Буран постепенно рассеивался. Истончался, как надежда солдата в затяжной войне. Из уползавшей прочь пелены появлялись всё новые деревья. Гул ветра наконец притих, уступив место шуршанию снежинок и треску костра. Несколько раз в размеренности морозного леса прорезалось кроканье, отчего Эрминия задумчиво смотрела вдаль. Ворон? На севере? Да неужто? За всю жизнь в ледяном королевстве на глаза попался лишь один. Много лет назад. На Хладном Берегу. В клетке торгаша…
Мысленно одёрнув себя, Эрминия вновь вернулась к дозору. В призрачной шали редкого снега искать марево стало слишком сложно. Зато снорхов могли выдать возникающие из ниоткуда следы — взор иссекал приглаженную метелью целину. Иногда он поднимался на лежавшего на поляне варга: тот изрядно побелел и теперь походил на обычный пригорок. Никого. Хищников не привлекала даже падаль. Означало ли это, что те два снорха были единственными? Или же огонь отпугивал тварей? Как-никак за полчаса он прогрыз в санях нехилую дыру и выбрался наружу…
Шум падения позади — выхватив мечи, Эрминия развернулась в полной боевой готовности. Хотя клинок в правой руке ныне мог легко выскользнуть. Держать его тремя замёрзшими пальцами — тот ещё подвиг. И всё же северянка намерилась биться парным оружием.
Но это был не снорх — Рэксволд, нёсший дозор по другую сторону костра, вдруг рухнул в снег. Лучник⁈ Эрминия бросилась к ассасину. Уже перепрыгивая через горящие сани, она старалась приметить стрелка. Безрезультатно. Впрочем, и брошенный на Рэксволда взгляд не выхватил ни древка, ни оперения. За ответами взор метнулся к бледному лицу воина, а там… в карих глазах светлел бронзовый ореол. Уронив мечи, северянка стремительно опустилась рядом.
— Рэкси… ты чего удумал?.. — тревожные слова замирали на языке. — Скоро Лайла приедет. Она что-нибудь придумает.
— Я не чувствую тела… Стоял из последних сил… — отрывисто прошептал ассасин. — Так быстро… накрыло… Ты права была… про паралич тот…
— Ничего. Сейчас оттаешь, — Эрминия перекинула через шею его руку, изрядно затвердевшую, словно она принадлежала мертвецу. Затем подняла воина и усадила на наклонный край перевёрнутых саней, поближе к костру, где Рэксволд чуть не завалился в пламя: — Всё, держу. Как, жар долетает?
— Ни тепла… ни холода… не ощущаю… — глядя куда-то в сторону, тяжело дышал тот. — И слабость… Даже башку сам повернуть не могу… Кажись… мне кранты…
— Что, так просто сдаёшься? Эй, где Рэксволд, которого я знаю? Соберись! — слово прозвучало вбитым в стену гвоздём. — Скоро полегчает.
— Вряд ли… Мне слишком часто везло… Всю жизнь сухим из воды выходил… Вот… Пора расплачиваться… Дрянь… Не так я хотел уйти…
Эрминия коротко вздохнула: выплеснула переполнявшее душу беспокойство, которое вмиг рассеялось белым паром.
— Слушай внимательно, — насупленно изрекла она. — Пересилишь заразу — лично кувшин пойла перед тобой поставлю. Даже напьюсь с тобой за компанию. Только представь: я, и накидаюсь, как последняя забулдыга. Как тебе такое? Идёт?
— От меня… ничего… не зависит… — Рэксволд клевал головой, словно боролся со сном. — А тебе… нельзя пить… Хотя… уже не важно… Я… не жилец…
— Куда ты собрался? У нас ещё столько планов. Помнишь, мы же свою гильдию создать хотели. Смотаться на Грозовые Острова. А Джон с Лайлой… Кто им свадьбу обещал устроить? Сопротивляйся. Ты сильнее, чем думаешь.
— Не могу…
— Значит, вот так ты со мной⁈ Бросить меня вздумал⁈
— Прос… ти… — едва слышно ответил ассасин.
