Шестая картина

Обстановка второй картины. Титов и Павловский ведут беседу.


Павловский. Стало быть, Герман Степанович, ребята и это испытание выдержали?

Титов. И причем с отличными показателями. Вот, взгляните на их электроэнцефалограммы. (Показывает, поясняет.) Вспыхнул сигнал тревоги, ребята реагируют на сигнал опасности — кривая взметнулась. Опасность ликвидирована — альфа-ритм успокаивается. Понятно?

Павловский. Да, да, понятно.

Титов. А теперь посмотрите на эти записи. Что вы видите? В них отражены эмоции наших ребят. Наташа реагировала на сигналы тревоги более активно, чем ее товарищи. Однако самообладания не теряла. Вадим — сдержан, решителен. Федор Дружинин, я бы сказал, более чем спокоен. Его нервное и психическое состояние в критический момент не соответствует раздражителю. Сердечный ритм ни разу не нарушался… Какой-то феномен! Итак, последний, наиболее щепетильный эксперимент завершен. Пионерский экипаж готов к длительному полету в космос.

Павловский. Мы очень рады. Горком комсомола придает этой экспедиции большое значение. Кстати, ребята должны доставить на Марс почетные грамоты ЦК ВЛКСМ строителям Марсианска.

Титов (шутит). И красные галстуки юным марсианам?

Павловский (серьезно). Кто знает, может быть, когда-нибудь придется посылать и галстуки. В наше время ни за что нельзя ручаться.

Титов (улыбаясь). Сами-то небось хотели бы совершить подобное путешествие?

Павловский. Еще бы! Мечта! Но, к сожалению, вряд ли осуществима. Я лично такого конкурса бы не выдержал, а специальность у меня самая немарсианская: я по образованию ветеринар.

Титов. Простите, вы какого года рождения?

Павловский. 1970-го. Родился в год столетия великого Ленина.

Титов. В хороший год вы родились! Какой это был подъем духа, мысли и труда!… Всенародное торжество, охватившее всю страну, всех от мала до велика. Хотя международная обстановка была тогда тревожной… Американская агрессия во Вьетнаме… События на Ближнем Востоке… Насилие, убийства… террор… В Греции — фашизм… Время военных авантюр и политических заговоров, роковых покушений на жизнь прогрессивных деятелей — и время величайших научных открытий, время неустанной, героической борьбы всех честных людей за единство и за мир на земле… Время реакции и прогресса. И вот мы с вами сегодня, в двадцать первом веке, живые свидетели всепобеждающих ленинских идей! Какое это счастье отправлять наших юных питомцев на далекую планету. Здорово!

Павловский. Согласен, Герман Степанович!

Титов. Кстати, пора бы уже и явиться нашим питомцам.


Включает аппарат «Секретарь». На экране лицо Леночки.


Леночка. Я вас слушаю, Герман Степанович!

Титов. Леночка! Там кто-нибудь ждет?

Леночка. Представитель Географического общества товарищ Воробейчик и первая тройка. Я полагала, вы заняты…

Титов. Птичка обождет, а тройка пусть въезжает! (Выключает аппарат. Искренне). Испытываю некоторую неловкость. Как-никак ребятам нанесена психологическая травма. Больше всего им обидно, вероятно, не то, что их вернули на Землю, прервав полет, а то, что вообще полета, как такового, не было! Просто была запланирована хорошо продуманная научная игра. Но тут уж ничего не поделаешь, надо было им пройти и через это…


Входят ребята. Вид у них потерянный. Титов и Павловский выходят из-за стола, пожимают всем руки.


Павловский. Здравствуйте, ребята! Будем знакомы! Павловский Николай, из горкома комсомола. Поздравляю вас от всей души, от имени комсомола столицы и от себя лично!

Вадим (мрачно). С чем?

Павловский. Не скромничайте, не скромничайте! Разве так уж и не с чем поздравить? С удачным завершением последних испытаний и с предстоящим полетом на Марс!


Ребята молчат. Мнутся на месте.


Титов. Садитесь, друзья! Поговорим по душам.


Все садятся. Большая пауза. Титов включает экран «Секретарь». На экране лицо Леночки.


Титов. Леночка! Организуйте нам, пожалуйста, чаю, что ли, или кофе… фруктов там каких-нибудь, конфет…

Леночка. Сейчас, Герман Степанович!

Титов (не сразу). Ну? Как настроение?

Наташа (вяло). Ничего. Хорошее.

Титов (лукаво). Хорошее или удовлетворительное? Если честно!

Наташа. Удовлетворительное.

Титов. Удовлетворительное или плохое? Если честно!

Наташа (выдавив из себя улыбку). Плохое.

Титов. Я так и думал, ребята, что вам это будет морально тяжело.

Вадим. Ну раз надо было…

Титов (серьезно). А вели вы себя превосходно. Одним словом, замечаний нет.


Леночка вносит поднос с угощеньем. Ставит все на стол и, улыбнувшись детям, выходит.


Титов. Налегайте, ребята! Не стесняйтесь! (Берет себе яблоко.) Теперь могу сообщить вам точную дату уже настоящего старта: первое сентября 2001 года. Через две недели. И уж тут без подвоха, честное стариковское!

Павловский. Подтверждаю! Честное комсомольское!

Титов (показывая на фрукты). Давайте, давайте, ребята!


Наташа сосредоточенно чистит апельсин. Вадим грызет бублик. Павловский помешивает ложечкой в стакане чай. Федя мрачно играет с бумажной салфеткой.


Павловский (нарушая молчание). У нас на днях состоится встреча в горкоме. Хотим вам дать ответственное поручение: вручить почетные грамоты ЦК комсомола первым строителям Марсианска. Кстати, вы тоже награждены такими грамотами и значками. Они будут вам вручены при встрече.

