«Кто-то» на дереве

Рыбы, земноводные, пресмыкающиеся

Всю зиму проспали бурые лягушки, зарывшись в ил на дне прудов, озер и болот. С теплом проснулись.

Весной вода в лужах и прудиках пестрит от лягушечьих голов. Издали слышно, как что-то словно дудит в прудике. Это стонут бурые травяные лягушки, тянут унылое «ууууу…ууууу…».

Иной раз услышишь другие звуки. Булькает в воде, да как! Словно в воду десяток пустых бутылок опустили: побежали вверх воздушные пузыри и забулькали: «Буль-буль-буль… буль… буль… буль…»

Дело не в том, что булькает тоже лягушка. Что ж, всякому свое! Одни лягушки стонут, другие булькают. Лягушки-то эти необычайные. Ну кто поверит, что под Москвой есть такие лягушки?

Половина булькающих лягушек — голубые. Да какие голубые! Глаз не оторвешь!

Одно горе: принесешь такую лягушку домой, вынешь, посмотришь, а она… простая, бурая. Брал голубую, принес — бурую… В чем тут секрет?

Кто этот секрет знает, тот не удивится. Ну, а случись такое с новичком, глаза вытаращит, да еще протрет их: может, это во сне?

А секрет совсем простой.

Не все бурые лягушки одинаковые. И травяная лягушка бурая, и болотная лягушка бурая. Две разные лягушачьи породы. Они очень похожи друг на друга, а вот весной…

У болотной лягушки самец сверху голубой. Только весной, пока лягушки икру мечут. И только в воде. Вынешь такого самца из воды, голубая окраска исчезает: словно полиняет лягушка.

Эти две лягушки и живут по-разному. Болотная лягушка далеко в лес не уходит: ее искать нужно по болотам, сырым лугам, вообще по открытым местам. Травяная лягушка и в лесу живет.

Бурые лягушки не квакают, все лето они немые. Лишь весной постонут или побулькают неделю-другую. Концерты устраивает другая лягушка — зеленая водяная.

В воду бурые лягушки набрались, чтобы отложить икру. Травяная лягушка мечет икру пораньше, еще снег кое-где лежит. Болотная — попозже, когда весна полным ходом пойдет.

Лягушачья икра крупная и прозрачная. Отдельная икринка — шарик с черной точкой внутри. Черная точка — зародыш, будущий головастик.

Икры много. Иная лужа словно набита икрой. И неудивительно: травяная лягушка откладывает до четырех тысяч икринок. Икринки лежат в мелкой воде, их греет солнце. С каждым днем они становятся темнее: черная точка растет и растет. Вначале она была с булавочную головку, потом стала больше. А вот уже можно разглядеть, что в икринке лежит свернувшийся колечком зародыш.

Проходит пятнадцать — двадцать дней, иногда и больше, если вода холодная, и оболочка икринки лопается. Появляется крохотный головастик. Он мало похож сейчас на шарик с хвостиком. Правда, хвостик есть, правда, перед хвостиком как будто шарик. Но шарик мал, а хвостик велик.

В первые дни своей жизни головастик больше похож на рыбку.

Этот головастик-рыбка мало плавает. Прицепится к какому-нибудь водяному растению и висит на нем. По бокам головы головастика видны словно два пучочка нежного мха. Это жабры, ими головастик дышит.

Головастик висит на растении. Он не плавает, и он ничего не ест в эти дни. Да ему и нечем есть — рта еще нет. Зато на нижней стороне головы у него два присоска. При их помощи головастик присасывается — прицепляется к растению.

Только через несколько дней появляется рот: поперечная щелка.

Появился рот — можно есть. Головастик отцепляется от листа и начинает плавать. Своими роговыми челюстями, похожими на клюв, он скоблит поверхность водяных растений.

Пустите такого головастика в аквариум с зазеленевшими от водорослей стеклами, он быстро вычистит их: соскоблит всю зелень.

Постепенно кустики жабер становятся короче и наконец исчезают. Вместо них прорезываются жаберные щели. Такие внутренние жабры похожи на рыбьи.

Вот теперь головастик и правда стал «шариком с хвостиком».

Идут дни. Головастик ест, растет и продолжает изменяться. Около того места, где от шарика отходит хвост, появляются два бугорка. Бугорки увеличиваются — растут задние ноги.

Жаберные щели понемножку зарастают. Головастик начинает дышать легкими. Конечно, легкие появляются не сразу: они развиваются постепенно.

Жабры зарастают, легкие развиваются. Головастик все чаще всплывает на поверхность воды и дышит наружным воздухом. То тут, то там на воде видны маленькие кружочки: это головастики высовывают рты наружу. Когда головастиков в луже много, то словно мелкий дождь моросит: всюду по воде прыгают маленькие точки, разбегаются кружочки.

Наконец появляются зачатки передних ног. Задние ноги уже выросли, и теперь головастик плавает с их помощью. Хвост становится все меньше, сморщивается, словно тает с конца. Головастик теперь уже похож на лягушку.

Наступает день, и крохотные лягушата выползают на берег. У них еще торчит остаток хвостика. Таких лягушат иной раз увидишь сотнями. Берег покрыт ими, словно дождь из лягушат прошел.

Теперь травяная лягушка уже не живет в воде. Вода понадобится ей, лишь когда подойдет осень: на зиму лягушата и взрослые лягушки зароются в ил на дно пруда, озера, болота.

Икры было в лужах — не сосчитать! Не вода в луже, а каша из икры. Вывелись головастики, стало в луже попросторнее. А казалось, теснее должно стать: ведь головастики растут, а места для них не прибавляется. Нет, так не бывает. Чем крупнее головастики, тем их меньше. И если посчитать, сколько было икринок и сколько лягушат запрыгало по берегу, то окажется: лягушат в сто раз меньше, чем было икринок.

Много лягушачьей икры погибает. На нее нападают всякие враги: птицы ее едят и водяные жуки и от плесени она пропадает. Вывелись головастики — и опять водяная птица их ест, водяные жуки хватают, стрекозиные личинки им житья не дают. Ну и получается: хорошо, если из сотни головастиков один выживет.

Не откладывай лягушки столько икры, давно бы они перевелись.

Но не всякая лягушка откладывает тысячи икринок. Есть такие, что всего несколько десятков икринок отложат. И ничего, не переводятся. Что ж, не нападает, что ли, никто на их головастиков?

Да, редко кто нападает: у таких лягушек и икра и головастики хорошо защищены. И защищают их родители: когда отец, чаще мать.

