Леди и авантюрист

ГЛАВА 10

После весьма тягостного получаса, потраченного на объяснение лорду Сэндсу печальной правды о семейных драгоценностях, де Роуэн отправил Сиска на Куин-сквер отнести ящик с драгоценностями, которые теперь стали уликами преступления. Они с Сиском договорились, что доложат о результатах в конце дня. Де Роуэн наспех проглотил пирог со свининой, который прихватил у разносчика в Грин-парке, и направился в сторону Челси-роуд. Придя на место, он обнаружил, что миссис Фрайер впустила Нейта в его квартиру и заняла работой. Де Роуэн с натянутой улыбкой потрепал мальчика по волосам и обменялся с ним парой-другой шуток.

Когда де Роуэн пришел в первый раз в квартиру, которую он себе подыскал неподалеку от Уайтхолла, миссис Фрайер посмотрела на Люцифера весьма подозрительно, и спустя две недели пребывания на новом месте жительства мастиф впал в полную немилость. Для начала он выложил посреди ухоженных роз в саду добропорядочной дамы «пищеварительную неожиданность». Затем она заприметила на оконных стеклах следы «пятна от носа». В итоге де Роуэн сам притащил пару ведер, а Нейт, недавний уличный воришка, обнаружил, что нанят на службу. В промежутках между тысячами поручений сорванец трудился теперь на два дома и почти мог прокормить свою больную мать и шестерых братьев и сестер:

Де Роуэн окинул взглядом лохмотья на пареньке. Черт возьми! Как можно, чтобы в стране вызывающей роскоши детей бросали умирать от голода? Неужели революция англичан так ничему и не научила? Но он слишком хорошо знал, что сделать ничего не мог, и поэтому направил свои мысли на преступление, которым занимался. Придя к себе в кабинет, чтобы в тишине и покое быстренько записать то, что он узнал от Кембла, он едва успел прикоснуться ручкой к листу бумаги, как раздался тонкий чирикающий голос Нейта.

– Видок у вас сегодня не ахти какой, шеф, – заметил паренек, принимаясь мыть окно кабинета.

Де Роуэн оторвался от своих бумаг.

– Есть немножко, – согласился он.

Нейт слегка приподнял белобрысую бровь, являя собой саму невинность и заботливость.

– Верно, припозднились?

– Угу, – неопределенно хмыкнул в ответ де Роуэн.

Вдруг он заметил, что Нейт смотрит на маленький столик, куда де Роуэн обычно выставлял сохнуть чашки и блюдца.

– Смотри-ка, гостей вчера, никак, принимали? – Нейт прошелся по посуде влажной тряпкой. – Вишь, и пара бокалов из-под вина стоит.

– Ты так считаешь? – В душе шевельнулось неприятное подозрение.

– Кажись, вас навестила Люси Леонард? словоохотливо осведомился малец. – Та еще карга, да вдобавок чистюля и ни один зуб еще не успел выпасть.

Де Роуэн невнятно выругался и, протянув вперед руку, нетерпеливо прищелкнул пальцами.

– Хорошо, Нейт, – проворчал он, – а теперь мы вернем то, что насобирали.

– Что?! – переспросил пострел и демонстративно выставил перед собой обе руки.

– Да я ничего такого ...

Де Роуэн для пущей убедительности еще раз требовательно щелкнул пальцами.

– Деньги бабушки Софии, – оповестил он. – Взятки! Чаевые! Давай, пошевеливайся! Негоже кусать руку, с которой ешь!

Нейт принял такой вид, будто он отчаянно соображает, о какой, собственно говоря, руке ему говорят. Де Роуэн догадался, что София отдавала остатки еды не только одному Люциферу. В конце концов, Нейт, обиженно пыхтя, положил тряпку и сунул руку в карман, но его капитуляцию предотвратила громко постучавшая миссис Фрайер. Де Роуэн открыл дверь и узрел перед собой домовладелицу, стоявшую с надменно вздернутой головой. Сбоку от нее стоял констебль Сиск более неряшливого вида, чем обычно.

– Я папки принес, – пробурчал полицейский.

Вскоре де Роуэн поставил чайник на огонь и освободил от стеклянной посуды маленький столик. Вдвоем с Сиском они перенесли его поближе к окну. Нейт боязливо подобрал свою тряпку, подхватил ведро с водой и исчез из поля зрения, отправившись в сад мыть окна снаружи. Весь следующий час де Роуэн провел, низко склонившись над принесенными констеблем записями. Он методично сличал с ними свои заметки в поисках расхождений. Затем еще раз внимательно просмотрел записи допросов. И ничего нового или важного не обнаружил.

Де Роуэн устало вздохнул и положил карандаш.

– Черт бы все побрал! – не скрывая разочарования, пробормотал он. – Ничего! Хоть шаром покати!

Сиск откинулся на спинку стула и засунул большие пальцы рук за ремень брюк.

– А если еще раз потолковать с подозреваемыми? Вы же в пятницу посетили лорда Уолрейвена?

Де Роуэн поводил указательным пальцем по списку и остановился на первых трех фамилиях.

– С этими тремя джентльменами я уже коротко беседовал, – объяснил он и покачал головой, – но склонен полагать, что толку от них будет мало. Взять того же Ривза: он божится, что всю ночь пропьянствовал в клубе «Ориентал».

– Привратник то же самое говорит, – проворчал Сиск. – Весь картежный стол заблевал.

– Слышал, – с отвращением буркнул де Роуэн и решительно вычеркнул фамилию из списка.

– Вычеркивайте заодно уж и сэра Эверарда Гранта, – посоветовал Сиск. – Он всю неделю проторчал в Мейдстоуне на развеселой вечеринке. Свидетелей полно.

Де Роуэн тяжело вздохнул, чертыхнулся и отодвинулся от стола.

– Тогда, Бога ради, объясни мне, с какой стати он напрочь отрицает свое знакомство с леди Сэндс?

– Вот как? – хмыкнул отнюдь не удивленный Сиск.

– Напрочь! – прошипел де Роуэн. – А ты мне рассказываешь про его алиби, о котором он мне ни единого слова не сказал. Как понимать его поведение?

Констебль неожиданно долго молчал, явно над чем-то раздумывая.

– Понимаете, де Роуэн, богатеи и не подумают кланяться полиции, – наконец решился ответить он, – вы это знаете не хуже других. Вдобавок глядите вы прямо как прокурор – не захочешь, а будешь ежиться.

Де Роуэн открыл рот, чтобы возразить, но Сиск предупреждающе поднял руку:

– Не спорю, вы сейчас на отличной должности в Вестминстере. Да вот только всякие там шишки все равно уверены, что от вас воняет Боу-стрит.

– Ну, спасибо тебе, Сиск, на добром слове, – проворчал де Роуэн, и устало потер обоими кулаками глаза.

