«Кровожадные мутанты» или «Возрождение вампиров»

Шестая глава Ричарда укусили

В этот вечер Ричарду неожиданно позвонила Джулия, так что он с непривычки засуетился — наверно что-то важное его ждало… Она говорила с ним по телефону как-то медленно и странно.

Он уже собрался уходить, как кто-то легонько — робко — ткнул его в плечо пальцем.

Это был Норман Макджеффри, пятнадцатилетний рыженький толстячок с вечно испуганными глазками. Он в общем-то много Ричарду Морру говорить не собирался, тем более задерживать его, но никто не знал, что обстоятельства повернутся именно таким образом…

— О, Норм! — как-то деланно обрадовался Дик, тут же пожав ему руку, — ну как жизнь? — Он старался с каждым поддерживать такие отношения, будто лучше друга у него не было. Но… толстяк этот не брататься к нему подошёл.

— Ричи, ты знаешь, — медленно, как будто раздумывая над каждым словом, произнёс он, — по-моему, я нашёл именно её.

— Кого? — переспросил Ричи, как не расслышал.

— Штуку одну, — сказал ему рыжий.

Вообще, Нормана этого нашли на дне моря с двадцатикилограммовым куском рельса, привязанным к шее… Выглядел он пробывшим под водой несколько минут. Потом его вернули к жизни, долго выкачивая из его объёмистого тела морскую воду. Никто бы так и не узнал, каким образом его занесло на десятиметровую глубину с огромным куском чугуна, если б к нему не подошла Джулия… Оказывается, как впрочем и все ему подобные, он с детства был чудаковатым и над ним все смеялись. А однажды он привёз домой огромную гипсовую статую какой-то «афродиты» (родителям он с трудом объяснил, что эта статуя является вроде как его талисманом, потому что родителей своих он знал — никому ничего те рассказывать не будут). Но откуда он мог ожидать неподалёку от своего дома кучу одноклассников и ещё бог знает кого; что все они пришли послушать Норми, как ему понравилась его первая женщина: поздравить его с тем, что он наконец-то стал мужчиной и поимел «каменную леди». Покуда Норм знал своих одноклассников, то, если и разговаривал с ними, то только для того, чтоб отвечать на их дурацкие вопросы, чтоб выкручиваться из глупых ситуаций (хотя он и не припоминал ни одной, из которой когда-либо выкрутился). И этот их разговор был последним, потому что из этой ситуации Норман Макджеффри выход нашёл.

— Симпатичная хоть штука? — полюбопытствовал Дик.

— Только ты никому не говори, — произнёс толстячок голосом подростка, решившего поведать своему другу о том, как он через дверную скважину наблюдал за своей старшей сестрой, принимавшей душ. — Я это рассказываю только тебе, потому что ребята могут надо мной начать смеяться. А это хуже некуда. Я с ними только познакомился, и они…

— Так что за штуку ты, Норм, нашёл? — спросил его Ричард.

— Статую, — ответил тот.

— Ты нашёл свой талисман?! — не верил своим ушам Дик, конечно, в показной форме.

— Понимаешь, — откровенничал с ним рыжий, — я это никому не говорил, но тебе наверно скажу. Потому что я знаю, что ты не предаёшь друзей… Итак, статуя эта для меня конкретно не совсем талисманом является. Я бы сказал, что для меня она… вроде как… божество. Понимаешь?.. Вообще, я не знаю, та ли это статуя, с которой судьба однажды заставила меня расстаться. Честное слово, не знаю. Я просто чувствую.

— То есть, ты как бы чувствуешь, что статуя эта именно та — твоя статуя; или сродни ей? — попытался Ричард вникнуть в суть разговора.

— Да, что-то в этом роде, — согласился он с ним. — Просто, когда я прохожу мимо того места, я всё сильнее и сильнее начинаю понимать, что это не просто она, а… больше, чем ОНА.

— А где хоть это место находится?

— Я не знаю, как тебе описать это, — говорил Норман. — Я могу только проводить тебя туда.

— И ты хочешь привезти её оттуда?

— Да.

— Отлично. Снарядим несколько ребят, и не скажем им ничего из того, что статуя эта каким-то образом связана с тобой. Как тебе такой вариант?

— Честно говоря, не очень. Они могут узнать, что статуя эта — статуя моего Божества.

— Да как они узнают?

— Я не могу объяснить, как, но уверен, что узнают. Понимаешь, Ричард, я обратился к тебе только потому, что думал, что мы сможем сходить туда вдвоём и управиться — вдвоём. Я уже нашёл место, куда её поместить. Только делать это надо втайне от остальных, иначе ничего не получится. Может даже случиться ужасное…

— Ну, конечно, — не спорил с ним Дик. — Это ведь, можно сказать, твой личный Бог. Мы принесём с тобой его. Я согласен. Когда пойдём?

— Сейчас, ты сможешь? — как можно аккуратнее спросил его Норм.

— Сейчас? — задумался Рич, вспоминая, что же он забыл. А забыл он про звонок Джулии. Забыл начисто, как будто этот робкий и стыдливый Макджеффри просто загипнотизировал его. — Ладно, идём, — решился он. Всё равно этим поздним вечером ничем таким особенным заниматься не пришлось бы, как он считал.

— Слушай, Норм, а что у вас вообще за секта такая? А то Джулия не хочет мне ничего рассказывать.

