Лавка антиквара

16. Афик

Ощущение беспокойства и чувство постоянной смутной опасности в то время меня не покидали. Ничего, даже непрерывные перемещения по городу и общение с хорошими девушками полностью эти неприятные эмоции не снимало. Весь день я провел в бесполезных разъездах, в безрезультатных разговорах по телефону и без оного. Беседы с Альбинкой и Ирочкой из бухгалтерии, по-моему, особо полезного не принесли, разве что из-под подозрений их вывели.

До дома добрался лишь к началу третьего ночи: похоже, позднее возвращение уже входит в дурную привычку. Маша, свернувшись калачиком, тихо спала на диване. Не желая будить художницу, привел себя в порядок, прошел на кухню, сел в кресло и приятно расслабился. Спать не тянуло абсолютно, захотелось почитать новый роман одного из самых любимых мною писателей. Из тех, чьи книги продолжаю покупать в бумажном виде, а не скачиваю с сайтов электронных пиратских библиотек. Вот была бы налажена нормальная торговля электронными изданиями рублей за пятьдесят, может и не пожалел бы полсотни. Или всё-таки пожалел? Это ещё вопрос. Хотя… всё-таки лишние триста — четыреста рублей на дороге не валяются. В чем суть, точно уже не помню, но текст внезапно увлек, а параллельный поток сознания служил неким фоном, восприятию и чтению не мешал.

Отвлек телефон.

Номер не определился. Я автоматически глянул на часы: время подползало к шести. Кто бы это в такое время, интересно? Ничего себе зачитался! Звонить мне в такую рань? Кто же это такой, чёрт побери?

— Алло? — нарочито отстраненно спросил я в трубку. Разговаривать с кем-либо не хотелось категорически, но могли звонить люди, от которых я зависел в материальном плане, и в беседе с коими полагалось сохранять стабильную вежливость голоса в сочетании с четкостью речи. — Я слушаю!

— Слышь, старик… это я… — сипел некто на том конце канала связи. — Помоги, прихватило…

Голос опознать не удалось. Человек говорил тяжело, с паузами, будто каждое слово давалось напряженно, с усилием. Голос полухрипел-полушептал так, будто его обладатель уже помер, был оживлен посредством магии Вуду, превратился в зомби и теперь связался со мной благодаря игре инфернальных сил и причудам недобрых духов.

— Это кто? — испуганно спросил я. — Вам кого? Вы кому звоните?

— Тебе, тебе звоню… я это… Афик…

Звонил Афиноген Майский — мой старинный знакомый, из тех, кого и рад бы забыть, но никак вот не получается. Афик, как его фамильярно называли в нашей тусовке. Человек беспокойный и нецеломудренный, колумнист какого-то таблоида, по основной профессии — форекс-менеджер, а проще говоря — валютный спекулянт через Интернет. Его никто не воспринимал всерьёз. Малоизвестный литературный комментатор, очень плохой поэт, сносный (особенно у костра с алкоголем и гитарой) мужской бард и прекрасный прозаик. «Мастер малых форм», как он «скромно» себя именовал. Его критические статьи выглядели поверхностными и бездушными, но рассказики и миниатюры казались удивительными, а песенки мило смешили. Своеобразная проза пронизывала до самых глубин сознания. Мне никогда не писать так, как он. Но знакомство наше было шапочным, эпизодическим, мы даже не являлись приятелями.

— Помоги, прихватило…

— Скорую вызвал? Что с тобой, сказать можешь? — менторским тоном настаивал я.

— Вызвал, но пока приедет по пробкам, да по Москве… открой дверь, подойти не смогу, а пока вскрывать будут… ключ у соседки справа, она передаст, я просил…

— А сама она открыть не в состоянии?

— Не хочу с отрытой дверью… Уезжает она через полчаса, а ты на метро успеешь… — хрипел Афик. — Адрес запиши… Метро Рязанский Проспект, на углу Зеленодольской и Полетаева… Полетаева восемнадцать, корпус два… тридцать третья квартира… Код домофона запиши: два, восемь, девять, пять, ноль, три, три… Записал? Ну, давай…

Трубку повесили и послышались короткие гудки.

И какого черта? Придется ехать.

Афик пил. Пил люто и запоями. Кроме того, применял какие-то препараты «для расширения сознания» и периодически расширялся до таких размеров, что проходил курс детоксикации в соответствующей больнице с каким-то жизнеутверждающим названием. Опять, наверно, допился до отравления или наелся какой-то гадости. Грибочки что ли не те употребил? Но он просил помощи, а бывают просьбы, в которых отказать нельзя. У меня оставалась некая моральная обязанность перед этим человеком. Однажды Афик не просто спас мою шкуру, а с того света, можно сказать, вытащил. Ощущение неоплаченного долга сохранилось и засело где-то в спинном мозге. Поэтому я никак не мог допустить, чтобы Афик испустил дух по причине моего невмешательства.

А было так.

В ту пору я был глуп и самонадеян, как блондинка-первокурсница, только начал свои эксперименты в области окололитературных жанров, поэтому к результатам относился неоправданно серьёзно и обстоятельно.

И вот, как-то раз, от нечего делать и великого раздолбайства, приехал я на региональный фестиваль «Пустые Холмы», по устоявшейся традиции проводившийся на полянах и в лесах дальнего Подмосковья. Точные координаты мне сообщили, добрался на попутках, нашел по джипиэске нужную полянку и вышел прямо на своих друзей. Меня весело встретили, усадили у огня и поставили миску с распаренным дошираком. А в кружку налили чего-то крепкого и жгуче-алкогольного. Мы выпили за встречу, закусили, потом опять, затем снова, и отправился я по поляне знакомиться с новыми людьми. А потом ко мне подошли друзья и спросили:

— Слушай, а не хотел бы ты сегодня здесь выступить? Какие-нибудь новенькие рассказики почитать?

Я тогда и вправду писал сказки для взрослых и прозаические миниатюры, почему-то полагая это важным и правильным делом.

— Ну, почитать-то оно, конечно, можно, — уже нетрезво пробубнил я, — но почему сегодня? Я вроде и не подписывался на такое. Может — завтра? На свежую голову? Глядишь, основной народ подтянется.

Как и большинство начинающих авторов, я тогда наивно думал, что мои творения кому-то нужны, и кто-то их действительно читает.

— Оно тебе надо, чтоб основной народ? Да и вообще… завтра будет концерт главных мэтров. Петь будут. Поэтому тебе там может стать несподручно, не впишешься в компанию.

— Ладно, — неохотно согласился я, — сделаем.

И сделал.

Всё бы ничего, но посиделки с друзьями продолжались до самого концерта, а без обильных возлияний подобные мероприятия в принципе не обходятся. Нигде и никогда. Но, в конце концов, концерт начался. Покачиваясь, словно от легкого июньского ветра, я стал продвигаться в сторону сцены, где и шлепнулся прямо на травку.

Сидя возле похожего на эшафот помоста, я вполуха слушал происходящее и потихоньку клевал носом. Когда же огласили мою очередь, поднялся с чьей-то помощью, неверной походкой выбрался на сцену, слава богам, хотя бы самостоятельно, и неожиданно для себя самого, мощно задвинул примерно такую речь:

— Друзья мои! Старые и новые! Сегодня хотелось бы почитать не то, что возможно уже кому-то из вас известно или может даже успело надоесть, а что-нибудь новенькое… как для всех вас, так и для меня. Так что, други мои, слушайте не то, что было написано раньше, а то, что пишется сегодня, здесь и сейчас.

После этого своего нетрезвого вступления продекламировал коротенькую сказочку, а потом лихо завернул некий новый рассказ. Настолько новый, что и сам не помнил, что там для чего, что за чем следует, а главное — как дело-то должно закончиться. Ведь знал, что существует хорошее неписаное правило: нельзя выносить на суд общественности недоработанный материал. Закон, можно сказать. А тогда этим золотым правилом пренебрёг, и, в последний момент осознал, что весь текст вылетел из пьяной башки напрочь.

Есть и другое правило — не останавливаться на полпути, не обрывать себя на полуслове. Поначалу народ ничего не понял. Когда же до друзей стало доходить, что происходит, они расхохотались, как обкурившиеся травки школьники, а их радостный гогот подхватили остальные. После этого не оставалось ничего иного, как, не доводя до конца, прервать безобразие и грустно заявить:

— Очень рад, что добился вожделенного эффекта. Думаю, моё выступление вполне достойно лучшего юмористического номера фестиваля. Спасибо вам, ребята, удачи!

И в расстроенных чувствах я ушёл со сцены. Потом залез в отведенную мне палатку, с горя схватил там какую-то бутылку с кривой надписью: «ГРИБНАЯ НАСТОЙКА» и выпил. Как позже выяснилось, настойка эта предполагалась исключительно для наружных растираний, а вовсе не для принятия внутрь организма.

Всё дальнейшее восстановлено исключительно по воспоминаниям очевидцев. Сказывали, будто сделался я неадекватен, начало меня серьёзно глючить и колбасить, цвет лица изменился, глаза запали, а дыхание стало каким-то неровным и неправильным. Ребята не понимали, как следует действовать в подобных случаях и решили уж, что скоро получат в своё распоряжение свежеостывающий труп. Никто ничего не знал. А вот оказавшийся там Афик знал. Нашел быстренько в доступных аптечках необходимые ингредиенты, буквально на коленке сварганил какой-то антидот и вытащил меня с того света. Сам, без врачей вытащил. «Спасибо», сказал я уже потом, когда смог говорить.

— А знаешь, — хитро спросил Афик, после того, как я уже вполне оклемался, — как в разных странах отвечают на «спасибо»? Переводы звучат так. На Украине: «спасибо ломтиками не нарежешь». В Израиле: «спасибом в кассе не заплатишь». На Кавказе: «спасибо на шампур не нанижешь». В России: «одним спасибом пьян не будешь». А смысл везде общий — нематериальной благодарности недостаточно.

— Хочешь, чтобы я тебя отблагодарил материально? — замороженным тоном осведомился я. — Сколько?

— Хочу, но совсем не так, как ты почему-то подумал. Просто когда попрошу, выполни мою просьбу, ладно? Не пугайся, ничего сверхъестественного. Вполне в рамках твоих возможностей и морально-нравственных этических принципов. Да и обращусь я к тебе только в случае самой крайней необходимости.

* * *

Прокрастинация — очередное нескладное слово, бесцеремонно втиснутое в наш язык вслед за фрустрацией, девелопментом, когнитивным диссонансом и прочими чужеродными репликами с английского. Англо-русский словарь переводит procrastination как откладывание, запаздывание, неначинание. Причина укоренения термина у нас — отсутствие на русском такого однословного понятия, как «склонность к постоянному откладыванию на потом неприятных мыслей и действий». Чтоб одним словом. Та самая прокрастинация и есть, чтоб её.

Ехать к Афику не хотелось ужасно, а придумать достойную причину отказа не удалось. В результате форма просьбы плюс внутреннее чувство долга переломили тщательно взлелеянную мною прокрастинацию.

Утро лишь по часам. Такое раннее, что в ночной тьме полупустые троллейбусы проезжали мимо остановок. На улице холодно. «Куда я в такую рань? Какие там пробки по Москве? И зачем это мне надо? Значит — надо, раз всё-таки собрался». Наконец, спасительно теплое метро и поезд. Метро только открылось, но народу предостаточно: основная часть пассажиров ехала на заводы, на смену. Всё дремали на ходу. Пассажиры зевали, они ещё не проснулись, и никому не было дело до бедного сонного меня. Вдруг захотелось спать самому. «Только бы не опоздать, — думал я, — а то…».

Что — «а то»?

Вспомнил старую студенческую шутку, ещё времен практики, когда приходилось ездить к семи утра. Чтобы взбодрить себя и хоть как-то проснуться, доставали автобусный талон (тогда ещё не было турникетов в наземном транспорте, а талоны стоили копейки) и просили соседа: «Передайте, пожалуйста…» Сосед открывал один глаз, компостера в пределах досягаемости не видел и куда-то передавал. Иногда талон возвращался владельцу с другой стороны вагона, пройдя весь круг. Бывало, кто-нибудь из самых проснувшихся присваивал талон себе.

Переход и снова поезд. Таганка, ещё пересадка, и опять поезд.

«Должен успеть», — подгонял себя я, уже покидая подземку. На улице вроде бы уже не так холодно. Или показалось? Редкие пешеходы, фонари, пустые дворы, темень, как ночью. Улица Федора Полетаева, нужный мне номер дома. Пришел.

Около железной двери подъезда топтались мужчина с женщиной в облачении медиков «скорой помощи»: они явно не могли попасть внутрь. Их машина стояла неподалеку.

— Скажите, уважаемый, — обратился ко мне крепкий молодой мужик, видимо — врач, с редкой рыжеватой бородкой, стетоскопом и оранжевым чемоданчиком в руке. — Вы здесь проживаете? Тридцать третья квартира — на каком этаже?

Дабы не спутали с медбратом, мужик перекинул стетоскоп через шею, на манер американских коллег. Вряд ли инструмент таки уж требовался ему на улице, но эскулап предпочитал ходить с ним постоянно, не снимая. Помнится, раньше, до показа по нашим телевизорам популярного сериала про «скорую помощь», отечественные врачи иначе носили свои трубки.

— Нам по пути, — туманно пояснял я, набирая ключевой код домофона.

Ошибиться было невозможно: в тридцать третьей квартире обитал Афик.

— Я знакомый того, кто живет в этой квартире, — зачем-то уточнил я, пока мы ожидали лифта. — Просил приехать.

— Эт хорошо, — буркнул доктор. — Этаж какой?

— Девятый, кажется… — почему-то неуверенно сказал я. — Точно девятый.

— Пра-ально. Тогда не уходите, может потребоваться ваша помощь.

Девятый этаж, слева от лифта, замызганная рабоче-крестьянская дверь. Я позвонил в соседнюю. Дверь почти сразу открыла одетая для улицы женщина неопределенных лет — видимо уже стояла в прихожей и собиралась уходить.

— Извините, — пролепетал я, — а ключик не дадите? Я друг Афик… Афиногена.

— Да, он предупредил, — одобрительно сказала она. — Вот, возьмите.

Я открыл замок соседней квартиры, и мы вошли.

Афик, одетый в роскошный парчовый халат с красной оторочкой, часто и глубоко дышал на диване в большой комнате своей трехкомнатной квартиры. Его вздохи постепенно учащались, углублялись и, видимо достигнув какого-то максимума, вновь ослаблялись и урежались, после чего наступала некоторая пауза. Затем всё повторялось снова. Мой знакомый был весь какой-то зелёный и расслабленный. К появлению около себя медиков и меня самого, он отнесся совершенно безучастно. Вернее — вообще никак не отнесся. Вдруг вспомнилось о пресловутом дыхании Чейна — Стокса и стало совсем тоскливо. Возникло и упрочилось отвратительное ощущение, что вот прям сейчас мой знакомый надумает помереть, и присутствующим придется стать свидетелями этого процесса.

Медикам я не то чтобы совсем не доверял, но сомневался в успехе. Для отвлечения внимания пришлось разглядывать интерьер. Всюду ковры. На стенах, на полу, даже на диване и креслах, благодаря чему помещение напоминало жилище монгольских кочевников. Прямо поверх ковра на стене красовалась крупная картина в традиционно японском стиле: две голые женщины с черными иероглифами на спинах интимно трогали друг друга. На другой стене, в вычурной до отвращения раме, гравюра: разведенный циркуль пересекал скрещенные ключ и меч. Сразу вспомнился символ на моей бронзовой шкатулке. Рисунок — один в один, только масштаб другой.

Тем временем медики уже что-то активно делали вокруг Афика. Откачивали его долго, а потом нехотя признались: нужна срочная госпитализация. Положение серьёзное, симптомы угрожающие. А мне надо бы помочь перетащить больного в машину «в положении лёжа», и, если возможно, сопроводить до клиники. Необходимость врач объяснил просто:

— Уже пятый случай за неделю, в клинику Первого МГМУ повезём. Острая сосудистая недостаточность — штука коварная. Человек не понимает, что происходит: дискомфорт чувствует не больше секунды, а потом сознание теряет. Как у нас недавно на другом вызове было: «Доктор, не надо меня нести, ничего не болит, это от газировки у меня… сам дойду, только голова что-то закружилась...» И тут же хлоп — сознание потерял, зрачки расширились, захрипел. Так и не откачали. А как потом выяснилось на вскрытии, и не откачали бы.

17. Курица по-арабски

В этот раз домой удалось попасть вполне засветло, хоть и к вечеру. После бессонной ночи и хлопотливого утра спать хотелось невыносимо. Думал, ничто уже не отвратит от обязательной и желанной встречи с подушкой.

— Ой, не уезжайте, пожалуйста, — воскликнула какая-то женщина, вошедшая в подъезд вслед за мной и немного задержавшаяся у почтовых ящиков. Я вошел в лифт, но кнопку не нажимал, ожидая свою попутчицу.

— Вам на какой этаж? — спросила она, заскакивая в кабину.

Пришлось ответить, на какой. Она молча кивнула и надавила на предыдущую кнопку. Пока мы поднимались, незнакомка искоса разглядывала меня, причем хмуро и с каким-то очевидным неодобрением. На вид лет тридцать с небольшим или что-то около того. Современно одетая, подтянутая, она явно хорошо за собой следила. Попутчица оказалась соседкой снизу. Видимо, снимала квартиру: не встречал я её раньше в нашем подъезде. Выходя, она вдруг повернулась ко мне и сказала:

— Вы там или кровать почините, или трахайтесь потише, а то невозможно уже.

Я придержал ногой дверь лифта.

— Вам сильно мешает?

— Мне на работу рано утром вставать. А вечерами вы что творите? Пляшете что ли по нескольку часов без перерыва? Что там у вас за визги последнее время?

— Вечерами? — удивился я. — Да я раньше двенадцати-то обычно не прихожу. Какие ещё визги?

— Короче, разберитесь там.

Когда я вышел на свой этаж, сразу же ощутил витающий над нашей площадкой запах чего-то невероятно вкусного и питательного. Это отвлекло от мыслей о сердитой нижней соседке. «Опять кто-то занимается кулинарным развратом. Соседи, наверно, — с отвращением заподозрил я, — а мне вот придется питаться консервами с китайской лапшой».

Но стоило только открыть дверь, как стало ясно — готовят никакие не соседи.

— Ты жрать-то будешь? — спросила Маша, одетая исключительно в шлепанцы, колготки и веселенький кухонный фартучек, давно забытый кем-то из моих прежних подруг. Когда она наклонялась, за фартучком виднелась прелестная грудь. — Я тут без тебя поесть приготовила. Пиццу и курицу по-арабски. Ну и жарища у тебя! С чего начнем? Сходила в магазин и купила все, что надо. Вот! Только быстрей давай, такую курицу лучше сразу съедать, а то при разогревании корочка становится не такой хрустящей. Слушай, у вас в магазине всегда столько пьяных мужиков в середине дня? Почему?

— А что такое — курица по-арабски? — спросил я в ответ, с интересом разглядывая художницу. В столь пикантном наряде я никогда прежде её не наблюдал. Питерский эпизод не в счет.

— Ой, ты не поверишь! — защебетала Маша, пока я снимал куртку и обувь. — Просто в приготовлении и обалденно вкусно… Э, ты это чего?! Руки свои грязные убрал!.. Не лапай меня… пока. Так вот, я такую пробовала, но сама не готовила ни разу. Надо взбить пару яиц, смешать с растопленным маслом и молотый перец добавить, так? В другой миске мелкорубленые орехи с сыром смешиваешь. Ты слушаешь меня? По правильному рецепту сюда положено добавлять соль, но я этого не делаю, а то наружная корочка соленой получается. И потом — соль убивает естественный вкус. Руки иди мой… Куски курицы сначала обмакиваешь в яично-масляную смесь, а потом обваливаешь в орехах с сыром, затем кладешь на сковороду и запекаешь в горячей духовке до той самой золотистой корочки. Только ни в коем случае не в микроволновке.

— Называется просто в приготовлении? — удивился я, вытирая руки случайным полотенцем. — Ни за что бы так не сумел.

— Вот не факт! — возразила девушка, маяча в дверях санузла, — там же элементарно всё!

— Но мне из-за твоих рассказов чуть было не расхотелось всё это пробовать. Мне бы попроще что: макарончики, например, или пельмешки там под майонезиком…

— Пельмени и макарончики — не ко мне, — обиделась Маша. — Мне с детства этого хватило, знаешь как? Иди в закусочную или ещё куда-нибудь.

— Да ладно, не сердись. Я, если серьёзно, скоро в голодный обморок упаду: со вчера ничего не ел.

— Щас всё буит! — с этими словами девушка исчезла из дверей и отправилась на кухню. — Да, про курицу. Потом спецом надо соус делать. Измельчаешь чеснок, с лимонным соком и оливковым маслом смешиваешь. Всё хорошенько взбалтываешь, поливаешь уже готовую курицу и даешь настояться минут пять. Слушай, вот почему так? Только стоит начать блюсти фигуру, как тут же просыпается ужасное желание чего-нибудь вкусное сготовить. И нет бы какие-нибудь салатики и супы для похудания, а то всякие неполезные пиццы и жирные жареные курицы... При этом в другое время ничего вообще не готовлю.

— Ну, ещё Фаина Раневская заметила, что всё приятное в этом мире либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению.

— Раневская — вообще мировая тётка была. Обожаю её. Я в автошколу записалась, прикинь?

— Где? В Питере?

— Нет. У вас, в Москве! — весело уточнила Маша. — Тут, говорят, и быстрее, и дешевле.

— Да? Не знал, что в Москве хоть что-то бывает дешевле. А у тебя до сих пор нет водительских прав?

— Нет, как-то всё не до того было…

— Погоди, но это же развлечение всё-таки не из дешевых. Ты же говорила, что денег нет, да и вообще.

— Ой, я же тут кучу бабла получила! — ещё больше развеселилась она. — Не говорила тебе? Оказывается, в Москве мои работы продали на какой-то выставке, а я не знала. Сейчас, когда приехала, то оказалось что мне причитается три тыщи баксов, прикинь?

— А как могло быть так, что картины продали без твоего ведома? И откуда их вообще взяли?

— Ну, это Маринка, подруга моя, в доме которой мы были, она всё время мотается между Москвой и Питером, причем чаще всего обретается именно в Москве у бойфренда у своего. Я тебе говорила уже, да? Так вот, она вечно устраивает всякие гешефты, какие-то выставки, при этом ложится подо всех нужных людей. Короче — я подписала ей доверенность и ещё какие-то бумажки, чтобы она могла в Москве картины мои продавать, а меня всякий раз не дергать. Вот она и продала. Такая умничка, а я злилась на неё.

— Надо же, отличные новости! Поздравляю.

— Так что? Ты узнал что-нибудь новенькое? А то вчера я так и не спросила.

— Узнал… — неохотно буркнул я, сглатывая слюну. — А ты нашла то, что я просил?

— Ой, нет. Не успела! Сначала я залезла на любимый дневниковый сайтик, где у меня аккаунт, почитала дневники, а потом работала. Меня уже выпустили из сайлент моды, прикинь?

— Прикинул. А с чего это тебя угораздило? — спросил я, садясь за стол. Её бесконечные «прикинь» начинали потихоньку бесить. — О чём вообще речь?

— Ну, ты что, не знаешь, как это бывает на Дарк Дайри ру? Вывесила на главную страницу гифку с весело и красиво трахающейся парочкой. Админ Антигот убрал — порнуха по его мнению. Я стала спорить и скандалить, обозвала его жирным мудаком и придурком, в результате угодила в режим сайлент мод на целый месяц. Писать на главную страницу не могла.

— Какие жестокости там у вас, — притворно посочувствовал я, приступая к поеданию курицы «по-арабски». Месяц не появляться на какой-то «главной странице» какого-то «Дарк Дайри ру» казался мне просто смешным наказанием за личное матерное оскорбление администратора ресурса.

— Ну и вот. А сейчас меня выпустили досрочно, я и зависла. Потом в Квипе с девками заболталась и узнала новый рецепт! Сразу же начала готовить, увлеклась, а тут ты пришел.

— Это сегодня. А вчера? — спросил я инквизиторским тоном.

— Ну не будь занудой! Вчера картины писала целый день, до самой ночи… Погоди, я сейчас!

Как только Маша спряталась в соседнем помещении, мысли мои приняли вдруг совсем иное течение. Подумалось, что хорошо бы взглянуть в чистые и невинные глаза тех архитекторов типовых многоэтажек, что спроектировали сортир рядом с кухней. Они что, латентные копрофилы? В чём кайф? Слушать, сидя на кухне, как кто-то отправляет свои естественные надобности? И ладно если это человек близкий, а вдруг у меня гость? Девушка, например, с которой всё только начинается? Или я в гостях? У малознакомых людей, на которых хочется произвести хорошее впечатление? Вариантов много, эффект один: неудобно. Только не надо мне про сантехнические особенности зданий — можно было бы ближе к кухне расположить ванную, а потом уже сортир, так нет же, холодильник и унитаз — братья навек! А может в такой планировке точный научный расчет и строгий замысел? Так задумано специально, дабы трудовой человек, съев на кухне нечто неудобоваримое и испытав после этого резкие спазмы кишечника, смог быстрее добежать до заветного унитаза? Тут и лишний метр может иметь значение!

— Да, а куда это ты вдруг поперся среди ночи? — спросила художница, выйдя из сортира. — Сквозь сон помню, что ты приходил, а потом зачем-то опять свалил.

— Приятель у меня серьёзно отравился, — пробубнил я с набитым ртом. — Вот я и поехал, едва успел. Потом, на «скорой», сопровождал в больницу и сидел там, пришлось чего-то покупать всякое разное, врачи целый список дали. Родственников у него нет, а друзья и любовницы бросили. Вообще-то он не очень приятель, просто знакомый. Ты сама-то есть будешь?

— Поела уже. Перекусила, пока тебя ждала. И как сейчас твой приятель? — явно для проформы поинтересовалась Маша. Проблемы какого-то моего знакомого были ей глубоко безразличны. — Жив?

— Жив, успели в последний момент. Врачи обещали, сделать всё возможное, но неуверенно как-то, уклончиво.

— Ну и хорошо. Да, чуть не забыла, в моем нетбуке что-то глючит. Посмотри потом, а? Я и компьютер — вечная вражда. Позже расскажу, как самостоятельно пыталась чинить нетбук. Зря, зря я поссорилась с умными людьми.

— Это с какими ещё людьми? Я что-нибудь не так понял или пропустил как всегда?

— С умными. После смерти твоего шефа, я же ещё где-то с полгода в этой вашей Москве проработала, в одной компьютерной фирмёшке. Художником. Ну, ты знаешь. Меня там за дурочку держали, стебались всячески, вот и психанула потом. Всё бросила и вернулась в Питер.

— Всё правильно сделала. Москва — безумный город.

— От окружения зависит. От ситуации. Когда в лагере была, лет в двенадцать вроде, первое время очень плохо спала: по дому скучала. Лежала с открытыми глазами и думала — не усну. Но всё равно засыпала. Потом перестала ждать, пока глаза сами закроются, потому как знала: обязательно засну, рано или поздно. С тех пор так и отношусь ко всему неприятному, потому что знаю, что всё проходит. Рано или поздно.

Я не нашел что тут можно сказать, поэтому спросил:

— А сейчас на новом месте нормально спишь?

— Нормально, только сны странные вижу. Пока я у тебя, уже второй раз снятся агрессивные люди с оружием направленным против меня. К чему бы?

— Агрессивные говоришь? Расскажи.

— Ну, приснилось вот, будто иду я к врачу. Не помню к какому, не суть. И вижу в здании, где поликлиника или больница, почему-то расположен киоск с украшениями, а там всякая дивная красота разложена. Ну, выбрала что-то, купила, пошла. Иду почему-то не к врачу, а сразу на выход, в руке мешочек с цацками, и не могу я понять, откуда пришла: вход в здание сквозной. С обеих сторон. В результате выхожу не туда, и местность вокруг совершенно незнакомая, совсем не такая, как вначале. Тут встречаю Маринку. Теперь у меня в руках вместо мешочка с украшениями почему-то коллекция шарнирных кукол. Одна с твоей физиономией. Причем куклы всё голые, с женскими и мужскими анатомическими подробностями. Мы разболтались, кукол показываю, а тут врач подходит. Лечусь не у него, но откуда-то он меня знает, и хочет затащить к себе. Понимаю, что он собирается меня трахнуть, и пытаюсь отбиться. Маринка стоит и молчит, не вмешивается. Он уговаривает, причем очень настойчиво. Я снова отказываюсь, говорю, что не пойду. Тогда его настойчивость становится угрожающей — он достает пистолет и грозит пристрелить, если не пойду. Отдаю подруге своих кукол и иду с ним. Подруга сразу же куда-то исчезает. Заходим в больницу, там я отрываюсь от этого врача. Вбегаю на какую-то кухню, хватаю разделочный нож и несусь дальше. Потом заскакиваю в незнакомую комнату типа врачебного кабинета и забиваюсь там в шкаф. В маленькую щель между дверцами вижу японца в самурайской одежде, который зашел следом. Откуда-то мне известно, что он сообщник того врача. Вся сжимаюсь в шкафу и вижу, что японец взял со стола меч и как фокусник протыкает ими шкаф. В меня не попадает, но потом начинает открывать дверь. Тогда я делаю выпад ножом, но промахиваюсь и в страхе просыпаюсь. Как думаешь, это к чему?

— Не знаю к чему, зато знаю почему, — ответил я.

К этому времени все, что было можно, оказалось съедено, и я тяжело встал из-за стола.

— Ух! Кажется, я объелся! Спасибо, курица по-арабски правда суперская вещь! Классно готовишь! А сны такие, потому, что много японских мультиков смотришь, — с видом умудренного жизнью дяденьки, веско заявил я. — Ещё подспудный страх перед медициной и извращенным сексуальным насилием. Нет?

— Нет. Это от моей общей йебанутости, — весело произнесла художница, выделив несуществующее в последнем слове и-краткое. — А у меня альбомчик издали, видел? Каталог некоторых моих работ.

— Нет, не видел. Что за альбомчик? Покажи! Мне вот третьего дня тоже снился длинный и очень сюжетный сон, который, к сожалению, забыл. Хотел даже записать, но всё выветрилось из головы, пока добирался от постели до компьютера. Кстати, о постели и о снах. Можно я сейчас лягу, усну, да и всё? Понимаю, что свинство, но невероятно хочется, больше суток не спал. Так ты работала, говоришь?

Я свалился на диван и приятно расслабился. Съеденная курица явно шла на пользу.

За моё отсутствие картин действительно сильно прибавилось. По-моему, Маша привезла с собой штуки три, не больше. Ну, может — четыре. А сейчас тут стоял десяток. Причем работы были хоть и без рам, но вполне готовые и явно законченные.

— Это твои? — спросил я, кивнув на холсты.

— Угу, — подтвердила Маша. — А то чьи? Кто ж мне свои-то даст? Пока тебя не было, купила основу и написала вот.

— Ничего себе! С какой же скоростью ты работаешь? Хотелось бы глянуть.

— Тебе лучше этого вообще не видеть, — с неожиданной серьёзностью заявила девушка, — зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных.

— Почему?

— Потому.

* * *

С Машей мы познакомились несколько лет назад, когда она только училась в своей «Художке». Девушка ещё не переселилась на Кондратьевский, а снимала комнатку в другой питерской коммуналке, в старом дореволюционном доме на Васильевском острове. Там было четыре комнаты, прихожая, туалет, ванная и кухня. Причем ванную сделали из части кухни уже только в семидесятые годы. В первой комнате проживал ментовский капитан — здоровенный шкафоподобный мужик, с веселым выражением широкого лица и холодными злыми глазами. Иногда он приводил к себе проституток, часов до двух громко с ними развлекался, а потом куда-то увозил на своем круто навороченном джипе. Во второй комнате жила девушка Маша, художница с которой мы делили одну постель, а в третьей, по-моему, вообще никого не было — не помню, чтобы кто-то туда входил или выходил, дверь вечно была закрыта, и, по-моему, заколочена гвоздями. А вот в четвертой обитала Сальми Ивановна.

Сальми Ивановна и есть то величайшее чудо из всего, что мне тогда довелось встретить лично. Я не шучу. Ментовский капитан как-то на кухне поведал мне за пивом удивительную её историю. Сальми Ивановна по национальности была финкой. Девяносто лет. С рождения жила недалеко от Куоккалы, а когда товарищ Сталин устроил финскую войну, совсем молодую Сальми интернировали и отправили в советский концлагерь. Что с ней там произошло, можно лишь догадываться, только потом, когда война с финнами закончилась, девушка получила двадцать пять лет лишения свободы. Если «десять лет без права переписки» означали в те милые годы расстрел, то «двадцать пять» было вполне реальным сроком. Просто никто не мог предполагать, что живой человек способен выдержать столько времени, ведь режим в сталинских лагерях был далек от санаторного, да и климат отличался от курортного не в самую лучшую сторону. Но Сальми выдержала и выжила. Когда в Стране Советской, где так хорошо жить, происходили разные амнистии, Сальми они не затрагивали. Похоже, про неё просто забыли. Родственники не хлопотали, и защищать права одинокой финки было тогда некому. Только в шестьдесят каком-то году, за полгода до истечения четвертьвекового срока, нечто произошло, и её вдруг неожиданно реабилитировали. Вчистую. Если за решетку Сальми попала крепкой красивой молодой девушкой, то вышла оттуда сгорбленной сорокатрехлетней женщиной, со скрюченными узловатыми руками, абсолютно седыми волосами и изможденным лицом старухи. Без родственников, без друзей, без документов об образовании и вообще без какого-либо имущества. Ей предложили выбор: переехать в Финляндию, или остаться в СССР. В Финляндию Сальми ехать отказалась — за двадцать пять лет она почти забыла финский язык, а известных родственников у неё там не сохранилось. Тогда советские власти разрешили жить в Ленинграде, выдали паспорт на имя Сальми Ивановны и выделили крошечную комнатушку с окном, из которого не видно ничего, кроме противоположной стены узкого, словно карцер, двора-колодца. В качестве «бонуса» её трудоустроили сторожем с зарплатой в семьдесят тогдашних рублей.

За последующие сорок семь лет жизни она мало изменилась. На вид ей трудно было дать больше шестидесяти. Только вот голос надломился — стал дрожащим и надтреснутым.

Соседи по квартире уважали её, откровенно побаивались и почти не разговаривали: сама Сальми Ивановна не давала поводов для бесед. Обычно молчала, я даже сначала заподозрил — не немая ли, но соседи развеяли подозрения.

— Ведьма она, — уверял капитан убежденным тоном: к вечеру он был традиционно пьян, как всегда. — Всех нас ещё переживет, вот увидишь.

Маша, в общем-то, была солидарна с ментом:

— Колдунья, точно. Не добрая, не злая, а просто. Мы редко когда говорим, но она по-хорошему ко мне всегда, не то, что к капитану.

— А что к капитану?

— Ну, когда я сюда переехала, капитан тут уже жил. Вот я с ним и познакомилась, а он тут же начал ко мне клеиться, прикинь? Так Сальми Ивановна что-то тихонечко прошептала ему разок, и всё. Будто отрезало. Что она сказала, не знаю, только мент теперь лишь «здрасьти» и «досвиданья». Ну, или когда совсем нельзя промолчать.

