Лара

1.

Вокруг вершин клубится пар ночной,

Разбужен мир сверкающей зарёй,

Стремится новый день к ушедшим дням,

И наш последний день всё ближе к нам,

Но мир, как в первый день творенья свеж,

Ничто ему последний наш рубеж.

И равнодушно круг свершают свой

Жизнь на земле и солнце над землёй.

Слепит великолепие лучей,

Звенит в цветах долин шальной ручей...

Бессмертный человек! На мир земной

Смотри восторженно, кричи "он мой!"

Гляди, пока глаза твои глядят:

Настанет день - и пусть себе стоят

Надгробия любые над тобой -

Земля и небо ни одной слезой

Не оросят твой бессловесный прах,

И даже лист не упадёт в лесах,

И ветер вздохом не почтит твой гроб,

И даже тучка не нахмурит лоб,

Лишь тварь ползучая, справляя пир,

Тобой удобрит плодородный мир.

2.

Вот утро. Полдень. И собрались в зал

Все те, кого граф Ото приглашал.

Час наступивший должен разрешить:

Жить чести графа Лары, иль не жить.

Пусть Эзелин расскажет всё, как есть,

Ведь Ото за его ручался честь,

Ведь Лару он заставил слово дать,

Перед людьми и Богом здесь предстать -

Так где ж он? Пусть придёт и обвинит!

Не слишком ли он долго нынче спит?

3.

Давно за полдень. Эзелин нейдёт.

С холодной сдержанностью Лара ждёт.

Давно за полдень. Шум в толпе гостей:

Где ж Эзелин? И Ото всё мрачней:

"Он друг мой, я не сомневаюсь в нём,

И если жив - то он придёт в мой дом.

Всегда к его услугам замок мой,

Но нынче он ночует за рекой,

Не потому что он презрел мой кров,

А потому что должен быть готов

К сегодняшнему дню, чтоб доказать,

Что он не лжёт, и кое-что узнать...

Поверь словам моим, а если нет -

Я за него готов держать ответ!"

"Я здесь - ответил Лара - для того,

Чтоб выслушать сегодня от него

Тот злобный вздор, что повторяет он,

Всё, чем вчера я был бы оскорблён,

Когда б не посчитал, что он маньяк,

Или бесчестный и трусливый враг.

Кто он - не знаю. Допустить готов,

Что знал меня он там... но хватит слов:

Зови-ка болтуна, а если нет -

Своим мечом дай за него ответ".

За меч схватился Ото, покраснев,

Швырнул перчатку, сдерживая гнев:

"Что ж, я согласен, принимаю бой,

За Эзелина меч ответит мой".

Не изменясь в лице, хоть в этот раз

Быть может, он встречал свой смертный час,

Рукой, привычной, видимо, к боям,

Небрежным жестом, холодно упрям,

В одних глазах собрав весь гневный пыл,

Свой меч суровый Лара обнажил.

Их окружила рыцарей толпа -

Напрасно: в гневе ненависть слепа!

И Ото сыплет бранью, эту речь

Меч может оправдать и только меч.

4.

Был краток бой: граф Ото, сам не свой,

На меч нарвался в ярости слепой.

Едва заметный выпад. Резкий стон -

И Ото наземь падает, сражён.

"Проси пощады". Раненый молчит.

Теперь не встать ему с кровавых плит:

Над ним, как демон мрака, в тот же миг

Склонился Лара, исступлённо дик.

И меч его сверкнул над головой

Грозней, чем перед схваткой роковой:

Тогда рассудок им руководил,

Теперь о сдержанности он забыл.

Напрасно гости удержать его

Пытались: граф не видел ничего,

И в ярости на тех он налетел,

Кто за руку схватить его хотел...

И вдруг - внезапно гнев его иссяк,

На раненого посмотрел он так,

Как будто руку проклинал свою,

За то, что не убил врага в бою,

Как будто разглядеть хотел ответ:

Смертельна эта рана или нет.

5.

В опочивальню Ото унесён.

Явился врач, распорядился он -

И в замке воцарилась тишина.

Шептались гости в зале у окна.

А тот, кто был причиною всего,

Уже коня седлает своего,

И молча, недовольный сам собой,

Не оглянувшись, едет он домой.

6.

Но где ж тот метеор, тот гость ночной,

Что угрожал неведомой бедой?

Где Эзелин? Мелькнул он без следа...

