«Серийное производство характеризуется… изготовлением… однородной продукции, выпуск которой повторяется в течение продолжительного времени. Наибольшее распространение имеет в машиностроении и металлообработке». Ну и, разумеется, в теле-, видео- и литпроизводстве, — остается добавить к скупым строчкам энциклопедической статьи. Сериал для современной фантастики — явление обыденное. К нему привычны издатели, читатели, критики, да и сами авторы. Беда это? Болезнь роста? Достижение? Ответить на эти вопросы пытаются московский и харьковский критики.
Мы живем в обществе глобального рынка. А общество рынка предоставляет все услуги, которые можно продать; рекламирует услуги, которые продать нельзя, но, заморочив рекламой голову массовому потребителю, продают и их. Кроме того, общество всепоглощающего рынка должно постоянно себя воспроизводить, а значит, следить за состоянием умов. Следовательно, на масскульт (помимо чисто коммерческого) возлагается роль успокоительного средства, антидепрессанта.
Сериал на TV, видео, в литературе — одна из услуг, предназначенных к продаже. Как только отечественная культура приняла рыночные правила игры, эта услуга мигом распространилась на территорию фантастической литературы.
Означает ли это, что в советское время сериалов не было? Да полно! А «Строговы»? А «Вечный зов»? А революционная эпопея о Максиме? А милицейский боевик «Рожденная революцией»? А сериал Юлиана Семёнова об Исаеве-Штирлице? А целый ряд подобного рода образцов в детской литературе? И любили их; более того, старшее поколение до сих пор зачитывается/засматривается, хоть и партагитации в них — насосом не откачаешь, а все ж добротно вещи сработаны, на долгое пользование…
К созданию сериалов в СССР подходили как к исключительно важной части внутренней политики. Средства выделялись несчитанные-немереные. Хотите ознакомиться с фондами спецслужб, уважаемый член творчсоюза? В ограниченном масштабе спецприменение разрешить можем. Хотите массовку отсюда до горизонта?
Ответственные товарищи позаботятся, будьте спокойны. Считаете необходимым поставить танковую атаку в кадр? Командиры соответствующих воинских частей уже оповещены о мероприятии… Сериал был серьезным делом, делом государственного значения. Его со всей основательностью обеспечивали фондами, производственными мощностями, отборным персоналом.
Почему же в советские времена сериал миновал фантастику?
Во-первых, литература «крылатой мечты ближнего прицела» никогда не числилась важным участком идеологического фронта. Периферия, «падчерица эпохи», как выразился Кир Булычёв. К чему на нее особенно тратиться? К чему оплачивать дорогостоящие сериальные проекты ничтожному заштатному гарнизону фантастов? Сидят вээлкаэсэмовские ребята в издательстве «Молодая гвардия»; они, вроде, обеспечивают минимальную лояльность. Все крупные люди курируются. Фронда имеет место быть, но такая она жалкая, драная, хилыми струйками едва-едва пробивающаяся на поверхность… Давить сериалом? Много чести.
Во-вторых, как бы парадоксально это ни прозвучало, сериал все же советскую фантастику не миновал. Просто писать сериалы позволялось людям с именем. А в фантастике таковыми достаточно часто оказывались настоящие талантливые писатели. И благодарные любители фантастической литературы просто не испытывают желания цеплять к их произведениям сомнительный лейбл «сериал». Вместо этого используется нейтральный термин «цикл». И не стоит так уж рьяно отыскивать принципиальные отличия между циклом и сериалом! Поскольку явных, «протокольных» отличий нет. Можно сказать, что цикл после публикации последнего произведения сюжетно, идейно, эстетически завершен — ни прибавить, ни убавить; а сериал-де можно продолжать бесконечно. Можно сказать, что цикл является самостоятельным родом искусства (литературы), предполагающим дополнительную смысловую нагрузку, по сравнению с отдельными составными частями; а сериал никакой дополнительной нагрузки не несет. Но всякий раз будет обнаруживаться масса исключений.
Гораздо важнее видеть стилистическую разницу. Стилистически же сериал ниже, а цикл — выше. Сериал — попса, массолит.
На деле все это, конечно, преувеличение, но факт остается фактом: слово «сериал» и словосочетание «гель для душа» апеллируют к одному и тому же ассоциативному ряду. А «цикл»? Цикл баллад, цикл новелл, цикл художественных произведений… Звучит нейтрально, а значит, выше. Поэтому повести АБС о мире Полдня — ЦИКЛ, а не сериал, рассказы и повести Кира Булычёва об Алисе, Гусляре и Павлыше — ЦИКЛ, а не сериал.
Иначе говоря, если в массовое пользование вошло определение «цикл» или «сериал» относительно группы текстов какого-либо фантаста, значит, аудитория подсознательно выставила оценку художественному уровню этих текстов.
Правило распространялось и на 90-е годы, и на наши дни. Цикл «Бездна голодных глаз» Г.Л.Олди, «Лангедокский цикл» Елены Хаецкой, БелАморовский цикл Бориса Штерна. И так далее. Во всех случаях предполагается своего рода уникальность произведения, а не его однородность.
На первый взгляд, немного жестковато. Но здесь необходимо сделать «оговорку об утюгах». Возможно, телескоп склепать сложнее, чем утюг. Но без утюга в быту не обойдешься. И сделать хороший утюг тоже надо уметь. Классный утюгоделец — солидный, уважаемый человек. Так и мастер-сериальщик: претендентов на эту роль много, а удавшихся представителей с гулькин нос. Почему?