Очень давно, почти двести пятьдесят лет назад, писали, что в Южной Америке живет удивительная лягушка. У нее лягушата вырастают из спины матери.

Всякие чудеса бывают в тропических странах, но такому чуду поверили не сразу.

Оказалось, правда: в тропической Южной Америке живет суринамская пипа. Она похожа на жабу, но у нее нет языка. У пипы на передних ногах замечательные пальцы: они разделены на конце. Кажется, словно на конце каждого пальца сидят по четыре крохотных пальчика. Пипа очень большая — до двадцати сантиметров в длину.

Самое интересное у пипы — ее спина. Старинные наблюдатели ошиблись совсем немного: всего в одном слове. Молодые пипы вырастают не из спины матери: они растут на ее спине.

Пипа не откладывает икру в воду, она размазывает ее по своей спине. Спина самки пипы усеяна множеством ямок. В них и попадают икринки. Ямки углубляются, растут и превращаются в ячейки. Сверху они зарастают словно крышечкой. Получаются десятки карманов, и в каждом лежит по икринке. Их немного — всего около сотни.

Икринки развиваются, из них выходят головастики. Но они не покидают своих карманов. Наружу выползают уже крохотные молодые пипы. Головастикам пипы враги не страшны. Разве кто съест саму пипу.

У нас на юге живет маленькая лягушка — древесная лягушка, или квакша. У нее на пальцах есть присоски. При их помощи квакша ловко лазает по деревьям, словно прилипая к листьям.

Все лето квакша не покидает деревьев. Она спускается вниз только осенью: на дереве зимой не проживешь. Зимует квакша в норках, в земле. В воду она отправляется лишь весной — метать икру.

Некоторые древесные квакши тропических стран живут по-другому.

В бразильских лесах обитает маленькая бразильская квакша. У самки этой квакши две продольные складки на спине. Между складками и помещается отложенная икра. Самка носит икру на спине, и здесь из икринок развиваются лягушата.

В тропической Америке распространено около пятнадцати видов сумчатых квакш. У самок этих квакш на спине есть нечто вроде сумки или кармана. Сюда помещается икра. Когда головастики достаточно разовьются, мать лезет в воду. И здесь ее потомство выбирается из кармана наружу.

На Антильских островах живет антильская лягушка. Местные жители прозвали ее «кокви». Это скромно окрашенная в серый с темными пятнами цвет лягушечка, всего около четырех сантиметров длиной. Она откладывает… Что она откладывает? «Икру» не скажешь. Какая же это икра, если она не в воде, а… на листьях?

Кокви откладывает яйца на листья и сидит тут же, словно охраняя потомство.

Яиц немного — всего два-три десятка. Они круглые и крупные. Проходит недели две, и из яиц выходят лягушатки. У них есть, правда, крохотный бледный хвостик, но через несколько часов он исчезает.

Яйца этой лягушки прозрачны, и хорошо видно все, что в них происходит. У зародыша незаметно ни жабер, ни жаберных отверстий, очень рано появляются ноги. У него длиннейший хвост, очень богатый кровеносными сосудами. Он служит зародышу органом дыхания.

Можно сказать, что у антильской лягушки нет головастика, нет зародыша с жабрами. Можно даже сказать, что у нее нет и превращения: из яйца сразу выходит лягушонок.

Бразильская квакша-кузнец — одна из самых крупных квакш. Она бывает до девяти сантиметров в длину. Как и все квакши, кузнец живет на деревьях. Но для этой громадины пригодны не все деревья: не всякий лист выдержит такую тяжелую лягушку. Кузнец встречается только на деревьях с очень крепкими листьями.

Самцы кузнеца кричат очень громко, и голоса их похожи на стук по жести. Поэтому квакшу и прозвали кузнецом.

Когда наступает время метать икру, квакши-кузнецы опускаются с деревьев: им нужна мелкая вода.

На дне небольшого прудика или просто лужи квакша начинает постройку гнезда. Лягушка собирает ил, таскает его целыми охапками и укладывает на дне так, что получается вал в форме кольца.

Лягушка не просто укладывает кучки ила. Пальцы ее передних лапок на конце сильно расширены. Этими лопаточками лягушка сглаживает внутренние стенки вала. Она работает словно заправский штукатур.

В конце концов вал поднимается над водой. Получается нечто вроде суповой миски, стоящей на дне лужи. Миска не маленькая: она около тридцати сантиметров в поперечнике.

Работает только самка. Самец в это время… сидит на спине самки. Она и работает и носит на спине этого лентяя.

Лягушка строит свою миску только по ночам. Двух ночей достаточно, чтобы окончить постройку: кузнечихе не откажешь в прилежании. В миску откладывается икра.

Головастики живут внутри миски, словно в детской комнате.

Построенная из ила миска не такое уж прочное сооружение. К тому времени, когда головастики подрастут, она обычно разваливается.

Бывают среди лягушек и заботливые отцы. Самый замечательный из таких отцов — самец клювоноски.

Слово «лягушка» к клювоноске не подходит. Хороша лягушка — всего два сантиметра длиной! Лягушонок. Да еще маленький.

Рыльце этой лягушечки вытянуто на конце в длинный вырост, похожий на клюв. Живет она в Чили.

Самка клювоноски откладывает икру не сразу, а по нескольку штук, да еще не каждый день. Кладка растягивается надолго.

Около самки вертится самец. И как только самка отложит икринку, самец берет ее в рот. Он не глотает икринку, а протискивает ее в свой горловой мешок. Этот мешок, вначале маленький, потом так растягивается, что прикрывает все брюшко самца.

Внутри мешка икринки развиваются, из них выходят головастики. Они не покидают мешка, и наружу выбираются уже бесхвостые лягушатки.

Детеныши питаются в мешке. Первое время они живут за счет питательных запасов икринки. Позже их хвосты и спины прирастают к стенкам мешка, через них, через кровь они получают питательные вещества от отца. Конечно, папаша сильно тощает за это время, хоть и выглядит толстяком: ведь его мешок набит детенышами.

Приходит время, и через рот самца начинают вылезать наружу лягушата. Их бывает десятка полтора. И когда они выберутся все, вот тогда-то и видно, насколько похудел бедняга папаша.

У всех этих заботливых родителей потомство небольшое: редко у них бывает больше сотни лягушат. Тысячу икринок и в рот не спрячешь, и на спине не уложишь. Уж на что велика пипа, а и у той спины не хватит на такую порцию икры. Но дело не только в этом.

Икра, а у многих таких лягушек и головастики надежно защищены: хорошо укрыты от врагов. Икра не погибает, молодые головастики спасены.

