«ЗИММИ»: ХРИСТИАНЕ И ЕВРЕИ ПОД ВЛАСТЬЮ ИСЛАМА

Бен— Белла открыто оправдывал покушения на тех лидеров, чью политику он не одобрял -это было общепринятой практикой еще во времена мамелюков, а также настаивал — после приобретения арабскими странами ядерного оружия — на ядерной войне против Израиля:

«Если нет другого решения, должна быть ядерная война, и это будет окончательное решение вопроса».

Такая всенародная демонстрация агрессивности и моральной безответственности возможна лишь при наличии монолитного сознания, совершенно безучастного к таким «частностям», как трагедия существования зимми. Эта позиция проистекает из полного забвения уроков истории и тотального отрицания права на существование восточных неарабских и немусульманских народов, чьи история, страдания и нрава как будто не имели и не имеют места в истории.

Следует отметить, что президент Садат в свое время революционизировал арабскую политику, а это говорит о попытке понять опасность ядерной эры и универсальную ценность национального суверенитета. Но, например, крайности реакции Фронта сопротивления арабских стран на его действия подтверждают, как много усилий еще потребуется для изменения политической идеологии, существовавшей на протяжении последних тринадцати столетий. Однако возникающее чувство дружбы между египтянами и израильтянами показывает, что душевная щедрость, свойственная человеческому роду в целом, может совладать с ошибочными политическими идеологиями и действиями правительств.

Империалисты любых мастей всегда пытались оправдать себя тем, что они выполняют «цивилизаторскую» миссию, возложенную на народ, чьи победы свидетельствуют о прогрессе в распространении доброты, справедливости и благородства на Земле. Эксцессы же, связанные с завоеванием, — такие, как убийства, конфискации, депортации и угнетение, — обдуманно замалчиваются. Подразумевается, что покоренные народы встречали своих поработителей с распростертыми объятиями. История, таким образом, превращается в оправдывающую и прославляющую высшие ценности завоевателей. Легенды приписывают побежденным выдуманный макиавеллизм, усиливающий мифические достоинства победителей, а те, в свою очередь, описываются как истинные и великодушные герои.

Открытая практика подавления, санкционированная законом и властью, развивает и доминантной группе модели поведения, определяемые традицией, привычками и историей. Социологи, специализирующиеся в этой области, уже проанализировали поведение доминантной и угнетаемой групп. В настоящем исследовании будет достаточно указать на некоторые черты, связанные с деградацией групп, относящихся к категории зимми.

Но, во— первых, следует сказать, что нельзя читать историю народов зимми исключительно в версии победителей. Надо помнить, что умма рассматривала поведение зимми с точки зрения своих собственных ценностей: если зимми едет на лошади -он хвастун, а если носит белые и зеленые одежды — наглец. Таким образом, обвинения, выдвигавшиеся против зимми, должны интерпретироваться в свете ценностей и табу того общества, которое установило их. Более того, зависть и ненависть со стороны зимми. заметные в описаниях их поведения, зачастую выглядят недостоверными. Обвинения, выдвигавшиеся против зимми, — предательство, коварство, богатство, экономический монополизм, разрыв зимми, — самим своим постоянным повторением провоцируют, по всей видимости, наказание — в особенности, если вспомнить, что доминантная группа оставляет за собой право отменить зимми, когда ей это заблагорассудится. Отчеты консулов 19-го века дают противоречивые версии и интерпретации одних и тех же событий. Поэтому при исследовании этих текстов необходимо проявлять осторожность, так как нельзя забывать о том, что зимми были лишены права свидетельствовать в мусульманских религиозных судах. Более того, принцип коллективного наказания, делающий всю общину ответственной за прегрешения одного или двух ее членов, даже и не применявшийся повсеместно, добавлял еще один фактор нестабильности к ситуации, в которой находились зимми.

Мы отнюдь не собираемся утверждать, что зимми были более добродетельны, нежели их завоеватели. Человеческая природа — всегда та же, те же достоинства и недостатки существовали у обеих групп.

И все же самым страшным грехом зимми в глазах их завоевателей было то, что они являлись наследниками цивилизаций, наук, земель и богатств, ставших частью их. Их трагедия была по сути дела политической, поэтому можно сказать, не боясь впасть в противоречие, что ислам в качестве религии терпимо относился к евреям и христианам как к «народам Книги». Действительно, именно это противоречие между религиозной терпимостью ислама и политическим угнетением дало возможность народам зимми сохраниться, пусть и в отсталом состоянии.

Моральный и интеллектуальный уровень общин зимми зачастую зависел от их лидеров. Если последние были невежественны и коррумпированы, уже деградировавшая община еще глубже погружалась в состояние стагнации. Решающая роль лидеров общин особенно заметна в периоды насильственных обращений, когда находившаяся в нерешительности масса обыкновенно следовала примеру тех, кто руководил общиной и отвечал за сохранение ее духовных ценностей. Ситуация, в которой оказалась знать зимми, не была лишена определенных противоречий. Будучи посредниками между массами зимми, которыми они управляли, и мусульманскими властями, использовавшими их в своих целях, лидеры общин нередко становились проводниками и защитниками политики угнетателей, так как не могли преодолеть соблазн привилегий, предоставлявшихся им как лицам, выполнявшим определенные функции.

Такое поведение, позволявшее им добиваться для себя всевозможных выгод, поддерживало их власть над общиной. Знать зимми была тем более предана правителям, что ее престиж и особая позиция в обществе целиком зависели от прихоти тиранов. Осознающие ответственность (также находящиеся под влиянием и классовых интересов) лидеры общин, создавая механизм их подавления, способствовали сохранению этих общин, пока не созрели условия для процесса эмансипации в Европе. Отмена зимми позволила высвободиться силам, выступавшим против деспотизма местной знати, что привело к аналогичным кризисам во всех общинах национальных меньшинств, не ассимилированных умма.

Комбинированный эффект экономической мощи знати, духовной ауры ученых и власти священства помогали поддерживать единство общин. Однако умаление роли общественного мнения вело к появлению перебежчиков. Амбициозные индивидуумы отвергали попытки быть униженными доминантной группой, чьей культурой и славой они восхищались. Всевластье общинной знати расстраивало личные планы. Поэтому в крайних случаях у некоторых раздраженных интеллектуалов наблюдались такие индивидуальные и коллективные искривления мировосприятия, что это граничило с ненавистью к самим себе. Данный феномен стал в особенности очевиден после 1860 года, когда началась эмансипация христианских общин, и он частично объясняет также «арабский выбор» христианских интеллектуалов.

«Обращение» восточных христиан к арабизму имело далеко идущие последствия. Оно лишило их славной доисламской истории и низвело до уровня их арабо-бедуинских завоевателей, которым они передали достижения своей культуры. Отказавшись от своей истории, своего языка и своей культуры, они превратились в неукорененный, изломанный, бессильный народ. Распались традиционные культурные и религиозные связи, поддерживавшие отношения солидарности и взаимопомощи между христианами-зимми. И на этом разъеденном коррозией палимпсесте были написать мифы. Маскируясь под арабов, христиане боролись за свои арабские права, вместо того, чтобы бороться за свои права христиан. В течение периода европейской колонизации многие из них, борясь за национальную независимость арабов, смогли достичь большого влияния в культуре и политике, но положение их христианских общин, за исключением общины ливанских христиан, не улучшилось по окончании этого периода. Евреи выбрали другой исторический путь. Их редко увлекал панарабизм, они не играли никакой политической роли, но были, тем не менее, вытеснены из умма. В заключение следует сказать, что иудео-христианский эксперимент существования на протяжении тринадцати столетий в дар ал-ислам закончился полной неудачей.

У большинства зимми вполне естественными были причины жаловаться не только на угнетение внутри общины со стороны общинной знати, но и на притеснения извне. Но всякое отрицание иерархической структуры внутри общины, необходимое для ее полного освобождения, потребовало бы политической программы и политической организации. Однако это не просто было невозможно в положении зимми и при наличии соответствующего окружения — это означало бы акт самоубийства. Восстание внутри общины поставило бы под удар регулярную выплату налогов и иных поборов. Оно привело бы к массовым репрессиям со стороны мусульман, поскольку зимми были терпимы лишь как данники. Таким образом, эта система эксплуатации, функционировавшая с помощью общинной знати, — система, гарантировавшая сбор дани, — была и единственной, делавшей возможным само существование общины. Восстание против знати в то же время легально санкционировало бы физическое уничтожение членов непокорной общины и конфискацию их собственности.

И более того, уровень жизни народов, в среде которых находились зимми, делал их восстание немыслимым. Отсутствие прессы, дорог, опасности передвижения и враждебное окружение усиливали моральную и физическую изоляцию анклавов зимми, бывших вкраплениями внутри остального населения, раскиданными на огромных пространствах, беспомощными в столкновениях с властью и политикой дискриминации. Ко всему этому следует добавить разногласия между самими общинами, разделенными фракционной ненавистью, обдуманно поддерживавшейся и разжигавшейся доминантной группой.

Двенадцать столетий унижений деформировали как индивидуальную, так и коллективную психологию угнетавшихся групп населения, в результате чего возникла весьма распространенная форма отчуждения, которую можно было бы назвать «синдром зимми». В индивидуальном плане для него был характерен глубокий уровень дегуманизации. У человека, обреченного на пассивное существование, в результате отсутствия безопасности развивались чувства бессилия и зависимости, а также раболепство и невежество. Угнетенный и дискриминируемый, он относился к себе подобным с презрительной, осуждающей, саморазрушительной ненавистью, интенсивность которой варьировалась в соответствии со степенью его желания быть ассимилированным среди доминантного большинства. Этот тип отчуждения еще и по сей день можно наблюдать в чистой форме среди маргинальных меньшинств зимми.

Основные характеристики синдрома зимми связаны с психологическим процессом унижения достоинства человека. Низведенный до зависимого существования в обстоятельствах, способствовавших физической и моральной деградации, зимми рассматривал себя как обесцененное человеческое существо. Осознавая, что восстание может навлечь на него смерть, он не имел иного выбора, как только превратиться в сознательный инструмент своего собственного разрушения. Человеческая свобода, направленная против самой себя, — наиболее трагичный пример отчуждения личности.

Как писал современный французский философ:

«Асимметричный Социальный контракт — одна из причин отчуждения». И именно в символической форме уплаты налогов, (мусульмане также платили тяжкие налоги, правда, и другом виде) следует искать исток самоотчуждения зимми. Побежденные обязаны платить победителю за право существования на территории своей бывшей родины, а продукт их труда не просто должен отдаваться государству, но идти на финансирование джихада и дальнейшее расширение экспансии захватчиков. Так зимми трудились ради власти, угнетавшей их и для общества, из которого они были исключены (см. док. 3).

И 1855 году по всей Османской империи наряду с отменой запрета ношения оружия зимми был отменен и сбор джизьи. Вместо него ввели другой налог, его платили немусульмане и качестве замены прохождения военной службы. Правда, если для мусульман этот налог не был обязательным, христиане и евреи были принуждены платить его, причем размер платы зависел от размера состояния плательщика. Так, когда христиане Дамаска попросили разрешить им записываться на военную службу и отказались платить налог, они превратились в глазах мусульман в мятежных, потерявших право на протекцию.

И это — наряду с другими факторами спровоцировало массовые погромы 1800 года.

Другим существенным элементом процесса деградации было право победителя распоряжаться жизнью и смертью побежденных. Принятое в периоды войн, это право передавалось, однако, и в мирное время or одного поколения завоевателей к другому. Спасенные от смерти, зимми должны были постоянно защищать свою жизнь денежными платежами и подчинением победителю, который, отсрочил на время вынесение им смертного приговора, чувствовал себя всесильным (см. док. 19). Сходный порочный круг действовал и в тех случаях, когда властитель считался умеренным и терпимым, поскольку в эти времена лишь усиливалось презрительное отношение большинства к маргинальным группам. В конце доминантная группа, приобретшая власть судить и миловать, оставляла за собой право уничтожения побежденных, даже и прекративших сопротивление.

На коллективном уровне синдром зимми проявляется в забвении истории своего народа, его культуры и политического опыта. Это забвение является следствием адаптации или узурпации захватчиками прошлого народов. Зимми победители рассматривают себя как законных наследников всех цивилизаций, созданных на колонизированных территориях. И действительно, деградация и забвение связаны воедино, поскольку у нижестоящей группы нет места в истории. Молчание относительно прошлого зимми отнюдь не случайно, но представляет собой намеренное искоренение истории и их пародов. Изменение статуса какой-либо группы от высшего к низшему влечет за собой передачу вышестоящей группы культурного наследия низшей (навыков цивилизации, наук и искусств). Вследствие своего положения она уступила захватчикам все свои права. Это низведение до рабского уровня законных наследников собственной культуры только по экономическим причинам, уничтожает единственного соперника, могущего заявить о своих правах, присвоенных узурпаторами. Таким образом, деградация закономерно предается забвению, если понимать под этим забвение своей истории и географии. Культурный империализм поддерживает и оправдывает территориальный империализм; культура, монополизируемая доминантной группой, политизируется и выхолащивается, становясь инструментом подавления и отчуждения.

