«Русская освободительная армия» против Сталина

1 Истоки РОА

Нападение Германии и ее союзников 22 июня 1941 г. поставило Советский Союз в крайне бедственное положение не только в военном, но и в политическом отношении, т. к. внутренние противоречия Советского государства, до сих пор существовавшие лишь в скрытом виде, враз неприкрыто вышли наружу. В условиях беспощадной системы надзора и террора эти противоречия, естественно, не могли проявиться в форме открытой оппозиции. Но там, где аппарат НКВД терял свою действенность, уже очень скоро обнаруживалась и непрочность идеологических основ советской власти. Сами советские люди своим поведением демонстрировали, что с пафосом восхвалявшиеся устои большевистской доктрины – монолитное единство советского общества, нерушимая верность Коммунистической партии и самоотверженный «советский патриотизм» [1] – не выдержали уже первого испытания на прочность. Так, жители территорий, оказавшихся под угрозой врага, не только оказали сопротивление приказаниям партийных и советских органов об эвакуации и уничтожении материальных ценностей, где только это удавалось [2] – подавляющее большинство населения даже встретило чужеземные войска явно благожелательно, по меньшей мере – что точно так же противоречило догме – с выжидательным любопытством и, во всяком случае, без ненависти. Неблагополучие на советской стороне еще сильнее бросается в глаза, если учесть непредусмотренное поведение солдат Красной Армии. Последним всегда внушали, что в бою у них остается лишь один выбор – победить или погибнуть. Третьего было не дано, ведь Красная Армия представляла собой единственные вооруженные силы, где уже простая сдача солдат в плен расценивалась как дезертирство и измена и подвергалась тяжелейшим карам [3]. Тем временем, вопреки всему политвоспитанию и всем угрозам наказания, до конца 1941 г. в плен немцам сдалось не менее 3,8 миллиона красноармейцев, офицеров, политработников и генералов, а в целом во время войны – около 5,24 миллиона. Население, встречавшее захватчиков дружелюбно и открыто, а не с ненавистью и враждой, миллионы красноармецев, предпочитавших сдаваться в плен, а не сражаться до последней капли крови и умирать «за партию и правительство, за Советскую Родину, за товарища Сталина» – это был почти неисчерпаемый человеческий резервуар, который мог быть использован в целях ведения политической войны против советского режима.

Оставим фантазии вообразить, что произошло бы, если бы Гитлер вел войну против Советского Союза согласно пропагандистским утверждениям – как подлинно освободительную, а не как колониальную, захватническую и эксплуататорскую войну. Русский эмигрант, доверенное лицо адмирала Канариса и германского Абвера в российских вопросах, участник заговора 20 июля 1944 г., барон Каульбарс был лишь одним из тех, кто на основе своих знаний и опыта придерживался мнения, что в случае «создания русского национального правительства» основы советской власти, вероятно, зашатались бы [4]. «Власов, – утверждал и генерал-майор Хольмстон-Смысловский [5] вскоре после войны, – был продолжателем Белой идеи в борьбе за национальную Россию! Это было страшное явление, и оно таило смертельную угрозу. При других политических условиях и если бы немцы поняли Власова, то РОА только в результате своего возникновения, лишь с помощью пропаганды, без борьбы сотрясла бы до основания всю сложную систему советского госаппарата». Как заявил барон Каульбарс на допросе в 1944 г., «80 процентов» советских военнопленных можно было привлечь «в национальную русскую добровольческую армию в русской униформе для борьбы против большевизма». И в этом отношении он не был одинок. «Было время, – писали, например, Терновский и Бездетный, – в самом начале войны, когда почти все пленные были готовы сражаться с большевизмом даже в рядах германской армии» [6]. Генерал Власов и его ближайшие сотрудники, точно знавшие положение дел в Советском Союзе, даже в 1943 г. еще были убеждены, что радикальное изменение курса германской восточной политики и в этот момент привело бы к падению сталинского режима [7]. Во всяком случае, достоверно известно, что Сталин ничего так не боялся, как создания альтернативного правительства на германской стороне. Лишь когда немцы не протянули руку русскому народу и не раз сознательно оскорбили его национальную гордость, это дало Сталину возможность со своей стороны поставить национальную идею на службу борьбе против угрозы своему господству извне. При помощи жестоких мер, – укажем лишь на расстрел командующего Западным фронтом генерала армии Павлова и генералов из штаба этого фронта – увязанных с ловко инсценированной пропагандистской кампанией, советское руководство сумело до некоторой степени восстановить подорванную мораль частей Красной Армии и хотя бы на время преодолеть кризис.

