Глава 1 Жизнь до политики

Отец А. М. Щастного – Михаил Михайлович (1846–1918) – происходил из казацкой старшины, которая была записана в дворянство при Екатерине II. Он родился в Житомире, окончил гимназию и Михайловское артиллерийское училище в Петербурге. Принимал участие в русско-турецкой войне 1877–1878 гг., осаждал Плевну, был награжден орденами Св. Станислава 2-й степени с мечами и Св. Анны 2-й степени с мечами[62]. Занимал ряд должностей в Киевском военном округе: правителя дел Киевского окружного артиллерийского управления, начальника Киевского окружного артиллерийского склада, помощника начальника артиллерии Киевского военного округа. С 1908 г. в отставке в чине генерал-лейтенанта. Семья жила в родовой усадьбе в Житомире, которая принадлежала еще деду М. М. Щастного[63], где он и родился. Там же родились и его дети.

Щастные принадлежали к гербу «Трубы», что было подтверждено решением Волынского дворянского депутатского собрания[64]. Следует пояснить, что в Речи Посполитой в позднем Средневековье сложилась традиция, когда несколько десятков (а иногда и сотен) дворянских семей пользовались одним гербом. Самих гербов было не так много, и каждый из них имеет собственное название. Герб «Трубы» представлял собой три охотничьих рога, расположенных в виде крюкового креста.

Для своей семьи М. М. Щастный построил каменный одноэтажный дом, а в 90-х гг. XIX в. – двухэтажный с цокольным этажом на 14 осей, сохранившийся до наших дней (современный адрес: Житомир, ул. Д. Донцова, д. 20) и считающийся памятником архитектуры[65]. В достройке этого дома отцу помогал деньгами старший сын Алексей – он передал на это 15 тыс. руб. в 1911 г., а отец подарил сыну примерно четвертую часть усадьбы в 500 кв. саж. (2268 м2)[66].

В апреле 1879 г. М. М. Щастный женился на Александре Константиновне (1851 – после 1918), дочери генерал-майора Константина Николаевича Дубленко. В этом браке родились сыновья Алексей (4 октября 1881 – 22 июня 1918), Александр (5 ноября 1883 – после июня 1918), Николай (17 ноября 1888 – до октября 1915), Георгий (8 мая 1896 – после августа 1915) и дочери: Анна (1880–1941), Мария (? – до октября 1915) и Екатерина (? – после июня 1918). Е. Н. Шошков, который глубже других исследователей разобрался в генеалогии А. М. Щастного, считал, что у него не было сестер. Его ввела в заблуждение выписка из послужного списка М. М. Щастного, копию с которой ему предоставили работники Житомирского государственного областного архива[67]. В этой выписке действительно есть сведения лишь о трех старших сыновьях М. М. Щастного. Но следует иметь в виду, что выписка сделана по сокращенному формуляру и небрежно – так, например, в ней указано, что за М. М. Щастным не числится никакой родовой или благоприобретенной недвижимости, хотя он точно был владельцем усадьбы в Житомире.

Михаил Михайлович Щастный умер 5 мая 1918 г. от разрыва сердца и похоронен 7 мая на Вильском (Русском) кладбище в Житомире.

Брат А. М. Щастного Георгий во время Первой мировой войны поступил вольноопределяющимся в 232-й Радомысльский пехотный полк 58-й пехотной дивизии. Второочередной Радомысльский полк развертывался на основе 20-го Галицкого пехотного полка 5-й пехотной дивизии, квартировавшего в Житомире (хутор Врангелевка, ныне микрорайон Богуния)[68]. Вполне понятно, что Г. М. Щастный поступил в один из ближайших к дому полков вскоре после объявления войны. Он был произведен в ефрейторы, попал в немецкий плен в августе 1915 г. в крепости Новогеоргиевск, содержался в лагере в городе Лимбург-ан-дер-Лан (ныне земля Гессен, Германия)[69]. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Другой брат, Николай, учился в 1902–1903 гг. в 4-м классе Полтавского кадетского корпуса[70]. Других сведений о нем у нас нет.

В семье А. М. Щастного кипели нешуточные страсти. Сестра Анна обладала данными оперной певицы, но по совету брата отправилась учиться в Монпелье (Франция) на медицинский факультет[71]. Вероятнее всего, этим братом был Алексей. Напомним, что до открытия в 1897 г. Женского медицинского института в Петербурге женщинам в России высшее медицинское образование было недоступно. Анна училась на врача, но посещала и занятия пением. Там она встретила студента Московской консерватории Илью Александровича Сада (1875–1912), женой которого стала в 1903 г. Сад был евреем, к тому же состоял под надзором полиции за революционную деятельность, поэтому семья Щастных отвергла дочь и порвала с ней связь. Согласно семейной легенде, М. М. Щастный написал Анне: «Я не для того прожил такую долгую жизнь, чтобы отдать любимую дочку еврею, да еще, как говорят, по матери с цыганскими кровями»[72].