Наша травяная лягушка спасает свою породу количеством икринок: из тысяч хоть единицы уцелеют. Сумчатые квакши, клювоноска и прочие заботливые родители сберегают потомство иначе: охраняют его от врагов. Заботливого отца можно найти и в Европе. Здесь живет повитуха — родня жаб. Повитуха не откладывает икру в воде: она проделывает это на суше. Самец наматывает длинные шнуры икры себе на задние ноги. Шнуры крепко прилипают к ногам самца.

Когда подходит время появиться головастикам, самец отправляется в воду. Там выводятся головастики, и отец уже больше не заботится о своем потомстве.

С повитухами был проделан замечательный опыт.

Их поместили в террариум, в котором было тридцать градусов тепла. Повитухи не привыкли к такой жаре. Они перебрались в воду: здесь было прохладнее.

Подошло время откладывать икру. Было по-прежнему жарко, и повитухи не вылезли из воды. Икра была отложена в воде. Самец попытался намотать ее на ноги, но у него ничего не вышло: шнуры к ногам не приклеивались — в воде их липкость исчезла.

Так прожили повитухи несколько лет. С каждым годом самец все меньше и меньше пробовал наматывать на себя отложенную икру и наконец перестал это делать совсем.

Дети таких повитух выросли в жаре. Они и не пробовали наматывать на себя икру. Словно обычные лягушки, они откладывали икру в воде и не заботились о ней.

А внуки?.. Внуков посадили в другой террариум. Там было прохладно и прятаться в воду от жары не приходилось. И уж конечно, никто не мешал этим повитухам отложить икру по всем правилам: на суше и намотать ее на ноги. Нет. Внуки отправились откладывать икру в воду.

Условия жизни повитух были изменены: им пришлось откладывать икру не на суше, а в воде. В воде икра не прилипает к ногам. Повитуха перестала наматывать ее. В новых условиях жизни у нее появились и новые повадки: она стала откладывать икру, как обычные лягушки.

В новых условиях жизни у повитух появились и новые свойства. Эти свойства передались их потомству.

Повитуха вошла в историю науки. На ней было показано и доказано, что животное изменяется, если изменились условия его существования.

Животное приобретает новые особенности, и эти приобретенные особенности наследуются потомством.

Много всяких небылиц рассказывают про угря — своеобразную рыбу с длинным змеиным телом. Говорят, что ночами угри вылезают из воды и ползают по гороховому полю, чтобы полакомиться сладкими стручками. Уверяют, что цапля никак не может справиться с угрем. Проглотит его, а он проскользнет через кишки и выползет наружу. Да мало ли всякой чепухи рассказывают про угрей!

А почему? Угорь мало похож на рыбу — одна причина. Он очень живуч — другая. Может даже без головы существовать несколько часов. Наконец, третья причина — никто не видел, как угорь размножается, а ловят и едят его люди не одну тысячу лет.

У всякой рыбы можно найти икру или молоки. Правда, осенью у щуки икры не увидишь, а весной не поймаешь икряного налима. Так это дело простое: каждая порода рыб мечет икру в свое время. Ведь и яблоки не висят на дереве круглый год. А вот угревой икры две тысячи лет не видели, не знали и угря с молоками. Ну как тут не подумать, что они «сами собой» заводятся!

Много времени и сил потратили ученые, чтобы разгадать загадку угря. И секреты этой странной рыбы наконец были раскрыты. Оказалось, что угри мечут икру не в реке и не в озере. Они отправляются для этого в далекий путь — в океан. И что удивительно: в необозримом Атлантическом океане угри облюбовали себе только одно местечко для нереста. До этого «местечка» от Европы не одна тысяча километров.

Где осенью, где весной угри отправляются в дальний путь. Они спускаются вниз по течению рек. Им годится весенний ручеек, чтобы перебраться из озера в реку или в другое озеро. Нет ручейка, угорь ползет по земле. Ночью в росистой траве быстро скользит не поймешь кто: ни рыба, ни змея.

Великое переселение угрей в океан длится несколько месяцев. Из рек, впадающих в Атлантический океан, в Средиземное и Балтийское моря, даже из рек Черного моря угри стремятся в океан. Из Каспийского моря-озера нет дороги в Атлантику, и угри не живут в Волге и Урале, их не встретишь в Каспии.

За время путешествия у угрей созревают икра и молоки. Вот почему в реках не ловят икряных угрей: пока угри сидят «дома», икры у них не бывает.

В Балтийском море угрей выслеживали не один год. Ловили их здесь, метили и выпускали обратно в воду. А потом разыскивали меченых угрей. Хлопот было много, зато узнали, что угри плывут куда-то на запад, в океан, очевидно, метать икру. Но где это происходит? Почему никто не видел мальков угря?

Жители берегов Атлантического океана издавна знали «прозрачных угрей» — маленьких прозрачных рыбок. Они приплывали раз в году к берегам Англии такими стаями, что их ловили сотнями центнеров: кормить кур и уток. Прозрачные угорьки входят в реки, поднимаются в верховья. День за днем они темнеют, перестают быть прозрачными. И вот перед нами настоящий угорек.

Но между прозрачным угорьком и икринкой угря много месяцев жизни.

Откуда берутся у берегов Англии прозрачные угорьки? Какими они были полгода назад? Где вывелись из икринок? Вопросов не убавлялось.

В Средиземном море, в Мессинском проливе, иногда ловили маленьких плоских рыбок. Они были так прозрачны, что легко было пересчитать все косточки в их тельце. Этих странных рыбок назвали лептоцефалами и считали их особым семейством рыб. Однако не все зоологи согласились с этим; принялись изучать прозрачных рыбок. Это было нелегкое дело: жители морских глубин, лептоцефалы, плохо чувствовали себя в аквариумах, умирали в первые же дни неволи.

Проходили недели, и те из лептоцефалов, которые выживали, изменялись. Их плоское тельце словно сжималось сверху вниз. Прозрачный листочек становился все больше и больше похожим на длинного червяка. Лептоцефал превращался в прозрачного угорька.

Были раскрыты два секрета сразу: и секрет лептоцефала, и секрет прозрачного угря. Половина тайны перестала быть тайной. Теперь твердо знали, что угри мечут икру где-то в океане. Знали, что из икры выводятся лептоцефалы — личинки, совсем не похожие на взрослых угрей. А все-таки где мечут икру угри? Океан велик. Принялись снова за лептоцефалов: они должны были указать дорогу к местам нереста. Чем меньше размерами лептоцефал, тем он моложе, тем ближе, значит, место его выхода из икринки.