Даже если захватнические планы Гитлера и не позволили мобилизовать антисоветский силовой потенциал, это, с другой стороны, все же не означало, что тот остался вовсе неиспользованным. Русское движение сопротивления против Сталина, имевшее влиятельных сторонников и помощников, особенно в германском вермахте, медленно, но верно пробивало себе путь и в неблагоприятных условиях Германии, где правил Гитлер. Именно как признак его стихийной силы следует рассматривать тот факт, что оно, несмотря на почти непреодолимые препятствия, смогло развиться в «Третью силу» [8] между Сталиным и Гитлером и после преодоления тяжелых неудач, в конечном итоге, и внешне обрело организованное выражение в лице Освободительного движения генерала Власова. Немцы воспрепятствовали созданию русского национального правительства, тем самым отсутствовали предпосылки для формирования русской национальной армии, то у желавших сражаться советских граждан – поначалу лишь у пользовавшихся предпочтением представителей национальных меньшинств и казаков, а после смягчения режима также у украинцев, белорусов и русских – оставался только один путь: вступать в «туземные части» (landeseigene Verbände), организуемые снизу германским армейским командованием, или в качестве «добровольных помощников» (Hilfswillige) в германские подразделения. Возникновение восточных легионов и восточных частей уже явилось предметом детального рассмотрения, и их история будет исследоваться и в дальнейшем. Здесь отметим лишь предварительно, что будущие добровольческие части в рамках германского вермахта в целом охватывали на 5 мая 1943 г. уже 90 русских батальонов плюс 140 частей силой до роты, 90 полевых батальонов восточных легионов и трудно обозримое число более мелких единиц, что в штате немецких частей имелось 400 тысяч (возможно, даже 600 тысяч) добровольных помощников, а кроме того, существовали некоторые более крупные соединения под германским командованием (1-я Казачья дивизия, несколько отдельных казачьих полков, Калмыцкий кавалерийский корпус) и, прежде всего, уже имелись в зачаточной форме русские национальные вооруженные силы под русским командованием, а частично и в русской униформе (РННА – Русская национальная народная армия, РОНА – Русская освободительная народная армия, бригада «Дружина», 102-й Донской казачий полк, Восточный запасной полк «Центр»), о которых в дальнейшем еще будет идти речь[4].

Похоже, развитие событий с определенной последовательностью вело именно к тому, что Гитлер хотел предотвратить любыми средствами, – к созданию русского правительства (или русского политического центра) и к формированию подчиненной ему русской армии. Это было еще подчеркнуто публичным выступлением генерала Власова на немецкой стороне с сентября 1942 г., обращением якобы возглавлявшегося им «Русского комитета» в Смоленске в январе 1943 г., столь же широко распространенной «резолюцией 1-й антибольшевистской конференции бывших командиров и бойцов Красной Армии» [9] в апреле 1943 г. и – не в последнюю очередь – официальным использованием в это же время термина «Русская освободительная армия» (РОА) в качестве совокупного названия всех солдат русской национальности, организованных в какой-либо форме на германской стороне, в отличие от солдат национальных легионов из числа представителей национальных меньшинств. Извне не удавалось сразу разглядеть, что Гитлер считал ползучее формирование русского центра и русской армии достаточно опасным явлением, чтобы пресечь их появление еще весной 1943 г. Генерал Власов после своего открытого выступления в районе боевых действий германских армий на Востоке был вновь лишен политического влияния, «Русский комитет» и «Русская освободительная армия» оставались бессодержательными понятиями, и даже восточные войска, согласно вердикту Гитлера, должны были сохраниться лишь в безусловно необходимом объеме, но ни в коем случае не продолжать расширяться. Только благодаря сторонникам Власова в центральных ведомствах ОКХ – Главного командования сухопутных войск (отдел иностранных армий Востока, организационный отдел, генерал-квартирмейстер, генерал восточных войск), а также ОКВ – Верховного главнокомандования вооруженных сил (отдел военной пропаганды, разведка и контрразведка) удалось предотвратить самое худшее.

Под их защитой в лице «восточного батальона пропаганды особого назначения» (Ost-Propaganda-Abteilung z.B.V.) в Дабендорфе под Берлином сохранилась структура, которая в условиях наступающей вынужденной паузы могла относительно спокойно посвятить себя разработке хотя бы теоретических основ Освободительного движения и которая также готовила кадры будущей Освободительной армии. Правда, батальон, сформированный в феврале 1943 г., подчиненный в сложном сочетании отделу военной пропаганды (отд. IV) ОКВ, генералу восточных войск (добровольческих частей), а также отделу иностранных армий Востока в Генеральном штабе сухопутных войск, переименованный 17 мая 1944 г. в «добровольческий батальон пропаганды особого назначения» (Freiwilligen-Propaganda-Abteilung z.B.V.) [10], внешне считался подразделением германской армии. Но в действительности за этим названием скрывался идейный и организационный центр создания РОА, «сердце и душа Освободительного движения народов России», который при формальном германском контроле имел фактически автономный статус [11]. Между немецким штабом отделения и русским учебным руководством сформировались отношения, которые, даже по критической оценке русских, соответствовали отношениям между начальником гарнизона и командиром расквартированной в нем части, т. е. основывались на принципе разграничения интересов. Это благоприятное развитие объяснялось в первую очередь тем, что немецкий командир капитан Штрик-Штрикфельдт имел близкие личные доверительные отношения с генералом Власовым, а офицеры его штаба – заместитель, ротмистр барон фон Деллингсхаузен, немецкий руководитель обучения обер-лейтенант барон фон дер Ропп, офицер контрразведки барон фон Клейст и другие – проявили себя как убежденные сторонники немецко-русского сотрудничества и понимающие помощники Освободительного движения [12]. Когда в этом военном лагере в конце 1943 г. наряду с военным штандартом рейха был торжественно поднят и русский военный штандарт с голубым Андреевским крестом на белом фоне [13], каждый мог увидеть, что здесь стала фактом, по меньшей мере, удовлетворительная форма их сосуществования.

