Ледяной лес

Глава 02 Музыкальный аукцион

С тех пор прошло три года, наступил тысяча шестьсот двадцать восьмой. В Эдене говорили лишь о музыке и конце света.

На улице, как обычно, громко звучала народная музыка, исполняемая пасграно, но стоило зайти в помещение, она сменялась аристократичными ритмами мартино. И только на площади Монд гармонично переплетались два далеких друг от друга музыкальных мира и самые разные мелодии, смешиваясь с жаркими спорами и перешептываниями жителей.

– Кисэ обманывает нас всех, – твердили мартино.

– Нет! Оракул говорит чистую правду! – как заведенные повторяли пасграно.

– Кисэ с помощью пророчества плетет интриги, подстрекает простолюдинов и пытается повлиять на нас, – возмущались аристократы.

По словам оракула, в конце тысяча шестьсот двадцать восьмого года представители всех знатных семейств Эдена встретят свой конец. Но никто из высшего сословия не верил в предсказание, их смущало низкое происхождение Кисэ.

До всех этих разговоров мне не было никакого дела. Мысли занимал лишь один вопрос – когда вернется Баэль. Январь был в самом разгаре, конкурс на титул де Моцерто проходил осенью, но я все равно ощущал болезненное предвкушение.

В один из январских дней я пил чай в компании Тристана в нашем любимом кафе, наблюдая через стекло за падающими хлопьями снега.

– Говорят, Антонио отправился на юг. Не понимаю, он вообще думает возвращаться? Будем надеяться, что скоро он окажется дома. Неужели так трудно написать друзьям пару строк? – сокрушался Тристан.

За три года от Баэля не пришло ни единой весточки. Иногда мы, узнав, в каком городе он остановился, отправляли ему письма, но ни на одно из них Антонио не ответил. Наверное, он их даже не открывал.

– А если вдруг Баэль не будет участвовать в конкурсе… Как думаешь, кто станет де Моцерто на этот раз? Снова Климт Лист?

В ответ Тристан покачал головой:

– Он сказал, что не будет участвовать: слишком стар. В светских кругах многие впечатлены победами Баэля, и поговаривают, что в этот раз титул тоже лучше отдать молодому музыканту.

– Молодому музыканту, значит…

Я стал перебирать в уме имена исполнителей, подходящих для этой роли, как вдруг поймал на себе взгляд Тристана. В его глазах плавали искорки веселья.

– Не пойму, почему ты так смотришь?

– Не знал, что ты так туго соображаешь, дружище. Ведь следующим финалистом можешь стать ты.

Я резко вскочил из-за стола.

– Не говори глупостей! Победа такого никчемного музыканта, как я, ударит по престижу конкурса.

– Никчемного? Многие в Эдене хвалят твой талант. Музыканты выстраиваются в очередь, чтобы предложить тебе сыграть дуэтом.

– Это ничего не значит… – Я сцепил руки в замок, опустив взгляд. – Видимо, после отъезда Баэля в Эдене не осталось больше талантов, раз все говорят обо мне – посредственном музыканте.

– Прекрати принижать себя, Коя. Ты ведь и сам хочешь участвовать. Разве нет?

Я задумался.

– Пожалуй, это станет неплохим опытом, и многие смогут услышать мою музыку. Но я точно не хочу быть следующим де Моцерто.

– Дружище, тебе стоит прислушаться к своей матушке и поверить в себя. Ты понимаешь, что именно неуверенность не дает тебе приблизиться к Баэлю?

Слова Тристана ранили сильнее, чем я думал. Но, похоже, он понял, что перегнул палку, и резко сменил тему.

– Ты слышал, что в Канон-холле пройдет масштабный аукцион? Будешь участвовать?

– Аукцион? В Канон-холле?

– Поговаривают, что на торги выставят самые уникальные музыкальные инструменты, созданные Джеем Каноном. Со всей страны съедутся богачи.

– Аукцион…

Уже долгое время я мечтал о новом фортепиано. То, на котором я играл сейчас, было совсем старым, его купили мне еще в детстве.

– Я бы с удовольствием, но, боюсь, матушка не даст мне денег. Она настаивает, чтобы я бросил играть.

– Похоже, ты совсем забыл, что у тебя два родителя.

А я ведь даже не вспомнил про отца. Последний раз мы с ним виделись больше года назад.