Арабо— израильский конфликт обнажает эту тактику. Палестинская пропаганда, предназначенная для Запада, направлена на фальсификацию истории с помощью семантической подмены «палестинскими арабами» -евреев. Этот маскарад арабов (или «палестинцев»), выступающих «вместо» евреев, способствует передаче им исторических прав Израиля, а также наделению их достоинством еврейского народа и симпатиями к нему. Лишая евреев их прошлого (то есть используя эффект подмены), ООП низводит их до уровня лишенной корней зависимой группы, достойной только снисхождения арабов.

На пресс— конференции в ООН 2 сентября 1983 г. в Женевском Дворце Наций Ясер Арафат утверждал:

«Именно мы были под пятой римского империализма. Именно мы послали палестинского рыбака, прозванного Святым Петром, в Рим; он не только завоевал Рим, но завоевал также сердца людей. Именно мы знаем, как противостоять империализму и оккупации. Иисус Христос был первым палестинским федаином [5], пронесшим свой меч по той же тропе, по которой палестинцы сегодня несут свой крест» (синхронный перевод с арабского).

Таким образом, ради успеха палестинского дела Иисус Христос перекрашивается в палестинского суперфедаина (то есть борца за ислам), и сам Ясер Арафат впрямую ассоциируется с основоположником христианства.

Более того, все, что имеет отношение к культуре, монополизируется умма. Любое интеллектуальное достижение зимми должно восприниматься как высокомерие. Чтобы в полной мере оценить глубину «бесчестия» статуса зимми, термин «унижение» должен быть помещен в контекст арабской системы ценностей, где весьма своеобразное понятие «чести» играет главную роль.

Другим важным фактором, способствующим моральной деградации зимми, является предписание молчания, возложенное на какую-либо специфическую группу населения. Отрицание за зимми права свидетельствовать в исламском суде против мусульманина определяет эту позицию и обнажает психологическую закономерность, лежащую в ее основе.

Зимми, лишенные права защищать себя, были поставлены в ситуацию потенциальных заложников, находящихся под угрозой любого необоснованного обвинения. Это положение постоянной уязвимости поощряло раболепство и лесть. Уже после эмансипации европейские консулы отмечали боязнь зимми защищать свои права, даже если могли выиграть судебный процесс, потому что «наглость» со стороны зимми каралась смертью (см. док. 35 и 52).

Что касается доминантной группы, отказ принять свидетельство зимми в суде символизирует даже большее отрицание — отрицание свободы высказываний, этого существенного права всякого человека. Отказ выслушать, установить копта, обменяться взглядами был не чем иным, как отрицанием страданий и прав других людей. Подавление свободы речи принуждает обвиняемых к молчанию.

Это отрицание права на свидетельство переносится с индивидуума на группу в целом и постоянно воспроизводится во времени.

Народы зимми не только не имеют истории, они не обладают даже правом на нее. Эта коллективная амнезия свойственна всем им. Восточное еврейство особо выделено в этом исследовании, так как недавние исторические события увеличили значимость аспекта исторической памяти. Из-за этой амнезии национальная борьба Израиля за существование никогда не была объяснена в ее полном историческом и географическом контексте. Так как коллективная память сосредоточилась лишь в ашкеназской ветви еврейства, потеряно объемное восприятие пути, пройденного народом в целом. Введение восточного измерения дополняет историю европейского еврейства, способствуя, таким образом, созданию целостной картины истории всего еврейского народа. В этом случае сионизм обретает свои истинные рамки как движение, нашедшее выражение и действовавшее свободно лишь в отдельный специфический период истории за пределами дар ал-ислам. В соответствии с этим роль и активность ашкеназского еврейства обретают истинную перспективу и глубину.

Сионизм развивался по большей части в Европе и Америке; там весьма слабо представляли себе условия существования зимми и психологические последствия, вытекающие из этого явления (отсутствие чувства безопасности, страх, привычка к молчанию). Сионизм обычно рассматривался как исключительно западное движение. Политико-культурные реалии, вступавшие в противоречие с этой точкой зрения, затемнялись. Султан Османской империи говорил в конце девятнадцатого века, что не позволит Палестине превратиться «во вторую Армению». Из этого высказывания ясно, что любое, даже самое незначительное проявление еврейского национализма среди изолированных, разбросанных по огромной территории общин евреев зимми было бы, вероятно, подавлено с такой же жестокостью, как и армянский национализм, организованный и вооруженный соседкой Россией. Кровавые бои между османским правительством и его христианскими подданными в Европе, стремившимся к национальному освобождению (включая первые погромы армян в 1890-е годы), убедили евреев дар ал-ислам, лишенных фактически поддержки европейских правительств, что цена свободы будет очень высока. Они не объявляли себя воинствующими сионистами, поскольку само их существование находилось под вопросом, даже если они и чувствовали себя в относительно большей безопасности в переходный период европейской колонизации. Позднейшие события подвели базу под эти опасения, так как в большинстве обретших независимость арабских стран поддержка идей сионизма превратилась в преступление, наказуемое смертной казнью. Однако, постоянно маскируясь, восточные евреи прибегали к иным формам борьбы.

Верно, что такие побудительные стимулы развития сионизма на Западе, как антисемитская реакция против эмансипации и ассимиляции евреев, не имели места на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Но совсем не обязательно «дело Дрейфуса» для того, чтобы вспыхнуло стремление к освобождению; к тому же «дело Дрейфуса» было невозможно на Востоке, где ни один еврей или христианин не имел шансов дослужиться до высокого военного чина. Более того, мусульманское государство не могло быть так морально расколото, как Франция, несправедливым приговором мусульманину, а уж тем более — еврею или христианину. Следовательно, распространение сионизма на Востоке не могло основываться на западных критериях, но прежде нужно было приступить к изучению взаимоотношений зимми и умма, как в действительности, так и с учетом их возможных изменений. Освобождение земель зимми, управлявшихся по правилам джихада, могло начаться только извне — как и произошло в некоторых случаях (например, с армянами), что и сделало решающей роль ашкеназского еврейства в отношении Палестины.

Поселение евреев на их древней родине и их право на владение этой землей, отрицавшееся мусульманами, могли осуществляться только через систему правил, известную под названием «Капитуляции». Благодаря этим соглашениям, заключенным между османскими султанами и европейскими правительствами, только европейские евреи могли принимать участие в этой самой важной фазе сионистской борьбы. Попытки султана воспрепятствовать европейским евреям селиться в Палестине были не до конца эффективны, поскольку европейское еврейство могло протестовать: ограничения и запреты на посещение или поселение в Палестине, а также на покупку здесь земли трактовались как религиозная дискриминация евреев, каковая возможность не упоминалась в «Капитуляциях». Восточные евреи — подданные султана или других восточных правителей — не могли использовать этот аргумент, и поэтому им регулярно отказывалось в нраве въезда в Палестину, в особенности в конце 19-го века. И снова: существование восточных евреев на обочине общества, а также запрет зимми возвращаться на их прежнюю родину — среди прочих факторов — привели к тому, что на этой первоначальной фазе сионистская иммиграция в Палестину осуществлялась в основном европейским еврейством. Этот суммарный перечень факторов приведен здесь для того, чтобы выделить некоторые существенные обстоятельства в истории восточного еврейства, почти не известные широкой публике.

Постоянное отрицание восточного измерения сионизма помогало создать образ Израиля в виде некоего колониального государства западного образца — даже если Израиль воспринимался как ответ евреев на геноцид нацистов. В этом случае Израиль рассматривается исключительно с точки зрения Запада, а это вступает в противоречие с реальностями истории, географии и демографии. Ни в коей мере не отрицая особой динамики, присущей европейскому сионизму, и его значительных достижений, не следует также забывать, что судьба Палестины и ее еврейского населения определялась законами джихад и неявными последствиями этой практики. Именно историческая амнезия, присущая восточному еврейству, послужила причиной интерпретации сионизма как исключительно европейского движения, даже если данное движение объединяет и охватывает все части нации, рассеянной в изгнании. Эта короткая память во многом ответственна за нынешнюю ситуацию, в которой ставится знак равенства между проблемой палестинских беженцев и европейскими антисемитизмом и нацизмом, тогда как это следствие значительно более древней трагедии. Только если будет принята во внимание история зимми, найдется и решение, удовлетворяющее стороны конфликта, — в соответствии с историческими реальностями, создавшими это положение.

Ситуация, с которой сталкивается сейчас Израиль, представляет собой наглядную иллюстрацию не существования зимми в истории, стертое с арабских карт (за исключением Египта, покончившего с этой практикой), государство Израиль не упоминается в протоколах и документах международных организаций в тех странах, где ООП пользуется автоматической поддержкой большинства населения. Подобная политика возрождает принцип исключения из истории народов зимми, наследников древних цивилизаций Востока. Процесс забвения — процесс, связанный с завоеваниями с последующим провозглашением исключительных арабо-исламских прав, продолжается и по сей день.

Кумулятивный эффект этих факторов, действовавших в течение столетий, должен был привить народам зимми политическую инфантильность — иными словами, безответственность в отношении своего исторического предназначения. Для современных событий в Ливане характерны феодальные распри сект маронитов и соперничество между их лидерами, проводящими в жизнь политику знати зимми, этого финансового оплота арабизма. Можно найти сходные модели поведения в сопоставимых ситуациях прошлого, например, среди армянской и еврейской верхушки, а в девятнадцатом столетии — у греков.

В Израиле аполитичная позиция широких масс восточного еврейства составляет один из аспектов синдрома зимми. С этой точки зрения политическая активность «палестинских арабов», многие из которых являются потомками мусульманских колонистов XVIII — XIX веков из Восточной Европы и с Кавказа, может быть сравнима с молчанием евреев — выходцев с Востока. А они могли бы не только защищать свои нрава на свою древнюю землю, но также и доказать, что в арабских странах (где они подвергались эксплуатации и вынуждены были покинуть их), еврейские общины существовали задолго до арабских завоеваний. Этот контраст между активностью «палестинцев» и молчанием бывших зимми наглядно демонстрирует различие между теми, кто привык к доминированию, и теми, кто привык к безропотности и безгласности. Причина состоит в том, что зимми не способны думать в терминах права; скорее, они ограничиваются представлениями о благодарности и терпимости. Этой позицией они обязаны угнетению со стороны доминантной группы; правда, как дополнительный фактор, следует упомянуть и иерархический характер социальной структуры общин самих зимми.

Вряд ли уместно здесь обобщать, но уже довольно часто случалось, что в трудных исторических обстоятельствах официально утвержденные властями лидеры зимми не поднимались до уровня храбрости и терпения всего своего народа. Зависимость от посторонней помощи, отказ от ответственности, вследствие отсутствия политической свободы, связанность традиционной экономической ролью, развившейся во времена угнетения — вот типические характеристики данной группы, не смогшей ни достичь политической зрелости, ни обрести полного национального суверенитета.

История зимми, прослеженная во всем ее многообразии, наглядно показывает, как тирания приводила к искривлениям в поведении низшей группы, а эти искривления оправдывали ее угнетение в глазах тиранов. Противоречит логике убеждение, состоящее в том, что некоей группе приписываются вредоносные и извращенные свойства, причем, на самом деле, лишь для того, чтобы сохранить монополию на человеческое достоинство и оправдать собственную тиранию. Если условия существования зимми напоминали положение подвергшихся колонизации народов, в некоторых аспектах они были гораздо трагичнее. Типичные характеристики этой ситуации: унижения, отверженность и непрекращающиеся страдания, наводят на мысль о мученичестве, сознательно принятом ради зашиты духовной свободы.

Изучение исторических документов, т.е. всего комплекса имеющих отношение к делу, возбуждает, помимо прочих чувств, чувство известного недоумения. Как все-таки смогла выжить группа человеческих существ, подвергавшихся столь сильному угнетению, даже если, как это уже было замечено, имелась значительная разница в степени и характере угнетения в разных регионах и в разные периоды истории исламского мира? Описывая условия жизни марокканских евреев в районе Атласских гор в 1901 году, французский писатель отмечал:

«Достойно удивления, как под властью такой тирании народ смог сохранить свою веру, несущую ему лишь мученичество. Можно только вообразить ненависть, которую возбуждало в завоевателях сопротивление этих несчастных постоянным погромам и казням».

Эта проблема носит настолько сложный и самостоятельный характер, что в рамках нашею исследования невозможно ее рассмотреть. Единственное, что можно попытаться сделать — это придать ей форму четко сформулированного вопроса.

