Леди, будьте плохой

Глава 10

Он в третий раз проехал в своей коляске мимо Марлоу-Хауса. Его терпеливый слуга наверняка думает, что хозяин сошел с ума. Каждый раз, приближаясь к дому, Рочдейл притормаживал, потом передумывал и проезжал мимо, потом снова передумывал и решал, что все-таки войдет в дом, а потом опять проезжал мимо. Чувствуя себя полным идиотом, он доехал до конца дороги и еще раз развернул лошадей. На этот раз он сделает это. Он остановится и войдет внутрь.

Грейс там не было – он знал, что она встречается с банкиром «Куттс и K°», – так что не получится использовать еще один визит в Челси как очередную попытку произвести на нее впечатление.

Он уже сделал это. И это помогло. Его вклад в благотворительность хотя и не совсем завоевал ее, но изменил ее мнение о Рочдейле, он это знал. Пожертвование дало ему законный предлог проводить с Грейс больше времени, а это необходимо, чтобы заслужить ее доверие. Чем больше он был в ее обществе, тем более заинтригованной она становилась, тем больше принимала свое влечение к нему, а у него было больше возможностей сыграть на этом влечении в неумолимом движении к своей цели.

Вчера в темноте маленькой буфетной Рочдейл на короткое мгновение подумал, что выиграет пари. Она возбуждала такую страсть, что он был близок к тому, чтобы задрать ее юбки и овладеть ею прямо там, на столе. Интересно, позволила бы она ему зайти так далеко, если бы голоса за дверью не напомнили ей и ему, что сейчас не время и не место для такой встречи? Наверное, могла бы, но он не был уверен, что она к этому готова. Она все еще боялась. Ее ошеломлял собственный чувственный ответ, возможно, потому, что это был для нее новый опыт, и она могла позволить ему увести себя в новый мир ощущений. Но когда Грейс приходила в себя, когда поднимала себя над моментом, она всегда пугалась, осознавая, как далеко зашла. Ей не нужно было говорить ему о своих страхах. Он чувствовал, как это пугает ее. Смущает. Заставляет стыдиться.

Грейс сказала, что не хочет этой страсти между ними. Конечно, она ошибалась. Она очень хотела ее, и он знал это. Они оба это знали. Для Рочдейла это было самой азартной задачей: заставить ее принять мысль, что она хочет его.

Успех был уже значительным. Каждый раз она немного ослабляла оборону. Ему уже больше не нужно было обманывать или выпрашивать у нее поцелуй. Она дарила его с готовностью, по крайней мере на мгновение. И это был гигантский шаг к окончательной капитуляции.

Боже, он уже почти не мог ждать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так безумно желал женщину. Если бы кто-то в самом начале сезона сказал ему, что он будет умирать от желания обладать чопорной, зажатой епископской вдовой, Рочдейл сказал бы, что еще не сошел с ума. Он никак не мог предвидеть такого. Пытаясь уговорами вызвать у нее чувственный ответ, он невольно вызывал и свое страстное желание. Наверное, это из-за взрывоопасной комбинации невинности и природной страсти. Те несколько моментов, когда она забывала о запретах и с головой окуналась в поцелуй, ее страстность и жажда сдерживались такой трогательной простотой, что у него перехватывало дыхание.

Он не лгал, когда говорил ей, что мог бы смотреть на нее целый день и не уставать. Грейс Марлоу была потрясающей красавицей. Не нуждаясь в искусственных украшениях, она обладала природной красотой, отшлифованной деньгами и высоким положением до высшего сияния английского совершенства: длинная шея, высокие патрицианские скулы, волосы густые и блестящие, как золотой соверен, сливочная кожа. Грейс была пиршеством для глаз, соблазнительным и прелестным.

Естественно, Рочдейл знал много красавиц, но Грейс была другой. Ее выделяла простота. Без сомнения, Грейс знала, что ее внешность красивее обычной – она ведь время от времени смотрит в зеркало, – но, похоже, не совсем осознавала это. Она не выставляла напоказ свою красоту и не пользовалась ею, чтобы получить превосходство над мужчинами, как это делает большинство женщин. Честно говоря, когда она на маскараде оделась Титанией, то казалась робкой из-за этого, как будто ее смущало, что она выставила свои прелести напоказ.

Да, определенно это смесь бесхитростной чувственности и естественной красоты заставляла Рочдейла так вожделеть ее. Она была так не похожа на опытных, часто пресыщенных женщин, с которыми он обычно спал. Он подозревал, что постель с Грейс Марлоу будет беспримерным наслаждением, редким и особенным.

