– А постельное белье? – с встревоженным видом спросила Аделаида Станиславовна.
Ее брат рухнул на диван.
– Нет, – промямлил он. – Мы купили шубу с шапкой для меня и решили вернуться.
Аделаида Станиславовна воздела руки.
– Казимир, но так же не годится! А тарелки? А мыло? А самовар?
– Ничего не знаю. Зато она взяла стулья, не знаю для чего, – наябедничал гадкий Казимирчик. – И куклу!
Произнеся эти слова, он обдернул манжету и повернул ее так, чтобы запонка заиграла ярче. Аделаида Станиславовна не могла удержаться от улыбки.
– У нее кукла, у тебя запонки, – заметила она. – По-моему, вы не очень-то и отличаетесь. Все вам игрушки подавай!
Как раз в эти минуты Амалия сидела у себя в комнате на одном из жакобовских стульев, которые только что доставили, и задумчиво смотрела на куклу, которая сидела на втором стуле.
Стул, хоть и безусловно красивый, оказался жутко неудобным – спинка жесткая, а сиденье словно набито кирпичами. Поневоле Амалия начала думать, что она просто не умеет толково распоряжаться деньгами. Вот что сделала с ними, в самом деле? Накупила гору бесполезных вещей, а самое главное забыла. И еще кукла… Но что поделаешь, если маленькая парижская модница в голубом платье оказалась похожа на куклу из ее детства, на ту самую Мими, которую Амалии когда-то подарил ее брат Константин и которая потом при переездах затерялась! И все равно, нелепо покупать куклы, когда тебе уже восемнадцать и ты девушка на выданье…
«Ничего, Даша выйдет за своего студента, у них пойдут дети, и я подарю куклу их дочке», – успокоив себя этим разумным рассуждением, Амалия достала список и посмотрела, что именно не успела купить. Ее охватила тоска.
Как же они будут жить без самовара? А без мыла?
В дверь постучали, и в комнату заглянула Даша.
– Амалия Константиновна, когда на стол подавать?
Хм, что-то новенькое. Обычно Даша спрашивала об этом у ее матери.
– Через четверть часа, я думаю, – ответила Амалия, посмотрев на часы-лиру.
Горничная хотела удалиться, но Амалия задержала ее.
– Постой. Что у тебя с лицом?
– У меня? – сконфузилась девушка.
– Ну да. Сентябрем глядишь, Даша. Что случилось?
Несколько секунд Даша колебалась, но потом, видимо, решилась и хлюпнула носом.
– Николай… Николай Владимирович…
– Студент твой?
Даша кивнула.
– Он тебе что-то плохое сказал? – встревожилась Амалия. Она знала Дашу с детства, относилась к ней как к сестре и сейчас ей очень хотелось помочь.
– Да ничего он не говорил, – удрученно протянула Даша, косясь на куклу. – Третий день его не видно. А ведь обещал, что в четверг заглянет непременно.
– Так мы же переехали, – напомнила Амалия. – Может быть, еще не получил твою записку?
Даша упрямо мотнула головой.
– Мы переехали вчера, в пятницу, а четверг был до того.
Против такого довода решительно нечего было возразить.
– Даша, – мягко заговорила Амалия, – ты же знаешь, в жизни разное может случиться. А на обещания полагаться нельзя. Может быть, молодой человек просто забыл?
– Он вовсе не забывчивый, – возразила Даша, хлюпая носом еще громче. – Он, Амалия Константиновна, такой: если уж обещал, то сделал. Надежный. Да.
Амалия нахмурилась.
– Но в жизни не все от нас зависит. Что, если он просто заболел?
Даша распрямилась и посмотрела на хозяйку широко распахнутыми глазами.
– Вы думаете?
– Конечно, он мог просто простудиться, сейчас же зима, холодно. А тебе сообщать не стал, чтобы не беспокоить.
– Это на него похоже, – кивнула Даша, подумав.
– Ты знаешь, где он живет? – спросила Амалия.
– Конечно, барышня! Только вот… – Горничная замялась.
«Только вот прилично ли незамужней девушке по собственному почину навещать молодого человека», – хотела сказать Даша. Но Амалия и так все поняла.
– Я подумала, – рассудительно промолвила она, взяв в руки куклу и поправляя капор на ней, – что после обеда снова поеду за покупками, а ты поедешь со мной. Ну и… может, мы будем проезжать мимо дома, где живет твой студент. И ты просто сообщишь ему, что мы переехали. Вдруг дворник забудет передать твою записку… или твой друг заболел и не может ее забрать…
Даша просияла.
– В самом деле! Правильно, лучше уж я сама, а то мало ли что…
И, совершенно успокоившись, горничная выпорхнула за дверь.
