«Клубок» вокруг Сталина

Введение Правда и ложь о 30-х годах

К этой книге требуется обстоятельное предисловие. Тем, кого интересуют больше всего события, а не их смысл, можно данный раздел опустить.

Речь идет о самом загадочном периоде в истории нашей родины. Его сначала считали – и у нас, и за рубежом – героическим по необычайным трудовым и интеллектуальным свершениям. За невиданно короткий срок Россия из страны, пережившей мировую войну, две революции, гражданскую кровавую междоусобицу и последующую разруху, превратилась в сверхдержаву. СССР достиг такой мощи – не только материальной, но и духовной, – что выстоял и победил в самой кровопролитной войне за всю историю человечества.

Позже были опубликованы многочисленные материалы, появились партийные постановления – начиная с речи Н.С. Хрущева, осуждавшие культ личности Сталина, а также огромное количество публикаций о репрессиях 30-х годов. И тогда этот период предстал как ужасный и позорный, а советский народ – как толпа рабов, работающих по принуждению, из страха за свою жизнь при разгуле государственного террора (сталинщины).

Что тут правда, а что – ложь?

Проще всего признать, что каждая сторона по-своему права. Мол, все зависит от точки зрения, симпатий и антипатий. Были определенные трудовые успехи, но было и чудовищное подавление свободы личности. Разве такое невозможно?

Нет, так не бывает. Героизм не может быть подневольным, трудовой подъем – результатом приказа начальства. Массовый террор еще никогда и нигде не укреплял государство, а лишь пробуждал затаенную ненависть к существующему строю. Те, кто убежден в обратном, хорошо знают, по-видимому, что такое страх и лицемерие, но плохо – что такое подвиг, самоотверженность, энтузиазм, любовь к родине.

Да, субъективная правда существует. Но она чаще всего кривобока, ущербна, не чиста. Она таит в себе ложь или заблуждение. Полуправда не может быть истиной. Даже малая толика лжи может так исказить правду, что она становится опасней откровенной лжи. Так щепотка яда отравляет стакан чистейшей воды.

Но в чем же критерий истины? Можно ли вообще прийти к объективным выводам?

В этой книге речь идет о событиях, связанных с тайными и явными процессами в жизни страны. Тайное, прежде всего эпизоды борьбы за власть, отчасти остается невыясненным по сей день. Подобные события обычно относятся к вечным загадкам истории. Тайные заговоры уже по сути своей предполагают минимум документов, подтверждающих истинные намерения и планы руководителей.

А вот явное можно при желании отразить с предельной объективностью, в полном соответствии с фактами. Помогают документы, статистические материалы, то есть не столько слова, сколько цифры и графики.

Но и в этом случае необходимо соотносить масштабы явлений с методами исследований. Верно сказано: смерть одного человека – трагедия, смерть тысяч людей – статистика. Судьба одного конкретного человека может быть ужасной или счастливой, но она теряется в движении многомиллионных масс. Порой кажется, будто она полностью зависит от социально-политических факторов, существующего общественного строя. Но это – лишь фон, на котором разворачивается жизненная драма. Очень многое зависит от самого человека. Однако выявить внутренние причины очень непросто. Подобная задача – предмет художественной литературы или биографического исследования.

Даже собрав тысячи индивидуальных свидетельств исторических событий, недопустимо только на этой основе делать заключение о судьбах многих миллионов людей, а уж тем более – о судьбах народа или страны. Вот и 30-е годы в истории СССР надо рассматривать в контексте всей предыдущей и последующей истории этой великой державы.

Какие же имеются объективные показатели жизни страны и народа? Прежде всего – демографические, затем – экономические и экологические.

Если смертность населения уменьшается, численность растет при увеличении и общей продолжительности жизни, если растут валовой национальный продукт и уровень потребления на душу населения, если все это происходит не за счет ограбления других стран и народов, – значит, государство находится на подъеме. Если же все происходит наоборот, значит, страна находится в упадке, а народ ее бедствует.

Таковы объективные критерии. Если исходить из них, то вскрывается принципиальная разница между 30-и и 90-и годами XX века в России-СССР: первые были периодом общего подъема, а вторые – общего упадка.

Но может быть, есть еще нечто чрезвычайно важное, относящееся к духовной сфере, что вовсе не учитывает примитивный числовой статистический метод? Скажем – свобода…

И тогда следует уточнить: о какой свободе и для кого идет речь? В этом вопросе политдемагоги постарались создать полную невнятицу. Потому что есть свобода для жулья, преступников, богатых, казнокрадов, расхитителей национальных богатств, подонков самого разного толка. Слишком часто именно о такой свободе пекутся имущие власть и капиталы, их прислужники, и такая именно свобода реализовалась в России после 1991 года.

Статистика и тут помогает внести ясность. На свободе любая популяция при благоприятной окружающей среде увеличивает свою численность ускоренно, по экспоненте. Этот закон открыл Мальтус, а Дарвин положил в основу своей теории естественного отбора. В общем, данная закономерность у специалистов не вызывает сомнений. На нее ссылался В.И. Вернадский, разрабатывая основы учения о биосфере, среде жизни.

Итак, с 1991 года в России резко возросла смертность (и это – на исходе XX века при значительных успехах медицины и фармакологии!), а также число самоубийств (их уровень превзошел все известные показатели). Это безусловно свидетельствует о том, что свободу и жизненные блага получили в России немногие, наихудшие. Ведь природные ресурсы страны не бедны, а в наследство она получила достижения сверхдержавы – СССР, – которую по научно-техническому потенциалу превосходили только США.

