Лёд и Пламя

Глава 26

Хьюстон подавила зевок и поспешила дальше по Лид-авеню, стараясь выполнить все свои поручения до того, как пойдет дождь. Из-за вчерашней суматохи в доме Пам Хьюстон так и не выспалась. А произошло вот что.

Закари пошел проведать своего кузена Яна в новый дом, купленный Эденом, и предложил пойти к Кейну играть в бейсбол. Не успел Ян выразить все, что он думал о Кейне, как Зак пригнулся и изо всех сил заехал головой в живот старшему брату. Они до исступления дрались минут тридцать, пока Эден не нашел и не развел их.

Когда Эден притащил Зака за шиворот домой, к Пам как раз зашел Джекоб. Он увидел своего дорогого внука в разводах запекшейся крови, все лицо в царапинах и синяках. А притащил его тот, кто имел самое непосредственное отношение к Таггерту.

И началось еще одно сражение.

Пам, обеспокоенную здоровьем сына, не интересовало, кто и почему его привел, однако Джекобу было не все равно. Он моментально напустился на Эдена.

— Я тут ни при чем, — сказал Эден и ушел.

Джекоб начал добиваться ответа от Зака, и, когда старик понял, что Зак защищал своего отца, гневу его не было предела. Он переключился на Пам и выложил все свои обвинения в несостоятельности ее как матери и вообще напомнил ей, откуда у нее появился ребенок.

В первый раз Хьюстон увидела проявление темперамента Пам и поняла, почему Кейн отверг ее в день свадьбы. И Пам, и ее отец говорили вещи, которые они вряд ли имели в виду. Они оба словно с цепи сорвались. Если бы Кейн и Пам решили жить вместе… И подумать страшно, во что бы это все вылилось.

Закари принял участие в перепалке, разрываясь между попытками защитить мать и желанием встать на сторону мужчины. Из этого ничего хорошего не получилось, потому что Пам и Джекоб вместе принялись на него кричать.

— Таким путем с Таггертом не справиться, — прошептала Хьюстон себе под нос.

Она встала между покрасневшими, кричащими людьми.

— Закари, — сказала она одновременно холодным и повелительным тоном. Все трое в удивлении уставились на нее. — Закари, ты пойдешь со мной, и мы вымоем тебя. Мистер Фентон, вы пошлете за своей коляской и вернетесь домой. Позже вы можете прислать букет цветов в качестве извинений. А ты, Памела, можешь идти наверх в свою комнату, умыться и лечь спать.

Она стояла не шелохнувшись, с протянутой к Закари рукой, пока Пам и Джекоб не подчинились. Мальчик смиренно взял ее за руку и пошел с ней на кухню. Он, конечно, был уже слишком большим, чтобы позволить женщине мыть ему лицо и руки, и тем не менее спокойно сел и позволил ей поухаживать за ним, как будто ему было четыре года. Спустя несколько минут он начал рассказывать ей о драке.

— Я думаю, ты был совершенно прав, защищая своего отца, — сказала Хьюстон.

Зак разинул рот:

— Но я думал, что тебе он больше не нравится.

— Взрослые просто дерутся не так, как дети. А теперь надень чистую рубашку, и мы с тобой пойдем навестим Яна.

— Эта сво-о… — начал Зак, но вдруг осекся. — Я не хочу его больше никогда видеть.

— Ты увидишь его и очень скоро, — сказала она, наклоняясь к нему, пока их носы чуть было не столкнулись.

— Да, мэм, — ответил Зак.

Хьюстон и Закари провели несколько часов у Эдена и остальных Таггертов. У Хьюстон было ощущение, что она оказалась в обстановке чьего-то медового месяца, поскольку Джин и Эден то и дело бросали друг на друга выразительные взгляды, когда они думали, что никто их не видит.

Шервин забрал мальчиков на задний двор рвать сорняки и собирать камни. Когда Хьюстон и Зак вернулись домой, он так устал, что забыл о своем гневе, а на завтра они с Яном уже договорились пойти играть в бейсбол с другими мальчиками из города, которых позвала Хьюстон.

