«В ЛУГАНСКЕ – ВОРОШИЛОВГРАДЕ…»

Библиотека «Радуги»

ВЛАДИМИР СПЕКТОР

«В ЛУГАНСКЕ – ВОРОШИЛОВГРАДЕ…»

2013

Киев, издательство «Радуга»

ЕГО ПОЭЗИЯ НЕОТДЕЛИМА ОТ ЛУГАНСКА

С удовольствием согласился написать несколько строчек, предваряющих новую книгу стихотворений Владимира Спектора. Во-первых, потому что знаю его уже не первый десяток лет и считаю своим другом, во-вторых, потому что стихи Владимира Спектора – это поэзия не регионального уровня (хотя и неотделима от Луганска), это – явление в масштабах страны, и об этом писали такие известные поэты и критики, как Вадим Шефнер, Александр Корж, Мирослава Радецкая, Микола Малахута. И, в-третьих, потому что давно пора было издать эти стихи в Киеве, чтобы с ними познакомилось как можно большее количество почитателей хорошей поэзии.

Владимир Спектор – не только автор более двадцати талантливых, несущих приметы времени книг, но и личность, сумевшая выстоять и утвердить себя под штормовыми ветрами этого самого времени. Более 20 лет проработал конструктором на тепловозостроительном заводе, где тоже завоевал уважение и признание коллег, став автором 25 изобретений. Но уже в то время добрыми словами о его стихах отзывались Е.Евтушенко, В.Титов, Г.Довнар, О.Бишарев… Первая книга стихов, подготовленная ещё в 1981 году, вышла в свет лишь в 1990, когда поэту было 39 лет. В 1994 году он стал членом Межрегионального союза писателей Украины, а после трагической гибели О. Бишарева в 1998 году возглавил его, став энергичным инициатором всех его акций.

Он член Национального союза журналистов Украины, лауреат нескольких литературных премий, среди которых – имени Юрия Долгорукого, имени Сергея Михалкова, имени Арсения Тарковского, «Круг родства» имени Риталия Заславского, заслуженный работник культуры Украины, член-корреспондент Транспортной академии Украины. Но главное – Поэт милостию Божьей. И ведущий мотив в симфонии его творчества, в обертонах, тембральной отдаче – лирическое, философское осмысление жизни с её громадой вопросов к человеческой мысли и совести.

Особая тема лирики Владимира Спектора – реалии любимого города. Мы бродим вместе с поэтом на «вишнёвом сквозняке» улиц, в белом цветенье абрикос. Он узнаваем по старому паровозу на пьедестале, отсчитывающему «строки дней и поэмы лет». Это «город разбитых, но тёплых сердец», который многолик и органически вписывается в панораму эпохи, когда «жизнь идёт, как поезд без стоп-крана». И повисает в воздухе вопрос: «Кто ж ты мне, товарищ, волк иль брат, город, что забыл свои фонтаны?» И, всё же, «город, в который влюблён, даёт мне зелёный свет, и я поднимаюсь ввысь, где рядом – лишь тень побед, а прямо по курсу – жизнь». И, в конце концов, хочется «не искривить прямую речь, и Луганск нарисовать, как праздник». Такого поэта, настолько влюблённого в свой город, у Луганска ещё не было.

Поэтические книги Владимира Спектора – в равной мере исповедь сына трудного времени (но лёгких ведь и не бывает) и малая энциклопедия его. Это стихи «о времени и о себе», о судьбах города, страны, и, по большому счёту, человечества. Мимо стихов поэта-луганчанина, написанных на сквозняке времени, пройти равнодушно невозможно. В равной мере в них находишь в добротной словесной упаковке правду жизни и катехизис оптимизма.

Дышу, как в последний раз, пока ещё свет не погас, и листья взлетают упруго. Иду вдоль Луганских снов, как знающий нечто Иов, и выход ищу из круга. Дышу, как в последний раз, в предутренний, ласковый час, взлетая и падая снова. И взлетная полоса, в мои превратившись глаза, следит за мной несурово.

От души желаю, чтобы взлётная полоса киевского издательства «Радуга» оказалась удачной и счастливой для творчества поэта Владимира Спектора, и чтобы его Луганск-Ворошиловград открылся для любителей поэзии Украины новыми гранями, в которых отражаются литературные традиции «дальнего востока» нашей страны. Эти традиции создавались такими замечательными авторами, как Владимир Даль, Борис Гринченко, Михаил Матусовский, Владислав Титов, Тарас Рыбас, Никита Чернявский, многими другими мастерами слова. И Владимир Спектор достойно их продолжает.

Сергей Михеев,

заместитель председателя Луганской областной государственной администрации

Глубина резкости.

О творчестве поэта Владимира Спектора в контексте противостояния культуры и варварства.

Сложившаяся ситуация в литературе (да и в обществе) сегодня напоминает старорусский обычай – стенка на стенку. Одна братия идёт на другую либо ради забавы, либо ради расправы. Разделение чёткое, не ошибёшься. С одной стороны технически подкованные, но безграмотные варвары с айпадами, твиттером и знамёнами Цукерберга/Дурова, с другой образованные – как правило, в советское время – «римляне» с томиками Довлатова, Бродского, Цветаевой (они же на знамёнах) и солидным арсеналом знаний, которые вдруг стали бесполезными.

Пожалуй, никогда ещё противостояние между культурой и варварством, «массовкой и духовкой», не было столь явным. Оно достигло пиковой точки, и пропасть, разверзшаяся между невольно противоборствующими сторонами, поглощает их самих. Первые гибнут от глупости, которая, как писал Бонхеффер, «ещё более опасный враг добра, чем злоба», потому что «глупец, в отличие от злодея, абсолютно доволен собой». Другие страдают от неустроенности в жизни, потому что «во многой мудрости много печали»; не в силах найти себя в новом классе необразованных и невежественных людей, фаулзовских Калибанов, они превращаются в отмирающий атавизм.

Это тоталитарное общество нового образца, в котором «порабощённое население радостно приемлет своё рабство», это система, при которой отпадает сама потребность в человеке. И если совсем недавно всё было нельзя, то теперь всё стало можно. Однако и режим запрета, и режим вседозволенности, как крайности одного и того же, лишены морально-этических, духовных первооснов, тем самым, превращены в иерархию физиологических потребностей. Эта свобода вседозволенности на поверку оказывается разрушительным хаосом, уничтожающим любые проявления индивидуальности. В данном контексте творчество поэта из Луганска Владимира Спектора ценно, прежде всего, тем, что не утратило созидающей функции. Его поэзия генерирует в человеке душевный порыв, стремление для дальнейшего перерождения, когда божественное стяжает животное, а быт переходит в бытие.

Владимир Спектор издал свой первый поэтический сборник в 39 лет (сейчас у него более 20 книг стихов). До этого работал конструктором, стал автором более двух десятков изобретений. Конечно, начал писать стихи он значительно раньше, но вот вещественное доказательство своей творческой состоятельности предъявить не торопился. Возможно, поэтому его поэзия в хорошем смысле взрослая, обстоятельная. В ней есть своя особая жизненная философия; выстраданная, осознанная, взвешенная. Есть и мудрость восприятия мира, которая позволяет говорить о самых глубоких, порой деликатных вещах точно, ёмко, без перегруженности лишними словами и пафосом. Возможно, его стихи не отличаются особой изощрённостью, витиеватой изобретательностью, но в них ощущается преемственность поколений как важное условие дальнейшего развития; слышатся интонации Арсения Тарковского и Юрия Левитанского, Давида Самойлова и Александра Межирова.

Три «кита» – жизненная философия, мудрость, преемственность – формируют программность поэзии Владимира Спектора, которая является той самой первоосновой, когда через алхимию слова и поэт, и – главное - читатель проходят этапы обретения новой (а порой единственной) индивидуальности.

Не хочется спешить, куда-то торопиться,

А просто – жить и жить, и чтоб родные лица

Не ведали тоски, завистливой печали,

Чтоб не в конце строки рука была –

В начале…

Про таких, как Владимир Спектор, часто говорят: «Поэзия – его судьба». Наверное, тот факт, что в поэзию, несмотря на все препятствия, объективные и субъективные, он пришёл достаточно поздно, только подтверждает вышесказанное. Пришёл, чтобы остаться. Такой поэт как бы попадает в петлю бытия, сжимающуюся до предела.

Это кризис прежнего существования и дальнейшее непрерывное перерождение, строка за строкой, когда больше нет возможности (да и смысла тоже) воспринимать мир набором оперативных команд, необходимых для поддержания физиологической активности.

Начат поиск, запущена иная программа, диктующая новый, подчас непонятный окружающим modus operandi. Отчасти это путь борьбы, путь страданий и лишений, но и в то же время путь подлинной радости.

Не изабелла, не мускат,

Чья гроздь – селекции отрада.

А просто – дикий виноград,

Изгой ухоженного сада.

Растёт, не ведая стыда,

И наливаясь терпким соком,

Ветвями тянется туда,

Где небо чисто и высоко.

Владимир Спектор не прячет смысл за искусственно сотканными кружевами слов и рифм, не пытается создать иллюзию некого тайного знания. Наоборот, он старается говорить с читателем максимально доверительно, откровенно. Друг с другом они раз за разом проходят инициацию поэтическим вдохновением. Это передача природной творческой энергии («крия шакти») на клеточном уровне, трансформация душевно мёртвого в живое. Такая открытость, доступность (в хорошем смысле слова) диссонирует с современной тенденцией поэтического нарциссизма, при котором поэты всё чаще пишут для себя и о себе же, упражняясь в словесных изысках ради самого упражнения. Превращение поэзии в вещь в себе и для себя – когда «поэты звонят лишь друг другу, обсуждая, насколько прекрасен их круг» – во многом создаёт недоверие и настороженность читателей, ассоциирующих стихотворца с юродивым или снобом.

Выжить…

Отдать,

Получить,

Накормить.

Сделать…

Успеть,

Дотерпеть,

Не сорваться.

Жизни вибрирует тонкая нить,

Бьётся, как жилка на горле паяца.

Выжить,

Найти,

Не забыть,

Не предать…

Не заклинанье, не просьба, не мантра.

Завтра всё снова начнётся опять.

Это – всего лишь заданье на завтра.

Одна из доминантных тем его творчества – осознание и переосмысление нашего общего прошлого, прежде всего, детства. Все мы родом оттуда. Возвращение в детство – это стремление к первоначалию счастья. Читая стихи Владимира Спектора, детство, своё и коллективное, слышишь, видишь, ощущаешь. Испытываешь непосредственную радость, будто листаешь детский фотоальбом, в котором запечатлены лучшие моменты жизни. Это лирическое, порой философское осмысление меняющегося мира, ситуаций, людей, попытка нащупать себя в веренице образов, масок, ролей. Поэтому стихам Владимира Спектора присущи, казалось бы, такие простые, но в то же время столь редкие атрибуты как искренность и доброта.

Медальный отблеск крышек от кефира

Остался за границею веков.

Остались там же – очередь за сыром

И пионерский лозунг «Будь готов!».

Другая жизнь, хорошая, плохая,

В которой по соседству – зло с добром.

А для кого-то отраженье рая

В той крышке с её мнимым серебром.

Несмотря на кажущуюся простоту, эта поэзия обладает куда более важным свойством: она наделена цельностью интонации, которая появляется тогда, когда пережитые страдания и страсти, помноженные на талант, перерастают в многомудрый опыт, определяющий всю дальнейшую судьбу. Строчки лёгкие, воздушные, но в то же время плотные, упругие; всё на своих местах. Эта интонация как музыка: она то сентиментальная, то жизнеутверждающая, то тоскливая, то радостная. И ею зачаровываешься, спасаешься, согреваешься, забывая о вечной мерзлоте человеческого мира, которому так не хватает душевного тепла.

Это город. И в нём не хватает тепла.

И не осень прохладу с собой принесла.

Не хватает тепла в руках и душе,

В ручке мало тепла и в карандаше.

Не хватает тепла во встречных глазах.

В них смятенье и холод. А, может быть, страх.

В этом городе нищим не подают.

Им по праздникам дарят весёлый салют.

В тёмном небе так много слепящих огней,

Но не греют они суету площадей.

Не хватает тепла, хоть работает ТЭЦ

В этом городе тёплых разбитых сердец.

На первый взгляд, стихам Владимира Спектора не хватает изящества и оригинальности формы, зато определённо хватает интерконтекстуальности и глубины текста. Он обладает поистине фотографической точностью взгляда. Это аналитика лирикой, фотография души с особой глубиной резкости. Поэт умеет, вооружившись мудростью, дать точные, яркие образы и зарисовки, создавая во многом кинематографическое многоголосье. Он беседует с читателями, не стараясь перекричать самопровозглашённых гениев и пророков. Владимир Спектор идёт своим путём, создавая громкость иного рода – цельную интонацию искренности, которая, когда стихает шум толпы, неизбежно доходит до читателя. Так говорит душа: шёпотом, без спешки, тихо, размеренно, о главном.

Платон Беседин

А для звезды небесной - лишь любовь…

* * *

В душе – мерцающий, незримый свет,

Он с лёгкостью пронзает стены.

Взгляни вокруг – преград, как будто, нет.

Но как тревожны перемены.

Небесной тверди слыша неуют,

Беспечно дышит твердь земная.

И нам с тобой – вдоль перемен маршрут,

Пока горит огонь, мерцая.

* * *

Выжить…

Отдать,

Получить,

Накормить.

Сделать…

Успеть,

Дотерпеть,

Не сорваться.

Жизни вибрирует тонкая нить,

Бьётся, как жилка на горле паяца.

Выжить,

Найти,

Не забыть,

Не предать…

Не заклинанье, не просьба, не мантра.

Завтра всё снова начнётся опять.

Это – всего лишь заданье на завтра.

