Ледяная Шарлотта

Глава 4

Пальцы были ледяными, они обжигали кожу. Всхлипнув во тьме, я попыталась сесть и дотянуться до прикроватной лампы, когда еще одна ледяная рука поймала меня за запястье и прижала мою кисть к постели. Пальцы путались у меня в волосах, тянули голову на подушку. По всему телу скользили холодные руки. Казалось, они вырастали из кровати, щипали и царапали, как сотни маленьких птиц, желающих заклевать меня до смерти.

Я открыла рот, чтобы закричать, но поняла, что они проникли и туда – крохотные ледяные пальцы, слишком маленькие, чтобы быть человеческими. Миниатюрные ладошки смыкались вокруг языка, царапали зубы и нёбо, лезли в горло, не давая мне вздохнуть.

Я вырывалась, боролась с ними, как могла, но напрасно – их было слишком много, они побеждали. Я понимала: они хотят моей смерти.

Голос, теплый и нежный, голос, который я знала так хорошо, прошептал мне на ухо:

– Очнись, Софи. – Голос Джея. – Это просто сон. Просыпайся.

Наверное, я закричала потому, что Джей не погиб, а был рядом со мной, и все произошедшее оказалось просто ночным кошмаром. Осознав это, я нашла в себе силы стряхнуть холодные пальцы, которые хотели утащить меня во мрак. Последним усилием я освободила одну из рук и попыталась ударить их. Моя ладонь столкнулась в темноте с чем-то твердым. Я почувствовала, как ногти впились в чью-то кожу и под ними выступила кровь.

Снова раздался голос:

– Очнись, Софи! Это сон!

Говорил не Джей – Камерон.

Я несколько раз моргнула, пытаясь понять, что случилось. Горел свет, и я поняла, что нахожусь в гостевой спальне дяди Джеймса. Камерон склонился надо мной, его темные волосы были взъерошены, он сжимал мои руки. Глубокая царапина бежала по его щеке, сочась кровью.

– Это сон, – повторил он. – Просто ночной кошмар, тебе ничто не угрожает. – Левая рука Камерона, теплая и живая, прикасалась ко мне. Правая была загрубевшей, словно не рука вовсе, а какая-нибудь перчатка. Я знала: у Камерона были сильные ожоги, но не думала, что ладонь повреждена целиком до запястья. Я вспомнила об официантке в кафе. Ее крик все еще звенел у меня в ушах, я вновь почувствовала кошмарный запах горящих волос и плоти и задрожала. Камерон, вероятно, решил, что на меня так подействовала его рука, и резко отвел ее, словно я ударила его током. Он отступил от кровати так быстро, что едва не споткнулся. На его штанах не было карманов, и потому он спрятал руки за спину.

– Прости, – произнес Камерон. – Я бы не вломился к тебе так, просто услышал твой крик и подумал…

Внезапно он замолчал, и мне показалось, что кузен решил сказать что-то другое: я подумал, что ты поднимешь весь дом.

Да, мне приснился кошмарный сон, но я все равно осмотрелась, опасаясь увидеть руки, тянущиеся из матраса или сплетающиеся на подушке. Конечно, ничего такого я не увидела, только смятые, мокрые от пота простыни.

– Мне жаль, – сказала я. – Я просто… Похоже, у меня действительно был кошмар.

– Точно, – отозвался Камерон и поднял бровь. – Это же не будет повторяться каждую ночь, да?

Мои щеки запылали. Камерону явно было неприятно видеть меня такой, да и вообще, будить его посреди ночи – значит производить не самое приятное впечатление.

– Раньше такого не случалось, – попыталась оправдаться я, а затем, увидев царапину и не сумев сдержаться, застонала. – Это я сделала?

– Я никак не мог тебя разбудить, – ответил он и добавил: – Ты сильнее, чем кажешься.

– Мне очень жаль, – повторила я.

Камерон чуть склонил голову:

– Забудь. Меня не в первый раз ударила девчонка, и я уверен, что не последний. Теперь ты сможешь спокойно уснуть?

– Да, – смущенно сказала я. – Прости.

– Перестань извиняться. – Камерон повернулся к двери.