В 30-е годы прирост населения в СССР составлял 1,5–2% в год, а общая численность увеличилась примерно на 24 млн. человек (без учета присоединенных территорий). Как это понимать? Неужели советский человек, вопреки всем законам природы и общества, размножался в неволе при самых неблагоприятных обстоятельствах, в условиях поистине невыносимых (голод, массовые казни, террор)? Причем в то же время в наиболее развитых капиталистических государствах, грабивших колониальные и зависимые страны, прирост населения составлял 0,5–1,5 %.

Какая же свобода в России 90-х годов была дарована народу властью, если тотчас началось массовое вымирание населения при обнищании большинства?

Для нормального честного человека вывод может быть один: в 30-е годы репрессии были направлены не против народа, а против отдельных социальных групп (официальная пропаганда не всегда справедливо называла их "врагами народа"). А через полвека невиданным репрессиям подвергся народ, добились невероятного по масштабам и скорости захвата благополучия и процветания отдельные группы и кланы. В данном случае они с полным основанием могут считаться врагами народа, ибо обогатились они за его счет, при его обнищании, вырождении, вымирании – без каких-либо серьезных внешних причин.

Смысл и значение 30-х годов выявились в период Великой Отечественной войны. Только в этом контексте можно всерьез осмысливать те довоенные годы. Вот почему необходимо вкратце затронуть тему войны и победы. Какой ценой была достигнута наша победа в Великой Отечественной? Почему выстоял СССР?

За последние 15 лет отечественные средства массовой пропаганды отвечают на эти вопросы примерно так. Цена победы: неимоверные потери Красной армии. Выстоял СССР вопреки ущербности своего общественного строя; вопреки миллионам заключенных в тюрьмах и лагерях; вопреки государственному террору и уничтожению лучших сынов отечества, включая самых талантливых военачальников, цвета офицерства и интеллигенции; вопреки бездарному руководству Сталина.

Обдумывая подобные "вопреки", приходишь в замешательство. Как можно, находясь в здравом уме, поверить, будто такая страна и такой народ могли бы выстоять против сильнейшего врага, против самой мощной военной машины Запада, фактически – против всей Западной континентальной Европы?

Тем не менее значительная часть нынешней российской интеллигенции, служащих верит, что было именно так. 22 февраля 1999 года руководитель телеканала "Россия" М. Швыдкой сослался на анекдот о Сталине, который на вопрос о потерях Красной армии якобы ответил: "А сколько было убито фашистов? Около семи миллионов? Вот и наших погибло примерно столько же". Михаил Ефимович уточнил, что в действительности советские потери были в три-четыре раза выше. Его собеседник журналист А. Симонов не усомнился в этом.

Или вот сведения, приведенные в изданной массовым тиражом "Большой энциклопедии" под редакцией Б. Харенберга ("Хроника человечества", 1996): в советских тюрьмах и лагерях в 1939–1940 годах было заключено до 10 млн. человек. Потери во Вторую мировую там указаны такие (в миллионах) СССР 13,6 военных и 7 гражданских; Германия – 4,75 военных и 0,5 гражданских. Это, конечно, не 21–28 миллионов красноармейцев, как у Швыдкого, но тоже впечатляющие цифры.

Впрочем, Ю. Геллер в журнале "Дружба народов" (№ 9, 1989) писал, что в войну СССР лишился 45 млн. человек, из них 22 млн. солдат и офицеров. Эти данные, как ни странно, удивительно совпадают с утверждением геббельсовской пропаганды (газета "Клич", которая распространялась среди пленных красноармейцев): якобы к началу 1942 года Красная армия потеряла 20 млн. человек и 5 млн. попали в плен. А Э. Генри ("Дружба народов, № 3, 1988) заявил: "Накануне величайшей из войн Красная Армия была обезглавлена. Это сделал Сталин".

Странная получается арифметика. Фашисты захватили территории, где находилось 40 % населения СССР – 78 млн. человек. В распоряжении Сталина осталось 115 млн., из которых 10 млн. пребывало в лагерях, а около 20 млн. было убито или попало в плен. Если учесть еще раненых и больных, то получается, что у Сталина фактически вовсе не осталось к 1943 году взрослых здоровых мужчин. Выходит, разгромили фашистов старики, женщины и дети?!

Понять геббельсовских пропагандистов, втрое увеличивавших потери Красной армии, можно: шла война не на жизнь, а на смерть, в которой все средства хороши. Но как расценивать заявления М. Швыдкого, Ю. Геллера, Э. Генри и прочих публицистов? Можно предположить, что все они ненавидят сталинскую систему, и это мешает им быть объективными. Но ведь в действительности речь идет о России, СССР, советском народе!

Обратимся к фактам.

Перед войной СССР ускоренно наращивал свой экономический и оборонный потенциал. Это требовало огромных усилий всего народа. Тогда не только сравнительно высокой была рождаемость, но и снижалась смертность. Следовательно, никаких массовых репрессий не было. В ГУЛАГе находилось в 1939 году 1 672 438 человек (из них 454 432 – за контрреволюционные преступления), а на следующий год соответственно 1 659 992 и 445 тыс. Да, шла жестокая борьба с уголовниками, насильниками и врагами советской власти. Если бы народы Советского Союза не доверяли Сталину и ненавидели советскую власть, этот режим рухнул бы сразу же после первых сокрушительных поражений от фашистских захватчиков. Гитлер на это и рассчитывал. Хотя, зная о реальном положении советского народа, ждал более верного результата: захвата только Европейской части Союза.

Теперь о "чистке" в Красной армии. Из ее рядов в 1937–1939 годах было уволено 37 тыс. командиров, из них большинство по политическим мотивам. 3–4 тысячи было расстреляно как заговорщики, 6–8 было осуждено. К 1941 году были возвращены в РККА около 13 тысяч командиров. Так что перед войной армия, имевшая 680 тысяч командиров, потеряла 10–12 тысяч, менее 2 %.