Пройдясь перед обедом по квартире, Амалия с удовлетворением отметила, что та приобретает все более обжитой и уютный вид. Полы были начищены, окна вымыты, мебель кое-где переставлена так, чтобы было удобно новым обитателям дома. В гостиной Аделаида Станиславовна расставила на комоде фотографические карточки и повесила на стены несколько картин – портреты предков.
– Ну, – торжествующе спросила она у дочери, – что ты думаешь?
Амалия осмотрелась.
– Я думаю, что нам нужен новый ковер. А с люстры надо будет стереть пыль, но это потом. После обеда я снова еду за покупками. С Дашей.
– Мне нужны часы, – тотчас же встрял дядюшка. – И трость. И…
– Казимир, мы уже потратили на тебя рублей пятьсот, не меньше! – тихо напомнила Аделаида Станиславовна.
– Понял, – нахохлился тот. – Всегда знал, что в этом доме меня никто не любит! – Он вздохнул и потер свои маленькие ручки. – Так, а что у нас на обед?
В то время когда дядюшка Казимир уплетал жареного гуся и топил свою печаль в шато-лафите, Александр Корф отпустил извозчика у распахнутых ворот и двинулся дальше пешком. В саду он увидел подвижного и жилистого малого, который расчищал от снега дорожку. Это был Мишка, денщик генерала Корфа. Вокруг него с визгом бегали дети одной из служанок. Завидев Александра, они спрятались за Мишку. Тот всмотрелся в гостя из-под козырька шапки и так удивился, что едва не уронил лопату.
– Здравия желаю, ваше благородие! – весело прокричал Мишка и осклабился. – А мы вас и не ждали! В дом пожалте… Озябли небось с дороги?
– Отец у себя? – спросил Александр.
– Здесь, здесь, где ж ему быть!
Родители Александра давно разъехались – тихо, без ссор и скандалов – и зажили каждый своей жизнью. Мать осталась в Петербурге, где блистала, пока позволяли годы. А они, увы, уже не позволяли, однако женщина упорно не желала с ними мириться. Сын видел ее редко даже в детстве – занималась им она очень мало. Александр вообще подозревал, что был для матери обузой и что та с удовольствием забыла бы о его существовании. Еще бы – нелегко носить открытые платья и молодиться, когда твоему сыну уже за двадцать.
Что касается отца, генерала Корфа, то тоже нельзя сказать, чтобы он докучал сыну своим постоянным присутствием. Но когда был нужен, как-то незаметно оказывался рядом, и оттого Александр инстинктивно доверял ему больше, чем матери. Отцу первому он сказал, что намерен идти в военную службу, и ему первому сообщил, что собирается жениться. Впрочем, особой теплоты в их отношениях не было, и неизвестно, приехал бы Александр сегодня, если бы не воспоминание о вчерашнем, о горе крестного, который многим (да и ему самому, по чести говоря) казался холодным, самовлюбленным человеком. Александр никак не мог забыть, что на месте Льва запросто мог оказаться сам, и был отчего-то уверен, что мать не горевала бы по нему и пяти минут. Другое дело отец. При дворе Корфа-старшего считали ограниченным воякой, но Александру всегда казалось, что его отец – человек куда сложнее, чем кажется. Под простодушной, грубоватой маской генерала Александр нередко обнаруживал тонкий юмор, лукавство и знание жизни, совершенно неожиданные в старом служаке. Иногда у него возникало ощущение, что он так и умрет, не разгадав, каков же его отец на самом деле.
Корф-старший в домашнем халате сидел у камина, читая какую-то книгу, обложка которой была аккуратно завернута в бумагу. Это был высокий, крупный мужчина с большой головой и крупными же, резкими чертами мясистого лица. Завидев Александра, генерал просиял.
– А я уж думал, ты совсем забыл старика, – полушутливо-полусерьезно сказал он и крепко сжал руку молодому офицеру. – Дай-ка на тебя взглянуть… – Отец отошел на шаг и рассмеялся. – Хорош! Молодец!
И вслед за тем прижал сына к груди так, что у того чуть кости не затрещали. Александр был и смущен, и растроган.
– Чаю будешь? Или чего покрепче? – спросил генерал. Затем кивнул на трость: – А что у тебя за палка?
– Э… купил по случаю, – в замешательстве ответил Александр. – Трость. С сюрпризом, – добавил он, вспомнив слова приказчика.
– Да ну? – усомнился генерал.
Александр протянул ему покупку. Отец развязал бечевку, сорвал бумагу, осмотрел трость, и неожиданно его глаза зажглись. Генерал с торжеством посмотрел на сына, нажал на какой-то завиток на рукояти и вынул из трости ослепительно сверкнувшее лезвие.
– Трость со шпагой! – весело проговорил генерал. – Прошлого века, никак? Сейчас такие уже не делают. Да ты садись, садись…
– Если хотите, можете оставить ее себе, – предложил сын, усаживаясь в кресло.
Генерал усмехнулся.
