«Мы - последние поэты…». Избранные стихотворения.

Что известности случайность?

Мне милее суеты

Целомудренная тайность

Откровений красоты.

Так: с мучительным недугом

Любославья незнаком,

Лишь поэтам был я другом,

Для немногих был певцом.

И спокойным, хоть безвестным,

Я вступаю ныне в свет:

Неизвестный неизвестным

Шлет поклон и шлет привет.

Ты враждою не погубишь,

Ты хвалой не будешь мил;

Если ты меня полюбишь —

Я давно тебя любил.

С тех пор, как род людской лукавый,

Плененный славой суеты,

Не чтит святыни вечной славы,

Не чтит святыни красоты, —

Весь день стоит она, угрюма.

Кругом и шумно, и светло,

Но неотвязчивая дума

Туманит вечное чело:

Ей стыдно за людей безумных!

Но из обители теней

На крыльях темных и бесшумных

Забвенье мук слетает к ней.

День отсиял, оно слетело, —

И ночи девственная мгла

На беломраморное тело

Покровом трепетным легла.

Верховный жрец во мгле ночной

Стоит безмолвно у порога:

Блестит вдали, блестит земной

Сосуд губительного бога, —

Он полон девственной росы…

Разбить? Солжет сосуд разбитый:

Заутра в храм сбегутся псы

Лизать отравленные плиты…

Жрец улыбается во мгле —

И ночи мрак трепещет зыбкий

И все живое на земле

Во сне дрожит от той улыбки

Гордо поют победители,

Камни грызут побежденные;

Непримиренные,

Снова сойдутся воители.

Но средь немой бесконечности

Тусклых равнин мы, сраженные,

Спим, примиренные,

Сном упоительным вечности.

В тихий час неоскверненный,

Я люблю вечерний звон,—

Лаской тени усыпленный,

Над полями, отдаленный,

О себе забывший сон…

Сумрак летний, златотканый…

С угасающей зарей,

Сон безвестный, сон туманный,

Кто-то тихий и желанный

Умирает над землей.

He мефистофель он вертлявый,

Не бес ничтожный и лукавый:

Он злобы тяжкой бронзу влил

В слова скудельные, простые,

И формы хрупкие разбил,

И безобразные, немые,

Явились лики темных сил.

Прочел я в книге мудреца:

Природу вещий сон тревожит,

Весь мир страдает без конца,

Проснуться хочет и не может.

Я вышел в сад. Меня он звал,

Полдневным зноем упоенный:

В сияньи золотом дремал

Весь этот мир, в себя влюбленный.

Лицо — лицо твое смеется;

Глаза твои — в них смеха нет,

Они темны. В них не проснется

Улыбки юной дерзкий свет.

Меня пленяет бесконечно

Их неразвеянная тишь.

Я вижу: ты смеешься вечно;

Я знаю: вечно ты грустишь.

О, будь грустна! Земного счастья

Земных утех не жди! О, пусть

Тебя хранит от сладострастья

Твоя таинственная грусть!

Уйди. Забудь меня. Далеким —

Даль ясных грез. В полночной мгле

Хрустальным озером глубоким

Лесным — ты будешь сниться мне.

Над нами звезд живые очи.

Кругом — ни звука Тишина —

В глубоком сне июньской ночи —

Как бы застывшая волна.

Но, отдаваясь без возврата

Безумно-трепетному сну,

Цветы волною аромата

Поят застывшую волну.

Над нами звезд живые очи

И, ароматами пьяна,

В глубоком сне июньской ночи

Дрожит незримая волна.

Больные сны меня связали,

Ко мне приблизились толпой

И мне насмешливо сказали:

Ты наш навек, поэт слепой.

Но я — змея святой измены —

Но я — могучий новый сон —

Но я разрушу эти стены,

Как ты, о мученик Самсон!

Я их убью, — я, демон боли!

На мир пустынный поглядеть —

Вдохнуть смертельный воздух воли

И с ними вместе умереть!..

Вот привезут к вам божество

Неверных снов, гаданий тайных:

Да не прельстит вас торжество

Богов бессильных и случайных!

Несите мне обильну дань

Благоговения и страха:

Простер я благостную длань

И чудом плоть воздвиг из праха.

И дрогнул мрак — и вспыхнул вдруг —

И стал подобен багрянице —

И над землею мчится дух

В молниеносной колеснице —

И где, исполнено чудес,

Аморра высилось жилище,

Уже дымится пепелище

Под сводом смолкнувших небес.

Понятен мне твой злобный крик:

Ответа ждешь ты, клеветник;

Но мы забывчивы, поэты:

Умри, мой друг Врага из Леты

Я эпиграммой не спасу.

Кого люблю, кого ревную,

Тому бессмертие дарую

И мирт невянущий несу.

Фалерна темное вино

Благоуханней в тонкой чаше.

Смотри, вот золото: оно

В моей руке ценней и краше.

Не убеждай меня, пришлец, —

То скучный труд и труд напрасный:

Пою, восторженный певец,

В прекрасном теле дух прекрасный.

