Любит ли Слонопотам поросят? И как он их любит?
Одним из самых распространённых обвинений, которые традиционно предъявляют националистам вообще и национал-демократам в особенности разного рода «охранители», «патриоты» и «крепкие государственники», является то, что-де русский национализм, реализуя свои чаяния, непременно вызовет к «раскол страны».
Когда обвинителей спрашивают, как они себе представляют этот раскол, те обычно объясняют, что речь идёт об уменьшении территории России, в пределе – «до Московской области». Доказательствами того, что будет именно так, противники националистов себя обычно не утруждают, отделываясь фразами «это всем нормальным людям очевидно и обсуждать тут нечего – кто против России, те враги», после чего продолжают повторять на разные лады исходное утверждение, вдалбливая тезис в головы паствы, на уровне «кто за сохранение России – друг, друг, друг, кто за уменьшение России – враг, враг, враг». Это повторяется как мантра, вкручивается на уровне «мы за народ, они за мироедов», «четыре ноги хорошо, две ноги плохо», «солнечному миру – да-да-да, ядерному взрыву – нет-нет-нет». Такие мантры никакого смысла в себе не несут, зато хорошо служат для сплотки рядов. Приятно же быть за всё хорошее и против всего плохого.
Если в человечка, талдычащего про «границы Московской области», всё же вцепиться и потребовать хоть каких-то обоснований, он, после долгих мучений, скажет, что «если русские чего-то себе захотят, тогда татары отделятся» и «мы потеряем Кавказ». На вопрос о том, наш ли сейчас Кавказ и куда денутся отделившиеся татары, обычно следует ответ, что Кавказ является святыней и краеугольным камнем российской государственности, а татары уж такие хитрые, что найдут, куда деться и как навредить. В последнее время, впрочем, камлания стали действовать хуже, и в охранительской среде начался лихорадочный поиск хоть каких-то аргументов. Некоторые записные патриоты, типа Калашникова или Кургиняна, с недавних пор рассказывают всем, что по территории Татарстана идут трубопроводы, и татары через это имеют возможность развалить нам всю нефтяную и газовую торговлю, а это становой хребет нашей государственности. Однако всем понятно, что беспокойство за состояние трубопроводов – это наспех найденный аргумент ad hoc, а не настоящая причина плясок вокруг «территориальной целостности». Даже если бы все трубы шли исключительно по территории русской России, наши имперцы-государственники точно так же ненавидели бы русских националистов, и точно так же орали про «территориальную целостность».
Но это бы ладно. Непонятно другое: почему сами националисты зачастую ведутся на навязываемый им тезис. То есть – начинают либо оправдываться, уверяя, что они и в мыслях не имели посягать на «территориальную целостность России», либо, наоборот, начинают «говорить назло», в стиле – «хорошо, если так, то отдайте нам нашу Московскую область». Но само утверждение, что охранители, имперцы и государственники охраняют и берегут «территориальную целостность России», никем не оспаривается, а принимается как данность.
В результате в голове благонамеренного обывателя возникает такая картинка. С одной стороны – русские националисты, желающие свобод, прав, хорошей и спокойной жизни и прочего «национального эгоизма». А с другой – суровые и мужественные Защитники Земли Русской. Которые защищают грудью просторы Родины. И, естественно, защитники просторов выигрывают в глазах публики. Просто потому, что порядка и хорошей жизни на Руси никогда не было, а просторы – вот они. Получается, что русские националисты хотят обменять то, что уже есть, на то, чего нет, и неизвестно, будет ли. От добра добра не ищут. Пусть нас, русских, давят, пусть у них на шее сидят, свесив ножки, братские народцы с ножичками, пусть у русских нет элементарных прав и свобод, пусть нищета, пусть безнадёга. Ведь так было всегда, правда? Зато у нас где-то есть область, которая по территории равняется четырём Франциям. Это хоть как-то утешает в нашей горькой нужде. А националисты хотят у нас отнять последнюю гордость и утешение. Ну не гады ли?
Меж тем, стоит разобраться, что же на самом деле защищают защитники «территориальной целостности» и так ли уж сильно они их любят нашу землю.
Начнём с простого. Из чего состоит «территориальная целостность»?
Есть территория государства. Это и в самом деле ценность, причём вполне понятная, материальная. Земля – очень ценная вещь, ведь её больше не делают. Даже пустая и мёрзлая земля – ценность, и не только потому, что внутри у неё может быть нефть. А потому, что любую землю всегда можно подо что-то приспособить. В крайнем случае помойку сделать, это тоже стоит немалых денег, особенно сейчас. В общем, земля, территория – это очень полезное имущество, и держаться за неё руками, ногами и зубами – вполне естественно.