На суде над А. М. Щастным присутствовала его сестра. Газета «Вечернее слово» писала, что после оглашения приговора «в рядах для публики раздается женский истерический крик. Это сестра Щастного. Сам Щастный совершенно спокоен. Спокойно обернувшись, он говорит сестре, указывая на дверь: “Выйди, там мы с тобой поговорим”»[73]. Скорее всего, это была Анна. Тем не менее А. М. Щастный не упомянул ее в своем последнем завещании.

А. М. Сац выступала как камерная певица и умерла в Москве[74]. Ее старшая дочь Наталья Ильинична Сац (1903–1993) стала первой в мире женщиной – оперным режиссером, Героем Социалистического Труда, основательницей московского Детского театра (ныне Российский академический Молодёжный театр), автором мемуаров[75]. Младшая дочь – Нина Ильинична Сац (1904–1924), поэтесса[76], была убита при невыясненных обстоятельствах в Евпатории. Возможно, она являлась подругой известного авантюриста Я. Г. Блюмкина, исполнителя убийства германского посла в Москве графа В. фон Мирбаха, позднее сотрудника ВЧК-ОГПУ, расстрелянного за связь с Л. Д. Троцким.

О других братьях и сестрах А. М. Щастного у нас сведений нет.

В 1892 г. Алексея Щастного отдали во Владимирский Киевский кадетский корпус, где он проучился четыре года. В сентябре 1896 г. он поступил в средний общий класс Морского кадетского корпуса (далее МК)[77]. Одноклассники Щастного уже проучились в корпусе один год. Зачисление в один из старших классов МК было редким, но не исключительным случаем – таким образом восполняли убыль отчисленных по разным причинам воспитанников. По существовавшим тогда правилам, абсолютное преимущество при поступлении в МК имели дети строевых флотских офицеров. Поскольку предки Щастного во флоте не служили, он был принят благодаря отличным успехам в учебе в Киевском корпусе и хорошо сданным экзаменам (средний балл 10,9 из 12).

В мае-августе 1897 г. А. М. Щастный совершил свое первое плавание на учебном судне «Моряк». Затем он плавал на крейсере «Князь Пожарский» (в 1898 и 1899 гг.), на крейсере «Вестник» и учебном судне «Верный» (в 1900 г.).

6 мая 1901 г. А. М. Щастный был произведен в мичманы, будучи вторым по успеваемости в своем выпуске (из 107 человек) с награждением премией адмирала Рикорда в 300 рублей. Этот выпуск был юбилейным, поскольку МК отсчитывал свою историю от момента основания Навигацкой школы в 1701 г. Поэтому обучавшиеся в 1901 г. в трех старших классах МК, а также все служившие в нем офицеры и чиновники получили нагрудный знак в память о 200-летии корпуса, тогда как нагрудный знак для обычных выпусков был введен лишь в 1910 г. Право на этот знак задним числом получили все выпускники прежних лет.

Молодой офицер был зачислен в 5-й флотский его императорского высочества генерал-адмирала (великого князя Алексея Александровича (1850–1908). – К. Н.) экипаж. В мае-августе 1901 г. А. М. Щастный совершил плавание на канонерской лодке «Бурун» Балтийского флота, а затем был переведен на крейсер «Пластун» (август-ноябрь 1901 г.). 8 октября того же года состоялся перевод А. М. Щастного в 1-й флотский генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича экипаж. С апреля по октябрь 1902 г. Щастный плавал на том же крейсере. «Бурун» и «Пластун» занимались гидрографической съемкой.

Все это были суда, по выражению того времени, «не имевшие боевого значения», зато несшие полное парусное вооружение. «Моряк» – учебное судно специальной постройки для нужд Морского корпуса, спущенное на воду в 1891 г. «Князь Пожарский» – первоначально броненосный фрегат, позднее переклассифицированный в крейсер, был введен в строй в 1869 г. С начала 90-х гг. XIX в. использовался как учебное судно. «Бурун» – деревянно-металлическая канонерская лодка постройки 1880 г., во время службы на ней А. М. Щастного была вооружена 107-мм орудиями. «Пластун» и «Вестник» – клипера (позднее крейсера) постройки 1879–1881 гг. с нескольким 152-мм орудиями.

Несомненно, эти плавания, продолжавшиеся в общей сложности 727 дней, могли дать А. М. Щастному морской опыт, но не представление о современных боевых кораблях. Нельзя не отметить ошибочную кадровую политику руководства русского флота кануна Русско-японской войны. Оно исходило из того, что каждый флотский офицер должен быть универсальным специалистом, способным нести службу на любом корабле. Поэтому офицерский состав «перемешивали», часто переводя с корабля на корабль, а место службы не зависело от качеств офицера. Так, один из лучших в своем выпуске А. М. Щастный первые три года службы провел на устаревших или второстепенных кораблях. Осмелимся предположить, что гораздо больше пользы принесли бы отбор лучших офицеров на наиболее современные корабли и «закрепление» офицеров за своими судами, что позволило бы им хорошо изучить механизмы и личный состав. Движение в этом направлении началось только после Русско-японской войны.