Сиск неопределенно пожал плечами.

– Не обижайтесь, де Роуэн. Вы были чертовски отличным констеблем и сущей грозой контрабандистов, притом, что в полиции раньше не служили. Да еще на разных языках говорите. Чего удивляться, что речная полиция вас все время обратно требует. Даже после всех дел с ...

Ледяной взгляд де Роуэна заставил его замолчать.

– Ладно, ладно, не берите в голову, опустим. Я просто говорю, как все есть на самом деле. Вы не такой, как они все. Черт, да вы не такой, как я! Видите теперь, в чем дело?

В чем дело, он, конечно, видел. Сиск, черт бы его побрал, кругом прав. Вот только сейчас ему на все было глубоко наплевать. А если еще припомнить, от чего он отказался ... Господи, и думать не стоит!

– Вернемся-ка мы к нашей леди Сэндс, проворчал он, отодвигая в сторону кипу папок. Кто там у нас следующий в списке?

– Бодли, – сказал констебль, как если бы с отвращением сплюнул. – Говорит, что оставался у себя дома, свидетелей нет. Бьюсь об заклад, на caмом-то деле он поперся на рынок в Ковент-Гарден снять парочку-другую апельсинистых девах.

Де Роуэн устало вздохнул:

– Господи, Сиск, что за мерзость ты несешь!

Сиск громко; во весь рот, зевнул и с видимым удовольствием потянулся.

– А что же вы хотите, де Роуэн, мир-то вокруг мерзкий. – Он поерзал на стуле. – Как там с нашим красавчиком мистером Востом? Ничего нового?

Де Роуэн угрюмо покачал головой.

– Я убежден, к нему тоже не подкопаешься. Вчера ко мне заявилась богатая вдова и принялась объяснять, что Вост всю ночь не давал ей замерзнуть в постели от холода. Понимаешь, всю ночь. Она очень ясно высказалась.

– Гм, – промычал констебль, – а Вост что говорит?

Наступила очередь де Роуэна пожать плечами.

– Поначалу он от прямо го ответа уходил. Спасал ее репутацию, полагаю. Он может быть самым распоследним мерзавцем, но что-то от джентльмена в нем все равно остается.

Теперь даже Сиск впал в уныние.

– Ну и катись в задницу! – проворчал он, зачеркивая жирной чертой Руперта Воста. – Тогда остались те трое, что от Кембла. Уже послали Эверсоула и еще одного полицейского судью в Кале, чтобы откопать того французского графа.

Слова Сиска произвели на де Роуэна впечатление.

– Быстро же подсуетились ...

Сиск ухмыльнулся, показав большие пожелтелые зубы.

– А как же, только боюсь, что все впустую. Его в городе хорошо знают, и ему вроде незачем такое совершать. Теперь у нас на очереди ... – Он замолчал и принялся сосредоточенно рыться в своей записной книжке. – Ага, вот кто – мерзавец Ратледж и еще Фордэм, банкир из Филадельфии. Обоих никак не могут отыскать, но если Сэндс не брал греха на душу, тогда я поставил бы два соверена на Ратледжа. От него одни неприятности.

– О чем ты?

Сиск захлопнул записную книжку.

– Поговаривают, что действует дурная кровь его родителя, хотя старик давным-давно помер. Добавьте к прочему последний слушок про то, что он проиграл Томми О'Халлерану две тысячи фунтов – куча денег! – и выходит, что это самое что ни на есть ограбление и было.

– Две тысячи фунтов? – покачал головой де Роуэн. – Займись-ка лучше Хэмпстедом, – буркнул он. – Ратледж порой там отсиживается.

По-прежнему у него в голове не укладывалось, что убийцей мог стать Сэндс. Не хотелось ему, чтобы душегубом оказался и Ратледж. Юноша состоял на подозрении у полиции по делу об убийствах в Обществе Назареев, однако, судя по тому, что де Роуэну довелось увидеть, на роль вора он явно не тянул. Ратледж относился к первостатейным мотам и водил дружбу со всяким отребьем.

Де Роуэн слишком близко подошел к тому, чтобы утаить улику, потому что ничего не сказал Сиску о подозрениях доктора Гривза насчет аборта. Впрочем, и правда не предвещала Сэндсу ничего хорошего. Если Сэндс догадался, что Джулия беременна, никакому дворянину не придется по вкусу иметь отца наследника со стороны. Впрочем, оставался еще Ратледж, еще одна безрадостная перспектива. Де Роуэн вспомнил, что он уже однажды терял ребенка. Поначалу и совершенно непонятно отчего, но Ратледж во всем винил мать ребенка. Тогда от бешенства и отчаяния он был просто вне себя. Если он потерял второго ребенка и еще с помощью матери младенца ... Господи! От пришедшей в голову мысли ему стало тошно. Де Роуэн многозначительно посмотрел на констебля;

– Ты все еще считаешь, что это Сэндс?

Сиск только и успел, что пару раз отрицательно покачать головой, как в дверь вновь весьма нетерпеливо постучала миссис Фрайер. С непонятно откуда взявшимся дурным предчувствием де Роуэн открыл дверь. На сей раз госпожа слишком горделиво вздернула голову и ледяным тоном возвестила:

– Пришла некая леди, по полицейскому делу.

Последние слова она произнесла с той неприязнью и резкостью, которые держались про запас на случай очередного безобразия, учиненного Люцифером в цветнике с розами.

В тени коридора статная женщина отбросила назад капюшон своего вишневого дорожного плаща.

– Добрый день, мистер де Роуэн, – поздоровалась Кэтрин. Голос у нее прозвучал необычно мягко и с легкой хрипотцой. – Я пришла, чтобы занести материалы, которые ее светлость обещала вам вчера вечером. – И она, показав на громоздкое дорожное бюро палисандрового дерева, слегка качнула им в сторону де Роуэна.

И тут де Роуэн вспомнил. Личные бумаги леди Сэндс! Сесилия тогда сказала, что принесет их ему. А что в таком случае делает здесь Кэтрин?

– А где же леди Делакорт? – требовательно спросил де Роуэн.

– У ее малышки опять колики, – с невинным видом объяснила Кэтрин. – А его светлость вызвали на срочное заседание в палату лордов.

– В таком случае, мэм, весьма вам признателен за труд, – сказал де Роуэн и протянул руку, чтобы взяться за ручку бюро.

Однако Кэтрин так легко сдаваться не собиралась.

– Сесилия поручила мне кое-что с вами обсудить, мистер де Роуэн, – заметила она, – в частном порядке.

Миссис Фрайер принялась осуждающе постукивать по полу носком туфли.