Северянка почувствовала, что он уже не сползает с края: тело дубело быстрее, чем на морозе стыла вода. От безысходности Эрминия сжала кулаки — из обожжённых обрубков вновь засочился багрянец. Затем она утёрла влажнеющие глаза рукавом и присела перед воином.
— Посмотри на меня… — чуть приподняв ему подбородок, северянка поймала отрешённый взгляд. — Будет тебе сын, Рэкси. Или дочь. Как получится… Не знаю, может, так и задумано, что я должна дать кому-то жизнь… Не пощадить… Дать по-настоящему… Но я не обещаю, что буду хорошей матерью. Хочешь увидеть своего ребёнка и меня, проклинающую всё вокруг? Живи, слышишь! Вопреки всему. На попятную я не пойду. Слово Белой Тигрицы.
На мгновение в глазах Рэксволда вспыхнула искорка жизни. Он почти неуловимо дрогнул уголком рта, а затем разомкнул окаменевшие губы:
— Я… освобождаю тебя… от данного слова… — карий взор затопила бронзовая муть, которую медленно скрыли отяжелевшие веки.
— А я — нет! Рэкси! Рэкси!!! — от криков Эрминии с хвои ближайшей сосны сорвались две шапки снега, что подбитыми журавлями, ухнули в сугроб.
Вереница саней неслась по лесу, обгоняя попутный ветер, тихий и слабый, как дыхание умирающего. Теперь, без метели, Джон мог легко отыскать обратную дорогу. Ориентиров было много. И вот первый из них. Ноги каннибала, наполовину выступавшие из рыхлой белизны. Очевидно, какой-то хищник учуял занесённую бураном мертвечину и, невзирая на непогоду, не упустил возможности частично утолить голод. Либо человечина пришлась не по нраву, либо костяные поножи искололи пасть — выдрано лишь несколько кусков мяса. По крайней мере, так показалось проезжающему мимо следопыту.
Затем встретились занесённые снегом нарты с обглоданным трупом оленя. Бедняга запутался в упряжи, где его застали кровожадные клыки. И когти. На бедре багровела рана, глубоко рассекала всклокоченную шерсть. Снорхи? Иным способом такое не нанести. Если звери, конечно, не научились носить оружие. После событий в пещере поверить уже можно во что угодно.
— Всё ещё хуже, чем я полагала… — проронила сидевшая возле Джона вампирша, едва траурный ориентир остался позади. — Как ты знаешь, я не сторонница расправы над животными. Без веской на то причины. Вроде сильного голода или угрозы жизни. Положа руку на сердце, и в последнем случае предпочту отпугнуть. Без опасных травм. Но глядя на последствия воочию… Нет, варг — не угроза жизни. Это — сама смерть. Я готова расцеловать Рэкса за действенный план и его воплощение в реальность. Иначе бы… даже говорить не хочу. А всё потому, что мне захотелось оценить доработанное заклинание. Нашла место для тренировок. Чем только думала…
— Справедливости ради, не ты к нам каннибалов подослала… — кисло ответил Джон.
— Но я могла не дать им забрать вас…
— С тобой было бы всё то же самое. Слишком уж быстро они подлетели, и Эрминия велела сдаться.
— Не геройствовать и терпеть — о, это я умею… — невольно выскочила колкая отсылка к недавним событиям. — Зато потом никому из вас не пришлось бы сражаться с варгом. Кто выпустил его из Эрмориума? Я. Пусть и косвенно. Нет у меня права на беспечность. Надеюсь, Рэксволд не сильно пострадал. Иначе буду корить себя до конца дней.
— Поди, давно очухался и клянёт нас за то, что пропали без вести.
— Лучше пропасть без вести, чем возвращаться с такими вестями. Я потеряла ключ. Ключ от чего-то важного. И вместо выводов о собственной никудышности взяла на себя ответственность за ещё одну жизнь, — Лайла оглянулась на едущего следом Шойсу, отделённого от них пустой повозкой. Затем погладила дремавшего на коленях мефита. — И так Скарги за всех досталось… Для его размера удар был слишком сильным… Что я творю? Почему вокруг меня все страдают? Неужели сочувствие и желание помочь высшие силы воспринимают брошенным безразличию вызовом? Я устала, Джон. Порой кажется, что мне стоило остаться в усыпальнице. Рядом с матерью. Под грудой камней.
