Лавка миров

Добравшись до конца длинной, доходившей до плеча гряды серого щебня, Уэйн очутился перед Лавкой миров. Он сразу узнал ее по описаниям друзей. Это была маленькая лачуга, сооруженная из поломанных досок, листа оцинкованного железа, остатков автомобильного кузова и потрескавшихся кирпичей. Снаружи все это было неровно вымазано бледно-голубой краской.

Уэйн оглянулся на длинную каменистую тропку, дабы убедиться, что за ним никто не следит. При мысли о собственной дерзости его бросило в жар. Он крепче зажал в руках сверток, открыл дверь и быстро прошел внутрь.

— Доброе утро, — сказал хозяин.

Он тоже был именно таким, каким его описывали: высокий старик с хитро прищуренными глазами и угрюмый ртом. Звали его Томпкинс. Он восседал в древней качалке, на спине которой примостился сине-зеленый попугай. В лавке был еще стул и стол. На столе лежал заржавленный шприц.

— Я узнал о вашей лавке от друзей, — сказал Уэйн.

— Тогда вам известно, сколько я беру, — сказал Томпкинс. — Принесли?

— Да, — сказал Уэйн, приподняв сверток. — Но я хотел бы узнать…

— Все они одинаковы, — сказал Томпкинс, обращаясь к попугаю. Попугай мигнул. — Валяйте, спрашивайте.

— Мне хотелось бы знать, что на самом деле происходит в это время.

Томпкинс вздохнул:

— Происходит вот что. Вы мне платите. Я делаю вам укол, от которого вы засыпаете. Затем, с помощью кое-каких приспособлений, которые у меня за стеной, я освобождаю ваше сознание.

Кончив, Томпкинс усмехнулся, и Уэйну показалось, что его молчаливый попугай тоже усмехнулся.

— А потом?

— Ваше сознание, освобожденное от тела, сможет выбрать любой из бесчисленных миров-вероятностей, которые постоянно существуют вместе с Землей.

Широко улыбнувшись, Томпкинс приподнялся в своей качалке. В его голосе послышалось вдохновение.

— Да, да, мой друг, хотя вы, наверное, и не подозревали этого, наша потрепанная Земля с момента своего рождения из огненного чрева Солнца сама начала порождать альтернативные миры-вероятности. Любые крупные или ничтожные события отражаются в несметном числе миров. И Александры Македонские и амебы — все создают эти миры; велик или мал камень, брошенный в воду, от него все равно расходятся круги. Каждый предмет отбрасывает тень, не правда ли? Земля, друг мой, существует в четырехмерном пространстве, и видимое материальное отражение Земли в любой данный момент является лишь ее трехмерной тенью. Миллионы, миллиарды Земель! Бесконечный ряд Земель! Ваше сознание, освобожденное мною, сможет выбрать любой из этих миров и на некоторое время поселиться в нем.

У Уэйна было неприятное чувство, будто перед ним балаганный зазывала, рекламирующий чудеса. И все же, напомнил он себе, за свою жизнь он насмотрелся такого, чему раньше ни за что бы не поверил. Ни за что! Поэтому возможно, что чудеса, о которых рассказывал Томпкинс, тоже могут осуществиться. Уэйн сказал:

— Мои друзья еще говорили…

— Что я отъявленный мошенник? — перебил его Томпкинс.

— Некоторые из них намекали на это, — осторожно заметил Уэйн. — Но я стараюсь не быть предубежденным. Они еще рассказывали…

— Я знаю, о чем рассказывали ваши друзья — у них ведь одно грязное на уме. Они рассказывали вам об удовлетворении желания. Именно об этом вы хотели услышать?

— Да, — сказал Уэйн. — Они говорили мне, что чего бы я ни пожелал… чего бы ни захотел…

— Вот именно, — сказал Томпкинс. — Именно так, а не иначе. Можно выбирать из бесконечного множества существующих миров. Ваше сознание выбирает, руководствуясь только желанием. Главное то, в чем заключается ваше сокровеннейшее желание. Если вы втайне мечтаете совершить убийство…

— Нет, нет, ни в коем случае! — воскликнул Уэйн.

— …тогда вы попадете в мир, где разрешается убивать, где вы будете купаться в крови, где вы превзойдете самого графа де Сада или Цезаря, или любого другого вашего идола. А вдруг вы стремитесь к власти? Тогда вы выберете мир, где вы будете богом в буквальной смысле. Может быть, кровожадным — Джагернаутом или всемудрым Буддой.

— Я очень сомневаюсь, что я…

— Есть и другие желания, — продолжая Томпкинс. — Все, что может родить воображение ангела или дьявола. Половые извращения, обжорство, пьянство, любовь, слава — все что пожелаете.

— Поразительно! — сказал Уэйн.

— Да, — согласился Томпкинс, — конечно, мой краткий перечень не исчерпывает всех возможностей, всех комбинаций и трансформаций желаний. Вполне возможно, что вам захочется скромного, мирного, пасторального существования среди идеализированных туземцев на одном из островков южных морей.

— Это больше по мне, — робко засмеялся Уэйн.

