«Если», 2012 № 03

Лайза Голдстайн Рай — это сад огороженный

Медная стрелка на шкале качнулась в красный сектор, и Тейп метнулась к водяному насосу. Наполнив ведро, поспешила вернуться к гомункулусам, которым угрожал перегрев, и вылила воду в специальное отверстие скамьи. Вырвавшаяся струя пара заставила ее отпрянуть. Когда пар развеялся, Тейп наклонилась к шкале. Стрелка поколебалась и вернулась в сектор нормы.

Она выпрямилась и окинула взглядом огромный цех мануфактуры. Гомункулусы сидели за рабочими столами, штампуя раскаленное железо могучими ладонями и спихивая сформованные изделия в специальные корзины. Их медные и бронзовые торсы были приварены к скамьям, а под сиденьями множество змеящихся шлангов уходило через пол в подвал. Над рабочими столами по специальным рельсам двигались ковши, из которых расплавленный металл выливался в формы на столах. По всему залу носились подростки-подсобники, оттаскивая от столов наполненные корзины, проверяя клапаны и показания приборов, подливая воду, уворачиваясь от струй пара.

Одна из корзин заполнилась готовыми изделиями. Тейп оттащила ее в сторону, заменила новой, затем поволокла тяжеленную корзину из цеха. Слаженный ритм работы гомункулусов громыхал повсюду; он ощущался даже сквозь этажи.

Тейп остановилась. Что-то было не так. Один из гомункулусов вдруг сделал движение, слегка выпадающее из общего ритма. Тейп поспешила к приборной шкале, вмонтированной в скамью.

Увиденное, несмотря на царившую в зале жару, заставило ее похолодеть. Стрелка металась туда и обратно через всю шкалу — такого Тейп никогда еще не видела.

Она подняла глаза. Тот самый, выбившийся из ритма гомункулус теперь тянулся к проплывающему над столом ковшу с расплавленным металлом.

Тейп схватила уходящий в подвал шланг и изо всех сил дернула. Но шланг был слишком плотно закреплен, она его даже пошевелить не сумела.

— Помогите! — закричала она.

— Эй, ты! — донеслось сверху. Тейп подняла глаза. Из кабины под потолком цеха, откуда был виден весь зал, через переговорную трубу кричал мастер: — Ты что делаешь? Не трогай шланг!

Шланг наконец поддался и теперь болтался свободно, гомункулус замер, его руки все так же тянулись вверх. Тейп лихорадочно огляделась. Другие гомункулусы тоже тянулись к ковшам, стаскивали их вниз и опрокидывали, выливая на пол расплавленное железо. Один из них метнул ковш в паренька-подсобника. Ковш попал тому в живот, расплавленный металл пролился по ногам, и парень заорал от боли.

Тейп поняла, что не сможет быстро выдернуть все шланги. Другие подсобники бежали к дверям, и она пустилась за ними.

Выбравшись наружу, они бессмысленно кружили по двору или сбивались в кучки и нервно перетаптывались на месте. Тейп заглянула в дверь цеха и увидела, что мастер все еще что-то выкрикивает в переговорную трубу. Оставалось надеяться, что он отдает команды людям в подвале, чтобы те остановили машины.

Медленно, очень медленно гомункулусы прекратили свои беспорядочные движения. Они замерли в разных позах: один поднял над головой руку, другой неловко сжимал ковш с расплавленным металлом в ладонях, предназначенных для штамповки металлических изделий, а не для того, чтобы что-нибудь держать. Как раз когда Тейп заглянула в цех, ковш выскользнул из рук гомункулуса и с грохотом обрушился на пол.

Несколько подсобников вытащили наружу раненого паренька. Его лицо было очень бледным; Тейп решила, что он потерял сознание. Другие подростки торопливо попрощались друг с другом и стали расходиться по домам.

Тейп тоже подумала, не отправиться ли домой, но тогда она пропустит день работы, а деньги сейчас ой как нужны. Может быть, мастер Лоутон найдет для нее какое-нибудь занятие. Была и еще одна причина остаться: ей очень хотелось узнать, что же случилось. Тейп никогда не видела, чтобы гомункулусы вот так взбунтовались и отказались выполнять задания.

Из подвала начали выходить мужчины с черными от угольной пыли лицами и руками. Это были кочегары, которые скармливали уголь в топки машин. Затем — ждать пришлось довольно долго — из своей кабинки спустился мастер.

Он быстро прошел вдоль рядов неподвижных гомункулусов. Один из них с широко раскрытыми бронзовыми глазами, казалось, смотрел прямо на мастера.

— Эй, ты! — крикнул мастер, заметив стоящую в дверях Тейп. — Откуда ты узнал, что произойдет?

Тейп слишком поздно сообразила, что нарушила свое главное правило — никогда не привлекать внимания начальства. Она повернулась и побежала прочь. Мастер, изрыгая проклятья, бросился за ней.

— Что ты сделал? — кричал он. — Ты что, причастен ко всему этому?

Тейп только ускорила бег и сломя голову мчалась по улице, натыкаясь на людей, собак и телеги. Гомункулус, направлявшийся, лязгая руками и ногами, по какому-то своему заданию, медленно двигался в ее сторону. Тейп поспешно обогнула его по широкой дуге, затем перепрыгнула через сточную канаву, тянувшуюся посередине улицы.

Она не могла остановиться, не могла позволить мастеру поймать себя. Девушкам запрещено работать на мануфактурах, ей пришлось переодеваться мальчишкой, чтобы заполучить работу.

Но она уже начала задыхаться. И ноги у нее были короче, чем у мастера, и туго стянутая лентами грудь — чтобы не могла ее выдать — начинала гореть.

Она обернулась как раз тогда, когда мастер сделал решающий рывок. Он настиг ее и схватил за ухо.

— Ты зачем убегал? — рявкнул мастер. — Ты что задумал?

— Ничего. Ой!

— Ничего? Ни в чем не повинный парень убегать не станет. Что ты там делал со шлангом?

— Ну, вы же сами видели. Они начали неправильно двигаться. Я просто хотел их остановить, вот и все.

— Они еще не успели пойти вразнос, а ты уже пытался вытащить тот шланг. Откуда ты знал? Может, ты как-то связан с тем, что там, — мастер махнул рукой в сторону мануфактуры, — произошло?

— Нет, конечно, нет!

— Тогда зачем убегал?

— Я боялся, что вы рассердитесь.

— Что ж, здесь ты прав. Пойдешь со мной, буду с этим делом разбираться.

Мастер повернулся и двинулся в обратный путь. Тейп попыталась еще раз вырваться из его хватки, но лишь для проформы — она понимала, что убежать не сможет.

Все подростки-подсобники уже разошлись, когда они снова оказались на территории мануфактуры.

— А что случилось с тем пареньком? — спросила Тейп.

— С каким? — не понял Лоутон.

— Ну, с тем, что получил ожоги. Его унесли?

Лоутон только плечами пожал. Какой-то человек, весь покрытый угольной пылью, вышел из здания и направился к ним.

— Пока вас не было, поступил вызов по переговорной трубе, мастер Лоутон, — сказал кочегар. — Из Уайт-холла.

— Вы… вызов? — переспросил Лоутон.

— Ага, из Уайт-холла.

— Уайт-холл? Ты имеешь в виду от королевы Елизаветы?

— Ну, не от самой, конечно. Говорил какой-то клерк… Но она хочет вас видеть, — кочегар почтительно понизил голос. — Она выслала за вами паромобиль.

Лоутон что-то пробормотал под нос. Звучало как ругательство. Тейп припомнила и другие случаи, когда какие-то действия королевы вызывали схожую реакцию мастера. Она не понимала, почему мастер столь явно недолюбливает августейшую особу.

— Ты, — обратился Лоутон к Тейп, — не отходи от меня. Нужно, чтобы ты все объяснил королеве.

Тейп внезапно ощутила радость. У нее не было ни одного знакомого, который побывал бы внутри паромобиля, не говоря уже о том, чтобы в нем прокатиться. Но, разумеется, она сделала все возможное, чтобы скрыть от Лоутона свой восторг. Он был представителем мира взрослых, обладающим достаточной властью, чтобы всего несколькими словами изменить всю ее жизнь.

Паромобиль подъехал к ним, покачиваясь на четырех колесах, как новорожденный теленок. В передней его части на высоком сиденье находился человек в больших круглых очках. Подъехав поближе, он потянул какой-то рычаг, и машина, дернувшись, остановилась. Человек спрыгнул на землю и открыл дверцу салона.

Лоутон подтолкнул Тейп, забрался сам, и они уселись рядом на скамье, покрытой мягким темно-красным бархатом. Внутренность машины освещали две газовые лампы по сторонам салона. Их рожки были сделаны в виде цветов. Тейп потянулась было к кранику, чтобы посмотреть, как регулируется яркость, но Лоутон прикрикнул на нее: «Не трогай ничего!», и она поспешно отдернула руку.

Паромобиль загрохотал по мостовой. Мастер отвернулся от Тейп и, не отрываясь, глядел в окно. Теперь у нее появилась возможность разглядеть Лоутона повнимательнее, и она увидела, что мастер гораздо старше, чем она думала. Возможно, ему уже сорок. У Лоутона были темные глаза и волосы и узкое, вечно нахмуренное лицо, как будто он упустил что-то важное и никак не мог припомнить что.

Тейп бросила взгляд на собственное отражение в стекле. Она знала, что выглядит куда младше своих 14 лет — совсем еще детская круглая мордашка, карие глаза и каштанового цвета волосы, которые она довольно неловко обкорнала простым ножом.

Паромобиль попал колесом в рытвину, двигатель надсадно взвыл, стараясь вытянуть экипаж. Наконец колесо освободилось, и повозка продолжила путь.

Тейп прильнула к окошку и разглядывала проплывающие мимо улицы. Было утро; гомункулусы взбунтовались почти сразу же после начала рабочего дня. Люди шли на работу или в учебные классы; нищие, заняв свои привычные позиции, выпрашивали милостыню. С каждым днем их становилось все больше — по мере того как рабочие места занимали гомункулусы. Вдали над рядами печных труб поднимался к небу темный дым.

Повозка двигалась сквозь перенаселенный район, где жила Тейп, люди останавливались и провожали ее взглядами. Тейп с трудом сдерживала ухмылку при мысли, что ее домохозяйка может увидеть, как она катит в паромобиле. Скорее всего, Агнесс ее просто не узнает. Каждый день, отправляясь на работу, Тейп забегала в темный тупик, чтобы переодеться и туго забинтовать грудь. Из тупика выходил уже юный паренек, менялась не только одежда, но даже походка и манера разговаривать. Тейп иногда ловила себя на том, что и думает она в этом облике немного по-другому.

Ей вспомнилось, как три года назад, когда погибли ее родители, Агнесс, казавшаяся всегда такой доброй и ласковой, пригрозила выкинуть ее на улицу, если она не сможет платить за комнату. Тейп неделями пыталась устроиться на какую-нибудь мануфактуру, но каждый очередной мастер говорил одно и то же: мануфактуры слишком опасны, девицам там не место. В конце концов она надумала прикинуться парнем, после чего ее взяли на работу в первом же месте, куда она ткнулась.

И с самого начала ее зачаровали машины. Когда на мануфактуру приехал мастер из Аль-Андалуза, чтобы установить несколько новых гомункулусов, она буквально прилипла к нему и таскалась за ним — к вящему его неудовольствию — как тень. Тем не менее она ухитрилась научиться от него арабским цифрам, которые отличались от привычных римских и которыми гораздо удобнее пользоваться.

Правда, больше ничего узнать не удалось. Кожух любого поставляемого из Аль-Андалуза устройства всегда был наглухо заварен, и если кто-нибудь на мануфактуре пытался его вскрыть, вся внутренняя машинерия оказывалась почти полностью разрушенной.

Паромобиль повернул, взревел, содрогаясь, как будто собирался рассыпаться на части, но все же проехал еще несколько ярдов, прежде чем остановиться. Дверца открылась.

— Мы на месте, сэр, — сказал водитель Лоутону.

Над ними нависали стены дворца высотой в пять или шесть этажей. Водитель провел их к одной из дверей, пригласил войти и препоручил заботам человека в ливрее.

Вслед за ним они прошли под высокими сводчатыми потолками холла по мраморному полу, выложенному в шахматном порядке черными и белыми плитами, проследовали многочисленными переходами, увешанными портретами и гобеленами, и анфиладами комнат с цветными стеклами в окнах и с потолочными балками, украшенными столь изощренной резьбой, что они казались слишком хрупкими, чтобы держать на себе тяжесть перекрытий. Залы освещались свисающими с потолков люстрами газового света.

Тейп только успевала вертеть головой, взирая на все расширенными от восторга глазами. Лицо Лоутона оставалось непроницаемым, казалось, ничто из увиденного не производило на него никакого впечатления. Или же он старательно напускал на себя такой вид.

Наконец они подошли к помещению, которое охраняли два гомункулуса с поднятыми серповидными мечами. Человек в ливрее негромко произнес пароль, гомункулусы опустили мечи и распахнули дверь.

— Ее Величество Елизавета, милостью Божьей королева Англии и Ирландии, — произнес один из гомункулусов низким, гулким голосом. Они вошли. Королева Елизавета сидела во главе длинного стола, ее руки покоились на подлокотниках высокого резного кресла. Робкий взгляд Тейп выхватывал какие-то детали ее одеяния: черная юбка, корсаж, рукава с буфами и высокий накрахмаленный воротник. Все усеяно золотыми пуговицами и большими квадратными рубинами и изумрудами. На шее в несколько рядов нитки черного жемчуга. По сторонам от нее стояли два гомункулуса с мечами. По сравнению с работающими на мануфактуре они выглядели жестокими и злобными — ноздри раздуты, рты искривлены глумливыми ухмылками, густые брови грозно нахмурены.

За столом сидела группа мужчин. Лоутон поклонился королеве, и Тейп поспешно повторила его движение.

— Отлично, — произнесла Елизавета. — Вы — Генри Лоутон. По крайней мере так вас назвал человек из моей мануфактуры, ответивший на наш вызов. Но кто этот пострел рядом с вами? И что там у вас стряслось?

Елизавета смотрела на Тейп, а та видела, насколько стара королева, не просто стара, а чудовищно стара, она была древнее любого, кого только видела Тейп в своей жизни. Ее лицо было сильно напудрено, в морщинах и складках кожи пудра сбилась в комки. Ее волосы были неестественно ярко-рыжими, а гнилые зубы почти черными.

Лоутон прочистил горло.

— Гомункулусы… они все разом прекратили работу. Они срывали ковши и разливали расплавленный металл… А этот мальчик, похоже, знал, что произойдет, еще до того, как все началось…

Елизавета повернулась к Тейп.

— Как тебя зовут, дитя? — спросила она.

— Тейп.

— Мастер Лоутон утверждает, будто ты знал, что гомункулусы вот-вот взбунтуются. Откуда ты мог это знать? Ты имеешь к этому какое-то касательство?

— Нет! Нет, я бы никогда ничего такого себе не позволил. Просто одна из этих обезьян… э-э, я имею в виду, один из гомункулусов, начал двигаться как-то странно, быстрее других. Тогда я посмотрел на приборную шкалу, а там… Ну, обычно стрелка колеблется между пятьюдесятью и шестьюдесятью, а когда она заходит в поле между восемьюдесятью и девяносто, это значит, что надо подлить воды для охлаждения. Но на этой шкале, там…

— Подожди, — прервал ее Лоутон. — Что ты имеешь в виду? Там на шкале вообще нет никаких чисел! Воду вы должны подливать, когда стрелка заходит в красный сектор.

— Но они там есть. Мне их показал один человек. Просто это не наши цифры, которые на часах и на других вещах… римские цифры, как он их назвал. А у них свои собственные…

— Парень говорит про арабские цифры, — сказал кто-то за столом.

— Да, верно, арабские. Ну, так вот, стрелка просто металась между числами пятьдесят, потом девяносто, а затем снова пятьдесят или шестьдесят. Тогда я повнимательнее пригляделся к обезьянам, а когда одна из них начала тянуться к ковшу…

— У тебя есть какие-нибудь догадки, почему они повели себя так? — спросила Елизавета.

— Нет, — ответила Тейп.

— А все эти арабские колдуны, миледи… — заявил какой-то пожилой человек из сидящих за столом. — Не следовало позволять неверным продавать нам эти их механизмы.

— Нонсенс, — отрезала Елизавета. — Начать с того, что они вовсе не колдуны, а адепты натурфилософии. И нам тоже нужна натурфилософия, если мы хотим видеть Англию сильной.

— Да чем же она рознится от колдовства? Коли неживые создания ходят и разговаривают, то кто ж они как не демоны?

— Потому что я тебе говорю, Бёрли: это не так! — раздраженно сказала Елизавета. — Потому что я бесчисленное количество раз говорила тебе…

— Потому что мы знаем, как они работают, — прервала ее Тейп. Лоутон при этих словах дернулся, как будто ожидал вспышки королевского гнева. Однако Елизавета и бровью не повела. А Тейп продолжала торопливо говорить, изо всех сил стараясь, чтобы ее поняли. — А они все время работают одинаковым образом. Мы знаем, что если нагреть воду, то получится пар, а пар можно использовать, чтобы вращать колеса, двигать клапаны или… ну, вообще все, что вам нужно.

— Но сейчас-то они уже не работают как обычно, не так ли? — с сарказмом в голосе произнес человек, которого королева назвала Бёрли. — Ты говоришь, что знаешь, как они действуют, что ж, хорошо, тогда почему они бунтуют?

— Я… я не знаю, — пролепетала Тейп. — Может быть… ну, может, кто-то заставил их взбунтоваться, что-то сделал с их колесами, зубцами и прочими деталями, изменил их…

— Что и требовалось доказать, — воскликнул Бёрли. — Как я и говорил: происки сарацинов! Кто ж еще может манипулировать гомункулусами? Они что-то сделали с этими машинами и теперь те не желают работать, ведь так?

— Это не то, что они не желают работать, — слова Тейп наползали друг на друга, так она торопилась все объяснить. — Гомункулусы не могут чего-то желать. Они созданы, чтобы делать то, что мы им прикажем.

— Это верно, — подтвердила Елизавета. — Они лишены свободной воли.

Тейп заинтересовалась — что такое свободная воля? Но, разумеется, никто не стал ей этого объяснять.

— Однако, похоже, сейчас у них появилась свободная воля или что-то вроде этого, — сказал горбатый молодой человек из сидящих за столом.

— Не будем забивать себе головы, — ответил Бёрли. — Вопрос заключается в том, сможем ли мы их починить?

— Я уверен, что кто-то может это сделать, — заявила Тейп. — Но не я, конечно. Я слишком мало знаю.

— Посол Аль-Андалуза должен знать, — предположил Бёрли. — Как там его зовут?

— Башир ибн Тарик аль-Куртуби, — сказала Елизавета. Она повернулась к одному из стоящих по бокам гомункулусов. — Отправляйся и приведи сюда посла Аль-Андалуза.

Гомункулус вышел из помещения, но громкий лязг его ног по мраморном полу был еще долго слышен. Собравшиеся в зале молча ждали его возвращения. Елизавета сидела, выпрямившись, и барабанила пальцами по подлокотнику резного кресла.

Наконец гомункулус вернулся.

— Башир ибн Тарик аль-Куртуби, — провозгласил он невыразительным голосом.

Вслед за ним в комнату вошел темнокожий мужчина. Тейп вытаращила на него глаза. Человек из Аль-Андалуза! В отличие от склонного к суевериям Бёрли, Тейп не верила в колдунов, но если бы верила, то представляла бы их именно так: длинная борода, полосатый халат, тюрбан на голове.

Королева предложила послу сесть и вкратце описала все, что произошло на мануфактуре.

— Нижайше прошу принять мои глубочайшие извинения, Ваше Величество, — отозвался посол. Он говорил с легким акцентом, произнося слова с каким-то едва уловимым журчанием или курлыканием. — Я не понимаю, что произошло. Я сам никогда не видел и никогда не слышал от других, чтобы гомункулусы вели себя подобным образом.

— Ваших извинений недостаточно, господин Ибн Тарик, — сказала Елизавета. — Может быть, ваши люди хотят уничтожить наши мануфактуры?

— Нет! Конечно же, нет!

— В чем же тогда дело? Мы заплатили за ваши механизмы; мы, полностью вам доверяя, доставили их в свою страну… Союзники так не поступают…

— Я прямо сейчас свяжусь с Аль-Андалузом, Ваше Величество, и постараюсь выяснить, чем можно объяснить произошедшее.

— У меня есть мысль получше. Я пошлю в Аль-Андалуз несколько своих людей, чтобы они тщательно изучили эти механизмы. А ваши люди должны будут совершенно точно объяснить моим, как работают гомункулусы и как могло произойти то, что случилось на моей мануфактуре.

— Я… мне надо спросить об этом у калифа, Ваше Величество, — несколько сбивчиво произнес Ибн Тарик.

— Тогда ступайте, — напутствовала Елизавета. — И не затягивайте с ответом.

Посол поклонился и вышел из зала. «Так значит, во всей Англии никто не знает, как работают гомункулусы», — подумала Тейп. Она об этом и раньше догадывалась и всегда этому удивлялась. А сейчас сразу сообразила, что королева Елизавета просто-напросто шантажировала арабов. Они теперь вынуждены будут поделиться своими секретами, если не хотят, чтобы слухи о бунте гомункулусов дошли до третьих стран. Многие называли Елизавету мудрой королевой, а иные — из тех, кто недолюбливает женщин, — хитрой и коварной. До сегодняшнего дня Тейп не понимала почему.

Ибн Тарик вернулся гораздо быстрее, чем ожидала Тейп. Неужели существуют переговорные трубы, которые могут дотянуться до Аль-Андалуза? Как такое возможно?

— Калиф Исмаил согласился, — провозгласил Ибн Тарик. — Он будет рад принять трех англичан во дворце в Кордове.

— Хорошо, — ответила Елизавета. — Благодарю вас.

Она отпустила посла и, когда тот вышел, обратилась к Лоутону:

— Я хочу, чтобы вы были одним из этих трех — вы все-таки кое-что знаете про эти устройства. А ты… — она кивнула в сторону Тейп, — ты отправишься с ним в качестве слуги.

Тейп ощутила восторг. Она поедет в Аль-Андалуз! Увидит место, где создают машины!

— Слуги? — переспросил Лоутон. — Если мне понадобится слуга, то я предпочту гомункулуса.

Труд людей ценился все ниже и ниже, по мере того как гомункулусы вытесняли их с рабочих мест. А среди богачей распространилась мода и на слуг-гомункулусов. Снобы были в восторге от этой новинки.

— Глупости! — осадила Лоутона Елизавета. — Парень будет слугой не по-настоящему. На самом деле он займется шпионажем, раскапывая секреты арабских устройств. Никто не обращает внимания на слуг или детей. А его даже и в расчет принимать не станут, так что я смогу послать не троих, а четверых.

Королева внимательно посмотрела на Лоутона и Тейп.

— А вы пока что останетесь во дворце, — заявила она. — Хочу, чтобы вы были под присмотром.

В течение нескольких дней специальные наставники водили Лоутона и Тейп в королевские мастерские при дворце и рассказывали им все, что знали об арабских механизмах. Подозрения Тейп оказались верными: в Англии не было человека, который знал бы про эти устройства хоть что-нибудь существенное. Но она все равно проводила большую часть времени в мастерских, где возилась с зубчатыми колесами, передачами, трубами и калибровочными инструментами. Одни ее догадки относительно механизмов оказались правильными, другие — нет. Тейп это не смущало — все, чего она добивалась, это знания.

Кроме устройств, работавших в королевских мастерских, все остальные машины в Англии были остановлены. Еду подавали с опозданием, почта задерживалась или вообще терялась, в помещениях скапливалась пыль. Во дворце все пребывали в напряжении; слуги и придворные обсуждали новости и порой до поздней ночи спорили.

Наставники также обучали их истории и обычаям Аль-Андалуза.

Арабы покорили испанский полуостров в 711 году; в последующее время происходило множество конфликтов, стычек и войн между мусульманами и христианами. Около трехсот пятидесяти лет назад, в середине XIII века, христиане почти выиграли битву у Кордовы и были решительно настроены возвратить весь полуостров. Но тут умер какой-то король, его место занял другой, и арабы отбросили христиан на исходные рубежи.

К истории Тейп относилась равнодушно. Главным было то, что где-то в мире есть люди, которые считали для себя важным заниматься наукой и изысканиями, которые ценили знания ради них самих и которые не вопили, подобно этому старому дураку Бёрли, «колдовство!», когда сталкивались с чем-то, чего не понимали.

Была еще одна причина, почему она не любила уроки истории: наставники то и дело высмеивали ее невежество по разным вопросам. Ей, например, никто никогда не говорил, что Англия находится на острове. Ну, а если и так — какая разница? У Тейп никогда не было причины куда-то из Англии уезжать.

Да, но скоро она действительно уедет, так что, может, это все-таки имеет значение. Арабы собирались отвезти делегацию в Аль-Андалуз на воздушном корабле. Конечно, Тейп уже видела такие корабли, пролетающие высоко в небе, но вблизи — никогда. На что это похоже? И как они вообще держатся в воздухе, и забираются на такую высоту?

На всех этих занятиях Лоутон по большей части молчал. К удивлению Тейп, выяснилось, что в машинах он понимал меньше, чем она. К тому же казалось, что после остановки мануфактуры он вообще впал в какую-то апатию.

Однажды, когда Тейп направлялась в мастерскую, она случайно заглянула по пути в одну из комнат и увидела королеву. Елизавета сидела в окружении множества мерцающих огней, заключенных в стеклянных трубах, про которые Тейп уже выучила, что они называются вакуумными сосудами. Ящик, стоящий перед королевой, испускал странный зеленый свет. Из ящика то и дело доносились какие-то звуки, а однажды королева громко рассмеялась.

Тейп осторожно вошла в комнату. Елизавета повернулась к двери.

— Я знаю, кто ты, — сказала она. — Можешь от меня не таиться.

— Что? — переспросила Тейп, вздрогнув.

— Я знаю, что ты девушка, — пояснила королева, понизив голос. — Неужели ты думала, что твоя маскировка меня обманет? Мне самой приходилось раз или два переодеваться мужчиной.

Тейп не нашлась, что ответить.

— И вам, юная леди, следует выучиться кое-каким азам придворного этикета, — продолжила Елизавета. — Прежде всего, оказавшись лицом к лицу с королевой, ты делаешь реверанс, а когда тебе позволят говорить, обращаешься ко мне «Ваше Величество».

Тейп никогда не приходилось выполнять реверанс, но она попыталась что-то такое изобразить, и это заставило Елизавету снова рассмеяться.

— А что это за ящик, Ваше Величество? — спросила Тейп.

Королева, похоже, смягчилась.

— Это такая игра, — пояснила она. — Видишь, мне надо попытаться попасть вот по этому мячу ракеткой, а затем отбить, когда он вернется. Что-то вроде тенниса.

— А я думала, что мы не должны пользоваться машинами, — сказала Тейп и добавила: — Ваше Величество.

— Вот тебе еще один урок этикета: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна критиковать королеву.

Елизавета нажала кнопку на корпусе машины, и зеленый свет погас. Тейп наблюдала это с чувством глубокого разочарования, если не сказать, отчаяния. Больше всего на свете ей хотелось сейчас поиграть в эту игру: посылать мяч ракеткой вперед, а потом отбивать его.

— Почему ты притворяешься пареньком, дитя мое? — спросила Елизавета.

— Чтобы иметь возможность работать на мануфактуре, Ваше Величество.

— Ну, а это тебе зачем понадобилось?

— Я… я ничего другого делать не умею. Мои родители погибли, и я бы просто умерла с голоду, если бы не устроилась на работу.

— Как они погибли?

— На одной из мануфактур на Бишопсгейт-стрит произошел большой взрыв. Моя мама поджидала отца у проходной перед концом смены, и… они оба погибли.

Елизавета какое-то время молчала.

— Печально это слышать, — сказала наконец Елизавета. — К счастью, мануфактуры сейчас стали гораздо безопаснее — мы следим за этим.

Тейп открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его, вовремя вспомнив, что не имеет права критиковать королеву. Мануфактуры не были безопасными, уж это-то она точно знала. Подростки то и дело получали ожоги от пара или раскаленного металла, спотыкались о многочисленные шланги и ушибались, когда бежали с водой, чтобы остудить гомункулусов, да и просто падали в обморок от жары.

— У тебя есть какие-нибудь родственники, чтобы могли о тебе позаботиться? Кто мог бы принять тебя в семью?

— Не знаю, Ваше Величество. Мои родители были фермерами, но им пришлось покинуть деревню, когда их работу стали выполнять машины.

Елизавета покачала головой и переменила тему.

— Что ж, достаточно скоро ты отправишься в Аль-Андалуз, — сказала она. — Бёрли и другие думают, что я потеряла разум, посылая ребенка вместе с дипломатической миссией. Но женщины видят много такого, чего мужчины не замечают. Я была третьей в очереди на наследование трона, и ты даже представить себе не можешь, чему я выучилась благодаря умению молчать, быть незаметной и внимательно слушать.

Тейп кивнула. Уж она-то прекрасно знала, что значит молчать и слушать, но ее поразило, что такой важной особе, как королева Елизавета, это тоже знакомо.

— А мастеру Лоутону вы обо мне расскажете?

Елизавета снова рассмеялась.

— Этому мужлану? Да он в обморок упадет, если узнает, что за ним присматривает девица. Нет, это будет нашей маленькой тайной.

Королева повернулась к своей игре.

— Что ж, на этом все, — сказала она.

Тейп изобразила реверанс, на этот раз более успешно, и продолжила свой путь в сторону мастерской. По дороге она встретила Лоутона, негромко беседовавшего с нескользкими мужчинами. Он замолчал, когда Тейп проходила мимо, и проводил ее подозрительным взглядом. Что он там задумал? И с кем это он разговаривает?

Тейп прошла в мастерскую и увидела, что кто-то разложил на верстаке внутренности водяных часов. Она поспешила к своему рабочему месту, подхватила инструменты и начисто забыла про Лоутона.

Неделю спустя Тейп, Лоутона и еще двух выбранных королевой человек отвезли на паромобилях на поле Финсбери. Серебристый воздушный корабль, принайтованный носовой частью к причальной мачте, покачивался под порывами ветра. На его боках видны были надписи, сделанные арабской вязью. Тейп уже видела такие надписи на машинах в мануфактуре.

