«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

II. Гнилость массы

1. Когда говорят о массе или о массах, то обыкновенно разумеют преимущественно низшие, наиболее широкие слои. В настоящее же время при слове масса возникнет, конечно, мысль только о пролетариях, т. е. главным образом о наемных рабочих, будет ли это городское, фабричное, или сельское, земледельческое население. Но мы должны наперед уже указать здесь, что попытки смешения классов, о которых мы напомнили в предыдущем отделе, ясно рисуют иную картину массы, более широкую, даже всеобъемлющую. Все, что могли заполучить где-нибудь демагоги, объединено в один массовый тип с целью образования партии. Таковы мещане и низшие служащие и даже такие официальные чиновники, которые партией отдаются в распоряжение массы, раз они соблазнились сделать малейший шаг в этом направлении и, например, согласились оказывать поддержку в тайных выборах там, где массовое избирательное право уже в обычае.

Поэтому едва ли возможно всегда провести здесь резкие границы. Логическая связь изложения сама должна всегда показать, что нужно разуметь под известным выражением масса. И так как у нас темой служит начинающаяся гнилость масс, в первых стадиях которой мы находимся, то не особенно важно, будут ли понимать массу несколько шире или несколько уже. Гнилость сословий, высших и наивысших, – старая тема, давно уже разобранная нами в прежних сочинениях, с нашей критической точки зрения. Но ведь после верхов и обычных господствующих общественных слоев и широкая основа общества, его фундамент, также заслуживает осмотра в смысле гнилости и порчи или, по меньшей мере, в смысле расстройства.

Нельзя уже более отрицать начинающейся порчи широкой основы общества, с тех пор как с присущей ей грубостью и с первобытными, так сказать, задатками испорченности сочеталась еще зараза, исходящая от разложения нравственности и интеллекта высших слоев. Именно социал-демагоги сделали все от них зависящее, чтобы в низших классах поощрить подражание дурным сторонам образа жизни высших классов и заразить их жаждой рафинированных наслаждений. Таким образом, скоро получится одна общая каша довольно однородных экстравагантностей. А чего недостает низшим слоям в средствах и что ограничивает для них интенсивность и утонченность дурной жизни, то они возместят широтой распространения и заменять топорностью.

Итак, нет никакого основания особенно заботиться о различении обоих понятий о массе. Возрастающее смешение классов в сфере дурного есть факт, и даже там, где это ведет к взаимному утоплению в крови и убийстве, оба способа действий, которые здесь можно различить, в сущности, происходят от одного корня. В корне совершенно одинаковая насильственность действий вот что теперь проявляется с обеих сторон, только в различных формах.

Кроме того, здесь видны одни и те же эгоистически-несправедливые притязания, которые друг с другом сшибаются и стараются истребить друг друга, причем ни одна из сторон даже не видит, как они извращены.

2. Согласно с тем, что сказано, основа и верхи общества могут быть соединены вместе, и то, что мы называем гнилостью массы, получает один и тот же смысл, имеются ли в виду обе или только одна из её частей. Но нет ли чего-нибудь между ними такого, что находится в более здоровом состоянии и что не слишком сильно заражено ни той, ни другой стороной? То, что играет в политике роль так называемого среднего сословия, конечно, не может считаться находящимся в таком состоянии. Под этим сословием разумеют, большей частью, ремесленников и мелких торговцев, причем под первыми разумеют людей, ограниченных цехами, а под вторыми – людей, высматривающих из своего ограниченного круга мелкой конкуренции подачки со стороны государства. С такого рода духовным содержанием, – которому, конечно, не может помочь небольшое количество антисемитизма ложного реакционного сорта, – нельзя начать ничего путного. Оно дает только мелкую гальку, которая, вместо того чтобы помочь провести границу, сама служит для образования классовой мешанины и общественной путаницы.

Но можно установить иное, более свободное понятие о подлинном среднем слое. Этот слой состоит прежде всего из горожан и крестьян с самостоятельным, но умеренным достатком; однако не только из таких элементов: сюда же входят и те частные служащие и официальные чиновники, коих потребление почти соответствует указанной бюргерской или крестьянской мерке. Главное отграничение, однако, вовсе не количественное, т. е. не такое, чтобы во всякое время и во всяком месте можно было привести суммы и степень простора деятельности, которыми определяется различие. Руководящее понятие здесь, скорее, нравственное, а именно это понятие о простоте и вместе с тем о хозяйственной самостоятельности и солидности образа жизни. Где начинается пролетарий, живущий тем, что идет из рук в рот, там кончается этот лучший средний слой. И всякий чиновник, который не обходится своим жалованьем, плохо хозяйничает или даже только ничего не сберегает, экономически уже не принадлежит к этой лучше поставленной средней категории, если бы даже он в остальном и продолжал лучшие или, по крайней мере, сносные традиции сословия. Конечно, подобная вещь случается редко; иногда, однако, дурное ведение домашнего хозяйства – просто по легкомыслию – может соединяться с хорошими качествами в других отношениях.

Все понятие о действительно лучшем слое, занимающем середину между двумя крайними вырождениями, содержит в себе нечто идеальное, но этому идеальному отвечает некоторая действительность. По нашей системе, дело заключается в том, чтобы указанную действительность расширить, уменьшив крайности или даже, по возможности, сведя на нет их экстравагантный характер. На такую задачу, а также на ближайшие средства и пути её разрешения мы уже указывали в сочинении «Вооружение, капитал, труд». Здесь наш долг – специально показать, насколько решение задачи зависит от создания действительного права, которое, возвышаясь над политикой с её обычным обманом и над полуюстицией с её неудовлетворительностью и двусмысленностью, становится носителем высшей правды и лучшей воли.

О смысле, который соответствует нашему призыву к распролетаризации, мы напоминаем здесь лишь мимоходом. Пролетарии должны перестать быть только массой, т. е. должны отказаться проявлять только свойства массы, подобной стаду. Пусть лучше каждый подумает о том, чтобы подняться до индивидуальной хозяйственной самостоятельности и для этой цели сберечь умеренную сумму денег как своего рода страховой капитал, который дает возможность сберечь личную свободу среди отношений экономической зависимости. Вот наша идея; и мы ставим ее на место перспектив, указывающих на так называемое государство, которое должно обо всем позаботиться. Это туманное представление о всеопекающем государстве есть представление рабское, присущее массам, понимая их в дурном смысле слова; в таком государстве всякая свобода будет уничтожена. Но даже и ценой свободы нельзя было бы еще здесь достигнуть целей желудка; скорее, получились бы в результате хаос в государственной форме и полная неустойчивость.