Но может быть, это были лучшие из лучших? И урон был если не количественный, то качественный? Нет. Упомянем хотя бы Тухачевского, который был мастером карательных операций против русского народа. Это был ставленник Троцкого, а затем Рыкова. Немецкий генштаб стал тайно сотрудничать с ним как с возможным противником Сталина и главой военной диктатуры в СССР. В мемуарах Вальтера Шелленберга, руководителя внешней разведки нацистов, есть интересное признание: они тщательно скрывали свои контакты с Тухачевским, потому что: "Разоблачение Тухачевского только укрепило бы власть Сталина". Гитлер пошел на такое разоблачение, судя по всему, из-за недоверия к своей военной верхушке, боясь за свою власть. Он приказал тайно обследовать архивы вермахта, после чего, по словам Шелленберга, "были обнаружены кое-какие подлинные документы о сотрудничестве немецкого вермахта с Красной Армией". Между прочим, 5 марта 1945 года Геббельс занес в свой дневник запись, приведя мнение Гитлера: Сталин своевременно провел военную реформу "и поэтому пользуется сейчас ее выгодами".

Война показала, что советские маршалы и весь командный состав не уступали лучшим генералам и офицерам Германии. Сталин достаточно быстро понял, кого следует назначить на руководящие посты, дальнейшие события подтвердили его правоту и мудрость как Верховного Главнокомандующего. Конечно, бывали у него ошибки, и отнюдь не малые. Однако в конечном итоге правда была на его стороне, и он, а никто другой, привел СССР к победе.

За последние десятилетия стало модным всемерно восхвалять полководческий талант Г.К. Жукова, провозглашая его творцом Победы. Конечно, в его военном гении сомневаться не приходится. Не случайно ему Сталин доверял ответственнейшие операции. Но разве можно не воздать должное другим советским полководцам? Ведь сражения шли на многих фронтах, да и к тому же в тылу врага. Требовалось руководить тылами не только армий, но всей страны, снабжать войска всем необходимым, создавать новые образцы вооружения, спасать беженцев и пострадавших, вести внешнюю политику, следить за состоянием стран союзников и противников… Короче говоря, многое требовалось для победы.

Те же теоретики обвиняют Сталина в том, что он "прозевал" начало войны и слишком доверился Гитлеру. Однако в действительности СССР несколько лет напряженно готовился к войне и уже к ее началу начал выпускать превосходные танки и самолеты, "Катюши" и т. д. А что можно было противопоставить гитлеровскому вероломному нападению? Стянуть к границе как можно больше дивизий? Так поступили арабы в преддверии войны с Израилем – и потерпели сокрушительное поражение. Вот и немцы предполагали за месяц разгромить Красную армию, как они это сделали с французскими вооруженными силами, которые ни по численности, ни по вооружению не уступали вермахту.

Ну, а как же с военными потерями?

Немцы и их союзники потеряли убитыми порядка 7–7,5 млн. солдат и офицеров.

Красная армия потеряла больше. В "Военно-историческом журнале" (№ 9, 1990) приведены выводы двух специальных комиссий, подсчитавших наши потери. Всего было убито, пропало без вести, погибло в плену, умерло от ран, болезней и несчастных случаев 8 668 000 солдат и офицеров Красной армии. Из них на первые полгода войны приходится 1,5 млн. человек. Учтем, что примерно столько погибло в фашистском плену. Обходись и мы так с вражескими пленными, немцы не досчитались бы не менее 10 миллионов своих военных.

Обратим внимание и на потери гражданского населения. Пронемецкая "Большая энциклопедия", значительно преувеличив число наших павших воинов, примерно в 2,5 раза(!) преуменьшила жертвы среди мирных жителей. Такова правда: фашисты уничтожали наше гражданское население, а Красная армия этого с немцами не делала. И все это не пропаганда, а научно выверенные выводы, основанные на фактах.

Наконец, еще один вопрос. Нередко говорят, что у нас главной ударной силой были штрафные батальоны. Мол, шли наши воины вперед от страха, ибо стреляли им в спину заградительные отряды. Вот сведения, приведенные в журнале "Социологические исследования" (№ 7, 1991). Всего прошло через спецлагеря бывших военнослужащих Красной армии, вышедших из окружения и освобожденных из плена, 354,6 тыс. человек. Из них 249,4 тыс. было передано в воинские части, 30,7 тыс. – в промышленность, а 18 382 человека направлено в штурмовые батальоны. Кроме того, было создано из офицеров 4 штурмовых батальона по 920 человек каждый. Следовательно, на каждую тысячу обычных военных приходилось два штрафника. Никакого решающего значения эти отчаянные, но малочисленные части иметь не могли.

Почему же мы победили? В самом общем виде на этот вопрос ответил Сталин, выступая на приеме в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 года. Он поднял тост: "За здоровье советского народа, и, прежде всего, русского народа". И пояснил: "У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города… И народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим новое правительство, которое обеспечит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это… И это доверие русского народа советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, – над фашизмом".

Через месяц, принимая участников парада Победы, он вновь вернулся к этой мысли: "Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают "винтиками" великого государственного механизма, но без которых мы все – маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим".

Верные слова. Никто из руководителей нашей страны после него не говорил об этом так просто, честно и справедливо. И это были не фразы. После войны, несмотря на огромные потери и разрушения, страна невероятно быстро поднялась, промышленность была восстановлена (кстати, еще в 1944 году Сталин провел совещание, посвященное переориентации народного хозяйства на мирные задачи). Рождаемость быстро пришла в норму, смертность уменьшилась, и прирост населения вновь, как до войны, стал больше, чем в других развитых государствах.