* * *

Символ-памятник исчезнувшей эпохи –

Тень огня, папаха, грозный вид…

Время кануло – от выдоха до вдоха,

И звезда погасшая молчит.

Время кануло сквозь каменные латы.

Не поймёшь – кто прав, кто виноват.

Вереницей лица птицами сквозь даты…

Как по небу, в памяти летят.

* * *

Опадают листья поколения.

Цвет уже давно сошёл на нет.

Не очарование – мгновение

Длится, заполняя белый свет.

Длится, осыпаясь вслед за листьями,

Провожая и встречая вновь.

И, взмывая в небеса за близкими,

Растворяя в памяти любовь.

* * *

И тень в окне, и мысли озаренье –

Лишь кажется, что это невзначай.

Как отблеск жизни – каждое мгновенье

Таится между «здравствуй» и «прощай».

Не стой под эхом – первые свиданья

Вдруг оглушают, приглашая вновь

Туда, где мимолётны расставанья,

Как тень в окне, как первая любовь.

* * *

Уходит время бескорыстных песен,

Всё реже слышно: «Друг, товарищ, брат»…

Всё чаще: неудачлив, значит – честен,

Зато нечестен – выгодно богат.

Ты чувствуешь, дружище, как уходит

Наивная застенчивость, и с ней –

Нелепое, как дым без парохода,

Теряет голос эхо наших дней.

* * *

Заскакивал в последний вагон,

Выпрыгивал на полном ходу.

В небе считал не только ворон,

Со всех сторон – не одну беду

Ждал, словно рыбу крючок в воде.

Но таила улов свой вода…

А счастье с бедой – вдвоём везде,

Как день или ночь, в судьбе - всегда.

* * *

Голос эпохи из радиоточки

Слышался в каждом мгновении дня.

В каждом дыхании – плотно и прочно,

Воздух сгущая, храня, хороня

В памяти - времени лики и блики,

Эхо которых очнулось потом

В пении, больше похожем на крики,

В радости с нечеловечьим лицом.

* * *

Дверной хлопок – как выстрел пистолета,

И следом, эхом громыхнул закат.

Вот звук и свет, в которых нет ответа,

Вот листопад. И он не виноват,

Что осень старостью врастает в зиму,

И что зима скрывает шлейф обид,

Что лист парящий пролетает мимо.

И память мается. И дверь скрипит…

* * *

Мама, всё получилось не так,

Как ты, пророча, говорила.

То ли память, а то ли сквозняк

То, что стало и то, что было,

Перемешав и разворошив,

Душу терзает и тревожит.

Осень, швырнув листву, как гроши,

Стала мудрей, но не моложе.

Что ни случилось, а ты права,

Отрицание отрицая.

Кругом идёт, как жизнь, голова,

Несовпаденья все прощая.

* * *

Дружбы волосок всё тоньше, тоньше.

Встречи долгожданные всё реже.

День угас, но вечер не окончен,

Огонёк любви так сладко брезжит.

«Суета сует» - сказал философ –

Всё, что было, есть, и всё, что будет.

Дружба прорастает из вопросов.

Дружба за вопросы не осудит.

А любовь охоча до ответов.

А судьба – бормочет и пророчит.

И, как прежде, мрак спешит за светом,

Даже если выбор не просрочен.

* * *

Надо, чтоб всё, в аккурат, совпало,

А иначе не получится ничего.

А иначе – всего будет мало,

Как любви без греха у аббата Прево.

Через пыль и пространство желаний,

Боль умений, страданий, любви торжество

Вдруг проявится отблеск не ранний…

А иначе – не получится ничего.

* * *

Забывая время полицаев,

Продлевая время подлецов,

Как НЗ, объятья раскрывая,

Уповаем только на любовь.

И когда приходит время сбора,

Где, как камни, тяжелы слова,

Лишь любовь спасает от позора

Только тем, что, как всегда, права.

* * *

Блеск хромовых сапог тогда,

Как чудо электроники сейчас.

И неизменна лишь звезда,

Чей вечный взгляд сквозь время не угас.

В нём – суета и маета

Полузабытых дел, ненужных слов.

Не для души всё, но - для рта…

А для звезды небесной - лишь любовь.

* * *

О чём-то щебечет небесная птица –

Поди, догадайся, о чём.

О том, что случилось и может случиться,

Что было и будет потом?

Да нет же, наполнила свистом дорогу,

Как будто всемирную сеть,

Затем лишь, что песня дана ей от Бога,

Затем, что не может не петь.

* * *

Прощение… Спасение…

И слово «сохрани» -

Как тень сердцебиения,

В которой тают дни,

Как эхо понимания,

В котором тает речь.

Прощение… Прощание

Со всем, что не сберечь.

* * *

Сквозь призрачность душевной маеты,

Сквозь параллели и меридианы слов,

Незримость осязаемой мечты

Пройдя, готов ли снова подтвердить:

«Любовь…

Спасает и даётся неспроста,

Являясь даже к обитателям углов.

И потому – бессмертна красота.

Готов ли снова это повторить?»

- Готов!

* * *

Почему сквозь годы густо льётся кровь,

Превращая время в поле брани?

Господи! Струится вновь она и вновь,

Сквозь любовь и память, сквозь страданья…

Почему жестокость набирает вес,

Злость усердно души рвёт и жилы?..

Как же долго Тот, кто умер и воскрес,

Набирает праведные силы…

* * *

И тень в окне, и мысли озаренье –

Лишь кажется, что это невзначай.

Как отблеск жизни – каждое мгновенье

Таится между «здравствуй» и «прощай».

Не стой под эхом – первые свиданья

Вдруг оглушают, приглашая вновь

Туда, где мимолётны расставанья,

Как тень в окне, как первая любовь.

* * *

Осень слышна едва-едва

В трепете крыльев, шорохе листьев.

На языке стынут слова

Из одинокой, предутренней жизни.

Над тишиной, как надо мной –

Звёзды пространства мигают с укором.

Я обернусь – а за спиной

Годы – сквозь листья, как тень разговора.

* * *

Из поцелуев, слёз,

открытий и объятий,

Любви, в которой по соседству

«да» и «нет»,

Вдруг возникает, словно

снимок в аппарате,

Судьбы мерцающий

и небесспорный свет.

В нём всё, что помнится,

и что, увы, забыто,

Там – дед и мать,

что ищут правду в небесах,

И книг любимых

беззащитная защита,

И рядом – в профиль и в анфас -

любовь и страх.

* * *

В последнюю минуту сна

Вдруг ощутил, что мне видна

Чужая жизнь, где старики,

Своим желаньям вопреки

Бредут неведомо куда…

(У многих на спине – звезда).

И я иду за ними вслед,

И время тает, его нет.

Сквозь дальний плач – аккордеон,

И вдруг – обрыв. И кончен сон.

Недобрым утром, в тишине

Я наяву, а не во сне

Сквозь жертвенно-багровый свет

Почуял жизнь, которой нет,

Сквозь явь и сон, сквозь «нет» и «да» –

Всё та же, желтая звезда.

* * *

Прощаемся пока не навсегда

Под ветром, что становится вдруг встречным.

Сквозь память и года, как поезда –

Прощания и встречи не навечно.

Осваивая свой земной маршрут,

Встречая, забывая, провожая,

Как уберечь небесный дар минут,

Сверкнувших дальним отраженьем рая?..

* * *

Кредитной карточкой любви

Оплачены грехи.

И растворяются в крови

Мгновеньями стихи.

И даже тот далёкий взгляд

Вдруг кажется святым…

Любовь – как самый ценный вклад,

И – как летучий дым.

* * *

Всё перепутано и недосказано,

Не договорено, недоцеловано,

Так что слова разбираем не сразу мы

И забываем их разочарованно.

Исповедимы пути? Нет, наверное,

Там, где любовь, словно жертва напрасная,

Недоцелованная и неверная,

И перепутанная, и прекрасная…

По контуру мечты

* * *

Запах «Красной Москвы» –

середина двадцатого века.

Время – «после войны».

Время движется только вперёд.

На углу возле рынка –

С весёлым баяном калека.

Он танцует без ног,

он без голоса песни поёт…

Это – в памяти всё у меня,

У всего поколенья.

Мы друг друга в толпе

Мимоходом легко узнаём.

По глазам, в коих время

мелькает незваною тенью,

И по запаху «Красной Москвы»

В подсознаньи своём…

* * *

Свет не меркнет, не гаснет –

а просто мерцает незримо.

В небесах над печалью –

мечты, словно голуби, крумжат.

Невесёлые мысли бредут

вдоль дороги под ними,

А весёлым надеждам –

лишь воздух мерцающий нужен.

Этот свет, этот воздух,

который так сладок в гортани,

Каждый миг, каждый день,

он не меркнет, мерцая, сгорая…

На мечты уповая,

шагаю за светом, что манит,

И пространство любви в нём мерцает

от края до края.

* * *

По контуру мечты,

По краешку тревоги,

Где только я и ты,

И помыслы о Боге,

Там чья-то тень с утра –

Лука, а, может, Павел…

И жизнь – словно игра,

Но, Боже мой, без правил.

* * *

В раю не все блаженствуют, однако.

Есть обитатели случайные.

Речь не о том, что в небе много брака,

И не о том, что ангелы печальные

Никак не сварят манну по потребности

И шалаши с комфортом всем не розданы…

Но что-то есть ещё, помимо бедности,

В чём чувство рая близко чувству Родины.

* * *

Под прицелом – целая эпоха,

Где в осколках затаился страх.

Жизнь идёт от выдоха до вдоха,

Отражаясь в снайперских зрачках.

Горечь правды, суета обмана,

25-й кадр большой любви –

Под прицелом. Поздно или рано –

Выстрел, – словно выбор на крови.

* * *

Сединой в бороде

Серебрится прошедшее время.

Чьи-то лики сквозь блики

и вспышки на солнце мелькают.

Бесы рёбра щекочут

И что-то внушают по теме,

Отправляя не время,

А то, что во времени, – в аут.

Что-то ангелы тихо поют

О добре, но не веско.

И пространство души

Наполняется гулом сраженья.

«Про любовь» - это песня,

А, может быть, лишь «эсэмэска»,

Где шрапнелью взрывается

Точка в конце предложенья.

* * *

Добро опять проигрывает матч.

Счёт минимальный ничего не значит.

Закономерность новых неудач

Почти равна случайности удачи,

Чья вероятность близится к нулю,

Как вероятность гола без штрафного.

Добро, проигрывая, шепчет: «Я люблю»,

И, побеждая, шепчет то же слово…

* * *

Среди кривых зеркал, где лишь оскал стабилен,

Где отраженье дня неравносильно дню,

Всесильный бог любви не так уж и всесилен,

Вскрывая, словно ложь, зеркальную броню.

И впрямь прямая речь там ничего не значит.

Но кровь и там, и здесь – красна и солона.

Пульсирует она, как в зеркалах удача,

Чья тень хоть иногда и там, и здесь видна.

* * *

Упасть намного легче, чем подняться.

Пропасть намного проще, чем найтись.

Потери и находки в ритме танца,

И блюз паденья – это тоже жизнь.

Но простота тождественна печали,

Как красота – любви, как ни крути…

И коль паденье суждено в начале,

Подъём завещан таинством пути.

* * *

Было и прошло. Но не бесследно.

Память, словно первая любовь,

Избирательно немилосердна,

Окунаясь в детство вновь и вновь,

Падая в случайные мгновенья,

Где добром отсверкивает зло…

Счастьем было просто ощущенье,

Что осталось больше, чем прошло.

* * *

Простодушие первого класса,

Озабоченность выпускного…

И взрастает критической массой

То ли жизнь, то ли вещее слово.

Снова прошлого слышится эхо –

Это в будущем тает дыханье

Расстояньем от плача до смеха

Сквозь молчанье, прозренье, прощанье…

* * *

– «Хотеть» и «делать» – это близко?

– Как «знать» и «не уметь», пожалуй.

Желанья – та же зона риска,

Где неумелый, как бывалый,

Перемешав слова с делами,

И будни с праздниками тоже,

То гасит, то спасает пламя

Любви, на мир с войной похожей…

* * *

Окунаясь в общее дыханье

До конца не понятого дня,

Повторяю, словно заклинанье:

«Подожди, не оставляй меня».

– Подожди, – прошу, – ещё немного,

Подыши, порадуйся со мной…

Боже, как заманчиво дорога

Вьётся впереди и за спиной.

* * *

Ветерок озвучен птичьим граем,

Голоса людские – вдалеке.

Жизнь – почти всегда сравненье с раем,

Журавля – с синицею в руке.

От рождения и до погоста

В идеале – хочется парить.

Но и среди птиц не всё так просто.

Там ведь тоже: «Быть или не быть».

* * *

Всё временно. И даже то, что вечно.

Оно меняет форму, стиль и суть,

Как жизнь, что кажется наивной и беспечной.

Но в ней со встречных курсов не свернуть.

Оригинальным будь, или банальным –

Исчезнет всё, не повторяясь, в срок,

Как чья-то тень на полотне батальном,

Как в старых письмах слёзы между строк.

* * *

Зависимость от зависти, как грипп,

Заразна. И опасна, как проказа.

Но мир стоит, как прежде, не погиб,

Хоть завистью от рук до ног повязан.

А завязь зависти даёт плоды.

Они горьки, как ядохимикаты.

В душе, как наяву, – цветы беды.

Кто виноват? Да мы и виноваты.

* * *

Как быстро всё –

глядя со стороны.

Вновь листья вернулись

из прошлой весны.

Представь, лишь вчера –

ни цветка, ни листа.

А нынче спасает весну красота,

И вновь торжествует её волшебство…

Из прошлой судьбы только нет никого.

* * *

Вдоль шоссе развалины завода –

Символом разваленной страны.

И, как будто, фронтовые годы

В окнах заколоченных видны.

Узнаваем и неузнаваем

Времени текучий колорит.

Времени, что, замерев над краем,

В окнах заколоченных сквозит.