Датский ученый Иоганн Шмидт много лет разыскивал угревых личинок в Атлантическом океане. Начав свои поиски в 1910 году, он все дальше и дальше продвигался на запад. Только в 1922 году удалось поймать крошек всего сантиметр длиной и даже меньше. Шмидт добыл их с глубин 200–300 метров в Саргассовом море, расположенном в западной части Атлантического океана. Там на огромной глубине мечут икру угри, там после нереста и погибают.

Лептоцефалы — плохие пловцы, а дорога от Саргассова моря длинна. Прозрачные личинки не столько плывут, сколько их несет морскими течениями. Два года длится это путешествие, и лишь трехлетние угорьки входят в реки Европы. А через 6–10 лет инстинкт гонит выросших угрей обратно в океан.

Почему именно в океан, в Саргассово море? Предполагают, что когда-то, очень давно, вода в Атлантическом океане была теплее, чем в наши дни. Тогда угри жили и у самых берегов Европы. Тогда же они переселились и в реки. Метать икру они уплывали в океан, но недалеко: теплые места были рядом.

Проходили века, вода в океане холодела, теплые места отодвигались от Европы, удалялись от берегов и места нереста. Все дальше и дальше приходилось плавать угрям. Так незаметно, на протяжении многих тысяч лет, создавалась дорога в восемь тысяч километров длиной. Только в Саргассовом море сохранились привычные условия для нереста — вода определенной температуры и солености.

История угря — это маленький, но характерный пример богатства, многообразия природы.

Профессор Джон Смит сидел у стола и смотрел на рисунок, вынутый из только что полученного письма.

Как поверить этому?

На рисунке была изображена рыба, но какая?!

Ошибиться невозможно.

У какой еще рыбы увидишь трехлопастный хвост и такие странные грудные и брюшные плавники, больше похожие на ласты, чем на плавники обычных рыб.

Кистеперая рыба!

Но ведь известно, что эти рыбы вымерли еще пятьдесят миллионов лет назад!

И вот из маленького музейчика в Южной Африке пишут, что эта рыба была поймана местными рыбаками. Поймана — значит, она живет в наши дни, плавает в океане.

Раз поймали одну рыбу, должны быть и еще. Где их искать? Конечно, в тех же краях, в юго-западной части Индийского океана. Смит решил, что рыба должна жить среди рифов, в бушующей воде прибоя и бурунов.

Ее тяжелое, неуклюжее тело, покрытое крепкой чешуей, очень подходило для такой жизни.

Начались поиски. Смит писал рыбакам и местным натуралистам, жившим на юго-восточном побережье Африки и на Мадагаскаре, просил, обещал большую плату… И вот в 1952 году ему сообщили, что на Коморских островах поймана одна рыбина полтора метра длиной. В 1955 году добыли еще восемь штук, одну даже с икрой. Оказалось, что местным жителям давно знакома эта рыба: она иногда попадала в рыбачьи сети, ее удавалось даже ловить на удочку. Ее не знали лишь ученые. А когда узнали, не сразу поверили своим глазам.

Рыба получила название «лятимерия». Это имя дал ей Смит в честь мисс Лятимер — хранительницы музейчика, приславшей ему рисунок загадочной рыбы.

Чем же замечательна эта рыба?

Самые древние из наземных позвоночных — земноводные. Первыми из позвоночных на земле появились рыбы. Очевидно, среди рыб и нужно искать предков земноводных — лягушки, например.

Что нужно для того, чтобы рыба смогла жить на суше? Ей необходимы органы воздушного дыхания, во-первых, и конечности, пригодные для передвижения, по суше, во-вторых. Жили когда-нибудь на Земле такие рыбы? Жили около четырехсот миллионов лет назад. Их плавательный пузырь работал как легкие, но рыбы эти имели и жабры — органы водного дыхания. Их грудные и брюшные плавники были особого строения: имели крепкие костные подпорки и очень не походили на плавники карася или уклейки. Опираясь на них, рыба могла ползать.

Не кажется ли вам, что такая рыба похожа на лятимерию? Ведь это одна из кистеперых рыб, а лятимерия — кистепер. Это не означает, что лятимерия, дожившая до наших дней, прабабушка тритонов и лягушек. Нет! У лятимерии плавательный пузырь окостеневший и как легкое не работает. Дышать она может только жабрами и на суше даже дня не выживет. Предка лягушек и тритонов нужно искать среди давно вымерших кистеперов, дальних родственников лятимерии.

Чтобы превратиться в земноводное, рыбам нужно было покинуть воду. Почему они ушли из воды? Почему выбрались на сушу? Конечно, не для того, чтобы дышать воздухом. Для этого можно было просто высунуть голову из воды. Может быть, они спасались от врагов, беспокоивших их в воде? Вряд ли. Кистеперы были хищниками и не такими уж маленькими рыбками: в среднем по метру длиной. В пресной воде в те времена врагов у них не было.

Их прогнала из воды засуха.

Это время геологи называют девонским периодом. Нелегко жилось тогда обитателям пресных вод. Засухи сменяли одна другую, реки и озера мелели и пересыхали. Если в обмелевшем озере портилась вода, то многие кистеперы могли дышать атмосферным воздухом. Но если озеро пересыхало до дна, то рыбам приходилось плохо: нужно было куда-то ползти, искать воду.

Плавники, похожие на ласты, были слабы и неуклюжи, но все же годились для ползания по суше. Такое животное могло вылезти из пересохшего озера, поползти и добраться до воды.

Стоило только начать выползать из воды, и появились изменения. Жизнь на суше требовала и другого строения тела, и других повадок. Лишь немногие из кистеперов смогли приспособиться к этой новой, сухопутной жизни. Менее изменчивые, менее выносливые погибли. Кое-кто переселился в моря: здесь всегда была вода.

Во времена девона было сухо, и первые земноводные не задерживались на суше подолгу: они только переползали из озера в озеро, из реки в реку. Каменноугольный период (триста миллионов лет назад), сменивший девон, отличался влажным климатом. В сырых зарослях папоротников и хвощей, среди обширных болот земноводные почувствовали себя совсем хорошо.

Понемногу они утратили чешую, кожа стала мягкой и слизистой. Плавники превратились в пятипалые ноги, появился толстый хвост. Их личинки-головастики жили в воде и дышали жабрами.

Как и у современных лягушек и тритонов, из икринки у земноводных выводится головастик, живущий в воде. У него есть хвост, и он дышит жабрами. Эти особенности он сохранил от своих древнейших предков.

