Леди-детектив Лавдей Брук

Месть принцессы

— Вы утверждаете, что молодая, красивая и одинокая девушка, к тому же иностранка, исчезла, как сквозь землю провалилась, — задумчиво произнесла мисс Брук, подводя итог фактам, которые мистер Дайер сообщил ей.

— Тогда, ответьте мне, почему они обратились в полицию только через два дня?

— Миссис Дрюс, леди, у которой Люси Кунье была личным секретарем, — ответил мистер Дайер, — сначала восприняла случившееся очень спокойно, объяснив это эксцентричными манерами Люси. Она была уверена, что девушка напишет ей через день или два. Майор Дрюс, ее сын, джентльмен, приходивший ко мне сегодня утром, находился в это время вдали от дома, в гостях. Сразу по возвращении он подробно все рассказал полиции.

— Скотланд-Ярд, похоже, не воспринял это дело всерьез.

— Да, они не взялись за него. Полиция посоветовала майору Дрюсу передать это дело в мои руки, сказав, что считают это делом частного, а не полицейского расследования.

— Интересно, почему они пришли к такому выводу.

— Думаю, что догадываюсь, хотя, майор, похоже, в недоумении. Кстати, у него была фотография пропавшей девушки, которую он хранил в ящике своего письменного стола. (Думаю, молодой человек был увлечен этой мадмуазель Кунье, несмотря на его помолвку с другой женщиной.) Портрет должен был помочь найти девушку, и майор решил достать его, намереваясь отнести в Скотленд-Ярд. Однако, к его изумлению, фото там не оказалось и, хотя он все тщательно обыскал и дотошно расспросил мать и слуг, но все было напрасно.

Лавдей задумалась на мгновение.

— Ну, конечно, эта фотография, должно быть, была украдена кем-то из домашних. Разумеется, кто-то знает больше, чем говорит, и заинтересован в том, чтобы создавать препятствия на пути поисков девушки. В то же время не исключено, что и преступление могло стать причиной ее исчезновения.

— Сам майор, кажется, уверен, что это преступление, но он очень волнуется и несколько раз сбивался в своих показаниях.

— Что за женщина — мать майора?

— Миссис Дрюс? Она довольно известна в определенных кругах. Ее муж умер около десяти лет назад, после этого она занялась благотворительностью, хоть иногда и безумной: разного рода вечера — театральные, магии и гаданий, музыкальные, для больных и бедных, благотворительная помощь кэбменам и сотни других подобных дел занимают ее внимание. Ее дом является Меккой для различных чудаков. Однако последняя причуда, похоже, превзошла остальные, это проект обращения в христианство «наших сестер на Востоке». Дама выпустила рекламные буклеты, посвященные этой, так называемой миссии Гарема, которая немного похожа на старомодную индийскую миссию Зенана. Эта миссия Гарема собрала вокруг нее несколько турецких и египетских богачей, которые бывают наездами или постоянно проживают в Лондоне, таким образом, кстати, познакомились ее сын, майор Дрюс и принцесса Дуллах-Вейх. Эта принцесса — красавица и богатая наследница, и хотя она турецкого происхождения, но получила европейское воспитание в Каире.

— Что известно о прошлом мадмуазель Кунье?

— Очень немного. Она перешла к миссис Дрюс от некой леди Гвинн, которая привезла ее в Англию из сиротского приюта для дочерей ювелиров и часовщиков, находящегося в Женеве. Леди Гвинн намеревалась сделать ее гувернанткой для своих маленьких детей, но, когда увидела, что красивая внешность девушки привлекла внимание мужа, она передумала и предложила миссис Дрюс привлечь мадемуазель к ведению зарубежной переписки. Госпожа Дрюс взяла юную леди личным секретарем, и, кажется, в целом, была дружелюбна и приветлива с ней. Интересно, была ли принцесса Дуллах-Вейх также приветлива с ней, когда увидела, внимание, оказываемое мадмуазель майором. (Тут Мистер Дайер пожал плечами.) От майора я не получил никаких сведений по этому поводу, несмотря на то, что пытался, вызвать его на откровенность, ведь у принцессы буйный и ревнивый характер. Он же подозревает исключительно некого Хафиза Кассими, сына турецко-египетского банкира. Именно в доме этих Кассими майор впервые встретил принцессу, и утверждает, что она и молодой Кассими похожи друг на друга, как брат и сестра. Он говорит, что этот молодой человек жил в доме его матери и редко отлучался в течение последних трех недель, с тех пор, как принцесса приехала к миссис Дрюс, для того чтобы постигнуть тайны английской семейной жизни. Хафиз Кассими, по словам майора, безумно влюбился в маленькую швейцарку почти с первого взгляда и уделял ей много внимания, и, казалось, между двумя молодыми людьми произошло жаркое объяснение.

