Глава 1

Арвен смотрел на темные дубовые доски над головой. Потолок чуть покачивался в такт приглушенному шуршанию речной воды за стеной. Волны лениво скользили по обшивке судна, провожая великолепную боевую галеру вниз по течению. Благодаря попутному ветру «Слава Арелата» шла на всех парусах, и король с удовольствием прислушивался к слабому поскрипыванию такелажа. Его чуткое ухо, давно отвыкшее от корабельной музыки, теперь легко различало пение туго натянутых канатов, скрип трущегося в уключинах дерева и писклявое постанывание палубных досок. Арн в этих местах был глубок и судоходен, что позволяло Орнею держать военные корабли. Арвен блаженно потянулся и с наслаждением откинулся в кресле. На его губах застыла мечтательная улыбка. Даже в каюте боевого судна Львиного Зева окружали роскошь и удобство. Близкое соседство с Мелузиной наложило отпечаток на изделия южно-арелатских мастеров. Однако их изысканность была далека от прихотливого вкуса дожей. Особая красота таилась именно в простоте и ясности линий, на которых отдыхал глаз короля.

— Ты похож на кота, который под носом у хозяйки слизал блюдечко сметаны, — сообщил Раймон, подавая другу полный кубок горячего вина.

— Что ни говори, а оказаться под крышей приятно даже такому бродячему псу, как я, — кивнул король. — Особенно если хозяйка не гонит.

Смех норлунга был невеселым. Арвен понимал, что ему едва ли удастся скрыть от герцога тревогу, сквозившую в каждом его слове с тех пор, как корабль отвалил от пристани.

— Не стоит так беспокоиться, — серьезно сказал Раймон. — Я же остаюсь.

Герцог действительно сопровождал короля только до границ своих владений, дальше Львиному Зеву предстояло плыть одному. Раймон должен был возглавить объединенные войска двух соседних княжеств, сомкнувших полумесяц на юге Арелата, чтобы защититься от вёльфюнгских набегов и не пропустить беотийскую армию к нижнему течению Арна. Задача была не из легких, но Арвен не сомневался, что акситанец справится с ней.

— Так ты полагаешь, что вы выстоите? — король развернулся к другу так резко, что герцог едва не выронил кубок.

— Я полагаю: мы можем выстоять, — недовольным голосом поправил он. — При определенных обстоятельствах…

— При каких? — Арвен напрягся.

— Если ты живым доберешься до войск, если сможешь перебросить их нам на выручку, если Мелузина не ударит в спину… — протянул Раймон. — Пей, Арвен, расслабься.

— Мелузина? Ты шутишь, — король пожал плечами. — С чего им затевать свару? Я намереваюсь именно там нанять корабли для перевозки армии от Теплой. Мелузинские купцы всегда остаются в тени и получают выгоду, оказывая услуги обеим воюющим сторонам.

— Всегда, но не теперь, — покачал головой Раймон. — Нам удалось задержать гонца, посланного королем Беота с письмом от имени Аль-Хазрада к мелузинским «могильщикам». Вот оно, в нем говорится…

Арвен подался вперед и двумя пальцами перехватил листок из рук акситанца. На лице герцога отразилось крайнее удивление. Судя по тому, как Львиный Зев долго переползал со строки на строку и шевелил губами, Раймон понял, что норлунг действительно читает документ.

— Они хотят, чтобы мелузинцы отказались предоставить корабли «свергнутому узурпатору Арелатского престола», обещая им уменьшить таможенные пошлины за плавание вверх по Арну, — наконец сказал Львиный Зев. — Боюсь, что против такого аргумента дож не устоит. А много в Мелузине «могильщиков»?

— Достаточно, — кивнул герцог. — Купечество в значительной мере захвачено новым культом. А ведь все это влиятельные люди: банкиры, торговые посредники… Так что если они надавят на дожа, у тебя нет шансов. Арвен остановил его жестом.

— Значит, не надо и пытаться добыть что-либо в Мелузине. Только обнаружим себя раньше времени, — протянул он. — Остаются магриппские пираты. Народ несговорчивый, но жадный…»

— И чем ты им собираешься платить? — Раймон скептически пожал плечами. — Ведь пиратам нельзя пообещать снижения пошлин в счет будущей победы.

— Это мое дело, — на губах Львиного Зева мелькнула слабая усмешка.

Акситанец едва скрыл изумление. Он знал, что Арвен не один год плавал с морскими разбойниками, но не мог предположить, что, став королем, норлунг будет способен вернуться к своим прежним сообщникам и просить их о помощи. Видимо, Львиный Зев и правда ради дела способен наступить на горло собственной гордости.

— Плохо то, что беотийцы знают, куда ты направляешься, и могут заставить Мелузину захватить твой корабль, — вернулся к прежней теме герцог.

— Что мне угрожает на орнейском военном судне? — пожал плечами король. — Насколько я помню, выход из Арна свободный.

— Да, но все же я бы тебе посоветовал снять все опознавательные знаки, а особенно королевский штандарт. Идите как простая грузовая галера: в неспокойные времена военные корабли часто выполняют торговые функции.

— Именно так я и собираюсь поступить, как только мы минуем Акситанию, — кивнул Арвен. — Я надеюсь, ты понимаешь, что вся эта мишура с гербами и вымпелами предназначена не для меня, а для твоих подданных.

Раймон улыбнулся. Он знал, как важно было акситанцам и другим жителям прибрежных земель Арелата увидеть своего государя живым, в полной силе и блеске отправляющимся к войскам у Теплой. Но герцог осознавал также и правоту слов

Астин, накануне убеждавшей его, что Арвену сейчас совсем нелишне будет снова почувствовать себя королем. «Он должен еще раз увидеть, как его любят, — говорила принцесса, мягко держа союзника за руку. — Ты во всем прав, Раймон. Безопаснее было бы переправить короля тайно, на каком-нибудь рыбачьем баркасе. Безопаснее, но не лучше. Ты не слышал, как народ в столице бесновался на площади и поносил его имя. Арвен должен понять, что для остального Арелата он — государь, это придаст ему силы».

Теперь, глядя на Львиного Зева, герцог мысленно соглашался с принцессой. Уязвленное самолюбие то подхлестывало короля, делая слепым перед лицом реальной угрозы, то заставляло опускать руки среди общего ликования. «Я понимаю, почему орнейцы так радуются, — сказал он Раймону, когда корабль, под крики толпы отвалил от пристани. — Они вернулись в Арелат и готовы до последнего драться за вновь обретенную родину. Но почему твои подданные по-прежнему приветствуют меня? После всего, что произошло…» — плечи короля опустились. Широкая полоса воды уже отделяла «Славу Арелата» от причала, и Арвена невозможно было увидеть с берега.

Раймон тревожно вздохнул. После посвящения в лабиринте король казался потухшим и постаревшим, его заботили странные, несвойственные раньше мысли. Может, так и должно быть? Герцог не знал. Попытки Арвена скрыть внутреннюю опустошенность за излишней самоуверенностью пугали акситанца. «Лучше бы я ехал с ним», — думал он.

— Спокойной ночи, дорогой друг, — тяжелая рука короля легла Раймону сзади на плечо. — Не тревожься из-за меня. Все когда-нибудь проходит, и моя усталость тоже. Надеюсь, море пойдет мне на пользу.

Герцог покинул Львиного Зева со смешанным чувством тревоги и недоумения. На следующий день они должны были расстаться, и произошедший разговор не внушал Раймону особого оптимизма.

«Наверное, это и есть старость, — думал король, меланхолично поднимаясь по лестнице на тихую ночную палубу. —

Ты стареешь, дружище, и дело не в том, можешь ли ты убить быка, отвернув ему за рога голову, или перепить весь гарнизон Анконны, а в том, что это перестало тебя забавлять, — норлунг грустно усмехнулся. — Хорошую женщину ты оставил там, на берегу, но, твоя воля, ты не стал бы ее заводить тогда, три месяца назад, сохранив все на своих местах. Вот в чем беда: ты перестал сам заваривать кашу, но неприятностей от этого не убавилось».

Глава 2

Из-за распахнутых дверей на улицу доносились брань и пьяный хохот. Хозяин таверны о чем-то препирался с двумя дюжими матросами с мелузинских торговых кораблей, как видно, отказывавшимися платить за вино установленную цену. Выжженные добела камни мостовой нещадно палило солнце. От его изматывающего жара можно было скрыться только в низеньких погребках, занимавших подвалы домов в окрестностях гавани.

Магриппа — портовый город, и кабаков в ней нужно много. Мелузинское золото или медь южного Гранара, альгусские серебряные бруски или алмазы фаррадских рудников — здесь радовались всему, лишь бы звонкая монета не залеживалась в карманах. И хотя на острове жило немало рыбаков и погонщиков скота с горных пастбищ, настоящими господами на нем были те, у кого блестел кривой нож за кушаком, а в ухе покачивалась медная серьга — капитанский знак пиратов Магриппы.

Мейв Ястреб прищурила свои золотисто-карие, круглые, как у хищной птицы, глаза и послала через стол нож с загнутой рукояткой. Лезвие вонзилось в деревянный столб, подпиравший низкие своды погребка. К нему был привязан толстый, обливающийся потом трактирщик. Несчастный взвыл не своим голосом, когда кинжал закачался в пяди от его уха.

— Тебе мало? — рассмеялась Ястреб, оскалив ослепительно белые зубы. — За твое кислое пойло тебя следовало бы всего утыкать ножами, как быка на арене.

— Умоляю вас, моя госпожа! Умоляю. Я буду подавать вам самые лучшие вина, какие только есть в моем трактире…

— Кто тебе мешал сделать это раньше? — зевнула Мейв, запустив в хозяина кабачка еще одним кинжалом поменьше.

Нож вонзился над самой лысиной торгаша, и несчастный трактирщик залился слезами.

— Отпусти его, Ястреб, — раздался с порога ровный, чуть хрипловатый голос, от которого мурашки пробежали по спине у Мейв. — Нам надо поговорить.

Женщина обернулась. В ярком солнечном квадрате двери темнела, загораживая свет, мощная мужская фигура.

— Не узнаешь? — все тот же голос звучал теперь тепло и насмешливо.

— Арвен? — Ястреб слетела со своего места так, словно ее сдуло порывом морского ветра. Прежде чем король успел опомниться, сильные цепкие руки сомкнулись у него на шее. — Арвен! Сколько же времени ты пропадал, седой черт? Где тебя носило?

Львиный Зев ощутил сочные поцелуи у себя на щеках и даже чуть солоноватый вкус чего-то капнувшего ему на губы.

— Ястреб, ты плачешь? Не узнаю тебя.

Мейв была когда-то его любовницей. Он отбил ее еще нескладной, но уже очень красивой девочкой-подростком у другого пирата по прозвищу Бык, и сам научил всему: как владеть ножом, как не падать в драке, куда бежать, когда горит корабль, и откуда лучше прыгать в воду, чтоб не сильно разбиться о волну. Словом, у них с Мейв было о чем вспомнить и в чем упрекнуть друг друга. Потому что настал день, когда своенравная и гордая Ястреб забрала себе слишком много воли, и Арвен, никогда крепко не прикипавший к женщинам, прогнал любовницу, заявив, что командир ему не нужен, а бабу он найдет где угодно. Это случилось незадолго до того, как корабль норлунга был сожжен военными кораблями мелузинцев, и сам Львиный Зев попал на галеры.

С тех пор Мейв и Арвен не виделись. За прошедшие годы норлунг стал королем, а его не в меру властная любовница прибрала к рукам чуть не всю магриппскую пиратскую вольницу. Спустившись с орнейского корабля на до отвращения знакомые берега, Арвен даже не задумывался о том, что может встретить здесь Ястреб. Сколько воды утекло! Человек — листок, а в таких местах, как Магриппа, люди пропадают особенно быстро. Тем более король был удивлен, узнав, кто теперь настоящий хозяин на острове.

— Нам надо поговорить, — повторил он, снимая ее руки со своих плеч и серьезно глядя в загорелое радостное лицо женщины.

Ястреб была все еще красива. Но, странное дело, раньше Арвену никогда не приходило в голову, что черты ее лица слишком грубы. Во всем облике Мейв было что-то от молодого, сильного животного. Чувства, отражавшиеся в ее глазах, казались просты, как удар в челюсть. Почему-то теперь норлунга это раздражало.

— Я рад тебя видеть, Ястреб, — сказал король. — И рад, что ты сумела стать тем, чем стала, — он улыбнулся. — Прими мое искреннее восхищение.

— Ты приехал так далеко, чтобы сказать мне об этом? — Мейв отстранилась и окинула собеседника оценивающим взглядом. — Ты плохо выглядишь, старина.

— Возможно, — процедил сквозь зубы Арвен.

— А правду говорят, что ты стал королем? — вдруг спросила она, уставившись своими немигающими желтыми глазами прямо в лицо норлунга.

Львиный Зев замялся. Что он мог сказать?

— Ну, судя по твоему виду, — заключила Мейв, — если ты и был владыкой, то сейчас им явно не являешься…

— Ты слишком умна, — с едва скрываемым раздражением бросил Арвен.

— Ваше величество — раздался у него за спиной голос Марка. Орнейский капитан стоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как себя вести в такой обстановке. — Там на пристани пираты. Много. Человек триста. Они грозятся сжечь корабль, если мы добром не отдадим им все, что есть на борту.

Арвен вопросительно взглянул на Мейв. Та щелкнула пальцами.

— Я прикажу им оставить вас в покое, — сказала она. — Хотя это будет и не просто. Вы — чужаки, законная добыча здешних обитателей. И корабль, и груз, и люди. — Ястреб хмыкнула. — Люди ведь тоже стоят денег. Так ты меня учил?

Арвен промолчал. Он чувствовал, что Мейв подчеркивает свое любезное отношение к нему. На самом деле он и его люди здесь, на Магриппе, живы лишь до тех пор, пока она, Ястреб, этого хочет. Отдав ленивым голосом распоряжения на счет корабля Арвена и проводив взглядом удаляющуюся фигуру капитана, женщина обернулась к собеседнику.

— Такты и правда король? — сделанным удивлением спросила она. — Беота? Гранара? Вёльфа?

— Арелата, — отрезал Львиный Зев, — но я не хотел бы сейчас об этом говорить.

— Понятно, — протянула Ястреб. — Значит, ты король в изгнании. У тебя какие-то неприятности, и ты сразу же вспомнил о малышке Мейв?

Ее издевательский тон злил Арвена, но он сдерживал себя, понимая, как ему сейчас нужна помощь магриппских пиратов. Здесь же на острове все зависело от его бывшей любовницы.

— А ты стал другим, — тихо произнесла Мейв, осторожно касаясь пальцами его щек и поворачивая лицо норлунга к себе. — Я все ждала, когда ты сорвешься.

Арвен вопросительно поднял бровь.

— Ну, раньше ты бы уже давно свернул мне шею, посмей я разговаривать с тобой в таком тоне, — пояснила она. — Неужели все это для тебя так важно?

Король кивнул.

— Правду говорят люди, лучше ничего не иметь, — заключила Мейв, вздохнув.

Они молчали целую минуту.

— Ну, к делу, — женщина тряхнула головой. — Ты говоришь, что тебе от меня что-то нужно?

Арвен снова кивнул.

— Скажи, что именно и чем ты сможешь за это заплатить.

— Золотом, девочка, золотом. — Львиный Зев, не торопясь, сел за стол. — Прикажи подать что-нибудь, и поговорим серьезно. Мне необходимо перебросить свою армию: около полутора тысяч тяжеловооруженных воинов, лошади, провиант и так далее — из верховьев реки Теплой…

Мейв присвистнула.

— … На Мелузинское побережье, — не обращая внимания на ее реакцию, продолжал Арвен. — У меня нет кораблей, просить их сейчас у Мелузинской республики я не могу. Даже если им предложат золото, они не станут иметь дело с низложенным государем Арелата, опасаясь мести беотийцев…

— Это меня не касается, — пренебрежительно бросила Мейв. — Скажи лучше, сколько золота ты предлагаешь и где оно?

— Много. И у меня, — усмехнулся Арвен.

— На твоем жалком кораблике? — усомнилась Ястреб. — Ты, конечно, изменился, но ведь не сошел с ума.

— Нет, — снова засмеялся король. Норлунгу было приятно сейчас поводить Мейв за нос в отместку за прием, который она ему оказала. — Привези я с собой золото, ты просто отобрала бы его, а всю мою команду во главе с твоим покорным слугой…

— С моим господином, — тоже улыбнулась Ястреб. — Ты разве забыл?

— Я ничего не забыл, — кивнул Арвен, — и поэтому хорошо знаю, что вместе со мной, как бы ты меня ни называла, моих людей повесят, а деньги выгребут подчистую. Так, девочка?

— Истинная правда, — подтвердила Мейв, наливая себе и своему незваному гостю золотистого альгусского вина. — Твое здоровье, Арвен! Вижу, ты не разучился думать. Так, где золото?

— Ты всегда была торопыгой, — Львиный Зев отхлебнул из большой глиняной кружки и поставил ее на стол. — Лет семь назад я попал на один из островов Мальдорского архипелага. Ты знаешь, где это. Отсюда четыре дня при хорошем ветре.

Мне улыбнулось счастье, и я нашел там подземные катакомбы. Кому они принадлежали, толком не знаю. Но золота в них больше, чем твоя, лишенная воображения, головка может себе представить. Я заплачу им за корабли. Глаза Мейв блеснули.

— А где находится остров?

Львиный Зев покачал в воздухе пальцем.

— Без меня вы его не найдете. Там пять шахт. Я покажу сначала две, а после исполнения тобой договора еще три. А то у тебя возникнет соблазн взять сокровища и отказаться от работы.

— А ты не подумал, что наши люди могут заставить тебя показать, где остальное?

— Подумал, — просто согласился Львиный Зев. — Но ты ведь знаешь старину Арвена, я лучше сдохну, чем сделаю что-то насильно.

Ястреб серьезно кивнула.

— Я должна поговорить с капитанами кораблей, — сказала она. — Ты знаешь наши обычаи: кем бы я здесь ни была, я не могу решить что-либо без совета с остальными атаманами.

Арвен откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и довольно улыбнулся. Теперь Ястреб говорила правду. Ее власть над магриппскими пиратами вовсе не была столь безгранична, как она пыталась показать сначала. Вряд ли другие предводители морских разбойников, узнав о сокровищах, захотят отказаться от положенного им куша. Львиный Зев хорошо их знал. Было время, когда он сам перервал бы глотку атаману, утаившему от пиратов такое заманчивое предложение! За это Ястреб могла и слететь с бочки.

Вечером Мейв нашла короля на борту орнейского судна. Двое морских офицеров попытались преградить ей дорогу, не желая пропускать с мостков на палубу. Но атаманша ловко саданула одного под дых закованным в кольчужную перчатку кулаком, а другого ткнула в челюсть медным налокотником. Не ожидавшие такого напора орнейцы со стонами осели на пол.

— Смотрите и учитесь, — Арвен, посмеиваясь, вышел из каюты. — Слышу-слышу, Ястреб, что ты уже пришла. Оставь мальчиков в покое, и идем поговорим.

Марк раздраженным взглядом проводил Мейв, спускавшуюся вместе с королем под палубу.

— Ну что, по рукам? — Львиный Зев смотрел на свою гостью так, словно и без ее прихода был уверен в ответе совета капитанов.

— По рукам, — медленно проговорила Ястреб, внимательно вглядываясь в усталое, осунувшееся лицо короля. — Ты всегда был очень умен, Львиный Зев. Конечно, мои разбойники не смогли отказаться от твоего предложения… — Она выжидающе затягивала молчание.

— Я обязан согласием капитанов не только их алчности, — галантно произнес король, — но и твоей помощи. «Как хорошо, что Палантид и Раймон научили меня этим ничего не значащим любезностям».

По губам Мейв растеклась сладкая улыбка. Ее руки, как и вчера, властно легли на плечи собеседника, а в глазах зажглось откровенное приглашение.

— Ты назвал хорошую цену, и они решили продать свои услуги, — растягивая слова, проговорила Ястреб. — Но мы еще не обсуждали, чем ты заплатишь мне.

Король тихо присвистнул. Не в его правилах было отказываться от предложений, сделанных такой красивой дамой. Темно-золотые глаза Мейв оказались у самого лица норлунга, а маленькие крепкие ладони прижались к его груди. «Что я теряю? — подумал Арвен. — Разве я когда-нибудь обещал Астин хранить верность? И какое это вообще имеет отношение к ней? Надо же понимать разницу…»

Однако на следующее утро Львиный Зев проснулся с тяжелым чувством. Медовая грива Ястреб была разметана по подушке. Одна ее рука продолжала сжимать предплечье Ар-вена, другая покоилась на кожаном поясе с кинжалом, который Мейв не снимала даже ночью.

Король с раздражением сбросил с себя ее ладонь. Норлунга томило непривычное ощущение гадливости. Он не получил удовольствия и слишком поздно понял это вчера, когда отступать было уже некуда. Ночью Арвен много выпил вместе с Мейв и потом один.

Кряхтя и потирая виски, король тяжело вышел на палубу, чтобы проветриться. Его корабль во главе целой эскадры разномастных пиратских судов уже взял курс на юго-запад. В воздухе стоял серый клочковатый туман. Чайки с тревожными криками вились над реями. Сонные, охрипшие от сырой погоды матросы, как осенние мухи, вяло передвигались по палубе.

Арвен свесил голову за борт и с силой потряс ею. Зеленоватая вода казалась холодной и мутной из-за отсутствия солнца. Львиный Зев медленно приходил в себя. Вдруг он спиной почувствовал чей-то внимательный взгляд. Король резко повернулся. Сзади возле маты стоял Марк, присматривая за работами матросов на палубе. Молодой человек сразу же опустил голову, но король успел заметить, что в его глазах мелькнуло осуждение. От этого норлунгу стало еще гаже. Какого черта? Он сам знает, что делает! Его отношения с Ястреб никого не касаются… Но что-то тяжелое, словно каменный жернов, поворачивалось у короля в груди.

— Ты что-то хочешь сказать? — окликнул он орнейца. В голосе Арвена прозвучал почти вызов.

— Нет, ваше величество. Нет, ничего, — Марк отвернулся и пошел прочь.

«Иди, иди, — пробурчал себе под нос норлунг. — Твоего мнения никто не спрашивает».

Глава 3

На четвертый день корабли достигли цели. Архипелаг маленьких коралловых островов утопал в яркой зелени. Сюда изредка заплывали рыбаки, застигнутые бурей, да матросы кораблей, потерпевших крушение. По доброй воле на островах не бывал никто. Жители побережья с детства слушали рассказы о великих владыках океана, которые покоятся здесь в каменных гробницах и видят сны о своем былом могуществе.

Арвен знал эти истории, когда около семи лет назад был выброшен сюда бурей, разбившей мелузинскую галеру. Гребец-каторжник смог спастись только потому, что за день до этого он свалился с приступом лихорадки и с него на время сняли цепи. Остальные товарищи норлунга пошли на дно вместе с кораблем, прикованные к скамьям у тяжелых весел.

Скитаясь по острову в поисках пищи, Арвен провалился в разлом между камней и увидел то, что не предназначалось для глаз смертного. Тогда увезти сокровища с собой он не мог. Потом они ему были не нужны, ибо норлунг и сам стал королем. Все последующие годы Арвен вспоминал о захоронениях древних только как об очередном приключении. Он ни разу не задумывался об ограбления царских могил. Но вот ведь пришла нужда! Сейчас сокровища были единственным средством заставить пиратов сдвинуться с места.

Заросшая бамбуком тропа вела в глубь острова через яркий, полный чудес лес. Люди тяжело дышали во влажном воздухе. Пираты грубо переругивались, не привычные к такой жаре орнейцы валились с ног и шли, подгоняемые только жесткой дисциплиной. Марк двигался впереди подчиненных и цедил сквозь зубы короткие команды. С самой ночи отплытия из Магриппы они с королем не сказали друг другу ни слова, но Арвен чувствовал сильное напряжение, возникшее между ними, и время от времени ловил на себе тяжелые взгляды капитана. Остальные орнейцы признавали в Арвене владыку и подчинялись всем приказаниям короля. Поэтому поведение Марка могло не беспокоить норлунга, но почему-то беспокоило.

«А вдруг он скажет Астин? — трусливая мысль вертелась в голове короля и раздражала его до чрезвычайности. — И что? Разве я не государь и не могу взять себе любую женщину, которую пожелаю?» Но в глубине души Львиный Зев знал, что хрупкое согласие с Астин можно разрушить в мгновение ока и тогда… Тогда он снова останется один вне зависимости от того, сколько женщин и когда возьмет себе на ложе. «Я всегда был один, — с ожесточением думал Арвен, — и только благодаря этому выжил».