Огромный коршун в небе рея,

Увидит жирный труп злодея,

Слетит с пылающих высот,

Себя с находкою поздравит

И к ночи на восток направит

Отяжелевший свой полет.

Заря вечерняя зажгла

Великих риз недвижный пламень,

И человек, и зверь, и камень

Поют Создателю: хвала!..

Он опочил. Сладка дремота

И миром созданным светла

Миродержавная забота

Предвечнодумного чела.

Я прежде был волной. Не знал я ни печали,

Ни страсти роковой… В задумчивой ночи

Сияньем сладостным таинственно пронзали

Меня далеких звезд далекие лучи.

Я прежде был волной… В томительной пустыне,

В пылу земных страстей, охвачен суетой,

Молюсь я, как лучам целительной святыни,

Сиянью грезы золотой.

Иду печально я, без цели, без стремлений,

Лишь поле ровное, да ночи мгла кругом.

И звуки трепетных и робких песнопений

Уносит ураган бушующим крылом.

Но там, над бешенством слепого урагана,

В лазурном сумраке, в таинственной дали,

Звезда чудесная сквозь попону тумана

Неугасимый луч роняет до земли.

Из города я вышел на простор.

Весь берег спал и город спал тяжелый,

Мой скучный гроб и колыбель моя.

Из тихих вод вставала ты, денница,

Вставала ты, — и грустно было мне.

Тебя я ждал — тебе не смел молиться:

Не мне, не мне приветствовать тебя.

Сегодня я смертельно болен

От созерцанья синевы,

Как вы — смешон, как вы — неволен,

Но я свободнее, чем вы.

На бесконечность я умножен,

На смерть моих недолгих дней;

Я так свободен и ничтожен,

Что нет конца тоске моей!

Поэт немой, певец туманный!

Судьба цветы добра и зла

В один венок, смешной и странный

Рукой небрежною сплела.

Душой — дитя, умом — старик,

Поэт, понятен ты немногим:

Нечеловечески-убогим

И тем, кто в мудрости велик.

Что слово? — прах; кто я? — творец.

Я буду верен вам, певец,

А вы, покорливые слуги,

Мои глубокие досуги

Пусть воплощенье в вас найдут!

О, будьте мне живым приветом!

Клянусь, глаголы не умрут,

Одушевленные поэтом.

Когда впервые нищим и бездомным,

Как некий глас и ласковый, и властный,

Благая весть о Царстве прозвучала, —

Как изумился мир! Какой надеждой

Дух запылал страдальцев неизвестных!

О, как они стремились в это Царство,

Как радостно, победно умирали!

И мир им поклонился; лишь патриций

Не изменил богам живого мира:

Он в Риме жил и умер в древнем Риме.

С прибрежных скал глядели мы упорно

В клокочущую бездну:

Из глубины вставали исполины

И злобно умирали,

Разбивши грудь об острые утесы;

Дрожали мы как дети,

А в вышине, презрительно откинув

Покров свой лицемерный,

Немая твердь, зловещая, сияла.

За печальной колесницей,

За попами и венками,

Черный змей ползет огромный;

Голова — у колесницы,

Телом — улицу наполнил,

В переулке тесном хвост…

То не дети и не внуки

Деда старого хоронят, —

Черный змей, весной проснувшись,

Кожу зимнюю хоронит.

Не смотри, что я так весел, —

Чуть умолкну — слышу шорох:

То не мышь под половицей

И скребет, и суетится, —

Полоненная, в подвалах

Смерть и злится, и трудится.

Шесть дверей она прогрызла

И грызет уже седьмую.

Счастье. Счастье. День мой лучезарен.

За себя я миру благодарен.

Замолкли стоны дерзкой бури,

И скован мир, — и жаль волны,

Что как титан рвалась к лазури

Из ненавистно глубины.

В чем я врагам своим подобен,

Того не выразит мой стих:

Питомец юных снов моих,

Как бог, прекрасен и незлобен.

Он с колыбели посвятил

Себя идейному страданью

И даже азбуку зубрил

По запрещённому изданью,

Других изданий — не читал

И кончил вечер жизни бурной,

Как непреклонный радикал,

В объятьях девы — нецензурной…

Я — незаконная ладья:

Плыву без весел, без руля…

Плевать, мой милый! Будь, что будет!

Авось меня и не засудит

Великий мировой судья.

Седой Хаос, кончаясь,

Им завещал бессмысленную силу

И родником бессмертья

Их стала плоть. Об этой древней тайне

Мать не расскажет детям:

Сын не поймет, а дочь сама узнает

От птицы перелетной,

От родников священной, темной рощи

И от всего, что дышит.

Песни спеты, перепеты —

Сердце бедное, молчи:

Все отысканы ответы,

Все подделаны ключи;

Мы — последние поэты,

Мы — последние лучи

Догорающей в ночи,

Умирающей планеты…

После нас — ночная тьма,

Процветание науки,

Протрезвление ума,

После нас — ни грез, ни муки,

Бесконечная зима

Безразлично серой скуки.