Отвечая на этот вопрос, придется мысленно вернуться в первую половину 1990-х. Издатель увидел: зарубежные сериалы идут хорошо, надо бы сделать ставку на отечественного производителя. Производитель берет под козырек, потребитель исправно потребляет. Только вот не всякая заготовка под сериал, не всякий проект подобного рода находит своего «юзера». Здесь вспоминается реплика из старого детского фильма «Приключения Электроника»: «Найди у него кнопку!». Успех сериальщика зависит от двух моментов. Первый — следует отыскать «кнопку», общую для значительной страты читательских масс. Опыт российского рынка ярко очерчивает несколько таких ниш: четко выраженное пристрастие читать про войну, «чтоб стреляли и буцкали» — у мужчин; стремление к ролевым моделям «амазонка/магичка/королева» — у женщин; выраженный эскапизм у многих миллионов обоих полов, и, наконец, жажда поглощать приколы в гомерических количествах, которая доминирует над всем остальным. Второй — сериальщик обязан делать однородную продукцию. Ему нельзя производить тексты, выбивающиеся из общего ряда. Он должен повторять сюжетные ходы, ситуации, реакции героев, варьируя только приключенческую составляющую. Если сериальщик начал писать оригинально, грош ему цена, пусть подает заявление из цеха «по собственному желанию». Иными словами, любой отход от найденной золотоносной жилы, любой поиск уникальных художественных решений противопоказаны для производства сериалов.
Весь секрет успешной продажи сериалов состоит в аналогии, простите, с реализацией наркотиков. Если некто подсел на тот или иной вид наркотика, если ему «нажали на кнопку», то впоследствии он будет ожидать повторных нажатий и тех же порций удовольствия. Идеальная модель — крыса с электродом, вживленным в центр наслаждения… Дай потребителю не то, нажми ему не там, и он уже не почувствует «прихода».
Возможно, с течением времени потребителю сериала захочется попробовать наркотик «потяжелее», перейти с морфия на героин, или же просто «разнообразить стол». Возможно также, что обилие однородной продукции, в конце концов, притупит вкус к удовольствию, и тем самым будет инициировано начало освобождения от психологической зависимости. Но тому, кто раз попробовал «соскочить», скорее всего, будет нелегко; обрыв сериала оставляет мучительную пустоту ломки.
Вот несколько примеров отечественных мастеров жанра, сумевших «найти кнопку» и успешно наладить производство.
Значительный по объему фэнтезийный сериал Макса Фрая о сэре Максе из магического города Ехо. Это мир интеллигента, крайне неприспособленного к жизни в мире сем. Не то чтобы подобный персонаж имел некие высокие принципы и за них страдал. Просто царящие повсюду и везде грубость, хаос, агрессия, взаимное невнимание, непонимание, немилосердие больно ранят его натуру. И он уходит в фантазии, придумывая себе чудесную страну, где ему мягко, хорошо, удобно. Эдакий Илья Ильич Обломов нашего времени… Иначе говоря, приключенец, не слезающий с дивана. Разумеется, тут и речи нет о высоком эскапизме, вражде с духом законов современности — как писал Дж. Р.Р.Толкин. Но для современного забитого новорусской реальностью образованна мотив душевного отдохновения от уличной грязи и офисной пошлости, мотив бытового эскапизма исключительно близок. Вот она — причина успеха.
Иной раз популярность сериала рождается из чувства большой социальной обиды. Так, начало 1990-х породило мощный антизападнический импульс, отливавшийся порой в весьма причудливые формы. Неоязыческая в своей основе славянокиевская фэнтези получила широкую популярность именно на волне масштабного общерусского чувства: «Мы унижены и оскорблены». И сериал «Княжий пир», создававшийся целым рядом авторов под эгидой Юрия Никитина, неизменно находил читателей, пока трюмы этого броненосца не были перегружены крайне посредственными, с чисто литературной точки зрения, авторами. Как же этому сериалу не быть раскупаемым, если главный его девиз формулируется просто и понятно: «Дай в рыло басурману!».
Другой пример — фэнтезийный сериал Марии Семёновой о суровом воине-девственнике Волкодаве. В нем не столь уж легко найти модели, с которыми могли бы отождествить себя женщины-читательницы. Да, есть в сериале могучая и мудрая наставница Волкодава в боевых искусствах. Есть умница и красавица кнесинка Елень. Вообще, второстепенных женских типажей, развернутых в самостоятельные характерные персонажи, у Семёновой достаточно. (Но в центре позиции — мужчина. Так в чем залог широкой популярности Семёновой? Да в том, что этот мужчина блистательно воплощает в себе сокровенные женские чаяния: видеть буйное и опасное мужское начало на службе у женской мудрости и гармонии. Мужчина, которому в культурный код вписано служение женщине как основной жизненный императив — чем не заветная мечта феминного мира? Конечно, успех. Более того, успех, крепнущий от повторения, — а Семёнова не особенно щедра на новые сюжетные придумки.
Мастером «мужского» сериала в современной российской фантастике по праву считается Василий Головачёв. Его «Реликт», «Запрещенная реальность» и «Катарсис» — своего рода антитеза семёновскому Волкодаву. Если первый — мечта женщины, то герои Головачёва словно сошли с плакатов или буклетов, предназначенных для желторотых тинэйджеров, мечтающих о лаврах Брюса Ли и Джеки Чана. Да и конфликты здесь чисто мужские: всевозможные разборки и выяснения отношений между «хорошими» парнями и «плохими». Зло, конечно, не сдается. Вновь и вновь оживают злодеи, давая автору повод сочинить очередную серию боевика. Но и добро в лучших традициях нашей литературы у Головачёва с кулаками. И вечный бой, покой нам (читателю, ожидающему очередную порцию «экше-на») только снится.