Впереди на тропинке замаячили белые камни склона, все сильнее выступавшие из-под густой зелени под ногами. Именно на этой горе, чуть левее и выше находился разлом, в который Львиный Зев когда-то так удачно свалился. Факелы, обмотанные наверху просмоленными веревками, были подготовлены заранее. Слегка передохнув у мрачно темневшей расщелины и подкрепившись ячменными лепешками, люди начали спуск.

Ястреб желала, чтобы первыми в разлом спустились орнейские воины, и Марк, не заподозрив ничего дурного, сделал было своим людям знак подчиниться. Но Арвен остановил его жестом.

— Первым пойду я, — бросил он. — Со мной человек пять твоих ребят. Оружие держите наготове. Потом пусть спускаются не более десяти пиратов. Остальные должны остаться наверху. Следи за нашими «союзниками» в оба и не оставляй никого из них у себя за спиной. Орнейцы в любом случае должны замыкать.

Услышав его слова, Мейв фыркнула, но согласилась с предложенным порядком спуска в пещеру. По явно разочарованным лицам пиратов Марк понял, что первоначальный план чем-то грозил горстке его соотечественников. Капитан с невольным уважением посмотрел на короля.

— Я не знаю, что именно они выкинули бы, — тихо сказал ему Львиный Зев, — но, клянусь Богом, это не те люди, на которых можно положиться.

Марк кивнул.

Разлом вел куда-то в глубь горы. Он не был вырублен рукой человека, а возник в результате позднейшего землетрясения, в те времена, когда гробницы и темные туннели между ними были уже давно выстроены. Подземный толчок расколол недра скалы и, как бумагу, разорвал стену древней могилы.

Застыв с факелом в руке на краю стены, Арвен осветил недра пещеры. До пола было очень далеко, и человек, рискнувший прыгнуть вниз, непременно разбился бы. Зато зрелище, представившееся с высоты искателям сокровищ, могло поразить даже самое тупое воображение. Все, что только ни видел глаз в глубине гробницы, было сделано из золота — оружие, сундуки, посуда, ритуальные одежды и странные предметы, названия и назначения которых никто из присутствующих не знал.

Даже дисциплинированные орнейцы не могли сдержать восхищенных возгласов. Что же говорить о пиратах? Отталкивая друг друга, они ринулись к пролому и стали быстро спускаться вниз по веревкам.

— Мы останемся здесь, — властно бросил своим воинам Арвен. — Пусть смотрят и берут, что хотят, вы — не притронетесь ни к чему!

— Но, государь… — попытался возразить один из орнейцев и тут же осекся под тяжелым взглядом короля.

— Не хватало еще, чтобы пираты затеяли с вами драку из-за сокровищ. Нас мало. А если вы, уже спустившись туда и взяв себе что-нибудь, потом начнете уступать им, чтобы не связываться, они только почувствуют нашу слабость и перережут нас. Посмотрите-ка, — король указал вниз.

Там, на дне гробницы, пираты уже поспорили из-за золотых топоров, ваз, изящно перевитых нефритовыми змеями, и странного вида мечей с закругленными концами, на которых были сделаны тонкие серебряные насечки. Кто-то из разбойников натянул на себя царское одеяние из тончайших золотых нитей и теперь отплясывал в нем перед товарищами. Те, позавидовав находке, бросились рвать ее на части. Завязалась драна. Разбойники выхватили оружие.

— Пусть с ними справляются атаманы, — бросил Арвен. — А вас, ребята, я действительно смогу озолотить, если мы выберемся отсюда живыми и вернем себе Арелат.

Не привыкшие к такому поведению орнейские воины с осуждением глазели на пиратов. Уж на что лагерная жизнь не прибавляет утонченных манер, но сборища каторжного сброда на свободе, да еще с оружием в руках, они не видели никогда.

— Вы правы, государь, — наконец сказал один из офицеров. — Только я не понимаю…

— Чего ты не понимаешь, сынок? — усмехнулся король.

— Говорят, вы провели среди них несколько лет, — выпалил юноша.

— Говорят, — хмыкнул Арвен. — Разве не похоже? — он наклонился и свистнул пиратам. — Эй, выродки! Ваши друзья уже на подходе. Сейчас начнут спускаться!

Дерущиеся чуть охолонули и опустили ножи, понимая, что им одним все равно не достанется все золото в пещере.

Свет факелов выхватывал из темноты лишь отдельные предметы, находившиеся в гробнице. Озарить всю внутренность пещеры жалкие огоньки были не в силах. Пираты разбились на группы и, вооружившись прочными корабельными канатами, стали увязывать сокровища в узлы из грубой парусины. Арвен отвернулся от них. Привычная работа разбойников вызывала у него сейчас отвращение. Ему казалось, что они ворвались и грабят дом в отсутствии хозяина. Это было смутное чувство, сливавшееся с ощущением неясной, но грозной опасности, которая могла подстерегать незваных гостей на каждом шагу.

Король огляделся по сторонам. Они находились в просторном высоком коридоре, ведущем в погребальную камеру. Львиный Зев вскинул меч и, подняв факел над головой, двинулся вперед. Предчувствия не обманули его, вскоре он уперся в стену, вылитую из какого-то зеленоватого металла и украшенную фигурами зверей и птиц. При ближайшем рассмотрении стена оказалась высоченными дверями, наглухо запечатанными временем.

Если б здесь была Астин, она смогла бы, наверное, прочесть выпуклые буквы на тяжелых створках. Но сам норлунг не знал древних языков… Впрочем, была одна деталь, которая сразу же бросилась в глаза. На дверях красовались вдавленные в металл отпечатки человеческих ладоней. Точно такие же король видел в лабиринте возле Анконны. Тогда они вместе с принцессой смогли отомкнуть замки. После этого он принял еще одно, самое страшное в своей жизни, посвящение. Может быть, теперь достаточно будет его собственной силы?

Львиный Зев воткнул факел в кольцо на стене, сунул меч за пояс и решительно возложил руки на дверь. Отпечатки ладоней совпали с его собственными, и тяжелые створки, не открывавшиеся, кажется, целую вечность, тихо поехали вглубь.

Норлунг не ошибся, перед ним действительно была погребальная камера. Свет факела упал на каменный саркофаг с золотой крышкой в форме человеческого тела. Львиный Зев приблизился к нему и осторожно коснулся пальцами. От легкого движения надгробье, как по волшебству, отошло в сторону. Арвен вытянул из-за пояса меч. Чаша на клинке светилась, но… ровным золотистым светом, в котором не чувствовалось угрозы.

Король заглянул под крышку. Могила была пуста. В ней не оказалось ни костей, ни обрывков погребальных пелен, которые свидетельствовали бы о том, что здесь до Арвена побывали храмовые воры. Наоборот, вещь, лежавшая на дне гроба и призывно светившаяся в ответ на сияние меча, убедила короля, что он первым открыл саркофаг. Перед ним была чаша из серебристо-желтого металла, такого же, как клинок. Когда король протянул руку и вынул сокровище, на ее дне заблестел рисунок меча.

Арвен сразу вспомнил лесные рассказы Астин: Чаша и Меч — одно. Они, как Замок и ключ, запирают Врата.

С детства норлунг владел Мечом. Привык к нему, как к части себя самого. Теперь в руки короля пришла Чаша. Это был знак — пора заняться Вратами. Ведь Ключ и Замок от них встретились!

Арвен еще несколько минут смотрел на таинственный подарок судьбы, затем осторожно вложил меч в чашу. Обломанный край коснулся ее дна. Вдоль клинка вспыхнуло ровное золотистое пламя, и он обрел цельность.

Пираты грузили добычу до следующего вечера. Корабли уже ломились от золота, но капитаны двух галер не желали покидать остров, пока самое последнее блюдо, самое тонкое колечко и самая легкая цепь не будут подняты на борт. Как и предполагал Арвен, несколько раз среди морских разбойников всплывал вопрос, а не стоит ли перерезать всех орнейцев и силой заставить Львиного Зева показать другие гробницы. Мейв сдерживала их как могла, но недовольных было хоть отбавляй.

Перед самым отплытием двое наиболее алчных атаманов подбили свои команды без поддержки остальных пиратов отправиться на слабый орнейский корабль и захватить норлунга в плен. «Уж потом мы придумаем, как развязать ему язык!» — рассуждали они, в темноте спускаясь по шатким доскам на берег.

Жаркая южная ночь дышала влагой от распаренной земли и ароматом крупных цветов, особенно благоухавших в этих местах на исходе лета. Слабый ветер не освежал, а скользил по лицам и полуголым телам людей, спавших на палубе. Арвен, как и почти все его матросы, лег на воздухе, спасаясь от невыносимой духоты трюма. Если б не москиты, пребывание под открытым небом можно было считать благом. Низкое и звездное, оно напоминало королю шатер бродячего цирка в Беназаре, куда он попал лет пятнадцать назад, еще молодым неотесанным наемником, впервые увидевшим большой город. Тогда усеянный крупными стеклянными блестками полог произвел на норлунга неизгладимое впечатление.

Король невесело усмехнулся. «Достаточно сражаться и побеждать, чтобы весь мир принадлежал тебе». Но это небо, эти звезды, слабо колышущееся в море, шорохи и вскрики птиц в ночном лесу принадлежат ему без всякой борьбы и в то же время не были его собственностью никогда.

В темноте за мотком каната ровно дышал Марк. Король позавидовал спокойному сну молодого орнейца. Он сам так спать уже не мог, как бы ни наломался за день. В голову лезли тревожные мысли, на душе было мутно. Черт возьми, в последний раз Арвен чувствовал себя по-настоящему хорошо в лесу на берегу Секвены! Но дело есть дело.

Шорох песка отвлек норлунга от размышлений. Сначала ему показалось, что где-то в отдалении по берегу метнулась ящерица, затем над водой взлетела вспугнутая чайка. Львиный Зев напряг слух и скоро различил топот множества ног. «Почему люди не ходят тихо? Сколько их? Человек тридцать? Нет, около пятидесяти».

Король протянул руку и с силой тряхнул Марка за локоть.

— А? Что? Тревога!

«Остолоп, — подумал Львиный Зев. — Зачем же так орать? Хорошо, что пираты еще далеко. Хотя уже и не слишком».

Поднятые спросонья воины-орнейцы устроили толчею на палубе, метались в поисках оружия, чертыхались в темноте, спотыкались друг о друга, и Арвену стоило большого труда водворить на корабле относительный порядок.

— Тихо! Тихо, — удерживал он перепуганную команду. — Если пираты заметят, что мы их ждем, эффект будет не таким сильным.

— Ни зги ж не видно! — пожаловался кто-то.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я устроил для тебя иллюминацию? — огрызнулся король. — Всем держать луки наготове и ждать, — обратился он к остальным воинам. — Эй вы, двое, сбросьте мостки на берег. Молчать! Делать, что я говорю.

Ждать пришлось недолго. Разбойники вскоре оказались у корабля и попытались подняться по спущенным мосткам. Тут их ждал сюрприз. Когда на досках оказалось человек двадцать, но ни один из них еще не добрался до борта, орнейцы по команде Марка отпихнули мостки от корабля, и пираты посыпались в воду. После этого спрятавшиеся за бочонками воины осыпали непрошеных гостей дождем стрел.

— Вы, кажется, решили нарушить договор?! — крикнул им король. — Эй, Мейв, это твой приказ?! Или ты спишь?!

Свист стрел, рассекавших ночной воздух, и крики на берегу разбудили обитателей других кораблей. Некоторые из них готовы были поддержать нападавших. Очень немногие открыто высказывались за соблюдение обязательств. Остальные наблюдали, ожидая, чья сторона возьмет верх.

Мейв вышла на палубу своей галеры, позевывая и разминая суставы рук. Ей совсем не улыбалось вступать в схватку с пиратами ради человека, бросившего ее семь лет назад и теперь открыто пренебрегавшего ею. Кроме той первой ночи на борту орнейского корабля, между ними ничего не было. Обостренным женским чутьем Ястреб чувствовала, что Львиный Зев постоянно сравнивает ее с кем-то, и от этих сравнений ему тяжело. Поэтому властная атаманша сама с охотой вцепилась бы зубами в шею норлунга, но обещанное золото останавливало ее. Мейв знала: Арвен держит слово при любых обстоятельствах.

— Уймите их, — сухо приказала она двум сопровождавшим ее любовникам. — Иначе плакали наши деньги.

— Это будет нелегко, хозяйка, — возразил ей рыжий одноглазый верзила-кормщик с кривой саблей за поясом. — Ребята хотят всего и сразу.

— Глупцы, — протянула Ястреб. — Если они перебьют орнейцев, Львиный Зев будет молчать даже в адском пламени, и мы уйдем отсюда только с тем, что сейчас на борту. А могли бы иметь в два с половиной раза больше.

Ее слова произвели некоторое впечатление, и пираты стали нехотя спускаться на берег.

— Пусть ваш король выйдет к нам! — кричали между тем разбойники, нападавшие на орнейский корабль. — Пусть сразится с сильнейшим.

— А кто из вас сильнейший? — осведомился Львиный Зев, натягивая тетиву лука и прилаживая стрелу.

— Ваше величество, — свистящим шепотом обратился к Нему Марк. — Не стоит так рисковать. Они разорвут вас на части, как только вы ступите на берег.

— Разве ты будешь огорчен? — хмыкнул король.

— Я — нет, — сухо бросил орнеец. — Но есть другие люди.

— Выходи! — ревела собравшаяся у берега толпа. — Умри как мужчина!

— Вообще-то я предпочитаю жить как мужчина, — бросил король. — Но ладно.

Он перелез через борт и, прежде чем кто-нибудь из орнейцев успел удержать его, спрыгнул в воду у корабля. Стоявшие на берегу пираты ринулись к нему, но Арвен вытянул вперед меч и занял боевую позицию. Не трудно было догадаться: первому, кто кинется на него, выпустят кишки.

— Стоять! — рявкнул король. — Потише, ребята! Держите себя в руках! — он продолжал поводить головой то вправо, то влево, ожидая нападения, но сам не делал никаких агрессивных выпадов. — И вы думаете, — переводя дыхание, продолжал Львиный Зев, — что я покажу вам остальное?

Враждебный гул голосов был ему ответом.

— Дурачье, — презрительно бросил король. — Дайте-ка сюда факел.

Откуда-то из задних рядов в норлунга полетел железный факел с масляной колбой на конце. Причем бросали с явным намерением попасть ненавистному противнику в голову. Арвен ловко перехватил ручку в воздухе, воткнул факел в песок и откинул крышку колбы.

— Хочу вас заверить, выродки: все, что я делаю, я делаю только по своей воле, — с этими словами он резко опустил кисть левой руки в огонь.

Над передними рядами разбойников повисла тишина, хотя задние продолжали галдеть и напирать, пытаясь узнать, что происходит. Арвен держал ладонь в пламени несколько секунд. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он вынул руку.

— Повторить? — губы короля искривила презрительная усмешка. — Вы ничего не получите, недоумки, если я этого не захочу.

— Остановитесь! — через толпу пиратов протискивалась Мейв в сопровождении охраны. На ее лице была написана досада. Она сама не ожидала, что глупый поступок норлунга произведет на нее такое впечатление. — Остановитесь, — повторила Ястреб, обращаясь к своим. — Я его знаю, он сумасшедший. Вы ничего от него не получите!

Пираты, кажется, и сами начали понимать это. Они не стали препятствовать, когда орнейцы скинули вниз веревку, чтобы поднять короля на палубу. Оказавшись наверху, Арвен морщась отвязал канат от своего пояса. Двое воинов тут же располосовали чистую рубашку и принялись перевязывать пострадавшую ладонь норлунга. Львиный Зев закрыл глаза и облокотился спиной о перила. Ему действительно было больно, хотя за свою жизнь он привык к боли, как к чему-то неизбежному.

Вдруг сзади послышался слабый свист, и, прежде чем король успел отреагировать, кто-то оттолкнул его от борта. Затем что-то хрустнуло, и человек за спиной у Львиного Зева со стоном упал на доски палубы. Арвен обернулся. Ему показалось, что он делает это слишком медленно. Марк лежал на боку, запрокинув голову и хватая воздух напряженными губами. Из его спины торчала стрела. Какой-то пират, несогласный с решением остальных, пустил ее, чтобы убить короля.

На берегу разбойники с криком накинулись на одного из своих. Все-таки золота хотелось всем. Арвен не стал вглядываться в то, что там происходит. Король склонился над Марком и с усилием извлек стрелу из раны. Уже сейчас он мог сказать, что парень выживет, хотя и проваляется месяц, не меньше.

— Зачем? — с жалостью спросил Львиный Зев, приподнимая голову орнейца.

Юноша слабо пошевелил губами.

— Люби ее, — тихо прошептал он, голова раненого склонилась на плечо.

— Отнесите Марка вниз, — приказал король. — Завтра мы отплываем, и не скажу, что дела наши хороши.

Через неделю, тихим осенним утром флотилия магриппских пиратов вошла в устье Теплой и двинулась вверх по течению реки.

Глава 4

Арвен сидел на берегу Теплой и мрачно жевал травинку. Странное чувство охватывало его при взгляде на сглаженные временем земляные валы — остатки древней, еще ромейской Стены. Укрепления, покинутые колонистами после нападения фейров, темнели в отдалении обгоревшими остовами. Норлунг не был здесь около девяти лет. Да, с тех пор как несколько объединенных фейрских кланов нанесли удар по Форт-Вому, где он когда-то служил следопытом, время девять раз сменило дождь на снег, а снег на слякоть.

Теперь король вернулся сюда искать свою увязшую в болотах армию, а не воспоминания о прошлом. «Я старею, — сказал себе Арвен. — Раньше мне надо было сорок ударов рук и ног, чтобы в полном вооружении переплыть Щучий затон туда и обратно». Норлунг не спеша спустился вниз по склону и почти бесшумно погрузился в воду. «Чертовы железки! Грохочут, как на боевом слоне, — думал он. — Двадцать пять, двадцать шесть… Северные кожаные ножны и кольчуги из проволоки гораздо удобнее, чем дерево в золоте и пластинчатые доспехи… Сорок один. Сорок два… Я же говорю: старею».

Львиный Зев выбрался на берег и бодро встряхнулся. На самом деле Арвен был собой доволен: он все еще держал форму. Неожиданно зажегшееся в его голове воспоминание об Астин заставило короля усмехнуться. Испуганная, растрепанная, счастливая… В их первую ночь она любила его так смешно и неловко и вместе с тем так нежно! «Привези мне женщину из Фомариона…» — вспомнил Львиный Зев. Да, древние знали, что говорили!

Он встал и, поправив пояс с оружием, зашагал к крепости, возвышавшейся на левом высоком берегу Теплой. Влажные ножны хлопали его сзади по икрам, мокрый плащ налипал на панцирь. Большинство воинов короля после подобного заплыва провели бы час на песке у воды, приходя в себя. А у их государя только участилось дыхание, постепенно восстанавливавшееся при ходьбе. Нет, у него еще хватит сил вновь подчинить себе эту суровую землю и… удержать женщину, которая ему нужна.

— Почему я должен верить словам этого оборванца? — Горм Кольцо рубанул кулаком в воздухе.

Командующий королевскими войсками против фейров совершенно одурел за последний месяц от разноречивых сведений, доходивших из дома. Говорили, что Лотеана пала, что король погиб, что беотийцы захватили полстраны, что акситанцы, оставшись без поддержки Арелата, не выдержали удара вёльфюнгов, что Раймон исчез… Из самой столицы не поступало никаких вестей, и это косвенным образом подтверждало самые дурные слухи. От всего происходившего у старого вояки ум заходил за разум, войска роптали, рвались назад через пустоши и топи прямиком в центральные земли Арелата. И только постоянные нападения фейров, щипавших армию со всех сторон, удерживали солдат на месте.

Огромный корпус оказался, как в ловушке, зажат между Теплой с запада и бесконечными болотами с севера, где не было ни дорог, ни пропитания для войска. Решительных действий армия не вела, поскольку вести их было просто не с кем: железной силе хорошо дисциплинированных легионов противостояли неуловимые, как ветер, маленькие отряды фейров. Они появлялись ниоткуда и исчезали в никуда, вырезав ночью посты, предав огню очередной временный лагерь и разграбив окрестные фермы.

Привыкший к «правильному» ведению войны, когда противник виден или хотя бы слышен, Горм совершенно растерялся. С каждым днем он терял доверие войска. Солдаты требовали немедленно разбить фейров и возвращаться домой на помощь полыхавшему в огне Арелату. Они ничего не знали об участи собственных семей, и это еще больше будоражило воинов. Наконец командующий собрал в наиболее мощной крепости Форт-Вом местных проводников, тех, кто хорошо знал здешние земли и жизнь фейрских племен, чтобы, выслушав их, принять решение о дальнейших действиях.

Предложение следопытов о нанесении фейрам удара на их территории не нравилось командующему с чисто военной точки зрения. Переправиться через Теплую и всей силой вверенных ему войск обрушиться на разрозненные, далеко отстоящие друг от друга в густых лесах, фейрские деревни было задачей рискованной. Часть фейров могла столь же свободно пересечь реку в другом месте и опустошить поселки колонистов, отрезав армии путь к отступлению. Чтобы такого не случилось, войска нужно было разделить на партии и отправить с хорошими проводниками к стоянкам разных фейрских кланов. Только это позволяло ударить сразу во многих местах. Беда в том, что следопыты, как бы смелы и опытны ни были, знали лишь левый берег Теплой. Мало кто отваживался проникать даже в недавно захваченные фейрами земли по правую сторону теперешней границы. До Грязной же реки не доходил почти ни один.

— Я повторяю, что изучил там каждый куст и сумею провести вас к месту сбора воинов всех кланов, — высокий сухопарый человек с резкими чертами лица смотрел на Горм едва ли не с укоризной.

Этот не весть откуда взявшийся следопыт положительно раздражал командующего. Он был одет в истрепанные лохмотья, весь провшивел и заскоруз в грязи, но разговаривал с одним из самых известных королевских полководцев едва ли не на равных.

— Я понимаю ваши сомнения, — продолжал наглец. — Но вы привыкли воевать с другим противником. Этих же татуированных чертей не возьмешь старыми приемами боя. Все равно что рубиться на мечах с тенью в глухом лесу.

Следопыты одобрительно загудели.

— Поэтому было бы лучше, — продолжал оборванец, — если б вы послушались тех, кто всю жизнь провел в стычках с фейрами…

— Полагаю, я сам разберусь, что лучше, что хуже, — вспылил Горм. Последних слов незнакомца он выдержать уже не смог. — Черт возьми, да кто он такой? И кто его сюда привел? — командующий бешеным взглядом обвел всех собравшихся, но ни один не подал голоса.

— Я пришел сам, — отозвался оборванец. — Фейры называли меня Керр, на их языке это значит «живучий». Предпочитаю, чтобы сейчас ко мне так и обращались.

— Что значит сейчас? — буркнул Горм. — Свое-то собственное имя у тебя есть? Или в этих гиблых местах люди уже не помнят настоящих арелатских имен? — рыцарь буквально кипел, едва сдерживая ярость.

— Зачем так обижать нас? — столь же спокойно, как и прежде, ответил следопыт. — Конечно, здесь не столица, мой господин, но и здесь живут люди… — Он усмехнулся. — Когда-то у меня было вполне достойное имя, но я не могу носить его, пока не смою фейрской кровью все оскорбления, нанесенные мне в плену. Иначе они тяжелым грузом лягут на весь мой род и запятнают честь моих предков…

— Какая честь? Каких предков? — взвыл Горм. Эти дикари так распустились здесь на окраинах от свободной жизни, что равняют себя с благородными людьми! — Какой род, собака?

— Не такой уж плохой, мой господин, — все с той же ледяной иронией в голосе продолжал следопыт. — Если вам это что-нибудь говорит, то меня звали Лаэрт Эссалийский, но здесь больше привыкли называть Лаэртом из Форт-Норта. Я был комендантом этой крепости, пока ее шесть лет назад не уничтожили фейры. Я сражался до последнего, но, к несчастью, потерял сознание от ран. В себя пришел только на жертвенном костре, который дикари складывали из тел наших погибших воинов. Лучше было не приходить.

В зале воцарилась гробовая тишина. Лаэрт, комендант Форт-Норта был в свое время человеком известным. Его гибель на окровавленных руинах крепости давно стала легендой. Говорили также, что он раз сто посылал к арелатскому двору донесения о готовящемся нападении фейров и просил подкрепления. Старожилы были глубоко убеждены, что, если б шесть лет назад в столице прислушались к словам простого гарнизонного офицера, земли между Теплой и Грязной не оказались бы потеряны для Арелата. Сейчас все с изумлением смотрели на худого изможденного оборванца и откровенно не знали, как реагировать на его заявление.