Макс остолбенел. Неужели Кэтрин осмелится войти? Миссис Фрайер сразу же опозорит ее доброе имя. И, безусловно, он не может ее представить грубияну Сиску. И уж тем более несусветной глупостью будет, если ее заприметит Нейт. Впрочем, он рад снова ее увидеть едва ли не столь же сильно, как сердился на нее за безрассудный приход. Но с какой, собственно говоря, стати не пускать ее на порог? Ему поручено положить конец преступлениям и взяткам, а не женскому легкомыслию. Если Кэтрин хватило здравомыслия только на то, чтобы заявиться с визитом к мужчине в его частные апартаменты, то пусть у нее и болит голова.

Она бросала на него нетерпеливые взгляды.

– Полагаю, вы хотите войти? – вежливо спросил он.

С легким извиняющимся кивком Кэтрин прошуршала юбками мимо миссис Фрайер, которая сердито захлопнула за вошедшей гостьей дверь. Сиск, само собой, уже стоял тут же, скалясь в ухмылке своими желтыми зубами, как водяная крыса, и безуспешно пытаясь разгладить свой мятый желтый жилет. Из сада розовым расплывающимся пятном плющилась об оконное стекло мордашка Нейта, который изо всех сил старался разглядеть, что происходит внутри.

Кэтрин, проявив недюжинное самообладание, протянула руку ухмыляющемуся полицейскому.

– Миссис Вудвей, – негромко представилась она, воздерживаясь от титула. – Я выполняю поручение своей подруги.

Констебль расплылся в улыбке аж до ушей.

– Очарован, мэм, – ответил он, окидывая ее оценивающим мужским взглядом. – Позвольте представиться – полицейский констебль Сиск, Вестминстерский полицейский суд, и я выполняю ...

– Вперед! – перебил его Макс, сгребая папки со стола и бесцеремонно вручая их констеблю. – Ты при исполнении. Давай, тебя ждут не дождутся на Куин-сквер.

– Все верно! – согласился Сиск. Он помахал на прощание Кэтрин, пока Макс неумолимо подталкивал его к двери. – Польщен, миссис Вудвей! Польщен!

Заговорщически подмигнув Максу на прощание, Сиск шагнул за порог, неуклюже прижимая к груди и животу кипу папок.

Макс повернулся к Кэтрин и сурово поджал губы.

– Присаживайтесь! – рявкнул он, устремляясь через всю комнату к окну, чтобы разобраться с Нейтом. Кэтрин с трудом сдерживала смех, видя, как злится Макс. Яснее ясного, что здесь дамы – не частые гостьи. Занятная мысль, подумалось Кэтрин, пока она наблюдала, как Макс чуть ли не в пару шагов оказался у окна и широко распахнул двустворчатое, доходящее до пола окно.

– Натаниэл Коркоран! – заорал он на мальчишку в окне. – Немедленно слезайте!

В мгновение ока юнец скатился со своего насеста вниз, уронив мокрую тряпку к ногам Макса и залив ему ботинки мыльной водой. Макс, похоже, этого и не заметил. Он вынул из кармана пиджака неожиданно толстую пачку денег и выдернул одну банкноту.

– Твои чертовы деньги! – прорычал он и сунул банкноту мальчугану. У того глаза стали как два больших блюдца. – Если хоть полслова про увиденное слетит с твоих губ, сам знаешь, в чье ухо, твоей глоткой позавтракает Люцифер.

Парнишка покачался с пяток на носки и, прищурившись, посмотрел на Макса.

– Деньги синьоры я оставлю себе? – поинтересовался он, деловито запихивая банкноту в штаны.

– Деньги синьоры ты все до последней монеты положишь в кружку для подаяний в церкви отца О'Флинна! – прорычал Макс. – А теперь с глаз долой через забор! И смотри, чтобы миссис Фрайер не углядела, как ты уходишь.

Однако не успел Нейт перемахнуть через каменный забор сада, входная дверь вновь заскрипела и в открывшийся проем просунул голову не кто иной, как Сиск. Резко обернувшись, Макс оторопело уставился на констебля.

– Служанка леди! – потребовал Сиск, и, нетерпеливо прищелкнув пальцами, решительно протянул руку.

– Что?! – взвился Макс.

– Женевьева Дюретт. Вы забыли отдать ее заявление. – Сиск нетерпеливо прошествовал к письменному столу. – Оно лежало где-то здесь. А то ведь завтра мне снимать повторный допрос.

Макс порывисто перебрал кипу бумаг на столе и, наконец, извлек из нее какой-то листок. Безумная суматоха, наконец, улеглась. Нейт ушел, Сиск исчез за входной дверью, которую Макс с облегчением запер. В комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Может быть, – язвительно заметила Кэтрин, – и шторы поплотнее задернуть?

Макс обернулся.

– Леди Кэтрин, – резко начал он, – что вы, собственно говоря, здесь делаете?

Кэтрин постаралась придать себе уверенный вид.

– Боюсь, ничего такого, о чем вы, возможно, подумали, – ответила она, сбрасывая с плеч дорожный плащ. – Могу я надеяться, что вы хотя бы немного разочарованы?

Она протянула плащ Максу, но тот был настолько выбит из колеи, что даже не заметил ее движения.

– Вы пришли в дом холостяка, мэм, – раздраженно напомнил он, – вы, леди. Незамужняя леди, позволю себе заметить. В данное время моя домовладелица мирится с присутствием здесь мальчика, но вы должны уйти.

В голосе его явно слышались резкие нотки, однако Кэтрин заметила, как в уголках его глаз собрались добрые морщинки. Тогда она с облегчением просто бросила плащ на застеленную шерстяным одеялом скамью.

– Макс, да не переживайте вы так, – сказала она, разгоняя перед собой рукой поднявшееся облако пыли и собачьей шерсти. – За порогом меня дожидаются два самых крепких лакея леди Делакорт. Я отнюдь не сомневаюсь, что они бросятся ко мне на помощь, приди вам в голову поухаживать за моей утонченной, изнеженной персоной неподобающим образом.

Брови Макса тут же сошлись в одну темную линию над переносицей.

– Не вижу ничего смешного, леди Кэтрин.

– О просто Кэтрин, пожалуйста. – Она невинно похлопала ресницами. – А какой-нибудь шанс есть, как вы думаете?

– Какой еще шанс?

Она шагнула чуть ближе, продолжая смотреть ему прямо в глаза.

– Ну, что вы можете начать ухаживать неподобающим образом.

Макс посмотрел на нее долгим и непроницаемым взглядом, потом отошел в сторону, сердито взъерошив пятерней свою длинную шевелюру. Раздражение, похоже, оставило его, уступив место настороженности.

– Не стоит со мной заигрывать, Кэтрин, – спокойно сказал он, повернувшись к ней спиной, и молодая женщина нервно закусила нижнюю губу. – Пожалуй, уместнее перевести разговор на более спокойную тему.

