«У» - значит убийца

Глава 18

Я поехала в больницу. По дороге остановилась, чтобы заправиться. Я знала, что к моему приезду время посещения уже закончится, но в отделении, где лежала Дэниель, были свои правила. Родственникам разрешалось пятиминутное пребывание в течение каждого часа. Здание клиники было ярко освещено, ну прямо-таки отель на побережье. Мне пришлось проехать целый квартал, чтобы найти место для парковки. Я пересекла вестибюль и свернула направо к лифтам, чтобы подняться в отделение интенсивной терапии. Выйдя из кабины, я подошла к местному телефону, висевшему на стене, и позвонила на сестринский пост. Сестра ночной смены ответила вежливо, но не вспомнила моего имени. Она попросила меня подождать, не потрудившись даже заглянуть в палату Дэниель. Я принялась изучать картину с морским видом, висевшую на стене. Через минуту в трубке вновь раздался голос сестры, на этот раз он звучал гораздо дружелюбнее. Она, видимо, решила, что я из полиции. Чини наверняка шепнул кому-то пару слов, чтобы меня пропускали к Дэниель.

Я стояла в коридоре и смотрела на Дэниель сквозь окошко в двери палаты. Кровать, на которой она лежала, была чуть-чуть приподнята, сама Дэниель казалась спящей, ее длинные темные волосы струились по подушке и свисали с края постели. Царапины на лице проступили более явственно, белый пластырь поперек носа ярко контрастировал с черно-синими глазницами. Губы темные и опухшие, нижняя челюсть, наверное, была скреплена скобами. Но в Дэниель не чувствовалось той расслабленности, которая присуща всем спящим. Капельница и катетер находились на своих местах.

– Хотите поговорить с ней?

Я повернулась и увидела перед собой ту же медсестру, которая дежурила здесь прошлой ночью.

– Мне бы не хотелось ее беспокоить, – ответила я.

– Я в любом случае должна разбудить ее для приема лекарств. Можете зайти вместе со мной. Только не огорчайте ее ничем.

– Не буду. Как у нее дела?

– Она молодец. Ей дали сильную дозу обезболивающего, но время от времени ее все-таки будят. Через пару дней мы думаем отправить ее этажом ниже, в обычную палату, но пока она будет находиться здесь.

Я тихо стояла у кровати, наблюдая за тем, как сестра измеряла давление, считала пульс, поправляла иглу капельницы. Глаза Дэниель медленно раскрылись, в них стояло какое-то расплывчатое выражение, такое бывает у людей, когда они не понимают, где находятся и почему. Сестра сделала пометку в карте больной и вышла из палаты. Зрачки Дэниель зеленовато поблескивали среди многочисленных царапин вокруг глаз.

– Привет, ну как ты?

– Мне лучше, – прошепелявила она, не разжимая зубов. – Мне поставили скобки, поэтому говорю вот только так.

– Я это уже поняла. Тебе больно?

– Нет, все хорошо. – Она слабо улыбнулась, не пошевелив головой. – Его я так и не видела, если тебя это интересует. Помню только, как открыла дверь.

– Ничего удивительного, – заметила я. – Со временем память должна вернуться.

– Надеюсь, что этого не произойдет.

– Понимаю. Скажи мне, когда устанешь. Я не хочу тебя утомлять.

– Не волнуйся. Мне, наоборот, не хватает компании. Что у тебя нового?

– Немного. Еду домой с собрания совета директоров "Колгейт Уотер". Настоящий зоопарк. Старичок, за которым Лорна присматривала, поскандалил со строителем по имени "Коротышка" Стоктон. Все остальное такая скучища, что я там заснула.

Дэниель издала какой-то звук, давая мне понять, что она меня внимательно слушает. Веки ее казались ужасно тяжелыми, будто она хотела провалиться в неумолимый наркозный сон. Я надеялась, что имя "Коротышка" вызовет у нее какую-то реакцию, но, похоже, оно проплыло мимо сознания Дэниель.

– Лорна когда-нибудь упоминала при тебе имя "Коротышка" Стоктон?

Мне показалось, что Дэниель меня не слышит. В палате стояла тишина. Наконец она, похоже, пришла в себя.