* * *

Светом Вознесения согрета,

И весна восходит к небесам,

Превращаясь по дороге в лето,

Приближая будни к чудесам.

И напоминая о печали,

Коею вершится благодать…

Слово и любовь – всегда в начале,

И всегда есть страх всё потерять.

* * *

Остановка на полпути,

Как «сейчас» между «поздно» и «рано».

Всё легко – потерять, найти,

И обыденно всё, хоть и странно.

Проверяются тормоза,

И нарушенный график движенья,

Отражаясь в твоих глазах,

Не влияет на выбор решенья.

* * *

«Неделовым» прописаны дела,

А «деловым» – как водится, успех.

«Неделовые» пишут: «Даль светла»,

А «деловые» знают: «Не для всех».

Но где-то там, за финишной прямой,

Где нет уже ни зависти, ни зла, –

Там только мгла и память за спиной,

Но память – лишь о том, что «даль светла».

* * *

Вот и пух отлетел.

И длиннее становятся ночи.

Время, как чистотел, –

Тоже лечит и даже пророчит,

Будто знает секрет

Торопливо-горячего лета,

Что скрывает ответ

На вопрос без прямого ответа.

* * *

На наши «да» и «нет» –

Каким будет ответ,

И кто его услышит?

Текут, словно вода

Все наши «нет» и «да».

И голос их всё тише.

Мгновенье – и забыт

Забот мешок и быт,

И с ними – ты в придачу.

Спешат за нами вслед

Все наши «да» и «нет».

И ничего не значат.

* * *

Кто ведает, что ненароком случится?

Погаснет ли всё, воссияет ли частью?

Обрубок мечтаний торчит, как ключица,

И кружится птица – к ненастью ли, к счастью?

Как новое время стесняет дыханье!

Как завтрашний ветер рокочет солидно!

Вчерашняя песня звучит, как прощанье…

А чем всё окончится? Что ж, будет видно.

* * *

И все мы есть не Бог весть кто –

Ловцы то счастья, то несчастья.

Покой – под каменной плитой.

Над ней под небом – жажда страсти.

И всё – не внове, не впервой,

Но вдруг сверкнёт звезда, сгорая…

И, кажется, – до нас с тобой

Ни ада не было, ни рая.

И, кажется, – важнее нет

Того, что обжигает душу

Вот в этот миг. И этот свет -

Светлей на миг. И даже лучше,

А, может быть, на миг темней,

Сгущая тьму и разговоры…

И мы с тобой в мерцанье дней

Сквозь гул сердец – почти сапёры.

* * *

На счёт «раз – два – три»» –

музыкальный момент.

Он длится недолго –

от жизни до смерти.

Дрожащий мотив,

отразившись от стен,

В душе замирает,

как слово в конверте.

На счёт «раз – два – три»» –

от весны до сосны,

От детской гирлянды

до бархата крышки.

И звуки видны,

и движенья слышны,

И счастье с несчастьем –

вприпрыжку, вприпрыжку…

* * *

Забытость вчерашних снов

Сегодняшним – не помеха.

Наивные, как любовь,

Прозрачные, словно эхо,

Они отражают миг,

Как миф сквозь мирские тайны…

И я отражаюсь в них,

Встречая себя случайно

В тех снах, где добро и зло,

И память, и ясность зренья,

Где всё, что уже прошло,

Как смута, и как смиренье,

Мерцает, рождаясь вновь,

Сквозя, словно дым летучий…

Но даже во сне любовь –

Всегда, как счастливый случай.

* * *

Проходят не зря или зря

Дни календарные,

Не рассветной зарёй горя –

Свечой бездарною?

Ответ так же сложен, как прост –

Природе следуя,

И в будни, и в праздники – в рост,

Тоски не ведая,

Как тополь – на солнечный свет,

В радости, в горести

Шагать за мечтою вслед.

До конца повести.

* * *

Приходили в комнату тени

И вели беспокойные речи

О потерях-приобретеньях,

О грядущих разлуках и встречах.

И язык мне их был понятен,

И в крови стыла дрожью истома,

Словно тенью солнечных пятен

Обожгло окна отчего дома.

* * *

Идти никуда не надо,

И, кажется, вот оно, рядом,

Витает над грушей, над домом,

Знакомо порой, не знакомо,

Нежданное даже отчасти,

Но вечно желанное счастье.

* * *

Земля принимает всех –

И тех, кто познал успех,

И тех, кто ушёл, скорбя,

Себя одного любя…

Но что-то, сквозь тьму и свет,

Сквозь память тех, кого нет,

Пронзает и трон, и погост,

Рождая сияние звёзд.

* * *

Суета, богатство, слава.

Всё – подвластно, всё – знакомо…

Вдруг, кольнуло слева, справа.

Меркнет блеск, в глазах – истома.

Сквозь мгновенье в вечность хмуро

Брошен взгляд, в котором сыро…

И судьба – как процедура,

Или как война без мира.

* * *

Беззвучное эхо того, что прошло –

Обрывки вчерашних афиш.

Я помню. И помнить – моё ремесло,

Где память – как трепетный стриж,

Который, взмывая, парит в небесах,

И времени третье крыло

Уносит всё выше и дальше на взмах

От эха того, что прошло.

* * *

У самых невинных –

Отчётливей чувство вины.

На гроздьях рябины

Кровавые слёзы видны.

И вовсе не слёзы,

А просто подтаявший снег.

Уходят морозы,

Вину оставляя – на всех.

* * *

Неотвратимость перемен –

Основа постоянства.

Не музыкальный, но момент

Звучит, как боль пространства.

А в нём всю жизнь – сквозь «да» и «нет»,

Меняя «здесь» на «где-то», –

То мой вопрос, то твой ответ,

В котором нет ответа.

* * *

Необходима передышка.

Нестройной песни гаснет эхо.

И жизнь, внезапная, как вспышка,

Уходит в тень полууспеха.

И не длиннее телеграммы

Полуотчетливая фраза.

И вдруг: «А что б сказала мама?»

И всё яснеет. Но не сразу.

* * *

От жаркого лета к холодной зиме –

Словно от смеха до слёз.

И сердце трепещет в слепой кутерьме,

Где каждый ответ – вопрос.

Где каждая мысль – о добре или зле,

Что было и будет вновь…

И мы выживаем на этой земле,

Эхом врастая в любовь.

* * *

Он почувствовал интуитивно –

Всё, что было, заходит в тупик.

Как расстроенное пианино,

Стал фальшивить недлинный язык.

Он почувствовал – время, как птица, –

Пролетает и тает вдали.

Он надеялся с этим смириться.

И заплакал. Но слёзы не шли.

Время предпоследних новостей

* * *

Время предпоследних новостей

Увлекает, но увлечь не может.

От его просроченных страстей –

Только сыпь, а не мороз по коже.

Невзначай, и, всё же, напоказ

Кто-то промаячил на пороге.

Истекает времени запас.

Длятся предпоследние итоги…

* * *

В партитуре радости – семь нот.

Но не только. Там – любовь и смех,

Поцелуев сладкое вино

И успеха мимолётный грех.

В партитуре жизни – тоже семь

Нот, и тоже есть любовь и смех…

Но ещё – ловушки из проблем.

Впрочем, не всегда, и не для всех.

* * *

И кажется, что замок на песке хранится вечно.

Ведь он построен у меня в душе.

Вот время – в самом деле, быстротечно –

Не разберёшь – «ещё» или «уже»…

А у меня в душе, я знаю точно,

Ещё маячат детские мечты.

О, Боже, как всё призрачно, непрочно.

И как прекрасно, если рядом – ты.

* * *

Грязь на улицах – предвестница весны,

Хоть февраль ещё зовётся «лютый».

Но уже сквозь грязь почти видны

Солнечно-небесные салюты.

Грязь на улицах – Европа, извини.

Дело и в душе, да и во власти…

Заблудились, видимо, они,

Наши дни безоблачного счастья.

* * *

Даже вопреки дурной погоде,

Даже, начиная всё с нуля,

Уходя, она опять приходит,

Наплевав на минные поля.

Взрыв негодованья, взрыв отчаянья –

Наугад, сквозь тьму и яркий свет,

Время замерзанья, время таянья –

Возвращается любовь: «Привет!»

* * *

Очарование пейзажа городского,

В котором строго, как из буквы слово,

Взрастает улица из азбуки домов,

В котором музыка – дороже слов.

Здесь легче подарить, чем получать подарки,

Поскольку жизнь, похожая на супермаркет,

Скорей расчётлива, чем жертвенно добра.

И, всё ж, пейзаж. И – музыка с утра…

* * *

Новости вчерашнего дня,

Моя вчерашняя лень –

Им дела нет до меня,

Ведь я – сегодняшний день.

Что мне Москва и Рим,

Дальний и Ближний Восток –

По проводам моим

Пульсирует кровь, а не ток.

И, кровью обожжена,

Вибрирует у виска

Струна или же страна,

Сладка и как дым горька.

* * *

Нас учили, учили, ещё раз учили…

И конспекты тех лекций ещё не истлели.

Только знания старые нынче не в силе,

И беспомощны, как импотенты в постели.

Нас учили, учили, ещё раз учили…

Где ты, призрак бродячий знакомого «изма»?

Отряхаю конспекты, как память, от пыли

И прилежно ищу хоть бы тень оптимизма.

* * *

«И это всё, что я возьму с собой

В край целований молчаливых»

М.Цветаева

Край молчаливых целований –

Не новостной.

Там – всё на грани иль за гранью…

Но, Боже мой,

Как молчаливы эти двое

В пылу страстей.

Им хорошо вдвоём с любовью,

Без новостей.

* * *

Свобода – это слово или Шустер?

А правда – для себя или для всех?

Действительно, у знаний – привкус грусти,

И мнится поражением успех.

Куда ни глянь – дыра или прореха,

Но слово молвит каждый – о своём.

А Шустер – не свобода, только эхо,

В котором слышен отдалённый гром.

* * *

Как живётся? – В контексте событий.

И, наверно, в контексте тревог,

Наслаждаясь луною в зените,

Как мерцаньем чарующих строк.

Как живётся? – С мечтой о Карраре,

Невзирая на то, что труха, –

Повсеместно, не только в амбаре.

И лишь шаг – от любви до греха…

Но, взрывая нелепые будни,

Прорываясь сквозь дни и века,

И сквозь слёзы – любовь неподсудна,

И, как стих, иногда высока.

* * *

Кому-то верит донна Анна.

Не год – который век подряд

Клубится память неустанно,

Мосты над временем горят.

Пренебрежительной ухмылкой

Опять оскален чей-то рот.

И вечность, как любовник пылкий,

Не отдаёт, а вновь берёт.

* * *

За всё приходится платить –

Судьбой, монетой, кровью…

Вопрос «Как быть или не быть?» –

Всегда у изголовья.

Не отрекаясь от грехов,

Любви, ошибок, боли,

На «Будь готов!» – «Всегда готов!»

Твержу, как раньше, в школе.

* * *

Всё хорошо, но, всё-таки, не так.

Не виноват, но чувствую вину.

Гуляет вдоль судьбы сквозняк,

Судьбу объединяя и страну.

Не в темноту и не в небесный свет

Уходят мысли, обретя покой…

Так роща, отгуляв, оставит след,

Спустя века став нефтяной рекой.

* * *

Пугает пустота пространства и души,

Нахмуренность и взгляда, и поступка.

Почти над головой проносятся стрижи,

Сигнал давая, что мгновенье хрупко.

Взлетая снова над пророчеством своим,

Грозу не приближая, а лишь чуя,

Они глотают в крике вместе с нами дым

Отечества, как горечь поцелуя.

И не страшась совсем пространственной тоски,

Жрецы небес взирают отстранённо,

Как просто, от вражды и склоки далеки,

Растут не люди – тополя и клёны…

* * *

О низменных чувствах не пишут стихи,

О них не слагают былины.

Из них сочиняются только грехи

С позорищем наполовину.

Но средь новостей ощутишь вдруг порой

Тех чувств одуряющий жар…

И, кажется, с жизнью проходишь сквозь строй,

Где каждая новость – удар.

* * *

Грушка уже зацвела,

И нет тополиного пуха…

И кажется: «Что там дела!»

И кажется: «Что там разруха!»

Бери не за деньги – за так

Всё то, что за деньги не купишь…

Ведь там, в небесах, – не пятак,

И не пламенеющий кукиш.

* * *

Летучий дым болгарских сигарет –

Забытый символ дружбы и прогресса.

«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» –

Не в небесах клубится лёгкий след,

А в памяти, где тень яснее света,

Где хорошо быть просто молодым,

С беспечностью вдыхая горький дым

Отечества, как дым от сигареты…

* * *

Какою мерою измерить

Всё, что сбылось и не сбылось,

Приобретенья и потери,

Судьбу, пронзённую насквозь

Желаньем счастья и свободы,

Любви познаньем и добра?..

О Боже, за спиною – годы,

И от «сегодня» до «вчера»,

Как от зарплаты до расплаты –

Мгновений честные гроши.

Мгновений, трепетом объятых,

Впитавших ткань моей души.

А в ней – доставшийся в наследство

Набросок моего пути…

Цель не оправдывает средства,

Но помогает их найти.

* * *

И, в самом деле, всё могло быть хуже. –

Мы живы, невзирая на эпоху.

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

* * *

Тополиным снегом припорошен,

Не по-зимнему раскрашен двор…

Кажется, и ярче, и моложе

Памяти его седой простор.

Лето лишь в начале, лишь в начале.

Тополиный снег ещё в пути.

Но уже осенние печали

Где-то там маячат впереди…

* * *

От жары до холодов,

От зимы до лета –

Есть слова, и нету слов,

Да и нет ответа

На вопрос «Зачем, куда,

Проявляясь в лицах,

И сгорая, как звезда,

Время мчится, мчится…»

* * *

Жестокость побеждает, чтоб потом

Притворной добротою обернуться.