Согласно штатному расписанию военного времени, 21 немецкой офицерской штатной должности, занятым «высококвалифицированным» персоналом, противостояли соответствующие штатные должности для не менее чем 8 русских генералов, 60 штаб-офицеров и нескольких сот младших офицеров. До ноября 1944 г. за 10 выпусков через учебный центр прошли около 4–5 тысяч курсантов [14]. Помимо Дабендорфа, курсы пропагандистов РОА были организованы, в известной мере, в прифронтовой зоне – под руководством «высшего русского офицера-пропагандиста» при штабе группы армий «Север», уполномоченного генерала Власова в Балтийских государствах и в важной для РОА Псковской области полковника Позднякова (заместитель – капитан Залевский), а с начала июня 1944 г. и в Риге (отдел пропаганды «Остланд») [15]. Что касается участников курсов в Дабендорфе, то в значительной степени это были бывшие офицеры Красной Армии, которые либо уже принадлежали к восточным частям, находившимся под германским командованием, либо по собственному желанию попали в Дабендорф прямо из лагерей военнопленных, – но в последнем случае должны были пройти подготовительный курс, организованный при шталаге 3а в Лукенвальде, где полковник Поздняков (затем подполковник Власов) проверял их на пригодность [16]. Все курсанты были формально освобождены из плена [17]. Одетые в полевую серую униформу с погонами в стиле дореволюционной армии, украшенные бело-сине-красной русской национальной кокардой и эмблемой РОА на левом рукаве, они теперь имели статус регулярных солдат Освободительной армии. Начальником курсов [18] Власов назначил сначала генерал-майора Благовещенского, пожилого бывшего командира бригады советской береговой обороны, а с июля 1943 г. – генерал-майора Трухина, в Красной Армии – начальника оперативного отдела штаба Прибалтийского Особого военного округа (Северо-Западного фронта), превосходного командира, наложившего на создаваемую РОА свой совершенно особый отпечаток. Когда в ноябре 1944 г. Трухин был назначен начальником штаба Вооруженных сил Комитета освобождения народов России (РОА), дабендорфские курсы, которые теперь, естественно, отчасти утратили свое значение, возглавил подполковник Пшеничный.

На основе первоначального опыта русское командование в Дабендорфе было организовано так, что, наряду с начальником курсов, имелись начальник учебной части полковник Спиридонов и начальник строевой части (сначала майор Стрельников, затем полковник Поздняков), который, в свою очередь, исполнял функции батальонного командира курсантов, разделенных на 5 рот [19]. Ведущими гражданскими преподавателями были Штифанов и Зайцев, которые в первую очередь ведали идейным противоборством со сталинизмом. Зайцев, подобно Трухину и некоторым другим, принадлежал к русской эмигрантской организации НТС (Национально-трудовой союз), политическому объединению, которое, находясь под влиянием русских философов Бердяева, Лосского, Франка, а также католического социального учения (солидаризм), пыталось соединить либерализм западного образца с умеренным государственным дирижизмом. Сторонникам НТС противостояла группа, объединившаяся вокруг Зыкова в «русской редакции» [20], издававшей газеты «Доброволец» (для добровольцев) и «Заря» (для военнопленных), – первые 33 номера совершенно самостоятельно, а последующие под немецкой цензурой. Различие между двумя направлениями состояло, видимо, в первую очередь в том, что первое преследовало более идеалистические цели, а второе – более материалистические. Зыков, как считается, по-прежнему находился в плену марксистских идей, хотя и он, разумеется, придерживался подчеркнуто национальной и антисталинистской позиции.

Хотя немцы теоретически контролировали и учебные программы, на практике дело обстояло так, что из трех больших групп тем, изучавшихся в Дабендорфе, – а) Германия, б) Россия и большевизм, в) Русское освободительное движение – под их определенным влиянием находилась только первая. Однако и русская сторона считала принципиально необходимым введение в исторические и политические условия Германии, т. к. лишь рейх активно боролся с большевизмом, и Освободительное движение получило возможность организоваться в политическом и военном отношении в этой стране. Тем временем германская проблема играла лишь подчиненную роль, акцент однозначно делался на темы, касавшиеся русских вопросов. Весь учебный материал был разработан персоналом дабендорфской школы и санкционирован комиссией из руководящих членов Освободительного движения. Темами обучения были: история русского народа и развитие российской государственности; идеологический гнет в СССР; аграрная политика советской власти; рабочий вопрос и «стахановщина»; советская интеллигенция и культура; семья, молодежь, воспитание и образование в СССР; борьба советской власти с народом; экономическая политика советской власти; внешняя политика СССР; германско-российские отношения в прошлом и настоящем и, наконец, в третьем разделе – прежде всего идеи Русского освободительного движения в духе 13 пунктов Смоленского обращения 1943 г [21]. Отдельные темы, подробно рассматривавшиеся на лекциях, семинарских занятиях и в докладах, доводились до участников также в печатной форме, в «Библиотеке пропагандиста», которая выпускалась «Издательством пропагандистских курсов РОА».

Рука об руку с усилиями по подготовке квалифицированных пропагандистов идей Освободительного движения в добровольческих частях и лагерях военнопленных шла забота о формировании нового офицерского корпуса. Еще генерал-майор Благовещенский поручил разработать воинский устав РОА. После вступления в должность генерал-майора Трухина пропагандистские курсы приобрели строго военный характер. Была создана особая квалификационная комиссия для установления воинских званий, разработаны положения о повышении. Сами участники курсов были подчинены строгому распорядку. Обновлялись их военные знания, прочное место заняла строевая подготовка [22]. Генерал-майор Трухин особо заботился о возрождении русских офицерских традиций. Он лично читал лекции по таким темам, как «Что такое офицер?», «Офицерская этика», «Наследие Суворова». Что касается поведения, достойного офицера, то он на деле подавал наилучший пример. Генералы Власов, Малышкин и Трухин загодя приступили и к подбору подходящих командиров и штабных офицеров для задуманной ими Русской освободительной армии. Военнопленные представители командного состава Красной Армии, изъявившие готовность к службе в РОА, были стянуты в Дабендорф и начали здесь готовиться к своей будущей задаче.