Единство территорий, составляющих страну – тоже ценность. Тоже понятная и материальная. Потому что единство территории – это, попросту говоря, возможность проложить по этой территории коммуникации, не зависящие от чужой воли. Одно дело дорога или кабель, протянутая через свою территорию, и совсем другое дело – тянуть через соседа. Тут придётся от него зависеть, а это и неприятно, и невыгодно, и опасно. Кстати, сюда же можно отнести и единство юрисдикции, единство законов, действующих на территории государства. Если у нас имеются анклавы со своими порядками, сильно отличными от общегосударстенных, территориальное единство страны ощутимо от этого страдает.
Наконец, международное признание законности владения данными территориями. Тоже чертовски ценные вещи, кто бы спорил. Потому что если этого нет, то с пользованием территорией возникают проблемы. Советский Союз, например, всю дорогу был вынужден приплясывать перед маленькой Прибалтикой, умасливать и ублажать гордых латышей и эстонцев – поскольку международное сообщество не признавало эти территории законной собственностью СССР, а считало оккупированными. Это, в свою очередь, создавало советским немалые проблемы. И сейчас, к примеру, как бы не хотелось кавказолюбивым элитам РФ прикрутить к себе какую-нибудь Абхазию, но удержались на краю, ограничившись разумным компромиссом – «сделаем им независимое государство». Так же поступили и армяне, не посмев заявить, что Карабах – часть Армении. Потому что непризнание законности владения влечёт за собой неподъёмные издержки. Из чего видно, насколько дорогая это вещь – возможность не просто контролировать территорию, но и владеть ей по праву.
Теперь посмотрим, что из вышеперечисленного защищают защитники «территориальной целостности страны».
Если речь идёт о «нерушимости границ России», сообщаю проспавшим последние тридцать лет, что за эти годы оные границы неоднократно менялись, причём исключительно в сторону уменьшения. Власть, которая сейчас сидит в Кремле, села туда ценой потери трети территорий страны, в том числе населённых русскими людьми. Потом она неоднократно отрезала от страны кусочки, и эти кусочки отдавала другим государствам. Отдавали, отдают и собираются и дальше отдавать. При этом наши «имперцы», «патриоты» и «крепкие государственники» продолжают поддерживать существующий режим, а если его и критикуют, то не за это. Досадуют – да, но не более того. Многие даже говорят, что небольшие территориальные уступки только укрепили российскую государственность и ту самую территориальную целостность, так как сняли противоречия с сильными государствами типа того же Китая[1], который теперь умиротворён и на российские просторы больше не покусится. Не будем спорить с этим сомнительным тезисом, а пока просто зафиксируем: нерушимость границ, «ни пяди родной земли врагу» – к пресловутой «территориальной целостности» прямого отношения не имеет, разве что опосредованное.
Возникает логичное предположение: может быть, у нас имеются какие-то особо священные земли, которые отдавать нельзя, потому что это убьёт душу и гордость нации, и наши государственники заботятся именно о них? Есть земля, которую можно отдавать, и есть земля, которую отдавать нельзя? Вот имеется у нас такое «русское Косово», и его мы не отдадим никогда и ни за что, любой ценой удержим… Хорошо, но в таком случае покажите мне это наше русское «Косово». Впрочем, я знаю одну такую территорию – Курилы. Они стали «вопросом принципа», да. Но как раз Курилы-то… сами знаете, что позиция российского руководства по этому вопросу, как минимум, двусмысленная. То есть «острова наши, но торг уместен». Это, может, и лучше, чем «берите сколько унесёте», однако про «святую землю» рассуждать в таком контексте несколько неудобно.
С другой стороны, некоторые части Российской Федерации – Кавказ, например – не являются частью единого российского пространства. На этих территориях не действуют российские законы, на некоторых из них нельзя жить русским, потому что их там истребляют или холопят. Российское присутствие на этих территориях сводится к выплате этим территориям чудовищной по размерам дани, а также исполнению воли проживающих там народов. В обмен на это местные царьки говорят, что их государства являются «частью Российской Федерации». Хотя я с ходу могу назвать несколько куда более пристойных государств, которые в обмен на аналогичные блага тоже будут делать такие заявления. Да вот Приднестровье хотя бы лежит бесхозное. Предложите людям довольствие и права, аналогичные тому пакету, который дали кавказцам – они ж в Россию войдут, причём не шутейно, а по-настоящему. 4136 квадратов, прекрасный климат, лояльное население, чем плохо-то? Но нет, не берут-с. И не потому, что «далеко и границы нет». С калининградским анклавом тоже границы нет, но его пока держат.
Теперь – самое интересное. Все предыдущие рассуждения касались в основном темы границ. И совершенно не касались того, что лежит в этих границах. Скорее всего, дорогой читатель даже не обратил на это внимания, поскольку он приучен – всё теми же патриотами – принимать одно за другое.
