«Волшебные места, где я живу душой…»

Первый вздох поэта, первый шаг

Древняя столица принимала.

Гения от бед оберегала

Православная её душа.

Годы детства с тихою красою

Здесь текли, здесь музы первый клич

Слышал Пушкин — родовой москвич,

И Москву любил он всей душою.

Кудрявый шаловливый мальчик,

Забыв игру, с пером в руке

Уединился в уголке

И сердцем вдохновенья алчет.

То быстро — быстро пишет строчки,

Макнув в чернильницу перо,

А то грызёт его порой,

В задумчивости на листочке

Рисует профиль и черкает

Слова, что невесть почему

Вдруг не понравились ему,

Четверостишие кончает,

Легко рифмуя по — французски.

К конторке подошёл, притих,

Глаза блестят: последний стих

Обглодком он выводит хрустким,

Старательно перебеляет,

На отгорающей заре

Спешит с тетрадкою к сестре.

Остановившись, поправляет

Одно — два слова Саша Пушкин,

Влетает в зальце: «Оль, читай!»

В волнении присел на край

И гладит моську на подушке.

«Ну как?» — «Шарман![1] Саш, а уроки?» —

«Да ну их! Выучу потом!» —

Он забавляется с котом,

А в мыслях вновь слагает строки…

Захарово, Захарово —

Поэта колыбель.

Под сенью парка старого

Пруда блестит купель.

Лесок, луга медвяные,

Крестьянские дома…

Местечко, Богом данное

Для сердца и ума!

Усадьба над речушкою —

Исток душевных сил

Для маленького Пушкина.

Он рано полюбил

Обычаи народные

И сказки перед сном.

Порывы благородные

Здесь пробуждались в нём.

Здесь отрока с кудрявою

Вихрастой головой,

Увенчанного славою

Поэзии живой,

Деревья помнят старые

И вольные поля.

Захарово, Захарово —

Священная земля.

Пристанище желанное

Лирической любви,

Местечко, Богом данное!

Мне чувства оживи,

Чтоб рифмами стозвонными

Прялась стихов кудель…

Захарово — исконная

Поэта колыбель.

Октябрьский вечер дымкой нежной

В Захарове овеял парк.

Над прудом серебристый пар

Покоем дышит безмятежным.

В «зерцале вод» спят отраженья.

Истлел в просвете туч закат.

Пропахший яблоками сад

Затих в минорном настроенье.

Благоухание бутонов

Последних, чуть поникших роз —

Как призрак ярких летних грёз

На фоне неба однотонном.

Приглушены все краски мира.

Беседка, мостик, скаты крыш

И купы лип в такую тишь —

Всё сердцу бесконечно мило.

Летят по быстрой магистрали

Одна машина за одной…

А метрах в ста иль чуть подале

Мир открывается иной.

Шумит листва у водной кромки,

Где сонмы радужных колец

Танцуют вальсы. Над Вязёмкой

Стоит изысканный дворец.

Струится запах разнотравья.

Ведёт тропинка к флигелям.

Увенчан строгим семиглавьем

Святой Преображенский храм.

Внутрь из оконниц узких, длинных

На фрески льётся яркий свет,

На буквы надписей старинных

На польском — русской Смуты след.

Аркада звонницы белеет,

И будто слышен перезвон.

В старинном парке по аллее

Гуляет ветер в гуще крон.

В тени — церковная ограда,

За нею — памятник простой.

Там Пушкин над могилой брата

Николеньки скорбел душой.

Под сенью лип щебечут птицы,

В лучах рой мошек мельтешит…

Построил Николай Голицын

Усадьбу эту для души,

Сады разбил, вёл сенокосы,

Благоустраивал село…

Событий много судьбоносных

Здесь за века произошло:

Гостил однажды Павел Первый,

В войну Кутузов побывал,

Наполеон походкой нервной

Входил в большой каминный зал.

Назад истории страницу

Перевернём. В тиши ночной

Красавец князь Борис Голицын

Сидел, склонившись пред свечой.

Статьи, идиллии, эклоги

Он по — французски сочинял.