– Клиент, – сообщила она.

– Он был клиентом? – удивилась я. Мне пришлось задуматься над этой новостью. – Это странно. Не похоже, чтобы он был в ее вкусе. Давно это было?

– Давно. Но мне кажется, что она виделась с ним всего один раз. Так же, как и с другим.

– С каким таким другим?

– Со старичком.

– Что за старичок?

– С которым Лорна спала.

– Ох, этого не может быть. Ты, наверное, его с кем-то перепутала. Кларк Эссельман – это отец Серены Бонни. За этим старичком Лорна присматривала...

Дэниель сделала движение рукой, как бы сбрасывая с себя простыню.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Воды.

Я посмотрела на прикроватную тумбочку. Там находились пластиковый кувшин, полный воды, пластиковый стакан и согнутая соломинка.

– А тебе можно это пить? Лучше скажи правду, а то я не знаю, что тебе можно, а что нет.

Дэниель улыбнулась.

– Здесь... не обманывают.

Я наполнила стакан водой и, сунув туда соломинку, поднесла к губам Дэниель. Та сделала три крошечных глотка.

– Спасибо.

– Ты говорила про какого-то знакомого Лорны.

– Эссельман.

– Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке?

– Тесть ее начальника, да?

– Да, но что же ты мне раньше об этом не сказала. Это может оказаться важным.

– А мне казалось, что я говорила. Какая разница.

– Так объясни же мне. И посмотрим, какая.

– Он любил извращения. – Дэниель чуть шевельнулась, стараясь поудобнее устроиться в постели. На ее лице промелькнула гримаса боли.

– С тобой все в порядке? Если не хочешь сейчас говорить об этом, то не надо.

– Все нормально, просто ребра болят. Подожди минутку.

Я ждала, размышляя. Извращенец? Перед моим взором предстал Эссельман, в исступлении хлещущий сам себя ремнем по голой заднице.

Дэниель медленно собиралась с силами.

– Она пришла к нему, после того как у него случился сердечный приступ. Тут он и наехал на нее. Ее чуть кондрашка не хватила от удивления. Не то что бы Лорну это покоробило, но просто она не ожидала такого. Но, в конце концов, деньги есть деньги, а он отвалил ей целое состояние. И все-таки она никак не предполагала, что он окажется таким... бодреньким.

– Я думаю. А его дочь ничего не знала?

– Никто ничего не знал. Это уже позже Лорна сама кое-что сболтнула. А деду сказала, что до нее начали доходить слухи, и поэтому им надо расстаться. Настроение у Лорны было поганое. Его дочь хотела нанять Лорну на постоянную работу, но старик так этого и не дождался.

– Что ты имеешь в виду под слухами? Кому же она проболталась?

– Не знаю. После этого Лорна держала рот на замке. Сказала, что ей преподнесли такой урок, который можно выдержать только раз.

– Извините, – раздался позади нас женский голос.

Это пришла медсестра.

– Не хотелось бы показаться вам невоспитанной, но не могли бы вы на этом закончить? Врачам очень не нравится, когда посетитель находится в палате более пяти минут.

– Конечно, я все понимаю. – Я бросила взгляд на Дэниель. – Мы можем поговорить об этом позже. Отдыхай.

– Хорошо.

Глаза Дэниель вновь закрылись. Я еще на минутку задержалась в палате, скорее для собственного успокоения, а затем вышла. Сестра со своего поста наблюдала, как я иду по коридору.

Я испытывала чувство какой-то нервной неловкости, пытаясь совместить в своем мозгу два образа: Лорны Кеплер и Кларка Эссельмана. Извращенец? Вот это да. И удивителен здесь не столько его возраст, сколько репутация благопристойного старичка. В моем сознании никак не укладывались одновременно его респектабельность и (якобы) извращенные сексуальные наклонности. Эссельман был женат на матери Серены лет сорок, а может, и того больше, а значит, его наклонности проявились до смерти жены.