Молодой человек с бородкой, в халате и красно-золотом тюрбане поклонился им и сказал:

— Я ваш проводник. Добро пожаловать на борт «Бурака»[1].

Он помог им вскарабкаться по раскачивающейся веревочной лестнице в корзину, подвешенную под днищем огромного основного корпуса воздушного корабля. Когда все уже находились внутри, проводник вручил каждому очки с большими стеклами и показал, как их надо надевать. Свои он носил прямо под тюрбаном, что придавало ему сходство с совой.

Рабочие принесли к кораблю одного из гомункулусов с мануфактуры. Из его поясничной части свисали трубки, а одна из рук была согнута под странным углом. Солнце играло на медном корпусе. Тейп хотела было рассмотреть его поближе, но работяги упаковали гомункулуса в специальный отсек вместе с другим багажом.

Воздушный корабль начал бесшумно подниматься. Незнакомое ощущение вызвало у Тейп приступ тошноты, но она его подавила и восторженно наблюдала, как поле под кораблем уходит вниз. Внезапно неподалеку раздался рев, как будто рычал громадный зверь, вот только звук был очень ровным и ни на миг не прерывался.

— Это моторы, которые приводят корабль в движение, — прокричал, перекрывая шум, проводник. Ветер раздувал полы его халата. Тейп поправила очки и смотрела, как Темза уменьшается, становится блестящей тропой, лентой, нитью. Луга и поля скользили под ними, все разных оттенков зеленого, как палитра живописца, раз и навсегда полюбившего только один цвет.

Спустя какое-то время зелень перешла в синеву и Тейп сообразила, что они уже летят над океаном. Земля на другом берегу выглядела так же, как и сельская местность в Англии, — просторы всех оттенков зеленого, на которых разбросаны мелкие поселения и большие города. А затем, как будто они пересекли какую-то незримую черту, пейзаж изменился: селения образовали ровные квадраты, четкими полосами потянулись поля.

— Под нами Аль-Андалуз, — сказал проводник; похоже, он был рад вернуться домой. Тейп решила, что они уже у цели, но корабль летел дальше еще несколько часов. Наконец они стали снижаться и опустились достаточно низко, чтобы можно было видеть округлую тень воздушного корабля, искажавшуюся, когда она проплывала по небольшим холмам.

Вскоре под ними оказалось огромное поле. Внизу забегали люди, они хватали канаты, сброшенные с корабля. На поле находилось множество других воздушных кораблей: одни колыхались у причальных мачт, другие стартовали или опускались.

Шум моторов внезапно прекратился. Люди на земле привязывали воздушный корабль к высокой мачте. Один из воздухоплавателей сбросил из корзины веревочную лестницу; она колыхалась вместе с кораблем, но арабы начали спускаться, не дожидаясь, пока все успокоится.

Тейп сошла самой последней, ее сердце колотилось. Она была в Кордове, городе чудес, месте, о котором слышала много раз.

Проводник повел их к ряду дилижансов на краю поля. Они зашли во второй из них: внутри вдоль обеих стен тянулись мягкие скамьи с подушками, на полу был расстелен ковер. По стенам шли ряды окон, верхние части которых заканчивались арками в форме подковы. Потолки были сводчатые, как в церковных нефах.

Из первого дилижанса донесся оглушительный свисток, затем громкий рев, после чего повозка дернулась и пришла в движение. Лоутон нервно глянул в окно.

— Что за… — начал было он.

— Не беспокойтесь, — успокоил его проводник. — Это всего лишь поезд. Все повозки соединены между собой в один состав. Как верблюды в караване. Дорога проложена при отце калифа Исмаила, он хотел, чтобы с летного поля можно было отправиться прямо во дворец.

Тейп встала на коленки на мягкой скамье и прильнула к окошку. Сквозь стекло она видела прекрасно вымощенные улицы без сточных канав, крытые рынки, шелковые тенты и флаги, огромные купола зданий, о назначении которых она могла только гадать. Вдоль улиц шли ряды апельсиновых деревьев и еще каких-то незнакомых растений, напоминающих воткнутые в землю перьевые метелки для смахивания пыли. Механическая лошадь приблизилась к поезду из боковой улицы, наездник повернул какой-то рычажок, чтобы остановить свою машину и дать поезду проехать. Небо пересекала длинная вереница воздушных кораблей, связанных канатом — нос к хвосту, как кавалькада пони.

За окном уже начинало темнеть. На улицах зажигали газовые фонари, и они же светились сквозь деревянные решетки окон.

Наконец поезд остановился, они вышли из дилижанса и оказались в большом помещении. Поначалу Тейп глазам не поверила, таким богатым было здешнее убранство — каждый дюйм стены и потолка покрывали филигранные узоры из звезд, кристаллов, лун и цветов. Потолки покоились на резных колоннах, а двери и окна увенчивались такими же арками, как и в дилижансах поезда. И все сверкало яркими красками, золотом, киноварью, полуночной синевой, сияло, как ларец с самоцветами.

Впрочем, им не дали времени оглядеться. Другой проводник провел их по коридорам и анфиладам залов, каждый из которых был еще больше и изощреннее украшен, чем предыдущий. Они миновали несколько закрытых дверей, которые сторожили вооруженные мечами гомункулусы. Наконец проводник открыл очередную дверь и жестом пригласил Лоутона войти.

Замешкавшаяся Тейп все же вовремя вспомнила, что она является как бы слугой Лоутона, а потому должна идти с ним. Проводник провел ее в небольшую комнату, смежную с комнатой Лоутона и тоже нашпигованную чудесами, но у Тейп уже не было никаких сил их разглядывать. Она рухнула на мягкий диван и тут же уснула. Наутро Лоутон разбудил ее громким стуком в дверь.

— Эй, Тейп! — крикнул он. — Ступай, принеси мне ночной горшок — я что-то никак не найду его в своей комнате.

Тейп со стоном поднялась. Вчера она свалилась в постель, не раздеваясь, и теперь ее грудь горела под тугими повязками. А она не могла их ослабить.

Она прошла в комнату Лоутона. Как он и сказал, ночного горшка нигде не было видно. Тейп открыла еще одну дверь, ведущую из комнаты, и ей предстало небольшое помещение с большой чашей посередине, напоминающей именно ночной горшок и заполненной водой. Непонятно было только, зачем чашу прочно приделали к полу.

Тейп пригляделась и увидела цепочку, свисающую с бака над чашей. Она потянула цепочку и вздрогнула, когда вода с шумом закружилась и втянулась внутрь чаши.

— Вот, потяните за цепочку; когда сделаете свое дело, — объяснила она Лоутону, указывая на конструкцию.

Он закрыл за собой дверь, и спустя какое-то время Тейп снова услышала шум воды, доносящийся из маленького помещения.

Когда мастер вышел, она сама воспользовалась маленькой комнаткой, а затем пошла к себе одеваться. Довольно скоро к ним явился давешний проводник, чтобы отвести их к калифу. Они немедленно отправились в путь, по дороге подхватив двух остальных членов делегации. Небольшая группа прошла множество великолепно украшенных залов, освещенных ярким солнечным светом, проникающим через многочисленные стрельчатые окна. Они пересекли внутренний двор с бассейном посередине и со стенами, украшенными трепещущими на ветру шелковыми знаменами, и снова вошли во дворец. Этот вход охраняли несколько гомункулусов, но проводник произнес условное слово, и дверь открыли.

— Сапам алейкум, — приветствовал их худощавый человек, сидевший на подушках у дальней стены комнаты, и проводник перевел: «Да пребудет с вами мир».

Лоутон и остальные мужчины поклонились, а Тейп сообразила, что это, должно быть, калиф Исмаил собственной персоной. Она тоже быстро, хотя и запоздало, поклонилась. К счастью, никто не обратил внимания на ее оплошность.

— Прошу вас, усаживайтесь, — сказал калиф. Как и большинство здешних мужчин, он носил бороду, разве что она была немного длиннее, чем у других, ниспадала на грудь и серебрилась проседью. На правителе был белоснежный халат, вышитый золотыми и красными нитями и многочисленными самоцветами, а его тюрбан закручен так, что из него торчали зубцы, и это делало его похожим на корону. Калиф улыбнулся всем по очереди, даже Тейп.

В комнате не было стульев. Один из мужчин осторожно опустился на подушки, остальные последовали его примеру.

— Благоразумно ли держать здесь вот этих, Ваше Величество? — сказал глава делегации по имени Джон Гиффорд, указывая на вооруженных гомункулусов, стоящих полукольцом за спиной калифа.

Проводник перевел его фразу.

— Разумеется, — ответил калиф. — Ни один из наших гомункулусов ни разу не вышел из повиновения.

— Но, как оказалось, они на это способны, — возразил Гиффорд. — Мы тоже и подумать не могли, что наши взбунтуются.

— Мы полагаем, что-то стряслось именно с последней партией, которую мы вам отправили. Мы работаем над этой проблемой.

— Но что могло случиться? Что могло заставить их вести себя подобным образом?

— Еще немного, и вас проведут в мастерские. Пока же я предлагаю вам освежиться и подкрепиться с нами.

Калиф хлопнул в ладоши, и в комнату вошли несколько гомункулусов. Каждый нес в руке большое блюдо. Один из них расставил заполненные снедью блюда перед калифом и гостями, другой — стаканы с чем-то прохладительным. Тейп обслужили последней, и она только дивилась, откуда гомункулусы могли знать, в каком порядке нужно это делать. «Боже мой!» — воскликнул кто-то с благоговением, и Тейп наконец уделила внимание угощению.

Ничего знакомого на блюде не было. Проводник пришел на выручку гостям и, указывая на тот или иной фрукт, называл его по-английски:

— Арбуз, абрикосы, гранат…

Тейп осторожно попробовала арбуз, умяла его, а после с удовольствием прикончила и все остальное. Разделавшись с угощением, делегация, ведомая проводником, проследовала в мастерскую. Тейп замыкала шествие, она была так переполнена впечатлениями, что уже почти ничего вокруг себя не замечала. Но вот послышались лязг металла, голоса работников, перекрикивающих шум. Делегация вышла в обширный зал, уставленный рабочими столами. Повсюду были видны машины, инструменты, какие-то металлические части, просто куски металла. Машины грохотали, металл звенел, люди перекрикивались.

Проводник подвел их к одному из столов. Тут же к ним подошел коренастый мужчина с черной кожей, седыми волосами, выбивающимися из-под тюрбана, и коротко подстриженной курчавой бородкой.

— Это Акил ибн Сулейман, — представил его проводник. — Он работает с гомункулусами.

И, повернувшись к Ибн Сулейману, представил ему англичан:

— Это делегация из Лондона: мастера Гиффорд, Блант и Лоутон.

— Салам алейкум, — почти выкрикнул Ибн Сулейман, стараясь перекрыть шум. И продолжил уже по-английски: — Это а'мил — гомункулус, один из тех, что вы прислали нам из Англии.

Он указал на медный торс, лежащий на столе в открытом виде. Видно было, что внутри корпус очень плотно нашпигован разного рода машинерией.

— Вот тут главный механизм, — указал Ибн Сулейман.

— А в голове? — спросил Гиффорд.

— В голове свои механизмы, — Ибн Сулейман подхватил голову гомункулуса, аккуратно ослабил отверткой какой-то винт, потянул на себя — и корпус головы раскрылся, как скорлупа ореха. — Видите? Как и в торсе.

— И вот с помощью этих штуковин он думает?

— Ну, он не думает, то есть не по-настоящему. Все его механизмы и устройства так сконструированы, что должны выполнять предписанные движения. Это лишь очень-очень сложный механизм, выполняющий программу, которую мы ему задаем. И он твердо следует этой программе — своих идей у него нет и быть не может. Он не способен своевольничать.

— Ну, все-таки способен, — первый раз заговорил Лоутон. — Я сам это видел.

— Вот с этим мы и должны разобраться.

Тейп потянула Лоутона за рукав. Тот нетерпеливо повернулся к ней.

— Спросите его, — прошептала Тейп, до последних пределов понижая голос. — Допустим, один гомункулус не может думать самостоятельно, а как насчет пятнадцати или двадцати? Что если они как-то связаны между собой?

— Чего? — переспросил Лоутон.

Как ни тихо говорила Тейп, но Ибн Сулейман расслышал и повернулся к ней.

— Да, мы думали и об этом. Если установить связь между всеми гомункулусами и задать правильную конфигурацию получившейся системе, то, возможно, они начнут думать самостоятельно. Но до сих пор не было ни одного свидетельства, чтобы, скажем, вот этот гомункулус как-то общался с другими. Да и каким образом он может это сделать?

Ибн Сулейман пристально глядел на Тейп. Та даже слегка попятилась.

— Не знаю.

— Нет, это действительно интересный вопрос. А ты кто?

— Я… меня зовут Тейп.

— Просто Тейп и все? Английские имена вообще звучат странно для нашего слуха, но такого я еще не слышал. Что ж, салам алейкум.

Тейп подхватила с верстака несколько деталей, выпавших из корпуса гомункулуса, повертела в руках, попробовала совместить и получила наконец нечто целое. Ибн Сулейман присоединился к ней, и они начали совместную работу, передавая друг другу детали и инструменты, обмениваясь короткими фразами. Остальные куда-то ушли, но Тейп этого даже не заметила.

Спустя какое-то время по цеху разнеслась громкая мелодия, и чей-то голос стал выпевать в минорном ключе текучие фразы. Тейп глянула на большие часы и к своему удивлению увидела, что уже полдень. Голос и музыка доносились из зарешеченных окошек в углах мастерской.

Рабочие откладывали инструменты и направлялись на выход. Тейп потянула Ибн Сулеймана за рукав халата, когда увидела, что и он собирается уходить.

— Что… что они делают? — спросила Тейп.

— Мы отправляемся на молитву, — ответил Ибн Сулейман. Ясное дело, предполагалось, что Тейп идти с ними не должна. — А ты… ну, не знаю… сходи пока перекуси, что ли.

Тейп вдруг поняла, что за работой она успела проголодаться. Утром проводник показывал им, где находится столовая, туда Тейп и направилась. Пару раз она сбивалась с пути, но, в общем, нашла нужный зал без особого труда.

Только она уселась на подушки, к ней тут же подошел гомункулус и принес еду. Вскоре в зале показались Гиффорд и Блант.

— А я считаю, что они не все говорят, — произнес Блант, когда они уселись неподалеку от Тейп. Он явно продолжал давно уже начатый разговор. — То, что они показали во время этой экскурсии, это показуха для отвода глаз.

— Но зачем им это делать? — недоверчиво спросил Гиффорд.

— А ты еще не сообразил? — Блант оглянулся по сторонам, но рядом с ними была только Тейп, все находящиеся в зале арабы сидели плотной группой в другом конце помещения. Однако Блант все равно понизил голос: — Они сами заставили наших гомункулусов взбунтоваться. А кто ж еще? Кто еще знает, как это можно сделать?

— Ну, есть и другие школы натурфилософии… — начал было Гиффорд.

Но Тейп была слишком нетерпелива, чтобы дать ему закончить.

— Но это же глупо! — заявила она Бланту. — Зачем бы они стали посылать нам машины, которые отказываются работать?

— А вам, молодой человек, лучше бы держать язык за зубами, когда старшие беседуют, — огрызнулся Блант.

— И все же зачем?..

— Я не знаю, но какая-то причина есть. Слишком уж они хитроумные, слишком изощренные… А кстати, где твой хозяин?

— Мастер Лоутон? Я думал, он с вами.

— А, ну ладно. Как бы там ни было, мы сегодня после обеда встречаемся в моей комнате. Так что тебе лучше бы найти его и напомнить, чтобы он не забыл.

Тейп вернулась к еде. Не было желания спорить с мужиком, не понимающим простой логики.

— Как я уже говорил, есть и другие адепты натурфилософии, — продолжил Гиффорд. — Другие нации, которые тоже научились делать гомункулусов, летать по воздуху и творить прочее колдовство. Например, японцы.

— Ну да, только с чего японцам вредить нашей королеве? — усомнился Блант.

— Не обязательно японцы. Но согласись, врагов у Ее Величества хватает. Папа заявляет, что она занимает престол незаконно, а ему все католические страны вторят — Франция, Испания…

— Испания? — вновь не удержалась Тейп. Собеседники повернулись к ней. — Я думал… ну, я имел в виду, что арабы выгнали испанцев из Аль-Андалуза…

— Так они и сделали, по большей части, — пояснил Гиффорд. — За исключением одной провинции на севере. Она называлась Лион, а теперь они ее зовут Испанией, как будто одна провинция может заменить целую страну.

Тейп кивнула. Теперь и она вспомнила — один из наставников упоминал Лион.

— Но испанцы сейчас совершенно бессильны, не так ли? — спросил Блант. — Их страна настолько мала, что ее и на карте с трудом разглядишь.

— К несчастью, они уже не бессильны. Они заметно окрепли за последнее столетие, после того как Изабелла и этот авантюрист Альфонсо открыли Новый Свет. А оттуда они вывозят золото кораблями.

— Да, но знания-то у них откуда?

— Оттуда же, откуда у них взялось в наши дни все остальное. Они их покупают.

— Ну, — воскликнул Блант. — Испанцы с французами по крайней мере христиане. А здешний люд погряз в язычестве. Они молятся какому-то лунному богу. А еще знаешь что? Здесь живут евреи, они спокойно расхаживают по улицам и открыто молятся своему богу.

— А кто такие евреи? — спросила Тейп.

— Кончай терзать нас своими вопросами, — раздраженно бросил Блант. — Иди-ка лучше отыщи своего хозяина, он не должен пропустить нашу встречу.

Тейп и самой было интересно, куда подевался Лоутон, но все же не настолько, чтобы тратить время на его поиски. Вместо этого, перекусив, она вернулась в мастерскую, где и провела вторую половину дня, работая вместе с Ибн Сулейманом. В конце концов, задание королевы превыше всего, а Лоутон уже большой мальчик, вполне способен обходиться без няньки.

Однако вечером, когда Тейп вернулась в отведенные им комнаты, она застала Лоутона в состоянии белого каления.

— Ты почему не сказал мне про сегодняшнюю встречу?! — заорал он.

— Я был занят, — ответила Тейп кратко.

— Занят! Ты мой слуга, а стало быть, должен помогать мне…

— Я не ваш слуга. Королева наказала мне разузнать, как работают эти медные обезьяны, именно этим я и занимаюсь.

— Королева! В Бедламе ей место, вместе с остальными придурками и лунатиками! О чем она думала, поручая ребенку дела государственной важности?

— Просто я лучше других разбираюсь в устройстве этих обезьян, поэтому она меня и послала. Я знаю про них даже больше, чем вы.

— Это просто смешно. Я знаю такие вещи, о которых ты и понятия не имеешь. И с чего это ее вдруг заинтересовало, как они работают? После того бунта она наконец-то совершила правильный поступок и закрыла мануфактуры по всей Англии — так за каким чертом открывать их вновь?

Тейп уставилась на мастера.

— Она не может закрыть мануфактуры. Это как… как паромобиль, несущийся вниз по склону холма. Если уж он тронулся с места, его не остановишь. А нам надо научиться строить воздушные корабли, поезда… ну, все, что умеют делать арабы.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты ведь деревенский паренек, судя по выговору, так?

Тейп кивнула.

— И твои родители были фермерами? — продолжил Лоутон. — Скажи-ка, что случилось, когда гомункулусы стали выполнять работу твоих родителей и они потеряли свою землю, место, где трудились целые поколения твоих предков?

— Мы перебрались в Лондон. В Лондоне не так уж и плохо.

— Да? Спроси своих родителей, что они об этом думают. Со мной такая же история. Я был сапожником, шил обувь. И туфли, которые я делал, были чертовски хороши, хотя и негоже хвалить самого себя. Ручная работа, сделанная с любовью — ничего общего с тем дрянным хламом, который теперь выпускают мануфактуры! Я уже собирался нанять первого ученика и помощника и расширить мастерскую, чтобы скопить деньжат и обзавестись наконец женой, семьей и домом… когда вдруг оказалось, что люди уже не покупают мои туфли, ботинки и сапоги. Они предпочитают обувку, которую шьют гомункулусы, потому что та дешевле…

Тейп не знала, что ответить. Она никогда не слышала, чтобы Лоутон говорил так долго. И она не слишком задумывалась о мануфактурах в смысле всех проблем, которые они создают. Но ведь действительно ее родители погибли из-за этих мануфактур, и когда Лоутон их упомянул, он как будто нож всадил ей в сердце.

Однако и отказаться от всех этих чудесных механизмов она уже тоже не могла, особенно, когда стала узнавать о них все больше и больше.

— Конечно, это так, но ведь вы нашли другую работу. Вы же не голодаете.

— Да? Я зарабатываю сейчас вдвое меньше, чем когда был сапожником. Управлять работой на мануфактуре может кто угодно, по крайней мере владельцы мне так говорили. А нынешняя поездка, в которую Елизавета силой меня отправила? Она не платит мне за нее ни гроша.

— Вы хотите, чтобы за все это вам еще и платили?

— Конечно, хочу. С моей стороны одни только траты. Я вернусь в Англию нищим.

— Но зато подумайте: сколько людей может сказать, что они побывали в Аль-Андалузе? Скольким довелось летать на воздушных кораблях?

— А, ладно, оставим этот разговор, — ответил Лоутон. — Поймешь, когда вырастешь.

Он начал укладываться в постель, а Тейп прошла в свою комнату. Ей приятно было видеть, что кто-то — скорее всего, гомункулус — сделал в комнате уборку и прибрал постель. Лоутону вообще не понадобится слуга, всю работу по дому делают гомункулусы, а Тейп может совершенно свободно ходить в мастерскую и там работать и учиться.

Уже засыпая, Тейп вдруг сообразила, что Лоутон так и не сказал, где он провел весь этот день.

На следующий день она снова работала в мастерской вместе с Ибн Сулейманом, и все последующие тоже. Тейп быстро открыла, что гомункулусы могут приносить еду и питье прямо в мастерскую, и стала проводить там все свое время. Трижды в день работа останавливалась, и все отправлялись на молитву. Тейп оставалась за рабочим столом и, когда Ибн Сулейман возвращался, показывала ему, что успела сделать. Она никогда не видела людей, которые так часто молятся, и была немало удивлена, когда Ибн Сулейман рассказал ей, что они молятся еще и до, и после работы, то есть всего получается пять раз в день.

Похоже, Ибн Сулейман принимал ее именно за того, за кого она себя выдавала — способного, все на лету схватывающего паренька. Тейп же была склонна воспринимать Ибн Сулеймана как человека, подобно ей, всецело поглощенного работой и не слишком умелого в разговоре, а потому и молчаливого. Но однажды, вернувшись с полуденной молитвы, Ибн Сулейман спросил ее:

— Откуда ты столько знаешь про все эти механизмы?

— Я работал на мануфактуре, — ответила Тейп.

— У вас позволяют работать в таких местах в таком юном возрасте?

— Я выгляжу моложе, чем есть.

Тейп внутренне сжалась. Оставалось надеяться, что он ей поверит. Видно, так оно и было, поскольку следующий вопрос касался уже другой темы.

— Это была именно та мануфактура, где гомункулусы взбунтовались?

Тейп кивнула.

— А куда смотрел мастер по технике безопасности?

— Кто?

Ибн Сулейман пристально смотрел на нее.

— На каждой мануфактуре должен быть такой специалист. Вон тот мужчина — наш мастер по безопасности. Он наблюдает за всем, что мы делаем, следит, чтобы мы выполняли правила безопасности.

Тейп обернулась в сторону, куда указывал Ибн Сулейман, но ее внимание привлекла группа рабочих, сгрудившихся вокруг мотора с пропеллером.

— Это для воздушного корабля? — спросила она. — А можно посмотреть?

Мастер засмеялся.

— Ответ на первый вопрос «да», на второй — «нет». Калиф Исмаил велел показать тебе устройство гомункулусов, и ничего другого.

— Но как же мне учиться, если я не смогу видеть все? — воскликнула Тейп нетерпеливо. — Я не понимаю, каким образом эти корабли держатся в воздухе?

Он снова засмеялся.

— Знаешь, сегодня прекрасный денек. Почему бы нам не пообедать вместе? А я потом покажу тебе Кордову.

Тейп охотно согласилась. Они покинули мастерскую, и Ибн Сулейман провел ее через несколько коридоров в ту часть дворца, которую она никогда не видела.

Там они попали в помещение с большими арочными воротами. У выхода на колонне-подставке покоилась бронзовая голова, и когда они с ней поравнялись, она вдруг заговорила, произнесла какую-то фразу.

Ибн Сулейман ответил, назвав свое имя и имя Тейп. Наверное, голова ведет учет людям, покидающим дворец, подумала Тейп. На секунду вспомнился Лоутон, который вчера целый день пропадал неизвестно где. Интересно, может ли голова что-нибудь сказать по этому поводу? Но тут ворота распахнулись, и Тейп оставила эти мысли.

Перед ними расстилался сад. Она увидела цветы, отражающиеся в неглубоких прудах, фонтан с четырьмя каменными львами. Львы сверкали в лучах солнца, блестела и поверхность прудов. Ибн Сулейман выбрал одну из дорожек, ведущих прочь от дворца, и Тейп последовала за ним.

Правда, разок оглянулась на двух гомункулусов, охраняющих ворота. Те никак на них не отреагировали, надо полагать, их заботой были люди, пытающиеся войти.

Они прошли к следующим воротам — в каменной стене. Ибн Сулейман открыл створку, и они покинули сад.

Открывшаяся перед ними улица превосходила все, с чем Тейп сталкивалась в Лондоне. Мимо поспешали люди в халатах, по вымощенным мостовым проезжали паромобили и механические лошади. Большая машина с открытыми боками остановилась у тротуара, выпустив струю сжатого воздуха, после чего стоящие на тротуаре люди поднялись на платформу. Чтобы сохранить равновесие, когда паромобиль снова тронулся в путь, они держались за специальные перекладины.

Тейп надеялась еще раз прокатиться на паромобиле, но Ибн Сулейман, видимо, предпочитал пешие прогулки. На каменных стенах, мимо которых они проходили, Тейп временами видела изображения паромобилей, поездов и воздушных кораблей.

— Зачем эти рисунки? — спросила она.

— Каждый мусульманин должен хотя бы раз в жизни попытаться свершить паломничество в Мекку, — пояснил ее спутник. — И некоторые, вернувшись домой, показывают этими рисунками, каким образом они осуществили свое странствие.

— А зачем они хотят попасть в Мекку?

— Давай сначала поедим, потом я отвечу на все твои вопросы.

Улица к этому времени влилась в лабиринт торговых палаток и повозок, доверху нагруженных овощами и фруктами, которые она уже пробовала во дворце, — апельсинами, абрикосами, баклажанами. Четыре гомункулуса стояли на открытой площадке и музицировали. Инструменты — барабаны и лютни — были встроены прямо в их корпуса.

Ибн Сулейман двинулся по узкому проходу мимо лавок и магазинчиков. Паромобилей здесь не было, зато толпа прохожих заметно сгустилась и напирала. Сверху улица была накрыта деревянной решеткой, увитой зеленью, защищающей от палящих лучей солнца.

Ибн Сулейман уселся за низким столиком перед одной из лавок и указал Тейп место напротив. Из лавки вышел человек, Ибн Сулейман коротко переговорил с ним по-арабски.

— Ну, а теперь, — повернулся он к Тейп, — какой из множества вопросов ты задашь первым?

— Где вы выучили английский? — спросила Тейп.

— Я жил какое-то время в Англии, где помогал устроить мануфактуру. Именно поэтому калиф и выбрал меня, чтобы помочь вам разобраться с гомункулусами.

Вообще-то это был не тот вопрос, который она хотела задать прежде всего, просто он первым пришел в голову. Тейп немного помолчала, приводя в порядок мысли.

— Почему мы не можем производить собственных гомункулусов у себя в Англии? — спросила она наконец. — И все прочие устройства, которые есть у вас?

— Я не знаю. У меня, конечно, есть свои соображения на этот счет, но я не хочу оскорблять твои чувства.

— А все же?

— Ну, хорошо. Пророк Мухаммед, да покоится он в мире, сказал: «Неужели равны те, которые знают, и те, которые не знают? Воистину, внемлют наставлениям только те, у кого есть разум»[2]. Он учил нас узнавать все, что мы сможем, об окружающем нас мире, изучать все, созданное Аллахом. Именно поэтому Таки аль-Дин Махаммед ибн Ма'руф смог изобрести паровой двигатель, а другие натурфилософы, пришедшие ему на смену, продолжили его дело. Ну, а христиане, что же, они, похоже, пугаются всего, чего не могут понять. Знаешь, на севере, в Лионе, они сжигают книги, которые считают противоречащими учению их богословов.

Тейп ничего не ответила, припомнив, как однажды в Лондоне она стала свидетельницей сожжения книг.

Человек, с которым разговаривал Ибн Сулейман, вышел из лавки и поставил перед ними широкие блюда с едой. Тейп куснула мясо на шампуре, по ее подбородку потек сок, она вытерла его тыльной стороной ладони.

— Возможно, ты сможешь когда-нибудь снова приехать сюда и обучаться здесь в университете, — продолжил Ибн Сулейман. — Я там встречал студентов из разных стран — Англии, Франции, Нижних Земель[3]. Ты мог бы попросить об этом своих родителей, когда чуть подрастешь.

— У меня нет родителей.

Тейп тут же пожалела, что сказала это. Единственный человек, которому она об этом до сих пор рассказывала, была королева Елизавета, и лишь потому, что не могла выказать неповиновение Ее Величеству.

— Нет? Что-то случилось?

Похоже, он действительно хотел это знать. Тейп рассказала про взрыв на мануфактуре, как долгие дни она ждала возвращения родителей, пока не узнала, что их больше нет.

— Прими мои искренние соболезнования, — серьезно сказал Ибн Сулейман, когда она закончила рассказ.

Тейп пожала плечами.

— Не мог бы ты… не хотел бы ты прийти как-нибудь ко мне домой на обед? Я бы показал тебе дом, познакомил с женой.

— Я не знал, что вы женаты.

— Женат, — улыбнулся Ибн Сулейман. — К сожалению, детей у нас нет. Когда у меня много работы, я ночую во дворце. Но освободившись, иду домой, к жене.