— Да ты так до сих пор и не догадался? — рассмеялся Норм с излюбленным паясничаньем многих высокомерных неудачников.

— Да она мозг мне напрочь запудрила. Ну, в общем, я хотел в себе разобраться… Ну, как бы промыть головной мозг, то есть, чтобы можно было взглянуть на вещи свежими глазами. Но, в общем, ты сам понимаешь — я только ещё сильнее запутался.

— Если ты собрался мне помочь, то, так и быть, я открою тебе этот «их странный секретик».

— А почему «их»? Ты что, больше уже не с нами?

— Да в нашей секте мало кто «с нами». Каждый сам по себе. Ну, у слабохарактерных людей всегда так.

— Ну ладно, не томи.

— Ну, короче, ваша секта — это самая проклятая секта, какую только можно себе вообразить.

— Как понять, самая прòклятая?

— А ты представь себе мир, в котором лузеры размножаются как кролики? Что самое забавное, им это очень легко это удаётся — плодиться и размножаться, им никто не может ставить палки в колёса, мешать крутить друг с дружкой шуры-муры, так как закон на их говняной стороне. Понял?

— Если честно, то не очень.

— А ты взгляни на ситуацию с глобальной точки зрения и сразу же всё поймёшь.

— С глобальной? А это как?

— Ну, представь себе, что планета Земля в очень скором времени будет перенаселена разными недотёпами, всеми этими ленивыми мальчиками и девочками, которые не хотят работать, а хотят только развлекаться. Ну, грубо говоря, перепихиваться друг с дружкой. Как ты думаешь, что получится в конце?

— Да фиг его знает. Ты же начал мне объяснять, а не я. Ты и говори, что получится.

— Зомбиапокалипсис. Светопреставление. Все люди поголовно будут зомбированы, сильные и выносливые люди перестанут рождаться, потому что их место заполонят одни бездари и лентяи. У них будут рождаться только одни сексуально озабоченные слабоумные детишки, которым всё очень легко дозволено…

— И что, это цель всей нашей секты? Довести планету до светопреставления… То есть, сделать так, чтобы люди превратились в дикарей и попереубивали друг друга?

— Ну, дак а я тебе про что говорю!.. — опять захихикал своим насмешливым и подленьким смехом этот Норми.

Он сидел в такой странной позе, как будто справлял большую нужду, но забыл портки спустить перед этим, и сидел прямо на асфальте.

— Рик, — подошла к нему Джулия, — что случилось?

— Да ничего не случилось, — подскочил он с места, как ошпаренный, — всё в ажуре. А чего ты всполошилась?

— Да на тебе лица нет, — не хотела она напоминать ему про свой звонок (может, Рик её сильно стесняется и поэтому симулирует старческий склероз). — И ребята, которые обладают ясновиденьем, иногда за тобой наблюдают и не могут понять, что с тобой последнее время происходит. Тебя, словно подменили.

Ричарду не хотелось ей рассказывать о том, где он был и что с ним сделалось, но, чтоб не попасть под подозрение этих ясновидцев (то есть, чтоб все эти шестёрки не устраивали за ним слежку), решил всё-таки рассказать.

— Да этот ваш Норми!

— Что — Норми?

— Не знаешь такого? Макджеффри!

— Да, кстати, а куда он пропал? Ты видел, что с ним что-то случилось?

— Да ничего не случилось — просто удрал. Стыдно наверно стало, вот и удрал.

— Ты можешь рассказать всё по порядку?

— Говорит, что над ним все смеются, — продолжал Ричи по инерции рассказывать сбивчиво, но потом послушался Джулию (на прощание решил последний раз её послушаться): — Он заманил меня куда-то в уединённое место, якобы под предлогом показать мне какую-то статуэтку.

— И что он сделал вместо этого?..

— А, как будто ты сама не догадываешься!

— Может, и догадываюсь, но у нас здесь ни от кого не должно быть никаких секретов.

— Этот чудила меня укусил, вот что! — не выдержал Ричи и сказал всё прямо. — И что значит, не должно быть секретов? Ты же сама всё время передо мной скрытничаешь!

— А может, это я специально: чтобы ты видел, как делать нельзя и не делал.

— То есть, ты хочешь сказать, что всё это время меня разыгрывала и томила каким-то порожняком?!

— Ну, если ты это называешь «порожняком», то пусть будет порожняком.

— Это не я так называю. Это тот Макджеффри про вас всё рассказал. Он сказал, что вы пустышки.

— Что мы — не вампиры?

— Да, что вы сектанты! — насмешливо говорил Ричард, — просто дешёвые сектанты.

— А ты сам разве не догадывался, без этого своего Норми?

— Про то, что вы играете в кровососов? Представь себе, нет, не догадывался! Может, я голову потерял, а ты не только не отвечала мне хоть какой-то взаимностью, но и томила паршивым порожняком. А я-то тебе верил! Думал, что у вас тут всё по-правдишному.

— Дак у нас и так всё по-правдишному. Если ты такой дурачок и не понял, что мы не вампиры, а антивампиры. Мы можем спасать укушенных…

— Да неужели?! То есть, вы меня можете вылечить?!

— Я говорю про тех, кто находится в состоянии клинической смерти, а не про тебя-любимого. Ты просто гомик-поцелуйчик. Понял, кто ты? А мы… Мы перемещаемся через пространство…

— Это называется телепортироваться.