— А Сальми Ивановна?

— Что? — не поняла Маша.

— С ней-то ты разговариваешь?

— Да нет практически. О чем? — удивилась девушка. — Она же старая совсем.

«Вот бы мне поговорить с ней, — подумал тогда я, — наверняка такое рассказать может, что и не приснится никогда».

Но наш разговор с Сальми Ивановной не заладился, вернее — не получался. Сначала я решил, что бабка давно в маразме, но, мельком взглянув ей в глаза, увидел там такой светлый и острый ум, что сделалось даже не по себе.

— Ничего не расскажу, не проси, — вдруг сердито и без всякого повода с моей стороны сказала старуха, когда мы случайно столкнулись на кухне. — Писатель что ли?

— Ну, почти, — признался я.

— Писатель. Врёте вы всё в своих книжках, и живете за счёт вранья. И ты врёшь. И Машеньке врёшь. Задурил голову девчонке, а она хорошая. Обидишь — прокляну.

Почему-то эта угроза, сказанная скрипучим старушечьим голосом, на меня подействовала необыкновенно. Я ощутил холодные мурашки вдоль спины и понял, что действительно проклянёт, а проклятие это непременно сбудется. С тех пор меня не покидала твердая убежденность, что сознательно обижать Машу нельзя. Ни при каких обстоятельствах.

18. В гостях у хакера

Был у меня один друг… Вернее — он и теперь есть, куда денется? Раздолбай, приколист, бабник и пьяница — я всегда таких уважал, ибо сам когда-то… впрочем, сейчас не обо мне. Меня он именовал не иначе, как «камрад» или «коллега». Ну, «коллега» — это он, конечно, могуче завернул: свой первый (и пока единственный) роман Женька пишет уже лет десять, и пока не добрался даже до половины. Что касается компьютерных дел, то тут всё обстояло с точностью до наоборот: если он — суперпрофи, то я на его фоне выглядел довольно-таки блекло — так, погулять вышел. Сам мужик смотрелся фактурно: без малого — два метра росту, морда приятная, длинный хайер, нордический тип, а уж когда пел под гитару, все девки были его. Просто млели от восторга. Временами он отпускал бороду. Как сказал один наш общий знакомый — «Евгений может превратить жизнь любой женщины в сказку… только вот сказка эта продлится не более двух недель.» Когда мы последний раз общалась, он как раз расставался с очередной подругой, на которой чуть было не женился. Или даже женился, я так и не понял. Не суть. Собственно, зачем я это пишу? Вовсе не из любви к сплетням. Хотя такое тоже присутствует. Просто сработал известный диалектический принцип, и количество собранных мною данных незаметно перевалило через невидимый барьер, перейдя в некое новое качество. Сделалось очевидным, что одному не справиться, а Маша, при всей своей гениальности, во всем помочь не могла.

К тому же Евгений всё равно был среди фигурантов.

В оговоренное время я долго давил на кнопку Женькиного дверного звонка. Постепенно наступило осознание: звонок не работает.

Пришлось звонить уже по телефону.

— Привет Жень, это я, — изрек я, когда ответил знакомый голос. — Может, впустишь?

— А ты сейчас где? — предсказуемо отозвался Евгений. — Привет.

— Вот прям тут за твоей дверью. По-моему звонок не… не работает.

Последние два слова я уже выговорил Евгению в лицо — он распахнул дверь и хитро усмехался в русую бороду.

— Он работает, просто отключен, дабы не звонили тут всякие. Заходи.

С Евгением мы не разговаривали в реале так давно, что я уж даже не помню, когда это было. За прошедшее время Женька отпустил пузо, стал вальяжен и склонен к избыточной философии. В бороде просматривались седые волоски. Как и раньше, он любил пиво, вкусную еду, приятный отдых с красивыми девушками, а деньги на излишества добывал в компьютерной сфере деятельности. Но если прежде он всегда работал на кого-то, то сейчас — только на себя, не особо задумываясь над сочетаемостью этой «работы» с уголовно-правовым законодательством.

Если я чего-то и достиг в компьютерном плане, то исключительно благодаря его мудрым советам и дружеской помощи за банкой пива. Он был старше почти на два года, что давало ему возможность при общении со мной изображать из себя битого жизнью мудрого ветерана. Был даже период, когда Женька работал в одной со мной конторе. Недолго, правда. В те приснопамятные времена, наш директор вдруг решил, что институтская сеть и серверные системы нуждаются в круглосуточном наблюдении, а раз так, значит надо взять на работу сменных системных администраторов. Трех человек. Установили график: с девяти до пяти — работал я, с пяти вечера до часу ночи — Женька, с часу до девяти — тогдашняя его пассия, которую официально звали Албена, неофициально — Альбина, а совсем по-дружески — Альбинка. Женька приезжал к пяти, принимал у меня дела, если таковые имелись, а в час ночи уезжал за Альбиной. Потом возвращался уже с ней и уезжал домой, а она дежурила до моего появления. Работы ночью, как правило, было немного, поэтому девушка просто спала в спальнике на раскладушке, которые потом прятала в шкафу для верхней одежды. В девять сдавала вахту и отправлялась к Женьке на метро, а я оставался до вечера. При этом именно на мои плечи падала основная тяжесть общения с пользователями, которые издевались над институтской сетью и своими рабочими компьютерами именно днем, а не ночью. В субботу и воскресенье, естественно, никто не работал вообще. Такой расклад устраивал всех, пока наш директор не погиб. Его преемник тут же постановил, что три сисадмина вместо одного — явный перебор. Женьку с Альбиной уволили по собственному желанию, а меня оставили. Почему было принято именно такое решение — точно сказать не берусь, но догадываюсь. Злые языки уверяли, что Женька с Альбинкой иногда оставались на ночь вместе, приглашали в компанию ещё кого-нибудь, и устраивали бурные пьяные вечеринки прямо на рабочих столах. Кое-какие следы подобных деяний я, бывало, наблюдал собственными глазами, заступая утром на вахту.

Впрочем, так случалось нечасто. Зато часто Евгений оставался до утра один, и тогда Альбина не появлялась вовсе. Хакером Женька был первоклассным, а работу в нашем институте использовал для своих неизвестных мне целей. Как-никак в его распоряжении находился широкополосный информационный канал с безлимитным Интернетом, и когда было надо, он мог просиживать за компьютером до моего появления. Придя утром, я заставал корпящего за клавиатурой коллегу с красными лихорадочными глазами, с чашкой кофе или сигаретой в одной руке и клавиатурой в другой. В такие моменты он говорил лишь одно: «Погоди, камрад, сейчас уже заканчиваю. А ты погуляй пока. Или кофейку вон попей».

После ухода из нашего института Евгений куда-то делся, и не слышал я о нем долго. Тем для непосредственных разговоров не возникало, а вопросов с моей стороны просто не было. С его — тоже. И вот пришлось реанимировать контакт.

Его квартира оказалась удивительно чистой и элегантной. Слишком большой и слишком уютной для одного. Ощущалась женская рука. Светлые изолированные комнаты, новая мягкая мебель в прихожей и гостиной. Гарнитурная кухня со всевозможной встроенной бытовой техникой, угловой кожаный диванчик, плазменный телевизор на стене, огромный холодильник, инкрустированный обеденный стол, дизайнерские стулья, а на окнах — жалюзи, как в офисе. На полу в комнатах — ламинат, на кухне — плитка. Застекленный балкон.

Я прошел вслед за хозяином в самую маленькую комнату. Судя по всему, тут Женька царствовал сам, и никого постороннего не впускал. На столе стоял работающий компьютер, рядом примостился компактный лазерный принтер, а огромный жидкокристаллический монитор крепился непосредственно к стене. Чуть сбоку сверкал светодиодами спящий ноутбук, рядом лежал новомодный планшетник. На другой стене висел большой постер или принт с цветной фотографией Саши Грей, одетой лишь в черный кожаный корсет и с надписью: «House of Sex & Domination. 2008». На полу, около стола, стояло несколько системных блоков со снятыми крышками, а с потолка, вместо люстры, свисала здоровенная боксерская груша. Евгений, как всегда, оставался верен себе.

— Ты один живешь? — почему-то вдруг спросил я.

— А тебе какое дело? Сегодня — один, завтра — два. Лучше посмотри, чего у меня тут сейчас есть! — с довольным видом произнес Евгений и потащил к работающему компьютеру.

— Это что? — вежливо поинтересовался я.

Разбираться с какой-нибудь очередной глючной программой мне тогда совершенно не хотелось. Не то было настроение.

— Суперская вещь! Прога эмуляции платежного терминала.

— Что-то подобное где-то уже встречал, — с умным видом произнес я. — Сайт есть такой, «Бутсофт» называется, там разного бесплатного добра…

— Не, это моя абсолютно оригинальная разработка, делал исключительно для собственных надобностей. Прога полностью эмулирует работу платежных терминалов. Подключается к соответствующему серверу и ведет себя как обычный платежный терминал. Сервер считает, что всё в порядке, и зачисляет поступление денег, которых на самом деле нет, а в базе данных сервера появляется информация, что платили с какого-то конкретного терминала где-нибудь в городе, например в предбаннике твоего любимого продуктового магазина в Северном Бутове. Причем система эмуляции купюроприемника позволяет вписывать какие угодно суммы для осуществления платежа. Главное, чтобы они были кратны достоинствам купюр и допускались данным сервисом. Ты тут можешь пополнять разные счета, например за мобильник, или вносить какие угодно суммы на какой хочешь счёт. Если этот счёт обслуживается с терминала, естественно. В любое время и в любом месте, главное — иметь доступ в Интернет. Сам понимаешь, пользоваться этой штукой надо чистоплотно, наглеть не надо. Аккуратненько стричь бабло, и вести себя тихо-тихо. Мне ж теперь приходится не только о себе думать, как бы на свободе остаться, но и Альбину с дочкой поддерживать. Типа алименты платить.

— Офигеть! — восхитился я. — Слушай, а заплати за мой? А? Не помню, когда телефон оплачивал, там должно уже мало оставаться, или даже в минус вошло.

— Нет проблем. Так, сейчас… сейчас… смотри сюда…

Евгений кликнул по какой-то иконке и вызвал обширное меню с длинным списком названий разных фирм. Вид интерфейса программы не имел ничего общего с картинкой, что бывает на терминале самообслуживания.

— Исключительно из соображений удобства, — будто извиняясь, сказал мой друг. — Да и вероятность ошибки меньше чем через цифровой счет. У тебя кто оператор? МТС?

— Он, родимый, — признался я.

— Очень хорошо. Гламур крепчал и танки наши быстры, как сказал один великий ум. Люблю с МТС-ом работать, прям душа радуется.

Последовало несколько кликов, и на экране возникло обычное окошко с формой для заполнения и логотипом моего телефонного оператора.

— Давай свой телефон. Диктуй!

Я пунктуально продиктовал цифры своего теперешнего номера, а Евгений нажимал соответствующие клавиши. Затем нажал на «Enter», и окошко сменилось другим, уже без логотипа.

— Сколько тебе начислить?

— Тыщу, больше не надо, — скромно попросил я.

— Как скажешь, — согласился мой друг, вписывая единицу и три нуля, после чего снова надавил на «Enter».

— Готово. Теперь скоро должны пополнить баланс. Жди. А пока, может, пивка тяпнем?

— Ты знаешь, что такое цирроз печени? Эта очень неприятная болезнь бывает от злоупотребления алкоголем.

— Эту фразу ты позаимствовал из «Мертвого сезона». Нет у тебя никакого цирроза печени. Да и не было никогда. Ладно, раз пиво не хочешь, то от кофе-то хоть не откажешься?

— От кофе не откажусь, — усмехнулся я. — Не растворимый, надеюсь?

— Обижаешь, старик! Настоящий Мокко. Я теперь все продукты так покупаю, через терминал, причем у надежных продавцов. На дом привозят. Не только продукты, вообще всё — бытовую технику, шмотки…

— Да? — позавидовал я. — Так ты что, совсем без наличных живешь? Ведь надо же какие-то купюры и в карманах иногда иметь.

— Почему без наличных? Через этот же терминал зачисляю некую сумму в некий банк, так? Потом уже совсем иными методами перевожу частями на разные счета в других банках, потом — в третьих, затем — в четвертых, и, наконец, где-то в банке на Каймановых островах всё это собирается на мой счет. Или в оффшорной зоне архипелага Сан-Томе и Принсипи. После чего деньги поступают на мои счета здесь, в России, где я могу их обналичивать через обычную платежную карточку. Выглядит, как перестраховка, но на самом деле необходимая осторожность. При таких путях практически невозможно отследить, что и откуда. Соблюдать умеренность и аккуратность, как говорил один литературный персонаж, а мораль идет в пролет тут как бы нафиг. Только повторяю, наглеть не надо, и переводимые суммы не должны подозрительно выглядеть.

Тут мой телефон издал звук, сообщающий о приходе SMS-сообщения. Машинально я откинул крышку своей «раскладушки», и прочитал:

Поступил платеж 960 р. Пополнение счета с банк.карты:mts.ru/autoplay

— Смотри! Действительно сработало! — удивился я.

— Это всенепременно. А ты что, сомневался?

— Если честно, — лгал я, — то да. Сомневался. Слушай, а почему девятьсот шестьдесят, а не тысяча?

— Ну, как же! Комиссия за услуги! — хихикнул Евгений. — Эта фирма, что владеет терминалами, одним из которых я сейчас притворяюсь, должна же на что-то жить. Вот им как бы и поступили четыре процента с твоего как бы платежа. Ладно, пойдем на кухню кофейку выпьем. Или всё-таки пивка?

— А не вычислят тебя? — проявил я беспокойство, направляясь на кухню вслед за Евгением. — Хоть бы владельцы настоящих терминалов? Могут и за жопу взять за такие дела.

— Ну, это если только один такой терминал буду эмулировать. А если часто менять, то никто не заметит. Обычный сбой, или детишки по мелочам балуются, специально подготовленные купюры назад вытаскивают. Мало ли что. Главное номера терминалов менять, и владельцы чтоб разные были. Как говорится — кто не рискует, тот не пьет! Сам-то как? Работа как? Чего-то давно помалкиваешь. Я уж грешным дело подумал, жив ли.

— Типун тебе на язык! — шутливо огрызнулся я. — Нормально все. Работаю я, если ещё не забыл, в одном забавном таком учреждении системным администратором. Оттого утро у меня начинается, сам понимаешь, не с рассветом. Но вот бывает, не так чтобы часто, но иногда, будит меня телефон. Это когда на ночь забываю его выключить. То с работы кто-то из ранних пташек позвонит, то кто-нибудь сугубо левый, а иногда всякие опросы проводят. Вот, например, вчера. Звонок. «Да?» — вопрошаю я сонно, хрипло и недовольно. «Здравствуйте, — говорит трубка визгливым женским голосом. — Скажите, у вас установлен водяной счетчик?» Счетчик у меня не установлен, и отлично я понимаю, что если совру, будто он есть, то начнут приставать с разными конкретными техническими вопросами, ответы на которые я просто не знаю; а если признаюсь, что нет, то примутся уговаривать купить и установить. В таких случаях обычно просто выключаю телефон, вешаю трубку и продолжаю досыпать. Но бывает, что отключить телефон забываю, как вот вчера и произошло. Только лег, опять звонок. «Слушаю», — пробурчал я уже более раздраженно. «Извините, тут связь прервалась, — говорит тот же женский голос. — Скажите, счетчик у вас водяной установлен?» Или ещё вдруг застает врасплох истинно социологический опрос. Минут этак на дцать. Отказываюсь обычно сразу, но повежливее — всё-таки социологи люди подневольные, несчастные, сколько им всякого непотребства выслушивать приходится, в поте лица зарабатывая хлеб свой. Не приведи бог. Но это — ладно. А вот сегодня захожу я в свой блог, на френдленту, а там — тоже опросный лист. И длинный такой, без малого пунктов на тридцать. Да и вопросы такие, что подумать надо, вспомнить что-то, при этом ещё и полным идиотом себя не выставить. Вроде бы друзья вежливо просят, и помочь надо, ответить, а лень до крайности. Вот я сейчас — вместо того чтобы на важные для кого-то вопросы отвечать, кофе с тобой пью, всякой фигней страдаю…

— Кстати — а ко мне какое-то дело, или так зашел, кофейку выпить? Фигней пострадать?

— Я же говорил, нужно посоветоваться…

— Да ладно тебе, посоветоваться. Последний раз после моих советов ты исчез с горизонта.

— Ну… да… было такое дело. Но, что уж теперь. Слушай, мне бы один компик взломать. Сам не справлюсь.

— Естественно. А я что с этого стану иметь?

— Могу заплатить…

— Да ну нафиг… сколько надо, всё равно не заплатишь, а в карманных деньгах я не нуждаюсь, ты же видел.

Вдруг меня осенило.

— Слушай, для твоей квартиры знаешь чего не хватает?

— Знаю, — кивнул Евгений. — Не хватает мне отсутствия вечно пьяного соседа этажом выше. Только ты никому этого не говори.

— Нет, картины тебе не хватает! На стену!

— Что, Рембрандта можешь подарить? Да ну нафиг…

— Рембрандт устарел. Его целлюлитные формы сегодня не прельщают никого. Вот смотри, какой у меня есть альбомчик. А оригиналы обеспечу, если что…

С этими словами я достал Машин альбом, один экземпляр которого так и таскал с собой.

— Чего там у тебя… покажи… фигасе! Это что, шутка?

— В смысле? — не понял я.

— Это же Мария Петроградская!

— И что? — удивился я. Реакция Евгения ставила в тупик: обычно он не интересовался современным искусством. Сфера его интересов находилась несколько в иной области пространства.

— И у тебя есть её оригиналы? Откуда?

— Она моя подруга, вообще-то, — напыщенно произнес я. Видимо что-то главное и основополагающее прошло мимо моего внимания, и приходилось перестраиваться, не сходя с места.

— Ну, старик, ты даешь! Она же — крутая! На последней выставке в ЦеДеХа её картины ушли по каким-то баснословным ценам, ты знал?

— Знал, конечно, — на ходу врал я, стараясь быть естественным и убедительным. — Но и та работка, что хочу тебе предложить, не из дешевых будет. Кстати, откуда в курсе про живопись? Вроде бы не интересовался раньше.

— То раньше. Есть у меня девушка… похоже, серьёзно у нас с ней. Зацепила! Как-то я настраивал сервер для Дома художника, там мы и познакомились… Так вот, она — профессиональный арт-критик, пишет статейки для Художественного журнала, работает для некоторых глянцевых изданий, выставки организует, в общем — всегда в теме. На выставках регулярно, на вернисажах у неё обычно аккредитация, по телеку иногда выступает. Передача там такая по «Культуре», кажется... или по «Эм-Ти-Ви»… Ну и с собой иногда меня таскает. Вот я кое-чего по ходу и нахватался, дабы соответствовать.

— Так что, можно поздравить?

— Ну, попробуй.

— Будешь жить как в анекдоте про женатого хакера.

— Что за анекдот? — заинтересовался Евгений.

— Молодая жена хакера подруге хвастается: «Мы с мужем — душа в душу, всё у нас суперски, не орём друг на друга, не ссоримся, полная идиллия. А всё потому, что каждый вечер я читаю свой гороскоп на будущий день». А в это время хакер рассказывает своему другу: «У нас с женой всё классно, а потому, что насмотрелась она телевизора, и надумала строго по гороскопу жить. Подписалась на рассылку, а я, как только узнал об этих её делах, почту взломал, и сам стал гороскопы для неё составлять».

— Хех, — кисло усмехнулся Женька, — шутить всё пытаешься?

Тут меня вдруг осенило. Боясь вспугнуть реальность, я тихонько осведомился:

— Погоди, а девушку твою как зовут? Может, я по телеку её видел? Иногда смотрю там всякие передачи про искусство.

— Может, и видел. Марина её зовут.

— Как твою первую любовь? — удивился я. — Помнишь, когда-то давным-давно, в юности, у тебя была такая? Сам же рассказывал?

— Ну, да… разве забудешь. Наверное, у меня слишком бедная фантазия или повышенный тропизм к этому имени.

Посчитав нужным сменить тему, я спросил:

— А сам-то ты сейчас у нас фрилансер, он же — легальный безработный, да? Так что ли?

— С чего бы вдруг? — вроде даже обиделся Евгений. — Мы такие же человеки, как и те, в телевизоре. Вообще-то у меня официальная служба есть. После того, как мне подписали заявление о приеме на работу, я стал главным инженером по защите информации в Дирекции по обеспечению деятельности негосударственных учреждений. Куча народу там работает.

— Кошмар какой, — ужаснулся я, отлично помня, что Евгений всегда тяжело уживался в коллективах, предпочитая работать в одиночку. — А народ там что? Не сильно напрягает?

— Да я ж там практически не появляюсь. А вообще-то, когда оказываешься в новом коллективе, никогда нельзя угадать заранее, кто окажется сволочью. Поэтому на всякий случай ненавижу всех. Типа — мудрость жизни.

— И много там платят?

— Копейки. Я же чисто номинально занимаю эту должность. Трудовая там лежит, личное дело в кадрах, а реально другие люди работают. Ладно, ерунда это все. От меня-то что надо? Только не тяни, как ты любишь. Самое главное говори, остальное спрошу сам.

Тут сверху, прямо с потолка, упала крупная грязная капля. За ней — вторая. На потолке, гигантской амебой, быстро расползалось темная мокрая клякса.

Евгений глянул на потолок, зашипел, как застигнутый хозяином нагадивший мимо лотка кот, и резко вскочил со стула. Любитель стихов де Камоэнса и Бальмонта, блестяще образованный ум, от которого никто никогда не слышал ни единого элемента обсценной лексики, изрек историческую фразу:

— Пойду, блядь, уебу нахуй! — выдал он и побежал к двери. — Третий раз заливает.

Я, естественно, остался сидеть, наблюдая рост пятна. Под нарастающую капель пришлось подставить какую-то кастрюлю. Через минуту сверху, через потолок, послышались громкие мужские голоса на повышенных тонах, тупые удары и звук падения какого-то массивного предмета.

К моменту возвращения Евгения, я уже не сомневался — сосед сверху или тяжело покалечен или жестоко избит. Евгений когда-то серьёзно занимался боксом и с тех пор сохранил прежние замашки.

— Ну? — спросил я. — И как?

— Что как? На кухне кран открыл, а пробку из мойки вытащить забыл, мудила. А сам футбол уселся смотреть, ублюдок.

— Ты его хоть не убил?

— Не, ты что. Просто попросил быть внимательнее. Вежливо так, интеллигентно попросил. Теперь он воду вытирает, а мне будет оплачивать ремонт.

— А чего там свалилось-то? Такой бум был.

— Табуретку он задел. От неожиданности. Ладно, пойдем в комнату, а то нехорошо здесь… Расскажи, наконец, что тебе от меня сейчас требуется?

Довольно долго я объяснял ситуацию и то, что меня конкретно интересует. Вот тут-то и пригодился список, что я за взятку приобрел у коррумпированного чиновника. Потом Евгений задавал разные вопросы, я отвечал на них как мог, в результате засиделись мы до поздней ночи.

19. Глубинный Интернет

Джеки Коллинз как-то написала, что девушке не может быть достаточно единственного парня: один нужен для походов в кино, другой — для путешествий, третий для секса, четвертый — для всяческих иных надобностей…

— Ты где ходишь? — с порога напустилась девушка-Маша. — Вечно тебя нет, когда нужен. Я поесть приготовила, а ты где-то бродишь. Остыло же все.

— Ну, совсем прям семейная сцена, фу! — покаянным тоном сказал я, и чмокнул девушку в щечку. — Надеюсь, не окончательно ещё остыло. Разогреем, если что. Извини. Позвонила бы, раз такое дело.

— А я помню твой номер? У меня новая симка и новый телефончик. Смотри, какой миленький! Я сегодня в разъездах весь день. Всё-таки эта ваша Москва дурацкий город, все кругом тут какие-то чокнутые. Вот сегодня. Ехала в маршрутке. И так ехать долго, а тут ещё и эти ваши вечные пробки. Рядом — молодая мамаша с мелким дитенком, который всю дорогу громко голосил на высоких частотах: «Хочу машинку! Большую машинку хочу! Купи, хочу! Хочу машинку! Купи машинку!». И так постоянно без перерыва. Все сидели и тихо офигевали, а мамаша без всякого толку тихо щебетала своему дитяти что-то благостно-увещевательное. Когда же она сама задолбалась более всех, и по телефону её стали с работы доставать, я попросила разрешения «кое-что сказать её сыну». Она кивнула с таким безысходным видом, что было ясно — «делай что хочешь, только бы заткнулся». Тогда я достала из сумочки свою «бабочку», приоткрыла, показала ребенку и спокойно объяснила, что если он не перестанет орать, и не будет тихо себя вести, я отрежу ему уши. Человечек сразу замолк, и до конца пути даже писка от него никто не услышал.

— Ну, ты зверь. Сильный ход, но я бы, наверное, никогда на такое не осмелился. А ты очень рисковала, ведь мамаша могла крик поднять, что ребенку угрожают ножом. Вдруг у него будет психологическая травма? Он там со страху не описался?

— А пофиг. Знаешь, в принципе я люблю детей, и не child-free ниразу, но родители, что бессильны угомонить собственное чадо — никакие не родители. Их надо лишать прав в судебном порядке.

— Да, но если бы в мелком детстве незнакомая тетя с синими волосами пригрозила отрезать мне уши, я бы обделался.

— Ты тоже скандалил?

— Нет, по-моему. Не помню. Я был очень тихим ребенком, а то, что творилось у меня в голове, не видел и не знал никто. Но, бывало, выдавал такие пенки, что никому мало не казалось. Да, а ты что, всегда с «бабочкой» ходишь?

— Всегда. В сумочке или в рюкзачке лежит. Подарили как-то на де-эр, с моим вензелем. Слушай, а где тебя вообще носит?

За ужином я в общих чертах и двух словах объяснил, зачем ходил к Евгению, не называя его имени, работы и места жительства. О вновь открывшихся обстоятельствах, что Маша у нас оказывается гениальная и дорогая художница, решил пока не говорить. Потом, после ужина. Успею ещё.

— А этот твой друг… как он вообще это делает? Ведь сейчас весь Интернет насквозь прослушивается, даже пёрнуть спокойно нельзя.

— Есть разные методы. Ну, например, такой. Существует специальная компьютерная сеть, базируется на инфраструктуре Интернета, называется она «Tor». Поисковики её не видят и не берут. Неужели не слыхала?

— Слышала что-то, — нехотя призналась художница, — но сама не залезала. Альтернатива легальному Интернету? Вроде не нуждалась пока.

— Да как сказать альтернатива... Анонимная сеть, предоставляющая передачу данных в зашифрованном виде. Таких «альтернатив», в общем-то, целая куча. Тор — просто наиболее известная и раскрученная среди существующих анонимных сетей, работающих поверх World Wide Web — Всемирной Паутины, которую многие, по недоразумению, привыкли идентифицировать с Интернетом. За анонимность приходится расплачиваться снижением скорости и большими объемами трафика. Зато можно найти то, чего нет во Всемирной Паутине. Там тебе и торговля оружием, и наркотиками, и нелегальной порнографией. Ворованным антиквариатом и просто где-то украденным искусством. Много всего другого криминального и табуированного. Запрещенные культы, тайные секты, какие-то подпольные организации сомнительного толка. Сервера со всем этим добром находятся в зоне, недоступной для индексации поисковыми машинами Всемирной Паутины. Ни Яндекс, ни Гугол тут тебе не помогут. Доступ к этим сайтам возможен только через цепочку зашифрованных соединений. Тор-сеть состоит из отдельных узлов, раскиданных по всему Земному Шару.

— А можно посмотреть? — вдруг запросила Маша, при этом у девушки проявилась какая-то нервозность и азартный блеск в глазах.

— Можно, почему — нет? Но специально предупреждаю, тебе может очень не понравиться то, что ты там увидишь.

— Я что тебе, маленькая девочка? Думаешь, меня чем-то можно ещё удивить? Странного ты обо мне мнения, однако. Вроде знакомы не первый год. Если бы не Интернет, я бы никогда не узнала, что в мире столько йебанутых на всю голову людей.

— Ладно, не бухти. Но ты сама напросилась. Пойдем покажу… Кстати — спасибо, всё было очень вкусно!

Мы подошли к моему компьютеру, который еле слышно гудел и спал. Я разбудил машину и вызвал нужную программку.

— Вот смотри, — с заговорщицким видом тихо сказал я, когда на экране появилась, наконец, схематическая карта Мира. — Это — консоль управления клиентом Тора. Один из вариантов. На экране отображается текущий маршрут прохождения трафика по зашифрованной сети. Все соединения анонимны, проложить новый маршрут можно в любой момент. При этом Тор вовсе не гарантирует полную защиту от перехвата, данные могут быть прослушаны на уровне провайдера при входе и выходе из сети. Программный клиент может работать в режиме входной или выходной точки, так что через него будут проходить потоки чужого трафика и владелец такого компьютера всегда может сказать, что кто-то другой качал или заходил и будет прав.

— Погоди-погоди, — перебила меня Маша. — Это что, чисто криминальная такая тусовка?

— Почти. Про Тор говорят, что эта сеть состоит на девяносто девять процентов из троллей, хакеров, преступников и агентов ФБР. Обычная поисковая индексация тут недоступна, и в Торе популярны сборники ссылок на собственные ресурсы. Наиболее известный из них — «HiddenWiki», один из самых больших сборников. Его часто ломают, так как доступ туда анонимен. Но, так же быстро и восстанавливают. В этой сети также можно найти архивы всех операций ФБР с украденными у них данными и файлами. Причем, кое-какой информации позавидовал бы и «WikiLeaks».

— Сейчас проблемы у ВикиЛикс, не слышал? Ассанжа вот-вот посадят, и надолго, судя по всему.

— Знаю, да. А чего бы он ещё хотел? Сам напросился. Кстати, наш премьер назвал арест Ассанжа противоречащим принципам демократии! Ладно, о чем это я? Да, вот смотри — это ещё один главный ресурс Тора. Называется — «Хак-Би-Би» — чуть ли не самый крутой сайт по обмену опытом в разнообразных криминальных областях. Тут же есть и широкий сектор торговли крадеными произведениями искусства… Для лузеров и ламеров, естественно. Настоящему хакеру тут ловить нечего, разве что клиентов. Здесь же имеется своего рода рынок, где можно купить данные кредиток, набор спамботов, заказать ди-дос-атаку, взлом почты или вскрытие конкретного сайта. Большинство сделок проходит через посредника, через лицо с устоявшейся репутацией, которое не станет рисковать ради сиюминутной выгоды. Конечно, посредник берет процент за услуги. Торгуют чем угодно, как-то раз я видел, что продавали аккаунт администратора «World of Warcraft». Ну, это такая многопользовательская ролевая онлайн-игрушка, может знаешь …

— Ещё бы не знаю! — возмутилась Маша. — Я ж играю в неё!

— Вот видишь. А цены не очень большие, и вполне доступны. Ведь рискует не продавец данных, а тот, кто будет их потом использовать для получения денег или какой другой выгоды.

— Слушай, а чего у них такой убогий дизайн? Это стиль жизни, или чисто по необходимости?

— По необходимости. Из-за шифрования и длинной цепочки узлов скорость соединения в Торе очень и очень невысока, поэтому большинство сайтов оформлено крайне аскетично. Зачастую это обычный ха-те-ме-эл, прям как лет двадцать назад, когда в России интернет только появлялся, да и то через модемный доступ.

— Ясно, — слишком кратко сказала Маша. Похоже, чего-то она не поняла.

— Ладно, смотри, — продолжал я, — вот кто-то ищет услуги компьютерного взломщика. Обрати внимание — шесть минут от размещения задания до проявления готовности помочь в этом деликатном деле. Вот где нашему управлению по киберпреступности нужно бы себе кадры вербовать.

— А может, они и вербуют, откуда ты знаешь, что нет?

— Может, и вербуют. Так... это чего тут у нас... А, явно затевается какая-то афера с использованием сотового оператора. Тут кроме онлайн-услуг есть и магазины, где торгуют краденой аппаратурой. Например, очень демократичные цены на продукцию «Apple»: гораздо ниже цен производителя! Причем — оригиналы, а не подделки. Новенький макбук, который ещё вчера у кого-нибудь сперли в аэропорту, уже болтается где-то здесь.

— Что, можно купить ворованный комп, и тебе его прямо домой пришлют?

— Куда скажешь, туда и пришлют. Так, это чего… а, тут продают информацию кредитных карт. Данные карточек снимают с помощью скиммеров непосредственно на банкоматах. С такими данными можно, с определенной долей риска, конечно, делать покупки в Интернете. Чуть подороже идут данные с пин-кодом и полные сканы карт — с такой информацией можно изготовить реальную карточку и что хочешь покупать в обычных городских магазинах… А вот торгуют самими скиммерами. Как мы понимаем, ребята из России. Гениально! Поставил такую штуку на банкомат и снимай себе данные чужих карточек, пока не надоест. Смотри сколько фоток их продукции! Ридер для карточек, устанавливается как накладка на щель банкомата — имитирует его деталь. Вот внутренности устройства, примеры установки. В комплекте со скиммером, как положено, высылается инструкция по эксплуатации и драйвера.

— Да, неслабо.

— Здесь не только это. Тут же обитают террористы, националисты и революционеры, которые всех стран соединяйтесь. У этих свои тусовки. А доступ в закрытые разделы возможен только доверенным людям, храбрым поступком доказавшим верность идее, преданность идеалам. Например, убийством полицейского или рисованием свастик на еврейском кладбище. Революционеры Дании активно делятся личной информацией на неугодных им государственных деятелей. Телефонами, домашними адресами, именами родственников. Вот фотка начальника всех тюрем в Дании, извольте видеть. А вот эта женщина — шеф ихней полиции, радикалы ей тоже сильно недовольны. У этих ребят, почему-то, особенно много инфы по Швеции, Германии, Дании и странам Бенилюкса.

— Выходит, там не так уж спокойно, как нам кажется из России.

— А ты думала! Там у них свои заморочки, и всегда в наличии широкий ассортимент поддельных документов и удостоверений личности. Тебе лень делать шенгенскую визу? Нет проблем — купи паспорт Чехии, и все дела. Смотри — вот образцы готовой продукции: водительские права. Паспорта. Вот продается настоящий эстонский паспорт. Продавец фотку не поленился выложить — показывает всё демонстративно в перчаточках, дабы не оставлять лишних следов. В старушке-Европе всегда можно купить необходимые документы и права, причём, в отличие от России, у них всё сразу через Интернет делается. Вот ещё какой-то паспорт… а, Финляндия. Кстати, товары пересылаются обычной почтой, ведь вопреки заявам почтовых служб, никто не в состоянии досмотреть все посылки на предмет наличия запрещенных предметов. Думаешь, в нашей Раше с поддельными документами проблем не наблюдается?

— Не думаю. Тут и наркотой, наверно, торгуют, — задумчиво и как-то протяжно произнесла художница. — Да?