Скрытно предпринятая подготовка принесла свои плоды, когда после встречи генерала Власова с рейхсфюрером СС Гиммлером 16 сентября 1944 г. и санкционирования германской стороной Русского освободительного движения нужно было быстро и в максимально возможных масштабах создавать РОА. Генерал Власов и вожди Освободительного движения, по-видимому, в начале еще рассчитывали на то, что к лету 1945 г. будут иметь в своем распоряжении 10 пехотных дивизий, по меньшей мере 1 танковый полк, несколько запасных бригад или полков, офицерскую школу, вспомогательные части и соответствующие военно-воздушные силы [23]. По графику в январе 1945 г. должно было начаться формирование 3-й дивизии. Но дивизиями первой волны они ни в коей мере не считали исчерпанными свои возможности, т. к. в рамках вермахта имелись сотни тысяч, а с учетом солдат нерусских национальностей, возможно, 800 000 по-военному организованных добровольцев, изъятия и подчинения которых своему командованию Власов потребовал еще в своей беседе с Гиммлером 16 сентября 1944 г. Каким путем планировалось за короткое время сформировать из наличных или создаваемых частей армию, состоящую из трех армейс-ких корпусов, показывает и основополагающая беседа Власова с командующим «1-й Русской национальной армией» (РНА) генерал-майором Хольмстоном-Смысловским. Как сообщает последний, Власов предложил слить РНА с РОА [24]. В этом случае Власов был готов назначить генерал-майора Хольмстона-Смысловского начальником штаба РОА, а генерал-майора Трухина – командиром 1-го корпуса РОА, сформированного из РНА. 2-й корпус должен был в этом случае состоять из 1-й и 2-й дивизий РОА, 3-й корпус – из Русского охранного корпуса и 3-й дивизии РОА[5]. Однако этот план не удался, поскольку Хольмстон-Смысловский придерживался иных военных представлений, а прежде всего потому, что он тогда считал, что освободительная борьба должна вестись как чисто военная акция и не увязываться с политическими требованиями Пражского манифеста. Власов считал также, что в любом случае может рассчитывать на кадровый резерв из 1,5 миллиона советских военнопленных и миллионов так называемых «восточных рабочих» в Германии [25]. Итак, личностные предпосылки выглядели в целом вполне благоприятно и теоретически достаточно для формирования около 30 дивизий. Во всяком случае, как верно считали Власов и Трухин, масштаб формирований зависел от наличия соответствующего количества офицеров, унтер-офицеров и прочих специалистов, а также в первую очередь от того, удастся ли в достаточной мере обеспечить части оружием, техникой и транспортом. 2 февраля 1945 г. Власов был вынужден признать, отвечая на соответствующий вопрос рейхсмаршала Геринга, что имеющегося командного персонала пока что достаточно лишь для формирования 5 дивизий [26], вследствие чего надлежало позаботиться об ускоренной подготовке офицеров в различных учебных заведениях и на сокращенных курсах.

Кажется несколько удивительным, что вожди Освободительного движения, несмотря на эти трудности, рассчитывали на наличие 10 дивизий уже летом 1945 г. – тем более что сам Власов еще год назад – в 1943 г. – выступал против поспешного формирования, т. к., по его мнению, «здоровым является лишь то, что развивается органично». В письме не названному по имени крупному германскому промышленнику от 16 августа 1943 г., которое, видимо, было передано и Гиммлеру, он выступил за тщательную подготовку сначала двух дивизий, которые затем должны были быть введены в действие неожиданно и целиком. [27] «Лишь если эти пробные дивизии оправдают себя, – сообщил он, – то можно перейти к формированию дальнейших дивизий». Так представлялось и Гиммлеру, когда он в своей беседе с Власовым 16 сентября 1944 г. согласился на немедленное формирование поначалу трех пехотных дивизий [28]. Перед своим представителем при Власове, оберфюрером СС д-ром Крёгером Гиммлер 8 января 1945 г. еще раз подчеркнул необходимость формировать Освободительную армию лишь «шаг за шагом» [29]. Так, по его мнению, «две первые дивизии должны прийти на фронт действительно солидно», и там им под командованием Власова должна быть предоставлена возможность показать себя в «хорошо продуманной акции» и глубоко воздействовать на противника, в первую очередь в пропагандистском отношении. Правда, уже формулировка «две первые дивизии» позволяет понять, насколько принципиально и Гиммлер был заинтересован в дальнейшем формировании. По его поручению д-р Крёгер в марте 1945 г. дал понять, что предусмотрено расширить Освободительную армию в ближайшем будущем до желаемых 10 дивизий [30]. Формирование 3-й дивизии к этому моменту действительно началось.

