«Если», 2001 № 10

Рецензии

Москва: ACT. 2001. — 416 с. (Серая «Заклятые миры»). 8000 экз.

Многие наши авторы, обращаясь к фэнтези, как правило, движутся по накатанной дорожке. Либо это очередная интерпретация артуровского цикла, обильно сдобренная магами, драконами и прочим антуражем, либо нечто славяно-языческое, нашпигованное былинными персонажами. Привязка к конкретным историческим реалиям — вещь довольно-таки редкая на книжных пажитях. Именно поэтому дебют Арины Ворониной вызывает особый интерес. На первый взгляд — это добротный авантюрный роман о временах конунгов и скальдов, о битвах и волшебстве, ну и о рунах, естественно, ибо какая история о делах скандинавских без рун… Итак, юный Скагга должен доставить некое послание, но таинственный незнакомец хитростью отбирает его. Юноша встречает берсерка Грима, могучего воина Бьерна, и тут начинаются приключения, битвы, пророчества и все, что полагается, когда речь идет о Рагнареке — битве конца света и гибели богов… Знаток северной прозы вполне оценит стилизацию, любитель острого сюжета будет с упоением следить за похождениями героев, влекомых роком или… рунами. Композиция книги — это первая подсказка. Каждая глава обозначена конкретной руной, каждая руна явно или неявно получает свое толкование в тексте. В итоге возникает ощущение, что «Дети Брагги» — очень странный роман, тонко маскирующийся под традиционное фэнтезийное повествование. С одной стороны, руны в фэнтези столь привычны и обычны, как звездолеты и бластеры в «космической опере». Но с другой — впервые, очевидно, именно руны оказываются костяком произведения, являясь не дежурным артефактом, а смыслообразующей компонентой действия.

Вторая подсказка — издательская аннотация. Она залихватски обещает разудалое «стебное» чтиво, тогда как на самом деле перед нами драматическая сага, полная мрачного юмора, свойственная именно скальдическому творчеству. С какой целью предпринят сей отвлекающий маневр, и от чего он должен отвлечь?

Один из моих знакомых, прочитав книгу, пошутил в том смысле, что этот роман на самом деле некое послание рунических мастеров, а Арина Воронина — коллективный псевдоним глубоко законспирированных хранителей Футарка, готовящихся в тайне от всех к грядущему Рагнареку… Слишком пристальное внимание к рунам, пояснительный аппарат в конце романа, отдельные, разбросанные по тексту вкрапления древних текстов заставляют подозревать: а нет ли в этой шутке доли правды?

Олег Добров

Москва: ACT, 2000. - 608 с. Пер. с англ. А.Ленского, О.Гасско — (Серая «Золотой Дракон»). 8000 экз.

Кнаак, как и множество крепких ремесленников, не ограничивает свое творчество рамками жанров и направлений. Но если доселе мы знали его как автора «ужастиков», то в последнее время он предстал перед нами в роли сочинителя НФ и фэнтези. Четыре романа, вошедшие в две книги — «Огненный дракон» и «Ледяной дракон», «Волчий шлем» и «Конь-призрак», — судя по всему, начало долгой, но довольно-таки бестолковой саги, о некоем мире, в котором драконы почему-то считают человеческий облик наиболее для себя привлекательным, волки-рейдеры (именно так!) преследуют Грифона, который борется с силами зла, колдун Сумрак по мере умирания и воскрешения становится то добрым магом, то скверным чародеем…

