оставить цивилизации шанс…


Вариант IV

…Но шанса почти не остается, когда в дело вступают ИНОПЛАНЕТЯНЕ. Организовав массу подобных фирм в развитых странах, чужаки подталкивают человечество к выбору третьего пути (Ю. Пушкарев, Саратов; К. Каленов, Москва, и др.). Некоторые читатели допускают, что у визитеров благие намерения (см. предыдущие варианты), но таких немного. В общем, понятно: с какой стати нам помогать, если мы сами не желаем решать свои проблемы.


Вариант V

Некоторых читателей заинтересовала фигура самого ГЕРОЯ. В данном случае не столь важно, кто стоит за вывеской фирмы: японский аналог ФБР, правительство, группа ученых или гости из будущего. Главное, что герой в силу каких-то обстоятельств или личных качеств способен изменить ход истории. И предложение выбора — на самом деле тест по поводу его «лояльности» к человечеству (С. Грибок, Москва; Р. Крушницкая, Кострома). По мысли И. Пинка (Тула), действие происходит именно в параллельном мире, и героя пытаются забросить в наш, дабы он помог созданию японской атомной бомбы до гибели Хиросимы. С. Костромин (г. Красноуральск, Свердловская обл.) убежден в том, что руководителем фирмы является сам герой. Просто лет тридцать назад он клюнул на такое же объявление, выбрал технологический мир, в котором стал знаменитым астронавтом, но в результате хроноклазма вновь оказался в прежней реальности. Воспользовавшись технологиями будущего, он создал аппарат для перемещения и теперь ждет себя самого.


Вариант VI

Примерно треть конкурсантов подозревают, что столкнулись с типичным МОШЕННИЧЕСТВОМ. Они готовы рассматривать и другие версии, но эту выделяют тремя восклицательными знаками. Суть сомнений наиболее полно выразили два участника конкурса: Б. Артемьев (г. Жердевка, Тамбовская обл.) и И. Кислицын (г. Серов, Свердловская обл.). Приведем выдержки из письма последнего:

«Во-первых: в условии задачи нарушен ведущий закон формальной логики — закон тождества. Если изначально все три мира абсолютно одинаковы, то и тенденции развития одинаковы, и результаты одинаковы. Ведь если посеете семена укропа, то укроп и взойдет, а не морковь, свекла или ревень. Во-вторых: смущает время на реализацию обещаний — 20 лет. Вспоминается Н. С. Хрущев: «Это поколение советских людей будет жить при коммунизме». Или Ходжа Насреддин с его известной байкой про осла и шаха…

Мне кажется, что предлагаемые модели развития параллельных миров (не считая ядерной войны) вряд ли смогут одержать полную победу за 20 лет. В-третьих: если все жители параллельных миров идентичны, то куда девать двойника из параллельного мира? А если они все четверо там соберутся? Будут биться на мечах: «Должен остаться только один»? В-четвертых: как объективно отличить один мир от другого? Каковы доказательства реальности переноса, кроме честного слова руководителя фирмы?»


Вариант VII

И наконец, ЭКЗОТИЧЕСКИЕ версии. И. Кигин (Саратов) предлагает «сотворение будущего посредством стихосложения». Перед нами «написание хокку из трех Вероятностей, включающих Стремление (1), Гармонию (2), Разочарование (3). В этом случае уж совсем неважно, какой мир выберет главный герой. Фирма представляет собой перо, медленно выводящее во времени Сущность, не доступную нашему пониманию. Кто произнесет это хокку? Кто родит гортанью сочетание резких и мягких, влажных и сухих, звонких и тусклых, горячих и холодных, вибрирующих и застывших звуков? Кто насладится многоцветной палитрой и изысканными полутонами этого стихотворения? И не забудет ли этот «Кто», что за каждым мазком палитры — миллионы человеческих судеб?»

По мысли А. Михалько (г. Новокубанск, Краснодарский край), инопланетяне, организовавшие фирму, перемещают в параллельные миры души людей, а тела остаются в полном распоряжении галактических захватчиков. Не обходит вниманием инопланетян и Е. Денищенко (Ростов-на-Дону), только у него чужаки питаются эмоциями людей. А еда должна быть разнообразна, поэтому они готовят сразу три блюда: сладкое (буколический мир), сытное (технологический) и острое (ядерная катастрофа). Чего только ни бывает в мире фантастики…


Надо сказать, что в изложенных версиях уже есть решение задачи. Для того, чтобы найти отгадку, требуется лишь одно: их скомбинировать. Победителей, которые сумели это сделать, мы назовем позже, а сейчас предлагаем вам еще раз попытаться найти ответ и сравнить свое решение с версией автора.

Сакё Комацу
МУКИ ВЫБОРА

Сначала ему казалось, что он идет по улицам, следуя описанию, но постепенно у него окрепло ощущение, что он упустил важный ориентир. Сложное переплетение переулков и задворков, поглотившее его спустя несколько минут, превратило ощущение в уверенность. Он окончательно заблудился.

Единственным выходом было поскорее выбраться из этого грязного омута на главную улицу и начать поиски заново. Но как только он решил возвратиться, перед глазами возник желанный ориентир.

Впрочем, магазин выглядел совершенно не так, как ему рассказывали. Вместо снаряжения для подводного плавания здесь торговали подержанными телевизорами с плоским изображением, давно отнесенными к категории старья.

Тем не менее он решил обратиться к пожилому мужчине за кассой — видимо, владельцу магазина.

— Я хотел бы для себя кое-что подобрать.

Волосы пожилого блестели — не иначе, парик. Он отвлекся от объемного телевизора. Один его глаз оказался искусственным, но почему-то косил.

— У вас есть рекомендации? — спросил он не очень любезно.

Посетитель достал из кармана клочок бумаги со странным значком, полученный от знакомого в качестве рекомендательного письма, и купюру в пять кредитов.

Пожилой хозяин глянул на значок и сунул бумажку в прибор, похожий на определитель купюр, потом убрал пятерку в карман и распахнул дальнюю дверь торгового зала.

— Прошу. — Он показал подбородком, куда идти.

— У вас перемены? — спросил посетитель. — Мне говорили, что рядом торгуют снаряжением для подводного плавания…

— Это если войти в здание с противоположной стороны, — ответил хозяин. — Вы забрели в этот переулок по ошибке. Вам в подвал.

За дверью оказалась лестница, ведущая круто вниз. Указывая пальцем на дверь внизу, хозяин объяснил:

— Туда. Внизу темно, но вы не беспокойтесь: идите прямо — там всего один коридор. Только не оступитесь.

Предостережение оказалось небесполезным. Приглядевшись, посетитель обнаружил, что лестница собрана из легчайших деталей, из каких свинчивают леса вокруг зданий. Казалось, стоит зацепить даже ногтем какую-нибудь выступающую деталь — и вся конструкция мигом рассыплется.

На стенах не было светильников, зато на потолке мигала старомодная флуоресцентная лампа. При каждом шаге лестница вибрировала и громко лязгала. Она опиралась на колесики и могла быть разобрана и убрана за считанные мгновения.

Спустившись и открыв странную дверь, похожую на люк, посетитель поморщился от запаха плесени. Он понимал, что где-то неподалеку должна работать ионизирующая воздухоочистительная установка, однако даже ей не удавалось справиться с гнилостным подвальным духом. Красный ковер на полу и приятная глазу окраска стен не могли исправить впечатление. Даже коридор был временным — об этом говорил пружинящий пол.

Но запах гнили не смог отпугнуть посетителя. Если здесь действительно предлагают… Но он не довел до конца свою мысль: его ждала еще одна дверь. Он постучал и услышал жужжание выдвигающегося объектива. Дверь медленно, торжественно отворилась.

Его взору предстал продолговатый холл, который можно было принять за продолжение коридора или за старомодный железнодорожный вагон. Пол холла был устлан темно-зеленым ковром, с виду шикарным, а в действительности потертым. Мебель в холле была безвкусная, объемный телевизор на стене оказался откровенной дешевкой. Все вместе больше смахивало на вестибюль старомодного борделя.