– Вам будет любопытно покопаться в принесенном мной ящике, – заметила она, берясь за ручку дорожного бюро леди Сэндс. – Мы с Сесилией немножко там порылись во время чая. Похоже, Джулия хранила тут большую часть своих писем и записок.

С глухим стуком Макс водрузил деревянный ящик на письменный стол, взялся обеими руками за его боковины и надолго задумался. Кэтрин затаив дыхание, украдкой оглядывалась вокруг. Комната, в которой она сейчас стояла, являла собой крохотную прихожую со столовой, и назвать ее спартанской было бы большим комплиментом. Мебель потертая, ковров на полах из дубовых досок нет. Однако в очаге теплился огонь и в комнате приятно пахло про гретой шерстью и крепким кофе.

На Максе не было того вечернего смокинга, в котором он выглядел если не как степенный английский джентльмен, то уж как привлекательный и загадочный персонаж точно. Повседневная рабочая одежда – обыкновенные темно-серые брюки, простая белая льняная рубаха с черным широким галстуком и отличного покроя темный пиджак – не делала его хуже, хотя сегодня он мог представлять кого угодно и без труда затеряться в толпе клерков и адвокатов – солиситоров. Выдать его намерения могли разве что черные, как обсидиан, всевидящие глаза. Да еще легкая сутулость широких плеч, как если бы он много лет провел, стараясь приспособиться к низкорослому и слабовольному люду.

Неожиданно Кэтрин страстно захотелось обхватить его руками и прижаться щекой к широкой сильной спине. Однако она подошла к нему и наклонилась, чтобы открыть ключом бюро.

– Вот, – слегка прерывающимся голосом произнесла она, щелкнув замком и откидывая назад крышку. – Давайте я вам покажу, что лежит внутри.

И тут он накрыл рукой ее рyкy и удержал ее на месте, переплетя свои пальцы с ее. Он медленно повернул голову, и она встретилась с его темными, требовательными глазами. Кэтрин испытала признательность непонятно к кому за то, что она не преступница, чьи злодеяния он расследует.

– Так какого черта вы сюда пришли? – резко спросил он.

– Я ... – начала мямлить Кэтрин и вдруг выпалила: – Мне нужно увидеться с вами! Что здесь такого ужасного?

Де Роуэн стиснул зубы и заставил себя сделать несколько медленных вдохов и выдохов. Он пристально вглядывался в глаза Кэтрин в поисках малейшей лживости, хотя бы тени неуверенности. Однако ошибиться он не мог: голос ее проникнут нотками искреннего страдания, а в словах явственно звучит неприкрытая душевная боль.

Она сказала «мне нужно», а вовсе не «я хочу» или ·«ты должен».

Но разве не такие требования он почти и ожидал от нее услышать? Он немного резковато рукой приподнял за подбородок ее лицо и вгляделся в него еще пристальнее. Два бездонных карих озерка невинности смотрели на него, и у него перехватило судорогой горло. «Бог мой!» – подумал он, заставляя себя вздохнуть. Есть ли такая женщина, которой под силу так умело притворяться, чтобы глаза выражали безыскусную честность? И чтобы губы подрагивали с такой нежностью? Или он снова ослеплен и не видит горькой правды обмана?

Он рассмеялся, и звук его смеха показался ему самому неискренним и горьким. Раньше он точно бы купился на широко распахнутые глаза и дрожащие губы. Но сейчас его мало что трогало. Она желала его. Другой причины ее прихода сюда он не видел. Внезапно сама мысль о том, чтобы Кэтрин легла к нему в постель, показалась стоящей всех возможных будущих неприятностей. Будет ли иметь хоть какое-то значение то, что под конец он услужит ей так, как она того хочет? Все для того, чтобы она его использовала ради своих прихотей? Но неужели Кэтрин способна обращаться с людьми столь низко? Чем дальше, тем все больше он надеялся, что, конечно, не способна.

И потом, он сам желал Кэтрин. Желал страстно, если не сказать больше. И, в конце концов, страсть взяла верх над холодом рассудка. Де Роуэн просто поцеловал молодую женщину прямо в губы. С прерывистым вздохом она приникла к нему всем телом, и он почувствовал сотрясающую ее дрожь.

– Макс ...

Как-то даже неуверенно она ответила на его поцелуй, и он почувствовал ее нежные и шелковистые губы. Невольно Кэтрин, не отличавшаяся маленьким ростом, приподнялась на цыпочки, потому что в его объятиях она чувствовала себя удивительно хрупкой. Даже для нее он казался слишком высоким. И слишком резким и нетерпеливым. Он наклонился немного вперед, и она под напором его губ приоткрыла свои, приглашая, заманивая и медленно воспламеняя его кровь, как хорошей выдержки красное бордо. Он замер, неторопливо лаская губами ее губы. Она обхватила его за плечи, просунув руку под пиджак, и окружающий мир начал постепенно меркнуть в глазах де Роуэна.

– Господи... Кэтрин ...

Мольба выдохнулась едва слышным шепотом, а губы сами собой соскользнули вниз, к ее шее. Кэтрин что-то вымолвила ему в ответ, но что, он не разобрал. Он наслаждался исходившим от нее нежным ароматом и тонул в беспредельном блаженстве.

Обнимая руками ее спину, он положил голову ей на плечо.

Через некоторое время он отодвинул ее.

– Мы должны остановиться, Кэтрин, – заметил он. – Я не хочу заставлять тебя страдать.

Губы ее легонько коснулись мочки его уха.

– Не решай за меня, – проворчала она.

Он поднял голову и вгляделся в ее лицо. Послеполуденное солнце сквозь только что вымытые окна заливало рассеянным светом комнату, и волосы Кэтрин казались рыжевато-золотистым нимбом вокруг ее головы. Как будто ангел спустился на землю в женском обличье, и невозможно отвести глаз от неземной красоты ее притягательного рта и высокой тугой груди.

– Вечернее солнце всегда такое красивое, тихо заметила она, как будто прочитав его мысли. – Мне хотелось бы еще немного побыть с тобой.

Де Роуэн знал, что она имеет в виду, и у него не хватило силы воли отослать ее прочь.

– Кэтрин, ты хочешь, чтобы я предался с тобой любви? – прошептал он.

Она быстрым, торопливым движением провела кончиком языка по губам и молча кивнула.

– Господи, Кэтрин! – пробормотал он. – Ты совершишь непоправимую ошибку.

И тут же поцеловал ее вновь, с нежностью обхватив ладонями ее лицо; Кэтрин тихонько простонала. Макс передвинул руки чуть выше и притронулся кончиками пальцев к завиткам волос у нее на висках. Никто из них не заметил, как из прически выскочила шпилька и упала на пол. Он чувствовал, как все сильнее и громче стучит у нее сердце. Чувствовал он и то, как колотилось его собственное сердце и как его биение отдавало в пах. Своим язычком она касалась то одного, то другого места у него во рту, и от ее нежданных прикосновений его затрясло, как если бы в него угодила молния. Ее женственная мягкость оказалась желанной для успокоения тягости его собственной плоти. В какой-то неуловимый миг он забыл обо всех своих ошибках.