— Ну да. Так вот, перемещаемся в то место, где лежит укушенный, то есть полностью обескровленный, или самоубийца, и реанимируем. Теперь дошло?

— Ты думаешь, я и теперь буду тебе верить?

— А что думаешь ты?

— Я думаю, что ты постоянно мне врёшь. Только непонятно, зачем ты всё это делаешь… И зачем вообще ты всё это затеяла, то есть со мной.

— Тебя интересует твоя собственная персона? Не вопрос. Просто я в тебе что-то почувствовала, какой-то такой талант, которого нет у всех… Ну, я думала, может, ты научишь нас этому делу, раз сами мы не в зуб ногой.

— Какому делу?

— Антивампиризму. А то мы только телепортируемся и всё. А у нас нет движущей силы. Того, кто покажет нам, как нужно правильно спасать.

— В общем, вы просто балаболы.

— А я? Конкретно я — чем тебе так сильно не угодила? Или ты решил меня предать из-за этого своего пупсика Норми?..

— Если тебя твоя персона интересует, то тоже не вопрос. Ты знаешь, на кого похожа? На нищенку из притчи. Есть такая притча про нищенку, которую подобрал принц, чтобы взять замуж. Так вот, наутро он просыпается, а молодой жены нет в постели. Он едет на то же место, откуда в прошлый раз её взял, смотрит, а она там стоит и опять просит милостыню. Вот ты такая же, как она: обещала со мной переспать, если я завербуюсь в вашу никчёмную секту… Ну, или хотя бы хоть что-то про себя рассказать. Ведь обещала?.. Но неизвестно, что я должен ради тебя сделать (сколько раз подряд я должен вылезти вон из кожи), чтобы ты перестала передо мной скрытничать.

— То есть, ты тоже уходишь? Вслед за этим своим Макджеффри?

— Да, я как та нищенка. Пойду «просить милостыню». Но не за Макджеффри, а потому, что я теперь инфицированный и мне не канает болтаться с пустышками.

— С кем?

— С сосками-пустышками! Плохо слышишь, что ли?!

— Да будь с нами! Зачем тебе куда-то уходить? Вот не понимаю…

— А вдруг я кого-нибудь заражу? На фиг вам это надо. Вы сектанты, у вас вампирофобия или гемофобия… тьфу… ну, то есть, вы «отключаетесь» при виде крови. На фиг мне вас потом приводить в чувства, да работать сиделкой. Ты же про это говоришь? Думала, что у меня какой-то особенный талант сиделки. Да?

— Ну ладно, иди, если ты так решил.

— А что я должен делать?! — чуть ли не плача вопил Рич. — Может, ты специально всё спланировала: натаскала на меня этого пидовку… И что дальше? Я должен теперь перекусать вас всех, то есть сделать вампирами, ибо в этом и состоит мой «сокровенный талант»? Если так, то ты просто слабоумная: сама не фига не соображаешь, а только всё время учишь!

— Интересно, кого ты собрался «поперекусать», если сам точно не знаешь, настоящие мы или ненастоящие вампиры, — хохотнула Джулия, — а судишь о нас только лишь по сплетням какого-то паршивого гомосексуалиста!

— Да пошла ты…

— Сам пошёл, — ещё раз она хохотнула, — ты же, а не я собрался уходить. А то пойди — всех и каждого в отдельности пошли на три буквы?

Как только Ричард ушёл от Джулии, то сразу почувствовал эйфорию. Хотя ощущение сильной тягучей досады ему мешало насладиться этой внезапной радостью свободы. Ведь он должен был сбежать от неё ещё с самого начала, поэтому сейчас его угнетало то, что он так долго тянул. Сейчас, когда он удалялся, то на него нахлынули ложные воспоминания: «Ведь я же ещё в самом начале подозревал о том, что что-то с ней не так. Но почему не ушёл от неё сразу? Знал, что ей нужна плюшевая собачка, которую она посадит на свою игрушечную цепь и будет постоянно уговаривать: «подожди ещё немного, а потом я тебе обязательно принесу косточку», но вместо косточки приносила лапшу и вешала мне на уши. Я ведь знал, что она поведёт себя настолько предсказуемо; знал, что эта Обещалкина будет сначала дразниться, а под конец начнёт симулировать истерику и прокричит «да пошёл ты» — и коленом под зад. Но почему же я протупил и не наплевал на неё сразу — вот что досадно. Наверно потому, что она повела себя не просто предсказуемо, а до ужаса примитивно. Если бы я знал, что всё так примитивно получится, то сильно бы взбесился».

В это время Ричард проходил через неосвещённый проулок.

— Эй, ты, — раздался у него из-за спины чей-то голос, который он даже не успел узнать. Но испугался по инерции, и встал как вкопанный.

— Либо у тебя с памятью не лады, — продолжал этот голос, по звучанию которого слышалось, что он приближается, — либо тебя не учили, что, когда к тебе на улице пристают нехорошие дяденьки, то нужно на них обозваться и убежать.

«О, чёрт, — дошло до Ричарда, — это же тот долговязый. Сейчас опять будет нудеть, что я не принёс обещанную мелочь в срок?»

— Но сейчас уже поздно убегать, — усмехнулся стоявший за его спиной невидимка (разглядеть его в темноте было невозможно). — Потому, что ты слишком далеко забрёл, а там дальше тупик.

— Ты из-за тех копеечек, которые я тебе не принёс? — тоже усмехнулся Ричи. — Только из-за них ты такой злопамятный?