То есть. Патриоты всё время беспокоятся о ГРАНИЦАХ российских земель. Возникает вопрос – а как они относятся к САМОЙ ЗЕМЛЕ? Любят ли они её, ценят ли, вообще – придают ли они ей хоть какое-нибудь значение?
Логично предположить, что люди, которым дорог каждый сантиметр российской границы, считают то, что заключено в этих границах, чрезвычайно ценным. Наверное, они любят родную землю – каждую речку, каждый ручеёк, каждую малую деревеньку? И, конечно же, они хотят, чтобы вся наша земля была «светло светлой и красно украшенной»? Наверняка наши охранители стоят в первых рядах экологических движений, они же – активисты обществ охраны памятников архитектуры, они рекультивируют наши истощённые земли и водоёмы, восстанавливают разрушенные монументы? Или хотя бы – постоянно говорят об этом?
Увы. Наши охранители границ проявляют редкостное равнодушие к тому, что эти границы окружают. Их совершенно не волнует СОСТОЯНИЕ той самой земли, за которую они так цепляются.
Например, практически все «охранители» открыто восхищаются советским методом хозяйствования, предполагающим разорение и уродование земли вообще и в особенности русской земли, земель Средне-Русской Равнины. Никто их них не возвысил свой голос по поводу подлинно потерянных русских земель – например, затопленных земель в долинах Дона и Волги. «Прощание с Матёрой» написал не имперец, дрожащий над каждым сантиметром драгоценной границы, а писатель-«деревенщик», относящийся к этим самым границам без всякого интереса.
Или вот. Имперцы-землелюбцы, например, вовсю восхищаются советской атомной программой. Между тем, «советский мирный атом» использовался в атомной войне против русской природы: в Советском Союзе практиковались так называемые «мирные ядерные взрывы», проводившиеся в основном на русских землях для «природоустроения». На территории СССР был произведено 124 «мирных» подземных ядерных взрыва, причём 81 из них был произведён на территории РСФСР, которую не щадили абсолютно. Мирным и военным атомом также долбили Казахстан, тогда ещё русский[2]. Все ситуации, когда ядерные взрывы повлекли за собой официально признаваемые государством «аварийные ситуации» (то есть ядерное заражение местности), произошли на территории России. Это потерянная земля в буквальном смысле слова. А ведь советская власть имела большие планы на атомное природопользование. Например, пресловутые повороты рек[3]: так, «советское руководство намеревалось при помощи 250 взрывов прорыть канал и соединить русла рек Печора и Кама, чтобы перевести попадающие в Северный Ледовитый океан воды Печоры в южные части страны, в Каспийское море». 250 ядерных взрывов на русской территории – это фактически ядерная война.
Если уж заговорили о поворотах, стоит вспомнить знаменитый «поворот сибирских рек», предполагавший коренное изменение самой природы России. Результатом которого должно было стать засушивание традиционных русских земель Севера и Центра. Этим «проектом века», остановленным, в том числе, ранними русскими националистами, большая часть наших «охранителей» не только не возмущается, но и восторгаются этим проектом – и говорят, что «из геополитических соображений» к нему неплохо было бы вернуться, чтобы хотя бы через это «вернуть себе Среднюю Азию», или хотя бы покрепче её к себе привязать.
Прошу заметить: сейчас я не обсуждаю народохозяйственную, коммерческую или пропагандистскую[4] ценность всех этих замечательных проектов. Я хочу подчеркнуть лишь одно: реализация подобных планов нанесла бы значительной ущерб русской земле – той самой священной Территории, ни пядью которой наши охранители не готовы поступиться и в торговле которой они обвиняют своих противников. По идее, у любого охранителя-землелюбца на стене должна висеть карта России с указанием зон радиоактивного заражения, мест открытой добычи полезных ископаемых, зон экологического бедствия, и так далее. Ведь это всё – прямой ущерб той самой территориальной целостности, за которую они готовы отдать всё, включая жизнь и свободу русского народа. Ну что толку от области, равной четырём Франциям, если половина её состоит из бывшего ядерного полигона?
Но нет, наших имперцев это вовсе не беспокоит. Более того, они готовы оправдывать любые преступления против русской земли «государственной необходимостью». «Надо было взрывать бомбы», «нужно электричество», «стране надо угля». Впрочем, когда дело доходит до земель нерусских, населённых другими народами, они становятся более отзывчивы: например, когда речь идёт о повороте рек, они готовы озаботиться судьбой Аральского моря. Но вот территорию русской России, особенно «Нечерноземье», они готовы целиком и полностью пустить на хозяйственные нужды, «на электричество».
Создаётся впечатление, что наши охранители любят не столько нашу землю, сколько её границы. Их волнует исключительно целостность колючей проволоки и контрольно-следовой полосы.