И потому, наверно, плач и стон

Традиционно песнями зовутся.

Жестокость побеждает, как всегда,

И людям это нравится отчасти.

Поют и пляшут сёла, города…

О чём поют? Да про любовь и счастье.

* * *

Куда девались Бельские и Курбские,

Цари, опричники и прочие?..

«Входите, – сказано, – вратами узкими»,

Не точку ставьте, – многоточие…

Ведь всё кончается и продолжается

От срочного и до бессрочного…

А жизнь, как спящая красавица,

Ждёт поцелуя непорочного.

* * *

Всё сквозняки, сплошные сквозняки –

В дому, в делах и в человечьих душах.

И в небесах, как будто вдоль реки,

Сквозит судьба, покоя не наруша…

Сквозит судьба вдоль памяти и снов,

Любви и подлости, и вдоль мечтаний.

И, как река, уйдя из берегов,

Душа сквозит от встреч и расставаний.

* * *

Бессмертие – у каждого своё.

Зато безжизненность – одна на всех.

И молнии внезапное копьё

Всегда ли поражает лютый грех?

Сквозь время пограничной полосы,

Сквозь жизнь и смерть – судьбы тугая нить.

И, кажется, любовь, а не часы

Отсчитывает: быть или не быть…

* * *

Цветущей изгороди аромат,

Манящий и родной…

Нет, это – не вишнёвый сад.

Но это – город мой.

Случайных встреч, удач, разлук –

Считать охоты нет,

Когда сквозь изгородь, как друг,

Струится белый свет

* * *

Повторяется всё и всегда?

Или только в деталях похоже?

Нет, не лица и не города.

Но вот этот мороз по коже…

Та же зависть, и тот же донос,

Те же чванство и лютая злоба…

Повторяется всё? Не вопрос.

Но любовь неповторна до гроба.

* * *

Привычка к счастью – редкая привычка,

То ли награда, то ли – Божий дар.

Из объектива вылетает птичка

И та, не просто так – за гонорар.

А, может, не привычка, а готовность

«С полоборота», бескорыстно – и на взлёт

Рождает вот такую благосклонность,

Судьбы, удачи… И наоборот?

А, может, пораженьям и победам

Особый счёт идёт на небесах…

А отблеск счастья мне порою ведом –

И в небесах он, и в твоих глазах.

* * *

Среди чёрных и белых –

Расскажи мне, какого ты цвета…

Среди слова и дела,

Среди честных и лживых ответов

Проявляются лица,

И – по белому чёрным скрижали.

Время памяти длится,

Время совести? Вот уж, едва ли…

* * *

Ослепший дождь упал, не глядя,

Смешав все краски и порывы…

Над грязью – дождевые пряди,

И в грязь – все капельные взрывы.

А солнце, словно из-под пледа,

Сквозь тучи хмурится отчасти…

Кто за дождём идёт по следу?

Беда или слепое счастье?

* * *

Не улучшается порода.

Как Бог задумал – так и есть.

И под сияньем небосвода

Сверкает жесть. И реже – честь.

В мундире слов – почти картофель –

Дела и мысли – всё вокруг…

Жизнь растворима, словно кофе.

В осадке – сладостный испуг…

* * *

Открыта в комнату воспоминаний дверь,

Хотя скрипит и поддаётся туго…

Не списки кораблей – находок и потерь –

Зовут, перекликаются друг с другом…

Тугие паруса и ветер молодой,

Солёный привкус встреч и расставаний…

И память, что наполнена живой водой,

Не делит взмах – на «поздний или ранний».

Где похвалы бутон, а где угрозы плеть –

Не разберёшь, не сыщешь пятый угол…

И нелегко понять, тем более смотреть,

Как за любовью мрак идёт по кругу.

* * *

Падают звёзды, падают…

А желания – не сбываются.

Кажется, что тут странного,

И странным кому-то всё кажется.

Блики, тире, многоточия –

Ночных прорицаний мерцания…

Звёзды сгорают в пророчествах,

Как люди – в страстях и желаниях.

* * *

Несмотря ни на что,

Раскрываются души и двери.

(Закрываются тоже,

И, может быть, даже не реже).

Несмотря ни на что,

Сердцу хочется сладостно верить,

Хоть зловещие тени

Знакомо скользят на манеже.

На манеже, по кругу,

Вдоль жизни и смерти вприпрыжку,

Несмотря ни на что,

Крутит рок свои сальто-мортале…

Несмотря ни на что,

Открываются души не слишком.

И захлопнутой книжкой

Стесняют сознанье скрижали…

* * *

А верится лишь Богу от души,

(И папе с мамой в детстве)?

Кто знает это… Всё же не спеши

Рубить с плеча наследство,

В котором памяти густой простор

Хранит обрывки веры,

В котором гордость также, как позор,

Глупы, как пионеры…

В котором поровну добра и зла,

И чести, и бесчестья.

В котором жизнь прошла и не прошла,

И в ней – всё это вместе.

* * *

От сказуемого до подлежащего,

Через скобки, тире, двоеточия,

Через прошлое и настоящее,

Перерыв на рекламу и прочее…

Сквозь карьерные знаки отличия

И глаголов неправильных рвение,

Позабыв про права свои птичьи,

И про точку в конце предложения,

Между строк, между мыслей склоняются

Лица, словно наречия встречные…

Боже мой! И урод, и красавица –

Все туда – в падежи бесконечные.

* * *

Растекается, плавясь, не прошлое время, а память.

Не на глине следы – на слезах, на снегу, на песке,

Злые будни смывают легко их, как будто цунами

И парит в небесах, налегке или на волоске,

Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…

Отражение правды в сухих, воспалённых глазах.

В этом зеркале времени память почти что узнала,

Как мутнеет от страха судьба, и как прахом становится страх.

* * *

Не отражаясь в зеркалах,

И свет собой не задевая,

Струится время. Каждый шаг –

Пронзителен, как звон трамвая.

Но отражения в душе

Вещественны и даже зримы,

Как день и ночь, полёт стрижей,

Как жизнь без парика и грима.

* * *

В иголку нитку вдеть – труднее и труднее,

А в детстве всё так просто и легко…

Струится нитка жизни, я – за нею,

Вползая, как в игольное ушко,

В события, находки и потери,

Сжимая круг знакомых и друзей.

Всё воздаётся по делам и вере,

Где нитка правды стоит жизни всей...

* * *

С низкого старта - как в школе учили,

Где стометровка – сквозь парк и печали.

Жизнь настоялась наливкой в бутыли,

Но отстоялась ли? Это – едва ли…

Снова и снова – вперёд и по кругу,

Кто - наугад, ну, а кто-то – по карте.

Даль стометровки, как прежде, упруга,

И продолжение – с низкого старта.

* * *

Нет времени объятья раскрывать,

И – уклоняться некогда от них.

И в спешке пропадает благодать,

Чужих не отличая от своих.

Нет времени сравнить добро и зло,

Не забывая в муках о добре…

От «было» до «проходит» и «прошло» –

Нет времени. Нет времени. Нет вре…

«В дыхании пространства»

* * *

По линии руки,

В дыхании пространства

Мы снова не близки,

Как блажь и постоянство.

И вместе – далеки

От знания ответа,

Как поворот строки

От таинства сюжета.

* * *

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Посреди ненастья – добрый знак.

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

И длинней – всего лишь на него.

Облака – от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

* * *

Всенародно известными стать не дано

Современным поэтам.

Их слова вылетают, как птицы в окно,

И – без ответа.

Маломощны их книги, как Даймлер и Бенц

В самом начале,

И, к тому же, утерян терновый венец.

Вы не встречали?

Боже, как сладко услышать: «Поэт…»

Мыслей властитель.

Это вопрос или сразу ответ,

Глупый, простите…

Сколько их, сколько их!.. В каждом селе.

Город, подвинься.

И не поймёшь – мысли их на челе,

Или на джинсах.

Но и безденежью наперекор,

Пишут и пишут…

Сносят судьбы не укор – приговор,

Как сносит крышу.

М.Г.

* * *

Обжигающий вкус не у чая,

А у жизни, у встреч и разлук.

Сердце жарче стучится, встречая,

Превращая во взрыв каждый стук.

Кипяток всех житейских страданий

Обжигает сердца вновь и вновь.

И спасительной ложкой в стакане

Защищает аорту любовь.

* * *

Пустые хлопоты, пустые.

Воспоминанья непростые.

Всю жизнь – как будто в поликлинике –

То тот, то этот кабинет…

Но в кабинетном холодильнике,

Нет молодильных яблок, нет.

«Не унывай» – поёт кузнечик,

А слышится: «Ещё не вечер»,

Не все написаны истории,

Где счастье ждёт – лишь позови –

От клиники до санатория –

На территории любви.

* * *

Липкая память прошедшего дня

Не смывается в душе.

И на душе у меня, как броня.

Я, словно рыба на суше,

Воздух событий глотаю, давясь,

Память, как кожу, срывая…

И меж событьем и следствием связь,

Словно судьбу принимаю.

* * *

Подобно ржавчине из труб

Жизнь протекает после смены власти.

И каждый раз идут на сруб

Идеи призрачного счастья.

Вода потом изменит цвет,

И может стать прозрачной даже.

Но счастья оптом снова нет,

Как нет и в розничной продаже.

* * *

Забыта память, не промолвлены слова,

Застыло эхо, как уволенный суфлёр…

Но синева сквозь тучи, синева.

И говор птиц, неясный до сих пор.

И кажется, что древние века

Проходят между нами чередой.

И где-то мысль, как море, глубока.

И вновь шлифует истину прибой.

* * *

Продираясь, словно сквозь крапиву,

Сквозь постылость истин прописных,

Постигая ложные мотивы,

Ощущая сердца стук, как стих,

Прозреваешь мыслью – не глазами,

Ведь в душе – совсем не белый свет.

Боже, Боже, что же это с нами?

Не вопрос страшит. Скорей, ответ.

* * *

Не убавляя ничего, не добавляя,

На волшебство и торжество не уповая,

А просто принимая, словно дар,

Пространство, где волненья и тревоги

Бредут, как пилигримы по дороге,

А радость, будто солнечный удар,

Внезапна, горяча и безрассудна…

Жить по любви, казалось бы, не трудно,

Но души, что закрыты на замок,

Таят в себе ответы на вопросы.

Не дождь на землю выпадает – слёзы,

И воздух чёрствый, хоть и весь промок.

* * *

Приспособиться и быть, как все,

Не как белая ворона,

Мчаться не по встречной полосе,

Не на красный, – на зелёный.

Приспособиться, как дождь к зиме,

Или как снежинка к лету.

Привыкать, как свет к полночной тьме,

Даже, если нету света.

Привыкать к тому, что из мечты

Вырастают новые загадки,

Что режим набора высоты

Горький в той же мере, что и сладкий.

* * *

В память, как в копилку… Навсегда –

Дни мои, капели и метели,

Точки, запятые, города,

Множась на рабочие недели,

Множась, исчезая… Красный свет

Стал встречаться чаще, чем зелёный.

Дни мои. «Прощай» или «Привет».

И – дороги встречные поклоны.

* * *

Память стреляет без промаха

И попадает в меня.

Всё, что для сердца так дорого,

Вновь оживает, маня…

В принципе, всё повторяется,

И для кого-то сейчас –

Жизнь – молодая красавица

С множеством дней про запас.

Всё повторимо, и всё-таки,

Нынче – не так, как тогда.

Что-то, возникнув из воздуха,

Или, сгорев, как звезда,

Делает неузнаваемым

Свет, отражённый в душе.

В памяти – центр и окраины

Только «ещё». Не «уже».

* * *

Чужая правда встретилась с моей.

Они в глаза друг другу поглядели,

Я ощутил себя осколком цели,

Расстрелянной в упор коварством дней.

Не зная ничего наверняка,

Лишь ослеплённые неправотою,

Две правды растворялись темнотою,

Как мир с войной, незримые. Пока.

* * *

Ранним теплом прощены холода.

Что-то на радость, а что-то в досаду.

Светит и греет чужая звезда

В зарослях не Гефсиманского сада.

Что за предчувствия ломятся в грудь,

Опровергая чужие прогнозы.

Снова и снова душе не уснуть.

Где-то прощенья не знают морозы.

* * *

У разных мыслей – общая основа.

И суть её – словарное кольцо.

И даже превращаясь в дело, слово

Меняет форму, сохранив лицо.

У разных слов – похожие обличья.

Хоть это ни о чём не говорит.

Охотник вдруг становится добычей,

Храня при этом неприступный вид.

* * *

И где-то тишина незримо

Поёт беззвучно о своём.

Любовь опять проходит мимо,

Не с песней – с тишиной вдвоём.

А музыка почти что рядом.

Я слушать вновь и вновь готов...

Любовь, меня лаская взглядом,

Звучит мелодией без слов.

* * *

Уходит в парк трамвай,

А время – лишь вечернее.

Давай, душа, давай,

Словно трамвай, сквозь тернии,

В которых всё подряд –

Добро и зло – всё поровну.

Вожатый, сдай назад,

Езжай в другую сторону!

Ещё мне рано в парк,

Где тьмою ночь расплавлена…

И сердце, как маяк,

Стучит-сигналит: «Правильно».

* * *

Несладкое вино располагает к думе

О смысле бытия, неспешности пути…

И мысли в голове, как пассажиры в трюме,

Кумекают, куда нам плыть или идти.

Желанье говорить и улыбаться чаще

Душевно и легко, без лести и обид…

Несладкое вино, так ведь и жизнь не слаще.

Хотя порой светла и не горька. На вид.

* * *

Ответов на вопросы нет,

Но поиск их всё длится.

Горит и не сгорает свет,

Рождая тень на лицах.

Зачем, куда, откуда, как? –

Бог весть, моя родная...

Я знаю – свету нужен мрак,

Но почему – не знаю.