Самый большой по объему фантастический сериал на постсоветском пространстве создал Алекс Орлов. Выполнен он в стиле космооперы. Звездолеты, десантники, спецслужбы, элитные подразделения и чуть-чуть эзотерики в качестве приправы. Причина успеха сериала прочитывается по его названию — «Тени войны». Много космических батальных сцен, а также сражений «на поверхности», но с применением оружия будущего. Написано незамысловато, но задорно. Точка. Добавить нечего. Реакция тех, кто «подсел»: повторять, повторять и повторять. Едва попытался Алекс Орлов воткнуть в сериал более сложную вещь («Ловушка для змей») и сразу получил залп негодования, мол, «нам такое не нужно»…
Сейчас тот же Орлов пытается (и небезуспешно) сыграть на другом поле — на приколах. В 2003 году вышли его романы «Тютюнин против ЦРУ» и «Тютюнин против инопланетян» — это, видимо, начало нового сериала. Текст построен как бесконечный каскад анекдотических ситуаций. Кушает российский любитель фантастики? Вполне. Орлов, как видно, «спинным мозгом чувствует»: массовому потребителю наслаждение дается грубыми способами, изысканная ласка хороша для более камерной аудитории.
Юмористический сериал, к которому тяготеют вышеупомянутые романы Алекса Орлова, тоже имеет уже свои классические образцы, на которые ориентируются авторы, стремящиеся получить популярность и высокие тиражи. Звездой первой величины здесь, несомненно, является Андрей Белянин с его «Тайным сыском царя Гороха». Детективно-сказочный сюжет, очень неплохо выписанные фольклорные персонажи, сочный язык. И все это густо замешано на апологии русского национального характера и мессианской роли России. В этом секрет успеха белянинского сериала. Но уже у эпигонов астраханского писателя то же самое выглядит вторично и невкусно. Сериалы Лютого о Рабин Гуте, Шелонина и Баженова о Лукоморье пестрят штампами, несмешными шутками и неуклюжими литературными приемами, вроде того, что персонажи русского или западного фольклора начинают говорить на сленге новорусских братков. Ну, раз или два это еще проходит. Но когда превращается в единственное средство достижения комического эффекта, начинаешь испытывать недоумение.
Другим практически беспроигрышным приемом, используемым сериальщиками для привлечения массового читателя, является «клубничка». Бесконечный поток романов о приключениях Ричарда Блейда, поставленный на конвейер доморощенными парни и десадами, изобилует сочными постельными сценами, перемежающимися батальными картинами. К счастью, в последнее время этот вал потихоньку сошел на нет. Очевидно, наша отечественная аудитория уже попросту объелась эротикой.
Хотя, следует признать, что дьявольскому искушению поддаются и некоторые талантливые авторы, освоившие ремесло сериалописателей. Вспомним хотя бы сериалы Александра Зорича о Своде Равновесия или «Одиссей покидает Итаку» Василия Звягинцева. Герои последнего — эдакие могучие супермены, окруженные сногсшибательными красавицами, решают судьбы мира, перекраивают по собственному усмотрению историю, а в промежутках между заботами о судьбах человечества предаются неупорядоченным половым связям. Каждый из них имеет свою постоянную даму сердца, что отнюдь не мешает закрутить легкую, ни к чему не обязывающую интрижку с подругой соратника. Так, из спортивного интереса. И если в первых книгах сериала сцены «грехопадения» еще хоть как-то психологически мотивируются, то в последующих они вводятся походя, без всякой «прелюдии». Писатель чувствует, что сюжет как-то буксует, и просто разбавляет его «клубничкой», внося элемент оживляжа.
История — это вообще излюбленное поле для авторов сериалов. Автор произведения на историческую тему, обращаясь к той или иной эпохе, всегда преследует какие-то свои, ведомые лишь ему одному цели. То ли он хочет провести исторические параллели с современностью, не имея возможности говорить открыто, то ли нуждается в особом, экзотическом фоне для того, чтобы оттенить страсти людские, то ли пытается разгадать ребус, заданный некогда Клио… Читая романы Владимира Свержина из сериала «Институт Экспериментальной Истории» или сериал «Вестники времен» Андрея Мартьянова, ловишь себя на мысли, что авторы ставили своей сверхзадачей все вышеперечисленное одновременно. В их книгах находишь и аллюзии, и экзотический фон, и разгадки ряда тайн Истории. Одновременно с попытками «переиграть» историю нашей старушки-Земли, смоделировать ход всем известных событий прошлого, пустив течение реки Хронос в ином направлении. В результате получается окрошка из дат, исторических и полуисторических лиц и анахронизмов.
Сериалы дают не столь уж большой объем продаж — относительно суммы всей фантастики, пребывающей на книжном рынке. Но они представляют собой привычную деталь рыночного ландшафта. И, думается, будут оставаться таковой в ближней, средней и дальней перспективе. Пипл хавает? А от гастритов не умирают… Просто притупляется рвотный рефлекс и появляется нездоровая сонливость.