Было почти стыдно вспоминать, что все это делается ради превосходной скаковой лошади и что он уйдет от Грейс сразу же, как только выиграет пари. Или в любом случае очень скоро после этого. Конечно, он может остаться и наслаждаться ею еще какое-то время, потому что, безусловно, иметь Грейс в любовницах будет чертовски приятно.

Надо не забыть поблагодарить Шина, когда все кончится.

Но в данный момент его головной болью была не Грейс. Рочдейл снова придержал лошадей, приближаясь к Марлоу-Хаусу, Он решил, что надо уже перестать быть идиотом и просто войти внутрь. Это правильно.

Прежде чем снова передумать, Рочдейл направил лошадей ко входу и остановил их. Нэт, его молодой грум, спрыгнул с заднего сиденья и встал, готовый принять вожжи, когда Рочдейл спустится со своего места.

– Мне прогулять лошадей, милорд?

Хороший вопрос. Рочдейл не знал, сколько пробудет здесь, тем более он не знал, что вообще здесь делает.

– Если я не вернусь через пять минут, прогуляй их. Если я не вернусь через полчаса, садись на козлы и прокатись вокруг квартала. Но смотри, не изматывай лошадей. Пусть просто двигаются спокойным, ровным шагом, пока я не вернусь.

– Да, милорд. Не спешите и не беспокойтесь о лошадках. – Парень улыбнулся, явно надеясь не увидеть своего хозяина в ближайшие полчаса.

Рочдейл поднял глаза на кирпичный фасад Марлоу-Хауса и тяжело выдохнул. Теперь, стоя здесь, он чувствовал себя глуповато. Он провел два дня, говоря себе, что никогда не вернется. Грейс может делать с его деньгами все, что ей заблагорассудится. Ему не нужно самому следить за усовершенствованиями. А что до Джейн Флетчер и ее семьи, он позаботится, чтобы они устроились в каком-нибудь безопасном месте, желательно подальше от Лондона и от него. Джейн пробуждает слишком много воспоминаний, которые он хотел бы забыть.

Он ненавидел того мечтательного дурачка, каким был когда-то, полного благородных идеалов и несбыточных мечтаний о будущем. Пожар и все, что за ним последовало, разбили все романтические надежды, которые у него еще оставались. Он был слишком занят, выкарабкиваясь из трясины долгов и отчаяния, в которой оставил его отец.

Одно только отчаяние привело его в игорный притон на Джермин-стрит, первый из многих, которые он посещал. С самого начала он был удачливым игроком, возможно, потому, что никакой риск не казался ему слишком большим. Он уже потерял все, что было ему дорого, – отца, дом, любимую девушку, – поэтому перспектива потерять все остальное казалась несущественной.

С тех пор он много раз возместил состояние Рочдейлов за карточным столом и на бирже. Он мог бы вернуться в Суффолк, отстроить дом в Беттисфонте и зажить там спокойной деревенской жизнью. Когда-то давно он хотел именно такой жизни вместе с Кэролайн Линдсей-Холмс и выводком темноволосых ребятишек, бегающих по поместью. Но это было очень давно, в прошлой жизни, и такое оседлое существование больше не привлекало его.

Теперь жизнь была легче. Наверное, гедонизм всегда такой. Он наслаждался своей жизнью, делал то, что ему нравилось, не отчитываясь ни перед кем. Он жил хорошо, но никогда не привязывался к вещам. Или к людям.

Вот почему он замешкался перед скромным кирпичным порталом Марлоу-Хауса. У него не было новостей для Джейн, хотя управляющий уже рассматривал несколько вариантов. И не было желания предаваться вместе с ней воспоминаниям о прошлых временах. Нет, это лицо юного Тоби он не мог выбросить из головы, мальчишку, который был так похож на старого друга. Мысль о том, что этот энергичный парнишка торчит здесь среди женщин, не давала Рочдейлу покоя. Мартин не одобрил бы этого. Честно говоря, он бы это возненавидел. Наверное, Тоби тоже. Рочдейл боялся, что в характере мальчика появится импульсивность, из-за которой его отец совершал столько озорства. Но озорство в Лондоне – это совсем другое дело. Это опасно. Тоби уже попробовал на вкус уличную жизнь. Трудно даже представить, чего он мог нахвататься в Сент-Джайлзе. Он ведь мог подумать, что достаточно умен, чтобы выжить самостоятельно.