Тейп очень хотелось принять приглашение, но, наученная горьким опытом, она давно уже остерегалась сближаться с кем бы то ни было. Она попыталась представить себе его дом и жену и вдруг осознала одну странность.

— А где ваши женщины? — спросила она. — С тех пор как я здесь оказался, вообще ни одной не видел.

— Женщины? — удивился Ибн Сулейман. — Дома, конечно. Это слишком нежные создания, чтобы выпускать их в грубый и жестокий мужской мир. Как бы они могли в нем выжить?

Тейп могла бы ему рассказать, но это означало конец всему, конец всем беседам и разговорам. Ну что ж, подумала она, значит, это место тоже не вполне совершенно.

— Раз ты завел об этом речь, я вспомнил одну женщину, которая училась в университете, — задумчиво произнес Ибн Сулейман. — Это казалось необычным, но у нее был блестящий ум.

Я тоже необычная, хотела сказать Тейп. Ее так и подмывало признаться, рассказать все.

Тейп нахмурилась. По другой стороне улицы шел некто, очень похожий на Лоутона, а рядом с ним шагал гомункулус, причем таких Тейп еще никогда не видела. Ослепительно белый, сверкающий в лучах солнца, пробивающихся сквозь верхнюю решетку, в шлеме с ниспадающими на плечи крыльями. На нем было что-то вроде костюма, составленного из резных деревянных пластин, покрывавших его грудь и бедра, где они образовывали подобие юбки. Из-за пояса торчала рукоять меча.

Мужчина повернулся к ней, и теперь Тейп ясно увидела, что это Лоутон. Он сказал что-то своему гомункулусу, и тот поспешил через улицу, направляясь прямо к ней.

Тейп вскочила, перевернув столик.

— Что ты… — начал было Ибн Сулейман, но, увидев гомункулуса, сказал только: — Беги. Быстро. Встретимся во дворце.

Тейп, лавируя, помчалась сквозь толпу, ощущая, как колотится сердце. Она выбежала к концу крытой улицы, отчаянно пытаясь вспомнить дорогу, затем устремилась влево. Сзади послышались крики, она обернулась и увидела гомункулуса, расталкивающего людей, пробивающегося к ней сквозь толпу.

Она помчалась еще быстрее, вбежала в забитый людьми лабиринт палаток и повозок. Тут же налетела на тележку и опрокинула ее, по земле покатились баклажаны и апельсины.

Владелец тележки злобно завопил. Тейп рискнула оглянуться. Гомункулус поскользнулся и чуть не упал. Она припустила дальше.

Перед ней возник еще один лоток. Она перевернула и его на бегу и услышала, как разложенный на нем товар со стуком падает на землю. Впрочем, там не было ничего такого, что могло бы затормозить гомункулуса. Оглянувшись, она увидела, что тот даже не снизил скорость. На следующей тележке было еще больше овощей и фруктов: она все это сбросила на землю, пробегая мимо.

Ряд тележек и лотков закончился, началась улица с картинками на стенах. Тейп была мокрая от пота и задыхалась. Ступни саднило. Гомункулус сокращал расстояние. Она добежала до ворот сада, открыла створку, проскочила внутрь и захлопнула ее за собой.

Она слышала, что ворота снова открываются, но не могла позволить себе оглянуться. Она промчалась мимо прудов и фонтанов и наконец достигла дверей дворца. Два гомункулуса преградили ей путь.

— Тейп! — закричала она в отчаянной надежде, что гомункулусы как-то связаны с медной головой и знают ее имя. — Я Тейп!

Стражи расступились. Тейп вбежала во дворец, как раз когда у дверей показался белый гомункулус. Стражи калифа сомкнулись, двери закрылись.

Тейп приоткрыла щелочку и выглянула наружу. С той стороны уже начался фехтовальный поединок. Боевой порядок двух стражей против белого гомункулуса. Блестели и бликовали медные корпуса гомункулусов калифа, и сверкал на солнце белый меч их противника. До Тейп доносился лязг оружия, а еще странный стук, какой издают поврежденные механизмы.

Меч белого гомункулуса был длиннее изогнутых клинков стражников. Пока белый сражался с одним из стражей, другой начал заходить ему в тыл. Белая голова вертелась туда-сюда, чтобы держать обоих врагов в поле зрения.

Первый страж нанес мощный удар, и кисть руки его белого противника с громким треском отломилась, а меч упал на землю. Но белый продолжал бой руками, отбивая атаки стражей.

А те все сильнее теснили его, отжимая от дверей дворца в сторону ворот. Один из стражей сделал низкий выпад и вонзил меч в торс противника. Тот покачнулся, выпрямился, а затем весь затрясся, издавая громкий скрежет. Рухнул на колени и наконец завалился полностью. Стражники еще несколько раз ткнули его мечами и вернулись к дверям.

Только теперь до Тейп дошел весь ужас того, что с ней приключилось. Гомункулус пытался ее убить! Он почти убил ее! И Лоутон с ним разговаривал, именно он приказал машине следовать за ней.

Но почему? Почему он хотел ее убить?

Она вся тряслась, как тот белый гомункулус, как будто это ее кололи мечами. Она не могла возвратиться в их общие с Лоутоном комнаты — это точно. Но куда ей теперь идти?

Белый гомункулус оставил ворота сада открытыми, и она увидела, что через них проходит Ибн Сулейман. Тейп почувствовала облегчение, но не смогла заставить себя выйти из дворца ему навстречу, ее пугала одна только мысль снова увидеть своего недавнего преследователя. Между тем Ибн Сулейман уже склонился над корпусом поверженного гомункулуса и разглядывал его с озабоченным выражением лица. Тейп высунула голову из дверей.

— Я здесь, — закричала она. — Здесь!

Он поднял голову и поспешил к дверям.

— Что случилось?

— Не знаю, — ответила Тейп. — Он… мастер Лоутон, сказал что-то гомункулусу, и тот стал меня преследовать. Я никогда в жизни таких не видал.

— Он из Японии. Они там тоже много знают об использовании пара и о том, как создавать всякие устройства. Этот вот сделан из жемчуга и китовой кости.

Слово «Япония» ничего не говорило Тейп.

— Но какие дела могли быть у мастера Лоутона с этой штукой?

— Не знаю. А где он мог встречаться с людьми из Японии и что они от него ждали?

— Понятия не имею. Но почему он хотел меня убить?

Ибн Сулейман нахмурился.

— И этого я не знаю. Что ж, отныне ты будешь жить в моих комнатах. И я поговорю с калифом о том, что произошло.

Жизнь Тейп сосредоточилась в двух местах — комнатах Ибн Сулеймана и мастерской. Поначалу он вообще приказал ей оставаться дома и носу не высовывать наружу, но Тейп чуть не свихнулась от скуки и выпросила разрешение работать в мастерской.

— Я, наверное, сам сошел с ума, разрешая тебе выходить, но… ладно. Только обещай мне, что будешь предельно осторожен, и остерегайся этого человека.

Тейп кивнула. Слова Ибн Сулеймана что-то ей напомнили, но она не сразу поняла, что именно. Потом сообразила: когда-то родители распекали ее с точно такими же интонациями — сердито, но и с проявлением заботы. Тейп ощутила мгновенный приступ злости на Ибн Сулеймана за это напоминание.

Больше ничем родителей он не напоминал. Он хотел обучить ее новым знаниям и умениям, открыть для нее науку Аль-Андалуза. Приносил ей книги на английском, хотя Тейп было трудно читать большинство из них. И после работы они беседовали понемногу, но каждый день: о движениях планет и названиях некоторых звезд, о правилах странной и чудесной системы, называемой алгебра, и о том, как сочинять стихи.

Тейп уже знала о склонности Ибн Сулеймана впадать в глубокие философские раздумья и молчаливые медитации; похоже, он выучился этому в университете, который частенько вспоминал.

— Ну, тебе ведь известно, что последователи ислама жили по большей части в пустынях, — как-то сказал он. — А затем мы пришли сюда, в Аль-Андалуз, и полюбили эту землю, богатую водой и плодородными почвами. Первым делом мы создали множество бассейнов, прудов и фонтанов, чтобы всегда видеть перед собой воду. Затем построили стены, огородили дворы, чтобы больше не подпускать к себе пустыню, и высадили там финиковые пальмы и апельсиновые деревья. Имамы говорят, что рай, то есть место, куда мы попадем после смерти, — это огороженный сад. Но мне кажется, что рай вот он, на земле, хотя произносить такие слова кощунство.

Странно, однако, — продолжал он, — что именно христиане воздвигли самую неприступную стену из всех — между двумя нашими странами. И теперь никто не может вырваться из Лиона, никто оттуда не способен приехать к нам, чтобы убедиться в возможности другого образа жизни. А теперь на границе все чаще и чаще происходят стычки. Они говорят, что мы изнежились и ослабли, проводя время в создании садов и фонтанов. Возможно, они правы. Возможно, нам надо прислушаться к их словам. Аллах свидетель: король Филипп Лионский желает начать войну — он сам об этом неоднократно заявлял.

Тейп листала книгу по архитектуре, когда в комнату вошел Ибн Сулейман. Он выглядел озабоченным.

— Сегодня я встретился с калифом, — сказал он. — Он ничего не слышал про японского гомункулуса. Мы прошли в сад, но гомункулуса там не оказалось. Кто мог его забрать оттуда? Возможно, это были люди, на которых работает Лоутон. Я попросил калифа допросить Лоутона, но калиф сказал, что не может этого сделать. Лоутон его гость, а наши отношения с Англией сейчас очень деликатны, нам нельзя рисковать. Поэтому он не может объявить Лоутона врагом, что бы тот ни замышлял, тем более никто не может подтвердить нашу историю.

— Так что же нам делать?

— Калиф все же разрешил мне кое-что сделать — позволил порасспрашивать бронзовую голову, чтобы узнать, сколько раз Лоутон покидал дворец. Так вот, он выходил из него девять раз. Но даже это, сказал калиф, ни о чем не говорит: может, человек просто ходил полюбоваться красотами Кордовы.

Тейп издала саркастический смешок, до того нелепой показалась ей сама мысль о Лоутоне, любующемся красотами чего бы то ни было.

— Ты все это время был осторожным? — спросил Ибн Сулейман. — Он тебя здесь не видел?

— Нет, — ответила Тейп, — точно, нет.

На следующий день Тейп и Ибн Сулейман дошли до последнего слоя упакованных в торсе гомункулуса механизмов. Когда аппаратура была извлечена на свет Божий, Тейп заметила грубые пропилы на зубчатых колесиках.

— Взгляните на это! — воскликнула она.

Ибн Сулейман вставил в глаз монокль и присмотрелся.

— Ты говорил, что гомункулусы взбунтовались и перестали выполнять свою работу рано утром?

— Именно так, — ответила Тейп. — Сразу же после того, как мы начали работу.

— По всей видимости, ночью кто-то проник на мануфактуру и сделал эти надрезы. Тем самым изменил программу. И гомункулусы стали выполнять другую программу, созданную этим человеком.

— Программу разбрасывать все вокруг себя?

— Думаю… — Ибн Сулейман вставил детали механизма назад в руку гомункулуса и подвигал рукой туда-сюда. — Да, именно так. Взгляни.

— Но кто? Кто способен это сделать?

— А Лоутон способен?

Тейп рассмеялась.

— Этот? Да он понятия ни о чем таком не имеет. Но он мог впустить в мануфактуру того, кто это сделал.

— Возможно, — задумчиво произнес Ибн Сулейман. — Он вынул из глаза монокль, выпрямился и посмотрел на Тейп. — Что ж, мы закончили. Мы нашли ответ на вопросы калифа. Я отправляюсь с докладом.

И направился к выходу. Тейп смотрела ему вслед, испытывая отчаяние. Конец работы означал, что королева Елизавета отзовет их назад в Англию, а значит, ей придется уехать из Аль-Андалуза. И что произойдет, когда они все вместе поднимутся на борт воздушного корабля? Лоутон снова попытается ее убить? В голове вспыхнула картинка, как Лоутон перебрасывает ее через край пассажирской корзины и она падает на землю с огромной высоты… Тейп ощутила спазм страха внизу живота.

Что ж, раз ей придется уехать из Аль-Андалуза, то она имеет право прогуляться и осмотреть наконец как следует это волшебное место, а может, стоит попытаться встретиться с калифом и рассказать ему про Лоутона… Она подошла к дверям мастерской и выглянула наружу. Лоутона нигде не было видно. Двор пуст, впереди только спина удаляющегося Ибн Сулеймана.

Тейп двинулась за ним, держась в отдалении. Она не хотела, чтобы он ее заметил и отослал прочь. Так они прошли двор и проследовали в коридор дворца. Когда Ибн Сулейман миновал одну из охраняемых стражами-гомункулусами дверей, та отворилась, и вышел Лоутон. Он обвел взглядом коридор, но Тейп успела отпрянуть и спрятаться за угол. Ее сердце колотилось.

Что Лоутон здесь делает? Она выглянула из-за угла и увидела, как он прячет за пазуху пачку каких-то бумаг. Почему гомункулусы на него не реагируют? Оба стоят, как статуи, и ничего не предпринимают.

Лоутон двинулся по коридору в том же направлении, что и Ибн Сулейман, но, дойдя до развилки, свернул в другую сторону. Тейп осторожно последовала за Лоутоном, держась далеко позади, но стараясь не упускать его из вида.

Они прошли несколько поворотов, так что Тейп окончательно запуталась. Однако Лоутон шагал уверенно, как человек, знающий свою цель. Наконец после очередного поворота они подошли к комнате с бронзовой головой.

Лоутон собрался идти за пределы дворца? И что дальше? Будет ли он с кем-то встречаться? Передавать кому-то украденные бумаги?

Хотя кому… А что если он работает на королеву Елизавету? Может, она дала ему задание, точно так же, как Тейп, только оно состояло в краже арабских секретов? В таком случае она суется в государственные дела!

Тейп покачала головой. Нет, она не даст ему так просто уйти. Ведь он пытался ее убить, а значит, его намерения не могут быть добрыми.

Лоутон зашел в знакомое помещение с арочным дверным проемом. Бронзовая голова заговорила, и он в ответ коротко назвался. Дверь открылась и закрылась за ним.

Чуть выждав, Тейп назвала голове свое имя. Когда дверь снова отворилась, Лоутон успел пройти уже половину пути до внешних ворот и сейчас почти бежал мимо фонтана со львами.

Тейп устремилась вслед. Он уже порядочно ее опередил, поэтому она работала ногами изо всех сил. Она понимала, что как только Лоутон окажется на улицах Кордовы, там ему ничего не стоит затеряться в толпе.

Около фонтана стояла чья-то механическая лошадь. Ни секунды не раздумывая, Тейп запрыгнула ей на спину и повернула рычажок на шее коня. Механизм рванулся вперед, застучав копытами по каменным плитам дорожки. Лоутон оглянулся и ринулся вперед.

Он выбежал из ворот и не успел их захлопнуть. Сквозь открытые ворота Тейп проскакала на улицу. Конь несся по прямой, и Тейп увидела, что навстречу мчится паромобиль. Она нашарила другой рычажок, и скакун в самую последнюю секунду круто повернул вправо, избежав столкновения.

Тейп оглянулась по сторонам, отыскивая Лоутона, и увидела, как он прокладывает путь в толпе. Она ухватилась за первый рычажок и поставила его на максимальную скорость. Конь рванулся. Народ разбегался, уступая дорогу. Тейп приходилось изо всех сил цепляться за корпус коня ногами и руками, чтобы не свалиться. Какие-то металлические выступы и грани больно впивались в кожу.

Впереди она заметила длинный открытый паромобиль. Лоутон замедлил ход. Он попытался запрыгнуть на ходу в машину, но упустил поручень. Человек в паромобиле, державшийся за поручень, протянул руку, и Лоутон передал ему бумаги.

И что теперь? Должна она следовать за Лоутоном или же за человеком в открытой машине? Она поравнялась с ними до того, как успела принять решение. Тейп быстро повернула второй рычажок, конь налетел на Лоутона и сбил его с ног. Паромобиль продолжил свой путь. Она пустила коня вслед за ним, понимая, что шансов догнать его немного — машина двигалась слишком быстро.

— Стой! — послышался окрик.

Тейп оглянулась. К ней подъезжал еще один механический конь, которым управлял человек в золотом и алом одеянии — цвета калифа. Тейп остановила своего скакуна.

— Он уходит! — воскликнула она. — Он… мастер Лоутон — передал кое-что человеку в той машине… какие-то бумаги, и тот уходит!

Рядом притормозил какой-то паромобиль, и представитель калифа что-то сказал по-арабски. Паромобиль рванулся с места и помчался вдогонку за открытой машиной.

— А теперь, — сказал человек калифа, — что здесь произошло?

Тейп сидела на подушке в единственной ничем не украшенной комнате дворца, наблюдая, как люди калифа допрашивают Лоутона. Рядом с Тейп находился переводчик, который передавал все на английском. Люди, ведущие дознание Лоутона, сказали, что к ней у них тоже будет много вопросов, но попозже. Сам калиф Исмаил сидел в сторонке, не вмешиваясь в происходящее и не произнося ни слова.

— Зачем вы украли эти бумаги? — спрашивал один из следователей.

— Какие бумаги? — отпирался Лоутон. — Не крал я никаких бумаг.

— А у нас есть свидетель, который утверждает, что вы это сделали.

— Тейп, что ли? — Лоутон изобразил беззаботный смех, но вышло слишком фальшиво. Его допрашивали уже несколько часов, и видно было, что мастер начал уставать. — Ему сколько лет? Неужели вы способны поверить подростку?

— Он видел, как вы выходили из Хранилища записей и вынесли оттуда пачку документов.

— Чушь. Я к этой комнате даже не приближался.

— Откуда вы знаете, где она находится?

— Я… я понятия не имею. То есть я хочу сказать, что я никогда не находился рядом с помещением, где хранятся какие-то там записи. Зачем это мне?

— Зачем? Чтобы передать информацию тому, кто в ней заинтересован.

— И кто же это такой?

— Человек, которому вы и передали эти бумаги. И это может подтвердить не только Тейп. У нас есть и другие свидетели.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Да? Ну, так знайте, что мы его поймали, вашего сообщника. И он нам рассказал довольно много интересного про вас.

Лоутон побледнел.

— Я вам не верю, — сказал он наконец. — Почему вы об этом сразу не сказали? Вы блефуете?

— Нисколько. Теперь мы знаем все, что вы пытаетесь от нас скрыть. Мы просто хотим, чтобы вы сами все рассказали. Калиф будет более снисходительным, если услышит чистосердечное признание.

Лоутон повернулся к калифу Исмаилу, сидящему все с тем же отрешенным видом.

— Я… ну, хорошо, предположим, что я передавал кому-то какие-то бумаги. Что мне за это будет?

Калиф промолчал.

— Понимаете, мне нужны были деньги, — продолжал Лоутон. — Это все ваша вина. Если бы вы не напридумали эти проклятые штуковины, я все еще работал бы сапожником. У меня были бы подмастерья и… и положение в обществе, и достаточно денег, чтобы жениться и обзавестись домом…

— И кто же вам предложил эти деньги?

— Испания.

— Испания?! — вмешался в разговор еще один дознаватель. — Чего они, во имя Аллаха, хотят?

— Я думал, вы знаете, — злобно произнес Лоутон.

— Расскажите нам.

— Хотят они того же, что и все остальные. Секрет ваших машин. Я обнаружил в Хранилище записей кое-какие чертежи, выглядевшие достаточно достоверно, и взял их.

— Спросите его, — вмешалась Тейп. Все находящиеся в комнате оглянулись на нее. — О чем он разговаривал с тем японским гомункулусом?

— Испанцы хотят узнать, как устроены гомункулусы и как они работают, — ответил Лоутон. Переводчик быстро передавал его слова. — Никто не может залезть во внутренности ваших машин без того, чтобы они не оказались разрушенными, поэтому они закупили несколько экземпляров в Японии. И они смогли отыскать способ вскрывать ваших гомункулусов, не повреждая их, а также поняли, как можно задать другую программу, заставив бунтовать. Мне нужно было найти способ пройти мимо гомункулусов, сторожащих Хранилище записей. Испанцы помогли мне в этом.

— Так это вы впустили испанцев на мануфактуру? — спросила Тейп.

Лоутон ничего не ответил.

— Это вы сделали, точно! А затем хотели свалить вину на меня, поскольку я пытался остановить этих обезьян. Но зачем испанцам нужно, чтобы они взбунтовались?

— Я не знаю. Они мне говорили только самое необходимое.

— А почему вы пытались убить меня?

— Ты видел меня в компании того японского гомункулуса. Я боялся, ты начнешь что-то подозревать.

— Подозревать! Вот уж точно! После того как вы попытались меня убить, я действительно стал что-то подозревать!

— Ну, хорошо, — подал голос калиф Исмаил. Все повернулись к нему. — Мы уже достаточно его допросили на сегодня. Уведите.

— Нет, — завопил Лоутон. Двое людей калифа грубо подняли его на ноги. — Нет, вы же обещали… Что вы со мной хотите сделать?

— Еще не знаю, — сказал калиф. — Но наш разговор не закончен.

Лоутона вывели из помещения, его вопли слышались еще какое-то время, пока не затихли вдали.

— Что вы с ним сделаете? — спросил человек, все время находившийся рядом с калифом. — Тейп слышала, что его называют «визирь».

Калиф Исмаил вздохнул.

— Еще не решил. Да, я с удовольствием казнил бы его прямо сейчас, но это может не понравиться королеве Елизавете — он ее подданный, в конце концов. Мне придется снестись с нею и узнать, чего она хочет.

— Я согласен: нам следует его казнить, — сказал визирь. — Вы временами бываете слишком добры.

— Хорошо ли отнимать у человека жизнь, которую даровал ему Аллах? — Визирь ничего не ответил и калиф продолжил: — Но, разумеется, все должны знать, что никому не позволено красть наши секреты.

Он посмотрел на Тейп. Казалось, его взгляд пронизывал ее насквозь, постигая все глубоко запрятанные тайны: и про то, как умерли ее родители, как она плакала целыми днями, как голод вынудил ее искать работу. Но он только сказал:

— Ты что-либо знал о делах этого человека? Участвовал в них?

— Нет, Ваше Величество!

— А почему ты нам помог?

Тейп задумалась и вдруг поняла, что и сама этого не знает. Даже предполагая, что Лоутон может работать на Елизавету, она все равно продолжала его выслеживать. Она по доброй воле приняла сторону Аль-Андалуза, выбрала философию и здравый смысл, а не суеверия и предрассудки. Невзирая даже на то, что они держат своих женщин взаперти. Но, в конце концов, женщины и в Англии несвободны, а что касается ее лично, так ей и тут, и там придется прикидываться парнем.

Но объяснить всего этого Тейп не могла.

— Я… мне нравятся ваши машины, — пролепетала она.

Калиф Исмаил рассмеялся.

— Что ж, на самом деле мы не поймали сообщника Лоутона, он был прав — мы блефовали. Но, похоже, он передал ему нечто чрезвычайно важное — чертежи очень мощного оружия. Испанцы готовят вторжение, и я не уверен, окажемся ли мы к нему готовы.

Он повернулся к визирю.

— А вы ведь меня предупреждали, мой старый друг. Вы говорили, что мы должны заняться созданием армии, вместо того чтобы слушать музыку, изучать звезды и заниматься поэзией.

— Я говорил, что мы должны заниматься и тем, и другим.

— Да. Так и будет. Что ж, у нас есть еще некоторое время, пока они научатся создавать это разрушительное оружие. Но все же я так и не понял, зачем Лоутон разрушил собственную мануфактуру.

— С учетом того, кто работает против нас, это очевидно, — ответил визирь. — Испанцы хотят вызвать трения между нами и Англией, так что, когда они начнут войну против нас, англичане не станут нам помогать, не ухватятся за шанс сразиться со своим старым врагом Испанией. А когда это не сработало, когда англичане послали делегацию, чтобы узнать, что пошло не так, они заслали к нам своего человека, который шпионил в их пользу.

— Ну, хорошо, — сказал калиф. — Пора браться за работу. Я хочу знать, как Лоутон сумел обмануть гомункулусов, стерегущих Хранилище записей. Они ведь для того и поставлены, чтобы защищать нас от таких вот вторжений. Ты… Тейп… так тебя зовут? Забирай этих гомункулусов в мастерскую и приступай к их исследованию. И, думаю, нам следует самим прикупить себе японских гомункулусов и посмотреть, на что похожи их машины.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — ответила Тейп. Она поднялась, поклонилась калифу и поспешила на выход.

Снаружи ее дожидался Ибн Сулейман.

— Что случилось? — спросил он. — Меня не пустили внутрь, а ты был там так долго…

Тейп рассказала ему про украденные Лоутоном бумаги и про все остальное, тараторя при этом так быстро, что ему приходилось ее прерывать и просить повторить сказанное.

— Он вызвал кого-то по переговорной трубе — Лоутон, то есть, ну, я так думаю, чтобы договориться о месте, где он мог бы передать украденные документы…

Но Ибн Сулейман ее уже не слушал.

— Ты сказал, что он украл планы создания оружия? — тревожно спросил он. — И передал испанцам?

Тейп кивнула.

— Они хотят покорить нас уже долгое-долгое время, — задумчиво продолжил Ибн Сулейман. — Почти девять веков, с того самого времени, когда мы сюда пришли.

Он покачал головой.

— Боюсь, будет война. И на этот раз, обладая такими деньгами и таким оружием, они могут победить. Они будут покупать наемников с той же легкостью, с какой скупают знания. А если на их стороне выступит еще и Япония…

— И что тогда?

— Не знаю. Мы слышали рассказы очевидцев, которым удалось сбежать из Лиона, что там пытают людей или жгут их на кострах, если те не принимают христианства.

— Да. Ну, станете вы христианами. Какая разница?

Ибн Сулейман посмотрел на нее, и Тейп впервые поняла, что тот действительно напуган. Она никогда не видела, чтобы он чего-нибудь боялся, и поэтому страх овладел ею самой.

— Для нас есть разница, — сказал Ибн Сулейман.

— Но какая? — настаивала Тейп, ощущая в душе знакомое чувство досады, когда она чего-то не понимала. — Почему вы так сильно хотите поклоняться своему лунному богу?

— Что? Где ты такое услышал? Мы молимся Аллаху, единому Богу, тому же, которому молитесь вы, христиане.

Тейп уже давным-давно никому не молилась и, похоже, вообще не верила в Бога. Однако Ибн Сулейман продолжал:

— Но дело не только в поклонениях и ритуалах. Это… это всё то, как мы живем здесь, весь наш уклад. Я же говорил тебе. Они сожгут наши книги, а затем примутся жечь людей, которые с ними не соглашаются, мусульман, евреев…

— А кто такие евреи?

Ибн Сулейман посмотрел на нее удивленно.

— Люди другой религии, которые иначе поклоняются единому Богу. А что, у вас в Англии действительно нет евреев?

Тейп вздохнула с облегчением. Когда в разговоре люди из английской делегации упомянули евреев, она вообразила себе каких-то монстров восьми футов высотой, с одним глазом и торчащим изо лба рогом.

Ибн Сулейман, похоже, решил, что напугал ее, хотя и ложно истолковал причину испуга.

— Не бойся: ко времени, когда начнется война, ты уже уедешь. Твоя королева прикажет тебе вернуться в Англию.

— Я не поеду, — решительно ответила Тейп. — Я еще очень многому должен научиться здесь.

Ибн Сулейман покачал головой.

— Это слишком опасно. Для боевых действий мобилизуют, по всей видимости, каждого.

— Мне все равно. Они не могут заставить меня вернуться. Я где-нибудь спрячусь… я хорошо умею скрываться.

— А если Испания выиграет войну? Они закроют все наши университеты — и ты тогда ничему не научишься.

— Мне все равно, — повторила Тейп.

— Что ж, — Ибн Сулейман запнулся, и следующие слова, похоже, дались ему с трудом: — Ты можешь пожить у нас, вместе со мной и моей женой. У нас никогда не было детей — я, кажется, говорил тебе.

— У вас? — переспросила пораженная Тейп. — Правда?

— Разве я стал бы говорить, если бы это было не так.

Будет ли таким же искренним его намерение, когда он узнает, что она не только в его религию, а вообще никаким религиям не верит? И нужно сделать еще одно признание, гораздо более важное.

— Ну тогда и я вам признаюсь… В общем… я не то, кем выгляжу. Я девушка. Меня зовут Катрин.

Ибн Сулейман ужаснулся. Она это увидела и в глубине души тоже ужасалась самой себе, поскольку решила кому-то довериться после всех жестоких уроков, которые ей преподала жизнь…

— В таком случае я не должен к тебе прикасаться, — глядя в сторону произнес Ибн Сулейман. — Мужчина не должен касаться женщины перед молитвой.

Она вспомнила, сколько раз их руки сталкивались на верстаке, когда тянулись за каким-нибудь инструментом. Но ничего не сказала.

— И наш Пророк, да пребудет он в мире, учил нас, что женщина должна быть скромной. Она должна потуплять очи и сдерживать свои страсти…

— Вы хотите, чтобы я так держалась? Потупив взор? А как я тогда буду работать?

— Не знаю. Ты… ты не такая, как все женщины, которых я когда-либо встречал.

— А та женщина в университете, про которую вы говорили?

— Ну, у нее был блестящий ум.

— У меня тоже.

Ибн Сулейман рассмеялся.

— Она говорила, что таких женщин со временем станет все больше и больше. И государство, где так бурно развиваются науки и новые области их применения, не может себе позволить такую роскошь — не использовать половину мозгов страны.

Он замолчал. Тейп уже научилась различать оттенки его молчания. Сейчас он думал, работал над решением запутанной проблемы.

— Ну, хорошо, — сказал он наконец. — Калиф хочет, чтобы мы изучили гомункулусов, стороживших Хранилище записей, так он тебе сказал? Тогда идем и посмотрим, что к чему.

И как это нужно понимать? Он все еще хочет взять ее в свою семью? Как бы то ни было, в Англию она не вернется. Она останется здесь и научится всему, чему сможет. Она заставит его оценить свой ум. «Воистину, внемлют наставлениям только те, у кого есть разум», — сказал он как-то. А уж у него-то разума было побольше, чем у любого иного, с кем ей довелось встречаться.

— Хорошо, — сказала Тейп-Катрин, и они зашагали по коридору.