Семья Морфе из поколения в поколение отвечала за финансы королевства Анакс, расположенного по соседству с Эденом. Мой отец управлял всеми делами казны, через которую каждый день проходили миллиарды пер. Туда же он пристроил и моих старших братьев. Работа занимала все его время и мысли, поэтому такая тривиальная вещь, как семья, его мало интересовала.

Король платил щедро, но ходили слухи, что большую часть доходов моего отца составляли взятки. Именно поэтому род де Морфе считался самым состоятельным в Эдене.

«Отец…» – написал я и в сомнениях отложил перо. Что дальше? Мы с отцом никогда даже толком не разговаривали. Я мучился несколько часов, но все же изложил свои мысли на бумаге. Содержание написанного сводилось к одной фразе: «Мне нужны деньги».

От Эдена до Катра, столицы Анакса, расстояние небольшое – всего несколько часов пути, но я был уверен, что отец, сославшись на занятость, ответит мне уже после аукциона.

Однако на следующий день я получил от него письмо.

«Моему любимому младшему сыну Кое», – красивым почерком было выведено на плотной бумаге. По моим щекам тут же побежали слезы. Отец никогда раньше не называл меня любимым сыном. Дрожащими руками я вскрыл конверт.

Прижав письмо к груди, я беззвучно заплакал. В конверте лежал почти заполненный чек, мне оставалось лишь вписать сумму. Но я чувствовал, что размашистая подпись отца вручила мне нечто более ценное, чем деньги.

Через неделю мы с Тристаном стали участниками аукциона. Ренар Канон, близкий друг Тристана, выделил нам самые лучшие места и даже разрешил взглянуть на лоты. Выставлялось три фортепиано – одно из них, иссиня-черного цвета, сразу же запало мне в душу. С разрешения Ренара я даже смог опробовать его. Каждая извлеченная нота звучала идеально.

Рядом стояло еще одно – красивого шоколадного цвета. Звук у него был насыщенный, но не столь выразительный.

– Мне кажется, лучше выбрать вот это, – указал Тристан на последнее. – Его создал сам Джей Канон.

– Мне больше нравится черное.

– Хм… Работа Кристиана Минуэля. Тоже достойный выбор.

Кристиан Минуэль – самый талантливый из учеников Джея Канона. Старый мастер выбрал его своим преемником, после чего отошел от дел. Однако вскоре Минуэль скончался от несчастного случая в возрасте двадцати трех лет, так и не став великим мастером. После себя он оставил два фортепиано. Одно было передо мной, другое стояло на сцене Канон-холла.

– Но все равно, Коя, представь, что творение Джея Канона может стать твоим. Ты ведь и сам знаешь, что это лучший инструмент на свете, – пытался переубедить меня Тристан.

Я покачал головой.

– Отец, конечно, разрешил мне потратить любую сумму, но я не готов отдать такие огромные деньги. За фортепиано работы великого мастера точно попросят немало.

– Музыкант не должен жалеть денег на инструмент. Помни, другой возможности не будет. Сегодня первый и последний раз, когда в музыкальном аукционе участвует так много творений Джея Канона.

Основатель Канон-холла и мастер по изготовлению музыкальных инструментов завещал сыновьям отдать свои произведения в руки победителей конкурса де Моцерто. Однако его наказ не был исполнен. Младший в качестве наследства выбрал Канон-холл, чтобы концертный зал не перешел в чужие руки. Остальные же братья получили отцовские инструменты, которые сегодня, почти через тридцать лет после его смерти, выставили на аукцион.

– Я хочу, чтобы именно вы стали владельцем этого инструмента, господин Морфе. Я не выдержу, если наследие отца уйдет в руки к богатею, который поставит его в своем доме только ради бахвальства, – печально сказал Ренар.

Мне было сложно представить, что он чувствует, осознавая, что немногие оставшиеся творения его отца скоро уйдут с молотка. В какое-то мгновение мне показалось, что его прежде молодое лицо осунулось от переживаний.

Нас прервали громкие голоса людей, входивших в зал. Видимо, они несли еще один лот. Судя по волнению, написанному на их лицах, это был весьма ценный инструмент, скорее всего, одна из великолепных скрипок Джея Канона, стоившая безумных денег.

– Поаккуратнее там! – громко закричал Ренар.