— Едва ли, принцесса горячих восточных кровей будет тихим и пассивным зрителем разворачивающейся драмы.

— Что ж, майор, возможно, и не берет в расчёт принцессу. По его словам, молодой Кассими идет напролом, поэтому он просит сосредоточить все внимание на нем. Именно Кассими, по его словам, украл фотографию и вызвал девушку из дома под каким-то предлогом — возможно, даже вывез из страны, поэтому майор предлагает немедленно связаться с полицией в Каире.

— А он не думает, что принцесса могла быть замешана в этом заговоре!

— По-видимому, нет. Думаю, я уже сообщил вам, что мадемуазель не взяла с собой ни багажа, ни сумочки. Ничего, кроме пальто и шляпы, не исчезло из гардероба. Был обыскан письменный стол, вскрыты все ящики, но никаких писем или бумаг, проливающих свет на ее передвижения, не было найдено.

— Когда девушка покинула дом?

— Никто не знает наверняка. Предполагается, что это случилось неделю назад второго числа. Это был день приемов у миссис Дрюс, и поток людей шел и шел, поэтому вряд ли кто-нибудь заметил молодую леди, покидающую дом.

— Полагаю, — сказала Лавдей после минутной паузы, — эта принцесса Дуллах-Вейх имеет что-то вроде предыстории. В Лондоне не часто бывает турецкая принцесса.

— Да, у нее есть история. Девушка только отдаленно связана с нынешней царствующей династией в Турции, но осмелюсь сказать, что принцесса максимально использует это родство. Она сделала совершенно головокружительную карьеру для восточной леди. В раннем возрасте принцесса осталась сиротой и была отправлена под опеку старшего Кассими ее родственниками. Кассими, как отец, так и сын, по-видимому, придерживались европейского воспитания, поэтому ее отвезли в Каир получать образование. Около года назад они «вывели ее в свет» в Лондоне, где она познакомилась с майором Дрюсом. Молодой человек, по-видимому, очень нетерпелив, потому что через шесть недель после этого знакомства было объявлено об их помолвке. Несомненно, это вызвало полное одобрение миссис Дрюс, знавшей об экстравагантных привычках сына и его многочисленных долгах. Должно быть, она понимала, что ему необходима богатая жена. Думаю, их брак был бы заключен в этом сезоне; но, принимая во внимание доброжелательное отношение молодого человека к швейцарской малютке и пыл, с которым он бросился на ее поиски, я должен сказать, что чрезвычайно сомнительно, что они поженятся.

— Сэр, майор Дрюс хочет вас видеть, — внезапно объявил клерк, открывая дверь, ведущую из соседнего кабинета.

— Очень хорошо, пригласите, — сказал мистер Дайер, а затем повернулся к Лавдей.

— Конечно, я говорил с ним о вас, поэтому он очень хочет отвезти вас на прием своей матери сегодня, чтобы вы могли осмотреться и…

Он прервался, вставая и приветствуя майора Дрюса, входящего в комнату.

Это был высокий, красивый молодой человек лет двадцати восьми, щегольски одетый с головы до ног: с напомаженными усами, орхидеей в петлице, легкими перчатками и лакированными сапогами. В его внешности не было ничего, что могло бы подтвердить его заявление г-ну Дайеру, что он «всю ночь не спал, и что еще двадцать четыре часа этого страшного ожидания сведут его в могилу».

Мистер Дайер представился мисс Брук, и она выразила сочувствие майору по поводу исчезновения девушки, заполнявшей все его мысли.

— Я очень доволен вами, — произнес он медленным, мягким тоном, непривычным для слуха. — Моя мать проводит сегодня с половины четвертого до половины шестого прием, и я буду очень рад, если вы позволите мне познакомить вас с нашим домом и со странным составом слуг, работающим у нас.

— Странный состав?

— Да, евреи, турки, еретики и мусульмане — все там, и они все прибывают, а это самое худшее. Каждую неделю свежий импорт из Каира.

— Ах, миссис Дрюс — такая доброжелательная женщина, — вмешался мистер Дайер. — Все народы находят приют в стенах ее дома.

— Ваша мать была такой же сердечной доброжелательной женщиной? — спросил молодой человек, повернувшись к нему. — Нет, хорошо, тогда, благодарите Бога, что это не так, и что вы ничего не знаете по этому поводу. Мисс Брук, — продолжил он, поворачиваясь к Лавдей, — я приехал за вами сюда на двуколке, сейчас уже половина четвертого, и мы в двадцати минутах езды отсюда до Портленд-Плейс. Если вы готовы, я к вашим услугам.

Двуколка майора Дрюса, как и он сам, во всех отношениях была «щегольской», а резиновые шины на колесах позволили поддерживать легкий разговор в течение двадцатиминутной поездки от Линч Корт до Портленд-Плейс. Майор говорил откровенно и непринужденно.