Уверенность Власова и его сотрудников в отношении организации их вооруженных сил находила разного рода выражение и в публичных заявлениях. В своей программной речи на митинге в берлинском «Доме Европы» 18 ноября 1944 г. Власов говорил о том, что «у нас есть все возможности для того, чтобы в кратчайший срок сделать из них (т. е. из Вооруженных сил народов России) лучшие части в отношении их боевой подготовки, их предназначения и их несгибаемого боевого духа» [31]. Столь же оптимистично выступил на пресс-конференции перед представителями германской и зарубежной печати 15 ноября 1944 г. начальник Главного управления пропаганды КОНР (Комитета освобождения народов России) генерал-лейтенант Жиленков [32]. Генерал-майор Трухин писал в привлекшей большое внимание статье в органе КОНР «Воля народа» 18 ноября 1944 г., что удастся создать вооруженные силы, способные разбить «военную машину большевизма» [33]. «Уже сегодня можно сказать, – отметил он, – что Красной Армии будут противостоять вооруженные силы, не уступающие ей ни в техническом отношении, ни по своей боевой подготовке, а в моральном отношении несомненно превосходящие ее, поскольку бойцы и офицеры освободительных вооруженных сил идут в бой во имя великой идеи освобождения Родины от большевизма, во имя счастья своих народов. Уже сегодня можно сообщить, что Вооруженные силы освобождения народов России, подчиненные главнокомандующему генерал-лейтенанту А.А. Власову, будут полностью самостоятельными, имея в своем составе все рода войск, необходимые для ведения современной войны и вооруженные по последнему слову техники».

Для наблюдателя-историка интересно рассмотреть вопрос о том, какие надежды на успех своих вооруженных сил еще питали в этой фазе войны вожди Освободительного движения. Наполнявшая их уверенность вытекала, в первую очередь, как показывают уже слова Трухина, не столько из реальной мощи соединений, сколько из политико-пропагандистской силы воздействия, которую они приписывали дивизиям РОА. Когда Власов в 1943 г. строил первые планы создания РОА, он, на основе своего знания ситуации в Советской армии, исходил из того, что уже «относительно небольшое применение силы» положит начало «эффективной подрывной работе в Красной Армии и ближайшем тылу». Тогда он заявил о своей готовности предложить «подробный план», чтобы «в относительно краткий срок ощутимо поразить, если не разбить» противника на фронте, столь чувствительном для его престижа, – под Ленинградом, в районе Ораниенбаума, Петергофа, Кронштадта [34]. Здесь не в последнюю очередь нашла отражение уверенность в тайных симпатиях к идее освобождения даже в рядах высшего офицерского корпуса Красной Армии, о чем говорил ранее, в декабре 1941 г., и генерал-лейтенант Лукин, военнопленный командующий 19-й армией и всей окруженной под Вязьмой группировкой. Власов в 1943 г. вызвался установить связи с единомышленниками среди «высокопоставленных командиров Красной Армии и деятелей советского правительства». Он не раз намекал на существование тайного «Союза русских офицеров». «С большим числом генералов, занимающих командные посты, я был дружен, – передает слова Власова его доверенное лицо Сергей Фрёлих. – Я хорошо знаю, как они относятся к советской власти. А генералы тоже знают, что я об этом осведомлен. Нам не надо будет друг другу ничего выдумывать». И по тогдашнему впечатлению д-ра Крёгера, «Власову и его людям было ясно, что мятежное настроение витает в воздухе […] возможно, что они знали больше и молчали» [35]. Видимо, определенные ожидания в этом отношении еще имелись и в 1944 г. Так, считается, что Власов возлагал некоторые надежды на хорошо знакомого ему по прошлой службе, нынешнего командующего 2-м Белорусским фронтом, маршала Советского Союза Рокоссовского. Ведущий сотрудник Главного управления пропаганды КОНР излагал это так: «Когда я был в московской центральной тюрьме, Рокоссовскому сломали челюсть; думаете, он забыл это Сталину?» [36] В этом отношении, во всяком случае, бросается в глаза, что Рокоссовский в своих воспоминаниях «Солдатский долг», в отличие от других советских полководцев, полностью воздержался от высказываний по власовскому вопросу, даже негативных. А в 1-й дивизии РОА считали не случайностью, что адъютантом командира дивизии, генерал-майора Буняченко, был лейтенант Семенёв, якобы сын генерала из штаба 2-го Белорусского фронта [37]. Засвидетельствована загадочная история, когда генерал из Советской военной администрации в Германии после войны организовал расследование по поводу лейтенанта Семенёва, погибшего в мае 1945 г. в Богемии [Чехия. – Прим. пер.] при инциденте с СС и похороненного в Козоедах [38].