Почему обычно вежливый и учтивый владелец Канон-холла вдруг вышел из себя? Мы переглянулись с Тристаном, удивленные внезапной вспышкой гнева.

– Сдается мне, это непростой инструмент.

– Неужели один из Имтуриментов?

Так называли четыре самых выдающихся творения Джея Канона. Ходили слухи, что при жизни он расколол свою душу на четыре части и создал из них скрипку, виолончель, альт и фортепиано. Этим инструментам он дал имена Аврора, Вечерняя заря, Закат и Ночное сияние.

– Так-так, еще чуть-чуть, – пробормотал Тристан, пытаясь разглядеть содержимое хрустального ларца, накрытого черным шелком.

Мое сердце билось неистово. Если сегодня на торгах будет Ночное сияние, я куплю его, даже если это станет финансовым крахом для моего отца. К счастью для него, то, что скрывала черная ткань, никак не могло оказаться фортепиано. Скорее всего, это была Аврора, обожженная скрипка Джея Канона.

– Один человек точно выйдет отсюда банкротом.

– Думаю, им окажется госпожа Капир.

– Она будет сегодня?

– А ты не в курсе? Она без ума от музыкальных инструментов. Если бы не маркиз, она бы уже давно потратила на них все деньги.

Я с недоверием посмотрел на друга. Это было совершенно не похоже на ту госпожу Капир, которую я знал.

– Она же не играет ни на одном инструменте.

– Ты абсолютно прав. Она покупает их не для себя, а для музыкантов – гостей ее салона. Необыкновенная женщина.

И только в этот момент я осознал, что все инструменты в салоне госпожи Капир были высочайшего класса.

Аукцион начался. В числе первых лотов появились арфа мастера Бэма и тромбон Кинифа, которые тут же привлекли внимание публики, но после того, как объявили виолончель – творение Хемонгарда, – зрители обезумели. Ее владельцем стал незнакомец, отдавший пять миллионов пер. Те, кто не смог предложить более высокую сумму, громко возмущались.

Я даже боялся представить, что начнется, когда на сцене появятся шедевры Джея Канона. Наконец зрителям представили то самое фортепиано насыщенного шоколадного цвета. На секунду мне захотелось его купить, но во время торгов мой пыл поугас. Новым владельцем инструмента стал тучный господин, отдавший за него девять с половиной миллионов.

Лицо Ренара было мрачнее тучи. Я почувствовал угрызения совести из-за того, что не смог спасти инструмент его отца. Но аукцион продолжался – и очередь дошла до черного фортепиано, появления которого я с нетерпением ждал. Правда, ставки оказались выше, чем я предполагал.

Когда торги замерли на отметке в полмиллиона, я скромно поднял руку и предложил два. Мою цену побить не смог никто.

– Поздравляю, Коя! Могу я стать первым, кто услышит твою игру на новом инструменте? – радостно воскликнул Тристан.

Я широко улыбнулся:

– Извини, но первое выступление я обещал отцу. Правда, не знаю, когда он наконец вернется домой.

Когда я написал на чеке сумму в два миллиона пер и передал его распорядителю аукциона, глаза мужчины расширились от удивления. Он поднял чек перед собой и несколько секунд вглядывался в подпись моего отца, чтобы убедиться в ее подлинности. Я сделал вид, что не заметил его недоверия, и попросил доставить инструмент ко мне домой, после чего вернулся на свое место.

На сцене снова появился один из инструментов Джея Канона.

– Четыре миллиона! Госпожа Капир назвала четыре миллиона! Мужчина на заднем ряду – четыре с половиной миллиона.

Когда прозвучало имя нашей знакомой, мы с Тристаном одновременно обернулись и посмотрели на нее. Она сидела на заднем ряду в сопровождении слуги. Заметив нас, она широко улыбнулась, и мы поприветствовали ее.

– Пять миллионов! Маэстро Лист!

Имени приемного отца Баэля я никак не ожидал услышать и стал искать его взглядом. Возможно, маэстро хочет купить эту скрипку в подарок Антонио. Баэль, как никто другой, достоин творения Джея Канона.

– Господин на последнем ряду показывает шесть миллионов. Маэстро?

Однако незнакомый мне гость на последнем ряду снова поднял руку, и распорядитель на мгновение замолчал от изумления. Мужчина, по всей видимости, был баснословно богат: именно он стал обладателем тромбона и виолончели каких-то полчаса назад.