— Моя мать, гордится тем, что она космополит, и сделала нас такими же. Все наши слуги представляют разные национальности: дворецкий — француз, два лакея — итальянцы, горничные, думаю некоторые из них — немки, некоторые ирландки, и не сомневаюсь, что посетив кухню, вы найдете персонал, состоящий частично из скандинавов, частично из жителей островов Южного моря. Другие народности земного шара вы сможете увидеть среди гостей в гостиной.

Лавдей решила прямо спросить:

— Вы уверены, что у мадмуазель Кунье нет друзей в Англии?

— Абсолютно. У нее нет друзей за пределами нашего дома, бедное дитя! Она не раз говорила мне, что одна одинешенька на земле, — он на мгновение прервался, и как бы преодолев себя, добавил. — Но я застрелю его, смиритесь с этим, если ее не найдут в течение еще двадцати четырёх часов. Я лично предпочту сделать это, если его не арестует полиция.

Его лицо побагровело, глаза вспыхнули, но, несмотря на это, голос оставался таким же тихим, медленным и бесстрастным, как будто он говорил не о чем-то серьезном, а о том, чтобы убить куропатку.

Наступила небольшая пауза. Лавдей задала следующий вопрос.

— Мадемуазель католичка или протестантка?

Майор подумав, ответил:

— Не знаю. Мадмуазель иногда посещала небольшую церковь на Саут-Сэвил-стрит — я порой провожал ее до церковной двери, но не могу сказать, католической, протестантской или языческой был этот приход. Но… но вы же не думаете, что эти смешные священники…

— Вот, мы и в Портленде, — прервала его Лавдэй. — Прием миссис Дрюс в разгаре, судя по длинной веренице карет.

— Мисс Брук, — внезапно задумчиво сказал майор, — как мне представить вас? Какую роль вы выберите на сегодня? Вам нужно притвориться, если вы хотите завоевать сердце моей матери. Может сказать, что вы запустили грандиозную схему для доставки очков готтентотам и кафирам? Моя мать сразу поклялась бы вам в вечной дружбе.

— Не надо представлять меня сейчас. Найдите какой-нибудь тихий уголок, где меня не будет видно, а все будут на виду. Позже, когда немного огляжусь, я скажу, нужно ли представлять меня или нет.

— Как я и думал, сегодня днем будет столпотворение, и не ошибся, — сказал майор Дрюс, когда они вместе вошли в дом. — Слышите шипение и кудахтанье позади нас? Это арабский. Вы все время будете в двух шагах от французов и немцев. Сегодня преобладают египтяне. Пока не вижу индейцев Чокто, но, без сомнения, их представители прибудут позже. Войдем через эту боковую дверь и направимся к той большой пальме. Моя мать обязательно сейчас стоит у главного входа. В гостиных было множество народу, и продвижение майора Дрюса, когда он вел Лавдей через толпу, было затруднено пожатиями рук и обменом любезностями с гостями его матери. В конце концов, они достигли большой пальмы, стоящей в китайской кадке, и там, в месте наполовину скрытом из виду изящными ветвями, он поставил стул для мисс Брук.

Из этого спокойного укромного места, когда время от времени толпа расходилась, перед Лавдей открывался прекрасный вид на обе гостиные.

— Не привлекайте внимания ко мне, не стойте рядом, — прошептала она майору.

— Вот «Яго-чудовище», — прошептал он, — видите его? Он разговаривает с красивой женщиной в бледно-зеленой широкополой шляпе со страусовыми перьями. Это — Леди Гвинн. Вон моя мать. Куколка — принцесса сидит в одиночестве на диване, но сейчас вы не видите ее из-за толпы. Я отойду, но если буду нужен, просто кивните мне, и я пойму.

Было легко понять, что привело эту модную толпу к миссис Дрюс сегодня. Каждый приходящий, как только пожимал руки хозяйке, устремлялся к дивану принцессы, и терпеливо ждал, пока появится возможность быть представленным ее Восточному Высочеству.

Лавдей посчитала недостаточным мельком увидеть принцессу, и поэтому все свое внимание уделила г-ну Хафизу Кассими, о котором так бесцеремонно упомянул майор Дрюс. Хафиз был смуглым, благородным мужчиной, со смелыми, черными глазами и губами, которые привычно кривились, а не улыбались, как будто только для того, чтобы показать двойной ряд блестящих белых зубов. Европейское платье, которое он носил, казалось, приносило ему неудобства; и Лавдей подумала, что эти черные глаза и этот двойной ряд белых зубов лучший показатель, чем тюрбан или феска.