— А то! Есть, например, такой сайт... Сейчас… Вот он. «Silk Road», называется. «Шелковый Путь». Самый крупный ресурс по торговле наркотиками и психоделиками. Можно купить любые виды психотропных веществ. Вообще любые. Тут же активно продают и оборудование для нарколабораторий, технологии, необходимые реактивы. Причем используют внутренную валюту — биткоины. Для нормального функционирования рынка имеются обменные пункты, где биткоины поменяют на обычные деньги. Существуют и собственные, русские, магазинчики наркоты. Герыч с почтовой доставкой. Запаянный в консервные банки — ни одна собака через жесть не пронюхает. Почта России! Помимо того, есть ресурсы по торговле людьми и нелегальной порнографией.

— Оружие?

— А как же без него! Этого добра навалом! — кивнул я. — Оружие разбирают на составные части и отправляют несколькими посылками. Пистолетик, не желаешь приобрести? Легендарный «Desert Eagle» — «Пустынный Орел». С доставкой частями по всему Миру. Думаешь, так уж сложно спрятать и переслать разобранное оружие или запаянную в банку взрывчатку? Хочешь?

— Нет уж, спасибо.

— Не хочешь «Пустынный Орел»? Ладно. Тогда твоему вниманию приятный и удобный в употреблении австрийский «Glock» для нужд усталых бизнесменов и для решения их жизненных проблем. «Заказ Дмитрия» — сразу видно нашего соотечественника. Интересно, кто такой этот Дмитрий? А вот ещё два «Глока», уже с глушителями. Опять же доставка почтой, отдельными частями, разумеется. Вот занятный магазинчик. Пластид, гексаген, разные взрыватели… комплектация по желанию покупателя и на его вкус. Полицейская форма, жетоны, аксессуары, удостоверения… Большой выбор товаров и несколько вариантов их доставки. Соответствующий форум имеется здесь же. Тут можно поделиться опытом, обсудить самих продавцов, качество их товара…

— Слушай, но почему тогда эту сеть до сих пор не прикрыли? Фильтры у провайдеров, настройка каких-нибудь файрволов? Это же нетрудно.

— А вот не знаю... Как говорят в Одессе — «я в полном изумлении по этому вопросу». На самом деле Тор ведь не задумывался для бандитов и незаконной порнографии. Он создавался под какие-то военные нужды, но в итоге был кем-то рассекречен и выложен в открытый доступ, после чего началось активное развитие. Пользоваться стали самые различные люди, начиная от правозащитных журналистов, стремящихся сохранить инкогнито в общении с источниками, заканчивая фэбээровцами, не желающими светить официальные ай-пи адреса. Причем непосредственно в сети Тор, как технического достижения, ничего плохого вроде бы нет. Это очень удобный и хороший инструмент для защиты неприкосновенности частной жизни человека и обхода интернет-цензуры. По идее. Вообще-то власти разных стран пытаются бороться с глубоким интернетом. Не знаю, как у нас в стране, а вот спецслужбы Германии как-то раз даже осуществили захват шести компьютеров, работавших узлами сети Тор на основании того, что они были незаконно использованы для доступа к нелегальной порнографии. Но это такие мелочи, что даже смешно говорить. Как-то немецкая полиция арестовала в Дюссельдорфе некоего мужика, организовавшего у себя на компьютере Тор-сервер, через который некто неизвестный отправил ложное сообщение о теракте. Правда, вскоре этот чувак всё равно был отпущен, он, вроде бы, решил отказаться от дальнейшего использования своего компа в качестве выхода в Тор.

— Надо же, какие впечатляющие результаты, — засмеялась Маша.

— Я слышал только про этот случай, — подтвердил я. — Об этом даже в прессе писали.

— Один раз всего? И то без особого толку.

— Европа! Демократия! Свобода слова и информации в действии. Вот китайцы навели у себя порядок. Вроде бы. В чёрный список Великого Китайского Фаервола были включены процентов восемьдесят ай-пи адресов Тор-серверов.

— Почему не сто?

— Ну, всех адресов не знает никто, они же постоянно вновь появляются. Даже в Поднебесной их не знают. А может и специально. Но что интересно: сколько я ни смотрел, но так и не нашел фактов борьбы с Тором отечественных правоохранительных органов. Возможно, секретят или анонимно всё делают.

— А возможно, и вообще не делают.

— Тоже не исключено.

— А зачем...

— Для чего я тебе это рассказываю? — упредил Машин вопрос я. — Во-первых, ты сама попросила. А во-вторых, вот зачем. Тор — основное место обитания Интернет-пиратов и вообще разных нелегальных торговцев. Надо поискать, не продают ли там твои картины? Или чужие, но под твоим псевдонимом? Распознать сможешь только сама, я тут не помощник. И ещё одно. Когда ты в следующий раз увидишь сообщение, что закрыли очередной торрент-трекер или взяли за одно место очередного пирата, не спеши возмущаться и подписывать всякие скандальные письма в защиту свободы информации тоже не торопись…

— А откуда ты знаешь, что я подписывала письмо в защиту свободы информации?

— Знаю, видел. Это же было открытое письмо. Оно вон растиражировано по всей Сети, читай, сколько влезет. Вообще, образ интернет-пиратов слишком идеализирован в последнее время. Проблема, видишь ли, сильно глубже, чем кажется, и с этой заразой нужно бороться радикально. А пока не возникнет широкого резонанса по проблеме, такая инфекция и дальше будет расползаться, как чума. Там же, в Тор-сети обитают какие-то дурацкие сатанинские сектанты, террористические организации, всевозможно тайные общества…

— Погоди… но ты же сам живешь за счет ну, этой сети, да? За счет Тора? Что-то ты подозрительно хорошо во всем этом разбираешься.

— Э, нет, девушка. Я Тором вообще не пользуюсь. Просто смотрю, где что. Так, для общего развития и повышения собственной эрудиции. Я теперь умный. Работаю деликатно, на значительно более глубоком уровне. Вернее — раньше работал, ну, ты знаешь. Тор мне давно уже не нужен: я вообще не занимаюсь нелегальной.

— Да? — с ноткой сомнительной иронии в голосе спросила Маша. — А что, можно установить у себя на компе такую хрень, ничего не делать, а только собирать чужую инфу?

— Можно, если очень надо. Почему нет? Я тебе потом покажу что да как. А если тебе будет очень уж интересно, сама ищи подробности в форуме, а то я уже задолбался рассказывать… Слушай, а чего такая веселая сегодня? Случилось чего?

— Случилось. Сегодня ещё одну свою работу продала.

— Поздравляю. Слушай, а твои картины. Эти мертвые дома, безжизненные улицы, рассыпающиеся в прах известные всем здания. Они же выглядят просто страшно…

— Ты говорил, что в них есть очарование.

— Да, ужасающее очарование гибели. Иногда они меня пугают. Откуда у тебя такие сюжеты?

— Так. Выползают откуда-то. Сейчас это модно, и продается. А если б я рисовала откровенный примитивизм, цветочные букетики, сусальные церковки, сладеньких девочек и улыбающихся котиков…

— То что?

— Не могу. Противно. Этим пусть кто-нибудь ещё занимается. У нас таких и так полно, помимо меня.

— Ясно, — сказал я, погрешив против истины. — Слушай, самое интересное чуть не забыл. Как-нибудь, когда время будет, узнай у этой своей Марины, ненавязчиво так, за сколько она продавала и продает твои картины? На какой выставке, когда и где? И ещё я бы все бумаги у неё попросил и договора потребовал. Счета, накладные. Ну, всё, что можно. Финансовую документацию.

— А что случилось?

— Надеюсь, ничего страшного. Возможно, это у меня паранойя такая. Но есть подозрение, что подруга сильно тебя обманывает, и работы твои гораздо больше стоят.

20. Татуировка

Зима в Москве наступила как всегда: неожиданно, вдруг и сразу. Забеспокоились коммунальные службы, автовладельцы ломанулись менять резину, участились дорожные аварии, а городские пробки стали совсем непробиваемы.

Ночью пошел большой снег. Белыми пушистыми хлопьями опускался он в толще воздуха, и порывы ветра кружили его то быстрее, то медленнее. Казалось, природа, наконец, вспомнила, что пора бы начаться зиме. Люблю вот так, в темное время суток, запахнувшись в куртку, выйти на балкон и стоять на относительно свежем московском воздухе. В домах напротив горят окна, и я наблюдаю, как люди что-то делают там, в своих квартирах. Кто-то готовит на кухне, кто-то переодевается в спальне, кто-то ругается. Меня всегда удивляла стойкая убежденность людей в собственной невидимости. Чем дальше от земли этаж, тем незаметнее. А как ещё можно объяснить, что большинство окон не закрыто занавесками? Все уверены, что никто их не увидит на высоких этажах.

Ещё очень люблю ночью гулять по городу, бродить по лесу, писать что-то на своем компьютере, вообще делать все, что связано с шаманским поиском. С детства поздний вечер и ночь — моё любимое время суток. Ещё люблю сидеть ночью на кухне, пить чай и болтать о всякой мистической ерунде.

Всю свою юность я провел в квартирных посиделках с друзьями, в мотаниях по горам и ямам, по берегам рек и карьерам, богато обогащаясь духовно, и, как потом выяснилось, немного материально. В конце концов, это привело к появлению ещё одного урбаниста, никогда не покидающего городской ландшафт. А тут вдруг потянуло к природе, захотелось куда-то подальше от железобетонных стен. Закончилось тем, что я решил поиграть в Пришвина, возможно, последний раз в этой жизни, и утром отправился в лес. Вернее — в лесопарк. В Москве, где не каждая собака добежит до середины МКАДа, трудно найти уединенно-дремучее место. Но я нашел. Увидел рыжую белку, указательную стрелку без надписи, ворону, пару синиц и одного подозрительного типа. У него были желтые, как подкисшее пиво, глаза и грязная обувь. Тип узрел меня, испугался и свалил в ближайший овраг. Вниз, между заснеженных берегов, по никогда не замерзающему ручью старались плыть бурые мертвые листья. Наползли противные мысли о вечном и бренности существования.

Хоть рассказ пиши.

Не люблю я рассказы. Не вообще, а как литературный жанр. Не нравятся они мне. Причем не только читать, но и писать их не люблю. Неинтересно. Только начинаешь привыкать к главному герою и его обстоятельствам, а тут раз — и всё, как говаривал герой одного советского мультика. Кино закончилось. И потом, писать рассказ сложно, а удовольствия от процесса мало. Такая вот, понимаете ли, эгоистическая причина. Это у меня, а как там у других — не знаю. Правда, рассказ всё ж таки необходим, в качестве тренинга и упражнения. Зарядка такая, дабы жиром не зарасти и ловкости мысли не утерять.

Зато профессиональные писатели, судя по всему, рассказы обожают. То конкурсы всякие себе устраивают, то просто так, чтобы было. А ещё — сборники. Тут особое дело. Вот вообразим себе на минуту, что у некоего маститого, всеми любимого и забронзовевшего от своей уважаемости писателя есть договор с издателем. То, что их обоих кормит. Скажем, на две книги в год. Это я так, с потолка говорю. Может и на одну в год, а может и на четыре — неважно. Причем договор необязательно письменный (умный известный автор подписывает на каждую книгу отдельный контракт), возможна и устная договоренность, некое джентльменское соглашение. Хотя — какое там джентльменство в мире современного бизнеса… впрочем — ладно. Так вот, надо издателю рукопись отсылать, а у нашего придуманного автора — творческий запор. Или, как ещё любят выражаться — творческий тупик. Кризис жанра. Проще говоря, исписался автор, хотя сам себе он в этом никогда не признается. Может и не совсем, не полностью исписался, но ничего значимого в настоящее время сотворить не в силах. Идеи иссякли. Но остался отточенный стиль, хороший до совершенства язык и авторское мастерство. Без идей. Тогда составляет он сборник, дабы натянуть вожделенные пятнадцать авторских листов на полноценную книгу. Пометет по сусекам, полазит по архивам, выберет чего получше, что-нибудь недописанное прицепит, доработает и насобирает надобный объем. Выйдет авторский сборник.

Проходит время. Снова требуется издателю книгу отправлять, а её-то и нет. Опять автор принимается репу чесать и карманы выворачивать, тексты искать. Не пропустил ли в прошлый раз чего? Снова начинает свои архивы шерстить, ранее написанные тексты перебирать. Путевые заметки, случайные записки, статейки. Может и что-то новенькое туда добавит, но в основном — старенькое, часто уже раз или два (а то и больше) опубликованное. Или в другом сборнике, или ещё где-то. Тут и свои первые ученические рассказы в дело идут, недоделанные задумки, всякие наброски, «эссе», отвергнутые сценарии, синопсисы и просто размышления ни о чем. Всё, наскреб нужный объем, отправил. А издатель потихоньку уже бурчать начал — новое, свеженькое, говорит, давай, нефиг всяким старьем пробавляться, а то читатель недоволен, залеживаются твои сборники, покупают их плохо.

Но оригинальных-то идей всё нет и нет. Совсем старые иссякли, предыдущие затерты до дыр, новые не приходят. А если и приходят, то дохлятина какая-то получается, а не идеи. Тогда решается автор на смелый, как ему кажется, поступок. Объявляет конкурс или мастер-класс имени себя. Тема — что-то наиболее громкое из его прежних идей. Ну, не его, конечно, идей. Как известно, идеи летают в воздухе, и не он один бегает с сачком. И вот провозглашает уважаемый писатель мастер-класс по наиболее известной своей книге, и объявляет конкурс рассказов на эту популярную тему. Проще говоря — призывает писать фанфики. Давайте ребята, творите, дорога молодым! А тут уж юноши бледные со взорами горящими набегут всем скопом, и начнут писать что-то там на заданную тему. Плохо, хорошо ли, неважно. Чаще всего коряво, неумело, писать. Но, не всегда — иногда и таланты попадаются. Главное — многие с новыми идеями, и если перебрать кучу мусора, можно крупицу золота найти. А то и алмаз. Потом самому этот алмаз огранить, в бриллиант превратить, в драгоценную оправу вставить и долговременный проект замутить. Вот и выход из тупика. Творческое, так сказать, слабительное.

Только не спрашивайте о ком это я. Ни о ком. Чистый, понимаете ли, вымысел. Полет фантазии.

Не люблю я рассказы. А вот жизнь иногда истории подбрасывает. Сюжет для небольшого мистического рассказа встретился прямо на улице, когда вечером шел я домой. Всё выглядело случайно, как тогда думалось, но эпизод до сих пор стоит перед глазами.

То, что заметная часть жителей Москвы, ни в какой не в Москве, и никаких не жителей, обнаружилось неожиданно и вдруг. Я давно о чем-то подобном подозревал, но так — на уровне фантазий и бесполезного умствования. А тут — убедился.

Иду я, как уже говорил, пешком. Машина на приколе — не сменил вовремя резину, а город уже свежим снегом засыпан, на дорогах грязь в лёд примерзла, вот и поехал на метро. До подземной станции где-то с километр, и пройтись по воздуху бывает приятно. Ноги размять. Небо черное, фонари светят, но людей пока много — всего семь часов вечера. Погода хорошая, снег не падает, но холодновато. Запоздала зима в этом году.

Вот иду я себе, прохожих обгоняю, и вижу впереди — голая девушка. Абсолютно. И не холодно ей — идет себе, стройной фигуркой среди других прохожих сверкает. А прохожие — ноль эмоций, будто и нет её. Стеснительные, что ли всё стали? Предпочитают не замечать, не связываться? Знаете, как это бывает — движется человек по улице, и ни до кого ему нет дела. И никому дела нет до него. Бомж например. Или какой другой нищий. Вроде как не видят они друг друга — человек и все прочие граждане. Такая вот выборочная слепота. Не знаете? Тогда — ладно. Но девушка шла именно так — в окружении всеобщего незамечания. Двигался я быстро, вообще всегда так хожу, а когда поравнялся, то повернул голову в её сторону. Смотрю. Красивая девушка, молодая. Мордашка симпатичная, волосы русые свободно развиваются, упругая грудь колышется в такт ходьбе. Глаза спокойно так перед собой смотрят, задумчиво. И никаких особых эмоций на лице. Вот тут захотелось мне вдруг её потрогать. Понимаю, что притрагиваться к незнакомым девушкам на улице неприлично, но и голяком по городу тоже, в общем-то, ходить не принято. Не нудистский же пляж всё-таки. Но на её круглой попе, ясно выделялась четкая татуировка — циркуль пересекался с ключом и мечом. Тот же знак я видел дома у Афика и на бронзовой шкатулке. Это уже перебор. Совершенно неосознанно я протянул руку и тронул девушку за спину. Ну, не совсем за спину, но почти. Слегка так прикоснулся. Чуть-чуть. Девушка отскочила, будто ошпаренная:

— Меня что, видно?! — воскликнула она, пронзив меня диким взглядом.

— Да, но почему… — начал, было, я, но она опередила:

— Ой! — вскричала девушка неожиданно дурным голосом и тут же пропала.

Наверное, я тоже издал что-то типа «ой» или ещё чего сказал или сделал. Не помню. Только вот шедшая чуть сбоку тетка отскочила, как от сумасшедшего, а какая-то бабка идущая навстречу вдруг остановилась и громко, чуть ли не на всю улицу, заявила:

— А с виду такой приличный молодой человек! Нальют глаза, и шастают по улицам, наркоманы чертовы! Сажать вас всех надо! На лесоповал!

Молодой человек? Вроде бы не такой уж, если совсем честно. Да и не наркоман вовсе, даже не алкоголик. Ничего я не пил, не принимал и не закидывал в свой организм. Никаких там лизернинов. А вот поди ж ты — реальный глюк. Главное — опять этот циркуль с ключом и мечом. Может, крыша поехала? Нехорошо-то как…

Не зная куда деться, я ускорил шаг почти до бега, влетел в метро, пешком сбежал по эскалатору и вскочил в стоящий поезд. Еле успел — двери закрылись практически сразу.

А ведь о чем-то подобном меня предупреждали уже. Как там сказала Яна при нашем разговоре? «Может так получиться, что на вас будут воздействовать разные силы». Похоже, силы уже начали воздействовать. Момент наступил.

Не долго думая, я нашел визитку и позвонил. Сначала долго никто не подходил, и я уже собирался отключаться, но в самый последний момент Яна всё-таки отозвалась.

— Хеллоу? — прозвучал её голос.

— …I feel weary… — Слышался со стороны чей-то ворчливый баритон с американским произношением.

— Яна? — уточнил я, — это вы?

— Да, а это кто?

— Яна, помните, мы встречались у вас на работе? На Обводном? И вы предлагали позвонить, если случится нечто интересное? Вот оно и случилось.

Потом, она видимо прикрыла телефон, но плохо. Приглушенно, однако вполне отчетливо донеслось:

— …women don't know how to give a great blow job, are you one of them? — бурчал всё тот же баритон.

— I feel so exhausted, — устало сказала Яна обладателю ворчливого голоса. — I guess it's time to hit the pit.

Затем слышимость опять восстановилась:

— А, это вы… — явно разочарованно прозвучало на том конце канала связи. Видимо моя собеседница ждала кого-то другого. — Понимаете, мне сейчас неудобно говорить: я немого занята, довольно далеко и вообще не в России. Давайте так. Через непродолжительное время буду в Москве… или в Питере… и сама вам перезвоню, хорошо?

Да, похоже, позвонил я не совсем вовремя.

Не знаю уж почему, но по возвращении мне вдруг захотелось посмотреть на бронзовую шкатулку. С самого приезда Маши коробочку не видел — не до того было, да и незачем. Я полез в ящик стола, где она всегда лежала, перерыл всё там, и не нашёл. Куда делась? Вроде, не перекладывал… Маша взяла? Без спроса? В принципе — могла, она же целыми днями оставалась в моей квартире, рисуя свои картины, времени проверить ящики предостаточно. Но зачем? Из обычного женского любопытства? В принципе, она могла взять просто так, а потом положить куда-то не туда. И забыть, не сказать просто из-за безалаберности. Запросто.

21. Специалист по символам

Я искал человека, который не существовал. Возникла острая необходимость консультации у специалиста по символам, причем не у самозваного, не у выдуманного, а у полноценного. Странно, да?

Мы вообще склонны к странным и необычным деяниям. Овладевают иногда диковинные фантазии. Играем в игрушки для взрослых. Читаем недетские сказки. Собираем ненужные предметы. Это сейчас. Зато в детстве своё положение не ценили — слишком много проблем и трудностей у ребенка. Мы отчаянно хотели стать взрослыми. И лишь отдельные умные дети понимали — эта самая вожделенная для многих взрослость ничего хорошего не принесет. Такие провидцы всеми силами отказывались покидать детство. Цеплялись за него. Конечно, они всё равно повзрослели, но как-то не так, иначе, чем их сверстники. Вероятно, из них получились сказочники, они же — фентезисты.

Нет, я не посещаю подозрительные мероприятия и настораживающие сборища боязливых людей, не читаю на ночь «Молот Ведьм» и не выращиваю дома псилоцибиновые грибы. Зато случается засекать время горения той или иной свечи, выяснять глубину строительного котлована в каком-нибудь Кривоколенном переулке, и выспрашивать у друзей, сколько денег ими тратиться на всякие причуды и надобности. А причуды у людей разнообразные. Например, один приятель собирает коллекцию презервативов, и собрание его насчитывает уже несколько тысяч разных образцов. Другой знакомый записывает речи бомжей, третий везде покупает керамические фигурки вне зависимости от их красоты и художественной ценности, четвертый выискивает окаменелые останки палеозойских морских слизняков, а лично знакомая девушка регулярно посещает какой-то БДСМ-клуб, где ведет кружок художественной резьбы по живой коже. Другая девушка без ума от шарнирных кукол и одежды для них. А кое-кто буквально помешан на коллекционировании латексных костюмов — современных и не очень. Естественно, подобные увлечения занимают много времени и стоят денег, причем немалых…

Так, о чем это я? Да, о странных вещах. Потребовалось мне узнать что же, черт возьми, за знак изображен на крышке бронзовой шкатулки, на картине в квартире моего знакомого и на татуировке той девушки. Слишком уж одинаково они смотрелись. Наверняка есть кто-то, вероятно не один, увлеченный разной такой символистикой или профессионально ею владеющей. Вот найти бы, только не шарлатана, а настоящего знатока.

Что мы делаем, когда надо что-нибудь или кого-нибудь найти? Правильно, лезем в Интернет и запускаем поисковую программу. Так поступил и я. Привычно зашел в Google и ввел строку «консультация специалиста по символам». Закавычил, чтобы отсечь лишнее. Поисковик не нашел ничего. «Нет результатов для "консультация специалиста по символам".» — ответил Google. Другие поисковики вели себя примерно так же.

Тогда я написал просто: «специалист по символам», и сразу получил аж десять тысяч ответов:

Фэн Шуй для магазина, квартиры, дома, офиса. Консультация специалиста. Вызов на дом…

Дэн Браун. Код да Винчи…

Роберт Лэнгдон и Дэн Браун…

Cracking the Da Vinci Code. Документальный фильм…

Дэн Браун. Цитаты из романа…

Смотреть фильм «Ангелы и Демоны» онлайн в хорошем качестве…

Популярное востоковедение: символы Фэн Шуй для начинающих. Наши специалисты…

…и так далее в том же духе. В общем — сплошной Дэн Браун и Фэн Шуй, причем первый явно преобладал. Ссылки на его книги и фильмы, а также книги и фильмы по этим книгам и фильмам просто пестрили. Каждый мог ознакомится, как крутой специалист по символам Роберт Лэнгдон из книг Брауна разгадывает страшные тайны каких-нибудь слетевших с резьбы масонов или сумасшедших иллюминатов. Дэн Браун — общем-то молодой и, конечно же, американский специалист по символам для чайников. А куда нынче без американцев? В Европе же нет своих спецов, а уж по символам и подавно. Европейцы-то до открытия Колумба и не знали, поди, что такое «символ», это американцы их всему обучили...

Единственное что более-менее подходило по теме, так это лекция отечественного профессора А.M. Карпова, судя по всему — действительно настоящего специалиста, а не самозваного «исследователя».

Ясен пень, ваш покорный слуга тут же вбил имя этого А.M. Карпова в поисковик и нашел массу ссылок, но результат огорчил. Карпов умер несколько лет назад, а труды его удивительным образом отсутствовали в Интернете. Ссылок-то обнаружилось предостаточно, но они оказались или «битые» и скачивать было неоткуда, или не содержали ничего ценного. Несколько раз попадались некие сомнительного качества архивные файлы, якобы с книгами Карпова, но, будучи скачанными, помимо вирусов и троянов ничего полезного не содержали.

За исключением одной-единственной лекции, прочитанной первого апреля студентам Гуманитарно-Исторического университета, чего-либо полезного обнаружить не удалось. Текст, что я откуда-то скачал, назывался: «Введение в практическую демонологию». Не больше и не меньше. Особое внимание привлек сравнительно небольшой фрагмент этой лекции:

…Человек плотно вплетен в информационные потоки, шифры и коды, символизм которых не умеет понимать. Язык фактов и логики бессилен в мире грез, утратившем связь с реальностью. Вспомним, что символизм — главный интерес аналитической психологии. Понимание символов дает нам ключ не только к психологии человека, но и к истории, мифологии, литературе, социологии, политике, религии. Ну и естественно — демонологии. Поэтому символология — это главная наука нашего века, мета-наука. Герой романа Дэна Брауна Роберт Лэнгдон — мета-эксперт, по сути, аналитический психолог. Весьма показательно, что этот специалист по символам сменил героя предыдущего поколения — компьютерщика или хакера, способного получить доступ к любой самой секретной информации. Это изменение отражает то, что сегодня ценится не добывание самой информации, а умение в ней разбираться. Не сбор фактов, а навигация в мире грез выходит на первый план.

Итак, в настоящее время по всему Миру действуют множество организаций по работе с нежитью. Вот самые известные из них. Всемирная Организация Медиумов — ВОМ. Она действует по всему Миру, но занимается в основном регистрацией и учетом. Причем им неважно кто ты: предсказатель, ведьма, экзорцист или просто видишь призраков. Объединение Медиумов России — ОМР. Действует на территории России иногда в сопредельных странах и в некоторых государствах Восточной Европы. Занимается разными делами, в том числе работой по улаживанию конфликтов и различных опасных ситуаций и делится на несколько ведомств. Союз медиумов Европы — СМЕ. Действует на территории всей Европы, неофициально — по всей Евразии. Занимается медиумами и потусторонними явлениями, считается самой успешной и хорошо организованной из крупных организаций. Американская лига медиумов — АЛМ. Ну, тут я думаю и так всё понятно. Новое движение паладинов — НДП. Надо сказать, эти самые свихнутые и отмороженные ребята. Осуществляют свою деятельность исключительно на территории Зарубежной Европы, и входят сюда не только медиумы, но специалисты по другим «потусторонним» явлениям. НДП занимается «оперативной работой», часто устраивает «охоту на ведьм», и тогда могут пострадать вполне законопослушные ведьмы и добропорядочные колдуны.

В последнее время у этих и у более мелких организаций проблем всё больше. То некая ведьма пойдет в разнос, то призраки в доме у кого заведутся, то через очередную лазейку какой-нибудь опасный демон пролезет в наш мир. Чаще всего — дела вымышленные возникшие или по вине самих этих организаций, или по вине не получающих галоперидола психически больных. Но бывают и настоящие дела, которых сейчас всё больше и встречаются они всё чаще.

Теперь поговорим о нашей стране.

Недавно сформированные оперативные отряды Объединения медиумов России — ОМР, работают в самых разных ситуациях. Почти как МЧС. Вызовут, например, молодые ведьмы какого-то духа, а сами справиться не смогут. Или колдун на старости лет тронется разумом и разбушуется — опять вызов. Ведьма начнет скверными зельями торговать — опять улаживать. В такие отряды обычно входит пять человек: командир и четыре помощника. Сейчас в новые команды вербуют ещё несколько человек, вот возможные вакансии — каждому только одна. Прежде всего — специалист по духам и демонам. За ним вызов, беседа, ловля, заточение, изгнание всякой нежити из чужого сознания. Ведьма — заклинательница: зелья, заряженная вода с памятью, амулеты и прочее. Ведьмак — то же самое, только мужского пола. Видящий — зрит все виды нежити, а также их следы и пути. Специалист по воздействию на людей, на чувства, разум, знаток различных видов гипноза и внушений. Стихийник — вызов и общение с духами стихий, а также управление ими. Чароплет — специалист по чтению и составлению заклинаний. Энергетик — должен уметь работать с чистой энергией, видеть энергетические следы и течения. Ну и специалист по символам и знакам, а также по древним и магическим языкам…

Так... И что это давало лично мне? Пока даже и не знаю. Но, по-моему, тут есть нечто для меня полезное. Надеюсь, этот профессор свою первоапрельскую лекцию серьёзно прочитал? Но одного этого мало, придется искать ещё. Только вот где и как? Шарить по бумажным библиотекам и архивам? Дело нудное, затратное, на долгий срок. Опрашивать живых людей? Тоже бесперспективно. А может всё-таки анонимные компьютерные сети, участники которых не любят сильно кричать о себе? Кладези закрытой премудрости и тайной информации, коих сейчас развелось множество.

Ладно, это никуда от меня не убежит. А для начала заняться чем-то вроде ассоциативного поиска. Несколько часов за компьютером дали приличный результат, и удалось отыскать трех наиболее перспективных, с моей точки зрения, кандидатов:

Дориков Василий Захарович — доктор исторических наук, профессор.

Краснощёкова Акулина Даниловна — кандидат исторических наук, доцент.

Лимарёв Кирилл Иванович — кандидат наук, член Московского общества по распространению исторических знаний.

Начать решил с первого и самого перспективного. Подходящий мне человек — Василий Захарович Дориков — читал свободно доступную лекцию на историческую тему буквально завтра, что выглядело удивительным подарком судьбы.

22. Лекция

Собрание, заявленное как лекция, куда случилось придти, проводилась в конференц-зале какого-то мелкого научного учреждения, что угнездилось во флигеле чудом сохранившегося исторического особняка Старомонетного переулка.

К началу я опоздал, лекция шла полным ходом. У дверей бесцветная костлявая девица раздавала тощие книжечки с какими-то текстами, и пришлось задаться вопросом: куда я попал? На концерт? Сцена ну совершенно концертная — пустая, холодная и старомодная, а вот слушатели... По первому впечатлению — обычные московские люди, будто случайно зашедшие в тепло на огонек. Я отыскал свободное местечко и тихо пристроился.

— …меня трудно заподозрить в симпатиях к христианству и церкви, — негромко говорил для немногочисленной аудитории болезненного вида лысоватый субъект лет пятидесяти с чертами Восточного Средиземноморья в лице. Одет он был в старые джинсы с оттянутыми коленками и обвисший серый свитер с большими декоративными заплатками на локтях. Не то лектор, не то докладчик. Нижнюю половину лица скрывала коротко подстриженная окладистая борода, а глаза смотрели из изящных очков в золотой оправе. — Я вообще атеист, и вам того же желаю. Но, честно говоря, все эти разговоры вокруг патриарха, переходящие в откровенную травлю, начинают сильно надоедать. Поясню свою точку зрения, которая только моя личная и никому не навязывается. Ничего нового тут нет, подобное уже говорили, и не раз, но пусть будет. Не жалко.

Я огляделся. В небольшом зале сидела компания приятных на вид слушателей разного пола и возраста. Люди слушали хорошо, внимательно, отзывались вроде бы позитивно, видимо, тема казалась им интересной. Лишь некоторые изредка что-то шептали друг другу. Со стен взирали крупные черно-белые портреты суровых старцев. Почему-то мне показалось, что у выступающего обязательно стоптанные кроссовки. Однако ног докладчика увидеть не удалось — загораживали сидящие в первых рядах.

— Патриарх — руководитель крупнейшей в стране христианской конфессии, — тем временем продолжал человек на сцене. — Одной из самых крупных в мире религиозных организаций. Его надо уважать уже только за этот пост — положено по должности. В современной России, как известно, уважают только «крутых». Богатых и сверхбогатых. У кого много бабла и недвижимости. Того, кто может активно взаимодействовать с властью и с помощью связей и счета в банке разрешать любые серьёзные проблемы. Для современного россиянина если ты не воруешь, (а под воровством я понимаю получение официально недекларированных доходов в любой форме) то ты — лох, нищеброд, лузер, и не о чем с тобой разговаривать. Поэтому патриарх просто обязан быть «крутым»: носить дорогие часы представительского класса, ездить на ви-ай-пи-машинах, иметь несколько шикарных резиденций и жить в роскошных квартирах. Патриарху необходимо уважение верующих. И он его получает. Кстати, при заграничных поездках, патриарха встречают и сопровождают по протоколу главы государства…

Вообще, на мой непрофессиональный взгляд, собравшиеся больше реагировали на личность выступающего, чем на содержание его слов. Но было во всем этом нечто непонятное, неправильное, давно забытое.

— Теперь о самой религии. Для меня тут нет вопроса. Существовал Иисус Назаретянин, или нет, какая разница? Видимо, существовал, как и все прочие основатели религий и конфессий. Кто-то же должен был стать основоположником. Никто же не сомневается в историчности Мухаммеда? Да и Сиддхартха Гаутама ни у кого не вызывает сомнений. Я лично понимаю новозаветную историю так. Жил-был некий человек. Сын плотника? Почему бы и нет? Правоверный иудей, совершавший все необходимые по его религии обряды. Парень был умный, думающий, понимающий, что где-то что-то не складывается. Что-то в мире явно не так, неправильно что-то. Размышляя, искал выход их тупикового положения. Пришел к ряду умозаключений. Своими мыслями делился с близкими людьми, с учеными священниками, но ожидаемого отклика не встретил…

Тема интересовала меня слабо, и от нечего делать я принялся разглядывать окружающих. Что-то было не так. С самого своего появления здесь я ощущал, что не до конца постигаю происходящее. Видимо, не я один. Как оказалось, первоначальное впечатление оказалось ошибочным — аудитория выглядела совсем не так однородно. Народ присутствовал самый разный, и слушали люди тоже по-разному. Кто-то внимательно, кто-то дремал, а кто-то откровенно скучал. Вот впереди какой-то человек: голова опущена, будто он в обмороке, очки сползли вниз, руки сложены на груди, правая нога упиралась в перекладину переднего стула. Сосед слева прикрывал рукой глаза — вероятно, просто спал. Справа, рядом со мной молодая женщина, временами издавала глубокие, тяжкие вздохи: «Сколько ещё можно? — будто говорила она. — Когда всё это закончится?» В то же время никто не перебивал, вопросов пока не задавал и громкого возмущения не высказывал.

— …Тогда, — продолжал лектор, — Иисус начал высказывать новые для того времени идеи открыто. Ушел из дома и сделался бродячим проповедником, кои часто встречались в те времена. Вокруг сложилась горстка последователей, с которой сын плотника бродил по римским провинциям — Иудее и Галилее, периодически изрекая свои мысли. К нему начали прислушиваться, число сторонников росло. Слух о нем дошел для властей, а поскольку римские оккупационные власти придерживались политики пресечения любых народных брожений, то был отдан приказ об аресте Иисуса. Возможно, не обошлось и без официальных религиозных властей Иудеи, но могли обойтись и без них. Всё-таки для иудеев полагался иной вид казни — побиение камнями. Столб с поперечной перекладиной был чисто римским изобретением. Дабы внести ясность и радикально решить проблему, римский трибунал приговорил проповедника к казни для рабов — распятию. Иисус был распят и умер на кресте жестокой смертью. Всё.