Шёл утром к церкви. По дороге

Порою Пушкиных встречал

И в гости приглашал учтиво.

Забыв о мире за стеной,

Кудрявый отрок шаловливый

Благоговел пред красотой

И мудростью в библиотеках,

Потом резвился у пруда…

Ужель с тех пор прошло два века,

А здесь всё так же, как тогда?!

И в элегические дали

Глядел отсюда наш поэт?!

Лирические магистрали

Протянуты сквозь толщу лет

К приюту славного былого,

Жемчужине Больших Вязём.

И, как в эпоху Годунова,

Звон благовестит над холмом

С прекрасным новые нам встречи,

Зовёт в дворец и дивный сад,

Где поэтические свечи

Неугасимые горят.

Рассвет покрыл малиновым румянцем

Наплывы снежные на древних куполах.

Тумана лёгкие протуберанцы

Витают над сугробами в садах

И осыпают бирюзово — алыми

Игольчатого инея кораллами

Высокий шпиль на круглом бельведере,

И ветви лип, и силуэты елей,

Ограды белокаменной решётки,

Шатры над арками старинной звонницы…

И, будто бы перебирая чётки,

Глядится солнце в строгие оконницы

Преображенской церкви. Золотеет

И постепенно растворяется туман.

Сад после тёмной ночи сладко млеет,

От света яркого немного пьян.

А свежесть утра льётся по аллеям,

Как благовонье хвойного елея…

Вдохнув озона славной старины,

Её энергию впитав, душа светлеет,

И наяву в святом безмолвии лелеет

Тончайшие видения — не сны —

О том, как зимним утром юный гений

В храм и в «почтенный замок» приезжал

С семьёй своей, под лучезарной сенью

Садов с любимой бабушкой гулял

И набирался ярких впечатлений…

Москва вечерняя всё краше и светлее,

Всё многоцветнее её огни.

Мосты, бульвары, улицы, аллеи

Увили ярким кружевом они.

Мелькают за окном автомобиля

Гирлянды золотистых фонарей.

Как будто на помпезной Пикадилли,

Плывём в потоке радужных лучей.

И Пушкин озирает с постамента,

Слегка склонив курчавую главу,

Тверской блестящую живую ленту,

Не узнавая древнюю Москву.

Расцвечены фасады, окна, крыши

Каскадами мигающих реклам,

Как в Риме, Будапеште иль Париже.

Летят огни Москвы навстречу нам…

Но вдруг прожектор высветил нежданно

Старинной церкви чёткий силуэт,

Такой певучий, милый и желанный.

Его роднее сердцу в мире нет.

Москва — река, волнуясь, отражает

Кокошников узорных дивный ряд.

По набережной шумной проезжает

Автомобиль. Здесь восхищённый взгляд

Притягивает Кремль. Он величаво

Сияет средь темнеющих небес —

России символ, славный страж державы!

Нет, русский дух в столице не исчез!

И взорам россиян ещё милее

Её святынь ансамбли. В наши дни

Москва вечерняя всё краше и светлее,

Всё многоцветнее её огни.

Мягкий осенний свет.

Солнышка нежный лик

К жёлтым ветвям приник.

Тает печали след.

В сердце родной Москвы

Встали берёзы в ряд,

Ярче свечей горят.

Пламя златой листвы

К горестям жжёт мосты.

Светится глубь аллей.

И на душе теплей,

Помыслы вновь чисты.

В стразах лучистых рос

Розовые кусты.

Осень творит холсты,

Полные нежных грёз.

Золотом занесён

Сад возле стен Кремля…

Бога душа моя

Благодарит за всё.

…О тебе всё думала,

глаз и не сомкнула.

Ночь прохладой дунула —

свечи мне задула…

Вот и утро раннее.

Спит беспечно Лиза.

Я ловлю лобзание

ласкового бриза…

Жарко разгорается

солнце над Москвою,

а сердечко мается

хладною тоскою.

Я грущу плакучею

ивой у водицы:

не сгустились тучи ли

над тобой в столице?..

Помнишь ли катания

на пруду на Пресне?

Снова здесь гуляния,

музыка и песни.