Де Роуэн привлек Кэтрин к себе и покрыл ее поцелуями. Она вновь простонала и безотчетно прижалась к нему грудью и животом. Сейчас он мог овладеть ею. Без труда и с редкой легкостью. Ему оставалось только горячо умолять Бога, чтобы тот его вразумил, почему она так желает его любви. Вспомнив собственные мучительные предрассветные фантазии, Макс еще крепче обнял ее за талию, слегка приподнял, чтобы она лучше почувствовала его восставшую плоть, и задвигался взад и вперед, сознательно мучая ее и даря себе наслаждение. Он хотел узнать, как она поведет себя дальше.

Кэтрин охрипшим голосом прошептала:

– Макс, о, Макс! – Голову она запрокинула назад, и под платьем отчетливо очертились тугие груди. – Макс, пожалуйста!

Он заставил Кэтрин замолчать, с громким стоном припав губами к ее рту, в душе молясь, что, скинув с себя одежду, не обесчестит себя. Но Кэтрин уперлась руками ему в грудь и с трудом оторвалась от его губ.

– Макс, прошу тебя, – умоляюще простонала она, стараясь выпростать из-под ремня низ его рубахи. – Давай совершим нашу ошибку, Макс, люби меня, пожалуйста, люби меня ...

Макс принялся покрывать легкими поцелуями ее шею, легонько прихватывая губами нежную кожу.

– О, Кэтрин, – выдохнул он, отдаваясь набегавшим одна за одной волнам блаженства. – Какая же ты красивая. Я подарю тебе счастье, я хочу, чтобы ты была счастлива, Кэтрин ...

Она, наконец, вытащила рубашку у него из брюк, и ладони ее прижались к его нагой спине. Прикосновение ее рук буквально всколыхнуло все его существо от долгожданного наслаждения. Не в силах более противостоять своим чувствам, Макс буквально взметнул молодую женщину на руки, пронес по узкому короткому коридору и пинком ноги распахнул дверь в спальню, прежде чем к нему вернулось понимание происходящего. Комната имела почти монастырский вид, на кровати громоздилась неряшливая куча смятых простыней и покрывал, но Кэтрин, казалось, ничего не замечала. Он опустил ее на постель, сбросил пиджак и жилет прямо на пол и устремился к ней, на ходу умудрившись сбросить с ног ботинки.

Пальцы ее стали расстегивать пуговицы его брюк. Она снова поцеловала его, горячим и таким же требовательным языком все больше воспламеняя его. Его руки сами собой устремились ей под юбки, очарованно заскользили под тонким батистом белья и принялись стаскивать все ненужное и мешающее. Как сквозь сон, до ушей Макса донесся треск разрываемой материи. Он знал, что ведет себя до отвращения безобразно, как изголодавшийся зверь. Но остановиться уже не мог. Его ладонь легла на шелковистую возвышенность, пальцы почувствовали горячую влажность, скользнули внутрь. Она потянулась рукой, чтобы прикоснуться к нему. Он схватил ее за руку и поспешил прижать ее к брюкам, там, где налилась желанием плоть.

Кэтрин вдруг вся напряглась и буквально окаменела под ним.

– Макс, подожди, – выпалила она. – Просто ... подожди. Пожалуйста.

Он тут же замер и без малейшей жалости к себе соскользнул с Кэтрин. Однако она притянула его к себе обратно и обняла изо всех сил.

– Нет, – покачала она головой, и волосы ее рассыпались по его подушке. – Не надо останавливаться. Просто...

– Что?! – воскликнул он, учащенно дыша ей в шею. – Господи, Кэтрин, что ты от меня хочешь?

Он услышал, как она чуть ли не жалобно вздохнула.

– Макс, я просто хочу, чтобы ты понял, тихонько проговорила она. – Я никогда так не делала. Я ... я не умею ...

Он резко приподнял голову и увидел, что Кэтрин густо покраснела до корней волос. Святые угодники, о чем она старается ему сказать? Страсть туманила ему рассудок, и он никак не мог собраться с мыслями. Возможно, она почувствовала его растерянность, широко раскрыла глаза и обхватила его лицо горячими ладонями.

– Макс, я хочу сказать, что была замужем. Конечно, я это делала. Но ... но не так, как сейчас. Мимоходом. И я подумала, что, может быть, важно для нас обоих ... как-то почувствовать хорошенько друг друга.

Мимоходом. Слово, а потом и вложенный в него смысл он с трудом, но осознал. Она права. Их отношения чертовски важны, даже важнее, чем ему хотелось. Безжалостно задушив желание, Макс приподнялся на локте, стараясь получше разглядеть странное и необычное существо, каким она, как сейчас выяснилось; оказалась. Конечно, она не из тех женщин, с которыми он привык иметь дело.

Была ли она такой, как он ее себе представлял? Несмотря на то, что все свидетельствовало об обратном, не продолжал ли он цепляться за укоренившийся у него в голове привычный образ, в который укладывалось большинство знакомых женщин? Значит, она как Люси? Или, еще хуже, как Пенелопа? Не потому ли он так спешил завалить ее на постель? И вдобавок откровенно грубо? Ни тебе ласковых слов ухаживания, ни нежных, обольстительных речей. И все-таки Кэтрин даже сейчас продолжала желать близости с ним. Она смотрела на него чистым взглядом, спутанные волосы разметались по подушке, вырез платья бесстыдно приспущен, открывая его взору начало ложбинки меж двух нахолмий.

Он знал, что должен сейчас сделать. Он обязан остановиться, но джентльменом он не был. Что там Кэтрин имела в виду, сказать трудно, вот только пришла она к нему сама, и пришла именно за этим. Макс не мог отказать в том, чтобы угодить леди.

– Я обещаю, дорогая, – прошептал он, осторожно вкладывая палец в горячую ложбинку между грудями Кэтрин, – что ты не будешь ни о чем сожалеть.

Какой-то миг она смотрела, как Макс решительно стянул вниз лиф ее платья. Кэтрин судорожно вздохнула и доверчиво выгнулась ему навстречу, когда кружевной рюш сполз с ее грудей, обнажив два тугих безукоризненных соска.

Потом прошептала его имя и потихоньку закрыла глаза. Лишь легкие тени от ее длинных ресниц лежали у нее на щеках. Он обхватил снизу и слегка приподнял ее груди, чувствуя ладонями их сводящую с ума теплоту и тяжесть.

– Господи, Кэтрин, – услышал он свои хриплые слова, – ничего прекраснее в своей жизни я не видел.