Сидевший слева от меня мужик пристально разглядывал стекла очков, будто то, что он видел и слышал, объяснялось каким-то их трудноразличимым дефектом. При этом он временами потирал глаза, словно пытался не дать себе заснуть.

— …Таких проповедников в те времена было множество. Например, всем известный суровый аскет — пророк Иоанн — «предтеча» Христа, погибший в застенках ещё до Иисуса. Именно Иоанн «изобрел» крещение. До сих пор существует религиозная группа мандеев — последователей Иоанна (не путать с иоаннитами — иерусалимским орденом святого Иоанна — будущими мальтийскими рыцарями). Мандеи почитают Иоанна последним истинным пророком, а Иисуса Христа и Мухаммеда — лжепророками.

Размер групп, скорее всего, варьировал от двух до пяти человек. Кто-то пришел один, кто-то с коллегами по работе, с друзьями, но, по моим ощущениям, основную массу слушателей составляли не команды, а всё-таки одиночки.

— …Вернемся назад в древнюю Палестину, — продолжал лектор. — В шестьдесят шестом нашей эры году началась страшнейшая Иудейская Война, и еврейский народ понес сокрушительное поражение. Был разрушен как сам Иерусалим, так и Иерусалимский храм — главная святыня еврейского народа. Сам народ частично уничтожен, частично рассеян, частично обращен в рабство, а та часть, что осталась на родине оказалась ввергнута в унижение и нищету. Вывезенные в Римскую империю иудейские пленники и вольноотпущенники фактически стали первой крупной волной еврейской миграции, положившей начало формированию «диаспоры» за пределами Иудеи. Тут в очередной раз вспомнилась старая идея о мессии. Спасителе. Который восстановит Израиль и спасет еврейский народ. Только идея была переосмыслена и переработана, стали говорить, что свободу и спасение нужно искать на небе, а не на земле. Стали говорить, что спаситель уже приходил, но евреи не приняли его, отвергли, за что и пострадали. А спасал Он не Израиль, а вообще всех угнетенных. Вспомнилась полузабытая история о погибшем на кресте бродячем проповеднике — сыне плотника. Придумали продолжение о том, как Иисус ожил и явился ученикам. Появились разнообразные легенды о чудесах, совершенных Иисусом. Сложились революционные, для того времени, философские взгляды…

Постепенно, зал начал уставать. Настроение у слушателей стало какое-то невнятное, рассеянное. Сидевшая рядом молодая женщина вдруг тихо пробормотала: «Зачем он навязывает нам всё это? Для чего?» Здравый смысл подсказывал: обязателен перерыв каждые полчаса. Пусть всего на пять минут, но объявлять его надо неукоснительно. Видимо лектор не знал этих базовых рекомендаций:

— …Благодаря мощной миссионерской деятельности первых энтузиастов, — витийствовал докладчик, — молодое учение набирало силу. Возникшая как иудейская секта, христианская религия быстро завоевала последователей и укрепилась в Римской империи. Потом она стала государственной, но это уже совсем другая история. Собственно говоря, любая религия призвана решать только три задачи. Первая: примирить сознание человека с неизбежностью своего физического исчезновения. Вторая: установить и авторитетно закрепить морально-нравственные системы ценностей, запретов и табу, без которых любое общество саморазрушается и гибнет. И, наконец, третья: сделать попытку объяснить природные явления и построить модель возникновения и развития окружающего мира, удовлетворив природное любопытство человека. Всё остальное — просто следствия из этих трех направлений. Первую трудность в состоянии преодолеть любое достаточно сильное человеческое сознание. Вторую задачу в современном обществе пытается решить законодательная база и правоохранительная система. А с третьей прекрасно справляется наука. В результате я не вижу места для религии в своем понимании этого мира. Спасибо, благодарю за внимание. Теперь — вопросы.

Стоило только прозвучать заключительным словам, как настроение в зале резко изменилось. Стало шумно, все как-то зашевелились, начали шелестеть и громко разговаривать между собой. Тут поднялся рыхлый молодой человек лет двадцати, который давно уже нервно ёрзал на своем месте, будто хотел в туалет:

— Извините, уважаемый, но первая и третья задачи вообще ни о чём, — неожиданно высоким голосом произнес полноватый слушатель.

— У вас вопрос? — вежливо спросил лектор. — Я как-то не уловил сути вашего вопроса.

— Вопрос. Вы, видимо, мало знаете о религии как о сфере общественного сознания?

— Я, видите ли, не философ, вступать в такие тяжкие дискуссии не способен. А поскольку проверить справедливость теории общественного сознания (не путать с психологией толпы!), скорее всего, будет нельзя в обозримом будущем в силу технических и этических ограничений, то можно сомневаться, заслуживает ли данная теория статуса научной, поскольку не является фальсифицируемой в попперовском смысле этого термина. Видимо марксистская философия, которая, как известно, давно устарела, превалирует в вашем миропонимании…

— Нифига о христианстве не знаете, а поучающим тоном читаете лекции о том, как надо относиться к христианскому же Патриарху, — нервный молодой человек явно ничего не понял, а поэтому потерял терпение. — Вы Евангелие сначала бы прочли, а потом уж заворачивали.

— Читал, читал, не беспокойтесь, — махнул рукой докладчик. — И все Евангелия, и Ветхий Завет, и Деяния, и Откровение. Послания тоже читал. И дошедшие до нас апокрифы. А вам рекомендую Синодальный перевод, если что. Я даже защитил диссертацию по теме — «Апокрифические евангелия, как культурно-исторический феномен». Про «нифига» это вы немного поторопились, уважаемый. Да и вообще — нельзя же серьёзно воспринимать то, что говорят на этом семинаре? А как вы должны к кому-то там относиться, мне вообще-то глубоко безразлично. Относитесь хоть к Патриарху, хоть к Папе Римскому, хоть к Далай-ламе, как вам будет угодно. Мне-то что?

«Всё-таки семинар? — подумал я. — Вроде бы вначале речь шла о свободной лекции?»

— А, то есть всё, что вы тут нам говорили, это по-приколу?

— Слава создателю! — обрадовался докладчик. — Дошло наконец! Тут всё «по-приколу», если вам так хочется. Это вообще очень прикольный семинар, не находите?

— Ну, просто тон вашего выступления не содержит и намека на стеб или юмор... — смущенно возмутился толстый парень.

Потом были ещё какие-то невнятные вопросы и возражения, но я только ждал, когда можно будет улучить момент и спокойно подойти к лектору.

— Извините, Василий Захарович, — сказал я, когда докладчик уже сходил со сцены. Вопреки моим подозрениям, на ногах у него оказались элегантные модные туфли, абсолютно, на мой взгляд, не сочетаемые с такими джинсами. — У меня частный вопрос. Я нашел вас в Интернете, и там вас рекомендуют как известного специалиста по символам.

— Специалиста по символам, говорите? Любопытно. Тогда представьтесь, пожалуйста.

Я представился. Похоже, сейчас в России выражение «представьтесь, пожалуйста» в начале любой беседы стало устоявшейся нормой общения.

— Надо же, специалист по символам… Слушайте, а давайте где-нибудь перекусим? Вы не против? И главное — промочим горло, а то я скоро охрипну от всех этих лекций. Заодно и поговорим. Предлагаю местное кафе. Там на редкость дрянное обслуживание, зато прекрасные пирожки и пицца, а главное — отличное живое пиво. Вы как насчет нефильтрованного пива?

— Почему бы и нет? — Согласился я. Обычно к пиву отношусь спокойно, но за компанию всегда готов. — Скажите, а зачем вам эти лекции? По-моему тут собрался какой-то левый народ, и им было малоинтересно.

— Я тоже не сильно напрягался, как вы заметили. Говорил, что в голову взбредет. А с лекциями вышла довольно-таки смешная история. Вы ничего не слышали, нет? Тогда расскажу.

Тем временем мы спустились вниз, вышли из флигеля, прошли через весь двор, пролезли сквозь какую-то железную калитку и оказались на Большой Полянке.

— Вы обратили внимание на людей?

— Да странные они какие-то. Будто слегка стукнутые.

— Так оно и есть. Там сидели последователи Единой Христианской Апостольской Церкви, сокращенно — ЕХАЦ. Не все, но большая часть зала. Это сравнительно новая организация, но весьма агрессивная и очень модная, особенно среди молодежи. Их руководство внезапно решило, что паству надобно духовно укрепить и очистить от случайных и колеблющихся. Так вот, для этой цели…

— Погодите, — перебил я, — но обычно всякие паствы наоборот, стараются привлечь как можно больше сторонников. Убедить нестойких и завербовать новых, дабы увеличить численность организации.

— Да, но здесь произошло что-то странное и нетипичное. В результате их руководство постановило прочитать среди паствы курс истории атеизма. Для этой цели пригласили авторов, известных своими материалистическими взглядами, и попросили провести курс лекций.

— Это же деструктивный культ. И вы согласились работать для этих сектантов? — удивился я.

— Почему нет? Вообще-то большинство современных исследователей воздерживается от имеющих негативную коннотацию терминов «секта» и «деструктивный культ». Они очень неплохо платят, да и народ там тихий, дисциплинированный, получше нынешних студентов будет. Довольно забавные ребята. Они верят, что наш Мир был создан шесть тысяч лет назад, таким, как сейчас. Вернее — как был шесть тысяч лет назад. Сразу с готовой историей, с геологическими слоями и костями динозавров в них. Со всеми этими окаменелостями, вместе с отпечатками папоротников в каменном угле и с самим этим углем...

— Да, но зачем Богу-то такие сложности? — перебил я.

— Ну, как зачем! Людям искушения посылать. Кто преодолеет, тот и святой! Естественно, никакой вам эволюции, и никаких перемен. Переспорить невозможно! Железобетонная убежденность, ничем не прошибешь. Их духовный центр находится где-то в Штатах. Ну и вот, чтобы показать «убогость» материализма и научного подхода, их руководство повелело прихожанам прослушать курс лекций. Читают настоящие специалисты, а в зале всегда сидит некто, кто следит, дабы эти специалисты не халтурили, от вопросов не увиливали и работали на полном серьёзе, иначе вообще не заплатят. Таково условие.

— А вам это не противно? — почему-то спросил я. — Слышал я про данную секту.

— Противно, конечно. Но на мою зарплату особенно не покривляешься. А тут — пятьсот долларов в час.

— Что-то мне это напоминает… — пробормотал я.

— Да знаю я, — махнул рукой мой собеседник. — Тариф элитной проститутки в Москве. Цена за час работы.

Мы прошли по Полянке, нарушая правила, перебежали на противоположную сторону, свернули в какой-то переулок и вошли в небольшое уютное кафе с симпатичными столиками.

Несмотря на середину дня, народу присутствовало немного, и занять пустой столик не составило труда. Мой собеседник взял себе пива, пирожков и сушеных кальмаров, а я последовал его примеру. Из-за собственной неповоротливости я задел кружкой столешницу и немного пролил на столик. Возникла легкая неловкость.

— То есть эти ребята не ладят с современной наукой? — смущенно спросил я, имея в виду прихожан ЕХАЦ.

— Ну, не то чтобы не ладят, они её игнорируют. Уверяют, что всё научные теории были «заказаны» неким «мировым правительством». Начиная от Коперника и заканчивая современными нобелевскими лауреатами. А Дарвин для них вообще будто красная тряпка для быка. Естественно, никто из них понятия не имеет, что такое дарвинизм, а в науке они разбираются как крысы в творчестве Достоевского. Земля же плоская, вы что? Доказано! Все учебники и книги врут! Полетов космических аппаратов тоже не было! Все фотки из космоса — подделки, никто никуда не летал, и вообще это заговор! А для правильного понимания жизни достаточно читать Библию и писания святых отцов. На любой вопрос у них готов ответ — «Так создал Господь! На всё Его воля! Непостижимы пути Господни!» Вот, посмотрите, что они тут пишут.

С этими словами мой собеседник передал через стол брошюрку, по-моему, идентичную той, что раздавали у входа в конференц-зал. Я открыл первую страницу и начал читать буквально следующее:

Если Вам кажется, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца, и что это абсолютно доказанный факт, то Вы сильно заблуждаетесь. В этой теории так много нестыковок, что она давно уже находится на одной полке с теорией Дарвина о происхождении человека от обезьяны. Вы — жертва всемирного заговора. Кому-то выгодно, чтобы люди не знали правды, причём этот обман прививают с самого детства, со школы, чтобы затем человек рос в абсолютно лживом мироощущении. Самое удивительное, что многие люди настолько верят в то, что Земля вращается вокруг Солнца, что не способны воспринимать реальность. Истинная информация вызывает у них смех, что делает их похожими на пациентов психиатрических больниц. Насколько страшной могла бы прозвучать для Вас сейчас информация, что Солнце вращается вокруг Земли? У Вас наверняка произошла бы сильная эмоциональная драма и Ваш мозг отказывался бы это воспринимать. Но чтобы знать точно — Вам нужно оказаться на Солнце, дабы увидеть, как Земля вращается вокруг. Это сделать нереально, поэтому всё, что существует — это теории и ещё раз теории. Даже космические аппараты не могут помочь разобраться, что вращается вокруг чего, потому что их нет, никогда не было и не может быть. Мы рекомендуем изучение христианской космологии для выведения сознания из ступора «научного» мировоззрения…

Читать дальше стало уже совсем скучно.

— Бред какой, — фыркнул я, передавая брошюрку Дорикову. — И язык какой-то корявый. Ой, извините, я эту книжицу в пиве намочил.

— А, нестрашно, у меня ещё есть. Всё равно бы выкинул. Уже целая коллекция подобной литературы набралась, дубликаты не нужны. Зато устроители каждый раз всучивают такие книжки — заботятся о спасении души. Оставите тут, пусть промокашкой поработает, хоть какая-то будет от нее польза.

— Скажите, а что это за люди? — и я показал распечатку с именами оставшихся специалистов, выловленных путем просеивания Интернета. — Вроде бы они ваши коллеги. К кому можно обратиться?

— Обратиться с чем? Ну, да, да, знаю их. Что могу сказать? Акулина стала молодой бабушкой, ушла с работы и сидит со своей внучкой. Её сейчас беспокоить бессмысленно, а говорить она может только о проблемах детского здоровья. Это я Акулину имею в виду, а не её внучку. А Лимарёв… как же, своего рода известная личность. Он вообще-то по образованию химик-технолог, и диссертация у него была по оптимизации крекинга тяжелой нефти. Потом почему-то увлекся историей, и теперь ярый последователь новой хронологии Фоменко. Сам себя пышно называет историком-исследователем. Верующий, часто выступает на семинарах ЕХАЦ. Они его ругают ругательски, за эту самую новую хронологию. Смех, да и только.

— А эта ЕХАЦ… Власти их не прессуют? — спросил я, глядя, как медленно оседает пена в высокой цилиндрической кружке. — Ведь навязывая свою идеологию, они нарушают закон.

— Нет, сейчас не нарушают. После серии скандалов с Аум Синрикё власти, в основном с подачи РПЦ, вроде бы попытались что-то там с ними сделать, но в Штатах тут же подняли шум, что в России опять ущемляют свободу совести и преследуют за религиозные взгляды. Попирается плюрализм и всё такое прочее. Тут же подключился какой-то институт прав человека, вышла статья в одном влиятельном издании, загудели блоггеры и власти решили не связываться, вони хватало и без того. Потом юристы дали официальное заключение, что секта не тоталитарная, никакого принуждения юридически нет, налоги платит исправно, создает рабочие места, только вот финансируется из-за рубежа. Эка невидаль. То, что это деструктивная секта, причиняющая вред обществу, доказать не удалось. Вы же знаете, наши всегда проигрывают информационные процессы. Такие дела. А у меня что хотели узнать? Не это же?

— Нет, конечно. Спросить собирался вот про этот знак, — и я показал прорисовку символа с бронзовой шкатулки.

Мой собеседник вдруг застыл, будто впал в ступор. Что-то сразу переменилось в его лице — до этого вполне добродушное, оно вдруг пожестчело и стало отстраненным. Молчание длилось довольно долго, я уже хотел что-то спросить, но он опередил.

— Вот оно как… — пробормотал мой собеседник. На некоторое время он снова замолчал, зато принялся отбивать пальцами на столе какой-то сложный ритм. Потом почему-то посмотрел на свои часы, которых до этого не замечал, и вдруг заявил: — знаете, я немного переоценил своё время. Извините, ради всего святого, но у меня скоро срочная деловая встреча, а я совсем про неё забыл. Позвоните… потом.

С этими словами он встал из-за столика и, не прощаясь, стремительно ушел, но ни телефона, ни визитки почему-то не оставил.

23. Консультация

Идя домой, я точно знал, с чего начну разговор с Машей: где шкатулка? Если брала, то куда дела? Мне надо знать.

Но как только я вошел в комнату, все эти мысли сразу же выветрились из моей головы. Маша с ногами сидела на диване и плакала навзрыд. Судя по размазанной косметике и распухшей от слез физиономии, рыдала девушка долго и качественно.

— Что такое?! — не на шутку испугался я. — Опять что-то стряслось?

— Ы-ы-ы-ы-ы! — ревела Маша. — У меня теперь ничего не-е-е-ет! Ничего-о-о-о-о! О-о-о!

— Как это ничего? В смысле? Обворовали что ли?

— Маринка сука! Я же ей!.. Я же сама!.. Своими руками-и-и-и… отдала-а-а-а!

Я сходил на кухню, принес холодной воды, куда плеснул на два пальца рома, и заставил девушку выпить эту смесь. Маша немного успокоилась, и поведала в чем дело.

— …вся сложность в том, что нигде не зафиксировано, что я, Мария Пашкова, и я, Мария Петроградская — одно и то же лицо. То есть по идее, надо было юридически как-то закрепить право собственности на мой творческий псевдоним. Я этого не делала, поэтому кто угодно, любая блядь, могла продавать картины под моим именем. И вот вдруг оказалось, что все права на псевдоним «Мария Петроградская» уже оформлены на Маринку, как на частного предпринимателя. Она, сука такая, теперь хозяйка галереи. Купила по дешевке старый сарай в Москве и устраивает там всякие выставки. Вроде бы. Она даже в Дом художника протырилась каким-то непонятным образом. Вот чего она заинтересовалась живописью, а я ей ещё и помогала, дура. Все, пиздец. Я теперь никто, и звать меня никак.

Она опять заплакала, но уже тихо беззвучно, только плечи дрожали. Я прижал девушку к себе и стал успокаивать, как умел.

— Ты погоди, не реви, — бормотал я, — надо во всем ещё разобраться. Наверняка твоя проблема не так уж катастрофична, как ты полагаешь. Придумаем что-нибудь. У меня есть знакомые юристы, в частности — специалисты по авторскому праву, так что разберемся. Ну не может такого быть, чтобы твои картины присвоил кто-то другой. Это нереально. Авторское право такая вещь, что давно там всё проработано, и даже ошибиться по-новому нельзя. Теперь и экспертизу можно провести, какой-нибудь сравнительный анализ, ещё чего-нибудь… Разберемся короче говоря, не всё потеряно, посмотрим, что можно сделать. Главное — упокойся. А сейчас тебе просто необходимо ещё немного выпить.

Не то мои слова, не то гаванский ром, но что-то успокоило девушку. Возможно, она просто устала плакать.

Честно говоря, я и сам с трудом понимал, что тут можно сделать внятного, но твердая убежденность, будто выход найдется, имелась. Я говорил всякие успокаивающие слова, напускал на себя уверенный тон, но что делать — не знал. Уверенность происходила откуда-то из подсознания, из рудиментарных остатков той самой детской веры в справедливость, что где-то глубоко внутри нашего разума всё-таки существует всю жизнь. Несмотря ни на что.

Из прошлых знакомств у меня сохранилось некоторые контакты, которые и решил использовать в качестве затравки для поисков нужных в данной ситуации людей. Разослал несколько электронных писем, а потом сел на телефон и принялся за обзвон. Так показалось вернее.

Что интересно, обнаружилось неожиданно много потенциально полезных знакомых юристов и людей, профессионально близких к миру искусства.

Обычно разговор давался трудно и шел по такой схеме. Сначала я напоминал о своем существовании и перекидывался репликами на общие темы. Затем интересовался делами, здоровьем, настроением, а потом переходил к сути.

— …Вообще-то помощь нужна. Вернее — консультация, — расстроенным голосом произносил я. — Ситуация такая: девушка, профессиональная дипломированная художница, пишет картины. Подписывалась псевдонимом. Естественно, этот псевдоним нигде юридически за собой не закрепляла. Потом, её «подруга» официально как-то оформила права по псевдониму на себя и уже продает эти картины от собственного имени. Как автор и частный предприниматель. Что можно сделать, чтобы восстановить справедливость? Экспертиза? Суд? Меня интересует чисто теоретически, как такое можно организовать? Прецеденты были?

Обычно очередной юрист долго мялся и жался, напоминал, что не является специалистом именно в данной конкретной области. Потом он вдруг быстро вызывался «заняться этим делом» после того, как договоримся об оплате. За сим разговор, обычно, заканчивался — говорить о гонораре с тем, кто ничего толком не знает, я не хотел.

Наконец повезло. Причем подвижка пришла с неожиданной стороны. Собственно, с этого надо было начинать.

Позвонил городской телефон. Обычно я его отключаю и почти не пользуюсь, а то с самого утра предлагают подключить Интернет, установить цифровое телевидение, найти ближайшую стоматологию и устроить доставку пиццы. Иногда бывают соцопросы. А поскольку сплю я часов до десяти, это раздражает. Но в данной экстренной ситуации пришлось врубить.

— Здорово, сказочник! Ты чего это Алексею не звонишь, не пишешь? — сразу начала моя знакомая сердитым голосом и наступательным тоном. — Он отчетов ждет, между прочим, у нас соглашение, как-никак.

— Я? В смысле «не пишешь»? Это как это? Я ж ему регулярно посылаю эти самые отчеты. Надо, не надо, есть что новое, нет, систематически пишу. А он в ответ ни гу-гу, кстати!

— Да? — молодая женщина сбавила тон и будто задумалась. — Погоди, я узнаю и перезвоню…

Связь тут же прервалась, и я снова сел за обзвон. Когда она опять позвонила, о нашем коротком разговоре почти забылось. На сей раз беспокоил мобильник.

— Ты трубку что ли плохо положил? — возмущалась моя старинная подруга. — Никак прозвониться к тебе не могу, занято и занято. Опять, что ли, сказки пишешь?

— На телефоне сейчас сижу. Тут такое дело, что приходится говорить со многими людьми. Иногда — долго.

— Погоди, потом расскажешь. Ты Алексею по какому адресу пишешь?

— Что значит «по какому»? По тому, что сам он и дал. На визитке был. Что-то там такое, майл ру.

Моя собеседница издала какой-то краткий сердитый звук: не то выругалась на неведомом языке, не то просто крякнула.

— Точно, ошибочка вышла. Там вот в чём дело. На визитке несуществующий телефон и неиспользуемый емейл. Алексей этим адресом никогда не пользуется, пришедшие туда письма не читаются и ежедневно автоматически уничтожаются.

— Зачем тогда он его дал?

— Я ж говорю — по ошибке. У него три комплекта визиток. Для личных дел, для деловых контактов и для ненужных людей. Ненужным он дает пустые адреса, чтоб не приставали потом. Отличия по домену. Майл ру — для ненужных контактов, а лист ру — для нужных.

— А для личных дел?

— Ну, там имеется третий адрес. Короче! Тогда он не ту визитку тебе вручил. Я всё выяснила, и объяснила. Уже кинула тебе правильное мыло, проверь почту. У тебя копии отчетов сохранились?

— Естественно.

— Перешли сразу все. А у тебя что ещё приключилось?

Тут я и рассказал Машину историю. В основных чертах и без посторонних подробностей.

— В общем, — заканчивал я свои объяснения, — у неё оригинальная манера, но, на мой скромный дилетантский взгляд, ничего особенного. Похоже на иллюстрации к фантастической книжной серии «S.V.A.L.K.A.» или к фильму «Жизнь после людей». Подписывалась псевдонимом «Мария Петроградская».

— Ты опять взялся за старое? — ехидным тоном произнесла моя знакомая.

— В смысле? — «не понял» я.

— Ты понял, в каком смысле. Завязывай. Ты уже сам не замечаешь, как в параллельные миры уходишь.

— Это совсем не то, что ты думаешь…

— Да ладно? — язвительно раздалось из телефона. — Впрочем, твои дела меня не касаются.

— Не совсем так. Маша помогает в моих поисках.

— Угу. Это, конечно, круто меняет дело, — иронически прозвучало в трубке. — Короче, убедил, я сейчас кое с кем свяжусь и выясню, что там можно сделать и как. Но Алексею всё-таки позвони.

* * *

Алексей вовсе не удивился звонку, похоже, уже ждал. Он получил копии моих отчетов и даже успел просмотреть. Некоторое время мы обсуждали результаты (вернее — их отсутствие) потом он вдруг спросил:

— Наша общая знакомая упомянула вскользь, что у вас тут возникли какие-то затруднения личного порядка? Расскажите.

— У меня затруднения? — удивился я. Затруднений у меня хватало, только вот что он имел в виду?

— Ну, у вашей подруги, если точнее. Расскажите, — повторно попросил Алексей.

— А, вы об этом… Зачем вам?

— Всё-таки не стесняйтесь.

— Там вот какая беда приключилась…

И я снова поведал о том, что случилось с Машей. Немного более подробно, но тоже без излишних деталей и интимных частностей.

Алексей внимательно меня выслушал, задал несколько уточняющих вопросов и обещал перезвонить или написать. Письмо от него пришло уже на другое утро.

From: Alexey_9879@list.ru

To: Webmaster

Subject: no comments ect.

Добрый день. По поводу Вашего личного вопроса. Экспертиза есть при любом аукционе, но я бы на Вашем месте никаких дел с ними не имел. Лучше всего пойти в Третьяковку, там прекрасные специалисты. Если что — сошлитесь на меня. Разумеется, будет стоить денег, но что уж теперь поделаешь. А по поводу правовой стороны вопроса приведу кусок письма знакомого юриста. Вернее — знакомой, с которой мы обсуждали Вашу проблему. Естественно, без упоминания имен :-)

«…мне не совсем понятно, откуда у «подруги» той девушки картины в таком свободном доступе? На основании чего и как она вообще оформила это всё на себя? Если я правильно поняла, речь идет о защите псевдонима автора-исполнителя. Псевдонимы вообще-то не регистрируются, а для того, чтобы иметь право на этот псевдоним, нужно его обнародовать, например, выставить в галерею. Если псевдоним — название фантазийное и обладает различительной способностью, то его можно зарегистрировать в качестве товарного знака. Но «Мария Петроградская» таким свойством не обладает. Правообладателем товарного знака может быть только юридическое лицо или индивидуальный предприниматель, коим она, я так понимаю, не является. Процедура регистрации довольно сложна и длится около года. Однако защита в режиме товарного знака имеет ряд преимуществ, и самое главное, обязывает соблюдать исключительные права: за неправомерное использование наступает административная и уголовная ответственность. Авторские права наступают уже в момент создания произведения и обязательной регистрации не подлежат. Доказать авторство можно только через суд, или с помощью свидетельских показаний незаинтересованного круга лиц, или если были какие-то маленькие эскизы, а лучше, если в картине имеются некие секреты, о которых может знать только автор. Например, сначала написала одно, а потом что-то изменила, и если снять кусочек краски, будет видно, что там внутри. Ну, ты понимаешь. В общем, с помощью таких нюансов авторство можно доказать. Конечно, нельзя допускать, чтобы узнала противная сторона. Вот, в основных чертах, то, что могу предложить в качестве своего ответа. Если ничего не получится, я бы посоветовала придумать другой псевдоним, зарегистрировать его и подписывать уже им…»

Так, с этим вроде как всё. От себя добавлю, что есть такая дизайнерша — Катерина Измайлова, она в подобных делах собаку съела — в похожий переплёт сама не раз попадала. Будете смеяться, но она тоже моя клиентка. Катя (Kitty) — создательница и хозяйка небольшого брэнда — «Russian Steampunk». Она делает одежду, великолепно рисует, своими руками создает аксессуары и бижутерию высокого класса. И всё это в стиле стимпанк. Каждый год у неё выходит глянцевый альбом и регулярно обновляется сайт с каталогом. Когда я увидел, где происходит творческий процесс, то просто обалдел от всего этого великолепия. Работает у себя дома. Казалось бы, совершенно не сочетаемые вещи органично создавали единый стиль и атмосферу поразительного уюта и комфорта. Kitty сама проектировала, оформляла и обставляла комнаты своей квартиры. За старыми и антикварными вещицами она долго охотится, шерстя барахолки, рынки и антикварные лавки. Даже — пожарища старых домов. Все более-менее подходящие по теме сайты всегда находятся у неё под контролем. Сейчас достаточно легко найти и купить действительно потрясающие вещи в том же Интернете. Напишите, а лучше всего — позвоните ей. Опять же, спокойно ссылайтесь на меня, если сможет — поможет, причем «за спасибо». Такой человек…

Далее Алексей приводил несколько полезных электронных адресов и телефонов.

* * *

Девушка Kitty, с которой я сразу же созвонился, а на другой день встретился, выглядела просто потрясающе. К тому же она была не только красива сама, но и чертовски талантлива. Думаю, в эпоху Ренессанса её бы с надлежащими церемониями сожгли на костре, как ведьму, чье творчество и талант, а главное — внешность, выходят за рамки дозволенного. Её работы завораживали, смотрелись столь гармонично и приятно, что несколько изделий я не удержался и купил. В подарки к Новому году.

Что касается моего дела, то она порекомендовала очень хорошего адвоката специализирующегося как раз на таких проблемах: авторское право в сфере изобразительного искусства.

Зато бронзовая шкатулка будто растворилась в воздухе. Маша потом клялась и божилась, что вообще не понимает, о чём идет речь, что мои подозрения для неё оскорбительны и возмутительны, мы даже немного поругались из-за этих моих подозрений. Но более важная тема — захват её авторских прав — быстро нас примирила.

24. Год Черного Дракона

Стремительно пролетел невиданный ни одним государством Мира локомотив околоновогодних торжеств. Сначала модная теперь Ханука вместо увертюры, потом празднуемое нашими культурными интеллектуалами «католическое» рождество. Новогодний «сочельник» — тридцать первое декабря. Собственно Новый год, отпитый по всем правилам и канонам отечественной культурной жизни. Заодно праздновалось то же самое, только по иным часовым поясам. «Настоящее», уже православное рождество, отмеченное по самое «не могу», до изумления и легкого алкогольного отравления. Потом — абсолютно сумасшедшее словосочетание, целый фейрверк мыслей, слов и эмоций — «Старый новый год». Святки, крещенские купания и прочие безобразия. Затем Китайский новый год: наступил Год Черного Дракона. Дальше — священный для каждого студента (настоящего и бывшего) Татьянин день. Параллельно происходили приезды и отъезды друзей и знакомых, а также родственников друзей и знакомых, походы в гости, приводы в полицию, выезды «скорой», покупка ёлки, её одевание, её раздевание, и её же ритуальное сожжение у помойки за домом.

После разрушительных для здоровья праздников рабочий режим наладился только к первому февраля.

* * *

Справедливо сформулировал кто-то великую мудрость: не оставляйте женщину одну: у неё от этого заводятся мысли, и она их думает. В силу женских особенностей, ни к чему хорошему такое думанье не приведёт. Когда я пришел домой, Маша сидела на диване, обняв свои круглые коленки, и мерно покачивалась из стороны в сторону. Компьютер работал, на экране вертелся клип «I like it» в исполнении группы Izabo. «I like it! I like it!» — бесконечно повторяла босоногая вокалистка на разные лады. По-моему иных слов в песне не было вообще. Не запомнил. Однако видео смотрелось на удивление гармонично и хорошо.

— Ты чего? — испугался я.

— Думаю, — загадочно произнесла художница, словно очнувшись. — Помнишь, как у Булгакова? «Никогда не разговаривайте с неизвестными».

— Ты это к чему? — не понял я.

— К тому самому. Вот так же, заговорила я как-то с незнакомцем, а с этого всё и началось. А что получилось? Вот я и думаю — а если бы не заговорила, то как бы пошла тогда моя жизнь?

— А что «всё и началось»?

— Всё и началось, — повторила она. — Я была ограниченным, неуверенным в себе, зажатым и беспомощным тринадцатилетним подростком, придатком своих родителей. Бесцветной никчемной личностью. Все вокруг чем-то увлекались, что-то делали и чего-то умели, а я не умела ничего. Я тогда совсем не могла рисовать, но хотелось. Только и могла тусить со старыми подружками. Вот так сидели мы с Маринкой и какой-то херней страдали. Вдруг подошел человек и обещал нас всему научить. Сделать из нас хороших мастеров. Старик, лет шестидесяти, может больше или меньше… не знаю. Мы сначала подумали, что он педофил или ещё какой извращенец. Испугались. Но нет, ничего такого. Я ведь абсолютно рисовать не умела, хуже Маринки была, прикинь? А хотелось — просто жуть. С детства малевала что-то, рисовала, как получалось, но выходила такая херь, что вспомнить стыдно. А он обещал научить нас всему необходимому для успеха, нужно было только выполнить ряд условий. Но главное — никогда потом не рисовать людей. Мы вместе с родителями подписали какие-то бумажки, и стали у него учиться. Там таких целый класс набрался, человек двадцать. Маринку, кстати, выгнали походу, как неспособную к творческому процессу. Отучилась я, поступила в Художку, окончила, а потом ты и так знаешь. Как кучеряво выразился один наш препод на выпускном — «мы кузнецы, которые кладут свои молоты в копилку культуры». Стала «вольной художницей». Никакого успеха это мне не принесло, торговала на Паперти, на Грибанале, а что толку? Обманул меня хромой.

— Почему — хромой?

— Он прихрамывал и опирался на палку.

— С ручкой в виде головы пуделя? — усмехнулся я.

— Да нет, с обычной ручкой. Только трость была из какого-то белого металла. Блестящая вся такая, гладкая.

— А что за «бумажку» подписала?

— Соглашение. Что никто никому ничего не должен, а обучение проводится исключительно на основе добровольности. Хоть и за деньги. Подписали я и отец, как родитель.

— Странный документ. И как тебя этот дядька учил?

— Как учил? Обычно учил, — как-то кисло призналась девушка. — Давал уроки. Оказалось, что я хорошо обучаюсь и всё схватываю на лету, даже не знала, что так умею. Но вот не поверишь — я совершенно не помню этих уроков. Осталось ощущение умения и желания рисовать. Более того, как только на меня нападает творческий зуд, я полностью теряю над собой контроль и не могу уже остановиться, пока не намалюю одно или несколько полотен. Это как у маньяков, только в области живописи. Что-то понемногу стала продавать, а потом началось…

— Что началось?