— Кстати, — обрадовался этот тип, — совсем забыл. Молодец, что напомнил!

— Ну конечно, — зубоскалил Рич, — монеты ведь не подделаешь. А то, если бы ты требовал с меня бумажные деньги, то их легко напечатать на ксероксе… А ты молодец! Брать всегда только мелочью и делать это более регулярно: сам догадался или случайно совпало?

— Я тебе не про штраф, — отвечал долговязый.

— А про что?

— Про то, что ты зверски напуган.

— Я? — хохотнул Рич, — тобой? Не смеши курей…

— А чем докажешь?.. А ну-ка, вытяни вперёд пальцы? Спорим, у тебя руки от страха трясутся?!

Перед тем, как протянуть вперёд руки, Ричард ни капли не подумал, и попал в капкан — долговязый тут же защёлкнул на его запястьях свои наручники.

— Дак вот, — продолжил он рассуждать, — я тебе не про штраф говорил, а про арест.

Теперь только Рич испугался. Но сначала он запаниковал:

— Это что же, из-за мелочи? Из-за какой-то паршивой мелочи!..

— Сам знаешь, из-за чего.

Седьмая глава Слишком уж весёлый толстячок

Этот долговязый думал, что в его жизни всё легко сойдёт ему с рук, как с гуся вода. Но не тут-то было. Следующей же ночью, после того как он похитил Ричарда (то есть, по-военному говоря, захватил его в плен, столкнув в каменную яму и заперев её сверху тяжёлым люком от канализационных коллекторов) и торчал в какой-то подворотне, выпивая с дружками, не менее идиотичными, чем он сам, то к их тусовке подгрёб какой-то толстый мужик, с отвесившимся пузом. И сразу полез к долговязому:

— Эй, Дейви, — издевательски обратился он к нему по имени, — я знаю твою мамашу, она не в восторге будет, если узнает, с чем ты смешиваешь пивко.

— Чего? — пытался долговязый вставить хоть слово, но этот тип тараторил с такой скоростью, что, даже сорока — и та наверно не успела бы его перебить.

— Как ты думаешь, сынок, — продолжал тот, — что будет, если я её заманю в такую же подворотню и насильно залью ей «юшку» в глотку? А? Только я не буду воровать её из человека, а, скажем, заколю какого-нибудь порося… Так что скажешь? Главное, что кровянку я с пойлом перемешивать не буду, а залью её в чистом виде. Так что скажешь, парень?

— Мы не из человека! — успел вставить кто-то из гопников, дружков этого долговязого.

— А из чего же? — усмехнулся толстяк. — Может, из собаки?

— Если не знаете, из чего, то не гадайте.

— Я знаю только то, — опять затараторил этот суетливый толстячок, — что видел его с той сучкой. Твоего поганого дружка. Той, которая увела моего сына из дома. Так что скажете, ребятки?

— А как ты её увидел? — заговорил теперь уже сам долговязый.

— Хочешь сказать, что она девушка-видение, поэтому её трудно рассмотреть?.. А я невменяемый. Ты не слышал, что умалишённые видят привидений? Так что и сучку видел и тебя вместе с ней. Так что скажешь, паренёк?

— А чё я должен говорить? — пожал плечами долговязый. — Ну видел, значит, молодец. Значит, зрение у тебя хорошее. Я вчера тоже говно видел. Наверно какой-то невидимка наложил целую кучу. У меня тоже зрение — ай-я-яй. Прикинь, сразу как только увидел, тут же на него наступил!

— Ты лучше не умничай.

— А что ты от меня хочешь?

— Я мужик, поэтому говорю с вами, мужиками. Ты же не хочешь, чтобы я с бабами начал выяснять всё это дело? А ты тут стоишь передо мной и кокетничаешь. Так что, может, мне не тратить на вас время, а говорить сразу с дамами?

— А у тебя два вопроса, — продолжал долговязый паясничать. — Ты не мог бы задавать их по очереди? А то я не пойму. Либо ты хочешь разнюхать, откуда мы берём человеческую кровь, либо — кто из нас похитил твоего сына.

— Нет, ты не думай, я копов на вас натравливать не буду, мне больше нравится разбираться при помощи самосуда. Так что же ты скажешь?

— Что скажу? — ухмыльнулся долговязый. — Только то, что ты гонишь. Не было у тебя никогда никакого сына и никто его не похищал.

— Неужели?

— А тебя я и знать не знаю.

— Да всё-то ты знаешь, малыш! И про кого я говорю — тоже знаешь.

— И что ты мне сделаешь? Давай. Допустим, я знаю.

— Для начала заставлю тебя все эти бычки, которые вы здесь накидали, сжимать и спрессовывать пальцами, а потом найти урну. Понял? Просто, чтобы они все вместились в неё. А дальше уже виднее будет.

— Не, ты реально гонишь. Просто на рожон лезешь. Ну, тебе неймётся, да? Чё ты мне улюлюкаешь всё время! Иди проспись.

— То есть, ты хочешь сказать, что если я не свалю, то вы меня отпинаете? Давай, рискни. Ты ведь не знаешь точно, есть у меня сын или нет! Поэтому будь смелее — приступай.

И он выставил перед ним свою толстую голову, на пухлой шее, как выставил когда-то её перед Ричардом, когда тот вспылил и пообещался оторвать её своему папаше.