Зачем пришёл он и ушёл куда?

Задолго до рассвета он исчез.

Тропа, что пролегает через лес,

Известна, заблудиться он не мог,

А дом, где ночевал он, недалёк.

Но нет его и там, потерян след.

Проходит день, но Эзелина нет.

Постель не смята, в стойле конь его,

Оруженосцы ровно ничего

Не знают. Ищут на тропе, дрожа,

Следов убийства или грабежа -

Нет ничего. Ни смятого куста,

Ни пятен крови, или лоскута,

Ни трав, полузасыпанных песком,

Когда упавший на землю ничком,

В конвульсиях уже бессильных рук

Ногтями разрывает дёрн вокруг,

И по сырой траве ногами бьёт -

Трава всегда убийство выдаёт!

Но Эзелин, как видно, не убит:

Безвестность о надежде говорит,

Хотя у многих подозренья есть...

И вот молва порочит Лары честь:

При нём молчат, а без него опять

Не устают догадки повторять.

За часом час прошло немало дней,

И с каждым часом краски всё мрачней.

7.

Залеченная рана не болит.

Но гордость всё равно кровоточит.

Сочтётся Ото с Ларой - он упрям.

Он Ларе враг и друг его врагам.

Теперь пусть разберётся суд во всём:

Кто Эзелина устранил тайком?

Ни у кого ведь не было причин

Желать, чтобы исчез граф Эзелин.

Разоблаченьем Ларе пригрозив,

Ушёл он, а теперь едва ли жив.

Слух ширится, ведь к истинам слепа,

Так любит тайны серая толпа.

А Лара к слухам повод подавал:

Ни с кем в округе дружбы не искал.

Он странно вспыльчив и неукротим,

А как владеет он мечом своим!

Где он искусство это смог постичь?

Где взял он ярость, хлёсткую, как бич?

Она не схожа с тем огнём слепым,

Что можно словом погасить одним.

Нет, в нём бушует, доброту презрев,

Глубинный, целеустремлённый гнев,

Лишь в том, кто долго власть в руках держал,

Такой безжалостный вскипает вал.

И тайны эти, и людская прыть

Всех порицать охотней, чем хвалить,

Всё в тучу собралось. И Лара сам

Знал, что придётся сразу всем врагам

Сплотившимся, ответить за того,

Кто мёртвый иль живой, травил его.

8.

В стране дух недовольства закипал.

Там был тираном каждый феодал.

Любую прихоть, превратя в закон,

Путь открывал грехам и крови он.

Мятеж, междуусобицы, война -

Была готова вспыхнуть вся страна:

Всяк повода искал, чтобы опять

Резню междуусобную начать.

Союзник или враг. В такой войне

Никто не остаётся в стороне!

В своих владениях любой барон

Был царь и бог, всех притесняя, он

Слепую жажду мщенья разжигал,

И в душах поднимался гневный вал.

И Ларе завещал с землёй отец

Немало рук ленивых и сердец

Разгневанных... но столько лет подряд

Скитаясь, Лара не был виноват

Ни в чём пред ними. Мягностью своей

Изжил он страх в сердцах своих людей.

Народ его любил и оттого

Боялись не его, а за него.

Считали слуги, что несчастен он,

Что одиночеством почти сведён

С ума. Так мрачен одинокий быт...

Но в замок вход для всех всегда открыт.

И к тем, кто в поединке с жизнью пал,

Сочувствие граф Лара проявлял:

Со знатными он холоднее льда,

Зато к простым внимателен всегда.

Всем беднякам, не тратя лишних слов,

И землю он предоставлял, и кров,

И люди замечали день за днём,

Как быстро круг вассалов рос при нём.

Он щедрый вождь, он добрый господин,

Особенно с тех пор, как Эзелин

Исчез. А может, Лара был смущён,

Тем, что предвидел злые козни он?

Что б ни было - он презирал вождей,

Искал симпатии простых людей,

Расчёт? Но он добился своего:

О нём судили по делам его -

Ведь всех, кого синьор с земли сгонял,

Охотно он к себе в вассалы брал.

Крестьян не грабят. В деревнях покой.

И на судьбу не ропщет крепостной.

Здесь нищету презреньем не клеймят.

Здесь юность ждёт за подвиги наград.

И всех, кто пригодиться мог в борьбе,

Граф крепко привязать сумел к себе.