— Почему я должен верить твоим словам? — наконец произнес потрясенный Горм. Сеньоры Эссалии были действительно старым и доблестным родом. К тому же, каким бы грязным и диким на вид ни показался этот злополучный следопыт, его речь и манера держаться выдавали человека не простого происхождения. Но о смерти Лаэрта знали слишком хорошо… — Комендант погиб, и это видели многие, — заявил командующий. — Теперь ты являешься, говоришь, что бежал из плена, что фейры готовятся к новому нападению, что по ту сторону реки они уже собрали много сил и соберут еще больше, если мы не поторопимся. А вдруг это ловушка и они подослали тебя, чтобы заманить нас в непроходимые дебри за Теплой и там уничтожить из засады?

Несмотря на всю грязь, было заметно, как следопыт побледнел от гнева. После всего пережитого ему даже не приходило в голову, что его могут посчитать фейрским лазутчиком.

— Вы в своем уме? — растерянно возразил он. — Ни один арелатец по эту сторону реки не станет служить фейрам за все сокровища мира. Да у них и нет ничего, что могло бы купить даже самого жадного подлеца. — Керр осекся, потому что понимал всю нелепость своих возражений. Человека можно запугать, взять семью в заложники, заколдовать, наконец. Фейрские колдуны славились своим умением подчинять волю людей. Разве он сам не становился свидетелем таких случаев в годы своей службы? — Не верить мне — ваше право, — тихо, но твердо сказал следопыт, — однажды мне уже не поверили.

— Я пару раз видел коменданта Лаэрта, — с места поднялся пожилой проводник и с достоинством поклонился Горму. — Хоть и давно это было, но думаю, что я смог бы его узнать. А ну-ка подойди сюда, парень! — без всякого почтения окликнул он Керра. — Тот-то видный такой был и в доспехах, а ты вон какой грязный.

Иногда человеческая тупость просто поражала Лаэрта. Когда он был еще молодым офицером, то поначалу вообще не мог разговаривать с местными жителями. Потом научился сообщать им свои мысли простыми рублеными предложениями. Правда, после шести лет в плену колонисты стали казаться ему едва ли не ангелами по сравнению с татуированными дикарями, которые могли часами прижигать пленному тело вынутыми из костра углями просто ради развлечения. Но сейчас Лаэрт вспомнил свои старые чувства по отношению к колонистам. Он слыл добрым комендантом и хорошим человеком именно потому, что никогда не обнаруживал досады или раздражения против таких вот по-крестьянски основательных старожилов, ворочавших в голове мозгами, как мельничными жерновами.

Лаэрт подошел к старику и с высоты своего роста воззрился на коренастого проводника.

— Не-е, — наконец произнес дед, вдоволь напялившись в лицо оборванца. — Тот помоложе был и покрасивее.

— Ну, дурак! — вырвалось у Горма, который, несмотря на все свое раздражение против Керра, не был готов положиться на вековую мудрость колониста. — Твое дело сказать: тот это человек или другой. Я догадываюсь, что после плена у фейров мало кто молодеет и хорошеет.

— Да, говорю, у того доспехи были, — вспылил старик. — Он вроде вашей милости был одет, только поскромнее, без золота на оружии, и чистый такой же. А этот точно навоз из-под фейрских овец выгребал!

«Было дело», — хмыкнул следопыт.

— Боже! — простонал командующий. — Я могу приказать любому воину одолжить ему доспехи, если это поможет тебе вспомнить коменданта.

— И еще тот стриженый был, а этот вон как зарос, — ехидно вставил дед.

Горм Кольцо безнадежно махнул рукой.

— Может быть, еще кто-нибудь когда-нибудь видел коменданта Лаэрта? — он с тоской оглядел зал.

Следопыты переминались с ноги на ногу. Что они могли сказать? Ведь никого из гарнизона Форт-Норта не осталось в живых.

— Ну?

Низкая боковая дверь в зал отворилась от сильного пинка сапогом.

— Я хорошо знал Лаэрта, — раздался с порога резкий властный голос. — И могу подтвердить, что этот человек действительно он.

Все обернулись.

— Здравствуй, старина! — через полутемный зал прошагал рослый черноволосый гигант в дорожном плаще, накинутом прямо на доспехи. — Рад, что ты остался жив.

— Арвен? — в глубочайшем удивлении выдохнул Лаэрт. — Как ты… — Они обнялись. — Так это правда… — комендант помедлил, разглядывая богатое вооружение норлунга, — что ты теперь важная птица? — Он широко улыбнулся. — Благодарю тебя от всего сердца, что подтвердил мое имя, — воин горячо потряс руку Львиного Зева. — Я никогда не был неблагодарным командиром, как только мне вернут имущество, я щедро вознагражу тебя…

— Замолчите! — взвился Горм. — Перед вами король!

Лаэрт на мгновение оцепенел и повернулся в сторону командующего, чтобы проверить, не ослышался ли он. Арвен зашелся беззвучным смехом.

— Оставь его, Горм. Я полагаю, что к фейрам новости из Арелата доходят с перебоями.

Лошади тихо двигались в предутренней мгле. Арвен точно рассчитал время переправы. Еще немного, и густой молочный туман укутает реку, скрывая и всадников, и пехотинцев. Тогда они вступят в воду.

Норлунг перевел взгляд на передовой отряд своего войска. Морды боевых коней были замотаны тряпками: не дай Бог всхрапнуть или заржать на вражеском берегу! Копыта лошадей тоже оплетали мотки какой-то рванины, которую пожертвовали колонисты.

Король ехал впереди на могучем гнедом жеребце, с чавканьем переставлявшем ноги по заиленному берегу. Арвен выглядел мрачным и не выспавшимся. Переправа такого числа вооруженных людей, к тому же арелатцев, которым среди их многочисленных достоинств Бог не даровал искусства маскировки, очень беспокоила норлунга. Он сразу же принял план Лаэрта, так как хорошо помнил, что комендант разбирается в условиях местной войны не хуже его, Арвена. Шесть лет, проведенных с фейрами, лишили бывшего коменданта последних иллюзий и выковали из него тот тип молчаливого, прекрасно знавшего свое дело воина, который Львиный Зев так ценил.

Как только Лаэрт пришел в себя после известия о том, что его бывший следопыт короновался в Лотеане, норлунг представил его Горму, а Горма ему, как подобает представлять друг другу двух благородных рыцарей. Командующий все еще дулся. В присутствии короля он чувствовал себя неловко, потому что не выполнил возложенных на него обязанностей. Кроме того, выставленные им караулы откровенно проворонили корабль, на котором приплыл государь. Целое судно вооруженных людей смогло беспрепятственно подняться вверх по Теплой и встать на якорь у самого Форт-Вома, а его никто не остановил! Это ли не позор? За первой галерой в речную гавань входили другие суда.

— Да брось ты, старина! — Арвен наполнил глиняные кружки крепким перебродившим медом, который здесь был в большем ходу, чем вино.

Проводников отпустили, и теперь в нижнем зале деревянной крепости оставались только трое мужчин, из которых один считал себя бывшим королем, другой — бывшим командующим, а третий — бывшим комендантом, бывшим пленным и бывшим следопытом.

— Конечно, месяца три назад я бы устроил тебе головомойку из-за того, что посты ртом мух ловят, — Львиный Зев хмыкнул, — а ты до сих пор топчешься в болоте вместо того, чтобы приструнить фейров и двигаться мне на помощь. Но, — Арвена грустно улыбнулся, — после всего, чего не учел, не сделал и не добился я, было бы просто стыдно нападать на тебя.

Горм перевел дух. Ему и в голову не пришло бы в чем-нибудь упрекнуть короля. Счастье, что Арвен жив. Счастье, что он добрался до войск. И счастье (в этом командующий видел свою единственную заслугу), что армия пока сохранена.

— Надо развязать себе руки здесь и спешить в Арелат, — вздохнул Арвен, наливая новую кружку. — Даст Бог, Раймон сумеет удержать оборону Акситании и Орнея, пока мы не подоспеем.

— Орней воюет на нашей стороне? — командующий остановил короля жестом. — Арвен, Арвен, не гони вскачь. Я же ничего не знаю. Много всего случилось?

Львиный Зев крякнул.

— Более чем, дружище, более чем…

Первое время после переправы воины двигались по уже изрядно одичавшим землям за Теплой. То и дело попадались заросшие сорной травой пустоши и дома колонистов с провалившимися крышами. Вскоре передовые отряды миновали высокий холм, некогда обведенный рвом с водой и обнесенный частоколом.

— Форт-Норт, — бросил Арвен через плечо ехавшему за ним Горму. — Совсем зарос, от валов ничего не осталось.

— Если Бог благословят наш поход, — отозвался командующий, — стоит вновь отстроить здесь форт — место удобное.

— Нет, — король покачал головой. — Граница сейчас проведена более разумно: по большой реке. Впрочем, у нас не хватает сил защищать даже ее.

Сразу за обгоревшими развалинами форта начинались заиленные берега Грязной реки. Ее воды действительно отдавали бурой ржавчиной от разлагающихся березовых корней. С другой стороны стеной возвышался мощный еловый бор. Казалось, более дикого и безлюдного места невозможно себе даже представить. Но Львиный Зев повел носом и поморщился, ему почудилось, что ветер доносит с той стороны запах дыма. Едва, едва. Норлунг даже усомнился в правильности своего мнения и перевел взгляд на Лаэрта. Тот подтверждающе кивнул.

— Так близко? — удивился король. — Раньше они стояли аж за день пути. Что это за кланы?

— Деревня Черных Росомах, — с едва скрываемым отвращением процедил воин. — И кстати, они еще достаточно далеко.

— В таком случае там разложили костры на целую армию, — мрачно подытожил Львиный Зев, — если запах доносится даже сюда. Кажется, ты был прав.

— А как иначе? — пожал плечами Лаэрт. — Если к ним привалили Еноты, Камышовые Кошки и Красные Собаки, да еще отряды охотников за черепами.

— Надеюсь, что обедать будем все-таки мы, — хмыкнул король.

— В другом случае пообедают нашими головами, — подытожил бывший комендант. Он чуть отъехал в сторону и поравнялся с Гормом.

— Прошу прощения, Лаэрт, — с легкой заминкой обратился к нему командующий. — Здесь колонисты болтают много всякого о фейрах… Ну, что они вырезают целые селения, не оставляя даже младенцев, что они нарочно уродуют тела своих жертв, прежде, чем убить, выпускают кровь и пьют ее на праздниках… Я, конечно, понимаю, что фейры не подарок, но неужели все это правда?

Лаэрт несколько минут молча глядел в лицо Горма, затем кивнул.

— Правда, — бросил он.

— Но… — попытался возразить Горм, которому, несмотря на его военный опыт, трудно было поверить в ужасы о фейрах, которыми колонисты с пеленок пичкали своих детей, — не могу понять, как люди…

— Они не люди, — отрезал Лаэрт и, тронув поводья лошади, отъехал в сторону.

«Боже, как мы привыкли мерить всех по себе, — почти с болью думал бывший комендант, — и верим только тому, чему хотим верить. Если в Лотеане выстроены высокие башни, то это не значит, что все могут тесать камень. Если благородные акситанские рыцари догадываются, что выкалывать глаза и отрезать уши побежденным не обязательно, то это не значит, будто дикари считают то же самое. Они другие». Пребывание в плену только укрепило Лаэрта в подобном мнении. Жуткие ритуалы древнего, наверное, древнейшего на земле народа наводили ужас на любого, у кого в жилах текла простая человеческая кровь. «Мы правили здесь до прихода людей, и править мы будем вновь», — вспомнил он слова одной из фейрских песен. «Кем же они считают себя сами?» Колдовские названия вроде «народ ночи», «дети Лунного господина», «слуги того, кто уже приходил» не давали утешительного ответа на этот вопрос.

— Тихо, — король поднял руку. — С этого места следует разделиться. Я вместе с Лаэртом поведу основные силы к стоянке Черных Росомах, там собралось больше всего фейров. Горм двинется вниз по течению Грязной, прочесывая лес. Удачи.

Глава 5

Эверник, пятая жена верховного жреца Черных Росомах, поспешным движением откинула со лба вспотевшие волосы и вновь наклонилась над чашкой с клюквой. Деревянным пестиком она толкла в ней алые ягоды, подсыпая плохо измельченные сухие листья мяты и белую труху прошлогодних мухоморов. Женщина готовила «саму» — священный напиток для воинов, который фейры использовали во время церемоний. В этом году осеннее равноденствие совпало с полнолунием. Такое случалось редко, и всегда великий праздник становился началом нового похода на земли соседей. Когда-то ее, дочь арелатского переселенца, убитого у ворот своей фермы, притащили сюда визжащие татуированные Дикари, размахивавшие кольями с головами ее близких. Измученная и поруганная, она избежала смерти только потому, что приглянулась верховному жрецу Зак Залуну. Сначала Эверник была его наложницей, но хозяйственная и упрямая, она скоро подчинила себе дом Зак Залу на и наконец стала его «полноправной» супругой, равной в кругу еще четырех других жен.

Эверник добилась большего, чем когда-либо добивалась хоть одна пленница, попавшая к дикарям. Ее допустили к священным таинствам лесных жрецов, и теперь она — единственная из всего клана Черных Росомах — могла участвовать в приготовлении «самы». Однажды Зак Залун заметил, что его новая наложница подвержена приступам странной болезни: каждую фазу луны Эверник начинала биться в падучей и часа на два-три затихала, словно мертвая, покидая свое тело. Пока ее беспокойный дух странствовал, дыхание женщины прекращалось, сердце не билось, а широко открытые глаза не реагировали на свет.

Божественный дар белой женщины сразу поставил ее вне круга обычных людей, и Зак Залун, испросив у хозяина Луны прощения за принесенные его избраннице обиды, начал обучать Эверник тому, что могла знать жрица. Он отвел ее на болото, оставил там и, приказав слушать ветер, надолго ушел к своему народу. Когда же в следующее новолуние Зак Залун вернулся, его белая пленница, евшая все это время только болотные ягоды и горькую осиновую кору, настолько обессилела, что лежала без движения и грезила наяву.

— Змеи, маленькие змеи, — закричала она не своим голосом, когда жрец склонился над ней. — Меняйте шкуру!

Зак Залун отнес свою добычу в стойбище, и там, под кожаным пологом его жилища, в вечерней мгле собрались остальные жрецы, чтобы вопросить умирающую о будущем, а затем, как положено, провести обряд очищения.

— Змеи, — продолжала бредить она, — бедные маленькие змеи. Нежные создания с холодной кровью. Ваши дни идут к закату. Солнце набирает силу, оно сожжет вас, не оставив даже костей. Не плачьте, бедные мои, Хозяин любит вас, он даст вам право повернуть колесо времени. Меняйте кожу. Готовьтесь к битве. Убейте своих врагов, или они убьют вас.

Ее голос перешел в хрип, Эверник закашлялась и смолкла. Со стороны могло показаться, что она умерла. Но сидевшие в оцепенении вокруг нее жрецы не уходили, ждали чего-то еще. Вдруг тело женщины дернулось, по нему пробежала дрожь, и раздался голос. Он не принадлежал пленнице. Густой, утробный звук раздавался из того места, которое фейры называли «живой жилой» и которое белые люди знают под именем «солнечного сплетения».

Считалось, что именно там у человека находится невидимый клубок жизни, который соединяется с остальным миром прозрачными жилами, как дитя соединяется с материнской утробой тонкой ниткой пуповины. Чтобы убить кого-либо на расстоянии, умелому жрецу достаточно было перерезать нить. А чтобы послать мучительную болезнь, колдун поселял в сплетении «жизненных жил» одного из тех голодных маленьких духов, которыми так богаты фейрские дебри. Человек не умирал, но испытывал такие страшные страдания, что был готов на все, лишь бы избавиться от них.

Голос вещал достаточно громко, чтобы все сидевшие вокруг тела Эверник могли его слышать.

— Я разбудил ваших братьев во всех концах света, — гулко произнес Хозяин Луны. Никто из жрецов ни на минуту не усомнился, что это был именно он. — Все народы лунной крови объединяют свои силы для решающей битвы с племенами-выскочками, стремящимися занять ваше место на земле, а вас загнать еще дальше в дебри, где вы окончательно выродитесь! Вы уже и сейчас мало чем похожи на своих гордых предков, служивших мне и за это обладавших миром! «Меняйте шкуру!» — сказали уста этой женщины. Меняйте цвета охотников на раскраску воинов. Ибо если победят они — вы будете достойны только смерти. Если же победите вы — время лунной эры продлится так долго, что успеют умереть дети детей ваших праправнуков в девятом колене. Меняйте шкуру!

Голос стих. Жрецы долго молчали над неподвижным телом Эверник, думая о словах своего бога. Затем совершили все обряды посвящения и нарекли белую пленницу «Шаам», что значит «вещая», и прибавили «Тель», что значит «грозная», ибо вести, которые провозгласила она, были грозными. Отныне Шаам Тель стала для них болотной жрицей, она никого не лечила и никого не убивала. К ней приходили только за тем, что — бы испросить волю хозяина, а тревожить ее пустяками опасались даже самые сильные из жрецов. Потому что Эверник была сильнее: в ней говорил Тот, чье Лицо на Обратной Стороне Луны.

«Саму» залили кипятком и размешали особыми еловыми палочками с вырезанными на них знаками, которые специально нарисовал для фейрских резчиков на земле Зак Залун. Простым смертным не разрешалось знать смысла этих великих символов, каждый из которых был одновременно и словом, и целым заклинанием, и отражением какого-либо священного предмета: неба, воды, земли, огня или луны. Знака солнца на палочках не было.

Эверник глубоко вздохнула резковатый запах зелья и откинулась назад на подстилку из полосатых енотовых шкурок. На мгновение в голове у нее помутилось, а в носу защипало так, что на глаза навернулись слезы. В ушах поднялся легкий звон, сознание окутали клубы розоватого тумана. «Если один запах действует так, то само питье приведет фейров просто в неистовство», — подумала женщина, прикрывая горшок деревянной крышкой. «Пусть настоится. Поздней ночью, когда этим разрисованным демонам понадобится «сама», я вылью ее в большой котел, и пусть подавятся».

Кем бы ни стала и чего бы ни достигла среди фейров Эверник, она ненавидела дикарей, и ни одно новое ощущение, испытанное ею как колдуньей, не могло стереть в памяти того самого первого дня, когда ее, ободранную и босую, притащили сюда с веревкой на шее. Раньше Эверник никогда не бывала в фейрском стойбище. Дым от сотен костров и высокий дубовый частокол с головами врагов напугали ее, но больше всего потрясало количество белых невольников, захваченных в последнем походе и содержавшихся в большой яме на краю деревни.

Помнится, Эверник даже подумала тогда: «Зачем этим дикарям столько рабов? Их нечем здесь кормить и им нечего делать». Теперь она знала зачем. Из почти двухсот пленных через пару дней в живых осталось не более пяти. Остальные пали под жертвенными топорами на ближайшем празднике в честь Хозяина Луны, даровавшего фейрам удачную охоту на белых собак.

Сейчас дикари собирались на новую, еще большую охоту, и Эверник боялась даже представить, как много воинов лунного народа примет в ней участие. С каждым днем сквозь ворота деревни Черных Росомах проходили все новые и новые вооруженные фейры, низкорослые, но коренастые и сильные, заросшие гривой едва ли не до хребтины, с угрюмыми землистыми лицами, желтыми кривыми зубами и черными бусинками глаз, недружелюбно поблескивавшими из-под косматых бровей. Их было уже гораздо больше, чем самих Черных Росомах, а они все шли и шли, занимая место за частоколом вокруг стойбища, на ближайших полянах и под вековыми елями.

— Эверник, — сзади женщины послышался слабый шорох, а потом родной, до отчаяния дорогой голос произнес ее имя.

Колдунья повернулась и подавила радостный возглас.

— Керр? Как ты мог вернуться?

В темноте за ее спиной на четвереньках стоял следопыт, осторожно проникший в хижину через отогнутый у земли край кожаного полога.

— Зачем ты здесь? Все стойбище полно воинов. Тебя могли схватить.

— Тихо, радость моя, — Керр поднял руку, дотронувшись кончиками пальцев до ее губ. — Я же говорил, что приду за тобой. Старина Керр еще хозяин своему слову, — он улыбнулся в темноте, и Эверник от счастья чуть не кинулась ему на шею — ну ка лучше, сколько их здесь? — следопыт.

— Много, очень много, — пролепетала женщина. — Около пяти сотен в деревне, а за частоколом я посчитать не могу.

— И не надо, этих я посчитал сам. Тысячи полторы наберется. Сегодня ночью будь готова к нападению. Наши перешли реку.

Теплую? — радостно ахнула Эверник.

— Нет, уже Грязную.

— Так близко? — женщина не поверила известию.

— Их ведет сам король. Так что держись, птичка. Я пришел тебя предупредить. Во время боя не вздумай мельтешить и бегать по деревне. Спрячься куда-нибудь и сиди, пока все не кончится. Потом выйдешь, тебя уже никто не тронет.

— Сам король приехал помочь нам? — поразилась Эверник. — Так бывает?

Керр кивнул.

— Это не совсем обычный король. Я потом тебе расскажу. А пока запомни то, о чем я просил, и побереги себя. Кстати, а ты не можешь уйти из деревни на свое болото, — озабоченно спросил следопыт, — и там переждать сегодняшнее светопреставление?

— Нет, — покачала головой женщина. — Сегодня ночью великий праздник. Наконец, равноденствие совпало с полнолунием. Я не могу не принять участия в ритуалах.

Керр помрачнел. Это означало, что молодая колдунья будет заметной фигурой. Хуже того — Эверник придется впасть в ритуальный транс, и она не сможет отвечать за свои действия.

— Не бойся за меня. Я справлюсь.

«Не бойся!» — чуть не вспылил следопыт. Женщина внимательно следила за его лицом.

— Скажи мне, пожалуйста, Керр, — тихо осведомилась она, — ты пришел предупредить меня, рисковал, хотя мог бы больше не возвращаться…

— Мог ли? — он усмехнулся в темноте и, осторожно притянув ее к себе, поцеловал в перепачканные клюквой губы. — Все будет хорошо.

Так же бесшумно, как появился, Керр выскользнул из хижины. Эверник беспокойно прислушалась к звукам, доносившимся до нее с улицы. Она с ужасом ожидала криков, топота и возни тех, кто заметит следопыта. Но все оставалось, как обычно. Женщины бранились у костров, готовя пищу, стучали мастера по камню, обтачивавшие кремневые наконечники для стрел и копий, раздавался неумолчный гул голосов пришлых воинов, заполнивших деревню.

Колдунья подумала, что, если б не это столпотворение, Керр ни за что не сумел бы так легко проникнуть в стойбище. «Да, без сомнения, он прекрасный следопыт. Обведет вокруг пальца даже дикарей, — с гордостью заключила Эверник. — Такому будет рад любой начальник форта. Керр везде найдет себе работу и сумеет прокормить их, а она будет ему хорошей женой. Может быть, у них даже появятся дети. Хотя в этом Эверник не была уверена из-за своего падучего недуга. Но Керр берет ее и такой. Разве не чудо, что она встретила его в этом аду? Что они привязались друг к другу? Что в один прекрасный день ей удалось помочь ему бежать?»

Керра, как наиболее сильного из белых пленных, фейры заставили валить и обтесывать деревья для укрепления частокола вокруг деревни. Как-то, возвращаясь со своего болота, Эверник свернула на поляну, где гулко стучали каменные топоры, и увидела трех рабов под конвоем двух вооруженных копьями фейров. Заговорив с воинами, колдунья заставила фейров впасть в оцепенение. Пленные, бросив дерево, ринулись на своих надсмотрщиков, и через минуту оба дикаря уже лежали на земле с проломленными головами.

— Бегите! — поторопила их Эверник. — А ты? — Керр схватил ее за руку.

— Я буду вам только обузой. Не бойся за меня, со мной ничего не случится.

— Керр, скорее! — заторопили его товарищи.

— Я вернусь за тобой, — он сжал ее пальцы и отпустил. В тот момент ей казалось, что навсегда.

«Я не могу уйти на болото, — думала сейчас Эверник, — но я могу сделать кое-что получше. Нашему доблестному королю, коль скоро он приехал спасать нас, надо помочь». Она встала, пошла в угол хижины, долго перебирала горшочки из необожженной глины и сухие полые тыквы, заполненные порошками из трав и минералов. Наконец женщина нашла то, что искала. Жир болотной гадюки пополам с иван-чаем — лучшее средство вызвать расслабление в мышцах и сонливость. «Пусть топоры ваши покажутся вам тяжелее гор, а копья не полетят дальше мышиного плевка, — шептала Эверник, — ку-ум ас абадар кутах ку аси…» В белой пленнице говорила Шаам Тель — болотная колдунья, и на этот раз Эверник не желала заглушать ее голос.