— Но кто знает? — сказал Томпкинс. — Вы можете даже и не подозревать о своих действительных желаниях. Вы можете даже хотеть собственной смерти.

— И так часто бывает? — озабоченно спросил Уэйн.

— Иногда.

— Я бы не хотел умирать, — сказал Уэйн.

— Так почти никогда не бывает, — сказал Томпкинс, глядя на сверток, который Уэйн держал в руках.

— Если так… Но откуда я знаю, что все это правда? Плата чрезвычайно высока, мне придется отдать все, что у меня есть. А кто вас знает, дадите мне снотворного, и все мне приснится. Отдать все, что у меня есть, за… дозу героина и набор красивых фраз.

Томпкинс успокаивающе улыбнулся:

— Испытываемые ощущения не похожи на то, что дают одурманивающие средства; не похожи они и на сновидение.

— Если это правда, — слегка раздраженно сказал Уэйн, — почему нельзя навсегда остаться в мире своей мечты?

— Я работаю над этим, — сказал Томпкинс. — Вот почему я беру такую высокую плату — чтобы достать материалы, чтобы экспериментировать. Я пытаюсь найти способ сделать трансформацию устойчивой. Пока мне не удается ослабить путы, привязывающие человека к Земле и влекущие его назад. Даже великие мистики не смогли порвать этих пут, не прибегая к смерти. Но я не теряю надежды.

— Если вы добьетесь успеха, это будет великим событием, — вежливо заметил Уэйн.

— Безусловно! — выкрикнул Томпкинс с неожиданной страстью. — Тогда я превратил бы свою несчастную лавку во врата спасения! Трансформация стала бы бесплатной, бесплатной для всех! Каждый смог бы тогда отправиться в мир своей мечты, в мир, для которого он создай, и оставить эту проклятую Землю крысам и червям…

Томпкинс оборвал себя на середине фразы и неожиданно заговорил с ледяным спокойствием:

— Однако я увлекся. Пока я еще не нашел способа бегства с Земли, по надежности не уступающего смерти. Возможно, мне это никогда не удастся. А пока я вам предлагаю съездить в отпуск, переменить обстановку, ощутить другой мир, взглянуть на собственные мечты. Вам известно, сколько я беру. Я возмещу плату, если то, что вы будете ощущать, вас не удовлетворит.

— Вы очень добры, — с искренним чувством сказал Уэйн — Но есть еще одно обстоятельство, о котором рассказывали мне друзья. Я имею в виду сокращение жизни на десять лет.

— Здесь ничего не поделаешь, — сказал Томпкинс, — и этого не возместишь. Мой метод требует колоссального напряжения нервной системы, что, естественно, ведет к сокращению продолжительности жизни. Это одна из причин, по которым наше так называемое правительство объявило мой метод незаконным.

— Однако оно не слишком строго следит за соблюдением запрета, — заметил Уэйн.

— Верно. Официально мое изобретение запрещено, как вредное мошенничество. Но чиновники тоже люди. Им тоже хочется покинуть Землю, как и всем другим.

— Отдать все, — задумчиво проговорил Уэйн, крепко сжимая в руках сверток. — И вдобавок потерять десять лет жизни! За исполнение моих тайных желаний… Вы знаете, я должен это хорошенько обдумать.

— Думайте сколько влезет, — сказал Томпинкс безразличным тоном.

Уэйн думал не переставая, пока возвращался домой. Он все еще думал, когда поезд прибыл в Порт-Вашингтон на Лонг-Айленде. Сидя за рулем машины на пути от станции домой, он вспоминал хитрое морщинистое лицо Томпкинса и думал о мирах-вероятностях и об исполнении желаний.

Однако размышления эти пришлось отставить, как только он вошел в дом. Его жена Джейнет хотела, чтобы он построже поговорил с домработницей, которая снова начала выпивать. Сыну Томми потребовалось помочь с парусной лодкой, которую нужно было спускать на воду на следующий день. А его маленькой дочке не терпелось рассказать, как она провела день в детском саду.

Уэйн вежливо, но строго поговорил с домработницей. Он помог Томми нанести еще один слой медно-рыжей краски на днище парусника и выслушал рассказ Пегги о ее приключениях на детской площадке.

Позже, когда детей уложили и они остались одни в гостиной, Джейнет спросила, нет ли у него неприятностей на работе.

— Неприятностей?

— Ты чем-то озабочен, — сказала Джейнет. — Что-нибудь произошло?

— Да нет, все было как обычно…

Он ни за что не расскажет ни Джейнет, ни вообще кому бы то ни было, что он брал выходной и ездил в эту сумасшедшую Лавку миров к Томпкинсу. Не собирался он обсуждать и право каждого человека хоть раз в жизни исполнить свои самые сокровенные желания. Джейнет, с ее прямолинейностью и здравым смыслом, никогда этого не понять.

В конторе наступили горячие дни. На Уолл-стрите царила паника из-за событий на Среднем Востоке и в Азии, и биржа на это реагировала, Уэйн углубился в работу. Он старался не думать об исполнении желаний ценою всего, чем он обладал. Да еще потерять десять лет жизни. Бред! Старый Томпкинс, верно, выжил из ума!

