Ричард вовремя подхватил сомлевшую дамочку и, вздохнув – вот нашел себе приключение, закинул ее на плечо. Нет, благородных лайр полагалось носить на руках с уважением и трепетом, а еще полным осознанием высокой чести, ибо не каждому смертному доверят ношу столь драгоценную, но…
К Старым Богам ее.
И вообще, не стоило вмешиваться.
Сожрали бы? Ничего. Одной дурой больше, одной – меньше…
А ведь дура же! Это надо было додуматься, сама, добровольно полезла к каюше. И как только отыскала такую? Старая, матерая. Судя по наряду, лет двести как похоронили…
На поле?
Почему на поле? Не дитя землепашцев, вон, туфельки атласные, платье шелковое. Лайрой была… и личико чистое. Значит, не от краснухи умерла и не от черной оспы…
Ричард носком перевернул неподвижное тело твари и, обнаружив характерный пушок серого лишайника меж лопаток, покачал глазами. Избавились от девочки. Кем она была?
Дочерью местного лойра?
Неугодным ребенком от первого брака? Сиротой, стоящей между добрыми родичами и наследством? Или… не важно, главное, что умерла не своей смертью. И похоронили ее без обряда. И за душу если и молились, то без должного рвения, вот и восстала.
Вернулась на место гибели.
Устроила логово.
Снимала дань, когда с бродяг, которым случилось заночевать в месте тихом и безобидном, когда с селян… может, и не жировала, но на поддержание облика хватало.
Ричард вытер сапог о землю.
Вот к чему он не сумел привыкнуть, так это к черной жиже, заменявшей нежити кровь. Была она вонюча и на редкость въедлива…
…когда дамочка, всхлипнув, поднялась из-за стола, он проводил ее взглядом.
– Доволен? – поинтересовался Грен, облизывая вилку.
– А что я?
Ричард удивился вполне искренне. Между прочим, он вообще признаков жизни старался не подавать, хотя Боги одни знают, чего это ему стоило! Он просто сидел и наблюдал, как она накрывает на стол… фарфор, салфеточки. Свечи его, между прочим, на крысином жиру топленные, по серебрушке за штуку! А он думал, закончились…
– Ничего. – Грен свечу задул, все же запах у них был специфический, пусть его и старательно заглушали травами. – Ты ее довел!
– Да я ни слова не сказал!
– Оттого телега запела, что давно дегтю не ела… И вообще… она не отсюда.
– Откуда?
– Издалека явно. – Тихон махнул рукой, и остальные свечи тоже погасли. И правильно, нечего чужое добро попусту изводить. Или она собиралась провести тайный, неизвестный Ричарду обряд? – И аура у нее рваная… а это нехорошо.
Это и вправду было нехорошо.
Для нежити рваная аура, что кровь для голодной волчьей стаи, почуют за милю, а то и за две… а эта дура не нашла ничего лучшего, как выбраться из защищенного дома на улицу. И Ричард со вздохом поднялся.
– Постарайся быть повежливей, – напутствовал Грен, подцепляя на вилку сочный кусок говядины.
В животе заурчало.
Живот не желал на улицу – поплачет и вернется, если не полная дура, – а желал остаться в уютном вагончике, где терпко пахло анисовым маслом и немного – крысами. За столом вот, укрытым настоящей белой скатертью… взять тарелочку.
Вилку.
И даже, Старые Боги с ним, нож, как матушка учила…
Ричард утащил кривоватый пирожок и торопливо засунул в рот. Он не отступает от принципов, он… голодный некромант мало по сути своей от голодной нежити отличается.
Дамочка никуда не исчезла.
Сидела, сжавшись в комок, и тихо всхлипывала. Вот уж не было печали. Женские слезы действовали на Ричарда, как серебряная вода на матерого упыря. И вреда вроде никакого, но бесит, бесит…
Он скользнул в тень.
Постоит вот.