Как вы знаете, в этой рубрике выступают писатели-фантасты. Однако на этот раз мы предложили роль экспертов нашим читателям, участникам Форума журнала «Если» в интернете. Нам показалось, что нынешний вопрос затрагивает прежде всего читательские интересы. Мы попросили читателей высказать свое мнение о книжных сериалах: в чем же заключается притягательная сила сериала? Если же они вызывают отторжение, то чем именно? В результате на Форуме разгорелась жаркая дискуссия — на взгляд редакции, весьма содержательная. Мы предлагаем вашему вниманию фрагменты выступлений новых экспертов журнала.
Если посмотреть на историю вопроса, то можно увидеть, что «сериалы» (которые зачастую смешиваются с циклами, а порой и неотличимы от них) существуют в литературе любого народа (этноса). Наши былинные богатыри являются типичными сериальными героями (Илья Муромец с его тремя поездками и прочими сюжетами, перешедшими потом в сказки — ну чем не сэр Макс?). Миф тяготеет к циклизации, порой впадая в сериальность. А потом миф приходит в литературу.
Рабле — типичный сериальщик. Чосер с Боккаччо недалеко ушли. А уж ближе к XX веку — «Человеческая комедия», «Ругон-Маккары», «Сага о Форсайтах», «Люди доброй воли»!
Марсианский сериал Берроуза с огромным количеством однотипных романов чуть ли не рождает (наряду с Конаном-варваром Говарда и его благодарных последователей) современную массовую фантастическую литературу. Упомянем еще Лавкрафта и Кэйбелла, как стоявших у истоков фэнтези — литературы куда как более склонной к сериальности, нежели НФ. И это вполне объяснимо. Фэнтези (качественная, во всяком случае) всегда стремится к миростроительству, созданию новой реальности, максимально достоверной, так сказать «весомой-грубой-зримой». Поэтому авторы этого типа литературы и вынуждены создавать оригинальный фольклор, прорабатывать историю мира «ab ovo» и т. п. Понятно, что такого рода работу крайне трудно уместить на трехстах-четырехстах страницах. Отсюда и возникают те самые знаменитые сериалы, которые сами приходят в голову: истории о Земноморье, Средиземье, Амбере…
Вот тут-то и можно глубоко и по-философски задуматься: а зачем авторы ставят перед собой подобного рода цель? Ответов, естественно, несколько. С одной стороны, «исходное» общество уже досконально описано (хотя бы тем же Бальзаком, пусть, по мнению Белинского, и неудачно). Это раз. Прошел уже, успешно свалившись в могилу, по миру модернизм, который, как известно, это самое «общество» объявил суммой индивидуальных представлений, доказал невозможность его объективного познания (хаос и случай, господа!), да и похоронить его активно постарался. Это «два-три-четыре-пять». Теперь выходит погулять зайчик, то есть фэнтези. Нет общества как такового — и не надо. Познать мир невозможно? И Бог с ним! Примем из ослабевшей длани модернизма меч под названием «миф» — и начнем творить свою реальность с помощью его законов. Ведь фэнтези в процессе своего становления сначала опирается на мифы традиционные (трансформируя их в большей или меньшей степени) и лишь потом создает, так сказать, авторские.
Вот, на наш взгляд, причины сериальности в фэнтези. И естественно, что жанр, появившись на русской почве, воспользовался уже проверенными рецептами (забудем снова о чисто коммерческих выгодах сериала — это так банально!). Любопытно, кстати, что в процессе эволюции произведения фэнтези могут удаляться от объемов, которым позавидовали бы граф и профессор, вместе взятые. Сериальность уходит, уступая место очаровательной недосказанности, заставляющей самого читателя заполнять пустоты и лакуны (а порой и объяснять откровенные сюжетные неувязки). Вспомним хотя бы «Многорукого бога Далайна» С.Логинова или «Меч и радугу» Е.Хаецкой.
Но «меньше» не означает «лучше». Это просто «на вкус и цвет». Так порой трудно расстаться с тем же сэром Максом — и так порой хочется додумать реалии мира «Рубежа».
Интереснее вопрос: чем сериал как форма привлекает писателя?
Первый мотив сериальщика — тот, о котором говорил уважаемый пан Анджей Сапковский. Лень. Лениво писателю придумывать новое. Примем это мнение в качестве экспертного.
Второй мотив гораздо ближе к самому источнику писательской работы. Собственно, вопрос может быть перевернут: а почему не все писатели создают сериалы? Ведь давно замечено, что многие из тех, кто создает исключительно «штучные» произведения, тем не менее воспроизводят одни и те же характеры, ситуации, отношения.
Источник фантазии — дело темное, однако факт остается фактом: большинство писателей в своих фантазиях, выливающихся на бумагу, остаются в рамках определенного круга, более или менее широкого — в зависимости от таланта автора. Так вот, сериал — идеальное воплощение такого круга: фантазирование, позволяющее оставаться «при своем» и в то же время не переходящее в навязчивость.
Наконец, читатель. Парадоксальным образом он совмещает в себе позицию издателя и писателя: с одной стороны, он вкладывает в текст свои деньги, с другой — свое воображение.
Читатель готов отдавать свои деньги за известный ему продукт.
Читатель готов отдавать свое воображение во власть того, кто им уже завладел.
Читатель склонен оставаться в пределах того круга фантазий, который ему знаком и близок. С уже отмеченными различиями в восприятии «того же самого».
Возможно, привлекательность сериалов в том, что в них, родимых, как в жизни. Есть не только «подвиг» оного героя, но и «до, во время и после». Может, это наличие перспективы нас и утешает.