Долговязый уже занёс перед ним свой ботинок, чтобы пнуть (попытаться отбить с одного удара), но толстяк в это время успел вытащить из-за спины длинную спицу (он забыл, что заготовил её заранее и в самый последний момент вспомнил: он подумал, что, если они начнут с этим долговязым кататься на спине по всему асфальту, «подметая» бычки его непричёсанными патлами, то неровен час спица воткнётся ему в бок и продырявит, как мешок с навозом, насквозь) и ткнуть ей долговязого в череп.

— Э, ты чё творишь, урод! — завыли гопники, увидевшие, как их кореш присел на одно колено, потому что спица вошла полностью ему в череп, а из глаза, в который её ткнули, потекла какая-то зелёная и дурнопахнущая жижа.

— Да хотел вашему дружку лоботомию сделать, если б он не дёрнулся. Ты ж не забывай, я в бывшем практиковался в психиатрической хирургии. То есть, в девятнадцатом или восемнадцатом веку! Точно не помню, когда. Зачем мне помнить какие-то мелочи?

— Короче, ты труп, мужик!

— Ты ошибся, я не труп, а простой вампир. Понял? А вы пустышки. Вы только играете в вампиров, как мелюзга в детсадике.

Он им врал. Просто ему хотелось над ними посмеяться.

— Мы тоже настоящие! — прорычал долговязый, расшатывая эту спицу, чтобы вытащить её из глаза. — С чего ты взял, что мы подделки?

— А потому что ты каких-то зелёных помоев налил себе в голову, — ловко нашёлся этот опешивший толстяк, что ответить. — Кстати, а чего ты спицу вытаскиваешь? Может, отдать её хочешь?.. Это ты молодец — мне она нужна. Только оботри её? Чтоб пальцы не измазались об гадость… Нет, ты не подумай, я не специально ей тебе ткнул, пацанчик! Я ж не до такой степени псих? Просто всё как-то случайно так получилось. Ну, чтобы, если мы с тобой начали кувыркаться как с девицей на сеновале, то она не впилась бы мне в задницу. Ну, ты в общем понимаешь…

— А чё, для тебя нет разницы между моей головой и твоей жопой? — обиженно проскулил долговязый.

— Ну, уж извини. Брякнул, не подумав. Нет, конечно же есть! Об чём разговор…

— Значит, — вытащил он спицу из глазницы, — я воткну её тебе не в задницу, а тоже в зрачок. О'кей?

— Не, паренёк, ты какой-то напряжённый!.. Я пошёл, а то…

— Стой, — прорычало двое или трое разъярённых гопников, поднявшихся в воздух, чтобы успеть по-молниеноснее налететь на этого типа, если он вздумается спасаться от них ото всех бегством.

— Да остыньте! — всё посмеивался толстячок над этими озабоченными рукоблудами.

— А чего вдруг мы должны остыть, а, мужик?! — ещё свирепее провопили молодчики.

— Чтобы дать мне уйти, остолопы! — ещё веселее посмеивался над ними толстячок.

— А чего ради ты должен уйти?! Ты чё, не врубаешься, что ты нарвался! Круто нарвался, мужик! Ты ткнул нашему дружбану в глаз…

— Спрашиваешь, почему уйти? — опять обернулся этот беззаботный толстячок, уже собравшийся отчаливать, но остановившийся, чтобы растолковать этим тугодумам. — Да потому, что у вас на лбу написано, что вы мстительные. Давайте, я вам целую лекцию прочитаю. Итак, если вы кому-то за что-то хотите отомстить, то не торопитесь, чтобы ещё больше не пострадать. Сначала дайте убежать этому человеку, а потом, только потом начинайте его преследовать. Не забывайте восточную мудрость: «месть — это блюдо, которое подают холодным». Так что скажете? Дадите уйти по-хорошему или хотите сцепиться со мной ещё сильнее?

— Ладно, как скажешь, мужик. Вали. Но мы тебя потом кончим! Бойся нас, мужик…

— Да? — усмехнулся толстяк. — В таком случае, проинструктирую вас ещё немножко. Если объект вашей будущей мести от вас уходит (если вы позволили ему уйти), то не старайтесь ему угрожать или пытаться его запугивать. Делайте всё молча. Конечно, вы имеете право затаить на него зло и иметь на него зуб, но, желательно, не высказывать ему об этом вслух. Мол, пусть он ничего не знает. То есть, даже не догадывается о готовящемся вами плане мести. Ну, так как?

— Ладно, мужик, забудь, что мы тебе пообещали. Считай, что мы тебя не грохнем.

— Вот дубины, — усмехнулся толстяк, когда наконец-то повернулся и в этот раз уходил уже по-настоящему. — Приняли всё за чистую монету!

Пока он шёл, то часто на них оглядывался и, посмеиваясь, бормотал себе под нос.

— И чё? — тоже начали гопники посмеиваться над продырявленным долговязым, — ты всё это схаваешь? Придурок тебе лапшу на уши навешал, посмеялся как над недотёпой и слинял!

— Вы думаете, что я не знаю способ, как отомстить этому клоуну? — зловеще просипел долговязый.

— Он тебя просто надурил! Чё ты ему теперь сделаешь? Надо было сразу — люлей этому чудиле отвешать… Давай, суетнись, пока он далеко не ушёл.

— Бить в спину? — сделал долговязый опечаленное лицо. — Догонять сзади и топтаться копытами по спине?.. Вы же понимаете, что это подло.