А лятимерия? Этот кистепер из тех, которые перебрались из пресной воды в морскую. Таким рыбам не угрожала засуха, им не нужно было выползать на сушу. Они так и остались рыбами. Все они давно вымерли, до наших дней дожил только один из видов кистеперов — лятимерия. Ее нет в прямом ряду предков земноводных, а значит, и пресмыкающихся, млекопитающих, человека. Она только боковая родня кистеперов — предков земноводных. Но увидеть живой даже и такую родню — разве это не замечательно?!

Потому-то лятимерия и оказалась огромным событием в истории науки. Не каждый день увидишь такое живое ископаемое.

Берег моря. Отлив. Вода ушла, обнажив часть отлогого морского дна. На влажном еще песке тут и там видны пучки водорослей, резко пахнущих морем, йодом. Видны кое-какие предметы странных очертаний: что-то вроде звезд, какие-то комки и комочки, покрытые густой длинной щетиной. Много раковин…

Некоторые из раковин движутся… Они передвигаются не медленно и плавно, скользящим движением, как ползают улитки, а быстро, толчками, как бы перебегают с места на место.

Вот «бежит» одна из раковин… Подходим… Она остановилась… Берем в руки. Что это? В отверстии раковины мы видим устремленные на нас клешни и твердые, покрытые панцирем ноги. Таких ног, таких клешней нет у улиток. Ноги и клешни похожи на рачьи.

Это рак-отшельник.

Рак-отшельник не живет так, как наши раки или крабы. Он забирается в пустую раковину улитки и поселяется там. Это его домик, который он возит за собой и почти никогда добровольно не покидает. Брюшко рака-отшельника мягкое, оно лишено твердого панциря, и вот раковинка-домик и заменяет ему этот панцирь, защищает его нежное брюшко. В случае опасности он залезает в раковинку поглубже и закрывает вход в нее одной из клешней. Клешни у рака-отшельника неодинаковой длины — одна из них гораздо больше другой, и вот эта-то бóльшая клешня играет роль дверки, закрывающей вход в раковину. Подрастет рак-отшельник, тесна станет ему раковина, он выберет себе другую, побольше, и перейдет в нее.

Рассмотрим раковину рака-отшельника, на ней сидит что-то. Это «что-то» напоминает целую сеть маленьких выростов; выросты эти ветвятся по раковинке, образуя красивый узор. Что это за выросты? Опустим раковину в морскую воду…

Медленно из такой сети выростов-шипов начинают подниматься как будто маленькие цветочки на тоненьких стебельках. Целый садик цветов… Эти цветы не неподвижны: они то вытягиваются на своих стебельках, то опять сжимаются в маленькие комочки.

Это колония морских животных, так называемых полипов — родственников тех самых коралловых полипов, которые, откладывая известь в своих телах, образуют с течением времени огромные коралловые рифы. Они родственники и тем кораллам, плотные, окрашенные в красивый красный цвет известковые отложения которых мы носим как украшение — «кораллы». У нас в стоячих водах есть родственник этих полипов — пресноводная гидра, только она не образует колоний.

Наши полипы очень малы, и на одной небольшой раковинке их могут поместиться десятки, если не сотни. Их головки-цветочки величиной с булавочную головку, а ножка-стебелек, на которой покачивается головка, не толще самой тонкой нитки. Рак завладел пустой раковинкой улитки, чтоб иметь защиту для своего мягкого брюшка.

А при чем здесь полипы?

Попробуйте дотронуться до этой раковинки в воде… Что? Как будто вы тронули жгучую крапиву. Это вас обстрекали полипы. Этим путем они защищаются от нападений на них врагов. Выгодно раку такое соседство? Конечно.

Полипы малоподвижны, всю жизнь они проводят обычно на том подводном предмете, к которому прикрепились в молодости. Рак бегает быстро. Со своим грузом-раковинкой он то и дело меняет место своего пребывания. Ему приходится постоянно искать себе пищу. Как только он найдет что-либо подходящее, он сейчас же останавливается и начинает закусывать. Ест рак, и мелкие крошки расплываются по воде вокруг него; эти крошки ловят полипы. Выгодно соседство рака полипам. Он их и возит на себе, и кормит.

А полипы защищают рака от нападения врагов.

Нечто вроде оборонительного союза существует между раком-отшельником и полипами. Обеим сторонам выгоден такой союз: рак имеет защиту, полипы — средства передвижения, а иногда и пищу.

Нередко на раковине рака-отшельника можно видеть большого одиночного полипа — актинию. Рак неутомимо таскает на себе эту довольно-таки тяжелую наездницу.

Рак-отшельник очень «дорожит» своей ношей. Когда ему приходится переменить раковину, он подыскивает подходящую и… перетаскивает на нее актинию. Попробуйте снять с раковинки рака-отшельника актинию. Рак придет в сильное беспокойство, начнет бегать во все стороны, искать чего-то… и успокоится только тогда, когда найдет и посадит на свою раковинку актинию. Бывают случаи, что актиния не прикрепляется к раковине, раковина ей «не нравится». Рак-отшельник меняет одну раковину за другой до тех пор, пока актиния не прикрепится к раковинке, пока раковинка не придется ей «по вкусу».

Почему же они живут вместе — рак-отшельник и полипы? Ведь они не «знают» о своей выгоде, не «думают» о том, чтобы принести пользу друг другу.

В течение тысячелетий и у рака-отшельника и у некоторых полипов выработались им свойственные привычки жизни. В число этих привычек входит и привычка к известной внешней обстановке, в которой они живут. Для рака-отшельника частью такой житейской обстановки является раковина с полипами. Нет полипа — и все обстоит не так, как к тому привык рак. Рак не «знает», почему плоха эта раковинка, но она ему не подходит, чем-то она отличается от привычных ему раковин, отсюда поиски раковинки привычной, то есть с полипами.

Как привык рак к этим полипам?

Полипы часто селятся на раковинах улиток, иногда пустых, иногда занятых улиткой. Рак берет себе пустую раковинку; попадаются раковинки с полипами, попадаются раковинки и без них; не один такой домик сменит рак в течение своей жизни. В одних раковинках его чаще беспокоят враги, в других реже. Реже в тех, на которой уселся полип. Эти раковинки лучше, их рак и выбирает. А почему они лучше? Это ему неизвестно. Рак сам перетаскивает на раковинку полипа; он «знает», что и зачем делает? Только условно. Хороша не простая раковинка, а раковинка особая; эта ее особенность легко может утеряться, ее можно перетащить с раковинки на раковинку. Рак и перетаскивает. Что он перетаскивает и зачем, он не знает. Так нужно, говорит ему инстинкт, привычка, выработанная его бесчисленными предками в течение многих тысяч лет. И пока это требование инстинкта не удовлетворено, рак беспокоится, что-то его раздражает. Натолкнулся он на полипа, перетащил его на раковинку — инстинкт удовлетворен, рак успокоился, он «счастлив» по-своему, по-рачьему.