От Кассими ее взгляд переместился к миссис Дрюс — высокой, крепкой женщине, одетой в черный бархат. Ее волосы, высоко приподнятые на голове, были то ли седыми, то ли припудренными. Она представляла собой по существу современный продукт современного общества — женщину, которая объединяет в себе трудолюбивого филантропа с модницей. Когда поток гостей начал ослабевать, дама оставила свой пост у двери и вернулась в комнату. Из обрывков разговоров, которые доходили до нее, Лавдей узнала, что с одной стороны, эта энергичная дама организовывала грандиозный благотворительный концерт, а с другой интересовалась большим балом, который вскоре должен был быть дан офицерами полка ее сына.

Это был жаркий июньский день. Несмотря на закрытые жалюзи и открытые окна, было душно. Дворецкий, маленький темнокожий худенький француз, пробрался сквозь толпу к окну около мисс Брук, чтобы посмотреть, можно ли еще что- то открыть для притока воздуха.

Майор Дрюс последовал за ним, подойдя к Лавдей.

— Может, пройдете в соседнюю комнату и выпьете чаю? Уверен, что вы здесь задыхаетесь, — начал он, затем добавил тише. — Надеюсь, вы следили за Чудовищем. Вы когда-нибудь видели в своей жизни более отвратительное животное?

— Не хочу чаю, спасибо, но буду рада, если вы велите своему слуге принести мне стакан воды. Да, я изучала мистера Кассими, и должна признать, что мне не нравится его улыбка.

Дворецкий принес воду. Майор, к его большому раздражению, был отвлечен одновременно двумя дамами, одна желала узнать есть ли известия о мадмуазель Кунье, другая был ли выбран уважаемый президент миссии Гарема.

Вскоре после шести поток посетителей стал редеть, и их движение к принцессе прекратилось. Теперь Лавдей могла полностью рассмотреть ее.

Полулежа на диване, принцесса являла собой поразительную картину. За ней стояли белая и темнокожая египетские девушки. Более неудачное прозвище, чем «Куколка», едва ли могло быть найдено майором для этой восточной красавицы, с ее оливковым цветом лица, сверкающими глазами и экстравагантным богатством наряда.

«„Королева Савская“ была бы гораздо более уместна, — подумала Брук. — Она превращает обычный диван в трон и, надо сказать, заставляет каждую из этих посетительниц чувствовать себя придворной дамой.»

Ей было трудно разглядеть со своего места детали платья принцессы. Она могла видеть только, что верхнюю часть рук прикрывал мягкий оранжевый шелк, ниспадающий с ее плеч, как опущенные крылья, и что тут и там в его складках мелькали драгоценности. Ее густые черные волосы были свободно завязаны и держались при помощи драгоценных камней и повязки из жемчуга, подобные драгоценности были и на ее тонкой шее и запястьях.

— Вы потеряли дар речи от восхищения? — спросил майор, снова приближаясь, слегка саркастичным тоном. — Вначале такие вещи очень эффектны, но через какое-то время…

Он не закончил свой приговор, пожал плечами и ушел. Маленькие часы на полке пробили половину шестого. Карета за каретой отъезжали от дверей, и движение по лестнице было затруднено из-за толпы спускающихся людей.

В четверть седьмого, проводили последнего посетителя, и миссис Дрюс, выглядя уставшей, села в кресло справа от принцессы, слегка наклонившись вперед для удобства разговора с ней.

По левую руку от принцессы, сидя на стуле, леди Гвинн вела беседу с Хафизом Кассими, который стоял рядом с ней.

Очевидно, между этими четырьмя были очень легкие и близкие отношения. Леди Гвинн бросила свою широкополую шляпу на стул слева и обмахивалась пальмовым листом. Миссис Дрюс, поманив дворецкого, попросила его принести им крюшон из красного вина из буфета.

Никто, казалось, не видел Лавдей, сидящую в своем укромном месте рядом с большой пальмой. Мисс Брук заметила майору, стоящему недовольно глядя в одно из окон.

— Очень интересная группа. Теперь, если хотите, можете познакомить меня с вашей матерью.

— О, с удовольствием, под каким именем?

— Под моим собственным, — ответила она, — и, пожалуйста, произносите его так, чтобы каждый из этих людей мог его услышать. Затем добавьте мою профессию и скажите, что я здесь по вашей просьбе расследую обстоятельства, связанные с исчезновением мадмуазель Кунье.

Майор Дрюс выглядел изумленным.

— Но… но, — пробормотал он, — вы что-нибудь увидели? Узнали что-нибудь? Если нет, не думаете ли вы, что лучше сохранить немного дольше инкогнито.

— Перестаньте задавать вопросы, — резко сказала Лавдей. — Сейчас же, сделайте то, о чем я вас прошу, или возможность исчезнет.

Майор без дальнейших проволочек, провел Мисс Брук через комнату. Разговор между четырьмя близкими друзьями теперь стал общим и оживленным, и ему пришлось подождать минуту или около того, прежде чем он смог получить возможность поговорить с матерью.

Во время этого Лавдей стояла чуть позади, по правую руку от леди Гвинн и Кассими.