Именно это неумолимо влекло Рочдейла в Челси. Он не хотел, чтобы сын Мартина пропал в трущобах Лондона. Он сделает все, чтобы избавить Тоби от этого, найдет Джейн работу в деревне, где ее сын сможет устраивать любые шумные шалости, которые устраивают мальчишки. А пока Рочдейл собирался дать ему отдохнуть от всех этих женщин.

Он поднялся на крыльцо Марлоу-Хауса и взялся за дверной молоток.

Грейс была невероятно довольна встречей с мистером Уиллетсом, архитектором, который должен был спроектировать новое крыло Марлоу-Хауса. Его наброски были разложены перед ней, покрывая стол в маленьком кабинете, который был у нее в Марлоу-Хаусе. Скоро Уиллетс представит более детальные планы, но первоначальные наброски, которые он представил сегодня, отражали все, на что она могла надеяться, и даже больше.

Она и представить не могла, что получит столько денег для Марлоу-Хауса и деятельности, которую он осуществлял, и, не теряя времени, стала использовать неожиданное щедрое пожертвование Рочдейла на доброе деле.

Теперь они могут позволить себе не только новое южное крыло. Они собирались добавить еще и второй этаж к северному крылу. Мистер Уиллетс справедливо гордился более гармоничным проектом и тем, как ему удалось объединить современные черты с конструкцией времен Реставрации. Но что еще больше радовало Грейс – в этих новых помещениях разместится жилье для многих и многих новых семей, расширятся мастерские и классы.

Теперь можно сделать отдельные классы для малышей и детей постарше. Миссис Чок настаивала, что новые классы нужно использовать, чтобы отделить мальчиков от девочек, но Грейс казалось более важным разделить их по возрасту. Ведь здесь дело не в том, чтобы девочки получали уроки хороших манер, пока мальчики учат греческий и латынь. Это дети, которых нужно просто научить читать, писать и считать, вне зависимости от пола. Если они научатся хотя бы читать, им будет гораздо легче найти работу, когда они повзрослеют. Одним из основных принципов Марлоу-Хауса был тот, что хорошее образование дает лучшие возможности в жизни и может означать разницу между стабильностью и нищетой. Если дети не будут как минимум уметь читать, для них, вероятнее всего, все закончится очень печально. Матери многих из них тоже не умели читать, и некоторые сидели в классе вместе с детьми, чтобы научиться. Другим сидеть в классе было неловко, особенно из-за того, что их дети учатся быстрее в силу своего возраста. Грейс надеялась организовать отдельный класс для взрослых, чтобы женщины могли чувствовать себя спокойнее и увереннее.

Мистер Уиллетс пообещал представить окончательную смету и детальный план к концу недели. Он был уверен, что все можно завершить уже к зиме.

Собирая эскизы и листки с заметками о проекте, Грейс почувствовала прилив благодарности к Рочдейлу. Без него все это было бы невозможно, по крайней мере, за такое короткое время.

Однако когда чувствуешь благодарность к человеку за какой-то хороший и благородный поступок, начинаешь смотреть сквозь пальцы на то, что жизнь этого человека была плохой. Грейс старалась не обращать внимания на репутацию Рочдейла-распутника, а просто была благодарна за все, что он сделал для Марлоу-Хауса. Но ей было трудно, потому что он продолжал преследовать ее.

На прошедшей неделе она встречала его на всех светских мероприятиях, на которые приезжала. Каждый раут, каждая карточная вечеринка, каждый бал – Рочдейл был везде. Вчера он опять появился в ее гостиной, когда она принимала визитеров. На этот раз он лицом к лицу столкнулся с Маргарет, и Грейс почти потеряла свое знаменитое спокойствие. Рочдейл только улыбнулся Маргарет одной из своих дразнящих дьявольских улыбок, и она сразу же нанесла ему оскорбление. Рочдейл остался безразличен к ее оскорблениям, не заботясь о том, что думают о нем Маргарет или кто-либо другой, и только посмеялся над ее словами. Но Грейс была вынуждена выслушать еще одну лекцию, Маргарет о благопристойности и памяти епископа и была очень близка к тому, чтобы посоветовать падчерице не совать нос в чужие дела. Конечно, она не сделала этого и стоически вытерпела каждое презрительное слово.

Хотя Рочдейл и появлялся везде, он больше не целовал ее, потому что она не позволяла ему оставаться с ней наедине. Однако он использовал каждую возможность, чтобы тайком коснуться ее – легко задеть локоть, быстро погладить плечо, – и каждое прикосновение заставляло Грейс чувствовать себя ужасно безнравственной.