* * *

В моём вагоне нет свободных мест,

Все пассажиры – из моей судьбы,

Которой всё никак не надоест

Пытать меня: «Вот если б, да кабы,

Другой вагон, другая колея,

Других друзей и недругов глаза…»

Но лишь самим собой останусь я

И пункта назначения вокзал.

Мои друзья, пространства свет и боль,

Удачи и потери, память дней –

Со мною всё, как первая любовь,

И как последняя. Что, кажется, верней.

* * *

Гудки локомотивов маневровых,

Ночная перекличка поездов

И мыслей, от бессонницы суровых,

Как путешественник и командор Седов…

Но в мыслях, что суровы только внешне,

Вопросов вязь, надежды и мечты.

И речь друзей, и лица их, конечно,

И много ещё разного. И ты.

* * *

Среди мыслей о насущном хлебе,

О делах, долгах, вчерашнем дне,

Боже мой, журавликами в небе –

Мысли о тебе и обо мне.

И восходит, кажется, сиянье,

За собою в вышину маня,

Как награда – общее дыханье

Каждого мгновения и дня.

Каждого мгновенья, что сгорает

В пляшущем, не гаснущем огне…

И мерцает, с вечностью играя,

Память о тебе и обо мне.

* * *

От жизни-лайт до жизни-форте –

Всего лишь миг, а, может, год.

Ответ – в пространстве и в аорте,

Где слов никто не разберёт.

Ответ – и в будущем, и в прошлом, –

Живым и тем, кого уж нет,

Кто тоже думал: «Всё возможно»,

Любовью поглощая свет.

* * *

Сирень, как лучший семафор,

Сигналит: лето близко.

Печалям всем наперекор,

Минуя зону риска,

В которой мысли обо всём,

Что гаснет без возврата, –

Плывёт, как праздник, окоём.

А в нём – сирень и мы вдвоём.

И что для счастья надо?..

* * *

За спиной – не крылья, а судьба,

Всё, что удалось – не удалось,

Где мольбой сменяется борьба,

И добром никак не станет злость.

За спиной – надежды и долги,

Тени бесконечной красоты,

Эхо слов «Спаси и помоги…»

И любовь, конечно же. И ты.

* * *

Безмятежность праздничного дня,

В коей отдых представляется работой,

Как среда или четверг – субботой,

Растворяется в душе, маня

Полудетским таинством любви,

Ожиданием не чуда, так свободы.

Сквозь мгновенья, будто бы сквозь годы,

Слышу голос счастья: «Позови…»

* * *

В тишине отчётливее звуки

Одиночества, чьи струны хороши

Для печали, то есть, для разлуки,

Что порой полезно для души.

В тишине не только сладко спится,

Струны памяти тревожат сны.

И проходят вереницей лица

Кажущимся эхом тишины.

Оглушают тишину осколки

Музыки, разбитой, как сердца.

И сквозь них, сквозь толки, кривотолки,

Как пройти, не потеряв лица?

* * *

Обвинения рождают виноватых,

Виноватые рождают недовольных,

Недовольным хочется расплаты.

Брата на брата… Эхо шепчет: «Больно».

Только шёпот никому не слышен –

Недовольство шумно и жестоко…

Кровь рождается, как сок из вишен,

Как вражда из мутного потока.

* * *

Природа танца – в танцах от природы.

Под ветром ива – будто балерина.

И человек под ветром несвободы

Податлив, как танцующая глина.

Но танец, растворимый, словно кофе,

У глины проявляет твердь гранита,

Когда любовь тождественна Голгофе,

И память пляской ветра не сокрыта.

* * *

Сквозь шум прибоя слышится:

«Лета бо не стоят, и вся в небытие отходят,

глубинами забвенья помрачась…»

Шумит прибой и пенится, как сотни лет назад,

Приходит кто-то и уходит,

Сдавая и захватывая власть.

Но солнце так же безмятежно светит, как тогда,

И корабли, меняя очертанья,

Всё плывут сквозь бездну лет.

И нет ответов на вопросы вечные: «Зачем? Куда?»

И время, что струится мимо сквозь любовь и нелюбовь,

Таит ответ…

* * *

Сквозняк вопросов, вакуум ответов…

«Зачем?», «Откуда?», «Почему?»

Как паутина, бабье лето

Летит, и холодно ему.

В особенности вечерами,

В особенности в звездопад.

Вопросы вечные: «Что с нами?»

Ответы – только наугад.

* * *

Не изабелла, не мускат,

Чья гроздь – селекции отрада.

А просто – дикий виноград,

Изгой ухоженного сада.

Растёт, не ведая стыда,

И наливаясь терпким соком,

Ветвями тянется туда,

Где небо чисто и высоко.

* * *

Всегдашний страх – а вдруг разлюбит?

И сердце бьётся невпопад.

И взгляд, как полицейский Дубельт,

Решает: «Прав иль виноват».

Такая вот в душе морока,

Такой предательский испуг,

Где «страшно» – значит «одиноко»,

Где «счастье» – это ты, мой друг.

* * *

Сквозь краткость мига или взгляда,

Сквозь тень и свет, сквозь взмах крыла

Судьба, как будто автострада,

По бездорожью пролегла.

Теряя гордые повадки,

Стараюсь не терять лица.

Ты рядом – значит всё в порядке

От пункта «А» и до конца.

Не по Гринвичу отсчитываем час

* * *

Не по Гринвичу отсчитываем час.

Время истекает, иссекая

Плоти ограниченный запас,

И стучат часы в последний раз

Для кого-то… Память, угасая,

Видит то, что Богом ей дано.

Не по Гринвичу, Москве или Полтаве.

А живым – отнюдь не всё равно,

Как вращается веретено

Времени – налево иль направо.

* * *

Где-то память рождает день,

Тень от солнца пронзает свет.

И шагает священник Мень,

И конца расстоянию нет.

Забывая о том, что мгла

Вслед за днём по пятам идёт,

Даль, как песня в душе, светла

А душа и сквозь плач – поёт.

* * *

Ничего не известно заранее.

Всё – по плану, и, всё-таки, вдруг.

Каждый день, назначая свидание,

Приглашает в разомкнутый круг.

Загадать, отгадать – нет возможности.

В круге том – всё случается вмиг.

Лишь надежда назло осторожности

Делит замкнутый мир на двоих.

* * *

Загадка выбора,

реальность отраженья

В твоих глазах,

сомненьях и решеньях,

Пророчество и мистика

огня,

Сжигающего память

и меня

Под гул ещё не близких

Колоколен.

И выбор мой, по-прежнему,

неволен…

Но в поисках магических

вершин,

Теряя спутников,

я, всё же, не один.

* * *

На границе поступка и чувства –

Ограниченность размышления.

Слепок жизни похож на искусство,

Как искусство – на тень развлечения.

Все слова – как заборы и стены,

Только кровь вытекает без фальши.

Но, собою шунтируя вены,

Даже память не знает – что дальше?

* * *

В слове «совесть» – семь букв,

В слове «политика» – восемь.

Всё – случайно, и всё – не вдруг.

Друг у друга мы спросим.

А ответа прямого нет –

Только буквы и фразы.

Проникает ли свет в совет –

Разберёмся потом. Не сразу.

* * *

От сострадания до зависти – легко

Шагнуть и по кривой, и по касательной.

И даже по прямой – идти недалеко,

Хоть этот путь совсем необязательный.

Необязательно, невыгодно, стремглав,

Столкнуться с тенью зла и наказания.

Но трудно разобрать, кто прав, а кто – неправ,

В пути от зависти до сострадания.

* * *

От возраста находок вдалеке

Я привыкаю к возрасту потерь.

И где пятёрки были в дневнике,

Пробелы появляются теперь.

А я в душе – всё тот же ученик.

Учу урок, да не идёт он впрок.

Хоть, кажется, уже почти привык

К тому, что чаще стал звонить звонок.

* * *

Взрываются небесные тела,

Земля мерцает сквозь ночной сквозняк.

И только мысль, как будто день светла,

Собою пробивает этот мрак.

Там – сталинские соколы летят,

Забытые полки ещё бредут…

И, словно тысячу веков назад,

Не ведает пощады Страшный суд.

* * *

Яблоки-дички летят, летят…

Падают на траву.

Жизнь – это тоже фруктовый сад.

В мечтах или наяву

Кто-то цветёт и даёт плоды

Даже в засушливый год…

Яблоня-дичка не ждёт воды –

Просто растёт, растёт.

* * *

И всё, как будто, не напрасно, –

И красота, и тень, и свет…

Но чем всё кончится – неясно.

У всех на это – свой ответ.

Он каждый миг пронзает время,

Касаясь прошлого всерьёз,

Смеясь и плача вместе с теми,

Чья память стала тенью звёзд…

* * *

Столбов унылость – бывшее веселье

Деревьев, чья листва под ветром пела.

Столбы унылы, но они – как стрелы,

Рождённые небесной акварелью.

Столбы добротны. Это – их работа.

Для них – что шум листвы, что гул прибоя…

Деревья – это дело молодое.

Но провода гудят. И так охота

На миг вдруг ощутить себя кудрявым

Воспитанником городского сада.

Где рядом – липа, и скамейка – рядом,

И манит то ли небо, то ли слава…

* * *

Прощаний медный купорос

И встреч румянец на щеках.

Вопрос – всерьёз и не всерьёз,

Ответ – как мнимость во строках.

Любви простор и высота

И пустота тяжёлых слов.

Вся жизнь – с открытого листа,

Как будто эхо вещих снов.

* * *

В час, когда яблоки много дороже арбузов,

А совесть в продаже везде и почти что задаром,

Каждый, кто жил, восстанавливает часть Союза,

Ощущая себя бизнесменом, как комиссаром.

В час этот в душах рождается новое свойство,

И аргументы в сознании бродят, как бред или факты.

Помнить о том, что ушло, – не позор, не геройство

В час, когда мысли взрывают судьбу, как, теракты…

* * *

Луна безмолвствует, как Пушкинский народ.

Сквозь свет её, рассеянный, неясный

Пространство времени мы переходим вброд,

И сердца стук порой – как взрыв фугасный.

Не тишина страшит, не тлен, не высота,

Не взрывов орудийные раскаты.

Беззвучная в душе грохочет пустота,

Объединив «когда-нибудь» с «когда-то».

* * *

Кто хороший поэт, кто – плохой…

Помаши мне оттуда рукой,

Ты ведь тоже и странный, и странник,

Из себя самого изгнанник.

Поделись не строкой, не уменьем,

Не пронзительным стихотвореньем,

Тем, что стало судьбой на века…

Просто пусть шевельнётся рука,

И пойму я, как песню, как чудо,

Эту боль, что сквозит ниоткуда.

* * *

Уменье сразу говорить на «ты»,

Смотреть на всё, что рядом, с высоты

Дано не всем, как гордая повадка…

Вот так и римляне времён упадка

Спесиво озирали всё вокруг.

Где римляне, империя, где дух,

Исполненный надменности, коварства?..

Увы, венчают не навечно нас на царство.

И, всё же, признак ли житейской высоты

Уменье сразу говорить на «ты»?

* * *

Среди обычной суеты,

Обрывков мыслей, разговоров

Любви незримые черты

Пронзили, словно душу, город.

Не изменилось ничего.

Но тени стали чуть крылаты.

И ощутили волшебство

Не большинство, а, как когда-то,

Лишь те, кто видит всё не так,

Кому и зрения – не надо.

Любви мерцающий маяк –

За озарение награда.

* * *

Плохо собакам дождливою осенью.

Людям – не сладко. Собакам – тем более,

Не наедаясь обглоданной костью,

Не наслаждаясь голодною волею.

Но не скулят, только лают отрывисто.

Жизнь принимают, холодную, бедную,

С краем её, безнадежно обрывистым,

С ближней зимою, возможно, последнею.

* * *

От пункта «А», прибежища разлуки,

До пункта «Б», где встречи ждёт любовь,

Судьбою словно взятый на поруки,

Пространство покоряя вновь и вновь,

Я замер на ходу, на полуслове,

И сердца стук узнал сквозь стук колёс,

Когда разлука взорвалась любовью,

А тень от встречи – тенью дальних звёзд.

* * *

Думаю о будущем и прошлом,

Что стало истинным, что – ложным,

О бизнесе и комсомольском марше,

О поколении, что стало старше

На фоне встреч и расставаний,

А также – разочарований.

О том, что сытость – не всегда отрада,

А боль, по-прежнему, за всё награда,

О том, что хорошо – не значит – бедно.

О том, что думать – никогда не вредно.

* * *

Как плахи нет без палача,

А без картины – отраженья,

Так целое – виднее в мелочах,

Словно подарок в день рожденья.

Подлец себя не видит подлецом,

Он деликатен для себя в избытке,

Себя жалея, хмурится лицом,

Смывая капли крови после пытки.

За всё себя готов он оправдать,

Он – просто выполняет своё дело.

Но Каинова светится печать,

На мелочах, да и на жизни в целом.

* * *

Пронзительно шагая сквозь беду,

На времени тугую оболочку натыкаясь,

С душой беседу трудную веду,

На пару с нею падая и поднимаясь.

И, кажется, что будет всё не так,

Как в прежней жизни, за мгновенье до улыбки,

Когда секунд спасительный сквозняк,

Сметает в памяти все страхи, как ошибки…

* * *

Сквозь тишину осенних переулков

Струится ощущение покоя.

И, кажется, выходят на прогулку

Те, кто бродили здесь, но не со мною.

Они идут, невидимы для света,

Следов не оставляя тенью вдоха.

Они и здесь, и, в то же время, где-то,

И даль пространства, словно боль эпохи,

Сквозит вдоль тишины осенних улиц

В безветрие, покладистость тумана…

Внезапно память раной обернулась,

И ране той затягиваться рано.