Пруд расцвёл снежинками

ярко — белых лилий,

что по — над тропинками

аромат разлили —

свежий и таинственный,

пряный и горчащий…

Вспоминай,

единственный,

обо мне почаще.

Ты дарил мне лилии,

улыбаясь томно.

Профиль быстрой линией

начертал в альбоме

и стихами нежными

покрывал страницы.

Там твои небрежные

росчерки — как птицы…

Где ж то окрыление?

Мне стучатся в двери

слухи, что в Оленину

ты влюблён. Не верю!

Верю, что не сгинули

наши чувства в Лете,

и любовь, как лилии,

всё цветёт, всё светит…

Октябрь… Он так хорош в Нескучном,

Когда в лучах коротких дней

Аллеи кажутся длинней

В живом орнаменте теней

И кружеве полувоздушном

Листвы, изрядно поредевшей.

А клён, совсем недавно рдевший,

Уже наполовину наг,

Растерянно глядит в овраг,

Где плащ его осенний чудный

Лежит внизу ненужной грудой…

Солнце светит всё тише,

Но художник у пруда

Акварелью всё пишет

Золотые этюды.

Суетятся вороны,

На скамейке спит кошка.

Пары новых влюблённых

Разбрелись по дорожкам,

Где средь вязов и клёнов

Шёл с невестою Пушкин,

Где осенняя роскошь

Играм ветра послушна.

В октябре так хорош он,

Сад московский Нескучный…

Плывёт в саду старинном,

вновь расцветшем,

Слегка пьянящий тонкий аромат.

Листвой нежно — зелёной о прошедшем

Здесь липы величавые шумят.

В весеннем упоительном чаду

Не умолкает птичье песнопенье.

Колышется в остафьевском пруду

Белеющего храма отраженье…

Здесь Вяземских именье родовое.

Дворец, дубы, округлый плоский луг

Хранят воспоминание живое

Их бытия, деяний и заслуг.

Аллеями Пётр Вяземский гулял

И наслаждался видами когда — то,

Сентиментальным слогом воспевал

Свои благословенные пенаты.

Здесь Александр Пушкин по поместью,

По рощам, что цветами поросли,

Бродил с мечтою о своей невесте —

Божественно прекрасной Натали.

В тени берёз великий Карамзин,

Душой в историю Руси погружен,

На тихом берегу сидел один:

Ему для творчества покой был нужен.

Жуковский, Батюшков, Василий Пушкин

С ним о седых веках родной земли

В овальном зале, в парке, на опушке

Беседы оживлённые вели…

Забвенья нет далёким тем годам.

Хозяева усадьбы постарели.

Их внучка Катерина сад и храм

Писала вдохновенно акварелью.

Дорожки в осыпающемся цвете,

Фамильные портреты над столом

И вещи в карамзинском кабинете —

Всё здесь ей говорило о былом.

Именье выкупил супруг её,

Историк увлечённый Шереметев.

Они создали во дворце своём

Музей. Столетье Пушкина отметив,

Чьи посещенья помнит край московский,

Открыли памятники средь аллей:

И Карамзин, и Пушкин, и Жуковский,

И Вяземские под шатром ветвей

Стоят поныне. Тонкий аромат

Плывёт в саду старинном, вновь расцветшем,

И липы величавые шумят

Листвой нежно — зелёной о прошедшем…

Архангельское. Шелест листопада.

Изысканность дворцового фасада.

Классически прекрасные скульптуры:

Богини, нимфы, ангелы, амуры…

Гуденье ветра в линиях аллей.

Осыпанный листвою мавзолей.

В старинной церкви тусклые лампады.

Литое полукружье Колоннады.

Опята поздние на пне под тонкой липкой.

Бюст Пушкина с младой полуулыбкой

(Бывал он у Юсупова в гостях).

Игра лучей в рябиновых кистях.

Прохлада полудикого оврага.

Брег пруда, напоённый тёмной влагой.

Влюблённых пар восторженные вздохи.

Декоры ностальгической эпохи…

Здесь понимаешь: век текущий — миг

В бескрайней череде веков иных.