Вадим. Какими значками?

Павловский. Победителей конкурса.

Вадим. Спасибо.

Титов. Нет, я вижу, что у вас еще не отлегло от сердца. Вот ты, Федя, чего нос повесил?

Наташа (собравшись с духом). Герман Степанович! А ведь у нас ЧП!

Титов. Какое ЧП?

Наташа. Дружинин отказывается от полета.

Павловский (поперхнувшись чаем). Э… э…

Титов (с удивлением). Отказывается? Неужто? Я хотел бы от него самого услышать это. Возможно ли?

Федя (глухо). Нет, верно, я не могу лететь.

Титов. То есть как это?

Федя. Не могу, и все…

Титов. Это, брат, не ответ. Как это так «не могу»! Два года готовился, стал победителем конкурса, прошел все испытания, и вдруг на тебе: «не могу». Что случилось?


Федя молчит.


Но сказать почему, ты, надеюсь, можешь?

Федя. Не могу.

Титов. И вы тоже не знаете, почему ваш товарищ отказывается от полета?

Вадим. Не знаем.

Наташа. Он не говорит.

Павловский (обретя дар речи). Герман Степанович! Кто же тогда полетит вместо него?

Титов. Есть кому лететь-то. Вторая тройка наготове. Но не это главное! Почему же все-таки Федор Дружинин считает возможным так подвести своих товарищей?

Федя (горячо). Я никого не хочу подводить и не подвожу. Если бы я хотел… (Замолкает.)

Титов. Договаривай, договаривай! Если бы хотел, то что?

Федя (помолчав). Ничего.

Титов (ходит по комнате). Ну и загадки ты нам тут задаешь, молодой человек! Я должен тебе сказать, что поступаешь ты не слишком честно. Выходит, что нет у тебя чувства товарищества! Вот чего стоят все наши испытания и проверки. Ты своим отказом разрушаешь всю тройку! Неужели ты не понимаешь этого?

Федя (глядя в пол). Почему разрушаю? Вместо меня может полететь Асен Босев из Болгарии… или просто они вдвоем…

Титов (решительно). Ну вот что, товарищи! Мы, я вижу, так ни до чего не договоримся. На сегодня считаю разговор исчерпанным!


Все поднимаются.


Павловский. А как же, встречу в горкоме отложить придется?… Странно все это и непонятно. (Пожимает плечами.)

Титов (ребятам). Вы, ребята, идите! (Феде.) А ты задержись! (Павловскому.) С вами мы потом созвонимся! (Прощается с Павловским, Наташей и Вадимом.)


Федя остается, остальные уходят.


(Феде.) Ну, давай, как говорится, поговорим без свидетелей. С глазу на глаз. Согласен?


Федя молчит.


Так что же все-таки у тебя стряслось? Ведь не струсил же ты? Уверен, что нет. Ты не трусливого десятка. Может, изменились семейные обстоятельства? Это мы сообща уладим…


Федя молчит.


Поссорился с друзьями? Не поверю… Может быть, ты заболел? (Кладет Феде на плечо руку.) Давай, брат, начистоту! Выкладывай!… В семье космонавтов не может быть никаких недомолвок!


Федя молчит.


Я должен знать причину. Я отвечаю за этот рейс перед правительством. Перед всеми ребятами на свете… Тебе не стыдно молчать?

Федя (выдавливает из себя). Стыдно, но сказать еще стыднее.

Титов. А ты не стыдись, я пойму тебя, как отец.

Федя. Я не имею права лететь.

Титов (подумав). Не имеешь права? Что же ты натворил?

Федя. Ничего я не натворил. Просто…(Замолкает.)

Титов. Ну говори, говори!

Федя (решившись). Хорошо. Я скажу… (Не глядя на Титова.) Я знал перед испытанием, что это не настоящий полет… что все нам будет только казаться.

Титов (помолчав). Кто же и когда тебе раскрыл нашу тайну?

Федя. Не знаю… Перед самым стартом. За несколько минут. Я случайно услыхал, как кто-то сказал за спиной: «Две недели полное ощущение полета в этой бандуре, а потом полное разочарование…»

Титов. В «бандуре» значит? Так и сказал?

Федя (кивает головой). В «бандуре»!

Титов. И ты промолчал? Не сказал ребятам?

Федя. Конечно. Какое же это было бы товарищество? Ведь скажи я им, что все это липа, испытание сорвалось бы и у вас и у них. Пусть уж лучше я один… (Вспоминает.) Слышу сигнал тревоги, дуйаю про себя: «Липа!» За окошком — серо-буро-малиновое, тоже липа! Наташа беспокоится за своего Марсика, а я-то все знаю и только злюсь. «Через две недели, думаю, расцелуешь свое лохматое сокровище!» Теперь понимаете, почему я не имею права лететь? Для меня ведь испытанием было только молчать в тряпочку и терпеть, а для них и для вас это было испытание настоящее.

Титов (сочувственно). Да-а-а… Не ожидал… Не легко тебе было эти две недели. Сочувствую.

Федя. Вот и пойми, где граница между дружбой и долгом! (Неожиданно оживляясь.) А вообще-то здорово, ловко придумано. Если не знать секрета, то ни в жизни не догадаешься! (Лукаво.) Хотя одна накладочка у вас все-таки была!

Титов. Какая же? Любопытно.

Федя. Ребята ждали, когда по радио о полете объявят, а сообщения-то не было. Можно ведь было бы на пленочку записать и прокрутить, для полной убедительности.

Титов. Молодец! Верно подметил. Учтем на будущее. Ну вот что, сынок. Разговор у нас с тобой был доверительный, но все же мне придется объяснить комиссии, почему ты не можешь лететь… Не имеешь права… как ты говоришь…


Гаснет свет.



Загрузка...