Несмотря на то, что это было неправильно, она хотела большего. Бог наверняка накажет ее за такие неуправляемые желания, но Грейс, похоже, не могла остановить их. Подруги продолжали поощрять ее, уверенные, что она должна взять от Рочдейла то, что он предлагает, и насладиться этим. Но они не понимали. Все было не так просто. Только не для нее. Она могла признаться в безнравственных мыслях, но осуществить одну из них было гораздо более серьезным делом.

Иногда Грейс желала быть похожей, например, на Беатрис, которая без тени сомнения вступила в любовную связь с Теином. Нет, это неправда. У Беатрис были сомнения, но только из-за того, кем был Тейн – мужчиной моложе ее, на которого положила глаз ее племянница. Пенелопа, Бог свидетель, без всяких оговорок пустила в свою постель Юстаса Толливера. Марианна предпочитала роман с Адамом Кэйзеновом, он едва уговорил ее выйти за него замуж. А Вильгельмина… ну, даже невозможно сказать, сколько мужчин было в ее жизни.

Для ее подруг, «веселых вдов», это было легко. Их не учил видеть в физической страсти зло великий церковный деятель. Ни одна из них не погружалась в ненависть к самой себе каждый раз, когда мечтала о прикосновении мужчины. Ни одна из них не беспокоилась о том, что попадет в ад за то, что осмелилась наслаждаться поцелуем распутника. Ни одна из них не чувствовала себя виноватой за то, что ей льстило внимание такого мужчины, как Рочдейл. И никому из них не приходилось бороться с проповедями падчерицы и со снами о том, что бы сказал праведный покойный муж.

Подруги уговаривали ее забыть о епископе и его дочери, и Грейс старалась это сделать. Правда старалась. Было легко избавиться от Маргарет, чья самоуверенность начала надоедать. Забыть епископа было гораздо труднее, ведь его портрет в полный рост, величественный и строгий служитель церкви в официальном одеянии, смотрел на нее всякий раз, когда она спускалась или поднималась по лестнице своего дома на Портленд-плейс. Лучший портрет, запечатлевший более мягкое выражение лица, висел в гостиной.

Присутствие епископа сильно ощущалось в доме на Портленд-плейс даже после того, как Грейс заново отделала некоторые комнаты в более женственном стиле. А в последнее время он все чаше приходил к ней в снах, но не как Игнатиус, добрый, снисходительный муж, который обращался с ней как с хрупкой фарфоровой статуэткой. Ее сны посещал епископ Марлоу, его благородный лоб неодобрительно хмурился, когда он читал ей проповеди о грехах плоти.

Нет сомнений, что эти сны были результатом редактирования его проповедей, чем она чаще всего занималась по вечерам перед сном. Вчера вечером Грейс обнаружила проповедь, в которой он писал о слабом поле и неустойчивой природе женской добродетели. «Для добродетельной женщины, – писал он, – должен быть честью тяжелый груз целомудренности и скромности, не испорченной грубой природой мужчин или развращенных женщин. Сильные, безудержные страсти, которые естественны в мужчине, грубы и нежелательны в женщине. Скромность и благопристойность не позволяют им поддаваться тем природным порывам, которые в мужчине нельзя отрицать. Отказ добродетельной женщины от земных желаний приближает ее к небесам».

Читая, Грейс вспоминала, как всегда чувствовала, что эти утверждения адресованы ей как напоминание о его желании видеть в ней блистательный пример добродетельной жены, а не наивную девушку, которая пришла к нему в ожидании насладиться физической близостью. Теперь она по-другому реагировала на эти слова. Подруги, которые без стыда наслаждались физической близостью, научили ее видеть другие горизонты. Она ни на мгновение не верила, что Беатрис, или Марианна, или Пенелопа, или даже Вильгельмина были непристойными, развращенными женщинами, которых не пустят на небеса. Насчет них епископ ошибался.

Может быть, он ошибался и насчет нее?

Размышления Грейс были прерваны тихим стуком в дверь.

– Войдите, – крикнула она и принялась наводить порядок на столе, складывая эскизы и планы Уиллетса в аккуратные стопки.

В комнату вошла Джейн Флетчер:

– Надеюсь, я не помешала?

– Вовсе нет. Входите, садитесь, Джейн.

Она села и сказала:

– Я пришла поблагодарить вас за то, что вы прислали лорда Рочдейла к Тоби.

– Лорд Рочдейл возвращался? – Он не упоминал об этом.