Во— первых, следует спросить, возможно ли сохранение народа в таких обстоятельствах, или то, что мы видим, -не что иное, как жалкие остатки некогда процветавших общин Древнего Востока, свидетельство политики, приведшей, скорее, к их уничтожению, нежели сохранению? Некоторые историки называют эти остатки «ископаемыми культурами». Мы знаем случаи массового вероотступничества членов больших христианских и зороастрийских общин, и вряд ли возможно, чтобы люди по собственной воле отказались от своей веры в пользу веры завоевателей. Молчание, окружающее два первых иска арабских завоеваний, вынуждает историка обратиться к предположениям. Вряд ли можно оспаривать тот очевидный факт, что огромные материальные и социальные блага, распространявшиеся на завоевателей, были одной из главных причин обращения в ислам. Следует помнить, что массовые обращения всегда следуют за периодами великих регрессий. Слово «вымирание» подразумевает как физическое, так и духовное уничтожение какой-либо группы населения — вне зависимости, какие методы при этом используются. Похищение детей и насильственные обращения сирот — примеры принуждения, не связанного с физическим уничтожением, так, например, действовали власти Османской империи, осуществляя насильственный набор в армию и последующее обращение в мусульманство христиан-подростков.

Если и впрямь что-то сохранилось, то это следует рассматривать в соответствии с двумя критериями — количественным и качественным. Качественный аспект относится к сохранению таких характеристик народа, как история, язык, литература, а также осознание нацией своего прошлого и наличие созидательных устремлений. Многочисленные факторы повлияли на степень самоотчуждения каждой из групп зимми. Так, например, общины коптов и армянский народ всегда рассматривали себя как общность, объединенную специфической культурой и историей, тогда как православные христиане осознавали себя только как религиозное меньшинство. Уже в наше время евреи стали единственным немусульманским народом на Ближнем Востоке, добившимся политической независимости. С известными допущениями то же можно сказать и о ливанских христианах. Но если в Израиле евреи говорят на своем национальном языке, христиане в Ливане говорят на языке своих завоевателей — арабов. Три главных причины способствовали успешному национальному возрождению Израиля: наличие исторической памяти, сохранение национально-религиозных институтов и рассеяние (изгнание).

Можно до бесконечности заниматься спекуляциями на тему о том, какие факторы в экстремальных исторических обстоятельствах (таких как потеря территории и подчинение чужеземной власти) способствовали сохранению этнического сознания в общинах зимми. Предмет слишком обширен и сложен, и обстоятельства различны в каждом случае (например, марониты, обосновавшиеся в Ливане из-за выгод географического положения этой страны, всегда обладали собственным оружием и не рассматривались в качестве зимми), так что выскажем ниже несколько гипотез, делая упор на значимость таких факторов внутриобщинной жизни, как сплоченность и солидарность.

На уровне общины групповая сплоченность была следствием наличия жесткой структуры внутриобщинных связей, ограничивавшей действия каждого члена общины чувством ответственности за коллектив в целом; причем структура эта постоянно поддерживалась властями общины. В общине существовали всевозможные институты, созданные для удовлетворения духовных и материальных потребностей ее членов: религиозные и учебные заведения, система благотворительности и т.д. Джизья за старых, больных и бедных выплачивалась из общинных фондов. Из этих же средств выплачивался выкуп за единоверцев (пленников-евреев или христиан). Распределение продовольствия, денег, одежды и лечебных средств нуждающимся, старикам, вдовам и сиротам шло также из этого источника. Общинные фонды помогали путешественникам-единоверцам и общинам, находившимся в бедственном положении.

На уровне коллективной психологии положение представляется не столь простым. Можно выделить два представления, имевших решающее влияние в ее формировании. Во-первых, это идея искупления через страдания, выраженная с огромной силой в пророческой литературе Ветхого Завета. Она была духовным прибежищем для евреев и христиан, хотя и по-разному оказывала влияние на них. Для этих двух групп зимми деспотическая власть, установленная над ними силой оружия, вряд ли казалась выше духовных ценностей их собственных культур, продолжавших развиваться, несмотря на все формы угнетения. В особенности это относится к евреям, поскольку в их культуре содержалось больше жизненных сил. У зимми всегда сохранялось убеждение, что принудительность их внешнего унижения не лишает их чести, но лишь приводит к деградации самих притеснителей, и они черпали из этого сознания силу, позволявшую им противостоять давлению угнетателей и продолжать движение по собственному пути.

Несмотря на внутренние теологические разногласия, объединяющая всех идея восстановления справедливости и наказания притеснителей, столь характерная для библейской литературы, тоже поддерживала в течение веков пассивное сопротивление зимми и давала им чувство единства. Не прерывность существования национального наследия: религии, языка, истории — обеспечивалась сословием священников. Но в силу деградации и унижения властями представителей терпимых религий, для тех, кто стремился ассимилироваться среди правящего большинства, священники превратились в ненавистный символ сохранения унизительных условий жизни.

Другим фактором, способствовавшем сохранению народа, наиболее сильными были мессианские ожидания. Народ Израиля, в течение столетий рассматривавший себя в качестве «пленников Сиона», «сыновей изгнания», всегда хранил надежду на возвращение в свою освобожденную землю, то возвращение в Сион было частью видения некоего новою мирового порядка, где наступит конец власти тиранов, и будут восстановлены в правах униженные, нагнанные и неправедно осужденные. Отсутствие мессианского национализма у христиан было одной из причин отступничества последователей этой веры, как в массах, так и среди элиты и разочарованиям, и потере идеалов современных интеллектуалов христиан. Община маронитов в этом смысле стоит особняком. Благодаря благоприятным географическим условиям они смогли противостоять завоевателям. И феодальная система, сохранение в их руках оружия и связи с Европой позволили им сохранить определенную автономию и единство, а также дали им чувство своей религиозной миссии, состоящей и защите других преследуемых христианских общин.

Не вызывает сомнения, что многие зимми с разрешением от представителей властей избегали запретов, возложенных на них, — но они были наказаны, как только преступление обнаруживалось. И как еще можно интерпретировать многочисленные мелочные придирки, унижающие зимми, как не выдающие откровенное и непрерывное упорство фанатиков, мстящих подвластному населению за крепость его веры. Да, несмотря на деградацию, на которую они были обречены, зимми отказывались признать главенство своих завоевателей. Иногда утверждают, что занятие зимми некоторых важных государственных постов свидетельствует о терпимости и покровительстве властей всем зимми, находившимся в пределах умма. Даже не принимая во внимание тот факт, что ситуация эта не была характерна для большинства, привилегии, которыми пользовались «счастливчики», вступали в противоречие с повсеместными обычаями и законами. В этом отношении очень поучительно мнение знаменитого философа Моше Маймонида, придворного врача визиря правителя Египта Саладина, правившего страной в конце XII века.

Мнение, что ненависть мусульман к евреям и христианам была результатом европейской колонизации, противоречит истории и содержанию исламских сводов законов, фактически враждебность к немусульманам занимает центральное место в концепции джихада и мусульманской эскалации по всему миру. Смехотворно на основании многочисленных отчетов европейцев, описывающих невыносимое положение зимми. делать выводы, что раньше условия их существования были лучше. На самом деле большое количество описаний унижения зимми, оставленных европейцами тех времен, свидетельствует лишь о развитии коммерческих и дипломатических связей, облегчавших коммуникацию и путешествия и выработанных веками предубеждений. Проблема меньшинств, отрицание их прав переносится на нацию: отрицается национальный суверенитет «государства зимми». Однако по окончании работы возникает чувство, что не были найдены ответы на вопросы, поставленные историей общин зимми. Мы имеем в виду вопросы, связанные с социальными последствиями исключения из общества группы, преследуемой и угнетаемой правящим большинством, а также философские проблемы сохранения духовной свободы, образующие ядро проблемы зимми в целом.

Поскольку не может быть исследования истории без рационального исторического осмысления ее, а всякая рационализация предполагает некую законченность, может возникнуть вопрос: имеются ли у страданий оправдание и цель? Фраза Джорджа Сантаяны, высеченная над дверью музея в нацистском концлагере Дахау, отвечает на этот вопрос: «Те, кто не помнят прошлого, осуждены на повторение его».

Если бы знание прошлого вдохновило врагов на построение мирного будущего, где бы уважались нрава всех наций и граждан, тогда жизнь зимми не была бы напрасной. Можно надеяться, что эта работа подвигнет ученых и студентов на более глубокое изучение темы.

[6]

Джихад есть установленное, данное от Бога. Выполнение его известными лицами может освободить от него других. Мы, малики (одна из четырех школ мусульманской юриспруденции), считаем, что за исключением тех случаев, когда неприятель нападает первым, предпочтительнее сперва предложить ему религию Аллаха и лишь затем начинать военные действия против него. У врагов имеется выбор: либо обратиться в ислам, либо платить подушную подать (джизья), за неисполнение чего против них объявляется война. Джизья приемлема лишь в тех случаях, если на землях, где обитают неприятели, наши законы имеют силу. Если же они для нас не досягаемы, джизья от них принята быть не может, разве если он сам придет в наши пределы. А иначе мы начнем против них войну…

Нам надлежит воевать с врагами, не задаваясь вопросом, благочестивый ли человек наш предводитель или порочный.

Закон не запрещает убивать белых неарабов, захваченных в плен. Но ни один человек, которому обещан был аман (покровительство), казнен быть не может. Данное ему обещание нарушать не должно. Нельзя убивать женщин и детей, и следует воздерживаться от убийства монахов и раввинов, за исключением принимавших участие в сражении. Также и женщин дозволено убивать, если они принимали участие в военных действиях. Аман, данный мусульманином, будь он последний бедняк, должен признаваться всеми другими мусульманами. Женщины и дети также вправе давать аман при условии, что они отдают себе отчет в его значении. Существует, однако, иное мнение, гласящее, что аман имеет силу лишь в том случае, когда он подтвержден имамом (духовным руководителем). Имам берет себе пятую часть военной добычи, а остальные четыре пятых делит между воинами. Желательно, чтобы раздел добычи происходил на неприятельской земле (с. 163).

Ибн Аби Зайяд ал-Каяравани (ум. 966)

Для сообщества мусульман священная война есть религиозный долг; причиной тому всеобъемлющий характер мусульманской миссии и обязанность стремиться к обращению в ислам всех людей, будь то убеждением или силой. Поэтому власть халифа и королевская власть объединены в исламе, дабы предводитель мог посвящать все свои силы и религии и делам правления одновременно.

Прочие религиозные общины не были облечены универсальной миссией, и священная война не была для них религиозным долгом, разве только в оборонительных целях. Потому и получилось, что религиозный предводитель в других религиях никоим образом не касается дел, связанных с властью. У них королевская власть принадлежит тем, кому она досталась случайно и вне всякой связи с религией.

Она достается им потому, что сообществу людей от природы присуще стремление наделить своего предводителя королевскими полномочиями, а не потому, что они обязаны стремиться к владычеству над другими народами. В их обязанности входит лишь упрочение их религии среди собственного парода.

Именно поэтому израэлиты после Моисея и Иисуса Навина на протяжении почти четырех веков не установили у себя царскую власть. Они заботились только о том, чтобы упрочить свою религию (1:473).

Впоследствии возникли несогласия между христианами касательно их веры. Они разбились на группы и секты, каковые в борьбе друг против друга заручались поддержкой различных христианских вождей. Среди них выделились три группы, которые и представляют главные христианские течения. Прочие несущественны. Три главных — это мелкиты, якобиты и несторианцы. Не стоит омрачать страницы этой книги, обсуждая их догмы неверия. В целом они хорошо известны. Вся их суть — неверие. На это ясно указывает благородный Коран. Обсуждать с ними эти вещи, спорить с ними — не наше дело. Это их дело — выбрать между обращением в ислам, уплатой подушной подачи или смертью (1:480).

Ибн Халдуц (ум.1406) не возбраняется употреблять оружие, сносить и жечь их дома, рубить деревья и финиковые пальмы, использовать катапульты, не нападая с заведомым намерением на женщин, детей и стариков. Дозволяется также преследовать убегающих, приканчивать раненых, убивать пленных, могущих представлять опасность для мусульман, хотя последнее приложимо лишь к тем, чьего подбородка уже касалось бритва, ибо прочие считаются детьми, и казнить их не следует.

Что же до пленных, приводимых пред лицо имама, то он может либо казнить их, либо потребовать выкупа, по своему разумению решая, что выгоднее для мусульман и благоразумнее для ислама. Отпускать их следует не за выкуп в золоте, серебре либо товарах, а только в обмен на плененных мусульман.

Все, что победители приносят с собой с поля битвы, а также имущество и добро, принадлежавшее их жертвам, представляет собою трофей делимый на несколько частей. Одна часть предназначается для тех, кто перечислен в Священной Книге, остальные же четыре пятых делятся между солдатами, захватившими добычу, следующим образом: всадникам причитается по две доли, пешим — по одной. В случае захвата какой бы то ни было земли право решать, как поступить с нею в наилучших для мусульман интересах, принадлежит имаму: если он решил оставить ее, как поступил Омар ибн ал-Хаттаб, оставивший Савад (Ирак) туземному народу взамен за… Он может так сделать; если же он считает, что землю следует отдать победителям, он делит ее между ними, предварительно изъяв пятую часть. Я склонен полагать, что такой образ действий, по принятии всех необходимых мер для охраны мусульманских интересов, может считаться приемлемым (ее. 301,302).