— Хочу представить вам эту леди, — сказал майор, когда пауза в разговоре дала ему возможность. — Это мисс Лавдей Брук, леди-детектив, и она здесь, по моей просьбе, расследует обстоятельства, связанные с исчезновением мадмуазель Кунье.

Он произнес слова медленно и отчетливо. «Вот так! — сказал он себе самодовольно, когда закончил. — Если бы я даже читал проповедь в церкви, то не мог бы сказать лучше».

На мгновение наступило гробовое молчание, и даже дворецкий, вносящий крюшон, замер в дверях.

При этом миссис Дрюс взглянула на леди Гвинн, а леди Гвинн на миссис Дрюс, а затем, одновременно, взгляды обеих дам устремились, хоть и на мгновение, на широкополую шляпу, лежащую на стуле. Леди Гвинн резко встала, схватив шляпу, одела ее, не взглянув даже в зеркало.

— Мне нужно немедленно уйти. Я пообещала Чарли, что вернусь около шести, а сейчас уже семь. Мистер Кассими, вы проводите меня до кареты?

И раскланявшись с принцессой и хозяйкой, леди вышла из комнаты, а за ней и мистер Кассими. Дворецкий, все еще стоявший у двери, отступил назад, пропуская леди, а затем, поставил крюшон и вышел из комнаты тоже.

Миссис Дрюс глубоко вздохнула и официально поклонилась Лавдей.

— Я немного удивлена, — начала она.

Но тут принцесса внезапно встала с дивана.

— Я устала, — произнесла она на превосходном французском миссис Дрюс, и тоже вышла из комнаты, бросив, проходя мимо, как показалось мисс Брук слегка презрительный взгляд на майора.

За ней последовали ее две сопровождающие, одна из них несла опахало, а другая — подушки. Миссис Дрюс снова повернулась к Лавдей.

— Признаюсь, вы меня застали врасплох, — сказала она, ее вежливые манеры слегка растаяли. — Я не привыкла к присутствию детективов в моем доме. А сейчас скажите, что предполагаете делать: как вы собираетесь начинать свои расследования — обойти дом, заглядывая во все уголки, или допросить слуг? Простите меня, но на самом деле я совершенно не знаю, как обычно проводятся такие расследования.

— Я не предполагаю сегодня длительного расследования, — холодно сказала Лавдей, в ответ на такой же холодный прием, — потому что у меня очень важное дело, которое нужно завершить до восьми часов вечера. Прошу вас позволить мне увидеть комнату мадмуазель Кунье — десяти минут будет достаточно — после этого, думаю, что больше не побеспокою вас.

— Конечно. Вы найдете комнату точно такой же, как Люси оставила ее, там ничего не трогали.

Она повернулась к дворецкому, который к этому времени вернулся и стоял, держа поднос с крюшоном, и по-французски попросила его позвать ее служанку и велеть ей показать мисс Брук комнату мадмуазель Кунье.

Десять минут, которые просила Лавдей, растянулись до пятнадцати, но лишние пять минут, конечно же, не были потрачены ею на исследование ящиков. Горничная, приятная, общительная молодая женщина, звеня ключами, открывала каждый замок, и, казалось, была вовсе не склонна сплетничать, отвечая на вопросы, которые Лавдей попутно ей задавала.

Она ответила на множество вопросов, которые Мисс Брук задала об уважаемой мадмуазель и ее привычках, потом от мадемуазель разговор перешел к остальным членам семьи миссис Дрюс. Если бы Лавдей, как она сообщила, спешила в этот вечер по важному делу, то, конечно же, ее дальнейшие действия были бы непонятны.

Покинув комнату мадемуазель, она вышла из дома, не оставив сообщений ни миссис, ни майору Дрюсу. Неторопливо прошлась по Портленд-Плейс, а затем, убедившись, что за ней не следят, подозвала экипаж и попросила кэбмена отвезти ее к мадам Селин, популярной модистке на Бонд-стрит.

У мадам Селин она провела около полутора часов, делая поминутные распоряжения насчет новой шляпы, которая, конечно же, не идет ни в какое сравнение с другими шляпками модистки, которые она когда-либо прежде носила.

От г-жи Селин кэб отвез ее в ритуальный магазин, на углу Сэвил-стрит, где она десять минут беседовала с самим гробовщиком в его маленьком кабинете.

Оттуда Лавдей поехала домой на Гауэр-стрит, где, не снимая шляпы и пальто, написала короткую записку майору Дрюсу с просьбой встретиться с ней на следующее утро в кондитерской компании Эгласи, на углу Сэвил-стрит, в девять часов утра.

Эту записку она отправила с кэбменом, велев, чтобы он доставил ее в Портленд-Плейс на обратном пути к своей стоянке.