– О да. Он приезжает почти каждый день и водит Тоби на разные спортивные соревнования. Он даже начал учить его ездить верхом. – Лицо Джейн осветила улыбка, омолодившая ее на несколько лет. – Тоби просто вне себя от удовольствия. Не переставая говорит о его светлости. Впервые за очень долгое время я увидела, что его глаза светятся. Спасибо вам за это. Лорд Рочдейл говорит, что это ваша идея, Тоби нужно чаще бывать в мужском обществе. Вы были правы. Здесь он окружен женщинами и может играть только с младшими мальчиками. Благослови вас Бог за то, что вы прислали к нему лорда Рочдейла.

Грейс прикусила язык. Она хотела выпалить, что не посылала Рочдейла, но зачем, пусть сам разбирается со своей шарадой. Так, значит, он не смог устоять перед Тоби, но объяснил свои визиты выдуманной просьбой Грейс. Негодяй полон решимости сохранить свою дурную репутацию невредимой. Боже упаси, если кто-нибудь начнет подозревать, что он заботится о маленьком мальчике, что он из добрых побуждений взял мальчишку под свое крыло. Безнравственный Рочдейл никогда не сделал бы ничего столь самоотверженного.

Грейс улыбнулась. Она знала, что в нем есть что-то хорошее. Не важно, что говорят другие, она все время подозревала, что он не может быть таким плохим, каким кажется.

– Я рада слышать, что Тоби это нравится.

– Очень. И все благодаря вам. Я бесконечно рада, что вы решили, что Джон – то есть лорд Рочдейл – не будет плохо влиять на мальчика. Он хороший человек и очень добр к Тоби. Ко всем нам. Он пытается организовать нам переезд назад, в Суффолк. Вы не знали? Тоби понравились лошади, и Джон считает, что он сможет стать хорошим помощником конюха в старых конюшнях в Беттисфонте. Знаете, он держит там всех своих лошадей, там их тренируют для скачек.

– И Тоби будет помощником конюха? Как замечательно! Но как же вы и Салли? Вы же не позволите Тоби уехать в Беттисфонт одному?

Джейн покачала головой:

– Нет, мы поедем все вместе. Джон, то есть лорд Рочдейл, – я никак не привыкну называть его так; так я называла его отца. В общем, он ремонтирует наш старый дом на ферме. Только представьте! Мы снова будем жить в нашем старом доме, в доме, где я была так счастлива с Мартином. Дети, конечно, никогда не видели этого дома, но он им понравится. Я разведу огородик и, может быть, выращу розы.

Еще один штрих к истинному портрету лорда Рочдейла. Что бы подумали его товарищи по карточному столу, если бы узнали, что у него такое доброе сердце?

– Звучит чудесно, – сказала Грейс. – Я буду скучать по всем вам, но я всегда рада, если наши семьи хорошо устраиваются. Лорд Рочдейл позаботится о вас, я уверена.

– О нет, мы не хотим жить на его подаяние. – Джейн выпрямилась и гордо подняла голову. – Достаточно, что он предлагает нам дом. Мы будем платить ему ренту, так же как все. Он устроит так, что мы все трое будем работать в Беттисфонте. Похоже, в конюшнях работает много народу. Несколько десятков человек, как я слышала. Я буду там кухаркой, а Салли – моей помощницей. – Вызов в ее голосе превратился в почти детскую гордость. Она улыбнулась и сказала: – Ну разве это не замечательно?

– Замечательно. А вам понравится это, готовить для стольких мужчин? Я думаю, все работники там мужчины.

– Не забывайте, миссис Марлоу, что я двенадцать лет ездила вслед за армией. Я привыкла жить среди кучи грязных, голодных, сквернословящих грубиянов. Я могу постоять за себя, не беспокойтесь. Они будут следить за своим языком в присутствии меня и Салли, если я им это прикажу.

Грейс поздравила Джейн с таким удачным разрешением ее судьбы, и они еще поговорили о Беттисфонте и будущем, которое их там ждет. Наконец Джейн встала и сказала, что должна вернуться к работе.

Грейс проводила ее до двери кабинета. Нужно было отыскать Элис Чок и рассказать ей об усовершенствованиях, которые предложил мистер Уиллетс. Прощаясь с Джейн, Грейс спросила:

– Вы думаете, он когда-нибудь отстроит родовой дом?

Джейн не было необходимости спрашивать, о ком говорит Грейс.

– Не знаю. Когда-нибудь, возможно. Когда перестанет наказывать Бога за то, что случилось.

– Наказывать Бога? Что вы?..

