Ласковый обманщик

Глава 5

Первым желанием Саманты, как только она вернулась к себе в спальню, было немедленно начать паковать вещи. Но она не стала этого делать. Она очень устала. Закрыв дверь, она поставила под дверную ручку стул. Легла в постель. Затем, поразмыслив, встала, поставила стул на место и опять залезла в постель.

Она не могла уснуть. Все ее попытки не думать об отце и его завещании были напрасны. Так всегда бывает: когда хочешь о чем-то не думать, мысли об этом не выходят у тебя из головы.

В три часа ночи Саманта встала с кровати и начала искать завещание отца. Она специально не читала его, так как не желала знать детали той посмертной отцовской игры, которую он хотел ей навязать. Не желала знать, что он ей уготовил.

Саманта нашла завещание среди других документов. Оказалось, что адвокат отца пересказал ей практически все содержание, кроме одной фразы, где говорилось, что она должна отчитываться перед Майком Таггертом о ходе проведения расследования. И лишь после одобрения Таггертом проведенной ею работы она могла получить свои деньги — деньги, которые должна была получить без всяких предварительных условий.

Саманте безумно захотелось разорвать этот документ на мелкие кусочки; но, сдержав свой порыв, она разгладила бумагу и положила на место. Она никогда не сердилась на отца, пока он был жив. И сейчас, когда его нет, она тоже не станет на него сердиться. В сущности, он только хотел, чтобы кто-то приглядывал за ней после его смерти, а это было признаком того, что он любил ее. И какая разница — знает Саманта этого человека или нет; его знал отец, и он был высокого мнения о Майкле Таггерте; в свое время он так же одобрил Ричарда Симса, как ее будущего мужа.

Саманта встала и пошла в ванную; долго стояла под горячим душем, вымыла голову. Когда она вышла оттуда, то почувствовала себя лучше. Надела серые хлопковые слаксы и длинный розовый свитер. Расчесала волосы и гладко зачесала их назад. Она даже накрасилась. На улице все еще было темно, но чувствовалось, что приближается рассвет. Саманта раскрыла двери на балкон и глубоко вдохнула аромат роз, шедший снизу из сада.

Вдруг она замерла, прислушиваясь к звуку, который не сразу смогла определить. Это был стук пишущей машинки, когда по ней стучат тяжелыми, неумелыми пальцами. Услышанное заставило Саманту улыбнуться — она не слышала этого звука много лет.

Она понимала, что ей следует остаться в своей комнате и паковать вещи. Но вместо этого подошла к двери, открыла ее и пошла вниз по ступенькам, на звук.

Майк находился в библиотеке. В комнате было темно, лишь одна лампа горела над письменным столом. Он сидел и яростно долбил указательными пальцами на старинной машинке.

Неожиданно ее охватил страх, и она хотела уйти из комнаты.

— Если у тебя есть что сказать мне, так выкладывай, — произнес он, не оборачиваясь. Она выпалила:

— Мой дед Кэл… он был отцом моего отца. Он был замечательным человеком… я не верю, что он…

Когда он повернулся, чтобы взглянуть на нее, Саманту поразил его усталый вид. Очевидно, он тоже всю ночь не спал.

— Верь, во что хочешь верить, — он вновь отвернулся, вытащил напечатанную страницу и вставил чистую.

— Что ты печатаешь? — Она шагнула к нему. Бросив через плечо красноречивый взгляд, ясно говоривший, что у ее мамы дочка дурочка, — он ответил:

— Да так, кое-что.

Она посмотрела на машинку:

— А почему бы не воспользоваться с тем же успехом долотом и молотком, выбивая буквы на куске камня?

Он ничего не ответил и продолжал печатать. «Нужно возвращаться в комнату и начинать собираться, — подумала Саманта, — или лечь спать», — хотя впервые за это время ее не тянуло в сон. Ей очень хотелось все же узнать, что он печатает.