Повествование начинается с того, что Короли-драконы, дабы снова не оказаться во власти людей, рыщут в поисках наследника могущественного волшебника Натана Бедлама. Юный Кейб поначалу не знает ни о своей силе, ни о предназначении. Но только читатель начнет вспоминать, где он еще встречал такой зачин, как следует новое событие, а за ним другое, и так далее без остановки. В какой-то момент суровый ценитель изящного слога и тонкого вымысла попросту отложит Кнаака в сторону, а менее строгий, коих большинство, проглотит и попросит еще. Каждый роман выстроен как самостоятельный эпизод игры в духе доброй старой «Quake». Персонажи (героями их назвать трудно) бродят по разным уровням, добывают и используют артефакты, время от времени перед ними открываются порталы… Кнаак даже не удосуживается придумать им какие-то иные названия. Не исключено, что такая нарочито «игровая» выстроенность романов не есть творческий провал, а напротив, тонкий расчет на весьма специфический круг потребителей, живущих в несколько ином ритме, нежели неторопливые ценители высокохудожественной прозы. В принципе, в этом нет ничего плохого. Другое дело — не совсем понятно, для чего в книжных аннотациях Кнаака упорно называют «достойным учеником «профессора Толкина». Был бы жив Профессор, поставил бы такого ученичка в угол, да на горох коленками…

Павел Лачев

Москва: ACT, 2001. — 366 с. (Серая «Звездный лабиринт»). 12 000 экз.

В будущем человеку делать нечего. Все, способные выжить в условиях грядущих двух веков, так или иначе, уже не люди, а «измененные существа». Сергей Герасимов предлагает два варианта будущего. Оба они страшны, как смертный грех. В первом случае — информационно-техногенное развитие, глобализация, клонирование, сейчас это можно отыскать в любом научно-популярном журнале и в доброй половине крупных газет. Эта версия будущего наполнена расплодившимися мутантами, коих в массовом порядке уничтожают. Человеческая жизнь почти ничего не стоит. Автор предлагает несколько ситуаций, в которых квазиправительственные структуры, какие-то коммерческие спецслужбы относятся к людям не лучше, чем к лишней информации в компьютере: тысяча человек — тот же килобайт. Лишние? Выдели и нажми «delete».

Другой вариант — остров Россия, где победили ультранационалисты. Жизнь подчинена бессмысленным «нацтрадициям» и «нацприоритетам», все загажено до состояния, в котором природы нет как таковой, а человек видоизменяется в сторону «зеленого человечка»: ногти теряет, волосы, от чистой воды еще не дохнет, но уже сильно мучается.

И с той, и с другой стороны мир полнится «моральными кретинами». Эти могут с виду казаться вполне людьми, но нравственная и интеллектуальная начинка, делающая человека человеком, у них начисто утрачена, восстановлению не подлежит. Собственно, роман Сергея Герасимова на четыре пятых представляет собой хлипкосюжетное хождение от одного морального урода под микроскопом к другому моральному уроду под микроскопом. Своего рода литгалерея… Роман сделан в жесткой манере конца 80-х, написан ярким, очень пластичным языком. Эти его сильные стороны очевидны. Но впечатление текстуальной доброкачественности сильно смазано тем, что автора без конца сносит на стеб. Время от времени он отвлекается от действия и начинает бескомпромиссно ругать что-нибудь такое, чего не выносит его душа. Например, женское коварство, родную милицию, брюзжание старших по поводу младших… Особенно достается христианству, тут пинки и затрещины принимают форму какого-то ритуального действия. Поругавшись вволю, автор принимается хихикать. Благо, есть над чем: моральным уродством, с точки зрения Сергея Герасимова, поражены «почти на сто процентов… преступники, военные, несовершеннолетние, полиция, любые секты, ячейки, кружки, кроме спортивных и самодеятельности… политическая, бюрократическая и шоу-элита».

Может быть, автор и хотел предупредить: «Люди, да не становитесь же вы такими!» Вышло иначе: «Эта сволочь все равно пожрет нас — настоящих нормальных людей». Но какой смысл — заранее заводить «Красную книгу» для себя и себе подобных?

Дмитрий Володихин

Москва: ACT, 2001. - 704 с. Пер. с англ. А.Анваера — (Серая «Золотая библиотека фантастики»). 10 000 экз.