От себя скажу, что решение, касающееся пленных, находится в руках имама: в зависимости от того, в чем он усматривает вящую выгоду для ислама и для мусульман, он может либо казнить их, либо обменять на мусульманских пленников (ее. 302,303).

Если случится, что мусульмане осаждают вражескую крепость и заключают с осажденными соглашение о сдаче на известных условиях, устанавливаемых третейским судьей, и судья решает, что солдаты противника должны быть казнены, а жены их и дети взяты в плен, такое решение считать законным. Таково было решение Са'ада ибн Му'адха в связи с Бану Курайза |еврейское племя в Аравии] (с. 310).

Если в решении избранного посредника ничего не говорится об убийстве вражеских воинов и о пленении их женщин и детей, а назначается подушная подать, то и такое решение будет законным; если в нем обусловлено, что побежденным предлагается принять ислам, оно тоже будет действительным, и тогда они станут мусульманами и не рабами.

…От имама зависит, как будет решено обращаться с ними, и он изберет то, что предпочтительнее для религии и ислама. Если он сочтет, что для ислама и его приверженцев лучше будет казнить воинов и поработить их женщин и детей, и так он и поступит, следуя примеру Са'ада ибн Му'адха. Если же, напротив, он полагает, что выгоднее будет наложить на них хиридж с целью увеличить фэи, придающий мусульманам сил в борьбе против сих и прочих многобожников, тогда ему следует применить к ним эту меру. Разве не истинно сказал Аллах в его книге: «Сражайтесь с тем… пока не дадут откупа своей рукой и не будут унижены» (Коран 9:29), и что Пророк призывал неверных принять ислам, а буде откажутся, облагал их подушной податью, и что Омар ибн ал-Хаттаб покорил обитателей Савада, не пролил их крови, но сделал их данниками? (с. 312).

Коли они согласны на сдачу и принимают посредничество избранного ими мусульманина вместе с одним из своих, это следует отвергнуть, ибо неприемлемо для верного участвовать заодно с неверным в принятии решения, связанного с делами религии. Коли наместник имама по ошибке принял вердикт, предложенный обоими этими лицами вместе, имам не может объявить его действительным, разве что в нем обусловлено, что неприятель становится данником либо обращается в ислам. Если же такое условие побежденными принято, тогда они не заслуживают упрека; если они признают себя данниками, то за таких их и почитать, без всякого дополнительного вердикта (с. 314,315). Абу Юсуф (ум. 798)

Источников государственного дохода, заповеданных в Коране и в Сунне, имеется числом три: военная добыча, благотворительность. Военную добычу составляют трофеи, захваченные у неверных силой. Относительно нее Аллах дал предписания в суре, открыв ее верным во время битвы при Бадре и указав, что военная добыча предназначена для умножения богатства мусульман. Сказал Аллах: «Они станут спрашивать тебя о захваченном. Скажи: „Захваченное принадлежит Аллаху и Посланнику“ (Коран 8:1).

В двух канонических сборниках традиций говорится со ссылкой на Джабира ибн Абд Аллаха, что Пророк сказал: «Мне дарованы были пять даров, кои не даны были до меня ни одному пророку. Я был мучим на протяжении месяца чудовищным ужасом и восторжествовал. Для меня земля превратилась в мечеть и беспорочное место; каждый прилежащий ко мне, где бы ни застал его молитвенный час, там может и молиться. Мне дано позволение брать добычу, чего не удостоился ни один из предшественников. Я получил дар заступничества. Пророки, предшествовавшие мне, посланы были лишь к своим народам. Я же был послан всему роду людскому». И еще сказал Пророк: «Я был послан с мечом перед Днем воскресения, дабы все люди служили одному лишь Аллаху, и никому более. Где падает тень моего копья, там я черпаю силы. Те, что воспротивились приказаниям, низвергнуты были в пучину упадка и унижения. Кто желает походить на этих людей, должен почитаться за одного из их числа» (с. 27,28).

При верховой езде им надлежало пользоваться деревянными стременами, а сзади к седлу приторачивать но два шара. Он потребовал, чтобы они пришили по две пуговицы к своим коническим шапкам, — те из них, кто носил такую танку. И шапки должны быть иного цвета, нежели у мусульман. Далее, он потребовал, чтобы они нашили но два куска ткани поверх своего рабского платья. И цвет нашивок чтоб отличался oт цвета платья. Одну нашивку носить спереди, на груди, а вторую — на спине. Размером каждая должна быть четыре пальца в диаметре. И цвета чтобы были также медового. А также и тюрбан того же цвета, если кто из них носит тюрбан. Если какая из их женщин выходит на улицу, то чтоб заворачивалась в медового цвета просторное покрывало. И еще он повелел, дабы рабам их носить, а арабский воинский пояс, чтоб надевать не смели.

Он отдал приказание разрушить все их дома богослужения, возведенные по пришествии ислама, и реквизировать одну десятую часть их домов. Буде такой дом достаточно обширен, обратить его в мечеть. Если же он не годится для мечети, то оставить на его месте пустырь. Он повелел им приколачивать к дверям их жилищ деревянные изображения дьявола, дабы отличать их от жилищ мусульман.

Он запретил им поступать на государственную службу и на любые официальные посты, дающие им власть над мусульманами. Детям их возбранялось учиться в мусульманских школах, а мусульманам не разрешалось обучать их. Он запретил ношение крестов по улицам в Вербное воскресенье, а также еврейские песнопения. И приказал могилы их сравнивать с землей, дабы не походили на могилы мусульман. Обо всем этом он написал своим удельным правителям (сс. 167,168).

Кади Ахмед ибн Талиб (9-й век) заставил зимми носить на правом плече нашивку из белой ткани с изображением обезьяны (для евреев) либо свиньи (для христиан), а также прибивать к дверям их домов доску со знаком обезьяны (с. 142).

Мусульмане поносили христиан за то, что те употребляли в пищу свинину, тогда как мусульмане, как и евреи, считали свиное мясо нечистым. В Коране (2:65) говорится, что евреи за их грехи превращены были в обезьян. См. также: «Кого Господь проклял и на кого прогневался, и обратил иных в обезьян и свиней, и идолопоклонников…» (Коран 5:65). Этот текст, по мнению мусульманских комментаторов Корана, относится к евреям и христианам.

Мусульманин не может делать массаж еврею или христианину; ему непристойно убирать их мусор.

Подать должна взиматься с зимми лично, дабы унизить его и умалить, и тем возвеличить ислам и народ его, а племя неверных низвести в пучину поношения. Джизья должна взиматься с них в полном размере и без всяких исключений.

Это приложимо к евреям Хайбара точно в такой же мере, что и к прочим. Жители Хайбара изображали дело так, будто они не подлежат обложению джизьей вследствие соглашения, заключенного ими с Пророком, но это не что иное, как обман, подделка и ложь, каковые легко распознать людям религиозным и ученым. Эти мошенники состряпали эту выдумку, а затем стали ее везде распространять, полагая, что искушенные люди не распознают ее и она будет узаконена мусульманскими улими, но Аллах позволил нам разоблачить ложность и беспочвенность притязаний этих мошенников.

Все традиции сходятся в том, и такова истина, что Хайбар был захвачен силой, и что Пророк был полон решимости изгнать хаипири, точно как он поступал в других местах с их собратьями, верующими в их Писание. Они, однако, убедили Пророка, что они одни умеют надлежащим образом поливать пальмовые рощи и обрабатывать тамошнюю землю, и Пророк дозволил им оставаться там на положении арендаторов, определив на их долю половину урожая; условие что было недвусмысленное, ибо он сказал им: «Мы позволим вам оставаться на этой земле до тех пор, пока нам будет это угодно». Этим он низвел их в униженное состояние; они остались на земле и обрабатывали ее на этих условиях. Им не дано было послаблений, ни особых преимуществ, каковые освобождали бы их от джизьи и сделали бы их исключением среди прочих зимми.

В том же поддельном сочинении говорится: «Мы освобождаем их от налогов и податей». Так вот, при жизни Пророка ничего подобного не было, да и во времена халифов этого быть не могло, ибо они отличались исключительным благочестием. Когда земли мусульманские расширились и большинство людей обратилось в веру, и среди мусульман появились люди, умеющие обрабатывать землю и поливать финиковые пальмы, Омар ибн ал-Xaттаб изгнал евреев Хайбара с Аравийского полуострова со словами: «Если угодно будет Аллаху продлить мои дни, я непременно выгоню всех евреев и христиан из Аравии и оставлю одних мусульман» (18:475-478).

К концу своего правления Абу Юсуф Якуб ал-Мансур, Альмохад (правитель Испании и Северной Африки) повелел обитавшим в странах Магриба евреям, дабы они выделялись среди прочего населения своим внешним видом: носить особое синего цвета одеяние с рукавами столь длинными, чтоб они свисали до самых пят, а также вместо тюрбана надевать головной убор, формой своей напоминающий скорее вьючное седло, нежели шапку. Этот наряд стал обязательным для всех евреев Магриба, и оставался таковым вплоть до конца правления Абу Юсуфа и до начала правления его сына Абу Абд Аллаха (Абу Мухаммад Абд Аллах ал-Адил Справедливый (1224-1227). Сей последний сделал им послабление, уступая мольбам евреев, беспрерывно взывавших ко всем, кто только по их мнению мог за них походатайствовать, Абу Абд Аллах приказал им носить желтые одежды и тюрбаны, каковые одежды они носят и по сей 621-й год (1224). Сомнения Абу Юсуфа в искренности их обращения в ислам заставили принять эту меру и принудить их к ношению особого платья. «Будь я убежден, — сказал он, — что они истинно стали мусульманами, я позволил бы им раствориться в населении при посредстве браков и тому подобного; с другой стороны, будь у меня улики к тому, что они остались неверными, я бы вырезал их всех до единого, поработил бы их детей и забрал их имущество в пользу верных». Ал-Марракуши (ум. 1224).

Рассказывают о нем: Ибн Фадлан, (ум. 1233), будучи назначен инспектором по финансовым делам зимми. он отправил следующее послание Халифу Насиру ад-Дин Аллаху (ум. 1225): «Учение гласит, что религиозные принципы не запрещают увеличение подати, взимаемой с зимми, т.е. с евреев и христиан, за право обитать в Багдаде и пользоваться преимуществами жизни в этом городе; общая сумма этой подати, однако же, не должна no закону быть менее одного динара. Строжайше запрещено принимать менее этой суммы, но ничто не препятствует взиманию подати вплоть и до ста динаров, по обстоятельствам, а в иных случаях похвально и удвоить эту сумму. Ныне же закон применяется к ним без учета их положения и состояния, а порой налагаемая на них подать даже сокращается. Иные из них находятся на службе правительства и получают недурное жалование, не говоря о богатствах, украденных ими у султана и его подданных, и о деньгах, получаемых ими в виде чаевых и подарков, что один из них тратит за день столько же, сколько уплачивает ежегодной подати. Да вдобавок они пользуются чрезмерной свободой, чрезвычайным почетом и уважением превыше тех, кои оказываются видным людям среди мусульман. Твой покорный слуга и прочие служащие казначейства лично были свидетелями того, как Ибн ал-Хаджиб уволил Ибн Хаджраджа с тем, чтобы назначить на его место Ибн Затину (христианина).

Как мы знаем, Али запретил допускать зимми в наши советы, запретил нам сопровождать их похоронные процессии, посещать их больных и приветствовать их первыми. Ибн Махди и другие уже советовались со мной касательно назначения Ибн Савы на пост инспектора в Ал Дазит (Ирак). Я ответил, что такое строжайше запрещено. Я рассказал ему историю про Омара ибн ал-Xaттаба, которому Абу Муса ал-Ашари представил отчет, только что присланный ему из провинций. Омар был доволен отчетом и спросил, кто составил его. Омар сидел в мечети, и A6у Муса отвечал: «Вон тот человек в дверях мечети». Омар спросил: «Почему же он не войдет; что он, болен нечистой болезнью?» «Нет, последовал ответ, — он христианин». Омар пришел в ярость, вскричав: «Как, ты приближаешь к себе тех, кого Аллах отринул? Ты доверяешь тем, кого Аллах обвинил в вероломстве? Ты возвышаешь тех, кого Аллах унизил?» Ибо они зимми не могут занимать посты в странах ислама».

Каково твое мнение (да будет Аллах милостив!) относительно синагог в Каире и в других местах, закрытых по распоряжению властей, против чего евреи и христиане возражают, и требуют вновь открыть их, с каковой целью они настаивают на вмешательстве султана (да охранит, защитит и обережет его Аллах!)? Следует ли отвечать на их просьбу положительно или нет, ибо, по их словам, эти синагоги и церкви — древней постройки и стоят со времен предводителя верных Омара ибн ал-Xaттаба и других. Они просят оставить их в том состоянии, в каком они были при Омаре и других халифах, и утверждают, что закрытие этих храмов противно установлениям благочестивых халифов.