— А если я не буду заниматься розысками бабушки, ты позволишь мне получить наследство?

— Нет, — решительно произнес Майк.

Саманта хотела было возмутиться, но передумала. В конце концов, у нее был выбор. Это было ее дело, какое принять для себя решение. А деньги — она никогда не считала их самым главным на свете. И знала, что может обойтись без них, так как вполне способна заработать себе на жизнь. Если она не собирается выполнять требования, изложенные в отцовском завещании, то хоть сегодня может покинуть Нью-Йорк и уехать в… Она бы могла уехать в…Ехать ей было некуда и не к кому. Медленно, будто через силу, она направилась к лестнице.

— Твой дед Кэл был бесплодный. — В полной тишине слова Майка прозвучали особенно громко. — За два года до того, как он встретился с твоей бабушкой, он переболел в армии свинкой, и болезнь привела к бесплодию. Он был не способен зачать ребенка.

Саманта тяжело опустилась на стул у двери. «Круг замкнулся», — мелькнуло у нее в голове. Она потеряла бабушку, маму, отца, мужа, а теперь ей сообщили, что и дед не дед, а совсем чужой человек.

Неожиданно она обнаружила, что перед ней стоит Майк. Она не слышала, как он подошел.

— Хочешь, пойдем куда-нибудь поесть, а затем обсудим все? — его голос был полон заботы и участия.

— Нет, — мягко ответила она и поднялась. У нее было сейчас единственное желание: запереться в своих комнатах, там, где она чувствовала себя в безопасности.

Майк схватил ее за плечи и резко повернул к себе лицом, возмущенный тем, что она по-прежнему не хочет никуда идти с ним и опасливо сторонится, принимая за какого-то монстра, одержимого жаждой насилия.

— Пока ты в этом доме, я за тебя отвечаю. Что бы ты ни думала обо мне, можешь быть уверена, что я не часто бросаюсь на женщин в людных местах, поэтому позавтракать со мной совершенно безопасно.

Саманта посмотрела на него с удивлением.

— Я не хотела… — и тут же поспешно отвела глаза, потому что у нее вдруг возникло нестерпимое желание уткнуться в его плечо. Как приятно, когда тебя обнимают! Последний, кто дотронулся до нее, не считая, конечно, Майка в памятный день их встречи, был ее отец. В те последние месяцы своей жизни он был таким хрупким…

Как, наверное, хорошо ощутить чьи-то мощные, сильные руки! Но Саманта не имела привычки что-либо просить у людей. Она даже мужа никогда не просила, чтобы он обнял ее, и уж во всяком случае не будет просить этого чужого человека, чтобы он успокоил и согрел ее душу. Поэтому она высвободилась из его рук. Рассерженный, недоумевающий, Майк выпустил ее. Его рот раздраженно скривился.

— Хорошо, я к тебе не притронусь, но ты поешь со мной.

Саманта опять собралась отказываться, но вместо этого вдруг сказала, что сходит за сумкой.

— Зачем тебе нужна сумка? — удивился он.

— Чтобы расплатиться за…

Не дав ей закончить, он взял ее под руку и повел к двери.

— Я же сказал, что старомоден. Плачу я. Когда я с женщиной, независимо от того, сестра она мне, мать или знакомая, — я плачу, я. Никаких пополам. Понятно?

Саманта ничего не ответила. У нее было достаточно всяких проблем и без этой — кому платить за завтрак.

Было раннее утро, народу на улицах еще немного, и поэтому город вызвал у Саманты мрачноватое ощущение одиночества. Молча она последовала за Майком в круглосуточное кафе.

Фамильярно улыбаясь, официантка подала Майку кофе.

— Ты опять всю ночь был занят? — спросила она. Он улыбнулся ей в ответ.

— Это точно, — и затем обернулся к Саманте: — Тебя устроят яйца всмятку и булочки? И чай, да?