Когда она наконец забралась в кровать, выслушав предварительно от Пам три извинения и четыре благодарности, она была в совершенном изнеможении. На столике около кровати стояла ваза с шикарным букетом красных роз от Джекоба Фентона для леди Хьюстон.

Она еще чувствовала себя усталой, когда спешила сесть на трамвай, пока не начался дождь.

Она была уже на углу Оперного Дома города Чандлера, когда разразилась гроза, грянул гром и на нее обрушились потоки воды; вдруг чья-то рука схватила ее и втащила в прилегающую аллею. Звуки бури поглотили крик Хьюстон.

— Сейчас все сюда сбегутся, если ты не прекратишь орать, — сказал Кейн, зажимая ей рот ладонью. — Это всего лишь я, и мне надо переговорить с тобой — всего секундочку.

Хьюстон разглядывала его сквозь струи воды, стекавшие по ее лицу.

— Это то же самое место, где я тебя зажал в тот первый раз, помнишь? Я спросил тебя, почему ты за меня заступилась перед этой несносной бабой. Получается, сегодня что-то вроде юбилея?

Его лицо смягчилось, пока он говорил, и, как только его рука на ее губах ослабла, она издала крик, который мог бы разбудить и мертвого. К сожалению, гроза опять заглушила ее, а те люди, которые еще оставались поблизости, спешили укрыться от дождя.

— Черт тебя подери, Хьюстон! — сказал Кейн, возвращая руку на место. — Что с тобой случилось? Мне всего-то нужно только поговорить. Я сейчас уберу руку, но если ты заорешь, то я уж придумаю, как тебя заткнуть. Поняла?

Хьюстон кивнула, но, как только он ее отпустил, она развернулась и побежала к выходу с аллеи. Кейн, проклиная свою наивность, в последнюю секунду успел схватить ее, и швы на корсаже ее платья затрещали и разошлись.

Хьюстон в бешенстве повернулась к нему, бросив взгляд на свое платье, которое теперь держалось буквально на одной нитке.

— Ты что, вообще не слушаешь, что тебе говорят другие? Я не хочу говорить с тобой. Если бы я хотела, то жила бы с тобой, — закричала она, пытаясь перекричать дождь. — Я хочу домой. Мне плевать, увижу ли я тебя снова.

Она уже повернулась, чтобы уйти, но Кейн остановил ее.

— Хьюстон, подожди. Я хочу тебе кое-что сказать.

— Можешь это сделать по телефону, — бросила она через плечо.

— Ты, маленькая сучка, — проговорил Кейн сквозь зубы. — Ты выслушаешь меня, чего бы мне это ни стоило.

Он схватил ее, при этом ее юбка окончательно оторвалась и они оба упали в грязь, которая представляла собой три дюйма болота, образовавшегося после трех дней непрерывного дождя. Хьюстон упала на живот, погрузившись лицом в липкую жижу, в то время как Кейн, оказавшийся на ней, остался сравнительно чистым.

— Слезь с меня! — сказала она, стараясь не разжимать губы, чтобы грязь не попала в рот.

Кейн перевернулся на бок.

— Хьюстон, дорогая, я не хотел причинить тебе боль. Мне всего лишь надо было поговорить с тобой.

Хьюстон села посреди лужи, но не стала пытаться встать, а вытерла грязь с лица подобранной юбкой.

— Ты никогда не хочешь никому причинять боль, — сказала она, — ты просто делаешь, что хочешь, и неважно, кто встает у тебя на пути.

Он улыбался ей.

— Ты знаешь, ты очень красивая, даже в таком виде.

Она сурово на него посмотрела:

— Что же это такое, что ты так хотел мне сказать?

— Я… хм, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне жить.

Она продолжала вытирать лицо.

— Конечно, ты хочешь. Я знала, что так и будет. Ты и Эдена потерял, так ведь?

— К черту, Хьюстон. Что ты хочешь, чтобы я сделал — упрашивал тебя?