Едва только малиновый диск солнца закатился за ветки вековых деревьев, со всех сторон стойбища ударили гулкие барабаны колдунов. Жрецы собравшихся у Черных Росомах кланов двинулись в своем завораживающе грозном танце к середине деревни. Там, в центре земляного круга, пылал костер из сложенных стоймя бревен. Его окружали костровища поменьше, разведенные на гребне земляной насыпи. Войти в центр круга, за первую ограду огня, имели право только жрецы, а приблизиться к Великому Огню могла только одержимая Шаам Тель, ибо лишь через нее Хозяин Луны говорил со своим народом!

Остальные фейры: воины, густо расписанные сажей, растертой с бобровым жиром и красной глиной, их жены, с головы до ног татуированные тонким черным змеиным орнаментом, голые дети, притихшие у ног родителей, беззубые старики и вислогрудые старухи — должны были оставаться за преградой земляного вала. Барабаны стучали все сильнее. Ладони жрецов ударяли по ним с такой яростью, что, казалось, грубая оленья кожа вот-вот лопнет. Пышные уборы из совиных перьев украшали головы колдунов и до половины скрывали их лица, оставляя только глаза. На низкие лбы спускались высохшие морды тех животных, от которых, по поверьям, произошел тот или иной клан.

Зак Залун двигался впереди других жрецов своего рода, они махали в воздухе пышными хвостами росомах и издавали нестерпимый запах мускуса, которым так славится это животное. Соединившись за пределами первого круга огней, колдуны всех кланов образовали хоровод и пустились в общий танец на земляном гребне, выкрикивая заклинания и быстро кружась вокруг своей оси. То сходясь все ближе к центру, то откатываясь назад, они колыхались, как волны в непогоду, пока не соединили руки и не подхватили огромный котел, сиявший при свете костров, как живой огонь. Фейры не умели добывать металл. В повседневном обиходе они пользовались камнем и деревом. Этот священный котел был изготовлен дедами их дедов из упавшего с неба куска «плавящегося камня». Такой котел мог варить лишь угодную Хозяину Луны «саму».

Барабаны ударили еще сильнее, а потом рассыпались мелкой дробью. Из хижины, ближе всех располагавшейся к центру деревни, вышла молодая женщина. На ее голове красовался тяжелый венок из дубовых листьев. Обнаженное тело было густо вымазано красной краской и расписано грубыми черными линиями наподобие змей. Лицо колдуньи, белое, в отличие от остальной кожи, казалось мертвенно-бледным, а большие голубые глаза неестественно горели. Шаам Тель уже впала в транс. Сейчас она не владела собой настолько, чтоб отделиться от обступившей стойбище ночи, злобно вспыхивавших костров, ровного боя барабанов и глазевших из мглы сотен маленьких коренастых людей.

Эверник несла в руках небольшой глиняный горшок с «самой». Густой напиток следовало вылить в священный котел и щедро разбавить кипящей водой. Если б кто-нибудь из простых смертных осмелился хлебнуть настоящую неразбавленную «саму», он бы немедленно умер от разрыва сердца. Миновав земляной круг с огнями, Шаам Тель вступила в общий танец жрецов и приблизилась к костру, на который остальные колдуны водрузили священный котел. Склонившись над клубами белого пара, Эверник опрокинула в него содержимое своего заветного горшка. Тут же несколько жрецов крепко схватили ее за руки и помогли удержаться у котла, чтобы она могла полной грудью вдыхать ядовитые пары «самы». Через секунду по телу колдуньи прошла волна дрожи, и она откинулась назад. Припадок Шаам Тель, во время которого она выкрикивала очередное пророчество, должен был точно отмерить срок приготовления «самы».

Эверник рухнула на землю у костра, ее тело сотрясалось, широко открытые глаза остановились, на губах появилась розоватая пена.

— Смерть! — издала она душераздирающий вопль. — Смерть ходит среди вас, бедные маленькие змеи! Посмотрите друг на друга, ибо вы больше никогда не увидитесь! — голова колдуньи заметалась по земле. — Вижу! — кричала Шаам Тель. — Вижу целое поле маленьких змей, их топчут лошади! Кто же это? Кто впереди? Какой огромный конь и чудный всадник! Света! Я не могу разглядеть его лицо! Он весь сияет. Солнце, солнце на его доспехах!

Искривленные губы женщины застыли, тело затихло. Больше она не произнесла ни звука, впав в глубокое оцепенение. Ее страшное пророчество смутило многих. На мгновение над стойбищем Черных Росомах повисла глубокая тишина, но направлявшие ход церемонии жрецы считали себя не вправе нарушить ритуал, коль скоро он уже начат. Они стали наполнять деревянные чаши и, выйдя за пределы земляного круга, раздавать их остальным фейрам. Собравшиеся отхлебывали священный напиток молча, дивясь его горьковатому вкусу, но побеждая неожиданно возникшее у них отвращение.

Видения, рожденные «самой», были яркими и кровавыми. Фейрские воины грезили битвой, которая, казалось, разворачивалась на их глазах. Даже женщины и дети, пригубившие питья, впадали в беспамятство: им казалось, что они собственными руками разрывают врагов на части, и только какая-то тяжесть в теле мешала фейрам наслаждаться по-настоящему.

Вскоре в густом сумраке ночи вокруг жарко пылающих костров развернулась настоящая оргия. Фейры беспорядочно скакали, рычали и лаяли, как животные, с исступлением набрасывались друг на друга и жестоко овладевали — мужчины женщинами, а женщины мужчинами. Жрецы, предусмотрительно отступившие за линию костров, прекрасно знали, что им ничего не грозит. Сознавая себя зверями, фейры, как звери, боялись огня и не могли пересечь кольцо.

Эверник все еще лежала на земле, постепенно приходя в сознание. В этом зыбком состоянии между бредом и явью все ее чувства были напряжены до предела. Она вдруг очень хорошо услышала, как где-то в лесу, совсем близко топают конские подковы, жарко дышат лошади и стараются не брякать оружием всадники. А еще через несколько минут колдунья увидела, как дрожат белые черепа на вершине частокола, огораживавшего деревню. Она не сразу поняла, что на самом деле сотрясаются мощные ворота, запертые изнутри. Как во сне, Эверник смотрела на рухнувшие балки, на заметавшихся по стойбищу фейров, которые падали под ударами мечей неизвестно откуда взявшихся воинов. Дикари все еще думали, что кровавое побоище — лишь грезы, вызванные «самой».

Но, и грезя битвой, фейры оказали сильное сопротивление. Правда, не такое, как могли бы, если б Эверник не подмешала в священный напиток расслабляющего зелья. Голые татуированные воины с волчьим воем прыгали прямо с земли на крупы коней и стаскивали всадников с седел. Визжа, женщины метались по стойбищу с кремневыми ножами и, без страха поднырнув под брюха лошадей, подсекали им сухожилия. Дети швырялись камнями из-за хижин.

Лязг металла о каменные топоры, крики ужаса и боли, стоны умирающих и ругань дерущихся продолжались не меньше часа. Но силы были слишком неравны. Нападавших с каждой минутой становилось все больше и больше, а фейров меньше. Никто не ушел от ударов тяжелых мечей. Воины бросали горящие головешки на тростниковые крыши фейрских хижин, и те быстро вспыхивали на ночном ветру, словно факелы.

По стойбищу метались всадники, добивая последних дикарей и сволакивая женщин и детей в яму на краю деревни. Именно там фейры держали своих пленных. Уже приходившая в себя Эверник искала глазами Керра. И тут она увидела его. Он скакал на высокой, покрытой белой накидкой лошади, привычно отмахивая направо и налево огромным мечом, и хриплым надорванным уже к концу сражения голосом отдавал приказания. Кольчуга, покрывавшая его торс, вспыхивала в огненном зареве.

Эверник не могла поверить своим глазам. Она вдруг поняла, что видела этого человека много лет назад, когда еще девочкой прибыла с родителями на Теплую. Последним пунктом сбора колонистов был Форт-Норт на самой границе. Сидя с другими детьми в тяжело груженой телеге, Эверник наблюдала за молодым комендантом крепости Лаэртом, в сопровождении нескольких офицеров обходившим обоз переселенцев. Потом она много раз слышала его имя, произносимое с неизменным уважением, а когда встретилась в плену с грязным оборванцем, естественно, не узнала коменданта.

— Керр! — женщина вскинула руку и замахала ею в воздухе. — Керр! Я здесь!

Воин повернул голову на голос, его лицо осветилось радостью. Дернув поводья, он направил лошадь к ней.

— Эверник! Ты жива. Слава Богу! — его рука подхватила женщину под локоть. Всадник освободил одно стремя, и колдунья смогла взобраться к нему в седло.

Лаэрт пустил коня легкой рысью и выехал за пределы земляного кольца.

— Сир, — сказал он, подъезжая к другому рослому воину в черных доспехах. Король сидел на мощном черном жеребце и мрачно наблюдал за всем происходящим вокруг.

— Сир, — повторил комендант, — разрешите представить вам мою… — Он не договорил. Кончики пальцев Эверник, за которые воин держал ее, как знатную даму, дрогнули, а тело начало заваливаться с седла вниз.

Лаэрт в смятении подхватил женщину под спину и ощутил, что его ладонь стала горячей. Арвен отреагировал быстрее, броском с седла он соскочил вниз, прижав к земле косматого седого фейра с мордой росомахи на голове. Зак Залун с переломанным хребтом забился на траве. Лаэрт в оцепенении смотрел на кремневый нож жреца, торчавший из спины Эверник.

— Зачем ты это сделал? — процедил сквозь зубы Арвен, обращаясь к жрецу по-фейрски.

Зак Залун оскалил кривой рот и крикнул, словно выплюнул, в лицо государю:

— Шаам Тель никогда не будет делить ложе ни с кем из белых выродков. Она моя жена и принадлежит Лунному Хозяину!

— Ах ты, собака! — захрипел Лаэрт, бросаясь на жреца.

— Не надо. Побудь с ней, — Арвен опередил его. Он ребром ладони ударил фейра по шее, перебив позвонки и навсегда окончив хрип старика.

— Керр, — тихо выдохнула колдунья, скользнув глазами по лицу рыцаря. — Не отпускай меня, пожалуйста, — в ее взгляде появился неподдельный ужас. — Демоны, их лунные демоны пришли за моей душей. Я была посвящена… Я принадлежу им…

— Эверник! — застонал комендант, низко склоняясь над ней. — Эверник, чем помочь?

— Государь, — слабо позвала женщина.

Арвен тоже опустился на землю рядом с ней, внимательно глядя в лицо колдуньи.

— Государь, — слабеющим голосом повторила она. — Не откажите низкой рабе в милости, дайте мне свою руку.

Король накрыл ладонью ее руку и почувствовал, с каким отчаянием она впились в его пальцы.

— Бог благословил вашу силу, — коснеющим языком пробормотала Эверник. — Эти твари боятся вас. Пожалуйста… проведите меня через их круг к той сияющей двери.

Арвен ничего не видел. Ни стай черных голодных демонов, круживших над телом колдуньи, ни света, открывавшегося за их спинами. Но король крепко сжал правую руку женщины и со всеми доступными его норлунгскому воображению подробностями представил, как ведет ее к сияющей калитке в небесах.

— Спасибо, — посиневшие губы Эверник едва шевельнулись. — Керр, любовь моя, не плачь, мы встретимся, хотя и не скоро. Ты еще будешь великим воином и великим советником короля. Жаль только, что не сможешь забыть… — Она затихла.

Лаэрт глухо застонал и уронил голову. Арвен выпустил слабеющие пальцы колдуньи и осторожно сложил их на ее груди.

Над пепелищем фейрского стойбища поднимался серый рассвет. Арелатцы собрали погибших и сложили большой погребальный костер. На самой его вершине Лаэрт бережно опустил тело Эверник. Король приказал отдать ей почести, достойные благородной госпожи, сказав воинам, что эта хрупкая женщина много лет помогала пленным, попавшим к фейрам, и оказала им вчера перед битвой неоценимые услуги, точно назвав число воинов различных кланов, прибывших к Черным Росомахам на помощь.

Костер горел до самого заката нового дня, унося в солнечное небо души арелатских воинов. Оставшимся в живых фей-рам король позволил тоже собрать тела своих близких и закопать их в той самой яме, где они до этого держали пленных. Ночью войска Арвена двинулись дальше в глубь фейрских болот, надеясь вскоре соединиться с отрядами Горма.

Глава 6

В дымные дни октября, когда над огромным лагерем арелатской армии стояло плотное облако от множества костров, к берегу Арна причалила флотилия грузовых кораблей из Орнея. Она привезла продовольствие для войск короля. Арелатцы сумели загнать фейров глубоко в болота и вересковые пустоши в верховьях Грязной реки. Оставив гарнизоны в восстановленных на скорую руку фортах и назначив Лаэрта новым губернатором, Львиный Зев двинул армию на соединение с войсками Раймона.

Для норлунга до сих пор оставалось загадкой, как герцог Акситании сумел организовать оборону и продержаться до его возвращения. Сам Раймон говорил, что присутствие второго посвященного — Астин — помогло изменить соотношение сил за гранью реальности. Вёльфюнги дрогнули и побежали, когда у них в тылу высадились арелатцы, привезенные королем на кораблях магриппских пиратов. Все северное побережье Срединного моря было очищено от захватчиков.

Но на душе у Арвена не становилось спокойнее, норлунг чувствовал опасность еще до того, как она приобретала определенные формы. Его тревожило странное оживление в Фарраде, где всегда варился котел неприятностей для северных соседей. Оттуда приходили вести о том, что султан собрал большой военный флот, готовый выйти в море. Привыкший за последнее время к бедам, Арвен не сомневался, что эта армада предназначена именно для борьбы с ним.

Подозрительным казалось и поведение диких племен, загнанных на самые окраины обитаемого мира. Веками почти не проявлявшие себя обитатели холмов вдруг вышли из-под земли и ударили все сразу: от западных болот Теплой до Гандвикского побережья на востоке.

Однако главным врагом оставались все-таки беотийцы. В глубине Арелата продолжала стоять мощная армия короля Хагена, выбить которую оттуда было задачей не из легких. Арвен благословлял Бога за то, что осенние дожди еще не начались. Казалось, что холода наступят сразу после ясных сухих дней, украсивших землю всеми оттенками желтого и алого. Сейчас король чувствовал себя увереннее, чем в конце лета, когда покидал Анконну на орнейском корабле.

Одержав во главе своей армии несколько побед, он приобрел прежнюю властность и уже спокойнее думал об Астин, не ища в ее привязанности никакого подвоха. Арвен сознавал, что его есть за что любить, а значит, чувства принцессы законны. Норлунг как-то незаметно привык думать о себе, как о женатом человеке, хотя они с Астин еще не заключили официального брака. Несмотря на то что раньше у короля было множество наложниц, норлунг никогда не испытывал такого ровного и сильного ощущения своей внутренней принадлежности кому-то. Странно, но его это не тяготило. В разговорах со старыми приятелями он называл себя бродячей собакой, наконец прибившейся к дому. Арвен скучал. Он не мог сейчас же отправиться в Орней, потому что его удерживало дело. Но мысль о том, что его где-то ждут, ободряла короля.

Вечером в шатре Львиного Зева собрался военный совет, обсуждали планы наступления в Арелате. Много спорили о возможностях Хагена нанести удар первым. Удивляли донесения лазутчиков о том, что король Беота намеревается действовать в союзе с фаррадским флотом. Ни у одного христианского государства никогда не было ничего общего с владыками агарян — подобный альянс казался кощунственным.

— Хаген Дагмарсон вообще не достоин ни своего имени, ни своих предков-крестоносцев, — заявил Горм Кольцо. — Связываться с магометанами!

— Я так не думаю, — бросил Раймон. — Возможно, сейчас настоящего Хагена вообще нет в живых.

— Кто же тогда ведет беотийские войска? — возмутился Горм, глядя на акситанца как на сумасшедшего.

— Не знаю, — мрачно отрезал герцог и встал. Все понимали, что, когда он говорит подобным тоном, требовать от него пояснений бессмысленно.

Арвен вспомнил, что ему рассказывала Астин, когда он во все лопатки греб прочь от моста через Секвену. Ему тогда тоже показалось, что Хаген не в себе. К тому же беотиец хлестал молниями по воде, как настоящий колдун. Кто из знакомых норлунгу чародеев был способен на это?

— Аль-Хазрад, — раздался возле самого уха короля слабый, как сквозняк, голос. Чья-то прозрачная тень застыла на полу. — Отошли их, пожалуйста, — попросил невидимый гость. — Молю тебя, Арвен.

Кроме норлунга, никто ничего не слышал. Поэтому все с удивлением уставились на короля, который обратился к пустоте с вопросом: «Ты кто?»

— Я несчастный Хаген, король Беота, или, вернее, то, что от него осталось, — выдохнул воздух у щеки Арвена.

— Ты читаешь мои мысли? — возмутился норлунг.

— Нет, — с грустью возразил пришелец. — Просто я нахожусь там, где и мысли звучат. Да отпусти же их, а то они начнут думать, что ты сошел с ума.

— Я немного устал сегодня, — заявил король, жестом показывая командирам, что они свободны.

Когда полог за последним из них упал, норлунг резко обернулся в глубину палатки и потребовал:

— Покажись. Я тебя не вижу!

— Не могу, — простонали из темноты. — Я сам себя не вижу.

— Что с тобой? — без всякого сочувствия осведомился норлунг. — И почему ты назвал Аль-Хазрада, когда я вспомнил о нашей встрече на Секвене?

— Мы не встречались на Секвене, — отозвался Хаген. — Тогда «могильщик» уже завладел моим телом, а меня заключил в глиняный светильник, чтобы я давал ему советы, как управлять войсками. Когда я отказывался, он заливал в лампу масло и поджигал его. Огонь — единственное, что чувствует душа в любом измерении. Я терпел сколько мог.

— Как же ты выбрался? — с недоверием спросил Арвен.

— Однажды он разозлился на меня за мое упрямство и в сердцах швырнул светильник в камин. Глина раскололась о камни, и я выскользнул на волю, хотя пройти сквозь пламя очага — все равно что проплыть по огненной реке в аду.

— Чего же ты хочешь от меня? — сухо осведомился Арвен. — Ты мой враг. Ты захватил мою страну, выставил меня, как дикого зверя, на арене зверинца…

— Умоляю, Арвен, — в голосе тени послышалась такая боль, что норлунг на мгновение почувствовал жалость к попавшему в беду беотийцу. — Умоляю, — повторила тень, — меня сейчас нет. Ты не можешь себе даже представить, что это такое. Такого нельзя пожелать даже худшему врагу, если он человек, как я.

— Ну ладно, — бросил норлунг. — Продолжай. Что я могу Для тебя сделать?

— Ты можешь дать мне убежище, — с робкой надеждой сказал Хаген. — Аль-Хазрад гонится за мной, хотя его самого ты и не видишь. Я беззащитен против его магии. Единственное место, где он не может дотянуться до меня, — это тень твоего меча, того с чашей. «Могильщик» боится его.

Арвен хмыкнул.

— Позволь мне остаться под защитой твоего клинка, — продолжал Хаген, — и помоги мне вернуть мое тело. Тогда я поверну войска Беота, выведу их из твоей страны и заключу с тобой союз.

— Что-то больно жирно, — не поверил Арвен. — К тому же я не понимаю, против кого мы можем заключить союз?

— Разве у тебя нет врагов?

— Враги есть у всех, — отрезал норлунг. — Но мои враги — не твои. Что тебе делить с Мелузиной? Или с западными фейрами? Фаррадцы снаряжают флот не против Беота, тем более сейчас, когда Аль-Хазрад твоей рукой подписал договор с султаном.

— О Боже! — простонал Хаген. — О Боже! Сейчас он еще соединится с фейрами и другими лунными племенами, чтобы погубить одних северян руками других, а потом уничтожит и Беот.

Арвена удивили его слова.

— Что ты знаешь?

И тогда Хаген рассказал норлунгу все, что узнал во время ночного путешествия на Гандвикское побережье, и ради чего хотел встретиться с ним у моста через Секвену. Кроме слабой надежды, что Арвен поверит ему и окажет помощь, у короля Беота не было никаких шансов на спасение.

— Чтобы изгнать Аль-Хазрада из моего тела, ты должен коснуться его мечом с чашей, — закончил свой рассказ Хаген. — Теперь выбирай: ты можешь отвернуться от меня и действовать один, а можешь попытаться перешагнуть через свою ненависть.

— Будем считать, что наш союз заключен, — веско произнес Арвен. — Несмотря на всю мою ненависть к Беоту, я ни разу не слышал, чтобы ты нарушал свое слово. — Норлунг протянул в воздух пустую руку. — Коснись моей ладони, — на мгновение ему показалось, что ветерок проскользнул по его пальцам. — Вот мой меч, — сообщил Арвен, указывая на сундук, на котором лежало оружие. — Надеюсь, ножны устроят тебя больше, чем лампа.

Пестрые флажки на пиках рыцарей вздрагивали и раскачивались от мерных ударов лошадиных копыт. Ряд за рядом всадники преодолевали холмы Арнского побережья, заполняя всю долину реки. Беотийцев было много. Арвен понял это сразу, как только окинул взглядом месторасположение противника.

— Он привел сюда всю армию, — подтвердил его мысли едва слышный голос Хагена. — Аль-Хазрад боится, что войска, оставленные им в глубине страны, взбунтуются. Среди солдат давно уже зреет недовольство: они не узнают короля и подозревают колдовство.

— Тем лучше, — кивнул норлунг. — Как бы ни была велика армия, если внутренне ее разъедают сомнения и страхи, она уже не представляет настоящей угрозы.

— Беотийцы — храбрые воины, — уязвлено заметил Хаген, — ив каком бы смятении они ни были, добрая половина твоих арелатских рыцарей останется сегодня на поле боя.

— Вот этого-то я и не хочу допустить, — процедил сквозь зубы король. — Зачем мне крошить твои войска и терять своих лучших воинов, если между нами заключен союз против более страшного врага?

— Нет ничего хуже, чем ослаблять друг друга перед главной битвой, — согласился Хаген. — Но что можно сделать? Я сумею остановить своих, только став самим собой. А ты доберешься до Аль-Хазрада лишь во время боя.

— Выход есть, — бросил Арвен. — Я предложу ему поединок.

— Он может отказаться, — с недоверием прошептал Хаген. — Хотя если «могильщик» все еще продолжает изображать меня, то положение просто не позволит ему так опозориться перед войсками.

Арвен кивнул.

На рассвете следующего дня герольды, проскакав между передними рядами двух армий, провозгласили волю короля Арелата. Он предлагал своему августейшему брату не проливать кровь доблестных воинов с обеих сторон, а сойтись лицом к лицу в честном поединке, чтобы разрешить исход битвы.

Подобный вызов с древнейших времен считался священным, и уклониться от него мог только трус. Аль-Хазрад попробовал было переиграть ситуацию, заявив, что ему, благородному королю Беота, чья кровь чище ледников в горах, не пристало вступать в бой с бывшим наемником. «Могильщик» потребовал избрать двух сильнейших воинов из обеих армий и провести поединок между ними. Красные от стыда за своего короля беотийские военачальники услышали, как с недалекого расстояния Арвен насмешливо крикнул:

— Самый сильный воин в моей армии все равно я! А король, как ты знаешь, Хаген Дагмарсон, если это, конечно, ты, может сойтись в поединке только с равным!

«Даже враги сомневаются, что Хаген — это Хаген! — пронеслось по рядам беотийцев. — Настоящий Хаген никогда бы не отклонил брошенного вызова! Мы видели нашего государя в битвах, он храбр!»

Аль-Хазраду ничего не оставалось делать, как принять вызов. Похолодевшей рукой он тронул поводья лошади и выехал вперед. «Могильщик» не был воином и мог надеяться только на свое колдовство. Но стоило Арвену вытащить вместо обычного меча клинок, на лезвии которого ярко горела золотая чаша, как по телу мага пробежала дрожь. Он сознавал, что король Арелата сейчас недосягаем для его магии. Более того, от меча с чашей исходила такая угроза, что Аль-Хазрад попятился бы, если б не сидел верхом.

Не дожидаясь, пока его противник придет в себя, норлунг поскакал вперед. Жаркое сияние, окружавшее его клинок, заметили оба войска. Люди в суеверном страхе подались назад. Еще секунда, и Аль-Хазрад, пришпорив коня, понесся прочь. Скачка не позволяла жрецу сосредоточиться, принять нужную позу и совершить серьезное магическое усилие, чтобы покинуть тело короля Хагена. Поэтому «могильщик» несся, не разбирая дороги, в надежде достичь ближайшего леса, но его лошадь зацепилась ногой о камень и полетела через голову на землю. В следующую минуту спешился и преследователь. Арвен взмахнул мечом, раздался стук металла о доспехи, а затем страшный вопль сотряс воздух.