Относительно их утверждения, будто мусульмане поступили противозаконно, закрыв эти места богослужения, то оно ложно и прямо противоречит общепринятому мусульманскому взгляду на вещи.

На самом же деле, ученые всех четырех мусульманских школ юриспруденции и имамы прошлых времен, такие, как Суфьян ат-Таври, ал-Авзаи, ал-Лайит ибн Саад и другие, а также coтоварищи Пророка и их последователи (да благословит их Аллах!) единодушно провозглашают, что будь на то воля имама, он может разрушить все синагоги и церкви на землях верных, таких как провинции Евфрата, Сирия, не совершая ничего противозаконного, и ему следует повиноваться. Кто же воспротивится его усердию, тот преступит завет Аллаха и виновен будет в страшном грехе. Далее, их утверждение, будто синагоги эти и церкви существуют со времен Омара ибн ал-Xaти6a, и будто «благочестивые халифы» оставили их во владении зимми, опять же есть ложь. Непререкаемая традиция гласит, что Каир был основан не менее трех веков по смерти Омара ибн ал-Xaттиба, но еле Багдада, Басры, Куфры и Вазита. А мусульмане сходятся во мнении, что евреям и христианам запрещено строить синагоги и церкви в городах, основанных мусульманами.

Даже в тех случаях, когда противник сдавался мусульманам без боя и с ним заключалось мирное соглашение, дозволяющее евреям и христианам сохранять свои места богослужения, даже и тогда Омар ставил условием, чтобы новые синагоги и церкви не строились на покоренных землях, и уж никоим образом не в городах, основанных мусульманами. В тех же землях, кои захвачены были силой (например, Месопотамия и Египет, не пожелавшие капитулировать перед мусульманами) и где мусульмане построили свои города, они вправе уничтожать уже существующие синагоги и церкви, дабы ни синагог, ни церквей не оставалось там вовсе, разве что дозволение дано было особым контрактом.

Всякий, кто уверен, что молиться в синагоге либо церкви есть премерзкое деяние, верит также, что они суть вместилища неверия и многобожия. Поистине, мерзостностью они превосходят бани, кладбища и навозные свалки, ибо они суть места Божественного гнева. Точно так же, не запретил ли Пророк молиться в земле вавилонской, сказав:

«Она проклята», а потому воздержание от молитвы там оправдано этим проклятием? Воистину, проклятие и гнев Божий преследуют эти места, и немилость нисходит на собирающихся внутри их. Как сказал один из сотоварищей Пророка, «избегай евреев и христиан в дни их празднеств, ибо гнев нисходит на них в это время». И не суть ли места эти — пристанища недругов Аллаха, поклонение же Аллаху не следует отправлять в домах его недругов?

Им (христианам) запрещено звонить в колокола принародно, а только в глубине их церквей, где никто не слышит… ибо звон колоколов есть боевой клич неверия, а также внешний его признак… Малик ибн Анас сказал: «Когда раздается звон колоколов, гневается Всемилостивый, и тогда ангелы разлетаются ко всем четырем концам земли и поют: „Скажи — Он Един“, пока гнев Господень не утихнет».

Пусть звон колоколов звучит только внутри церквей, с тем, дабы постепенно они вышли из употребления. Ведь обычно колокола подвешиваются в колокольне, и звон их разносится вширь и вдаль. Если же они вынуждены будут звонить только внутри церкви, никто не услышит их и не обратит внимания, и они выйдут из употребления вовсе, ибо перестанут служить своему назначению… Воистину, Аллах отверг звон христианских колоколов и звук еврейского шофара — бараньего рога, и заменил их призывом к единобожию и благочестию… Он возвысил голос ислама в знак истинного предназначения и поверг в немоту и безвестность голос неверных, и он заменил их колокол мусульманским призывом к молитве так же, как он заменил сатанинское Писание святым Кораном.

«Унижение и поношение да будут уделом тех, кто ослушается моего слова», зимми более всех непослушны его повелениям и упорствуют против его слова; а потому приличествует унижать их, вынуждая к отличию в облике и манерах от мусульман, коих Аллах за их покорность ему его пророку возвысил над ослушниками. Этих последних он унизил, умалил и отметил печатью презрения, так, чтобы их легко было отличить по внешнему виду. О том, что их следует вынуждать к ношению отличительного знака, ясно говорится и речении Пророка: «Того из людей, кто сходен с ними (зимми) видом, почитать за одного из их числа»… Неверного следует принуждать к тому, чтобы он во всем походил на своих собратьев, так что мусульманин сразу узнает его.

Как правило, евреи обязаны платить султану ежегодную подать, в соответствии с их числом, но составляет весьма значительную сумму, не считая других, произвольных поборов. Евреи Марокко были освобождены Сиди Магометом (1757-1760) от этой подати, вместо чего он вынуждал их принимать от него товары, чтобы они отделывались потом от них как сумеют, и взимал за эти товары в пятикратном размере; от этого они страдали куда более, чем если бы платили ежегодную подать (с. 198).

Как только еврей либо христианин обращается в магометанскую веру, его наряжают в костюм мавра, сажают верхом на коня и возят по улицам под звуки музыки и при великом стечении народа. Затем он избирает себе мавританское имя и указывает человека, который усыновляет его, как ребенка, и которого он отныне всегда будет звать «отцом». Отец этот, однако, только по названию, ибо он не обязан поддерживать его. Новообращенному дозволено жениться лишь на негритянке либо на дочери отступника, и потомки его не считаются настоящими маврами вплоть до четвертого колена (с. 142).

Эти люди, будь они евреи или христиане, суть не что иное, как орудия султана. Пока султан пользуется ими, они подобны бесценным сосудам, коих никто не смеет коснуться из страха повредить их; стоит же султану на мгновение отвратить от них свое лицо, они гибнут без следа. Их боятся, но не любят, они готовы творить зло и не умеют творить добро. Они богатеют, разоряя других; они говорят своим отцу и матери: я не знаю вас; они не признают ни братьев своих, ни детей. Один из них обращал к другому любезные речи и готов отдать за него душу; затем он идет домой и точит нож, которым убьет его. Сильных они притягивают к себе нитями надежды, а молодых держат и повиновении страхом. Ад простирается над вершинами их величия; тот же ад у них под ногами. Стоит прозвучать лишь слову из уст султана, и их больше нет. Пока они правят, все кругом стенает, когда же они гибнут, народ полон ликованья. Мало кто из них умирает своей смертью. Кара, обрушивающаяся на них, отлична от испытаний, посылаемых прочим смертным. Их постигает казнь, кастрация, изъято имущества, застенок: их четвертуют, а дома их обращаются в навозную кучу. Среди всех них я нашел лишь одного, который удержался до конца. 'Это их называют сихиб u «друг короля». Л потому, если услышишь, что такой в фаворе у султана, пожалей его; молись за нею, а лучше за самого себя: он уже изготовился к прыжку, сейчас разорвет и уничтожит. Если услышишь, что зимми — знатнейший вельможа, аристократ, потомок княжеского рода, не верь этому: видит Бог, что это говорится из лести, ибо его боятся; он всего лишь жалкий кирпичик, служащий ступенью султану, пока тот вершит свою волю. Высокое положение царедворца непрочно: каприз султана жалует смерть и живот, разоряет и обогащает, свергает и возносит. А потому сегодня они парят в небесах, завтра же валятся и бездну. Их злые, души их трепещут. Знай я это, когда впервые иступил в Магриб, со мной не случилось бы всего, что случилось. Но кто растолкует нам знаки.

Евреи — единственные подданные регентства, вынужденные платить бею личную подать. Однако, хотя подать эта взимается якобы для их охраны, еврей, притесняемый мавром или даже избиваемый им, являет самое обычное зрелище. Более того, евреи принимают эти притеснения и побои с удивительным смирением. Если же один из них осмелится дать отпор своим преследователям, он рискует стать жертвой мучительнейшей тяжбы, выпутаться из которой он может лини» ценой значительного денежного откупа. И сами оскорбления очень часто имеют своей целью именно вымогательство.

Кое— кто из евреев носит европейское платье, в особенности уроженцы Леггорна. Другие одеваются по-восточному, носят колпак и серую либо синюю накидку, каковые цвета предписаны им, дать, чтобы не смешивать их с мусульманами, носящими подобное одеяние. При всех этих унижениях и жалком их состоянии им дозволено ездить верхом на лошадях и мулах, что в Египте и других странах под мусульманской властью запрещается. Многие евреи, мужчины и женщины, занимаются торговлей вразнос, расхаживая по всему городу и сбывая свои товары по домам и гаремам, примечательно, что мавританские женщины не считают нужным закрываться чадрой перед евреем, в котором видят всего лишь нечистое животное, едва ли принадлежащее к роду человеческому. Поскольку нередко случалось, что евреев в их домах убивали, присваивая себе их имущество, бей распорядился, дабы в будущем разносчики обоих полов ходили только попарно, с тем, чтобы один оставался у дверей, пока его товарищ находится с товарами внутри. Со времени этого указа, столь же простого, сколь и разумного, евреи перестали быть жертвами кровожадной алчности грабителей.

В городе Фесе ворвались в еврейский квартал, расположенный но соседству с их собственным Фес ал-Джадидом. Они принялись разорять и грабить нее, что находили. Тащили полотно, шелк, серебро и золото, хранившиеся у евреев и принадлежавшие негоциантам Феса, для которых евреи делали портняжные и другие ремесленные работы. Так пропали огромные суммы денег, неподдающиеся даже исчислению. Затем они стали раздевать мужчин и женщин, причем девиц уводили и насиловали. Они убивали мужчин и пили хмельные напитки, невзирая на месяц рамадан. В давке и сумятице задохнулось насмерть несколько детей. Не довольствуясь всем этим, грабители принялись копать под домами, ища укрытого, и нашли много денег. Тогда они схватили еврейских старейшин и торговцев, избивали и терзали их, требуя, чтобы тe показали, где спрятаны их деньги. Если у кого из евреев была красивая жена, они отнимали ее у мужа и требовали выкупа. 'Эти плачевные события имели место 13 числа месяца рамадан 1235 года. Покончив с евреями, принялись за других обитателей Феса.

Им (евреям) не дозволяется проживать в одном городе с магометанами, но выделен особый квартал вне стен города, куда их запирают еженощно в девять часов и не разрешают ни под каким видом.

В Алжире любой янычар, стоит ему захотеть, останавливает первого попавшегося еврея и избивает его, а тот не только не смеет ударить в ответ, но даже не прикрывается от ударов. Спасение ему одно — бежать со всех ног. Жаловаться же хуже чем бесполезно, ибо кади призовет к себе янычара и спросит: «Почему ты избил еврея?» На это последует ответ: «Потому что он хулил нашу священную веру», вслед затем янычара отпустят, а еврея предадут смерти. Правда, требуются показания двух мусульман, подтверждающих, что еврей хулил их религию, но в таких случаях недостатка в свидетелях не бывает.

Евреи вынуждаются к отправлению всех самых унизительных служб: они казнят преступников и предают их тела земле; они переносят на своих плечах через прибрежные мели мавров, высаживающихся со своих лодок; они чистят улицы и задают корм животным в зверинцах при сералях; «короче, — говорит Китинг (путешествовал в тех местах в 1785 году), — везде, где власть имущим нужны руки для грязной работы, занятие это выпадает па долю еврея…» Идя по улице, еврей всегда уступает проход у стены мусульманину, кланяясь ему при этом до земли; если же он преминет сделать это, ему достанутся жестокие побои, а может быть, и удар ятаганом. Это неравенство между последователями различных вер начинается с колыбели: турок с самого юного возраста безнаказанно попирает старика еврея, и — печальное доказательство того, сколь рано униженность укореняется в одной стороне и тиранство в другой, — еврейский ребенок поддается побоям своего однолетки-мавра, пальцем не шевеля в свою защиту. Далее, евреи должны носить особую одежду, снимать обувь, проходя мимо мечети, мимо дома кади и даже мимо домов особо почитаемых мусульман, а в некоторых городах, например, в Фесе, и особенно в Саффи, где много святилищ, они вынуждены вообще ходить босиком. Им нигде не дозволено ездить верхом на лошади. Это животное почитается за слишком благородное для столь недостойного всадника; но они могут ездить на ослах или, в виде особой милости, на мулах, с тем, чтобы спешиваться и принимать почтительную позу при встрече с каждым мусульманином. Придя к колодцу, еврей обязан дождаться, пока все мусульмане, даже и те, что пришли позже его, уйдут, и только тогда может набрать воды. Смертью карается каждый евреи, который взойдет на крышу собственного дома, откуда он может увидать мавританских девиц; и смертью же карается каждый из них, буде он захочет строить козни против властей, либо ударит верного, либо заглянет случайно в мечеть во время молитвы. Все они почитаются за рабов султана, в чьих пределах они обитают, и не могут никуда уехать, не получив его позволения и не оставив значительной суммы в залог своего возвращения. Любой турок может вступить в еврейский город, зайти в дом, есть, пить, оскорблять хозяина и надругаться над женщинами, не встречая сопротивления и жалоб; еврей будет счастлив, если дело обойдется без побоев и ножевых ран. В Марокко нельзя приговорить к смерти мавра за убийство еврея, хотя убийство христианина часто наказывается смертной казнью. Более того, нередко случалось, что еврей, приносивший жалобу на убийство родственника или друга, сам подвергался наказанию, а убийцу отпускали на свободу. Вследствие всего этого евреи редко решается взывать к правосудию или требовать возмездия. Он лишь корчится от побоев да раболепствует перед рукой, занесенной для удара (2:80-84).