— Мне совершенно ничего от тебя не нужно. Сейчас я мечтаю только об одной вещи: побыстрее попасть домой и принять ванну.

Она начала подниматься, преодолевая сопротивление липкой грязи и перепутавшихся обрывков юбки.

— Ты не можешь никому ничего простить?

— А ты можешь простить мистера Фентона? По меньшей мере, я не использую других для достижения своей цели.

Даже сквозь дождь Хьюстон заметила, как лицо Кейна от злости покрылось пятнами.

— Ну, с меня достаточно, — сказал он, приближаясь к ней и прижимая ее к стене. — Ты моя жена, и по закону ты принадлежишь мне. Мне плевать, уважаешь ты меня или нет, любишь или что ты там еще считаешь необходимым, ты возвращаешься жить ко мне. А самое главное, ты сделаешь это прямо сейчас.

Она посмотрела на него с достоинством, на какое только оказалась способна, принимая во внимание состояние ее лица.

— Я буду кричать всю дорогу, пока мы будем ехать, и сбегу при первой же возможности.

Он навис над ней, и она прогнулась назад.

— Ты знаешь пивоварню твоего отчима? Год назад у него были кое-какие финансовые проблемы, о которых он никому не рассказывал. Два месяца назад он в строжайшем секрете продал ее одному анонимному покупателю, который разрешил ему оставаться ее управляющим.

— Тебе? — прошептала Хьюстон, чувствуя спиной влажную кирпичную стену.

— Мне. А в прошлом месяце я купил отделение Национального Банка в Чандлере. Интересно, кто пострадает, если я решу прикрыть всю эту лавочку?

— Ты этого не сделаешь, — выдохнула она.

— Ты только что сказала, что я делаю, что мне вздумается, — не важно, кто встает на моем пути. И сейчас я хочу, чтобы ты вернулась в мой дом.

— Но зачем? Я никогда для тебя ничего не значила. Все, для чего я была тебе нужна, так это приблизить час расплаты Джекоба Фентона. Наверняка можно было бы найти кого и получше…

Он не обратил внимания на ее слова.

— Так что скажешь? Принесешь ли ты себя в жертву ради спасения целого города? Мой дом и моя постель в качестве мученического костра, естественно.

Неожиданно он схватил ее за подбородок, грубо лаская ее влажную, грязную кожу.

— Смогу ли я еще зажечь в тебе огонь? Смогу ли заставить кричать от удовольствия?

Он наклонил свою голову, как будто намереваясь ее поцеловать, но остановился в дюйме от ее губ.

— У тебя нет никакого выбора, насколько я могу судить. Либо ты едешь со мной прямо сейчас, либо заложенное имущество целой кучи людей так и не вернется к ним. Или твоя чванливая мораль важнее куска хлеба для многих людей?

Она заморгала от попавшей в глаза воды, то ли это были слезы, то ли дождь — она не могла понять.

— Я буду с тобой жить, — проговорила она, — но ты даже не подозреваешь, как холодна может быть Ледяная Леди.

Он не ответил, но поднял ее на руки и отнес в ожидавшую его коляску. Никто так и не произнес ни слова на всем пути до виллы Таггерта.

У Хьюстон не было больших проблем с тем, чтобы оставаться холодной по отношению к своему мужу, и только раз она чуть было не дрогнула. Она слишком хорошо помнила, для чего он на ней женился и какой она оказалась дурой, подумав, что любит этого эгоистичного мужчину. Лиандер, по крайней мере, поступил с ней честно, сказав ей прямо, что ему от нее нужно.

Хьюстон выполняла только самые необходимые обязанности по дому — и не больше. Она заново наняла слуг, но не затевала никаких развлечений и заговаривала с Кейном только в случае крайней необходимости и не реагировала на его прикосновения — что давалось ей тяжелей всего.

Первая ночь после переезда оказалась самой тяжелой. Он пришел в ее спальню и медленно прижал к себе. Хьюстон не позволила своему телу предать ее. Она оставалась холодной, как сталь. Это, возможно, оказалось самым тяжелым поступком, который она совершила за свою жизнь, но она не собиралась ложиться с ним в постель после того, как он так ее использовал. Ей удалось сдержаться и тогда, когда он отодвинулся и посмотрел на нее печальными глазами, как у маленького щенка. Она подумала, что он использует свой взгляд единственно, чтобы добиться своей цели.