Чем чаще и громче раздаются проклятья и критические выпады против СССР, против нашего советского прошлого, истории, против Сталина, тем хуже живется нашему народу. Вряд ли это – случайное совпадение. Поразительно, что ненависть к советскому прошлому и Сталину чаще всего демонстрируют представители привилегированных групп и, в частности, многие евреи, которые, казалось бы, должны испытывать глубочайшую благодарность к нему и русскому народу за победу над нацизмом. Или они полагают, что при Гитлере им жилось бы лучше?

Можно подумать, что не германские фашисты, а русские люди под руководством Сталина уничтожали евреев; не англо-американские, а советские самолеты варварски бомбили немецкие города; не американцы, а мы превратили в атомное пекло мирные Хиросиму и Нагасаки. И когда нам не перестают твердить, что Россия должна равняться на западную цивилизацию и переиначивать ради этого свою сущность, свои традиционные ценности, свою культуру, то нет никаких сомнений, что это – путь в небытие не только нашей страны и нашего народа, но и всего человечества.

Но коснемся проблемы личности в истории. При этом не будем забывать, что некое имя может приобрести символическое значение, а конкретная личность в таком случае отходит на дальний план. Вот и имя Сталина стало нарицательным, знаковым. И если некогда оно звучало как олицетворение трудовых и боевых побед советского народа, то после его смерти с ним все чаще связывали ужасы тоталитарной системы, подавления личности, террора.

В книжке Р. Конквиста "Большой террор" сопоставляются злодеяния Ивана Грозного и Иосифа Сталина. Аналогия подмечена верно. И тот, и другой правитель подавляли и терроризировали своих внутренних противников ради создания великого государства.

Первый царь всея Руси Иоанн IV вошел в историю как Грозный. На Западе его называют иначе. Скажем, в Англии – Terrible, что означает "ужасный", "страшный" (от латинского "террор", ставшего синонимом тирании, жестокости, уничтожения и угнетения людей). Так же величают его во Франции, Испании, Германии…

Для современного просвещенного россиянина в этом нет ничего странного. Например, профессор А.М. Сахаров в учебнике для вузов ("История СССР с древнейших времен…" под редакцией Б.А. Рыбакова, М., 1983) сделал вывод-приговор: "На века имя Грозного оказалось связанным с представлением о диком разгуле террора. Опричнина стала нарицательным обозначением крайнего беззакония, произвола, массового истребления неповинных людей".

За столетие до выхода этого учебника в Великом Новгороде был воздвигнут памятник Тысячелетия России. На нем запечатлены образы ста девяти крупнейших деятелей страны. Иоанну IV, создателю великой державы, места среди них не нашлось.

Причина проста: потомки-гуманисты не пожелали чтить великого злодея. За последние десятилетия ситуация ничуть не изменилась. Сравнения со Сталиным вконец подорвали репутацию Ивана Грозного. Это делали не только откровенные антисоветчики и русофобы типа Конквиста, но и вполне респектабельные историки-публицисты. Например, Джузеппе Боффа писал: Сталин "с похвалой отозвался о безжалостном истреблении бояр Иваном IV как необходимой предпосылке утверждения централизованного русского государства… В довоенные годы началась идеализация образа "грозного царя": вместе с Петром I Иван IV сделался одной из отправных точек сталинской историографии".

Впрочем, и дореволюционные русские авторы не скупились на черные краски, когда речь заходила об этом государе. Н.И. Костомаров писал: "Кровь разлакомила самовластителя; он долго лил ее с наслаждением… Напрасно старались бы мы объяснить его злодеяния какими-нибудь руководящими целями и желанием ограничить произвол высшего сословия; напрасно мы пытались бы создать из него образ демократического государя".

Странновато звучит упоминание образа "демократического государя" применительно к царю Средневековья. А современник Костомарова профессор П.И. Ковалевский вполне определенно заключил, что у Ивана Грозного были приступы "зверства и кровопролития" при "безмерных проявлениях его лютости и безнравственности". Окончательный диагноз: "Иван Грозный представлял собой замечательный образец параноика" (не правда ли, невольно припоминаются и ставшими общеупотребительными характеристики Сталина?).

После приведенных выше характеристик душа отвращается от ужасного тирана. Хочется обратиться к светлым образам гуманных, просвещенных и демократичных монархов. Где их искать? Ясно: на Западе. Вот славные современники нашего Ивана Грозного: французский король Карл IX, английский – Генрих VIII, испанские Карл V и Филипп II. Не они ли – пример для варварской России?

Нет, не станем вспоминать, что Генрих английский поубивал своих многочисленных жен, а Филипп любил мучить животных, да и людей тоже. Будем считать подобные злодейства мелкими, бытовыми. Это ведь – не массовый террор!

Впрочем, по части террора и массовых убийств западные государи дадут сто очков вперед нашему отечественному царю. Обратимся к фактам.

При опричнине за 8 лет было убито не более 3–4 тысяч человек. Карл IX лично участвовал в Варфоломеевской ночи, во время которой за двое-трое суток было убито в одном Париже вдвое больше людей, чем за всю опричнину в России! И что же, содрогнулся французский Карл, ужаснулся содеянным, раскаялся? Как бы не так! В последующие две недели во Франции было уничтожено около 30 тысяч человек, виновных лишь в том, что они были христианами-гугенотами (протестантами), а не католиками.

При Генрихе VIII в Англии крестьянские земли ради выгоды имущих власть и деньги превращали в овечьи пастбища. Тысячи английских крестьян, потерявших свои наделы, вынуждены были бедствовать и скитаться. Тогда Генрих постановил казнить всех бродяг. Вдоль больших дорог было повешено 72 тысячи бедняков.

Испанские короли Карл и Филипп в завоеванных Нидерландах казнили более 100 тысяч человек. Примерно столько же крестьян погибло в Германии во время восстания бедноты. Ну, а что касается еретиков и ведьм, то их в Западной Европе вешали, топили и сжигали заживо десятками и сотнями в день. Общее число казненных инквизицией насчитывает вряд ли меньше 500 тысяч.