Воины обеих армий с ужасом увидели, как над поверженным телом короля Беота поднялся в небо столб черного дыма, в котором ясно угадывалась человеческая фигура. Львиный Зев вскинул меч и изо всей силы рубанул по столбу. Фигура «могильщика» согнулась, словно рассеченная пополам, и со зловещим воем растаяла в воздухе.

Не успел черно-серый дым окончательно развеяться, как от меча норлунга к бездыханному телу Хагена потянулась тонкая золотая струйка. Ничего не понимающие беотийские рыцари увидели, что король Хаген, только что погибший на их глазах, с трудом приподнимает голову, садится и наконец встает, опираясь на руку своего злейшего врага, короля Арелата.

Глава 7

После странной битвы на Арне, в которой не было пролито ни одной капли крови, прошло две с половиной недели. Верный своему слову, король Беота соединился с армией Арвена, двинувшейся через богатые земли Мелузинской республики к морскому побережью, чтобы преградить фаррадским войскам путь на материк.

Норлунг не стал узнавать, как именно Хагену удалось объяснить своим рыцарям все произошедшее и вновь подчинить армию себе. Судя по тому, что беотийцы слушались своего государя, Хаген справился с этой сложной задачей. Норлунг отдал владыке Плаймара должное и в другом вопросе. Сразу после возвращения в свое тело Хаген развил бешеную Деятельность. Арвен никогда не видел, чтобы человек так много писал.

— У тебя над палаткой птичий базар от почтовых голубей, — однажды со смехом сказал он беотийцу.

Хаген промолчал. Когда же через несколько дней птицы в столь же чудовищном количестве стали возвращаться назад, выяснилось, что Хаген связался со всеми известными ему владыками христианского мира, обладавшими хоть какой-то военной силой. Он призывал их явиться на Мелузинское побережье и требовал немедленного объединения для борьбы с «общим страшным врагом» — Фаррадом. Поскольку имя короля Беота — одного из наиболее могущественных монархов — обладало большим весом, мало кто из государей послабее посмел отказаться от его приглашения. А короли покрупнее поспешили примкнуть к альянсу, узнав, что вечные враги — Арелат и Беот — заключили союз против султана. Именно с помощью Хагена Арвену удалось заключить перемирие с Вёльфом. На Мелузинском побережье высаживались войска: кондотьеры из Милагрии, папские отряды из Альбицы и даже вчерашние противники — вёльфюнгские кнехты. На севере под командованием Горма был создан второй круг обороны против ожидавшегося нападения сотен «малых народцев», которые, собравшись вместе, представляли серьезную угрозу. Здесь предстояло сражаться грейландцам, норлунгам, гэльским и фомарионским рыцарям.

Арвен смотрел на разгрузку судов с воинами и думал о том, как тяжело будет управлять всей этой разноязыкой армией, где каждая дружина подчинялась только своим командирам.

— Не беда, — подбодрил его Хаген. — Мелочь станет выполнять приказы до тех пор, пока мы сами не подадим повод к расколу.

— А что ты скажешь о князьях Милагии и маркграфе Вёльфа? — осведомился Арвен. — Я уже сыт по горло их чванством. Ни один военный совет не обходится без склоки.

— То ли будет, когда явится королева Рушалема, — хмыкнул Хаген, — прекрасная Элисавелия. Говорят, она когда-то была в тебя влюблена и даже предлагала разделить с ней сладкое бремя власти?

«Начинается!» — простонал норлунг.

Его опасения оправдались. Как только короли соседних христианских стран собрались в лагере под Мелузиной, за ним, как за наиболее могущественным владыкой, началась свадебная охота. Теперь, когда Арвен вернул себе Арелат и фактически возглавлял союз государей, не было ни одного сюзерена, который не предлагал бы ему свою дочь или сестру. Хуже всего, что в азартные марьяжные игры включился, естественно, с самыми лучшими намерениями, и беотийский владыка, усиленно сватавший Арвену свою родную сестру Бридегунду, девицу видную, достойную, исполненную всяческих добродетелей, но норлунгу совершенно не нужную.

Заявление арелатского короля о том, что он обручен и женится на принцессе Орнейской, лишь слегка притушило активность союзников. Масла в огонь подлила и Элисавелия, чья торжественная высадка под Мелузиной во главе крестоносной армии и в сопровождении целого двора произошла пару дней назад. Эта яркая брюнетка с пышными формами и громким смехом с первой же встречи повела себя так, словно имела на Арвена какие-то права.

В этих условиях приезд Астин, которую норлунг ждал, как подарка с небес, произошел тихо и незаметно. Девушка въехала в лагерь в сопровождении лишь нескольких орнейских рыцарей. Основную часть своего войска она отдала под командование Раймону и надеялась, что в армии жениха будет чувствовать себя как дома. Однако события, помимо воли Ар-вена, развивались иначе.

Утром, прогуливаясь по побережью и с любопытством разглядывая чужие корабли, Астин лицом к лицу столкнулась с королевой Элисавелией, сопровождаемой целой ротой придворных.

— Так это вы, милочка! — вместо приветствия воскликнула королева. — Я давно хотела взглянуть на вас.

Принцесса остановилась и озадаченно посмотрела на разряженную даму, увязавшую в глубоком песке.

— Это вас Арвен прячет ото всех в своей палатке? — продолжала Элисавелия, откровенно разглядывая лицо соперницы.

В ее словах слышался оскорбительный намек, и Астин не могла пропустить его мимо ушей.

— Здравствуйте, дорогая тетушка, — с ледяной улыбкой ответила принцесса. Хозяйка Рушалема была младшей дочерью Бодуэна Крестоносца, деда Астин. Элисавелия казалась лет на семь старше племянницы, но девушка в целях самообороны решила подчеркнуть эту болезненную для всякой дамы разницу. — Я и мой будущий супруг очень рады…

— Будущий супруг? — королева побелела от гнева. — Ах, умоляю, не смешите меня! Сколько женщин на земле называло Арвена: «мой будущий супруг». И что же? Где они, эти хорошенькие шлюшки, которых Арвен цепляет в каждом трактире?

Астин задохнулась от негодования.

— Дитя мое, — покровительственным тоном продолжала Элисавелия, — то, что вы спите с государем Арелата, еще ничего не значит. Наоборот, если б вы сумели устоять против его домогательств, у вас сейчас было бы куда больше шансов.

Астин собиралась повернуться и уйти, но Элисавелия не позволила ей.

— Львиный Зев взял вас как военную добычу, — продолжала она. — Но говорят, он был далеко не первым? Вы бежали из дома с каким-то графом? Вероятно, этот счастливчик и сломал для короля Арелата бастионы вашей невинности?

Звонкая пощечина заставила королеву поперхнуться. Элисавелия не ожидала, что соперница, вместо того, чтобы вступать в словесный поединок, просто отхлещет ее по щекам, как нерадивую служанку.

— У вашего величества, — с расстановкой сказала Астин, — очень грязный язык. Теперь я понимаю, почему государь Арелата отказал вам, несмотря на всю выгодность союза с Рушалемом.

После этих слов принцесса Орнейская повернулась спиной к королеве Святого Города и, не обращая внимания на крики, доносившиеся до нее сзади, пошла прочь.

Однако Астин не успела сделать и двух шагов, когда путь ей преградила высокая загорелая женщина атлетического сложения. Ее мускулистое бронзовое тело было в нескольких местах пересечено широкими кожаными ремнями, удерживавшими медные пластины легких доспехов.

Враждебно глядя в лицо принцессы золотистыми птичьими глазами, женщина постукивала по ладони обнаженным мечом.

— Я Мейв Ястреб, — бросила она с вызовом. — Атаман магриппских пиратов. Арвен принадлежит мне.

«Да ради Бога!» — разозлилась Астин. Но вслух сухо сказала:

— Государь Арелат не может никому принадлежать.

— А вот посмотрим, — фыркнула Мейв, — когда я выпущу твои кишки на песок, неженка.

Этого уже Астин вынести не смогла.

— Ты полагаешь, что только женщины ростом со слона умеют этим пользоваться? — принцесса указала кончиками пальцев на меч. Обожди меня здесь. Я не собираюсь драться, замотанная в шелк, как кокон, — с этими словами девушка отошла за гору ящиков с провизией для армии.

Арвен в сопровождении своих военачальников шел по берегу, осматривая выгруженные припасы, как вдруг его внимание привлек шум, исходивший от толпы невдалеке. Король приблизился. Плотное кольцо галдящих зрителей окружало площадку, в центре которой кружили две женские фигуры, показавшиеся королю удивительно знакомыми. Каково же было его удивление, когда в дерущихся он узнал Астин и Мейв. Норлунг едва не подскочил на месте и стал быстро протискиваться сквозь толпу.

— Прочь! Прочь! Вон, болваны! — сорвался король. Его бросало в дрожь при одной мысли, что весь этот сброд: солдаты и грузчики, пираты и матросы — жадно пожирают глазами его невесту. «Как она могла?» — кровь бросилась королю в лицо. Он никогда не думал, что Астин, его Астин, благородная дама, настоящая государыня, в которой врожденное достоинство уже переходило в величие, а величие оттенялось скромностью, может выкинуть такое.

Девушка стояла напротив соперницы, на ней была простая белая рубашка выше колен и широкий кожаный пояс. Больше ничего. Зрелище могло бы показаться прекрасным любому — только не Арвену. Ему и в голову не приходило, что эти стройные ноги увидит кто-нибудь, кроме него.

В первый момент король даже не заметил, что Астин держит в руках большой орнейский кинжал с широким лезвием, по длине и тяжести вполне сравнимый с коротким мечом Ястреб. Только когда Мейв сделала рывок вперед и занесла оружие, а принцесса проворно отклонилась и с неожиданной силой отбила удар, норлунг застыл на месте от удивления. Ноги его словно приросли к земле. Он прекрасно знал, чего стоит Ястреб в схватке. Заранее можно было не сомневаться, что Астин покойница. Норлунг двинул локтями, чтобы пробиться вперед и прекратить поединок, но чья-то рука легла ему сзади на плечо.

— Подожди, — раздался над ухом голос Раймона. — Тебе не мешает со стороны посмотреть, на что способна Астин. Ты всегда успеешь прервать бой, если дело примет опасный оборот.

В это время соперницы продолжали кружить по площадке под азартные крики публики.

— Вырежи ей печень, Мейв! — орали пираты. — Покажи, что магриппская женщина берет того, кто ей нравится, ни у кого не спрашивая!

Арвена передернуло. Так вот в чем дело. Он не сомневался, что Ястреб сама спровоцировала Астин какой-нибудь дерзкой выходкой. Но ему и в голову прийти не могло, что принцесса Орнейская окажется столь чувствительна в вопросах его чести, что позабудет о своей собственной!

Как ни странно, у Астин тоже нашлись сочувствующие, в основном солдаты арелатской армии, без дела шатавшиеся по берегу. Им до чрезвычайности понравилось, что недоступная и гордая невеста их государя оказалась «бабой, что надо» и «не позволяет всякой там пиратской шлюхе распускать свои ядовитые слюни на счет самого короля!» Они подбадривали принцессу громкими грубыми криками.

— Выбей зубы этой сучке! — орали арелатцы. — Пусть пираты ищут ей золотую челюсть кемийских мумий! Оторви ей…

Арвен подумал, что принцесса Орнейская за всю свою жизнь не слышала столько брани, как сегодня. Даже когда они вместе тащились по лесам и болотам, убегая от беотийцев, норлунг чертыхался куда сдержаннее.

Между тем соперницы обменялись градом первых ударов и оценили друг друга.

— Не плохо для арелатской плаксы, всю жизнь торчавшей дома за пяльцами, — хмыкнула Мейв, пытаясь вытянутой ногой подсечь Астин под колено.

— А ты меня разочаровываешь, — выдавила принцесса, пошатнувшись, но устояв. — Похоже, твои пираты растрясают жиры только мелузинским купцам? Раз ты не можешь справиться с обыкновенной арелатской плаксой!

— Не зли меня, ^— захрипела Ястреб, попытавшись нанести девушке удар в живот.

Арвен снова рванулся вперед, но принцесса ускользнула и, оказавшись за спиной противницы, резко ударила ее рукояткой кинжала по шейным позвонкам.

— Моя школа! — восхищенно протянул Раймон. — Кто бы мог подумать, что ей это пригодится! Я учил ее еще маленькой деревянным мечом, когда Астин плакала, что не родилась мальчишкой.

Ястреб на мгновение оцепенела от боли. Этого хватило, чтобы Астин сбила ее с ног и оказалась на ней верхом, приставив кинжал к горлу.

— Достаточно? — спросила она, с торжеством глядя в ненавидящие глаза соперницы.

— Сегодня же магриппские пираты покинут этот берег, — зло выдавила Мейв, пытаясь подняться на локтях.

Но Астин надавила кинжалом ей на горло так, что по лезвию потекла тонкая струйка крови от рассеченной кожи.

— Я отпущу тебя, если ты поклянешься, что твой флот останется и будет подчиняться королю, — потребовала принцесса — В противном случае пираты уйдут, но без тебя.

Ястреб с трудом перевела дыхание и кивнула.

— Не слышу, — резко повторила Астин. — Громче, чтобы знали все.

— Клянусь! — заорала Мейв. — Клянусь! Будь я проклята! Астин встала с земли и отряхнула колени. Только теперь она заметила, что Арвен и Раймон наблюдали за схваткой. Ее щеки стали пунцовыми, принцесса опустила голову и сделала вид, что оправляет ремни на сандалиях.

— Не знал, что ты умеешь владеть мечом, — холодно сказал норлунг, накидывая ей на плечи свой плащ.

— Когда ты был рядом, у меня не возникало необходимости это показывать, — ответила Астин с неожиданной дерзостью и, вскинув голову, пошла прочь. Ее сопровождал одобрительный гул голосов.

— Молчать! — заорал Арвен. — Все по местам, бездельники! Если я еще…

Ему не пришлось ни повторять, ни даже договаривать до конца. В мгновение ока берег опустел. Короля боялись. Норлунг остался злой и раздраженный. Последние слова Астин походили на комплимент: в его присутствии она может ничего не бояться. Но они же таили в себе скрытый упрек. «Когда ты был рядом…» — сказала девушка. Значит, принцесса считает, что сейчас его рядом нет.

На следующий день собравшийся впервые за последние месяцы Государственный Совет Арелата еще больше сгустил тучи над личной жизнью короля. В широком шатре Арвена, убранном дорогими тканями цветов Лотеанского королевского дома: белым, багряным и золотым, — заседали люди, которых Арвен не видел со времени внезапного нападения беотийцев. Из столицы приехал даже толстяк Магнус, ни в чем не изменивший себе и весь трудный путь до побережья проделавший на белом осле с удобным седлом, обитым алым бархатом.

Рассмотрев положение дел и уступив королю во всех выдвинутых им на обсуждение вопросах, Совет под самый коней заседания затронул больную тему о предстоящем браке Арвена с принцессой Орнейской.

— Государь, — без опаски заявил канцлер, — в вашем окружении не было человека, который бы столь последовательно отстаивал кандидатуру принцессы Астин в качестве будущей королевы, как я…

Раймон мрачно хмыкнул.

Магнус на минуту запнулся, но продолжал:

— Однако сейчас, ваше величество, сложились обстоятельства, при которых вы можете себе позволить заключить куда более выгодный для Арелата брачный альянс. Королева Рушалема Элисавелия и сестра беотийского короля — самых привлекательных с политической точки зрения варианта, которые следует обсудить.

У Арвена отвисла челюсть. В его собственном Совете на него пытаются оказать давление!

— Что может быть выгоднее для Арелата, чем его воссоединение с Орнеем? — подал с места голос Раймон. — Двести лет жители обеих сторон сожалеют о расторжении былого единства.

Магнус пожевал губами.

— С формальной точки зрения, — начал он, — если не брать в расчет моральную сторону дела… А в политике, как вы знаете, эта сторона далеко не всегда учитывается… Ведь принцесса Орнейская уже принесла вассальную присягу нашему государю, и Орней вернулся в состав арелатской короны. Так что сейчас не имеет значения, последует ли за этим брак или нет.

— То есть как это не имеет значения? — взвился герцог Акситании. — Вы понимаете, что не только принцесса, но и благородное орнейское рыцарство будет возмущено подобным обманом?

— Вы же только что сами уверяли нас в вековом желании орнейцев вернуться в состав Арелата, — вежливым тоном парировал канцлер. — Если они действительно этого хотели, то проглотят любой шаг государя в отношении их принцессы, тем более теперь, когда над всеми нависла общая угроза Фаррада, и маленькое княжество просто не может выстоять без поддержки большой соседней страны. Орнейцы смолчат, уверяю вас, ваше величество. — Магнус обернулся к Арвену, тот стоял мрачнее тучи.

— Но принцесса Орнейская и король уже… — Раймон попытался снова вмешаться, но понял, что говорить такое в присутствии целого Совета идиотов не стоит, поэтому он закончил: — … уже обручены.

— Любое обручение можно разорвать, — гнул свое Магнус. — Да простит мне сиятельный герцог, я понимаю, что принцесса Орнейская спасла ему жизнь, но интересы Арелата превыше…

— Она и мне спасла жизнь, — веско оборвал канцлера Арвен, — раз пять или шесть, точно не помню, — он тяжело встал. — Я не собираюсь обсуждать этот вопрос в Государственном Совете. Мой брак с принцессой дело решенное. А ты, Магнус, все время мятежа благополучно просидевший под арестом у себя дома и не сумевший оказать никакой помощи своему королю, лучше помолчи.

После того как государственные мужи, кряхтя и кланяясь, покинули палатку, Арвен решил наконец навестить Астин. С самого ее приезда они почти не виделись. Сначала он был страшно занят, а вчера рассердился на нее за выходку с Мейв. Путь до фиолетового с серебряными кистями шатра принцессы был недолог. Вечерело, в этот час девушка должна была бы уже укладываться спать, но Арвену не понравилась какая-то не жилая тишина возле ее палатки. Ему навстречу не вышел никто из орнейских слуг. Отогнув рукой полог, норлунг шагнул внутрь и застыл на пороге. Шатер был пуст. Ни людей, ни вещей.

— Она уехала, — раздался у него за спиной голос Раймона. — Извини, Арвен, но стаи твоих баб способны кому хочешь испортить настроение.

— Как уехала? — выдавил из себя норлунг, все еще не веря своим глазам. — Кто ей позволил? Почему ее не остановили? — он резко развернулся к герцогу Акситании. — Ты все знал? Ты всегда все знаешь! Особенно если это касается Астин!

Видимо, на лице короля читалась скорее растерянность, чем гнев, потому что Раймон заржал и хлопнул норлунга по плечу.

— У тебя идиотский вид, Арвен, — сказал он. — И ты задаешь слишком много вопросов. Кто? Куда? Зачем? Отвечать буду с конца, так удобнее, — герцог выдержал паузу. — Да, я знал. Позволения Астин ни у кого никогда не спрашивала и спрашивать не будет, можешь быть уверен. Не остановили ее потому, что никто бы не осмелился остановить невесту арелатского короля, путешествующую с собственной свитой. Догонять ее вообще никому бы не пришло в голову.

Издевательский голос Раймона пресекся, потому что Львиный Зев, не склонный сейчас к шуткам, схватил друга за горло.

— Почему ты не остановил ее? Куда она поехала? Надолго?

— Опять с конца, — Раймон с трудом освободился от мертвой хватки короля. — Поехала в Орней. Навсегда, — на лице у герцога застыло скептическое выражение. — А не остановил я ее потому, что девочке надо подумать. Ей больно, она ни в чем не уверена, и в первую очередь в тебе. Астин впервые столкнулась с толпой твоих бывших любовниц. Это надо пережить.

— Да какой там впервые? — заорал норлунг, чуть не отшвырнув Раймона на противоположный конец шатра. — Когда я привез ее в Лотеану, Зейнаб едва не сбила ее с ног — и ничего!

— Тогда ей было все равно, — мягко возразил ему герцог. — Она еще не любила тебя.

— А теперь она любит и уезжает? — взвыл король. — Где логика?

— Любит и именно поэтому уезжает, — кивнул Раймон. — Астин — женщина, она мыслит иначе…

— Я этого не понимаю, — мотнул головой король. — Я догоню ее, и мы поговорим, — он довольно грубо отодвинул Раймона в сторону и вышел из палатки.

Герцог попытался остановить его.

— Сейчас это ничего не даст, только причинит боль вам обоим.

Но норлунг его не слушал. Привыкнув все решать быстро, он не мог заставить себя ждать, когда его душа разрывалась на куски, словно там ворочался большой когтистый зверь. Король отвязал первого попавшегося коня и пустил его галопом через весь лагерь. Многие удивленно оборачивались вслед сломя голову несущемуся государю, но сейчас его это не беспокоило.

Дорога в Орней была одна. До Мелузины и дальше через невысокие, засаженные садами, горы Арнской возвышенности. Маленький отряд Астин не успел отъехать далеко. Никто из спутников принцессы не догадывался, что она покинула лагерь без разрешения короля. Поэтому, когда Арвен на взмыленной лошади показался из-за поворота дороги, орнейские рыцари удивленно переглянулись.

Принцесса сделала им предупреждающий знак.

— Оставайтесь на месте и не приближайтесь к нам, пока я не позову.

Она слегка сжала коленями бока лошади и медленно поехала вперед. На душе у принцессы было нехорошо. Девушка не понимала, почему испытывает такой щемящий страх от одной мысли о том, как сейчас посмотрит в лицо Арвену. В то же время при виде мощной фигуры всадника, мчавшегося во весь опор по пыльной дороге, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. Больше всего ей хотелось сейчас понестись ему навстречу таким же бешеным галопом и с криком повиснуть на шее. Но после разговора с Раймоном Астин понимала, что должна сдержать себя во что бы то ни стало. Кроме любви, у нее есть долг перед королем Арелата, и этот долг Астин собиралась исполнить даже вопреки своему чувству.

— Какого черта?! — норлунг остановил коня с такой силой, что животное присело на задние ноги, а брызнувшая из-под его копыт сухая земля обдала принцессу. — Я спрашиваю, какого черта?!

— Сир, — голос Астин был ласков и спокоен, как море в тихий день, но вместе с тем в нем чувствовалось отчуждение. — Сир, я понимаю ваше волнение. Но если вы рассмотрите сложившееся положение… — Она говорила что-то о государственной выгоде Арелата, о союзе с Беотом или Рушалемом, но король не слышал ее. Он все острее ощущал, как между ним и Астин, еще вчера такой родной и надежной, вновь вырастает стена.

— Выгода вашего собственного королевства требует, чтобы я сейчас покинула лагерь и вы могли чувствовать себя совершенно свободно в отношении королевы Элисавелии и принцессы Бридегунды.

— Нет! — не выдержал Арвен. — А обо мне ты подумала? Слишком умная! — он не желал больше сдерживаться. — Все рассчитала! А для меня в твоем плане места нет?

— Государь, я только и говорю о вас, — мягко возразила Астин. — Не для вас, а для меня сейчас нет места в арелатской политике. И это, — помедлила, — отвечает моим собственным желаниям. Я никогда не хотела становиться королевой.

— Но я люблю тебя! — взвыл норлунг.

— А я? — ее слова были сказаны тихо и доброжелательно, но лучше бы Астин закричала или ударила его.

Норлунг смотрел не отрываясь на ее тонкие дрожащие пальцы, которые невпопад со спокойной речью нервно теребили узду. Сейчас король был слишком взвинчен и потрясен, чтобы предать значение такой мелочи, но она, как заноза, застряла у него в памяти.

— Но мы же… — норлунг не договорил, он вообще не знал, как говорить о таких вещах. — Зачем же ты тогда?

У него был такой жалкий, растерянный вид, что Астин с трудом подавила желание немедленно броситься ему на шею. «Нет, — сказала она себе, — я все делаю правильно, «могильщики» должны думать, что меня больше нет рядом с ним. Тогда они позовут его в Хоровод Великанов, не опасаясь заклятия «поющего камня».

— Я сделала это для тебя, — вслух сказала принцесса, чувствуя, как с каждым словом ей самой становится все больнее. — Ты король, тебе нужно было почувствовать себя увереннее, одержать после поражений первую победу, пусть и над женщиной…

Арвену захотелось поднять с дороги горсть песка и со всей силы залепить в это ясное, с сочувствием улыбающееся ему лицо.

— Теперь ты силен, как и прежде. И я рада, что сложились обстоятельства, при которых я могу уехать, не нанося тебе оскорбления.

— Оскорбления? — на лице короля мелькнуло странное, отсутствующее выражение. Его губы искривила холодная усмешка.

Астин вдруг испугалась, поняв, что в глазах норлунга больше не осталось ни гнева, ни боли, ни растерянности.

— Прощай, — он угрюмо сплюнул на дорогу и дал лошади шпоры.