Посетитель принюхался и сморщил нос. Он не мог решить, что лучше — опуститься в обшарпанное кресло или остаться стоять. Пока он колебался, дверь в кабинет распахнулась, и человечек с невыразительным взглядом пригласил его войти.

Сколько еще дверей ему придется миновать? Он надеялся, что эта последняя, но увидел позади большого стола еще целых три. Верхние половинки дверей представляли собой странные экраны.

— Присаживайтесь. — Выражение лица человечка было таким же скучным, как и его взгляд.

Усаживаясь, посетитель ожидал, что из какой-нибудь двери появится менеджер, но они остались закрытыми. Скучный человечек сел напротив.

— Кто вас рекомендовал? — спросил он. Выражение его лица могло быть только отсутствующим — при таком резко выраженном косоглазии.

Посетитель произнес пароль. Человечек вяло кивнул.

— Годится… Кстати, вы готовы заплатить на месте полную цену?

— Да, я принес деньги, — ответил посетитель. — Сто тысяч кредитов, кажется?

— Чеком или наличными?

— Наличными.

— Хорошо. — Человечек кивнул, но жестом помешал посетителю извлечь бумажник. — Нет, это преждевременно. Заплатите позже. Сумма немаленькая, не стоит отдавать ее авансом.

Наверняка это было всего лишь проявлением учтивости, но для спешки действительно не имелось оснований.

— Так… — человечек положил подбородок на скрещенные пальцы и пристально посмотрел на посетителя. — Вам хорошо известно, что мы предлагаем?

— Я слыхал, что здесь можно выбрать свое будущее… или что-то в этом роде.

— Это все?

— Как будто…

Человечек встал, почесал затылок, прикусил ноготь.

— Не все так просто… Не знаю, как вы это себе представляете, но фантастикой здесь даже не пахнет. Вы только слегка повлияете на свою жизнь в ближайшем будущем. Никаких потрясающих открытий. Возможность предлагать такое людям с улицы появилась благодаря чистой случайности.

— Может быть, объясните поподробнее? — попросил заинтригованный посетитель. Уклончивость собеседника только подстегнула его любопытство.

— Так и быть, скажу вам правду. Мы с партнером — люди не из этого мира.

— Значит… — У посетителя пересохло во рту. — Неужели вы…

— Совершенно верно. Из будущего. Мы совершили путешествие во времени, нарушив законы, действующие в нашем мире.

Посетитель заподозрил, что ему морочат голову. Скучный человечек решительно ничем не отличался от остальных людей, разве что чрезмерной уклончивостью и неряшливостью в манерах.

— Что дальше? — поторопил он его.

— Создав в том, своем мире более мощный механизм переноса во времени с увеличенной подвижностью, мы получили возможность перенестись в такое место и такое время, где до нас не дотянутся власти. Мы можем исчезнуть в сложной временной структуре…

— Минуточку! — перебил его посетитель. — Из-за чего у вас конфликт с властями?

— Сколько бы я ни объяснял тонкости наших законов о путешествиях во времени, вы все равно меня не поймете. — Человечек грустно покачал головой. — Чтобы добиться разрешения, надо преодолеть сотни бюрократических рогаток и выдержать крайне требовательную инспекцию. К тому же путешественника всегда должен сопровождать проводник. Индивидуальное путешествие во времени считается тяжким преступлением.

— Ничего удивительного, что ваши порядки мне недоступны, — сказал посетитель. — Люди из общества, не ведающего автомобилей, не поняли бы смысла наказания за превышение скорости. Но как с помощью вашей аппаратуры выбрать подходящее будущее?

— Если быть точным, это не главная, а побочная функция. Используется только селектор каналов пространства-времени и таймоскоп.

— Не совсем понимаю…

— Если вы не разбираетесь в основах самого принципа путешествий во времени, мне будет трудно вам это объяснить. Главное в том, что мы не можем использовать всю энергию системы. Если коротко, мы не в состоянии посадить вас в машину и запустить в будущее или в прошлое. Если мы это сделаем, волна, поднятая системой, привлечет внимание… э-э… контролирующих органов.

— В таком случае…

— Мы можем прибегнуть к каналу пространства-времени. Используется сфера множественных измерений — это совсем нетрудно.

— Может быть, вы объясните принцип попроще? — Посетитель уже чувствовал раздражение. — Почему это должно изменить мое будущее?

— Это имеет отношение к самой возможности путешествия во времени, — сказал человечек с сочувственной улыбкой. — Боюсь, вы все равно ничего не поймете, поэтому мне придется прибегнуть к символам. Известно ли вам, что наш мир, наша история — не единственные варианты развития? Назад, в прошлое, как и вперед, в будущее, простирается бесконечное количество возможностей.

— Нет, это мне неизвестно, — ответил посетитель. — Но что-то в этом роде я, конечно, слыхал, поэтому мог бы согласиться с подобной идеей — в определенных рамках, конечно.

— Это похоже на то, как, согласно неэвклидовой геометрии, параллельно линии, проходящей через одну точку, можно провести бесконечное количество линий, не расположенных на этой линии. Из-за этого на заре эры путешествий во времени происходило много несчастных случаев: совершив путешествие в будущее или прошлое, люди не возвращались в исходную точку. Представьте, что из точки Р вы отправляетесь в некую точку А в будущем. Это будущее — не единственное возможное А: могут быть также А-2, А-3, А-4 и так далее. Вы устремляетесь в точку А в каком-то будущем среди массы прочих, но когда потом пытаетесь возвратиться в точку отправления, спускаясь по лестнице времени в прошлое, это оказывается невозможным. Ведь трасса из точки А в прошлое также расщепляется до бесконечности, и возникают точки Р-2, Р-3… Р-п.

— Все ясно. — Посетитель сделал вид, что до него дошло, и скривил губы. — И что же?

— Чтобы избежать эффекта лабиринта, ученые изобрели селектор каналов пространства-времени, применив принцип резонанса. Используя резонанс пространства-времени между точками А и Р и направляя машину времени в резонансный канал, вы получаете возможность переместиться из Р в А и обратно, не потерявшись в пути. Но этот метод не позволяет вам углубляться в миры будущего или прошлого с их бесконечным ветвлением. Вы получаете доступ только в несколько каналов в точке резонансного слияния, в зависимости от эффективности генератора.

Посетитель начал кое-что понимать.

— Значит, я все-таки могу выбрать для себя будущее, не так ли?

— В некотором смысле, — подтвердил человечек. Селектор каналов предложит вам три направления в будущее из этой самой комнаты, размещенной в данном мире в данный момент времени. Однако это всего лишь направления, поэтому сделанный вами выбор не осуществится немедленно. Вы выбираете себе будущее среди предлагаемых нами вариантов, а мы запускаем вас в облюбованный вами канал. С этого момента история всего мира двинется в одном направлении, в том числе и в связи с фактом самого вашего присутствия.

— Иными словами… — Посетитель даже охрип от волнения. — Из этой комнаты открываются три разных варианта будущего?

— Совершенно верно. — Человечек указал большим пальцем через плечо на три двери. — Там стоит генератор. Стоит вам войти в одну из дверей — и вы окажетесь в мире пространства-времени с определенным вектором в будущее.

— Что это за миры? Могу ли я узнать о каждом из них? — Посетитель подался вперед, его голос дрожал от волнения.

— Секундочку… — Человечек нащупал что-то под столом. — Я покажу вам кадры миров будущего, пользуясь таймоскопами.

Комната разом погрузилась в темноту, верхние половинки всех трех дверей мягко засветились.

— Справа налево идут варианты — с первого по третий. Начнем с первого…

Посетитель увидел какое-то движение, потом смутные очертания. Все это напоминало объемное телевидение.

На экране возник город будущего, возводимый с невероятной быстротой. Под огромной сферой громоздились здания различных форм: здесь были и кольца, и соты, и цилиндры, и шары; все они представляли собой целые города, соединенные густой паутиной заключенных в оболочку артерий.

Люди без помощи каких-либо механизмов парили в воздухе — видимо, им стали подвластны законы тяготения. Огромный, как город, корабль стартовал к другой звезде. Вся земля была покрыта заводами, жилыми комплексами, возделываемыми полями, вокруг планеты вращались искусственные города-спутники.