Ожесточённых тем он привлекал,

Что радость близкой мести обещал,

Влюблённым посулил брак без препон

Между людьми любых сословий он.

Свободу - всем. Лишь должен час пробить,

Чтобы открыто рабство отменить.

Созрело всё. И вот, в тот день, когда

Граф Ото с нетерпеньем ждал суда,

Гонец его ответчика застал

Во всеоружье: замка мрачный зал

Вооружённой полон был толпой -

Доверясь небу, землю звал на бой

Мятежный Лара, он освободил

Всех крепостных! И только для могил

Отныне землю будет рыть народ

В поместьях перепуганных господ.

Таков их клич: свобода, вера, месть!

На свете разных слов немало есть,

Чтоб истину любую исказив,

Убийц благословил святой призыв!

Довольно бросить пару ловких фраз,

Чтоб волк и червь нажрались в тот же час.

9.

В руках баронов люди и земля.

Что стоит власть мальчишки-короля?

Его открыто презирал народ,

Давно восстать готовый на господ.

И ненависть себе вождя нашла

В том, чья судьба с ней связана была

Неразделимо. Странным роком он

Восстать противу тех был принуждён,

С кем связывал его старинный род.

С той страшной ночи он добра не ждёт

От феодалов. Всё, что может быть,

Он встретит не один... о, лишь бы скрыть

То прошлое... за ним пойдёт народ.

Цель общую он со своей сольёт.

А неудача тоже не страшна:

Отсрочит час падения она.

Казалось, в нём давно тревоги нет,

Давно иссякли бури прежних лет,

Но вдруг событий странный поворот

Его опять на край судьбы несёт.

Он снова тот, каким когда-то был,

Роль та же, только сцену он сменил.

Жизнь? Грош цена. И славе - грош цена.

Он ненавистен им? Так пусть - война!

Одна судьба ему и всем врагам:

Он с ними смерть разделит пополам.

Хотел ли он толпу освободить?

Скорей, толпой власть гордых сокрушить.

Но как медведь обложен он кругом,

Людьми и роком в логове своём.

Охотник старый сам попал в загон.

Живьём не взять - скорей погибнет он.

Горд, не честолюбив, хотя и смел,

Он в цирке жизни зрителем сидел.

Но брошен на арену в смертный круг,

Вождём вражды извечной стал он вдруг,

В осанке ярость, грозен трубный глас,

И гладиатор ломится из глаз.

10.

Едва ли стоит в сотый раз, опять,

Меч, огнь и коршунов живописать,

Сражений переменчивый успех,

Победы этих, пораженья тех,

Пожарища, руины крепких стен...

Пейзаж войны не знает перемен.

Но в этой - лава вспененных страстей

Гасила жалость яростью людей,

И милосердие оглохло тут:

На поле боя пленных не берут!

Ожесточенье съело до конца

Минутных победителей сердца,

Кто за свободу, кто за власть свою

Побольше хочет истребить в бою.

Не погасить голодный пламень тот,

И разоренье дань с земли берёт.

Так языками красными дразня,

На трупах пляшет каждый день резня.

11.

Внезапный всплеск всех напряжённых сил

Успех дружинам Лары подарил,

Но был в самой победе корень зла:

Она в войска анархию внесла.

Одной отваге веря, в каждый бой

Кидаются бесформенной толпой;

Слепая жажда мести, алчный пыл -

Вот враг, который шайки их сломил.

Напрасно хочет Лара их сдержать,

Нет, он не в силах ярость обуздать.

Напрасно хочет он их вразумить -

Не поджигателю огонь гасить.

Кто справится с зарвавшейся толпой?

Лишь враг сумел унять их пыл слепой:

То отступленье ложное, то вдруг

Налёт внезапный, то опять из рук,

Не ввязываясь в бой, уходит враг,

Перед ночной засадой дикий страх,

Неявки подкреплений, бивуак

Под мокрым небом. Стены, что никак

Не отвечают языку огня,

Упорством ожидающих дразня -

Всё неожиданно. Уж лучше бой,

Чтоб силами помериться с судьбой,

Уж лучше смерть мгновенная в бою,

Чем так влачить в мученьях жизнь свою

Среди лишений, голода, беды...

И лихорадка косит их ряды,

Отчаяньем сменилось торжество,

И только воля Лары одного

Не сломлена. Но всё тесней, тесней

Круг преданных восстанию людей.