А полипы? Полипы — неизмеримо более просто организованные животные, чем рак. Их жизнь состоит из ряда рефлексов, то есть простых ответов на внешние раздражения.

Почему они охотно селятся на раковинках, занятых раком-отшельником? Полип неподвижен, он не бегает за добычей, пища должна оказаться поблизости от него. Чем больше пищи в каком-нибудь месте, тем более подходяще оно для житья полипа. Около рака-отшельника пищи больше, чем около какого-нибудь камешка, отсюда и предпочтение.

Никто — ни рак, ни полип — не заботится об интересах и удобствах другого. Полип стрекается, если до него дотронуться, а схватить раковинку, не задев полипа, трудно: защищая себя, он невольно защищает и рака. Рак ест неряшливо, около него есть чем поживиться, но он вовсе не заботится о прокормлении своей охраны — полипов.

Таких случаев сожительства, или симбиоза, как это явление называется в науке, известно очень и очень много. Сожительство наблюдается не только между животными, но и между животными и растениями и даже между растением и растением.

Как выработалось такое сожительство? Оно основано на взаимной выгоде: привычки, какие-нибудь особенности жизни одного выгодны другому, и наоборот. Железный закон борьбы за существование требует наилучшего приспособления к тем или иным условиям жизни. Только хорошо приспособившееся животное или растение может победить в этой борьбе, только оно может выжить.

Все, что мало-мальски выгодно для животного, все, что дает ему лишний шанс на победу в этой борьбе, — все это закрепляется в течение ряда поколений. Миллиардами гибнут неприспособившиеся, не имеющие лишнего шанса на победу, единицы выживают, и эти-то единицы и дают нам такие примеры замечательной приспособленности.

Роль самого животного или растения в этом процессе приспособления и выживания наиболее приспособленных ничтожна. Обладает животное чем-либо выгодным для него — оно может уцелеть, плохо оно приспособлено — оно гибнет.

Одним из могучих средств в этой борьбе за право на жизнь, за право на место на земле является сожительство, симбиоз. Много лишних шансов на победу дает оно, хотя и не пользуются им животные и растения «нарочно». Они просто «живут» так или иначе, а суровая рука естественного отбора выберет из них и сохранит или уничтожит тех, которые победят или окажутся побежденными в этой борьбе, ни на миг не прекращающейся между живыми существами на нашей земле.

Обрывистый берег пестрел кустиками травы. Океан плескался у обкатанных водой скал, словно возле последней ступени лестницы. Коза, позвякивая колокольчиками, бродила по прибрежным камням. Подошла к краю, остановилась возле чахлого кустика, отщипнула листик… Пригнула ветку, захватив ее подвижными губами. И вдруг, словно толстая змея высунулась из воды, обвила ногу козы… Коза рванулась, но из воды высунулось-вытянулось второе щупальце, скользнуло по камню, охватило другую ногу, затем показалось третье щупальце… Рывок… Мемéкнула коза, звякнул колокольчик, плеснула вода… Осьминог начал свой обед.

У осьминога мягкое мешковидное туловище, на переднем конце его находятся восемь длинных щупалец. Он принадлежит к головоногим моллюскам. Слово «нога» встречается в обоих названиях. Наверное, ногами называют щупальца? Ведь именно они расположены впереди, где голова (головоногие), и их как раз восемь (осьминог). Вот и не угадали. Щупальца называют не «ногами», а «руками». Удивлены?

Щупальца осьминога — сильно измененная «нога» других моллюсков: слизней, улиток, ракушек, которых все вы знаете. Вот слово «нога» и вошло в название животного. Осьминоги — хищники и щупальцами, словно руками, хватают и удерживают добычу; вот откуда «рука».

Они очень мускулистые, эти щупальца-руки, могут сокращаться и вытягиваться, извиваться на все лады. На внутренней стороне щупальце усажено множеством присосок. При их помощи оно словно прилипает к чему-нибудь, и прилипает очень крепко.

По форме присоска похожа на глубокое блюдечко или чашку. У нее сильная и сложная мускулатура. Перед тем как щупальце прикоснется к чему-нибудь, мышцы присосок сокращаются, присоски сжимаются, становятся совсем плоскими и сплющенные края их плотно прижимаются к поверхности предмета. И тотчас же присоски растягиваются, становятся опять глубокими. Вот и вся работа мышц: одни сокращаются, другие расслабляются.

Прижалась плоская присоска к коже добычи: между ней и кожей осталось немного воздуха. Теперь присоска расширилась, места под ней стало больше, а воздуха не прибавилось. Что произойдет? Давление разреженного воздуха под присоской ослабнет, а окружающая осьминога вода давит с прежней силой. Вот присоску и придавит к коже добычи: она крепко присосется.

Когда отлипнет присоска? Когда сократятся ее мышцы. Тогда присоска станет плоской, полость ее уменьшится, давление воздуха под ней увеличится. Оно уравновесится с наружным давлением, и присоска «отстанет» от кожи.

Присосок на щупальце много, а потому оно очень крепко держит захваченное. При помощи щупалец осьминог ползет. Вытянет щупальце и присосется его передним концом к чему-нибудь. Сократит щупальце — подтянется вперед.

Осьминог может и плавать при помощи особого органа — воронки. Туловище осьминога окутано кожной складкой — мантией. Под мантией находится мантийная полость. Вблизи головы из этой полости торчит наружу конусовидная трубка — воронка, направленная вперед, к голове. Набрав через особую щель в мантийную полость воду, осьминог сразу выбрасывает ее через воронку. Получается резкий толчок — «отдача», и осьминог быстро передвигается и в воде.

Окраска осьминога очень переменчива: на светлом фоне он светлый, на темном — темный, среди зеленых водорослей — зеленеет. Раздраженный, он краснеет, синеет, все время меняет цвет за цветом, пока не успокоится. Благодаря быстро изменяющейся окраске осьминог мало заметен и на песке, и между камнями, и среди водорослей. Маскирующая окраска помогает ему подстерегать добычу, прятаться от врагов. Он может скрыться от врага иначе: выпустив в воду черную жидкость из «чернильного мешка». Окутавшись «дымовой завесой», осьминог быстро уплывает.