"И все же, – восклицал известный историк и литературовед В.В. Кожинов, – как это ни странно и даже поразительно – и в русском, и в равной мере западном сознании Иван Грозный предстает как ни с чем не сравнимый, уникальный тиран и палач… Сей приговор почему-то никак не колеблет тот факт, что количество западноевропейских казней тех времен превышает русские. НА ДВА ПОРЯДКА, В СТО РАЗ; ПРИ ТАКОМ ПРЕВЫШЕНИИ ЗЛОВЕЩИЙ ЛИК Ивана Грозного должен был вроде бы совершенно померкнуть рядом с чудовищными ликами Филиппа II, Генриха VIII и Карла IX".

Почему же сохраняется столь вопиющая историческая несправедливость?

Историков, да и всех представителей Западной Европы и Америки, хулящих Ивана Грозного (обычно теперь – вместе со Сталиным), понять легко: они привычно замалчивают собственные грехи и преступления. Россию они судят по значительно завышенным морально-нравственным критериям. И такой двойной стандарт, изобличающий их как лицемеров, делает нам честь: они ведь понимают, что в противном случае их страны и правители будут выглядеть очень скверно.

Трудней понять наших соотечественников. Радетели за демократию и гуманизм тут выступают как прохвосты и лжецы, клеветники России. Не сделаешь лучше народ, если его несправедливо и на весь свет поносить, да еще ставя в пример тех, кто значительно хуже.

В недавно изданном сборнике биографий "Всё обо всех" (Центр гуманитарных исследований при факультете журналистики МГУ, 1996) сказано: "Иван Грозный оставил по себе недобрую память, несмотря на то, что при нем положение России укрепилось, а границы ее расширились". (В точности то же самое можно сказать и о Сталине!)

Не в этом ли главная причина очернения образа первого государя всея Руси? Приведенную фразу с полным основанием следовало бы чуть изменить: Иван Грозный оставил по себе недобрую память у недоброжелателей и врагов России потому, что при нем положение державы укрепилось, а границы ее расширились.

Дело даже не в правителе, а в народе. Иван Грозный или Иосиф Сталин пришли и ушли, а страна и народ остались. А потому, целясь в прошлое, ловкие пропагандисты весьма точно попадают в настоящее и будущее, в ту самую страну, которая и ныне называется Россией, и в ее русский народ. Ведь без прошлого нет настоящего и будущего.

Существует два принципиально разных вида террора: в одном случае он направлен на подавление правящих или криминальных группировок, в другом на подавление народа.

Подавление народа также может осуществляться по-разному. В одном случае – насилием, уничтожением или изоляцией всех недовольных. Так поступают с покоренными племенами и народами испокон веков, и европейцы в этом поднаторели едва ли не больше всех. За последние два столетия наиболее активно используется экономический тоталитаризм, когда власть и капиталы имущие диктуют свою волю тем, кто трудится. Наконец, в последние полвека, в связи с массовым распространением электронных средств воздействия на сознание и подсознание, способных наркотизировать и подавить интеллектуальную активность личности, в мире господствует духовный тоталитаризм в небывалых масштабах. Это поистине духовный террор против народа, осуществляемый путем разнообразных технических приемов.

В первой половине XX века, когда еще не сложилась наркоцивилизация современного типа, для подавления народных масс использовались преимущественно экономические рычаги. Ведь экономическая зависимость порабощает человека наиболее эффективно и надежно. И если в 30-е годы в СССР не было безработных (за немногими исключениями), а в США были миллионы безработных, влачивших жалкое существование, то из этого следует, что экономический террор в США был направлен против собственного народа (точней, преимущественно против отдельных этнических групп, и в первую очередь против "черных"), тогда как в СССР его не было.

Обратим внимание на одно признание Конквиста. Он писал, имея в виду 1939 год: "В августе Советский Союз посетило больше иностранных туристов, чем когда-либо. И никто из этих туристов не заметил подавленного настроения народа". А затем через несколько строк: "Между тем органы безопасности хватали наркомов и их заместителей из промышленных наркоматов".

Действительно, как Иван Грозный терроризировал властолюбивых бояр, ослаблявших центральную власть и единство Руси, так Сталин репрессировал преимущественно крупных политических деятелей, партийную и армейскую номенклатуру, работников НКВД и органов пропаганды.

Правда, Р. Конквист, А. Солженицын и другие утверждают, будто во времена "большого террора" были расстреляны миллионы граждан, а десятки миллионов находились в ГУЛАГе. Это – ложь. Как мы уже упоминали, согласно опубликованным документам, за все правление Сталина (32 года) было расстреляно около 700 тысяч преимущественно уголовников, а в лагерях находилось в 30-е годы от 0,4 до 1,9 млн. заключенных, в среднем 1–1,4 млн., из которых большую часть составляли уголовники (политических было от 0,06 до 0,46 млн., в среднем – 200 тысяч).

Согласитесь, реальные цифры явно противоречат легенде о "большом терроре". Тем более, если учесть, что в стране к этому времени было весьма немало врагов советской власти – не менее нескольких миллионов.

Может быть, наши лагеря были подобны фашистским фабрикам смерти? Нет, ни в коей мере. Смертность в среде заключенных определялась точно (ведь каждый осужденный находился и находится под строжайшим контролем). И вот выясняется, что смертность в тогдашних колониях была примерно такой, как в современной России на воле (!), а в лагерях лишь в полтора раза выше!

Эти сведения кажутся неправдоподобными. Однако повторю: они основаны на фактах, рассекреченных документах. Более того, с ними согласился один военный медик (кстати или некстати – сторонник наших нынешних демократов, но человек честный), который интересовался соответствующими данными. А те, кто утверждал, а то и продолжают повторять о миллионах расстрелянных и десяти миллионах лагерников, не приводят никаких сведений и опираются только на свою ненависть к СССР как империи зла и к Сталину как величайшему злодею.