С субботы на воскресенье он уходил в плавание с Томми. У старого парусника был неплохой ход, и швы в днище почти не пропускали воду. Томми попросил купить новые гоночные паруса, но Уэйн ему отказал. Может быть, в следующем году, когда цены установятся. Пока же придется обойтись старыми.

Иногда вечерами, когда дети спали, они с Джейнет отправлялись на паруснике. В проливе Лонг-Айленд в такие часы было спокойно и прохладно. Парусник скользил среди мигающих бакенов, держа курс на большой желтый диск луны.

— Тебя что-то беспокоит, я чувствую, — сказала Джейнет.

— Милая, не надо!

— Ты от меня что-то скрываешь?

— Нет, ничего.

— Правда? Тогда обними меня крепче. Вот так…

Парусник плыл некоторое время, никем не управляемый.

…Исполнение всех желаний…

Но наступила осень, и парусник нужно было поднимать на берег. Биржа несколько стабилизировалась, но тут Пегги подхватила корь. Томми хотел узнать разницу между обычными бомбами, атомными бомбами, водородными бомбами, кобальтовыми бомбами и всеми другими видами бомб, о которых писали газеты. Уэйн объяснил, как мог. Потом от них неожиданно ушла домработница.

Тайные желания — это, конечно, здорово. Допустим, он действительно хотел кого-нибудь убить или поселиться на острове в южных морях. Но у него были еще и обязанности. У него двое маленьких детей и чудесная жена, которой он не стоит.

Вот, может быть, ближе к рождеству…

Однако зимой из-за короткого замыкания начался пожар в пустой спальне для гостей. Пожарники потушили огонь. Ущерба особого не было, и никто не пострадал. Но о Томпкинсе пришлось на время забыть. В первую очередь нужно было заняться ремонтом спальни, ведь Уэйн очень гордился своим старинным домом.

Из-за международной обстановки конъюнктура была неопределенной. По бирже ползли слухи — а как там русские, арабы, греки, китайцы… И потом — межконтинентальные ракеты, атомные бомбы, спутники… Уэйн проводил на работе целые дни, а иногда оставался и по вечерам. У Томми началась свинка. Нужно было перекрыть крышу. Вскоре пришла пора позаботиться и о весеннем спуске на воду парусника.

Прошел год, а у него почти не было времени подумать о тайных желаниях. Возможно, в будущем году… А тем временем…

— Ну как? — спросил Томпкинс. — Чувствуете себя нормально?

— Да, вполне, — сказал Уэйн.

Он встал и потер лоб.

— Хотите, чтобы я возместил плату? — спросил Томпкинс.

— Нет. Ощущение было вполне удовлетворительным.

— Иначе и быть не могло, — сказал Томпкинс, подмигнув попугаю с грязной ухмылкой. — Так что же вы выбрали?

— Мир недавнего прошлого, — сказал Уэйн.

— Многие выбирают то же самое. Определили свое тайное желание? Что же это было, убийство? Или остров в Южных морях?

— Я бы предпочел не говорить об этом, — сказал Уэйн вежливо, но твердо.

— Многие не желают говорить со мной об этом, — угрюмо сказал Томпкинс. — Будь я проклят, если понимаю, почему так.

— Потому что… В общем, по-моему, мир тайных желаний является как бы священным, что ли, для каждого человека. Не обижайтесь… Как, по-вашему, сможете ли вы когда-нибудь сделать так, чтобы это было навсегда? Я имею в виду выбор того или иного мира.

Старик пожал плечами:

— Я пытаюсь. Вы узнаете, если это мне удастся. Все узнают.

— Да, видимо так. — Уэйн развязал сверток и выложил содержимое на стол. В свертке была пара армейских сапог, нож, два мотка медной проволоки и три небольших банки мясных консервов.

На мгновение в глазах Томпкинса вспыхнул огонек.

— Вполне достаточно, — сказал он.~ Спасибо.

— До свидания, — сказал Уэйн. — Вам спасибо.

Уэйн вышел из лавки и быстрым шагом направился туда, где кончалась каменистая гряда. За ней, насколько хватало глаз, простиралась плоская буро-серо-черная равнина, усыпанная щебнем. От горизонта к горизонту тянулись искореженные трупы городов, расщепленные стволы деревьев и поля мягкого белого пепла, который был когда-то человеческой плотью.

— Что ж, — сказал Уэйн вслух, — по крайней мере мы заплатили за все сполна.

Этот год в прошлом стоил ему всего состояния да десяти лет жизни впридачу. Был ли это сон? Все равно, он стоил этого! Но сейчас ему нужно было выбросить, из головы мысли о Джейнет и детях. С этим покончено, если только Томпкинс не усовершенствует свое изобретение. Теперь следует позаботиться о собственном существовании.

С помощью наручного счетчика Гейгера он обнаружил среди щебня дезактивированный проход. Успеть бы в убежище до наступления темноты, пока еще не вышли крысы. Если он не поторопится, то опоздает на вечернюю раздачу картофеля.