— У них странный способ вести дело! — сказал майор, открыв и прочитав записку. — Предположим, что я встречусь. Не понимаю, что она могла узнать, просто сидя в углу пару часов! И уверен, что она не уделила чудовищу Кассими и на четверть больше внимания, чем уделяла другим людям. Несмотря на свое ворчание, майор выполнил просьбу молодой женщины, и на следующее утро в девять часов его видели, пожимающим руку мисс Брук на пороге Эгласи.

— Оставьте свой экипаж, — велела она ему. — Я хочу, чтобы мы спустились вниз по улице, дошли до французской протестантской церкви, в которую вы иногда сопровождали Мадмуазель Кунье.

У дверей церкви Лавдей остановилась.

— Прежде чем мы войдем, — попросила она, — вы должны пообещать, что, что бы вы ни увидели, а вы, возможно, будете удивлены, — вы не будете волноваться, и не откроете рта, пока мы не выйдем.

Майор, не смущаясь, дал обещание; и они вместе вошли в церковь.

Это помещение церкви было большим; в конце прохода, находилась кафедра, а сразу за ней располагалась невысокая платформа, окруженная латунной оградой.

Там, в черной сутане, находился пастор церкви, а перед ним, на подушках, стояли на коленях два человека, мужчина и женщина.

Эти двое и церковный служитель, и были всей паствой.

Церковь располагалась среди магазинов и домов, что требовало витража на каждом из окон. Войдя с залитой солнечным светом улицы в тускло освещенную церквушку, майор с трудом различал, что там происходит. Церковный служитель предложил показать им их места. Лавдей покачала головой и сказала:

— Мы уйдем через минуту, и предпочитаем постоять здесь.

Майор начал понимать ситуацию.

— Они женятся! — сказал он громким шепотом. — Зачем вы привели меня сюда?

Молодая женщина приложила свой палец к губам и нахмурилась.

Бракосочетание подошло к концу, пастор протянул свои черные, как крылья летучей мыши, руки и произнес благословение; мужчина и женщина встали с колен и проследовали за ним в ризницу. Женщина была одета в длинный серый дорожный плащ. На ней была широкополая шляпа, с белой вуалью, которая полностью скрывала ее лицо. Мужчина был невысоким, темнокожим и худым, и когда он прошел в ризницу за невестой, майор сразу же узнал в нем дворецкого его матери.

— Это же Лебран! — сказал он еще более громким шепотом, чем раньше. — Зачем, во имя всего святого, вы привели меня сюда, чтобы увидеть, что этот парень женится?

— Вам лучше выйти на улицу, если не можете молчать, — строго сказала Лавдэй и вышла из церкви. Снаружи Сэвил-стрит было раннее утро.

— Давайте вернемся к Эгласи, — сказала Лавдэй, — и выпьем кофе. Я объясню вам все, что вы хотите знать.

Но прежде чем им принесли кофе, майор задал, по крайней мере, дюжину вопросов.

Мисс Брук не стала отвечать.

— Всему свое время. Вы не задали самый важный вопрос. Не хотите узнать, кто невеста Лебрана?

— Думаю, что это меня не касается, — равнодушно ответил он. — Но, поскольку вы хотите, чтобы я спросил… Ну, и кто она?

— Люси Кунье, до недавнего времени секретарь вашей матери.

— …! — воскликнул майор, вскакивая на ноги и произнося слово, которое можно обозначить только пробелом.

— Примите это спокойно. Не кричите, садитесь, и я расскажу вам все об этом. Нет, это не ваш друг Кассими, поэтому не нужно угрожать его застрелить. Девушка вышла по своей воле замуж за Лебрана, ее никто к этому не принуждал.

— Люси по собственной воле вышла замуж за Лебрана! — эхом отозвался он, побелев, и сел на стул, который стоял перед Лавдей за столиком.

— У вас есть сахар? — спросила молодая женщина, помешивая кофе, который принес в этот момент официант.

— Да, повторяю, — продолжила она вскоре, — Люси вышла замуж за Лебрана по собственному желанию, хотя и предполагаю, что она, возможно, не очень стремилась бы к браку, если бы принцесса Дуллах-Вейх не проявила к этому интерес.

— Куколка сделала это для нее? — переспросил майор.