Проехав шесть кварталов до аптеки, я купила там четыре рамки для фотографий, чтобы заменить сломанные, которые забрала из дома Дэниель. Лорна и Кларк Эссельман, какое странное сочетание. Вот и аптека показалась мне полной контрастов: средства от артрита и презервативы, постельные грелки и противозачаточные пилюли. Здесь же я купила еще пару пачек каталожных карточек, а потом поехала домой, стараясь думать о чем-нибудь приятном.

Припарковав машину, я откинула вперед водительское сиденье и вытащила из-под кучи окровавленного постельного белья из "хибары" Дэниель коробку с бумагами Лорны. В моем авто царил бардак, но я особо не переживала по этому поводу, учитывая тот факт, что и все мое жилье не отличалось опрятностью. Сложив свои покупки на коробку, я прижала их подбородком и направилась в дом.

Наконец-то я уселась за свой рабочий стол. Последний раз я приводила в порядок свои записи на второй день расследования, поэтому информация, которую я тогда занесла в каталожные карточки, выглядела скудной и устаревшей. А она имеет смысл, когда накапливается слой за слоем, когда рассматривается с различных точек зрения. Обложившись записями, календарем, квитанциями бензозаправок, счетом в мотеле и билетом на самолет, я принялась восстанавливать события между вторником и сегодняшним днем, вспоминая в деталях свои беседы с начальником Лорны, Роджером Бонни, Джозефом Эрзом и Расселом Терпином в Сан-Франциско, с Тринни, Сереной, Кларком Эссельманом и (предполагаемым) адвокатом в лимузине. А теперь я могла добавить еще и признание Дэниель о связи Лорны с Кларком Эссельманом. Конечно, если бы я могла, то проверила бы утверждение Дэниель. Но как? Не могла же я спросить об этом у Серены.

Вообще-то меня порадовало, как много я успела раскопать. За пять дней я воссоздала очень сложную картину образа жизни Лорны. Работая, я полностью погрузилась в воспоминания. По мере заполнения карточек, я прикалывала их на доску, где собралось этакое ассорти самых разнообразных фактов и впечатлений. Но вот когда я вернулась к финансовым делам Лорны, выписывая данные из перечня ее капиталов, то поймала себя на мысли, что упустила что-то. В папке с акционерными сертификатами имелся список драгоценностей, которые она застраховала. В нем было указано четыре предмета: ожерелье и браслет, составлявшие гарнитур, серьги и часы, украшенные бриллиантами, – на общую сумму в двадцать восемь тысяч долларов. Имелось и описание сережек: двойные колечки с бриллиантами весом от половины карата до карата. Но я же видела эти серьги на Берлин, правда, тогда я решила, что они с горным хрусталем. Я взглянула на часы: около одиннадцати, значит, я работаю уже почти два часа. Сняв трубку телефона, я позвонила Кеплерам, надеясь, что еще не слишком поздно. Трубку снял Мэйс. Что за невезуха. Мне очень не хотелось говорить именно с ним. В трубке слышался рев болельщиков, видимо, по телевизору шла какая-то спортивная передача. Возможно, финальная игра, судя по крикам. Я зажала пальцами нос, чтобы изменить голос.

– Здравствуйте, мистер Кеплер. А Берлин дома?

– Кто ее спрашивает?

– Марси. Я ее подруга, была у вас на прошлой неделе.

– Понятно, но ее нет дома. Ни ее, ни Тринни.

– А вы не знаете, где она? Мы договорились встретиться, но я забыла, где.

– Как вы сказали вас зовут?

– Марси. Может быть, она в "Нептун Паласе"?

Мэйс замолчал, а крики болельщиков усилились.

– Знаете, что я скажу вам, Марси, ей лучше не показываться там. Если она будет ходить в "Палас", то ее ждут большие неприятности с отцом. Она именно там назначила встречу?

– Ох, да нет же. – Но я была готова поспорить, что Берлин сейчас там. Бросив трубку, я отодвинула бумаги в сторону. Второпях я надела куртку, отыскала свою сумочку и, на секунду задержавшись перед зеркалом, чтобы причесаться, рывком открыла дверь.

На пороге стоял мужчина.

Я отскочила назад и вскрикнула, прежде чем узнала его.