— Достаточно? — поинтересовался человечек.

— Вполне, — пробормотал посетитель. — Второй вектор, пожалуйста…

Засветилась вторая дверь. Город выглядел гораздо проще, чем первый, дома не рвались в небо, а были гармонично вписаны в естественный ландшафт. По земле вились дороги, утопающие в цветах и деревьях. Люди были одеты неброско, но все мужчины были красивы, как Адонисы, а женщины походили на прелестных нимф. На стадионах и в бассейнах проводились спортивные состязания, в концертных залах под открытым небом исполнялась музыка, в людных салонах декламировались стихи.

— Классическая гармония… — прошептал посетитель. — Видимо, им удалось многое изменить в самой природе человека.

— Можно перейти к следующему сюжету? — спросил человечек.

— Пожалуй.

Экран на третьей двери еще какое-то время оставался неярким, хотя, приглядевшись, можно было различить какое-то мелькание. Потом появился город, жители которого беспорядочно торопились в разные стороны. Этот город мало чем отличался от городов настоящего: пыль, гарь, переполненные улицы, заросшие сажей высотные здания, жилые кварталы, неуклонно превращающиеся в трущобы…

Однако в городе на экране явно властвовало смятение. На лицах людей застыло тревожное ожидание, покорность судьбе. Внезапно на углу кто-то громко закричал, тыча пальцем в небо. Все прохожие в испуге задрали головы.

В следующую секунду на экране возникла такая ослепительная вспышка, что посетителю пришлось отвернуться от двери-экрана. В глазах еще долго горели красные и зеленые блики.

— Это все? — спросил он, жмурясь.

— Еще нет. Смотрите! — раздался из темноты голос человечка.

Сначала посетитель не мог понять, что происходит на экране. Потом до него дошло: он смотрит на гигантскую воронку, разверзшуюся на месте города. По краям воронки догорали руины; завалы расплавленного стекла протянулись на многие мили, даже горы на горизонте превратились в дробленую, плавящуюся породу. В радиусе сотни миль от кратера не уцелело ни деревца, ни травинки, ни даже бактерии, не говоря о птицах и зверях. Вся жизнь была уничтожена. Высоко в небе повисли красно-бурые облака радиоактивной пыли.

На морском побережье бушевали чудовищные штормы, повсюду зарождались разрушительные тайфуны. Выживших невозможно было разглядеть, словно людей вообще никогда не существовало. Видимо, от человечества остался лишь пепел, смешавшийся в атмосфере со смертоносной радиоактивной пылью.

Человечек включил свет, изображение на третьем экране погасло.

— Ну вот, — сказал человечек по-прежнему монотонно, без тени волнения. — Таковы три варианта будущего, доступные нашему селектору каналов пространства-времени. Теперь выбирайте, который из них для вас предпочтительнее.

Посетитель немного подумал и сказал:

— Второй номер кажется наиболее приятным.

— В этом случае придется взять с вас установленную плату, — сказал человечек. — Сумма, конечно, немаленькая, но вы можете считать ее взносом в пользу поборников освобождения, которые пожелают пойти вашим путем.

Посетитель достал пухлый бумажник и отсчитал человечку положенную сумму.

— Сейчас я открою второй канал. — Человечек убрал деньги в ящик стола и встал. — Но до этого вам будет небезынтересно кое-что узнать…

У посетителя вспотел лоб. Он утер пот ладонью и долго смотрел по очереди на каждую из трех дверей, вспоминая картинки.

— Я уже говорил, что вы получаете только некое направление. Речь не идет о том, чтобы без промедления катапультировать вас в будущее, которое вы наблюдали на экране. Может пройти пятнадцать или двадцать лет, прежде чем вы получите искомое. Нам важно убедиться, что вы правильно понимаете это обстоятельство. Из вышесказанного следует, что мир, который примет вас за этой дверью, не будет отличаться от вашей нынешней реальности. Ваша жизнь, семья, друзья, этот город — все останется совершенно таким же. Впоследствии, естественно, будут происходить изменения, и со временем мир, где вы окажетесь, начнет все больше отклоняться от остальных, приближаясь к тому, что вы только что видели. И…

— Извините, я… — сказал посетитель неуверенно и очень тихо.

— И еще вы должны дать мне одно обещание. По ту сторону вам надлежит молчать о том, что вы побывали здесь, у нас. Нам не поздоровится, если контролирующие органы узнают, чем мы здесь занимаемся. Так что очень вас прошу: обещайте, что никому ничего не скажете. А теперь…

— Извините… — повторил посетитель. — У меня осталась возможность изменить выбор?

— Вообще-то да, хотя…

— Нельзя ли еще разок взглянуть на все три варианта?

Человечек снова нажал на кнопку. Переводя взгляд с одного экрана на другой, посетитель судорожно сглатывал слюну.

— Хорошо, — сказал он наконец страдальческим голосом. — Я решил. Выбираю третий номер.

— Вы не оговорились? — Человечек удивленно поднял глаза. — Какой странный выбор! Вы же видите, это просто…

— Знаю, — ответил посетитель, утирая с лица холодный пот. — Но два других варианта настолько предсказуемы, что рано или поздно все равно осуществятся, даже если я не стану их создавать.

— А вам не кажется, что то же самое можно сказать и о третьем варианте?

— Нет! — Посетитель откашлялся. — Вместо того, чтобы жить в неопределенности, боясь, как бы не разразилась катастрофа, я предпочитаю мир, заранее обреченный на гибель! Более того, мне кажется, что такое будущее трудно достичь иными методами. Понимаете, когда Хиросима исчезла в ядерном пожаре, человечество не содрогнулось. Не утонуло в океане слез. Не преклонило колени в покаянной молитве. Оно осталось тупым и равнодушным. Пусть же получит то, чего заслуживает.

— Как вам будет угодно. — Человечек пожал плечами. — Многие наши клиенты рассуждают так же. К тому же они устали надрываться, зарабатывая деньги, а патриархальный быт их не привлекает… Что ж, извольте подойти к двери номер три.

Посетитель повиновался. От мысли, что сейчас будет сделан непоправимый шаг, он превратился в камень.

«Назад! — призывал внутренний голос. — Что за безумный выбор! Еще не поздно отказаться…»

Разум, каждая клеточка тела, все его существо сопротивлялось решению, обрекающему его на верную гибель. И все же он встал перед третьей дверью, в волнении потирая руки и обливаясь потом.

— Прошу внимания, — раздался монотонный голос человечка. — За этой дверью вы попадете в коридор. В канале пространства-времени вас может охватить неприятное чувство, но, уверяю вас, ничего смертельного не случится. Идите прямо. В конце перехода вы увидите еще одну дверь и попадете в комнату, похожую на эту. Вы не испытаете в новом мире ни малейших трудностей и будете вести ту же жизнь, что и здесь. До некоторых пор, конечно… Что ж, удачи!

Дверь отворилась с негромким скрипом. Дрожа, как в лихорадке, посетитель шагнул в темноту, словно притянутый могучим магнитом.

«Назад!» — по-прежнему надрывалось все его существо, но он упорно шагал вперед. Он не заметил, как прошел в дверь, только услышал, что она захлопнулась у него за спиной. Темнота стала кромешной.

Он терялся в догадках, куда попал, какой величины помещение. Медленно, маленькими шажками он продвигался вперед, чувствуя уклон. Внезапно пол у него под ногами стал зыбким. Перемена была настолько неожиданной, что он потерял равновесие и ударился о стену. Все вокруг завибрировало, он испытал головокружение, тошноту и с трудом сдержал рвоту.

Казалось, темнота вращается вокруг него, набирая скорость. Он стиснул зубы и продолжил путь, то и дело оступаясь, шатаясь и ударяясь о стену. В голове у него помутилось, он уже не сознавал, что происходит…

Очнувшись, он почувствовал, что опирается обо что-то холодное. Он дотронулся до опоры рукой. Это оказалась железная дверь. Наконец-то он добрался до конца коридора!

Он постучал в дверь столько раз, сколько учил человечек в прошлом мире, и дверь бесшумно отворилась. Сначала он ничего не смог разглядеть из-за яркого света, заливающего комнату, и просто остался стоять, покачиваясь от слабости. Человечек не обманул: комната, куда он попал, оказалась похожей на ту, которую он недавно покинул.