– Мама! – Вслед за оглушительным криком чистого восторга в дверь влетел очень грязный мальчишка и побежал через холл. Он остановился перед матерью и поднял лицо, гордо демонстрируя распухший и заплывший глаз, окруженный багровым синяком.

Джейн нахмурилась:

– Тоби, мальчик мой, что ты натворил?

– Господи, – воскликнула Грейс, изумленная тем, каким довольным выглядел ребенок, хотя ему явно было очень больно. Над глазом у него был порез, рубашка испачкана кровью. – Ты в порядке, Тоби? Очень больно? Нам лучше сразу же отвести тебя к миссис Берч и узнать, чем она может помочь.

– Нет, это ничего. Я подрался, мама! По-настоящему подрался!

– И к тому же он отлично держался, – сказал Рочдейл, входя в холл. Он снял шляпу, и волна иссиня-черных волос небрежно упала ему на лоб. Встав рядом с Тоби, он пощекотал парнишку под подбородком, тот поежился и захихикал.

– Как вы допустили такое, лорд Рочдейл? – Все хорошие чувства к нему исчезли при виде распухшего глаза Тоби и его окровавленной рубашки. Грейс попыталась обуздать гнев на улыбающегося черноволосого дьявола, стоящего рядом с мальчиком. – Вы позволили Тоби драться? Вы позволили, чтобы его избили?

– Это не очень больно, миссис Марлоу. Вы бы видели другого парня. Я отколошматил его как следует. – Маленькая грудь Тоби раздувалась от типично мужской гордости.

Грейс хмуро посмотрела на Рочдейла:

– Что произошло?

Он пристально смотрел ей в глаза, пока она не отвела взгляд.

– Я возил мальчика на боксерский матч в Файвз-Корт.

– Кулачный бой! – воскликнул Тоби. – Настоящий. Не уличная драка, а настоящий боксерский матч, с помостом, обтянутым веревками, и правилами, и специальными перчатками. Боксеры так здорово дрались! Верно, милорд? Рочдейл улыбнулся:

– Верно, Тоби. Очень мастерски. Точно так, как тебя учили у «Джентльмена Джексона».

– Там было полно народу, – задыхаясь от восторга, продолжал Тоби. – Целые толпы. Все кричали, подбадривая боксеров. Мы болели за мистера Перси. Верно, милорд?

– Верно.

– И вот там был тот, другой мальчик. Ну и он подрался со мной. Я же должен был дать сдачи, правда? Но понимаете, его светлость позволял мне смотреть, как он тренируется у «Джентльмена Джексона», я видел бой очень близко и кое-чему научился.

– Это точно, Тоби, – сказал Рочдейл. – Я никогда не видел лучшей техники у мальчишки твоего возраста.

Лицо Тоби засияло торжествующей улыбкой, и он с важным видом гордо выпятил грудь.

Мать сердито посмотрела на него, но Грейс заметила веселый блеск в ее глазах.

– Это точно не ты начал драку, мой мальчик? Чтобы продемонстрировать то, чему научился?

Тоби пожал плечами и застенчиво улыбнулся:

– Он насмехался над моей курткой, так что же мне оставалось делать?

– Действительно, что? Ну ладно, я знаю, что вы должны сделать сейчас, молодой человек, пойти прямиком в лазарет и попросить миссис Берч посмотреть ваш глаз. Немедленно. Идем, Тоби. О, спасибо вам, милорд, что привезли моего сына домой целым и почти невредимым.

– Не стоит благодарности. Делай, что говорит мама, Тоби. Завтра ты, наверное, будешь не так доволен своим лицом, глаз будет ужасно болеть, и ты не сможешь нормально видеть. Попроси кусок сырого бифштекса. Скорее всего это поможет. А теперь иди.

– Спасибо, сэр. – Здоровым глазом Тоби смотрел на своего героя с искренним обожанием. – То есть милорд. Спасибо, что взяли меня в Файвз-Корт. И за лимонный лед спасибо.

Джейн взяла его за руку и потащила в коридор, ведущий в лазарет. Тоби вприпрыжку побежал за ней и помахал, прежде чем они исчезли за углом.

Рочдейл улыбнулся и повернулся к Грейс, которая не улыбалась. Она сурово смотрела на него.

– О чем вы думали, – возмутилась она, – когда брали маленького мальчика на кулачный бой, где, без сомнения, было полно бандитов, карманников и других преступников? Боже мой, он же всего лишь маленький мальчик!

– Восьмилетний мальчишка, который провел последний год в трущобах Сент-Джайлза. Он более чем способен постоять за себя. Или вы действительно думаете, что я мог намеренно подвергнуть его опасности?