– Он что, собирается открыть музей? Зачем ему столько инструментов? – тихо пробормотал Тристан.

Маэстро Лист не поднял ставку, и скрипка тоже оказалась в руках незнакомца.

Несколько часов пролетели как одно мгновение. Большинство лотов уже было распродано, однако тот инструмент, которого мы с Тристаном так ждали, еще не появился. Мы то и дело в предвкушении поглядывали за кулисы, как вдруг распорядитель объявил:

– И наконец, вниманию почтенной публики предлагается последний лот. Он не нуждается в долгом представлении. Достаточно сказать, что это один из четырех Интуриментов. Встречайте: Аврора!

«Аврора! Разве она не пропала?» – послышался шепот со всех сторон. Люди недоверчиво повторяли имя скрипки, вставали с мест, чтобы лучше ее рассмотреть.

В зал внесли хрустальный ларец, накрытый черным шелком. В глазах у всех участников аукциона читалось изумление.

– Аврора! Это она! Аврора! – повторял Тристан как заведенный.

Я онемел от неожиданности.

Взгляды всех присутствующих были прикованы к сцене. По залу разнесся то ли вздох, то ли всхлип.

– Но ведь… Это необычная скрипка… На ней нельзя играть, – пробормотал кто-то в зале.

Я разделял его мысли. Какой бы уникальной она ни была, все равно никто не посмеет даже пальцем прикоснуться к ней.

Распорядитель промокнул пот на лице платком и продолжил дрожащим голосом:

– Вы не хуже меня знаете, что Джей Канон создал восхитительную скрипку. Красота ее завораживает, а голос напоминает трели соловья. Говорят, что в ней он заключил частичку души. Я приглашаю вас увидеть своими глазами этот инструмент, который призван служить лишь одному владельцу – богу музыки Мотховену!

Он поднял руку, и ассистент сорвал черную ткань.

Мне хотелось закричать, но из груди вырвался лишь хриплый стон. Думаю, многие в зале разделяли мое восхищение.

Еще никогда в жизни я не встречал подобной скрипки. В первый миг мне почудилось, что Аврора ослепительно-белая. Присмотревшись, я понял, что она скорее пепельно-сизая, словно истлевшая. Что придало ей столь необычный цвет? Или это естественный оттенок дерева? Неужели в природе существует такое?

– Я хочу ее, – прошептал Тристан.

Меня обуревали те же мысли, и я корил себя за то, что уже потратил деньги отца. Какая разница, что я не умею играть на скрипке? На Авроре вообще никто не мог играть. Я хотел заполучить ее любым путем – сердце желало этого, но понять почему я был не в силах.

– Жизнь многих музыкантов оборвалась из-за этой скрипки. В конце концов Джей Канон решил спрятать ее так, чтобы никто не смог найти. И вот тридцать лет спустя Аврора снова перед вами!

Именно. Тридцать лет люди гадали, куда делась скрипка, и решили, что создатель уничтожил свое детище. Ходили слухи, что незадолго до смерти Джей Канон предал Аврору огню.

Скрипка забрала жизни всех, кто осмелился играть на ней. Каждый, кто прикасался к ней, по непонятной причине истлевал заживо. Но, несмотря на дурную славу, люди все равно жаждали услышать ее звучание.

Один из владельцев скрипки, известный поэт Лит, как-то сказал, что она служит лишь богу музыки Мотховену. Ему стали вторить и остальные.

– Начальная ставка – миллион пер.

Впервые стартовая цена была столь высокой. Лицо распорядителя исказила нервная улыбка. Участники торгов молчали, словно оцепенев, никто не поднимал руки. Как будто каждый пытался осмыслить названную сумму.

Я оглянулся на госпожу Капир. В ее глазах не было интереса. Она не купит ее. Для нее инструмент означает возможность играть на нем.

– Есть ли желающие поднять ставку? Да, вижу – пять миллионов!

Снова мужчина на последнем ряду. Я не знал, кто он, но мне почему-то хотелось, чтобы скрипка досталась кому угодно, только не ему.

– Маэстро Лист поднимает до семи миллионов.

На лице приемного отца Баэля читалось страстное желание обладать этой скрипкой. Похоже, он собирался оставить здесь все свое состояние.