На следующее утро он зашел в ее комнату и поднял с пола маленький сундучок. Хьюстон знала, что это был его свадебный подарок, и ей всегда было известно, что в нем находится, но она ждала, когда он сам преподнесет ей это. И теперь, когда он вывалил ей на колени бриллианты стоимостью около миллиона долларов, единственное, о чем она могла думать, это о том, насколько они холодны — почти такой же холод она ощущала внутри себя.

Кейн отступил на шаг и ждал ее реакцию.

— Если ты хочешь подкупить меня… — начала она.

Он прервал ее:

— К черту все, Хьюстон! Что, я должен был тебе рассказать о Фентоне до свадьбы? Мне и без того тогда трудно приходилось, когда ты пыталась получить Вестфилда, даже стоя перед алтарем. — Он подождал, не ответит ли она. — Ты же не будешь отрицать, что хотела Вестфилда?

— Мне кажется, не важно, что хочу я. Это ты можешь настаивать на своей точке зрения. Ты хотел дом, который бы поразил мистера Фентона, ты хотел жену, чтобы похвастаться перед ним. Не важно, что дом стоил миллионы, а жена тоже живое существо со своими собственными чувствами. Тебе все одно. Ты должен настоять на своем, и берегись тот, кто попытается тебе перечить.

Кейн, не говоря ни слова, покинул комнату.

Бриллианты сверкали на коленях Хьюстон, не глядя, она ссыпала их на покрывало, поднимаясь с постели.

Она проводила дни за чтением в своей гостиной. Слуги приходили к ней по разным вопросам, но в остальное время она оставалась одна. Ее единственной надеждой было то, что Кейн увидит, что она не хотела жить с ним, и отпустит ее.

Спустя неделю после ее возвращения он ворвался в ее комнату, сжимая в руке банковские счета.

— Какого черта это все должно означать? — заорал он. — Со счета миссис Хьюстон Чандлер Таггерт были сняты деньги за стиральный порошок, два ярда тесьмы и оплату телефонных разговоров из дома Таггерта.

— Мне кажется, я единственная, кто пользуется здесь телефоном, поэтому я должна за него платить.

Он сел в кресло напротив нее:

— Хьюстон, я когда-нибудь был скупым по отношению к тебе? Я когда-нибудь жаловался на то, сколько ты тратишь? Я когда-нибудь говорил или делал что-либо, что могло заставить тебя подумать, будто я прячу от тебя деньги?

— Ты обвинил меня, что я вышла за тебя ради твоих денег, — холодно ответила она. — Раз ты так дорожишь своими деньгами, то можешь их себе оставить.

Он было начал говорить, но неожиданно закрыл рот. Он долго смотрел на счета, а потом наконец тихо заговорил.

— Я сегодня уезжаю в Денвер, и меня не будет около трех дней. Я бы хотел, чтобы ты оставалась дома. Я не хочу, чтобы ты попала в какую-нибудь беду, например, пытаясь устроить беспорядок на угольных шахтах.

— И что ты сделаешь с невинными людьми, если я попытаюсь? Выбросишь пару семей на холод?

— Если ты не заметила, сейчас все еще лето.

Он подошел к двери:

— Ты меня не очень-то хорошо знаешь, верно? Я прикажу, чтобы банк присылал мне твои счета. Покупай, что хочешь.

С этим он оставил ее одну.

Как только он вышел, она направилась к окну и посмотрела на раскинувшийся внизу город.

— Ты меня тоже не очень хорошо знаешь, Кейн Таггерт, — прошептала она. — Ты не сможешь навечно засадить меня в этом доме.

Через три часа, убедившись, что Кейн уехал из дома, она позвонила преподобному Томасу и велела ему готовить повозку, потому что завтра Сэйди собирается навестить шахту «Маленькая Памела».