— Добро пожаловать в новый мир, — сказал человечек — не тот, с которым он недавно расстался, однако обладавший в точности таким же скучным голосом. — Прошу на выход.

— Прежде чем уйти, я хотел бы задать один вопрос, — выдавил путешественник. — Я только что из другого мира. Как же я буду соотноситься со своей ипостасью, жившей здесь с самого начала? Не грозит ли нам столкновение?

— Вам совершенно не о чем беспокоиться, — отозвался человечек устало. — Подробное объяснение заняло бы слишком много времени. Вам достаточно знать, что мы отправили вашего двойника из этого мира в тот, где раньше жили вы. Столкновение вам не грозит.

— Как же вам это удалось?

— На выход, пожалуйста, — повторил человечек. — Всего хорошего.

Путешественник понял, что больше ничего не добьется, и покинул комнату, прекратив спор. Он прошел уже знакомым коридором, устланным ковром, поднялся по знакомой шаткой лестнице, прошел через магазин подержанных товаров и оказался на той же запущенной улице, куда забрел в поисках таинственного заведения.

Все вокруг было совершенно таким же, вплоть до мельчайших деталей, включая непристойные надписи на заборе и густые облака в небе.

Но разница существовала, и какая! Он знал, что этот мир обречен на утрату будущего и гибель в неизбежной катастрофе. Это было известно одному ему, если не считать тех, кто до него выбрал дверь под номером три. Это была его сладостная тайна.

«Я избранный! Я направляю этот мир, будь он проклят! — гордо сказал он себе, глядя на закопченное городское небо. — Никто, кроме меня и еще десятка таких же, не знает судьбу этого мира. Пройдет десять — двадцать лет, и я увижу над городом ослепительную вспышку, после которой всему придет конец. Полная, свинцовая уверенность!»

В отличие от миров за остальными двумя дверями, этот лишен будущего. Не будет нескончаемых, тягостных лет, которые запомнились бы только как беспрерывное повторение каждодневной рутины… Это знание окрашивало детали городского ландшафта — мусор на тротуаре, сопливого беспризорника в подворотне, бродячих собак, даже мигающие вывески — в трогательные, щемящие цвета. Все вокруг приобрело контрастность, ибо неуклонно приближалось к порогу смерти и разрушения. Впервые за последние годы он ощутил ясность, полноту жизни, сердце его наполнилось трагическим удовлетворением.

Он уверенно зашагал по улице, углубляясь в совершенно незнакомый район. Его ждала неизбежная катастрофа всего мира. Он познал свое будущее.

— Просто не верится, что мы огребаем такие деньжищи! — сказал низкорослый человечек, вынимая из ящика стола гроссбух. — У нас уже больше двадцати миллионов. Тебе не кажется, что пора закрывать лавочку?

— Я считаю, что аппетит приходит во время еды, — ответил второй. — Наш босс в полном восторге. Никто еще не придумал такой выгодной аферы, как эта. Машина времени, канал времени… Гениальная выдумка! При первом же признаке опасности мы уйдем через мусоропровод. Но я уверен, что нам ничего не грозит.

— Наверное, ты прав, — согласился первый, обладатель скучного голоса. — Посетителей с каждым днем все больше. Метод настолько безупречен, что достаточно его придерживаться — и к нам никто не сможет придраться. Все они верят, что попадают в другие миры, и помалкивают. Ведь если они начнут болтать подобную чушь, их примут за сумасшедших. Кому хочется прослыть сумасшедшим, да еще за собственные деньги?

— Канал пространства-времени… — Второй усмехнулся. — Самые обыкновенные двери и заезженные фантастические фильмы! Недаром говорят: все гениальное просто! Главное, напустить на себя важности и пригласить очередного легковера к двери. Пустить в соседнее помещение газ, устроить тряску — вот и все, что требуется, чтобы бедняга поверил, будто угодил в какое-то иное измерение. Все-таки люди — неисправимые дураки.

— Но, знаешь… — проговорил первый совсем тихо, — кое-что не дает мне покоя…

— Боишься, что мы не единственные, кто получил это послание? — второй залез в сейф, достал письмо и любовно разгладил его на коленях. — В мире полно идиотов, а потому для каждого умника найдется работа. Интересно, кому в голову пришла такая гениальная мысль? Босса мы ведь так и не видели — только письмо…

Внезапно буквы на листе бумаги замерцали, вспыхнули и исчезли.

Второй оторопело уставился на письмо.

— Задумайся, друг мой, — сказал человечек со скучным голосом.

— Только у нас уже пара тысяч человек прошли в третью дверь. Бизнесмены, политики, военные. И сейчас каждый из них убежден, что максимум через двадцать лет нашему миру придет конец…


Перевел с японского Юрий НИКОНОВ



Итак, перед нами классическая «шкатулка с двойным дном». Писатель не говорит прямо, кто является идейным руководителем мошенников, но мы с вами люди подготовленные и по почерку явно узнаем инопланетян. Можно предположить, что, не обладая серьезными военными ресурсами, они поступили проще и дешевле, сыграв на алчности одних, некритичности других и подспудной жажде отмщения третьих.

А теперь о победителях конкурса. Больше половины конкурсантов среди своих трех версий называли и чужеземное вмешательство. Треть схватили за руку мошенников. У девяти присутствовала и та, и другая версия. Но объединить их сумели лишь трое: А. Гуляев, С.-Петербург; М. Нарбиев, Уфа; Д. Соколов, Волгоград. Поскольку разыгрывалось пять призов, мы премируем еще двух уже упомянутых участников нашего конкурса: И. Кислицына — за логику ответа и мотивацию выбора героя, а также И. Кигина — за неожиданный и красивый вариант с хокку.

Нам кажется, что читателям следует отдохнуть от глобальных проблем, которые они решают третий раз подряд. Давайте рассмотрим случай частный (хотя в фантастике любой частный случай имеет весьма серьезное значение). На этот раз мы не будем излагать условия задачи, а предложим вам экспозицию рассказа известной американской писательницы. Все необходимые «ключи» здесь имеются.


Тем осенним утром Люк Бейнс, ночевавший у бабушки на холме, возвращался в город через лес. Прошло около часа после восхода солнца, и ровный мягкий свет пронизывал багряно-красную и медово-желтую листву. Пели птицы, белки перебегали через тропинку. Выйдя на высокий речной берег, Люк взглянул на долину. Поднимался туман, тронутый солнцем, похожий на фату невесты, и он увидел девушку. Она шла со стороны реки в этом тумане, словно призрак. Он сразу понял, что девушка чужая в наших местах, и была она молодой, бледной и худой, в старомодном длинном темном платье. Волосы у нее тоже были темными и длинными, они спускались по спине, как у ребенка. Когда она подошла ближе, он увидел, что ей не больше восемнадцати. Она взглянула прямо на него — не дерзко или вызывающе, а с живым интересом. Люк снял шляпу и произнес: «С добрым утром». А девушка, кивнув, спросила: «Здесь есть где-нибудь поблизости дом?»

Люк ответил, что, следуя прямо по дороге, девушка выйдет в город. Она снова кивнула и поблагодарила. У нее оказался замечательный голос — музыкальный и уносящийся ввысь. Девушка присела на пень, оставшийся от спиленного дерева. Теперь она смотрела не на Люка, а вверх, на ветки деревьев, как будто говорить было уже не о чем. Он спросил, не может ли ей чем-то помочь. Она быстро ответила: «Нет, спасибо». И Люк ушел, хотя не был уверен, что поступает правильно. Но она не казалась расстроенной или обиженной.

— Престранные были у нее глаза, — заметил Люк, рассказывая мне о встрече.

— Глаза? — удивился я. Люк не принадлежал к числу людей, обращающих внимание на глаза кого бы то ни было.

— Глубокие, как сам лес.

А потом мы пошли к Милли пить кофе с пирожками.