Отношение суровых рецензентов к так называемым приквелам (а равно и сиквелам) не радует разнообразием. Приговор один — хороших приквелов (сиквелов) не бывает, тем более, если они ко всему еще написаны не самим автором, а его «продолжателями». Однако бывают случаи, когда строгое суждение, несмотря на всю его обоснованность, не вполне справедливо, поскольку не учитывает, как положено в беспристрастном суде, всех обстоятельств…

«Дом Атрейдесов» — один из таких случаев. «Дюна», самая знаменитая сага прошлого столетия, породила бесконечное множество подражаний, но, хвала литагентам, избежала участи многих известных произведений, взятых в работу шустрыми ремесленниками после смерти автора. Однако настал и ее час, и теперь читатель поймет, из-за чего насмерть разругались в общем-то родственные дома Атрейдесов и Харконненов, в чем заключалась роковая ошибка генетических программ Бене Гессерит; узнает он о нелегкой юности Лето Атрейдеса, проникнет в зловещую тайну воцарения императора Шаддама и многое, многое другое… Создается забавное впечатление: после того, как мы ознакомились с полем битвы, сосчитали потери и разобрались, кто враг, а кто друг, авторы романа заботливо собрали все уже выстрелившие «ружья» и развесили по стенам, прикрепив бирочки с напоминанием, в каком действии, вернее, в какой книге, стреляло то или иное ружье… Но надо отметить, что при чтении не возникает ощущения того, что сын писателя и его «компаньон» пытались самореализоваться на великом имени. Напротив, авторы изо всех сил старались сохранить дух Фрэнка Герберта. Правда, не всегда это выходило удачно: рыхловатость композиции и избыточность эпитетов свидетельствуют об уровне мастерства, не адекватном «исходнику». Однако бережное отношении к реалиям и атрибутам саги, несомненная верность художественной традиции творчества Фрэнка Герберта в какой-то степени оправдывают проект и не позволяют судить его слишком строго.

А кроме того, раскрыв книгу, вскоре забываешь о всех этих высоких материях и не отрываешься от нее, пока не дойдешь до последней страницы.

Олег Добров

Москва: ACT, 2001. — 560 с. Пер. с англ. Ю. Кряклиной — (Серия «Век Дракона: коллекция»). 10 000 экз.

Авантюристка Ливак, этакая достойная наследница Молль Флендерс, и не подозревала, во что вляпалась, когда украла старинную кружку у одного неприятного богача. Жила себе не тужила, промышляла мелким шулерством, а тут на тебе! Кто же знал, что Верховный маг Планир велел собирать антиквариат времен Старой Империи! Вот и пришлось ей накрепко связать свою судьбу с магами и воителями… Позже станет ясно, что за артефактами охотятся и иные силы, причем, весьма зловещего свойства.

«Игра воровки» начинается как типичный плутовской роман, но довольно быстро сюжет наполняется фэнтезийной атрибутикой, и далее события идут по канонам литературы «меча и магии», несколько облагороженные, если можно так сказать, трикстериадой героини. Психологическая достоверность характеров персонажей весьма высока. Комичный образ «заигравшегося» мага Азазира не снижает пафоса произведения. Тем более, что ближе к финалу драматизм ситуации нарастает… Но пересказывать сюжет — значит, испортить читателю удовольствие от книги.

Роман «Игра воровки» — весьма добротное произведение. Написано не без изыска, перевод тоже вполне приличен. Вставки-комментарии не раздражают, напротив, они весьма уместны. Приятно радует глаз некое новшество. Впервые в практике издательства в книге помещены цветные вклейки-иллюстрации… Можно приветствовать столь смелое начинание, но только хотелось бы знать — какое отношение именно к этой книге имеет известный художник А.Дубовик? Вероятно, имело бы смысл поместить его иллюстрации в том с обложкой его работы, либо же дать их в конце романа (а не в середине) с небольшим рассказом о художнике? И еще интересно — издательский ли это каприз или выход на новый уровень оформления?

Олег Добров

Москва: ACT, 2001. 656 с. Пер. с англ. Н.И.Виленской

(Серия «Век Дракона: коллекция»). 10 000 экз.