В предисловии к интересной книге А. Полянского "Ежов" литератор Т. Гладков пишет: "Пора наконец не только признать, но и накрепко и навсегда запомнить: возводили домны Магнитогорска, верфи Комсомольска-на-Амуре, плотину Днепрогэса, копали тоннели московского метро и канала Москва-Волга, прокладывали рельсы БАМа (перечень можно продолжить на нескольких страницах) вовсе не "комсомольцы-добровольцы"… но сотни тысяч и миллионы заключенных лагерей системы НКВД".

Судя по всему, автор высказывания не бывал на крупных стройках и вообще смутно представляет себе, как можно "копать" тоннели метро и т. п. Он повторил расхожее мнение, давно уже запущенное в массы "прорабами перестройки". Непонятно только зачем в наши дни повторять эту пропагандистскую чепуху и ложь.

Начиная с 30-х годов из числа заключенных могли использоваться на стройках в среднем 1–1,5 млн. в год (всего в лагерях находилось, как уже говорилось, от 0,4 до 2,6 млн. человек). А сколько всего было работающих? До 90 млн. человек. Нетрудно подсчитать, что из общего количества работающих лишь 1–1,5 % составляли заключенные. Выходит, 10–15 человек на 1000 работающих – это и есть та могучая армия трудяг, на которых держалась индустриализация СССР!

Надо добавить, что уже во времена Древнего Рима было известно (сошлюсь хотя бы на Терренция Варрона), что подневольный труд мало производителен уже потому, что приходится содержать целую армию надзирателей и охранников.

Почему столь нелепейшие представления о штрафных батальонах, разгромивших армии фашистов, или о заключенных, воздвигнувших "стройки коммунизма", или о многих миллионах расстрелянных и десяти миллионах лагерников – жертв "сталинизма", почему такие представления нашли отзвук в умах огромного числа образованных "россиян"?

Причин, по-видимому, несколько, и одна из главных – нет привычки самостоятельно думать, сомневаться, проверять услышанное. Они судят (именно – судят, осуждая) о 30-х годах почти исключительно по книгам: многотомнику "Архипелаг ГУЛАГ" А. Солженицына, "Большой террор" Р. Конквиста и роману А. Рыбакова "Дети Арбата". Все три книги показывают СССР как "империю зла" вслед за Геббельсом и Даллесом.

Спору нет, в Советском Союзе той поры далеко не все было светлым и радостным. Но что эти и подобные им авторы могут поставить нам в пример? США, которые тогда переживали острейший и затяжной экономический кризис с миллионами безработных и разгулом криминальных сил? Или фашистские государства Запада: Италию, Испанию, Германию?

Предположим, что А. Солженицын ориентировался на троцкизм. Но чем уж так привлекательна идея мировой революции, от которой отрекся Сталин? Ну, а чрезвычайно лживые "Дети Арбата" утверждают и вовсе уж несуразные идеи (об этом убедительно писал В.В. Кожинов в статье "Правда и истина"). Не потому ли их охотно восприняла немалая часть отечественных и зарубежных "интеллектуалов" и "околоинтеллектуалов". Ведь ложь слишком часто выглядит правдоподобнее правды, если она умело преподнесена и отвечает желаниям потребителя.

Миф об СССР – империи зла уже основательно внедрен в сознание десятков миллионов "образованных мещан" (выражение публициста Михаила Лобанова). Но пропаганда добилась и более основательных результатов, закрепив на уровне подсознания категорическую неприязнь к самому имени "Сталин", вызывающем цепь ассоциаций: коварный злодей, диктатор, параноик с маниями преследования и величия. По той же схеме Советский Союз при "сталинщине" тюрьма народов, архипелаг ГУЛАГ, тоталитарный режим. Иллюстрация: на обложке "Большого террора" – карта СССР, заляпанная кровью и опутанная колючей проволокой.

Сверхзадача этой массированной пропагандистской кампании, направленной прежде всего против СССР и советского народа, оказалась выполненной. С единством державы и ее индустриальной мощью было покончено, коммунистическая партия была отстранена от власти, советы разогнаны, а идеологические основы, порядком подгнившие, порушены напрочь. И что в результате? Под лозунгами борьбы за демократию, права человека, правовое государство создали невиданное в истории криминально-коррупционное общество; народ ограблен, природные ресурсы расхищаются. Усилиями "перестройщиков", Горбачева, Ельцина, Семьи и многих тысяч заинтересованных лиц Россия превратилась в сырьевой, энергетический, экологический придаток развитых индустриальных держав (к числу которых она после крушения СССР не относится, превратившись в слабо развитую страну).

Может показаться, что все это не имеет отношения к теме этой книги. Но это – только на первый, самый поверхностный взгляд. Вот, скажем, в интервью по ТВ (РТР, 9 июня 2001) А.И. Солженицын сказал, что народ ограбили Ельцин, Гайдар и Чубайс, обмолвившись затем, что в советское время расстреливали миллионы людей. Такие вот лукавые формулировки: что же лучше, чтобы тебя ограбили или расстреляли? Вывод очевиден. Сказано о миллионах расстрелянных так, между прочим, как о само собой разумеющемся. Получается, что под властью ельциных, гайдаров и чубайсов находиться лучше, чем в СССР!

То, что Б.Н. Ельцин вел антисталинскую, антисоветскую политику – не секрет. Он как-то с гордостью констатировал, что наконец-то покончил с наследием Сталина (это было одно из немногих его правдивых утверждений). В результате ельцинская Российская Федерация откатилась на задворки современной цивилизации, стала слабо развитой страной с вымирающим и преимущественно очень бедным населением, продолжающей существовать только лишь за счет того, что было создано и накоплено при советской власти.