— Лайла… — проникновенное обращение следопыта не успело перерасти в обнадёживающую речь.
— Нет, без меня этот мир был бы спокойнее. Жил бы по привычному укладу. Без магии. Существ. Пророчеств. И обозлённых богов. А сейчас… мы на войне. За одним лишь исключением. У войны хотя бы линия фронта есть. Нас же окружает бесконечное поле боя, замкнутое, словно кольцо. Выпущенная вперёд стрела обязательно возвернётся в спину. Ведь здесь даже траекторию задаём не мы…
— Сложно возразить… — вздохнул следопыт. — Но по твоим былым рассказам я понял одно: вечных войн не бывает. Рано или поздно дым сигнальных костров рассеется, пепелища разметут ветра, а на выжженной земле зашелестят травы…
Джон взглянул на смотревшую вперёд Лайлу, чаясь обнаружить в её угрюмом профиле хоть лучик веры в светлое будущее. Она же вдруг перехватила повод и споро остановила сани. Теперь и пристальный взор следопыта устремлялся к хвойной опушке, где вокруг чьего-то трупа толпились похожие на ящеров двуногие создания. Завидев пришлых, они недобро развернулись и все, кроме одного, исчезли. Тот, что остался, спрятал передние лапы в белой шерсти, заслонил их опущенной мордой и неторопливо двинулся навстречу странникам. Наблюдая, как по обе стороны от него из ниоткуда возникают следы, Лайла медленно сняла перчатки:
— Травы шелестят и на могилах… — с каждым шагом хищника её глаза всё сильнее затапливало алое зарево. — Но добровольно я в землю не лягу. Снорхи или кто бы вы там ни были… вам лучше бежать.
Положив Рэксволда спиной на ноги, Эрминия сидела у вовсю полыхавших саней. Сколько она ни силилась привести его в чувство, ничего не получалось. Более того, ассасин почти не подавал признаков жизни. Окоченевшее тело. Сомкнутые веки, жёсткие, как яичная скорлупа. И еле заметное дыхание, которое удалось определить лишь по белёсому налёту на поднесённом кинжале. Склонив голову над мертвенно-бледным воином, северянка говорила сквозь застрявший в горле ком:
— Ты не оставишь меня, Рэкси… Я была в лапах «Бездушных». Умирала от сиреневого дурмана. Сражалась с драугром и противостояла хельграсу. Но всё же я сейчас здесь… Да, однажды мне на роду было написано скопытиться, но вернули к жизни меня не боги — ты. Когда не оставил подыхать от «Лотоса счастья». Иначе бы мой путь закончился под дёрном в каком-нибудь лесу… Кто я без тебя? Чужачка в любом краю. Гонимая недоверием путница. Без дома и пристанища… — Эрминия выдавила скупую улыбку. — Ты помнишь, мы так и не испекли тот проклятый пирог? Тебе нужно учиться готовить. Уж поверь, на сносях я у очага скакать не собираюсь. Даже не приближусь. Ох, натерпишься ты ещё, папашка…
По щеке девушки скатилась слеза: уверенностью в голосе себя не обмануть. Горевший рядом костёр не спасительный — погребальный. Заражённых волчьим поветрием тепло не исцеляло. Лишь облегчало страдания. Во всяком случае, так считали лекари…
Потому северянка, ценившая последние минуты с возлюбленным больше жизни, уже не следила за окружением. Либо снорхи подло завершат начатое, либо наконец вернётся Лайла. Только она тоже вряд ли сумеет помочь. Время… Его не было…
— Ты выиграл, Рэкси… С чахлой листвой станешь отцом… Если не раньше… Знаю, ты не любишь проигрывать… Но и уходить победителем, не погревшись в лучах славы… Совсем дурак? — Эрминия смахнула слёзы. — Вот дерьмо… Не заставляй меня рыдать… Знаешь же, я этого не переношу…
Стиснув зубы, она подняла мокрый взор к темнеющему небосклону. Пепельному и безразличному, как пресловутая «серая всадница», что оставила за собой дорожку из трупов и ушла безнаказанной. Но нет, вот оно — наказание. Догнало. И скоро она прочувствует его каждой частицей своей души. Вон уже и падальщики на пир слетаются: от размытого слезами взгляда не ускользнул силуэт ворона, сидевшего на макушке соседней сосны.