Впрочем, как уже было сказано, и этими сокровищами они готовы поступиться. И к реальным территориальным потерям, внутренним (когда часть страны становится непригодной для проживания) и внешним (когда начальство по своей прихоти отдаёт куски земли другим странами) они относятся, в общем-то, с пониманием, ну или, по крайней мере, за сердце не хватаются. Как они хватаются за сердце, когда речь идёт о перспективах строительства русского национального государства.
Что же тогда они охраняют? И, кстати, от кого?
ПРИМЕЧАНИЯ [1] ИЛИ АЗЕРБАЙДЖАНА. КАК РАЗ СЕЙЧАС, КОГДА Я ПИШУ ЭТИ СТРОКИ, ЕДИНОРОССЫ ПЕРЕДАЮТ АЗЕРБАЙДЖАНУ ДВА «СПОРНЫХ» ДАГЕСТАНСКИХ СЕЛА. РАЗУМЕЕТСЯ, ЭТО НА ФОНЕ РОССИЙСКИХ ПРОСТОРОВ МЕЛОЧЬ – НО ВАЖНО ТО, ЧТО САМИ ЖИТЕЛИ СЁЛ В АЗЕРБАЙДЖАН АКТИВНО НЕ ХОТЯТ. ДЛЯ СРАВНЕНИЯ – ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ, ЧТО АМЕРИКАНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ЗАТЕЯЛО ПЕРЕДАТЬ ПАРУ ТЕХАССКИХ РАНЧО МЕКСИКЕ ВОПРЕКИ ЖЕЛАНИЯМ ВЛАДЕЛЬЦЕВ РАНЧО. ВСЯ СТРАНА ВСТАЛА БЫ НА УШИ. [2] ПОДРОБНУЮ СТАТИСТИКУ МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ЗДЕСЬ. «МИРНЫЙ АТОМ» БЕСЧИНСТВОВАЛ В ОСНОВНОМ НА ТЕРРИТОРИИ, НАСЕЛЁННОЙ РУССКИМИ – ТО ЕСТЬ В РСФСР И КАЗАХСТАНЕ. ДВА ВЗРЫВА БЫЛО ПРОИЗВЕДЕНО В УЗБЕКИСТАНЕ, ОДИН В ТУРКМЕНИИ – ТУШИЛИ ГОРЯЩИЕ ГАЗОВЫЕ СКВАЖИНЫ. [3] НЕ СТОИТ, КСТАТИ, ЗАБЫВАТЬ, ЧТО СОВЕТСКИЙ МИНВОДХОЗ В ОПРЕДЕЛЁННОМ ОТНОШЕНИИ БЫЛ ФИЛИАЛОМ КАРАТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ НКВД, ПОСКОЛЬКУ СТРОИТЕЛЬСТВО КАНАЛОВ (НАПРИМЕР, ПРЕСЛОВУТОГО БЕЛОМОРКАНАЛА) ОСУЩЕСТВЛЯЛОСЬ В ОСНОВНОМ РУКАМИ ЗАКЛЮЧЁННЫХ. С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, МИНВОДХОЗ БЫЛ ТЕСНЕЙШИМ ОБРАЗОМ СВЯЗАН С ВОЕННЫМИ ВЕДОМСТВАМИ (КАК ПОДРЯДЧИК ВСЕХ ЗЕМЛЯНЫХ РАБОТ ДАННОГО ВЕДОМСТВА). ДУМАЮ, «УМНЫМ ДОСТАТОЧНО». [4] ОТМЕЧУ ТОЛЬКО, ЧТО ПРОЕКТ ПЕРЕБРОСКИ РУССКОЙ ВОДЫ АЗИАТАМ ИМЕЛ ВАЖНОЕ ПРОПАГАНДИСТСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ. ВАЖНО БЫЛО ПОКАЗАТЬ УЗБЕКАМ И ТАДЖИКАМ, ЧТО БОЛЬШЕВИКИ МОГУТ ОТОБРАТЬ У РУССКИХ ВОДУ – ТО ЕСТЬ, ПО СРЕДНЕАЗИАТСКИМ ПОНЯТИЯМ, САМОЕ ГЛАВНОЕ БОГАТСТВО, ТАКОЕ ЖЕ, КАК ЗЕМЛЯ. НАРОД, У КОТОРОГО МОЖНО ОТНЯТЬ ВОДУ, НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ НИ МАЛЕЙШЕГО УВАЖЕНИЯ. ПОНИМАЮТ ЛИ ЭТО НАШИ ОХРАНИТЕЛИ – ОСОБЕННО ТЕ, КОТОРЫЕ САМИ РОДОМ ИЗ ЭТИХ РЕСПУБЛИК (А ТАКИХ У НАС В РЯДАХ ГОСУДАРСТВЕННИКОВ ПОЧЕМУ-ТО МНОГО)? ВРЯД ЛИ НЕ ПОНИМАЮТ; НО ЭТО ИХ ПОЧЕМУ-ТО НЕ ВОЛНУЕТ.