Таково фактическое положение дел, а вовсе не голословное утверждение. И эти выводы подтверждаются демографическими и экономическими показателями, которые никем не оспариваются.

Кто-то может, конечно, считать все тех же Конквиста, Солженицына, Рыбакова гуманистами (добавим сюда Д.Ф. Волкогонова, А.Н. Яковлева и пр.), для которых статистика – не указ. Но кем же тогда считать тех, кто с уважением, а то и с восторгом писал о Советской России сталинских времен? Среди них: Анри Барбюс, Луи Арагон, Жан-Ришар Блок, Ромен Роллан, Герберт Уэллс, Лион Фейхтвангер, Бернард Шоу, Поль Элюар… Есть, конечно, злые стихи О. Мандельштама, заклеймившие Сталина. Но почему-то забывается, что тот же поэт и не из-под палки писал панегирики во славу Сталина (справедливости ради надо признать, что и те, и другие политические его стихи очень слабы). Но как быть с мнением едва ли не крупнейших писателей XX века: М. Булгакова, М. Шолохова, А. Платонова? Они не славословили и не клеймили, а глубоко продумали и прочувствовали те времена, отразив их в бессмертных сочинениях. Безусловно, даже они что-то могли не понять, не оценить по достоинству. И все-таки нельзя, глупо сравнивать их произведения и их мнения с неглубокими и политизированными размышлениями о тех временах конквистов, солженицыных, рыбаковых, – всех тех, кто в меру своих сил и способностей содействовал уничтожению СССР.

В этой книге основное внимание уделено событиям, так или иначе связанным с личностью и деятельностью Сталина. Причина очевидна: он являлся ключевой фигурой для того периода не только в наших отечественных масштабах, но и мировом тоже. Он руководил (не единолично, но все-таки как ведущий государственный деятель) государством нового типа, во многом противопоставленным капиталистическим державам. Все они были кровно заинтересованы в провале этого невиданного социального эксперимента, делая все возможное для его срыва. Успехи СССР были для них тревожным сигналом.

Их опасения полностью подтвердились после победоносного – для СССР окончания войн с фашистскими странами Запада и Востока. Советский Союз не только окреп, но и обзавелся дружественным окружением, а его авторитет в мире поднялся на необычайную высоту.

Рост могущества и авторитета СССР в 30-е и послевоенные годы определил такое явление как культ Сталина.

Об этом совершенно справедливо писал В.В. Кожинов, который был отчасти даже антисталинистом, причем очень последовательным: "Культ Сталина – это вовсе не результат интриг его самого и каких-то сомнительных подручных; это было в прямом смысле слова ВСЕМИРНОЕ явление, которое осуществлялось повсюду от Мадрида до Шанхая".

Надо иметь в виду, что в те времена многомиллионные массы людей трудно было оболванить, как это делается теперь благодаря поистине всюдным, всесемейным, всенародным средствам массовой пропаганды, рекламы, информации и дезинформации, развлечения и отвлечения. Спору нет, имя, ставшее легендарным, начинает жить своей жизнью и в определенной мере обособляется от данного конкретного лица. Вот и Сталин превратился в олицетворение СССР, советского народа. Он и сам это понимал.

Такова объективная ситуация, и нам сейчас нет нужды ее оценивать или анализировать. Нас будет интересовать не личность Сталина, а события, сплетавшиеся вокруг него в причудливый клубок, распутать который чрезвычайно трудно. Тут что-то приходится домысливать, предполагать. И делать это мы, авторы, постараемся с предельной объективностью.

Удивителен сам факт того, что имя Сталина остается, что называется, притчей во языцех. И не потому, что сохраняются некие пережитки сталинизма в чьем-то сознании. Это – личное дело каждого, если не проявляется в действиях. А деятельный сталинизм давно уже отсутствует, со времен первого, яростного и обуянного тщеславием и жаждой власти выступления Н.С. Хрущева. Остаются еще, правда, Московский метрополитен, восстановленные Минск, Киев и множество других городов, высотное здание МГУ и огромное количество заводов, фабрик, ГЭС и ТЭС…

Да разве только в Сталине дело? Нет, конечно. Не он же проектировал и строил, скажем, первую в мире атомную станцию или промышленные предприятия. Он уже при жизни превратился в мифологическую фигуру, во многом мнимую; в образ, живущий прежде всего в умах людей, мало похожий на оригинал, на живого смертного (да и умершего полвека назад), очень много работавшего и очень мало отдыхавшего человека.

У него было много врагов и завистников. Пожалуй, меньше всего их было и есть в простом русском народе. И боготворили при жизни и проклинали его посмертно больше всех – его завистники и враги. В народе не было истеричной реакции ни в ту, ни в другую сторону. Понимали: работает человек, сознает свою ответственность, и не ради себя это, не ради наживы и должностей своих родных и близких, помощников и соратников.

То, что произошло с нашей страной за последние полтора десятка лет, когда из нее выкачано материальных ценностей примерно на триллион (!) долларов – на подпитку западным благодетелям, да еще разворован и повешен на шею народа чудовищный долг на 179 миллиардов долларов, при годовом бюджете в 20–25 млрд. долларов, – одно уж это должно заставить хотя бы немножко задуматься тех, для кого Отечество – не звук пустой, и судьба России, русского народа, русской культуры – это его собственная судьба.

Это предисловие может вызвать у недоверчивого читателя, тем более определенным образом политически ориентированного, смутные подозрения: почему авторы положительно отзываются об СССР и, что совсем странно, о Сталине? Авторитетные комментаторы, публицисты, писатели, ученые за последние полтора десятилетия столько выплеснули грязи на те годы и вообще на советскую власть, что и смотреть-то в прошлое России, СССР невозможно без содрогания и омерзения.