— Ну ладно, смотри сам.

— Я лучше с Джулией посоветуюсь.

— С кем?!

— Ну, с президентом нашей корпорации.

Он хотел узнать, видела ли Джулия этого мужика. Просто, чтобы рассчитать на удачу. Если мужик считает, что из его дома кто-то увёл его сына и подразумевает никого иного, как Джулию, то долговязому может повезти, потому что всё сходится. Не исключено, что толстяк сам «пустышка», как он обозвал всех этих ребят. То есть, у него нет никаких детей, а он просто бродит по улицам без дела и пристаёт ко всяким молодчикам. Не исключено, что это именно они повредили ему голову, раз он назвал себя невменяемым. «Но, ведь, всё может быть и наоборот, — думал про себя долговязый. — И тогда мне может несказанно повезти! То есть, отомстить этому толстожопому хрену так быстро, что он не успеет даже и дойти до дому. Главное, чтобы эта Джулия ничего не узнала. То есть, она просила, чтобы я не трогал того ботаника, а только держал его порожняком в канализации… Тьфу, то есть, в каменном мешке, а не в канализации. Но она ничего не узнает. Например, что я не порожняком буду его держать, а изредка подкидывать в «мешок» к ботанику по одной или по нескольку бешеных крыс».

— Ничего, — злорадно проговорил долговязый, глядя в спину удаляющемуся и сильно уменьшенному вдалеке толстячку. — Этот мужик попросил, чтобы я затаил на него зло и отомстил не сразу, а потом? Но ничего, если мстить я начну прямо сейчас.

— То есть, мужик сам напросился, — насмехались над уменьшенным в размерах толстяком и молодчики, не только один долговязый, — да?

— Да, братва! Я всё сделаю именно так, как он просит. Раз он хочет, чтобы ему мстили, то — будет сделано.

Восьмая глава Кто кого победит, вампир или оборотень

Ричард действительно был заперт в каменный мешок. Джулия приказала, чтобы его изолировали от общества и следили, правду ли он сказал про того рыжего, который якобы укусил его. Ей было любопытно, начнут или не начнут у Рика вырастать клыки. Если начнут, то она попросит долговязого, чтобы заколол его осиной, так как конкуренты им ни к чему. «Новая среда» — это корм для жертвоприношений. Потом, когда корм созреет, то каждого в отдельности надо будет усыпить и принести в жертву. Главное, чтобы весь этот корм не испытывал какого-либо переходящего в панику страха и не знал, что за зло против него готовится. Для Джулии главное, чтобы все эти агнцы перед закланием испытывали исключительно только один блаженный позитив. И в этом есть определённая логика. Потому что, если «агнцы» запрутся в своём зале, то она потом не сможет в него войти, чтоб кого-нибудь из них пригласить на бойню. Ни один вампир не может войти в помещение, где спряталась его жертва, если жертва не разрешит ему переступить через порог.

Внутри каменного мешка долговязый появился крайне неожиданно, как призрак. То есть, он наверно натянул на голову шапку-невидимку, прошёл в ней сквозь стены, потом снял её с головы и… Буквально над самым ухом Ричи услышал злобный скрежет, чем-то очень отдалённо напоминающий человеческий голос.

— Сосунок, ты не возражаешь, если для начала я тебе проткну глаз длинной спицей?

— Ты что, инквизитор? — уныло промычал безрадостный Ричи, — который пришёл меня пытать?

— Да нет, просто мне какой-то мужик тоже ткнул этой штукой в глаз. И знаешь? Я тут кое с кем посовещался… В общем, я выяснил, что это был твой отец. Ты, конечно, на слово можешь мне не верить, мне от этого не холодно, не жарко. Всё, зачем я пришёл, это сфотографировать, как я выковыриваю тебе глаз и послать его в конверте, вместе с фотографией, адресату. «Ну, так что скажешь?», как говорит твой папаша.

В это время кто-то сверху поднял люк каменного мешка…

— Эй Дейв, — донёсся сверху голос Джулии, — я у тебя спросить кое-что забыла… В какую сторону пошёл отец Ричи?

— Ты что, лохушка?! — заверещал голос долговязого со дна каменного кувшина (самого же долговязого Ричард не видел, хоть и яркий дневной свет озарил почти всё пространство внутри «кувшина»). — Не врубаешься, что здесь сидит этот хренов Ричи, и может тебя услышать?!

— Да ты сам лошок! — отозвалась Джулия. — Не врубаешься, что внутри этого «кувшина» напущен газ с ядохимикатами?! Если этот твой «ричи» что и слышит, то вряд ли сумеет найти логическую связь между всеми теми словами, которые мы с тобой говорим!

— Ты что, хочешь сказать, что он уже, как биоробот?! — огрызнулся долговязый.

— Просто в мозгу у него находится зомбирующий газ. Если хочешь, то я могу его выветрить и у ботаника резко восстановится память.

— Нет! Извини, я наорал на тебя…

— Да забыли! Я на своих не обижаюсь.

— Эй, — промямлил Ричард, еле как догадавшийся задрать голову вверх и посмотреть, — там что, полная луна?