Я не сомневался, что Люк действительно видел ту девушку, но думал, что, возможно, он несколько приукрасил встречу. Поскольку я писатель, люди иногда пытаются говорить со мной в таком духе: «О, Джон Кросс, вас непременно это должно заинтересовать». А у меня довольно и своих идей.

Около десяти я вернулся домой, сел за работу и не выходил до трех.

А потом я тоже увидел эту девушку. Она стояла на площади под старыми мшистыми деревьями и смотрела на белую колокольню церкви, вслушиваясь в бой часов. Прохожие поглядывали на нее с любопытством, и даже старики, сидевшие на скамейке у конюшни, рассматривали ее. Она была грациозна, как лилия.

Когда часы перестали бить, она повернулась и огляделась по сторонам. Кто еще мог так смотреть? Люди озираются тревожно, подозрительно или, напротив, самоуверенно. Она же смотрела, как ребенок — открыто и, возможно, не вполне спокойно, но без настороженности. А потом она увидела — да, она явно увидела — стариков на скамейке: Уилла Маркса, Хоумера Айвори и Ната Уоррена. Она замерла, вперившись в них взглядом. Те забеспокоились, а Нат, которому перевалило за девяносто, возмущенно отвернулся.

Я пересек площадь и встал между нею и стариками.

— Добро пожаловать в наш город. Меня зовут Джон Кросс.

— А меня Джеделла.

— Счастлив познакомиться. Чем могу вам помочь?

— Я потерялась, — сказала она.

Я не сразу нашелся с ответом. Заблудившиеся говорят не так.

Джеделла произнесла:

— Видите ли, я всю жизнь прожила в одном месте, а вот теперь я здесь.

— У вас здесь родственники?

— Родственники? — переспросила она. — У меня нет родственников.

— Простите, но, может быть, кто-то…

— Нет, — сказала она. — Ах, я устала. Я хотела бы попить. И посидеть.

Я отвел ее прямо к Милли и усадил за стол в большой комнате. Когда принесли кофе, девушка его выпила. Казалось, кофе ее устраивает, и это меня удивило, поскольку я начал подозревать, что ей незнакомы блага цивилизации.

Ханна вернулась, чтобы налить нам еще кофе. От еды Джеделла отказалась. Когда Ханна уходила, Джеделла проводила ее взглядом. Глаза Джеделлы были, как реки Аида — печальные и темные.

— Что с ней? — спросила девушка.

— С кем?

— С женщиной, которая принесла кофе.

Ханна была сорокалетней женщиной плотного сложения, женой Абеля Сорренсена и матерью пятерых детей, розовощеких и горластых. Хорошая, счастливая женщина. Я никогда не видал ее ни больной, ни усталой.

— С ней все в порядке.

— Но… — начала Джеделла. Она взглянула на меня, потом ее глаза расширились и стали неподвижными. — О-о, а эти мужчины на улице…

— Старики на скамейке? — переспросил я.

Джеделла сказала:

— Простите, я не хотела быть дерзкой.

Расправив плечи, я произнес:

— Я думаю, вам следует поговорить с доктором Макайвором. Он, наверное, знает, с чего надо начать.

У меня сложилось впечатление, что она немного не в себе. Мне было любопытно, что она ответит на замечание о враче.

Но Джеделла улыбнулась мне, и улыбка сделала ее красавицей. На мгновение я увидел в ней свою музу. Я подумал: а что если я влюблюсь и стану питать ее тайной свое творчество. Писатели часто бывают эгоистичны. Но в свое оправдание могу сказать: я сразу понял, что передо мною нечто редкое, бесценное — и странное.

— Конечно, я поговорю с ним, — ответила она. — Мне не к кому и некуда идти. Вы очень добры.

Что происходит, когда заболевает врач? Конечно, песенка старовата. Но доктор Макайвор уехал в другой город к племяннице, ожидавшей появления на свет первенца. Это знали все, кроме меня. Но тогда я прожил в городе только пять лет.

Признаться, мне очень не хотелось отдавать Джеделлу с ее летейскими глазами и божественной улыбкой в руки закона, поэтому я отвел ее в пансион, где жил сам, и нам навстречу выплыла Абигайль Энкор в своем пурпурном платье.

— Я могу поселить ее в той маленькой комнате в западном крыле, — проговорила Абигайль. — Эта девушка — беглянка. Я знаю.

— Вы так думаете? — спросил я.

— О-о, уверена. У нее, наверное, жестокий отец. Может, хочет выдать ее замуж насильно. Хотя не мне судить. Разумеется, мистер Кросс, вы знаете больше, чем говорите.

— Я не знаю ничего, миссис Энкор.

— Что ж, дело ваше, мистер Кросс.

Этим же вечером мы встретились с Люком Барнсом в таверне.

Мы пили пиво. Глядя на меня, он усмехался.

— В городе идут разговоры. Твоя милая остановилась у мамаши Энкор.

— Твоя и моя. Ты ее первым увидел.

Люк спросил:

— Ты что-нибудь о ней знаешь?

— Ничего. Абигайль приютила ее исключительно по доброте душевной. Ее имя Джеделла.

— Мне кажется, — проговорил Люк, — она ненастоящая. Она, наверное, призрак.

— Я держал ее за руку, — возразил я. — Она не менее настоящая, чем ты или я.

— Тогда что с ней?

— Я думаю, она не в своем уме. Слегка помешанная. Возможно, скоро кто-нибудь за ней приедет. Она не могла забраться далеко.

— Но она замечательная, — сказал Люк.

— Да. Недоступные женщины всегда замечательны.

— Больно уж ты умный, — проговорил Люк. — Я намерен приударить за ней.

— Не вздумай. — Я хмуро уставился на дно своей кружки. — Не вздумай.

Прошли две недели, и Джеделла все еще жила в западном крыле пансиона миссис Энкор. Она не причиняла никаких хлопот, а я договорился с Абигайль о плате. Абигайль помогла Джеделле со всеми необходимыми вещами, и вскоре мне представили счет. Мое ремесло приносило мне некоторый доход, так что я не возражал.

С другой стороны, я не видел причин вмешиваться в жизнь Дже-деллы. От Абигайль я узнал, что девушка не особенно стремится выходить из дому, но, казалось, ей было неплохо. Пищу она принимала у себя и пользовалась всеми услугами, которые предоставлял пансион. Время от времени я замечал Джеделлу у окна, она глядела на улицу. Однажды я помахал ей, но она не ответила.

Разумеется, в городе шли разговоры о неизвестной молодой женщине. Ко мне тоже приставали, но что же я мог ответить?

Люди сошлись на том, что Джеделла сбежала из усадьбы в лесу, о которой никто ничего толком не знал, но слышали о ней даже наши старожилы, так что, казалось, она была в лесу вечно. Девушка лишь раз в разговоре со мной обмолвилась о каком-то «доме», где все время менялись люди, а потом внезапно «все ушли».

Пытался ли я выяснить что-нибудь еще? Нет, скорее, я сторонился Джеделлы. Реальная жизнь часто разочаровывает. И с другой стороны, если кто-то узнает чужую тайну, имеет ли он право на предательство, облекая ее в литературную форму? Я предпочитаю вымысел.

Люк попробовал познакомиться с девушкой. Однажды он принес ей цветы, в другой раз — коробку конфет. Но Джеделлу это лишь удивило. Он был разочарован — к большому облегчению двух или трех молодых дам, возлагавших на него надежды.

В пятницу второй недели, как раз когда я закончил длинный рассказ, сидя у Милли, я узнал о том, что Хоумер Айвори скончался у себя в постели. Ему должно было вскоре исполниться восемьдесят (для нашего города этот возраст не считался критическим), и его дочь, казалось, пребывала в трансе, потому что любила его и уже планировала юбилейный обед.

Все собирались на похороны, которые были назначены на вторник. Я с чувством печали и утраты глядел на свой черный костюм. Отец однажды предупреждал меня: «Джон, ты никогда не почувствуешь смерти, не осознаешь ее как следует, пока не ощутишь, что твоя собственная не так уж далека». Ему было пятьдесят, когда он это сказал, а два года спустя он умер, так что я не мог оспаривать его утверждение. Но мне казалось, что смерть Хоумера — вопиющая несправедливость по отношению к нему и его дочери, которой самой исполнилось шестьдесят и у которой десять месяцев назад лихорадка унесла мужа.