* * *

Подожди, душа моя,

Слышишь, музыка струится,

То ли грусти не тая,

То ли, как ночная птица,

Превращая ремесло

В Божий дар и вдохновенье,

И мгновенье, что пришло,

Поднимая на крыло,

Вслед за прожитым мгновеньем…

* * *

От ощущения полёта не устал,

А просто стал немного приземлённей.

Не то, чтобы понятнее Дедал,

Но крылья – точно опалённей.

Похожесть лебедей не вороньё –

Чревата аварийностью полёта.

И небо, как отечество моё,

Застыло в ожидании чего-то.

* * *

То ли кажется мне, то ли снится

Жизнь, что будто парит в облаках.

Боже мой, что за дивная птица

Возросла у тебя на руках.

Я за хвост их ловить не умею –

Птиц, что рвутся, как жизнь, в небеса.

Но взлетаю, случается, с нею,

Хоть не верю давно в чудеса.

Прямо по курсу – жизнь…

* * *

Давление вновь растёт.

Всё это – антициклон.

Мне кажется – я пилот,

И город, в который влюблён,

Даёт мне зелёный свет,

И я поднимаюсь ввысь,

Где рядом – лишь тень побед,

А прямо по курсу – жизнь.

* * *

Всё своё – лишь в себе, в себе,

И хорошее, и плохое.

В этой жизни, подобной борьбе,

Знаю точно, чего я стою.

Знаю точно, что всё пройдёт.

Всё пройдёт и начнётся снова.

И в душе моей битый лёд –

Лишь живительной влаги основа.

* * *

И впрямь, так будет не всегда.

Пронзают время перемены.

И тот, кто присягает: «Да»,

Вдруг, станет символом измены.

И это всё – сквозь скорый суд,

Сквозь пыль дорог и боль утраты.

И сына Богом нарекут,

И потеряют, как когда-то.

* * *

Вечерний город в сквозном тумане,

И память улиц сквозит во мне.

Как осень, прячу каштан в кармане,

Каштаны гаснут – привет весне.

Каштаны мёрзнут, я вместе с ними,

Во встречных окнах зажглись огни…

Бульвары кажутся мне цветными,

И, словно листья, кружатся дни.

* * *

Перекрёсток зимы и лета –

То зелёный, то жёлтый свет.

Осень ищет свои ответы

В семафоре, меж «да» и «нет».

Осень знает – прощанья кратки,

Да и встречам отмерен счёт.

Прошлогоднему снегу на пятки

Наступая, вновь снег идёт.

* * *

Я растворяюсь в житейских проблемах,

Словно сахар в стакане воды.

Слышу привкус неясной беды,

И на нёбе, как в небе, – всё немо.

Скажешь, всё предрассудки, игра…

Может быть. Да и солнце с утра

Плавит беды в простые печали.

Только с той, что встречался вчера

Вновь увижусь ли нынче? Едва ли…

* * *

Сейчас, в эту минуту

очень плохо кому-то.

Хуже, чем мне и тебе,

ибо таятся в судьбе

Койка в больнице, казарма,

окна с решёткою, «Мама!» –

Плач одинокий в ночи…

Так что, не ной, не кричи,

Путь свой пройди до конца,

не потеряв лица.

* * *

Краткой жизни мгновение

Проступает сквозь боль,

Словно звук в песнопении,

Словно в засуху соль.

Боль реальна, как истина,

И незрима, как сон.

Не посмертно – пожизненно

Ею мир награждён.

* * *

Всё устроено ловко и зримо –

Цвет одежды и свет надежды,

Повторяясь, неповторимы,

Как глаза или, лучше, вежды.

Боже мой, дня лишь только начало,

А на солнце видны уж пятна.

Свет надежды – не так уже мало…

Всё неясно, и всё понятно.

* * *

Готовы оправдать любое зло,

Всё понимающие, светские…

Мне на таких всегда везло

И в это время, и в советское.

Понять их, в общем-то, легко.

Своя рубашка дольше носится…

А то, чем пахнет твой покой, –

Так это лишь с потомков спросится.

* * *

На рубеже весны и лета,

Когда прозрачны вечера,

Когда каштаны – как ракеты,

А жизнь внезапна, как игра,

Случайный дождь сквозь птичий гомон

Стреляет каплею в висок…

И счастье глохнет, как Бетховен,

И жизнь, как дождь, – наискосок.

* * *

Спасенье красоты

и красота спасенья,

Родной души к душе

неясное влеченье,

Рожденье облака

в небесной вышине,

И я в тебе,

как ты в моей судьбе, во мне…

Но отраженье лика времени на лицах

Сквозь небо красоты

насмешливо струится.

* * *

На прошлом – печать прощанья,

На будущем – память встречи.

А день – как роман без названья,

И в нём эпилогом – вечер…

Ты видишь – дыхания чаще

Меняются лица и даты.

Лишь мысль – несгораемый ящик,

Где все воскресают когда-то.

* * *

Астрологический прогноз

Сулит находки и потери.

Кто знает – верить, иль не верить,

В ответе кроется вопрос.

Астрологический прогноз –

В судьбе то жарко, то морозно,

Всё будет, рано или поздно,

И всё – всерьёз, и не всерьёз.

* * *

Школьные красавцы, лидеры атак…

Будущее в их глазах сверкало.

И казался вечным юности пятак,

Щедрой сдачей выпускного бала.

Всё стареет в мире – лица и вино.

Медь тускнеет и проходит мода.

Мы, как Атлантида, падаем на дно,

Ощущая трудность перевода

Красоты и силы – в дряблость впалых щёк,

Будущего – в памятные даты.

Будто через годы слышится звонок,

И часы спешат, спешат куда-то…

* * *

Телевизор с маленьким экраном

И с зелёным глазом радиола –

Это нынче кажется всё странным,

А тогда – и модным, и весёлым.

Слушали мелодии эстрады

(Где они, – лишь в памяти моей),

Эхо жизни, а не хит-парада,

Отголоски дней, людей, идей

Отзвучали и пропали в бездне.

Новые мелодии в стране.

Обижаться просто бесполезно

На струну, звенящую во мне.

* * *

Мы не находим общих слов,

Хоть общих дел хватает.

И вновь невнятна, как любовь,

Та истина простая,

Что всё вокруг – не просто так,

Что мы за всё в ответе.

И что в душе моей сквозняк

Рождает боль, как ветер.

* * *

Акация – акция света.

И детства. Она ведь – оттуда,

Где цвет – это запах и блюдо.

Где лето, как песня, не спето.

Акация пахнет надеждой.

Всё – в рост, только ночи – короче.

Цветёт она, будто пророчит,

Что всё ещё будет, как прежде.

* * *

Поездов беспокойные речи,

Пассажиров взволнованных лица –

Это миг – от прощанья до встречи,

Что как жизнь уходящая длится.

Стук сердец, стук колёс, гул перрона…

Сквозь потери протянуты руки.

Как он быстро проходит – зелёный.

Как насыщены красным разлуки.

* * *

И не верится никому,

И просить – просто силы нет.

Я мечты положу в суму,

Что похожа на белый свет.

Может, с кем поделюсь мечтой,

Может, встречу кого в пути...

Он, ведь, только на вид простой.

А с мечтой – хорошо идти.

* * *

Сквозь жару или холода,

Сквозь грозу или сквозь капель

Помоги мне попасть туда,

Где побудку даёт апрель.

Там весна открывает счёт,

Там «надежду» зовут «любовь».

Я ей верю, что «всё пройдёт».

И в апреле начнётся вновь.

* * *

Предатели и негодяи – в большинстве?

Примета времени? А, может, просто жизнь?

И шапка не горит на голове,

И слышно – не «Держи его!» – «Держись!»

Меняются фасоны и зачёс,

Идут часы, то плача, то смеясь…

Как за вопросом следует вопрос,

Так за дождём – и грязь, и новый князь.

* * *

От старых проблем и до новых идей

Сквозь пыль деревень, суету площадей,

Дорожную быль и слова невпопад

Судьба принимает последний парад.

Сквозь выстрелы, ругань, сквозь тени и свет

Любимых людей, неудач и побед

Проходим, проходим… Куда и зачем,

Теряя себя или жизнь насовсем.

* * *

То ли это – игра без правил,

То ли – правила без игры…

Всяк входящий – уже оставил

Навсегда или до поры

Все надежды, и упованья,

Как ненужный, бесценный груз.

Даже в крике сквозит молчанье.

Даже смелый – он тоже трус.

* * *

Ожиданье – предчувствие жизни.

Вспоминая, любя, забывая, –

От восторга и до укоризны.

В ожиданье судьбы, как трамвая,

Пролетаем, врастаем, не знаем,

Где и кем предназначена встреча…

Чьё-то прошлое – кажется раем.

Чей-то вечер – прозрачней и легче.

Ожиданье себя и кого-то.

Потаённых желаний свобода…

И – прощание у поворота.

И опять – ожиданье полёта.

* * *

Слишком много «если»

Влияют на результат.

Информации тесно

В системе координат.

Информация давит

И тянет на дно.

И слева, и справа –

Немое кино.

Немое, не моё…

Среди моря вранья

Один на один –

Все на свете и я.

* * *

Мир, не теряющий границ,

Криклив, как наваждение.

Увы, понять, кто «жид», кто «фриц»,

Дано уже с рождения.

Хоть нынче «немец» – как пароль

Победы, не проклятия.

Всё ж, миллиард криклив, как ноль,

Живущий по понятиям.

И рушатся не рубежи,

А лишь могилы братские.

И только тем, кто в них лежит,

Плевать уже на нации.

* * *

Я стучусь – и не слышу ответа,

Я ищу – не могу обрести.

Жизнь сравнима с частицами света,

Что не гаснут, сгорая в пути.

Отражаясь в мгновении каждом,

Растворяемся только в своём.

Это, кажется, было однажды,

Прорастая всё новым быльём.

* * *

Бабочек осенние полёты.

Направленье – прямо в никуда.

Спета песня. Но остались ноты,

И горит по-летнему звезда.

Манит небо даже холодами

Бабочек порхающий салют.

Улетают с нами и над нами.

И, как будто крыльями поют.

* * *

О справедливости – без лишних слов.

Она – не хлеб, не масло, не картошка.

Она – как счастье, как любовь,

Не делится на части и на крошки.

Она – как жизнь без боли и обид.

Но где на свете есть такое диво?

И потому, видать, душа болит,

И это, впрочем, тоже справедливо.

* * *

Ожиданье звонка,

Ожидание доброго слова.

То ли жизнь нелегка,

То ли хочется снова и снова

Ощутить вдруг родство

В ритме непостоянства.

Словно ветер листвой,

Мной играют судьба и пространство.

* * *

Счастье – лекарство для всех больных.

Где та аптека,

Где выдают его для двоих,

Где век от века

Снова и снова в рецептах нет

Лишнего слова.

Мы не готовы узнать ответ.

Сердце готово.

* * *

Ожиданье чуда, как любви,

Ожиданье счастья, как прозренья.

Кажется, что только позови –

От спасенья и до воскресенья

Пролетит эпоха, словно миг,

В отраженье звёздами врастая…

Вслед за ней парю в глазах твоих,

Хоть чудес давно не ожидаю.

* * *

Падение листа по вертикали

С пропеллерным вращением вначале.

С желанием парить, не унывать.

Пусть увядания видна печать

Сквозь ярость желтизны осенней краски.

Парение листа, желанье ласки

В преддверье осени, зимы. Исчезновенья.

Парение листа. А не паденье!

* * *

Кто-то обгоняет, торопясь,

Кто-то, торопясь, идёт навстречу,

Продолжая внутреннюю связь,

Судьбами сшивая день и вечер.

И не ощущая, как поют,

То ли трубы, то ли просто птицы.

Там и тут идут они, идут…

И ничто, ничто не повторится.

* * *Душа моя, мне хорошо с тобой

И плохо без тебя.

С тобою даже дождь другой –

Ведь он идёт, любя.

Сквозь эти струи дождевой воды

Мне слышится твой смех.

В раю иль на краю беды –

Мы далеки от всех.

* * *

И взгляд, как поцелуй, короткий,

Но, всё ж, пронзающий насквозь,

И тень стремительной походки,

И ощущенье, что «всерьёз»…

И тонкий луч, как стих Марины,

Сквозь одиночества печать…

И жизнь – как клинопись на глине,

Где мне не всё дано понять.

* * *

У обмана приятная внешность.

Он ведь любит Вас. На словах.

Но присмотришься: злоба сквозь нежность –

Словно финка из рукава.

Отличить, где обман, а где правда,

Невозможно, и, всё же, хорош

Мир, в котором добро, как награда,

Даже там, где в почёте ложь.

* * *

Слова – не листья на ветру,

Но на миру – парят.

Как голубь мира, сквозь жару,

Сквозь холод, рай иль ад

Летят, порой, теряя смысл

И обретая вес,

И слово «смерть», и слово «жизнь»,

И, чудо из чудес, –

«Любовь»… И рядом – столько слов,

Что даже «тишина»

Звучит, как «память», вновь и вновь,

Как «мир» и как «война».

* * *

Сквозь запотевшее стекло

Неочевидны очертанья

Лиц или улиц, лишь мечтанья

И ощущенье – «повезло»

Конкретны, как осенний дождь,

Как радость встречи, боль потери…

И в то, что рядом ты идёшь,

Я тоже – верю и не верю.

* * *

И легкомысленный мотив,

И звон залётных колокольчиков-бубенчиков

Летят над миром, воспарив,

Сквозь жизнь, тяжёлую, как проза деревенщиков.

Вчерашним днём согрета ночь.

Вода, как время, вновь струится из стоп-крана…

Брат Авель, я хочу тебе помочь.

Брат Каин, не в твоём ли сердце эта рана?

* * *

Раскрытая книга судьбы, где вначале

Страницы надежды, любви и добра.

И дальше – страницы неясной печали,

Дорожные жалобы, злые ветра.