– Черт возьми, Дж.Д.! Что вы здесь делаете? Вы меня напугали до смерти!

Он тоже вздрогнул при моем появлении, но тут же спокойно прислонился к косяку.

– Ох, проклятье. Это вы меня напугали. Только я собрался постучать, как тут вылетаете вы. – Он прижал руку к груди. – Подождите. У меня сердце колотится как бешеное. Понимаю, конечно, надо было предварительно позвонить. Извините, что так получилось, но я решил заехать наудачу.

– А как вы узнали, где я живу?

– Вы же дали Леде визитную карточку и написали на обороте адрес. Не возражаете, если я зайду?

– Ладно, если это ненадолго. Я ведь уже собралась уходить, у меня есть кое-какие дела. – Я отступила назад, наблюдая, как он заходит в дом. Вообще-то, я не люблю, когда кто-то шляется по моей квартире, и если бы у меня самой не имелось к нему несколько вопросов, то я, пожалуй, оставила бы его на пороге. Одет он был точно так же, как и во время нашей прошлой встречи, что, впрочем, можно было сказать и обо мне. Мы оба красовались в потертых джинсах и голубых хлопчатобумажных куртках. Я закрыла за ним дверь и прошла на кухню, чтобы держать его подальше от своего рабочего стола.

Как и все люди, которые впервые попадают в мое жилище, он с интересом разглядывал мой бедлам.

– А у вас довольно уютно, – заметил Дж.Д.

Я указала ему на стул, тайком бросив взгляд на часы.

– Садитесь.

– Спасибо. Я вас долго не задержу.

– Мне бы следовало предложить вам что-нибудь, но у меня имеются только макароны, да и те надо варить.

– Не беспокойтесь, все в порядке.

Я уселась на стул, подвинув другой для него, на тот случай, если он все же передумает и сядет. Дж.Д. казался смущенным, он стоял, засунув руки в задние карманы джинсов, его взгляд рассеянно изучал меня и окружающую обстановку. Может, в моей квартире был не такой яркий свет, как в его собственной кухне, а может, его просто смущала сама ситуация.

Мне надоело ждать, пока он заговорит.

– Чем могу быть полезна?

– Да, понимаете, Леда рассказала мне, что вы заезжали к нам. Я вернулся домой около семи и нашел ее очень расстроенной.

– Вот как? – спокойным тоном спросила я. – Интересно, почему?

– Да все из-за этой пленки. Она хотела бы получить ее обратно, если вы не возражаете.

– Отнюдь не возражаю. – Я подошла к столу, достала кассету из конверта, в который положил ее Гектор, и отдала пленку Дж.Д.

Он сунул кассету в карман куртки, даже не взглянув на нее.

– Вы успели ее прослушать? – поинтересовался он слишком небрежным тоном.

– Мельком. А вы?

– Ну, я все знаю о ней. То есть, о ее существовании.

Я равнодушно кивнула, но в голове у меня начала крутиться мысль: «В чем же тут дело? Весьма интересно».

– Так что же так расстроило Леду?

– Наверное, она не хочет, чтобы эта пленка попала в полицию.

– Но ведь я пообещала ей, что не сделаю этого.

– Но она очень недоверчивая. Понимаете, она всегда чего-то опасается.

– Это я уже заметила. Мне просто интересно, почему она вдруг так встревожилась, почему так срочно прислала вас ко мне.

– Она не встревожилась. Просто не хочет, чтобы у вас закралось подозрение относительно меня. – Дж.Д. перенес тяжесть тела с одной ноги на другую, смущенно улыбнулся, стараясь изобразить на лице самую лучезарную мину, означающую "какая чепуха". – Не хочет, чтобы вы занялись мной вплотную.

– Я всеми занимаюсь вплотную. И тут нет ничего личного. Кстати, поскольку уж вы здесь, хочу задать вам вопрос.

– Пожалуйста. Мне скрывать нечего.

– Кое-кто упоминал, что вы заходили в коттедж Лорны до появления полиции.

Он нахмурился.

– Вам так сказали? Интересно, кто?

– Не думаю, что это большой секрет. Серена Бонни.

Дж.Д. кивнул.