На звезды полюбуется. Подумает о высоком… могли бы до города добраться и завтра с утреца прямо на кладбище… Ормс – городишко маленький, не на всякой карте Империи его отыскать удастся. И ничем-то особым ныне не примечателен. Правда, это только ныне. Некогда Ормс славился своими пасеками, а заодно с ними – свечными мастерскими, где с благословения Императора, естественно, не нынешнего, изготавливались свечи самого разного толку, от чистых восковых до особых белых, на жиру, но отнюдь не крысином.
Ныне подобные под запретом.
Что случилось после? То ли разгневанные жители, поддерживая Бастарда, сожгли мастерские, то ли пчелы перемерли – они твари нежные, к магическим возмущениям чувствительные весьма. Как бы там ни было, но дело захирело.
А с ним и городок.
Остались какие-то лавки, отдельные мастерские, где еще цеплялись за клеймо Старой Империи, ежегодная ярмарка и, естественно, кладбище.
Древнее кладбище.
Очень древнее.
Настолько, что последний раз использовалось оно по прямому назначению лет двести тому. Происшествий особых за сим кладбищем не значилось. Но если что и прятать, то там.
Или нет?
А если Ричард и вправду ошибается? Если нет никакого внешнего стимула? И волны – это просто волны… ничего не произойдет.
Все, кто мог Ричарда высмеять, уже это сделали.
Пускай.
Посмотрим, кто и вправду посмеется последним.
Он поежился – холодало, а Ричард и в молодые годы плохо переносил холода – и огляделся. Дамочка исчезла. Вот буквально только что была, а теперь…
Тишина.
Звонкая. Неестественная. Комарье и то попритихло. И это – верный признак. Не любят кровососы конкуренции… Ричард повел головой, принюхиваясь.
Землей пахнет.
Травой.
Водой и малость – дымом. Ну и дерьмом, естественно, это уже от города. Выгребные-то ямы в Ормсе остались со времен Старой Империи. Близко городок… вот добрались бы, а там и трактир отыскали б какой поприличней.
В трактирах тоже пироги бывают.
Правда, черствоватые, как правило, – сколько Ричард себя помнил, никогда не получалось на свежие попасть. И начинка из неизвестного зверя, хорошо, если еще травами гниловатый душок перебивали… но зато никаких благородных лайр в окружении.
Куда она все-таки подевалась?
Шелестит пшеница.
Шепчет что-то… что именно? Ричард размял пальцы. Повернул темное кольцо защиты, активируя. Может, конечно, и не стоило тратить силу впустую, но сам он еще после вчерашнего не восстановился. А мало ли что встретится на простом пшеничном поле?
Дамочку он увидел не сразу.
Шла она…
Да как зачарованная и шла, медленно переставляя ноги. Явно сопротивлялась мороку, обычно люди побыстрей движутся, некоторые и вовсе бегут радостно. Этих спасать – себе дороже.
Ричард скользнул в тень.
Он ступал по следу дамочки, рваная аура – и вправду изодрала в клочья, странно, что вообще живая она – заслоняла его. И получалось прятаться. Не столько из-за умения Ричарда, сколько из-за того, что тварь была голодна, а манящая близость жертвы заставила ее потерять осторожность.
Она едва не пританцовывала на своем камне.
И Ричард оценил.
Что обличье, почти полностью человеческое – а эту маску удерживать непросто. Что камень огромный, что корни, от него в землю уходящие. И тонкую пуповину, которая связывала каюшу с ее желудком. Тот мелко вздрагивал, пускал волны… Ричард остро ощущал и голод твари.
И страх дамочки.
Ничего, потерпит. В кои-то веки жертва не вызывала у него жалости.
Нет, Ричард поможет, но ему надо подобраться поближе. Каюши не сказать чтобы опасны. Хитры. Изворотливы. Заметит и нырнет под землю, спрячется в желудке своем каменном. И поди попробуй выковыряй.
Выковыривать придется, конечно.