— Всякие личные проблемы возникли. Мой тогдашний бывший был медиком и работал в Гематоцентре на Советской. Приходил поздно, уходил рано, дежурил сутками. Никакой личной жизни. И вот как-то раз бывший, а мы тогда жили вместе, рассказа забавную историю про своего коллегу и приятеля. Тот постоянно жаловался на соседскую дементную бабку, которая вечно боролась с нечистью, причем очень оригинальным таким способом. Играла в бомбардировщика: сбрасывала полные святой воды трехлитровые банки на машины, стоявшие под окнами. Мерещилось ей, будто прячутся там сатанисты и нечистые силы. А после того, как банка попала на крышу автомобиля бывшего, они с приятелем придумали сокрушительный план. Часа в четыре ночи вышли на площадку и размазали по бабкиной двери принесенную с работы просроченную эритроцитарную массу. Везде набросали разноцветные свалявшиеся нитки, поставили оплавленные свечки и нарисовали нечто вроде пентаграммы. Когда бабка утором вышла из квартиры, то ужаснулась. Сатанисты, оказывается, следят за ней и знают, где она живет! Весь двор тут же был в курсе и дрожал от страха. Бабкины нападения на машины прекратились. Она вдруг сделалась такая добрая, вежливая, со всеми начала здороваться и приятелю моего бывшего стало её жалко. Он подарил ей на восьмое марта букетик подсохшей мимозы и коробку диабетических конфет.

— Это они рисковали, — пробормотал я, думая о чем-то своем. — Старушку и удар мог хватить от избытка впечатлений.

— Обошлось. К тому же бабка оказалась крепенькая, закаленная в борьбе со всякой нечистью. А у меня вдруг началась полоса потерь и невезухи. Сначала мы расстались с этим парнем, и он стал бывшим. Через полгода его убили какие-то гопники. Забили насмерть. Мы тогда уже не жили вместе, у меня был другой, но всё равно… тяжело. Потом умерла моя бабушка.

— И какая связь?

— Не знаю, возможно, что и никакая. Слушай дальше. Прописалась я на Кондратьевском, в комнате своей бабушки, и вдруг умерла моя кошка, последнее дорогое существо… Стала я как та всеми забытая улитка. Знаешь, когда улитке плохо — холодно, голодно, одиноко — она впадает в спячку. Заползает в свою раковину, в свой домик, и закрывается от внешнего мира заслонкой. Казалось бы, нет ничего проще, чем вернуть её, пробудить, согреть, полюбить. Но при длительной спячке, улитка может постепенно уходить всё глубже и глубже в раковину, делая новые загородки. Пройдёт время, и она превратится в мертвую жидкость, так и не дождавшись жизни, тепла и любви. Вот. Сидела я без денег, картины еле-еле покупали, и когда свою помощь предложила Маринка, ухватилась сразу же. А потом оказалось, что она сука, сволочь и блядь.

— Ну, про последнее ты и так, наверное, знала… Родители не помогали?

— Не считаются. Общаемся изредка, как чужие стали. Я их почти не вижу, родителей — вечно путешествуют где-то, какие-то концерты организуют. В своей квартире они давно не живут, завсегда в разъездах, предпочитают сдавать её. Денег у них брать не хочу, а то попреками замучают, что я, по их мнению, ничего не делаю и нигде не работаю, только тунеядствую и на всякую фигню жизнь трачу… Ладно, пойдем в постельку?

* * *

На следующий вечер я вернулся относительно рано и в приподнятом настроении.

— Знаешь, всё-таки есть, есть среди нас хорошие люди! — задумчиво произнес я, пока снимал ботинки в прихожей. — Возвращаюсь я вчера домой, а флешки-то моей и нет. Искал-искал, так и не нашел.

— Я помню, ты утром шарил тут везде, — задумчиво изрекла Маша. — Картошку с котлетами будешь?

— Буду, куда денусь, — согласился я. — Да, так вот, всё обыскал — нету! Куда делась? На столе оставил? Или, может, думаю, забыл у кого-нибудь? На другой день куча дел, всяких и разных, но флешки так и не нашел. Вообще-то утраченным флешкам я уж и счет потерял, но на этой много полезного было, да и восемь гигов как-никак. Жалко! И вот сегодня, часов в пять, поступает вдруг на мой адрес письмо от незнакомого мужика, что нашел флешку на улице. Видимо, выпала из кармана. Меня он вычислил легко и непринужденно — там было два eml-файла мне адресованных. Оказалось, что этот парень катается на велике, как раз по той улице, по которой иду с работы. Вернул, за спасибо, даже выкуп не запросил!

— И ты ничего ему не заплатил? — удивилась художница.

— Сразу же предложил деньги, но он отмахнулся. Я бы тоже отказался на его месте. Не всегда надо унижать человека оплатой.

— Естественно, как культурный человек, он отказался. Надо было всё равно заплатить... ну или предложить пивка.

— Пивка — это никогда не поздно. У меня есть же его мыло c телефоном.

— А в каком случае стоило бы «унизить оплатой»?

— Это если б он первым о деньгах заговорил, — пояснил я. — Всё-таки радует, что в реале остались нормальные люди. А то живем, как в сказке, кругом сплошные тролли и гоблины.

— Вообще, у большинства людей давно уже нет своих лиц, — задумчиво произнесла художница. — У всех маски.

— Ну да. Человек без типовой маски боится показать свою сущность, поэтому напяливает искусственную личину, — кивнул я, а сам вспомнил, что почти такой же разговор, или очень похожий, уже был, только совсем при других обстоятельствах. — В последнее время часто задумываюсь: почему люди стали скрывать лица за масками тех же гоблинов или троллей? Кстати, про маски. Слушай, давно тебя хотел спросить. В Шувалове, на даче… в этой студии с масками… какого черта там было?

— Ты это о чем? — непонимающе переспросила девушка. Или просто делала вид.

— Тогда… утром, когда мы проснулись… ну, помнишь?.. а после ты меня выставила?

— А вот нефиг было! Что тебе там непонятного? По-моему всё и так ясно.

— Ни черта не ясно, — буркнул я.

— Тормозишь. Мне сейчас вспомнился один старый-престарый анекдот. Как раз в тему.

— Что за анекдот?

— Очень старый, существует в разных версиях, одна звучит примерно так. Ты поймешь. Некий крутой мэн знакомится с прелестной блондинкой. Ведет её сначала в оперу, потом в ресторан, оттуда на шикарном Ланд Крузере отвозит к себе в загородный дом. Камин из дикого камня, пушистые шкуры на полу, французский коньяк, массаж её ступней, чарующая музыка, приглушенный свет. Дело идет к этому самому, сам понимаешь к чему. К сексу. И вдруг мужик говорит: «Милая, давай не станем спешить, съездим посмотрим зимний лес». У девушки легкое недоумение, но она соглашается. Ну, они на его внедорожнике заезжают глубоко в лес на маленькую полянку. Тишина, сугробы, заснеженные ели вокруг. Мужик останавливается, выходит, помогает вылезти запутавшейся в длинной шубе подруге, открывает багажник и достает помповое ружье. Наводит на девушку и командует: «Раздевайся!» Блондинка в ужасе. «Зачем?» — лепечет она. Тут он поднимает ствол вверх и стреляет в воздух. «Раздевайся, говорю! Быстро!» Девушка судорожно начинает раздеваться. А температура около нуля. Тут мужик говорит: «Лепи снежную бабу, живо!» Девушка в полном дауне. «Какую ещё бабу? Ты что, охренел что ли?» Он передергивает ружье и опять направляет на девушку. Она сразу же принимается что-то лепить из снега. Минут через несколько снежная баба готова. Три неровных снежных шара, как на детской картинке, нос картошкой, глазки дырочками. Мужик говорит: «Ну, теперь можешь одеваться». Девушка уже совсем обалдела и закоченела так, что двигаться не может. Мужик накидывает на неё шубу, помогает сесть в машину, забрасывает внутрь остальные шмотки, и они возвращаются на виллу. Он берёт её на руки, вносит в тепло, располагает на шкуре перед огнем у камина и отпаивает джином. Снова тихая музыка, романтическая обстановка, мягкий свет, массаж ступней... Через какое-то время блондинка уже способна говорить, и первый вопрос: «что это было!?» Мужик невозмутимо так отзывается: «Да понимаешь, в постели я как-то не очень, зато снежную бабу в лесу ты на всю жизнь запомнишь».

— Не слышал, — засмеялся я, — классный анекдотик. Хороший.

— Мне тоже нравится. Так и думала, что ты оценишь. Теперь понял, да? Про дачу?

— Знаешь, наверное, я полный кретин, но всё-таки не совсем понял. Вернее — совсем не понял.

— Вот ещё говорят — бабы дуры! Мужики, по-моему, вообще идиоты. Все и поголовно. Понимаешь, когда я была ребенком и уже прочитала полторы книжки, я твердо знала, что когда-нибудь окажусь в колдовской стране. В волшебной реальности. Где всё красиво и так, как нужно мне. Остается уметь ждать, а там всё будет. Поэтому никого не надо искать. Зачем? И, разумеется, ни замуж, ни детей, а то вдруг не захотят туда, в волшебную реальность. Как бросить? Вот сейчас думаю, что в этом и есть корень зла. Ну, это так, прелюдия. Прости — введение. Так получилось, что почти всё мои ровесники стали болеть удивительно всеобщей хворью. Внезапно ощутили себя большими и умными. Вот есть один такой приятель, чуть за двадцать. Заканчивает универ, который проплатили родители. Они же купили ему квартиру-машину, и он теперь самостоятелен до независимости. Сам зарабатывает на работе, куда устроил папа. Или мама. Довольно известная ситуация, теперь даже не вызывает у меня злости. Ну, есть такие возможности — превосходно, паршивее, когда их нет. А те, кто не рвет жопу, не закапывают трупы в лесу, не прячется и никогда по-настоящему не чувствует опасности, в общем-то здоровее психически. Короче — примеров тьма. Вроде бы уже взрослый, и остается у него один не пройденный этап. Один единственный. Семья. В плане секса всё комплексы удовлетворены, юношеские любови давно позади, а о походах к шлюхам общественность все уже знает. Настало время успокоиться, найти девушку подходящую по статусу или модельной внешности, жениться… Ведь нормальный мужик после работы хочет чего? Прийти домой, съесть тарелку борща с клёцками, а потом качественно потрахаться. Только эти, кому чуть за двадцать, ничего не знают о реальной жизни, но будто проходят обряд инициации. И вокруг меня таких большинство! Иногда они выдают умности и навязчиво учат меня жизни. Неплохо, мол, подумать о будущем. По их мнению, я не могу обеспечить себя сама, значит — стоит задуматься об успешном замужестве. Умиляют сопливые советы. Мысленно глажу я такого по голове и как бы предупреждаю: «а если твоей мамочке и твоему папочке не понравятся мои требования? Покажутся излишними?» На деле и говорить ничего не надо, зато хочется настоящего. Хочется встретить с ним весну, пойти купаться в дождь, закатиться ночью на пустынный морской пляж… но не пытаться привязать к себе, а просто вместе быть. И понимать, что он всегда может уйти и должен уйти, если перегорит. И готовить ему полдня не для того, чтобы имитировать семейное счастье, а потому, что ему так нравится. И каждое утро вставать без отвращения, потому что он тоже хочет тебя видеть и это имеет хоть какой-то смысл. Может, когда-то жизнь отвернется, и станет невозможно и тяжело, но тогда каждый день вместе окажется оправданным. Скажешь, так бывает только в параллельных реальностях, да? А пока здравый смысл и приземленные молодые люди вразумляют, что зря пропущу ещё много лет. Очень значимых лет, во время которых пора устраивать комфортную личную жизнь. Вот и совершаю безумные поступки, и, несмотря на сомнения, иногда устраиваю для себя праздник. Понял, да?

— Понял… кажется. Говорят, проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений. Так, да?

— Где-то вычитал или сам придумал?

— Не я. Бертран Рассел.

Повисла тягостная пауза, которую долго никто не нарушал. Наконец Маша не выдержала:

— Ну? Чего молчишь?

— Ничего, — пробормотал я. — А что говорить?

— Тебе виднее, что… Сейчас мне, в результате некоторых процессов, и поговорить-то не с кем, даже по телефону. Я подруг имею в виду. Вот смотри. Сначала все мои подружки выскакивают замуж за каких-то моих приятелей, и становлюсь я кем-то вроде друга семьи. Занятие, скажу, на редкость дурацкое. Потом делаются они, подруги бывшие, беременными, а ещё потом — молодыми мамами. Поздравления там, ути-пуси, и прочая хрень. Так вот, когда эти бывшие подруги обзаводятся потомством, меня всегда приглашают «посмотреть» новорожденного. Отказаться нельзя — смертельная обида, да и вообще — такая ж высокая честь оказана! Самое дорогое в жизни показывают! Наконец, покупаю игрушечную панду метрового роста и иду в неизбежное. Обычно состояние младенца в момент «смотрин» таково, что голова ещё шире плеч и самостоятельно он ничего держать не может. Понимается, что надобно испытывать бурю восторгов по его поводу. Поэтому, в силу прошлых заслуг данной мамаши, восхищаюсь. И вот ситуация: папаша сам не знает, куда себя деть и что сказать, похоже — сквозь землю готов провалиться. Мамаша, подурневшая и потерявшая фигуру после родов, счастлива до умопомрачения. Делаю лживые комплименты в адрес её внешности, хвалю за самообладание, слушаю подробный рассказ о связанных с родами событиях. А потом она мне говорит: «А нам уже три недельки! Хочешь нас подержать?» Это она о своём ребенке так, во множественном числе первого лица. «Вас вдвоём?» — всегда переспрашиваю я. «Нет, — каждый раз обижается мамаша, — только её». Ну, или его, если младенец мужского пола. В знак особой чести и высокого доверия почему-то всегда предлагают мне подержать человеческую личинку, будто всю жизнь об этом мечталось. Беру и держу. Ребёнок, как правило, громко пугается, начинает орать и обильно писаться. Хорошо еще, когда памперс качественный.

— Я думаю, что это скорее гордость за проделанный труд: — задумчиво сказал я, — всё-таки выносить и родить ребенка, процесс довольно сложный и болезненный. А вообще, у мамашек в этот период в организме такой гормональный взрыв происходит, что воспринимать их поведение серьёзно явно не стоит. Это пройдет... со временем.

— Всё так, — возразила моя собеседница, — но есть в этом некий глубокий биологический смысл. Когда девушка ещё не рожала, она умная, ей надо проявлять ловкость мысли, чтобы привлечь подходящего ей самца для продолжения рода. Она ищет хорошего такого парня, и находит его. Во время и после беременности проистекает гормональная перестройка и включается программа защиты ребенка. Зато ненужные функции отключаются. Все действия, мысли теперь только в этом направлении, и разговоры соответствующие. А прочие интеллектуальные увлечения и занятия идут как бы нафиг, все ресурсы брошены на ребенка. Но когда программа не включается, вот тогда-то женщина и может от ребенка отказаться, бросить его, выбросить из окна…

— А результаты личных наблюдений над подругами рассказать можешь? Программа у женщины включается и всё остальное навсегда забивает, или проходит со временем? Есть шанс сохранить интеллектуальные развлечения?

— У некоторых года через три — четыре всё проходит как сон, и они снова умницы-разумницы, а у некоторых случаются необратимые изменения. Но те, что, несмотря на трудности, продолжали загружать свой мозг, сохраняют интеллектуальный потенциал. Только вот первое время трудно им думать на отвлеченные темы, да и некогда бывает… Да, слушай! Совсем забыла сказать. Тут, пока тебя не было, на городской звонили, тебя спрашивали.

— Кто? — забеспокоился я.

— Уж не знаю, кто. Сам разбирайся. Я записала, вот, — Маша протянула мне клочок бумаги, где корявым почерком было нацарапано:

Срочно позвонить Я.Ю. Тайвере. Это важно.

— «Это важно» — ты дописала, или сказали так? — удивился я. Подобная лаконичность Маше была совершенно несвойственна.

— Так сказали, я дословно записала. А фамилию — по буквам. Это кто?

— По работе, — туманно соврал я, — коллега из Прибалтики.

Интересно, оттуда у Яны номер моего домашнего телефона? Да и зачем он ей? Почему нельзя было позвонить на мобильник?

25. Паперть

Говорят, самые неприятные моменты в жизни человек испытывает из-за своей невнимательности. Например, отсутствие в сортире бумаги он замечает только тогда, когда собирается ею воспользоваться.

То, что Маша ушла, я заметил сразу, как только вошел в квартиру. Всё было аккуратно прибрано. Кухня сверкала хирургической чистотой. В комнате царил идеальный порядок, навевающий тягостные мысли. Накатила тревога пополам со звенящей тоской, а внутри возникла какая-то пустота. Во-первых, я же теперь ничего не найду из своего барахла, а во-вторых, слишком уж серьёзно всё выглядело. Никаких следов Маши. Ни вещей, ни картин. Остались только те её работы, что купил я и не успел ещё кому-нибудь подарить. Теперь-то уж точно никому не подарю, себе оставлю.

На компьютерном мониторе болталась прицепленная под край маски записка:

С тобой было очень хорошо, но мне пора. Ты меня в чем-то подозреваешь, а я так больше не могу. Прощай. Не ищи меня, не трать зря время. Маша.

Ну, что ж. Всё правильно. Это раньше девушки искали честных, умных и холостых, а сейчас мечтают о богатых, щедрых и женатых. Придумала повод и сбежала. Может, в компьютере что-нибудь сохранилось? Я включил железного друга, посмотрел последние файлы, ничего интересного не нашел. Проверил почту. Письмо пришло только одно:

From: Laura_Hughes@onlineraid.org

To: Webmaster

Subject: For the man who have everything…

Привет сказочник! Надо поговорить, причем лично. Предлагаю встретиться там же, где и раньше. Время — то же, день недели — тот же, ближайший к сегодняшнему дню. До встречи.

«Опять снова-здорова… — думал я, перечитывая полученное сообщение, будто мог найти в нем что-то ещё, нечто спрятанное между строк. — Лично-то встречаться зачем?.. чего ей ещё от меня надо?.. и возможности выбора никто не предоставлял… никаких там “позвони” или “до связи”… не к добру это... ладно… так, дай Бог памяти, а в какой день недели мы встречались?.. кажется в пятницу… точно в пятницу… через пять дней».

Настораживал сабжект. Что-то нехорошее в памяти он будил, обидное нечто, даже где-то постыдное, только вот что именно? И вдруг вспомнил — эти слова читались на принте с голенькой девушкой сидящей в неприличной позе, на старой питерской даче, где мы с Машей... Вот чёрт. Неприятный предстоит разговор, нутром чую. Да и вообще, вдруг не смогу прийти? Или у меня иные планы?

Недолго думая, я нашел нужный контакт в записной книжке телефона и позвонил.

— Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети, — сказал бесстрастный женский голос.

Ненавижу такие сообщения. Иногда отвечают «абонент временно недоступен». Я долго не знал, в чем разница, и только недавно выяснил, что если мобильник некорректно выходит из сети, то звонившему поступает сообщение «абонент временно недоступен». Например, сел аккумулятор, телефон спущен под землю или находится в зоне слабого и часто пропадающего сигнала — в тоннеле метро, например. Заклинание «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети» передают после отключения телефона, или в зоне отсутствия сигнала: в лесу, например, или в какой-нибудь дикой местности, куда сотовая связь ещё не проникла.

SMS-ка тоже не прошла, а емейл вообще не удалось отправить, поскольку сервер отказался принять адрес получателя: «550 non-local recipient verification failed», ответил сервер.

Оставалось подождать пять дней, а потом прийти в нужное время и место. Но просто ждать было невмоготу: я решил искать Машу. Маши нигде не было. Её новый телефон не отвечал, SMS-ки тоже не проходили. Они все что, сговорились что ли? Или это теперь такая новая мода, и я что-нибудь пропустил? Потом я попытался зайти на её страничку в социальной сети. Иногда она оставляла там разные намеки. Сразу же выскочило сообщение:

Страница пользователя удалена.

Информация недоступна.

Это ещё что? Оставалась ещё группа, которую Маша вела. Группа была посвящена её картинам, выставкам с её участием, отзывам критиков и прочей такой информации. Тут меня тоже ждал очередной неприятный сюрприз:

Страница временно заблокирована

и проверяется администраторами,

так как некоторые пользователи считают,

что она не соответствует правилам сайта.

Так. Приехали.

Следующим номером решил проверить все её посещения с моего компьютера. Опять облом — файлы, хранящие следы хождения по Интернету оказались аккуратно зачищены. Вроде бы Маша не сильно ориентировалась в таких вещах. Или всё-таки разбиралась? И тут я вдруг понял, что практически ничего не знаю о возможностях художницы. Что она умет, что делает, когда меня нет рядом и вообще каковы её силы. Нет, я что-то о ней знал, однако это были такие-то отрывочные знания, случайные крохи, и опять же с её собственных слов.

Я даже ни разу не видел, как она пишет свои картины.

Ни одни из её номеров не отвечал, общие знакомые прибывали в полном неведении, оставалось одно — лично проверить те места, где она может быть.

В результате я бросил дела и рванул за билетами. Мне не повезло — отстояв длинную очередь, выяснилось, что на ближайшие часы оставался доступным только медленный проходящий поздний поезд «Кисловодск — Санкт-Петербург», идущий через Курский вокзал. Оно и понятно: кто на таком из Москвы по доброй воле поедет? Разве что бедолаги, типа меня. В результате час ожидания после закрытия метро, холодная платформа, какие-то подозрительные личности бомжеватого вида и ночь в плацкарте, как результат всех усилий. Зато теперь я знаю, в какой уголок Ада после смерти попадают много грешившие проводники: на боковую полку у туалета.

* * *

Петербург встретил неприветливо — сразу при выходе из вагона обдало холодным порывистым ветром. Пока — без осадков, но над городом по пасмурному небу неслись клочья низких серых облаков. Время — полпервого дня. Невский полон народу — людей больше, чем на митингах в Москве. Всё как обычно.

Для начала я решил действовать по проверенной схеме, и направил свои стопы на «Паперть». Тут мало что изменилось. Под серенькими грибочками висели, по-моему, те же самые картины, несколько замотанных шарфами художников или просто торговцев кутались в пухлые синтепоновые куртки в ожидании возможных покупателей. Последних было совсем мало, вернее — вообще не было. Будто пропали. Даже случайных зевак, коими всегда столь богата «Паперть» сегодня что-то поубавилось.

Я обошёл один из грибочков, и к своему удивлению увидел необыкновенно живо исполненный Машин поясной портрет. Девушку с ярко-синими волосами изобразили в простой водолазке стоящей в профиль на небесно-вечернем фоне, переходящем по краям в черноту. Голова чуть опущена и повернута вполоборота. Автор несколько польстил модели. Прошлый раз портрета тут не было.

— Чем-нибудь интересуетесь? — спросил меня бородатый дядька в зелёном не то пуховике, не то синтепоне. Мужик был или просто толстый, или весьма тепло одет. — Могу, что-нибудь посоветовать.

— Да, точно. Посоветовать. Вы не знаете, Макс сейчас здесь?

— А какой Макс вас интересует? — голосом психиатра, заполучившего в руки запущенного пациента, спросил бородач.

— Ну, как же, Макс, он друг Маши, она просила его приглядеть за её картинами.

— А вы кто?

— Тоже друг Маши, — сказал я, указывая на портрет.

Мужик хмыкнул.

— Всё тут друзья Маши. Чего-то я вас не припомню, а наверное должен, если не врёте. Так для чего вам Макс?

— Маша пропала, думал он знает, где найти, — увещевательно пояснил я. — У меня информация для неё.

— Могу передать.

— Нет, спасибо. Лучше уж я сам… ладно, согласен. — Я вырвал клочок из блокнота, написал несколько строк, понятных Маше, но совсем ничего не говорящих постороннему.

— Вот, передайте пожалуйста, это очень важно. А то она опять потеряла телефон и на мыло не отвечает.

— Похоже на неё. Ладно, погодите. Максим! Ма-акс!!! — вдруг зычным басом заорал мужик. Я аж вздрогнул от неожиданности. — Быстро тащи сюда свою задницу!

Откуда-то из-за грибочков возник Макс. Выглядел он примерно так же, как и в прошлый раз, только был ещё более флегматичен и вял. И какой-то пыльный вдобавок. Бородач бесцеремонно взял его за плечо и придвинул ближе ко мне.

— Знаешь его? — спросил он Макса.

— М-м-м-м… нет. — Помычал парень. И тут я увидел его глаза. Они были совершенно пустые и какие-то полоумные, с узкими, будто проколотыми иголкой зрачками.

— А он уверяет, что с тобой знаком.

— Я не говорю, что знаком, — возразил я, — просто Маша просила его приглядеть за её картинами.

— Так вы за картинами? Макс, а говоришь, что не знаешь его, — кивнул в мою сторону бородач.

— С Машей раз видел, но его не знаю, — выдавил из себя Макс. — Картины она забрала.

— Ладно, свободен, — мужик, будто куклу, отодвинул Макса в сторону, развернул к нам спиной, и шлепнул между лопаток, указывая нужное направление движения. — Вы видели, в каком он состоянии? Думаете, имеет смысл его о чем-то ещё спрашивать?

— Маша рекомендовала как проверенного друга.

— Когда-то был проверенным, а теперь сами можете убедиться, — слегка удрученным тоном произнес бородач.

— Плохо дело. Давно с ним такое?

— Третий день уже. Как двинулся в аут, так до сих пор и догоняется. Откуда нашел столько. И чего сюда приперся? Менты сцапают, в свой обезьянник посадят, погибнет ведь, а жаль парня, нынче мало таких. Грамотно маслом работает, — сказал мужик, кивнув на Машин портрет.

— Опиаты? — кратко спросил я.

— Типа того. Джанк или ханка. Так что передавать или спрашивать что-либо сложное у него сейчас понапрасну, сам понимаешь, — перешел «на ты» бородач. Смена типа общения выглядела вполне естественно, и я не возражал: мужик, что называется, внушал доверие.

— А эвакуировать отсюда его нельзя?

— Пытались уже, и не раз. Всё равно обратно приходит. Так что там с Машей?

— Она была в Москве, и вдруг исчезла. Оставила какую-то дурацкую записку, и пропала. А у меня картины её, несколько штук, прямо в чехле, — зачем-то соврал я. — Да и вообще беспокоюсь.

— Раз картины оставила, значит вернется. Она с тобой была всё это время?

— Ну, да… — пробормотал я. — А ты не знаешь, где можно ещё её поискать?

— Ещё? В «Этажах» иногда тусуется, знаешь где? Вот, там посмотри… на Площадь Искусств загляни на всякий случай… но это всё вряд ли. Если б Маша ходила тут поблизости, обязательно бы к нам заскочила. Вернется, не дергайся. Если картины оставила, то вернется, — ещё раз повторил мужик. — Если сможет, конечно.

— Вот то-то и оно, что «если». Ладно, спасибо тебе… а записка для неё пусть у тебя будет, мало ли что? Да, вот ещё, телефончик мой. Записочку на минутку можно… ага, так… — я написал снаружи свернутой записки для Маши своё имя и телефон. — Мало ли как звезды встанут, вдруг поможет.

Как только распрощался с мужиком, сразу же сообразил, что так и не удосужился спросить, а его-то как зовут.

Невский жил обычной своей жизнью. Группы окоченевших зимних туристов вперемешку с обычными прохожими, редкие сигналы машин и монотонный шум города. Как и предполагал бородатый мужик, ни на Площади Искусств, ни в «Этажах» ничего полезного узнать не удалось.

Куда теперь? На Кондратьевский? Но я звонил туда ещё из Москвы, и вечно пьяный сосед подтвердил, что Маша так и не появлялась с тех пор. Попросить этого соседа передать записку? Доверия он не вызывал абсолютно, но что я теряю? Поставлю пузырь, а на дверь прикноплю послание. Всё лишний шанс. Ещё бы дачу в Шувалове нелишне проверить, посмотреть, что там и как. Хотя, Маша вроде совсем выехала оттуда, но мало ли что могло произойти…

Съездил на Кондратьевский, перекинулся парой слов с неожиданно трезвым соседом, оставил для Маши записку и рванул на Финляндский вокзал. На электричке доехал до Озерков и добрался до старой дачи пешком. С тех пор, что мы тут были, ничего существенного не изменилось, разве что поздняя осень сменилась на позднюю зиму. Всё те же подслеповатые полукруглые окна, то же ощущение, что за мной кто-то откуда-то наблюдает, и такое же неприятное чувство, исходящее непосредственно от дома. И ещё глубокие нетронутые сугробы по всему участку от калитки до самого крыльца.

Недолго думая, написал записку, аналогичную той, в коммуналке, перелез через забор, и, глубоко проваливаясь в снег, дошел до крыльца, поднялся по ступенькам и засунул бумажку в дверную щель. Писал, что волнуюсь, что ищу и прошу позвонить или ещё как-нибудь со мной связаться. Ничего интересного дача не давала, и Маша, похоже, не проявлялась тут с момента отъезда в Москву.

* * *

Оставалась ещё одна зацепка. Слабая и малонадежная. Я вернулся в центр города, неожиданно легко устроился на ночлег в гостинице на Миллионной, потом из ближайшего интернет-кафе отправил письмо следующего содержания:

From: Webmaster

To: Inviter

Subject: срочно нужен твой доктор

Чего-то последнее время шея беспокоит, головой больно ворочать. Говорят — шейный остеохондроз. Помнишь, ты хорошего физиотерапевта упомянул? Врача? Вот и мне теперь нужна консультация твоего специалиста. Чем быстрее, тем лучше, я сейчас в Питере. Срочно нужен твой доктор.

Ответ поступил удивительно быстро:

From: Inviter

To: Webmaster

Subject: Re: срочно нужен твой доктор

Можно устроить. Надолго в наши края? Консультация будет стоить денег, готовь бабло. Встретимся где-нибудь, надо поговорить.

О встрече мы договорились: Василий предложил тот же самый прокуренный бар, где сидели ещё в прошлый раз.

— Привет, ну и где твой доктор? — спросил я у порнографа, когда мы встретились на другой день.

— Тихо ты! Он вовсе не мой. Я ж сказал, что сам этого специалиста не знаю, но мой начальник охраны, вроде бы, с ним знаком. Или не знаком, но знает как.

— Это всё? — Спросил я. Вася-Инвайтер молча кивнул. — Хорошо, ну так объясни…

— Вот с ним и поговоришь, подойдет к тебе минут через пять, а мне пора.

С этими словами Василий встал из-за столика и, не прощаясь, ушел. Складывалось впечатление, что он едва сдерживался, и зол, как чёрт. Интересно, чего это он так взъелся? Вроде никаких поводов с моей стороны…

Через несколько минут за мой столик присел крепко сложенный господин в легкой спортивной куртке, водолазке и джинсах. Я-то думал, что он обязательно в элегантном костюме, белой рубашке и при неярком галстуке. Мне казалось, что костюмы нынче обязательная униформа охранников, бандитов, безопасников и банковских клерков.

— Вечер добрый, — церемонно поздоровался мужик. — Шеф говорил, что вы ищите хорошего врача?

— Здравствуйте, так вы врач? — иронично спросил я.

— Нет, конечно. Но доктор заинтересовался вашим случаем.

— Вот как?

— Да, и хотел бы побеседовать. Вам известна цена консультации?

— Запамятовал, — соврал я, — подскажите, пожалуйста.

— Двести зеленых за вопрос.

— Вполне демократично! Для отчётности чек не выпишет?

— Изволите шутить, сударь? — чуть приподнял брови начальник охраны. Не думаю, что его действительно удивили мои слова. Это был чисто демонстративный жест.

— Извините, неуместный юмор. Может пива? — предложил я.

Мы взяли по большому бокалу пива, какой-то мелкой закуси, познакомились и разговорились. Несмотря на возникшую первоначально напряженность, мы довольно быстро нашли общий язык. Мужика звали Николай, ему было сорок лет, и всю свою жизнь он прожил в Петербурге, поэтому не очень любил москвичей. Как это часто бывает, сначала он работал милицейским психологом, потом чем-то не потрафил начальству, был выведен за штат, не прошел аттестацию и в полицию не попал. Однако за время службы отработал до совершенства бесценное для человека его профессии качество — умение подстраиваться под собеседника, вплоть до манеры разговаривать. Это подкупало и действовало безотказно.

Уже после половины кружки мы перешли «на ты».

— Есть у меня такой контактик… ну, просто знаю, что такой человек существует. Представления не имею, как зовут, где живет и кто таков. Без понятия, какого он пола. Предполагаю, что мужского, но это только моя личная гипотеза. Точно мне известно лишь одно — настоящий профессиональный убийца. Киллер. Знает все тонкости ремесла и до сих пор жив, вроде бы здоров и на свободе.

— Как же ты общаешься с ним, если ничего толком не знаешь?

— А я и не общаюсь. Он несколько раз писал, я отвечал и всё. Он поведал о своей тяжёлой работе и попросил совета, как с ума не сойти. Как у психолога консультировался. А то, видите ли, стали ему являться призраки убиенных.

— И ты посоветовал? — удивился я.

— Конечно, почему нет?

— Что, интересно? — я действительно не понимал, чем психолог может помочь в подобной ситуации.

— Пустить себе пулю в лоб. Вернее — в рот. Так надежнее. Он представился как «Декстер». Был такой телесериал, по мотивам романов Джеффри Линдсея. Читал?

— Читал, конечно, мне даже понравилось. Там про такого симпатичного маньяка-убийцу. Книги лучше фильма.

— А я вот не читал, только кино смотрел. Всё как-то времени нет, и руки не доходят. А роднит, их то, что симпатяга-американец Декстер и наш «доктор» работают исключительно чисто, без огнестрельного оружия.

— Почему? — не понял я.

— Ну, друг мой. Стрелять из винтовки грубо и неизящно, фу. Из пистолета неудобно и опасно. Да и кровищи-то сколько! И потом, каким бы ни был стрелок классным снайпером, тут же начнется расследование, шум, возня всякая. Брошенное оружие найдут, тоже какая-никакая, а улика. Если не будешь бросать — вообще идиотизм полный. К таким решениям сейчас прибегают только в случае необходимости дать всем понять — клиента устранили намеренно, с целью оповестить об этом как можно больше народу. А когда надо, чтобы клиент прекратил своё земное существование тихо и незаметно, из-за «несчастного случая», или по «естественной» причине, — это и есть верх мастерства. Но, на мой скромный взгляд, стоит ещё разобраться, что такое «естественная смерть», ведь в выпущенной из винтовки пуле, ничего противоестественного нет, как и в топоре, бейсбольной бите или инфаркте миокарда. Вполне материальные явления. Но это всё казуистика. Теперь главное и обязательное условие: никаких записей и снимков, никакой техники при встрече. Иначе — сам понимаешь.

— Понимаю. Так где, как и когда?

— Запоминай. Завтра ровно в полдень. Набережная Фонтанки, дом восемнадцать, со стороны реки прямо перед аркой. Это напротив Инженерного замка, не ошибешься. За тобой пришлют машину — серебристая Тойота с тонировкой. Двери будут разблокированы, сядешь на заднее сидение позади водителя. Кстати, идея с врачом ему очень понравилась, поэтому беседу веди в этом ключе.

Потом я весь вечер придумывал вопросы, и записал для памяти так, чтобы с одной стороны не забыть, а с другой — чтобы никто посторонний вообще не понял о чем идет речь. Получилось у меня следующее (в скобках то, что имелось в виду и держалось в голове.)

1. Самолечение опасно? (можно ли заставить человека отравиться так, чтобы никто ничего не заподозрил?)

2. Ощутимые последствия лечения? (это про то, какие яды не оставляют после себя следов и видимых улик?)

3. Может ли врач обучить непрофессионала? (понятно?)