Отборнейший, но маленький отряд.

Они теперь одних себя винят

За пораженье... Да, но жизнь спасти

Надежда есть: границу перейти,

И прекратив гражданскую войну,

С собой в чужую унести страну

Отчаянье отверженных людей:

Ведь рабство или гибель - тяжелей.

12.

Решенье принято. И путь в ночи

Не факелы, а редких звёзд лучи,

Им озаряют. И недалеки

Искрящиеся заводи реки.

Вод берега видны... но нет! Назад!

Вдоль берега ряды врагов стоят.

Вернуться? Прорываться? Гляньте в тыл:

Там - знамя Ото, копья главных сил!

А на холмах холмы по сторонам.

Пастушьи? Нет, не обойти их нам.

Надежды лишены, окружены,

Но кровь за кровь. Дороже нет цены.

13.

Минутный отдых. И пора решать:

Атаковать или на месте ждать?

Не безразлично ли? Но у реки -

Враг послабей. А за спиной полки.

И вдруг удастся эту цепь прорвать

И вырваться? Итак - атаковать!

Тот жалкий трус, кто нападенья ждёт,

Сам не решаясь нападать... И вот -

Мечи взметнулись, повода бренчат,

Слова вождя опередил отряд,

Хоть ту команду, что в ушах звучит,

Для многих голос смерти заглушит.

14.

В холодную режимость погружён

Тяжёлый меч он вынул из ножён,

И отрешённость жёсткого лица -

Бесповоротней, чем у храбреца,

Людей спасающего... рядом с ним

И Калед, как всегда неустрашим:

В нём верность снова страх превозмогла.

Луна смертельным светом залила

Его лицо, явив во всех чертах

Боязнь за друга, верность, но не страх.

И Лара этим не был удивлён.

Рукой руки пажа коснулся он.

Рука не дрогнула. В душе покой.

Одни глаза твердили: "Я с тобой.

Погибнут или разбегуться - пусть,

Скорее с жизнью, чем с тобой прощусь".

Звучат слова команды роковой,

В ряды врага врубился плотный строй,

И разом - шпоры скакунам в бока,

И отражается в мечах река.

Отважных до отчаянья бойцов

Лишь горстка против множества врагов.

Окрасился вдвойне поток речной:

Сначала кровью, а потом зарёй.

15.

Где свой сдавал, где враг одолевал -

Везде на помощь Лара поспевал.

И сам, надежд не видя никаких,

Рубился он и вдохновлял своих.

Все понимали: дрогнешь - пропадёшь,

Кто побежит - погибнет ни за грош.

И в страхе смешивая строй рядов,

Готовы отступить полки врагов:

То окружён своими, то один

Врубался Лара в гущу их дружин.

И, наконец, прорвав железный строй,

Над берегом реки взмахнул рукой.

Но вдруг пернатый шлем поник: стрела,

Вдогонку пущенная, в бок вошла.

И замер клич победы на устах,

И смерть обрушила победный взмах:

Рука упала с высоты плеча,

Ещё сжимая рукоять меча.

Разжалась левая, лишившись сил,

Но тут же паж поводья подхватил:

Вождя, склонённого к луке седла,

Его рука из боя увела.

Но силы и сознанье потеряв,

Ни битву, ни пажа не видит граф,

А ни одна из бьющихся сторон

И не заметила, что он сражён.

16.

По раненым и мёртвым день скользнул,

На панцире изрубленном блеснул...

Чело без шлема. Конь без седока.

Последним вздохом вздыбивши бока,

Кровавую подпругу разорвав,

Лежит он в хаосе измятых трав,

А та рука, что управляла им

Движеньем слабым, но ещё живым,

За повод дёргает: ведь недалёк

Тот жажду разжигающий поток.

И губы опалённые дрожат

У всех, кто умирает, как солдат.

Горящий рот напрасно просит пить,

Чтоб губы для могилы охладить.

И руки ослабевшие скользят

По травам, уполщающим назад...

Воды достигнув из последних сил,

Почти что пьёт он, как вовек не пил -

Что ж медлит он? Но жажда вдруг прошла:

Смерть и её с собою унесла.

17.

Там, в стороне, под липою лежал

Тот, кто сраженье это развязал.

Ещё дышал, но был он обречён,

Струилась кровь, приблизив вечный сон,

А паж, с которым он неразделим,

Склонился на коленях перед ним,

И шарфом рану зажимал... на ней

Кровь с каждою конвульсией черней.