Сериал — синоним стабильности.
Именно сериалы дарят нам оба ингредиента в одном флаконе — приключение с героями книг (при этом сами мы остаемся на диване) и стабильность, свойственную сериалам (если персонаж дошел до края карты, есть гарантия, что в следующем году мы снова купим продолжение, а значит, и наступивший год будет таким же приятным, как и прошедший).
Не зря мудрые китайцы придумали проклятие: чтоб тебе жить во время перемен.
НФ-сериалы подрывают «научную» составляющую фантастики, превращая ее исключительно в развлечение с научно-фантастическим антуражем. Не более. Этим дискредитируется сам жанр научной фантастики, вследствие чего «серьезная» литература, в том числе выдающиеся писатели и критики, старается ее обходить.
Бесспорно, сериал издавать выгодно. По ряду причин.
Во-первых, читательский глаз выхватывает из общей массы книг три основных варианта книжной обложки: со знакомой фамилией, со знакомым названием, со знакомым дизайном.
Во-вторых, мы подсознательно стремимся дать своему несчастному мозгу роздых. Это вполне естественно — редко сейчас встретишь человека, у которого легкая, спокойная, беспроблемная жизнь. А сериал — это та самая дверка в сказку, от которой искал ключик Буратино.
В-третьих, сериал выгоден еще и потому, что незамысловатый (в большинстве случаев) сюжетец имеет обыкновение затягивать в себя, как в болото. Не буду трогать мэтров, у меня рука не поднимется, но про средних «коммерческих» авторов можно с уверенностью сказать: не используй они принцип сериала — не продали бы они ни одного своего опуса. По отдельности это не читабельно, а вот кучей — вполне сойдет. Даже интересно постепенно становится: добегут ли Главные Герои туда, куда бежали, и получит ли Главный Злодей по заслугам, а если получит, то когда? И от кого конкретно?!
В-четвертых, немаловажен фактор узнавания. Мы порой не имеем возможности встретиться с друзьями, живущими с нами в одном районе (дети-работа-учеба-родители-магазины… бесконечность), но мы всегда сможем «пересечься» с любимым героем книги. Он — рядом, он — близко, он — с тобой. Утешит, поможет.
Дело в том, что в основе своей сериал целиком и полностью слизан с двух основных правил замечательной науки, которая называется дидактика. Два этих принципа — ЦИКЛИЧНОСТЬ И НЕПРЕРЫВНОСТЬ. В теле текста обязательно встречаются упоминания о том, что было в «предыдущей серии». Это могут быть полунамеки на события, на каких-то героев. Это может быть внезапно всплывший персонаж, про которого в этой книге автор вам не расскажет, а вам уже стало интересно, и вы бежите в книжный — искать тот томик, в котором есть «про дядю».
Сериал бесчестен и тем особенно привлекателен.
Сериал — это ловушка для умов.
Сериал — это спасение для безумных.
Сериал — это страшная и прекрасная сила.
Надо ли издавать и писать сериалы?
Ответ однозначный. Конечно, надо!
Почему? Хотя бы потому, что надо любить ближнего своего. Есть нечто, что может помочь, дать новые силы, волю к жизни, к победе — так что плохого в том, что для многих это сериал?
Москва: Эгмонт Россия Лтд., 2004. — 480 с. 20 000 экз.
Это последний роман Кира Булычёва. Незадолго до смерти писатель успел внести в него правку, сделать действие энергичней. Роман большой — три части, и каждая наполнена активным действием и множеством необычных придумок. Книга адресована детям и подросткам — главному герою Севе Савину тринадцать с половиной лет. Однако Булычёв обладал уникальной манерой письма, делавшей даже самые детские его произведения интересными и для взрослых. Автор как бы отстраняется от текста, и таким образом повествование приобретает ровно такую степень условности, чтобы превратить чтение в увлекательную литературную игру.
В «Убежище» тесно переплелись темы, как хорошо известные по другим произведениям Кира Булычёва, так и совершенно новые для него… Из трилогии «Непоседа» читатели знают, что между двумя Ледниковыми периодами была Эпоха легенд — время, когда Землю населяли сказочные персонажи. Во времена Алисы Селезнёвой они остались только в «Заповеднике сказок»; Сева Савин живет в наше время, и сказочные персонажи еще существуют в глухих местах. Снежная Королева хочет спасти их от окончательного вытеснения людьми, укрыть под землей, где обнаружилась огромная полость, имеющая даже источник света. Для разведывательной экспедиции в Убежище и потребовался Сева. Однако компания бессовестных предпринимателей имеет свои виды на эту полость — они собираются сливать туда Мертвую воду, которая неминуемо образуется при производстве воды Живой. Как это часто бывает, сказочные интересы вступают в конфликт с интересами практическими. В жизни, конечно, побеждает практика, но на то и сказка…
Да-да, по форме это именно литературная сказка, даже не пытающаяся казаться научной фантастикой. Сказка очень добрая и мудрая, с таким символическим и далеко не сказочным названием, призывающим сохранить все светлое и волшебное, что еще осталось на Земле…
Андрей Щербак-Жуков
Москва — СПб.: ЭКСМО — Домино, 2004. — 272 с.
Пер. с англ. М.Пчелинцева. (Серия «Игра в классику»). 4000 экз.