Широкий луч заходящего солнца пробился в щель между шторами и теплой желтоватой полосой лег на ее щеку и плечо. Ему показалось, что она олицетворяла женственность и нежность, воплотившиеся в ней непостижимым образом, и де Роуэн вдруг понял, что твердо знает – всю свою жизнь он ждал именно ее. Ему вдруг захотелось по-настоящему любить ее. Подарить им обоим пир наслаждения, нарочито медлительного и благоговейного. Он склонился к Кэтрин, коснулся дыханием ее обнаженной груди и услышал прерывистый вздох предвкушения.

Макс обхватил губами ее сосок и нежно, а потом с откровенной жадностью начал теребить ртом налитую виноградину ее плоти. Кэтрин утопала в наслаждении и чувствовала, как ее все больше и больше окутывает со всех сторон его тепло. Максом пахли простыни, на которых она разметалась, и их запах дразнил и соблазнял ее. Она представила его нагим, длинные ноги закутаны смятой простыней... Видение было удивительно живым и до исступления чувственным.

Когда он перенес свое внимание на ее вторую грудь, Кэтрин потянулась к нему, желая ощутить его в себе. Откровенно сладострастная жажда близости поразила ее до глубины души. О Боже, она ведь никогда не предавалась любви при дневном свете! В отчаянии она обхватила Макса руками и подтащила на себя, позволила, чтобы Макс слегка раздвинул ей ноги и опустил свое сильное мускулистое бедро между ее бедер. Он снова поцеловал ее, долго и чувственно, и язык его скользил глубоко у нее во рту. Она услышала, как он тихо охнул, почувствовала, как его тело снова содрогнулось, и к ее животу начали приливать медлительные волны сладостного тепла. Она поняла, что к ее ноге прижалась его распрямившаяся мужская плоть.

Увлеченная поцелуями и жаркими ласками, она едва отдавала себе отчет, что Макс поднимал ей юбки все выше и выше, пока его ладонь не смогла свободно погладить шелковистую округлость ее живота. Он в очередной раз то ли охнул, то ли простонал, его горячие длинные пальцы заскользили вниз, и, наконец, его ладонь накрыла пушистый и густой кустик волос. Своим средним пальцем Макс начал осторожно поглаживать и надавливать, продвигая его все глубже и глубже. Не выдержав, Кэтрин коротко вскрикнула.

– Здесь, милая? – вполголоса проникновенно спросил он, не отводя глаз от своей руки и наблюдая за собственной откровенной лаской. – Ты хочешь, чтобы я поласкал тебя вот здесь? Скажи, cara mia, и я обещаю, ты задохнешься от радости.

Слова его были столь бесстыдно откровенными, а низкий, с хрипотцой голос столь обольстительным, что она сумела лишь выдохнуть шепотом:

– Да, здесь.

Кэтрин застонала от наслаждения, когда палец его скользнул еще дальше и вошел в жаркую влажную глубину, а подушечка большого пальца начала скользить вверх и вниз, подвергая танталовым мукам ее подрагивающий бутон любви. Ей казалось, что все ее существо сейчас вспыхнет испепеляющим пламенем.

– О, милая, – прошептал он, не отнимая руки. – Так страстно желающая. Так ждущая.

Раздвигая вход, в жаркую глубину скользнул второй палец. И снова начались поглаживания большого пальца, еще более мучительные, еще более желанные.

Не удержав очередного вскрика, Кэтрин наконец откликнулась на ласку, выгнулась, слегка приподняла ягодицы и принялась порывисто опускаться на его руку, принимая в себя его пальцы, стремясь обрести сладость избавления. По телу Кэтрин снова прошла волна неудержимой дрожи, и она часто и прерывисто задышала.

– Макс… Боже мой, Макс ... Я больше не могу ... Я хочу… сейчас, Макс. Ну пожалуйста!

Рука Кэтрин, помимо ее воли, дотянулась до брюк Макса, и пальцы ее обхватили невероятно большой гребень приподнявшейся ткани.

Макс грубовато рассмеялся, перехватил ее руку и поднес ко рту.

– Терпение, любовь моя, – шепнул он.

Кэтрин просто онемела от потрясения, когда он высунул язык и принялся игриво лизать ей ладонь, отчего молодая женщина необъяснимым образом вновь выгнулась на постели. Макс медленно втянул в рот ее средний палец и, не отрывая взгляда от ее глаз, принялся его сосать, и с каждым разом очередная волна мучительно-сладостного жара приливала к низу ее живота.

Разглядывая ее, в наготе распростершуюся перед ним, он принялся ласкать ладонями шелковистую кожу ее бедер, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг ее женского естества и, надавив обоими большими пальцами, не раскрыл нежные, влажные от нектара лепестки ее цветка любви.

– Господи, Кэтрин, какая ты красавица, выдохнул он. – Ангел.

Кэтрин, несмотря на неистовое желание любовной близости, подумала, что сейчас провалится сквозь землю от стыда за такое распутство. Когда же Макс наклонился, чтобы поцеловать ее ничем не прикрытую любовную плоть, ей показалось, что вся она, от кончиков пальцев на ногах до мочек ушей, краснеет от неумолимого стыда за содеянное, но затем рот его отыскал тот самый нежный и чувственный бутон, и бедра Кэтрин сами собой приподнялись над постелью, откликаясь на пронзившее ее острое наслаждение.

Макс тут же отпрянул, хотя и продолжал крепко прижимать ее бедра к постели. Казалось, целую вечность он держал ее в плену пристального и загадочного взгляда своих темных глаз. Мучительное желание переполняло все ее существо. Она была его, она была готова делать все, что он пожелает. И тогда с едва заметной улыбкой Макс опустил взгляд и снова склонился к Кэтрин. При первом же прикосновении его губ откуда-то из глубины горла у нее вырвался полувсхлип, полустон. Пальцы его вновь – сначала один, потом второй – скользнули во влажную глубину, раскрывая ее для чувственной ласки губ. Кэтрин не ведала, что такая сладостная мука может доставлять непередаваемое наслаждение. Он ласкал и мучил ее одновременно. Снова и снова язык его скользил по расщелине ее плоти, иногда задевая тугой бутон, скрывающийся под кустиком ее лона, отчего Кэтрин всякой раз начинала бить неудержимая крупная дрожь. Она перебирала пальцами его густую шевелюру, гладила сквозь рубашку его широкие плечи.

– Макс, пожалуйста, Боже мой, пожалуйста, Макс, – безоглядно умоляла она, бесстыдно выгибаясь всем телом.

Язык его, не прерывая дразнящих скольжений, проник еще глубже. Кэтрин запрокинула голову, горло у нее перехватило, и она обеими руками непроизвольно вцепилась Максу в волосы. Она почувствовала, как ее захлестнул приступ неудержимой судорожной дрожи. Потом еще раз и сильнее. И еще сильнее. А затем с губ Кэтрин сорвался восторженный крик, когда неудержимое наслаждение начало раз за разом накатываться на нее, вздымая ее все выше и выше на гребнях волн блаженства.