Как много разговоров о вымирании научной фантастики и о вытеснении ее фэнтези! Но, видимо, и фэнтези, во всяком случае, фэнтези классических форм, тоже пребывает в пенсионном возрасте. Здесь так же трудно вызвать к жизни искру оригинальности, и даже известным мастерам, добывая «живой огонь», приходится с яростью бить извилиной об извилину, словно кремнем о кремень. Но в абсолютном большинстве случаев происходит очередное встряхивание калейдоскопа: набор сюжетных и антуражных деталек, естественно присущих фэнтези, выстраивается в новую конфигурацию, не более того.

К таким романам относится и «Пещера черного льда». Тут есть полная обойма фэнтезийных «стекляшек»: древняя кровь, почти иссякшая в потомках, еще более древнее зло, которому надобно вырваться из ловушки, магия, используемая почти всегда в качестве оружия, мечи, стрелы, боевые молоты в подобающих количествах, портал между мирами, память древних империй, невесть куда сгинувших, и, конечно же, квест. Собственно, путешествий в романе несколько. Они напоминают отдельные ходы и целые комбинации шахматной партии. Наконец, одна из комбинаций становится центральной…

При всем том роман Джулии Джонс — это, что называется, качественная работа. Книгу отличает необыкновенное правдоподобие и продуманность бытописи. Очень хорошо представлены обычаи разных народов, их одежда, способы ведения боевых действий. Очевидны этнографические и культурологические знания автора. Графически четко вычерчена история целых стран. В этом смысле роман представляет собой подарок ролевикам: настоящая, готовая к употреблению игровая среда.

Несколько затруднительно продираться сквозь дебри перевода: «тело Тариссы продолжало сокращаться» (о родах), «пальцы торчали под одеялом…», «шелест пальцев, скользящих по шелку» и т. п. В конце романа очевидна сюжетная недосказанность, видно, будет продолжение… еще один поворот все того же калейдоскопа.

Дмитрий Володихин

СПб: Азбука, 2001. — 352 с.

Пер. с англ. Е.Петровой — (Серия «Bibliotheca Stylorum»). 7000 экз.

Писателю, который увлечен фантастикой и в то же время стремится преуспеть в секторе мейнстрима, всегда нелегко. Он вынужден быстро мимикрировать, а то и раздваиваться, чтобы угодить одновременно Сцилле и Харибде. Автор рецензируемой книги решил раздвоиться. Под именем Йэн М.Бэнкс он пишет фантастические романы (кое-что у нас переводилось). А под именем Йэн Бэнкс успешно строит карьеру «настоящего» писателя; эхо его популярности докатилось теперь и до России.

Перед нами настоящий постмодернистский роман. Проявляется это, во-первых, в огромном количестве цитат и заимствований (из литературы, включая НФ, и современной гуманитарной теории). Здесь Джойс пересекается с Дугласом Адамсом, Кафка — с Филипом Диком, а ставшие узниками Замка Дверей ветераны вселенских Терапевтических войн увлечены логическими играми в духе Кэрролла.

Во-вторых, здесь части никогда не складываются в осмысленное целое. Стилистически безупречные фрагменты оказываются не деталями одной головоломки, а разными интерпретациями, принципиально несводимыми друг к другу. И в-третьих, роман отличается саморефлексией: его главный мотив сам становится предметом художественного анализа. Анатомируя вымысел, Бэнкс рисует образы «жертв научной фантастики», которые увлечены собственными фантазмами и только через них могут интерпретировать реальность.

С одной стороны, реальности вроде бы нет, это лишь наведенная галлюцинация (авторство этого тезиса ошибочно приписывают В.Пелевину). С другой, она несомненно есть за пределами вымысла — реальность прорывается в художественном изображении юности и старости, любви, процедур социализации (именно этим мейнстрим отличается от фантастики, увлеченно разрабатывающей чистый вымысел). С третьей стороны, размноженная в фальшивых отражениях реальность бесчеловечна — и сознание с охотой продуцирует новые вымыслы, чтобы прикрыться ими как щитом. Умение объединить в одном тексте примитивные сентенции и сложность современной культуры — наверное, это и вывело Бэнкса в «авангард нового британского романа».

Сергей Некрасов