Однако оптимизм, демонстрировавшийся вождями Освободительного движения, казался бы мало понятным, если бы он вновь и вновь не подкреплялся определенными событиями. Так, например, уже в 1943 г. выяснилось, что противник проявлял заметную нервозность всякий раз, когда русские части приходили в боевое столкновение с Красной Армией. Примером того явилась в 1943 г. наступательная операция солдат бригады «Дружина» на центральном участке Восточного фронта. «Они наступали с криками «ура», – гласит донесение, – и как только красноармейцы заметили, что наступали русские, т. е. власовцы, они сдались» [39]. Сообщалось о примечательных событиях на участке 1-й казачьей дивизии (15-й казачий кавалерийский корпус), которая с 1944 г. сталкивалась в Югославии с советскими войсками. В казачьих рассказах заметное место занимает якобы произошедший перелет 6 советских самолетов под командованием майора, которые, убедившись в том, что имеют дело с казаками, атаковали соединение Тито, а затем приземлились в расположении дивизии под Беловаром в Хорватии. Говорят о том, что до октября 1944 г. перешли на сторону казаков не менее 803 красноармейцев. Казаки претендуют и на полное уничтожение советской 133-й гвардейской стрелковой дивизии при Питомаче, к западу от Вировитицы, 25 декабря 1944 г., с соответственным количеством перебежчиков, пленных и трофеев. [40] Во всяком случае, соответствует действительности, что 5-й Донской полк (пластунская бригада) во главе с полковником Кононовым и 6-й Терский полк во главе с подполковником принцем цу Зальмом в этот день при Питомаче, которая также подверглась штурму, вызвали «сильное замешательство» и «безрассудное» бегство среди советских частей, переправившихся через Драву, и захватили значительное количество вооружения, включая 5 орудий [41]. Многообещающе протекала и освещенная ниже наступательная операция ударной группы РОА во главе с полковником Сахаровым 9 февраля 1945 г. на Одерском фронте. Это первое неожиданное выступление части Власовской армии вызвало среди красноармейцев, как отмечено в одном немецком документе, «сильнейшее замешательство и сильнейшее изумление». Советские солдаты из трех различных полков были захвачены в плен или перебежали к власовским солдатам. Как явствовало из допросов, число пленных было бы наверняка еще выше, если бы красноармейцы не считали использование соотечественников на стороне противника военной хитростью немцев[6].

Конечно, речь шла лишь об ограниченной операции, о «пробах наших сил», как выразился Власов, но не указывала ли реакция противника на то, что ничто не потеряно и ничто не запоздало? На Власова и вождей Освободительного движения такие события всегда производили глубокое впечатление. В Карлсбаде [ныне Карловы-Вары, Чехия. – Прим. пер.] 27 февраля 1945 г. Власов зашел настолько далеко, что утверждал, «что наши идеи бессмертны и что офицеры и солдаты Красной Армии на тех участках фронта, где им противостоят наши части, встречают офицеров и солдат РОА как кровных братьев и объединяются с ними для борьбы против большевизма» [42]. Неясно, правда, имели ли еще основания его ожидания, выраженные в этом обобщении. Но во всяком случае существовали признаки того, что постепенно можно будет перетянуть на сторону Освободительного движения хотя бы часть советских солдат, «наших братьев, одетых в красноармейскую униформу» [43]. Генерал-майор Трухин выразил эти ожидания такими словами: «Бойцы и офицеры Красной Армии, рабочие, крестьяне и интеллигенция советского тыла – это наши друзья. Зачастую они уже сегодня являются нашими единомышленниками, завтра они станут нашими братьями по оружию. Мы будем храбро, не на жизнь, а на смерть сражаться против Красной Армии, пока она выступает орудием в руках большевистских тиранов, но в каждом красноармейце и офицере мы видим нашего завтрашнего соратника».

Имелись и другие причины, побудившие Власова и вождей Освободительного движения к концу 1944 г. энергично взяться за формирование собственных вооруженных сил, сделать себя, как говорилось, «еще настолько сильными, насколько возможно, в военном отношении» [44]. Чем дальше продвинется на запад Красная Армия, тем быстрее, по их мнению, вскроются внутренние противоречия советского общества [45]. Не было ли поэтому, несмотря на все меры контроля и надзора, мыслимо такое развитие, которое после освободительных войн привело в армии императора Александра I к восстанию декабристов? После изгнания немцев и пересечения границ Советского государства значимость мотива советского патриотизма в Красной Армии должна была сильно уменьшиться. Ведь теперь красноармейцы могли собственными глазами увидеть условия жизни в других странах и тем самым сами определить, насколько картина тамошней ситуации, нарисованная советской пропагандой, соответствовала действительности. И в этой ситуации частям Красной Армии должны были противостоять русские национальные дивизии, которые готовились использовать все мыслимые пропагандистские средства. Было запланировано «миллионами» разбрасывать листовки с Пражским манифестом над советскими войсками [46]. Власов был по различным каналам превосходно информирован и о движении сопротивления во вновь занятых Советской армией странах Балтии, в Белоруссии и прежде всего на Украине. 9 декабря 1944 г. он подробно изложил свою позицию по поводу борьбы Украинской повстанческой армии (УПА), где, даже согласно советской оценке, имело место не столкновение отдельных групп с советской властью, а противоборство «двух мировоззрений» при далеко идущей поддержке населения [47], чему удалось положить конец лишь в 50-е годы. Фактически советские войска в то время контролировали на Украине лишь «основные железнодорожные линии, сквозные магистрали и крупные города в течение дня» [48], остальная территория находилась в руках УПА, жертвой акций которой, как известно, стал в 1944 г. и командующий 1-м Украинским фронтом генерал армии Ватутин [49]. На соответствующий вопрос Власов заявил, что национальное восстание на Украине не может не оказать обратного воздействия на настроение советских солдат и что в то же время «манифест Комитета освобождения народов России […] приобретает все большую известность среди красноармейцев, и это будет способствовать тому, чтобы понять цели освободительной борьбы, а тем самым и цели национальной борьбы всех народов, живущих на территории Советского Союза».