Последнее содрогание незаметно оставило Кэтрин, оцепенелую и жадно ловящую воздух ртом. Вскоре она пришла в себя настолько, чтобы увидеть Макса, стоящего на коленях у нее между ног. Выражение его лица было исполнено неприкрытой страсти. Она поняла, что лежит перед ним с бесстыдно широко раскинутыми бедрами, но ее смущение заглушалось только что пережитым ошеломляющим всплеском любовного состояния.

– Дорогая, – глухо прошептал он, и голос его дрогнул от рвущегося наружу чувства, – теперь я хочу, чтобы ты стала моей. Сейчас.

Пальцы их рук чуть ли не одновременно легли на его брюки: она желала одарить его лаской, он торопился расстегнуть последние пуговицы. Освобожденная плоть стремительно распрямилась и, чуть подрагивая, горделиво вздыбилась во всей своей грозной красе. Кэтрин не замедлила завладеть ею, обхватив ее рукой. Она тихонько ахнула, почувствовав ладонью и пальцами твердое, горячее и шелковистое на ощупь мужское орудие любви и поразившись наполнявшей его силе. Макс не смог сдержать дрожи наслаждения от прикосновения ее пальцев, что придало ей смелости, и, покрепче обхватив подергивающуюся плоть, она двинула руку вниз, скользящим движением спуская нежную подвижную кожу. От удивления она не могла отвести глаз от открывшейся разбухшей луковицы оконечности с выступившей на самом ее кончике густой прозрачной каплей, похожей на крупную жемчужину.

Макс зажмурился и взмолился, чтобы у него достало сил сдержаться. Он застонал, и Кэтрин осторожно потянула его плоть к себе, приподнимая и раздвигая бедра.

– Макс, войди в меня, – выдохнула она едва слышным шепотом. – Не удерживай себя, не надо.

В ее умиротворенных карих глазах он видел всю глубину ее чувства, всю силу ее желания подарить ему удовольствие. И у него радостно и смущенно дрогнуло в самой глубине его души, как если бы сбылось несбыточное. Кэтрин безыскусно и счастливо раскрылась ему навстречу, и его затрясло от неимоверного усилия сдержаться, когда, не став противиться, он позволил ей медленно и непреклонно вложить распрямленную желанием плоть в сочную мякоть ее лона. Она замерла, и какое-то время полежала, запрокинув одну ногу на его тело, как бы привыкая к новым и незнакомым ощущениям.

Он выскользнул из нее, приподнялся чуть выше и вошел в нее вновь одним сильным и резким движением.

– О! – вскрикнул он, запрокидывая голову и издав ликующий возглас. Зажмурившись, он снова выскользнул и с удвоенной силой снова вернулся обратно, и еще раз, и еще, и еще ...

Кэтрин ласково прижалась к нему и только и сумела прошептать:

– Макс ...

Губы их слились в долгом и жадном поцелуе. Кэтрин запрокинула вторую ногу ему на бедро, слегка приподнялась и задвигалась в такт ему, прижимаясь всем своим телом и буквально сводя его с ума. Как безумный, он безудержно овладевал и овладевал ею, пока, в конце концов, не оторвался от ее рта и, задыхаясь, не заглянул в ее сияющие счастьем глаза.

– Кэтрин, прошу тебя, – умоляюще выдохнул он. – Пожалуйста. Давай потихоньку.

Она покачала головой, и волосы ее рассыпались по подушке.

– Не надо потихоньку, Макс, – шепнула она. – Сейчас не надо. Пожалуйста.

Он нежно куснул ее нижнюю губу, закрыл глаза и осторожно двинул несколько раз бедрами взад и вперед. Матерь Божья, лоно Кэтрин с прежней силой нежно сжимало его плоть, оно было неправдоподобно тугим и узким! Макс уже перестал понимать, как ему все еще удается сдерживать себя. Он отчаянно·хотел Кэтрин, и продлевать муку ожидания уже не осталось сил. Макс снова глубоко, до конца погрузился в сладостно обволакивающую жаркую влажность ее женского естества и явственно почувствовал, что еще мгновение – и ему себя не сдержать. Господи! Он попытался ухватиться хоть за что-то, отвлечься на что угодно. Но тут расшалившаяся дева, что лежала под ним, прижалась губами к его уху и легонько куснула за мочку.

– Не надо, Макс, – умоляюще зашептала она. – Ты не сделаешь мне больно. Возьми меня, милый ... Сейчас, пожалуйста ...

Макс вырвался из жаркого объятия лона Кэтрин как раз тогда, когда из его тела страсть начала стремительно изливаться неудержимым потоком, унося с собой все его разочарования, негодование и одиночество. Он обессиленно упал поперек Кэтрин, задыхаясь и дрожа от пережитого наслаждения и благоговения. Они перекатились на другую сторону кровати, а он все никак не мог отдышаться, грудь ходила ходуном.

Полежав какое-то время в состоянии райского блаженства, Макс взял простыню и все еще дрожащей рукой обтер с живота и бедер Кэтрин изобличающую любовную улику. Молодая женщина уютно прижалась головой к его плечу и, чуть повернувшись, ласково поцеловала его в скулу.

– Макс, ты мог этого и не делать, – мягко пожурила она. – На самом деле.

Макс тронул губами ее висок и почувствовал во рту солоноватый вкус ее пота.

– Так спокойнее, Кэтрин, – пробормотал он.

Впрочем, было у него тревожащее чувство, но он не мог понять, откуда оно возникло. Саму Кэтрин, похоже, ничто не волновало. Напротив, она по-кошачьи потянулась, пошевелила пальцами на ногах и всем телом припала к нему.

Так, обнявшись, они продремали до тех пор, пока в комнате не начали сгущаться сумерки. Макс рассеянно смотрел в плохо побеленный потолок со знакомыми трещинами и лениво наблюдал, как тот из тускло-оранжевого быстро становился огненно-оранжевым. Он понял, что переживает самый умиротворенный момент своей жизни. Впрочем, покой и безмятежность всегда отмерялись ему скупыми дозами. Он не мог привыкнуть к мгновениям·спокойной жизни, потому что они были редки и скоротечны.

Не прошло и пары минут, как судьба, весьма жестокосердная госпожа, оправдала его предчувствия.

В дверь раздался стук; осторожный, но весьма настойчивый, он отдавался негромким гулковатым эхом в пустой прихожей.

Взбешенный Макс выругался. Кэтрин с округлившимися глазами неловко приподнялась на локте.

Упершись в постель руками, де Роуэн прижался лбом ко лбу молодой женщины.