Напомним, что до окончания Русско-японской войны в русском флоте как матросы, так и офицеры числились во флотских экипажах, которые были береговыми частями, а на время плавания они откомандировывались на корабли. Обычно команда одного корабля комплектовалась моряками одного экипажа, при этом каждый экипаж комплектовал одно судно 1–2 ранга и несколько мелких судов. К началу XX в. это была устаревшая система, которая заставляла смотреть на корабельную службу как на некое исключение, а на береговую – как на нормальное состояние матроса или офицера. Принадлежность к экипажу обозначалась его номером или вензелем шефа на погонах (как у матросов, так и у офицеров), а к кораблю – надписью на ленточке матросской бескозырки.

Молодой офицер впервые оказался в составе команды современного корабля лишь в январе 1903 г., когда он получил назначение на эскадренный броненосец «Севастополь». Этот корабль строился в Петербурге с 1892 по 1898 г., затем долго проходил испытания, так что официально вступил в строй лишь летом 1900 г. Броненосец был однотипным с «Полтавой» и «Петропавловском», но его машины отличались низким качеством, поэтому он не мог развить скорость, равную своим «систершипам», к тому же машины все время приходилось ремонтировать. И все же «Севастополь» по сравнению с прежними кораблями, на которых служил Щастный, представлял реальную боевую силу. Он нес классический для броненосца того времени набор из четырех 305-мм орудий в двух башнях, двенадцати 152-мм орудий в четырех башнях и двух казематах, двенадцати 47-мм и двадцати восьми 37-мм пушек, установленных открыто на палубе, и шести торпедных аппаратов. Молодому офицеру довелось прослужить на броненосце всего 3 месяца (январь-апрель 1903 г.)[78], после чего он получил перевод на канонерскую лодку «Манджур», на которой служил до начала апреля 1904 г.

«Манджур» был построен в Дании и введен в строй в 1887 г., имел водоизмещение 1,4 тыс. т, скорость 14 узлов и довольно мощное вооружение – две 203-мм, одну 152-мм и четыре 107-мм пушки, шесть мелких противоминных орудий и один торпедный аппарат. Лодка не несла брони. Подобные суда предназначались для обстрела берега и вспомогательной службы при флоте. «Манджур» охранял морские промыслы от браконьеров. С этой деятельностью связана фотография А. М. Щастного и его товарищей в костюмах коренных народов Дальнего Востока.

В начале Русско-японской войны лодка оказалась в Шанхае. Поскольку переход из Шанхая в Порт-Артур или Владивосток посчитали слишком опасным для тихоходного одиночного корабля, лодка осталась в китайском порту и была интернирована до окончания войны. Китайские власти, дружественно настроенные по отношению к России, нарушили строгость своего нейтралитета, разрешив части офицеров лодки уехать с нее в Порт-Артур по суше и там присоединиться к основным силам 1-й Тихоокеанской эскадры. Щастный в числе других перебрался в Порт-Артур и был зачислен на крейсер «Диана» вахтенным начальником. Здесь он служил с 15 апреля по 28 августа 1904 г.

«Диана» относилась к серии из трех кораблей, самым знаменитым из которых стала «Аврора». Крейсер был построен в Петербурге, вступил в строй в конце 1901 г. «Диана» предназначалась для уничтожения британской морской торговли в случае войны с «владычицей морей», но в целом оказалась неудачной (как и вся серия)[79]. «Диана» несла восемь 152-мм, двадцать четыре 75-мм орудий и шесть мелких пушек, а также три торпедных аппарата. Защитой служила лишь броневая палуба, закрывавшая котельное и машинное отделения и погреба боезапаса. «Диана» развивала скорость всего лишь 19 узлов (а по некоторым данным даже 17), что уже при вступлении корабля в строй считалось недостаточным. Экипаж состоял из 19 офицеров и 540 нижних чинов. А. М. Щастный был назначен на крейсер вахтенным начальником. Это означало, что в походе он посменно с другими вахтенными начальниками стоял вахту, являясь в это время старшим начальником на корабле и отвечая за его безопасность и исправное несение службы. В подчинении у вахтенного начальника могли находиться один-два вахтенных офицера. Несомненно, должность вахтенного начальника была важной и ответственной.

Напомним, что организация судовой службы в отечественном флоте до 1932 г. резко отличалась от современной. В наши дни экипаж корабля разделен на боевые части (штурманская, артиллерийская (ракетно-артиллерийская), минно-торпедная, связи, механическая, авиационная и радиотехническая) и службы (радиационной, химической и биологической защиты, медицинская и снабжения). Командиры боевых частей и служб являются во всех случаях начальниками своих подчиненных, одновременно выполняя обязанности старших специалистов по своей специальности. Другими словами, командир артиллерийской боевой части является одновременно старшим артиллеристом корабля и отвечает за артиллерию и боеприпасы, а также за офицеров, мичманов и матросов, их обслуживающих.