– Господин в углу предлагает десять миллионов, дамы и господа!

Голос распорядителя срывался: впервые на торгах цена поднялась до таких значений.

– Двенадцать миллионов! Пятнадцать миллионов! Дама в середине зала поднимает ставку до восемнадцати миллионов! Господин с последнего ряда – двадцать миллионов.

В зале то там, то здесь поднимались дрожащие руки. Неужели на свете так много богачей? Атмосфера накалилась до предела.

– Такое ощущение, что я сплю, Коя. Хочется уйти и не видеть всего этого, – нахмурившись, прошептал мне Тристан.

Я тоже не хотел все это видеть. Сидящие в зале источали алчность.

– Тридцать миллионов! Дамы и господа, я прошу вас успокоиться! Поднимайте руки по очереди, пожалуйста! Тридцать один миллион! Тридцать два!

Мужчина на заднем ряду поднялся с места и громко выкрикнул:

– Пятьдесят миллионов! Это последняя цена, готов поспорить, никто не сможет предложить больше!

Зал сковала тишина, и в этот момент пламя свечей колыхнулось, как-то по-особенному отразившись от скрипки, и мне показалось, что Аврора насмехается над всеми.

Распорядитель, глядя на мужчину, открыл рот от изумления, но быстро взял себя в руки и провозгласил:

– Пятьдесят миллионов… Может ли кто-то предложить больше?

Никто не решался нарушить тишину. В глубине души я не мог смириться с тем, что скрипка попадет в руки скупщика редкостей. Однако никто больше не поднял ставку, ни у кого не было такой огромной суммы. Но достоин ли тот человек стать хозяином Авроры?

И вдруг…

– Пятьдесят с половиной миллионов, – произнес тихий голос.

Люди стали озираться. Я последовал их примеру и окаменел, когда понял, кто назвал такую цену.

Господин, предложивший пятьдесят миллионов, с недоверием смотрел на нового участника торгов, который не выглядел как обладатель столь внушительной суммы.

– Аукцион не место для глупых шуток! Ты уверен в серьезности своих намерений? – закричал мужчина, в его голосе звучало раздражение.

– Именно.

Богач с красным от гнева лицом, тяжело дыша, повернулся к распорядителю и сказал сквозь зубы:

– Шестьдесят миллионов. Это финальная цена.

Тихий голос произнес:

– Семьдесят миллионов.

Мужчина резко обернулся:

– Семьдесят миллионов? У тебя точно есть такие деньги?

– Не думаю, что я должен отчитываться перед вами. Я буду говорить лишь с организаторами аукциона.

Мужчина злобно захрипел:

– Я владелец банка «Зенон». Среди наших клиентов самые состоятельные люди города! Если ты действительно такой богатый человек, ты определенно входишь в их число, не будешь же ты расхаживать с такой огромной суммой в кармане, верно? Назови свое имя!

Теперь мне стало понятно, откуда у этого господина такие большие деньги. Банк распространил свое влияние далеко за пределы Эдена, его филиалы есть практически в каждой стране. «Зенон» – единственное место в городе, где самые богатые граждане хранят свои сбережения. Похоже, незнакомец – один из них.

– Тогда мне несказанно повезло. Будьте добры сейчас же выдать мне банковский чек. – Новый хозяин Авроры усмехнулся и холодно продолжил: – На имя Антонио Баэля, носителя титула де Моцерто.

– Что-то я не могу вас признать, кто вы?

– Видимо, и я по ошибке принял вас за Тристана Бельче.

– Я действительно Тристан Бельче, а вот поверить в то, что передо мной сейчас стоит Антонио Баэль, я никак не могу. За три года мой друг точно написал бы мне хоть одно письмо. И если бы Антонио Баэль вернулся, то первым делом он навестил бы меня. Он бы…

Молодой гений холодно усмехнулся и поднес скрипку к груди.

– Я посвящаю эту мелодию тебе в качестве извинения.

Он тут же начал играть.

Я не ожидал, что мастерство Баэля, которое и до его отъезда было безупречным, может стать более искусным. Он играл еще виртуознее. Идеальное исполнение… Нет, куда лучше. Из скрипки лился насыщенный чистый звук.

Мы с Тристаном пристально наблюдали за мягкими движениями смычка. Может ли хоть кто-то на свете сравниться с этим гением?