Незадолго до прибытия британского посла (Пэйна) в 1785 году марокканский мавр убил еврея-купца, разрезал тело на части и разбросал их в колодцы акведука в пригородной долине. Убийство было совершено с исключительной хитростью и жестокостью. И вот все еврейское население, стряхнув с себя безразличие и трусость, с неутомимым прилежанием взялось за поиски убийцы. Несмотря на все уловки и препоны, им удалось найти его, и он был брошен в тюрьму. Здесь предназначалось назначить ему некую казнь — не смертную, запрещенную упомянутым выше законом, но, возможно, бастинадо, каковая казнь порой производится таким образом, что оказывает то же действие. Дело, однако, застопорилось, и евреи, в сильнейшем возмущении от нанесенных им обид, во множестве столпились вокруг дворца, громко требуя правосудия. Султан, первоначально склонный даровать им его, скоро утратил все чувства, кроме изумления перед этим непривычным и неожиданным шумом; затем, вознегодовав на этих неверных, осмелившихся возвысить голос вблизи монарха, он приказал своей страже прогнать их обратно в их квартал, что та и исполнила с готовностью и с превеликим удовольствием. А в предупреждение повторных подобного рода выходок на еврейский город наложена была обширная пеня.

Евреи в городах по-прежнему обязаны ходить босиком и носить отличительное платье. Нынешний султан, когда ему напомнили об указе его отца, ответил, но все евреи, находящиеся под иностранным покровительством, могут, если желают, носить обувь при условии, что будут и одеваться по-европейски. Как прекрасно знают султан и его министры, никто из евреев Феса и прочих внутренних городов сделать не может, не рискуя жизнью, если его опознают окружающие. Обычная одежда евреев в приморских городах состоит из туники и жилета темного цвета, застегнутого под самое горло двойным рудом шелковых пуговиц, широкого кушака, темной фески и черных башмаков или туфель. Внутри страны они носят попросту темный кафтан с поясом и к качестве головного убора синий или черный бумажный платок, завязанный под подбородком. Обувь им дозволено носить только черную, ибо мавры презирают черный цвет (ее. 1 1,12).

Дж.В.Кроуфорд (1889).

Насколько мне удалось заметить, бесправие и униженность, которым подвергаются евреи в городах Марокко (Маракеш), выражаются в следующем:

1. Им строжайше запрещено носить тюрбан.

2. В присутствии важного чиновника, либо проходя мимо мечети, они обязаны снимать синий платок, которым обычно покрывают голову.

3. Они должны носить черные туфли, а не желтыe, как принято у мавров.

4. Выходя из своего квартала в мавританский город, и мужчины, и женщины вынуждены снимать обувь и шагать босиком, что особенно унизительно, когда им случается проходить с гостем через грязные улицы мавританского квартала.

5. Встречаясь с мавром, еврей обязан всегда обходить его слева.

6. Евреям запрещено ездить по городу верхом.

7. Им не разрешается носить оружие.

8. Они не могут посещать мавританские бани.

9. Отправление религиозных обрядов допускается только в частных домах, поэтому у них нет синагог. Это правило распространяется также и на остальные части империи, кроме Танжера.

Существуют, без сомнения, и другие тягостные ограничения личной свободы, не заметные с первого взгляда. Но приведенный выше перечень достаточно ясно дает понять, что речь идет не просто об эмоциях, а о настоящих обидах, переживаемых еврейской общиной. Они живут под железным ярмом деспотизма, и это неизбежно сказывается на их поведении и обличии. Мужчины их обычно среднего роста, худощавы, с удлиненной формы лицами и желтоватой кожей. Печально наблюдать, как они, опустив голову, медленным шагом бредут по улицам родного города, который, подобно злому отчиму, хотя и признает за ними право на минимальное покровительство, отдает их на обиды и поругание милым его сердцу родным детям. Даже игры и забавы мавров всегда глубоко оскорбительны для евреев. Вот тому пример: в известное время года сады в городе и его окрестностях производят столь обильный урожай апельсинов, что они теряют всякую цену и годны лишь на то, чтобы забрасывать ими евреев. Это почитается здесь прямо таки за летний спорт, вроде игры в снежки в зимней Англии. Горе несчастному израэлиту, которого заметят на улице либо на крыше дома во время этих сатурналий мавританской молодежи. Hа него набрасываются с воплями и насмешками и, если он не сумеет спастись бегством, то будет испачкан с ног до головы, а то и получит более серьезные увечья. Поэтому власти в последнее время делают попытки пресекать эти своеобразные «апельсинные баталии» (сс. 175-177. А.Лирд).

Вечером 15 января (1880 года) несколько еврейских детей играли, как обычно, на оживленной улице подле еврейского квартала в Фесе, как вдруг на них напал некий магометанин и серьезно ранил одного ил них. Мимо проходил еврей, натурализованный французский подданный. Увидев избитого ребенка и желая наказать мусульманина за жестокость, он схватил его, намереваясь отдать в руки правосудия. Добравшись до здания суда, он нашел порога суда запертыми, ибо этого требует обычай в то время, когда мимо проезжает султан. Дожидаясь, пока ворота откроются вновь, он увидел, что вокруг собирается толпа мусульман. Он крепко держал своего пленника, но тот, ободренный присутствием единоверцев, начал жаловаться, что еврей побил его, и вообще, что поведение евреев становится невыносимым. Тогда магометане набросились на еврея и принялись избивать его камнями и палками. Ему удалось спастись от верной гибели, подкупив одного мусульманина, который прикрыл его собственным голом и дал возможность бежать. Еврей бросился в первую попавшуюся открытую дверь — это была тюрьма.

Видя, что жертва ускользнула из их когтей, магометане пришли в ярость и напали на евреев, возвращавшихся к себе в квартал по окончании дневных трудов. Несколько человек получили тяжелые повреждения и, добравшись до дому, слегли в постель. Некоторым удалось спастись бегством. Но несчастный еврей по имени Авраам Элалуф, семидесяти лет от роду, один из наиболее почитаемых членов общины Феса, не смог убежать. Мусульмане набросились на него и вскоре прикончили его своими зверскими ударами; затем они принялись топтать тело ногами, пока внутренности не вывалились наружу. Но даже и это не удовлетворило негодяев. Они собрали кучу горючих материалов, соседние лавочники натаскали дров и рогож и облили керосином и подожгли.

Тем временем, евреи, ожидая нашествия мусульман на гетто, за которым последуют резня и грабеж, поспешно заперли ворота. Ужас, владевший ими, был столь велик, что у около тридцати беременных еврейских женщин произошел выкидыш. Всю ночь ни один из них не решался выйти на улицу, взглянуть, что сталось с несчастным стариком, и лишь наутро они нашли его тело, полуобгоревшее и изглоданное псами. На следующий день некий еврей явился в султанский дворец, взывая к справедливости. В ответ он услышал лишь насмешки да уверение, что лично ему ничто не угрожает.

Евреи Феса находятся в невыносимом положении, опасаясь нападений на свой квартал, избиений и разбоя. Мусульмане же, со своей стороны, по-прежнему терзают евреев и, видя, что их преступления остаются ненаказанными, обнаглели еще более.

Это возмутительное событие дает представление о том, чего можно ожидать в случае грозящей евреям отмены европейского покровительства в Марокко. Испанское правительство уже лишило евреев своей защиты, которой они пользовались прежде, и многие полагают, что бесчинства в Фесе являют собой первые плоды этого акта.

Семья покойного Авраама Элалуфа, убитого и затем сожженного и Фесе, просила власти выдать документ, удостоверяющий убийство их несчастного родственника. В Марокко мусульмане испрашивают такой документ, служащий затем основанием для возбуждения дела против убийцы. Визирь сказал им, что прежде чем дать ответ, он должен спросить мнение султана. Его величество ответил, что в случае убийства еврея, христианина либо раба документ такой не выдается, и посоветовал евреям простить убийц и не упоминать более об этом деле. Мусульмане, арестованные властями, уже, как сообщили нам, выпущены на свободу. Вы можете себе представить, какой опасности подвергаются теперь наши несчастные собратья в Марокко, жертвы мусульманской ненависти. Угрозы сыплются на них ежеминутно, и даже улицы полны воплей: «Несите парафин, зажигайте костер, сюда идет еврей!»

Мы ничуть не удивимся, услышав однажды, что мусульмане ворвались в гетто в Фесе, в Мекнесе либо в другом городе внутреннего Марокко и что они убивают там мужчин, женщин и детей.

Письмо от 3 февраля 1880 года от д-ра Мигереса, вице-президента регионального комитета в Танжере, к секретарю в Париже. Архивы (Марокко IV, С. 11).

В Фесе насчитывается более десяти тысяч евреев, которые все обязаны жить в меллахе, т.е. в еврейском гетто города Фес. Они особенно ненавистны маврам, питающим к ним даже большее презрение, нежели к христианам; интерес, выказываемый к ним иностранными обществами, способствует развитию в них дерзости и независимости, тем самым еще больше увеличивая отвращение к ним мусульман. Несколько дней назад депутация израэлитов с почтенным и уважаемым раввином во главе явилась к его превосходительству, дабы благодарить за прежние милости (он состоит в комитете для их защиты) и просить новых. Между прочими была просьба ходатайствовать перед султаном о разрешении для них носить обувь в городе. «Мы стары, господин посол, — говорили они, — и наши члены слабы; и женщины наши нежного воспитания, и закон этот непомерно тяготит нас». Хотя я вполне могу посочувствовать бедным евреям в их нежелании ходить босиком но здешним улицам, однако я был рад, когда их отговорили от этой просьбы, удовлетворение которой возбудило бы ярость населения и могло бы привести к последствиям, о которых страшно даже подумать. Этот довод уже упоминался Его Величеством, когда его просили об отмене унизительных ограничений для евреев, а также и другой, весьма основательный, а именно что предков их, бежавших в свое время в Марокко, впустили туда с условием, что они подчинятся этим ограничениям. А потому, если контракт будет нарушен одной стороной, то с таким же правом его может нарушить и вторая. Не знаю, чего еще просили евреи у посла (разговор шел по-арабски), но по их возбужденной жестикуляции, но тому, как они наперебой тянулись вперед, стараясь быть как можно ближе и не уронить ни слова из ответов посла, легко было заключить, что они возлагают величайшие надежды на силу ходатайства его превосходительства перед султаном. Сей избранный народ сейчас у всех на устах, вопрос покровительства им иностранными державами обсуждается в эти дни на Мадридской конференции. Разумеется, известные перемены в их нынешнем положении весьма желательны, однако нет никакого сомнения, что рассказы их о тяготах и несправедливостях, которым они подвергаются, значительно преувеличены. История еврея, убитого и сожженного здесь несколько месяцев тому назад (см. док. 74), хотя и являющая собой несомненный акт возмутительного варварства, была сильно искажена и взята на вооружение обществами защиты евреев; эти общества сделали бы доброе дело, постаравшись внушить своим протеже принципы воздержанности по отношению к женщинам, ибо причиной, воспламенившей толпу в этом случае, послужила попытка пьяного еврея обесчестить мавританскую женщину. Слово означает «соль», и квартал их называется так потому, что старинный обычай требовал отдавать евреям головы казненных злодеев; евреи засаливали эти головы, которые вывешивались затем на городских ворогах для острастки прочим (ее. 176-177).

Положение евреев Марокко во многом лучше положения магометан, особенно когда дело касается актов насилия против них. Если один мавр убивает другого, никто об этом и не вспоминает, но если жертвой оказывается еврей, у него сразу является дюжина защитников. Кроме того, они освобождены от воинской повинности, что в этой стране немалое преимущество; и хотя их свидетельство не принимается здешними судами, то же самое верно и в отношении христиан (с. 179). Евреи, которыми кишит этот город (Арзила), разряжены в лучшие свои субботние одежды и, наслаждаясь двойной привилегией носить обувь и ездить верхом на мулах, являют собой необычайный контраст по сравнению со своими босоногими чернокафтанными единоверцами из Феса и Мекнеса. Несколько мавров, примкнувших к нашему эскорту, весьма изумляются этими их вольностями. Молодой Хассан избил до крови двух подростков-евреев, имевших дерзость приблизиться к нам в цветных одеждах и в сандалиях. Тренер.