Толком не опубликовав знаменитую «апокалиптическую тетралогию» английского фантаста, наши издатели почему-то активно взялись выпускать книги Балларда более позднего периода, менее значимого и интересного для любителей НФ. Вот и данный роман, выпущенный автором в 1979 году, больше приближается к текстам литературного мэйнстрима, нежели к традиционной фантастике (хотя писатель и получил за него Британскую премию по научной фантастике в 1980 году).
В «Фабрике грез unlimited» Баллард выводит на сцену очередного самозванного мессию — бывшего уборщика-неудачника Блейка, угнавшего самолет и разбившегося на нем в окрестностях городка Шеппертона. Вся дальнейшая история — повествование о воскресении Блейка из мертвых, приобретении им чудесных способностей и, в конечном итоге, «освобождении» жителей Шеппертона от «пут» существующей Реальности. Заметно, что книга, изобилующая сюрреалистическими видениями и аллюзиями на постулаты мировых религий, все-таки «проходная» в творчестве Балларда.
Да, писатель попытался здесь свести вместе некие темы, уже прозвучавшие в других произведениях, но это деяние походит не на «подведение итогов», а на «повторение пройденного». Здесь и тема невозможности покинуть какое-то определенное место, столь блистательно обыгранная в «Бетонном острове» четырьмя годами ранее, и странная любовь-отвращение к птицам, возникшая еще в рассказе «Сеющий ветер пожнет бурю»… Даже откровенное использование религиозных мотивов не является чем-то новым для Балларда. В романе «Фабрика грез unlimited» лучше всего заметно буддийское влияние — Блейк предстает этаким бодхисатвой, помогающим всем обитателям Шеппертона достичь нирваны. Но, право слово, у Ричарда Баха в «Иллюзиях» портрет «мессии Нового века» получился и посимпатичней, и поинтересней…
Глеб Елисеев
СПб.: Азбука-классика, 2004. — 448 с.
Пер. с англ. В.Мещева. (Серия «Элита»). 7000 экз.
На русском языке начал выходить уже «отгремевший» на Западе в 90-х цикл одного из известнейших британских авторов фэнтези Майкла Скотта Роэна. Роэн — ученый, занимающийся культурой и фольклором, выпускник Оксфорда. Довольно редко фэнтези порождает у читателя надежду на чтение интеллектуальное. В случае с Роэном эта надежда оправдывается.
По крайней мере, автор сообщает любознательным немало информации «для общего развития». Так, например, читатель узнает, что французское слово lе strige (упырь) имеет точное соответствие в румынском — «стригой», а оба языка восходят к древней латыни; что Шекспира его современники в XVII веке гением не считали («Вот Мидлтон или Деккер…»). И наконец, большое число со вкусом описанных реалий — из истории «загадочного» для многих негритянского культа Вуду, чья родина — Эспаньола, ныне Гаити. Все это подается на фоне захватывающего сюжета, весьма умело закрученного вокруг этого культа, путешествий во времени и духовного «преображения» главного героя.
Фэнтези, написанное с вудуистской точки зрения — это нечто новое, едва ли ожидаемое от подданного Ее Величества. Между тем точка зрения в книге Роэна именно такова. И святой Иаков у него неожиданным (но вполне логичным для вудуиста) образом сливается с африканским громовым божеством. И полу-положительный, полуотрицательный колдун Ле Стриж, противостоя совершенно отрицательному дону Педро, не всегда к месту читает короткие лекции по Вуду другим героям.
Впрочем, дело автора, о чем писать: о католицизме, вудуизме или псевдогаитянской «ликантропичекой каббале» XX века. В данном случае, к сожалению, текст местами неоправданно перегружен. И все равно роман весьма любопытен — хотя бы для тех, кто интересуется духовными исканиями современного западного интеллектуала.
Сергей Алексеев
Москва: ЭКСМО, 2003 (по факту 2004). — 416 с. (Серия «Русская фантастика»). 7000 экз.
В новый сборник Евгения Прошкина включены уже печатавшаяся повесть «Эвакуация», несколько рассказов и основное произведение — роман «Твоя половина мира».
Московского фантаста можно поздравить с творческой удачей: роман получился выше уровнем, чем все им ранее опубликованное. Прежде всего, текст существенно прибавил в стилистическом отношении. Прошкин очень внимателен к деталям антуража и весьма точно отражает в диалогах психологическое состояние героев. Кроме того, роман написан емким, лаконичным языком — как работали во времена расцвета нашей Четвертой волны. Собственно, сегодня возвращается интерес к художественной манере, разработанной отечественными фантастами 70-х — 80-х, и «Твоя половина мира» — один из лучших образцов интеллектуального, жесткого, рубленого письма в стиле тех времен.
Действие построено на идее «фронтсайтинга» — паранормальной способности высчитывать ближайшее будущее с невероятной точностью. И вот что необычно: в последнее время так часто встречаешь у фантастов бездумно-восторженное отношение к изменению человеческой натуры. А ведь каждое новое приобретение — ясновидение, сращение с кибернетическими устройствами, способность в огне не гореть и в воде не тонуть — тянет за собой своего рода счет. Получил — оплати! Все это так или иначе означает серьезные изменения в общественном устройстве. Евгений Прошкин видит не только приобретение, но и «счет». Он пропускает через логическую мясорубку все последствия возникновения «форвардов» (мастеров фронтсайтинга) и устами персонажей выносит приговор: нет, такого «подарка» людям не нужно, он ведет лишь к умножению хаоса. Редкое, по нынешним временам, здравомыслие!