То есть, эта девица не шутила. Его мозг был настолько сильно пропитан ядохимикатами, что пленный не мог сообразить даже самое элементарное: чтобы увидеть голос, для этого нужно смотреть вверх, а не вниз, куда он всё время смотрит. То есть, хоть он и одурманен химическими отходами, но инстинкты в нём сохранились. Чисто животные инстинкты, как у самца. То есть, непонятно, зачем Ричард хотел посмотреть вверх и не мог понять, в какую из тысячи разных сторон голову поворачивать. Может, он подумал, что там наверху голая девушка, только поэтому захотел? Ну, раз она что-то кричит ему, то, возможно, чтобы подразнить его своими голыми титьками. «Вот классно, — мог бы наверно подумать Ричи, если бы действительно умел это делать, — будет, над чем мне потом погонять шкурку!»

— Да, недоумок, — не поленился отозваться долговязый, — полная луна! Сейчас ночь и в небе луна светит! Ты всё верно понял, дурик!

— И это я слышу голос луны? — продолжал легкомысленно щебетать Ричард.

— Мой? — съязвил долговязый. — Мой — нет, не луны.

— Да, — продолжал мямлить Дик, — я всегда знал, что у луны такой красивый, мелодичный голос. А можно мне её достать?

— Конечно, чувак! — хохотнул долговязый. — Ты хочешь подпрыгнуть и достать луну?! Давай, чудило, попрыгай на месте, а я над тобой посмеюсь.

— Не издевайся над ним, — предупредила его Джулия.

— Как скажешь, — разочаровался долговязый, что не может начать мстить его папаше так быстро, как ему не терпится. Долговязый продолжал находиться в сумраке и не выходить из него до тех пор, пока эта зануда не закроет крышку.

— Кстати! — вдруг прокричала Джулия долговязому. — Смотри, что он делает!

— Чё он делает? — усмехался долговязый, — шкурку на луну гоняет? Дурик увидел «прелестное» личико унылой луны и у него зачесалась головка?!

— Да выйди ты из сумрака, идиот! — взвизгнула Джулия.

— А чё случилось?!

— Вот ты дубина… Он в вампира превращается!

— Чё, в натуре?! — недоверчиво промычал медленно сообразительный долговязый.

— Я тебе за базар отвечаю! — поклялась та. — Сейчас же выходи и вбивай осиновый кол ему в сердце!

Долговязый немедленно подчинился. Слава богу, что кол с молотком был уже у него под рукой. Ничего, что он не успеет выковырять глаз этому ботанику и сфотографировать или снять на видео! Для долговязого нет более неотложных вещей, чем немедленное исполнение «приказов» своей госпожи!

Когда он вышел из сумрака, то понял, что «госпожа» действительно не обозналась и ничего не перепутала: изо рта этого «пленника» действительно торчат огромные клыки. Только этот долговязый так быстро поторопился вбить ботанику свой кол в левую сторону грудной клетки, при помощи молотка, что не обратил внимание на кое-какие странности. На то, что челюсти ботаника уже начинали сильно вытягиваться, лицо принимало крокодилью форму и плотно, на глазах, покрывалось какими-то странными усиками.

— Ты обознался, малыш, — рявкнул получеловек-полузверь вбившему свой кол долговязому и самодовольно возвращавшемуся в сумрак. Рявкнул голосом того толстячка. — Он не вампир, а кое-что совсем-совсем другое! Э-хе-хе… И жалко, что ты захватил с собой не те предметы, сынок! Так что ты на это скажешь, паренёк? А? Серебряные пули надо было с собой захватить, не так ли? Ведь Норми, который его укусил, был, так сказать, НЕ вампиром. Но это я уже не тебе, сынок!

И с этими словами получеловек-полузверь подпрыгнул… Вернее, не подпрыгнул, а взбежал по стенке каменного «кувшина». То есть, раз ему разрешили «достать» ту луну, на которую он несколькими секундами назад посмотрел, то только по одной этой причине он и устремился вверх. Его лапа (уже успевшая стать медвежьей) в момент прыжка тянулась в сторону Джулии и, едва та успевала сообразить, что к чему, да, может быть, успеть отскочить в сторону, как лапа уже задевала эту девушку (медвежья, неуклюжая лапища!) и выдирала из её живота кишки. Мол, «баста, девочка, теперь ты уже никогда не забеременеешь своими плюшевыми мишутками!» А вторая лапа хватала саму Джулию, чтобы скинуть её туловище вниз, к себе на дно «кувшина».

Долговязый ещё не успел исчезнуть внутри сумрака, поэтому ото всего увиденного, у него чуть глаза из орбит не повылазили.

— Ты чё сделал, тварь?! — первое, что заверещал долговязый, чисто по инерции. — Она же сказала, что тебя не оборотень, а вампир покусал! Это несправедли-и-иво… — завизжал таким тоненьким фальцетом, что, чуть ли не как у капризной девочки. Но тут же опомнился. Мол, что за наивную хрень я несу. И загорлопанил теперь уже совсем другое.

— Ты чё сделал, тварь?! Зачем ты её замочил?! Она же превращается в того старика!

— В какого старика? — не переставал оборотень посмеиваться всё тем же голосочком встреченного им (долговязым) в подворотне толстячка, который выткнул ему глаз.

— Который выращивает в каналезонке гигантских комаров, дубина! — с бешеной силой постучал долговязый себе по лбу кулаком. — Кто теперь нас кормить будет?! Кретин!

— Дак вот откуда вы, сосунки, берёте человеческую кровь?! — ещё веселее захихикал «голос толстячка». — А что ты сразу мне всё не рассказал, дурашка? Может, и не было бы всего этого? Рассказал бы сразу — и я от вас бы отстал! А? Так что же ты на это скажешь, парень?!