Итак, мы видим, что наши защитники «территориальной целостности страны» не слишком-то заботятся о территории как таковой. Даже если половина русской земли станет непригодной для жизни, но внешние границы останутся неизменными, они будут считать, что всё в порядке. Главное – границы, а что там внутри – «это наше внутреннее дело».
Впрочем, как я уже сказал, и к перекройке этих самых границ они относятся не то чтобы восторженно, но довольно спокойно. С одним условием: чтобы территории отходили другому государству, желательно сильному и авторитарному. Если так – тогда не жалко ни острова, ни косы, ни прочих мелочей. В конце концов, землицы у нас мнооогонько, чего ж не поделиться.
Эта святая уверенность, что уж чего-чего, а землицы у нас мноооогонько, является оборотной стороной «территориального мифа». О ней мы ещё поговорим, а пока вернёмся к вопросу о целостности.
Если внимательно послушать и почитать речи наших защитников территориальной целостности, то выясняется, что они боятся не уменьшения наших земель, внутреннего или даже внешнего, а РАСКОЛА СТРАНЫ. То есть – появления на «наших землях» ДРУГОГО ГОСУДАРСТВА. Населённого людьми, которые когда-то были российскими гражданами, но переставшими ими быть.
Однако, если речь идёт именно об этом, то раскол страны у нас уже типа состоялся и бояться его уже как бы поздно. Причём не первый раскол. При большевиках Россия потеряла Польшу и Финляндию, после большевиков – всё остальное, за что столько боролась и на что положила столько сил. Россия окружена государствами, которые когда-то были её частью, и, соответственно, «бывшими нашими народами». Которые теперь от этой самой России только плюются и знать её, проклятую, не желают. Чего уж теперь-то блажить про целостность?
На это можно ответить следующее. Ну да, распад Российской Империи и потом Советского Союза – великие геополитические катастрофы. Но Россия хотя бы сохранила ядро: земли, населённые русскими. Пусть не все – поскольку русские теперь стали крупнейшим разделённым народом, и многие территории, русские даже по крови, теперь за кордоном, Но всё-таки большая часть русских осталась в России. И надо держаться за территориальную целостность государства руками, ногами и зубами, чтобы предотвратить раскол именно русской общности. Ибо если русский народ разделится на разные государства – это будет окончательная гибель всему и вся. На русской истории можно будет ставить крест.
Так ли это? Давайте посмотрим на пример государств, которые и в самом деле были (или даже остаются) расколотыми. В самом прямом смысле – когда государство, населённое одним народом, разделено на несколько частей, и ни у кого нет никаких сомнений в том, что это именно части единого целого. То есть когда раскол вызван чисто политическими причинами, а не, скажем, этническими, языковыми или религиозными.
Классический пример расколотого государства – Китай. Это государство в течении долгого времени было разделено на несколько частей. Во-первых, существует Тайвань, точнее, Китайская Республика, в 1949 году отделившаяся от Китая[1]. Китай время от времени угрожающе смотрит в его сторону, но остров защищают американцы. Во-вторых, в течении значительного времени на территории Китая существовала британская колония Гонконг, которая сейчас формально воссоединена с Китаем, но имеет очень значительную степень автономии. Вот вам пожалуйста, расколотая страна.
Понятное дело, центральное китайское правительство отнюдь не в восторге от того, что оно не контролирует часть своей территории. Тема воссоединения Гонконга и Тайваня с «большим Китаем» никогда не снималась с повестки дня. Гонконг даже и вернули. Скорее всего, и Тайвань когда-нибудь вернут.
Однако в период, когда материковый Китай жил под властью коммунистов – то есть впроголодь – Тайвань и Гонконг совершили прорыв в будущее, построив у себя процветающую современную экономику. При этом Тайвань умудрился не только разбогатеть, но и осуществить переход от гоминьдановской диктатуры к умеренной демократии, избежав социальных потрясений. Постепенно разрешалось участие в выборах негоминьдановцев, в 1986 году появилась вторая партия. В 1996 году были введены прямые президентские выборы, а в 2000 – на выборах победил кандидат от оппозиции.
Теперь зададимся вопросом: как повлияло существование Тайваня на общекитайскую ситуацию?
Очень долго«весь цивилизованный мир» считал китайцев народом-неудачником, историческим лузером. Так считали и сами китайцы. Получившие европейское образование потомки мандаринов смотрели на своих соплеменников с жалостью и презрением: они видели свой народ дряхлым, вырождающимся, слабым и никчёмным, прозябающим под гнётом иноплеменников и ищущим утешения исключительно в трубке с опиумом… Дальше последовал период смуты, уничтоживший остатки китайской государственности. А коммунистическая власть должна была бы окончательно убить всякую надежду на то, что китайцы способны жить по-человечески. Умные головы кивали бы: что ж поделать, пять тысяч лет авторитаризма и загнивания – это уже в генах сидит, да-да-да.