Оптимизм, вновь и вновь звучащий в подобных словах, становится совершенно понятным, если знать, что рассуждения Власова, его политических и военных сотрудников и некоторых посвященных немецких друзей давно уже выходили за рамки ожидаемого ими краха Германии и что они не рассматривали поражение Германии как конец Русского освободительного движения [50]. Согласно заметке грузинского политика-эмигранта Вачнадзе от 21 августа 1945 г., Власов объяснял ему 10 марта 1945 г., что предпримет все меры и направит все свои усилия на то, чтобы получить от немцев как можно больше средств для увеличения своих вооруженных сил, «которые мне понадобятся завтра» [51]. Поскольку русским союз западных держав с Советским Союзом всегда казался лишь вынужденным союзом, заключенным на время войны, они стремились создать как можно более боеспособную армию, которая в момент поражения Германии могла бы выступить в роли «третьей силы», которую они хотели спасти для послевоенного времени в качестве своего рода залога [52] и о которой они думали, что она неизбежно получит признание и у англо-американцев [53]. Здесь, конечно, скрыто коренное политическое заблуждение вождей Освободительного движения. Их доверие к демократическим западным державам может сегодня показаться наивным. Но позволительно спросить, действительно ли их наивность была больше наивности государственных деятелей США и Великобритании, которые после разгрома Германии надеялись на наступление эпохи мирного сотрудничества со сталинским Советским Союзом.

Вооруженные силы КОНР, возникшие при таких предпосылках к концу 1944 г., с самого начала вполне сознательно считали себя только «Русской армией» и, тем самым, «новым военным фактором» [54]. «Она (т. е. РОА) является национальной по форме, по своей сущности, по своим целям и по своему духу», – говорится в изданном в январе 1945 г. материале об «этике, облике и поведении солдат РОА» [55]. В качестве «законной наследницы лучших традиций русской армии» она, как было сказано, хотела «вывести принципы своего построения из традиций русского войска, стяжавшего многовековую славу». Генерал-майор Трухин потребовал 18 ноября 1944 г. сделать «тот здоровый патриотизм, на котором так сильно спекулируют большевики, подлинной силой» этих вооруженных сил. «Лишь честные патриоты, – говорил он, – могут рассматривать себя как наследников великих дел и воинской славы великих полководцев России – Петра I, Суворова, Кутузова, Багратиона, Скобелева и Брусилова». Целью их борьбы было провозглашено воссоздание «национального русского государства», «не простое восстановление прошлого, а построение новой России, возрождение России на новых основах».

1. Жилин П. Проблемы военной истории. С. 291, 289, 325.

2. Herwarth H. Russian Volunteers. S. 1.

3. Hoffmann J. Die Kriegführung aus der Sicht der Sowjetunion. S. 496. Anm. 29.

4. Выдержка из протокола допроса Каульбарса. // Spiegelbild einer Verschwörung. S. 425–429. О роли барона Каульбарса в абвере рассказал генерал-майор в отставке Хольмстон-Смысловский в беседе с автором в Вадуце 24.11.1981 г.

5. Хольмстон-Смысловский Б. Личные воспоминания о генерале Власове. С. 38; см. также: Souvarine B. Stalin. S. 621.

6. Терновский Ю., Бездетный Т. Лагерь надежд и раздумий. С. 28; Николаев А. Так это было. С. 267–268.

7. Steenberg S. Wlassow. S. 102; Gehlen R. Der Dienst. S. 101.

8. Казанцев А. Третья сила.

9. Резолюция, принятая 12 апреля 1943 г. на 1-й Антибольшевистской конференции бывших командиров и бойцов Красной армии // Заря, № 30, 18.4.1943.

10. Сообщения для командиров восточных войск особого назначения и штаб-офицеров местных вспомогательных сил, № 15. Генерал добровольческих частей при Генеральном штабе ОКХ, № 82 80/44 секретно, 23.6.1944. // Архив автора.

11. Освободительное движение народов России. С. 13–14. // BA-MA. MSg 149/26; Схема расположения лагеря в марте 1943 г. BA-MA. MSg 149/34; Поздняков В. Курсы пропагандистов РОА в Дабендорфе. С. 100.

12. Казанцев А. В Дабендорфе. // BA-MA. MSg 149/52; Китаев. Русское Освободительное Движение. С. 56. // BA-MA. MSg 149/8; Strik-Strikfeldt W. Gegen Stalin und Hitler. S. 104. Беседа автора с Штрик-Штрикфельдтом 30.5.1972 г. во Фрайбурге.

13. См. фото в кн. Поздняков В. Рождение РОА. C. 81.

14. Донесение лейтенанта фон дер Роппа о работе за ноябрь, 20.11.1944 (на нем. яз.). // BA-MA. MSg 149/34.

15. Поздняков В. Рижские курсы. С. 192. О женской роте пропагандистов РОА во главе с М. де Смет, опекавшейся в Риге капитанами РОА Боженко и Будным, а также пропагандистом Полянским и затем переведенной в Дабендорф, см.: Женская рота пропагандистов РОА, 1946. (на нем. яз.). // BA-MA. MSg 149/40; Усиление добровольческого батальона пропаганды особого назначения 1-й специальной ротой пропаганды (женской). Организационный отдел Генерального штаба ОКХ, № 11/85401/45, 5.2.1945 (на нем. яз.). // BA-MA. RH 2/v. 921.

16. Поздняков В. Подготовительные курсы РОА. С. 31.

17. П.М. Я был пропагандистом РОА. С. 166.

18. Ромашкин А. Дабендорф. С. 88.

19. Пшеничный Г. Дабендорф. С. 61, 60, 86.

20. Китаев. Русское Освободительное Движение. С. 57. // BA-MA. MSg 149/8.