Глядя ему вслед, принцесса Орнейская вовсе не была уверена, что поступила правильно. Она вдруг испугалась, что сейчас сама своими руками уничтожила его любовь. «Сколько можно жертвовать ради предсказаний? Почему я с самого первого дня нашей встречи должна была выполнять великий ритуал посвящения вместо того, чтобы просто чувствовать и жить, как остальные люди?» По щекам девушки катились крупные слезы. Ее лошадь медленно переступала в жаркой дорожной пыли, а принцесса была не в силах даже поторопить ее. «Если сейчас я не доведу дело до конца, — думала она, — круг времени не будет замкнут, предначертанное не исполнится, и мы не сможем быть вместе».

Глава 8

Сильный западный ветер приносит бурю. Буря продолжалась третью неделю и грозила перерасти в затяжные зимние шторма, надолго прерывавшие плавание по Срединному морю. «Ах, если б раньше!» — думал король. Если б эти проклятые ураганы начались чуть раньше, мощная фаррадская армия не успела бы высадиться на побережье. Но теперь незачем было посыпать голову пеплом. Все равно ничего нельзя изменить.

Арвен не любил рассуждать, что случилось бы, если бы… Он принимал ситуацию такой, какой она сложилась. Однако сейчас изменить хотелось многое! Норлунг с раздражением покусывал верхнюю губу. С самого отъезда Астин дела пошли вкривь и вкось, словно счастье покинуло короля вместе с любимой женщиной. Через пару дней после этого, когда Арвен еще рвал и метал из-за случившегося, пришли известия от лазутчиков из Фаррада, которые сообщали норлунгу, что султанский флот из ста двадцати галер и более двухсот более мелких судов вышел из порта Саис, и взял курс на Мелузину.

Никогда еще Срединное море не видело столько кораблей сразу. Чайки не могли пролететь над водой, чтобы не задеть крылом за парус. Косяки рыб уходили на глубину, испуганные плеском весел. Одних только рабов, прикованных к скамьям на галерах, лазутчики насчитали около двух тысяч. Сколько было самого войска, они сказать не могли. Смуглые молчаливые лучники из верховьев Кема, чернокожие гиганты-копейщики с плоскогорий Гайоны, конница на белых верблюдах, боевые слоны…

Арвена интересовал только один вопрос: как все это не тонет? Достаточно было небольшого шторма, чтобы тяжело груженные суда пошли ко дну. Однако море оставалось спокойным, а попутный ветер гнал армаду с невероятной скоростью. По требованию Львиного Зева магриппские пираты вышли в прибрежные воды. Они должны были совершать молниеносные нападения на фаррадскую армаду, а потом быстро скрываться среди скал и островов. Но обиженная Мейв Ястреб решила показать королю Арелата, чего она действительно стоит. Ее дерзкий план состоял в том, чтоб заманить тяжелые султанские корабли на мелководье и нанести им сокрушительный удар. Пираты были уверены, что могут утопить флот, не дав ему подойти к берегу.

Однако этому не суждено было сбыться. Налетевший невесть откуда шквал разметал пиратские корабли, изрядно потрепав снаряжение. Оставшись без руля и без ветрил, они стали легкой добычей фаррадских судов, которые сначала обстреляли их горящими стрелами, а потом взяли на абордаж. Мейв погибла одной из последних. Стоя на покосившейся палубе тонущего корабля, среди горы трупов, она размахивала кинжалом. Никто из фаррадцев не решался приблизиться к дьяволице с глазами ястреба. Ее убила горящая мачта, рухнувшая сзади.

Арвен, всегда отдававший должное чужой храбрости, на этот раз испытал скорее досаду, чем сожаление. Глупая выходка Мейв не только стоила жизни ей и ее пиратам, она лишила союз христианских государей морских сил. Теперь фаррадцы могли действовать на воде совершенно свободно и, что еще хуже, — высадится, где пожелают, намного опережая в скорости передвижения сухопутные войска своих противников.

Так и произошло. Вместо того чтобы искать встречи с армией врагов у Мелузины, султанские войска атаковали беззащитное побережье Альбицы, взяли Милагрию и боевым маршем двинулись к Вёльфу. Мелкие князья и кондотьеры, чьи земли остались незащищенными, спешно повернули домой. Удержать их не было никакой возможности. Армия таяла на глазах, и тогда коварные дети Магомета нанесли удар по силам союзников.

Арвен, видевший в своей жизни много битв, с содроганием вспоминал об этой. Арелатцы и беотийцы, впервые за всю свою многовековую историю сражаясь рядом, одержали победу. Но их короли отчетливо сознавали, что силы султанской армии надежно подкреплены магией черной земли. Пораженные стрелами воины врага снова и снова поднимались на ноги и продолжали рубить. Колесницы мчались по полю, даже потеряв колеса, а боевые верблюды скакали без голов.

Казалось, и мертвые фаррадцы способны убивать. Суеверные жители Вёльфа дрогнули и побежали, оставив на западном фланге мощную брешь. Вот тогда Арвен впервые оценил, что такое беотийская рыцарская конница. Тяжеловооруженные воины спешились и встали каменной стеной, защищая узкий проход между Арном и грядой безымянных меловых холмов. Они погибли почти все, перегородив дорогу горами смуглых фаррадских тел, которые шевелились, подергивались и тянулись к оружию.

Поздним вечером король Арелата почтил память павших у берега Арна беотийцев, сам поднеся факел к их погребальному костру. Хаген был мрачен. Львиный Зев молчал. Оба понимали, что произошедшее сегодня трудно назвать победой. Просто в один прекрасный момент, когда на поле боя уже не осталось фаррадцев, живых в человеческом смысле слова, чья-то невидимая рука перестала двигать ими, и враги вмиг попадали на землю.

Битва у Арна — самая кровавая в истории христианских государств — не принесла конца столкновению с Фаррадом. Султанские корабли отплыли от берега. Однако все оставшиеся в живых понимали, что враг скоро вернется. Только залижет раны. А с помощью чудовищной магии, которая покровительствует фаррадцам, сделать это будет не трудно. Люди боялись.

Арвен уже готов был броситься в погоню за уходящим противником хоть на аргоских торговых кораблях, но неожиданно начавшиеся шторма отрезали отступавшую армию от преследователей. Это ли было не колдовство?

Пламя дважды качнулось в лампе. Арвен вскинул голову и обернулся. Полог у входа был отдернут. На пороге в слабом свете ночного неба темнел женский силуэт. В первый момент король не поверил своим глазам.

— Зейнаб? — он подумал, что ошибся. — Как? Как ты посмела … прийти сюда?

Сухая изящная фигура рухнула на пол как подкошенная. Норлунг услышал звон ударившихся друг о друга браслетов и почувствовал до тошноты знакомый запах лимонного амбра.

— Государь, — тихо застонала женщина. — Государь…

— Что тебе надо? — резко спросил Арвен. — Как ты сюда добралась?

— Беотийцы привезли меня, — шепотом проговорила она. Голос изменил Зейнаб. Женщина как зачарованная смотрела на короля.

Арвен действительно изменился, это было видно даже сейчас, в темноте шатра. Во всем его облике появилось что-то завершенное, окончательное. Чужое. В его усталых, но точных движениях, не допускающих ничего лишнего. В горьком понимании, с которым король разглядывал ее. Ни тени гнева или ненависти. Только удивление. «Одна жена уехала, другая явилась, — думал он. — О Боже! Как я устал».

— Что тебе надо, Зейнаб?

Вместо ответа женщина протянула ему свернутую в трубку воловью кожу. Норлунг грубо вырвал у нее послание и с силой тряхнул, разворачивая у огня. К удивлению своей бывшей наложницы, он медленно, не без труда, но все же прополз глазами нарисованные на пергамене буквы. Потом оперся руками о стол, навалившись на него всей громадой своего тела.

— Значит, Аль-Хазрад все-таки достал меня. Даже мертвый!

— Государь! — взмолилась фаррадка. — Господин мой… — Она осеклась, понимая, что подобное обращение к человеку, которого она предала, неуместно и даже оскорбительно для него. — Жизнью нашего сына, жизнью Брана, заклинаю тебя, спаси мальчика! Только ты можешь это сделать!

— Где этот Хоровод Великанов? — сухо спросил Арвен.

— Я не знаю, — процедила Зейнаб. — Где-то на северо-западе, за пустошами, на Гэльском побережье…

В этот вечер королю было больше не до нее. Арвен не приказал взять бывшую наложницу под стражу, но не отдал также и распоряжения относительно того, где она могла бы остановиться в его лагере. Просто вышел из палатки, оставив фаррадку в полном одиночестве. Куда хочет, туда пусть и идет. Ему нет до нее никакого дела. Все, что он должен знать, она уже сообщила.

Потрясенная таким поведением, Зейнаб несколько минут сидела на полу в темноте, ожидая, не скажет ли Арвен еще хоть что-нибудь. Но король больше не появился. Пробираясь в лагерь на Мелузинском побережье, королева-самозванка рисовала себе в воображении самые чудовищные картины мести норлунга. Она хорошо знала своего мужа и сейчас была удивлена. Ее никто не держал, она могла встать и идти куда угодно. Но именно в этом равнодушии таилось главное оскорбление: он не пожелает даже убить ее!

Зейнаб тяжело поднялась с пола. Фаррадка вдруг ощутила, как она стара, устала и разбита. Клокотавшая в ее душе ненависть выплеснулась наружу: Зейнаб сделала, что хотела, загнала короля туда, откуда норлунг уже не выберется. Она была уверена: граф Герберт Лисский спасет Брана, если это вообще возможно. Что же касается короля, то он должен наконец заплатить по счетам.

Теперь ее интересовала Астин. Острая ненависть к орнейской шлюхе мучила Зейнаб уже около года, но сейчас чувство стало прямо-таки иссушающим. Кутаясь в черный шерстяной плащ, фаррадка двинулась по лагерю в поисках палатки Астин. Она точно не знала, что будет делать, но раз и навсегда решила, что больше не позволит этой самонадеянной дряни ускользнуть.

Нынешний лагерь Арвена был не в пример всем прочим плохо обустроен и охраняем. Это Зейнаб заметила еще по дороге сюда. Сказывался пестрый состав армии, которая то пополнялась новыми отрядами, то теряла их. Все это не способствовало жесткой дисциплине.

Зейнаб шла без охраны. Навстречу ей то и дело попадались разрозненные группки вооруженных людей. Как ни странно, к фаррадке ни разу никто не пристал с обычными в подобных случаях развязными предложениями. Это даже обидело бывшую наложницу. «Неужели я сейчас так жалка, что эти мужланы пренебрегают мной?» — с ожесточением думала

Зейнаб. Она проходила мимо костров, у которых воины спали вповалку, вели разговоры, пили, тискали приблудных девок. Никто не подставил ей подножку, не дернул за руку, не усадил к себе на колени. Ее, кажется, принимали за нищую, так грязна и оборвана была женщина, именовавшая себя когда-то хозяйкой Лотеаны.

Неожиданно фаррадка осознала, что северо-арелатский говор вокруг нее сменился на быстрый южный диалект. «Не мелузинский, точно не мелузинский, — подумала Зейнаб, — но и не акситанский». Она точно помнила, как говорил Раймон, растягивая звуки в конце слова. Неожиданно женщина догадалась: «Орней. Неужели Орней?» Она задрала голову и с интересом принялась разглядывать тонкие палатки, поставленные аккуратными рядами. «Чистоплюи, — скривилась Зейнаб. — Сразу видно, что вы всерьез никогда ни с кем не воевали». Однако открытие обрадовало ее. Оказывается, ноги сами принесли королеву-самозванку туда, где должна была находиться и Астин.

Шатер принцессы Орнейской из фиолетовой с серебром парчи был хорошо виден на фоне остальных, более скромных палаток. Зейнаб удивилась, не найдя стражи у входа. Но еще больше ее поразили пустота и беспорядок внутри временного жилища Астин. Похоже, его покинули в спешке, не успев даже забрать все необходимые вещи. Дорогие ткани были сдернуты, но резные табуретки и легкие складные столы остались на месте.

«Неужели он ее выгнал? — Зейнаб захотелось смеяться. — Клянусь Богом! Арвен, рядом с тобой не задерживается ни одна женщина!» Фаррадка опустилась на стул и нервно расхохоталась. Ее били озноб и смех одновременно. В этот момент она почти жалела норлунга.

Придя в себя, Зейнаб почувствовала, как устала за сегодняшний день. Она, сделала все, что смогла, а Астин — Бог с ней — раз сам Львиный Зев прогнал эту глупую гордячку! Теперь по крайней мере ему никто не в силах помочь там, куда его направила бывшая наложница. Так сказал Аль-Хазрад.

«Если принцессы Орнейской не будет рядом, норлунг окажется слеп, и его свободно можно вести, как быка, на бойню», — вспомнила женщина слова мага. «Судьба сама позаботилась о выполнении второй половины нашего плана. Норлунгу надоела очередная баба, так с ним бывало всегда. И я умываю руки».

Зейнаб сползла со стула на циновки, не самое удобное место для сна, но все же крыша над головой есть. В течение последних двух недель, добираясь сюда из Лотеаны в беотийском обозе, она не пользовалась такой роскошью. Снаружи пошел дождь, капли стучали по крыше шатра, убаюкивая королеву-самозванку. Наконец тревожный сон вырвал ее из цепких лап реальности.

Фаррадка не знала, что с другой стороны лагеря к расположению орнейских войск пробирается исхудавший, как тень, оборванный человек. Он прихрамывал на левую ногу и прижимал руками к груди продолговатый моток грязных тряпок. Со стороны никто бы не догадался, что внутри них завернуто оружие — выщербленный старый меч, подобранный бродягой на поле недавней битвы с фаррадцами. На бледном осунувшемся лице незнакомца лихорадочным огнем горели запавшие глаза. Во всех его движениях было что-то диковатое.

Стража порывалась окликнуть очередного нищего, явившегося в лагерь попрошайничать у костров, но потом махнула рукой. Одним дармоедом больше, одним меньше — какая разница?

Никто не узнал бы сейчас в этом насквозь провшивленном бродяге одного из самых благородных рыцарей арелатского двора — графа Палантида де Фуа. После того как Аль-Хазрад побывал в его голове, воин плохо соображал, что происходит вокруг, и был одержим только одной мыслью: убить женщину, желавшую смерти его другу — королю Арвену. С каждым днем состояние Палантида становилось все хуже и хуже. Покидая Озарик в лесу, он еще мог рассуждать и мыслить. Но сейчас душевная болезнь усилилась настолько, что граф с трудом заставлял себя реагировать на картины внешнего мира.

Он скользил между палаток, пригибаясь и даже втягивая шею от криков солдату костров. Палантиду казалось, что с него содрали кожу и каждый звук: резкий скрип тележного колеса или стук падающих дров — причиняет физическую боль. Он больше не хотел знать, что принцесса Орнейская — его сестра. Для него существовало только одно желание — уничтожить это мерзкое отродье. Иначе ад, в который превратилась его жизнь, не кончится никогда.

Палантида остановил флаг с орнейским гербом: крылатый волк на голубом фоне. Рыцарь встал на цыпочки и едва слышно застонал. Здесь. Ему необходимо найти шатер принцессы. Пробраться туда, застать ее спящей, а потом просто опустить меч.

Плотная парча в задней стенке палатки затрещала, разрезаемая острием клинка. Затем в образовавшуюся дыру проник человек. Он огляделся по сторонам, с трудом привыкая к внутренней темноте шатра. На первый взгляд здесь было пустовато, но не это озадачило незваного гостя. Женщина, за которой он пришел, почему-то спала на полу. Темный силуэт жертвы маячил в двух шагах от него. Палантид осторожно вскинул меч и привычно ослабил руку. Клинок полетел вниз…

— Не стоит так горячиться.

Скрежещущий звук удара о металл остановил Палантида. Его меч опустился на чей-то вовремя подставленный клинок. Жертва в испуге вскочила. Даже во мраке, царившем под сводами шатра, рыцарь понял, что перед ним не Астин. Он беспомощно обернулся, чтобы узнать, кто ему помешал, но получил сильный удар в спину и упал навзничь. Били умело, в позвонок посередине спины, и Палантид на несколько минут лишился возможности двигаться. Он только задрал голову, пытаясь разглядеть своего противника. Над ним склонялся Арвен.

— Полежи пока так, — сказал король. — А то мне не удастся привести тебя в чувство, если ты будешь бегать и махать мечом. — Затем Львиный Зев обернулся к Зейнаб. — Глупая тварь, ты думала, что Хаген ничего не сказал мне о твоем договоре с Хазрадом? Или что я оставлю тебя в своем лагере без присмотра?

Фаррадка, мгновенно встряхнувшаяся ото сна, съежилась в дальнем углу.

— Хаген? Он здесь? Норлунг поднялся.

— Здесь и снова в своем теле. Я знал, зачем ты пришла. Хотя нашему мальчику от этого не легче.

— Ты лгал… ты лгал… — простонала Зейнаб, осознав наконец, что все ее усилия были напрасны. — Будь ты проклят!

Она рванулась вперед, сжимая кулаки. Никакого вреда Арвену наложница причинить не могла. Но в это время Палантид, испугавшись за короля, изо всей силы дернул ее за ногу. Женщина рухнула на пол и так осталась лежать без движения. Двое воинов с опаской склонились над ней. Львиный Зев осторожно перевернул тело своей бывшей любовницы лицом вверх. Фаррадка была мертва. Ее широко распахнутые глаза застыли, как две темные лужи на бледном лице, рот скривился от ярости, на губах поблескивала слюна.

— Что с ней? — выдавил из себя Палантид. — Я хотел только удержать ее.

Никаких видимых повреждений на теле Зейнаб не было. Норлунг приложил ухо к ее груди, затем выпрямился и покачал головой.

— Она умерла, — тихо сказал он. — От ненависти. Так бывает. У нее просто не выдержало сердце. Ты тут ни при чем, — король помолчал. — Так будет лучше для нас обоих. — Арвен закрыл наложнице глаза.

Палантид сидел на полу, глубоко потрясенный всем происшедшим. Сознание медленно возвращалось к нему. Адская боль отпустила его голову. Он убил женщину, желавшую смерти короля. Но это была не Астин. Не Астин? Слава Богу! Не Астин!

— Пойдем, мальчик, — Арвен обнял друга за плечо. — Я провожу тебя к Раймону. Никто, кроме него, не сможет сейчас тебе помочь.

Они встали, и граф, с трудом переставляя ноги, поплелся за королем.

Глава 9

Граф Герберт Лисский ехал сквозь каменистые гряды Гэльского побережья. За широкой полосой пролива темной громадой вставал Фомарион. Оба берега походили друг на друга как близнецы: те же изъеденные ветром фьорды, да темные сосны за холодными серыми дюнами. Гэльские рыбаки называли соседние земли «фо-мари-он», что значит «за морем». Но иногда казалось, будто мимо побережья катит волны не море, а огромная река с неимоверно размытым руслом.

Конь Герберта поминутно всхрапывал и недовольно дергал головой. Животному было холодно, что же говорить о человеке? Рыцарь подул на руки и растер покрасневшие пальцы. Когда-то именно в этих местах он встретил Арвена. Наемник в старых, но хорошо пригнанных доспехах сразу обратил на себя внимание начальника столичного гарнизона. Мощная фигура, размеренный шаг, спокойный уверенный взгляд из-под прямых бровей.

— Эй, парень, куда идешь? — окликнул рыцарь незнакомца, оценивающе рассматривая его мускулы на обнаженных руках.

— Мое дело, — мрачно огрызнулся Арвен. — Я тебе что, дорогу перегородил?

— Нет, — хмыкнул Герберт, — просто хотел спросить, тебе не холодно?

Действительно, норлунг был одет не по погоде. Холщовая рубашка и кожаные штаны. Все.

Командир лотеанских гвардейцев сам был родом из здешних мест, его поместье располагалось на свободной от скал земле в низине. Именно туда он и направлялся, получив краткий отпуск, чтобы вступить в права владения после смерти отца.

— Так тебе не холодно? — насмешливо повторил рыцарь, уставившись на норлунга, как смотрят на белого медведя в бродячем цирке.

— Нет, — бросил бродяга, кладя руку на меч. — А тебе не страшно? — Страшно? — не понял Герберт. — Почему мне должно быть страшно?

Губы норлунга скривились.

— Ты едешь один.

— Уж не тебя ли мне бояться? — сдержанно рассмеялся Герберт, тоже кладя руку на меч.

— Хотя бы, — путник сплюнул на землю. — Ты, я вижу, не беден. А мне нужны деньги.

— Попробуй взять, — рыцарь перекинул ногу через седло и легко соскользнул с лошади. — Я уравнял шансы. Наступай.

Арвен оценил его поступок. Этот облаченный в прекрасные доспехи статный воин мог бы свободно ускользнуть, сбив нападавшего лошадью. Но он поступил иначе, значит, был уверен в себе.

После первых же ударов Герберт осознал, что имеет дело с сильным противником. Если б не прямая угроза его жизни, командир гвардейцев даже наслаждался бы боем. Что касается норлунга, то он был сосредоточен и сдержан в движениях, проверяя возможности противника. Оба хорошо владели оружием, и даже через полчаса боя судьба не склонилась на сторону ни одного из них. Воины кружили по небольшой каменистой площадке среди серых валунов. В Лотеане Герберт любил упражняться с новобранцами из отдаленных мест, потому что каждый из них приносил с собой неизвестные приемы боя. Сейчас граф даже на минуту забыл, что машет мечом не во дворе казармы, и машинально поправил норлунга, когда тот сделал слишком низкий выпад.

— Выше, дурак, там всегда панцирь!

Арвен хрипло рассмеялся и уже в следующую минуту, резко крутанувшись на месте, оказался рядом с противником. Не касаясь его острием клинка, норлунг одной рукояткой так сильно ударил врага по кисти руки, что тот выронил оружие.

— Боже! — взвыл Герберт. — Как? Как ты это сделал? Еще секунда, и командир королевских гвардейцев лежал на спине. Арвен прижимал коленом его грудь к земле. Остался один последний удар, и все имущество Герберта перешло бы к победителю на правах добычи.

Арвен убрал руку и кивнул, как бы благодаря противника за что-то.

— Я возьму твою лошадь и половину денег, — сказал он. — Я и правда в этом нуждаюсь, но убивать тебя не буду. Ты — хороший воин.

Не говоря больше ни слова, Львиный Зев срезал ножом кошель побежденного, отсыпал себе горсть монет, а затем вскочил на лошадь и был таков.

Только к вечеру следующего дня рыцарь пешком добрался до поместья своего покойного отца и отдал распоряжение немедленно седлать коней. Во главе небольшого отряда он догнал Арвена, когда тот уже начал спускаться в обширную Лотеанскую долину. Люди графа окружили норлунга и преградили ему дорогу. Арвен, сдержав коня, выдернул из-за спины меч и напрягся.

— Не трогайте его! — закричал Герберт. — Даже не подъезжайте близко, он уложит любого, — затем привстал на стременах и, приложив ладони ко рту, закричал: — Эй, норлунг! Я просто хочу поговорить!

Арвен склонил голову в знак согласия, но не опустил меч.

— Говори! — крикнул он. — Но если кто-нибудь из твоих псов нападет на меня, я буду считать, что ты нарушил слово, и выпущу тебе кишки!

— Не горячись! — Герберт поднял руку. — Я командир столичного гарнизона Герберт Лисский. Не согласишься ли ты поступить на королевскую службу?

Арвен молчал несколько минут, размышляя, стоит ли ему верить словам своего недавнего противника. Но Герберт понравился ему еще при первой встрече.

— Сколько? — наконец бросил он.

— Двести, — деловито отозвался рыцарь. — Двести арелатских золотых в год. Идет?

Львиный Зев почесал за ухом. Вообще-то не блеск, но можно было и согласиться.

— Хорошо-о, — протянул он, — но я хочу получить новое вооружение, жалованье за два месяца и оставить себе эту лошадь.

Герберт хохотнул в кулак.

— Ладно. Бери, — он сделал Арвену знак следовать за собой. — Едем с нами в мое поместье, а когда я закончу здесь дела, отправимся в Лотеану.

Теперь Герберту смешно было даже вспомнить о тех временах. «Двести золотых!» Арвену принадлежало здесь все. Встретив безымянного бродягу на побережье, граф не знал, что перед ним король Фомариона, могущественный и грозный Львиный Зев, который решил наведаться к соседям, прежде чем напасть на них. Так было принято у норлунгов — конунги сами ходили в гости к врагам, прикинувшись кто бродячим скальдом, кто торговцем, кто попрошайкой. Арвен перешел границу как наемник, и наемником взял его на службу в столичный гарнизон наивный «Лисе».