Она кивнула, удивляясь, как это он угадал, что она не любит кофе. Но, по правде говоря, Саманта была равнодушна к еде.

Развалившись на диванчике, Майк попивал свой кофе.

— Как бы мне хотелось, чтобы твой отец более обстоятельно просветил тебя по всем этим вопросам. А не переложил это на меня.

— Мой отец любил… устраивать все.

— Твой отец любил держать в руках чужие судьбы.

— Мне казалось, тебе нравился мой отец…

— Нравился. Мы вели замечательные беседы и стали друзьями. Но я же не слепой. Он любил подчинять людей, заставлять их делать то, что желает он.

Саманта посмотрела на Майка с интересом.

— Хорошо, — сказал Майк. — Я тебя понял. Больше никаких комментариев по поводу твоего святого папы. Хочешь выслушать его теорию — подчеркиваю, не мою, а его теорию — по поводу того, что же произошло с твоими бабушкой и дедушкой?

Ей и хотелось послушать его и в то же время совсем не хотелось. Как будто берешь билет на фильм ужасов, который вроде хочется посмотреть, но боязно.

— Твой отец считал, что в 1928 году Макси забеременела от Бэррета, но что-то помешало им пожениться. Может, она сказала, что ждет ребенка, а он отказался жениться. Точно установлено только то, что она уехала из Нью-Йорка, приехала в Луисвилл, встретила там Кэла и вышла за него замуж. Она прожила с ним 36 лет, и тогда появилась эта фотография в газете. Твой отец думал, что, скорее всего, Бэррет ее увидел и по ней разыскал Макси.

Майк пристально разглядывал Саманту, потягивая кофе. Ее лицо не выражало почти никаких эмоций, и ему трудно было понять, о чем она думает.

— За две недели до своего отъезда Макси много разговаривала по телефону и была расстроена, рассказывал мне Дейв. Даже в прошлом году он продолжал ругать себя за то, что не спросил ее, что же происходит, но он был целиком поглощен мыслями о своей крошечной дочери и больше ни о чем не думал. Потом неожиданно Макси заявила, что заболела какая-то ее тетка и ждет ее приезда, Она уехала, и больше никто из вашей семьи ее не видел. Дейв хотел поехать разыскивать ее, но твой дед Кэл сказал — нет. И сказал это в достаточно резкой форме. Как считал Дейв, Кэлу было известно о том, что Макси вернулась к Бэррету. Суммируя все, твой отец вычислил, что, должно быть, Бэррет увидел ее фотографию в газете, связался с ней и предложил вернуться к нему, что она и сделала.

Саманте потребовалось несколько минут, чтобы переварить сказанное им.

Она смотрела, как официантка расставляет перед ними еду, и молчала.

— Твой отец не был ни в чем уверен, — продолжал Майк. — Какое-то время он был убежден, что его мать пала жертвой грязной игры. Например, ее ограбили, а затем убили. Что-то в этом роде. Но год спустя после ее исчезновения она прислала Кэлу из Нью-Йорка открытку, где писала, что живет в безопасности.

— Какая забота с ее стороны! — саркастически заметила Саманта.

Майк подождал немного в надежде, что она разговорится, но, видя, что она опять замкнулась, заговорил сам:

— Макси писала, что она «в безопасности». Она не писала: «счастлива», или «жива и здорова», или «пришлите мои вещи туда-то». Она лишь писала, что «в безопасности».

— В объятиях своего любимого, разумеется?

— Я слышу горечь в твоих словах…

— Что я переживаю или думаю, тебя не касается. От тебя требуется только сообщить, что мне надо сделать, чтобы выполнить условия завещания.

— Сделай так, чтобы я мог повидать Бэррета. И все. Я хочу встретиться с этим человеком. Никто не видел его за последние двадцать лет. Он отшельник. Живет в усадьбе в штате Коннектикут, у него там высокие заборы, собаки и вооруженные охранники.