Щупальца расположены вокруг рта. Во рту — пара роговых челюстей. Они похожи на клюв попугая и очень сильны. Осьминог прокусит ими голову крупной рыбы, раздробит самый прочный панцирь большого краба или омара. Затаившись между камнями, хищник ждет добычи. Щупальца вытягиваются… Миг — и добыча схвачена: присоски ее крепко держат.

Крупный осьминог, затаившись под обрывистым берегом, может утащить в воду зазевавшегося теленка, даже корову. Пудовый осьминог силен, из крепких объятий его щупалец не вырвешься.

Есть осьминоги до трех метров длиной. У нас в дальневосточных морях встречаются осьминоги свыше двух метров длиной, весящие более двадцати килограммов. Встреча с такой громадиной опасна и для человека.

Про осьминогов рассказывают много всяких небылиц. На деле, мелкие осьминоги никому не опасны, наоборот — их ловят и едят; их мясо очень вкусно. В СССР осьминоги обитают в дальневосточных морях, встречаются они и в Баренцевом и Карском морях; в Черном и Каспийском морях их нет.

Никого не удивляют слова «птичье гнездо», а вот «рыбьи гнезда» звучат непривычно. Ну какое же гнездо у рыбы! Есть и такие гнезда. За примером далеко идти не нужно.

Во многих наших реках и речках водится маленькая рыбка колюшка. Ее часто зовут колючкой, и зовут не зря. На спине рыбки — несколько острых шипов-колючек, есть пара колючек и на брюшке. Колюшка хорошо вооружена, и она не просто бойкая и смелая рыбка. Самцы-колюшки то и дело дерутся между собой. Они не милуют и самок — дерутся и с ними. Мало найдешь таких рыб, половина жизни которых проходит в драках.

Пришла весна. Вскрылись реки и речки, прошел лед, спала вешняя вода. В жизни колюшки-самца наступает перемена. И раньше всего изменяется его внешний вид.

В обычные дни самец окрашен скромно: он буро-зеленый, с черными полосками на боках. Теперь тело самца становится бархатисто-черным, а брюшные колючки голубовато-белыми. Колючка-самец надел свадебное платье.

Нарядившийся самец не только по-прежнему дерется с первым встречным. Шныряя в воде, он исследует местность, осматривает кустики подводных растений, что-то ищет. И вот он нашел. Что нашел? Да всего-навсего какой-нибудь кустик растения. Он ничем не отличается от соседних кустиков, но именно его и облюбовала колюшка. Горе тому, кто осмелится приблизиться к этому кустику. Колюшка бросится на любого пришельца, будь он и в десятки раз крупнее: эта рыбка не из робких.

Разогнав непрошеных гостей, колюшка принимается за работу. Она собирает корешки, обломки водяных растений, водоросли. Все это рыбка тащит к облюбованному кустику.

Колюшка-самец начинает постройку гнезда. Он строит его на манер того, как птицы вьют свои гнезда. Отдельные корешки, стебельки, водоросли — все это он заплетает вокруг основания кустика.

Безустанно хлопочет маленький архитектор: тащит корешок за корешком, одну ниточку водоросли за другой. Иногда ноша гораздо длиннее его самого, он цепляет ее за что-нибудь, роняет, снова подхватывает, снова тащит… А сама стройка! Сколько сил тратит маленькая рыбка на эту работу! То и дело тычется она мордочкой в свое сооружение, старается укрепить расплывающиеся в воде волокна, корешки, водоросли: прижимает их и своим брюшком, и боками, подпирает головой.

А тут еще и подраться нужно. Колюшка оставляет работу и наспех отгоняет какого-нибудь нахала, слишком близко подплывшего к его гнезду. Рыбка выбивается из сил, но зато гнездо растет и растет.

Оно похоже на шарик, правда небольшой — величиной с яблоко. Гнездышко крепко держится возле кустика; его почти не видно среди листьев и стеблей: ведь оно тоже зеленое и бурое. В гнездо ведет узкий вход. То и дело самец пролезает внутрь гнезда и сейчас же вылезает, пятясь задом, обратно.

Гнездо готово. Нужно искать подругу-самку.

А самки, в то время как самец строит гнездо, плавают стайкой с места на место. Им и дела нет до гнезда.

Разыскав стайку самок, самец пригоняет одну из них к гнезду. Влезая в гнездо и вылезая из него, самец как бы показывает туда дорогу самке, бывает, даже подталкивает ее ко входу.

В конце концов самка залезает в гнездо. Она остается там недолго: отложит несколько икринок и выскакивает наружу. Самка так спешит, что не ищет входа в гнездо: ударом головы она проламывает стенку, пробивает новый выход и уплывает.

Теперь в гнездо отправляется самец и поливает отложенные икринки молоками.

Но икринок мало, нужны еще и еще. Самец уплывает за новой самкой, пригоняет ее к гнезду. Несколько раз путешествует самец за самками, и вот икры в гнезде достаточно.

Теперь самки не нужны самцу. Пусть какая-нибудь из них попробует близко подплыть к гнезду! С яростью бросается на нее самец и после жестокой трепки прогоняет далеко-далеко.

Он гонит от гнезда любого врага. Да что враги! Попробуйте подразнить его прутиком: самец бросается на прутик. Он бросается на все, что показывается вблизи гнезда.

Пока в гнезде лежит икра, самец не отлучается от него ни на минуту. Он зорко следит за всем, исправляет повреждения. Часто он подплывает ко входу в гнездо, становится против него и быстро-быстро шевелит грудными плавниками. Этим способом он прогоняет через гнездо воду, не дает ей застаиваться в гнезде.

Проходит 10–12 дней, и в гнезде появляются крохотные рыбешки. Теперь у колюшки-папаши еще больше забот. Чуть окрепнув, рыбешки стремятся покинуть гнездо, а отец не выпускает их наружу. Случается, что рыбки выскользнут из гнезда, но недолго они поплавают вокруг него. Отец бросается за ними вдогонку, забирает в рот и… выплевывает обратно в гнездо.

Идут дни, рыбки растут и крепнут. Заботливость отца слабеет, гнездо начинает разваливаться. Понемногу молодые колюшки расплываются из разрушающегося гнезда.

Первые дни по выходе из гнезда еще можно видеть стайку крохотных рыбок в сопровождении отца. Но вскоре он совсем покидает свое семейство. И вместо нежного отца перед нами снова буйный, драчливый холостяк.