Дыханье всё слабей и под рукой

Кровь чуть сочится с той же роковой

Неотвратимостью... и вождь едва

Выдавливая из груди слова,

Сжимает руку смуглого пажа,

Её в своей, мертвеющей, держа.

Улыбкой горестной понять даёт,

Что боль ещё сильней от всех забот.

А паж давно не видит ничего -

Да... перед ним лишь влажный лоб того,

Чей взор, тускнея, унесёт во тьму

Весь свет, что на земле светил ему.

18.

Обшарил поле вражеский обход.

Что им победа, если вождь уйдёт?

Искать его. Склоняются над ним.

А он глядит с презреньем ледяным,

Что разом примирив его с судьбой,

Уводит прочь от ярости земной.

Подъехал Ото. Спешился. Глядит.

Проливший кровь его - в крови лежит.

Спросил: "Ну как?" Но не ответил тот.

Глядит и, кажется, не узнаёт.

Но что-то хочет Каледу сказать...

Все слышат речь, но слов не разобрать:

Чужой язык. Предсмертные слова,

В которых память давняя жива

О странах и о временах иных...

Один лишь Калед понимает их.

Его ответы в тишине слышны.

Вокруг стоят враги, изумлены.

Но их не видя, вождь и паж вдвоём

Беседуют о чём-то, о своём.

О той судьбе особенной своей,

Что недоступна для других людей.

19.

Значительность невнятных этих слов

По одному лишь тону голосов

Угадывалась... Калед говорил

Так, словно сам он ближе к смерти был,

Чем Лара. Бледных губ дрожащий звук

Исполнен был таких глубоких мук...

Но голос Лары ясен был и чист,

Пока его не стёр предсмертный свист,

И всё же выражение лица

Бесстрастно оставалось до конца.

Ни покаянию, ни доброте

Не отдал дань он. Лишь в минуты те,

Когда хрипел, в агонии дрожа,

Взгляд ласковый он бросил на пажа...

И вдруг к Востоку руку он простёр.

В тот миг луч солнца, озарив простор,

Блеснул меж туч. Что значил этот жест?

Иль память им двоим знакомых мест,

Людей, событий он на миг вернул?

Но Калед на Восток и не взглянул.

Он от рассвета отвернулся так,

Как будто с Ларой уходил во мрак.

Вождь был в сознаньи. Чьею-то рукой

Вдруг поднесён ему был крест святой

И чётки... не приняв даров святых,

Так нечестиво глянул он на них,

Так усмехнулся (Господи прости),

Что Калед взгляд не в силах отвести

От глаз его, не видящей рукой

Отбросил с отвращеньем крест святой,

Как будто умирать он помешал!

Как будто Лара вовсе и не знал,

Что жизнь иную обретут лишь те,

Кто веровал и умер во Христе.

20.

Дыханье Лары стало тяжелей,

И тьма густая не сползёт с очей.

Он руку, мёртвой сжатую рукой,

Кладёт на сердце - холод и покой.

Не верит Калед! "Бьётся, бьётся..." Нет!

Оставь безумец этот тщетный бред.

Нет Лары. И оставь свои мечты:

Лишь то, что было Ларой, видишь ты.

21.

Но Калед в прах вперяет пламень глаз,

Как будто дух высокий не угас.

Он равнодушно дал себя поднять,

Но взор от мертвеца не оторвать.

Подняв того, кто был уложен им,

Того, кто так недавно был живым,

Несут... И видит паж, как неживой,

Прах к праху - вождь поникнул головой.

Паж не рванулся и не зарыдал:

Стоял. Смотрел. И мертвенно молчал.

И волосы вороньего крыла

Его рука, застынув, не рвала.

И вдруг упал. Упал без чувств, без сил,

Мертвей того, кого он так любил.

Он так любил? Нет, никогда такой

Любви не спрятаться в груди мужской.

И тут раскрылся до конца секрет:

Лишь расстегнули на груди колет -

Очнулся паж и холодно глядит:

Что ей теперь честь, женственность и стыд?

22.

Не в склепе родовом под грузом плит,

А в поле, там, где умер, Лара спит.

И сон его глубокий стережёт

Холм земляной, а не старинный свод.

Отступнику молитва не нужна.