– Да, это правда. Понимаете, я знал, что Леда установила там аппаратуру. Знал о пленке и не хотел, чтобы полиция нашла ее. Поэтому открыл дверь, наклонился и оторвал микрофон. Я не пробыл там и минуты, поэтому и не посчитал нужным упоминать об этом.

– А Лорна знала, что ее разговоры записываются?

– Я ничего не сказал ей об этом. По правде говоря, мне было стыдно за поведение Леды. Понимаете, она относилась к Лорне с некоторым высокомерием. Леда еще молода и неразумна, и у меня начали возникать с ней неприятности из-за Лорны. Если бы я сказал Лорне, что Леда шпионит за нами, Лорна либо рассмеялась бы, либо разозлилась, а это могло только ухудшить их отношения.

– А у них были плохие отношения?

– Нет, я не назвал бы их плохими, но и хорошими они не были.

– Леда ревновала, – предположила я.

– Наверное, немного ревновала.

– Так что вы хотите мне доказать? Что на самом деле у вас с Ледой все было хорошо, и ни один из вас не имел причины для устранения Лорны, так?

– Да, это правда. Но я понимаю, вы думаете, что я имею какое-то отношение к смерти Лорны...

– А почему я должна так думать? Вы же сказали мне, что вас не было в городе.

– Совершенно верно. И Леды тоже не было. Я собрался на рыбалку с шурином, а Леда в последнюю минуту решила поехать в Санта-Марию, куда я должен был заехать за ним. Она сказала, что лучше пообщается там с сестрой, чем будет сидеть здесь в одиночестве.

– Зачем вы мне все это повторяете? Никак не могу понять.

– Потому что вы ведете себя так, словно не верите нам.

– Это чушь, Дж.Д. Как я могу не верить вам, когда у вас обоих такое превосходное алиби?

– Черт побери, да вовсе это не алиби. Какое же это алиби, если вы можете знать, где мы находились, только с наших слов?

– На какой машине вы поехали на озеро Насименто?

Он замялся.

– У моего шурина есть грузовик. Вот мы им и воспользовались.

– Санта-Мария в часе езды отсюда. Так, может, Леда воспользовалась вашей машиной и вернулась сюда?

– Этого я не знаю, но вы можете спросить у ее сестры. Она вам все скажет.

– Хорошо.

– Нет, из этого ничего не выйдет.

– Ох, да ладно вам. Если вы лжете, покрывая Леду, то почему бы и ее сестре не солгать?

– Надо найти еще кого-нибудь, кто видел ее в субботу. Мне помнится, Леда говорила, что утром они ходили на презентацию косметики. Ну знаете, это когда приезжают женщины – оптовые торговцы косметикой и делают всем макияж, чтобы они покупали продукцию "Мэри Джейн", или как ее там. Но вы, по-моему, не падки на это.

– "Мэри Кей". Но вы правы, я этим мало интересуюсь. Я сказала Леде, что все проверю, но пока для этого у меня не было времени. Так что это моя вина, а не ваша.

– Теперь понимаете? Не знаю почему, но вы даже извиняетесь как-то неискренне. Почему вы хитрите со мной?

– Потому что я спешу и не понимаю, куда вы клоните.

– Я никуда не клоню. Я просто приехал забрать пленку. И подумал, что раз уж я здесь, то мог бы... понимаете, обсудить с вами ситуацию. Но как бы там ни было, вы первая задали мне вопрос. Я не навязывался. А теперь получается, что я только сделал себе хуже.

– Хорошо. Я принимаю ваши объяснения. Давайте на этом и закончим. В противном случае нам придется проторчать здесь всю ночь, объясняясь друг с другом.

– Ладно. Если только вы не сумасшедшая.

– Ничуть.

– И вы верите мне?

– А вот этого я не говорила. Сказала только, что принимаю ваши объяснения.

– Ох, ладно, ладно. Думаю, все будет хорошо.

Я почувствовала, что начинаю смотреть на него волком.