– Ну что, снова друзья? – обратился к Тристану Баэль, широко раскрыв объятия. В одной руке была зажата скрипка, в другой – смычок.

Тристан внимательно изучал лицо друга, а затем крепко обнял.

– Так уж и быть, прощаю, но только в этот раз. Еще одна такая выходка – и нашей дружбе конец.

– Не волнуйся, такого не повторится. Покидать Эден я больше не планирую.

– Почему?

– Гастроли меня утомили. Конечно, я заработал много денег, но на этом все.

Тристан широко улыбнулся:

– Заработать целое состояние всего за три года. Звучит как глупая шутка.

– На самом деле больше денег у меня нет. Моя банковская ячейка теперь полностью пуста. Если бы тот банкир повысил ставку, я бы проиграл.

Тристан и Баэль смотрели друг другу в глаза, а затем громко рассмеялись. Я молчал все это время, но не выдержал и прервал их веселье:

– Пообещай, что не будешь играть на ней.

Услышав это, они оба уставились на меня. Антонио нахмурился, а Тристан смотрел как на сумасшедшего.

– Ты что, действительно запрещаешь ему играть на скрипке?

Я сделал вид, что не услышал вопроса, и повторил:

– Пообещай, что не станешь играть на Авроре.

Тристан перевел взгляд на Баэля, с трудом натягивая улыбку.

– Коя решил очень нелепо пошутить. Не думаю, что даже Антонио Баэль, которого ничего не пугает в этом мире, отважится притронуться к этой скрипке.

Юный де Моцерто ничего не ответил, и улыбка пропала с лица Тристана. Как я и думал, Баэль уже все решил.

– Антонио, неужели ты всерьез собираешься играть на Авроре? Хочешь взять ее в руки? Разве не знаешь, что о ней говорят? – грозно произнес Тристан, еле сдерживаясь, чтобы не схватить Баэля за грудки.

– Я все прекрасно знаю. Но какой смысл покупать ее, если я не буду играть на ней?

– Ты хочешь умереть? Вернулся лишь за этим?!

Люди вокруг стали оборачиваться на нас. Пытаясь успокоить Тристана, я схватил его за локоть, но он грубо оттолкнул меня.

– Предупреждаю тебя, Антонио Баэль. Если ты хотя бы прикоснешься к этой проклятой скрипке, то я не хочу тебя больше видеть. Хотя я и так тебя не увижу, ведь ты, скорее всего, тут же умрешь!

Выкрикнув эту фразу Антонио в лицо, Тристан резко развернулся и выбежал из зала. Я проводил его взглядом, а затем повернулся к Баэлю и задал вопрос, который волновал меня все это время:

– Ты его нашел?

Юный де Моцерто не ответил. Но я догадался сам. Он не нашел. Иначе бы его холодная улыбка исчезла.

– Я найду. Смогу. Верю, что когда-нибудь я его встречу, – ответил он, нахмурившись.

Может, он недоволен тем, что я лезу к нему в душу? Но если бы он не хотел моего участия, мог бы не рассказывать о своей мечте.

Баэль молчал, затем равнодушно посмотрел на меня.

– Ну что, идем к тебе, Коя?

– Ко мне домой?

– Я хочу оценить твой прогресс и понять, выгонять мне тебя из нашего трио или нет.

Дома ждало новое фортепиано. Однако стоило мне переступить порог, как матушка накинулась на меня с возмущениями:

– Ты совсем рехнулся? Выпросил деньги у отца, потратил больше двух миллионов пер и не сказал мне ни слова! И на что? На какое-то жалкое пианино! Ты даже не хочешь быть профессиональным музыкантом! Допустим, ты выиграешь конкурс де Моцерто, и что…

Матушка запнулась на полуслове, увидев Баэля за моей спиной. Я был уверен, что это затишье перед очередной бурей, и уже приготовился к новому потоку брани, как вдруг:

– Неужели сам Антонио Баэль де Моцерто почтил нас своим визитом? Кое так повезло, что его друг – такой выдающийся человек! Проходите, чувствуйте себя как дома!

– Благодарю, мадам, – вежливо ответил он, склонив голову в почтительном поклоне.