Но – существовал Тайвань. Существовал Гонконг. Существовал Сингапур, по сути китайский. Великие Азиатские Тигры, которые вместе с Южной Кореей, тоже разделённой страной, доказали миру, что узкоглазые МОГУТ. Страны, ставшие локомотивами мирового экономического прогресса, а теперь уже и прогресса как такового. Это знали все – как западные капиталисты, жадные до прибыли, так и китайские коммунистические руководители, которые морочили ширнармассы пропагандой, но себя-то не обманывали.
Сейчас многие думают: почему коммунистический Китай так легко вышел из страшного тупика, в котором он оказался при Мао, и сумел провести свои знаменитые реформы? Между тем, ответ на это животрепещущий вопрос имеет самое прямое отношение к нашей теме.
Во-первых, Китай имел перед собой ОБРАЗЕЦ, даже несколько образцов успешного капиталистического развития. Было у кого учиться, с кого брать пример, кому подражать и с на чьих ошибках учиться. Более того, один из этих образцов – Гонконг – вошёл в состав Китая, сохранив при этом свои порядки, и, по сути, оставшись образцово-показательным капиталистическим государством. Реформы Дэн Cяо-Пина откровенно копировали то, что делали «тигры».
Важно было и то, что этот образец был убедителен для всех. Реформаторы сумели выиграть внутрипартийную борьбу, потому что у и противников не было того убийственного аргумента, который всегда слышат, скажем, российские реформаторы: «западный опыт нам не подходит, народ у нас не тот». Абсолютно все знали, что тот самый народ уже построил великолепно функционирующую современную экономику западного типа.
Наконец, западные «большие люди» (в том числе те, которые принимали решение о налаживании отношений с Китаем и превращении его в полноценного партнёра Запада) точно знали, что на китайцев можно положиться. Это не негры, которые не сумели построить ни одного процветающего африканского государства. Китайцы – лошадь, на которую можно ставить.
В результате реформ Китай стал гипердержавой, которой боится и которой завидует весь мир. И, что характерно – величие Китая было достигнуто не ценой благосостояния китайского народа. Китайские руководители не держат китайцев в искусственной нищете. И хотя большинство китайцев живёт небогато и сами это осознают[2], но тем не менее по потреблению товаров класса люкс современный Китай уступает только США и Японии. А счастливые жители Шанхая, который полвека назад мечтали о лишней плошке риса, теперь считают мясо едой бедняков.
Наши отечественные мечтатели о «великих империях» и «грандиозных свершениях» должны молиться на Китай как на образец сверх-супер-гиперуспешного Большого Проекта. И при этом не забывать, что китайский триумф связан, среди всего прочего, и с тем фактом, что Китай был и остаётся разделённой страной[3].
На это мне могут возразить: пример с Китаем слишком специфичен. Возьмите нормальную страну, а не этих узкоглазых. Вот, скажем, Германия: страна, всю свою историю страдавшая именно от раздробленности. Пока великие державы укреплялись и наливались силой, немцы прозябали в мелких княжествах и курфюршествах, неспособные к великим делам и побиваемые всеми, кому не лень. Впрочем, по большей части они воевали друг с другом. Лишь Брандербургско-Прусское государство, сентиментальный любитель муштры Фридрих Второй, ну и Бисмарк, который железом и кровью связал немецкие земли, решили эту проблему. И, что характерно, в ту эпоху никто, решительно никто из честных и вменяемых немцев не говорил, что раздробленность немецких земель – благо… Впрочем, это было давно и неправда. Хорошо, посмотрим на новейший раздел Германии, которую всё в том же «распилочном» сорок девятом году тоже разделили на две части. Принесло ли хоть какую-то пользу немецкому народу почти полувековое существование ГДР? Что такого замечательного получили немцы от этого эксперимента, кроме загубленных жизней, нереализованных планов, а теперь ещё и непомерных расходов, бремя которых несёт объединившееся немецкое государство?
Что ж, отличный пример, давайте его разберём.
Как известно, раскол Германии произошёл не по внутренним причинам, а по внешним. Попросту – немцы проиграли войну и победители оккупировали всю территорию Германии. Правда, победители быстро перессорились и в результате каждый откусил себе тот кусок, который смог уцепить.