В начале XX в. экипаж корабля 1–2 ранга делился на 3–5 рот примерно равной численности, в которых состояли матросы различных специальностей. Командиром роты назначался особый офицер (лейтенант или мичман), который являлся строевым начальником для всех нижних чинов своей роты. Параллельно экипаж был разделен на вахты, в составе которых он нес службу на ходу. Кроме того, большинство матросов или офицеров отвечали за то или иное оборудование на корабле. Например, лейтенант мог быть ротным командиром, вахтенным начальником и командиром артиллерийской башни или плутонга (группы орудий). В каждой из его ипостасей он должен был командовать разными матросами, причем полную дисциплинарную власть он имел только в отношении нижних чинов своей роты. В другом случае лейтенант мог быть старшим специалистом (штурманом, артиллеристом, минером) на корабле. Тогда он не стоял вахту, но отвечал за соответствующее вооружение или оборудование в целом.

Такая организация была органична в парусном флоте, где корабельное оборудование было сравнительно простым и единообразным, а вся жизнь корабля сосредоточивалась на верхней палубе, легко обозримой из одной точки. В начале XX в. она уже не соответствовала изменившимся реалиям, но держалась по инерции во всех флотах мира.

Только инженер-механики и подчиненные им матросы обладали определенной автономией. Офицеры инженер-механики командовали кочегарами, машинистами и трюмными, которые составляли отдельную роту. Вместе со своими матросами они стояли вахту и выполняли обязанности в бою. Таким образом, лишь организация механической части на кораблях времен Русско-японской войны напоминала современную.

11 мая 1904 г. на «Диану» был назначен новый командир – капитан 2 ранга светлейший князь Александр Александрович Ливен (1860–1914), который до этого командовал канонерской лодкой «Бобр». А. А. Ливен был одним из выдающихся офицеров флота, в 1911–1914 гг. он стал начальником Морского генерального штаба. Несомненно, он проявил бы себя и во время Первой мировой войны, но в марте 1914 г. он скончался от сердечного приступа. О прозорливости А. А. Ливена свидетельствовало его высказывание: «Наши нижние чины вовсе не в наших руках, и настроение их вполне зависит от политических течений в народных массах. Они тесно связаны с толпой и резко отделены от своих начальников»[80].

Вместе с А. М. Щастным на крейсере служили еще два мичмана, его одноклассники по МК, – князь Михаил Борисович Черкасский (1882–1918) в должности ревизора и граф Архибальд Гебхардович Кейзерлинг (1882–1951) – вахтенным начальником. Последний, кстати, был родственником матери А. А. Ливена, урожденной графини Кейзерлинг.

К моменту появления А. М. Щастного на «Диане» уже погиб вице-адмирал Степан Осипович Макаров (1848–1904), и настроение офицеров и матросов в Порт-Артуре заметно упало. Во время службы на крейсере А. М. Щастный принял участие в нескольких боевых операциях: в отражении ночных атак японских миноносцев 10–11 июня и в обстреле береговых позиций японцев в бухте Тахэ 26 июня, пережил обстрелы японцами русской эскадры в гавани 25–27 июля и, наконец, участвовал в бою в Желтом море 28 июля 1904 г. В этот день А. М. Щастный заменил убитого мичмана Бориса Григорьевича Кондратьева (1884–1904) в качестве командира плутонга. Отличился и князь М. Б. Черкасский, в плутонге которого три орудия оказались заклиненными бракованными снарядами: их калибр оказался больше допустимого. Под руководством М. Б. Черкасского артиллеристы выдавили снаряды банниками с дульной части – сложная и опасная операция. Во время боя крейсер выпустил в неприятеля около 200 снарядов, получив два попадания. Было убито пять человек, еще двадцать – ранены[81].

Командир корабля А. А. Ливен писал: «Заведующий кормовым плутонгом… мичман Щастный особенно отличился. Он, по смерти заведующего средним плутонгом, принял под свое командование и этот плутонг и своей бодростью, быстрой распорядительностью, присутствием духа и полными распоряжениями выказал боевые способности, какие трудно было ожидать при его молодости. Прошу обратить особое внимание на мичмана Щастного. Это высокого качества боевой офицер, он и в обыкновенное время хорошо служил, но не всякий служащий в мирное время оказывается и в бою на высоте призвания, как он»[82].