– Вы позволили ему драться.

– Его оскорбил другой мальчишка. Честь требовала, чтобы он дрался. Так поступают все мальчишки.

– И мужчины, когда вызывают других мужчин на дуэль.

Синий взгляд Рочдейла не дрогнул.

– Это было много лет назад. Древняя история. Да, это всегда было делом чести. Но к Тоби это не имеет никакого отношения.

Грейс надо было догадаться, что все отвратительные сплетни, которые она когда-либо слышала о Рочдейле, были правдой. По крайней мере он не отрицал, что участвовал в дуэли. Но сейчас Грейс беспокоилась о Тоби. Она надеялась, что Рочдейл не оказал дурного влияния на мальчика.

– Вы водили его по боксерским салунам и другим подобным заведениям?

– Я просто помогаю ему научиться быть мужчиной. Это то, что должен был сделать его отец и чего мать сделать не может. Я показываю ему мужские занятия, которым Он никогда не научится здесь, окруженный женщинами. Он практически не помнит Мартина, в его жизни не было ни одного мужчины. Я не пытаюсь заменить ему отца. Я никогда не смог бы этого сделать и не буду даже пробовать. Но мальчишке нужен мужчина, с которым можно поговорить, который научит его мужскому поведению и мужским занятиям. Для своего возраста он мал ростом, его все время будут задирать. Ему нужно уметь защитить себя, научиться жить в реальном мире.

Пока он говорил, гнев Грейс немного утих. Наверное, он прав. Тоби действительно нужно влияние мужчины. Но вид его маленького личика, окровавленного и разбитого, испугал ее.

– Простите, – сказала она, – наверное, я слишком сильно переживаю. Мне просто ненавистна сама мысль, что ребенок дерется. Его же могли серьезно поранить.

– Я бы не допустил этого.

– Да, конечно, вы бы не допустили. – Она видела, что он слишком заботится о Тоби, чтобы подвергнуть его опасности. – Прошу прощения за то, что подумала иначе.

Он кивнул, принимая ее извинения.

– Кроме того, – добавил он, – один синяк под глазом не причинит ему вреда. В этом я могу ручаться. Синяки после удара юного Бернетта, которые появились на моем лице несколько недель назад, только сейчас начали бледнеть.

Грейс почти забыла об этом эпизоде. Она всмотрелась в лицо Рочдейла, ища следы синяка, и в льющемся из окна солнечном свете увидела только игру света и тени. Синие глаза под тяжелыми веками блестели весельем и чем-то еще, когда Рочдейл встретился взглядом с Грейс. Эти глаза напомнили ей о том, что случилось в ту ночь в карете Рочдейла, и щеки запылали. Грейс опустила голову, чтобы он этого не заметил.

Но он вдруг поднял ее подбородок, и она была вынуждена снова посмотреть в его глаза. Рочдейл накрыл ладонью ее пылающую щеку, лаская большим пальцем уголок рта.

– Да, в ту ночь я впервые поцеловал вас, – произнес он низким бархатным голосом. – Я тоже это помню.

Он приблизил к ней свое лицо. Медленно, властно, он прижал свои губы к ее губам в поцелуе, мучительно сладостном и простом. Хотя они были одни, Грейс понимала, что они стоят в холле Марлоу-Хауса, куда в любой момент могут войти люди. Но его поцелуй был нежным и соблазнительным, и она не оттолкнула его, хотя должна была сделать это. Это было слишком приятно. Слишком совершенно.

Он не обнял ее, а просто целовал, мягко двигаясь губами по ее губам в самом изысканном неторопливом исследовании. Когда она слегка раскрыла губы, он взял ее лицо обеими руками и, бережно держа его, углубил поцелуй. Она тихо застонала, наслаждаясь умопомрачительным ощущением его языка, ласкающего ее язык, и только тогда он привлек ее к себе. Не думая ни о чем, она шагнула в его объятия и растворилась в его поцелуе.

Несколько минут спустя, когда к Грейс вернулся разум, она вспомнила, где находится, и отстранилась.

– Вы неисправимы, милорд. Вы так и хотите устроить публичную сцену. – Она высвободилась из его объятий и отошла, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что они действительно одни.

Веки Рочдейла казались тяжелее, чем обычно.

– Нас никто не видит.

– Но могли видеть.

– Вопреки вашим мыслям, моя дорогая, у меня нет ни малейшего желания ставить вас в неудобное положение на публике. Я убедился, что поблизости никого нет. Я забочусь о вас, так же как забочусь о Тоби. Я не позволю, чтобы кому-то из вас причинили вред.