Я пожелала ему доброй ночи, но он не ответил и вышел, осторожно держа обожженную руку перед собой так, чтобы я ее не увидела.

Несколько минут я лежала без сна. Мне было плохо. Я ненавидела себя за то, как отреагировала, увидев ладонь Камерона. Если бы не кошмар, не воспоминание об обожженной официантке, такого никогда бы не случилось. Утром я могла бы все объяснить кузену, но побоялась, что это только ухудшит ситуацию.

Я откинулась на подушку, но все еще не чувствовала себя в безопасности. Боялась, что холодные руки вернутся, стоит мне выключить свет.

Я покачала головой, поражаясь своей трусости. Скоро начну вопить при виде обычной тени. Протянув руку, я выключила свет.

И тут внизу кто-то засмеялся.

Никогда прежде я не слышала этого смеха и от неожиданности щелкнула выключателем еще раз.

Смех зазвучал вновь.

Боже, каким странным он был. Я подскочила в кровати. Сердце бешено колотилось. Пронзительный, высокий, какой-то неправильный смех: вроде человеку было совсем не весело, но он все равно смеялся.

Я выбралась из постели и на цыпочках вышла в коридор к лестничной балюстраде. С этой точки можно было видеть прихожую и входную дверь, но во тьме я не смогла там никого разглядеть. Однако я продолжала слышать смех, ясней, чем прежде. Я замерла. Смех прекратился, и раздался голос.

– Чудовищно, – отчетливо сказали внизу. – Чудовищно, чудовищно.

Мурашки побежали у меня по спине. Голос тоже звучал как-то странно и неправильно, словно говоривший утратил рассудок или вовсе не был человеком, ведь человек не может издавать таких звуков. Я даже не могла понять, мужчина это или женщина. Голос был высоким, но все же не женским. Кто бы это ни был, он находился в прихожей и беседовал сам с собой во тьме.

Я вспомнила об ужасном убийстве, которое описывала за ужином Лилиаз, и тут же подумала, что надо бы кого-нибудь разбудить. Рассказать, что в дом кто-то вторгся, вызвать полицию. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем копы доберутся до этого одинокого утеса? Ближайший дом, наверное, в нескольких милях отсюда. Нас всех поубивают в постелях, и об этом еще много часов никто не узнает.

– Никогда не делай этого снова, – послышалось снизу. – Никогда не делай этого снова. Здесь под ковриком кровь!

Я попятилась от балюстрады, пытаясь вспомнить, где находится комната дяди Джеймса. В следующий миг дверь дальше по коридору отворилась. На пороге появился Камерон. Несмотря на жару, поверх пижамы он надел халат и прятал правую руку в кармане.

Лихорадочно жестикулируя, я поманила его к себе.

– Внизу кто-то есть, – прошептала я, когда он приблизился.

– Знаю, – ответил Камерон. – Это Темный Том.

– Чудовищно, – пропел голос. – Чудовищно.

Я вцепилась в перила:

– Какой еще Темный Том?

– Жако, которого завела Пайпер. – Увидев, что я ничего не поняла, Камерон разъяснил: – Африканский серый попугай. Его клетка – в нише над входной дверью. Она тебе его не показывала?

От облегчения я захотела расцеловать Камерона.

– Нет, видимо, не успела, – разжала я наконец пальцы.

– Наверное, ты подумала, что какой-то безумец решил зарубить нас в постелях, – предположил Камерон. – А я ведь не хотел, чтобы ты увидела рисунок Лилиаз.

В сумраке я не различала его лица, но услышала в голосе насмешку.

– Ты всегда такая нервная? – поинтересовался он.

– Я просто испугалась от неожиданности, – огрызнулась я. – Вот и все. И сколько слов он знает?

– Целую кучу. У него потрясающий словарный запас. Нам очень нравилось учить его, когда мы были младше. Он повторит что угодно, если услышит это несколько раз. Иногда ему хватает и одного раза.

– Он говорил о крови под ковриком.