Было уже двадцать минут двенадцатого, когда я пробиралась сквозь толпу, заполнившую "Нептун Палас". Сегодня иллюзия океанских глубин была почти реальностью. Отблески водянисто-голубых ламп плясали по полу танцевальной площадки, как по дну бассейна. Я подняла взгляд на потолок, куда была спроецирована картина шторма на море. Молния рассекала темное небо, а невидимый ветер мчался над поверхностью морской пучины. Я уже слышала скрип корабельных снастей, стук дождя по мачте и душераздирающие крики тонущих людей. Танцующие раскачивались взад и вперед, их руки волнами мелькали в воздухе, сизом от табачного дыма.

Я нашла свободное местечко у стойки бара, взяла пиво и принялась разглядывать толпу. У юношей были подведены глаза, а губы накрашены черной помадой, девушки щеголяли прическами в стиле панков и искусно выполненными татуировками. Неприятное зрелище. Музыка резко оборвалась, и танцевальная площадка начала освобождаться. Я заметила в толпе знакомую белокурую головку, могла поклясться, что это была Берлин. Но затем она исчезла из поля зрения. Я слезла со стула и пошла вправо, ища ее взглядом. Ее нигде не было видно, но я была абсолютно уверена, что не ошиблась.

Я остановилась возле массивного аквариума с морской водой, где плоский угорь со страшными зубами пожирал несчастную рыбку. И тут я увидела Берлин. Она сидела за столиком рядом с мускулистым парнем в майке, в камуфлированных брюках и тяжелых армейских ботинках. Голова у парня была выбрита наголо, но плечи и предплечья покрывали густые волосы. А те части торса, где волосы не росли, были сплошь покрыты татуировками, изображавшими драконов и змей. Я обратила внимание на рубцы на его черепе и складки на мясистой шее. Мне всегда казалось, что именно мясистые затылки предпочитают есть людоеды.

Берлин сидела ко мне боком. Она скинула свою кожаную куртку, которая была небрежно брошена на спинку стула, а сверху висела на ремне сумочка девушки. В ушах у нее были те самые серьга, в виде колец, украшенные бриллиантами. Сегодня она была в зеленом атласном платье, облегающем и коротком, как и черное, в котором Берлин была в прошлый раз. Разговаривая, она частенько касалась пальцами то одной, то другой серьги, словно убеждаясь, что они на месте. Мне показалось, что она чувствует себя неловко, наверное, не привыкла носить такие изысканные украшения. Свет свечи, стоявшей в центре стола, искрился в многочисленных алмазных гранях.

Вновь грянула музыка, и моя парочка пошла танцевать. На Берлин были все те же туфли на высоком каблуке. Наверное, она надеялась, что они придают некоторое изящество лодыжкам, которые иначе выглядели бы бесформенными, как столбы, подпирающее крыльцо. А задница выпирала у нее, как набитый рюкзак, привязанный к талии. Соседний столик был пуст, и я проскользнула на стул, стоявший рядом со стулом Берлин.

Неожиданно справа появилась Тринни. Я бы предпочла не контактировать с ней, но поняла, что она меня уже заметила.

– Привет, Тринни. Как дела? А я и не знала, что вы ходите сюда.

– Сюда все ходят. Здесь клево. – Разговаривая со мной, Тринни оглядывалась по сторонам, щелкала пальцами и дергала подбородком в такт музыке. Наверное, здесь было принято так себя вести.

– Вы здесь одна?

– Не-а, я пришла с Берлин. Она здесь встречается со своим приятелем. Папе он ужасно не нравится.

– Вот как, значит, Берлин тоже здесь? А где же она?

– Танцует. А сидит вот за этим столиком.

Она махнула рукой в сторону танцевальной площадки, и я сделала вид, что внимательно разглядываю танцующих. Берлин лихо отплясывала со своим здоровенным дружком, я видела его бритую голову, торчавшую над головами других танцующих.

– Это тот самый парень, который не нравится вашему отцу? Не могу себе этого представить.

Тринни пожала плечами.

– Наверное, это из-за его прически. Наш папа довольно консервативен. Он считает, что парни не должны брить головы наголо.

– Да, но какая разница, если у него полно волос в других местах?

Тринни скорчила гримасу.

– Не люблю парней с волосатыми спинами.

