Лавуазье. Современная химия

Эпилог

Антуана де Лавуазье казнили на гильотине 8 мая 1794 года. Ему был 51 год, и он находился в самом расцвете сил. Он пал одной из последних жертв Террора, в котором захлебнулась революция, начавшаяся с водружения знамен свободы и равенства, а также взятия Бастилии 14 июля 1789 года. Затем последовала Декларация прав человека, написанная по образу Декларации молодых независимых американских колоний. Король Людовик XVI поначалу был оставлен на троне, хотя его власть и ограничили, но подозрения в измене, голод и инфляция вызвали падение монархии и привели его на гильотину в январе 1793 года. Королеву Марию-Антуанетту постигла та же участь в октябре.

В конце концов Террор утонул в собственной крови, и Максимилиан Робеспьер, его главный вдохновитель, был казнен на гильотине 28 июля 1794 года. Но для Лавуазье это произошло слишком поздно. Он работал в столь ненавидимом учреждении, как Генеральный откуп, и у него было более чем достаточно причин лишиться головы в такое смутное время. Одна из них, стоящая особняком, заключалась в том, что ученый не был способен представить всю степень низости некоторых людей: даже не тех из них, кто обезумел от голода и нужды, а тех, кто занимал удобные посты и взращивал в себе подлость и злопамятство. Лавуазье не сумел услышать предупреждений, которые давались ему одно за другим.

Первым «звоночком» была статья Марата в январском номере газеты «Друг народа», избравшая ученого объектом своей ненависти. И это вполне объяснимо, так как Лавуазье являлся символом того, чего не смог получить Марат: признания коллег и места в храме науки. Лавуазье не обратил на его выпад никакого внимания и продолжил служить Франции, сформулировав свои взгляды на образование и науку в отчете, который представил Республике.

Вторым предупреждением стала инициатива его коллеги, химика Фуркруа, соавтора «Метода химической номенклатуры», который в начале 1792 года предложил потребовать от академиков заявления об их лояльности Республике. Ответ Академии наук, несомненно, отражал мнение Лавуазье о том, что она оценивает не политические взгляды, а научные заслуги. Фуркруа не забыл своего унижения и стал одним из злейших врагов этого учреждения.

Однако именно красноречие художника Жака Луи Давида, друга Лавуазье, учителя Марии и их общего портретиста, нанесло решающий удар. В юности он был слишком оригинален для того, чтобы вписаться в чопорные рамки Академии художеств, и ему много раз отказывали в членстве по ничтожным причинам. И вот настал момент, когда художник произнес перед Национальным Конвентом страстную речь, в которой говорил о том, что Академия художеств, а вместе с ней и все другие академии представляют собой самый закостенелый символ старого режима, и попросил упразднить их «во имя справедливости, во имя любви к искусству и особенно во имя любви к молодости».

Декрет о закрытии академий был выпущен в августе 1793 года. Лавуазье не мог промолчать, наблюдая, по его мнению, за осквернением науки и за нападением на то, что было его домом большую часть жизни. Он сделал то, что умел делать лучше всего: стал писать послания, отчеты, меморандумы. Другие члены Академии, в отличие от него, осторожно хранили молчание. Именно тогда Лавуазье как бывшего откупщика начали называть «кровопийцей» и требовать его смерти.

Когда 1 декабря 1789 года врач Жозеф Иньяс Гийотен (1738-1814) заявил перед Национальным собранием: «Моей машиной можно снести голову в одну секунду, и вы не почувствуете боли», он не осознавал, что связал свое имя с самым крайним проявлением Революции. Этот прогрессивный медик, позднее внедривший вакцинацию во Франции, полагал, что использование этого устройства, которое он разработал вместе с хирургом Антуаном Луи, избавит приговоренных к смерти от страданий. До той поры смертная казнь выполнялась гораздо более жестоким образом: топор или меч, которые не срубали голову с первого раза, использовались для знати; простой же народ ждали повешение или четвертование. Изобретение, призванное, по мнению Гийотена, стать первым шагом к окончательной ликвидации смертной казни, превратилось в самое гнусное орудие времен Террора. От испытанного потрясения врач вместе с семьей сменил имя. Многие жертвы адской машины, среди которых были Людовик XVI и Лавуазье, лишились жизни на площади, названной площадью Революции. Лавуазье и Гийотен работали вместе в комиссии Академии, изучавшей в 1784 году случаи животного магнетизма, теорию которого создал доктор Месмер. Тогда комиссия признала Месмера шарлатаном.

Казнь Людовика XVI на площади Революции 21 января 1793 года. Позднее там же был казнен и Лавуазье.