– Да. Боюсь, Темному Тому пришлось услышать много ужасных вещей в этом доме. Не обижайся, если он начнет тебя костерить. У него отвратительные манеры. Не знаю, почему мы его до сих пор терпим. – Камерон нагнулся через перила и зловеще прошептал: – Том! Замолчи! Или не получишь фруктов на завтрак.

– Кровь, – мрачно сказал Том. – Под ковриком.

– Предупреждаю, Том, – прошипел Камерон.

Наконец попугай умолк.

– Ну, – сказал Камерон, поворачиваясь ко мне и чуть приподнимая бровь, – восхитительная выдалась ночка. Если Том разбудит тебя снова, просто скажи ему, чтобы заткнулся. С ним надо быть построже. Пусть Пайпер познакомит вас завтра. Но не надейся, что вы с ним подружитесь, он ужасный мизантроп. И ни за что не суй пальцы в клетку. Откусит как пить дать.

– Спасибо за совет, – откликнулась я. – И за… за помощь в том, что случилось раньше.

Камерон взглянул на меня во тьме. На мгновение в воздухе разлилась тишина. Я услышала, как он набирает воздух, и подумала, что он хочет о чем-то поговорить, но в итоге кузен просто пожелал мне спокойной ночи и вернулся к себе, хлопнув дверью.

Больше той ночью меня не тревожили, и я проспала до самого утра. Проснувшись, первым делом я заметила, как солнечные зайчики танцуют на потолке, отражаясь от волн, и услышала вдалеке крики чаек.

Я встала и подошла к окну, выходившему в сад позади дома: внизу плескался океан. Но мое внимание привлекло обгоревшее дерево. Оно казалось черным и мертвым. Тонкие длинные ветви царапали воздух, как скрюченные пальцы. Кора обуглилась, но в ветвях я разглядела обгоревшие доски. Наверное, когда-то здесь был домик.

Взглянув на часы, я ужаснулась: время завтрака давно прошло. Я проспала намного дольше, чем хотела. Быстро надев джинсы и топик, я спустилась на первый этаж. Теперь, когда солнце светило в окна, я увидела нишу, о которой говорил Камерон. Клетка с попугаем стояла в глубине, почти незаметная. Жако оказался очень красивым, с гладкими серыми перьями и блестящими умными глазами, которые неотступно следили за мной.

– Привет, – сказала я. – Ты вчера очень меня напугал.

– Напугал, – отозвался Темный Том, покачивая головой, словно ему нравилось новое слово. – Напугал. Напугал. Напугал!

Я знала, что попугай не понимал, что именно говорит, и просто повторял за мной, но от удовольствия в его голосе у меня по спине побежали мурашки.

Пайпер, наверное, услышала мой голос и секундой позже вышла из гостиной.

– Негодник, так разбудить Софи! – Ее рыжеватые волосы сегодня были распущены и мягкими волнами рассыпались по плечам, от чего она еще больше походила на русалку.

Сочувственно посмотрев на меня, Пайпер проговорила:

– Камерон рассказал мне, что Том нагнал на тебя страху этой ночью. Мне ужасно жаль.

– Да ничего. К счастью, твой кузен вовремя появился, иначе я бы разбудила дядю из-за попугая.

– Ох, Камерон терпеть не может ночной болтовни Тома. У него хроническая бессонница. У брата, не у попугая! Наверное, от того, что он слишком много думает. Если бы он расслабился и позволил себе посмеяться, спал бы как младенец. Будешь завтракать? А потом можем погулять по утесу.

– Хорошо. Как там Лилиаз? – поинтересовалась я по дороге на кухню.

– О, с ней все в порядке. Ей всегда становится легче после крепкого сна. Садись. Я сделаю тосты.

Я опустилась на стул, и Ракушечка прыгнула мне на колени.

– Видимо, ты ей понравилась, – удивилась Пайпер. – Обычно она не идет к чужим.

Одной рукой я держала тост, другой – гладила Ракушечку. Теперь я видела, что это очень старая кошка. У нее осталось всего несколько зубов. Она была худой, как скелет, и мурчала все время, пока я ее почесывала.

– А что у нее с глазами? – Теперь, приглядевшись, я заметила: один глаз Ракушечки был плотно закрыт.