— Тебе никогда не приходило в голову, что моя бабушка — если она еще, конечно, жива — может жить там вместе с ним?

— Отчего же, приходило.

Саманта задумалась. Неужели ей удастся вновь увидеть свою бабушку? Эта женщина бросила семью, оставила людей, которые ее любили, променяв их на чужого человека. Саманта не знала, сможет ли простить ее. И еще она подумала о человеке по имени Бэррет, человеке которого она не знает, но который вполне может оказаться ее дедом.

— Возможно, я бы встретилась с ним, — проговорила она и быстро добавила: — Но не с ней!

Майк был изумлен:

— Ты можешь простить мужчине, что он гангстер, но не можешь простить женщине измену? А тебе не кажется, что убивать людей — это похуже, чем спать с тем, кто не является твоим законным мужем?

Она проигнорировала его замечание.

— Так что требуется от меня?

— Ничего особенного. Я напишу письмо Бэррету. Там будет сказано, что внучка Макси хочет встретиться с ним. Полагаю, он не замедлит с ответом. Тогда мы отправимся на встречу. Все просто.

— А если он захочет встретиться со мной одной?

— Я думал над этим вариантом. Именно поэтому мне нужна железная причина тебя сопровождать. Ты не хотела бы сегодня выйти замуж?

— Лучше пусть меня зажарят живьем на вертеле! — честно сказала она. Майк засмеялся:

— Неужто тебе так понравилось быть замужем?

Саманта опустила глаза.

— У развода, знаешь, всегда есть причина.

Дейв мало что рассказывал про семейную жизнь дочери, заметил лишь, что одобрял ее развод и помог ей его добиться. Но Майка поразило, с какой ненавистью она относилась к замужеству. Ему очень хотелось дотронуться до ее руки, лежащей на столе; и хотя он знал, что делать этого нельзя, но удержаться от искушения было выше его сил.

Осторожно взяв руку Саманты, он посмотрел на нее — она была такая маленькая в сравнении с его ладонью — и поцеловал.

— А какая бы у нас была первая брачная ночь!

Она со злостью выдернула свою руку. Он вздохнул.

— Ты так сильно ненавидишь меня или всех мужчин вообще? — Майк сам не понимал, почему так хочет услышать, что она не ненавидит его лично… Но Саманта не ответила на вопрос. Она долго молчала, а потом вдруг спросила сама:

— Что, если ты ему напишешь правду?

— Ты предлагаешь сказать Бэррету, что я хочу написать о нем?

— Вообще-то я вполне понимаю его отрицательное отношение к писакам. — Надо было слышать, с каким отвращением в голосе она произнесла слово «писаки».

— Насколько я могу понять, писательство — еще один мой недостаток, — с грустью констатировал он. — Не скажешь ли, почему?

Ответа, естественно, не было. Да Майк его и не ждал.

— Хорошо. Не раскрывай своих секретов. Ты когда-нибудь слышала такое имя — Аль Капоне? Ну конечно же слышала. А слышала ты о нем не потому, что он был самым крутым гангстером или самым кровавым. А потому, что он любил рекламу, любил быть на виду. Когда он ехал на рыбалку, он созывал целую кучу репортеров. Этот человек считал, что каждое его слово или поступок достойны того, чтобы войти в историю. А в то время в Нью-Йорке Бэррет значил намного больше, чем Капоне. Но Бэррет избегал какой-либо гласности. Не позволял, чтобы его фотографировали, и никогда не давал интервью.

— Понятно. Поэтому ты считаешь, что если напишешь ему правду — что некая девушка, которая, может быть, является его внучкой, и некий писатель, который сует везде свой нос, желают с ним встретиться, — то он откажет.

— Я в этом уверен. Именно поэтому я должен для тебя быть кем-то близким и родным. Неужели роль мужа совершенно исключается? Ну, хорошо, роль жениха?