Ученый не отреагировал и на последнее предупреждение, когда 24 ноября вышел приказ об аресте откупщиков. Тогда у него еще была возможность бежать и спрятаться. Он не покинул Францию и даже не уехал из своего имения во Фрешине; напротив, Лавуазье написал письмо в Национальный Конвент. Оно было передано в Комитет общественного образования, который в то время возглавлял Гитон де Морво, еще один соавтор «Метода химической номенклатуры». Этот «друг» не удостоил ученого ответом.

Тогда Лавуазье в порыве отваги или от нехватки здравомыслия сдался. Он был убежден, что Республика не может покарать одного из своих самых преданных и лояльных служителей, пусть он действовал и не на политической арене, а в своей лаборатории:

«Для заслуг перед человечеством и выплаты долга родине необязательно быть призванным на государственные должности, которые способствуют возникновению и возрождению империй. Физик также способен в тишине лаборатории и кабинета быть патриотом; он может надеяться своей работой уменьшить количество зол, которые поражают человеческий род, увеличить его радость и счастье. А если благодаря открытым им новым методам удастся продлить на несколько лет или хотя бы на несколько дней среднюю продолжительность жизни человека, он также может рассчитывать на славное звание благодетеля человечества».

Существует множество документов, свидетельствующих о поведении Марии в мучительные годы Террора, рисковавшей жизнью ради спасения жизни мужа и отца. Она часто навещала их в тюрьме. Последнее письмо, посланное ей из тюрьмы, свидетельствует о благодарности Лавуазье за это отношение:

«Моя карьера подходит к концу, и с тех пор как я узнал тебя, я наслаждался счастливым существованием, ты наполняла и наполняешь мои дни знаками своей преданности; и я навсегда сохраню чувство уважения и признательности по отношению к тебе. Моя задача выполнена, а ты еще можешь надеяться на длинную жизнь, не расточай ее понапрасну».

Но помощь Марии узникам не ограничивалась посещениями. До и после процесса она стучала во все двери, искала помощи друзей и знакомых внутри и за пределами Национального Конвента... Она требовала, угрожала, доказывала... просила справедливости, не милости. К несчастью, в тех обстоятельствах спасти Антуана де Лавуазье и Жака Польза могли только молитвы, жалобы и прошения — то, чего Мария делать не могла и не умела, будучи слишком гордой для того, чтобы унижаться перед якобинцами. И 8 мая 1794 года она видела, как ее муж и отец вместе с другими 26 откупщиками были казнены на гильотине в течение менее чем часа: на человека тратилось не более двух минут — машина доктора Гийотена действительно прекрасно работала. Из всех членов семьи присутствовала только Мария, жены других откупщиков бежали из Парижа, опасаясь, что нож гильотины может добраться и до их шеи.

Всего мгновение потребовалось им, чтобы срубить эту голову, но, может, и за 100 лет Франции не суждено породить еще одну такую.

Жозеф Луи де Лагранж, 9 мая 1794 года

Гильотина не могла испугать Марию, арестованную после смерти мужа и отца, а после освобождения вынужденную жить на милости бывшего слуги. Когда ей было возвращены состояние и документы Антуана, она бросила все силы на то, чтобы реабилитировать имя своего мужа и завершить его работу, опубликовав «Мемуары» ученого. Она понимала важность наследия Лавуазье и не щадила сил на то, чтобы сохранить его. И ей это удалось.

В 1804 году Мария вышла замуж за Бенджамина Томпсона, графа де Румфорда (1753-1814). Ее второй муж исправил единственную грубую ошибку Антуана: доказал, что никакого теплорода не существует. За исключением интереса к сущности тепла и окружающих физических явлений, у Лавуазье и Томпсона было мало общего, хотя их имена оказались связаны женитьбой на Марии. Тогда как самым большим стремлением Лавуазье было служение своей стране, граф предпочитал быть полезным самому себе. Румфорд побывал на грани смерти, когда в Массачусетсе его измазали дегтем и вываляли в перьях, обвиняя в измене соотечественникам; затем он был вынужден бежать из всех мест, в которых работал, обвиняемый во взяточничестве и бесчестном поведении. Но, в отличие от Антуана, умер граф в своей постели. Хотя у него и не было альтруистических намерений, он придумал и разработал множество полезных инструментов, дошедших до наших дней; его модель камина, например, используется до сих пор. Самым заметным вкладом графа Румфорда в науку является доказательство природы тепла как процесса передачи энергии. Оно опровергло похожую на теорию флогистона гипотезу о теплороде, которую не смог развенчать Лавуазье. Отношения Румфорда и Марии — «женщины-дракона», какой ее называл, — закончились благодаря «теплороду», когда Мария обдала кипятком любимые розы графа...

Граф де Румфорд, 1872 год.