Так вот, в отличие от многих из тех, кто усердно чернил те годы и образ Сталина, я, один из авторов этой книги, при его жизни не был ни сталинистом, ни даже сочувствовавшим идеологии марксизма-ленинизма, в партии не состоял и никакими привилегиями не пользовался.

Осенью 1951 года на своей первой сессии в Московском геологоразведочном институте я получил неуд… за незнание основ марксизма-ленинизма (был такой обязательный предмет). Не потому, что я был непримиримым врагом этого учения; просто оно как-то не укладывалось в моей голове – требовало не столько осмысления, сколько запоминания.

Кстати, двумя годами раньше мне влепили строгий выговор за то, что привел в школьной стенгазете эпиграмму XIX века:

Тем не менее диссидентом я никогда не был, считая таких людей антинародными и не только антисоветскими, но и антирусскими. Да и против советов депутатов трудящихся я ничего не имел: правильная организация была, хотя и с ограниченными возможностями.

Итак, при жизни Сталина я не был сталинистом и его смерть не оплакивал. Однако когда махровым цветом расцвел хрущевизм с его безрассудством, самодурством, нелепейшими государственными перестройками и отвратительными попытками навязать народу культ Хрущева и КПСС, когда стала неумолимо расширяться пропасть между номенклатурой, в которую лезли за постами и льготами всяческие нечистые личности, и народными массами, тогда (приблизительно в 1963 году) я пришел к выводу, что СССР не доживет до 2000 года.

Дело не только в сокрушительных для страны реформах Хрущева (идейного предтечи Горбачева и Ельцина), но и в том, как стал относиться народ к власть имущим. Мне доводилось работать в разных районах СССР – от Чукотки до Белоруссии, на Кавказе, в Средней Азии, Казахстане. И везде отношение к существующей власти было либо безразличным, либо скептическим, редко доверительным.

При Хрущеве у нас установилась однопартийная система, полное господство "выходцев из народа" – номенклатуры КПСС. Только при Андропове появилась вторая, можно сказать, партия власти, которая могла контролировать номенклатуру, – КГБ. Были резко ограничены возможности вывоза золота, капиталов за границу (есть очень красноречивые цифры). Но Андропов, возможно по этой причине, вскоре скончался, оставив по себе добрую память в народе (не правда ли, странно с позиций диссидентов, партийных руководителей, образованного мещанства).

Только тогда я понял, что при Сталине у нас существовала многопартийная система советского образца. Крупные и сильные партии складывались по интересам, по социально-экономическим принципам: вооруженные силы, органы внутренних дел, руководители производств, КПСС (представляющая идеологию), местные органы управления (советы). Сталин старался сохранять такое партийное равновесие, и когда какая-то одна группа начинала претендовать на гегемонию, он ее разными способами (вплоть до репрессий) ослаблял.

Такая структура системы власти, пожалуй, более разумна и честна, более отвечает интересам общества, народа, государства, чем, скажем, двухпартийные, а по сути однопартийные системы в США или Великобритании, где просто властвуют представители двух кланов власть и капиталы имущих.

Однако Хрущев, играя на различии интересов, умело используя сильные и слабые стороны характера Жукова, смог свергнуть сначала Берию и подорвать влияние органов внутренних дел, а затем отстранить Жукова и ослабить роль армейского руководства. С той поры партийная номенклатура стала по существу единственной господствующей верхней прослойкой, оторванной от народа и достаточно быстро прогнившей. И дело даже не в Политбюро, а в нечистой массе крупных "аппаратчиков" партии и комсомола.

Хрущев был первым, кто заставил меня изменить свое отношение к Сталину. И чем неистовей Хрущев и его приспешники разоблачали культ личности, преувеличивая масштабы репрессий (не упоминая о своей роли во всем этом), тем основательней, дальновидней, разумней стали представляться мне деяния Сталина. Но и тогда мне больше по душе были взгляды анархиста П.А. Кропоткина, а вовсе не сталинизм.

Начиная с 1986 года, когда абсолютно определенно обозначилась капиталистическая антинародная направленность "реформ" и "перестройки", а затем был вопреки воле народов расчленен СССР во имя торжества американизма, низкопоклонства и лакейства перед Западом, свободы казнокрадам, коррупционерам и прочим, господства наихудшей части номенклатуры (перевертышей и предателей СССР и КПСС), когда началось прозябание и вымирание русского народа, унижение России и поношение русской культуры и патриотизма, – только тогда я понял, от какой страшной беды избавил Сталин Россию в 30-е годы.

Теперь стало ясно, что надо было сломить сопротивление троцкистов и прочих левых (которых в наше перевороченное время называют "правыми"). Надо было сломить сопротивление и тех, кто жаждал власти и капиталов, кто мечтал установить антинародный строй под своей гегемонией.

Мы отказались от всего самого лучшего, что было достигнуто при советской власти и под руководством Сталина. Нашим опытом и достижениями воспользовались на Западе. Они реформировали свою систему в социалистическом духе. Наши властолюбцы и лжепророки, жаждущие богатств (я вроде бы первым назвал их "дерьмократами") любой ценой, переняли все наихудшее, что есть в "первобытном капитализме", сделав из нашей сверхдержавы СССР кучку слабо развитых зависимых государств.

…Итак, еще раз повторю: в СССР я работал как геолог-производственник, порой в очень нелегких условиях. В КПСС не состоял, за чинами и званиями не рвался, идеологию марксизма-ленинизма не разделял (многое из моих работ вымарывала цензура, но и пропускали разумные цензоры – кое-что оригинальное, в частности, учение о техносфере). Не уверен, что мы с соавтором сумеем разгадать все тайны 30-х годов. Но знаю и уверяю вас, читатель, что наша работа честна и, насколько это в наших силах, объективна.

Февраль 2002 г.

Р. Баландин.