Завистливых взглядов угрюмость чужая,

Пустых разговоров невнятная речь.

И снова дороги открытость простая,

И мысли о том, как спасти и сберечь…

* * *

Осеннее солнце, как кровь старика,

Не греет, а только ласкает.

И жизнь нелегка, и зима так близка,

Листвой, будто днями, играет.

Но как же не хочется думать всерьёз

О возрасте, и о погоде,

А время пыхтит, как больной паровоз,

И, словно прощаясь, проходит.

* * *

Как будто бы в час пик

по встречной полосе

Летят за днями дни. Лавирую, как все.

В стремлении вперёд

одолеваю страх,

В закрытый поворот несусь на всех парах.

И выбираю жизнь,

как выбирают путь,

В котором бой часов мне сотрясает грудь.

* * *

Осенней неустроенности гнёт,

Весеннего предчувствия простор.

Душа и не молчит, и не поёт,

А просто продолжает разговор.

С самой собой, а больше – с тишиной,

В которой листья падают, шурша,

Меж миром и войной. А кто виной?

И ищет лишь в себе ответ душа.

* * *

Осень обнажает пустоту,

Злость на лицах, мусор на дорогах,

Проявляя некую черту

Между всем, что хорошо и плохо.

Хорошо – любимым быть сполна,

И любить, пусть даже без ответа.

Плохо – что за осенью зима,

И совсем неочевидно лето.

* * *

На любопытство не хватает сил,

Как песни для последнего парада.

Тот, кто хотел спросить, уже спросил,

А кто не захотел, – не надо.

И кажется, что всем плевать на всех.

А совесть – составная часть кармана.

И где граница, за которой грех

Не страшен, как обман или, как рана.

* * *

Беспричинный смех,

беспричинный плач –

Невеликий грех,

не палач, не врач…

Может быть, сигнал,

но не «SOS», а так –

Для родной души

ведомый лишь знак,

Важный лишь в судьбе,

для которой «двое» –

Всё – и смех и плач, – общее, родное.

* * *

Рукопожатья тайный знак –

Прикосновенье рук

Даёт понять, кто скрытый враг,

А кто – открытый друг.

А, может быть, наоборот,

Всё исказит кулак.

И, кто сумеет, тот поймёт

Всю жизнь, как тайный знак.

* * *

Настроенье меняется быстро,

Впрочем, это совсем и не плохо.

Работяги, студенты, министры, –

Все мы – слепок себя и эпохи.

Просто сердце не знает покоя,

Реагируя ритмом на стрессы.

Лишь начнёшь понимать: «Что такое?»

Как уже окончание пьесы.

* * *

Калейдоскоп движений, взглядов, лиц…

Вокзал – обеспокоенности блиц.

Вокзал, зал ожиданья, стрелок бег,

И напряженье – общее на всех.

И озабоченность, и спешка. Всё ж,

Есть путь домой, и тем вокзал хорош.

* * *

Судьба на вырост не бывает.

Она всегда не впрок, а в срок.

Дыханьем жизни обдавая,

Читая правду между строк,

Она не хочет, а калечит,

Она и знает, а молчит…

И давит груз потерь на плечи.

И сердце в такт ему стучит.

* * *

А жизнь, как всегда, хороша,

Безумна и неповторима.

Чего же ты хочешь, душа,

Чего же ты плачешь незримо?

Ты слышишь, как сердце поёт,

Тревожно, порывисто, нежно…

Любовь, как грядущий уход,

Томительна и неизбежна.

* * *

Весёлый смех – вот лучшее лекарство.

Он радостный, как спелый апельсин.

В нём нет бациллы подлого коварства,

А только счастья добрый витамин.

Весёлый смех – сквозь стоны и проклятья,

Сквозь злобы отвратительный оскал, –

Весёлый смех – ведь люди, всё же, братья,

Хоть продолжают гибнуть за металл.

* * *

Бездомность, бесприютность, боль пространства,

Небес обетованных постоянство.

И невозможность заглянуть за грань,

Туда, где растворяется свобода,

Где память – отраженье небосвода,

А поле брани – поле, а не брань.

Полёт или паденье по спирали,

В котором одиночество вначале

Рождает ощущенье новизны.

В котором «долго» означает «кратко»,

А каждое мгновение – загадка,

И даже счастье – с привкусом вины.

* * *

Будем говорить ни о чём

И жонглировать судьбой, как мячом.

Распускать и заплетать эту нить,

О которой смысла нет говорить,

От которой не отыщешь следа.

И не разберёшься, куда

И зачем ведёт эта нить,

Чей обрыв – сигнал уходить,

Вдруг собой заполнив простор…

Вот и всё. И весь разговор.

* * *

Зачем всё это происходит?

Куда несётся мрак и свет,

Клубок несыгранных мелодий

И неотплясанных побед?

Зачем стремится сделать больно

Тебе и мне не друг, не враг,

Всего лишь хам самодовольный,

Без выгоды, а просто так?

Зачем, куда – и нет ответа.

В ответе – каждый за себя.

Хоть много звёзд, но мало света…

И свет ласкает, не любя.

* * *

Всё простое становится сложным,

И цена этой сложности – грош,

Если правда расстреляна ложью,

Если в масле ломается нож.

Всё непросто. В мгновении каждом

Боль сквозь радость – как соль сквозь раствор.

Утолением жажды однажды

Насыщается правдой простор.

И становится тайное явным

Не навеки, хотя бы на миг.

Всё не просто. И всё очень странно,

В целом мире, и в мыслях моих.

* * *

Давай не думать о плохом,

Страницы дней листая.

Пусть даже, словно птица, в дом

Влетает весть лихая.

И день пройдёт, и ночь пройдёт,

И вместо утешенья

Судьбы продолжится полёт

Сквозь память и прощенье.

Призрак счаситья

* * *

Стараюсь не делать зла.

И не обижаться на зло.

А спросят: «Ну, как дела?»

Жизнь моё ремесло –

Отвечу, и буду впредь

Жить, избегая обид.

Хотя и непросто терпеть.

Хотя и совесть болит.

* * *

Медальный отблеск крышек от кефира

Остался за границею веков.

Остались там же – очередь за сыром

И пионерский лозунг «Будь готов!»

Другая жизнь, хорошая, плохая,

В которой по соседству – зло с добром.

А для кого-то отраженье рая

В той крышке с её мнимым серебром.

* * *

Самолёты летают реже.

Только небо не стало чище.

И по-прежнему взгляды ищут

Свет любви или свет надежды.

Самолёты летят по кругу.

Возвращаются новые лица.

Но пока ещё сердце стучится,

Мы с тобою нужны друг другу.

* * *

Откуда рождается злость?

Из зависти или вражды,

Как лёд – из прозрачной воды,

Как из ботинка – гвоздь.

Цепляется грех за грех,

И холодно даже двоим…

От злости лекарство – успех.

Зачем он приходит к злым?

* * *

Добро и зло, любовь и зависть

В наследство каждому достались.

И каждый, начиная с детства,

Пытается войти в наследство.

Успех, богатство, барыши –

Всё отнимает часть души,

Рождая странный иногда итог:

Добро без доброты –

Как без молитвы Бог.

* * *

И листья, как люди,

Друг с другом так схожи,

Но, всё же, неповторимы.

А ветер, что листья доводит до дрожи,

И судьбы листает незримо.

В глазах отражается,

Падая, небо,

А в судьбах – летящее время…

И, даже кривляясь толпе

На потребу,

Шут пляшет,

Сгорая со всеми.

* * *

Пейзаж на окраине лета.

Сквозь жаркий его колорит,

Сквозь убыль вечернего света

Лик осени грузно парит.

Дух сытости рядом витает.

И, всё-таки, что-то не так.

Старуха, как осень седая,

Исследует мусорный бак.

* * *

Письма из ниоткуда,

И письма в никуда.

Жизнь похожа на чудо,

Как на железо руда.

Жизнь похожа на птицу,

Летящую наугад.

Ничто не повторится.

Никто не виноват.

* * *

Вроде, иду, как все.

Ношу свою несу.

Думал, что жизнь – шоссе,

А вышло – тропа в лесу.

Где-то – обиды куст,

Где-то – удачи блеск.

Зависти тяжкий груз,

Счастья нелёгкого крест.

Я постигаю суть

Непостижимого дня.

Кто-то продолжит путь.

Тот, кто похож на меня.

* * *

Распалась связь. Герои сникли.

И где-то в таинстве степей

Слышны не байки – мотоциклы.

И память, как степной репей,

Цепляющийся за штанину.

А раньше думали – судья…

И с укоризной смотрят в спину

Века и Родина моя.

* * *

Стоят два тополя, как гренадёры,

И рядом – легколистая акация.

До них не долетают разговоры:

«Кто ты такой? Какой ты нации?»

Язык дерев по-человечьи нежен.

А мир оглох, как от контузии.

О дружбе вспоминаем мы всё реже.

Всё чаще – об утраченных иллюзиях.

* * *

О, эта музыка семидесятых.

Пластинки, радио «Маяк».

Всё то, что модно – лишь по блату.

Всё остальное – просто так.

«Весёлые ребята», Лещенко,

«Скальдовы», «Битлс», Джо Дассен…

За ритмом популярной песенки

Почти не слышен гул проблем.

Тухманов, «Пламя» с «Самоцветами»,

«Чикаго», «АББА», «Верасы».

С их музыкальными приветами

Ещё идут мои часы.

И за «Поющими гитарами»

Летит куда-то память вслед,

Туда, где музыка – не старая.

Туда, куда полётов нет.

* * *

Пока душа не отлетела

И рвётся к приключеньям тело,

А мысль меж ними – как связной,

Стучится сердце днём и ночью,

Воспоминаний тень короче,

Как ночи позднею зимой.

И, Боже мой, какое дело,

Куда крылатая взлетела,

Не примеряя путь назад,

Когда сквозь таинство пространства

И сквозь его непостоянство

Судьба пронзительна, как взгляд.

* * *

Успех похож на ангела в тельняшке.

Ему проблемы все, как море, по колено.

Но, обжигая триумфальным жаром вены,

Успех проходит, словно день вчерашний.

И вновь средь лиц случайных и знакомых

Витают ангелы грядущего успеха.

И где-то слышатся побед раскаты грома,

Рождающие лишь глухое эхо.

* * *

Отсутствие ветра и плохих новостей –

Такое бывает нечасто.

Хороших и разных – нас много детей.

Бог ведает всю свою паству.

Незримое эхо грядущих тревог

Как пыль вдоль дороги клубится.

Спокоен лишь всё понимающий Бог.

А сердце-бедняжка, стучится.

* * *

Счастье работает без выходных.

Горе тоже не знает покоя.

Тает время моё золотое.

Время добрых, и время злых.

Счастье работает, но его нет –

Может, – на экспорт, а, может, по блату.

Время, которое не виновато,

Дарит счастливый трамвайный билет.

* * *

Вдоль железной дороги сирень

Расцвела, не мечтая о чуде.

Только мимо – проносятся люди,

Провожая лишь взглядами тень

Ароматно – кипуче-пахучую,

И невинный по девичьи цвет,

Что отдаться готов даже случаю,

Куст постылый сменив на букет.

* * *

памяти Владимира Ренова

«Шестидесятники» уходят в никуда.

Прощай, романтика, наивные надежды.

Уже не будет жизнь такой, как прежде,

Где цвета крови знамя и звезда.

Страна без края, словно целина,

И дружба бескорыстная до гроба.

Надрыв Высоцкого и рядом – трубка Кобы…

И старости внезапной тишина.

И, всё ж, судьба, как музыка была,

Как песни, что назло врагам поются.

Они уходят. Но они вернутся,

Как совесть, в наши речи и дела.

* * *

В чём-то похож на всех,

В чём-то – лишь на себя,

Как прошлогодний снег

На эталон дождя.

Кто-то уходит в ночь,

Тень утопив в снегу.

Мне ему не помочь.

Но, всё-таки, – помогу.

* * *

Е. Кечаповой

От мыса «Надежда» до города «Счастье»

Билеты в продаже бывают нечасто.

Зато остановку с названьем «Печали»

На нашем маршруте не раз мы встречали.

Там суетно, зябко, тревожно, неловко.

Но, всё-таки, это своя остановка.

Идут поезда и туда, и оттуда.

В надежде на счастье, в надежде на чудо.

* * *

Изменилась – просто нет сравнения,

Так, что «да» звучит порой, как «нет».

Неизменно – лишь сердцебиение.

«Жизнь, ты слышишь!» – только смех в ответ.

Всё другое – моды, лица, улицы…

В прошлое, как в зеркало, взгляни,

Видишь, как они собой любуются,

Бравые, как будто трудодни,

Люди, проходящие колоннами.

Вот и поколение прошло…

И над временами, над знамёнами –

Снова жизнь – её добро и зло.

* * *

В городе фонтанов

жил рабочий люд.

Вроде, ничего не изменилось.

Только вот характер

Стал у жизни крут.

И фонтаны плакать разучились.

В небе проплывают

Те же облака.

Равнодушно смотрит в реку ива.

Кажется, вот-вот,

Зажмуришься слегка, –

И опять, как в детстве, всё красиво.

Только всё, что было –

Не вернуть назад.

Жизнь идёт, как поезд без стоп-крана.

Кто ты мне, –

Товарищ, волк иль брат,

Город, что забыл свои фонтаны.

* * *

Не слова, не отсутствие слов…

Может быть, ощущенье полёта.

Может быть. Но ещё любовь –

Это будни, болезни, заботы.

И готовность помочь, спасти,

Улыбнуться в момент, когда худо.

Так бывает не часто, учти.

Но не реже, чем всякое чудо.

* * *

И мобильная связь –

лишь привычная часть

Повседневного быта.

Я звоню в никуда, –

Чей-то голос, смеясь,

«Ваше время забыто».