Я внимательно смотрел на мать, не зная, что сказать. Не было и дня, чтобы она не перемывала кости Баэлю, а теперь – только посмотрите! – рассыпается в любезностях. Видимо, она поняла, о чем я думаю, и, что-то неразборчиво пробурчав, немедленно вышла из комнаты.

– Невероятно, – пробормотал я.

– Что-то не так?

– Нет, все в порядке, проходи.

Баэль, с интересом рассматривая дом, последовал за мной. Он впервые был у меня в гостях, поэтому я немного нервничал.

– Шикарное поместье. Хотя чему я удивляюсь, вы же самая богатая семья Эдена.

Я сделал вид, что не услышал его насмешку.

Когда мы зашли в мою комнату, слуги уже заканчивали с установкой инструмента. Я попросил у них чаю со сладостями и подошел к фортепиано. Только когда пальцы прикоснулись к гравировке «Кристиан Минуэль», я окончательно осознал, что теперь это мой инструмент.

– Отличное фортепиано. Оно подходит тебе больше, чем то, созданное Джеем Каноном. Ну что же… Могу ли я стать твоим первым слушателем? Ты ведь еще ни для кого не играл на нем?

Баэль подошел ко мне, разглядывая фортепиано. Я замер в нерешительности, но затем все же сел за инструмент. Первое исполнение я обещал отцу, но не мог отказать Антонио в просьбе. Открыв дрожащими пальцами крышку, я вдруг подумал о том, что Тристан расстроится, ведь он тоже хотел услышать мое первое исполнение на новом инструменте.

По привычке я провел рукой по клавишам и заиграл от ноты до. Прикосновение к новому фортепиано рождало во мне такие же волшебные эмоции, как и музыка, льющаяся из него. Мне казалось, я вовсе не играю, а скольжу по волнам мелодии.

Я исполнил короткий задорный вальс и заметил, как легкая улыбка скользнула по лицу Баэля.

– Неплохо.

– Я очень рад! Ведь это самая большая похвала, на которую ты способен.

Антонио, пожав плечами, рассмеялся. Окрыленный его реакцией, я сыграл еще несколько пьес. После путешествия он стал больше улыбаться, и я был безмерно этому рад.

Вскоре принесли чай, и я сел рядом с Баэлем за столик, стоящий рядом с фортепиано.

– Меня долгое время не было в Эдене. Расскажи, как сейчас обстоят дела. О чем говорят?

– Пасграно теперь в большем почете, чем раньше. Все обсуждают предсказание оракула Кисэ. – Я задумался. – А еще в последнее время появляется все больше музыкальных салонов. Молодые музыканты обретают популярность благодаря выступлениям и на таких мероприятиях, не только на конкурсах.

– Музыкальные салоны?

Баэль нахмурился, было заметно, что ему не понравились эти слова. Мне тут же захотелось рассказать ему о салоне госпожи Капир.

– Самый известный принадлежит супруге маркиза Ионаса де Капира. Пойдем туда вместе в следующий раз?

– Даже не знаю… Мне нужно готовиться к праздничным концертам. После аукциона Ренар Канон предложил мне выступить в его концертном зале. Я буду играть каждый день в течение недели.

Он сказал об этом невзначай, но для меня новость оказалась такой неожиданностью, что от удивления я чуть не вскочил со стула.

– Ты будешь выступать в Канон-холле целую неделю?

– Почему ты так удивляешься?

А что еще мне оставалось? Только величайшие маэстро могли выступать на сцене Канон-холла, да еще и на протяжении недели. Конечно, Баэль – трехкратный обладатель титула де Моцерто, но ему ведь двадцать пять, он слишком молод.

– Это потрясающе! Ты, как всегда, умеешь удивлять.

– Было бы чему удивляться. А ты, как обычно, мыслишь слишком узко. Для меня это только начало.

К чему стремится Баэль? Что он будет делать после того, как найдет своего истинного ценителя?

Вдруг ко мне пришло осознание. Тот, с кем я сейчас веду дружескую беседу, оставит после себя значимый след в музыке.

– Кстати, Коя. – Голос Баэля отвлек меня от размышлений.

– Да?

– Во время путешествия я услышал одну странную историю.

– Какую?

– Она рассказывает о некотором месте в Эдене, о существовании которого я даже не догадывался.

Я вопросительно посмотрел на него. В тот момент Баэль выглядел как любопытный ребенок.

– Знаешь ли ты о Ледяном лесе?