В понедельник вечером я сидел дома и просматривал книги, прибывшие с почтой, когда раздался легкий стук в дверь.

Это, очевидно, была не Абигайль, которая стучала оглушительно, и не Люк, который просто врывался. Открыв дверь, я узрел видение по имени Джеделла — все в том же темном платье. Волосы у нее были уложены.

— Добрый вечер, мисс Джеделла. Чем могу служить?

— Мистер Кросс, — сказала она. — Завтра должно что-то произойти?

— Завтра? Вы имеете в виду похороны бедного Хоумера?

— Да, — проговорила она, — миссис Абигайль называет это так.

— А как же еще это называть? — удивился я. — Похороны, погребение.

Она посмотрела мне прямо в глаза. Потом произнесла спокойно и тихо:

— Что это такое?

У Абигайль были свои правила, но ведь сейчас еще не стемнело. Я впустил Джеделлу в комнату, оставив дверь слегка приоткрытой.

Я усадил девушку в самое удобное кресло — свое.

— Что вы имеете в виду, мисс Джеделла?

На мгновение она как будто растерялась, но потом ее бледное лицо приняло обычное выражение.

— Они говорят: тот человек — умер.

— Так и есть.

— Он один из тех трех мужчин, которых я видела на площади? — Да.

— У него какая-то ужасная болезнь? — Она рассеянно оглядела комнату. — Я права?

Это меня взволновало: я ничего не мог понять. Я вспомнил, что счел ее слегка помешанной, и тихо сказал:

— К несчастью, он был стар. Но прошу вас, поверьте, он не страдал никаким серьезным недугом. Насколько мне известно, он мирно отошел во сне.

— Но что это значит? — спросила она.

— Он мертв, — ответил я, — это иногда случается. — Я намеревался быть ироничным, но она взглянула на меня с такой болью, что я устыдился, словно оскорбил ее. Я не знал, что сказать. Она заговорила первой:

— А похороны — что это?

— Джеделла, — твердо произнес я, — вы хотите сказать, будто не знаете, что такое похороны?

— Нет, — ответила она, — не знаю.

Будь я года на три моложе, то, пожалуй, подумал бы, что меня разыгрывают. Но в моем возрасте изумление — редкий гость.

Я пересел в другое кресло.

— Когда человек умирает, мы укрываем его землей.

— Землей, — произнесла она. — Но как же он может встать? Это такое наказание?

— Он мертв, — ответил я с каменной твердостью. — Он не знает, что оказался в земле.

— Разве он может не знать?

В окне начал меркнуть свет дня. И мне вдруг почудилось, как бывало иногда в детстве, что, возможно, это конец и Солнце никогда не вернется.

Через десять минут мальчик, прислуживающий Абигайль на кухне, должен был ударить в гонг, чтобы все собрались к столу. Джеделла к общему столу не выходила.

— Джеделла, — сказал я, — я не могу вам помочь. Наверное, нужно попросить священника зайти к вам?

— Почему?

— Возможно, он тот человек, который вам необходим.

Она проговорила, глядя на меня с выражением сострадания и недоумения, словно вдруг поняла, что я и весь мир сумасшедшие:

— Ваш город — ужасное место. Я хотела бы вам помочь, да не знаю как. Неужели вы способны, мистер Кросс, быть свидетелем подобных страданий?

Я криво улыбнулся.

— Согласен, это нелегко. Но дело в том, что все мы, в конце концов, приходим к этому.

Она сказала:

— К чему?

Прозвонил гонг. Может быть, немного рано, или мне так показалось… Я проговорил:

— Джеделла, вы еще очень молоды. — Некоторый отзвук слов моего отца.

Но Джеделла продолжала смотреть на меня своими летейскими глазами. Без выражения она произнесла:

— Что это значит?

— Ну, это уже глупо. Почему вы все время меня спрашиваете? Я просто сказал, что вы молоды. Наверное, вам шестнадцать.

Признаюсь, я пытался польстить, дав ей немного меньше. С женским возрастом всегда надо обращаться осторожно. В те дни пограничной чертой было шестнадцать, теперь стало побольше — двадцать.

Но Джеделла, которую Люк считал призраком, взглянула на меня с удивлением. Мои слова ей не польстили.

— Конечно, нет.

— Шестнадцать, восемнадцать, что-нибудь в этом роде.

За дверью постояльцы пансиона уже начали спускаться к ужину. Они наверняка услышат, наши голоса и поймут, что у Джона Кросса в комнате женщина.

Джеделла встала. Последние лучи света как бы обволакивали ее, и поэтому она вдруг показалась изможденной. Должно быть, именно Абигайль убедила ее зачесывать волосы наверх. Она казалась тенью, и сквозь эту тень я вдруг словно увидел кого-то другого. Но кого?

— Мне шестьдесят пять лет, — произнесла она.

Я рассмеялся, но то был смех испуга. Словно вместо нее я действительно мог увидеть пожилую женщину, на пять лет старше дочери Хоумера.

— Я иду ужинать, Джеделла. Хотите присоединиться?

— Нет, — ответила она.

Она повернулась и сделала шаг вперед — из коридора на нее упал свет лампы. Ей было восемнадцать. Она вышла на площадку и стала подниматься по лестнице.


Вопрос один: ЧТО ПРОИЗОШЛО С ГЕРОИНЕЙ РАССКАЗА ДО ТОГО, КАК ОНА ОКАЗАЛАСЬ В ГОРОДЕ?


Сразу же сузим круг поиска. Не следует уповать на материальное изобретение: Х-лучи, эликсир бессмертия и т. п. Инопланетяне здесь тоже ни при чем, как и воздействие сверхъестественных сил. Ищите ответ в иной плоскости. И просим вас не забывать условие конкурса: присылать не более трех версий ответа.


Как всегда, разыгрывается пять призов (по три книги издательства ACT), и если конкурсантов, отгадавших загадку, будет больше, то победителями окажутся те, кто раньше отправил письмо в редакцию. Ответы принимаются до 1 июня 2000 года.

Жюри конкурса




Сергей Лукьяненко
САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДЕНЬ

Воспоминания о XXI веке известного московского писателя немного выламываются из общего ряда публикаций в этой рубрике. Вполне вероятно, что мир в этом столетии был именно таким. Утешает одно: летописец оставил за человеком право выбора.


Проснувшись, я сразу вспомнил — какой сегодня день.

Особенный.

Замечательный.

Решающий.

Мне исполняется двадцать лет, и значит, сегодня все изменится.

Скинув теплое одеяло, я подошел к окну. Утрамбованный земляной пол приятно холодил босые ноги. В этой хижине, как и все мужчины племени, я провел последнюю ночь перед двадцатилетием.

Только-только рассвело, женщины возвращались с колодца, весело перекликаясь и делясь впечатлениями о прошедшей ночи. Девушки скромно шли сзади, потупив глаза. С замиранием сердца я выискивал среди них ту, которая вскоре станет моей женой.

Скрипнула дверь.

Я обернулся, надеясь, что ничем не выдал своих мыслей, и поклонился шаману.

— Настало утро твоего испытания, — сухо сказал шаман. — Ты готов или хочешь провести еще один год среди детей, не носящих копья?

— Нет, мудрый, — ответил я, как положено. — Я чувствую в себе силы и смогу поднять копье.

— Иди, — сказал шаман, освобождая дорогу.

Перед хижиной меня ждал вождь, по ритуалу — с тремя копьями в руках. Я поклонился вождю, взял у него копья. Одно сразу сломал — оно было специально подпилено, у другого вырвал плохо закрепленный наконечник, а третье поцеловал и поблагодарил вождя за заботу.

— Возвращайся, — сказал вождь. Лицо его было суровым, но я-то знал, что и он, и шаман желают мне удачи. — У тебя есть время до захода солнца.

И я побежал — вначале по улице деревни, осыпаемый насмешками и пожеланиями неудач от всех мужчин, а от женщин — иногда и камешками. Если бы меня в деревне не любили, то кто-нибудь пожелал бы беды от души или кинул камнем посильнее, чтобы подбить мне глаз или повредить ногу.