И валун разбивать на мелкие части. И застрянет Ричард на этом треклятом поле на сутки, а то и на двое… уж лучше так.
Дамочка плакала. Слезы катились из глаз, крупные такие, отборные слезы… Ричарду даже стало совестно. Ненадолго. Он пообещал себе извиниться. Потом. А сейчас у него другие дела имелись.
Он сложил пальцы, создавая контур простенького атакующего заклинания.
Ближе.
И еще на шаг.
И на два… наполнять контур силой приходилось осторожно. Малейший всплеск насторожит каюшу. А та уже едва ль не скулила, изнемогая от голода. Руку протянула.
И дамочка ей.
Дружеское рукопожатие, конечно… темные когти сжали белое запястье лайры. Каюша раскрыла рот, полный острых треугольных зубов.
В него-то Ричард и ударил.
Попал.
Он привычно закрыл глаза за мгновенье до того, как голова каюши разлетелась в клочья. Хлопнуло. Громыхнуло. И плеснуло в лицо горячей жижей, что, в общем-то, тоже было привычно, но неприятно. Он отер ошметки нежити рукавом и развернул дамочку, которая до сих пор пребывала в ступоре.
Затуманенный взгляд.
Приоткрытый рот.
Она, конечно, хорошенькая – некрасивых лайр не бывает, но сейчас выглядела на редкость жалко. И пощечину Ричард отвесил от всей души. За глупость.
И чтобы очнулась.
Она и очнулась. Но ровным счетом для того, чтобы упасть в обморок. Прелесть какая…
Очертив на земле круг, Ричард бросил в него склянку с огненным зельем. Оно, конечно, убить каюшу он убил, но огонь лишним не будет.
Полыхнуло до небес.
Потом пламя привычно осело, и цвет постепенно изменился с темно-зеленого, активного, на белый. К утру и вовсе алым станет, горячим, но не смертельным. Надо будет ребятам сказать, пусть мясо из хладокамеры достанут. Жареное на углях мясо Ричард очень даже жаловал, во многом еще потому, что испортить это нехитрое блюдо не удавалось даже ему.
Дамочка пришла в себя еще на поле.
– Ч-что эт-то б-было? – поинтересовалась она, слегка заикаясь, то ли со страху, то ли говорить на плече лежа было неудобно.
– Каюша.
– Она х-хотела м-меня сожрать?
– Нет, с днем рождения поздравить собиралась.
– У… у м-меня д-день рожденья осенью…
Надо же, а Ричард ожидал слез и упреков. А у нее день рождения осенью. И, усмехнувшись, он ответил:
– А она заранее…
Дамочка замолчала. Задумалась.
Оливия.
Подходящее имя для лайры. Почти Орисс… может, поэтому? Так и не простил… и верить не научился… и поневоле ждал подвоха от женщин, даже если не лайр… матушка все не теряла надежды Ричарда женить. И когда случалось ему появляться в родном тихом городке, она устраивала званые ужины. В том смысле, что звались на них все более или менее подходящие особы в возрасте от пятнадцати до сорока пяти лет. На этих ужинах Ричард чувствовал себя грызлом, загнанным в ловушку.
– Вы н-не м-могли бы м-меня п-поставить? – шепотом попросила дамочка.
Оливия.
Ее зовут Оливия, можно – Ливи… не то чтобы Ричарду так уж важно ее имя, но все-таки с именем удобней.
– Зачем?
– Извините… н-не сочтите за придирку… или жалобу, но… у вас н-на редкость неудобное плечо.
– Да?
– Острое, – вздохнула Оливия. – Я уж лучше сама…
– А вы…
– В обморок обещаю больше не падать, но… меня, кажется, сейчас стошнит.
Веский аргумент, однако.
И Ричард решительно стряхнул дамочку в придорожные кусты. Следовало сказать, что она не упала, как втайне Ричард ожидал, но вывернулась с воистину кошачьей ловкостью.
А вот стошнить ее стошнило.
В те же многострадальные кусты.