И еще одно новшество: традиционный для Прошкина герой — маленький человек — уступил место волевой, умной, активно действующей личности.
Дмитрий Володихин
СПб.: Азбука-классика, 2004. — 368 с.
Пер. с англ. С. Самостреловой, И. Разумовской. (Серия «Тайны и приключения»). 20 000 экз.
Обычно подростковую или «семейную» фантастику критика благосклонностью не балует. Даже границы этого то ли поджанра, то ли направления размыты. Нечто более «взрослое», чем литературная сказка (нередко просто более объемное). Нечто более фантастичное, чем обычное приключенческое чтение для подростков. В последнее же время на ум чаще всего приходит все более уходящий в коммерчески выгодную бесконечность «Гарри Поттер» Дж. Роулинг. Хотя на волне успеха сериала наши издатели только в 2003 году запустили еще несколько английских подростковых сериалов, самый заметный из которых — «Темные начала» Ф.Пулмана.
Питерская «Азбука» сделала ставку на британца Б.Джейкса. Его творения значительно уступают в размерах пухлым томам удачливой Роулинг. Однако это не значит, что они более детские и менее семейные. «Двое с «Летучего голландца» исключением не являются.
Итак, перед нами история двоих спасшихся с легендарного судна: мальчик Нэб и его пес Ден. Книга адресована, конечно, в первую очередь юным читателям, но и взрослым, вероятно, будет небезынтересна.
Джейкс ровно и вдохновенно, почти что в стиле летописца или хорошего школьного учителя, пересказывает страшную легенду. Не забывает автор, впрочем, ни о новых героях, ни о том, что пишет не научно-популярную историю, а приключенческий роман. Но история Божьего суда над одержимым капитану Вандердеккеном лишь прелюдия к совсем другой истории — о спасенных и вознагражденных за веру, о Нэбе и Дене, которых Ангел посылает в большой мир, сквозь время, на помощь тем, кто нуждается в этом. И с пустошей Огненной Земли XVII века повествование Переносится в сельскую Англию конца XIX-го, страдающую под натиском новых времен, но еще не сдавшуюся (одна из любимейших и отнюдь не исчерпанных тем британской литературы). Однако не стоит пересказывать сюжет, тем более, что «Двое с «Летучего Голландца» — первая книга цикла Джейкса.
Сергей Алексеев
СПб.: Азбука, 2004. — 384 с.
(Серия «Правила боя»). 5000 экз.
В новую книгу Леонида Смирнова вошел роман с титульным названием и повесть «Ламбада».
Элита земной цивилизации поселилась на Луне и деспотически правит метрополией с помощью то ли высоконаучных технологий, то ли магии. Судьба каждого землянина может быть переписана в любой момент, а он, возможно, и не вспомнит о прежнем варианте своей жизни… Такова сюжетная основа романа. Смирнов проявил исключительную фантазию, представляя читателю обожравшуюся, бездумно роскошествующую цивилизацию «селенитов». Цивилизацию, начисто утратившую стимул к развитию, творчеству. Парадоксальный мир обитателей Луны расписан живыми красками и завораживающе правдоподобен. Почти до трагического финала, до разгрома лунного сообщества, автор романа держит читателя в напряжении — сюжет построен по принципу детектива: преступление-расследование-схватка с преступником. На последней полусотне страниц логика действия несколько ослабевает, но это искупается введением под занавес такого Главного Врага, о котором ни герой, ни читатель и подумать не могли. Иными словами, сюжет сработан профессионально.
Любителям неожиданной развязки хочется дать совет: послесловие действительно лучше прочитать после. И ни в коем случае — до.
Насколько серьезной, основательной вещью является роман, настолько «уравновешивает» его легковесная повесть. Как Сталин договорился с галактическим содружеством инопланетян, как морочил им голову и какая пакость из этого вышла — вот содержание текста. Общее впечатление архаичности предлагает непобедимую ассоциацию со старым анекдотом, только перефразированным. Выходит из лесу заросший мужик с гранатой, хватает бабку: «Бабка, где горком?» — «Милок, партейных же в 91-м отменили…» — «Как же так? А я до сих пор поезда под откос пускаю…»
Дмитрий Володихин
Сборник. Сост. А. Синицын. Москва: ACT, 2004. — 443 с. (Серия «Звездный лабиринт»). 8000 экз.
У людей и кошек отношения особые. Собака человеку служит, прочих домашних животных он попросту использует, да еще пренебрежительно называет скотиной… И только с кошкой у человека полноценное сотрудничество — они живут вместе, потому что это выгодно им обоим. И еще: взаимоотношения человека и кошки — это явный прототип контакта между двумя цивилизациями… В общем, про лошадей или про собак стоит писать детективы — и тому уже есть примеры. Но про кошек можно писать только фантастику…
Поэтому, когда Андрей Синицын выступил с идеей сделать сборник «кошачьей» фантастики, то оказалось, что у многих писателей (Андрей Балабуха, Дмитрий Биленкин, Владимир Васильев, Евгений Лукин, Дмитрий Володихин, Александр Зорич) такие произведения уже есть, а другие (Владимир Михайлов, Олег Дивов, Андрей Плеханов, Александр Громов, Сергей Лукьяненко, Леонид Кудрявцев, Юлий Буркин, Александр Борянский, Сергей Вольнов, Леонид Каганов, Игорь Федоров, Елена Власова, Виталий Каплан) сразу же согласились взяться за перо.