Карл Фредерик Ликантропический принцип

Профессор Пол Кэмпбелл едва успел включить компьютер, как в кабинет ворвался его коллега Роджер Робинсон.

— Чертов плагиатор, — так и кипел он. — В Сети наша статья «Язык как фильтр реальности». — Роджер рухнул в кресло. — Какой-то Домбровский, черт его побери. Приписывает себе весь материал.

Пол, оттолкнувшись в кресле от стола, откатился к стене.

— Иван Домбровский, — нахмурился он. — Я обнаружил его работу прошлым вечером.

— Я беспокоюсь за нашу научную репутацию, — сказал Роджер. — Необходимо что-то предпринять.

Пол кивнул.

— Я послал электронное письмо администратору сайта.

— Он что-нибудь ответил? — без всякой надежды поинтересовался Роджер.

— Пока нет, — вздохнул Пол. — У меня ощущение… полнейшей беспомощности. — Он подкатился назад к столу. — Как можно сражаться с Сетью? — Положил руки на клавиатуру. — Но посмотрим же, что принес нам рассвет. — И зашел в свой почтовый ящик. — Ого! В папке «Входящие» семьдесят два сообщения.

В первом, по непонятным причинам просочившемся через фильтр спама, предлагались деньги из Нигерии.

— Везет мне!

Роджер наклонился и посмотрел на окошко предпросмотра.

— От самой что ни на есть президентской жены.

Пол щелкнул по клавише «Del».

Сообщение исчезло. На его месте в окошке предпросмотра появилась весьма красочная и более чем откровенная фотография зоофильского акта.

Роджер поперхнулся.

Пол снова щелкнул «Del». В следующем сообщении был эротический снимок крупным планом, заполнивший все окошко предпросмотра. «Del». Появилась детская порнография. Пол что есть силы треснул по «Del» и окошко заполнил испещренный свастиками флаер «Арийской нацистской империи».

— Мне надо идти, — Роджер поднялся и направился к двери.

— Понятия не имею, почему навалило столько мусора, — запинаясь, проговорил Пол, не переставая удалять сообщения. — Я не виноват.

— Ну да, конечно, — отозвался Роджер, с возмущенным видом открыл дверь и пулей вылетел прочь.

Пол был уверен, что коллега поверил ему… ну, быть может, не на все сто процентов.

Наконец, полностью вычистив ящик, он облегченно вздохнул и откинулся в кресле. Однако буквально спустя миг появилось еще одно сообщение, а потом еще и еще. Пол закрыл почту и задумался, что же делать. Общаться по компьютеру, набитому отбросами, он не мог. Но жить без электронной почты тоже нельзя. Как справиться с напастью? Это выше его понимания, значит, требуется помощь кого-нибудь, помешанного на компьютерах. Помощь гика[4]. Из всех, кого он знал, достаточно безумным был только один человек — Альф Ларсен. Пол задумчиво помял нос. Пожалуй, Альф даже чересчур… Пол выглянул в окно на автостоянку и поискал его машину. Вот незадача: ведь, казалось бы, Пол Кэмпбелл — профессор социолингвистики, но никогда не общался с Альфом на одном языке. Искомый автомобиль он обнаружил, что оказалось довольно несложно благодаря наклейке на бампере: «Ликантропия: изменись — ты можешь — верь!».

Пол вышел из кабинета и направился в подземные владения Альфа. Хоть Ларсен и был всего лишь студентом, в его распоряжении находился собственный кабинет, поскольку парень поддерживал в рабочем состоянии все компьютеры факультета, верстал профессорские странички в Сети, уничтожал вирусы и шпионские программы, обслуживал серверы. И Пол уже который раз задался вопросом, что же будет с факультетом, когда Альф получит диплом.

Пол таращился на табличку на двери Альфа. «А.Ликантроп»? Он медленно покачал головой: Альф Ларсен. Он частенько задумывался, не направить ли его на консультацию к психологу — попытаться вернуть в реальный мир. Однако это могло закончиться потерей лучшего компьютерного дарования, которого когда-либо знал университет. Пол вздохнул. Кажется, парень искренне верит, что является оборотнем.

Дверь отворилась, и на пороге возник Альф в своем неизменном одеянии: черная футболка, черные брюки и белые кеды.

— Привет, профессор Кэмпбелл, — поздоровался он.

— Альф, — начал Пол, не заходя внутрь. — Ты должен помочь мне. Мой ящик завален хламом.

— Каким?

— Я… даже не в состоянии описать это.

— Тогда покажите.

В своем кабинете Пол нерешительно взялся за клавиатуру.

— Ну? — Альф нетерпеливо заглянул через его плечо в монитор.

Пол стиснул зубы и открыл ящик.

— Вот черт! — Глаза Альфа округлились. — И зачем только сделали это окно предпросмотра, — буркнул он.

Пол ударил по клавише «Del», и возникла еще одна непотребная картинка.

— Отключите, пожалуйста, — попросил Альф.

— Теперь понял? — спросил Пол, закрывая ящик. Он указал юноше на кресло.

— Ага, — Альф, сгорбившись, уселся.

Полу показалось, что в его ответе прозвучали нотки подозрительности.

— Я не виноват, — взмолился он. — Правда, не виноват.

— Но… Сеть считает, что виноваты.

— Я совершенно ни при чем, — упорствовал Пол. Однако по неведомой причине в глубине души вину он все-таки ощущал.

— Но Сеть считает, что вы… — вполголоса повторил Альф, словно самому себе. Он закусил губу. — Думаю, вас ку-слэпнули, — продолжил он уверенно.

— «Ку-слэпнули»? — озадаченно сморщил нос Пол.

— Слэпнули по сути[5].

Деформация носа Пола не исчезла.

— Ваша суть — профиль пользователя.

— Все равно не понимаю, — признался Пол.

— Когда вы что-нибудь ищете в Сети, запись о поиске сохраняется где-то в киберпространстве, — Альф говорил медленно, словно учил ребенка жизни. — И когда вы посещаете какую-нибудь социальную сеть или оставляете сообщение в интернет-конференции, это запоминается. Сеть знает все и выстраивает вашу сущность. Вы представляете собой ваш профиль.

— Правда? — удивился Пол. — Так все сайты связаны?

— Ну да. И если кто-то расколет ваши пароли или обманет МАС-адрес вашего компьютера, то сможет искать всякие мерзости от вашего имени или же размещать непристойности. И тогда Сеть приходит к выводу, что вы извращенец или кто-нибудь вроде этого. — Альф взглянул на экран, где сейчас был открыт лишь «рабочий стол». — И тогда ваш ящик заваливается рекламой всякой мерзости. — Он вздрогнул. — И это только начало.

Пол сидел потрясенный.

— Какой ужас! Зачем кому-то заниматься подобными вещами?

Альф лишь пожал плечами.

— Так и убил бы его! — заявил Пол наполовину серьезно.

— Ну, ку-слэпинг не так уж и плох, — как бы мимоходом заметил Альф. — С его помощью можно выплескивать недовольство.

Оглядев свой уставленный книгами кабинет, Пол вспомнил, что он профессор — столп социальной ответственности.

— А не лучше ли прибегнуть к законам?

Альф рассмеялся:

— Законы безнадежно отстали от времени.

— Тогда Конгресс должен издать новые законы.

— Конгресс? — снова рассмеялся Альф. — Да от них путных законов не дождешься. Все отстой: назад в пещеры.

— Отстой? — переспросил Пол, и нос его снова сморщился. — Это как?

— Задроты? — предложил Альф. Пол покачал головой. — Юзвери. — И через несколько секунд добавил: — Чайники.

— Ух! — Как социолингвист, новое словечко Пол счел интересным. — А что противоположно отстою?

— Гик, может, — предложил Альф и задумался. — Но это ведь спектр, шкала. И отстой — всего лишь отметка на ней. Это все равно что спрашивать, что противоположно сорока двум[6].

У Пола возникло смутное чувство, что сам он тоже относится к отстою. И это ему не понравилось. Он взглянул на компьютер — устройство, несомненно, отстою отнюдь не дружественное.

— А можно этот… ку-слэпинг исправить?

— Да, конечно, — Альф картинно пожал плечами. — Но тот, кто его совершил, способен сделать это снова. Задача состоит как раз в том, чтобы найти злоумышленника.

Пол ощутил себя иностранцем в сетевом мире.

— Только это его и остановит?

— Ну да, — ответил Альф с видом, не допускающим других вариантов. — А иначе он будет опасаться, что ку-слэпнут его. И тогда он окажется извращенцем.

Пол припомнил подозрительное выражение лица Роджера и печально кивнул.

— Боюсь, что даже если люди и знают, что я не извращенец, они все равно будут подозревать меня в этом.

— Вы есть то, что о вас думает интернет, — голосом проповедника провозгласил Альф.

— Но это глупо, — издал некое подобие смешка Пол. — Интернет — это ведь не реальность.

— Для практических целей — реальность.

Полу удалось правдоподобно рассмеяться.

— Ну, тогда ты — оборотень.

— Так и есть, — заявил Альф.

— Хм… — Пол счел за благо свернуть дискуссию о реальности. — Так ты мне поможешь?

Альф кивнул.

— Вам известен кто-либо, кто желает заточить на вас огромный зуб?

— Ну… может, электронный плагиатор, которого я вычислил. Его зовут Иван Домбровский. — Пол рассказал о случае с украденной статьей. Альф ответил, что, по его мнению, плагиат и ку-слэпинг должны быть связаны.

— Я проверю его. — Он оскалился. — У меня есть кое-какие… инструменты в логове.

Логово?

— Вышлите мне по почте его имя и сайт. — Альф взглянул на часы. — Мне нужно идти. Лекция. Вернусь после обеда.

Когда Альф появился днем в кабинете Пола, то вид имел раздосадованный.

— Проблемы? — обеспокоенно спросил у него Пол.

— Ку-слэпинг делает вовсе не Домбровский, — начал отчет Альф. — Я покопался кое-где… Он просто не знает, как это делать. Он зум-отстой.

— Зум-отстой? — простонал Пол.

— Тот, кто считает себя гиком, но на самом деле лузер.

Пол мысленно занес в свой словарик новый термин. Альф задал вопрос:

— А есть еще кто-нибудь, кто вас очень не любит?

— Нет. — Пол задумчиво посмотрел в окно. — Если только студент, которого я завалил.

— Вполне возможно. — Альф закусил губу. — Дайте мне список, я проверю.

— Ну… не уверен, что я…

— Отбой. Я хапну его из университетского компьютера. Так вам не придется нарушать их право на частную жизнь.

— А я думал, что файлы в университетском компьютере защищены…

— Неужели? — пренебрежительно переспросил Альф.

— Но… — Пол не был уверен, что предложение Альфа освобождает его от моральной ответственности. — Может, все-таки как-нибудь по-другому…

— Знаете, — Альф посмотрел на экран компьютера Пола, демонстрировавший «рабочий стол», — кто бы это ни был, он выставил вас извращенцем.

— Я не извращенец.

— А вот Сеть считает, что извращенец. Поэтому вы и получаете все эти сообщения.

— Ладно. Так ты поможешь мне снова стать порядочным человеком?

— Конечно. — Альф как будто не уловил иронию в словах Пола. — Мне нужно воспользоваться вашим компьютером.

Пол встал, и Альф уселся на его место. Пальцы его замелькали по клавиатуре.

— Думаю, — произнес он рассеянно, — мне удастся вычислить, кто за этим стоит.

Заглядывая Альфу через плечо, Пол предавался зависти и страсти, понимая: чтобы не прозябать на дне, он должен прилагать все усилия, дабы стать противоположностью отстоя, чем бы она ни являлась. Он следил за манипуляциями Альфа на клавиатуре, но понимал мало.

Наконец Альф вздохнул и откинулся в кресле.

— Извините. Недостаточно данных.

— Ты имеешь в виду, что не можешь выяснить, чьих это рук дело? — спросил Пол, погружаясь в отчаяние. Альф, не отрываясь от монитора, уныло покачал головой.

— Пока нет.

Пол плюхнулся в кресло.

— Но я жить не могу без почты.

— Что ж, пока блокируйте панель предпросмотра. — Альф избегал смотреть Полу в глаза. — И продолжайте по мере возможности вычищать мусор.

— Ага, понял. — Пол открыл почтовый ящик и отключил опцию предпросмотра, ликвидировав появившийся мерзкий снимок.

— Я буду работать над этим, — пообещал Альф, своим тоном выражая всю бесполезность затеи.

— Ага, — отозвался Пол, просматривая темы сообщений и почти безостановочно нажимая клавишу «Del».

Помолчав, Альф направился к двери.

— Эй, подожди-ка, — не сводя глаз с экрана, сказал вдруг Пол. — Это еще что такое?

— Что? — Альф снова оказался перед компьютером.

— Куча сообщений, и все с одной и той же темой. «Восстановите свою сущность».

— От кого? — Альф заглянул через плечо Пола.

— «Безупречные партнеры». Никогда о таких не слышал.

Пол открыл сообщение, и они прочли:

Безмятежный лик Альфа исказился гневом. Лицо залилось краской, в глазах засверкала ярость. Пол почти готов был поверить, что парень действительно оборотень.

— Обоснованный ку-слэпинг, — разразился Альф, — еще куда ни шло. Но требовать деньги, чтобы устранить его! Это мерзко, грязно и подло! — Он снова посмотрел на строку отправителя. — Вот отребье. — Потом его губы дрогнули в безрадостной улыбке. — Зато теперь у меня есть что-то, с чем можно работать, настоящие данные. — Он едва не выпихнул Пола с кресла.

— Проведу раздельный поиск по уровням, — прокомментировал Альф, не отрывая взгляда от экрана. — Не возражаете, если я загружу кое-какие программы?

— Да нет, — неуверенно ответил Пол. — Но… может, мне стоит заплатить…

— Чтобы они победили? — Пальцы Альфа стучали по клавиатуре. — Вы и вправду хотите этого?

— Нет! — Пол выпрямился во весь рост и расправил плечи.

— Отлично!

Следующие несколько минут Пол молча наблюдал за работой Альфа, едва ли что-либо понимая.

— Так, с Fs ничего, — развеял Альф зловещую тишину, нарушаемую лишь щелканьем клавиш, — попробуем с Ds и Cs. — И снова заработал с безмолвной напряженностью. Пол по-прежнему мало что понимал.

Минут через десять Альф завопил:

— Попался! — Пол аж подпрыгнул от неожиданности. — Томас Эдвард Ремингтон-третий. — Альф покосился на Пола. — Вы влепили ему трояк.

— И слишком расщедрился! Но ему нужна была тройка, чтобы поступить в медицинский институт. — Пола вновь стали грызть сомнения: ему показалось, что он раскрыл информацию, которая не должна выходить за рамки отношений студента и преподавателя. — Ты уверен, что это его работа?

— Между ним и «Безупречными» лишь один уровень разделения. Может, даже нулевой… Это он, точно. — Альф снова вернулся к компьютеру. Он фыркал, стуча по клавиатуре. Затем эффектно воздел руки. — Я понизил его среднюю оценку на полбалла. В медицинский институт он уже не поступит.

У Пола от возмущения перехватило дыхание: нарушить неприкосновенность университетского компьютера!

— Я знаю этого парня. Он поднимет вой до небес.

— Если когда-нибудь узнает. — Альф все так же смотрел на экран, излучая самодовольство. — К тому же сейчас уже не ведут бумажных записей. Он не сумеет ничего доказать. — Альф повернулся к Полу. — Мы, оборотни, проделали неплохую работенку, а?

— Неплохую, — скрыл потрясение Пол. — А все оборотни — гики?

— Ну да, конечно.

Пол решил, что начинает кое-что понимать. «Должно быть, оборотень — другое название гика».

Альф с выражением боксера, возвращающегося на ринг, снова обрушился на клавиатуру.

— Так, посмотрим, сможем ли мы накопать что-нибудь на «Безупречных партнеров».

Пол наблюдал, как Альф вводит последовательность чисел.

— Что ты делаешь?

— Поиск по «Гулу», — глухо ответил Альф, явно поглощенный множеством задач.

— А, ну да. Подожди-ка. Ты сказал по «Гулу»?

— «Гул»[7] — поисковик для темной стороны, — объяснил Альф, пока сайт открывался. — Для хорошей темной стороны, конечно же. — Он принялся что-то яростно набивать. — В нем нет URL. Только адреса, чтобы не совался отстой.

— Даже и не знал, что так можно, — тихо сказал Пол скорее себе, нежели Альфу.

— Легко, — с запинкой произнес Альф, видимо, из-за сложности действий. — И у нашего сайта оборотней тоже нет URL. — Он прильнул к экрану. — Интересно! — Он ввел еще какие-то цифры и, пока сайт загружался, продолжил: — А у некоторых особо секретных сайтов даже нет статичного URL. — Он откинулся назад. — Нет… неинтересно.

— Можешь посоветовать мне какие-нибудь книги, из которых я могу все это узнать?

— Книги? — рассмеялся Альф. — К тому времени, когда информация появляется в этих умерщвленных деревьях, она уже безнадежно устаревает. — Он повернулся к Полу. — Но на сайте НОО есть кое-какие новейшие статейки.

— Это еще что такое?

— Ночной орден оборотней. Когда я закончу с «гулингом», я его вам открою.

— А я там пойму хоть что-нибудь? — изобразил улыбку Пол.

— Вряд ли.

— Спасибо большое.

— Но, — продолжил Альф, — обратитесь к разделу «Детеныши». Там все элементарно.

— «Детеныши». А… здорово.

Альф принял серьезный вид.

— Я делаю это в качестве одолжения. Чтобы помочь вам стать гиком. — В его голосе прозвучал оттенок угрозы. — Поэтому следите за тем, чтобы больше никто сайт не увидел. Лады?

Тут компьютер пикнул, Альф резко обернулся и посмотрел на экран.

— О-очень интересно. «Безупречные» — это ветви корпорации «Черные данные».

— «Черные данные»? Никогда не слышал о них.

— Плохо, плохо. — Альф просмотрел несколько страниц мелким шрифтом. — Президент «Безупречных» — некий Дуэйн Блодгетт. — Альф продолжал читать. — И это плохой парень. — Тут его глаза округлились. — Эй, да «Безупречные партнеры» прямо в нашем городе!

— А Блодгетт — отстой?

— Э, нет. Думаю, он все-таки гик… — Альф задумался. — Хотя, конечно же, он может быть просто скриптомалышом[8].

Пол, и без того перегруженный новыми жаргонизмами, даже не стал переспрашивать.

— Работать, работать, — произнес Альф со зверской ухмылкой. Он открыл почтовый ящик Пола и настучал сообщение. Затем картинно вытянутым указательным пальцем щелкнул на отправку.

— Ты что сделал? — спросил Пол, предчувствуя недоброе.

— Назначил встречу Дуэйну Блодгетту на шестнадцать часов.

— Что? — По мнению Пола, события развивались слишком быстро. — Где? В «Безупречных партнерах»?

— Он будет в «Безупречных партнерах», а мы — здесь.

— Виртуальная встреча?

— Ага, — буркнул Альф, словно отвечая на бессмысленный вопрос. — Я так понимаю, веб-камера у вас работает.

— Да, кажется.

— И на компьютере установлена программа распознавания движений?

— Что? — Такого термина Пол прежде никогда не слышал.

— Черт! — Пальцы Альфа снова замелькали по клавиатуре. — Сейчас установлю ее. — Он едва заметно покачал головой. — Настоящий… — чуть слышно проговорил он: фраза так и осталась незаконченной, но Пол, к стыду своему, не питал иллюзий относительно недосказанного слова: отстой.

— У вас есть какой-нибудь аватар? — поинтересовался Альф, когда загрузка и установка программы были закончены. Пол покачал головой, но, заметив, что Альф не отрывается от экрана, произнес:

— Нет.

— У меня-то оборотень, конечно же. — Альф говорил теперь спокойнее, его пальцы лежали на клавиатуре. — Он подался вперед, в его глазах блестело простодушное воодушевление. — Вы тоже могли бы стать оборотнем, если хотите. Естественно, после того, как все узнаете.

— Пожалуй, я больше люблю кошек, — усмехнулся Пол.

Глаза Альфа расширились от удивления.

— Так вы хотите стать оборотнем-кошкой?

— Я вовсе не это имел в виду!

— Почему нет? Если хотите, то можете стать оборотнем-кошкой или оборотнем-львом. — Альф оторвал руки от клавиатуры и раскинул их в стороны. — Или гиеной, или летучей мышью, или…

— Летучей мышью? — удивился Пол. — Вампиром, что ли?

— Нет. Этим словом теперь пользуются лишь школьницы.

Пол, поддавшись расслабленному состоянию, вспомнил о своей юности.

— Знаешь, — начал он застенчиво, — в детстве я действительно воображал себя этаким оборотнем-кошкой. Саблезубым Мстителем. — Пол погрузился в воспоминания: борьба со злом, разодранные глотки обидчиков, восторг одноклассников.

— Прекрасно, — отозвался Альф, грубо возвращая его в настоящее. — Тогда вы — Саблезубый Мститель.

— Мечты, — проговорил Пол, ощущая некую утрату. — Мальчишеские грезы.

Однако Альф настаивал:

— Но для сообщества вы действительно можете стать Мстителем.

— Какого сообщества?

Альф поджал губы:

— Поскольку затронута Сеть, обойдемся без названия. — Он улыбнулся. — Но между собой мы можем назвать его Сообществом оборотней.

К этому времени Пол был уже сыт по горло оборотнями.

— Но это не по-настоящему, — нетерпеливо заявил он, желая положить конец обсуждению.

— Так же, как и… газета.

— Что… — Пол чувствовал, что у него есть логическое опровержение этого довода, и попытался сформулировать его.

— Карта — это ведь не территория, — продолжал меж тем Альф. — Настоящее ненастояще. Все это… двойственно. — Он поднялся. — Существуют уровни реальности и множество различных градаций реальности. В общем, для нашей встречи с «Безупречными» я создал для вас стандартный аватар. Потом вы сможете переделать его в Мстителя. — Он направился к двери. — Увидимся в пятнадцать тридцать. — Альф сделал шаг и обернулся. — Ах да! Сайт оборотней. — Он кинулся к компьютеру, склонился над ним: — Кликните на глаз волка, чтобы войти. — Он выпрямился и снова пошел к выходу. И когда уже взялся за ручку, Пол спросил:

— Кстати… Оборотень — так ведь по-другому называется гик, да?

Альф обернулся:

— Нет! — Он выглядел смертельно оскорбленным. — Неверно. И даже не ошибочно. — Он развернулся и вышел из кабинета.

— Извини, — сказал Пол закрытой двери.

Пол смотрел на монитор. Текста на странице сайта не было. В центре совершенно белого экрана располагался черный геральдический нашлемник с изображением стилизованной волчьей головы, тоже белой.

Пол протянул руку к мышке, но остановился. Он знал, что, стоит ему кликнуть на глаз волка, и он на целый день погрузится в штудии гиков. На до-о-олгий день. Но зато он, возможно, освоит новый язык. Ведь, в конце концов, именно это и является его специальностью — языки. Он улыбнулся. Быть может, новых знаний окажется вполне достаточно, чтобы он наконец-то смог понимать Альфа. Пол подумал было сбегать за стаканчиком кофе, дабы подбодрить себя перед предстоящим занятием. И снова улыбнулся: «Нет. Саблезубый Мститель не стал бы мешкать».

Пол кликнул на глаз.

Чуть ли не мгновенно открылась новая страница:

Пол таращился на удивительно простую страницу — и особое удивление вызывал тот факт, что с этим сайтом как-то связан Альф. Тот самый Альф, который практически в одиночку создал весьма продвинутый сайт факультета. «Быть может, им просто нечего доказывать. Или это просто невероятный прикол».

— А может, — произнес Пол вслух, — они просто хотят, чтобы люди считали это приколом. — Ведь все равно никто не верит, что они оборотни. Пол откинулся в кресле. — Если только они действительно не оборотни. — Он усмехнулся. — Да. Именно так.

Вздрогнув от стука в дверь, Пол оторвался от компьютера.

— Войдите, — отозвался он и почти безотчетно взглянул на часы.

«Бог мой. Уже полчетвертого?»

Вошел Альф и приветственно помахал рукой.

— Я тут… изучаю. — Пол странным образом ощущал себя виноватым, ибо узнал множество секретов: о некоторых, по его мнению, даже знать — нарушение закона.

— В разделе «Детеныши»? — спросил Альф с некоторым налетом снисходительности. Пол кивнул:

— Знаешь, я вроде как даже жалею, что мой аватар не Саблезубый Мститель.

Улыбка Альфа перешла в довольный смешок.

— Может, в следующий раз. — Он наклонился, чтобы посмотреть на экран. — А, изучаете, как выполнять вирусные сценарии, да?

Пол почувствовал, как его заливает краска, потому что это как раз был один из наверняка незаконных секретов.

— Я тут подумал, — заявил Альф, — может, лучше провести встречу с «Безупречными» из моего логова.

— Да?

— У меня там несколько компьютеров — просто на случай, если во время встречи мне потребуется «погулить» или что-нибудь в этом роде. И еще у меня есть глушилка: мы сможем разговаривать, в то время как наши аватары будут изображать, будто слушают Дуэйна.

— Ладно. — Пол переключил компьютер в режим сна и поднялся.

— Мне жаль, — начал Альф, направляясь к двери, — но вам придется довольствоваться стандартным аватаром. — Поджидая Пола, он добавил: — А вечером я сварганю какие-нибудь образцы, которые, быть может, вам понравятся. Саблезубые твари, и всякое такое.

Пол ошарашенно уставился на Альфа, когда тот завыл перед дверью в свое логово. А затем и на дверь, которая сама по себе щелкнула и распахнулась.

— Программа распознавания воя, — пояснил Альф и, пропустив Пола, зашел сам.

Первым делом в глаза Полу бросилась наклейка на бампер, пришлепнутая к рабочему столу: «Подумай, чтобы стать оборотнем: у тебя будут лапы».

Пол понимающе улыбнулся. Наклейка продавалась в «Волчьем снаряжении» на сайте НОО. На рабочем столе, более смахивавшем на небольшой стол для заседаний, стояли два компьютера; тот, что побольше, соединялся с тройным монитором. Пол ощутил себя в пустыне, ибо рабочий стол — да и весь кабинет Альфа — начисто был лишен бумаг, в собственном кабинете Пола устилавших буквально каждую поверхность. Логово представляло собой сущее крысиное гнездо из электрических проводов, которые исходили главным образом из стойки, являвшейся, как подозревал Пол, факультетским сервером. На стойку был водружен небольшой плюшевый пингвин[9]. Также на столе, помимо нескольких оберток от шоколадок, стояла пара громадных компьютерных колонок. Хорошо, что логово Альфа в подвале.

Альф подошел к конторке и гавкнул разок, низко и жутковато. Тут же ожили три монитора большого компьютера — на каждом появилось изображение волка. И хотя в логове стояла тишина, Полу чуть ли не послышался их рык.

— Программа распознавания лая? — сообразил он.

— Ага.

На глазах у Пола волки на боковых мониторах сменились почтовым ящиком и программой мгновенного обмена сообщениями. Альф включил второй компьютер.

— Этот будет вашим. — Он склонился над клавиатурой. — Открываю программку для конференции и ваш аватар. — Он хихикнул. — Стандартный, но, думаю, пока сойдет. Как он имитирует ваши движения, будет видно в отдельном окошке. — Жестом он пригласил Пола: — Садитесь и попробуйте.

Пол уселся и взглянул на экран. Он был залит синим цветом, за исключением нижнего левого угла, где очерченный черным квадрат демонстрировал часть грубо обтесанного стола. Некое подобие покоев средневекового замка. Мерцающий свет настенных факелов освещал основательную каменную кладку и гобелены с изображениями мифических животных. За столом сидел человек в кольчуге, его руки лежали на клавиатуре. Лишь вглядевшись, Пол осознал, что это сгенерированное компьютером изображение. Наклонившись поближе, он застыл, ибо человек точно так же наклонился и так же замер.

Продолжая экспериментировать, Пол выяснил, что человек в кольчуге и вправду копирует его движения. Услышав щелчок, Пол посмотрел налево. Центральный монитор Альфа у него на глазах из плоского становился изогнутым.

— Новые активные дисплеи, — пояснил Альф. — Обеспечивают гораздо более убедительный эффект присутствия на виртуальных встречах. Класс, да?

— Здорово, — согласился Пол, испытывая укол технологической зависти. Он заметил, что на мониторе имелась вставка, показывающая покои и стол, выглядывающий на этот раз с правой стороны. За столом, сверкая глазами, сидел аватар Альфа — весьма убедительный оборотень, но в белой рубашке и кроваво-красном галстуке. Его лапы также покоились на клавиатуре. Затем они принялись печатать, и Пол взглянул на настоящего Альфа.

— Сообщаю Дуэйну Блодгетту, что мы готовы.

Менее чем через минуту Дуэйн отозвался. Синий фон на мониторах Альфа и Пола сменился изображением шикарного конференц-зала. Одну боковую стену покрывала увеличенная репродукция пейзажа Тёрнера[10], две другие стены в поле зрения представляли собой окна, за которыми внизу виднелся огромный город. За отполированным до зеркального блеска дубовым столом сидел мужчина лет тридцати, облаченный в серый костюм-тройку и некое подобие университетского галстука. Он приятно улыбался. «Этот образ Дуэйна выглядит не таким уж дурным». Пол улыбнулся в ответ. Дуэйн — точнее, его аватар, как Полу пришлось напомнить самому себе, — выглядел весьма представительно и дружелюбно, словно священник или, быть может, торговец автомобилями в выставочном зале высшего разряда. Инстинктивно Пол почувствовал к нему предрасположенность. Может, вопреки уверениям Альфа, Дуэйн вовсе не является источником ку-слэпинга. Возможно, он всего лишь мелкий предприниматель, предоставляющий необходимое техническое обслуживание.

Аватар Дуэйна перевел взгляд влево от Пола — очевидно, на Альфа-оборотня. Пол заметил, что вид у Дуэйна стал обеспокоенным… Эта программа распознавания движений замечательна. Пол озадаченно склонил голову. С какой стати Дуэйну опасаться оборотня? Ведь это всего лишь аватар. После вступительных реплик Альфа и Дуэйна Полу внезапно пришла идея, что «оборотень» означает не гика, а что-то типа ультрагика. И Дуэйн боялся того, что Альф мог с ним сделать или, по крайней мере, с его присутствием в Сети.