Повторяю звонок,

Но в ответ лишь гудок,

Холодок душит ворот.

Время шутит со мной

Или впрямь стал чужой,

Прошлым кашляя, город.

Я напомню ему,

Как он жил по уму,

Как он душу калечил.

Я мобилен, как сон.

Как чужой телефон.

За себя я ответил.

* * *

В дождливом небе молчаливая сорока

Летит куда-то по своим делам.

Сороке, видно, тоже одиноко,

И я делю с ней небо пополам.

Мне тоже кажется, что я взлетаю

Сквозь дождь, как сквозь недобрый разговор.

И синева сквозь тучи прорастает,

И манит бесконечностью простор.

* * *

Венозной крови пенье под иглой –

Мы все – немного радиолы.

В душе мотив какой-то заводной,

Назло страданиям, весёлый.

Пою, похрипывая, словно диск

Пластиночный, из той эпохи.

Пою, превозмогая страх и риск,

Который ощущаю в каждом вдохе.

* * *

Событий в бытие сплетенье

И быта шаткая основа –

И всё – лишь ветра дуновенье,

Что обернулось вещим словом.

А в мыслях времена и лица –

На плюс и минус вновь разъяты..

И вновь – страница за страницей

Слова, как памятные даты.

* * *

От первой любви до последней,

Сквозь счастье и горечь – навзрыд!

Крылами касаясь соседней

Души, и моя, глянь, парит.

Взлетает и падает снова.

Где боль – там и радость сполна.

Казалось бы, петь – не готова.

Но, всё-таки, песня слышна.

* * *

Каждый видит лишь то, что хочет,

Каждый знает лишь то, что умеет.

Кто-то отметит, что день – короче,

А для кого-то лишь ночь длиннее.

Но и разбив черепаший панцирь

Дня или ночи, в осколках желаний

Отблески счастья найдёшь, между прочим,

Словно последнюю мелочь в кармане.

* * *

Отболев, появляется снова.

Разрывая планету на части,

Вслед за делом бросается слово,

И становится призраком счастье.

Свет распался на части света,

Мир с войной говорит несмело.

Есть вопросы, но нет ответов.

И до них – никому нет дела.

* * *

От своих до чужих страданий,

От чужих до своих побед –

Скручен путь, словно рог бараний,

Осязаем, как тьма и свет.

И сочувствие вещей птицей

Дарит песню, как взмах крыла.

И любовь, как дорога длится,

Хоть и кажется, что прошла.

* * *

Ярость разбитых дорог,

Старость забытых путей.

Молча шагает Бог

Среди своих детей.

Музыка громко кричит,

Сад это или ад?

Не поминая обид, –

Только вперёд, не назад.

Только вперёд, туда,

Где среди всех дорог

В сёла и в города

Совесть идёт, как Бог.

* * *

Всё как будто бы просто,

Всё, как было когда-то,

Где судьба, словно остров,

Лишь штормами богата.

Но не жду я погоды,

Наплевать, что несмелый.

И летят мои годы

Наугад, словно стрелы.

* * *

Неизвестность тревожит, как красный свет.

Что там, в будущем, – нет ответа.

Есть в программе лишь «да» и «нет».

И других вариантов нету.

И хоть всё повторяется вновь и вновь,

Искры вечности – всё же не пламя.

Но, как прежде, сгорает любовь,

Восходя на костёр вместе с нами.

Ничего не изменилось

* * *

Сергею Мокроусову

Я жил на улице Франко,

И время называлось «Детство»,

С 20-й школой по соседству.

Всё остальное – далеко.

Взлетал Гагарин, пел Муслим,

«Заря» с Бразилией играла,

И, словно ручка из пенала,

Вползал на Ленинскую «ЗИМ».

В «Луганской правде» Бугорков

Писал про жатву и про битву.

Конек Пахомовой, как бритва,

Вскрывал резную суть годов.

Я был товарищ, друг и брат

Всем положительным героям

И лучшего не ведал строя.

Но был ли в этом виноват?

Хотя наивность и весна

Шагали майскою колонной,

Воспоминаньям свет зелёный

Дают другие времена.

Я жил на улице Франко

В Луганске – Ворошиловграде.

Я отразился в чьём-то взгляде

Пусть не поступком, но строкой.

А время кружит в вышине,

Перемешав дела и даты,

Как будто зная, что когда-то

Навек останется во мне.

* * *

Несовпаденье улиц, лиц, заветных слов,

Несовпаденье и падение основ.

Неясный свет звезды или костра,

Любви, в которой «завтра» и «вчера»

Не совпадают, словно тьма и белый свет.

А в нём – всё те же Челубей и Пересвет

Сшибаются в немеркнущем огне,

Несовпаденье завещая мне.

* * *

Упавшее небо давит на плечи,

И мне оправдаться пред будущим нечем.

Цепляясь за небо, я падаю тоже.

И только земля провалиться не может.

И, превозмогая чужое бессилье,

Я в кровь раздираю

не руки,

но крылья.

* * *

Над кабинетами, над приёмными,

И над мыслями потаёнными

Дух начальства, пузатый, грозный,

И просителей – слёзно-постный.

Всё меняется – пьесы и роли,

Превращая диезы в бемоли,

Вызывая то плач, то смех.

Но, как прежде, манящий грех

Вновь находит в постели у власти

Не свободу, а призрак счастья.

* * *

Судьба – инструмент ударный.

Может быть, я ударник бездарный,

Но не слышится в марше кураж,

И победным не кажется марш.

Как по лестнице винтовой,

Не последний, и не герой,

Я по жизни иду, чуть дыша,

Торопливо, но не спеша.

А в ушах моих – ритм небес.

Не победный, но всё ж оркестр.

* * *

Пункт приёма

для несбывшихся желаний

Есть в душе у каждого

из нас.

Безразлично – поздний или ранний,

Он наступит, тот заветный час,

Что суммирует успехи и ошибки,

Поцелуи и удары по ногам…

И нежданная Иудина улыбка

Превращает радость

в стыд и срам.

* * *

Лежит судьба, как общая тетрадь,

Где среди точек пляшут запятые,

Где строки то прямые, то косые,

И где ошибок мне не сосчитать.

Бежит строка в дорожной суете,

И я, как Бог за всё, что в ней – в ответе.

А в небесах рисует строки ветер.

Он в творчестве всегда на высоте.

А у меня сквозь низменность страстей,

Невольную печаль воспоминаний

Таранит, разбивая жизнь на грани,

Строка любви, парящая над ней.

* * *

Жизнь не похожа на ту, что была.

Она не хуже, не лучше.

Всё так же вершатся судьба и дела,

На солнце находят тучи.

И вновь продолжается круговорот,

Мгновенье сменяет мгновенье.

И в каждом – внезапный уход и приход

В молчанье и в сердцебиенье.

* * *

Сквозь стук колёс – чуть слышен стук сердец.

Вагон похож на малую планету

Вращеньем спутников, колёс, колец,

Движением по кругу и по свету.

Врастает бытие в дорожный быт.

Судьба в купе, как в панцире улитка.

И манит расстоянье, и страшит,

Как жизнь, и как последняя попытка.

ВЕСНА

Зеленеет листва, да и лица

слегка молодеют,

Авель с Каином – только в начале вражды.

Созревают плоды, но и ненависть

исподволь зреет,

И дорога пылит, заметая чужие следы.

Чей-то смех или плач превращается

в древнюю песню.

Запоздалой слезой проливается дождь или боль.

И спустя сто веков жить не легче,

но всё интересней.

И ведёт за собой то ли рок, то ли новая роль.

* * *

Одуванчики включили жёлтый свет.

Одуванчики сигналят: «Всё пройдёт»

Даже город стал похожим на сонет,

Не попавший в общий переплёт.

Веселее стали даже старики.

У надежд весною страха тоже нет.

И удача вдоль запутанной строки

За собою манит ринуться вослед.

* * *

Сирень парит над садом,

Взмывая в небеса.

И кажется, что рядом

Вершатся чудеса.

И у судьбы в запасе –

Ещё пять лепестков.

В несбыточное счастье

Поверить я готов.

* * *

Майский жук – истребитель печали,

Самолёт желтоглазой весны.

Он сигналит – всё только в начале,

Словно эхо в устах тишины.

Впереди – и посадки, и взлёты,

Может быть, аварийный полёт…

А пока – сквозь дыханье свободы

Жук гудит, а, возможно, поёт.

* * *

Вишнёвыми осколками июля

Прошиты городские будни.

Стоят в почётном карауле

Деревья, как большие люди.

Плоды, как ордена – престижны,

А листья – будто бы погоны.

И, словно адъютант, за вишней

Шагает абрикос зелёный.

* * *

Автобус вздыхает сквозь кашель мотора,

Шофёр озабочен: «Оплата вперёд»

А ветер, расправив распахнутый ворот,

Сквозь город последние листья метёт.

Меж ними – обрывки счастливых билетов,

Осколки удачи и чья-то любовь…

Автобус сигналит: мол, песенка спета.

Но лето поёт. И всё ясно без слов.

* * *

Я расстрелян осенним дождём,

Ранен в сердце косым листопадом.

Он в своей правоте убеждён,

Он мне шепчет: «Так надо, так надо»

Я взлетаю за ним в небеса,

Я надеюсь на злую удачу.

А до снега – всего полчаса.

Я готов к нему, слышишь? Я плачу.

* * *

Он был красавцем 30 лет назад,

Влюблялся, мучился, подыскивал работу.

И, хоть глаза по-прежнему горят,

Судьба – уже не песня. Только ноты.

Другие по следам его идут,

Не замечая в песнях совпаденья

То радостных, то горестных минут,

Цепляющих мгновенье за мгновенье.

А он всё ищет свой простой мотив

Сквозь гомон птиц и дребезги трамвая,

В мелодию судьбу не превратив,

Всё чаще падая. Но иногда – взлетая.

* * *

К.М. Иванцову

В Освенциме сегодня тишина.

Не слышно стонов, выстрелов, проклятий

Хотя почти забытая война

Не выпускает из своих объятий

И тех, кто обживает небеса,

И тех, кто на земле ещё покуда.

А память воскрешает голоса,

Которые доносятся ОТТУДА.

Они звучат сегодня и во мне,

Живые строки Нового Завета,

Где жизнь сгорает в бешеном огне.

За что и почему? – И нет ответа.

За что и почему? – Ответа нет.

Вопросы забываются с годами.

И, кажется, чернеет белый свет –

Под бормотанье: «Было, но не с нами…»

Потомки Геббельса – как сорная трава,

Напялившая незабудок маски.

И кругом – от неправды голова

В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.

Мол, там совсем не мучили, не жгли

В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.

Но стон доносится из-под земли:

Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»

В Освенциме сегодня тишина,

И не седеют волосы убитых.

Приходят и уходят времена

И, проявляясь на могильных плитах,

Бессмертны имена познавших ад,

И в небеса ушедших без ответа.

За что и почему? Они молчат.

И словно божий суд, молчанье это.

* * *

Я работаю без суфлёра –

Говорю, ошибаюсь, плачу.

Тень случайного разговора

Заслоняет порой удачу.

Слово режет, как бритва, ловко.

И, бывает, я тоже трушу.

Я работаю без страховки,

Словно вены, вскрывая душу.

* * *

Среди добрых, злых и равнодушных,

Как в трамвае, нет свободных мест.

Есть табличка «Применять наружно»,

Добровольная, как Красный крест.

Любопытство, горькое как вишня,

Выросшая в тесноте двора,

Ощутит себя вдруг третьим лишним

На границе «завтра» и «вчера».

* * *

Я в долгу за свет и за тепло,

Свет души, тепло её и боль.

Я в ответе за добро и зло,

Как смычок в ответе за бемоль.

Как скрипач в ответе за струну,

И за свой провал или успех.

Как солдат – за прошлую войну…

Я в долгу за свет. Но не за всех.

* * *

Для себя – и склочники не врут,

Хоть и правду, вряд ли, говорят.

Ведь она – всегда напрасный труд,

Если всё равно, кто Брут, кто брат.

Из вранья рождается вражда,

Сплетнями оскаливая рот.

И гудят, как нервы провода.

Хоть привычнее – наоборот.

* * *

Женщине, стоящей у окна,

Не дорога – тень судьбы видна,

Жизни одинокий силуэт,

Проходящей мимо «ДА» и «НЕТ»,

Мимо поцелуев и вранья,

Пересудов стаи воронья,

Мимо прошлого, где детства ясный свет,

И любви, которой нет и нет.

* * *

То ли некогда, то ли не хочется

Постоять, поразмыслить слегка.

Суета – это суть одиночества,

Словно масло – внутри молока.

Суета – за столетьем столетие

Бытия неизменная суть.

Неужель за себя лишь в ответе я?

Вдруг за мною ещё кто-нибудь?

А в ответ – шелестенье бумажное,

То ли денег, а то ли газет…

Забывается самое важное,

То, чего в суете вовсе нет.

* * *

Все, говорят, не без греха.

И, всё равно, не так плоха

Жизнь, где сквозь слёзы

рвётся смех,

И где любовь рождает грех,

Как прозу – музыка стиха,

Вздыхая: «Все не без греха».

НЕ ХОЧЕТСЯ УХОДИТЬ

* * *

Удар за ударом. Спасибо, Луганск,

Ты учишь терпеть эту боль.

И я, не успевший устать от ласк,

Вживаюсь в судьбу, как в роль.

А жизнь так похожа на чёрный пиар,

А мир так насыщен войной…

И надо держать, держать удар

И сердцем, и клеткой грудной.

* * *

То ли снежный дождь,

То ли дождливый снег.

Музыка нежных рощ,

Скованных льдом рек

Похожа на дальний блюз,

А блюз на мерцающий свет…

И кажется легче груз

Ещё не прожитых лет.

* * *

Юрию Лебедю

Всему свой срок. И снова листопад,

Донбасский воздух терпок и морозен.