Старший офицер крейсера капитан 2 ранга Владимир Иванович Семенов (1867–1910) вспоминал, что «мичман Щ[астный], за смертью Кондратьева вступивший в командование средней батареей, сердито размахивал грязной щеткой для подметания палубы и этим грозным оружием гнал на левый борт под прикрытие от осколков излишних добровольцев, стремившихся заменить убитых и раненых, чтобы принять личное участие в бою…»[83]

После окончания боя, ночью, А. А. Ливен попытался провести тихоходную «Диану» во Владивосток. Однако из-за неожиданно большого расхода низкокачественного угля пришлось повернуть на юг. В поисках топлива крейсер зашел во французскую базу Кванчау-Ван (ныне Quang Thang, Вьетнам), где не оказалось никаких запасов. Корабль с трудом дошел до Хайфона, где погрузили уголь, а потом до Сайгона (ныне Хошимин, Вьетнам), где предполагалось отремонтировать его и продолжить участие в войне. Однако французское правительство под давлением Японии было вынуждено интернировать крейсер 29 августа 1904 г.

Часть офицеров (отобранных по жребию) была отпущена в Россию. Среди них был и Щастный.

Двум офицерам крейсера довелось принять участие в Цусимском сражении. В. И. Семенов успел добраться до Либавы и попал на 2-ю Тихоокеанскую эскадру в качестве пассажира. Лишь спустя месяц он получил назначение в штаб эскадры. После окончания войны В. И. Семенов написал трилогию «Трагедия Цусимы», которая стала одним из двух (наряду с «Цусимой» А. С. Новикова-Прибоя) масштабных полотен, посвященных поражению русской эскадры. Граф А. Г. Кейзерлинг попал на миноносец «Быстрый», на котором также участвовал в Цусимском сражении. И В. И. Семенов, и А. Г. Кейзерлинг прошли японский плен.

А. М. Щастный и его спутники опоздали к уходу 2-й Тихоокеанской эскадры из Либавы из-за задержки парохода, на котором они плыли. Для них война закончилась. В июне 1907 г. после тщательного разбора боевых действий А. М. Щастный был награжден орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом за бой в Желтом море. Напомним, что в дореволюционной России существовала стройная и логичная наградная система, в которой низшей офицерской наградой за боевой подвиг являлся орден Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, следующим был орден Св. Анны 4-й степени, который носился на рукояти холодного оружия. При этом на оружие наносилась надпись «За храбрость», а обычный серебряный офицерский темляк заменялся темляком из красной с желтыми полосками по краям анненской ленты, почему и получил жаргонное название «клюква». Полученный А. М. Щастным орден был в этой иерархии третьим снизу, что подчеркивало весомость награды – молодой офицер «перепрыгнул» через два ордена. С другой стороны, первый боевой подвиг офицера мог быть оценен и выше – орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, Георгиевским оружием или даже орденом Св. Георгия 4-й степени. Бант при орденском знаке означал, что награжденный – военный, а мечи – то, что орден вручен за боевые заслуги. Поскольку орден Св. Георгия вручался исключительно за подвиги на поле боя, к нему не полагались ни мечи, ни бант.

В память о Русско-японской войне А. М. Щастный также получил серебряную медаль, которой награждались защитники Порт-Артура, тогда как все остальные участники, «находившиеся под огнем неприятеля» (включая участников Цусимского сражения), получили светло-бронзовые медали. Те же, кто в боях не участвовал, но находился на театре военных действий, удостоились темно-бронзовой медали. А. М. Щастный не имел права на бант при медали, поскольку он означал получение ранения или контузии в ходе той войны, за которую была учреждена медаль.

В 1914 г. А. М. Щастный, как и другие портартурцы, был награжден особым нагрудным знаком. История этого знака отличия была связана со скандалом и саморекламой, поскольку защитники крепости и так были удостоены серебряных медалей за Русско-японскую войну, отличавших их от других участников конфликта. Однако медали полагалось носить только при парадной форме, а нагрудных планок, заменявших награду при повседневной форме, в России в то время еще не было. Поэтому портартурцы всеми способами добивались введения для себя особого знака, который можно было бы носить постоянно. Николай II долго сопротивлялся такой инициативе, поскольку она противоречила российским наградным традициям – ведь такого знака не было даже у защитников Севастополя в Крымскую войну. Тем не менее император вынужден был в конце концов уступить и к 10-летнему юбилею начала обороны учредил желанный многими знак.

Отметим, что орден Св. Анны 3-й степени был не первой наградой молодого офицера. В 1905 г. во время визита в Россию германского императора Вильгельма II он получил прусский орден Короны 4-й степени. По существовавшему обычаю монархи во время визитов довольно широко награждали офицеров армии той страны, которая принимала высокого гостя. При этом такое же число наград примерно того же достоинства доставалось свите визитера. Орден Короны был низшим прусским орденом, аналогичным по своему положению русскому ордену Св. Станислава. Иностранные ордена было положено носить ниже всех русских наград. С началом Первой мировой войны ношение орденов стран-противников было запрещено.