— Не прерывайте меня восклицаниями, позвольте мне сначала рассказать историю, и тогда можете задать столько вопросов, сколько пожелаете. Теперь, начнем с самого начала…

Люси была помолвлена с Лебраном в течение месяца после ее прихода в дом вашей матери, но она тщательно хранила тайну ото всех, даже от слуг, но месяц тому назад, она упомянула об этом в доверительной беседе с миссис Дрюс, защищая себя от обвинения в стремлении привлечь ваше внимание. В этой помолвке не было ничего удивительного: они были одиноки в чужой стране, говорили на одном языке и, несомненно, имели много общего, и, хотя волей случая Люси удачно устроилась, она все равно принадлежит к тому же классу общества, что и Лебран. Их любовь протекала достаточно гладко, пока вы не прибыли домой в отпуск, и красивое лицо девушки не привлекло ваше внимание. Ваше явное восхищение ею обеспокоило принцессу, почувствовавшую, что ваша преданность ослабевает. Лебран боялся, что отношение Люси к нему изменится; ваша мать хотела, чтобы вы заключили выгодный брак. Кроме того, дополнительные осложнения возникли из-за того, что ваше внимание к маленькой швейцарке привлекло внимание г-на Кассими к ее многочисленным достоинствам, и была опасность того, что вы с ним станете соперниками. На этом этапе леди Гвинн, как близкий друг, сама перенесшая душевную тревогу из — за мадемуазель, доверилась вашей матери. Эти три женщины посоветовавшись, решили, что Люси должна исчезнуть перед вашим приездом, иначе г-н Кассими мог решиться на открытый конфликт с вами.

Здесь майор сделал слегка нетерпеливое движение.

Лавдей продолжила.

— Именно принцесса решала, как это будет сделано. Нынешних Розамунд больше не убирают «чашкой хладного яда»- золотые гинеи делают это гораздо легче и невиннее. Принцесса выразила готовность дать тысячу фунтов Люси в тот день, когда та выйдет замуж за Лебрана, и впоследствии представит ее в качестве фешенебельной модистки в Париже. После этого прекрасного предложения все остальное стало просто вопросом времени и проработкой деталей, как убрать девицу с дороги, чтобы ваши чувства не побудили ее в последний момент бросить Лебрана. Ваш отъезд на три дня, предоставил им желаемую возможность.

Леди Гвинн посветила в тайну свою модистку. Мадам Селин согласилась принять Люси в своем доме, спрятав ее в комнате на верхнем этаже и в то же время дать ей основы профессии модистки. Остальное, думаю, вы знаете. Однажды Люси тихонько выходит из дома днем, не беря багаж, не вызывая кэба, и тем самым отсекая возможность проследить за ней. Мадам Селин принимает и прячет ее — не сложный подвиг для Лондона, особенно если прячущийся — одинокий иностранец, которого редко встречают на улице, и нет фотографий, позволяющих его опознать.

— Полагаю, это Лебран украл фотографию из моего ящика, у него хватило наглости, чтобы залезть в мой ящик и сделать это. Жаль, что это был не Кассими, — я мог бы побить его, но… но быть соперником своего дворецкого — это унизительно.

— Думаю, вы можете поздравить себя с тем, что Лебран не сделал ничего похуже, чем украсть фотографию. Я никогда не видела, чтобы мужчина кидал столь смертоносный взгляд ненависти, какой он бросил вчера на вас в гостиной вашей матери, именно этот взгляд впервые привлек мое внимание к этому человеку и указал мне путь, который закончился сегодня в швейцарской протестантской церкви.

— Расскажите мне об этом, позвольте мне соединить все звенья этой цепочки, одно за другим, как вы это сделали, — сказал майор. Он был по-прежнему бледен — почти как мраморный стол, за которым они сидели, но его голос вернулся к своему нормальному медленному, мягкому тембру.

— С удовольствием. Взгляд, который Лебрен бросил на вас, пересекая комнату, чтобы открыть окно, был уликой номер один. Увидев этот взгляд, я сказала себе, что здесь есть кто-то, кого этот человек смертельно ненавидит. Затем вы подошли поговорить со мной, и я поняла, что это именно вас были готовы убить, если бы это было возможно. После этого я внимательно к нему пригляделась, и ни детали его внешности, ни его одежда не ускользнули от меня, но я заметила, среди прочего, что на безымянном пальце левой руки, наполовину скрытом более претенциозным кольцом, было необычное старомодное серебряное кольцо, оно и стало звеном номер два в цепочке.

— А, я полагаю, вы попросили его принести стакан воды для того, чтобы поближе рассмотреть кольцо?

— Да, и обнаружила, что это было старинное швейцарское кольцо, подобное тому, что я видела в детстве и даже играла с ним, его носила моя старая швейцарская бонна. Теперь я должна рассказать вам немного из его истории, почему я считаю его важной уликой. В Шалле, в городе, в котором родилась Люси, ее отец имел часовой магазин известный своими ювелирными изделиями и часами.

Эти два направления, когда-то не были объединены, но примерно сто лет назад, корпорация города приняла закон, согласно которому они должны объединиться в одной гильдии для их общего блага. Чтобы отпраздновать это объединение интересов, ювелиры сделали определенное количество серебряных колец, представляющих собой полоску серебра, на которой были изображены две руки соединенные рукопожатием. Эти кольца были распределены между членами гильдии, и со временем они стали ценны, как реликвии прошлого. В некоторых семьях, они стали семейными реликвиями и часто выступали в роли обручальных колец- соединенные руки, без сомнения, предполагали их пригодность для этой цели. И когда я увидела такое кольцо на пальце Лебрана, то, естественно, догадалась, от кого он его получил, и сразу же соотнесла его интересы с интересами вашей матери и принцессы и стала рассматривать его как их возможного помощника.