Оплакала его одна она,

Чьё горе неутешное грозней,

Чем скорбь страны о гибели вождей.

Напрасно учиняли ей допрос:

Она молчала, не страшась угроз,

Не отвечала как и отчего,

Всё в мире позабыла для того,

Кому все сожаленья не нужны.

Над волею сердец мы не вольны.

Наверно, с ней он нежен был с одной.

Глубокий дух от взоров скрыть стеной.

Его любовь не для досужих глаз,

И сердца гром неразличим для нас.

Так необычны звенья цепи той,

Сковавшей дух его с её душой.

Она не хочет даже намекнуть.

И все мертвы, кто знал хоть что-нибудь.

23.

Кто хоронил, те видели на нём

Рубца от ран, оставленных мечом.

Да, кроме этой раны роковой -

Другие, давний след войны другой.

В каких бы он ни странствовал краях,

Но лето жизни он провёл в боях,

Позор иль славу он себе снискал?

Одно лишь ясно: кровь он проливал.

А Эзелин, что знал ту жизнь вождя,

Исчез, как видно, тоже смерть найдя.

24.

В ту ночь (как рассказал один вассал)

Через долину крепостной шагал.

Двурогой Цинтии неверный свет

В тумане меркнул. Близился рассвет.

Крестьянин рано встал дров нарубить,

Чтоб утром, их продав, еды купить.

Так, лесом вдоль потока он шагал

(Поток владенья Лары разделял

И земли Ото). Вдруг в лесу густом

Раздался топот. К берегу верхом

Примчался кто-то, и с луки седла

Свисала ноша, видно тяжела,

Завёрнутая в плащ. Крестьянин вдруг

Тревогу ощутил, почти испуг:

"Нечисто, видно, дело..." Как тут быть?

И скрывшись, стал за всадником следить.

Тот, осадив коня на берегу,

С размаху бросил ношу вниз в реку

И, быстро оглядевшись, подождал.

Всё было тихо. Всадник зашагал

Вниз по теченью - что ж, речная гладь

Порой о многом может рассказать.

И, вздрогнув, он остановился вдруг

И начал камни собирать вокруг.

Дождями зимними принесены

На берегу валялись валуны.

И, выбрав те, какие покрупней,

В поток он бросил несколько камней,

Как бы во что-то целясь. Крепостной,

Подкравшись разглядел, как под Луной

Блеснуло что-то, словно грудь всплыла,

И, вроде бы, на ней звезда была,

Но толком разглядеть он не успел:

Тяжёлый камень в воду полетел,

И тело утонуло, а потом

Всплыло - вода красна была кругом -

И утонуло вновь. А всадник ждал,

Пока последний круг с воды сбежал,

Потом вернулся и вскочил в седло,

И прочь его, как вихрем, унесло.

Крестьянин не видал его лица

(Он в маске был), а облик мертвеца

Не разглядел со страху, но когда

И вправду на груди была звезда,

Знак рыцарский, - то в замке меж гостей

Пропавший Эзелин являлся с ней

В тот самый вечер перед той зарёй.

Коль то был он - дай Бог ему покой.

Труп в море унесло, но всяк хранит

Надежду, что не Ларой он убит.

25.

Что ж - Калед, Лара, Эзелин? Их нет.

Могил их безымянных стёрся след.

Кто мог бы женщину заставить вдруг

Уйти из рощи, где скончался друг?

Но горе душу изломало ей:

Она не плачет, нет - в беде своей

Она молчит. Но кто-то раз рискнул

Её прогнать - взор яростно сверкнул,

Как у тигрицы, если вдруг она,

Детёнышей внезапно лишена.

Когда же люди не мешали ей -

Бродила, сторонилась всех людей,

Беседуя с тенями... ум больной

Рождает их, чтобы своей бедой

Делиться с ними. Так она сидит,

Как будто на руке её лежит

Израненного друга голова...

Предсмертное пожатье... взгляд... слова...

Она хранит обрезки чёрных кос.

Она их прячет. Прядь других волос

Достанет, и на землю положив,

Как будто рану призрака прикрыв,

Сама с собою говорит... Опять

Подымется... зовёт его бежать...

На корни сядет, замолчит и вдруг

Лицо в ладони исхудавших рук

Уронит... что-то чертит на песке...

Нет, долго не прожить в такой тоске.

Она уснула с ним. Их жребий нем.

Кто знает жизнь её? Но верность видно всем.