4. Как отличить результаты проведённого качественного лечения, от смовыздоровления без терапии? (как отличить работу профессионала от обычной смерти?)

5. Как найти потерянного пациента? (если человек пропал, как и где выяснить, не убит ли он?)

В назначенное время я стоял около упомянутого дома. Машина уже ждала. Это была плохо запоминающаяся Тойота цвета «серый металлик», каких сейчас тысячи на дорогах и улицах городов. Я подошел к задней левой дверце, открыл и забрался на сидение. Будущего собеседника так и не увидел — на водительском кресле неподвижно маячил бесформенный контур человека в куртке с поднятым капюшоном, а зеркальце оказалось повернуто в сторону, отражая последнее место жительства императора Павла.

— Добрый день. Вы хотели получить консультацию врача? — раздалось с водительского места. — Что конкретно вас интересует? Гонорар оставьте на сидении.

Слова звучали четко, ясно и понятно, но абсолютно нечеловечески. Это была искусственная речь робота из плохого фантастического фильма. Мой собеседник говорил монотонным механическим голосом, видимо — посредством какого-то голосообразующего устройства.

Я тоже поздоровался и прочитал свои вопросы. Затем расплатился. Собеседник немного подумал и ответил на всё. Ответы оказалась дельными, краткими, ёмкими и на удивление логичными. Только вот каким образом отыскать исчезнувшего человека, киллер не знал, ибо не его это дело, разыскивать пропавших. Зато дал полезный совет — как войти в соответствующую базу данных и выяснить, не было ли найдено за известный период на территории страны неопознанных трупов характерного облика. После чего мы формально распрощались, и я вышел из машины.

26. Яна

Тут вдруг с неожиданной ясностью вспомнилось, что давным-давно пора бы уж позвонить Яне. Она же просила срочно, а я закрутился со своими личными проблемами и напрочь об этом позабыл.

Трубку взяли практически сразу, но сначала Яна опять никак не могла взять в толк, кто ей звонит и зачем, а потом, когда узнала, что я в Питере, вдруг весьма обрадовалась и потребовала, чтобы безотлагательно ехал к ней. Когда объяснил, в какой именно точке города нахожусь, она почему-то ещё больше обрадовалась, и велела перебираться на Лиговку и ждать её напротив метро «Площадь Восстания» у какого-то Копицентра. «Там, где печати, — непонятно пояснила она. — Как прибудете, позвоните мне. Я вам трижды посигналю», и отключилась.

Что за печати? Какой ещё Копицентр?

Но всё обошлось. Я без проблем нашел указанное место, встал прямо под длинной вертикальной зеленой вывеской «Печати» и минут через пять после моего звонка послышался тройной автомобильный сигнал. Чуть в стороне притормозила серебристая Хендай Солярис. Яна высунулась из приоткрытой двери и крикнула:

— Быстрее!

Без особых проволочек я забрался на «место смертника» и мы поехали.

— Добрый день, — немного сковано произнес я, когда мы уже тронулись, и удалось зафиксировать страховочный ремень.

— Добрый. Тут нельзя останавливаться. И вообще нельзя долго стоять… Давно ждёте? — спросила Яна, не отрывая взгляда от дороги.

— Минут пять.

— Вы не против перейти на ты? Нам предстоит долгий разговор, и так будет значительно удобнее, уверяю вас.

— Конечно не против, — согласился я. — Неформальное общение всегда более результативно.

— Помнишь, — начала она, — был такой итальянский фильм о том, как по телевидению показывают передачу про компанию подростков, исследующих некую запретную зону, в которую когда-то вторгся демон? Не смотрел? Они там находят безжизненное тело демона, и один из парней случайно восстанавливает его с помощью своей крови. Теперь этот демон может влиять на людей через теле— и радиопередачи. В результате одна девушка, празднуя свой день рождения, смотрит такую передачу. Демон воздействует на нее, и праздник превращается в настоящий кошмар.

— Нет, точно не смотрел. А ты это к чему?

— Сейчас поймешь, — заверила Яна, внимательно наблюдая за окружающим нас потоком машин. — Надо будет заехать ко мне домой. Ненадолго. Я на «Ваське» живу, недалеко.

Я ничего не понимал. Прежняя холодная манера общения Яны вдруг испарилась, будто по волшебству. Зачем она меня позвала, и теперь везет к себе? Вроде доселе наше общение не то чтобы не заладилось, но носило какой-то отвлеченно-формальный и прохладный характер. Вначале я грешил на её прибалтийское происхождение, но оказалось, что она просто умела держать дистанцию. В голове уже разворачивались разные сцены, как мы с Яной будем проводить это неожиданную приятную встречу.

* * *

Тем временем мы миновали небольшую пробку на Невском, пронеслись по Аничкову мосту, мимо Казанский собора, Дворцовой площади, проехали Дворцовый мост, проскочили Стрелку, промелькнула набережная, мы свернули на Средний проспект и, наконец, углубились в геометрическое сплетение проспектов и линий Васильевского острова.

— Компьютер у меня почти сдох, — вдруг сказала Яна, по-прежнему не отрывая взгляда от дороги. — Ноутбук. А там вся работа моя застряла.

«Вот чему она так обрадовалась! — разочарованно думал я, — Везет же мне на разные болезные компьютеры, вечно что-то у кого-то из строя выходит. Опять предстоит глючные железяки реанимировать».

Машину Яна припарковала прямо перед аркой, отыскав незанятое место у газона, превратившегося в мощный сугроб.

Мы вышли, вытащили из багажника оказавшиеся там пакеты с продуктами, и сразу же нырнули в калитку железных ворот. Миновали «парадное» в классическом дворе-колодце, затем — темную мрачноватою лестницу. Наконец вошли в типичную питерскую квартиру с просторным холлом, старой темной мебелью, огромной чугунной ванной, высоченным потолком и газовой колонкой на кухне. Интересно, что ванна стояла прямо на той же кухне, за загородочкой.

Окно выходило в крошечный глухой дворик, и ничего, помимо стены и пары противоположных окон чуть ли ни на дистанции вытянутой руки, видно из окна не было. Самое любопытное и обидное для петербуржцев, что подобных дворов, лестниц и квартир в городе — больше, чем полно. Типично питерское пространство, в котором тесно и узко до отчаяния, даже сами стены отдавали какой-то глубокой сыростью и холодной тоской.

— Любуешься на нашу местную экзотику? — иронично спросила Яна, пока я созерцал вид из окна. — Говорят, так строили для защиты от пронизывающего и вечно дующего с Залива ветра. От него невозможно спрятаться, а в этих двориках наступал штиль. Зато только в таком колодце можно получить в подарок маленький кусочек неба, для этого достаточно высунуться в окно и посмотреть вверх.

— Кусочек неба, это романтично, но вот окно в окно соседа... А вообще уютно тут у тебя, — польстил я хозяйке квартиры.

— Да, компактненько. Давай сейчас перекусим, а потом уж будешь лечить мой Сателлитик.

Яна распаковала свои пакеты, которые я помогал ей тащить, и на столе образовался вполне полноценный обед быстрого приготовления. Есть я хотел действительно зверски — последний раз немного перекусить удалось только утром, в гостинице.

Скоро приятное чувство сытости настроило меня на позитивный лад, и настроение резко улучшилось. От прежних тревог, вызванных созерцанием мрачных подворотен и лестниц, ничего не осталось.

— Ну, что? — спросила Яна, — Может, немножко выпьем?

— Нет, — излишне резко возразил я. — Не могу пока. Перед работой с компьютером надо оставаться абсолютно трезвым. Давно уже заметил. Вот недавно — надо было подключить компьютерный проектор на ю-эс-би. Казалось бы — чего там может быть сложного? А я вот не смог потому, что перед этим принял стакан «скруджа». Поэтому пока — сухой закон. Вот если справлюсь, то можно будет позволить себе чуть-чуть…

Мы перебрались в комнату.

— Мебель и обстановка, — пояснила Яна, — всё осталось от прежних хозяев. Тут ничего не меняли лет, наверное, сто. Хоть музей организуй. «Музей мещанского быта начала двадцатого века». Я просто привезла своё имущество. Если быть честной, то у меня вообще мало вещей. Не шмоточница и быстро мне всё надоедает, нет такой привычки — копить впрок. Собиралась тут ремонт сделать, но теперь уж никогда, наверное, не соберусь, — вроде как извинялась Яна. — Поздно теперь для квартирного ремонта.

— Почему поздно? — глупо спросил я, входя в комнату вслед за хозяйкой.

Яна не ответила. Комната выглядела хоть и старомодно, но симпатично и исключительно стильно. Это был не стиль подо что-то, а чудом сохранившийся стиль начала двадцатого века. Круглый стол с кружевной скатертью, кровать с пирамидкой подушек и шишечками на столбиках, бронзовая люстра. Чьи-то портреты на стене. Ещё меня поразила печка, отделанная рельефной изразцовой плиткой. Никаких телевизоров, никаких новомодных штучек. Лишь ноутбук Toshiba Satellite P500 выпадал из общей схемы. Видимо, всё современное пряталось в двух здоровенных шкафах. И никаких следов мужского присутствия.

Яна включила компьютер. Почти сразу выскочила пугающая любого пользователя «синяя смерть» — сообщение о критической ошибке в системе. Майкрософт уведомляла, что работа экстренно прекращена с целью предотвращения поломки компьютера. Далее упоминался системный файл — виновник трагедии. Ниже была представлена причина ошибки, и следовало краткое руководство к действию. Потом шла техническая информация и название файла с необходимыми параметрами.

— У тебя критический сбой при выполнении кода ядра или драйвера в режиме ядра, — выдал я умную фразу.

— Какой сбой? — испугалась Яна.

— Критический. Системная ошибка. Причина — вирус или проблемы с памятью. Ты не роняла его, нет? Ничего не добавляла в железе? Не меняла? Память, диск, какие-нибудь устройства?

— Нет, зачем? Компьютер сравнительно новый, купила около года назад, никто ничего там не делал.

— Что-нибудь новое инсталлировала? Драйвера, проги?

— Да нет же, вместе с обеспечением покупала. Со всем, что мне надо. Устанавливал специалист фирмы-продавца.

— Специалист — это всегда хорошо. Значит, компик сейчас на гарантии?

— Недавно закончилась. На год была.

— Отверточка у тебя есть? Маленькая крестовидная?

К моему удивлению, у Яны оказался набор старомодных «часовых» отверток, что решило проблему.

«Интересно, почему она не замужем? — думал я, отвинчивая нижнюю крышечку ноутбука. — Красивая, умная, молодая, интересная женщина. И детей, судя по всему, нет. Сколько ей? Лет тридцать? Или меньше? И почему в Петербурге живет, а не в Прибалтике? Евросоюз всё-таки, а не наша Раша».

С бедой удалось справиться быстро. Оказалось, что, несмотря на надежную фиксацию, частично отошел один из двух модулей памяти. Вставив плату на место, я уже не сомневался, что причина найдена.

— Попробуем запустить, — пробурчал я себе под нос, включая умную машинку. На этот раз сбоев не возникло. Скоро появилась стандартная заставка, а потом испещренный иконками экран. В качестве фона рабочего стола у Яны была фотография какой-то стены — шершавое, местами потрескавшееся серое поле, и никакой жизни.

— Ты просто волшебник! — как маленькая девочка обрадовалась Яна. — Я уж думала, хана моему Сателлитику.

— Это не я, это ты волшебница. Стандартный совет — храни копии всех данных как минимум в трех местах — на работе, дома и на флешке… ну, или на съёмном диске.

— Есть такой. Вот прям сейчас при тебе поставлю копировать.

— Я обязательно всем пользователям так говорю… Теперь про городскую нежить мне расскажи, а? Что за голые девушки по улице ходят? Я их вижу, зато другие прохожие нет. А как только дотронусь, пугаются, кричат и исчезают.

— Прохожие или голые девушки? — усмехнулась Яна. — Постараюсь объяснить. Тебе что: кофе? Чёрный шоколад? Энергетики? Джин-Тоник?

— Нет, спасибо. Если можно, водички попить? А то в горле пересохло.

— Это — пожалуйста. Но нам сейчас необходима активность, весёлость, общительность и выброс серотонина.

В этот момент в комнате послышался тихий, но совершенно отчетливый женский плач. Женщина рыдала горько и безысходно, причем где-то совсем недалеко. Плач был настолько жалобный, такой безутешный и пропитанный болью, что я напрочь забыл о своих мыслях и стал прислушиваться, определяя направление. Иногда рыдания прерывались возгласами, невнятными словами и причитаниями, но разобрать слова в перерывах между истеричными вскриками и очередными порциями слез, было абсолютно невозможно. Мне стало невыносимо жутко.

— Это кто?.. — испуганно пробормотал я. — Это у соседей? Тут у тебя слышимость такая?

— Ты слышишь? Очень хорошо. Нет, не у соседей. У меня. Повезло тебе, — спокойно произнесла Яна. На неё звуки не произвели никакого видимого впечатления. — Плакса последнее время очень редко появляется. Особенно днем.

— Как это? Почему хорошо?

— А вот так. Значит, ты хорошо восприимчив к подобным вещам. Да не дергайся ты, сейчас всё объясню. У меня тогда был «личный период больших денег» и я купила эту квартиру у девушки, что вышла замуж за австрийца и уезжала к нему на постоянное жительство. Пребывала я в постоянной эйфории — первое в жизни собственное и отдельное жилище, молодость из меня так и перла. Безумно гордилась, только переехала и ночевала вторую или третью ночь. Это казалось таким счастьем — найти подходящее жильё за удивительно низкую цену, что «мистическими мелочами» интересоваться не было никакого желания. Первый звоночек прозвучал для меня почти сразу после переезда. Я вдруг стала ощущать постоянное присутствие кого-то или чего-то, будто за мной велась слежка. Иногда чувствовались мимолетные касания, будто кто-то задевал меня за щёку или за шею легкими волосами. Потом, примерно через неделю, я стала замечать легкие дуновения ветра, будто случайные сквозняки. Но на самом деле воздух оставался неподвижным, я проверяла. И, наконец, приключилась совсем жуткая история. Вдруг как-то раз, среди ночи, проснулась я от ощущения какого-то постороннего присутствия. Хотела встать, посмотреть, в чем дело, но не смогла. Будто кто-то держал. Стало холодно и страшно, я даже головы поднять не могла. И тут, в углу комнаты, услышала тихий, он вполне явственный женский плач, жалостный скулеж, переходящий в завывания. Мне стало совсем плохо и ужасно страшно. Не знаю, сколько прошло времени, но когда плач прекратился, меня отпустило, и стало возможно двигаться. Вскочила с дивана, включила везде свет. В углу, конечно же, никого не оказалось. Время было около четырех, но уснуть я уже так и не смогла.

— И что потом?

— Ничего. Я проверила слышимость от соседей, и ничего не выяснила. В старых домах звукоизоляция на хорошем уровне. Потом поняла, что это такая разновидность сугубо городской нежити, как бы «привидение», называемое — «guest», или «гость». Гест ничего иного не умеет, кроме как следить за присутствующими, существовать и плакать. Ни на какие контакты не идет и никак ни на что не отзывается. Я к ней привыкла, даже привязалась и по аналогии с персонажем из «Гарри Поттера» нарекла её «Плакса Миртл» или просто Плакса. По-научному это явление называется — «психоинформационная реплика», как бы информационный отпечаток. Такое встречается иногда в старых жилых помещениях, где случилось какое-то насильственное преступление против личности. Информация иногда как бы записывается на окружающих предметах, нужно только уметь её правильно считывать. Так вот, если попадается соответствующий считыватель — способный человек, он эту информацию получает в силу своей природы. Сначала бессознательно, но можно обучиться и осознанному восприятию. Однажды возникнув, такое восприятие впоследствии появляется гораздо легче. Человек, увидевший «призрака», впоследствии будет его видеть совершенно отчетливо. В отличие от галлюцинаций, психоинформационные реплики могут фиксироваться техническими средствами. Никакой опасности данное явление не представляет: со временем оно проявляется реже и реже, а потом, через долгое время и вовсе рассеивается, как бы умирает. Беда в том, что само считывание вредно для этой реплики. Тут как с магнитным пленкой — если часто воспроизводить, то носитель постепенно затирается, структура разрушается, запись теряется, и, в конце концов, делается невозможным считать что-либо — одно только шелестение и хрипы. Нам повезло — раз уж Плакса появилась, будет плакать до поздней ночи. Откуда она, что с ней было — неизвестно. Историю жилплощади узнать так и не удалось — контакт с предыдущей владелицей сразу же был потерян, а соседи ничего не говорят. Или рассказывать не хотят или сами не знают. Тебя это сильно нервирует?

— Есть немного, — смущенно признался я. — Не по себе как-то.

— Ну, да, ты же ещё не привык… Тогда пойдем погуляем? Посидим где-нибудь в городе, заодно и поговорим.

— Отличная идея. А ты пока расскажи мне суть дела. Хотя бы в общих чертах.

27. Конференция

Мы вышли из Яниного дома, проходными дворами выбрались на какую-то линию, прошли по ней и вдруг оказались на Среднем проспекте Васильевского. Пошел снег, ветер усилился. Вспомнилась угроза синоптиков, что помимо похолодания, атлантический циклон принесет в Северную Столицу шторм и осадки. Мы двинулись по проспекту.

— Когда просят рассказать обо всём в общих чертах или в двух словах, — начала Яна, — то я несколько теряюсь. Это не расскажешь, надо прочувствовать, много чего изучить, и ещё более многому научиться. Главное, умение правильно открывать глаза и активировать те области мозга, что отвечают за познавательный процесс. Развить способность к восприятию истинного мира. Тут разница как между прогулкой по двору и черно-белой фотографией этого двора. Когда я просто иду по улице, то вижу привычный для всех мир вещей. Едут машины, идут люди, стоят дома. Но если всмотреться правильно, если верно открыть глаза, то можно увидеть дома исчезнувшие. Даже потрогать их, зайти в них, находиться там. Это уже другой мир, но надо знать средства, чтобы вернуться, а то можно застрять в этом чужом мире и стать его частью. Можно увидеть, как дома строились, как потом жили, как умирали и стояли в руинах. И люди. В них бьются сердца, по сосудам течет кровь, а в их мозгах живут мысли. В машинах горит бензин, по проводам идут разные сигналы. А если посмотреть ещё глубже? По тротуару движутся тысячи людей, тех, кто ходил раньше, и тех, кто ещё упадет на эту землю. Мимо идет красивая девушка, я вижу её то ребенком, то старухой, то скелетом. А вот машина — новенькая Тойота только что из салона. И вдруг — авария. Надуваются бесполезные подушки безопасности, рваные куски плоти разлетаются по смятому внутреннему пространству автомобиля. Мгновенная боль и смерть. Стоп! Это когда? Завтра? Через год? Через десять лет? Смотреть можно ещё шире. Ещё глубже. Кругом линии, пути вероятных событий, на которые, как бусины, нанизываются сами эти события. Любое рождение, любая смерть, даже любая мысль в голове бомжа у помойки. У каждого события есть причина, беспричинных действий не бывает в нашем макромире. Наконец глаза открыты до предела. Можно увидеть мир причин. А можно стать ещё одной причиной этого мира. Вот где-то так. Так и голая девушка, что ты на улице видел. Она, скорее всего, спала и видела себя идущей по этой улице. Или медитировала и устроила себе такое «астральное» путешествие в реальность. А как только ты до неё дотронулся, она так удивилась, что сразу же очнулась где-то далеко.

Тем временем погода окончательно испортилась. Стало совсем холодно, ветер усиливался. Резкие холодные порывы бросали в лицо заряды колючего снега, воздух буквально бил по ушам и казалось, что ещё чуть-чуть, и свалит с ног. Видимость упала практически до нуля.

— Давай пересидим там, где можно поговорить, — предложил я, — а то сдует и унесет нафиг.

— Где? До метро далеко. Может, ко мне вернемся?

Я замотал головой. Опять слушать Плаксу совершенно не хотелось.

— Тогда зайдем куда-нибудь? Тут есть такая приятная кафешка, но до неё ещё дойти надо. Или в Музей современного искусства? — Продолжала генерировать разные идеи Яна, временами бросая на меня косые взгляды.

Борясь с порывами обезумевшего ветра, мы вдруг оказались около массивного, помпезного серого здания с колоннами, фасадом выходящего прямо на тротуар проспекта. Типичный классицизм начала двадцатого века. Тяжелый, темно-серый цоколь, сложенный из крупных блоков серой породы со скальной поверхностью, солидные дубовые двери в количестве трех штук, полукруглые окна над каждой из них и… выпуклое цветное изображение ордена Ленина по центру. Справа и слева от средней двери одинаковые черные таблички казенного вида. Из-за густо летящего прямо в лицо снега разобрать содержание табличек не представлялось возможным, даже если бы мне тогда это пришло в голову.

— Может быть сюда?

— Там же по пропускам небось, — усомнился я.

— Ну и что? Тебе не всё равно? Сделаем вид, что пропуск заказываем и ждем, пока к нам кто-нибудь выйдет. А тем временем погреемся. Глядишь, и шторм прекратится.

— Давай, — легко согласился я. Всё лучше, чем плаксивые демоны в чужой квартире.

Мы поднялись по ступенькам к дверям и вошли внутрь. Бело-голубой вестибюль подавлял своим величием, обилием широких лестниц и тяжелых архитектурных излишеств. Прямо на стене висел длинный плакат-растяжка:

Приветствуем участников

VI Международной научно-практической конференции!

— Вы на конференцию? — спросил придурковатый с виду охранник около турникета.

— Да, конечно, — брякнул я. — Нам куда?

— Ещё не регистрировались? Тогда запишитесь у девушки, и она вам всё объяснит.

Тут спутница начала дергать меня за рукав и чего-то шептать, но было уже поздно — мы прошли турникет и приблизились к регистраторше. Молодая, слегка веснушчатая светленькая девушка за столиком мило улыбалась. Два таких же стола справа пустовали — около них стояли свободные синие стулья, а на поверхности лежали бумаги и какие-то мелкие предметы. Компании солидного вида людей кучковались по вестибюлю и увлеченно что-то оживленно обсуждали. Кто-то кого-то фотографировал.

— Здравствуйте! — обратилась к нам девушка за столом. — Найдите себя и запишитесь. А потом получите ваши бейджики.

В ответ мы тоже поздоровались. Сам не зная почему, будто под гипнозом, я начал разглядывать листы со списками. О чем я тогда думал? Да ни о чем, вообще-то. Я рассчитывал, что сначала не найду себя в списке участников, потом будут что-то долго выяснять и доказывать, ещё потом ничего не выясню и окажется, что нас тут не ждали и не знают. Но к этому моменту уже согреемся, и можно будет спокойно уйти. Глядишь, и метель закончится.

— Вы знаете, у нас произошли небольшие изменения, — слегка извиняющимся тоном продолжала девушка-регистратор. — Всё будет проходить в Большом зале Ученого совета, а прочие мероприятия — в Малом конференц-зале. Знаете, как пройти? Идите по стрелочкам, не ошибетесь. Ваши паспорта, пожалуйста.

Яна не сделала никаких движений, зато я, как автомат, достал из кармана свой паспорт и уже протянул регистраторше. Но взять из моих рук документ она не успела. В этот миг откуда-то справа послышался усиленный гулкостью вестибюля звук падения чего-то мягкого, но тяжелого. Затем последовал женский крик и мужские возгласы. Я невольно посмотрел в том направлении: прямо на каменном полу широко раскинув руки, лежал толстый, хорошо одетый господин с белым шарфом и в черном кашемировом пальто. Лица лежавшего видно не было — загораживал кто-то из стоящих. Женский крик повторился. Регистраторша сорвалась с места и бросилась в том направлении. Скоро народ обступил лежавшего со всех сторон так плотно, что почти совсем скрыл его из нашего вида.

— Слушай, пойдём-ка отсюда, — потащила меня за рукав спутница. — Что-то готовится, и боюсь, как бы мы…

Тут я вдруг заметил, что давешний охранник смотрит не туда, куда сбежались все, а прямо на нас. Причем смотрит неожиданно внимательным и нехорошим взглядом.

— Лучше на конференцию, — возразил я. — Смотри, как вахтёр на нас вылупился. Только в раздевалку сначала.

В гардеробе у нас приняли куртки, а бабулька, работавшая там, явно сожалела, что она сейчас вот тут и не может покинуть свой трудовой пост, а вон там, чуть в стороне, происходят какие-то важные и крайне интересные события. Содержимое карманов мы переложили во вместительную Янину сумочку. Вместо курток нам выдали два номерка без всякого упоминания учреждения. Номер и всё. Интересно, что же это всё-таки за контора?

Ориентируясь по бумажным указателям «на конференцию», мы добрались до «Большого зала Ученого совета». Народу оказалось немного, примерно треть. Мы легко выбрали пару свободных мест и сели рядышком. Конференция явно шла уже вовсю. На трибуне стоял невысокий докладчик в классическом сером костюме, белой рубашке, с приятным умным лицом и красиво уложенной седой шевелюрой. Его глаза скрывались за темноватыми очками толстой оправы. Впечатление портил только ярко-красный, переливчатый галстук. За длинным столом президиума сидело ещё трое. В центре восседал грузный лысый господин с рыхлым красным носом, синеватыми мешками под глазами и со щеками, казалось, лежащими на плечах. Сами глаза прятались под густыми мохнатыми бровями, как у Брежнева. Бровастый ничего не делал, только неподвижно смотрел в сторону зала, а в руках вертикально вверх держал авторучку, которой изредка пошевеливал. Справа от него сидела маленькая незаметная женщина неопределенных лет, которая что-то быстро и нервно писала. Между бровастым и докладчиком находился суховатый старик с внешностью профессора из старых советских комедий. «Профессор», похоже, спал с открытыми глазами. Знающие люди уверяют, что при многолетней тренировке и надлежащем опыте, осуществить такое вполне возможно.

Уверенным, хорошо поставленным голосом профессионального лектора седовласый говорил с трибуны:

— Таким образом, коллеги, начало повседневной работы по формированию позиции представляет собой интересный эксперимент проверки взаимодействия структур, соответствующих насущным потребностям текущей реальности. С другой стороны, предложенная нами модель способствует подготовке к реализации системы массового внедрения и дальнейшему направлению развития…

На экране тем временем шли слайды. Какие-то диаграммы, куски текстов, таблицы, схемы, фотографии, непонятные рисунки. Заголовки слайдов ничего мне не говорили. «Новая модель организационной деятельности». «Реализация намеченных планов». «Развитие структуры». Казалось, седовласый господин совсем не интересовался, что именно показывает проектор. Зал тоже никак не реагировал. Каждый из сидящих тихо занимался своим делом и, по-моему, никто вообще не смотрел на экран. Все просто чего-то ждали.

— …новые технологии обработки и использования данных показывают, — вещал выступавший, — что рамки эффективного взаимодействия позволяют осуществлять значимые установки в разработке позиций…

Мне начинало казаться, что этот текст я где-то уже слышал, причём не раз, только вот никак не мог вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах? Смысл ускользал и до сознания не доходил.

«Интересно, — думал я, — что у них тут за конференция такая? Про что?»

— …равным образом, — продолжал объяснять докладчик, — реализация намеченных планов требуют определения и уточнения новых предложений. Так, укрепление и развитие структуры позволяет выполнить важные задания по разработке модели оригинальных форм влияния…

— Ты не заметила, о чём сборище? — тихо спросил я у своей спутницы. — Что там на дверях было написано?

— Не успела, проскочила и всё. А тебе это очень нужно знать? Тут тепло и ладно. Не слушай его, а то мозги запотеют. Потом может и поесть удастся на халяву. Должен же быть у них буфет для участников?

— Там, наверное, только по бейджикам отпускают.

— А то! Смотри: — и она показала мне парочку бейджиков. — Когда все отвернулись, со стола стащила!

— Вот уж никогда бы не подумал, что такая нордически-красивая женщина оказалась склонна к мелкой клептомании, — восхищено съязвил я, разглядывая бейджики.

На карточках значились: «Анна Захаровна Карпушкина» и «Эрнст Евстафиевич Вышеславцев». Кроме того, там имелась цветная эмблема, названия каких-то организаций и электронные адреса с телефонами. Бейджик можно было носить на прищепке, на заколке и на тесемке через шею.

— Вот блин! — прошептал я, цепляя карточку к своему свитеру так, чтобы её трудно было прочитать. — Тебе-то хорошо, а мне какой-то экзот попался: не повезло же кому-то с имечком. Только бы с буфетом не промахнуться.

— Это мне хорошо? Если открою рот, каждый заметит, что никакая я не Карпушкина.

— …предложенная схема, — витийствовал тем временем седовласый на трибуне, — включает дополнительные элементы, устойчиво связанные с основным значением в структуре, и предназначена для выражения оценочных оттенков при отображении сути рассматриваемых вопросов и проблем…

— По-моему он уже выдыхается, — прошептала Яна. — Смотри, как глаза таращит. Да и народ потихоньку просачивается к дверям, видишь? В буфет, наверно идут, или...

— Или в сортир! — поддержал я. — Пойдем, посмотрим, куда это они все?

В эту минуту докладчик завершил, наконец, своё выступление, «профессор» проснулся, а бровастый господин — очевидно председательствовавший на заседании — с видимым усилием встал и предложил задавать вопросы. Вопросов ни у кого не возникло. Тогда заседание объявили закрытым. В зале стало шумно, оставшиеся люди с облегчением поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Мы, не желая отставать, смешались с возникшей толпой.

В коридоре народ разделился — часть направилась на лестницу и вниз, а часть последовала дальше. Люди явно хорошо знали, куда и зачем идут, а мы просто двигались в общем потоке.

— Вы куда? — вдруг спросил какой-то мужик, стоящий у входа в некое помещение. — Пропуска предъявите!

Как по команде, мы показали ворованные бейджики.

— Спасибо. Извините, необходимость. Получите амуницию.

Только тут я заметил, что сначала все заходили в некую комнатку, оказавшуюся чем-то вроде проходной раздевалки. Там у нас ещё раз проверили бейджики и выдали какие-то балахоны, как у ку-клукс-клановцев, только чёрные. Присутствующие напяливали эти хламиды поверх собственной одежды и шли дальше, туда, за чёрные занавеси, как в старом кинозале.

Мы миновали плотные светонепроницаемые портьеры, и вошли в темноватое помещение, оформленное с угнетающе-тяжелой роскошью. Сели поближе к выходу и принялись осматриваться. Позолоченная лепнина на потолке, занавеси фиолетового бархата, отделка из черного дерева. С потолка, красиво подсвеченная с двух сторон, свисала огромная хрустальная многоярусная люстра. Сама люстра не светилась, и зал озарялся только рассеянием лучей на подвесках. Глубь зала утопала в непроглядной темноте. Слабо пахло каким-то смутно знакомым органическим растворителем. Интерьер резко отличался от всего того, что мы уже видели в этом здании. Народу оказалось сравнительно мало, большинство кресел пустовало, лишь кое-где торчали черные силуэты.

Долгое время ничего не происходило, только из темной части зала слышалось то ли мычание, то ли приглушенный вой. Звук действовал на нервы, пробирая до самых костей. Но неподвижно сидящие люди никак не реагировали и не проявляли себя, явно находясь в ожидании чего-то более важного. Вспомнив Плаксу в квартире Яны, я успокоился. Наконец раздался сухой резкий щелчок и нескоро широких лучей осветили оказавшуюся впереди сцену.

Посредине возвышения находился продолговатый стол, донизу застеленный черной тканью. Он напоминал бы стол президиума какого-нибудь заседания, если б не широкие черные чаши на треножниках по обе стороны, да различимая только выше пояса покрашенная красно-коричневым рогатая женская скульптура позади самого стола. То ли демоница, то ли дьяволица. Покрашено нарочито небрежно, со следами кисти. На столе, зафиксированная по рукам и ногам лежала абсолютно обнаженная смугловатая девушка. Её голова крепилась к столу металлическим обручем, во рту виднелся зафиксированный двумя ремешками кляп в виде красного шарика, а глаза закрывались маской для сна, что обычно выдают в самолетах. Девушка мычала и дергалась, пытаясь хотя бы ослабить путы, но нет, привязана накрепко. Поднявшийся на сцену человек в таком же черном облачении два раза чиркнул зажигалкой, и в чашах, чуть потрескивая, загорелся ленивый коптящий огонь.

— Вот ведь попали, — прошептала Яна. — Срочно уходим. Быстрее к выходу, пока они все туда смотрят…

Я не возражал. Мы аккуратно, будто ничего не случилось, встали, направились к выходу, и никем не остановленные вышли из зала. Свои балахоны при первой же возможности мы сняли и засунули в какую-то большую декоративную вазу. Туда же отправились и бейджики.

Немного поплутав по незнакомым лестницам и коридорам, мы спросили у толстой пожилой женщины, где выход, и выбрались к вестибюлю. Взяли в гардеробе свои куртки и спокойно оделись. Вопреки опасениям, никто нас не преследовал и не пытался задержать. Мы беспрепятственно покинули серое здание и оказались на Среднем проспекте.

Пока мы притворялись участниками конференции, погода значительно улучшилась. Небо практически очистилось, ветер стих, а недавние буйства стихий казались если и не дурным сном, то событием нереального прошлого.

— Я давно про них слышала, — довольно хладнокровно сказала Яна, — но понятия не имела, что недалеко от моего дома собираются. Погоди, ОМР сейчас вызову…

Яна достала мобильник, отошла в сторону, так, чтобы я не слышал разговора, кому-то позвонила и говорила примерно с минуту. Слов было не разобрать.

— Они — это кто? — спросил я, когда она закончила.

Яна промолчала, но чуть позже всё-таки спросила:

— Так, сейчас куда? В кафе или всё-таки ко мне? Плакса, скорее всего, уже утихла. А если так, то она долго уже не проявится.

— Пошли к тебе, — решительно изрек я. — Плаксой меня уж точно теперь не запугаешь. Да и рюкзачок мой у тебя остался… Нам сейчас просто необходимо выпить.

В рюкзачке у меня прятался пузырь гаванского рома, который я приготовил для задабривания Машиного соседа, но, увидев трезвое состояние последнего, я не смог предложить ему бутылку. Рука не поднялась. Вдруг мужик решил завязать, и обратиться в трезвость? А я ему весь кайф обломаю? Вот ром и остался у меня в рюкзаке.

* * *

…Откинувшись на спинку дивана, Яна жестом велела мне сесть рядом. Потом скинула свои тапочки, положила ноги на мои колени и попросила сделать массаж ступней. Почти сразу после того, как я взял в свои руки её ножку, она стала мурчать, будто сытая кошка. Что удивительно, мой благоприобретенный талант к массажированию превзошел все ожидания. Пока гладил ступни, обрабатывая каждый дюйм кожи, сам впал в какое-то полугипнотическое состояние, схожее с экстазом. Все проблемы и тягости разом куда-то отошли, а потом и совсем исчезли.

Больше ничего не помню. Проснулся я в незнакомой комнате на надувном матрасе. Причем лежал совершенно голым, а до пояса был накрыт чем-то вроде покрывала из густого темно-бурого меха. Вся моя одежда комьями валялась чуть в стороне. Комната представляла собой некий рабочий кабинет: обилие книг на стеллажах, тяжелое на вид дубовое кресло, письменный стол явно девятнадцатого века, и на этом столе знакомый ноутбук Toshiba. Или точно такой же. Хотелось пить. И ещё очень хотелось в туалет.