— Почему вы не подозревали Кассими?

— Я подозревала его и даже следила за ним. Но решила провести эксперимент, который никогда раньше не делала в своей работе. Передо мной было пять человек: миссис Дрюс, принцесса, леди Гвинн, мистер Кассими и Лебран все в одной комнате на расстоянии нескольких ярдов друг от друга, я решила застать их врасплох, объявив им мое имя и профессию, чтобы каждый из этих пяти мог это услышать.

— Вы сделали, но я не понимаю вашего мотива.

— Это было тоже самое, как если бы внезапно закричать: «Враг рядом», и проследить за каждым из этих пятерых увидеть их реакцию, что за этим последует. Г-н Кассими оставался беззаботным и бесстрастным, ваша мать и леди Гвинн обменялись взглядами, и обе одновременно нервно посмотрели на шляпу Леди Гвинн, лежащую на стуле. Потом знакомясь с миссис Дрюс, я случайно увидела имя мадам Селин на подкладке лежавшей шляпы, и сразу же пришла к выводу, что мадам Селин должна быть тем слабым звеном, что и было подтверждено, когда леди Гвинн, торопливо схватив свою шляпу, поспешно ушла, за ней Принцесса тоже резко поднялась и вышла из комнаты, за тем и Лебран ушел. Вернувшись через пять минут, он уже снял кольцо с пальца, поэтому у меня не осталось сомнений, где его слабое место.

— Это замечательно, это как сказка! — протянул майор. — Молю, продолжайте.

— После этого, — продолжила Лавдэй, — моя работа стала очень простой. Мне был безразличен осмотр комнаты мадемуазель, но я очень хотела переговорить со служанкой миссис Дрюс. От нее я узнала важный факт, что Лебран на следующий день очень неожиданно увольняется, и что его чемоданы были упакованы и промаркированы для отправки в Париж. После того, как покинула свой дом, я поехала к мадам Селин, и там, как своего рода вступительный взнос, заказала сложную шляпу, давая поминутные указания относительно того, что мне было необходимо, я получила информацию от мадам Селин, о новой модистке, обладавшей очень большим художественным талантом. После этого я попросила разрешения увидеть эту новую модистку и дать ей специальные инструкции относительно моей шляпы. Моя просьба была передана мадам Селин, которая показалась мне очень расстроенной. Она сообщила, что мне было бы совершенно бесполезно видеться с этот новой модисткой, так как она не берет больше заказов, потому что уезжает завтра в Париж, где намеревается открыть собственное заведение.

— Теперь вы видите, к чему я виду. Лебран и новая модистка, и они оба уезжали в Париж, можно было предположить, что они могут быть связаны, и что до этого в швейцарской протестантской церкви может пройти небольшая церемония, в которой иногда участвовала мадмуазель. Это предположение направило меня к похоронному бюро на Саут-Сэвил-стрит, хозяин, которого сочетал свою деятельность со служением в маленькой церкви. От него я узнала, что бракосочетание должно состояться в церкви без четверть девять на следующее утро и что имена брачующихся Пьер Лебран и Люси Куэнин. — Куэнин! — Да, это настоящее имя девушки, кажется, Леди Гвинн окрестила ее Кунье, решив, что английское произношение фамилии Куэнин, режет ухо, и настояла на изменении имени. Она познакомила ее с миссис Дрюс под именем Кунье, забыв, возможно, настоящее имя девушки, или считая, что это не имеет значения. Этот факт, без сомнения, значительно ослабил опасения Лебрана об обнаружении при приобретении лицензии и передаче его швейцарскому пастору. Возможно, вы немного удивлены моим знанием фактов, о которых я рассказала вам в начале нашего разговора. Сегодня утром я получила их от Лебрана. В половине восьмого я вошла в церковь и нашла его там, в ожидании невесты. Он ужасно разволновался, увидев меня, и подумал, что я собираюсь сообщить вам, расстроив в последний момент его свадьбу. Я уверила его в обратном, и вот его версия фактов, которые я передала вам. Однако, если вам не хватает каких-либо подробностей этой истории, то я не сомневаюсь, что миссис Дрюс или принцесса предоставят их, теперь, когда отпала необходимость в секретности.

Майор надел перчатки, нормальный цвет лица вернулся к нему, он заговорил непринужденно.

— Не думаю, — медленно сказал он, — что буду беспокоить маму или принцессу, и буду рад, если по возможности, вы дадите понять окружающим, что я принял участие в этом деле только из сострадания к молодой и беззащитной иностранке.