Только через месяц, показав себя в деле и насмотревшись на беспорядки при лотеанском дворе, Арвен открылся небольшому числу доверенных лиц. Герберт был среди них. Он сразу поддержал «узурпатора» и подавил возмущенный ропот недовольных, потому что знал: власть подчиняется силе, а Арвен — сильнейший. Многие бы сказали: нарушил присягу, предал «законного государя». Но, видит Бог, командиру королевской гвардии так надоело постоянное чувство стыда, царившее в войсках при Хольгере!

Сейчас граф снова оказался на Гэльском побережье. Его мать была родом из здешних мест, а отец — рыцарь из среднего течения Арна. Большую часть года Герберт проводил в столице, бывая в родных местах лишь изредка, обычно на исходе лета — в теплые дни сенокоса. Сейчас же на дворе стоял конец осени. Ноябрьский ветер выл среди камней и пронизывал до костей. Зеленые ледяные валы бились о берег с такой силой, словно невидимый, скрывавшийся за серыми тучами кузнец стучал по земле молотом. «Неужели Брана привезут именно сюда? — с сомнением подумал Герберт. — Да и может ли такое быть?»

В детстве мать рассказывала ему темные сказки их древней земли. Когда-то она была населена не людьми, а существами с иной кровью и иными законами. Маленькие подземные обитатели пробили в толще скал сотни туннелей, таких длинных, что по ним можно было пройти от Гандвика до самой Стены и дальше, в фейрские леса. Потом низкорослые строители лабиринтов были уничтожены землетрясениями и пришедшими сюда людьми. Лишь горстка их сохранилась под землей, остальные вышли наверх где-то в лесных чащах за Теплой рекой. Они с трудом переносили солнечный свет и стремились жить в затененных еловых дебрях.

Герберт слышал от матери, что где-то в этих местах старые лабиринты подземного народа были разломаны сильным землетрясением. Часть туннеля оказалась на поверхности. Теперь малому народцу, для того чтобы пройти своими потаенными тропами, нужно было на время покинуть сумрак каменных сводов и выйти на свет. Если человек и мог где-то застигнуть караван с Браном, то только на месте этого разлома.

Герберт знал также, что жители Гэльского побережья всегда избегали путешествовать вдоль горной гряды Каранак, северо-западнее его земель. Именно туда он сейчас и направлялся. Говорили, что там по сию пору существуют остатки древних святилищ маленьких людей.

«Бедняжка Бран! — мелькнуло в голове у Герберта. — Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду делать что-либо по просьбе Зейнаб!» Но принц был сыном Арвена. Сыном человека, не просто являвшегося другом или покровителем графа. Для Герберта, как и для многих арелатских рыцарей, норлунг олицетворял собой надежду на спасение королевства.

Воин въехал на каменистую площадку, покрытую серыми валунами. Справа от него высились горные кряжи, слева тянулась гряда Каранак. Она не устояла после древних землетрясений и выглядела так, словно с камней содрали покрывавший их зеленый слой дерна. Обнаженные внутренности гор напоминали Герберту освежеванную тушу гигантского дракона. Рыцарь поежился от внезапно накатившего на него страха. С минуту он смотрел по сторонам, потом тронул поводья лошади и поехал дальше. «Довольно. Может, я и не найду здесь никакого входа, — успокаивал себя воин. — Бабьи сказки не обязательно должны оказаться правдой! Хотя в последнее время все больше и больше старых пророчеств сбывается…»

Вопреки собственному недоверию граф вскоре нашел то, что искал. Кольцо коротких толстых колонн квадратной формы, окружавших подобие очага, напоминавшие детские кроватки каменные нары за ними. Каменные же шкафы с каменными полками — все казалось рассчитанным на гигантскую детскую игру в гости. Какого роста должны были быть обитатели этих брошенных подземных жилищ? По колено Герберту или по пояс? Кажется, таких коротышек можно разбросать в один миг, но это смотря сколько их.

В глубине странного сооружения, сочетавшего в себе черты святилища и дома, виднелся темный лаз. Туннель уходил куда-то к центру земли. Граф не решился пускаться в путешествие по темным норам, прекрасно сознавая, что человек собьется там с пути и неминуемо погибнет. Поэтому рыцарь привязал коня в отдалении, у сухого куста терна, а сам спрыгнул в жилище карликов и, обнажив меч, спрятался в углу за одной из колонн.

Малютка Бран ехал на коричневом ослике, едва переставлявшем окованные серебром копытца. Волшебный труд подземных жителей заставлял этот металл светиться в темноте. Огоньки, двигавшиеся у самого пола, забавляли мальчика. В остальном же он испытывал страх и неудобство.

С ним оставили няню Зилу — беотийскую рабыню, привязавшуюся к маленькому принцу за дни его заключения вместе с матерью в крепости Лотеаны. Эту девушку к нему привел

Хаген. У дяди Хагена были красивые золотые пластины на панцире, и он даже позволил мальчику подержать свой меч. Почти как папа. Но папа еще катал Брана на шее и показывал ему носорога. Правда, мама Зейнаб всегда бранила его за это, говоря, что Бран пугается. А он ни капельки не пугался! Он сильный и храбрый. Где теперь мама?

Мальчик выглядел растерянным и уставшим. В один прекрасный день в его комнату вошли какие-то люди в черных плащах (вот их он действительно испугался) и приказали им с Зилой собираться. Мамы рядом не было, впрочем, как и всегда в последнее время. «Госпожа Зейнаб — королева. У нее много дел», — так говорит няня, ей надо верить. Но все-таки плохо, что Зейнаб не приходит его поцеловать перед сном, как было раньше, до того, как папа куда-то пропал.

Мелкие существа, сопровождавшие их по темным лабиринтам под землей, вовсе не походили на очаровательных пузатых гномов, как их представлял себе Бран по сказкам и веселым песенкам. Эти люди, хотя и были с него ростом, совсем не напоминали детей. Их серые продолговатые лица казались мальчику злыми. Ни разу при взгляде на него ни у одного из провожатых не мелькнула улыбка. Никто не поговорил с ним, не сказал, куда они едут.

Бран был смышленым ребенком и потому замучил Зилу вопросами, а умеют ли эти карлики вообще говорить?

— Не знаю, дитя мое, — няня только вздыхала, с опаской поглядывая на светившиеся в темноте тесаки конвоиров. — Но мне кажется, к ним лучше не приставать.

— Если б папа был здесь, нас никто не посмел бы тронуть, — полным угрозы шепотом заявил Бран. — Держи меня за руку, Зила, и не бойся.

Няня ободряюще улыбнулась мальчику, она-то хорошо знала, кто сейчас боится и зачем ей надо взять Брана за руку, но не подала виду.

— Ты мужчина, — сказала она. — Мне с тобой не страшно.

— Мой папа… — начал было принц.

— Твой папа скоро будет здесь, — раздался у него над ухом каркающий голос.

Старик в зеленой одежде с золотой спиралью на шее склонился над мальчиком. При виде его крючковатого носа и алевших в темноте глаз Бран весь сжался и втянул шею.

— Какие все-таки у людей огромные и глупые отродья! — бросил Бард-о-Ват и, дав пятками по бокам своего осла, устремился вперед каравана. «В твоем отце, тупой младенец, все дело. Если б нам не нужно было заманить его в Хоровод Великанов, где сам Хозяин Луны сможет свидеться с ним, мы бы уже давно выпили твою кровь и полакомились нежным мясом твоей няньки», — шептал старик.

Зила набросила на плечи мальчика свой черный шерстяной платок, а сама, поеживаясь, продолжала путь без плаща, в одном платье.

«Впрочем, ее все равно придется убить в преддверием святилище Каранака, — прикинул в голове Бард-о-Ват. — Чтобы открыть путь дальше, до самого Хоровода Великанов, нужно принести жертву. Как только придем на место, заколем эту молодую дойную корову. Нам ведь тоже надо поесть».

Лишь к вечеру караван потаенного народца достиг хребтов Каранака. Фейры приблизились к выходу из туннеля, позвякивая серебряными колокольчиками на длинных посохах. Их красные глазки хорошо видели в темноте, но путешествие со «звонкими палками», как фейры называли свои трости, было древним обычаем и всегда свято сохранялось ими, особенно во время столь важных процессий.

Герберт услышал этот легкий звон задолго до того, как первые подземные жители появились из лаза. От холода и бездействия он уже начал впадать в оцепенение, но отдаленный, словно неземной звук вернул рыцаря к реальности. Герберт поудобнее перехватил меч. Прежде чем покидать свое убежище, он хотел узнать, сколько именно у него противников и какие они. Темные землистые лица фейров поразили его больше, чем их несерьезный рост.

В самой середине каравана рыцарь заметил Брана на белом ослике и полную молодую женщину рядом с мальчиком. Ее белокурые волосы были собраны в большой узел на затылке, а лоб по беотийской моде пересечен широким медным обручем. На шее поблескивал бронзовый ошейник, голые руки рабыни посинели от холода. Герберт сразу заметил, что принц укутан толстым пуховым платком, концы которого свисают аж до самой земли.

Фейры начали располагаться в кругу каменных колонн. Зила отвела ослика Брана в сторону и попыталась согреть мальчика, растирая его закоченевшие пальцы. Видимо, она ждала, что кто-то из гномов поможет ей снять ребенка со спины животного, но вместо этого двое карликов грубо схватили женщину за платье, а еще двое за кожаный пояс и потащили прочь от ребенка. Нянька истошно закричала, но ее повалили на землю и вмиг скрутили руки за спиной.

— Зила! Зила! Оставьте Зилу! — вопил не своим голосом принц, пытаясь самостоятельно слезть с осла.

Казалось, сейчас наступил самый удобный момент, чтобы похитить мальчика. Мелкие уродцы были целиком поглощены его нянькой, которую, как решил Герберт, собирались съесть. Прокрасться сейчас к Брану, зажать ему рот, добежать до своей лошади — и вперед. Благо, фейры верхом на ослах не смогут их догнать. Что же касается девки… рабыни… пусть едят! Но граф не мог так поступить. Разве оставляют людей на съедение каким-то подземным тварям?

Пока рыцарь прикидывал, что предпринять, маленький Бран сполз со своего «скакуна» и вцепился в фейров, тащивших Зилу. Клубок карликов, висевших на девушке, завертелся еще и вокруг мальчика.

— Не пущу! — из последних сил вопил принц, оказавшийся на удивление сильным.

Малыш смог отбросить от себя одного карлика, но другой прыгнул на принца и прижал его к земле, едва не переломив хребет. Это вывело Герберта из раздумий. Он кинулся на выручку Брану. Бард-о-Ват, не ожидавший вмешательства человека, вскинул было свой священный посох с серебряными колокольчиками и пучком сухой омелы на конце. Но его перекошенные губы не успели прошептать заклинания. Маг рухнул на землю, подкошенный ударом меча Герберта.

Воин, не разбирая дороги, ломился к Брану, трепыхавшемуся в гуще маленьких, злобно вопящих существ с серыми нечеловеческими лицами. Фейры хватали его за плащ, гроздьями висли на коленях, а двоим даже удалось сорвать с пояса рыцаря его охотничий рог. Наконец граф оказался в самой середине площадки, схватил одной рукой визжавшего Брана, а другой продолжал отбиваться от наседавших фейров.

— Зила! Моя Зила! Спаси ее тоже! — не унимался малыш. Девушку тем временем уже уложили на круглый камень в центре жилища-храма, и двое коротышек с длинными белыми бородами занесли над ней свои кремневые ножи. Только тут Герберт понял, почему Каранак напоминал ему и дом, и святилище сразу: круглый камень был и столом для еды, и жертвенником одновременно. Страшная правда о малом народце вспыхнула и снова погасла в сознании Герберта. Эти существа убивали там же, где и жили, и тут же пожирали мясо своих жертв, посвящая их отвратительным божествам… Воину было некогда долго раздумывать над увиденным.

Один из фейров схватил палку Бард-о-Вата, а другой взмахнул ножом. Герберт успел подскочить к круглому алтарному камню и подставить под удар собственную руку, защищенную медным налокотником. Нож, ударившись о металл, соскользнул по доспеху и вонзился в прикрытое только кожаным рукавом предплечье. Кровь фонтаном брызнула из раны, ее капли упали на выщербленный камень алтаря.

— Кровь! Кровь! — хором закричали фейры. — Зак латеп кацаль вир!

Эти слова на древнем, непонятном Герберту языке прозвучали в каменной ложбине гулко и отстраненно. Они метнулись к вершинам грубых каменных колонн. Казалось, их услышала даже порыжевшая сухая трава на склоне. Их услышало море, гулким воем откликнувшееся на призыв и так застучавшее о берег, что Герберт почувствовал дрожание земли у себя под ногами. Но еще страшнее был ответ потемневшего грозного Неба, по которому тучи понеслись с неимоверной скоростью. Неизвестно откуда взявшийся ураган заскользил по горным кряжам вокруг Каранака, и Герберт почувствовал, что сейчас не устоит на ногах.

Фейры продолжали выкрикивать что-то на своем непонятном языке. Сейчас Герберт мог разобрать лишь сильно искаженные слова «кровь», «сын» и «враг», часто повторяемые карликами. Видимо, в них и заключался основной смысл призыва. Командиру королевских гвардейцев вдруг пришло в голову, что фейры принимают его за короля, внезапно подстерегшего их на пути к Хороводу Великанов.

Черный вихрь сорвался с неба и, как гигантская воронка, втянул в себя маленьких существ, копошившихся на дне Каранакского святилища: и фейров, и светловолосого мужчину с мальчиком на руках, и связанную испуганно кричавшую женщину. Герберт почувствовал острую боль в груди, словно кто-то проник туда раскаленным куском железа. Затем последовал резкий удар в стену, выкинувший рыцаря за пределы вихревого потока. В глазах у него потемнело, он чувствовал, что летит вниз, но не расцепил рук, продолжая прижимать к себе мальчика. В его ушах слышался только мощный, как раскат грома, рев: «Не тот!»

Никчемные слуги чудовища падали вниз, словно сгнившие плоды с дерева. Последнее, что рыцарь успел заметить, было распростертое на земле мертвое тело Бард-о-Вата, несшееся на него с невероятной скоростью. Страшный удар сотряс все естество Герберта. Больше он ничего не видел.

Когда воин разлепил веки, свет показался ему чужим. Каранак, или то, что от него осталось, был пуст. Каменные колонны, поставленные здесь на века, валялись разметанными по сторонам. Ураган отнес их далеко от святилища и разбросал в долине. Герберт приподнялся на локтях. Он не разбился, потому что упал прямо на тело Бард-о-Вата. На животе рыцаря сидел малютка Бран и горько всхлипывал от страха.

— Ну-ну, малыш, — Герберт совершенно не знал, как разговаривать с детьми. — Видишь, я пока жив, значит, мы еще поборемся с ними.

Но бороться было не с кем. Фейры валялись вокруг них. Их скрюченные тела были разбиты и исковерканы. Наверное, для существ таких размеров встреча с ураганом оказалась еще страшнее, чем для человека.

Как ни странно, Бран не пострадал. У мальчика только текла носом кровь. Падение с высоты прошло для него почти бесследно, так как он приземлился на живот Герберту, и рыцарь порадовался, что сумел, даже теряя сознание, не выпустить малыша из рук.

— Давай-ка подниматься, сынок, — глухо обратился к нему граф. Воин обнаружил, что от удара о землю у него совсем пропал голос.

— А Зила? — Бран все еще плакал.

Герберт огляделся по сторонам. Нянька сидела в отдалении у камня и не подавала признаков жизни. Прихрамывая, командир королевских гвардейцев приблизился к ней и осторожно постучал тыльной стороной ладони по щекам.

— Эй, женщина! Чего сидишь? — не сказать, чтобы он умел обращаться с прекрасной половиной человечества так, как она того заслуживает. — Вставай, ребенок плачет! Все-таки ты его нянька — не я.

Зила подняла веки. Сквозь туман, плывший у нее перед глазами, она различила грубоватые черты лица того воина, который подставил свою руку и спас ей жизнь.

— Господин мой, — залепетала она, — я сейчас, сейчас. Только приду в себя и заберу у вас ребенка. Конечно, негоже такому рыцарю, как вы, возиться с детьми, хоть они и королевские! Ой, ой, как я спиной ударилась! Бран, крошечка моя, с тобой все в порядке? Дядя нас спас. А где же проклятые карлики?

— Замолчи, женщина! — не выдержал Герберт. — Я думал, что моя жена много говорит. Дудки. Ты успеваешь сказать десять слов за то время, пока она только открывает рот!

— Ах, простите, мой прекрасный воин, — Зила, кряхтя, оторвала свой грузный зад от земли и заключила Брана в объятия. На ее груди маленький принц почувствовал себя в безопасности, а нянька, вскинув августейшего отпрыска на руки, ощутила себя увереннее. — А не стоит ли высокочтимому рыцарю, чья жена такая молчунья, поискать свою лошадь? — спросила она язвительно. — Ребенок голоден и устал.

Когда же Герберт не без труда нашел коня, запутавшегося в колючих кустах терна, привел бедное перепуганное животное в чувство ударами тяжелой железной рукавицы по морде (видит Бог, ему этого очень не хотелось делать), усадил Брана впереди себя, а няньку сзади, Зила осведомилась:

— Не соблаговолит ли досточтимый сэр сообщить, куда он намеревается отвезти сына короля Арвена?

— К себе домой, — хмуро отрезал Герберт. — И, ради Бога, помолчи, у меня голова раскалывается.

— Раз она не раскололась у вас от удара о землю, значит, достаточно крепкая, — фыркнула нянька, обхватив его сзади руками за пояс. — Поехали.

Командир королевских гвардейцев потерял много крови из глубокой раны в предплечье и едва держался в седле. Уже сидя верхом, Зила перетянула ему руку куском ткани, оторванным от подола своей нижней рубахи. Затем, свесив голову набок, чтобы Бран мог ее хорошо слышать, она всю дорогу бубнила мальчику на ухо какие-то сказки. Слушая их, принц не капризничал и не просил есть. Герберт был ей за это благодарен, потому что еле справлялся с лошадью.

Только к концу дня рыцарь и его спутники добрались до укрепленного поместья графов Лисских. Зила, сама чуть не падавшая от усталости, сняла принца с лошади и отнесла его в дом. «Никогда не одобрял того, что делает беотийский король, — думал воин, — но, кажется, на этот раз он поступил правильно, найдя для Брана такую няньку. Она заботится о чужом ребенке больше, чем о себе». Герберт все еще ощущал приятную близость ее пышного тела, прижимающегося к его спине во время езды. Он вспомнил свою вечно перепуганную жену и хмыкнул: «Ох, уж эти самоуверенные беотийские девки! Может быть, я предложу ей стать моей наложницей. А может, она пошлет меня к черту. Тоже бывает. Во всяком случае, попрошу Арвена снять с нее ошейник рабыни: такая преданность маленькому принцу заслуживает награды».

Глава 10

Вечером следующего дня после битвы на Мелузинском побережье Арвен получил известие о страшном поражении, нанесенном на севере его войскам вышедшими из-под земли людьми. В довершение всего карлики высосали у погибших кровь, от чего стали еще сильнее.

— Плохи дела, — сказал Хаген, нервно пожевывая травинку. — Это фейры.

Львиный Зев кивнул.

— Что ты намерен предпринять?

За последнее время норлунг не то чтобы научился доверять беотийцу — для этого он был слишком подозрителен, — но все же привык к тому, что на Хагена можно положиться. Владыка Плаймара, пережив страшные дни бестелесного блуждания, постарел, помрачнел, стал сдержан и куда менее подвержен чужому влиянию. Тайное знание далось ему нелегко. Теперь он видел в Арвене не просто государя соседней страны. Иногда Львиный Зев ловил на себе взгляд его настороженных серых глаз, и тогда казалось, что Хаген смотрит на норлунга не совсем как на человека.

В тот вечер союзники расстались поздно, обсудив безрадостное положение дел и усидев вдвоем три довольно вместительные амфоры терпкого мелузинского. Арвен рухнул на ложе и готовился уже заснуть, когда перед ним прямо из темноты соткалась фигура старика-отшельника. Она появилась в тот краткий миг между сном и явью, когда впадающий в дремоту человек особенно беззащитен перед чарами. Львиный Зев хотел вскочить, но его тело оцепенело.

— Ты узнаешь меня? — глухо, как из-за толстой стены, произнес маг, поднимая на норлунга свое черное, словно обожженное лицо.

— Локер? — выдавил из себя король. Ему показалось, что он задыхается от нестерпимой тяжести, навалившейся на грудь.

— Вижу, что узнал, — старик зашелся сухим надтреснутым смехом. — Знаешь, почему тебе сейчас так плохо? — на тонких, черных, как у мумии, губах отшельника появилась улыбка. — Это потому, что тогда в лесу я все-таки успел подчинить себе твою кровь. Не всю. Обидно, правда? Эта девка помешала мне! Она, как преданная охотничья сука возле ног хозяина, стерегла каждый твой шаг.

— Не смей так о ней говорить! — прохрипел Львиный Зев, чувствуя, как навалившаяся каменная глыба готова расплющить его.

— А, пожалел? — свистящий, похожий на шипение змеи, шепот мага послышался у самой щеки короля. — Она была твоим ангелом-хранителем, норлунг. А ты прогнал ее, глупый, глупый дикарь! Теперь некому позаботиться о твоей пустой голове.

— Почему же ты тогда не убьешь меня? — из последних сил простонал Арвен. — Или твоего колдовства хватает только на то, чтоб мучить меня по ночам?

— Зато это я смогу делать до твоей гробовой доски! — с торжеством провозгласил Локер. — Ты настолько туп, что даже не спрашиваешь меня: зачем? Как не спрашиваешь и о том, кто меня прислал. А ведь именно в этом сокрыта загадка всего, что с тобой случилось за последний год… за последние десять тысяч лет… за последний поворот круга…

Львиный Зев напрягся. Что-то когда-то Астин рассказывала ему о кругах. Дорогой, в лесу, они тогда были так близки и дороги друг другу. Норлунг поморщился от боли этих воспоминаний.

Гость понял его по-своему.

— Вот. У тебя уже не хватает сил, глупец. А ты хотел тягаться с тем, кто превыше всех нас на своем серебряном лунном диске!

«Ни, с кем я не хотел тягаться, — возмутился в душе норлунг, — жил тихо (хотя не так уж и тихо), стал королем, правил, как умел, собирался жениться…»

— Ты все время думаешь не о том, — вторгся в его мысли отшельник. — Вспоминай другое. Большее!

Голос Локера доносился до Арвена откуда-то издалека. Тяжесть, лежавшая на груди, буквально вдавливала норлунга в землю. Все глубже, глубже…

… Тонкая нить собственного сознания оборвалась и свилась в новую, по ту сторону реальности. Сотни битв промелькнули перед глазами короля в один миг. Он увидел пожар и гибель, а над развороченной, истерзанной землей, ощерив кровавую пасть, вздымался из бурлящих водных глубин огненный лик не остывшей еще Луны. Чудовище ждало все новых и новых жертв. Люди гибли целыми городами, проваливаясь в разверзавшиеся под их ногами пропасти, задыхались от пепла, толстым слоем оседавшего на землю, тонули в кипящей лаве вулканов…

Так уходила на дно великая ледяная прародина, осколком которой чувствовал себя Арвен. Даже Солнце не могло пробиться сквозь плотную завесу облаков из пыли и пепла. Была только Луна. Кроваво-красная, низкая, грозящая. Львиный Зев своими глазами увидел страшный бой святого Брана с Хозяином хищного светила. Лунный диск перевернулся и навсегда скрыл лицо своего повелителя на обратной стороне.

Потом была смерть…

Арвен очнулся. Злобное лицо Локера склонилось над самым изголовьем его кровати.

— Жаль, что меня здесь нет, — прошептал маг. — Изгнанный тобой из тела Хагена, я могу посылать сюда лишь свою тень. А то бы задушил тебя, пока ты грезил…

Норлунг попытался приподняться на локтях, но не смог.

— Чего ты хочешь? — с трудом переводя дыхание, спросил он.

— Хозяин ждет тебя в Хороводе Великанов, — надменно заявил Аль-Хазрад, наконец сбросив облик старца и приняв свой обычный вид. — Если б эта шлюха не ввязалась тогда в лесу, ты давно был бы уже мертв. А если б она не продолжала встревать в дело и дальше, ты, жалкий отпрыск грязных дикарей, не обрел бы ни одного посвящения, пробуждающего настоящую силу. Да, мы опоздали. Но совсем уйти от битвы тебе не удастся. Именно об этом я пришел сообщить.

Арвен молчал. Его снова тянули туда, куда он не должен был идти, если хотел сохранить жизнь. Откуда король это знал? А откуда он в последнее время знал и чувствовал самые неожиданные, необъяснимые вещи? Например, что его сын жив и находится сейчас в безопасном месте, где-то на Гэльском побережье. Что Астин не предала и не бросила его, хотя все говорило об обратном…

— А почему ты думаешь, что я буду встречаться с твоим Хозяином? — Арвен пожал бы плечами, если б смог. — Разве мне мало войны с фейрами, Фаррадом и еще Бог знает с кем?