Здешнее гетто (в Вазане) не слишком обширно, хотя евреев здесь преследуют меньше, чем и большинстве городов Марокко. Они, разумеется, обязаны запираться в своем квартале после захода солнца, носить особое платье и ходить босиком, но в прочих отношениях жизнь их сравнительно недурна, и внешний их вид показался нам менее жалким и унылым, чем в других местах (с. 57).

Им строжайше предписано возвращаться в свой квартал после захода солнца, когда ворота накрепко запираются; выходить наружу они могут только босиком, а некоторые улицы для них вообще закрыты. Они обязаны носить черную шапку и особое платье; и им запрещено иметь синагоги и места общественного богослужения: обращаясь к мусульманину, они должны соответственно называть его.

На счастье, в Триполи нашлись судьи, а у евреев — деньги. По счастливой случайности, у евреев имеется документ, доказывающий, что синагога стояла на своем месте еще за пятьсот лет до основания мечети, то есть семь или восемь веков назад.

Ссылаясь на право первенства, власти сумели решить дело в пользу синагоги, к безмерной радости евреев. В этом святилище я нашел, между прочим, табличку, датированную 5359 годом, которой 348 лет. Нет сомнения, что евреи, заброшенные судьбой в пески Сахары, заслуживают лучшей участи.

В Трапезунде, помимо турок, обитают армянские и греческие, а также известное число европейских христиан. Вокруг же Трапезунда расположено множество деревень, заселенных греками, которые по видимости придерживаются магометанской религии, но втайне исповедуют христианство. Так они живут с тех пор, как ислам воцарился в Константинополе. У них есть свои пастыри, тайно посвящаемые в сан патриархом Константинополя и епископом греческой церкви в Трапезунде.

В Мерве всем евреям, которых вынудили к обращению в магометанство в иных частях Персии, позволено вернуться к древним своим обрядам и верованиям. Но вот что замечательно: в Мерве имеются евреи, которые приняли мусульманскую веру и превратились в туркмен; а в Хиве, рассказывали мне, есть и такие, что оставаясь евреями, переженились с узбечками. И не поразительно ли, что самое надежное покровительство евреи находят у диких жителей пустыни? Итак, евреи, притесняемые и Бухаре и Персии, спасаются бегством в пустыню, в Мерв, Сарах, Ахаул и в Хазарах в Афганистане. Это происходит даже и в Марокко, где они нередко бегут от султанской тирании к пустынным жителям Тафилла-Лета. А в Месопотамии они убегают из Багдада и Мосула в Йесид, что в диких горах Санджара.

Всего лишь два десятка лет назад в этом некогда прекрасном городе жило до 3000 евреев. Притесняя и всячески унижая их, мусульмане вынудили более чем 2 500 перейти в мусульманскую секту Али (шиитов). Большинство этих семей хранят в душах веру отцов, и даже ухитряется тайно обрезать своих младенцев. Девять синагог города свидетельствуют о былом величии еврейской общины; теперь они, увы, почти все заброшены. Евреи Шираза говорят на иврите почти как ашкенази — немецкие евреи.

По прибытии в город я застал и нем волнения и беспорядки по случаю перемен в Тегеране. На улице шли яростные схватки, которые начали стихать лишь к вечеру. Вице-консул принял меня на ночлег у себя в доме и дал мне проводника (глава еврейской общины), он же Мулло Исраэль. Этот наси, чрезвычайно почтенный старец, принял меня с величайшей теплотой и, по восточному обычаю, предложил мне свое гостеприимство. Я остановился у его сына Исаака.

Весть о моем присутствии быстро разнеслась меж братьями по вере, и меня вскоре посетили виднейшие из них. С утра до вечера меня разрывали на части, прося моего совета и помощи во множестве дел, и слушали меня, словно оракула. В один прекрасный день комната моя наполнилась женщинами в белых покрывалах, которые одна за другой стали подходить ко мне. Поскольку еврейским женщинам дозволяется носить лишь черные покрывала, дабы отличить их от прочих, я обеспокоился этим визитом, воображая, что на дом напали бунтовщики. По меня успокоили, сказав, что все эти женщины принадлежат к семьям, по принуждению принявшим ислам, но тайно придерживающимся веры отцов. Мои посетительницы приподняли свои покрывала и стали целовать меня в лоб и в руку. Я обратился к женщинам с несколькими словами об их вероотступничестве, в ответ на что они стали горько рыдать. Один из бывших здесь мужчин вышел вперед и сказал: «Мы знаем, в каких ужасных обстоятельствах мы были вынуждены изменить своей вере; мы сделали это, дабы избежать угнетения и смерти. И все же, несмотря на наше видимое отступничество, мы по-прежнему всей душой преданы вере наших отцов, чему свидетельством наше присутствие здесь сегодня. Если это станет известно, все мы наверняка погибли!» Слова эти сильно поразили меня; я старался их утешить… (ее. 184-186).

Среди персидских евреев некоторые весьма богаты, И богатство их служит источником таких опасностей, что они вынуждены скрывать его, как преступление. Гонения, которым они подвергаются, состоят в следующем:

1. По всей Персии евреи обязаны жить в особом квартале, отделенном от прочих обитателей, ибо они считаются нечистыми созданиями, распространяющих отвращение у одним своим присутствием.

2. Они не имеют права торговать текстильными товарами.

3. Даже в собственном своем квартале им запрещено держать лавки. Они могут продавать лишь специи и лекарства да заниматься ювелирным ремеслом, в котором они достигли большого совершенства.

4. Считая их за нечистых, мусульмане обращаются с ними весьма жестоко, и если еврею случается показаться на мусульманской улице, мальчишки и чернь забрасывают их камнями и грязью.

5. Под этим же предлогом им запрещено выходить на улицу во время дождя, ибо, говорят мусульмане, дождь может смыть с них грязь, которая осквернит мусульманина.

6. Если на улице в прохожем узнают еврея, его осыпают величайшими оскорблениями. Ему плюют в лицо и порой избивают столь немилосердно, что он не в силах сам добраться до дому.

7. Если персиянин убьет еврея, и семья убитого представит тому двух свидетелей-мусульман, убийцу накажут штрафом в 12 туманов (600 пиастров): если же двух таких свидетелей не найдется, преступление останется ненаказанным, хотя бы и совершилось принародно, и было всем известно.

8. Мясо животных, забитых по еврейскому обычаю, но объявленных трефными (запрещенными законом Моисея), нельзя продавать мусульманам. Резники вынуждены закапывать это мясо, ибо даже христиане не решаются покупать его, опасаясь насмешек и издевательств персиян.

9. Если еврей заходит в лавку, желая что-нибудь купить, ему запрещается рассматривать товары. Он должен остановиться на почтительном расстоянии и спросить цену. Если же рука его неосмотрительно коснется какого-либо товара, он обязан купить его за любую цену, названную продавцом.

10. Порой персияне вторгаются в жилища евреев и присваивают себе все, что им приглянется. При малейшем движении владельца в защиту своей собственности он рискует поплатиться жизнью.

11. При малейшей размолвке между евреем и персом первого немедленно тащат к судье и, если истец приводит с собой двоих свидетелей, еврея приговаривают к непосильному штрафу. Если же осужденный слишком беден и не может платить, его раздевают до пояса, привязывают к столбу и дают до сорока палочных ударов. Стоит ему хоть раз вскрикнуть от боли, прежние удары не засчитываются, и наказание начинается сначала.

12. Точно так же и еврейских детей, если им случается поссориться с мусульманскими детьми, тут же отводят к судье и наказывают палками.

13. Путешествуя но Персии, еврей платит пошлину на каждом постоялом дворе. Стоит ему даже слегка замешкаться с уплатой поборов, на него набрасываются и избивают.

14. Еврей, осмелившийся появиться на улице во время трехдневного траура по персидскому основателю религии, наверняка будет убит.

15. Ежедневно и ежечасно изобретаются все новые обвинения против евреев, дабы получить основания к новым вымогательствам, корыстные цели всегда есть главный стимул фанатизма.

Вышесказанное дает ясное понятие о жалком положении евреев в стране, где не так уж давно одна из их женщин Эстер была женою царя, а одни из их единоверцев (Мордехай) — первым министром.

1. Евреям запрещается выходить из своих жилищ во время дождя либо снегопада, дабы еврейская скверна не переносилась на мусульман шиитов.

2. Еврейские женщины обязаны показываться на людях с открытым лицом — как проститутки.

3. Они должны носить просторное покрывало, которое восточные женщины надевают, выходя из дому.

4. Мужчины не смеют носить дорогого платья, лишь такое, которое сшито из синей хлопчатобумажной ткани.

5. Они должны обуваться в туфли разного цвета. Каждый обязан носить на груди нашивку из красной ткани.

6. Еврей не смеет обгонять мусульманина

7. Еврей не может громко говорить с мусульманином. Прося мусульманина вернуть ему долг, еврей-кредитор обязан обращаться к нему дрожащим и почтительным голосом.

8. Если мусульманин оскорбил еврея, последний должен опустить голову и хранить молчание.

9. Им запрещается строить красивые здания. Дом еврея не может быть выше дома его соседа мусульманина!

10. Дом еврея должен быть низким. Евреям не положено надевать плащ; достаточно, если он носит его в руках в скатанном виде.

11. Еврею запрещено стричь бороду и даже слегка подправлять ее ножницами.

12. Евреям запрещено покидать свой квартал или выезжать на свежий воздух в сельскую местность.

13. Еврейским врачам запрещается ездить верхом на лошади, как и всем немусульманам.

14. Еврей, подозреваемый в употреблении хмельных напитков, не смеет выходить на улицу, а если выйдет, немедленно карать его смертью.

15. Свадьбы евреев должны совершаться в великие дни праздников мусульман.

16. Евреям не дозволено продавать свежие, неиспорченные фрукты (1:377).

1. Повышать голос в присутствии мусульман,

2. Строить дома выше, чем мусульманские дома.

3. Касаться мусульман, проходя мимо них по улице.

4. Заниматься теми же ремеслами, какими занимаются мусульмане.

5. Утверждать, что в мусульманском законе бывают неточности.

6. Оскорблять пророков.

7. Рассуждать о религии с мусульманами.

8. Ездить верхом.

9. Строить гримасы при виде обнаженного мусульманина,

10. Совершать религиозные отправления за пределами своих молитвенных домов.

1 I. Повышать голос во время молитвы.

12. Громко трубить в шофар (бараний рог).

13. Давать деньги в долг под проценты, что может принести к погибели весь мир.

14. Они должны всегда вставать в присутствии мусульман и оказывать им почет и уважение при любых обстоятельствах (с. 38-40).

И прежние гонения, и недавние декреты — все были направлены на тех, кто остались верны Закону Израиля и блюли их с такой твердостью, что готовы были даже умереть, во имя Неба. Если же они поддавались требованиям врагов, те превозносили их и осыпали почестями… Теперь, однако, сколько бы мы ни показывали, что слушаемся предписаниям их религию, они лишь утяжеляют наше бремя и усугубляют наши мучения… Воззрите на терзания отступников в нашей земле, тех, кто, не вынося гонений, оставили нашу веру совершенно и сменили внешнее убранство. Их обращение нисколько не послужило им на пользу, ибо они подвергаются тем же притеснениям, что и те, кто остался привержен своей вере. Поистине, даже обращение отцов их и дедов сто лет назад не дало им преимуществ, по слову: «…наказывающий вину отцов в детях, и в детях детей…» (Исход, 34:7). И не сказано ли: «Но в четвертом поколении возвратятся они сюда…» (Бытие) H впрямь, такое обращение с ними побудило многих отступников вернуться в прежнюю веру, ибо: «…ты думаешь опереться… на эту трость надломленную, которая, если кто обопрется на нее, войдет тому в руку и проколет ее!» (Исайя, 36). Не позаботься Господь об исцелении прежде напасти, без сомнения, все бы мы погибли, и глаза наши помутнели, пытаясь охватить всю огромность бедствия, постигшего нас. Поистине, все бы мы вскоре истаяли и исчезли, не думая о том, что станет с нашей жизнью и нашими потомками. Мы перестали бы производить потомство и оставались бы везде, подобно безумным и пьяницам, не сознающим своего положения. Господне исцеление не допустило, дабы мы вполне предались на волю нашего великого страха и тревоги.

Обозревая все гонения, выпавшие на нашу долю за последние годы, мы видим, что они ужаснее всего того, что запечатлено в анналах наших предков. Нас сделали жертвами инквизиции, и стар и мал свидетельствуют против нас; произносятся приговоры, из которых наимягчайший узаконивает пролитие нашей крови, изъятие нашего имущества и поругание наших женщин. Но благодаря Господу, в милосердии Своем сжалившемуся над преданными остатками своего народа, свидетельства их оказались противоречивы, ибо знать заступалась за нас, тогда как простой люд показывал против, а обычай этой земли не позволяет предпочесть свидетельство черни свидетельству знатных особ. Эти меры пускались в ход снова и снова, и Господь оказывал жалость Свою и дважды, и трижды. Но тут объявили новый указ, ужаснейший, нежели прежний; он отменил наше право наследования и право попечения над нашими детьми, передавая их в руки мусульман, но исполнение слов: «Сыновья твои и дочери твои будут отданы другому народу…» (Второзаконие, 28:32). Так они хотели расточить наше имущество и заставить нас раствориться среди мусульман. Ибо мусульманские опекуны могут распоряжаться нашим имуществом и детьми, как пожелают. И если их отдадут богобоязненному мусульманину, он будет стараться воспитать детей в своей религии, следуя их разумению, что все дети рождаются мусульманами, и лишь родители затем делают из них евреев, христиан либо идолопоклонников. Так что если этот человек воспитает их в «первоначальной» религии, (в исламе) и не оста вит их в руках тех, кто отклоняет детей от истинной стези (т.е. евреев), то он заслужил немалую награду от Аллаха. Если же, однако, опекуном станет человек безнравственный, единственной заботой его будет вымогательство денег, и Господь окажет Свою милость [позволив выкупить детей].