В дверь постучали.

— Да! — громко сказал я, непроизвольно натягивая покрывало до подбородка.

— Проснулся? — риторически осведомилась Яна, входя в комнату. — Если хочешь успеть со мной позавтракать, поторопись, скоро на работу ухожу…

Пока мы пили чай, я набрался духу и спросил:

— Слушай, а что было вчера?

— Ты о чем? — Не поняла, или сделала вид, что не поняла Яна. — Вчера много всего случилось.

— Ну, мы пришли, пили ром, потом я пятки тебе разминал… — пролепетал я.

— Ты что, ничего больше не помнишь? — со смехом спросила Яна.

Только сейчас я заметил возле помойки знакомую бутылку из-под рома и ещё какую-то плоскую бутылочку с неизвестной этикеткой.

— Ничегошеньки! — признался я.

— Раз не помнишь, то ничего и не было, — жестко заявила хозяйка квартиры. — Значит так. Я сейчас ухожу, вот запасной комплект ключей. Надумаешь исчезнуть до моего возвращения, оставь в квартире у соседки, зовут её Сальми Ивановна. Только женщина она очень недоверчивая и подозрительная, так что не удивляйся. Дверь справа от моей. Приду вечером часов в пять. Дождешься, поговорим.

— К Интернету у тебя как можно подключиться?

— Роутера нет, я сразу на проводе. Вот тут — Яна указала на ноутбук на столе, — всё налажено.

— У меня свой. Можно я у тебя спишу настройки, чтобы подключиться?

— Конечно, ты же его чинил, он теперь для тебя как пациент для лекаря. Так что сразу с моего Сателлитика можешь работать. Да, если надумаешь вступить в отряд ОМР — Объединения Медиумов России, то можно попробовать. У тебя должно получиться.

Но подключаться к Интернету я передумал, и запускать Янин ноутбук тоже не стал. Минут через тридцать после ухода хозяйки, я написал коротенькую записку, оделся, запер дверь, отдал ключи старушке, что скрывалась в соседней квартире, и поехал на вокзал.

По-моему Сальми Ивановна меня не узнала. Хорошо, если так. Только сейчас дошло, что три года назад я тут бывал, разве что заходил с другой линии и в другую дверь.

28. Если наступит завтра

Пять дней проскочили незаметно, и назначенную встречу я чуть было не пропустил. Лихорадочные поиски художницы ни к чему не привели. Ни в Питере, ни в Москве. Машу я так и не нашел, несмотря на затраченные усилия.

В назначенное время я сидел за столиком знакомого кафе, поочередно отпивая кофе и холодную минеральную воду без газа. И ждал. Ожидание утомляло и раздражало. Но в большей степени меня нервировал разговор двух девушек за соседним столиком. Они располагались в профиль ко мне и громко болтали так сильно жестикулируя, что не обратить на них внимания казалось невозможным. Особенно одна, её активных действий хватало на двоих.

Подавив раздражение, я вслушался в разговор. Активная рассказывала подруге о сексуальном унижении женщин со стороны мужчин путем слов. Рассмотрев её внимательно, я удивился. Девушка выглядела красиво, сексапильно и очаровательно. Причем не была похожа ни на феминистку, ни на лесбиянку. Впрочем, очаровательной она казалась именно в своем гневе: румянец возбуждения на щеках, горящие глаза и слегка полноватые губки, усиленно исторгающие слова. Я не маньяк, но люблю смотреть на красивых девушек, а она действительно была таковой. История её выглядела простой до банальности: поехала в Москву, желаемого так и не добилась, но отыскались хорошие добрые люди. В таких случаях добрые люди всегда находятся. Подобрали, обогрели, и, что самое главное, дали понять, что в неудачах виновата не она сама, а всякие нехорошие мужчины. От них весь вред. Человек любит сваливать свою вину на других, а если в этом ещё и помогают, то легко стать ярым сторонником разных верований, течений, заблуждений. Подруга слушала практически молча, с легкой улыбкой на губах и некоторым презрением в глазах. У неё было больше практического бытового опыта.

Захотелось чем-то отвлечь внимание и ничего не слышать. Уши — не глаза, не закроешь. А заткнуть нечем. Никакой книжки с собой у меня тоже не оказалось. Букридер забыл дома, ноутбук не взял, а лежавший в кармане мобильник не годился ни для чего, за исключением разговоров и SMS-ок. Считается, что в московских кафе не читают ни газет, ни книг — запрещено правилами хорошего тона современного столичного этикета. Однако для ноутбуков и разных смартфонов почему-то сделано исключение, это можно. Плевать я хотел на правила, и от нечего делать решил, наконец, посмотреть Машин альбом, до сих пор бесцельно таскаемый в рюкзаке. Сама Маша как сквозь землю провалилась.

Всю обложку, в край, без полей, занимала фотография одной из самых темных картин, перекрытая крупной надписью широким белым шрифтом:

МАРИЯ ПЕТРОГРАДСКАЯ

если наступит завтра

Глянцевый каталог был довольно толстым и состоял из цветных пронумерованных фоторепродукций во всю страницу, с редкими вкраплениями текста около тех картин, что плохо вписывались в формат издания. Коротенькая вступительная статейка на первой странице оповещала:

Мир изменялся, изменился и изменяется, он никогда уже не станет привычным и прежним. У сегодняшней цивилизации несколько вероятных финалов, причем каждый выглядит по-своему. Цикл картин, представленных здесь, пытается проиллюстрировать хотя бы один из вариантов.

«Если наступит завтра» — под таким девизом собрана серия работ молодой художницы Марии Петроградской. Она пишет полотна постапокалиптического мира, так называемые «городские джунгли», иногда пластично переползающие в джунгли настоящие. Общее впечатление от её холстов усиливается ещё и тем, что на них запечатлено гипотетическое будущее известных всем мест Москвы. Сразу на ум приходят фантастические романы серии «S.V.A.L.K.A.», действия которых разворачиваются в Москве пережившей глобальную экологическую катастрофу. Картины Марии Петроградской лучше всего подходят в качестве иллюстраций вышеупомянутых литературных произведений, тем более, что сюжеты романов и картин изображают именно Москву. Однако будем надеяться, что в реальном будущем такого не случится. Но, что интересно, несмотря на общую эсхатологическую направленность, заросшие буйной зеленью полуразрушенные здания и разбитые опустевшие улицы — картины полны солнца, тепла, света и жизни. Мрачными эти полотна совсем не выглядят.

С последним утверждением можно было бы и поспорить. Уж чего-чего, а мрачными Машины картины выглядели, да ещё какими мрачными! Но искусствоведам и арткритикам, конечно, виднее. Специалисты, как-никак.

На внутренней стороне задней обложки размещался список репродукций. Наконец-то я узнал, как называются некоторые виденные мною вещи — наиболее удачные работы Маша «клонировала» многократно. Странно, но сами названия не впечатляли. «Манеж», «Москва-Сити», «ГУМ», «Ленинградский вокзал», «Московский электроламповый завод»… Имена картин просто повторяли названия тех мест, что послужили прототипами.

Ни портрета, ни биографии художницы, помещаемых обычно на заднике обложки, не имелось. Всякие сведения об авторе отсутствовали напрочь. Задняя часть альбома представляла собой черный лист с мелким белым шрифтом технической информации, данными издательства и штрихкодом в белом прямоугольнике.

— Давно сидишь? — знакомый голос вывел меня из раздумий. — Привет! Ты что, заслушался исповедью этой клуши за соседним столиком?

— Сижу и скучаю. Уходить уже собирался. Привет. Вовсе она не клуша, просто не повезло девушке.

— Жалостливый какой стал. Что это с тобой? Не узнаю. Ладно, не кипятись. Задержалась вот.

— Телефон не отвечает, письма к тебе не проходят. В чем вообще дело?

— Какое дело? В мире, у меня, у тебя в сознании или так, просто, вообще?

— Зачем звала? — не принял шутки я. Настроение было паршивое и сердитое.

— Поговорить, надо. Об этом в частности — и она показала пальчиком на Машин альбом.

— Ну?

— Если коротко, некто хочет и может всё это сделать реальностью. Мы же такого не желаем, верно? А ты чего злой?

— Я не злой. У меня девушка пропала. Маша пропала. Оставила записку и ушла.

— Такие девушки просто так зря не пропадают, заявляю, как эксперт. Бывает, что они исчезают, и с этим надо смириться. Но сейчас как бы не пропасть всем остальным девушкам.

— Что ещё за эсхатологические намеки?

— Погоди немного, сейчас объясню. Записка у тебя? Покажи.

Она даже не сомневалась, что тот клочок бумаги с Машиными каракулями я постоянно таскаю с собой.

— Вот, смотри, — сказал я, протягивая сложенную вчетверо записку.

С тобой было очень хорошо, но мне пора. Ты меня в чем-то подозреваешь, а я так больше не могу. Прощай. Не ищи меня, не трать зря время. Маша.

— Да, странная девушка.

— Чем именно? — автоматически уточнил я.

— Пишет, что с тобой было хорошо. — Она что, мазохистка? — Обычно, с тобой никому не бывает хорошо. Ты очень тяжелый в общении человек.

— Да?

— Ага. И, по-моему, не я одна так думаю. Ладно. Так ты, конечно же, везде искал её, несмотря на просьбу? В Питер ездил?

— Ну, да… ездил. Искал. Вернее — пытался искать. Опять обошел всё возможные для неё места, опросил знакомых… Погоди, а откуда ты знаешь, что она из Питера?

— От тебя же и знаю. Совсем плохой стал, довела она тебя. Съездил, естественно, впустую?

— Впустую…— утвердительно кивнул я, подумав, что за последнее время мои немногочисленные мыслительные способности куда-то делись. — Бесполезно всё. В Москве тоже не нашел.

— Я же говорю — иногда такие девушки исчезают. C этим надо просто смириться, как с неизбежным событием. Или втрескался по самые ушки?

— Не знаю, мне просто хреново без неё, всё стало как-то пофигу. Я ничего не делаю и ничего не могу делать. Ни работать, ни читать, ни телевизор смотреть. Пытался — не запоминается ничего. Соображаю плохо. Никакого смысла до меня не доходит. Только бы выть на полную луну, что-нибудь ломать или совершать иные антисоциальные поступки. Зато возникла какая-то сокрушительная сентиментальность и склонность разводить нюни. Отвратительное желание кому-нибудь жаловаться и плакаться в жилетку. Выплеснуть свой негатив на других. Ненавижу себя за это.

— Плохи твои дела. Напиваться уже пробовал? С другими бабами крутить?

— И напиваться, и ещё кое-чего… — признался я, вспомнив Яну. — Но потом, когда всё проходит, накатывает такая чернота, что хоть в петлю. Лучше уж так. Просто перетерпеть.

— А ты перестань скулить, всякую гадость не принимай и к разным подозрительным бабам не ходи. Вот я. Думаешь, моё существование сплошная волшебная сказка? А вот — фиг! Если не жалуюсь — это ещё не означает, что нет проблем. Просто не хнычу, и очень хочу того же от окружающих. Рано или поздно чужое нытье начинает вызывать сильное желание врезать по физиономии, так что готовьсь. Проблемы есть у любого, каждому хочется радости, тепла и позитива, а не вселенской грусти и вечных размышлений о бренности бытия.

— Ты же сама спросила, — буркнул я. — И вот…

— Спросила. Надоело, знаешь ли, разглядывать твою кислую рожу. От уныния люди способны на самые странные поступки. Прочитала тут давеча в новостях, что директор музея современного искусства небольшого итальянского города, расположенного недалеко от Неаполя, сжег какую-то картину из коллекции своей галереи. Тоже от грусти. Протестовал против безразличия государственных институтов в сложной экономической ситуации, в которой оказалась культура. Хорошо им там, в Италии. Взял и сжег от тоски и в знак протеста. Без проблем. Я прям так и представляю директора Эрмитажа, который тоже вот так расстроится от глобальных трудностей, да и сожжёт что-нибудь из коллекции своего музея. Тоже в знак какого-нибудь протеста. Вот будет смеху-то.

— Ну, почему обязательно от грусти, — как-то вяло возразил я. — Эдакое со всяким может случиться. Если человека обработать соответствующим образом, он способен на такие действия, что никогда бы не допустил, будь в нормальном состоянии. Например, есть наркотик такой — «Дыхание дьявола» называется, более известный как бурунданга. Собственно, это не вполне наркотик, скорее очень сильный психотропный препарат, одним из компонентов которого является хорошо и давно известный скополамин. По наличию скополамина в крови эту бурундангу и определяют. Вещество достаточно новое, но на сегодняшний момент уже считается чуть ли не самым опасным. Иногда человек испытывает бред, видит галлюцинации, причем те, что ему внушает некто со стороны. Интоксикация может продолжаться более суток. Пока бурунданга — идеальный вариант в криминальных разборках и различных, как теперь говорят, «преступлениях против личности». Получают препарат из цветов растения семейства пасленовых немного похожее на наш дурман. Растет оно в экваториальных лесах Латинской Америки, но в эпоху глобализации, проблем с доставкой не возникает. Похоже, кое-кто всё-таки стал применять бурундангу. А вообще, близкий аналог «Дыхания дьявола» можно изготовить и кустарно, смешав в определенных пропорциях скополамин, гиосциамин и атропин.

— Откуда про бурундангу знаешь? — удивилась девушка, будто это название было ей хорошо знакомо. — Пробовал что ли?

— Да нет, просто где-то встретил информацию, и стало интересно. Искал давеча инфу о разных способах лишения человека воли, вот и натолкнулся на эту гадость. В ходе этого моего расследования, будь оно неладно.

— Твое расследование и так неладно. Всё собираюсь тебя спросить, новенькое что-нибудь нарыл?

— Да как тебе сказать… нарыл-то я много новенького, но вот толку… нифига непонятно. Не складывается у меня пазл, рассыпается на отдельные кусочки.

— Закопался? — жестко спросила моя собеседница. — Короче, хватит валять дурака. Алексей велел передать, что времени осталась одна неделя.

* * *

Утром разбудил звук пришедшей SMS-ки. С некоторых пор я прекратил выключать на ночь сотовый телефон. Сообщение поступило от Евгения.

«Зайди ко мне домой прямо сейчас» — безапелляционно писал мой друг. Или не он сам, а кто-то владеющий его мобильником?

«Докажи, что пишешь именно ты» — отбил я. Последнее время недоверчивость ко всему на свете плотно укоренилась в моем сознании.

«Задетую табуретку помнишь? Потоп? Срочно ко мне».

Похоже, действительно Женька. И чего это ему от меня так резко понадобилось?

Минут через сорок я уже давил на кнопку около знакомой двери. На сей раз, звонок работал.

Евгений пребывал в дурном расположении духа, и на его обычно позитивном лице застыла гримаса отчаяния. Складывалось впечатление, что он либо накануне много пил, и теперь жестоко страдал от последствий, либо испытывал некие труднопереносимые морально-нравственные терзания. А может, просто не спал пару ночей.

— Привет, конспиратор хренов, — мрачно сказал он. — Кофе будешь?

— Буду. Что за спешка? Чего такой хмурый?

— Сейчас всё поймешь. Проблемы тут всякие… Всю ночь работал, — махнул рукой хакер. — Пойдем ко мне, а то девочки там свои дела утрясают, не будем пока им мешать. Может, закончат, наконец.

— Что за девочки? — поинтересовался я.

Евгений не ответил.

— Может, пива хочешь? — спросил он. — Ничего не имеешь против «Гёссера»? Извини, только оно тёплое, я сейчас кофе с амфетамином пью.

Мы прошли в его комнату с боксерской грушей. Из-под дивана была извлечена непочатая упаковка пива, и Женька вытащил оттуда одну бутылку. Против теплого «Гёссера» я ничего не имел, распечатал бутылку и, борясь с пеной, немного прополоскал горло.

— Так что за девочки? — повторил я свой вопрос. Про «кофе с амфетамином» решил не спрашивать, зная по опыту, что если можно, Женька и так всё расскажет. А если не расскажет, то лучше вообще ничего не знать.

— Те самые. Моя и твоя.

— Моя?! — подскочил я. — Вот с этого места поподробнее, пожалуйста.

— Ну, да, а чего это ты так возбудился? Пришла к нам как-то со своим барахлом. Вместе с Маринкой. Сначала они ругались по-черному, скандалили, я уж думал, всё, поубивают бабы друг друга. Такого мата я в жизни никогда не слыхивал, а наслушался всякого, уж поверь. Сразу не стал вмешиваться, пусть думаю, сами разбираются. Ушёл к себе. А потом поутихли вроде, снова лучшие подруги, куда-то уходили, приходили, долго что-то там обсуждали, какого-то мужика привели — юрист, говорят. По виду и вправду юрист. Что-то там подписывали с ним, договор какой-то, меня даже привлекли в качестве свидетеля. К нотариусу ходили. А позже твоя синевласка попросилась у нас пожить. Тебя, — Евгений ткнул пальцем мне в грудь, — говорит, сейчас беспокоить нельзя, важные проблемы решаешь, типа. И звонить тебе запретила. Будто я без дела сижу и никаких проблем не решаю! Поселил её в гостевой комнате. С тех пор периодические скандалы между ними приняли систематический характер. Крики, истерики, чуть ли не до драк доходит, а как помирятся — опять лучшие подруги, пьянки-гулянки и тоже крики, но уже пьяные и под гитару. Забери её, Христом-богом прошу, сил моих больше нет! Вот не сделал тут себе звукоизоляцию, а ведь хотел! А у меня работа срочная, жизненно важная, и если вовремя не закончу, то кирдык всему настанет, я не шучу. Мне всё успеть надо, пока головные боли не начались и реакция на амфетамин не наступила.

— Начнутся боли, вылечу, — пробормотал я, но Евгений меня даже не слушал:

— Причём, когда я с Маринкой на её даче в Питере жил, и то там спокойнее работалось, несмотря на этих её знакомых приятелей-извращенцев. А сейчас — никакой возможности! Если до завтра не успею, то никакого «завтра» вообще может не настать.

— Погоди, так это ты был на этой… — начал я.

Договорить не успел: дверь раскрылась и вошла ладно скроенная, тщательно ухоженная девица, будто соскочившая с обложки журнала Cosmopolitan. Из-за её спины выглядывала Маша, смотревшая на меня своими безумными кошачьими глазами. Впоследствии она рассказывала, что мой взгляд казался не менее сумасшедшим.

— Это что ещё тут у вас за совещание? — спросила девица с обложки. Судя по всему, то и была пресловутая Маринка.

29. Рыцари ключа и меча

Зима в том году продолжалась долго, до второй половины апреля. Но почти сразу, минуя стадию весны, природа перешла в лето: за три дня температура подскочила до двадцати градусов, снег стремительно растаял, а у деревьев начали распускаться почки.

Наступило время подведения итогов, но, несмотря на истечение всех сроков, никакого удовлетворения от проделанной работы не ощущалось. Порученное дело я с треском провалил. Но Алексей, почему-то, придерживался иного мнения и был настроен более чем оптимистично. Работу он мне засчитал и гонорар выплатил. Мы сидели в его шикарной квартире позади французского посольства, попивали чаёк, слушали птичьи трели за раскрытым окном и обсуждали результаты. Время от времени колясочник совершал различные маневры: разъезжал вперед-назад, описывал по комнате небольшие круги, иногда вращался на месте. Он приобрел новое кресло с расширенными возможностями и ещё не наигрался с ним. Видимо такое поведение позволяло ему легче общаться с собеседником.

— Я знаю, — говорил хозяин квартиры, — что вы сильно недолюбливаете теорию заговора, но сейчас нам без неё никак, потерпите уж. Сначала — маленькая историческая справка. Речь у нас пойдет об Ордене Ключа и Меча — разветвленной тайной организации, многие годы существующей по всему миру. Пару слов об истории Ордена. Сами себя они называют «Рыцари ключа и меча», что и отражено на гербе. Понимается так, что ключом отпирают неизвестные тайны, силой меча защищают их, а циркулем измеряют значимость того или иного явления. Считается, что Орден возник в Палестине, ещё во времена первых крестовых походов. Организация всегда была немногочисленной, именовалась сначала — «Рыцари Креста Господня», и мало кто о ней знал. Первоначально то была совсем небольшая религиозная группа, основанная неким Иоанном Прованским. Прославились тем, что высшей доблестью у них считалось принять смерть на кресте, как это сделал Иисус Христос. Они вообще ненавидели человеческую жизнь, зато обожествляли смерть. Они верили, что любой человек совершил в своей земной жизни столько тяжких грехов, что ничем, кроме как мученической смертью, искупить их уже невозможно. А кто искупит, попадет в рай. Таким образом и поступали: брали из своей компании кого-нибудь достигшего необходимого просветления, живьем приколачивали к кресту и оставляли в таком положении умирать. Когда этот счастливчик испускал дух, его с креста снимали, заворачивали в белую ткань и хоронили. Иногда тряпку эту потом разматывали и оставляли у себя, в доказательство святости покойного, называя «плащаницей». Потом Рыцарей обвинили в ереси, и Балдуин Третий — король Иерусалимский — выгнал их из Палестины, а через несколько лет и сам умер во цвете лет. Есть версия, что он был отравлен по приказу изгнанных Рыцарей. Некоторое время «Рыцари Креста Господня» скрывались в Лангедоке, но, в конце концов, после Альбигойских войн, заодно с катарами, их чуть было не прикончила Инквизиция. К этому времени они сменили название на «Рыцари ключа и меча». Не все рыцари погибли — кое-кто всё же уцелел и скрылся. Осталось ядро организации, сохранились традиции и символика вместе с названием, унаследованные потом их духовными приемниками. От них же пошла эмблема — циркуль, ключ и меч. Всё это внешняя хорошо известная сторона Ордена, она богато отражена в литературе.

— То есть этой организации почти девятьсот лет? — удивился я этим словам Алексея.

— Да, а что вас так взволновало? Госпитальерам вот тоже девятьсот лет, а они до сих пор существуют. В любом случае, этот первый вариант происхождения Ордена, наиболее популярен. Вторым вариантом считается идея близкого родства со средневековыми корпорациями ювелиров, однако существуют теории и о более раннем ближневосточном происхождении, ещё до появления Ордена Тамплиеров. Хотя, сами Тамплиеры как раз и возникли в Палестине, после Первого крестового похода. Тут и Святой Грааль — таинственный христианский артефакт из средневековых западноевропейских легенд, обретённый и вновь утерянный, и катары, с их странной религией, орден Розенкрейцеров, масоны с мистической идеологией и прочие организации, которым не видно конца до наших дней. Правда так тесно переплелась с выдумкой и легендами, что истину сейчас установить практически невозможно. Да и ненужно. Как бы там ни было, в позднем средневековье и в начале нового времени Орден сделался немногочисленной, но сильной тайной организацией.

Тут Алексей перевел дух и выпил полстакана воды.

— Основная деятельность Ордена распространялась на огромную область Мира, в полосе — Иран, Левант, Южная Европа. На нашей земле отделения Ордена случались, но не всегда. Были продолжительные периоды, когда Рыцарей здесь не было вовсе. Многие великие люди оказались магистрами Ордена на Руси, а потом и в России. Князь Даниил Московский, Степан Разин, Пётр Первый, император Павел. В отношении других государей и политических деятелей бесспорных сведений нет… Доподлинно известно, что Степан Разин был посвящен во время своего похода в Персию, и пока соблюдал заповеди Ордена, одерживал победы. Но после того, как зарвался и допустил ряд грубых просчетов и совершил несколько преступлений и нарушений, не совместимых с идеологией Ордена, удача отвернулась от него. Похожая история произошла с Петром Первым. Павел тоже не удержался, связался с Госпитальерами, даже стал их Великим Магистром, вследствие чего и был вскорости убит заговорщиками.

— А после Павла?

— Вот после Павла достоверных сведений не имеется. Известно только, что в России представительство Ордена находилось в соборе святой Екатерины в Петербурге. Негласно, разумеется. Особенно темно стало в двадцатом веке: Рыцари умели прятать своё присутствие. Сам символ — ключ и меч — имеет более чем богатую многовековую историю. Первоначально ключ и меч — атрибуты этрусской богини Вант, или Ванф, как иногда произносят, обитавшей в мире мертвых. Она была между людьми и Загробным Миром. Своим взглядом посылала смерть, сопровождала умерших, охраняла их в случае необходимости и открывала врата мира мертвых. В руке держала факел, освещавший путь в преисподнюю. Вант судила мертвецов по земным делам их. Впоследствии ключ, перекрещенный с мечом, стал совместной эмблемой апостолов Петра и Павла. Символом апостола Павла был меч, то есть орудие, которым Павел был казнен, а ключ — знак апостола Петра, с ключом в руке охраняющего райские врата. Известна печать Степана Разина, с изображением ключа и меча. Эта же эмблема изображена и на личной печати Петра Первого. Тот же знак попал на знамя Невского полка, и присутствовал в росписи кабинета резиденции князя Ижорского и Петербургского генерал-губернатора Меньшикова на Васильевском острове. В символике императора Павла ключ и меч также неоднократно встречается. Теперь о циркуле. Вообще-то циркуль — инструмент для рисования окружностей, дуг и измерения расстояний, в частности, на картах, стал потом известным масонским символом. Но вначале он был знаком расчета и осмотрительности, символом продуманности действий. Из-за путаницы, я уж не знаю, случайной или сознательной, старую организацию, уходящую корнями в века, стали путать с какой-нибудь из организаций масонов. Вероятно, «Рыцари ключа и меча» специально маскировались под последних, но тут трудно что-либо сказать с точностью: различная мистическая подоплека им была мало интересна. Как я уже говорила, Рыцари — практики. Они добивались тайной власти и незримого влияния, а для отвода глаз постоянно печатали какие-то мистические издания и усиленно распускали туманные слухи о собственном могуществе. Следствием этих глухих и темных недомолвок стали многочисленные романы и фильмы, в наше время наводнившие окружающую среду.

— То есть, это был просто отвлекающий маневр? Камуфляж?

— Типа того. Довольно рано Рыцари отказались от своих кровавых ритуалов и распятий собственных адептов. Вообще, история Ордена коренным образом отличалась от остальных подобных организаций. Орден мало интересовался всякими бесплодными мистическими учениями. Рыцари были, как я уже говорил, практиками, и занимались только тем, что давало реальную пользу здесь и сейчас. Они всегда внимательно следили за достижениями человеческой мысли, поэтому находились в курсе новейших открытий. Тех, что можно использовать в реальной жизни. Отличительная особенность современных «Рыцарей ключа и меча» — внешняя закрытость. Они никогда не опровергают слухов в свой адрес, не отвечают на враждебные выпады. Очень часто официальные источники вообще отрицали существование Ордена. Сейчас одно из основных предприятий Ордена — «Лобниак Фармасьютикалс» — транснациональная фармацевтическая корпорация с головным офисом в США. Второй организацией, духовного, так сказать, толка, является Единая Христианская Апостольская Церковь. Если руководство Рыцарей — голова Ордена, то Лобниак и ЕХАЦ — руки, вернее, перчатки на руках.

— А откуда этот апокалипсический заговор?

— Откуда… всё оттуда. Сейчас точно неизвестно, когда именно у Рыцарей появилась идея сокращения населения планеты, но такой проект возник, был руководством Ордена утвержден, и началось подготовка к его осуществлению. Их идея заключалась в том, что мир перенаселен ненужными людьми, от которых необходимо избавиться. Резко сократив население, заговорщики стремились уменьшить нагрузку на Землю и добиться процветания оставшейся элиты — самих членов Ордена. И вот Рыцари объявили войну всему Миру. Но, тем не менее, рыцарям приходилось как-то искать подходящие кадры, вот они и проводили всевозможные акции. В разное время это были различные мероприятия, но обязательно охватывающие массы людей. Например в наше время тестировали химические препараты на добровольцах, выискивая по ходу дела «людей нового типа». Кто-то никак не реагировал, кто-то не годился, а у кого-то, как у вашего шефа или у меня, возникали проблемы. Они потом освобождались от таких людей, с проблемами. Так, на всякий случай. Вступив в Орден, неофит получал какой-нибудь предмет с орденской эмблемой. Это мог быть брелок, портсигар, медальон, гравюра. Что-то такое, что можно носить с собой или держать дома, беспрепятственно выставив на всеобщее обозрение. Надо же было им как-то узнавать друг друга. Сам символ был чудо как хорош. Похож на масонский, вот его и приняли на вооружение. Но это только моё личное мнение, могу ошибаться. В Москве, одним из пунктов обмена артефактами служила та антикварная лавка, куда вас не ко времени занесла нелегкая. И, как в том комедийном фильме, вы ненароком купили бронзовую шкатулку. Дальше — всё понятно и так. А раз вы потребовали товарный чек, и назвали организацию, они решили, что покупки осуществляет ваш начальник, а значит — шкатулка у него. Искали шкатулку сначала в институте, потом у него дома, а после, когда поняли в чем дело, то и у вас. Когда нашли, изъяли.

— Но почему, если идеология возникла давно, практически осуществлять её Рыцари решили только сейчас?

— Ну почему же, только сейчас. Попытки были и раньше. Всё эти эпидемии, чудовищные межнациональные проекты, идеологические установки, призванные сократить население? Ещё со средневековья Рыцари пытались истреблять ненужные, как им казалось, массы людей.

— Минуточку, но кто ж тогда, по их мнению, стал бы их кормить? Дураками они вроде как не были.

— Совсем не были. Сельскохозяйственные организации Ордена всегда были очень эффективны, и Рыцари прекрасно обходились собственным натуральным хозяйством. Так например, ещё в Средние века Рыцари заметили, что в Северной Африке пшеница вызревает урожайнее, чем в Южной Европе. Довольно быстро они установили, что это из-за фосфоритовых почв Карфагена-Туниса. Потом Рыцари научились то же самое проделывать в Европе — добавляли на свои поля молотый фосфорит, которого в Европе всегда хватало. В стенах резиденций Ордена колосились хлеба, и вызревал богатый урожай, а за пределами орденских стен царили голод и недород. Рыцари усовершенствовали сельскохозяйственную технику ещё римского изобретения, поэтому на их полях трудилось мало народа, так что особых трудностей с продовольствием Орден не испытывал.

— Извините, что перебил, — снова встрял я. — Вы говорили, что Рыцари со времен средневековья пытались проводить какие-то акции. Но тогда же не было оружия массово поражения.

— Не совсем так. Оружие было, хоть и не столь эффективное, как в двадцатом веке. Например — эпидемии. Вы знаете, что первая пандемия чумы была организована Орденом Ключа и Меча?

— Да бросьте? — усомнился я вслух.

— Точно, и тому есть доказательства лежащие прямо на поверхности. Агенты Ордена в тысяча триста тридцать восьмом году привезли и выпустили в густонаселенных городах Центральной Азии черных чумных крыс, которых раньше там не было. Уже тогда Рыцари знали, каким образом передается болезнь, и умели защищаться от неё. Почти полтора десятка лет «черная смерть» опустошала Старый Свет. Чтобы отвести даже тень подозрений, среди людей намеренно распространялись дикие и нелепые слухи. Рассказывали, что чума — это месть евреев за выселение их из Палестины, за погромы и унижения со стороны христиан. Что это они, евреи, пили якобы кровь младенцев и будто бы отравляли воду в колодцах, и прочий бред. Против несчастных евреев ополчились массы обезумевших людей. По всей Европе прокатилась волна погромов, за евреями охотились в буквальном смысле этого слова. Самые идиотские обвинения выдвигались в их адрес. Если в доме собирались несколько евреев, то оттуда уже никого не выпускали: дом поджигали и ждали, когда ни в чем не повинные люди сгорят заживо. Их заколачивали в бочки и топили в Рейне, сажали в клетки и пускали на плотах вниз по реке. Это был геноцид. Однако от этих зверств масштабы эпидемии нисколько не уменьшались. А потом зараза добралась и до Руси. Достаточно вспомнить Ваганьковское кладбище в Москве, которое, собственно, и было образовано возле села Ваганьково для захоронения чумных трупов. Умерших свозили со всех уголков Москвы и закапывали в братских могилах. Но, к счастью, местные климатические условия не дали широко распространиться этой болезни.

— Нифига себе, — пробормотал я. — Не верится…

— Но всё это было не то, и не так. Орден оставался неудовлетворен. И только в Первую Мировую появилось действительно эффективное оружие массового поражения. Отравляющие вещества. Однако сразу же изобрели противогаз и химзащиту, что разко снизило эффективность. Появилась гражданская оборона, несмотря ни на что, она бы действительно помогла как-то защитить население при химической атаке. Сдвиг произошел только после Второй Мировой войны. Ядерное оружие Рыцарями было сразу же отвергнуто — слишком разрушительно для всего живого. Зато химия, вызвала особый интерес. Особенно бинарное химическое оружие, изобретенное ещё немцами. Основная идея состояла в том, что поражающий агент образуется в результате смешения нетоксических и безопасных для персонала компонентов. И вот уже в середине двадцатого века проводились интенсивные работы по дальнейшему совершенствованию бинарных отравляющих веществ. Вот, посмотрите этот материал. Я заложил нужную страницу.

Алексей передал мне тоненькую книжечку в скверном картонном переплёте. На очень скудно оформленной обложке значилось:

В.Н. Рябинкин И.В. Барыкин

НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ХИМИЧЕСКАЯ ВОЙНА

Я открыл на закладке и стал читать с самого верха:

…на вооружение войск поступили вещества нервно-паралитического действия, являющиеся фосфорорганическими соединениями. Целый класс этих соединений отличается весьма сильным воздействием на людей и хорошо знаком специалистам. Помимо того, в пятидесятых годах был разработан перспективный бинарный нервно-паралитический препарат чрезвычайно мощного действия, получивший, по аналогии с советским пропагандистским кино-памфлетом пятьдесят третьего года, обозначение — «Серебристая Пыль» (по английски — «Silver Dust» или SD, читается как эс-ди, а по-русски, «эс-дэ»). Поражающий агент обладал исключительно высокой активностью и легко проникал через кожу. Так, прикосновение к какой-либо поверхности даже через несколько часов после нанесения SD, неизменно приводило к летальному исходу.

Химические отравляющие вещества бинарного типа имеют ещё одну особенность. Их разработка и оснащение ими носителей позволяет обойти любые международные соглашения, ведь нельзя запретить производство нетоксичных компонентов: каждое в отдельности не является отравляющим веществом и может применяться (и применяется!) во вполне мирных целях, поэтому массовое производство можно наладить быстрее, чем классических токсических веществ. Последнее объясняется тем, что синтез классических токсических соединений и снаряжение ими соответствующих носителей осуществляется только на особом оборудовании высококвалифицированным персоналом, в то время как производство нетоксичных компонентов бинарных препаратов можно быстро развернуть на обычных фармацевтических предприятиях, выпускающих продукцию гражданского назначения.