В декабре 1906 г. А. М. Щастный получил орден Св. Станислава 3-й степени «за восстановление порядка в портах Балтийского моря»[84]. Вероятно, А. М. Щастный принимал участие в подавлении революционных выступлений в Кронштадте, но никаких конкретных данных об этом не сохранилось. Следует иметь в виду, что в дореволюционное время существовала практика награждения офицеров и чиновников «очередными» орденами, при которой не требовалось никаких выдающихся заслуг – следовало лишь в течение ряда лет не получать взысканий по службе. К концу 1906 г. А. М. Щастный прослужил в офицерских чинах более 5 лет, а военные представлялись к очередному ордену за 3 года службы.

Тем не менее фамилия А. М. Щастного упоминалась в связи с событиями в Кронштадте в апреле 1905 г. Тогда он был прикомандирован к коменданту крепости генерал-лейтенанту Тимофею Михайловичу Беляеву (1843–1915), который отправил его к главному командиру порта вице-адмиралу Константину Петровичу Никонову (1844–1915) с «поручением передать категорическое приказание о выдаче в тот же день к вечеру участников бунта на Павловской улице (который морское начальство считало «самой обыкновенной дракой между несколькими матросами из-за проституток». – К. Н.) с угрозой… доложить его императорскому высочеству августейшему главнокомандующему (великому князю Владимиру Александровичу (1847–1909). – К. Н.) о сопротивлении ему со стороны морского начальства. Поручение это было передано в такой грубой и ничем не вызванной форме, что… молодой лейтенант… предупредил, что он имеет поручение… передать в такой форме, за последствия которой он не отвечает»[85]. Генерал Т. М. Беляев заявил, что А. М. Щастный якобы исказил его слова и самовольно передал их главному командиру порта[86]. Учитывая отличную репутацию А. М. Щастного, в это трудно поверить. Скорее, остывший Т. М. Беляев таким образом пытался отказаться от своих слов, «переводя стрелки» на молодого офицера.

В октябре 1904 г. А. М. Щастный был зачислен в Минный офицерский класс, который окончил в апреле 1905 г. Одновременно с окончанием класса он был произведен в чин лейтенанта, стал минным офицером 2-го разряда. В кампанию 1905 г. он трижды занимал должности минного офицера на учебном судне «Европа» и дважды исполнял обязанности командира миноносцев № 216 и 217. Фактически он служил в Учебно-минном отряде, готовившем матросов-специалистов минной специальности. Следует отметить, что минная специальность в русском флоте того времени была многообразна. Она включала в себя собственно минное дело (обращение со взрывчатыми веществами, минами заграждения, боевыми частями торпед и с торпедными аппаратами), электротехнику и зарождающиеся радиодело и тральное дело. В то же время обращение с ходовыми частями торпед считалось отдельной «минно-машинной» специальностью, которая была уделом инженеров-механиков, а не строевых офицеров.

А. М. Щастный стал видным специалистом по радиоделу. Уже в январе 1907 г. он начал читать лекции «по беспроволочному телеграфу» в Минном офицерском классе. В апреле 1907 г. и в декабре 1908 г. он принял участие в IV (в Киеве) и в V (в Москве) Всероссийском электротехническом съезде в качестве представителя Морского технического комитета и Минного офицерского класса. В 1912 г. А. М. Щастный вместе с другими представителями России подписал в Лондоне Международную радиотелеграфную конвенцию[87]. В этой конвенции особое место занимают вопросы использования радио на море[88].

В феврале 1909 г. А. М. Щастный стал минным офицером 1-го разряда. В 1912 г. он был назначен постоянным членом Межведомственного радиотелеграфного комитета от Морского министерства. В это время Морское министерство было основным пользователем радиостанций в России: оно имело 52 береговые станции, не считая корабельных, тогда как в распоряжении почтово-телеграфного ведомства и Военного министерства было по 16 станций, Министерства торговли и промышленности – 9, Министерства путей сообщения – всего 3 станции[89].

В 1908–1913 гг. А. М. Щастный ездил на Каспийское море, чтобы выбрать места для береговых радиостанций на иранской территории – на острове Ашур-Адэ (крайний юго-восточный угол Каспийского моря), где находилась российская военно-морская база, и в порту Энзели, где стояли российские военные корабли. В результате было решено не строить радиостанцию на Ашур-Адэ и изменить место расположения станции в Энзели[90]. По чертежам А. М. Щастного была увеличена высота мачт канонерской лодки «Карс» для более эффективной установки радиоантенны[91]. В это же время он посетил Черное море и оказывал помощь местным специалистам в доводке радиостанций на линкорах и крейсерах[92].

В апреле 1909 г. А. М. Щастный был назначен вторым минным офицером в штаб начальника соединенных отрядов Балтийского моря. Именно так в то время именовался фактический командующий Балтийским флотом, а второй минный офицер штаба отвечал за радиотелеграфное дело на флоте. Именно А. М. Щастный впервые поставил «вопрос об организации систематической радиоразведки на Балтийском театре»[93].