Как это ни прискорбно, но одиночество — очень частый спутник свободы. И в этом сборнике самые глубокие и проникновенные произведения — именно об одиночестве, кто бы его ни испытывал, человек или «дикая тварь из дикого леса». Зато уж юмористические произведения в нем так же веселы, как игривые котята… Под прицелом пристального кошачьего взгляда оказались равны и популярные авторы, и те, кто известен не так широко. В сборнике нет ни одной слабой, ни одной проходной вещи. Одни привлекают отточенностью стиля, другие неожиданными поворотами сюжета, третьи причудливостью фантастического мира. Даже жанрово произведения очень разнятся — от притчи до юморески, от классической новеллы до пародийного киносценария. Составитель так удачно сумел выстроить последовательность текстов с разным настроением, что читателю просто не удается заскучать. Как невозможно скучать, наблюдая за кошкой.
Андрей Летаев
Издательство ЭКСМО закрыло серию «Нить времен». Отныне работы «первой тройки» («великолепной пятерки»)украинских фантастов — Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко и Генри Лайона Олди (Дмитрия Громова и Олега Ладыженского) — будут выходить в новой серии с гордым названием «Триумвират».
Авторов этого триумвирата отличает завидная способность выводить любой, даже самый локальный сюжет в мифологическое, мистериальное измерение.
Не исключение и открывающие серию «Песни Петера Сьлядека» — новый и, пожалуй, самый постмодернистский роман Г.Л.Олди. Впрочем, жанровая принадлежность здесь не бесспорна. Перед нами, скорее, цикл сказочных новелл, с одной из которых — «Цена денег» — в прошлом году познакомились читатели журнала.
Если это и роман, то выстроенный в нарочито архаичном ключе, где отдельные сюжеты связываются в единое повествование посредством условного рассказчика. Создается впечатление, что в этом романе-не-романе авторы, помимо прочего, решили поиграть с читателем в своего рода прятки или кошки-мышки — то без кавычек цитируя Эдуарда Багрицкого, то достаточно прозрачно имитируя бабелевскую метафорику, то приводя обстоятельные выдержки из вымышленных источников, то отсылая нас к своим же прежним мифоэпосам.
На страницах «Песен…» мы встретимся с Кассандрой и Хомой Брутом, Пестрым Флейтистом и семейством Борджиа. Человек по имени Влад Цепеш будет в XVII веке преподавать в университете, а человек по имени Микеланджело отречется от низкого ремесла ваятеля в пользу высокого искусства поэта-сатирика. Вместе с бродячим музыкантом Петером Сьлядеком мы побываем в праздничной Венеции и зловещей Черной Валахии, услышим жутковатые рассказы о неведомом граде Гульденберге, о проклятом острове Монте-Кристо, пройдем по Центральной и Восточной Европе, где в каждом медвежьем углу — свой миф, свои чудеса, свои «скелеты в шкафу».
Пожалуй, эта избыточность, пестрота, неровность (одни новеллы заметно сильнее и ярче других) и есть то немногое, что можно поставить в упрек авторскому дуэту.
Но буйство фантазии Олди, как всегда, неоспоримо.
В центр своей мениппеи фантасты неспроста поместили не столько человека действия, сколько наблюдателя. Безродный бродяга, певец и музыкант Петер Сьлядек с единственным вроде бы желанием — набить брюхо да выспаться в тепле — это ведь, по сути, высокий образец свободного, «неангажированного» поэта. Не связанного ни этническими, ни религиозными, ни политическими фобиями и предпочтениями. Все его достояние — лютня по прозванию «Капризная госпожа», сработанная самим легендарным Пазотти (и как обаятелен краешек легенды об этом самом Пазотти!), инструмент, обрекающий своего владельца на вечные скитания. И хотя прямо об этом не говорится, но у Петера есть еще один дар, едва ли не больший, чем певческий — дар слушателя, невольного исповедника. А бродячая профессия дает возможность кочевать из притчи в притчу, из легенды в легенду — следуя по маршрутам частью реальной, частью вымышленной географической карты. А то и по закоулкам собственной души, по изгибам собственной фантазии.
«Какой Яблонец? Какой Хольне?! Какой, к чертям, Витольд Хенингский, если никакого Хенинга отродясь не было?! — восклицает наперсточник-Смерть в заключительной новелле. — Болван! Зачем ты взял в одном аккорде Хайраддина Барбароссу, клад кардинала Спада и Франческу Каччини?! Ты же все перепутал, все перемешал, перекроил всю гармонию! Зачем?»
Действительно, зачем?
Неужели всего-навсего ради модной литературной игры? И здесь мы подходим к сквозной теме, обеспечивающей единство цикла. Все новеллы так или иначе повествуют о подменах и превращениях. Кровосос оказывается целителем, калека-нищий — страшным Аникой-воином, дар оборачивается проклятием, погоня за удачей неминуемо приводит к беде.
Любой миф изначально амбивалентен. Но после сотни пересказов он превращается в сказку — иными словами, распадается на черное и белое, плохое и хорошее. Г.Л.Олди охотно обращаются к стародавним бродячим сюжетам с тем, чтобы придать им новый, неожиданный поворот, вывернуть наизнанку, показать их неоднозначность.
Впрочем, и чисто постмодернистские игры обладают своей прелестью и заразительностью. С чего бы иначе автору фундаментального послесловия, доктору филологических наук Игорю Чёрному переименовывать пушкинские «Песни западных славян» в «Песни южных славян»?
Мария ГАЛИНА