21. Библиотека Пропагандиста, № 5, 15, 16, 17, 18. // BA-MA. MSg 149/34. Там же хранится опубликованное в 1944 г. краткое изложение всех 28 тем раздела I «Германия», раздела II «Россия и большевизм», раздела III «Русское Освободительное Движение».

22. Поздняков В. Генерал-майор Федор Иванович Трухин. С. 250.

23. Нерянин-Алдан А. Русское Освободительное Движение и Русская Освободительная Армия. С. 15. // BA-MA. MSg 149/60; Кейдинг (Максимилиаг Прёйс). Власовская армия. С. 6 (на нем. яз.). // Архив автора.

24. Хольмстон-Смысловский Б. Личные воспоминания. С. 30–31.

25. Нерянин-Алдан А. Русское Освободительное Движение и Русская Освободительная Армия. С. 14. // BA-MA. MSg 149/60.

26. Заметки оберфюрера СС д-ра Крёгера о беседе генерала Власова с рейхсмаршалом Герингом, 4.2.1945 (на нем. яз.). // Архив автора.

27. Письмо Власова неизвестному германскому промышленнику, 16.8.1943, Акты Гелена 6, Области и восточная политика, июль – август 1943 (на нем. яз.). // Архив автора. К группе известных руководителей экономики и промышленников, рано проявивших интерес к Власову, принадлежали, согласно Фрёлиху (Рукопись. С. 22 (на нем. яз.). // Архив автора), Ганс Керль, Пауль Плейгер и д-р Карл Раше (Дрезднер Банк).

28. Strik-Strikfeldt W. Gegen Stalin und Hitler. S. 211, 214; Steenberg S. Wlassow. S. 158.

29. Заметки оберфюрера СС д-ра Крёгера о беседе с рейхсфюрером СС от 8.1.1945 (на нем. яз.). // BA. NS 31/33.

30. Плющов-Власенко Б. Крылья свободы. С. 94. // Архив автора.

31. Освободительное Движение – Воля Народов России. Речь председателя Комитета освобождения народов России А.А. Власова на торжественном митинге представителей народов России 18 ноября 1944 г. // Воля Народа, № 3/4, 22.11.1944.

32. Интервью, данное генералом Жиленковым иностранным корреспондентам. // Там же, № 1, 15.11.1944.

33. Генерал-майор Трухин. Вооруженные Силы Освободительного Движения. // Там же, № 2, 18.11.1944.

34. См. прим. 27; Кромиади К. За землю, за волю. С. 140.

35. Письмо Крёгера Стеенбергу, 7.12.1966. // BA-MA. Sammlung Steenberg. См. S. 352.

36. Швеннингер Г. Дополнения. С. 3. (на нем. яз.). // IfZ.

37. Тайное намерение РОА. // BA-MA. MSg 149/25.

38. Auský S. Vojska generala Vlasova. S. 81.

39. Бухардт Ф. 27.2.1966. С. 3 (на нем. яз.). // BA-MA. Sammlung Steenberg.

40. Казачий корпус в Освободительном Движении (1941– 45 гг.). // BA-MA. MSg 149/7; Схема разгрома 133-й гвардейской имени Сталина стрелковой дивизии в районе Питомача 25-го декабря 1944 года. // Там же.

41. Kalben H.-D. Zur Geschichte des XV. Kosaken-Kavallerie-Korps. S. 106.

42. Плющов-Власенко Б. Крылья свободы. С. 90, 100. // Архив автора.

43. Бестужев. Непримиримость. // Воля Народа, № 1, 15.11.1944.

44. Бухардт Ф. 27.2.1966. С. 15 (на нем. яз.). // BA-MA. Sammlung Steenberg.

45. См. также: Заметки о речи генерала Власова в феврале 1944 г. Штаб командующего Люфтваффе, отдел Ic (на нем. яз). // BA-MA. RL 2/v. 3058a.

46. Акция по использованию перебежчиков. Беседа у генерала добровольческих частей 7 января 1945 г. Организационный отдел Генерального штаба ОКХ, № II/70 404/45 секретно, 8.1.1945 (на нем. яз). // BA-MA. RH 2/v. 911.

47. Пограничные войска в годы Великой Отечественной войны. С. 638, 595, 19–20.

48. Герварт Г. Германия и украинский вопрос. С. 12 (на нем. яз.). // Архив автора.

49. 50 лет Воруженных Сил СССР. С. 399.

50. Нерянин-Алдан А. Русское Освободительное Движение и Русская Освободительная Армия. С. 5–6 // BA-MA MSg 149/60; Фрёлих С. Рукопись. С. 24 (на нем. яз.). // Архив автора.

51. Беседа А.А. Власова с Д.В. Вачнадзе (по воспоминаниям последнего), 21.6.1945 // BA-MA. MSg 149/48; Поздняков В. Андрей Андреевич как человек. // Там же.

52. Strik-Strikfeldt W. Gegen Stalin und Hitler. S. 220, 223; Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 2. С. 447.

53. Нерянин-Алдан А. Русское Освободительное Движение и Русская Освободительная Армия. С. 12. // BA-MA. MSg 149/60; Письмо Крёгера Стеенбергу, 28.12.1966 // BA-MA. Sammlung Steenberg.

54. Наступающий год – год нашей победы. Интервью, данное генералом Власовым корреспонденту агентства «Transozean-Europa-Press». // Воля Народа, № 1 (14), 1.1.1945.

55. Воин РОА. С. 3.