Так вот что означает «Оборотни в Мире отстоя».

Пол очнулся от размышлений и услышал Альфа:

— Я тут узнал, что ты просишь две с половиной сотни баксов, чтобы снять ку-слэпинг с моего друга.

Дуэйн выдавил улыбку:

— Думаю, это справедливая цена.

— Да, — вполголоса, но все же с угрозой проговорил Альф, — если бы ты не был тем, кто сделал это.

— Я? — переспросил Дуэйн. — Да как ты смеешь?

— Черт, я отлично знаю, что это ты! — Альф стукнул по столу, и Пол услышал удар, а мигом позже и его эхо из компьютерных колонок.

Улыбка на пару секунд исчезла с лица Дуэйна. Однако затем она вернулась.

— Неважно, — жизнерадостно провозгласил он. — Но в качестве любезности я готов скинуть цену до ста пятидесяти долларов. — Нетерпеливый жест. — Думаю, вы согласитесь, что я весьма умерен.

Альф сжал лапы в кулаки на клавиатуре.

— Слушай, ты, мешок с дерьмом! — рявкнул он. — От нас ты не получишь ни цента!

Пол посмотрел в сторону и вздрогнул. Смешно. Теперь как-то странно видеть Альфа в человеческом обличье. Однако тот явственно был человеком, пускай и весьма разъяренным.

— Когда ты успокоишься, — произнес Дуэйн, аватар которого демонстрировал раздраженное презрение, — то поймешь, что я действительно весьма умерен. — Он снова улыбнулся, но на этот раз с видом кошки, добывшей канарейку.

— Да пошел ты! — Альф вскочил на ноги и ударом руки разорвал связь. Дуэйн и его апартаменты тут же исчезли с обоих мониторов, оставив лишь синюю пустоту.

Пол посмотрел влево и вверх. В позе Альфа ощущалась высокомерность, хотя его и била дрожь. Он тихонько зарычал.

— Успокойся! — встревожился Пол за своего молодого коллегу. — Расслабься. Сядь и сделай несколько глубоких вдохов.

— Да, — Альф рухнул в кресло. — Я думал, стоит ему увидеть, что я оборотень, и он сразу же отступит. — Он уставился на центральный монитор, где на квадратной вставке его аватар по-собачьи часто и тяжело дышал.

Постепенно дыхание Альфа замедлилось до нормального. Тут их внимание привлекло мерцание левого экрана. Почтовый ящик показывал сообщения, сыпавшиеся чуть ли не каждые две секунды. Нехотя Альф открыл первое. И тут же у них обоих перехватило дыхание от полноцветной непристойности, заполнившей весь экран. Альф ударил по клавише «Del», и снимок сменился еще более гнусной картинкой. Альф, словно на автомате, выбросил руку и закрыл почтовый ящик.

— Меня ку-слэпнули, — судя по интонации, в происходящее он верил с трудом. Он вскочил на ноги и испепеляюще уставился на залитый синим центральный монитор. — Мерзкий червяк! — Он дернул головой и перевел дикий взор на Пола. — Для ку-слэпинга он выбрал самого неподходящего оборотня. И сегодня, — утробно прорычал он, — полнолуние.

Пол просто кивнул, не осмеливаясь нарушить ярость Альфа. Тот снова взглянул на синий экран и презрительно выдохнул:

— Этот гнусный урод наверняка думает, что сильнее меня. — Он повернулся к Полу, изогнув пальцы, словно собирался кого-то порвать ими. — Вам лучше уйти. Я загляну к вам завтра пораньше.

Пол подавил, нервный смешок:

— Ты хочешь сказать: где-нибудь в полдень.

— Именно так. — Альф отвернулся и бросился за клавиатуру.

Пол тихонечко вышел из логова Альфа и вернулся в свой кабинет, по пути купив в автомате стаканчик кофе.

Пол вдохнул сочный, хотя и синтетический аромат кофе. Затем решительно поставил стаканчик рядом с клавиатурой. Он предвидел долгую ночь изучения страниц раздела «Детеныши». Ему еще многое предстояло узнать.

Он открыл браузер, нашел в «Журнале» сайт НОО и кликнул по нему. Однако в ответ получил лишь сообщение «Адрес не найден». Миг замешательства — он все же смекнул, что сайт сменил базисное доменное имя или же, быть может, здесь вовсе нет статичного IP-адреса. Он мысленно представил страницу НОО. «Вот что означает «Мы невидимы»: невидимы для поисковиков». Пол ощутил некоторую гордость, что недавно приобретенные знания позволили ему сделать подобное заключение. И вот почему Альфу пришлось «гулить» сайт НОО. Они должны автоматически уведомлять «Гул», когда меняют свой URL. Пол нашел в «Журнале» поисковик, загнал в него НОО, вновь зашел на страницу «Детеныши» и приступил к изучению. Теперь, увидев непосредственные результаты своих стараний, он уже предвкушал его.

Когда держать глаза открытыми Полу было уже не под силу, он посмотрел на часы. Поздно. Очень поздно. Однако время потрачено не зря — теперь он чувствовал, что существенно продвинулся на пути в мир гиков. Эта мысль вызывала ликование.

По привычке он заглянул в почтовый ящик — и восторга как ни бывало. С тяжким вздохом он принялся удалять отвратительную почту. Утром нужно отрегулировать спам-фильтр. Его приводило в уныние, что так и не удалось обнаружить более действенный гик-способ разрешения проблемы.

«Может, когда я покончу с разделом «Детеныши».

Разобравшись с чисткой, он выключил компьютер, выбросил давно уже опустевший стаканчик и направился к двери. Подумал о том, как же Альф намеревается справиться с ситуацией. Устало двинувшись к своей машине, он улыбнулся мысли, что, наверное, покинул собственный кабинет позже, чем Альф свой.

На следующий день незадолго до полудня со стаканчиком кофе из автомата Пол, словно сомнамбула, вошел в кабинет. Мучительно сознавая, что возраст более не позволяет ему заниматься всю ночь, по крайней мере без последствий, он рухнул в кресло. Механически включил компьютер и по привычке открыл почтовый ящик. Пока тот загружался, Пол вспомнил о ку-слэпинге. Он стиснул зубы, приготовившись к битве со зловредной почтой.

Однако, к его удивлению, глазам предстали лишь четыре поступивших письма, и, судя по темам, ни одно из них не являлось ядовитым спамом. Все безвредные. Никакого спама, за исключением еще одного послания от жены нигерийского президента.

«Интересно, как Альфу это удалось. Спрошу, когда придет».

Расслабившись, наслаждаясь мыслью, что теперь компьютер вылечен, Пол откинулся в кресле, взял стаканчик с кофе и открыл интернет-версию «Дейли Спандж», своей любимой местной газеты.

Он сделал глоток. Потом прочел заголовок и поперхнулся. Прильнув к экрану, он разбрызгал кофе по клавиатуре.

Полиция, приняв этим утром вызов от соседа, обнаружила тело Дуэйна Блодгетта на пороге его квартиры. У него было разорвано горло — судя по всему, диким животным. Соседи сообщили, что у мистера Блодгетта была собака, спрингер-спаниель. Представитель Общества противодействия жестокому обращению с животными предположил, что происшествие может объясняться «собачьим бешенством», когда обычно спокойный и дружелюбный пес внезапно приходит в неистовство. Это весьма редкое, но все же известное поведение спрингер-спаниеля. Сама собака исчезла. Полиция распространила предупреждение жителям не пытаться задержать животное самостоятельно, но позвонить в полицию или Общество противодействия.

— Бешенство, черт возьми! — не находил себе места Пол. От изнеможения не осталось и следа. — Это было бешенство оборотня!

Мозг Пола, переполненный мыслями и страхами, напряженно заработал, отчаянно пытаясь разобраться в чудовищности ситуации. Альф — преступник. В этом нет сомнений. Что же делать? Пол схватил телефонную трубку, но тут же швырнул ее назад. Он не мог сдать Альфа полиции.

«Вообще-то, Дуэйн Блодгетт сам нарвался, и потом, найти хорошего компьютерного гика не так-то просто».

— Черт возьми, — сказал он вслух. — А что, если он записан на мой курс лекций «Этика и общество»? — Пол с шумом выдохнул. Он чувствовал, что ему самому надо бы записаться на лекции.

Зазвонил телефон, и Пол, вздрогнув, машинально схватил трубку.

— Слушаю.

— Можете вычистить «Входящие», профессор Кэмпбелл. — Это был Альф, и голос его звучал убийственно серьезно. — Я восстановил вашу сущность. Больше помоев вы получать не будете, по крайней мере от Дуэйна Блодгетта.

При упоминании имени жертвы Пол подскочил.

— Послушай, Альф, — ответил он, стараясь, чтобы голос его звучал ровно, — лучше приходи в мой кабинет, чтобы мы могли… поговорить кое о чем другом.

— Да, конечно, — осторожно согласился Альф. — Что-нибудь не так?

— Что-нибудь… Слушай. Просто зайди в мой кабинет.

— Ладно. — Альф отключился, а Пол так и сидел, таращась на телефонную трубку.

«И зачем я сказал это? Я что, вправду хочу поговорить с убийцей, который считает себя оборотнем?»

Пол медленно положил трубку на рычаг, но затем в муках неуверенности снова поднял ее и тут же бросил.

Раздался стук в дверь, и вошел Альф. Пол, вздрогнув, откатился в кресле к стене. Вид у Альфа был озадаченный.

— Что-нибудь не так?

Пол, лишившись дара речи, указал на заголовок на экране. Не отрываясь от статьи, Альф рассмеялся.

— Да, я убил Блодгетта, — заявил он невозмутимо. — В… Сети.

— Но?!..

— Его гнусное физическое воплощение не тронуто.

— То есть он не по-настоящему мертв?

Альф пожал плечами.

— Зависит от того, что вы подразумеваете под «мертв» и «по-настоящему». Какую реальность вы имеете в виду. Он мертв там, где это имеет значение.

— Но… — Пол пытался понять, что же произошло. — В газете говорится…

— Карта не обязательно является территорией, — развеселился Альф.

— Так это ты закинул статью?

— Получилось неплохо, а? Ее перепечатали и другие газеты. — Альф причмокнул губами! — Реки крови. Виртуальной крови.

— Виртуальной? — Подобный поворот событий осмыслить непросто.

— Ну да, конечно, — небрежно подтвердил Альф. — С газетой было легко. — Он засиял улыбкой. — Я сделал так, что даже банк считает его покойником. И еще я аннулировал его кредитную карточку и удостоверение личности. У него даже пропуск в библиотеку не действует, — восторженно продолжал он. — В общем, там, где затронута Сеть, он мертв, — Альф хихикнул. — А воскреснуть будет не так-то просто. — Тут его улыбка стала жестокой. — Дуэйн мертв. Дуэйн сгинул во тьме. — И он оскалился.

Пол ощутил скрытую жестокость — виртуальную жестокость. «Если интернет считает его оборотнем… тогда для большинства практических целей он, вероятно, таковым и является. А кто я такой, чтобы спорить с Сетью?» Пол почувствовал, как к нему возвращается детское желание быть особенным, может, даже супергероем.

— Знаешь, — неуверенно начал он. — Кажется, я действительно хочу стать гиком.

Альф, словно поразившись, на мгновение застыл.

— Конечно. Почему нет? — Он развел руками. — Это ликантропический принцип.

— Какой?

— В Сети никто не знает, что ты не оборотень.

Пол подавил смех, остро осознавая весь сюрреализм ситуации.

— Реальность так сложна, да?

Альф энергично покачал головой:

— Нет.

Вдруг раздался рассерженный стук, и Пол с Альфом обернулись на дверь. В кабинет ворвался Роджер Робинсон:

— Этот Домбровский! Этот ублюдок опять за свое! — но, увидев Альфа, осекся. — Простите. Не знал, что у вас разговор.

— Вы как раз вовремя, — Пол жестом пригласил его войти.

— Этот Домбровский стащил еще одну мою статью. — Роджер потер лоб. — И, кажется, ни черта с этим поделать я не могу.

Пол, у которого голова все еще шла кругом от облегчения и сюрреализма, резко соскочил с кресла, так что оно даже откатилось назад и глухо ударилось о стену.

— Это работа, — провозгласил он, воздев палец вверх, — для Саблезубого Мстителя!

— Что? — Роджер округлил глаза.

— Да! — Альф триумфально взметнул кулак. А потом издал вой.

Роджер попятился к двери.

— Плагиат —, это серьезно, — неуверенно изрек он.

— Ну конечно, — согласился Пол. Он развернулся к Альфу и ответил на его вой глубоким львиным рыком. Роджер дико перевел взгляд с одного на другого.

— Парни, вы что курили? — Он еще попятился и задницей распахнул дверь. — Я загляну попозже. — Бросив последний озадаченный взгляд на Пола, он наконец все так же спиной вперед вышел из кабинета.

Переполняемый уверенностью в своем новом священном знании, Пол лишь улыбнулся.

— Отстой, — буркнул он, глядя на закрывшуюся дверь.

Майкл Суэнвик Камень одиночества

На колоннах Главного почтамта в Дублине все еще виднелись следы от пуль, хотя после восстания 1916 года прошло почти два столетия. Почему-то вид этих выбоин подействовал на меня гораздо сильнее, чем я ожидал. Еще больше меня взволновало, что я оказался всего в двух кварталах от того самого места, где пасхальным утром 1996 года (на восьмидесятилетие трагических событий) моя прапрабабка видела, как Джерри Адамс[11] в сопровождении единственного телохранителя и одного из местных активистов возвращался по О'Коннелл-стрит с политического съезда. Этого оказалось достаточно, чтобы у меня возникло чувство глубокой личной причастности к истории многострадальной страны.

Прапрабабку я не знал: эту семейную историю рассказал мне дед, и она осталась у меня в памяти на всю жизнь, хотя дед умер, когда я был еще ребенком. Если закрыть глаза, я и сейчас могу представить его лицо — расплывающееся, дрожащее, словно увиденное сквозь колеблющееся пламя свечи. Дед умирает, лежа под толстым ватным одеялом в своей тесной нью-йоркской квартирке. На губах его слабая улыбка, голову окружает венчик редких седых волос. Прямо одуванчик: дунь — и развеется.

— Восстание было обречено с самого начала, — рассказывала мне потом Мэри. — Посланный из Германии транспорт с оружием перехватили англичане, к тому же республиканцы оказались в меньшинстве: каждому из наших приходилось сражаться против четырнадцати врагов. Британская артиллерия непрерывно обстреливала Дублин, круша без разбора все подряд. В охваченном огнем городе закончилось продовольствие. Уцелевших повстанцев вели в тюрьмы и на казнь под свист и улюлюканье лоялистов. Как ни суди, это был полный разгром, и все же наша независимость перестала быть только мечтой. Да, мы терпим поражение за поражением, но никогда с этим не миримся, и поэтому каждый новый разгром и унижение только приближают нас к победе.

Ее глаза сверкали.

Я полагаю, мне следует рассказать о глазах Мэри, чтобы вся эта история стала вам понятнее. Но прежде я должен поведать вам о святом источнике.

В Буррене есть чудотворный источник, который, согласно местным повериям, исцеляет зубную боль. Сам Буррен — это сложенная серыми известняками возвышенность в западной части графства Клэр. Плодородного слоя здесь почти нет, а известняк сплошь иссечен расселинами и трещинами — местные называют их грайками. Грайки густо заросли растениями, которые в таком количестве больше нигде здесь не встречаются. На юге и востоке Буррена уходят под землю многочисленные глубокие пещеры, а по равнине в изобилии разбросаны дольмены и прочие древние памятники.

Святой источник тоже относится к свидетельствам истории, хотя это всего лишь небольшой (фут в поперечнике) бочажок, покрытый зеленой ряской. В сравнительно недавние времена неизвестные мастера возвели над источником часовню из длинных и тонких известняковых плит неправильной формы. Из таких же плит сложены здесь все каменные ограды, которые имеют весьма необычный вид и делают местность труднопроходимой. Кругом, впрочем, не видно ни души; можно разломать любую изгородь, разбросать плиты в разные стороны, и никто вам слова не скажет, но если вернуться сюда, скажем, через год, всё окажется заботливо восстановлено в первоначальном виде.

Люди посещают источник с незапамятных времен. Видимо, под влиянием христианства паломники с некоторых пор стали оставлять здесь образки и фигурки святых, а также флаконы из-под лекарств, гвозди, монеты и прочий мусор, но это, вероятно, явление временное. Именно церковь объявила источник святым, но основная причина, по которой люди продолжают сюда приходить, заключается в том, что его вода по-прежнему исцеляет. Другие источники давно потеряли силу. Их еще можно увидеть на старых картах, но отыскать довольно трудно: пролегавшие к ним когда-то дороги заросли, а вокруг нет ни подношений, ни каких-либо других следов присутствия человека.

Почему так случилось? Кто знает… Быть может, много лет назад родник проклял какой-то святой, или осквернил грешник, или же он просто иссяк. Главное — волшебство перестало происходить, и верующие забросили святыню. Но родник до сих пор обладает чудотворной силой. Чтобы почувствовать ее, не обязательно пить воду — достаточно просто встать рядом с бочажком и ощутить во всем теле священный трепет.

Глаза Мэри — словно родник. Они такие же зеленые, как его вода, и также полны опасного, чарующего волшебства.

Об этом источнике я был наслышан еще до того, как сорвал большой куш и добился разрешения покинуть планету. Перед тем как отправиться к другим мирам, я почти целый год осматривал главные достопримечательности Земли, на которую мне, скорее всего, уже не суждено вернуться. Последний месяц я провел, скитаясь по местам своих предков. В Ирландии я оказался впервые, и мне всё здесь ужасно нравилось: я даже начал воображать, как здорово пойдут дела в чужих мирах и как я когда-нибудь стану достаточно богат, чтобы вернуться сюда и жить на покое.

Я был глуп и, что еще хуже, этого не понимал.

Мы познакомились в пабе «Заскочил — опрокинул» на западе страны; этот край в проспектах Ирландского совета по туризму ласково именуют «дивной провинцией». В паб я пришел вовсе не для того, чтобы слушать музыку — мне хотелось спрятаться от дождя и опрокинуть стаканчик подогретого виски. Я сидел у камина, наслаждаясь теплом и сладковатым запахом горящих торфяных брикетов, когда кто-то распахнул дверь в глубине зала и объявил, что начинает принимать плату за билеты. В зале поднялся галдеж, поэтому я перешел со стаканом к стойке и спросил, что тут происходит.

— Приехала Майра Рагаллах, — ответил владелец паба, произнося эту фамилию, как О'Рейли[12]. — В конце гастролей она любит заскочить куда-нибудь, чтобы дать незапланированный концерт для простого народа. Хотите послушать — берите билет прямо сейчас. Желающих хватает.

Я отродясь не слыхал ни о какой Майре Рагаллах. Но в городе мне попадались афиши с ее именем, и сейчас я подумал: почему бы и нет? И, купив билет, перешел в соседний зал, чтобы послушать ее выступление.

Майра Рагаллах пела без музыкального сопровождения, помогая себе лишь игрой на воображаемой гитаре. Ее песня была… В общем, если вы ее слышали, то понимаете, о чем речь, а если нет, то мои слова вам ничем не помогут. Я был захвачен, восхищен и очарован. Когда в середине концерта она запела «Плач Дейдры», голова у меня закружилась, а в груди защемило. Мне казалось, будто моя душа покинула тело и странствует между небом и землей по каким-то огромным пустым пространствам. Реальный мир исчез. Я и Майра стояли лицом к лицу по разные стороны усеянной костями равнины. Небо было черным, а кости белыми, как мел. Дыхание ветра казалось ледяным. Мы пристально смотрели друг на друга. Ее взгляд пронзал меня, как копье, прожигал насквозь, и я понимал, что пропадаю. Должно быть, я в нее уже почти влюбился. И если бы сейчас она заметила меня или хотя бы заподозрила о моем существовании, я бы в тот же миг погиб окончательно.

Ее губы двигались. Она что-то говорила, и я каким-то образом понимал, что это безмерно важно, но ветер уносил ее слова прочь. Я слышал лишь протяжный вой, похожий на рыдание баньши — духа, оплакивающего мир, погибший от собственного безумия. Голос Майры был пронзительным, как соло на электрической гитаре. Я попытался приблизиться к ней, но обнаружил, что парализован. Я напрягал каждый мускул, стараясь сдвинуться с места, но не мог даже пошевелиться. И я по-прежнему не понимал ни слова из того, что она мне говорила.

Задыхаясь, я пришел в себя — пот тек с меня ручьями, а сердце отчаянно стучало в груди. Стоя на невысокой эстраде, Мэри — как я стал называть ее впоследствии — беседовала со слушателями в перерыве между песнями. Вдруг она задорно усмехнулась и, кивнув в мою сторону, сказала:

— А следующая песня для американца в первом ряду.

И не успел я оправиться от неожиданности, как она стала исполнять «Возвращайтесь, дикие гуси», — песню, как я потом узнал, собственного сочинения. «Дикими гусями» прозвали ирландцев, покинувших родину, которая не могла их прокормить, и ставших наемниками в армиях католических государств Европы. С течением времени так именовали всех ирландцев, где бы они ни поселились, а также детей, внуков, прапраправнуков тех бедолаг, которые из-за жестокостей судьбы были вынуждены покинуть горячо любимую родину. Свое чувство вины они передали потомкам. Многим и многим поколениям живущих на чужбине ирландцев это чувство знакомо слишком хорошо.

— Эта песня для американца, — сказала Мэри.

Но как она узнала?

Дело в том, что вскоре после прибытия на остров, я купил полный комплект одежды местного производства, а все свои американские шмотки отправил в контейнер для нуждающихся. Кроме того, я приобрел один из тех простеньких нейрокомпьютеров в виде кулона, которые используют некоторые актеры, чтобы на время изменить акцент. Сделал я это потому, что очень быстро усвоил: стоит только местному жителю понять, что перед ним американец, как тут же следует вопрос:

— Ага, разыскиваешь, значица, свои корни?

— Да нет, просто такую красивую страну нельзя не посетить.

На это слышится скептическое:

— Но предки-то твои были ирландцами?

— Да, но…

— Ага!.. — Собеседник поднимает кружку доброго ирландского эля, намереваясь осушить ее залпом. — Все-таки разыскиваешь свои корни. Я так и думал.

Вот уж чего я ни в коем случае не разыскивал, так это свои клятые корни. Я был американцем ирландского происхождения в восьмом поколении, и моими корнями и ветвями являлись старики, добивающие себя в мрачных пивных Бостона, да престарелые леди из «Норейда»[13], которые, напялив короткие черные юбки, вышагивают по улицам в День святого Патрика, вбивая в асфальт каблуки туфель (прохождение их колонн напоминало бы марши фашистских штурмовиков-чернорубашечников, если бы не витающая над всем атмосфера китча и слащавой сентиментальности). Мои корни и ветви — это продажные копы и юные головорезы, предпочитающие подвальную «качалку» школе, а во всех бедах винят черных и программу компенсационной дискриминации, предоставляющей только низкооплачиваемую работу на стройке, которую они тут же бросают, предпочитая бездельничать на пособие. Я приехал на остров, чтобы избавиться от всего этого и еще от доброй тысячи гадостей, о которых натуральные ирландцы не имеют ни малейшего понятия.

Окарикатуренные лепреконы, сентиментальные песни и слащавые пословицы на дешевых кухонных полотенцах — все это каким-то образом подводило к ощущению, что игра заранее проиграна, что все усилия тщетны, поэтому, чем бы ты ни занимался, из трясины все равно не вырваться. А виной всему та штука, что лукавым бесом затаилась в темном уголке души, — та самая ирландская угрюмость, которая досталась в наследство от далеких предков.

Но как же она все-таки догадалась, что я американец?

Видимо, только желанием узнать ответ на этот вопрос можно оправдать мое решение с ней познакомиться. Впрочем, это объяснение ничем не хуже любого другого. После концерта я задержался в зале, ожидая, пока Мэри выйдет из закутка, который ей отвели под гримерную, чтобы задать свой вопрос.

Когда Мэри наконец появилась и увидела меня, ее губы скривились, словно она хотела воскликнуть: «Ага, попался!». Не дожидаясь моего вопроса, она заговорила первой:

— Я только взглянула на тебя и сразу поняла: вот парень, который прошел внутриутробную генетическую коррекцию. Эта технология была первым, чем пришельцы поделились с америкосами в качестве платы за поддержку в войне. А как иначе объяснить, что мужчина твоего возраста выглядит как писаный красавец?

После этих слов она взяла меня за руку и повела к себе.

Сколько мы были вместе? Три недели? Вечность?

Впрочем, времени хватило, чтобы мы с Мэри побывали во всех уголках этого зеленого, часто посещаемого привидениями острова. Она знала его историю как свои пять пальцев — она рассказывала и показывала, а я ни о чем не догадывался.

В один из дней мы осматривали Порткун — огромную морскую пещеру с высокими и гулкими готическими сводами, в которой давным-давно обитал отшельник, давший обет до конца своих дней неустанно молиться, соблюдать строжайший пост и не принимать пищу из человеческих рук. Поначалу во время прилива сюда добирались женщины, предлагая помощь и пищу, но он все отвергал. «Во всяком случае, так гласит легенда», — улыбнулась Мэри. Когда отшельник уже умирал от истощения, тюлень принес ему в зубах рыбу. Поскольку тюлень не был человеком и не имел рук, отшельник принял эту пищу. С тех пор тюлень стал приплывать каждый день, и отшельник прожил много лет.

— Ну, а что из этого правда, — закончила Мэри, — пусть каждый решает сам.

Минут десять мы шли вдоль берега к мостовой Великанов. Там мы встретили бледно-голубую четырехрукую инопланетянку в холщовом халате и широкополой соломенной шляпе. Она писала акварелью с натуры могучие базальтовые столбы, гигантской лестницей спускавшиеся к морю. В одной правой и одной левой руке инопланетянка держала по кисти и увлеченно мазюкала одновременно обеими.

— Бог в помощь, — весело сказала Мэри.

— О, привет! — Отложив кисти, инопланетянка повернулась к нам. Она не представилась: в ее касте (я умел их различать) было запрещено произносить свое имя вслух. — Вы местные?

Я было покачал головой, но Мэри с вызовом ответила:

— А кто ж еще? Конечно.

Мне показалось, что ее провинциальный акцент стал нарочито подчеркнутым.

— Наслаждаетесь, значитца, нашим островом?

— О, да. Это такая чудесная страна. Я нигде не видела столько зелени! — Инопланетянка широко развела в стороны все четыре руки. — Столько оттенков зеленого, да таких насыщенных, что даже глазам больно.

— Ирландия — чудесная страна, — согласилась Мэри. — Но с тем же успехом она может быть и враждебной. Вы уже посетили все наши достопримечательности?

— Я побывала везде: и в Таре, и на утесах Мохер, и в Ньюгрейндже, и на Кольце Керри, и даже поцеловала Камень Красноречия. — На последних словах инопланетянка понизила голос и изобразила замысловатый жест, который я счел эквивалентом хихиканья. — Признаюсь, я надеялась встретить здесь «маленький народец», но, может, и хорошо, что не встретила. Они могли унести меня под свой волшебный холм, а потом, после ночи музыки и танцев, я бы обнаружила, что прошло не одно столетие, и все, кого я знала, давно умерли.

Я напрягся, зная, что подобные шутки Мэри считала оскорбительными. Но она лишь улыбнулась:

— Вас должны бы волновать не гномы, а боевики.

— Боевики?!

— Угу. Как вам наверняка известно, Ирландия — крупный очаг национального сопротивления. В дневное время здесь вполне безопасно, но с наступлением темноты власть переходит… — Она приложила палец к губам в знак того, что не смеет произнести вслух название организации. — Обычно боевики стремятся захватить какую-нибудь одинокую инопланетянку и казнить ее в назидание остальным пришельцам. Хозяин гостиницы никуда не денется — он сам отдаст им ключи от ее номера. У боевиков есть веревки, пистолеты и большие ножи. Свои жертвы они обычно отвозят на ближайшие болота, а что происходит там… Короче, парни они жестокие и не ограничены никакими условностями. В любом случае, все заканчивается до рассвета, и свидетелей никаких. Все шито-крыто.

Инопланетянка всплеснула руками.

— В турбюро мне ничего такого не говорили!

— А им это надо?

— О чем вы?

Мэри ничего не ответила. Она просто стояла, презрительно глядя на инопланетянку, и ждала, пока до той дойдет.

Спустя некоторое время инопланетянка вздрогнула и крепко обхватила себя всеми четырьмя руками, словно защищаясь от неведомой опасности. После этого Мэри наконец разлепила губы:

— Бывает, боевики ограничиваются предупреждением. Например, кто-нибудь из местных, дружески расположенный к пришельцам, может подойти к вам и намекнуть, что здешний климат не так полезен, как вы считали, и вам лучше уехать отсюда еще до наступления сумерек.

— Именно это сейчас и происходит? — осторожно поинтересовалась инопланетянка.

— Ни в коем случае, — лицо Мэри оставалось непроницаемым. — Просто я слышала, что Австралия в это время года чудо как хороша.

Она резко повернулась на каблуках и зашагала прочь, да так быстро, что мне пришлось догонять ее чуть не бегом. Когда мы отошли достаточно далеко, я схватил Мэри за руку:

— За каким дьяволом ты это сделала?

— За таким, что тебя не касается.

— Представим на секундочку, что касается. Так зачем же?

— Чтобы посеять страх среди пришельцев, — сказала она с тихим бешенством. — Напомнить им, что Земля для нас священна и таковой останется навсегда. Пусть они нас победили, но это только временно. Планета им не принадлежит и никогда не будет принадлежать.

Она вдруг расхохоталась без всякой видимой причины.

— Видел синюшную морду этой костлявой твари? Она стала насыщенно-зеленой, аж глазам больно!

— Кто ты, Мэри О'Рейли? — спрашивал я ее той ночью, когда нагие и мокрые мы в изнеможении лежали на скомканной постели. Я думал об этом весь день и пришел к выводу, что она почти ничего мне о себе не рассказывала. Ее тело я знал намного лучше, чем душу. — Что тебе нравится, Мэри, а чего ты терпеть не можешь? На что уповаешь и чего страшишься? Как ты стала композитором, кем мечтала стать, когда вырастешь?