В декабре 1910 г. А. М. Щастный был произведен в старшие лейтенанты, а через два с небольшим года, в апреле 1913 г., – в капитаны 2 ранга за отличие по службе. В декабре 1909 г. А. М. Щастный получил орден Св. Станислава 2-й степени, следующий по старшинству после ордена Св. Анны 3-й степени, который у него уже был. В феврале 1913 г. ему, как и всем остальным офицерам и чиновникам в империи, досталась медаль «В ознаменование 300-летней годовщины царствования дома Романовых».

В это время А. М. Щастный близко познакомился с некоторыми своими будущими сослуживцами. В частности, начальником Службы связи Балтийского моря был капитан 1 ранга, затем контр-адмирал Адриан Иванович Непенин (1871–1917), ставший осенью 1916 г. командующим флотом и взявшим А. М. Щастного в свой штаб. Начальник Службы связи отвечал, среди прочего, за береговые радиостанции флота и должен был поддерживать самый тесный контакт со вторым минным офицером штаба флота, в ведении которого были корабельная радиослужба и общие вопросы радиодела. Преемником А. М. Щастного на посту второго минного офицера был старший лейтенант И. И. Ренгартен[94], ставший во время Первой мировой войны одной из ключевых фигур в штабе флота и тесно сотрудничавший с А. М. Щастным, когда тот перешел служить в штаб в 1917 г. И. И. Ренгартен оставил уникальный дневник, который является важнейшим источником информации о становлении А. М. Щастного как политика. В январе 1914 г. А. М. Щастный получил назначение старшим офицером достраивавшегося линейного корабля «Полтава» типа «Севастополь». Это был представитель новейшего по тем временам класса дредноутов, вооруженный двенадцатью 305-мм орудиями в четырех башнях, шестнадцатью 120-мм орудиями и четырьмя торпедными аппаратами. Линкор имел солидную броневую защиту и развивал скорость до 24 узлов. Корабль был заложен в 1909 г., а окончательно введен в эксплуатацию в начале декабря 1914 г. Дальнейшая судьба «Полтавы» оказалась причудливой – в 1919 г. она получила серьезные повреждения от пожара и до 1934 г. сохранялась в надежде на восстановление то в качестве линкора, то линейного крейсера, то авианосца. В 1926 г. корабль получил имя «Михаил Фрунзе». Планы по возвращению в строй так и не были реализованы. В 1946 г. корпус линкора был разрезан на металл. В 1934 г. две артиллерийские башни с корабля были установлены у Владивостока на острове Русский, получили название Ворошиловской батареи и сейчас являются музеем. Две другие башни были использованы после Великой Отечественной войны для восстановления 30-й береговой батареи в районе Севастополя, которая существует и поныне. История башен «Полтавы» дала повод для шутки, что она стала самым длинным в мире линкором. Действительно, от острова Русский до Севастополя больше 7 тыс. км по прямой.

В 1914–1916 гг. «Полтавой» командовал капитан 1 ранга барон Владимир Евгеньевич Гревениц (1872–1916). О выдающихся морских качествах В. Е. Гревеница свидетельствует то, что под его командованием линкор «Полтава» однажды вошел в Среднюю Кронштадтскую гавань самостоятельно, без буксиров, что считалось настолько рискованным делом, что В. Е. Гревениц получил выговор от главного командира Кронштадтского порта адмирала Роберта Николаевича Вирена (1856–1917)[95]. За Русско-японскую войну В. Е. Гревениц был награжден орденами Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, Св. Станислава 2-й степени с мечами и – мечтой любого офицера – орденом Св. Георгия 4-й степени. Несомненно, что служба на новейшем линкоре и под началом такого командира, как В. Е. Гревениц, должна была многое дать А. М. Щастному как морскому офицеру. Впервые он оказался в ключевой должности старшего офицера на современном корабле, относившемся к основному, как считалось тогда, классу – линкоров.

В то же время личная жизнь барона В. Е. Гревеница могла бы стать сюжетом телесериала. В. А. Белли вспоминал: «В молодые годы он женился на особе, не подходившей для морского офицера (танцовщица Луиза Оливье. – К. Н.), и должен был уйти со службы. Он уехал за границу и сделался проводником в Международном обществе спальных вагонов. Был призван на службу в русско-японскую войну, отличился и остался на службе. После [эскадренного броненосца] “Цесаревича” он служил флагманским артиллеристом штаба командующего Балтийским флотом, командиром эскадренного миноносца “Охотник”. В это время его бросила жена. Зимуя в Петербурге на “Охотнике”, В. Е. Гревениц познакомился с вдовой княгиней Кочубей, против особняка которой стоял его миноносец у Английской набережной, и женился на ней. После “Охотника” В. Е. Гревениц командовал крейсером “Алмаз”, затем был первым командиром дредноута “Полтава”. Влюбился в Гельсингфорсе в опереточную певицу, а т[ак] к[ак] она предпочла молодого лейтенанта, то в 1916 году он покончил с собой. В. Е. Гревениц был выдающимся офицером, образованным, талантливым, исключительно приятным в обращении»[96]. В действительности Дарья Евгеньевна Кочубей (1870–1937), урожденная графиня Богарне, когда встретилась с В. Е. Гревеницем, вдовой не была. Впоследствии жизнь этой женщины сложилась так, что могла бы послужить сюжетом шпионского романа. Подлинной же причиной самоубийства барона стала растрата денег, предназначенных на покраску и мелкий ремонт «Полтавы», которые по тогдашним правилам находились в полном распоряжении командира корабля.