Колюшка не откажется построить гнездо и в аквариуме. Для этого немного нужно: достать колюшек и дать им помещение. Даже большой аквариум не нужен: хватит банки, вмещающей ведро воды. Не всегда самка отложит икру, не всегда увидишь выход мальков, но гнездо строить самец начнет. Была бы весна, и была бы в аквариуме самка, и был бы строительный материал — водяные растения, прутики…

Колюшка вьет гнездо почти по птичьему образцу.

Есть рыбы, которые сделают гнездо и в аквариуме, где нет ничего, кроме воды. Большая банка, в нее налита вода, в воде плавают две рыбки. И это все.

Рыбка, которая сделает гнездо в такой банке, не редкость. Любители аквариума хорошо знают макропода. На воле у нас макропода не встретишь: его родина Южный Китай, Индокитай и соседние с ними страны. Живет он там в прудах и больших болотах, а чаще всего его найдешь в небольших канавках, по которым течет вода на рисовые поля.

Макропод — красивая рыбка. Малиново-красные и лазорево-синие полосы украшают его тело; плавники и длинный хвост — красные с сине-зеленым. Чем теплее вода, тем ярче окраска рыбки, а ко времени метания икры она переливает всеми цветами радуги. Так красив самец. Самка тусклее, да и хвост у нее короткий.

В аквариуме макропод не бывает таким ярким, как у себя на родине, и даже в свадебном наряде выглядит грязноватым.

Свое гнездо для икры макропод строит из… воздуха.

Самец подплывает к поверхности воды и набирает ртом воздух. Затем чуть опускается под воду и выпускает воздух. Маленькие пузырьки поднимаются кверху.

Простой пузырек воздуха скоро лопнет, но эти пузырьки не простые. Во рту самца выделяется особая слизь. Пузырек воздуха покрывается тонким слоем этой слизи, он прочный.

Самец выпускает много пузырьков, и вскоре по воде плавает целый плот из пены. Он бывает до пяти сантиметров в поперечнике, около двух-трех сантиметров высотой. Гнездо макропода из пузырьков воздуха скорее похоже на шапку пены, чем на плот: посередине оно гораздо толще, выше, чем по краям.

Плот — шапка из пены — помещение для икринок.

Когда гнездо готово, самка выпускает из себя икру. Икринки падают на дно, но вскоре начинают всплывать кверху. Самец подхватывает их ртом и тащит к гнезду. Здесь он выпускает икринки под самые пузырьки пены, и они остаются висеть в гнезде.

Самец сторожит гнездо, отгоняет от него врагов. Он не такой драчун, как колюшка. И все же врага он отгоняет, вернее, пытается отогнать. Самец чинит гнездо, подбавляет новых пузырьков. Если какая-нибудь икринка потускнеет, он выбрасывает ее из гнезда: потускневшая, побелевшая икринка рыбки уже не даст. Самец, конечно, не знает этого, но такая уж у него повадка — выбрасывать из гнезда испортившиеся икринки.

Икринки остаются в гнезде из пены до тех пор, пока из них не выведутся мальки — крохотные макроподики.

В первые дни самец не выпускает рыбок из гнезда. Слабых рыбок он хватает ртом, вытаскивает из старого пузырька и засовывает в новый. Он словно лечит слабых рыбок свежим воздухом.

Самка не смотрит за гнездом, не ухаживает за икрой, за маленькими рыбками. Все это — дело самца.

Макроподов часто держат в аквариумах. Они невзыскательны и хорошо живут даже в небольшой банке. Им не нужны подводные растения: макропод живет и в воде, небогатой кислородом. Поднимаясь к поверхности и высовывая мордочку из воды, он дышит наружным воздухом. Мало того, ему необходим этот воздух, одного дыхания при помощи жабер ему недостаточно.

Как видите, и правда: для постройки гнезда макроподу ничего не нужно, он строит его из воздуха.

Есть и другие рыбки, строящие гнезда. Одни из них делают гнезда посложнее, другие попроще. Самое простое гнездо — ямка в песке, на дне реки. Выроет рыба ямку, вот и готово гнездо. Самка положит в ямку икру, самец останется сторожить гнездо, охранять икру. Таково, например, гнездо у нашей маленькой рыбки бычка-подкаменщика.

В ямки на дне откладывают икру и форели и лососи.

В Африке живет небольшая рыба, по прозвищу «булти». Она не строит гнезда для икры, все же у нее есть «детская».

Самка булти мечет штук тридцать икринок и прячет их себе… в рот. Проходит недели две, пока из икринок вылупятся рыбешки, и все это время мать держит икру во рту.

Вот заботливая мамаша: две недели плавает с полным ртом.

Пришло время, вылупились крохотные рыбешки. Они выплывают изо рта матери, и шныряют поблизости. Испугаются чего-нибудь — и к матери. А та уж широко раскрыла рот, словно зовет: «Идите, детки, домой!» Рыбки прячутся в рот матери.

Испугалась чего-то сама мать. Бросилась к своим детям. Хоп, хоп! Минута — и она похватала ртом всех рыбешек. Спрятала.

Подрастут рыбки, станет им тесно во рту матери, а они все-таки туда лезут. Сунется рыбешка в «детскую» — голова-то влезет, а хвост наружу торчит. Ничего, все-таки дома.

Только немногие рыбы строят гнезда, оберегают свою икру. Большинство рыб, отложив икру, о ней не заботится. Мало того: многие рыбы поедают свою же собственную икру.

Окунь и щука откладывают около трехсот тысяч икринок. Карп — свыше миллиона. Живущая в океанах луна-рыба обогнала всех: она мечет триста миллионов икринок.

А у колюшки, макропода, бычка-подкаменщика всего несколько десятков икринок, самое большее сотня. И все-таки те же колюшки кишат в воде. В Голландии, в каналах, колюшек столько, что их каждый год ловят миллиардами. Там ими кормят скот и птицу, удобряют поля, перетапливают их на жир. И все-таки колюшек не убывает, а луна-рыба с ее сотнями миллионов икринок — рыба не частая, а окуни и щуки не кишат в наших реках.

Почему?

Колюшки заботятся о потомстве, у них гибнет мало икры, гибнет мало мальков в первые дни, самые опасные дни их жизни. У рыб, не охраняющих икру, погибает большая часть икринок, и чем больше икры, тем больше ее гибнет.

Забота о потомстве у рыб — хороший способ защиты в борьбе за существование. Чем больше забот об икре и мальках, тем больше их уцелеет. И тем плодовитее оказывается рыба, хоть она и откладывает совсем немного икринок.