Я пытался прояснить для себя хотя бы это, но подразумевал и все остальное.

— Музыка звучала во мне всегда, и я благодарю за это Господа. Она стала моим спасением.

— В каком смысле?

— Мои родители погибли в самом конце войны. Я была еще совсем несмышленой, и меня определили в сиротский приют. Эти приюты пооткрывали на средства америкосов и пришельцев — по программе замирения покоренных народов. Из нас растили космополитов Вселенной. Ни одно ирландское слово не касалось нашего слуха, до нас не доходило ни намека на нашу историю и культуру — все только римское право да Ценности Единения с системой Альдебарана. Спасибо Господу за музыку! Они так и не смогли скрыть ее от нас, хотя и внушали, будто это всего лишь безобидное развлечение, ничего не значащее трень-брень-бум, под которое иногда полезно подрыгаться в качестве разрядки. Но мы догадывались, что в музыке заложены идеи, подрывающие устои. Мы сознавали, что музыка доносит правду и благодаря ей наши души стали свободными уже очень давно.

Она все время говорила: «Мы, нас, наши».

— Это не ответ на мой вопрос, Мэри, — сказал я. — То, что ты говоришь, просто политическая прокламация. А я хочу понять, какая ты на самом деле. Я имею в виду — как человек.

Ее лицо окаменело.

— Я ирландка. Музыкант и патриот. А еще я одноразовая подстилка американского плейбоя.

Я продолжал улыбаться, хотя чувство было такое, будто мне влепили пощечину.

— Это несправедливо.

Что за дьявольское наваждение — обнаженная женщина, прожигающая тебя яростным взглядом!

— Да? А разве не ты через два дня покидаешь родную планету навсегда? Или ты намерен взять меня с собой? Ну-ка, расскажи, как ты себе все это представляешь?

Я потянулся к стоящей на столике бутылке виски. Мы выпили почти все, но на донышке еще чуть-чуть оставалось.

— Не только по моей вине мы не стали духовно близкими людьми, — сказал я. — Ты с самого начала поняла, что я от тебя без ума, а сама даже ни разу… А-а, пошло оно все куда подальше! — Я осушил бутылку. — Что, черт возьми, тебе от меня надо? Ну-ка, давай! Только ты ведь наверняка ничего не скажешь.

Мэри в бешенстве схватила меня за руки, и я выронил бутылку. Освободившись от захвата, я сжал ее запястья, но она успела до крови расцарапать мне плечо. Когда же я попытался ее оттолкнуть, Мэри повалила меня на спину и уселась сверху.

Само собой, после этого нам оставалось только забыть о ссоре.

В ту ночь я так и не смог заснуть. Чего не скажешь о Мэри. Она сообщила, что будет спать — и тут же уснула, а я сидел еще не один час, разглядывая в лунном свете ее лицо.

Какие у нее резкие черты и какие сильные чувства скрываются за ними, думал я. Лицо Мэри было энергичным, властным и непреклонным. Ни малейшей черточки, которая говорила бы о готовности к компромиссу, я так и не заметил. Определенно, я влюбился не в ту женщину. А ведь послезавтра я действительно улечу отсюда навсегда. Всю свою сознательную жизнь я стремился именно к этому, и никакого запасного плана у меня не было.

За то короткое время, что прошло после моего отлета с Земли, я так и не успел разобраться в своих чувствах к Мэри, не говоря уже о том, чтобы понять, как она ко мне относилась. Я любил ее, но мне не нравились ее хулиганские замашки, задиристая манера речи, самонадеянная уверенность в том, будто я сделаю все, что она захочет. Я страстно желал ее, и в то же время сильнее всего мне хотелось бы больше никогда ее не видеть. У меня были средства, и вся Вселенная открывалась передо мной. Мое будущее предопределено.

Но, Бог свидетель, попроси она меня остаться, и я не задумываясь послал бы все чудеса Вселенной подальше.

Ради нее.

На следующее утро мы совершили гиперпереход в Голуэй и осмотрели его остеклованные развалины.

— Наиболее упорным сопротивление было на западе Ирландии, — рассказывала Мэри. — Одна за другой все страны Земли просили мира, о примирении заговорили даже в Дублине, и только мы продолжали сражаться. Тогда пришельцы вывели на геостационарную орбиту боевой корабль и применили против нас свое странное оружие. Этот прекрасный город-порт превратился в стекло. Прибой выбрасывал суда на берег, где они разбивались вдребезги. Кафедральный собор рухнул под собственной тяжестью. С тех пор здесь никто не живет.

Дождь на время прекратился. Между порывами шквалистого ветра, который в этой части страны волнами накатывается с Атлантики, наступило короткое затишье, и в тысячах стеклянных граней ослепительно засверкало солнце. Наступившая тишина давила, как тяжелая рука, внезапно опустившаяся на плечо.

— По крайней мере, здесь пришельцы никого не убили, — неуверенно возразил я.

Я принадлежал к поколению, считавшему, что завоевание Земли пришельцами в конечном счете обернулось для нас благом. Мы стали здоровее, богаче и счастливее, чем наши родители. Нам больше не нужно опасаться экологической деградации планеты и истощения природных ресурсов. Что и говорить, в результате их вмешательства мы стали намного совершеннее…

— Странное милосердие — избавить жителей Голуэя от мгновенной смерти, но заставить их перебраться в сельскую местность. Без каких-либо средств к существованию, только в той одежде, которая была на них в момент нападения. Как, скажи на милость, могли бы выжить все эти врачи, юристы, клерки?.. Кто-то, несомненно, занялся разбоем и насилием, но остальные брели из последних сил до тех пор, пока не падали замертво прямо на шоссе. Я могла бы дать тебе посмотреть тысячи и тысячи часов видеозаписей, относящихся к Великому Голоду, но боюсь, ты просто не выдержишь. Еды не было — ее нельзя было купить ни за какие деньги, зато благодаря пришельцам, разрушившим земную экономику с помощью своих нанобезделушек, у всех людей имелись подключенные к зрительным нервам видеофиксаторы… Очень полезное устройство — особенно если захочешь запечатлеть, как умирают от голода твои дети.

Мэри была не права: экономический коллапс устроили не пришельцы. Мне это было доподлинно известно, поскольку в университете я изучал экономику. Равно как и историю, и потому знал, что война была навязана пришельцам. И все равно я не находил подходящих слов, которое могли бы как-то подействовать на Мэри. В моей душе просто не было того огня, который жарко пылал в ее сердце.

— Но ведь жизнь изменилась в лучшую сторону, — слабо возразил я. — Взять хотя бы то, что пришельцы сделали для…

— Это просто щедрость завоевателей, которые швыряют в пыль медяки и смеются, глядя, как холопы дерутся друг с другом из-за каждого гроша. Они улыбаются, пока мы стоим перед ними на коленях, но достаточно кому-то из нас выпрямиться во весь рост и послать их к черту… Вот увидишь, как быстро все изменится.

Мы остановились на ланч в пабе, а после взяли хоппер до озера Лох-Гартан. Оттуда на велосипедах отправились дальше в глубь страны — в сельскую местность, которая никогда не была особенно густо населена. Теперь же нам попадались одни только развалины домов, покинутых четверть века назад. Дороги плохо замощены, большинство и вовсе оставалось ухабистыми проселками, но вокруг было так красиво, что хотелось плакать. Погода стояла замечательная: светило солнце, в голубом небе курчавились редкие облака. Тяжело нажимая на педали, мы поднялись на вершину холма к древней каменной церкви, крыша которой провалилась столетия назад. Вокруг теснились заброшенные, заросшие полевыми цветами могилы.

У входа на кладбище лежал Камень Одиночества.

Огромный продолговатый Камень был упавшим менгиром — одним из тех столбообразных мегалитов, которые встречаются на всей территории Британских островов. Неведомые племена воздвигли их еще в эпоху неолита, причем назначение большинства сооружений до сих пор остается неизвестным. В одних районах массивные каменные столбы стоят группами, образуя круговые ограды — кромлехи, в других встречаются только одиночные менгиры. На одном конце Камня Одиночества, том, который когда-то был верхним, еще виднелся полустершийся спиралевидный рисунок. Камень был настолько большим, что на нем мог в полный рост поместиться взрослый мужчина.

— Что нужно делать? — спросил я.

— Ложись, — велела Мэри.

Я подчинился.

Вытянувшись на Камне Одиночества, я закрыл глаза. Пригревало солнце, среди цветов лениво жужжали пчелы. Мэри немного отступила от камня и запела:

Это был «Плач Дейдры» — песня, которую я впервые услышал на концерте в пабе «Заскочил — опрокинул». По древней ирландской легенде, Дейдра с детства была предназначена в жены королю Ульстера Конхобару. Но, как это часто бывает, девушка полюбила молодого героя Найси, сына Уснеха, и стала его женой. Спасаясь от гнева короля, Найси с Дейдрой и два его брата Ардан и Андле были вынуждены бежать в Шотландию, где некоторое время жили мирно и спокойно. Но мстительный старый король обманом заманил их назад в Ирландию, пообещав полное прощение всем четверым. Когда беглецы вернулись в Ульстер, вероломный Конхобар приказал убить трех сыновей Уснеха и овладел Дейдрой.

Дейдра-мученица, как ее часто называют, стала символом Ирландии — прекрасной, страдающей от несправедливостей страны, знававшей и счастливые дни, которые, похоже, уже никогда не вернутся. О реальной, живой Дейдре, ставшей прототипом такого количества легенд, что, будь каждая из них камнем, ее погребальная пирамида поднялась бы до самых облаков, мало что известно. Согласно легендам, Дейдра-мученица покончила с собой, но ее история получила неожиданное продолжение. Коварство Конхобара привело к кровопролитной войне, а допущенные в ее ходе жестокости, в свою очередь, вызвали новые войны. И так по сей день.

Впрочем, вся эта череда несправедливостей и взаимных обид выглядит подозрительно стройной.

Ей-богу, создатель «Плача Дейдры» был бардом из бардов.

Впрочем, все это я вспомнил потом. Тогда я даже не думал о легенде. Стоило мне лечь на холодный камень, и я почувствовал, как все невзгоды Ирландии наполняют каждую клеточку моего тела. Камень Одиночества очаровывал, словно источник в Буррене. Говорили, что он способен излечивать от ностальгии, поэтому во времена голода и невзгод эмигранты, навсегда покидавшие Ирландию, проводили на нем последнюю ночь на родной земле. Мне же, распростертому на упавшем менгире, казалось, что все страдания, от которых эти люди когда-то избавились, перетекли в мое тело. Каждую их горькую утрату я ощущал как свою. Не в силах справиться с чувствами, я начал всхлипывать и в конце концов разрыдался. Я уже почти не понимал, о чем пела Мэри, хотя ее голос звучал по-прежнему громко. Разобрал я только последние слова:

На этом песня закончилась. Осталась лишь звенящая тишина, гулко отдававшаяся во мне с каждым ударом сердца.

А потом Мэри сказала:

— Теперь, я думаю, ты готов кое с кем встретиться.

Мэри привела меня к какому-то неопределенного вида зданию из шлакоблоков. Она вошла первой. Кое-как преодолев страх, я последовал за ней. Внутри было так темно, что я споткнулся о порог, но потом мои глаза привыкли к недостатку освещения, и я понял, что нахожусь в баре. Не в уютном и приятном пабе, куда приходят пообщаться семьями, где взрослые чинно сидят за кружкой пива, а дети тянут безалкогольные напитки, а именно в баре — заведении, куда мужчины отправляются, чтобы надраться. В воздухе пахло паленым ирландским виски и прокисшим пивом. Дверь сортира была сорвана с петель, и никто не потрудился повесить ее на место. По-видимому, Мэри была первой женщиной, появившейся в этом странном и зловещем месте за долгое-долгое время.

В полутьме за столиками сидели спиной к двери три-четыре посетителя, а за стойкой стоял тощий мужчина с лицом нездорового цвета.

— Слушаю вас, — произнес он без особого энтузиазма.

— Не обращай на Лаэма внимание, — сказала мне Мэри и снова повернулась к нему: — Что-нибудь приличное выпить найдется?

— Нет.

— Впрочем, мы пришли не за этим. — Мэри кивком показала на меня. — Со мной доброволец.

— Что-то не очень похож.

— Доброволец? — резко спросил я. До меня вдруг дошло, что Лаэм держит руки под стойкой. Настоящий крутой парень спрятал бы там оружие — дубинку или ствол.

— Не смотри, что он американец. Кстати, во многом поэтому он нам и нужен.

— Так ты, значит, патриот?.. — по тону Лаэма было понятно: он меня сразу раскусил.

— Я не понимаю, о чем вы говорите…

Лаэм бросил быстрый взгляд в сторону Мэри и презрительно скривился.

— А-а, ему просто захотелось…

Он употребил ирландское словцо, которое могло означать и «приключения», и «перепихон». Оскорбление было явным, и я сжал кулаки, но Лаэма это, похоже, ничуть не испугало.

— Заткнись! — оборвала его Мэри и повернулась ко мне: — Ты тоже возьми себя в руки. Дело нешуточное… Лаэм, я ручаюсь за этого человека. Отдай ему коробку.

Лаэм наконец вытащил руки из-под стойки. В руках он держал какой-то предмет размером с бисквитную жестянку, завернутый в чистую бумагу и перевязанный шпагатом. Бармен подтолкнул сверток ко мне.

— Что это?

— Одно устройство, — насмешливо ответил Лаэм. — При правильной установке оно способно взорвать весь административный комплекс космопорта Шеннон, не причинив вреда гражданскому населению.

Я похолодел.

— Значит, от меня требуется тайно заложить эту штуку в терминале космопорта, так? — спросил я, впервые за весь месяц отчетливо ощущая, как неестественно и фальшиво звучит мой ирландский акцент.

Выхватив кулон-нейрокомпьютер из-под рубашки, я швырнул его на пол и раздавил каблуком. Вот так!.. Хватит притворяться — пора становиться собой.

— Вы что, хотите, чтобы я проник в здание и подорвал себя к чертовой матери?

— Боже упаси, — спокойно возразила Мэри. — Для этого у нас есть агент. Но он…

— Или она, — поправил Лаэм.

— …Он или она не могут доставить эту штуку внутрь. Наемным служащим из числа людей запрещено приносить с собой на работу любые предметы крупнее карандаша… Это, кстати, весьма красноречиво свидетельствует о том, сколь невысокого мнения пришельцы о наших умственных способностях… В общем, наш агент не может, а ты можешь. От тебя требуется всего лишь спрятать устройство в своей ручной клади. Оно сделано так, что их аппаратура определит его просто как коробку сигар. Как только ты окажешься внутри, к тебе подойдет человек и спросит, не забыл ли ты передачку для бабули. Тогда отдашь ему сверток.

— И всего-то, — вставил Лаэм.

— Когда все произойдет, ты уже будешь на полпути к Юпитеру, — добавила Мэри.

Оба, не мигая, смотрели на меня.

— И не мечтайте! Я не стану убивать невинных людей.

— Не людей. Инопланетян.

— Они тоже ни в чем не виноваты.

— Они оккупанты, которые захватили нашу планету. И ты говоришь, что они ни в чем не виноваты?!

— Вы нация долбаных оборотней! — заорал я, рассчитывая этим положить конец разговору, но Мэри моя вспышка ничуть не задела.

— Да, мы такие, — согласилась она. — День за днем мы притворяемся белыми и пушистыми, но по ночам хищник, таящийся в нас, отправляется на охоту. В общем, мы вовсе не барашки, которые только жалобно блеют под ножом мясника. Ну а ты, мой милый? Кто ты — ягненок или волк?

— Он не годится для дела, — подал голос Лаэм. — В коленках слабоват.

— Хватит. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Мэри уставилась на меня своими изумрудными, как трава Ирландии, глазами, и под этим завораживающим взглядом я действительно почувствовал себя беспомощным ягненком. — Это не слабость заставляет тебя проявлять нерешительность, — говорила она, — а глупая обманутая совесть. Я размышляла над этим намного дольше тебя, сокровище мое. Я думала над этим чуть ли не всю свою жизнь. То, о чем я тебя прошу, — дело святое и благородное.

— Я…

— По ночам, когда мы с тобой были вместе, ты клялся совершить для меня невозможное. Нет, не словами, но жестами, взглядом, всей своей любящей душой. Я, как наяву, слышала все слова, которые ты не решался произнести вслух. Сейчас я прошу тебя исполнить невысказанные клятвы и совершить один-единственный мужской поступок. Если не ради своей планеты, то ради меня…

Я вдруг понял, что за все время, пока продолжался этот разговор, мужчины за столиками не издали ни звука. Никто из них даже не взглянул в нашу сторону. Они просто сидели — не пили, не курили, не разговаривали, только слушали. Они были молчаливы, серьезны и насторожены. Внезапно мне стало ясно, что если я отвергну предложение Мэри, мне не выбраться отсюда живым.

Значит, выбора у меня нет.

— Я все сделаю, — сказал я наконец. — И… и будь ты проклята за то, что требуешь этого от меня.

Мэри хотела меня обнять, но я грубо ее оттолкнул.

— Нет! Я сделаю это, и мы квиты. Знать тебя больше не желаю.

На протяжении одной бесконечно долгой минуты Мэри хладнокровно меня изучала. Я лгал, когда говорил, что больше не хочу ее видеть, потому что еще никогда не желал ее так сильно, как в эти мгновения. А она понимала, что я лгу. Если бы она позволила себе что-то сказать, я бы, наверное, ее ударил, но Мэри сдержалась.

— Вот и прекрасно, — заключила она.

С этими словами Мэри повернулась и быстро вышла, и я понял, что больше никогда ее не увижу. Лаэм проводил меня к выходу.

— Поаккуратнее со свертком, — предупредил он, вручая мне зонт. — На улице дождь. Смотри, чтобы устройство не намокло, иначе не сработает.

В терминале космопорта Шеннон меня встретили люди из Службы планетарной безопасности. Двое крепких парней встали по бокам, а пришелец, их командир, сказал:

— Не соблаговолите ли пройти с нами, сэр?

Прозвучало это не как вопрос.

«Мэри, Мэри, — с грустью подумал я. — Похоже, в вашей организации завелся еще один предатель».

— Я могу взять с собой багаж?

— О ваших вещах позаботятся, сэр.

Меня отвели в комнату для допросов.

Через пять часов я поднялся на борт лихтера. Задерживать меня дольше они не могли, поскольку ничего незаконного в моих вещах не оказалось.

Еще в гостинице я достал устройство, которое дал мне Лаэм, и на всю ночь замочил в рукомойнике, а рано утром, до отъезда в космопорт, потихоньку выбросил сверток в люк водостока.

Лихтер доставил меня на орбиту, где дожидался звездолет. Он был огромным — больше самого большого небоскреба; ничего подобного вы еще не видели и наверняка не увидите — к нашей планете звездолет вернется только через несколько сотен лет. Шагая по пассажирской палубе к своей каюте, я пребывал в состоянии легкой эйфории от сознания того, что обратного пути нет. Скоро Земля станет легендой, которую я поведаю своим детям, а до их внуков дойдут лишь обрывки искаженных фактов да ворох сентиментальных небылиц.

Родная планета за кормой все уменьшалась и наконец исчезла совсем. Я глядел на огромные экраны из черного стекла, до рези в глазах всматривался в переполненную звездами и галактиками Вселенную, не имея ни малейшего представления о том, где сейчас нахожусь и куда направляюсь. Мы все, как корабли, думал я. Корабли, потерявшие в тумане порт и оставившие на берегу экипаж.

Когда-то я любил повторять, что только Ирландия и семья могут вызвать у меня слезы. Я плакал, когда умерла мама и когда после этого у отца случился сердечный приступ. Моя малышка-сестра скончалась через считаные часы после своего рождения, убившего маму, и я оплакивал обеих. Когда моего брата Билла сбил пьяный водитель, я рыдал в голос — ведь у меня больше не было семьи. Оставалась только Ирландия…

Но с меня хватит.

Алексей Калугин Слайдеры

Выскочив из душа, Вадим концом полотенца хлестко щелкнул Сергея по голой спине. Тот от неожиданности даже расческу выронил.

— Черт! Больно же!

— А ты не подставляйся!

Вадим перекинул полотенце через плечо и раскрыл дверцу шкафчика.

Сергей недовольно скривился, поднял с пола расческу, посмотрел на себя в зеркальце, прилепленное с внутренней стороны дверцы шкафчика, и слегка подправил прическу.

Вадим выглянул из-за приоткрытой дверцы своего шкафчика и толкнул приятеля в плечо.

— Ну?.. Берем или нет?

Сергей посмотрел на новичка, переодевавшегося на дальней скамейке, и с сомнением поджал губы.

— Что тебя смущает? — Вадим снова ткнул приятеля в плечо. — Ты не видел, что он выделывал на тренировке?

— Да он здесь всего неделю… Я даже не знаю, как его зовут.

— Джеффри. Джеффри Боум. С Франка-Пять. Учился во Фрейре.

— А почему перевелся?

— Вот давай у него и спросим.

Сергей, посмотрев на себя в зеркальце, еще раз провел расческой по волосам и положил ее на полку.

— Ну что?

— Может, лучше кого-то из наших пригласим?

— Кого? — возмущенно хлопнул дверцей шкафчика Вадим. — Покажи мне, кого ты хочешь пригласить на слайдинг? Тебе что, совсем все по фигу?.. Да такой случай подворачивается только раз в жизни! А ты хочешь все угробить?

Не дождавшись ответа, он безнадежно всплеснул руками.

— Отлично, давай возьмем Генриха, — он взглядом указал на того, о ком шел разговор. — Ты видел, на какой скорости он проходит «вертушку»?.. Или Арсена! Его об стену шарахнуло так, что вон он, до сих пор скособоченный. И хорошо еще, что стена на треке мягкая. А представь: на переборку его кинет… — Вадим азартно щелкнул пальцами. — Возьмем лучше Отто! Ты не считал, сколько раз он сегодня со слайда свалился?.. Или, может, ты хочешь пригласить Олега Доргомилова с математического?

— А чем тебе Олег не нравится? Он слайдингом третий год занимается…

— И до сих пор управляется со слайдом, как девчонка, — Вадим безнадежно вздохнул и покачал головой. — Хотел бы я посмотреть на тебя в тот момент, когда ты скажешь Герде, что за напарничка ты ей подобрал.

— Да я еще никого не подобрал, — Сергей натянул брюки и сунул ноги в шлепанцы. — Я пока что думаю.

— А пока ты думаешь, — просунув голову в майку, с осуждением посмотрел на него Вадим, — новичок домой уйдет. И придется-таки тебе объяснять Герде…

— А при чем тут я? — Сергей выдернул из шкафчика сумку и захлопнул дверцу. — Я тебя жду.

— Вот это другой разговор!

Вадим быстренько уложил спортивную форму в сумку, застегнул ее на магнитный замок и кинул на плечо.

Вместе они подошли к скамейке, возле которой переодевался новичок, недавно переведенный в Университет Видар из Фрейра. И, судя по его одиночеству, еще не успевший обзавестись здесь приятелями. Что друзьям было только на руку.

— Привет! — окликнул новичка Вадим.

Тот оглянулся с таким видом, словно до сих пор не замечал демонстративно направлявшуюся в его сторону пару, окинул их изучающим взглядом и как-то не особенно радостно произнес в ответ:

— Виделись уже, на тренировке.

В студенческих городках старожилы бывают не очень-то приветливы к новичкам. А если ты переводишься уже не в первый раз, то знаешь, с чем можно столкнуться в первые дни на новом месте.

— Это Сергей, — указал на друга Вадим. — Меня зовут Вадим. Мы с факультета современного искусства.

Новичок смотрел все так же с подозрением.

— Тебя, кажется, Джеффом зовут?

— Джеффри, — уточнил новичок.

— Классно катаешься, Джеффри! — Сергей показал большой палец. — Давно занимаешься?

— Третий год.

— Ты ведь из Фрейра? Были какие-то причины?

— Ничего не бывает без причин.

— Слушай, что ты такой напряженный? — Вадим дружески хлопнул Джеффри по плечу. — Мы с Серегой действительно рады, что ты теперь у нас учишься. Сам видел на тренировке: во всем универе только два толковых слайдера, — Вадим улыбнулся вроде бы смущенно и указал открытой ладонью сначала на Сергея, затем на себя. — Все остальные — любители.

— Девчонка одна хорошо гоняла, — заметил Джеффри.

— Точно! — Вадим щелкнул пальцами. — Герда. Она с нами.

— В Видаре есть еще один хороший слайдер, — добавил Сергей. — Сэм Ишимура с астрофизики. Но сегодня его на тренировке не было.

— А что так?

— У родителей годовщина. Круглая дата, — в воздухе перед собой Вадим двумя пальцами нарисовал круг. — Отвертеться было никак, так что Сэм улетел на неделю в Виз-да-Тор.

— Ничего себе, — впервые за все время разговора улыбнулся Джеффри. — Это ж какая даль…

— Вот именно, — кивнул Сергей. — Раньше среды точно не вернется.

— А у тебя есть какие-нибудь планы на выходные? — тут же спросил у новичка Вадим.

— А что? — снова насторожился тот.

Вадим с Сергеем переглянулись. Как будто мысленно советуясь, стоит ли посвящать новичка в свои планы? Хотя на самом деле они все уже решили. Или обстоятельства все решили за них.

— Тебе приходилось заниматься открытым слайдингом? — понизив голос, спросил Вадим.

Глаза Джеффри радостно сверкнули.

— Меня за это выставили из Фрейра, — заявил он едва ли не с гордостью.

— Да ты что? — удивился Сергей. — У вас там что, открытый слайдинг вне закона?

— Нет. Если это просто открытый слайдинг.

Особый акцент Джеффри сделал на слове «просто». И всем сразу все стало ясно.

— Кажется, мы сделали верный выбор, — подмигнул приятелю Вадим.

— Идем в «Аквариум»! — решительно заявил Сергей.

Если кто не в курсе, «Аквариум» — это кафе, расположенное в самом центре студенческого городка Университета Видар. По форме здание представляет собой правильный шестиугольник. Стены и потолок сделаны из стекла. Поэтому, когда сидишь за столиком и смотришь на фигуры людей, безмолвно проплывающие за стеклом, создается впечатление, будто наблюдаешь за таинственной жизнью обитателей огромного аквариума. Особенно в дождь, когда по прозрачному потолку барабанят капли, а по стенам стекают потоки воды.

Впрочем, в тот день, о котором идет рассказ, погода на Касарес-Центре стояла солнечная. Во всяком случае, в том часовом поясе, где время едва перевалило за полдень. А именно оно нас и интересует.

Студенты любили «Аквариум» еще и за исключительно быстрое обслуживание. В кафе можно было успеть перекусить, даже забежав между лекциями. Стойка, за которой принимались заказы, кольцом опоясывала расположенную в самом центре кафе кухню. Для того чтобы сделать заказ, достаточно было отметить выбранные блюда в электронном меню и указать номер столика. Ну, а уж приготовить заказ и доставить его по назначению было делом техники. Пластиковый лоток с заказанными блюдами проплывал над головами посетителей и чудесным образом опускался в центре нужного столика. На самом деле лотки были подвешены к невообразимо тонким, а потому совершенно невидимым моноуглеродным нитям, и движением их управляла специальная программа искусственного интеллекта. Интеллект этот, видимо, был неслабый, поскольку за все время существования «Аквариума» не произошло ни одного столкновения скользящих под потолком лотков. Меню в «Аквариуме» было простым, без изысков: либо кофе с круассанами, либо блины с квасом. Однако разнообразие сортов и вкусов одних и тех же, казалось, блюд потрясало воображение.

Трое любителей слайдинга расположились за четырнадцатым столиком, неподалеку от входа.

— Герда подойдет через десять минут, — сообщил Сергей, выключив коммуникатор.

— Отлично, — легонько хлопнул ладонью по столу Вадим. — Значит, у нас есть время ввести Джеффри в курс дела.

— Поговорим о слайдинге? — улыбнулся новичок, уже предвкушающий нечто необычное.

Изобретение слайдинга приписывается невообразимо популярному в молодежной аудитории виртуалайеру, скрывающемуся под псевдонимом Квир. Настоящее его имя никому не известно. В свое время Инфо-Центр объявил бешеный бонус за хотя бы одну достоверную фотографию Квира, но так и не получил ничего, что можно было бы разместить на своей виртуальной странице. Квир был человеком-загадкой. И, собственно, нет вообще никаких подтверждений, что Квир существует в реальности. Однако стоило только случиться чему-то необычному, дерзкому, новаторскому, вызывающему, эпатажному, ну, или хотя бы откровенно глупому, как это тут же приписывалось Квиру. Возможно, тот был всего лишь мем-вирусом, самозародившимся в виртуальном пространстве. Но в таком случае это очень вирулентный вирус. Потому что подавляющее большинство тех, кто хоть что-то слышал о Квире, верили в его существование. Таким образом, получается, что никто другой, кроме Квира, и не мог придумать слайдинг. Иначе это было бы никому не интересно.

Говорят, именно он первым додумался приделать антигравитационный движок к доске для серфинга, после чего прокатился на ней по перилам знаменитого одиннадцатикилометрового подвесного моста имени Али Аль-Маруха на Салусе-Ближнем. Хотя, конечно, этого никто не видел. Иначе какой бы это был Квир?

Так родился слайдинг. Который, вопреки скептическим прогнозам спортивных специалистов, начал стремительно набирать популярность. Спустя всего пару лет уже каждый мало-мальски приличный Университет имел свою команду по слайдингу и трек, представляющий собой в меру запутанный лабиринт с препятствиями. Само собой, все было оборудовано так, чтобы при падении спортсмены не получали серьезных травм. Да и сама архитектура трассы не позволяла слайдерам набирать большую скорость. Весь упор делался не на скорость и риск, а на техническое мастерство. Позже особо продвинутые слайдеры начали сравнивать трековый слайдинг с фигурным катанием, которое и по сей день почему-то все еще считается видом спорта. Результатом этого недовольства стал так называемый открытый слайдинг. Для того чтобы перейти от трекового к открытому, требовалось заменить антигравитационный движок слайд-доски на реактивный и обзавестись легким скафандром. Первые открытые заезды на слайдах в открытом космосе проводились вблизи пересадочных станций, коммуникационные линии и антенны которых использовались в качестве препятствий. Понятное дело, это не приводило в восторг работников станций. В особенности то, что практически ни один заезд не обходился без тех или иных поломок. После инцидента на пересадочной станции Чехамор-33, когда во время слайд-гонок один из слайдеров врезался в шлюзовую дверь, что едва не привело к разгерметизации трех отсеков, а сам слайдер погиб, стало ясно, что для предотвращения подобных происшествий в дальнейшем открытый слайдинг следует вводить в цивилизованное русло. И для фанатов открытого слайдинга стали сооружать специальные полосы препятствий, имитирующие внешние конструкции пересадочных станций.