Но только одна старая женщина кинула камень, стараясь попасть. Она во всех так кидает, поэтому я был готов и увернулся.

Обежав всю деревню и показав соплеменникам, что не боюсь их гнева и чист душой, я направился в лес.

В лесу все волнение вылетело у меня из головы. Я сразу нашел хорошие следы, но все-таки они оказались староваты, и идти по ним было рискованно. Тогда я направился к маленькому водопою, о котором не знал никто в деревне. Забрался на дерево у того места, где ручей разливался, огибая большой камень, и стал ждать.

Солнце успело пройти половину небесного круга, когда наконец-то появились кабаны. Две большие самки, матерый кабан и множество подсвинков. Лучшего и пожелать нельзя.

Когда свиньи подошли к ручью и принялись пить, я перехватил копье поудобнее и прыгнул вниз.

Главное — сразу завалить кабана. Не каждый в племени рискнет выйти на зверя в одиночку — шкура у кабана такая, что не пробить, а клыки пострашнее медвежьих. Но я верил в свои силы и рискнул.

Мое копье вошло кабану прямо в глаз и достало до мозга.

Свиньи с хрюканьем разбежались, а кабан еще долго носился у ручья, ослабевая, но пытаясь достать меня. Потом свалился и он. Я кинул в него пару камней, потом подошел, вытащил обломанное копье и на всякий случай вонзил во второй глаз. Потом обрезал кабану уши, скрыл тушу ветками, как сумел, и побежал в деревню. Солнце уже садилось.

Меня ждали. Снова все стали кричать, осыпая меня насмешками. Женщины говорили, что я не сумею добыть даже кролика, а мужчины, что я просто уснул, да еще и потерял копье. Но у всех в глазах было любопытство.

А я подошел к вождю и отдал ему кабаньи уши.

Вначале вождь обругал меня за то, что я сломал копье, а потом потряс ушами и сказал, что в племени появился настоящий охотник. В одиночку добывший кабана!

И все стали кричать, что я настоящий мужчина и достоин любой девушки в племени. А шаман раскаленным прутом выжег мне на плече знак охотника.

— Далеко лежит кабан? — спросил вождь, когда все немного успокоились.

— Да, вождь, — признался я.

— Это плохо, — поморщился вождь. — За ночь мясо растащат. Я думаю, духи предков не обидятся на нас, если мы не понесем кабана на плечах, как положено мужчинам?

Шаман послушал духов и кивнул.

— Духи хотят своей доли мяса.

Они говорят: заводите машину.

Вождь кинул мне ключ — ведь я теперь настоящий охотник. Я бросился в большую хижину, завел вездеход и вывел на улицу. Статическим полем сразу размело весь мусор с улицы, кто-то стал ругаться, что ему запорошило глаза пылью, но многие смеялись. Со мной сели еще трое охотников, и мы понеслись над лесом, поднявшись выше самых больших деревьев.

Когда мы привезли кабана, в деревне уже пылали костры, женщины толкли и варили маис, потрошили кур — потому что на все племя даже большого кабана не хватит. И начался праздник, после которого я смогу взять за руку любую девушку и трижды сказать ей: «Пойдем в мой дом!» И ни одна не станет убегать от такого охотника, как я!

Сидел я на самом почетном месте, между вождем и шаманом. Плечо слегка болело, и шаман незаметно дал мне таблетку от боли.

Вождь сказал:

— Теперь, когда ты стал мужчиной, ты можешь ходить в мужской дом и смотреть по телевизору мужские передачи. О том, как небесные следопыты ходят по звездам и воюют с чудищами, про тот мир, который находится в компьютере и называется «виртуальным», про города под водой и города на Луне, про рыб-дельфинов, которые умеют разговаривать, и про другие чудеса.

Шаман добавил:

— И если ты захочешь, то можешь пойти в каменный город, там тебя уложат на кровать на ножках, воткнут в голову провод, ты уснешь и через неделю научишься всему. Как водить звездные вездеходы и строить подводные города.

— Мы обязаны тебе это сказать, — пояснил вождь. — Вождь над вождями велел, чтобы каждое племя говорило это своим детям. И мы говорим.

— Если уйдешь, мы не будем ругать тебя и плевать вслед, — пробормотал шаман.

Я понял, что это правда, но это еще и последнее испытание для мужчины. И ответил:

— Разве охотиться на звездных чудовищ интереснее, чем охотиться на кабанов и медведей? Разве мои предки живут в компьютере? Разве летать интереснее, чем красться через лес? Я не пойду в каменный город, где живут тысячи племен.

Вождь с шаманом одобрительно переглянулись.

— Посмотри на мою дочь, — сказал вождь. — У нее красивое лицо, широкие бедра и крепкие руки. Если ты захочешь взять ее себе, я подарю тебе две кастрюли и теплое одеяло с новой батарейкой.

И я понял, что счастлив. Как счастливы были все мои предки — сто лет назад, тысячу лет назад и десять тысяч лет назад.


Курсор


Роман по переписке

закончили всемирно знаменитый Артур Кларк и Стивен Бакстер. Свое творение — «Свет иных дней» — они создали в режиме обмена посланиями по электронной почте. Бакстер заявил, что такой вид работы значительно продуктивнее, чем личный контакт. Еще бы, он сэкономил на билетах до Шри-Ланки. В романе описан новый способ заглянуть в прошлое. Судя по анонсу, произведение чем-то подозрительно напоминает «Свет былого» Боба Шоу.


Муркок на виртуальных просторах!

Одна из российских фирм — разработчиков компьютерных игр — в будущем году выбросит на рынок новую приключенческую RPG-игру по мотивам романа Майкла Муркока «Stormbringer: Elric of Melnibone». Это первый роман из саги о Вечном Воителе Элрике из Мелнибоне и его зловещем мече — даре злого божества.


Минисериал по Брэдли

снимает «Warner Вг.» совместно с сетью телеканалов TNT. В основу четырехчасового сериала лег известный роман недавно скончавшейся Мэрион Зиммер Брэдли «Туманы Авалона». Это история короля Артура и его рыцарей, рассказанная с точки зрения женских персонажей преданий — знаменитой феи Морганы и не менее знаменитой леди Вивианы. Моргану будет играть знакомая по телесериалу «Скорая помощь» актриса Джулиана Маргулис, а Вивиану — Анжелика Хьюстон.


Писатели работают

Кир Булычев одарит любителей фантастики заключительной частью трилогии «Театр теней», а также новыми приключениями Алисы. Скоро будет готова еще одна книга из «Реки Хронос». Владимир Васильев из Николаева пишет «Волчью натуру-2». Эдуард Геворкян обещает в этом году завершить работу над «Временами самозванцев». Летом выходит новый фантастический боевик москвича Олега Дивова.


«Emeritus»

— так называется американская премия, вручаемая фантастам, прекратившим активную творческую деятельность. В этом году она будет вручена Дэниэлу Кизу, известному легендарными «Цветами для Элджернона». Церемония вручения состоится 20 мая в Нью-Йорке, во время награждения премиями «Небьюла».


Возрождает радиофантастику

американский писатель-фантаст Харлан Эллисон. Он занят созданием радиопьес по самым знаменитым фантастическим рассказам XX века. 26 одночасовых постановок, осуществленных при участии актеров ведущих голливудских театров, познакомят широкую аудиторию с рассказами Азимова, Уэллса, Фредерика Брауна, Желязны, Хайнлайна, Ле Гуин, Ван Вогта и многих других классиков, включая произведения и самого Эллисона. Стоит отметить, что и в России не отстают от американцев — в течение нескольких вечеров слушатели радиостанции «Эхо Москвы» получали через эфир «Трудно быть богом» братьев Стругацких.


Агентство F-пресс

Наши поздравления

Исполнилось 85 лет одному из самых интересных писателей и поэтов XX века Вадиму Сергеевичу Шефнеру, участнику Великой Отечественной войны. Первые публикации Шефнера появились уже в 1933 году, а первое НФ-произведение, «Скромный гений» (1963), сразу же выдвинуло Вадима Сергеевича в ряды лидеров отечественной фантастики. Следующие повести и романы — «Счастливый неудачник» (1963), «Запоздалый стрелок» (1968), «Дворец на троих» (1969), «Лачуга должника» (1982) — стали событием для истинных ценителей фантастики. В прошлом году на Конгрессе российских фантастов Шефнеру была вручена литературная премия «Паладин фантастики».