Новый класс современных бинарных отравляющих веществ обладает ещё большей эффективностью, но не страдает теми недостатками, что свойственны его предшественникам. Так например SD25 (читается как «Эс-Ди Твенти Файф» или — «эс-дэ двадцать пять», если по-русски) приобретает активность только при попадании в организм, а его бинарные компоненты, каждый в отдельности, нетоксичны и спустя время распадаются на воздухе. Однако даже ничтожные концентрации обоих компонентов в крови взаимодействуют с образованием токсического агента, что и приводит к быстрому смертельному исходу. Затем поражающий агент распадается, но уже по иной схеме. Нетоксичные бинарные компоненты могут проникать через кожные покровы быстрее предшественников. Например, комбинация с обычным…

— Ознакомились? — спросил Алексей, когда я вернул ему книжечку. — Так вот, работы в этом направлении, как часто это случается у военных, шли широким фронтом. Препарат разрабатывался в различных версиях, со множеством тупиковых маршрутов и заброшенных тем. Одна из таких версий была забракована экспертами в силу отсутствия быстрого летального эффекта: результат оказывался непредсказуем и отсрочен во времени. Но — неизбежен. Военных такое не устраивало, секретные разработки и материалы по этому варианту были окончательно законсервированы и отправлены в закрытый архив. Но кое-кто этими результатами заинтересовался. Каким-то образом данные были похищены из военных архивов и поступили к другим людям. Вот, посмотрите этот материал.

Алексей передал мне листок формата А4 с распечатанным текстом.

Лобниак Фармасьютикалс

(Lobniak Pharmaceuticals) — транснациональная компания, один из лидеров мировой фармацевтики. Занимается разработкой и распространением биологически активных веществ и лекарств, от самых дешевых для широкого круга потребителей, до эксклюзивных дорогостоящих препаратов. Проводит политику агрессивной рекламы своей продукции. Ходили слухи, что компания сотрудничала с военными при разработке средств, запрещенных Всемирной организацией здравоохранения, однако многочисленные официальные расследования ничего противозаконного не выявили, и все обвинения были впоследствии сняты. Логотип — стилизованная буква «L» обвитая эскулаповой змеёй…

Хайспот

(Highspot) продукт известной компании — Хайспот Интернэшнл (Highspot International) оригинальный прохладительный тонизирующий газированный напиток коричневого цвета, изобретенный в 1899 году американским фармацевтом Мартином Джоном Алленом из Нью-Йорка. Первоначально назван — «Напиток Аллена», В состав входили: карамель, фермент липаза и экстракт маньчжурских орехов. Изобретатель приписывал своему напитку целебные свойства и заверял также, что его продукт способствует улучшению пищеварения и общего самочувствия. Привычное название и широкое признание Хайспот получил в 1913 году. В 1965 году «Хайспот Интернэшнл» выпустила диетический вариант своего продукта. Эмблема напитка — развернутая бабочка.

Оригинальный состав Highspot, представленный на суд в США в 1965 году в связи с расследованием Сенатской комиссией:

Фруктоза: 7500 фунтов

Вода: 1200 галлонов

Карамель (жженый сахар): 11 галлонов

Сок цельного грейпфрута: 12 галлонов

Ортофосфорная кислота: 58 фунтов

Этиловый спирт: 0,5 галлона

Лимонная кислота: 6 унций

Кориандровое масло: 2 унции

Липаза: 0,5 унции

Экстракт маньчжурского ореха: 5 унций

В дальнейшем рецептура подвергалась незначительным изменениям. Последнее время всё чаще поднимаются вопросы, является ли употребление продукта Хайспот полностью безопасным для здоровья, и может ли данный напиток быть полноценным элементом человеческого рациона. Специальные исследования показали, что какого-либо специфически негативного влияния Хайспот на организм не оказывает, и воздействие напитка на здоровье не отличается от подобного для сходных продуктов. Так, не рекомендуется пить сильногазированные напитки лицам, страдающим заболеваниями желудочно-кишечного тракта. В частности: острым и хроническим гастритом, в том числе сопровождающимся повышенной желудочной секрецией, язвенной болезнью желудка и двенадцатиперстной кишки, нарушениями со стороны желчевыводящих путей, заболеваниями поджелудочной железы и другими патологическими состояниями.

— Прочитали? Нас интересует вот эта строчка — «В дальнейшем рецептура подвергалась незначительным изменениям». Однажды в прессе прошла вполне правдивая информация, что карамельный краситель, метилимидазол — придающий жженому сахару коричневый цвет — в определенных концентрациях обладает ярко выраженным канцерогенным действием. В результате компания отказалась от карамели, а вместо неё стала употреблять рафинированный сахар и пищевой краситель «аналогичный натуральному». Это и есть те самые незначительные изменения. Вещество проверили на клеточных культурах, животных и людях-добровольцах, оно оказалось полностью безвредно в малых дозах и получило разрешение комитета по контролю за пищевыми продуктами. Вот этот-то краситель, условно названный Е198, и является одним из компонентов бинарной отравы. Второй компонент называется Тризилон и в качестве дополнительного вещества может входить в состав многочисленных лекарств, в частности Айвирона — хорошо известного нового средства укрепления потенции. Тризилон тоже испытывали на культурах клеток, животных и добровольцах, в частности — на наших студентах, и тоже ничего опасного не выявили. То есть побочные эффекты, как мы теперь знаем, бывают, но исключительно редко. Подобно его «второй половинке», вещество нетоксично, способно быстро разлагаться, попав в окружающую среду, не содержит примесей галогенов и фосфорорганики, при его изготовлении не применяются растворители, а единственным побочным продуктом является этиловый спирт. Производство полностью соответствуют требованиям «зеленой химии». Продукция «Лобниак Фармасьютикалс» теперь всюду, тот же Айвирон широко разрекламирован, особенно в развивающихся странах. Из-за невысокой цены и доступности, он стал необыкновенно популярен в Азии и Африке, в городах и странах с плотным населением. Сейчас все лекарства выпускают без добавки Тризилона, но он прописан в дополнительных вариантах рецептуры продуктов «Лобниак Фармасьютикалс», и в любой момент таблетки с Тризилоном могли поступить на рынок. Например — с тем же Айвироном. Или не с Айвироном, так с чем-нибудь ещё. С каким-нибудь препаратом от похмелья или от насморка. С леденцами или жвачкой, да с чем угодно. Ведь большинство людей что-то да принимает. Лекарства, витамины, стимуляторы, пищевые добавки, просто витамины от усталости, прописанные или не прописанные врачом. И очень-очень многие пьют Хайспот. Никто бы даже не заметил и не сообразил, что война уже началась, просто люди вдруг стали бы умирать. От инфарктов, инсультов, внезапной остановки сердца, вообще без видимых причин…

— Разве в современном мире такое возможно? Ведь любое вещество, применяемое в лекарствах или в еде, проходит многократные проверки!

— Да, на токсичность и мутагенную активность, об этом я уже говорил. Теперь самое интересное — фирма «Лобниак Фармасьютикалс» является эксклюзивным производителем Тризилона, Айвирона и Е198 — красящей добавки для Хайспота. Она же разработала протектор, ну, противоядие против SD25. Название у него длинное, и для простоты наречем его анти-SD25 или АСД — совершено безвредное вещество, в норме никак не влияющее на здоровье. Но если в человеческий организм попадет SD25, то АСД тут же заблокирует его компоненты, отравление не произойдет, и защищенный пациент вообще ничего не заметит. Препарат долго дорабатывали, тестировали, и даже проводили пробные испытания. Помните эти неожиданные смертельные эпидемии, вдруг возникшие ниоткуда, а потом так же неожиданно исчезнувшие вникуда? Это на обычном населении проводились «полевые» испытания SD25. Сначала, на какой-нибудь завод «Лобниак Фармасьютикалс» поступал сигнал «зарядить» партию некоего препарата. В торговую сеть, где-то, неважно где, шла очень ограниченная серия заряженных Тризилоном таблеток, а потом устроители акции следили за прессой и проводили свои подсчеты.

— Вот суки! — фальшиво возмутился я. Мне всё ещё казалось, что слушаю какой-то придуманный политический триллер в духе Фредерика Форсайта. Кстати, нашим многочисленным авторам самиздата не мешало бы внимательно ознакомиться с творчеством маэстро с целью узнать, как следует писать добротные книги. — И никто так и не догадывался?

— Похоже, что никто, это же был прием, многократно обкатанный в фильмах и разных политических детективах, — будто угадал мои мысли Алексей. — Никто бы просто не поверил. Улик вообще не было. И потом, как я уже говорил, все данные засекретили и отправили в архив. Но, каким-то образом эта информация была похищена, а затем взята на вооружение руководством Ордена Ключа и Меча. Ведь всё уже оказалось готово. Посредством фармацевтической компании «Лобниак Фармасьютикалс» производство одного из компонентов SD25 поставлено на поток. Первый из компонентов уже повсеместно распространен. Например, в этом сосуде, — Алексей взял в руку бутылку популярной газировки, — содержится две необходимые дозы пищевого красителя Е198 — первого компонента SD25. Если в течение двенадцати часов я приму какую-нибудь таблеточку заряженную Тризилоном, вторым компонентом SD25, то мне каюк. А этот второй компонент — нейтральный стабилизатор — мог поступить в производство в любой момент, достаточно «непринципиального» изменения в рецептуре тех или иных (или всех сразу) препаратов производимых «Лобниак Фармасьютикалс». И самое неприятное, что такое изменение может быть внесено дистанционно, через компьютерную сеть. Через Интернет. А продукция «Лобниак Фармасьютикалс» сейчас повсюду, зайдите в любую из аптек, да и Хайспот можно купить во всяком продуктовом магазине.

— Да, но мы-то здесь причем? — так и не понял я.

— Теперь что касается наших дел. Руководство Рыцарей Ключа и Меча, намеревалось нанести удар неожиданно, по сигналу. Все, кого планировалось сохранить для будущего, обязаны были получить противоядие. На всякий случай. И получали. Распространяли его через различные точки, в частности — посредством антикварных магазинов. Антикварная лавка — идеальное место, если подумать. Так уж вышло, что вы пришли как раз в то время, когда должен был явиться человек за очередной партией АСД. В качестве пароля точно в нужное время, в шестнадцать часов сорок пять минут, надо было попросить товарный чек на ту самую бронзовую шкатулку с характерной гравировкой. Появись вы в магазине в другой момент, вы вообще бы не увидели её на прилавке, а, учитывая, что в таких магазинах и так-то редко что-либо покупают, вероятность накладки практически исключалась. Почему-то курьер на несколько минут опоздал. Продавец запомнил вас плохо, видимо больше следил за вашими руками и надеялся на видеорегистраторы. Но тут вам опять повезло — ваше лицо ни разу не попало в поле зрения камеры. Если бы вас нашли сразу, то пристукнули бы без особых церемоний. Позже, когда всё выяснилось, заговорщики бросились в ваш институт, но там ничего не обнаружили. Шкатулки не было, и никто ничего не знал. Очень тщательно проверили все помещения, а когда ничего не раскопали, начали изучать руководителя, по приказу которого проводились закупки. Вот тут у них что-то не заладилось, Асмикин, директор ваш, стал чего-то подозревать, слишком уж они активно взялись за дело. А когда они выяснили, что в студенческие годы ваш Ава участвовал в качестве испытуемого в экспериментах с SD25, их подозрения превратились в уверенность. Таких совпадений не бывает. Обшарили его квартиру, дачу, даже квартиру его тогдашней любовницы. И, к своему удивлению, нашли документы по «Лобниак Фармасьютикалс», те самые, о которых ваш директор намекал мне в последнем письме. В результате решили его немедленно ликвидировать. Акцию провели обычным для Рыцарей способом — подменили таблетки. Асмикина хватил инсульт, при падении разбился стакан с газировкой, пропорол шею и ваш директор умер от потери крови. А документы, которые он мне обещал показать, потом тихонечко изъяли, так же, как и вашу шкатулку. Это они умели и отлично осуществляли.

— То есть сначала они меня просто не смогли найти?

— Почти так. Потом, конечно, вас быстро вычислили, и сразу же поняли, что вы вообще не в курсе происходящего, но когда вы стали что-то вынюхивать и опрашивать возможных свидетелей, они немного забеспокоились. Конечно же, они отлично понимали, что вы ничего не знаете о сути вопроса, но превентивные действия всё же были предприняты. К вам залезли в квартиру и изъяли шкатулку вместе с содержимым, ещё раз убедившись, что вы, что называется, не в теме. Вы даже не открывали её и ничего не заметили. Ещё раньше, вас несколько раз предупреждали, дабы не слишком активно ворошили прошлое. Кстати, вы и так действовали не очень-то рьяно. Проще всего для них было бы вас убрать, но они до поры до времени не хотели особо светиться — и так уже по институту шли упорные разговоры, что директора кто-то убил, а произойди внезапная смерть человека, что начал осуществлять что-то типа расследования, возникли бы лишние вопросы. А шум раньше времени был им совсем не нужен, несмотря на всю силу организации. Неожиданные подозрения могли немного, но помешать. Они-то ждали сигнала, были убеждены, что уже очень скоро наступит «день икс», потоки «Эс-Ди Твенти Файф» разольются по всему миру, и для значительной части населения Земли наступит конец света. Большинство людей исчезнет, и многие города сделаются похожими на картины вашей подруги. Кстати, о ней. Я, в силу своей деятельности, немного знаком с её творчеством. Действительно очень талантливая девушка.

— Вы видели Машины картины? — удивился я. — А где… извините, перебил.

— Да ничего страшного. Вообще-то я объясняю несколько сумбурно, а начать надо с момента, когда был опубликован широко известный доклад, в котором специалистами обстоятельно и аргументировано, доказывалось: Земля перенаселена, экология нарушена, и через пару десятков лет неконтролируемый рост населения и промышленности приведет к необратимым изменениям в жизни нашей планеты. Знающие люди били тревогу и призывали правительства принять меры. Но мировые лидеры никак не реагировали — им не до того. Что они могли сделать? Да и не понимали они доводов специалистов. Кто они по образованию, все эти политики? Юристы, финансисты, экономисты, отставные военные… короче говоря — вояки, бюрократы и торговцы. Естественные науки они не изучали, не знают, и знать не желают. Для них это бессмысленный набор звуков. Никаких реальных рецептов никто предложить не мог, да и не хотел. Зато этот доклад прочитали и хорошо осознали Рыцари Ордена. Они-то как раз могли предложить решение, и прекрасно знали, что надо осуществлять и как. Ещё раньше они отказались от форматирования районов с «лишним населением» средствами массового поражения, типа химических, бактериологических или ядерных зарядов. Ядерная зима, тотальное заражение, эпидемии, гибель растений и животных — это был уже не их путь: такое плохо бы сказалось на экологии планеты. Зато избирательное и быстрое уничтожение значительной части людского населения им вполне годилось. Сокращение исключительно человеческой популяции, причем сразу и повсеместно, считалось для Рыцарей делом богоугодным. Сами-то они оставались, и никак не пострадали бы от нанесенного удара. Вся связь у Рыцарей шла через «Глубинный Интернет», и, скорее всего, никак не отслеживалась.

— Сколько же им надо было агентов, если так…

— Не так уж много, как кажется. Ведь для выполнения простой или механической работы они, посредством нейрохимического программирования воспитывали живых исполнителей, которые, получив определенный сигнал, делали то, что им приказывали. А потом забывали. Как муравьи, они бессознательно осуществляли определенную кем-то запрограммированную работу, бессознательно общаясь посредством химических сигналов. Помните, в ходе наших поисков вы наткнулись на информацию о наркотике под названием бурунданга? Дело в том, что в случае применения, этот препарат оставляет человека в полном и ясном сознании, но всецело, на сто процентов лишает собственной воли. Что скажешь, то человек и сделает, без малейших колебаний и угрызений совести. Что угодно. Так вот, после окончания действия пациент почти ничего не помнит из совершенного под влиянием препарата. Фактически бурунданга — идеальный зомбификатор, который в виде порошка можно добавить в еду, питье или в какие-нибудь безобидные таблетки — вещество не имеет ни вкуса, ни запаха. Можно сделать инъекцию раствора, или закапать в нос, выдав за средство от аллергии, например. А можно просто пыхнуть порошком в лицо, и через пару минут человек весь будет твой. «Лобниак Фармасьютикалс» поставило производство аналогичного препарата на поток. Алкоголь усиливает действие.

— Но рядовые исполнители…

— А простых исполнителей выращивали в специализированных кружках внешкольного образования. Для вида детей обучали чему-нибудь невинному: рисованию, живописи, изготовлению кукол, собиранию окаменелостей, художественной керамике… А параллельно пичкали соответствующими веществами. За многие годы этой техникой Рыцари овладели в совершенстве. Зато подготовленный выпускник, получив определенным образом закодированный приказ, мог кого-то убить, что-нибудь подменить, где-то что-то взорвать. Как «ассасин», только ещё лучше. Мог кого-нибудь отравить бурундангой и приказ передать дальше. Причем такой человек до и после жил обычной жизнью, а о самой акции ничего сказать бы потом не смог, потому, что не помнил, или помнил, но фрагментарно.

Тем временем день шёл к вечеру, солнце ощутимо клонилось к западу, внезапная весенняя жара стала спадать.

— А сами рыцари? — спросил я. — Все запаслись противоядием?

— Ну, не совсем все. Те, кого руководство посчитало достойными жить в новом мире. Организацию подвела её же сильная сторона — излишняя централизация и абсолютная иерархия со слепым подчинением по вертикали. Когда верхушку Ордена уничтожили, то остальные её члены оказались совершено беспомощны. Они не знали ничего. Ни банковских счетов, ни ключевых паролей, ни систем доступа и каналов доставки, да и списки организации хранились только в компьютерах руководителей. Организация перестала существовать.

— Но тогда каким образом, при такой хорошей организации, их удалось переиграть?

— Я точно не знаю всех деталей, но схема такова. Операция по уничтожению Ордена проведена молниеносно — Великий магистр и его ближайшее окружение были уничтожены, во время ежегодного совещания, а вся информация с компьютеров погибла вместе с самими компьютерами. Для этого потребовалось перепрограммировать несколько беспилотников, снабдить их соответствующими боеголовками и нанести сокрушительный удар по штаб-квартире Ордена. Новости в Интернете смотрите? Ну и вот. Атаку списали на исламских экстремистов. Официально было объявлено, что взорвали поместье крупного бизнесмена, во время приема гостей. Что интересно, одна из террористических группировок действительно взяла на себя ответственность за произошедшие взрывы!

— Да, но органы госбезопасности? Там должны быть разного рода профессионалы? Или я что-то пропустил?

— Не знаю, как там насчет профессионалов, но рассчитывать на государственные структуры не приходилось — они бы или не поверили, или затеяли длинное-предлинное расследование, а время было бы упущено. Исламские террористы тоже отпадали — последнее время они утратили способность держать в секрете подготовку к своим акциям. Единственная организация, которая действительно могла помочь, оказалась латиноамериканской наркомафией: их люди везде, включая правительство, армию и полицию. Они-то и нанесли удар Ордену. Перепрограммирование беспилотников, кстати, осуществляли наши, российские хакеры. Причем команду подбирали из тех, кто был не в ладах с законом, и согласился работать за страх, а не за деньги. Кстати — ваш друг-хакер был в этой команде совсем не последним человеком. Как конкретно было организовано, я сказать не могу — просто не в курсе. И слава богу: некоторые вещи лучше вообще не знать. Вот где-то так.

— А этот Тризилон…

— Да, интересная история у этого Тризилона. Первоначально он создавался как стимулятор мозговой активности. Потом, в ходе испытаний, совершенно случайно выяснилось, что в сочетании с другим фармацевтическим препаратом он обладает странными побочными эффектами. Вы уже знаете какими, я рассказывал. Впоследствии, он был засекречен, как бинарный компонент SD25, об этом я тоже уже говорил.

— Так, — задумчиво пробормотал я. — А как же теперь эта «Лобниак Фармасьютикалс»? Фирма же осталась цела и невредима.

— Осталась. И что? Все приказы шли сверху, и без команд со стороны Рыцарей она превратилась в обычную фармацевтическую компанию.

— Но кто же, в конце концов, убил нашего директора? — вдруг вспомнил я. — Кто заменил таблетки? Кто исполнитель?

— Сигнал, видимо, подавали из Центра, кто-то из тех людей, что осуществляли руководство Орденом. Дальше всё работало автоматически: сигнал управления пошел по цепочке, а непосредственно убить мог кто угодно. А вся верхушка Ордена была уничтожена взрывом беспилотника, и от кого именно поступил сигнал, теперь уже выяснить вряд ли удастся.

— То есть завещание Асмикина тут было совершенно ни при чём? — на всякий случай уточнил я. Вообще-то и так давно догадался, что первая моя идея вела в никуда.

— Абсолютно. Ложный путь. Как вы почти сразу выяснили, убийца Асмикина кто-то из тех семи человек, что заходили в кабинет на протяжении последнего часа его жизни. В результате убил тот, кто сам того не желал и не осознавал, поэтому имя непосредственного исполнителя, мы, вероятнее всего, никогда уже не выясним. Да и стоит ли?

— Думаю, что не стоит. Да, и последний вопрос можно? Почему вы во всем так хорошо разобрались?

— Ну, так, — усмехнулся Алексей, — ведь не только же от вас я получал разнообразные отчеты. Масса народа действовала в параллельном режиме. А уж просуммировать данные, систематизировать их и сделать выводы, это, что называется, дело техники. Только не спрашивайте меня, на кого я работаю и зачем. Не надо.

30. Решение задачи

Через два месяца настало настоящее петербургское лето, заканчивался июнь, и даже неприветливое северное солнышко давало достаточно тепла, чтобы как следует нагреть покатую железную крышу.

По случаю долгожданной погоды Маша облачилась в весёленькую оранжевую маечку, джинсовые шорты-обрезки и кеды на босы ноги. «Чтоб с крыши не соскользить» — объяснила она мне, пока одевалась.

Один из Машиных друзей, тот самый бородатый дядька с «Паперти», являлся старшим по этому дому, и был столь любезен, что дал нам ключ от своей крыши. Мужик оказался довольно известным в своих кругах художником-урбанистом и часто писал картины прямо здесь, под питерским ветром. «Для настроения», как он потом объяснял. Мы с Машей сидели на пышущей жаром наклонной железной поверхности и смотрели на панораму старого Петербурга. Прямо под нашими ногами открывался один из самых знаменитых дворов-колодцев, на дне которого прятался очаровательно-миниатюрный и трогательный до слёз садик с тенелюбивыми растениями.

Я рассказывал несколько отредактированную и цензурированную версию событий прошлых семи месяцев.

Когда рассказ, наконец, закончился, Маша ещё долго молчала, обрабатывая полученную информацию.

— Слушай, а что за сведения ты покупал у того чиновника, а потом Евгению давал на переработку?

— Ну, это же естественно. Персональные данные фигурантов. Я точно знал, что у Антона они настоящие, а не формальные. Емейлы, телефоны. Аськи, у кого они есть.

— Может, ты всё врёшь? Или я умом тронулась? Может, мне уже в психушку пора? Ведь всё, что я тут сейчас услышала, выглядит полнейшим бредом.

— Совсем как в мультике о Простоквашино, — усмехнулся я. — Если бы мы с ума сошли, то не оба сразу. Да и не нужно тебе ни к какому психиатру. Там начнут лечить, и что потом станет с твоей головушкой, вообще неизвестно. Наша психиатрия — самая неточная наука, к тому же такая крутая, что с ней лучше не спорить. Да и не только наша. Вон, в Америке — один профессор из Стэнфорда устроил занятный эксперимент. Выбрал восемь абсолютно нормальных добровольцев: трех психологов, психиатра, педиатра, художника, домохозяйку и ещё кого-то, не помню уж, кого именно. Не суть. Потом их всех он направил на консультацию в соответствующие клиники, как обеспокоенных своим психическим здоровьем. Все рассказывали о себе правду, кроме одного — они якобы слышали голоса, говорящие слова: «стук», «глухой» и «пустой». Врачи сочли этих людей душевнобольными и госпитализировали в надлежащие стационары. Всех. Уже в психбольнице добровольцы вели себя вполне нормально, объясняли врачам, что чувствуют себя замечательно, и никаких голосов больше нет. Тем не менее, все находились на излечении полтора месяца. В результате: семерым был поставлен диагноз «шизофрения», а одному — «маниакально-депрессивный психоз». После выписки эскулапы обрисовали состояние пациентов как «улучшенное» или «в стадии ремиссии», но ни один врач не диагностировал выздоровление. Никто из докторов не догадался, что лечил здоровых. Их раскололи соседи по палате — те решили, что перед ними либо журналисты, либо инспектора больниц. Есть там такие тайные проверяющие. Но самое забавное случилось потом. После публикации итогов эксперимента, психиатры страшно возмутились и поставили результаты под сомнение, заявив, что такие грубые ошибки просто невозможны. Грозили судом. Профессор предложил эксперимент повторить, заявив, что направит к ним ещё какое-то количество мнимых больных. Клиники тщательно обследовали пару сотен следующих пациентов. Из них выловили сорок «засланцев», поставив им диагноз «псевдобольной». На самом деле профессор никого больше не направлял.

— Хе-хе… Погоди, я не поняла — тех восьмерых, их выходит, залечили до полного сумасшествия, так что ли?

— Нет, по-моему. Врачи просто не просекли фишку, что им здоровых подсунули.

— Это ты тоже в ходе расследования нарыл?

— Какая же ты догадливая, просто страшно делается. Случайно вот наткнулся на эти сведения, только они к делу не относятся, как ты понимаешь.

— Меня тоже однажды чуть не залечили, было такое.

— Н-нда?

— Да. Помнишь, я рассказывала о незнакомце, что научил меня рисовать?

— Помню, конечно. Но причем тут этот дядька?

— Я же говорила, что нас собралось там человек двадцать, учились мы всяким художественным приемам и быстро овладевали техникой рисунка. Не за просто так, разумеется. В перерывах нас кормили школьными завтраками, у которых мне мерещился какой-то странный подозрительный привкус. Ну, мало ли что бывает. Съедать всё было обязательно. Мы ели, пили, но однажды Маринка… мы вместе там учились, я уже говорила, нет? Так вот, она жрать эту гадость отказалась — не то изжога у неё возникла, не то аллергия, не помню. Короче — она приносила жратву с собой из дома, а ту, что давали, спускала в сортир. Но с ней неприятности там случились. Начать с того, что она перестала учиться — как только начиналась новая тема, или техника, то все быстро её осваивали, а Маринка никак. Потом выяснилось, что и завтраки она не съедает, короче выгнали её нафиг. А меня собственные родители, когда я уже все уроки получила, положили в психушку.

— Тебя-то зачем?! — удивился я.

— Ну, подумали, что странная я вся такая стала, и рисунки у меня страшные. А меня лечили там какой-то гадостью, отчего голова была будто ватная, никаких мыслей и желаний не стало. Рисовать не могла. Потом прошло вроде бы, даже Художку вон закончила, но мало ли что могло…

— А Маринка? — спросил я. Что-то новое вдруг зародилось в сознании, нечто ещё не оформленное в мысль, на уровне подсознательной ассоциации и предчувствия.

— Что ей сделается, её ж выгнали. Потом она поступила в какой-то платный университет по выпуску госчиновников. Она вообще считала, что надёжнее под кого-то лечь, у кого-нибудь отсосать или кому-то заплатить, кто добычу потом разделит с кем надо и так обеспечит поступление, а впоследствии и диплом. Ей и в голову не приходило, что образование можно за так получить, просто обучившись своему делу. По её убеждению, экзамен гораздо проще купить. Это хорошо, что благодаря тому юристу, которого ты нашел, теперь моё имя восстановили, и никто не усомнится, что Мария Петроградская это я, а Маринка просто мой дилер и вполне официально продает картины с моей подписью в своей галерее. Вроде и мне польза и ей, каждый любимым делом занимается. Но она как была стервой и сукой, так и осталась, и никуда от этого не денешься. А выглядит такой лапонькой, такой кисулей, если хорошо её не знать. Видел, недавно опять по её телеку показывали? Вот и думаю, если б она тогда не выпендривалась, отучилась бы со мной, а затем в Художку бы поступила, как я, то и не было бы ничего, а? И стервой такой потом не стала бы. Всё-таки рисование, вообще искусство, хорошо на характер действует, позитивно. Успокаивает, добру учит творчество…

Но я уже не слушал. Мысль, что зародилась в моей голове, начала шевелиться там и расти, как червяк в яблоке.

— Слу-ушай, — задумчиво протянул я, разглядывая её красивые ноги, — а почему девушки вообще иногда становятся стервами? Такими рождаются или делаются вдруг, в процессе индивидуального развития? Как думаешь?

— Хм… Тебя действительно моё мнение интересует? Для начала дай точное определение стервы.

— Пожалуйста, сейчас попробую… Так… Стерва в современном значении — женщина без видимой причины делающая эмоционально тяжелым существование окружающих её людей. Так примерно. Это моё понимание.

— Ну, да, ты же у нас всегда любил всё на свете классифицировать, — задумчиво изрекла Маша, будто припоминая чего-то давно прошедшее. — Думаю, в стерв превращаются из-за воспитания, собственной жестокости, меркантильности, пофигистического отношения к окружающим и безмерно эгоистической любви к себе. Плюс избалованности сначала родителями, потом мужиками. Но установка, что «все должны, а я принцесса» из семьи идёт.

Некоторое время я молчал, мысленно отбрасывая один за другим все возможные варианты ответов.

— Итак, — наконец изрек я, — подытожим. Скорее всего, стервами становятся из-за отсутствия необходимого воспитания в детстве, и как следствие формирование самой примитивной и на первый взгляд удобной философии. Ну и наследственность конечно нельзя исключить. Генотип, так сказать. Вот взять, к примеру, секретаршу нашего покойного директора. И ребенок у неё был, и платили неплохо, а внутренней вредности-стервозности хватало на четверых…

— А знаешь, я была в вашем институте незадолго до смерти директора, — перебила Маша. — Прямо в тот день.

— Зачем? — спросил я, прекрасно зная о том, что Маша была тогда у Асмикина. Но что это меняло?

— Вспомнила, когда ты эту вашу вредную секретаршу упомянул. Я тогда в одной московской компьютерной шараге работала, художником. Фирма всякие разные проги тестировала и разрабатывала, сайты, всё понемножку.

— Ну, как же, как же, — кивнул я. — Ведь я ж тебе и посоветовал туда поступить. Немного тамошнего начальника знаю, вот и замолвил за тебя словечко при случае.

— Я, типа, в курсе, но спасибо сказать не могу, извини уж. Не понравилось мне там. Так вот, мой тогдашний завотделом велел отвезти договор в ваш институт. Чего-то мы там для вас делали. По-моему, разрабатывали концепт нового сайта. Заартачилась сначала, заявила, что не моё это дело по Москве бегать, и вообще, а он наорал, что заказ срывается, что курьеры не справляются, а мне всё равно по дороге. Уговорил, короче. Ладно, думаю, припомню я тебе. Заодно, погляжу на заказчика тех своих эскизов для этого вашего музея. Но из-за своей подавленной рисованием стервозности взяла да и сперла коробочку с лекарством, что наш завотделом пил. В карманчик сумочки незаметно спрятала. Пусть, думаю, помучается, а вечером отдам. Там что-то от давления что ли или от сердца… не помню. Так вот, привожу договор вашему директору, а он же в лицо меня не знал, понятия не имел, что это я ему эскизы делала. Думал — просто курьерша. Раньше-то я через секретаршу всё передавала, не видела его. А я возьми да и скажи, кто я для него есть, и спросила как там мои эскизы? И когда, наконец, он платить надумает? Он офонарел было, потом загрустил, начал извиняться, всякую хуйню молоть про задержки финансирования по каким-то грантам, а после стал ко мне клеиться. Это вместо извинений, или вместо оплаты что ли? Приставать начал, за жопу меня лапать. Газировкой всё угощал, которую сам пил. Я взяла да и треснула ему в дыню своей сумочкой, а оттуда раз — коробочка с лекарством и выпала. Из кармашка. Он вдруг обрадовался так. Вот, говорит, лекарство моё, только производитель другой. А то, говорит, у меня уже таблеток нет, принимать надо, а в аптеку идти некому — секретарша ушла давно. Продай, говорит, всю коробочку! Вот ведь удумал — продай! А завотделу что возвращать? За так одну таблеточку ему выдала, лишь бы отстал. Что потом было, уже не помню. Прихожу на работу, а завотдела-то и нет — ушел пораньше, с ним такое случалось иногда. Ну, думаю, после верну. А потом ту коробочку я уже не нашла, потеряла, видимо, вот и решила помалкивать. Потому и запомнила, что был приметный логотип: английская буква эль обвитая змейкой.

— А какую газировку Асмикин пил?

— Хайспот. Я почему помню, у меня она тоже любимая была, пока мой учитель, ну, который хромой, не объяснил, что гадость это, здоровью вредно, молодым девушкам совсем ни к чему. Но иногда всё-таки… Эй, чего это с тобой?

Всё встало на свои места. Что-то будто щелкнуло в моей голове — это мысленный червяк, появившийся там, выбрался, наконец, на свободу. Мне вдруг всё стало, наконец, понятно. Совсем всё. Только вот толку теперь от этого понимания никакого, более того, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы истина никогда не выплыла бы наружу и умерла бы вместе со мной. Правильно говорила Сфинкс: «ищи среди самых близких». Моих, самых близких.

Чтобы скрыть беспокойство и как-то отвлечь внимание от темы, я хихикнул и сказал:

— Да ничего, просто прикол тут один неожиданно вспомнил. Есть такая задачка, шизофреников определять. Шизофреники отвечают мигом, а нормальному человеку требуется хорошенько подумать, прежде чем правильное решение задачи найти, или же совсем не догадываются. Значит так. Комната с дверью, а внутри две совершенно одинаковые лампочки. Снаружи — два выключателя. Когда дверь открыта — ни один не работает. Если лампочки включены, то дверь блокируется и войти нельзя. Надо узнать какой выключатель какой лампочкой управляет?

— А что тут думать? Нажал один выключатель и подождал несколько минут. Выключил. Зашел и выяснил, какая из двух ламп горячая.

— Нет. Не дотянешься. Думай дальше.

— Попросить кого-нибудь войти, закрыть дверь, включить, выключить, а потом спросить, какая из двух горела.

— Не пойдет. Ты одна.

— А, поняла. Надо просто включить любую и посмотреть. Ведь дверь блокируется, если лампочки включены, а не включена. Значит, при одной горящей лампочке дверь открыть можно.

— Браво! Ты или действительно шизофреничка, или просто очень умная.

— Ещё что-нибудь скажешь?

В этот момент, откуда-то прилетела сравнительно редкая для Петербурга бабочка — павлиний глаз, и села Маше прямо на переносицу. Художница засмеялась, а неожиданная гостья развела свои вишнево-красные крылышки с четырьмя переливающимися глазками, тут же сложила их, вспорхнула и улетела.

«Говорят, — подумал я, — это добрый знак. Проверим, а вдруг — правда?»

— Что тут скажешь? — произнес я вслух, — Разве то, что ты мне безумно нравишься, и будь я помоложе, то влюбился бы в тебя и попросил бы выйти за меня замуж, — вдруг неожиданно для самого себя ляпнул я.

— Кстати, ещё ничего не поздно, — задумчиво сказала девушка. — Я люблю взрослых мужчин.

Беспокойное чувство ещё держалось, но уже совсем не то, и не так. Иначе и намного приятнее, чем когда-то. Тревога уходила, и не было той тоскливой черноты и отчаянного бездушия. Получается, мир устроен сложнее, чем я думал раньше? Ну и пусть. Чем больше в мироздании форм и нюансов, тем ярче ощущения, тем интереснее жизнь.