Думаете, слайдеры на этом остановились?

Какое там!

— Ты балуешься экстремальным слайдингом? — заговорщицки прищурился Сергей.

— Нет, — отрицательно качнул головой Джеффри. Двое друзей затаили дыхание. — Я занимаюсь этим серьезно.

Вадим улыбнулся и протянул новичку руку.

— Добро пожаловать в нашу компанию. Мы тоже фанаты экстремального слайдинга.

— Как это происходит у вас, на Франке-Пять? — поинтересовался Сергей.

— У нас неподалеку космическая верфь. Мы использовали для заездов заброшенный сборочный цех. Оборудование демонтировано, но все несущие конструкции остались. Арбитр заранее прячет приз, а остальные в назначенное время начинают его искать. Кто первый нашел — тот и победил. Для разнообразия делаются ложные закладки-ловушки. Если ты нашел такую, то выстреливает струя флуоресцентного красителя, и ты выбываешь из игры.

— Неплохо, — одобрительно кивнул Вадим. — До ловушек мы не додумались.

— А где вы гоняете?

— На свалке.

— Где?

— В двух пересадочных станциях от Касарес-Центра расположена большая космическая свалка. Туда стаскивают космический мусор, мешающий навигации. В основном это поврежденные, сошедшие с орбит спутники, навигационные маяки и брошенные глиссеры. Но порой подтаскивают и большие транспортные корабли, списанные в утиль. Чтобы весь этот мусор не расползался в разные стороны, в центре свалки заякорен небольшой гравитационный генератор. Периодически мусорщики режут корпуса старых кораблей и отправляют на переработку. Но дело это малорентабельное, поэтому и занимаются им без энтузиазма. В силу необходимости. Так что мы успеваем попользоваться списанными кораблями.

— Вы тоже прячете на свалке призы?

— Нет, мы устраиваем охоту за трофеями.

— Как это?

— Собираем на старых кораблях все, что с точки зрения игры представляет какую-то ценность. Каждой находке даются свои баллы. Особо ценятся любые таблички и бирки с названиями корабля, маркированная посуда, датчики. В общем, все, что может быть как-то идентифицировано с данным кораблем. Болты, заклепки, сломанные гаджеты и туалетные принадлежности не котируются.

— Со слайдом внутри корабля? — с сомнением поджал губы Джеффри.

— Именно! — подтвердил Вадим. — Воздуха ровно на полчаса, легкий скафандр и темные, неизведанные глубины незнакомого корабля. Экстрим по полной!

— Гарантированно! — поддержал приятеля Сергей.

— Ну что ж… — начал было Джеффри.

Но в этот самый миг из-под потолка упал лоток с заказом.

— Что ты хотел сказать? — напомнил Вадим, когда опустевший лоток снова взмыл под потолок.

— Ну, я готов попробовать ваш вариант экстрим-слайдинга… То есть был бы рад к вам присоединиться… Конечно, если вы мне это предлагаете…

— Нет, — Вадим сделал медленный глоток из стакана. — Не предлагаем.

Джеффри ошарашенно замер. Рот приоткрыт, глаза вытаращены. Он все-таки угодил в ловушку! Какой же идиот!..

— Мусорная свалка? — Сергей улыбнулся и подмигнул новичку. — Туда мы всегда успеем. Сегодня мы предлагаем тебе нечто совершенно фантастическое!

— Нечто, потрясающее воображение! — продолжил Вадим.

— Такое, что ты никогда не забудешь!

Джеффри нервно сглотнул.

— Привет, мальчики!

Рядом с ним на стул опустилась невысокая стройная девушка с коротко подстриженными волосами ярко-фиолетового цвета.

— Джефф, это Герда! — представил девушку Сергей. — Член нашей команды.

— Обычно она катается в паре с Ишимурой, но, как ты знаешь, Сэм сейчас далеко.

— Я видела тебя сегодня на треке, Джеффри, — обратилась Герда к новичку. — Ты здорово катаешься на слайде. Можешь в эти выходные погонять со мной в паре?

— Ну, в общем, я не против, — втянул голову в плечи Джеффри. — Только где?

— Так вы ему еще не сказали? — нахмурив брови, Герда взглянула на своих приятелей.

— В общих чертах, — Вадим взял стакан и сделал глоток кваса.

— И мы как раз переходили к самой сути, когда явилась ты, — закончил Сергей.

— Понятно, — Герда коротко кивнула.

Ее любимое слово. Ей всегда и все понятно. И это не самоуверенность, а позиция. Поэтому и учеба давалась ей без труда.

Герда достала из сумки планшет и положила его на стол.

— Мы практикуем экстремальный слайдинг на мусорной свалке.

— Про это я слышал, — кивнул Джеффри.

— Отлично, — Герда включила планшет. — Еще один член нашей команды, Сэм Ишимура, учится на отделении астрофизики. Практические занятия у них проводятся в Орбитальном комплексе слежения. Ну, знаешь, крутится на орбите такая научная станция. Основная направленность — мониторинг окружающего космического пространства. На предмет появления потенциально опасных объектов. Астероиды, кометы, тот же космический мусор. Само собой, ОКС, на котором проходит практику Ишимура, не единственный. В каждом секторе пространства таких два, а то и три. Данные наблюдения всех Орбитальных комплексов слежения, как и полагается, стекаются на центральный сервер. Ишимура на ОКСе занимается главным образом калибровкой систем наблюдения — это связано с его курсовой работой. Позавчера, заполняя специальную форму с результатами, Сэм совершенно случайно открыл страницу, которую кто-то просматривал до него и, видимо, забыл закрыть. В древние времена люди сказали бы, что это рука Бога. Мы же говорим, что это была случайность. Счастливая для всех нас случайность…

— Кроме Ишимуры, — вставил Сергей.

— Да, Сэму не повезло, — согласилась Герда. — То, что юбилей у его родителей именно в эти выходные, тоже дело случая… Так вот, в рапорте одного из многочисленных ОКСов, который ненароком попался на глаза Ишимуре, говорилось о брошенном космическом корабле, замеченном в поле астероидов. Сколько он там уже находится, трудно сказать. Поле астероидов, в котором его обнаружили, имеет плотность ноль — сорок пять и протяженность по стандартной сетке ноль — пять, ноль — три, ноль — четыре. Увидеть то, что находится внутри него, практически невозможно. Корабль заметили, только когда его вынесло к самому краю поля. А теперь приготовься сделать вдох и сказать «ах!».

Герда провела пальцем по экрану планшета и повернула его к Джеффри.

— Это же… — Джеффри запнулся.

Так случается с очень хорошим учеником, который точно знает ответ на заданный вопрос и именно поэтому боится ошибиться.

— Ну?

— Это «Дельта-Гермес». Корабль дальнего поиска, пропавший четыре года назад.

— Точно! — щелкнул пальцами Вадим. — А теперь его вдруг находят едва ли не в самом центре обжитого пространства!

— Ну, на счет центра это ты загнул, — усмехнулся Сергей.

— Ладно, пусть на периферии… Растолкуй мне, как корабль, четыре года назад отправившийся в Темную Зону, оказался на окраине обжитого пространства?

— Прошел через гиперспейс.

— И ни один ОКС не засек его выход из гиперспейса? Дружище, это тебе не прогулочный глиссер, а корабль дальнего поиска длиной в двести метров! Массой около…

— Мы уже сто раз это обсуждали! — недовольно хлопнула ладошкой по столу Герда. — Какой смысл спорить о том, чего мы все равно не знаем?

— Смысл спора заключается в поиске истины, — возразил ей Вадим. — На вопрос, как «Дельта-Гермес» оказался там, где он сейчас находится, должен существовать разумный ответ.

— Да, но мы его не знаем. И от того, что вы с Сергеем станете тыкать друг в друга пальцами и показывать языки, истина не окажется ближе.

— Ну, это как сказать, — многозначительно и загадочно произнес Вадим, не привыкший сдаваться даже в самой безнадежной позиции.

— Постойте! — вскинул руки с растопыренными пальцами Джеффри. — Вы хотите сказать, что где-то неподалеку находится вернувшийся из Темной Зоны «Дельта-Гермес»?

Пауза.

— Я предупреждал, что тебе крышу снесет, — усмехнулся Вадим.

— И об этом никто не знает?

— Кому надо — тот знает. Герда же ясно сказала: это информация с центрального сервера Орбитальных комплексов слежения. Корабль обнаружен, идентифицирован и в понедельник его отбуксируют в закрытый док, где им займутся специалисты.

— Я все равно не понимаю, — удрученно покачал головой Джеффри. — Вернулся корабль дальнего поиска, а до этого никому нет дела?

— Не вернулся, а объявился, — уточнил Сергей. — К тому же один, без экипажа.

— Как это?

— Корабль пустой. Биосканирование показало, что на борту нет живых существ. Поэтому и не стали торопиться вскрывать его, а решили оттащить в закрытый док, чтобы там спокойно во всем разобраться. Но первыми «Дельта-Гермес» обследуем мы.

— Так вы собираетесь устроить там заезд?

— В точку! Экстрим-слайдинг на борту корабля-призрака! Прикинь, как это круто!

— Но противозаконно…

— Почему же? Ты знаешь, еще во времена мореплавания существовало правило: брошенный корабль вместе с грузом принадлежит тому, кто его нашел.

— Но «Дельта-Гермес» нашли не мы.

— Зато мы первыми до него доберемся!

— Кроме того, мы ведь не собираемся мародерствовать, — заметила Герда. — Нас интересуют только сувениры. Да и много ли можно собрать за полчаса? — девушка откусила кусочек блина. — Для нас это всего лишь приключение. Вряд ли когда-нибудь еще представится шанс побывать на брошенном корабле.

— Ишимура, наверное, уже локти до костей сгрыз.

— Да, не повезло Сэму.

— Зато тебе, парень, несказанно повезло!

Джеффри почесал нос.

— Согласен.

— Здорово! — Герда кинула на тарелку вилку с недоеденным блином и снова дернула к себе планшет. — Сегодня пятница. Отправляемся в субботу вечером. Наш рейс в одиннадцать сорок две. До пересадочной станции Оллариу-18 три с половиной часа. То есть на месте мы будем примерно в два пятнадцать. Там нас уже будет ждать арендованный глиссер.

«Стимп-Универсал», ожидавший слайдеров на пересадочной станции Оллариу-18, оказался далеко не новым. По правому борту розовая краска была ободрана, в обшивке имелась вмятина. Быть может, результат встречи с метеоритом или еще каким космическим мусором. Хотя, скорее всего, пилот неумело завел транспорт в док. Как бы там ни было, глиссеры типа «Стимп» отличались надежностью и хорошим ходом.

Быстро побросав вещи и доски в грузовой отсек, слайдеры заняли места на борту. За пультом по-хозяйски устроился Сергей, считавший себя в этом деле непревзойденным мастером. Хотя всем известно: глиссеры настолько просты в управлении, что водить их могут даже дети. Если, конечно, найдется ненормальный взрослый, рискнувший доверить управление глиссером ребенку.

Получив от диспетчера команду «Готовность», Сергей включил тестирование всех систем. Дождавшись, когда на табло загорелся ряд зеленых датчиков, он включил проверку герметичности. Затем оценил запасы кислорода. Полный порядок. Сергей включил двигатель в режиме антиграва и послал диспетчеру команду: «На старт!». Створки люка под днищем глиссера расползлись в стороны, и розовый «Стимп-Универсал» провалился в черную, бездонную дыру.

Вырулив на открытое место, Сергей перевел рычаг скорости в нейтральное положение. Для того чтобы двигатель Хайма-Дрешера вошел в режим прыжка, его нужно как следует разогнать. А пока Сергей вводил в бортовой компьютер координаты места назначения.

— Как я и говорил, — радостно сообщил он спустя пару минут, — доберемся в три прыжка!

Ему никто не ответил. Все четверо чувствовали себя не в своей тарелке. Хотя старательно делали вид, что ничего необычного не происходит. Мол, эка невидаль, брошенный экипажем корабль! Нас интересует экстрим — и только!

Когда глиссер нырнул в восьмое измерение, картина на обзорном экране изменилась. Если раньше это была черная пустота с крошечными серебристыми точками звезд, сверкающими, словно пригоршня бриллиантовой пыли, рассыпанной на черном бархате, то теперь от каждой из звезд в пустоту тянулись тонкие, как паутинки, нити, переливающиеся всеми цветами спектра. Каждый, кто впервые видит подобную картину, начинает мучительно вспоминать, что же это ему напоминает? Но никому еще не удалось ответить на этот вопрос. Хотя бы приблизительно. А психологи даже не решаются высказывать предположения; с чем может быть связан сей необычный эффект.

— Я понимаю, что это нас не касается, — первым прервал напряженное молчание Джеффри. — Но что могло случиться с экипажем «Дельта-Гермеса»? Есть хоть какие-нибудь соображения?

— Космос велик и необъятен, — глядя на экран, затянутый странной паутиной восьмого измерения, глубокомысленно изрек Вадим. — Он скрывает множество тайн и загадок.

— К тому же это была Темная Зона, — добавил Сергей.

— Отовсюду только и слышно: Темная Зона, Темная Зона… — пожал плечами Джеффри. — А что в ней такого?

— Да ничего, — в тон ему ответил Вадим. — Кроме того, что про нее ничего не известно. Я в свое время интересовался этим вопросом, материальчики просматривал. До «Дельта-Гермеса» было семь экспедиций, целью которых являлся сбор информации о Темной Зоне. Они даже не заходили в нее глубоко, так, прошлись по краешку. И все равно несколько суток после возвращения члены команд вели себя как сумасшедшие. Не понимали, кто они и где находятся, несли какую-то чушь про высший разум и прорыв в неизвестное. Спустя три, четыре, пять дней — срок для каждого свой — все приходили в себя. Практически без последствий. Но они не помнят почти ничего из того, что с ними произошло.

— А бортовые приборы?

— Тоже фиксировали какую-то чушь. Будто их забыли настроить и откалибровать. А некоторые — и включить. Так, например, система искусственного климата на одном из кораблей зафиксировала условия, при которых человек не протянул бы и пары минут. Атмосферные датчики показывали наличие газовой оболочки снаружи корабля. Камера внешнего наблюдения записывала древние мультики. Самое любопытное, что, по словам специалистов, качество записи превосходило сохранившиеся копии.

— Это анекдот?

— Нет, серьезно. Темная Зона — нечто совершенно непостижимое. По крайней мере, человеческий разум с этим справиться не в состоянии.

— Так почему же тогда в Темную Зону отправили корабль дальнего поиска?

— Ну, это уже вопрос не ко мне, — усмехнувшись, покачал головой Вадим. — Я такого решения не принимал.

— Быть может, те, кто отправил «Дельта-Гермес» в Темную Зону, знали что-то такое, чего не знаем мы?

— Несомненно, — усмехнулся Вадим. — Или хотели узнать.

— Так сильно, что решили пожертвовать кораблем? — спросила Герда.

— Вообще-то, информации об этой экспедиции было очень мало. Только самые общие слова. «Герои-первопроходцы… Дальний поиск… Последняя неразгаданная тайна Вселенной… На благо всего человечества…» Во всяком случае, я не помню, чтобы речь шла о каких-то конкретных целях.

— Но как «Дельта-Гермес» смог вернуться? Один, без экипажа?

— На автопилоте, — предположил Сергей.

— А экипаж? Они, выходит, послали корабль назад, а сами решили остаться?

— В очень давние времена, — Герда начала говорить таинственным и задумчивым голосом, — когда грузы перевозили по морю большие парусные корабли, порой происходили странные, необъяснимые вещи. Моряки, плывущие на торговом корабле, встречали в море, далеко от земли, другой корабль, идущий под всеми парусами. Однако на корабле никого не было. Ни единой души. Когда моряки поднимались на борт брошенного корабля, то с удивлением отмечали, что все выглядело так, будто экипаж всего минуту-другую назад спешно, но без паники покинул судно. Все деньги и ценности не тронуты. На столах стояли еще неостывшие кружки с кофе. В плите, на которой готовилась еда, горел огонь. В пепельнице дымились недокуренные трубки. Даже спасательные шлюпки были на своих местах.

— И куда делись люди?

— Неизвестно.

— До сих пор?

— А что, с тех пор многое изменилось?

— Теперь мы летаем в космос.

— Освоение космоса — это результат научно-технического прогресса. Человек остался прежним. Со всеми своими достоинствами и недостатками. И со своими загадками.

— Странно все это… Все эти тайны, загадки… Вопросы, на которые не существует ответов… Ну, вроде того, что было до Большого Взрыва? Когда ничего еще не было?.. Порой мне кажется, что все это специально подстроено.

— Кем?

— Без понятия…

Когда глиссер в третий раз вынырнул из гиперспейса, Сергей первым делом отключил навигационный маяк.

— Все! — сообщил он, откинувшись на спинку кресла и положив руки за голову. — Теперь никто не знает, где мы находимся. Даже мы сами.

— А где астероиды? — приник к обзорному экрану Вадим.

Сергей прижал палец к джойстику управления камерой внешнего обзора. Изображение на экране начало плавно смещаться влево.

— Пожалуйста! — На экране появилась россыпь серых ноздреватых каменных глыб. — Думали, я вас не туда завез?

Луч синхронизированного с камерой прожектора медленно переползал с одной каменной глыбы на другую. Временами среди серых обломков яркими искрами вспыхивали выходящие на поверхность металлические жилы.

— «Дельта-Гермеса» не видно, — покачала головой Герда.

— Камни закрывают обзор.

— Ты уверен, что он здесь?

— Конечно. Если Сэм не напутал с координатами.

Осторожно подойдя к ближайшему астероиду, похожему на гигантскую головку ноздреватого сыра, от края которой отхватили кусок, Сергей зачалил на нем глиссер.

Легкий скафандр из упругого полимера с внутренней прослойкой теплоизоляционного материала с электроподогревом плотно облегает тело и голову. Лицевая маска крепится с помощью быстро твердеющего герметика. Бесспорным плюсом такого скафандра является то, что он практически не сковывает движения. Минус: его легко можно порвать, зацепившись за острый угол. Но именно это ощущение близкой опасности придает экстремальному слайдингу особый вкус. Острый, чуть с горчинкой.

На то, чтобы облачиться в скафандры, ушло десять минут. Слайды с притороченными к ним реактивными движками были уже готовы. На спине у каждого слайдера имелся маленький баллон с запасом кислорода ровно на тридцать минут. Дополнительные баллоны, которые слайдерам необходимы для того, чтобы добраться до корабля и вернуться назад, были закреплены на слайдах.

Шлюзовая камера глиссера считается двухместной, но слайд с закрепленным движком и баллоном занимает почти столько же места, сколько и человек. Поэтому выходить пришлось по очереди. Последним из шлюза выплыл Сергей. Перед выходом он погасил все прожекторы и сигнальные огни глиссера. То, что они собирались совершить, было все же не совсем законным.

— Порядок? — спросил на всякий случай Джеффри.

Сергей показал большой палец.

Теперь им помогал только свет фонарей, закрепленных в носовых частях слайдов. Два небольших фонарика встроены в верхние углы лицевой маски, но они освещают пространство лишь на расстоянии вытянутой руки. У каждого слайдера имелся вспомогательный фонарь, закрепленный на левом запястье. Но пока не время их включать. Вставив ноги в стремена и ухватившись за поручни на досках, слайдеры включили движки и медленно поплыли над самой поверхностью астероида. Оказавшись на противоположной стороне, они начали удаляться от изъеденной оспинами каменной стены. Их путь лежал в проход между двумя огромными шарообразными астероидами. Над головами нависала еще одна каменная глыба, похожая на пирамиду со срезанными углами.

— Отстаем от графика, — сообщила Герда. — Сейчас мы должны уже входить внутрь корабля.

Они обогнули еще одну ноздреватую каменную скалу, парящую в пустоте. И в свете носовых фонарей перед ними предстал борт «Дельта-Гермеса». Плита из бравосплава была почти столь же черная, как мрак вокруг. И казалась такой огромной, будто разделяла мир надвое.

— Ищите маркировку, — скомандовал Сергей. — Нужно определить, где мы находимся.

Рыская по борту корабля лучиками фонарей, слайдеры разошлись в разные стороны.

— Есть! — крикнул через пару минут Джеффри.

Хотя кричать было, в общем-то, совершенно не обязательно. Остальные приблизились к нему. «Е-12-25» — было выжжено на плите.

Сергей набрал код маркировки на гибком сенсорном экране, обернутом вокруг запястья.

— Поздравляю! Мы почти у цели! Там, — указал он направо, — метрах в сорока, находится аварийный люк, ведущий в ангар со спасательными ботами. В случае необходимости его можно выбить, просто дернув за рычаг. Но мы этого делать не станем. Мы войдем через вспомогательный шлюз, что находится рядом с аварийным люком.

Сергей оттолкнулся ногой от обшивки корабля, включил движок на минимальную тягу, потянул нос слайда на себя и поплыл вдоль корпуса. Остальные последовали за ним.

— А как мы откроем шлюз? — поинтересовался Джеффри.

Почему-то раньше вопрос о том, как они проникнут внутрь корабля, не приходил ему в голову. Одно дело — списанные и частично демонтированные корабли, брошенные на свалке. И совсем другое — невесть откуда взявшийся корабль-призрак. Вряд ли он ждет их, гостеприимно распахнув люки.

— В принципе, любой шлюз корабля легко открывается снаружи, — авторитетно заявил Сергей. — Этого требуют элементарные правила безопасности.

Они приблизились к аварийному люку. Большому, массивному и надежному, как врата в Запретный город. Квадратный люк был наглухо закрыт и выглядел так, будто его вообще ни разу не открывали. Чуть правее находилась врезка шлюзового люка. Пошарив лучиком фонарика по боковым скобам, Сергей потянул одну из них сначала на себя, затем в сторону. В металлической плите открылось небольшое квадратное оконце с кнопочным наборником внутри. Рядом желтой флуоресцентной краской был написан трехзначный код. Сергей набрал код, и шлюзовая заслонка беззвучно отошла в сторону.

Шлюз оказался достаточно большим для того, чтобы в нем поместились все четверо вместе со слайдами. Устроившись внутри, Сергей потянул вниз рычаг радом с дверью. Внешняя заслонка шлюза встала на место. На внутренней заслонке загорелся красный индикатор — заработала система продувки.

— Продувка работает вхолостую. Внутри корабля нет воздуха.

Через полминуты загорелся зеленый индикатор и внутренняя заслонка отошла в сторону, открывая проход в темные глубины «Дельта-Гермеса».

— А что, света здесь нет? — почему-то шепотом спросил Джеффри.

Оказавшись внутри корабля, он тут же припечатал ладонь к стене, чтобы погасить плавное, почти незаметное скольжение вперед. Ему почему-то совершенно не хотелось двигаться дальше. Тьма вокруг была настолько неестественно глубокой, что, казалось, готова поглотить любого, кто рискнет в нее погрузиться.

— Свет включается персональным пультом, который имеется у каждого члена экипажа, — объяснил Сергей. — Или из командного центра.

Поставив слайд на ребро, Герда повела им слева направо, освещая носовым фонарем внутреннее пространство. Из темноты выплывали и снова исчезали округлые бока стоящих ровными рядами спасательных ботов.

— Всё на месте. Команда не пыталась бежать с корабля.

— Однако здесь ее тоже нет.

— Эй, не начинайте снова! Мы здесь не за тем, чтобы разгадывать тайны. У нас слайдинг!

Перебирая руками скобы на стене, Сергей подплыл к двери, ведущей в глубь корабля, и дернул ручку. Дверь легко откатилась в сторону. Прежде чем вернуться, он включил фонарик на запястье и выглянул. Проход по другую сторону двери был достаточно широким, чтобы в нем могли разойтись двое человек. Правда, для этого одному из них пришлось бы прижаться к переборке. Сергей посветил фонариком сначала в одну сторону, затем в другую. Не встречая преграды, свет фонаря скользил по стенам и тонул в темноте.

— Все в порядке. — Сергей вернулся к остальным. — Переборки между отсеками открыты.

— Это очередное свидетельство того, что аварийной ситуации на корабле не было, — не преминула заметить Герда.

— На всякий случай, чтобы не было недоразумений, несколько напоминаний. Катаемся парами: я — с Сергеем, Герда — с Джеффом. Во время слайдинга связь только внутри пар. У нас с Сергеем — первый канал, у Герды с Джеффом — второй. В случае возникновения нештатной ситуации — общая связь по третьему каналу, как сейчас. Герда с Джеффом работают в носовой части корабля — это направо по коридору. У вас — мостик, командный центр, рекреационная зона, жилые помещения. Мы с Сергеем — в кормовой. Соответственно, налево. Там тоже находятся жилые каюты, а также машинное отделение, технические и вспомогательные службы, медицинская часть. На все про все у нас тридцать минут. Так что времени попусту не теряем. То есть, — указательный палец направлен на Герду, — собираем сувениры, а не пытаемся разгадать тайну исчезновения экипажа «Дельта-Гермеса».

Герда коротко кивнула.

— В случае возникновения проблем — любых проблем! — немедленно сообщайте по общей линии. Джефф, ты с нами впервые, так что эта информация главным образом для тебя: мы не рискуем попусту!

— Ты мне это уже говорил.

— И повторяю еще раз: никакого глупого ухарства! Мы просто развлекаемся. Пара все время должна иметь между собой визуальный контакт. В случае его потери — немедленная общая связь. Наши кислородные датчики настроены так, чтобы подать звуковой сигнал, когда воздуха останется ровно на пять минут. Где бы вы в этот момент ни находились и чем бы ни занимались, начинайте двигаться к точке встречи. Пяти минут достаточно для того, чтобы добраться сюда из любого конца корабля — если не возникнет непредвиденных проблем, вроде завалов, запертых дверей или поломки слайда. Возникла проблема — немедленно сообщить о ней по общей связи. Если одна пара вернулась на место встречи, а другой в назначенное время нет, следует немедленно перебраться на глиссер и вызвать спасателей. Хотя, скорее всего, смысла в этом уже не будет… Так что главное требование — это предельная осторожность и постоянный контакт со своим напарником. Все ясно?

— Да.

— Вопросы?

— Нет.

— Вспомогательные баллоны — на стену.

Слайдеры распределились вдоль стены, берущей начало от шлюза. Большие кислородные баллоны, прежде закрепленные на слайдах, с помощью магнитных захватов зафиксировали на переборке.

— Готовы?

— Да.

— Переключаемся на основные баллоны — и вперед!

Чего Джеффри никак не ожидал, так это того, что двигаться по переходам брошенного, погруженного во мрак корабля будет настолько жутко. Разумом он понимал, что бояться вроде бы нечего. Но какая-то совершенно необъяснимая, инфернальная жуть то и дело пробегала холодком по позвоночнику, отдавалась дрожью в суставах и заставляла оглядываться по сторонам. Размытые пятна от света фонарей, скользящие по полу и стенам, вкупе с невесомостью создавали ощущение нереального, вывернутого наизнанку пространства, похожего на то, что придумали Калаби с Яу. У Джеффри могло бы возникнуть желание махнуть на все рукой, в том числе и на то, как посмотрят на него после этого новые товарищи, и повернуть назад. Но Герда на своем слайде, занявшая на правах ветерана позицию ведущего, уверенно и с хорошей скоростью продвигалась вперед. Сосредоточившись на том, как бы не отстать, Джеффри почти забыл обо всем остальном. В конце концов, коридор, по которому они двигались, мало чем отличается от слайд-трека. Разве что темный.

— Где мы сейчас? — не останавливаясь, спросила Герда.

Джеффри посмотрел на гибкий дисплей, обернутый вокруг запястья.

— Зона «Семь-А». Каюты экипажа.

— В них мы ничего искать не станем.

— Почему?

— Потому что это личные каюты. Там личные вещи…

Джеффри надавил левой рукой на тормоза.

— Что?

Герда притормозила и развернула слайд. Ровно на столько, чтобы посмотреть назад.

— Давай только заглянем.

— Зачем?

— А вдруг здесь то же, что и на тех кораблях, о которых ты рассказывала?

— То есть?

— Не глупи. Только время потеряем.

— А мы быстро.

Джеффри направил носовой фонарь на ближайшую дверь. На табличке: «Лейтенант У.Цинк».

— Табличку тоже брать не станем?

— Нет.

Герда ногой толкнула дверную ручку. Дверь легко откатилась в сторону, и за ней открылся темный провал. Ожидая увидеть все, что угодно, Джеффри направил внутрь свет носового фонарика. Насколько можно было судить при беглом осмотре, в каюте все на своем месте. Гамак с тонким матрасом, стенной шкафчик с плотно закрытыми дверцами, откидной столик и вращающийся стул с крепящимися к полу ножками. На столе — толстая тетрадь или книга, прижатая зажимом, и прозрачный пенал с канцелярскими принадлежностями. Никакой мистики. Никаких загадок.

— Катим дальше!

Герда захлопнула дверь.

— Через две переборки будет рекреационный сектор. Комната для релаксации, спортивный зал и бассейн.

— Вот туда и заглянем.

Дверь в рекреационный сектор оказалась заперта. Герде пришлось поковыряться в замке отмычкой. Много времени это не заняло, благо замок оказался не хитрый, а некоторый опыт в этом деле у Герды имелся.

Едва свет фонарей упал в створ открытой двери, как оба слайдера невольно подались назад. Закрывая дверной проем, перед ними висело странное, бесформенное образование, тускло, будто из самых глубин, отражающее падающий на него свет. Оно медленно покачивалось, словно не решаясь двинуться вперед, но и не собираясь сдавать назад. Немного воображения — и можно увидеть в нем живое существо. Допустим, не агрессивное, но настроенное так, что сразу и не поймешь, что оно собирается делать.

— Кисель с молоком!

Герда резко развернула слайд и с размаха ударила ладонью по тому, что находилось за дверью.