В воспоминаниях старшего лейтенанта Г. Н. Четверухина, который был в то время на «Полтаве» старшим артиллеристом, появляется А. М. Щастный: «В период 1915–1916 гг. в Ревеле и Гельсингфорсе среди флотских офицеров имела большой успех опереточная примадонна Наровская. Молодая, очень миловидная, она имела небольшой, но приятный голос и с особой грацией танцевала. Поклонники-офицеры подносили артистке не только цветы и коробки конфет, но меха и драгоценности. Она принимала эти знаки внимания как должное. Сильно увлекся ею и наш командир. Когда “Полтава” находилась в Ревеле или Гельсингфорсе, он стал приглашать ее к себе на корабль с ночевкой, а также на переходы между этими портами. Его действия вызвали законное возмущение кают-компании. Офицеры заявили протест старшему офицеру Щастному. Он от имени офицеров пригласил на обед в кают-компанию командира[97].

В конце обеда Щастный встал из-за стола и обратился к Гревеницу: “Владимир Евгеньевич. Все офицеры корабля считают, что в условиях военного времени боевой корабль не может служить местом свидания с женщинами, как для каждого офицера вообще, так и командира в особенности. Убедительно просим вас сделать из этого необходимые выводы”. Гревениц, опустив голову, выслушал это заявление. Затем, встав из-за стола, сказал глухим голосом: “Господа офицеры! Этого больше не будет”. И сделав общий поклон, вышел. Действительно, Наровская больше на “Полтаве” не появлялась»[98]. Заметим, что такое заявление в лицо командиру корабля требовало от старшего офицера большого гражданского мужества. Испортив отношения с командиром, А. М. Щастный мог стать объектом его мести и рисковал будущей карьерой. Другой на месте А. М. Щаст-ного мог бы постараться замять демонстрацию офицеров, но А. М. Щастный ее возглавил.

Труды А. М. Щастного по введению в строй «Полтавы» не остались незамеченными – в декабре 1914 г. он получил орден Св. Анны 2-й степени («Анна на шее») без мечей, поскольку его заслуги не были боевыми. В 1915 г., как и все офицеры Балтийского флота, А. М. Щастный стал обладателем светло-бронзовой медали «В память 200-летия Гангутской победы». В марте 1916 г. он был награжден мечами к ордену Св. Анны 2-й степени, чем подчеркивались его заслуги в поддержании боеготовности «Полтавы».

В начале октября 1916 г. А. М. Щастный был назначен командиром эсминца «Пограничник». Он был построен в 1905–1906 гг. в Або (Турку, Финляндия), к 1916 г. вооружен тремя 102-мм орудиями и тремя однотрубными торпедными аппаратами, развивал скорость до 25 узлов, экипаж состоял из 5 офицеров и 90 нижних чинов[99]. Это был устаревший корабль, заметно уступавший (особенно по скорости) новейшим эсминцам типа «Новик». Тем не менее самостоятельное командование судном 2 ранга считалось обязательной ступенью служебного роста морского офицера.

Необходимо сказать несколько слов о личной жизни нашего героя. В 1913 г. А. М. Щастный сошелся с Антониной (Ниной) Николаевной Сердюковой, урожденной Приемской (1881–1922).

А. Н. Приемская была дочерью статского советника Николая Александровича Приемского (1830–1894), чиновника Департамента неокладных сборов Министерства финансов, который происходил из обер-офицерских детей, и его жены Елизаветы Васильевны (1844–1918). Кроме Антонины у них было еще семеро детей: Клавдия (1864-?), Николай (1866–1918), Ольга, в браке Гаранская (1868–1957), Александр (1870–1941), Анна, в браке Красильникова (1873–1941), Яков (1876–1915) и Иван (1884–1941)[100].

В 1899 г. А. Н. Приемская вышла замуж за бухгалтера Госбанка Анатолия Георгиевича Сердюкова[101]. Вероятно, она довольно долго не могла получить развод, поскольку А. М. Щастный и А. Н. Сердюкова обвенчались лишь в январе 1917 г.[102] У Антонины Николаевны была дочь Галина (1913–1982), признанная А. М. Щастным. У пары родился сын Лев (1915–2002).

Позднее Галина восстановила фамилию Сердюкова. До Великой Отечественной войны она работала в Ленинграде на фабрике «Красный треугольник». В начале войны, находясь на оборонных работах под Ленинградом, она попала в плен и была отправлена в Германию. После войны жила в Риге. Выйдя замуж, приняла фамилию Каллас. Умерла в Казани[103]

Загрузка...