— Можешь не ждать… Тебе здесь ничего не светит… — процедила Эрминия, а потом вдруг опомнилась: — Погоди… Ты… — она осторожно положила Рэксволда на снег и незамедлительно встала. — Где твой хозяин? Позови его! Ну же!!!
Ворон молчал. Даже не шелохнулся. Словно нарисованный. Северянка же поднесла кинжал к носу ассасина: ещё дышит. Вместе с тем короткое, но томительное ожидание закончилось ничем.
— И? Где он⁈ — Эрминия вновь уставилась наверх: — Мне некогда! Долбаная птица… Давай, зови хозяина!!! — размахнувшись, она метнула клинок прямо в ворона.
Стремительное лезвие рассекало морозный воздух — ещё секунда, и в чёрное оперение вопьётся сталь. Однако в дюйме от крылатого кинжал завис, будто вонзился в незримую доску. Потом же упал на ветки и, ссыпая с них снег, безропотно покатился вниз.
— Кто-то желает получить урок хороших манер? — раздался за спиной надменный баритон.
— Так и знала… — северянка обернулась: на фоне посеревшего от сумерек снега чернела фигура в аристократических одеяниях. — Помнишь меня, Леонардо? — взор поднялся к презрительно прищуренным глазам, таким же жёлтым, как у варга.
— Сложно забыть ту, что пыталась одолеть древнего колдуна куском металла, но, невзирая на глупость, удостоилась чуда воскрешения, — со скукой в голосе ответил некромант. — Однако, как я вижу, везение постепенно покидает тебя…
На припорошённые трупы снорха и оленя приземлилась пара воронов, а с верхушки сосны донеслось зловещее: «крок».
— Эй, я не собираюсь ворошить старые обиды. Ты помог Лайле. Глядишь, и я с тобой сумею договориться. Небось, вороньё порхает тут по душу того темнокожего типа? Могу подсказать, откуда начать поиски… — зыбкая попытка нащупать нужды собеседника походила на брошенный перед акулой рыболовный крючок.
— Темнокожий? Нет, у меня иные мотивы пребывания на севере. Меж тем забавно встретить тебя здесь спустя два дня. Вероятно, где-то поблизости и моё прекрасное творение? — Леонардо осмотрелся и приметил далеко за поляной, на противоположной опушке, серию ярких вспышек. — Уже вторая ваша пока необъяснимая телепортация… Интересный поворот… — после этих слов пара воронов растворилась в клубах чёрного тумана.
— Любишь лихие повороты? Держи ещё один. Я предлагаю тебе сделку. Выгодную сделку. Платить готова до конца дней. Если спасёшь ему жизнь, — хоть рядом кроме Рэксволда никого нуждавшегося в помощи и не было, Эрминия зачем-то указала на него подбородком.
— Хм, знакомое лицо… — некромант вальяжно проследовал к ассасину. — Помню, помню… Сердце твоего дерзкого на язык кавалера почти не бьётся, — он провёл над воином ладонью. — Ничего нового. Жаль. Обычная ликантропийная интоксикация, более известная как волчье поветрие или чёрный паралич. К слову, первое утверждение ошибочно: болезнь не передаётся по воздуху. Тем не менее её действие необратимо, носит мутационный характер и смертельно для большинства созданий. Люди и антропоморфные существа, как правило, гибнут за один-два дня. Животные, обладающие схожим с варгом строением, имеют шанс на физическую адаптацию…
— Что можно сделать? — нетерпеливо спросила Эрминия.
— Магический недуг не вылечить алхимией. Однако источник тёмной энергии способен превалировать над иссушающим эффектом, позволяя больному жить. Именно на таком принципе построен вампиризм, где самовосполняемым источником магии служит мёртвое тело. В случае с живым носителем подошла бы периамма из небесного металла, заполненная сингулярным концентратом расщеплённой души. Артефакт, — последним словом он наконец смахнул непонимание с лица собеседницы.