– Проклятие! – выдохнул он. – Я что, живу теперь на постоялом дворе для извозчиков?

Кэтрин с грустью вздохнула.

– Лучше тебе открыть, – еле слышно прошептала она, ласково убирая закрывшие ему лицо свои растрепавшиеся волосы. Он, не соглашаясь, помотал головой, но она не отступилась.

– Макс, я все время буду здесь. А если что-то важное? Если вдруг с твоей работы?

С его работы. По крайней мере, она назвала ее важной.

– Ладно, – наконец вздохнул он. – Хорошо, пойду открою.

Макс перекатился к краю кровати, встал и пошел из спальни, на ходу торопливо запихивая в брюки рубаху. На полу валялась одна из красных лайковых туфель Кэтрин, и он чуть об нее не споткнулся. Неожиданно ему страстно захотелось схватить ее туфлю и спрятать, оставить у себя. Макс подхватил свой жилет и двинулся дальше.

Кэтрин села на постели и торопливо начала приводить в порядок одежду. В дверь постучали снова, и Макс, еще раз оглянувшись, протопал по коридору в прихожую. Он отпер дверь, и на него обрушился шквал возмущенных итальянских слов вперемешку с английскими. Мария с горящими возмущением глазами и беспрерывной жестикуляцией влетела в комнату.

– Максимилиан, – сердито вскричала она, – О чем только ты думаешь? Уже половина пятого вечера! Синьора ведь ждет тебя! Уже несколько часов! Макс, она ведь старенькая! Она плохо себя чувствует!

Не в силах перебить словесный фейерверк Марии, де Роуэн приложил руку ко лбу. Сегодня же суббота! Дьявол! Он всегда проводил субботы со своей бабушкой. Он что, забыл известить ее о том, что не придет сегодня? Вполне может быть, что она уже замучила советами и распоряжениями весь кухонный люд в своем доме. Суббота – день, который для бабушки считался самым важным событием, завершавшим каждую неделю, и которого она всегда с нетерпением дожидалась. Впрочем, она скорее бы умерла, чем согласилась в этом признаться.

– Мария, Боже мой! – сокрушенно заговорил де Роуэн. – Приношу извинения за опоздание.

– Что?! Какое еще опоздание?! Да ты просто забыл ... – Мария вдруг оборвала себя на полуслове и картинно воздела руки. Взгляд ее устремился ему за спину, в глубину прихожей.

У Макса все сжалось внутри. Господи! да нет, Кэтрин не настолько беспечна, чтобы именно сейчас ...

– Что это? – неожиданно требовательно спросила Мария.

Макс медленно повернул голову и с нескрываемым облегчением увидел, что прихожая пуста.

– О чем ты? – с невинным видом поинтересовался он.

Мария решительно шагнула к скамье.

– Вот это, Максимилиан! – ответила она, беря в руку и тыча ему под нос какой-то одеждой вишневого цвета. – Я вот про это!

Дорожный плащ Кэтрин! Черт бы все побрал! Макс даже зажмурился.

Тон Марии неожиданно смягчился, и в нем зазвучали столь знакомые его любимой бабушке хитрые нотки.

– Вот оно что! – воскликнула она. – Она ведь здесь? Королева Пентаклей! Та женщина, которую видела твоя бабушка ... Она здесь?

Вдруг из полутемного коридора донесся негромкий шорох.

– Я причиняю неудобство, Макс? – неуверенно спросил мягкий женский голос. – Я ведь в самом деле как раз собиралась уходить.

Макс с трудом проглотил подступивший к горлу комок, когда Кэтрин вышла из коридора в освещенную прихожую. Вид у нее был несчастный и смущенный.

– Помолчи, Мария! – резко воскликнул он. – Ты в моем доме. Она – моя гостья. И придержи язык, ясно?

Однако Кэтрин продолжала настороженно смотреть на Марию.

– Прошу прощения, мэм, – проговорила она и протянула руку за своим плащом. – Я просто не знала, что мистера де Роуэна ожидают где-то еще. Я по дороге зашла к нему кое-что передать.

У Макса и в мыслях не было тратить время на влезшую не в свое дело Марию.

– Кэтрин, – мягко сказал он, поворачиваясь к молодой женщине, – поверьте, вы здесь совсем ни при чем. Миссис Витторио незамедлительно принесет свои извинения.

Грозовые тучи и сверкающие молнии с лица Марии как ветром сдуло, и ее круглое лицо превратилось в ясное солнышко.

– Нет, нет, что вы, милочка! – проворковала она, не отдавая тем не менее плащ. – Нет! Вы уж меня простите. Я вовсе не собиралась вас попрекать. Бабушка Максимилиана – она у нас очень старенькая. Макс снял себе квартиру, и она теперь живет совсем одна в большом и пустом доме. Ей всего лишь хочется, чтобы ее возлюбленный внук приходил к ней по субботам обедать, только и, всего.

Глаза Кэтрин наполнились искренней симпатией.

– Так она живет одна? – переспросила Кэтрин, переводя взгляд с Марии на Макса и обратно. – Как затворница?

Мария горячо закивала в ответ.

– Точно! Затворница. Очень, очень грустно.

Немного бесцеремонно Мaкc забрал у Марии плащ.

– О чем ты говоришь, Мария? Бабушка вовсе не такая, и ты это прекрасно знаешь! – проворчал он. – Леди Кэтрин, позвольте вам представить Марию Витторио, компаньонку моей бабушки и мою кузину. Мария, разреши представить леди Кэтрин Вудвей.

У Марии округлились глаза.

– Как замечательно! – Мария схватила Кэтрин за руку и принялась то с восторгом ее жать, то ласково похлопывать. – Милочка, вы должны пойти с нами отобедать у синьоры! Гости для синьоры – всегда радость! Что еще нужно престарелой женщине?

Кэтрин неуверенно поглядывала то на Макса, то на Марию.

– Ну ... Я вот только не одета к обеду ...

Мария расплылась в истинно материнской улыбке.

– Вы сама грация, синьорита! Милочка. Да вы же прямо красавица с модной картинки!

С озадаченной улыбкой Кэтрин украдкой оглядела себя.

– Я, конечно, буду рада ...

– Мария, – вмешался в разговор де Роуэн. – Я просто уверен, что у леди Кэтрин для нас нет сегодня времени. Для любого из нас.

По смущенному лицу Кэтрин промелькнула тень страдания, и она отступила на шаг.

– Ну, верно ... если вы только не ...

Мария снова просияла и ловко прошмыгнула мимо Макса.

– Ну что вы, милочка, какие глупости! – затараторила она, схватив Кэтрин за плечи, как если бы собиралась пару раз ее хорошенько тряхнуть. – Он же мужчина! Они же вообще мало что соображают! Теперь скажите мне, милочка, вы сегодня собираетесь еще куда-нибудь?