Но стоит напомнить, что и англо-американский блок, и СССР были поначалу настроены к поверженному Рейху самым недоброжелательным образом. Что, мягко говоря, неудивительно: немцы развязали чудовищную войну, оставив после себя горы трупов и развалины. Желание расправиться с агрессивной бестией раз и навсегда, раздавить гадину, было вполне понятным. Строились и соответствующие планы. Благо, реализовать их ничего не стоило: страна лежала в руинах, в буквальном смысле слова: двадцать процентов жилого фонда в Западной Германии было разрушено, ещё двадцать – приведено в негодность[4]. От довоенного промышленного производства осталась треть, от транспорта – половина, а сельское хозяйство было отброшено на тридцать лет назад. Производство было устаревшим и нерентабельным[5]. Каждый второй немец был безработным, зато по всей Германии бродили толпы беженцев – страна лишилась четверти территории, и лишние люди не знали, куда себя деть. Деньги не имели цены: все немецкие банки были закрыты, немецкие счета за рубежом ликвидированы. На чёрном рынке расплачивались кофе и сигаретами, а немецкие девушки отдавались американцам за пару чулок. В общем, достаточно было бы законсервировать такое положение дел, не дав немцам провести эффективные экономические реформы, чтобы о Германии можно было забыть надолго. Что и ожидалось: западные специалисты прогнозировали (читай – планировали), что Германия восстановит довоенный уровень не раньше чем через тридцать-сорок лет, а, возможно, и позже.
Однако «холодная война» и раздел Германии резко изменил ситуацию. И западный, и восточный блок боялись, что, если доставшаяся им часть немецкой земли и немецкого народа будет лежать в руинах, а за забором наступит процветание, то немцы восстанут. Больше, правда, боялся Запад – поскольку коммунизм казался опасным и успешным врагом, захватившим пол-Европы. «Левые» настроения в Западной Германии были очень сильны. Поэтому союзники уже в 1948 году дали отмашку на проведение успешных рыночных реформ и накачали Германию деньгами, необходимыми для восстановления хозяйства. За двенадцать лет полностью разрушенная страна поднялась и вышла в лидеры мировой экономики.
Сейчас все восторгаются гением Экхардта и Мак-Армака, вытащивших немецкую экономику за волосы из болота. Однако не следует забывать, что и приход к власти кабинета Аденауэра, и его политика зависели от оккупационной администрации. Если бы не страх перед «левым поворотом», то, скорее всего, Экхардту не удалось бы сделать очень многого (например, снятия налогового бремени, установленного именно оккупационной администрацией в целях сдерживания немецкой экономики). С другой стороны, всё та же угроза «левого поворота» уберегла немецких реформаторов от «пиночетовщины-гайдаровщины», то есть от демонстративного пренебрежения социальными требованиями в угоду экономической эффективности. Немцам пришлось совершить невозможное – строить рыночную экономику одновременно с социальным государством, а не вместо его.
А что получила ГДР? Да, разумеется, по сравнению со своей западной сестрой, ФРГ, «первое в мире немецкое государство рабочих и крестьян» жило небогато. Но советская власть боялась бесчинствовать на немецкой земле, так как ГДР считалась «витриной социализма». Именно потому, что рядом была ФРГ, что у большинства немцев были родственники по ту сторону границы, что сравнение обоих немецких государств происходило постоянно. В результате в ГДР не было коллективизации, армия была устроена так, что выходные солдаты проводили дома в семье, люди жили в собственных домах, улицы были покрыты плиткой и обсажены розовыми кустами, и на них царила чистота, невиданная в Советском Союзе[6], а уровень безопасности жизни был, возможно, одним из самых высоких в мире[7].
Зададимся вопросом: какова была бы судьба немецкого народа, если бы вся Германия досталась Западному или Восточному блоку? С большой долей вероятности можно предположить, что она была бы куда менее завидной, причём в обоих вариантах. Ситуация «соревнования витрин» оказалась чрезвычайно выгодной для немецкого народа.
Впрочем, у немцев в этом отношении имеется немалый опыт. Стоит напомнить, что великая немецкая культура возникла как культура «расколотой нации».
Как известно, рядом с Германией находится Австрия – государство, которое при желании можно рассматривать как недовоссоединённую часть Германии. Её таковой и считали аж со времён Дойчебунда: австрийцам предлагали интегрироваться в новую Германию, но без ненемецких земель и народов, что оказалось для австрийских империалистов неприемлемым. Впоследствии Австрия и Германия всегда стремились объединиться или хотя бы поддержать друг друга – например, в рамках Двойственного союза, и потом, через череду союзов и соглашений, к союзничеству во времена Великой Войны. Австрию и Германию растаскивала вся остальная Европа, буквально вцепившись зубами в фалды дипломатических фраков[8]. Неудивительно, что тема присоединения Австрии оказалась козырной для Гитлера[9].
Но германо-австрийское сыграло огромную роль в истории мировой культуры. Например, два величайших композитора всех времён и народов – это Моцарт и Бетховен. Вместе с Гайдном они входят в «первую тройку» Венской классической школы, которая, по сути, и создала классическую музыку как таковую. Что характерно – и Моцарт, и Бетховен родились в германских государствах, Моцарт – в Зальцбурге[10], Бетховен – в Бонне. Несмотря на австрийский полицейский режим, блестящий венский двор оказался более подходящим местом для расцвета двух величайших гениев, чем двор прусского короля.