— Что скажу? — зачесал в затылке долговязый. — А, чтобы ты люк закрыл на секунду. Сумеешь?

— Дак не будет видно луны-матушки! — ответил ему оборотень вздыхающим голосом Ричарда (унылого зомби).

— Ничего страшного. Как-нибудь перетопчешься!

— Но я люблю луну! — мямлил ему монотонный голос Рича. — Без неё я потеряю всю свою звериную энергию и опять превращусь в человека! Тут ты меня и сцапаешь!

— А на что поспорим, что не превратишься?!

— На жизнь! — хитрò прищурился мутант. — Если проспоришь, то делаешь себе харакири! Идёт? Сам в себя в сердце вбиваешь осиной кол.

— Вон как?.. Чувачок, ты никак жаждешь моей кровянки? Дак за чем же дело встало? Вот он я — весь перед тобой, хватай меня и рви. В чём заминка-то, не понимаю.

— Да знаю я тебя! Ты сразу же спрячешься в сумрак, и там я тебя не достану!

— А вдруг не успею?!

— А вдруг успеешь! Не заморачивайся, пацанчик, я хочу, чтобы всё было по чесноку. Ну, знаешь, как «пацан сказал — пацан сделал»?

— Ладно, — нехотя согласился долговязый, — как скажешь. Поспорить, так поспорить.

— В конце концов, ты же сам это предложил — поспорить?

— Ну да. Но ты так быстро тараторишь, что у меня уже и из головы вылетело, что я «сам предложил поспорить». То есть, я думал, что это ты, а не я такое предложил.

— Это бывает… Итак, пожмём руки?

— А ты мне её не оттяпаешь?

— Боишься, что я заманиваю тебя в ловушку? Только ты руку мне подал, как я тебя цап-царап — и ты не успел спастись в сумраке! Да? Но как, по-твоему, ПОЦОНЫ спор укрепляют, как не рукопожатием?!

Долговязому казалось, что этот мутант уже прочёл наперёд все его мысли (всю его хитроумную смекалку; весь его фортель, который он задумал провернуть) и, только, ждёт не дождётся, когда же этот «дрыщ» протянет ему руку, чтобы его сцарапать, а потом сказать долговязому всё то, что он задумал против этого оборотня. Поэтому протянул долговязый свою пятерню с очень большим (просто-таки неслыханным) риском за свою жизнь.

— Вот молодец, — хохотнул оборотень, — что не засцал!

Он с радостью пожал долговязому руку (при этом даже нисколечко не поцарапал) и, казалось, не успел толком её отпустить, как уже взнёсся по каменным стенам на самый «потолок» и захлопывал крышку люка…

— Эй, — слышался внизу голос долговязого. — А сможешь сделать так, чтобы она, как и до этого, была приварена к люку?

— Да легко! — ещё веселее хихикнул оборотень.

— Вот молодец, — радостно потёр долговязый ладони, — а теперь слушай сюда. Я исчезаю в сумраке, а «кувшин» в это время мгновенно замораживается. Ты понял, про что я говорю?!

— Нет, не понял, — ответил ему мутант голосом Ричарда (унылого зомби). — Ты говоришь о луне? О прелестном личике моей любимой луны?!

— Нет, я говорю про тебя, придурок. Про то, что счас мгновенно заморозишься. Ну, просто ты не знаешь всех особенностей технологий того старика, которого ты только сейчас замочил.

Оборотень уныло посмотрел под ноги: и правда, вместо Джулии, там лежал какой-то старый хрен, порванный, как тузик тряпку.

— И ты успеешь заморозиться до того, как успеешь превратиться в человека. Нет, ты не подумай, что я какой-то живодёр! Просто я хотел пожрать оборотниевое мясо.

Долговязый уже и не помнил про то, что ему надо было сказать что-то язвительное сынку того придурковатого папаши, который выткнул ему глаз. Просто, чтобы не папаша схлопотал, так его сынок. Но, поскольку он сейчас был зверски увлечён этой идеей, — успеть заморозить оборотня до того, как он превратится назад в человека, потому что именно так он не успеет превратиться, — то ему уже не было ровно никакого дела до своей несостоявшейся мести по ничтожному мелочному поводу (не по тому поводу, что оборотень «замочил» их всеми любимого кормильца-старика, который разводит в канализации гигантских комаров; долговязый ведь понимает, что оборотень «замочил» его не специально), ибо у долговязого уже вовсю текут слюнки.

— А всё, знаешь, почему? — сказал долговязый ещё кое-что оборотню перед тем, как исчезнуть и поставить «кувшин» на резкую заморозку. — Знаешь, почему я выиграл этот спор, а не ты? Да потому, что ты животное! Вот почему. Тупое животное. Ты ведь знаешь, что животные тупее человека и человек над ними властен?

И жестокий долговязый кретин ввёл «кувшин» в режим мгновенной заморозки, перед этим прохихикав: «Получай своё, жалкое бессловесное животное!» Дело в том, что он очень сильно упивался тем, что человек доминирует над братьями своими меньшими. И, если захочет, то запросто может перетравить всех насекомых на Земле, как тараканов дихлофосом. По мнению долговязого, все до единого насекомые — это паразиты и вредители. Об этом ему говорили трупные черви, скопившиеся у него в животе.