— Как насчет сводного брата?

— Если Бэррет хоть что-то знает о Макси и ее семье, то наверняка сразу раскусит эту ложь.

Она напряженно размышляла, кем бы он еще мог прикинуться, потому что не хотела никакой близости с этим человеком, даже на один день.

Он видел, о чем она думает, так ясно, будто читал ее мысли.

— Что ты имеешь против меня?

Она пристально посмотрела на него.

— Ты действительно хочешь жениться на мне? Обустроиться? Обзавестись парочкой ребят?

— Вообще-то я не собирался жениться на этой неделе! — ответил он.

— Значит, ты не любишь меня? По-настоящему, от всей души?

— Между нами пока еще не состоялось ни единого разговора, который бы не проходил на враждебных нотах.

— Ага… Значит, все, что тебе действительно нужно, так это лечь со мной в постель. — Она наклонилась к нему. — Так вот что я вам скажу, мистер Таггерт. Вы консервативный мужчина, ну а я — старомодная женщина. Я не из тех, кто после первой встречи с мужчиной обсуждает, ложиться ли с ним в постель. Я из тех, кто раздумывает, позволить ли себя поцеловать после третьей встречи. Я не хочу спать с тобой и, Боже сохрани, ни при каких условиях не хочу вновь выйти замуж. Мой жизненный принцип — не допускать одной ошибки дважды. И я уже совершила ошибку и сделала выводы. Я понятно изъясняюсь?

Облокотившись на спинку дивана, Майк наблюдал за ней и пытался понять — откуда у нее берется эта враждебность? Все, что о ней рассказывал Дейв, никак не подготовило его ни к чему подобному.

— Я так и думала. Теперь, надеюсь, все точки над «i» расставлены в наших отношениях? Я хочу исполнить то, что от меня требуется по завещанию моего отца, и покинуть этот город. Я сделаю все, что необходимо, но не больше. Понятно?

— Немного понятнее, чем раньше, — мягко ответил он.

— Ну хорошо. Тогда продолжим. Ты можешь написать Бэррету, что я приеду с моим женихом. После встречи я сразу же оставлю твой дом, а ты подготовишь для меня документ, что я выполнила свои обязательства. Договорились?

— Почти. У меня есть одно условие. Я хочу эти несколько дней, пока мы отправим письмо и получим ответ, — ты была у меня на глазах.

— Что такое?

— Я не хочу, чтобы ты оставалась одна в квартире твоего отца. Пока его воля не будет исполнена, я за тебя несу ответственность.

— А, понятно. Ты упомянул, что я, якобы, доведена до того, что готова совершить самоубийство. Так я могу вас заверить, мистер Таггерт, что я…

— И я готов вас заверить, мисс Эллиот, что принял окончательное решение по этому вопросу. Мы можем делать все, что тебе угодно, ходить по магазинам, посещать Статую Свободы, все что угодно, но только вместе.

— Я не позволю…

Он встал из-за столика.

— Наш разговор окончен. Вернемся домой, и я помогу тебе упаковать чемодан.

— Упаковать чемодан?

— Чтобы ты могла уехать.

— Но… — Саманта поняла, что он имеет в виду. Либо она делает, что он хочет и как он хочет, либо пусть убирается из его дома. У него были все козыри на руках. И чтобы отцовские деньги достались ей, придется слушаться Майка.

— Ну хорошо, — сказала она и, преодолевая стыд, быстро добавила: — Но не распускай руки!

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Этот, твой муж, должно быть, был крупным сукиным сыном.

— Да нет, не особенно. Покажи мне любую женщину, которая была замужем больше двух лет, и это обязательно будет женщина с высокой степенью терпимости к боли.

— Значит, твоя степень оказалась недостаточно высокой, а то бы ты до сих пор была замужем.

— Тут ты ошибаешься, — проговорила она, глядя в сторону. — Мои возможности терпеть боль неограниченны.