Впрочем, немцы – сложный народ, к тому же от нас далековатый. Можно ли привести примеры разделённых государств поближе к нам, к нашей истории и нашим границам?
Да, можно. Посмотрим на бывшие советские республики. Среди них выделяются две страны, которые могут похвастаться как экономическими успехами, так и впечатляющим прогрессом в деле госстроительства. Это Грузия, знаменитая своими реформами, и Азербайджан, лидер СНГ по темпам экономического роста. По странной прихоти судьбы, обе эти страны считают себя разделёнными. Я говорю «считают», поскольку, в отличие от «химически чистого» китайского или немецкого случая, здесь вступает в силу этнический фактор. Тем не менее, именно факт разделённости стран сыграл известную роль в успехе обоих государств. Так, Саакашвили, возродивший Грузию буквально из ничего, пришёл к власти, в том числе, на волне общегрузинского стремления вернуть потерянные земли. В этом он пока не преуспел (если не считать возвращения Аджарии), но результаты его реформ буквально потрясли мир и перевернули все представления о Грузии и грузинах… Что касается Азербайджана, управляемого семейством Алиевых, то необходимость поддерживать государство в дееспособном (читай – боеспособном) состоянии предохранило её от «туркменизации», в ином случае вполне вероятной.
Дочитав до этого места, даже самый благожелательный читатель будет вправе сердито воскликнуть: ну, Крылов, ты и заврался, совсем за дураков нас держишь! Ты нам пытаешься вкрутить такую идейку – стоит разрезать страну напополам, и на одной из её частей обязательно случится процветание. Ага, щаз. Уже с Грузией и Азербайджаном ты натянул фактуру на концепцию, как резинку на хрен – лопается, лопается резинка твоя. И при этом ты ещё делаешь вид, что забыл про самую разделённую из всех разделённых постсоветских стран, про злополучных румын, поколотых и так и этак. Много ли счастья обрели румыны?
И читатель будет прав. Третье разделённое государство на территории СНГ, Молдова, если чем и прославилась, так это невероятными масштабами трудовой миграции, а также тем фактом, что в 2008 году Международный банк признал её беднейшей страной Европы. Отделившееся Приднестровье тоже, мягко говоря, не шикует. А Румыния, с большим основанием претендующая на Молдову как на свою законную территорию, населённую тем же самым народом – ныне беднейшая страна Евросоюза, где половина населения живёт на грани бедности. В общем, все мучаются.
Что ж, так оно и есть. Но я и не собирался отстаивать ту точку зрения, что любой раздел любой страны в любой исторической ситуации непременно приведёт к расцвету. Это, конечно же, чушь собачья. Разделение единой страны – это всегда её ослабление, причём не «вдвое», а на порядок. И, разумеется, национальная травма, которая изживается долго и мучительно. Так что страдания румынского народа – типичны, а китайский или корейский успехи – нетипичны и нуждается в объяснении.
Для того, чтобы раскол страны принёс стране и народу какую-то пользу, необходимо, чтобы страна, от которой откололся кусок, сама находилась в сложном положении. Если называть вещи своими именами – в положении, когда её естественное развитие ИСКУССТВЕННО СДЕРЖИВАЕТСЯ. Например, в Китае того времени установился малоприятный режим, который мы называем «китайским коммунизмом» или «маоизмом», когда народ заставляли то выплавлять чугун в глиняных печах, то убивать воробьёв, то разбивать головы образованным людям. Германия была попросту оккупирована, и выгоды разделения были связаны с тем, что в такой ситуации два хозяина – особенно ненавидящие друг друга – лучше одного. То же самое мы могли бы сказать и про Корею, с той поправкой, что Северу ну очень сильно не повезло[11]. И так далее: любые «позитивные» стороны разделения той или иной страны всегда связаны исключительно с тем обстоятельством, что со страной что-то очень сильно не в порядке. Тогда соображения типа «пусть спасётся хоть кто-нибудь и потом вытащит остальных» становятся и в самом деле осмысленными. И то: гораздо лучше спасаться всем вместе, единой страной, если к тому есть хоть малейшая возможность. Увы, она не всегда имеется в наличии.
Признавая всё это – ибо это очевидные вещи – мы всё же должны признать: в некоторых ситуациях разделение может иметь позитивные стороны. Которые не отменяют негативных (ибо, повторяем, раскол единого народа и единой страны всегда является национальной трагедией), но и не обращать на них внимания тоже глупо. «Не было бы счастья, да несчастье помогло» – такое бывает и в жизни наций. Из чего, конечно, не следует, что нужно звать несчастье на свою голову.
Сделав эти тривиальные, но необходимые пояснения, вернёмся к теме территориальной целостности России. Из каких же соображений её защищают наши патриоты?