– Она одноглазая, – откликнулась Пайпер.

– Она такой родилась?

Пайпер помедлила и пояснила:

– Нет, не родилась. Понимаешь, это была кошка Ребекки.

Я нахмурилась и хотела спросить, при чем тут это, но Пайпер уже зашагала к двери.

– Может, пойдем, если ты закончила? – спросила она, оборачиваясь.

– Да, только камеру возьму.

Я сбегала наверх за фотоаппаратом, и несколько минут спустя Пайпер разомкнула тяжелую цепь на воротах.

– Папа уже говорил тебе об этих воротах?

– О том, что они всегда должны оставаться закрытыми?

Пайпер кивнула:

– Он ужасно боится, как бы чего не случилось с Лилиаз.

– Поэтому окна моей спальни запечатаны?

– Как и все окна наверху. Но это сделал не папа. Давно, когда здесь еще была школа, произошел несчастный случай. Одна из девочек выпала из окна.

– Ужасно. Она не пострадала?

– Она умерла. После этого запечатали окна.

Мы аккуратно закрыли ворота и зашагали по тропинке, которая вилась по краю утеса, и теперь я поняла, почему она опасна: на ней не было ограждений – сразу обрыв и скалы внизу. Ветер, такой же сильный, как и вчера, казалось, цеплялся за мои рукава, пытаясь спихнуть меня с дорожки. Когда я задала Пайпер вопрос о заборе, она рассказала:

– Ограду хотели поставить, но эта тропинка тянется через земли фермеров и пустоши на многие мили, и это стоило бы целое состояние. Ну как? Здесь красиво, не правда ли?

Так и было, но, когда я получше рассмотрела пейзаж, мороз пошел у меня по коже. Песок на пляже. Я представляла себе песок теплого золотистого оттенка, но он оказался черным, как грязь.

Черный песок…

Я словно вернулась в кафе и смотрела, как планшетка выводит эти слова.

Ледяная Шарлотта, черный песок…

– Ты знаешь девочку по имени Шарлотта? – спросила я Пайпер.

– Шарлотта? – удивилась Пайпер. – Не припомню. А что?

– Забудь. Не важно.

Мы шли по тропинке. Пайпер весело рассказывала о птицах, растениях и скалах. Через пять минут я не выдержала:

– Что ты имела в виду, когда говорила о Ракушечке?

– О Ракушечке?

– Да, ты сказала, что она была кошкой Ребекки, так, словно это объясняло, почему она одноглазая.

Пайпер застыла на месте.

– Я думала, ты знаешь, – ответила она. – Забыла, что вы встречались с Ребеккой только однажды.

Она взглянула на меня – рыжеватые пряди развевались вокруг лица.

– Если бы ты знала ее чуть лучше, тебе бы не пришлось объяснять. Ребекка иногда… могла быть жестокой. Боюсь, Ракушечка попалась ей под руку в плохой день. Или ей просто было скучно.

Я уставилась на нее:

– Хочешь сказать, что Ребекка… что она нарочно изуродовала свою кошку?

– Она обещала никогда больше так не делать, – еле слышно проговорила Пайпер. – Думаю, она знала, что поступила плохо.

– Но это же просто ужасно!

– Да, именно так. Но Ракушечка хотя бы выжила, а вот ее сестре не повезло.

– А с ней что случилось?

– Тогда у нас было две кошки, Ракушечка и Шелки, одна – Ребекки, другая – моя. Однажды мы с Ребеккой сидели на кухне. Ты видела там камин? Так вот однажды Ребекка подошла к нему с Шелки на руках. До сих пор помню, как она стояла перед ним, глядя в пламя, очень долго, а затем внезапно бросила бедную Шелки в огонь. Кошка обгорела и умерла. Ребекка потом проплакала целый месяц. – Пайпер покачала головой. – Бог знает, что на нее нашло, почему она это сделала. Тогда папа и купил мне Темного Тома. Эй, почему бы нам не пройтись до Нейст-Пойнта? Я покажу тебе маяк. Иногда с него можно увидеть дельфинов, китов, гигантских акул и прочих морских тварей.