Огромный бесформенный пузырь лопнул и рассыпался на два или три десятка мелких. Герда стряхнула с пальцев повисшие на них капли воды и заглянула внутрь помещения. Все внутреннее пространство отсека оказалось заполнено большими и маленьким водяными пузырями, неспешно, плавно перетекающими с места на место. Зрелище было завораживающее. Им можно было любоваться без конца, как летящими в ночное небо искрами костра.

— Зря только время потеряли! — Герда в сердцах хлопнула дверью. — Должно быть, когда отключилась гравитация, бассейн был заполнен водой!

— Выходит, никто не был к этому готов?

— Или никому до этого не было дела.

Герда резко развернула слайд, до предела вдавила клавишу скорости и полетела вдаль по коридору. Джеффри рванул следом за ней.

— Куда мы теперь?

— У нас осталось тринадцать минут! Катим прямиком на мостик! Там наверняка что-нибудь найдем!.. Вот! — Герда на скорости мазнула по стене светящимся маркером. — Сними бирку! А потом сразу за мной!

Джеффри резко затормозил у отметки.

К боковой переборке была приделана пластиковая бирка с эмблемой корабля и датой первого выхода из дока. Что ж, неплохая добыча. Герда молодец, сам бы он бирку, наверное, не заметил. Из закрепленной на поясе сумки Джеффри достал кусачки, аккуратно срезал клепки и спрятал находку вместе с инструментом.

К этому времени свет Гердиного фонаря исчез вдали. Джеффри стабилизировал слайд, собираясь последовать за ней. Но, прежде чем двинуться, он зачем-то оглянулся. Может быть, хотел убедиться, что темнота не смотрит ему в спину тысячью глаз. К своему удивлению, слайдер увидел тусклый свет в конце коридора. Сам не зная, зачем это делает, Джеффри автоматически погасил фонарь своего слайда. Свет в конце коридора стал отчетливым. Фонари. Не один, а по меньшей мере три. Значит, это не Сергей с Вадимом, зачем-то появившиеся здесь.

Кто же тогда?

— Герда, — негромко позвал Джеффри.

— Я в командном центре, — тут же отозвалась девушка.

— Здесь кто-то есть.

— Шутишь?

— Нет. Я вижу свет фонарей.

Герда среагировала моментально.

— Перехожу на общую частоту. Сергей! Вадим! Вы следуете за нами?

— Нет. А в чем дело?

— Кто-то движется за нами с включенными фонарями.

— Что?!..

— Я не шучу. Джефф, ты выключил свой фонарь? Сможешь добраться до меня, не включая его?

— Попробую.

— Герда! Джеффри! Что там у вас?

— Кроме нас на корабле находится кто-то еще!

Джеффри осторожно, плавно тронулся с места. Он двигался вперед в полной темноте, полагаясь только на интуицию. В принципе, это было не очень сложно. Нужно только держать слайд прямо…

Прямо…

— Я здесь!

Герда поймала его за локоть и потянула в сторону.

— Как ты меня увидела?

— Налепила на маску дак-фильтр. У тебя тоже должен быть в сумке.

Верно!

Джеффри двумя пальцами выудил из бокового кармашка самоклеющуюся пленку фильтра ночного видения, сорвал подложку и налепил на маску. Вышло чуть кривовато, но зато стало видно, что происходит вокруг. Может быть, не совсем все, но распластавшуюся на слайде Герду он видел отчетливо.

Джеффри осторожно выглянул в дверной проем.

По коридору, совершенно не таясь, шли люди. Фонари у них были такие яркие, что дак-фильтр не сразу среагировал, и Джеффри пришлось на несколько секунд закрыть глаза. Открыв их, он смог прикинуть примерное число гостей: человек восемь или десять. Одеты в одинаковые форменные скафандры повышенной защиты с треугольными нашивками на рукавах.

— Кто это такие, черт возьми? — шепотом спросил Джеффри.

— Служба Контроля, — так же тихо ответила Герда.

— Кто? — задал вопрос Вадим.

— Спецслужба, в задачи которой входит помощь при нештатных ситуациях. Например…

— Я знаю, — резко оборвал ее Вадим. — С чего ты взяла, что это контролеры?

— У них на рукавах шевроны с эмблемой СК.

Джеффри удивленно посмотрел на Герду. Та в ответ помахала зажатым в руке портативным электронным биноклем.

— Я их тоже вижу, — раздался голос Сергея.

— Что они здесь делают?

— Хороший вопрос.

Джеффри и Герда снова выглянули в коридор. Люди с фонарями были заняты каким-то своим делом. Слайдеров они не заметили. И им дела не было до того, что происходит вокруг. Время от времени они останавливались и крепили на стены небольшие серые коробочки с тускло мерцающими индикаторами. Пока одни делали свое дело в коридоре, другие ненадолго заходили в каюты. Потом снова выходили, менялись местами, переходили на другие позиции и доставали из сумок новые серые коробки.

— Нужно уходить, — подал голос Вадим. — Немедленно!

— Как? — спросила Герда.

Джеффри повел пальцем по дисплею на запястье. На экране загорелся план «Дельта-Гермеса».

— Из командного пункта есть выход на вторую палубу, ту, что над нами. Если контролеров там нет, мы сможем, прокатившись через научную лабораторию, изолятор и криокамеру, выйти к трапу, ведущему вниз. Спустившись по нему, окажемся чуть дальше входа в ангар со спасательными ботами. И, если там нет охраны, мы сумеем незаметно пробраться в ангар.

— Отлично, действуйте!

— А вы как?

— Тут неподалеку есть шлюз. Вылезем через него и доберемся до аварийной палубы вдоль борта.

— Может, вам сразу вернуться на глиссер?

— Кислорода не хватит.

Джеффри посмотрел на счетчик: кислорода в баллоне оставалось чуть больше, чем на пять минут. Для того чтобы вовремя добраться до аварийного ангара, двигаться придется на предельной скорости.

— Как у тебя? — спросил он Герду.

Та все поняла.

— Пять двенадцать.

— Вперед!

Джеффри включил фонарь на носу слайда. Конечно, опасно — так их могли заметить, — но быстро двигаться в полной темноте, ориентируясь лишь по расплывающимся контурам, что воспроизводил дак-фильтр, было невозможно. Зависание изображения даже надолго секунды, неизбежное в процессе декодирования, могло привести к аварии.

В ушах раздался резкий писк. Пять минут.

Выход на вторую палубу представлял собой вертикальную трубу с двумя металлическими поручнями. Сначала выбралась Герда. Джеффри передал ей слайды и вылез следом. Они оказались на небольшом пятачке, от которого в разные стороны расходились три коридора. Выглянув в один из них, Герда тут же отшатнулась назад.

— Они уже здесь, — сообщила она и посмотрела на счетчик.

Времени оставалось в обрез. Выбирать новый маршрут было бы чистым самоубийством.

— Герда? У вас проблемы? — спросил Сергей.

Джеффри выглянул в проход, рядом с которым на стене была нарисована пиктограмма, обозначающая научную лабораторию.

— Здесь пока чисто. Герда, быстрее!

Он покрепче ухватился за поручни слайда и «газанул». Слайд сорвался с места и понесся по коридору. Джеффри сосредоточил все внимание на том, чтобы не проскочить мимо нужного поворота.

— Впереди! — крикнула Герда.

Джеффри тоже видел свет фонарей в глубине коридора. Но он уже заметил и поворот, за которым находилась нужная дверь.

— Успеем!

Он погасил фонарь и еще крепче прижал клавишу к поручню. Хотя смысла в этом не было, слайд двигался на предельной скорости. Мысленно сосчитав до шести, он надавил клавишу тормоза и изо всех сил потянул на себя правый поручень. Получилось! Слайд развернулся почти на месте и точно вписался в левый проход, лишь слегка, самым краем левого крыла зацепившись за угол. Он тут же включил фонарь на запястье и увидел прямо перед собой Герду. Они находились так близко друг к другу, что едва не соприкасались масками. Да уж, следовало отдать должное этой девчонке: гонять на слайде она умела.

— Они нас заметили?

— Может быть.

Джеффри развернул слайд, наклонился и потянул за ручку дверь лаборатории. К счастью, та оказалась не заперта. Герда, наверное, смогла бы вскрыть замок отмычкой, но это займет время. А у них сейчас не было ни одной лишней секунды.

— Ребята, где вы?

— В лабораторном отсеке!

— Мы выходим из корабля. Так что какое-то время связи с нами не будет.

— Ясно.

Слайды с включенными фонарями стремительно скользили мимо длинных лабораторных столов, стеллажей с уснувшими, должно быть навсегда, приборами, мимо сенсорных экранов, вспыхивающих отраженными отсветами проносящихся мимо огней. Притормаживать приходилось лишь возле прозрачных двухстворчатых дверей, разделяющих лабораторные помещения. Фотоэлементы не работали, и нужно было ногой оттолкнуть одну из дверных створок. Изолятор, вход в который был отделен от третьей лаборатории коротким тамбуром, представлял собой узкий коридор с тремя запертыми дверями по левой стороне. Джеффри пришлось задрать нос слайда к самому потолку, чтобы не врезаться в очередную дверь, возникшую перед ним. Там находился коридор, по крутой дуге огибающий какое-то подсобное помещение и упирающийся в дверь криокамеры. Замка на двери не было, но она оказалась закрыта на пару хитроумных защелок, с которыми пришлось повозиться.

Внутри криокамеры находились три ряда ячеек для хранения био-образцов, расположенные вдоль правой стены, три застекленных бокса и два металлических стола, накрытых пластиковыми колпаками. Первый стол был пуст — лишь вспыхнули на миг-другой, скользнув по металлической плоскости, огни фонарей. Но на втором под колпаком находилось нечто такое, что заставило Герду нажать на клавишу тормоза и, упершись ногами в стремена, потянуть на себя поручни. Слайд с седоком перевернулся вверх днищем. И замер, зависнув над прозрачным пластиковым колпаком, под которым находилось то, чему не существовало названия. Что это могло быть? Живое существо или некое неорганическое природное образование? Больше всего оно напоминало гигантскую раздавленную медузу. С той лишь разницей, что было абсолютно черным. Тело, распластанное под колпаком, поглощало все фотоны, попадающие на его поверхность, а потому, казалось, не имело объема. Оно лепилось к металлической поверхности стола, будто нелепая фигура, вырезанная из черной бумаги. Но при этом — Герда готова была поклясться! — оно двигалось. Не перемещалось с места на место, а как будто перетекало в пределах заданной формы. Это было нечто макабрическое. От одной только мысли о том, что ты не в состоянии понять, что перед тобой, становилось жутко, пальцы рук начинали подрагивать, а икры сводила судорога.

— Герда! — обернувшись, крикнул Джеффри. — Ты что там застряла?

— Джефф… — Герда быстро провела языком по внезапно пересохшим губам. — Ты должен на это взглянуть…

— Это ты взгляни на счетчик! Дышать надоело?

В этом он прав: времени уже почти не оставалось.

Герда все еще содрогалась от необъяснимого, противоестественного ужаса, но ее тело само знало, что нужно делать. Оттолкнувшись ногой от потолка, она вместе со слайдом легла на бок и одновременно включила движок. Слайд полетел к двери, едва не касаясь стены.

Неподалеку от двери находился вертикальный колодец с трапом, ведущий на первый уровень. Джеффри бросил взгляд на счетчик: времени меньше минуты. Прижавшись всем телом к слайду он надавил на поручни и резко дернул вверх стремена. Слайд перевернулся носом вниз и на полной скорости нырнул в круглый колодец. Джеффри едва не взвыл от боли, зацепившись коленом о перекладину трапа. И все же ему удалось сохранить равновесие и на выходе из пике вернуть слайд в горизонтальное положение. Но, оказавшись в коридоре, который должен был привести их к аварийному шлюзу, Джеффри вдруг с ужасом понял, что не может сориентироваться и понять, в какую сторону двигаться дальше?

— Что встал?

Герда оттолкнула его плечом и рванула вперед по коридору. Джеффри ничего другого не оставалось, как только последовать за ней, надеясь: девчонка понимает, что делает.

— Мы уже на месте! В ангаре! Джефф! Герда! Где вы?

— На подходе!

— Кислород есть?

— Я же с тобой разговариваю…

Впереди замелькали фонари. Теперь они определенно светили в их сторону. А значит, слайдеров не могли не увидеть. Но выбора у них уже не оставалось. Так же, как и воздуха.

Следом за Гердой Джеффри влетел в предупредительно открытую дверь ангара. Вадим поймал его за локоть и протянул шланг с переходником. Сергей помогал девушке перейти на вспомогательный баллон с кислородом.

— Надо убираться отсюда! — Джеффри закрепил баллон на слайде. — Немедленно! Контролеры в коридоре!

— Нас тут больше ничего не держит.

Вадим подтолкнул его в сторону шлюза.

Выбравшись из корабля, слайдеры на предельной скорости рванули в направлении зачаленного на астероиде глиссера. Что, впрочем, нисколько не мешало им обмениваться впечатлениями. Казалось, все уже позади. Теперь уж точно. Все целы — это главное. А что сувениров почти нет — так это ерунда! Зато впечатлений куча! Страшное напряжение последних нескольких минут сменилось безудержным, почти истеричным весельем. Все говорили одновременно и хохотали без удержи, взахлеб.

Оказавшись внутри глиссера, слайдеры первым делом избавились от скафандров. Сергей прыгнул в кресло перед пультом и включил круговой обзор. Как и прежде, большую часть экрана заполняли бесформенные каменные глыбы. Никаких заметных изменений в их размещении не произошло. Да и с чего бы?

— Ладно, — Сергей включил режим предстартовой подготовки. — Убираемся отсюда!

— Постой! — поймал его за руку Вадим. — Корабль СК где-то поблизости!

— Ну и что?

— Они засекут нас, как только мы войдем в режим перехода.

— Верно.

— Ну и что? Они уже видели нас на «Дельта-Гермесе».

— Они не знают, кто мы. А если они сядут нам на хвост…

— Зачем мы им нужны? Мы ничего не сделали. Я лишь одну бирку отодрать успел!

Джеффри кинул на консоль пластиковый прямоугольник с эмблемой «Дельта-Гермеса».

— У нас пара авторучек с логотипом и пластиковый подстаканник. Вадим показал свою добычу.

— Так, кто выиграл? — лукаво прищурилась Герда.

— Ну, вообще-то у нас три предмета…

— Да, но это всего лишь одноразовые авторучки и пластиковый подстаканник.

— Эй, эй! — замахал руками Сергей. — Мы еще не дома!

— Сергей, ты можешь определить местоположение корабля СК?

— Естественно, — Сергей хмыкнул и включил автоматический поиск корабельного маяка в радиусе ста километров.

Через минуту, когда поисковик выдал отрицательный результат, он расширил зону поиска до двухсот километров. Чуть погодя — до трехсот. На большем расстоянии поисковик в автоматическом режиме не работал. Можно было попытаться провести выборочный ручной поиск в узком секторе пространства. Но, скорее всего, в этом не было смысла.

— У них отключен маяк.

— Да брось ты! — не поверил Вадим.

— А что? У нас ведь он тоже отключен.

— Конечно! Мы же не хотим, чтобы нас обнаружили.

— А может, они тоже не хотят.

— Это ведь Служба Контроля! Они не от кого не скрываются!

— Если им нечего скрывать, — произнесла Герда.

Трое парней разом посмотрели на девушку.

— Что ты имеешь в виду?

— Контролеры неслучайно оказались здесь.

— Ну да.

— Какую опасность представляет собой брошенный экипажем корабль?

— Быть может, они хотят выяснить причину случившегося? Понять, что произошло?

— Во-первых, это не их задача. СК занимается конкретными проблемами: стихийные бедствия, техногенные катастрофы, угрозы терроризма. Расследование таинственных, необъяснимых случаев не входит в сферу их деятельности. Во-вторых, на «Дельта-Гермесе» слишком много людей в форме СК. И они не просто осматривают корабль, а заняты какой-то работой. В-третьих, «Дельта-Гермес» должны завтра отбуксировать в закрытый док. Почему нельзя было подождать всего один день.

— То есть ты хочешь сказать…

— А вдруг на «Дельта-Гермесе» находится что-то, чего никто не должен видеть? — произнесла Герда.

— Например?

— То, что я видела в криогенной камере.

— И что это было?

— Не знаю… — Герда почувствовала, как по спине снова пробежал холодок. Как в тот момент, когда она зависла над пластиковым колпаком, под которым разливалось пятно непроглядного мрака, по сравнению с которым тьма космоса казалась белым днем. Девушка зябко передернула плечами. — Что-то жуткое…

— Джефф, ты тоже это видел?

— Нет, — качнул головой Джеффри. — Я проскочил мимо… Время было на исходе, и я не стал возвращаться.

— Так! — Вадим кивнул Герде. — Ты что-то видела, но не знаешь что? И почему же ты думаешь, что контролеры прилетели сюда именно за этим?

— Не знаю, — пожала плечами Герда. — Я только предположила…

— Предполагать можно все, что угодно. Например, СК решила устроить пикник на борту «Дельта-Гермеса». Или…

Вадим не успел закончить начатую фразу. Глиссер тряхнуло так, что всем пришлось ухватиться за поручни, а Джеффри, не успевший сделать это, отлетел к дальней переборке.

— Черт возьми! Что происходит?

— С нашим астероидом столкнулся другой!

Сергей ткнул пальцем в обзорный экран. Все поле астероидов пришло в движение. Огромные каменные глыбы сталкивались друг с другом, словно бильярдные шары, и разлетались в разные стороны.

Глиссер еще раз тряхнуло. Чуть слабее, чем в первый.

— А что, если не выдержат захваты?

— Да? Ты лучше подумай, что произойдет, если в следующий раз астероид ударит с той стороны, где мы зачалены!

— Нас расплющит в лепешку.

— Вот именно!

— Валим отсюда!

— Немедленно!

Сергей сбросил захваты и на небольшой скорости начал отводить глиссер в сторону от парящей в пустоте каменной горы.

— Быстрее.

— Не могу.

Прямо на них летел огромный астероид, похожий на грубо вытесанный каменный топор.

— О черт!..

Сергей переключил двигатель в режим форсированного разгона и начал совершать маневр уклонения.

— Быстрее!

— Не уйдем…

— Спокойно!

Глядя на изъязвленную поверхность астероида, который занимал уже почти всю плоскость экрана, Джеффри невольно втянул голову в плечи. И тут произошло невообразимое. Между глиссером и астероидом пролетел фрагмент обшивки космического корабля с эмблемой «Дельта-Гермеса». С рваными краями, будто выдранный какой-то чудовищной рукой из корпуса.

— Видели! — воскликнула Герда.

— Что происходит, черт возьми!

— Контролеры взорвали «Дельта-Гермес»!

— Это безумие!..

Глиссер прошел над самой поверхностью астероида, едва не чиркнув по камню боковым стабилизатором. Впереди было открытое пространство. Не теряя времени, Сергей перевел двигатель глиссера в режим перехода.

Негромкий перестук моросящего дождика гармонично дополнял мягко льющиеся из динамиков звуки психо-фанка. Временами сквозь рваную серую облачность проскальзывали лучи солнца. И тогда водяные разводы на крыше «Аквариума» начинали играть и переливаться всеми цветами радуги.

— Просто в голове не укладывается! — Двумя пальцами, сложенными вместе, Сергей стукнул себя по виску. — Контролеры взорвали «Дельта-Гермес»!

— Смотри! — Герда передала Сергею планшет. — Я почистила видеозапись, которую сделала на корабле.

— Все равно почти ничего не видно.

— Смотри внимательно! Видишь, что они делают?

— Что?

— Устанавливают заряды!

— Или расставляют ящики с апельсинами, — Сергей кинул планшет на стол. — Это видео ничего не доказывает. Оно могло быть снято, где угодно. Как можно доказать, что это «Дельта-Гермес»?

— И опознавательных знаков СК тоже не разглядеть.

— Но мы же знаем, что это были они!

— Знаем. И что с того? Кто нам поверит? Где доказательства, что мы вообще были на борту «Дельта-Гермеса»?

— Как насчет этого? — Джеффри показал бирку с эмблемой «Дельта-Гермеса».

Вадим состроил кислую мину.

— Дешевая подделка, купленная в магазине фэйк-сувениров. У них можно обзавестись даже болтами от спускаемой капсулы «Востока-Один». — Человек стоял возле единственного свободного стула у стола, занятого компанией слайдеров. Никто и не заметил, как он подошел. Он был одет в светло-серый костюм модного покроя. Под пиджаком — белая майка без воротника. Руки сложены внизу живота. Голова опущена, так что прядь светло-русых волос падает на глаза.

— Вы позволите? — рукой, затянутой в узкую серую перчатку, незнакомец указал на спинку стула.

Он отодвинул стул, сел, положил руки на стол, взмахом головы откинул прядь волос с лица и посмотрел на слайдеров. На вид ему было около сорока. Выражение лица невозмутимо-спокойное. Взгляд холодный и колючий. Уверен в себе на все сто. И держал себя так, будто уверенность — это его законное право.

— Кто ты такой? — набычившись, посмотрел на незнакомца Вадим.

— Ах, да, — незнакомец улыбнулся одними губами. — Забыл представиться.

Он достал из кармана пластиковую карточку, положил на стол и кончиком пальца чиркнул по краю. Над карточкой всплыла и засияла трехмерная эмблема Службы Контроля.

Самым удивительным было то, что в этот момент никто не упал со стула. И даже ни один стакан с квасом не опрокинулся.

Незнакомец прихлопнул ладонью парящую над столом эмблемку и спрятал карточку в карман:

— Есть вопросы?

— Да! — дерзко вскинула подбородок Герда. — Что вам от нас нужно?

— Плохой вопрос, — качнул головой контролер. — Поэтому и отвечать на него я не стану.

— Может, вы не за тот столик сели? — робко предположил Сергей.

— А это уже просто глупо, — контролер недовольно сдвинул брови. — Вы знаете, что мне нужна именно ваша компания.

— Послушай, дружище, — натянуто усмехнулся Вадим. — Мы первый раз тебя видим.

— Точно, — кивнул контролер. — И для вас же будет лучше, если эта встреча окажется последней. Поэтому давайте прямо сейчас решим все вопросы. Быстро и четко. Идет?

— Какие вопросы? — непонимающе посмотрел на контролера Джеффри.

— Позволь-ка, — не дожидаясь ответа, контролер выдернул из руки Джеффри бирку с эмблемой «Дельта-Гермеса», которую тот пытался спрятать, прижав ладонью к столу. — Так я и знал, — он усмехнулся и взмахнул зажатой между пальцами пластиковой полоской. — Дешевая подделка, — он посмотрел на Джеффри. Ты не возражаешь? — И, снова не дожидаясь ответа, сунул бирку в карман. — А это что? — Он подтянул к себе планшет. — Любительская киносъемка. Совсем ничего не видно. Такое и хранить не стоит, — он вызвал меню и коснулся пальцем кнопки «удалить». — Ну, что у вас еще есть для меня?

— Больше ничего.

— Не верю.

Сергей по столу пустил в сторону контролера авторучку.

Тот посмотрел на нее, усмехнулся и кинул обратно.

— Это можешь оставить себе. Еще?

Сергей показал другую авторучку.

— И все? — недоверчиво прищурился контролер.

— Вот, блинов хочешь? — Вадим толкнул по направлению к контролеру тарелку с блинами.

Тот даже бровью не повел.

— Нет, спасибо. Предпочитаю менее калорийную пишу.

— Ну, — Вадим развел руками. — Как говорится, каждому свое!

— Именно! — неожиданно улыбнулся контролер. — Лучше и не скажешь. Поэтому имейте в виду: если вы что-то от меня утаили, то лучше запрячьте куда подальше и больше никогда не доставайте. Если один из тех сувениров, поддельных разумеется, вдруг где-то выплывет, у вас будут крупные неприятности.

— Простите, — чуть подался вперед Джеффри. — Я не понял. Вы нам угрожаете?

— С чего бы вдруг? — удивленно вскинул тонкие брови контролер. — Но я надеюсь, что разговариваю с разумными людьми. Которые понимают, что из-за глупой детской игры не стоит ставить под удар всю свою дальнейшую жизнь и карьеру. — Он на секунду задумался, после чего уверенно кивнул: — Да, именно так!

— Забери! — Вадим кинул контролеру пластиковый подстаканник.

Тот взял предмет двумя пальцами, внимательно осмотрел со всех сторон и удовлетворенно кивнул. Достав из кармана бумажный пакет, он развернул его, расправил и аккуратно уложил в него подстаканник.

— Что ж, — контролер посмотрел на слайдеров весело и почти по-дружески. — Был рад с вами познакомиться. И надеюсь, что впредь мы больше не увидимся.

— Можно вопрос? — подняла руку Герда.

— Да? — удивленно посмотрел на нее контролер.

Ему как будто не верилось, что кто-то хочет, чтобы он задержался еще на какое-то время.

— Что произошло с «Дельта-Гермесом»?

— Простите? — контролер чуть наклонил голову к плечу. Взгляд его выражал почти искреннее непонимание.

— Космический корабль «Дельта-Гермес». Дальний поиск. Темная Зона.

— Да-да, — быстро кивнул контролер. — Что-то такое припоминаю… Так о чем вы спрашиваете?

— Что случилось с «Дельта-Гермесом»?

— Этого никто не знает, — покачал головой контролер. — «Дельта-Гермес» не вернулся.

— Вы шутите? — воскликнул Джеффри.

— Желаю успехов в учебе.

Контролер поднялся на ноги, взял со стола пакет с подстаканником, задвинул стул на место и быстро, не оборачиваясь, пошел к выходу.

Четверка слайдеров провожала его взглядами до тех пор, пока за ним не закрылась стеклянная дверь.

— Кто мне скажет, что это значит? — тихо спросил Вадим.

— Это значит, что нам страшно повезло, — Сергей сделал глоток кваса.

— А собственно, что он мог нам сделать? — посмотрел на приятеля Вадим.

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Но мне что-то не хочется снова с ним встречаться.

Какое-то время они сидели молча. Не хотелось ни есть, ни пить. Такое чувство, как будто их облили помоями.

— Так что все-таки случилось с «Дельта-Гермесом»?

Трое ребят удивленно уставились на девушку, задавшую вопрос.

— Ты ничего не поняла?

— Нет.

Сергей подцепил блин на вилку.

— Этого никто не знает и никогда не узнает.

Он тяжело вздохнул и бросил блин на тарелку.

— Мы были на «Дельта-Гермесе»! Он вернулся из Темной Зоны!

— Этот тип сказал, что у нас могут возникнуть серьезные проблемы…

— Тебя это пугает?

— Ну, в общем, да.

— А меня — нет!

— Ну и что с того? У нас нет никаких доказательств того, что мы там были. Кроме авторучек, которые контролер не стал забирать. А значит, как доказательство они ничего не стоят. Что мы можем рассказать?

— Мы видели, как контролеры взорвали «Дельта-Гермес»!

— Кто нам поверит?

— Ну, а если будут доказательства?

— Какие?

— Вы готовы?

— К чему?

— Идти до конца.

Вадим откинулся на спинку стула и задумчиво постучал пальцами по краю стола. Сергей поставил руки локтями на стол и положил подбородок на ладони. Джеффри воткнул вилку в блин и принялся крутить, как будто это был не блин, а спагетти.

— Я согласен, — сказал он.

— Мне все это страшно не нравится, — пробормотал Сергей.

— Что именно? — покосился на него Вадим.

— То, что творят контролеры. Я не понимаю, в чем тут дело, но… Так нельзя! Нельзя говорить всем, что «Дельта-Гермес» не вернулся из Темной Зоны, когда он был здесь!

— Какие будут предложения? Заведем свой сайт, в котором станем разоблачать происки СК? Или сразу пойдем в Инфо-Центр?.. Правда, над нами там только посмеются, а потом выставят.

— С этим — не выставят!

Герда положила на стол руку, в пальцах которой оказалась зажата серебристая пластинка. Сквозь небольшое отверстие в уголке была продета тонкая титановая цепочка.

— Что это?

— Думаю, бортовой журнал «Дельта-Гермеса»?

— Брось!

— Откуда он у тебя?

— Я добралась до командного центра раньше Джеффри. И пока он там ковырялся, прошлась по панели пульта управления, нашла вставленный в слот накопитель и взяла его, — Герда перевернула пластинку тыльной стороной. — Видите? Здесь эмблема «Дельта-Гермеса» и его бортовой номер. Значит, это не чей-то личный дневник, а бортовой журнал.

— Ты должна была отдать его контролеру! — Вадим взмахнул рукой, пытаясь схватить накопитель, но Герда откинулась на спинку стула и прижала руку к груди. — Он прямо сказал: нас ждут крупные неприятности.

— А ты не думаешь, что с бортовым журналом «Дельта-Гермеса» мы сами можем создать ему кучу проблем?

Вадим сделал глубокий вдох и медленно провел ладонью по лицу.

— А нам это надо?

Он посмотрел на Сергея.

Тот молча пожал плечами.

— Герда?

— Что?

— Нам нужны проблемы?

— Тупой вопрос!

— Джефф, что ты думаешь?

— Я уже сказал.

— Тогда ты еще не видел бортовой журнал.

Джеффри посмотрел на девушку.

— Герда, я так понимаю: ты еще не просматривала накопитель?

— Нет.

— Почему?

— Я подумала… — Герда на секунду запнулась. — Я подумала, мы должны сделать это вместе.

— Вот тебе и ответ, — Джеффри вилкой указал на Вадима. — Мы должны либо вместе попытаться выяснить, что же произошло на самом деле, либо прямо сейчас выбросить этот накопитель. Чтобы его больше никто никогда не нашел.

— Это бы устроило контролера, — невесело усмехнулся Сергей.

— А как на счет нас? — спросил Джеффри. — Нас это устраивает?

— Ребята! — Герда положила на стол кулаки; в левом был зажат бортовой журнал «Дельта-Гермеса». — Джеффри прав. Мы можем прямо сейчас раз и навсегда избавиться от этого накопителя и от всех связанных с ним проблем. Но что потом?.. Вряд ли мы станем снова кататься вместе. Случайно встречаясь, мы будем стыдливо отводить взгляды, боясь вспоминать о том, как нас до смерти напугал какой-то придурок в сером костюме!

Когда требовалось, Герда умела быть убедительной.

Но свой выбор каждый делает сам.