— Потому что ты не сможешь победить их, не победив того, кто помогает этим народам, — веско сказал Аль-Хазрад. — Жрецы всех племен, поклоняющихся Господину Обратной Стороны Луны, будут ожидать тебя в первый день следующего полнолуния у холма под Хороводом Великанов, чтобы наблюдать твою битву. Такова Его Воля.

Голос мага стих. Его образ стал медленно таять и исчез. Давящая тяжесть спала с груди Арвена. Еще несколько минут король лежал в абсолютной темноте, приходя в себя. Через час, так и не заснув, он откинул полог в палатку Раймона и прямо с порога брякнул в темноту:

— Эй, любитель тайных знаний, где именно находится Хоровод Великанов и как его найти?

Серо-зеленые волны Гэльского побережья остались далеко позади. Чайки даже не кричали в спину, ветер не доносил до угрюмого всадника, ехавшего среди невысоких холмов, запах моря. Слабо шелестела ржавая трава, присыпанная первым снегом. Воздух был холоден и мокр, как всегда бывает на холмах и низинах Эйра. Король добирался сюда один. Из всего своего оружия он взял только меч с чашей и простые старые доспехи, верой и правдой служившие ему еще с тех пор, как он приехал в Арелат «наемником». Смешно вспомнить!

Но сейчас норлунгу было не до смеха. Он погрузился в свои мысли и не реагировал даже на слабые звуки ветра, скользившего по сухой траве. До пустынного побережья его проводил Раймон. Герцог Акситании показал другу очередные врата: одинокий дольмен с рухнувшей верхней перекладиной.

— Прощайте, государь, — тихо сказал он. — Дальше вы поедете сами.

Арвена удивила неожиданная уважительность тона старого приятеля. Он хотел было хлопнуть Раймона по плечу и сказать что-нибудь насмешливо-доброе, но акситанец остановил короля жестом.

— Всех моих посвящений не хватит, чтобы пройти через Круги Белого Эйра, — сказал он. — Там дорога только для вас.

Они обнялись, и норлунг пересек невидимую границу за дольменом. Сначала он просто ехал, не замечая вокруг себя ничего необычного. Затем на лугах и пригорках стали появляться закрученные спиралью лабиринты: то выложенные небольшими камнями, то просто вытоптанные в траве. Непонятно почему они навевали на короля тревогу. От Раймона он знал, что приближаться к ним, а тем более входить в них, опасно.

Днем они казались совершенно пустыми и дикими, словно давно покинутые могильные камни. Но ночью останавливавшийся на ночлег норлунг замечал над холмами слабое сияние. Зеленоватые огоньки перебегали и кружились в воздухе, как будто танцевали. Порой до затаившего дыхание короля долетали неуловимые, как ветер, голоса и смех. Он слышал обрывки речи на непонятном языке. Кто-то дудел в тончайшие свирели, кто-то бил в серебряные бубны, и чувство неземного веселья охватывало всякого, кто слышал эти звуки.

«Это хороводы фей, — вспоминал Арвен слова герцога Акситанского. — Не позволяй им вовлечь себя в танец, или ты будешь кружиться с ними до скончания века. А когда феи отпустят тебя, на земле пройдет лет триста. Хотя тебе будет казаться, что ты протанцевал с ними всего одну ночь».

Но предостережения Раймона только разожгли любопытство короля. И вот на третью ночь Арвен испытал такое неодолимое желание увидеть фей своими глазами, что встал и осторожно, пригибаясь за колючими кустами дрока, двинулся в ту сторону, с которой долетал слабый смех. Отодвинув руками кривые ветки, Львиный Зев увидел чудесное зрелище: среди тонувших во мраке холмов светилась небольшая ложбина. Словно кто-то забыл фонарь в глубине между пригорками. Зеленовато-желтое, холодное сияние переливалось в темноте и пульсировало, согласно стуку сердца в груди норлунга.

Король затаил дыхание и подобрался ближе. Нечеловеческий, лишенный теплоты свет заливал лужайку. По ней в строгом хороводе над лабиринтом камней кружились легкие, как воздух, фигурки. Были ли это феи? Арвен не знал. У короля перехватило дыхание. Никогда он не встречал ничего подобного в мире живых. Так прекрасны и неуловимы были дети ночи, что норлунгу вмиг показалось грубым и жалким все, виденное до сих пор. Танцевавшие перед Арвеном существа были плоть от плоти окружавшего их мрака. Казалось невозможно понять, где кончаются их тела и начинается мгла и ветер.

С детства приученный двигаться по-звериному тихо, норлунг чувствовал себя громоздким и неуклюжим по сравнению с духами, царившими сейчас между небом и землей. Неосторожный хруст ветки под ногой выдал короля, Вспугнутый хоровод фей взвился над холмом. Посчитав себя не вправе больше прятаться от таких крошечных созданий, Арвен вышел из своего укрытия и решительно направился к каменному лабиринту. Встав в самый центр круга, он задрал лицо кверху и с любопытством уставился на вьющихся в темноте вокруг него духов. Их прозрачные тела светились.

Самая яркая из фей, напомнившая норлунгу мотылька, кружившего у свечи, медленно опустилась перед ним на камень.

Ее лицо казалось ликом ночного неба. Ее волосы, полные светящейся звездной пыли, тихо струились по спине.

— Я Верил, королева фей этой долины, — вздохнул ему в ухо ветер. Невесомые, прозрачные в темноте руки феи легли Арвену на плечи: — Потанцуем?

— Потанцуем, — кивнул Львиный Зев, забыв в этот миг обо всем земном и горьком, что гнало его в холодную ночь.

Остальные духи тоже устремились к ним, образовав вокруг центральной пары плотный хоровод. Ноги короля, повинуясь велению чудной музыки, сами двинулись в танце. Он ничего не видел, кроме звездных глаз королевы фей, которые не отрывались от его лица и, казалось, пили душу.

— Человек, ты устал, — беззвучно прошептала она. — Ой, как ты темен и зол внутри! — ее неосязаемая ладонь скользнула по его лбу, глазам, щеке.

Норлунгу показалось, что от него отлетает все, чем он жил до сих пор, что было таким важным. Даже Астин. Ее образ на мгновение всплыл в памяти короля, и тут же зыбкое звездное лицо феи стало более ясным, приобретая милые сердцу Львиного Зева черты.

Откинув голову, Берил закружилась еще быстрее. Арвен тоже кружился вместе с ней. Вскоре королю показалось, что, он сам стоит на месте, а весь мир: звезды и холмы, небо и феи, ветер, запутавшийся в кустах дрока, и зеленые ковры болот — вращаются вокруг него.

Рука феи спустилась с плеча короля на грудь, и там, где пробежали ее пальцы, норлунг почувствовал пробирающий до самого дна души холод. Дыхание Львиного Зева пресеклось на несколько мгновений. Он больше не ощущал реального мира. Жизнь и смерть сосредоточились для него в кольце белых прозрачных рук, которые скользили по его телу и наконец добрались до пояса. Дольше переносить близость и в то же время отгороженность этого зыбкого неземного существа стало невозможно. Королева фей потянула на себя тяжелый ремень Арвена, ее тонкие пальцы взялись в темноте за рукоятку меча…

И тут адский вопль сотряс небо и землю Эйра. Чаша на клинке, до половины выдернутом феей из ножен, вспыхнула ярким, рыжим, как костер, пламенем. Оно осветило не только тихую поляну, но и все ближайшие холмы. В неподдельном ужасе духи взвились в поднебесье. Львиный Зев схватился за меч, обжег ладонь и мигом пришел в себя.

— Значит, тебя зовут Берил, ночная бестия? — его сильная рука вцепилась в ее невесомые косы. — Мне нужно к Хороводу Великанов.

В косых глазах феи мелькнул ужас, и она отрицательно затрясла головой, пытаясь вырваться.

— Проводи меня туда, — продолжал Арвен, еще крепче наматывая ее тонкие волосы себе на кулак. — Иначе я коснусь этим клинком твоего тела.

Фея заметалась еще сильнее, но, поняв, что ускользнуть ей не удастся, склонилась к ногам норлунга.

— Хорошо, господин Чаши, — еле слышно произнесла она. — Но помни, что ты сам об этом попросил. Прекрасная Берил предлагала тебе жить без забот и страданий с феями, ты же выбираешь смерть.

— Смерть — основа жизни, — мрачно хмыкнул норлунг. — Идем.

Он бесцеремонно подхватил фею подмышку и понес ее через кусты дрока к своей лошади. Вслед королеве несся жалобный плач покинутых духов. Они звали свою сестру и повелительницу, проклиная жестокость смертного и его грубый мир.

Глава 11

Холмы чередовались с болотами, болота с пустошами. Порой из-под земли до норлунга долетал слабый угрожающий гул. Фея ехала впереди на такой же, как она сама, полупрозрачной лошадке ростом не больше крупной охотничьей собаки. При свете дня Берил вовсе не была такой уж прекрасной, король видел хрупкие плечи, покрытые плащом из зеленоватой, точно лягушачьей кожи, и бледное золото волос, свивавшихся сзади жидкими косами. Он не хотел, чтобы фея поворачивала к нему свое лицо. Его охватывало равнодушное оцепенение, из которого, впрочем, Львиный Зев готов был выйти в любую минуту, если б Берил, склонная, как все духи, к обману, попыталась что-нибудь выкинуть.

Но она лишь время от времени наклонялась с седла и шептала что-то высокой рыжей траве, если гул из-под земли становился слишком громок. И тогда звук на время затихал, чтобы потом снова начать расти и перекатываться под копытами коней. Казалось, королева фей пыталась успокоить своих подданных, но они не прекращали грустных угрожающих стенаний под холмами.

Ближе к вечеру сухие кусты вереска кончились. Глазам короля предстала абсолютно голая равнина. Лишь неглубокие бугорки снега белели среди мертвой травы. В середине долины на насыпном холме возвышался величественный кромлех из черных плоских камней, образующих круг. Сверху на стоящих монолитах покоились другие мощные блоки. Создавалось впечатление, что огромные окаменевшие гиганты навечно застыли в хороводе, положив друг другу руки на плечи.

У Арвена перехватило дыхание.

— Это все, смертный, — вздохнула фея, — что я могу для тебя сделать, — она бросила на норлунга взгляд, полный затопляющей душу печали, и исчезла в воздухе прежде, чем Львиный Зев успел что-то сказать.

Постояв немного на холме и полюбовавшись мрачной величественностью места, которое должно было стать его могилой, Арвен поехал вперед. Он думал о том, как обманчива тишина, царящая сейчас вокруг него. Быть может, в этот миг далеко на севере фейры сошлись в смертельной схватке с остатками армии Горма. Гэльские рыцари едва сдерживают нападения людей с жидкой рыбьей кровью из Похьюлы. Акситания и Орней, соединившись в последних братских объятиях и подкрепленные остатками армии Беота, отбивают новые нападения фаррадцев.

Львиный Зев очень ясно представил себе картины битв, разворачивавшихся за недели пути от Хоровода Великанов. Ему казалось, что он слышит лязг оружия, крики умирающих и стоны раненых. Жертвы безнадежной, вечной войны, которая не прекратится, если король не войдет в каменный круг и не выйдет оттуда живым.

Небо над кромлехом было серым. Казалось, сюда не долетало даже дуновение ветра. Камни источали глухую угрозу. Король спешился. По дороге к Хороводу он никого не встретил. А ведь Аль-Хазрад говорил, что жрецы всех лунных народов соберутся здесь, чтобы увидеть битву Арвена с Хозяином Луны. Их отсутствие настораживало, но не пугало.

Постояв немного у подножия холма и как бы ожидая кого-то, норлунг стал подниматься вверх по камням. Внутри самого кромлеха тени лежали еще гуще. Он казался пуст и давно заброшен. Некоторые из верхних перекладин рухнули на землю и раскололись, другие сдвинулись со своих мест и грозили упасть при первом толчке. Что это были за толчки? Какая сила могла скинуть такие тяжелые блоки? Арвен не знал, однако ему показалось, что когда-то здесь уже была страшная битва. Многие глыбы выглядели будто изрубленные огромным мечом.

Арвен взобрался на гребень холма и двинулся прямо в центр кромлеха. Ровно посередине возлежал длинный плоский камень, отдаленно напоминавший алтарь. Он был неровно отесан и сильно выщерблен, но на нем еще можно было разобрать четыре расходящиеся к разным сторонам бороздки для стока крови, а по центру стертый временем знак, который Арвен никогда в жизни не видел, но который инстинктивно назвал для себя «мертвой головой». Это действительно была отрезанная голова с клыкастой пастью, высунутым языком и выпученными глазами. Вместо волос на ней вились змеи. Неизвестно откуда Арвен знал, что мертвая голова — символ Луны, и что к этому страшному знаку простому смертному лучше не прикасаться.

Но в том-то и крылась беда, что Львиный Зев больше не сознавал себя простым смертным. Он им никогда и не был, однако понимание этого пришло совсем недавно. Арвен даже не помнил, когда именно. После близости с Астин? Или после мнимой смерти в лабиринте под Анконной? Его брак свершился, и посвящение было получено. Однако сознание этого вовсе не наполняло короля гордостью. Знание — горькое, как глоток старого вина, давно превратившегося в уксус, — стало его уделом. Вину надо было предать новый вкус — свой при каждом повороте круга.

Поэтому Арвен, недолго раздумывая, подошел к алтарю и со всей силы стукнул по мертвой голове рукояткой меча. Словно стучался в закрытую дверь. В ответ на этот стук, где-то далеко, в серовато-розовом вечернем небе раздался раскат грома. Будто кто-то невидимый рвал свод небес пополам. Так повторилось три раза, затем с быстро потемневшей высоты на алтарь стек бесформенный сгусток мрака. Студенистый, как кисель, он задвигался, зашипел и потянулся к Арвену. В его глубине появилось расплывчатое, все время менявшееся лицо, не узнать которое, однако, было трудно — оно в точности повторяло мертвую голову на камне. Только змеи-щупальца шевелились, а огромный высунутый язык двигался, жадно облизывая губы.

— Ты звал меня? — чудовище умело говорить.

— Это ты звал меня, — парировал Арвен. — Мне лично нет до тебя никакого дела. Сидел бы себе на той стороне луны. Так нет же, тебе понадобилось будить фейров и остальную нечисть. Ты же знаешь, что их жизнь в этом круге идет на убыль, им время уходить.

— В этом круге, — подтвердил Хозяин Луны. — А в следующем? Мы пришли сюда, чтобы поговорить о следующем, смертный. За этот круг времени рассчитался святой Бран в самом его начале.

— Почему же ты сразу не позвал меня? — спросил король, направляя меч в лицо своего врага. — Зачем понадобился весь этот год? И такие жертвы?

— Гаввах, — отозвался Хозяин Луны. — Пища. Чем больше пролито жертвенной крови, тем я сильнее и тем скорее отомкну врата для моих собратьев! «Могильщики» хорошо знали это. Ты явился сюда после года скитаний, — продолжал Враг. — А мое могущество возросло до пределов возможного. Попробуем теперь продолжить наш спор.

Прежде чем Арвен успел вскинуть меч, ослепительно сверкнула молния, и он почувствовал нестерпимую боль в левой руке. Словно кто-то вытянул его раскаленным железным прутом. В следующую минуту норлунг, вращая мечом, набросился на своего противника и по локоть погрузил руку в ледяную тьму. Удар пришелся прямо по мертвой голове. Клинок Львиного Зева угодил в перекошенное лицо Врага и увяз там.

Чудовище зашипело, выпустило щупальца, и вокруг короля с невероятной скоростью засверкали молнии. Потом что-то приподняло и подбросило Арвена в самое небо. Но он не выпустил рукоятки меча, который Хозяин Луны безуспешно пытался вытряхнуть из сердцевины своего студенистого тела.

Король уже не соображал, где земля, где небо. Его меч работал безостановочно, вращаясь где-то в глубине тьмы. Но сам Арвен не видел, что рубит и рубит ли вообще. Он чувствовал адскую боль в теле, по которому, как раскаленные плети, хлестали молнии. Король не понимал, почему еще жив. Он висел где-то в невообразимой высоте среди грозовых туч. Облака клубились и грохотали с такой частотой, что медные налокотники на руках Львиного Зева дребезжали.

Враг метался по небосводу быстрее мыслей в голове норлунга и вдруг ринулся еще выше. Вокруг короля засвистел ледяной ветер. Дыхание почти пресеклось. Львиный Зев видел, что земля внизу стала совсем маленькой. Сначала как детский мяч, потом как голубиное яйцо. Арвен сознавал, что он умирает. Еще немного, и его руки разожмут рукоятку меча. Тогда Враг может считать себя победителем. Захрипев, норлунг из последних сил повернул клинок, вкрутив его в мертвую голову по самый знак чаши. Немеющая рука погрузилась в ледяной мрак.

Арвен не слышал звука, который последовал за этим, потому что оглох от первых же раскатов, и не видел адского пламени, заливавшего все небо, потому что ослеп от первой же вспышки. Он почувствовал только, что падает.

Львиный Зев медленно приходил в сознание. Серое, как дым, утро пробивалось под его опущенные веки. Холодный туман охватил короля целиком, словно кто-то окунул кромлех в густое молоко. Норлунг чувствовал, что его волосы успели стать влажными от росы.

Сколько он лежал? Всю ночь. Уже брезжил рассвет, прогоняя с безмолвных холмов мрак и окрашивая все вокруг в неверные розовато-сизые тона. Где-то одиноко звонил колокол. Кажется, в небе. Только пронизывающий, ледяной холод, исходивший снизу, заставил короля пошевелиться и открыть глаза. В первый момент он ничего не увидел, кроме плотной стены тумана, а за ней — едва различимые, но грозные круговые камни кромлеха. Затем ему показалось, что от них отделились, камни поменьше и задвигались в молоке вокруг. Арвен попытался приподнять голову, но какая-то непонятная сила приковала его к месту. Из сизых клубов тумана стали по одной выделяться темные человеческие фигуры. Люди, бесчисленное количество серых людей, в серых балахонах, взбирались вверх по склону холма, проникали внутрь каменного кольца и приближались к норлунгу. Передние уже склоняли над королем свои бесцветные лица с черными провалами глаз. Сначала Ар-вену показалось, что это мертвецы, восставшие из могил. Потом он понял, что пришедшие не мертвы, а просто невыносимо стары и дряхлы.

Но кем бы ни были гости кромлеха, они приближались к королю с угрожающим видом. Их иссохшие руки сжимали каменные ножи. Арвен с силой рванулся, пытаясь сдвинуться с места, но его тело словно налилось свинцом. В ужасе король увидел, что лежит на камне посреди кромлеха, который вчера так отчетливо напомнил ему алтарь. Цель, с которой серые незнакомцы приближались к нему, стала совершенно ясна. Львиный Зев взвыл от бессильной ярости: всю жизнь провести в битвах и умереть, как овца на бойне!

Король дернулся всем телом, ответом на его безуспешные попытки стал только каркающий смех собравшихся. Тысячи невидимых пут связывали руки и ноги норлунга.

— Ты проиграл, — сказал кто-то над самой головой короля, — признай себя побежденным и умри достойно.

Арвену показалось, что он уже где-то слышал этот надтреснутый замогильный голос.

— Да, ты прав, ты знаешь меня, — ответил вслух на его мысли говоривший. — Я Аль-Хазрад. Был им, — добавил он с разъедающей душу иронией. — Но ты убил меня, как убил нас всех, убив нашего господина. Разве я не говорил тебе о жрецах, которые придут приветствовать тебя здесь? — в его последних словах послышалась насмешка.

— Так я все-таки убил его? — из последних сил простонал король. — Я победил?

— Победил или проиграл? Убил сегодня, чтобы дать жизнь завтра. Все это — лишь две стороны одной старой ржавой монеты, — проскрипел маг. — Посмотри на меня. — Аль-Хазрад откинул со лба тяжелый, набрякший от росы капюшон, и Львиный Зев к своему ужасу увидел совершенно лысую, обтянутую сухой черной кожей голову. Черными были также и кисти обеих рук колдуна, а когда фаррадец распахнул плащ на груди, король понял, что и все тело Аль-Хазрада черно, как старое дерево, многие годы пролежавшее в земле. — Разве меня можно было назвать живым при жизни? И все же ты убил того, кто и так был мертв! — продолжал маг. — Но и радость победы — только оборотная сторона скорби побежденного. Ты это сейчас узнаешь, ибо тот, кто попал в Хоровод Великанов, принадлежит нашему Господину.

— Но он погиб! — король снова заметался по камню.

— Мы принесем тебя в жертву Тому, чье Мертвое Лицо осталось на Обратной Стороне Луны, и его глаза опять откроются для нас! Твоя душа отойдет к нему. Полностью. Безраздельно.

Арвен в последний раз рывком попытался вскочить с алтаря. Ему даже удалось слегка оторвать от камня голову и плечи.

Но потом он навзничь упал на спину, сильно ударившись затылком.

— Вот видишь, как все поворачивается на круге жизни? — устало спросил Аль-Хазрад. — Ты одержал победу над одним из самых древних богов вселенной, и ты же будешь ему служить. Ничто, даже самое могущественное колдовство в мире, не сможет оторвать тебя, Арвен Львиный Зев, от этого алтаря. Пока сами камни Хоровода Великанов не запоют! — маг перевел дух. — А они не запоют, потому никто на свете не знает заклятия поющего камня!

Арвен закрыл глаза. Он не хотел больше ни о чем думать, ибо грязные руки колдуна, как камешки, перебирали мысли в его голове. И вдруг где-то далеко-далеко послышался слабый невнятный звук. Сначала норлунгу показалось, что это просто ветер. Он доносил издалека тихий шелест моря и аромат сухих цветов боярышника. Одновременно Львиный Зев ощутил, что путы слабеют. Словно сила, державшая его на камне, стала меньше. Всего на тысячную долю, но меньше, он мог поклясться!

Звук нарастал. По рядам серых фигур пробежал ропот, и, повинуясь неясному пока, но грозному приказу, бесчисленные жрецы лунного культа, словно волны большого отлива, расступились, пропуская кого-то. Казалось, между разомкнувшимися рядами тех, кто пришел убить Арвена, неотвратимо катится белый прибой. Норлунг не сразу понял, что это волки. Полярные волки, неизвестно откуда взявшиеся в этих местах. Хозяева бескрайних снежных полей двигались, мягко пружиня на мощных когтистых лапах, все ближе и ближе к кромлеху.

Во главе потока на громадном волке-великане восседала женщина в венке из осенних трав. В руках она держала сухую ветвь боярышника, по поверьям, отгонявшего злых духов. Она пела на каком-то непонятном древнем языке. Но Львиный Зев узнал ее голос. Нежный, переливающийся, единственный в мире голос, который ему захотелось бы услышать в свои последние минуты.

Аль-Хазрад пошатнулся.

— Что же вы? Заткните ей пасть! — закричал он, прекрасно понимая, что его приказ неисполним, ибо, что может сделать сотня, другая жрецов против целой армии волков, управлявшейся могущественным волшебством?

В отчаянии маг попытался один довести дело до конца. Из складок одеяния он выхватил острый нефритовый нож и занес руку для удара. Но не успел ее опустить. Повинуясь словам непонятного, но прекрасного гимна, хватка каменного алтаря ослабла, и Арвен сумел перехватить запястье жреца. Рука мага изогнулась, клинок неловко, боком вошел в живот нападавшего. Черный, как сама смерть, фаррадец издал сухой звук, больше похожий на удар камня о кости, и обмяк.

Другие жрецы, пришедшие вместе с ним, дрогнули и побежали, спасаясь от неминуемой смерти в волчьих когтях. Как ни странно, их никто не преследовал. Зачарованные, волки подчинялись приказам, которые Астин отдавала при помощи заветного ожерелья, когда-то добытого Арвеном в замке графа Крискиллы. Сейчас этот амулет висел у нее на шее. Прибегнув к нему, она, наверное, могла бы собрать здесь всех волков, обитавших на земле.

Король встал с алтаря, потирая руки и глядя, как его невеста въезжает в каменный круг.

— Ты все еще любишь меня? — спросила она.

— А ты?

— Я никогда не переставала любить тебя, Арвен, — девушка подняла голову и заглянула в его черное от усталости лицо, — нужно было обмануть их… сбить со следа… Никто не должен был знать, что заклятие поющего камня живо…

Львиный Зев приложил пальцы к ее губам.

— Ты спела то, что хотела? — чуть мрачно спросил он.

— Да, — прошептала Астин. — Этот волшебный гимн из поколения в поколение передается в нашей семье. Ведь мои предки ведут свою родословную от самого святого Брана, учившего петь даже камни.

— Хорошо, — подытожил король, вскидывая ее на руки. — Теперь ты будешь петь только для меня.