– Вы уже причинили мне вред, сэр. Вы беспокоите меня, сэр.

– Я знаю. Но точно так же, как для Тоби полезно учиться драться, для вас полезно время от времени расслабляться. Вы слишком молоды и прекрасны, чтобы всю оставшуюся жизнь жить в тени покойного мужа, который не позволял вам быть настоящей женщиной. Вы слишком много энергии вкладываете в прославление памяти старого епископа. Вы не отпускаете его. Это то, что не дает вам поддаться своим желаниям. Чувства никогда не будут правильными, пока вы не отпустите епископа.

– Я ничего не могу с этим поделать. Я обязана ему всем.

– Но он умер, значит, ваш долг прощен.

– Дело не только в этом, и вы это знаете. Он научил меня жить добродетельной жизнью. Мне трудно… позволить себе… чувствовать себя такой безнравственной. Такой грешной…

– Грейс. – Он протянул руку и погладил ее щеку. – Вы не безнравственная и не грешная. Вы хороший человек, благородный и любящий. И страстный. Нет, не качайте головой. Вы действительно страстная. Например, в том, чтобы помогать людям, которым не очень повезло в жизни.

– Вы не такую страсть имели в виду.

– Это одно и то же, – ответил он. – Жар, который пылает в крови. Я видел в вас и ту и другую страсть. Ваши чувства глубоки, не важно, сострадание ли это мальчишке с разбитым глазом или тяга к поцелую мужчины. Вы такая, Грейс. Женщина с женскими чувствами. С честным ответом на мужское желание к вам. И со своим собственным желанием. Пора начать жить для себя, Грейс, пора перестать быть вдовой великого человека. Перестаньте сохранять верность памяти надутого старого дурака, который заставил вас поверить, что постель – это что-то грязное.

Грейс изумленно открыла рот. Откуда он это знает?

– Живите своей собственной жизнью, – продолжал он. – Оставьте свой след в мире. Вы ведь можете сделать все, что угодно. – Он раскинул руки и сказал: – Посмотрите, что вы сделали здесь, сами, без епископа. Представьте, что еще вы сможете сделать, если только позволите себе быть самой собой.

– Но вы ведь говорите не о благотворительности, правда? Вы целуете меня не в знак благодарности за хорошую работу.

– Нет, конечно, нет. – Он улыбнулся. – Если только я не объект этой хорошей работы. Хотя предупреждаю, я не собираюсь меняться, так что не думайте, что можете что-то изменить во мне. Нет, я целую вас потому, что меня глубоко влечет к вам. Вы знаете это. Я говорил вам об этом. Но это больше, чем физическое влечение. Вы мне нравитесь, Грейс. Мне нравится женщина, которую я вижу под официальной маской. Страстная женщина под маской холодного спокойствия. Мне нравится в вас все.

Ее щеки пылали от его слов.

– Я… вы мне тоже нравитесь, милорд. – И, Боже помоги ей, это была правда.

– Джон. Меня зовут Джон. Я взял на себя смелость называть вас по имени. Вы должны тоже звать меня по имени. Друзья не должны формально обращаться друг к другу.

Друзья? Они друзья?

– Джон.

Он взял ее руку и запечатлел на ней рыцарский, почти официальный поцелуй, совсем не соблазнительный, не кокетливый, а такой, будто действительно почитает ее и искренне восхищается. Когда Рочдейл поднял голову и улыбнулся, Грейс увидела в его глазах еще что-то, кроме знакомого озорного блеска. Что-то более личное. Более нежное. «Как поразительно», – подумала она и улыбнулась в ответ. Он поклонился ей, потом повернулся и вышел в парадную дверь.

В это мгновение, стоя в фойе и сжимая руку, которую он целовал, Грейс почувствовала, что между ними будто выковалась какая-то новая связь. Грейс не знала точно, что это такое и как это назвать – можно ли это назвать дружбой, когда в них обоих горит желание? – но знала, что больше не будет беспокоиться о его страсти к игре, о его скандальном прошлом и о других его женщинах. Все это не имело значения. Вместо этого она думала о маленьком мальчике, гордящемся своим подбитым глазом, чья жизнь навсегда изменилась из-за доброты Рочдейла. Обо всем, что он делал для Джейн и ее семьи. О невероятной щедрости, которую он проявил к Марлоу-Хаусу.

Это просто мужчина, который ей нравится, мужчина, к которому она испытывает мощное влечение. И, Бог свидетель, Грейс было все равно, что подумают об этом другие.