…Затем новое бедствие и ужасное испытание постигло нас, «какого не бывало с тех пор, как существуют люди, и до сего времени…» (Даниил, 12:1). Нам запретили заниматься коммерцией, которая есть наше средство к жизни, ибо нет жизни без пропитания для наших тел и без одежды для прикрытия их от жара и холода. Последнее же добывается только при посредстве торговли, которая ради этого и производится и без которой наше существование прекратится. Поступая так, они намерены были ослабить сильных среди нас и уничтожить слабых… Эти гонения на нас ужаснее, нежели те, что терпели мы во времена нашего рабства в Египте, ибо там мы могли сохранять нам принадлежащее, и никто этого у нас не отнимал… Далее, нас вынудили отпустить наших слуг и запретили нанимать других, как сказал Господь: «…в осаде и в стеснении, и котором стеснит тебя враг твой и жилищах твоих» (Второзаконие, 28:56), ибо тот, кто лишен помощи, обретается в жестоком стеснении.

Затем они повелели нам носить отличительную одежду, как предсказано в Священном Писании:

«И будешь омерзением, притчею и посмешищем у всех народов, к которым отведет тебя Господь» (Второзак., 28:37). Слово «омерзение» говорит о том презрении, каковое питают к нам народы при виде нашего упадка, умаления и унижения. Ни один народ, самый теснимый и преследуемый, не может быть сравним с нами. Поистине, мы презираем сами себя еще более, чем презирают нас народы. Мы стали омерзением и примером для них, так что, желая преувеличить какое-либо унижение, постигшее их, они говорят: «Я унижен подобно сироте». Так же, желая оскорбить и обидеть ближнего, либо разгневавшись на сына или раба, они, истощив против нас прочие ругательные слова, говорят:

«Это еврей!» Если же они хотят проклясть кого-нибудь наихудшим проклятием, то говорят: «Да сделает тебя Аллах подобным еврею и почитает тебя из их числа». Описывая постыдное деяние или какую-нибудь скверность, они говорят: «Даже еврей, как он ни мерзок во всех своих помыслах, не примирился бы с этим». Так стали мы притчей во языцех, каковую они употребляют в поучение и в насмешку… «Посмешище» приложимо к нашему внешнему обличию, особливому от всех остальных людей, ибо нам навязаны одежды самые гнусные, самые позорные и унизительные… как предрекал пророк Иезекиил: «И будешь посмеянием и поруганием, примером и ужасом у народов, которые вокруг тебя, когда Я произведу над тобой суд во гневе и ярости и в яростных казнях» (Иезек., 5:15). 'Гак предсказал он, что мы станем предметом омерзения для окружающих народов, до того даже, что если один из них возьмет еврейскую девушку и она родит от него, над ним станут насмехаться. И дети его будут презираемы, и трудно ему будет найти для них жен и мужей, ибо они отверженные, и никто, даже ничтожнейший, не захочет вступить с ними к роде! во, как сказано: «Близкие и далекие от тебя будут насмехаться над тобой, который осквернил имя твое и творил бесчинства» (Иезек., 22:5). «…сними с себя диадему и сложи венец…» (Иезек., 21:26) относятся к указу против ношения нами тюрбанов… и вынуждающему нас носить черное одеяние, каковое есть цвет траура, ибо сказано:

«…сделай вид, что ты в трауре, и надень скорбные одежды…» (Вторая кн. Царств, 14:2). Что же до веления нам носить длинные рукава, целью его было низвести нас до подчиненного состояния женщин, не имеющих силы. Длина рукавов должна была сделать наш вид нелепым, а цвет их — отвратительным. Они напялили нам на головы уродливые шапки, в отрицание слов: «…и головные повязки сделай им, для славы и благолепия» (Исход, 28:40). Суть их особливых одежд в том, чтобы выделить нас между ними, и чтобы во всех делах нас можно было признать, дабы обращаться с нами унизительно… Вдобавок, это позволяет им проливать безнаказанно нашу кровь. Когда бы мы ни стали переезжать из города в город, нас подстерегают грабители и разбойники и убивают нас под покровом ночи, а то и средь бела дня, ибо сказано: «…пусть не моя рука будет на нем, но рука филистимлянина будет на нем» (Первая кн. Царств, 18:1 7). Из-за этих одежд мы вопием против самих себя и говорим: «Прокаженный, у коего язва на живой плоти — нечист… Но ужаснее всякой проказы грехи, из-за коих постигли нас эти гонения… "Всякий день посрамление мое передо мною, и стыд покрываем лицо мое» (44:15)… и мы слышим это, но молчим. Даже рабы их, нищие и прокаженные имеют власть над нами и уязвляют нас, как только могут, и гонят, как нечистых, ибо сказано: «Кричали им: сторонитесь нечистый! сторонитесь, сторонитесь, не прикасайтесь!» (Плач Иеремии, 4:15).

Из сказанного мною ясно, что мы заслужили те претерпеваемые нами гонения, ибо они не воздают нам даже за малую долю грехов, совершенных нами против Бога, и суть лишь часть великой кары…

«Посланцы прибыли в Сану из Иерусалима, возвещая, что Мессия Израиля близок… Люди плакали от радости и в великом своем ожидании верили от всей души… и восклицали: в такой-то и такой-то день придет избавление, и тогда мы унесемся прочь и в одно мгновение окажемся на своей земле…

А власть в те времена находилась в руках шейха Касима, имама ал-Мутаваккила. Сей последний, услышав об этом от своих министров и знати и от своих мусульманских подданных, призвал к себе предводителей и старейшин еврейских общин Саны и Хемды и спросил их: «Что это у нас там такое?» Они не могли скрыть от него, что знали, ибо тому были многие свидетели, и тогда шейх заключил их всех в свою крепость в городе, пока положение не прояснится. Он воспылал гневом против них и против всех евреев и отдал распоряжение людям своей религии, пусть назначают в каждом городе и в каждой провинции и в каждом месте, где живут евреи, особых чиновников, дабы карали их и делали с ними, что захотят. И солдаты, и всадники во множестве нападали на евреев и причиняли им многие муки. И вышел указ, но которому дома их, и поля, и все достояние переходили обратно к шейху и его преемникам до скончания времен, и евреи не могли более ни владеть своей долей земли, ни наследовать ее. 'Затем повелели евреям снять свои головные уборы и не позволяли им долее носить тюрбаны. Узнав об этом, мусульмане устроили себе забаву, сбивая тюрбаны с еврейских голов. Для евреев сие было несносное унижение, и видя приближающегося мусульманина, они с позором покрывали головы свои одеждами. Мусульманин же срывал покров с головы еврея, восклицая:

«Сними его и ходи с непокрытой головой». И мусульмане хвалились друг перед другом: «Сегодня я обошелся с этаким-разэтаким евреем как мне заблагорассудилось, я избил его и изругал и скинул наземь тюрбан с его головы». И так они измывались над кем хотели, над малым и старым.

А предводители общины заключены были в крепость, после чего их отвели в камеру пыток, где их выставили на жгучее солнце. Вслед за тем их раздели догола и подвесили под открытым небом у входа во дворец, на поругание всем проходящим мимо мусульманам. Они восклицали: «Оставьте вашу веру, что вам толку в ней!» Евреи страдали молча, и лишь обращали сердца свои к Отцу Небесному, молю об избавлении. Остальным евреям, схваченным вместе со старейшинами, надели на шею железные цепи и нагими отвели в подземные застенки, где они пребывали во мраке и в смертной тени. Главу же общины отвели нагого и закованного в цепи в место, называемое Камран, куда его заключили, и где не бывал еще ни один еврей. Он страдал от всяческих мучений и пыток, ниспосланных Богом на него и его народ, и он сидел и рыдал от горя, но избавления было ждать не от кого, кроме как от Господа Всемогущего.

Следует знать, что в Сане был еще один раввин, но имени Сулейман ал-Акта, славный своими познаниями и Горе, в Законе, а превыше всего в каббале. И вот, получив знамение свыше, он решил пойти к шейху в промежуточные дни праздника Песах. Никто не знает, что произошло меж ним и шейхом, известно лишь со слов последнего, будто раввин уверял, что Господь хочет испытать его. По сей день никто не знает, каковы были его намерения, слышали лишь, как он воскликнул в синагоге: «Блажен ты, о Израиль, в грядущей твоей судьбе!», а затем отправился в замок. После свидания с шейхом его схватили, пытали и заключили в подземную темницу. Вслед затем его привели пред лицо одного из сановников, ответственных за сбор, и тот бросил его в яму, полную змей и скорпионов. От имени Исмаила, великого владыки, вышло постановление — обезглавить его на торговой площади посреди города к следующую пятницу по окончании мусульманских молебствий. Его провели по улицам города и обезглавили, как и было постановлено. Затем тело его распяли и велели евреям оттащить его к городским воротам, где и подвесили его, нагого, на крепостном валу для всеобщего обозрения на три дня, и разрешили похоронить его лишь после того, как заплатили большой выкуп за тело. Тут Господь усмирил сердце шейха и тот согласился отпустить других еврейских предводителей, после того как подверг их пыткам и получил за них от евреев много денег.

…В те дни почти пятьсот евреек, не вынося гонений, отступили от своей веры».

Саадия ха-Леви.

В месяце раджаб 1077 года евреи перешли всякую меру развращенности, ибо начали готовиться покинуть Йемен и присоединиться к своим собратьям в Святой Земле и в Иерусалиме. Они уверяли, что царь их. Мессия, сын Давида, пришел в мир и восстановил их царство. Они распродавали свое имущество за смехотворную цену…

В мае 1665 года Саббатай (Шабтай) Цви, еврей из Смирны, страдавший маниакальной депрессией, объявил себя Мессией, посланным, чтобы вывести евреев. Хотя многие раввины первоначально отвергали его мессианские претензии, он пользовался поддержкой многих преданных учеников и последователей. Легендарные слухи о нем пробудили мечту о Мессии в евреях Османской империи, Европы, Йемена и Персии. Эти мессианские надежды на фоне нищеты и угнетения приняли большой размах, тревоживший мусульманских властителей. Великий визирь заключил Саббатая в тюрьму в Константинополе, где тот, ради спасения своей жизни, перешел в ислам, готовясь вступить на стезю дьявола… Они уверяли, что перенесутся туда чудесным образом, без всякого усилия… Они говорили, что явился их Мессия, но на самом деле это антихрист (иддиджил)… и Аллах осудил их дерзость и пресек их упования…

И вот Шихаб эд-Дин Ахмад ибн Саад эд-Дин (ум. 1660) вопросил по этому поводу имама, который к ответе своем постановил, что неподчинение евреев условиям зимми равносильно ее отмене. Когда постановление достигло горы Каукабан и Шибаира, жители приступили к местным евреям, напали на их женщин, отобрали у них все их имущество, драгоценности и деньги. Как скоро стало известно, что произошедшее в Шибаире совершилось с благословения имама, обитатели Хазы и Гарзы, не мешкая, стали грабить своих еврейских соседей.

Безумие евреев тем временем возрастало, и безответственность их достигла предела, и тогда они взяли одного из своих, убрали его в роскошные одежды и изобильно напоили вином. Возвеселившись от вина, он пришел во дворец и пожелал воссесть на троне, требуя, чтобы его веление было исполнено. Он обратился к принцу Джамалу эл-Дину на языке евреев, говоря, что царствие его пришло к концу, что дом его проклят, и он должен отречься от престола и покинуть дворец. Придворные, бывшие там, поспешили сбить его с ног и осыпали его пинками за его позорный поступок.

Затем его отвели в тюрьму Бустана и всячески измывались над ним, сорвав с него шелковые одежды и обратив его (якобы царский) убор в орудие пытки. Подобно тому, как собратья его обращены в обезьян и свиней (см. док. 9). Затем они вопросили имама, как следует поступить с ним, и ответ гласил, что он должен понести наказание и жестоко поплатиться за свою дерзость. И тогда он был отведен на рыночную площадь и обезглавлен, а потом подвешен в распятом виде на городских воротах и висел несколько дней, а тем временем имам строго покарал всех евреев. У них сбивали с головы тюрбаны, а предводителей их заточили в тюрьму.