Исполнилось 50 лет члену Творческого совета журнала «Если» Евгению Юрьевичу Лукину, известному волгоградскому писателю, одному из самых талантливых представителей так называемой «Четвертой волны». Вместе с супругой, Любовью Лукиной, он создал ряд блестящих произведений. Первая НФ-публикация — повесть «Каникулы и фотограф» (1981). Сборник «Когда отступают ангелы» (1990) и другие повести и рассказы показали, что авторы предпочитают работать в остросатирической, гротескной манере. В последние годы, после кончины Л. Лукиной, Евгений Юрьевич пишет один. Его книги «Катали мы ваше Солнце», «Гений кувалды», «Зона справедливости» свидетельствуют о мастерстве автора. Лукин — лауреат многочисленных литературных премий, в том числе и приза читательских симпатий журнала «Если» — «Сигма-Ф».

Редакция поздравляет юбиляров и желает им успехов во всем!

PERSONALIA

БЕНФОРД, Грегори

(См. биобиблиографическую справку в № 7, 1993 г.)

«Мир полон глубокомысленных высказываний, львиная доля которых, однако, при ближайшем рассмотрении оказывается неверной. Одна из таких расхожих «мудростей» следующая: научную фантастику, мол, должны писать ученые — или те, кто хотя бы хорошо осведомлен о состоянии современной науки и глубоко в ней разбирается. Однако в действительности дело обстоит не так: лучшую научную фантастику в XX веке писали мужчины и женщины, чьи познания в науках не превосходили уровня просто хорошо образованного человека. Широко распространена и не менее мудрая мысль, прямо противоположная первой: что научную фантастику как раз ни в коем случае не должны писать ученые — поскольку, мол, они умеют многое, но только не внятно и интересно рассказывать истории. Но как же в таком случае быть с Грегори Бенфордом?»

Джон Клют. «Иллюстрированная энциклопедия научной фантастики».


БИССОН, Терри

(См. биобиблиографическую справку в № 8, 1995 г.)

В интервью журналу Locus (1991) писатель, только что получивший высшие премии за рассказ «Медведи открывают огонь», признавался: «Я поздно стартовал. В сущности, я и сегодня остаюсь тем же самым хиппи эпохи 60-х, хотя в следующем году мне стукнет 50. Еще в колледже я страстно хотел стать писателем, но так и не набрался смелости попробовать. В течение десятка лет мне было не до литературы, хватало иных занятий. Я активно участвовал в демонстрациях протеста против всего, что вызывало мое активное неприятие. Помогал пуэрториканским и «черным» радикалам — даже тюремный срок схлопотал. За что? За отказ стучать… А сегодня в Америке почти нет политических репрессий, потому что почти нет недовольных. Американцы сегодня в массе своей сыты, счастливы и глупы».


БРАУН, Саймон
(BROWN, Simon)

Молодой австралийский писатель Саймон Браун родился в 1956 году. Дебютировал в научной фантастике рассказом «Сад» (1982). На сегодняшний день Браун является автором двух романов, «Знак Тетиса» и «Приватизатор» (оба — 1995), и более двух десятков опубликованных рассказов, лучшие из которых составили сборник «Каннибалы ясного света» (1998). В последнее время часто пишет в соавторстве с соотечественником Шоном Уильямсом (см. ниже), активно осваивая новые литературные темы.


КАДИГАН, Пат (CADIGAN, Pat)

(См. биобиблиографические сведения в статье об авторе в этом номере)

«Ни один читатель, не отдающий себе отчет в том, что окружающий его мир смертельно опасен и серьезен, не смог бы дочитать до конца даже самый ранний и легкий роман Пат Кадиган — «Мыслеплейеры». Потому что автор как раз и описывает этот окружающий мир! Кадиган часто — даже чересчур — называют первой женщиной, написавшей настоящий киберпанковый роман. Хотя в этой характеристике и есть доля истины, на самом деле творчество писательницы гораздо шире любого ярлыка. Мир Кадиган — это мир урбанистический, сложный, запутанный, душный, оплетенный компьютерными сетями, грязный и опасный. Но такова и реальность девяностых. Кадиган пишет романы, а не ярлыки».

Джон Клют. «Иллюстрированная энциклопедия научной фантастики».


МАРУСЕК, Дэвид
(MARUSEK, David)

О молодом американском писателе-фантасте Дэвиде Марусеке известно немного, что легко объясняется его местопребыванием: автор, по его собственным словам, «живет с дочерью и собакой буквально на краю света — в хижине на Аляске, недалеко от города Фэрбенкса». Зарабатывает тем, что выполняет чертежи, а также преподает черчение в местном университете. Среди его хобби — бальные танцы и рыбная ловля. Несмотря на патриархальный быт, автор посвятил свое перо новейшим технологиям в киберпанковском стиле. Дебютировал Марусек рассказом «Земля пошла на поправку» (1993) и с тех пор опубликовал семь рассказов (большинство — в журнале Asimov’s SF). Один из рассказов, «Мы были без ума от радости» (1995), номинировался на премии «Хьюго», «Небьюла» и Премию имени Теодора Старджона.


СПЕНСЕР, Уильям Браунинг

(См. биобиблиографическую справку в № 5, 1998 г.)

«Уильям Браунинг Спенсер дебютировал в жанре фэнтези романом «Может быть, я позвоню Анне» (1990). Сюжеты двух его последующих романов, «Резюме с монстрами» (1995) и «Зед Уоллоп» (1995), построены на известном приеме — воображаемых книгах. Первый роман относится, скорее, к литературе о сверхъестественном: в центре повествования находится книга «Презренный поиск», написанная главным героем и реанимирующая лавкрафтовские «мифы Ктулу»; только в преддверии финала герой возвращается к реальной жизни, подавив внутренних демонов и обретя любовь. А второй, лишь слегка замаскированный под «научно-фантастический роман о наркотиках, открывающих новую реальность», по сути — чистая фэнтези… И снова сюжет закручен вокруг неких воображаемых магических текстов, вторгающихся в реальную жизнь».

Джон Клют. «Энциклопедия фэнтези».


СТЕРЛИНГ, Брюс

(См. биобиблиографическую справку в № 6, 1996 г.)

Один из непререкаемых гуру киберпанка и «сетевой субкультуры», Брюс Стерлинг в своих многочисленных интервью постоянно подчеркивает, что он — тоже «родом из детства». Сиречь — американской science fiction. В одном из интервью журналу Locus, данном еще в конце 80-х, Стерлинг назвал себя «НФ-парнем»: «У меня нет намерения немного поэксплуатировать эту жилу, выбрать из нее все под завязку, а затем переключиться на что-то другое — например, написать какую-нибудь убогую историю о том, как папаша путался с собственной дочкой, и получить за это премию Пулитцера. Я бы писал фантастику даже «за спасибо», задаром… Мои мысли — это научная фантастика, моя вера — это научная фантастика, мои сны и мечты — это тоже научная фантастика!»


УИЛЬЯМС, Шон
(WILLIAMS, Sean)

Австралийский писатель Шон Уильямс родился в 1966 году и в 25-летнем возрасте дебютировал в научной фантастике рассказом «Падение легких тел» (1991). С тех пор он успел опубликовать пять романов — «Кость не задело» (1995) и «Усталость металла» (1996) (за журнальную версию первого романа и за второй Уильямс был награжден австралийской премией научной фантастики Aurealis), «Возрожденный» (1998), а также два, написанные в соавторстве с Шейной Дикс, — «Неизвестный солдат» (1995) и «Блудное солнце» (1999). Уильямс является автором более двух десятков опубликованных рассказов, лучшие из которых составили сборники «Вход в бесконечность» (1995) и «Новые научно-фантастические приключения» (1999). Ряд последних рассказов Уильямс написал в соавторстве с Саймоном Брауном.


Подготовил Михаил АНДРЕЕВ







Загрузка...