— И? У тебя он есть?
— Разумеется. Но столь раритетные вещи крайне ценны… Мне хочется знать, насколько далеко ты готова зайти в своей благодарности. Убить дюжину невинных? Разделить ложе с драугром? Отдать мне первенца? Возможно, всё сразу. Тебя устроит?
— Ты подслушивал? — нахмурилась Эрминия.
— Не специально. Мне доступно всё, что видят и слышат мои вороны. Но они вольны сами выбирать объект для наблюдения. Если бы один из крылатых помощников не обратил на вас внимание, я бы не явился… И раз я дополнил сведения о тебе новым фактом, вернёмся к обсуждению твоей ценности в моих планах.
— Вернёмся… Говорят, ты никогда не врёшь. Так вот, и я не стану. Хочешь меня трахнуть? Трахни. Хоть драугром, хоть ослом. Коли есть враги из числа конченых мразей, я принесу тебе их головы, — северянка посмотрела на раненую руку, в которой меч теперь лежал неуверенно. — Или сдохну, делая это… — она подняла на некроманта тяжёлый взор. — Но невинной жизни я тебе ни бёдрами, ни клинком не вручу. Впрочем, как и другим. Больше никому и никогда. Такой расклад тебя устроит?
— Кристальная честность и железные амбиции перед каменным лицом безысходности… Любопытно. Как и то, что ты станешь делать, если я не соизволю помочь? — толику удивления подвинула нескрываемая усмешка. — Ведь столь бескомпромиссная позиция обесценивает значимость твоей кандидатуры.
— Хватит трепаться, — буравила его взором Эрминия. — Ты поможешь или нет?
— Я задал вопрос. И повторяться не намерен, — с высокомерным спокойствием произнёс Леонардо.
— Задери меня медведь… — чуть пошатнулось терпение северянки, но она всё же удосужилась дать ответ: — Доведу друзей до порта. Усажу на корабль. А потом навсегда растворюсь в Ледяных Пустошах, где до самой смерти буду проклинать себя за то, что когда-то покинула Грондэнарк.
— Скитания… Одиночество… Как самоотверженно и драматично. Хоть и до банальности иронично: снова на мои плечи возложена ответственность за судьбы моих недоброжелателей. Подведём же итоги. Твой избранник мне неинтересен. Более того, я нахожу его одиозным. Ты, сама по себе, тоже не представляешь никакой ценности, — Леонардо выдержал гробовую паузу. — Однако, на своё счастье, ты умеешь заводить правильных подруг. Так и быть. Тебе не придётся отрекаться от принципов и моральных устоев. Но однажды ты ощутишь в себе безошибочное побуждение выплатить долг… и выплатишь его. Или же по одному моему слову артефакт вернётся в шкатулку и тогда…
— Всё ясно, — перебила его северянка. — Я не дура. И про сделку нашу болтать не стану.
— Превосходно, — на ладони колдуна появился серебристый эллипс, будто плетённый из множества тончайших спиц. — Периамма твоя.
— Это на шее носить? — потянулась к вещице Эрминия, но та внезапно исчезла.
— Не совсем… — загадочно улыбнулся Леонардо. — Надеюсь, у твоего кавалера крепкое сердце. Иначе век его будет недолог. Что не отменит заключённого соглашения. В противном случае я изыму артефакт вместе с телом. Для экспериментов. В качестве санкций, — он опустил взор на воина и, наклонив руку, сделал жест большим и указательным пальцами, словно провёл ими по ребру блюдца.
Ассасин вдруг захрипел. Его огрубевшее лицо помутили едва различимые морщины, а закоченелая рука в попытке дотянуться до груди забилась о бок.
— Рэкси… — бросилась к воину Эрминия, но тот несколько раз дёрнулся и притих. — Слушай сюда. Если он не очнётся… — она подняла грозный взгляд, однако на месте Леонардо уже плыл чёрный туман. Пустовала и верхушка сосны. Не осталось никого, кроме ставшей живой, всеобъемлющей тревоги. Была ли у колдуна совесть? Хороший вопрос…