– Красивые у Берлин серьги. Где она их купила? Я бы и сама не прочь приобрести такие.

– Это просто горный хрусталь.

– Горный хрусталь? Вот это да! А отсюда камушки кажутся настоящими бриллиантами, не находите?

– Да, правда. Можно подумать, что она действительно носит в ушах бриллианты.

– Наверное, она купила их в одном из магазинов, которые торгуют стразами. Ну, знаете, имитация рубинов, изумрудов и других камней. Я видела такие стразы, и не могла отличить их от настоящих.

– Да, может быть.

Я подняла взгляд. Возле стула Тринни остановился парень, который тоже щелкал пальцами и дергал подбородком. Тринни поднялась, и они начали приплясывать прямо возле столика. Я помахала рукой, давая понять, что они загораживают мне вид на танцевальную площадку.

Тогда они вдвоем, не прекращая пляски, двинулись в направлении танцевальной площадки. Я увидела Берлин и ее партнера. Не отрывая взгляда от их прыгающих голов, я наклонилась, как будто завязываю шнурок кроссовок, и сунула руку в сумочку Берлин. Нащупала бумажник, косметичку, расческу. Выпрямившись, я просто сняла ее сумочку со пинки стула, а вместо нее повесила свою. Потом закинула ремешок сумочки Берлин на плечо и направилась в туалет.

Перед раковинами с зеркалами расположились пять или шесть женщин разложив на полочках все свои косметические причиндалы. Все они были заняты собой: кто причесывался, кто красил глаза и губы, так что они и не посмотрели в мою сторону, когда я проскользнула в кабинку и щелкнула задвижкой. Повесив сумочку на крючок, я начала исследовать ее содержимое.

В бумажнике Берлин не оказалось ничего любопытного: водительские права, пара кредитных карточек, немного наличных денег, среди которых торчали две сложенные квитанции на получение кредитных карточек. Судя по чековой книжке, деньги на ее счет поступали каждую неделю, и я предположила, что это, наверное, ее заработная плата в фирме отца. Да, эта цыпочка получала явно маловато. Проверив поступления за несколько последних месяцев, я обнаружила разовый вклад на две с половиной тысячи долларов. Позднее с этой суммы были выписаны чеки туристическому агентству "Холидей Трэвл". Вот это было уже интересно. Еще я обнаружила в сумочке маленькую бархатную коробочку, в которой, вероятно, хранились серьги.

Потом я принялась копаться во внутреннем отделении, закрытом на "молнию": старые списки продуктов, которые необходимо купить, аптечные рецепты, бланки взноса депозитов. Еще я нашла там две сберегательные книжки, открытые на различные срочные счета. Первый счет был открыт на сумму девять тысяч долларов, примерно через месяц после смерти Лорны. Потом с этого счета несколько раз снимали по две с половиной тысячи долларов, и сейчас на нем осталось полторы тысячи. Второй счет был открыт на сумму шесть тысяч долларов. Наверное, где-то имелся и третий счет. Копии приходных и расходных квитанций Берлин спрятала между страницами одной из сберегательных книжек, а это свидетельствовало о том, что она боялась хранить их дома. Если бы Дженис обнаружила тайник, то непременно возникли бы неприятные для Берлин вопросы. Я взяла по одной квитанции из каждой сберегательной книжки.

Кто-то постучал в дверь кабинки.

– Вы что там, заснули?

– Минутку, – откликнулась я.

Спустила воду и под ее шум уложила все назад в сумочку. Потом вышла из кабины, неся ее на плече. В освободившуюся кабинку юркнула темнокожая девушка с прической из семидесяти косичек. Подойдя к раковине, я тщательно вымыла руки, ощущая в этом настоятельную потребность. К столику я вернулась в тот момент, когда музыка взорвалась заключительными аккордами. Танцующие разразились бурными аплодисментами, сопровождающимися, свистом, криками и топаньем ног. Я уселась на свое место и поменяла сумочки. Стул опасно накренился, я попыталась схватить его, но не успела, и сумочка с кожаной курткой свалились на пол.

К столику приближалась Берлин, а за ней тащился ее бугай.