– К чему мне – ворон пугать? – Он вставил шпагу обратно и протянул трость сыну. – Держи. Вещица, конечно, знатная, но для молодых.
Александр забрал трость, поискал, куда бы ее деть, и наконец просто положил на столик в углу, поперек газет.
– Насчет чаю бы надо распорядиться, – буркнул генерал. И возвысил голос: – Мишка!
– Он во дворе, снег разгребает, – пояснил сын.
– А, ну тогда ладно. Стеша! Стеша! Чтоб тебя холера стрескала, где ж тебя черти носят?
Ворча, генерал вышел искать слуг, а Александр поднялся с места и подошел к камину. Поленья потрескивали, и по всему телу разливалось блаженное тепло. Он хотел уже вернуться на место, но тут заметил книжку, которую читал отец, не удержался и взглянул на название. Это был «Справочник биографий всех генералов Российской империи от Петра Великого до наших дней», и молодой барон невольно подумал, что только его отец способен сидеть и читать такую книгу, словно какой-то роман. Александр машинально перелистнул страницы, покрытые в два столбца убористым шрифтом. Мелькнуло знакомое имя – и он замер.
– Что, удивлен, что я читаю всякую чепуху? Небось так ты думаешь, а?
Отец уже вернулся и стоял в дверях. Обычно его шаги были слышны издалека, но уже в детстве Александр заметил, что генерал при желании может подкрадываться и очень тихо. Молодой человек улыбнулся.
– Ничего такого я вовсе и не думал. – Внезапно Александр решился: – Отец, а кто такой Тамарин?
– Тамарин? – удивился генерал.
– Да, его имя тоже есть в справочнике.
Губы генерала под седоватыми щетинистыми усами раздвинулись в улыбке.
– Да служил я когда-то под его началом. А что тебе? Он ведь умер уже давно… сколько я помню.
Вот те раз. У Александра создалось впечатление, что мир порой все же слишком тесен.
– А у него были дети? – спросил он.
Генерал задумался, пожевал губами.
– Дети были, конечно, как же без этого. Пять штук душ. Четверо померли. Один сын остался, по-моему, но он даже до полковника не дослужился, как я слышал. Женился на польской барышне какой-то и вышел в отставку.
«Ух ты, как интересно, – подумал Александр. – Так что ж, получается, Амалия – внучка генерала Тамарина?»
– А что он был за человек? Я имею в виду генерала Тамарина?
Отец сразу же оживился, и по его реакции Александр понял, что генерал был далеко не прост. Ох, не прост!
– Челове-ек! – со вкусом произнес генерал Корф, поднимая глаза к потолку. – Я тебе так скажу: генерал Тамарин был человек. Ух, как мы все его боялись! Строг был, что есть, то есть. Но справедлив. За спинами подчиненных никогда не отсиживался. Как в бой – так впереди всех на вороном коне, с шашкой наголо. Слово скажет – как отрежет. И никого не боялся. Никого, Саша. А время-то было, сам понимаешь… – Генерал скорчил кислую мину. – Дружить с кем надо он не умел. Дипломатничать опять же был не мастак. Для него все ваши парады, смотры, вся прочая такая чепуха была как нож острый. Он вояка был настоящий. Выведешь его, не дай бог, из себя – гроза! Правду в глаза резал, да-с… – Старший Корф вздохнул. – Невзирая на чины и звания. Думаю, это его, в конце концов, и сгубило. Пропал он в гражданской жизни, ох, быстро пропал…
Александр слушал отца, вспоминал воздушную барышню, которая покупала куклу несколько часов назад, и про себя дивился различию между поколениями. И что осталось в белокурой тоненькой Амалии Тамариной от ее грозного деда? Ничего, ровным счетом ничего!
Сдобная Стеша, колыхая телесами, внесла самовар, потом притащила поднос с водкой и закуской.
– Помянем, что ли? – предложил генерал. – Я ведь про приятеля-то твоего уже слышал.
Отец выпил, крякнул, закусил и расправил усы.
– Я был у крестного, – сказал Александр.
– Ну и как он? – довольно равнодушно осведомился генерал.
– Горюет, – ответил молодой человек.
– Ничего он не горюет, – внезапно брякнул отец и снова выпил.
– Но ведь Лев был единственным… – начал Александр смущенно.
– У! – скривился генерал. – Оставь, я ж хорошо его знаю. Думаешь, он сына жалеет? Нет, себя жалеет, что на старости лет один остался, никому не нужный. Шестой десяток, юноша, не шутки! Глупые потаскушки давно померли, умные остепенились, повыходили замуж и знать его не желают. Да-с! Вот где шекспировская-то трагедия… Ну и черт с ним!
И генерал налил себе снова. Голова у Александра уже шла кругом. Вот, значит, как на самом деле думает о Строганове! А ведь было время, принимал графа у себя дома, улыбался и руки жал. В крестные сыну, опять же, пригласил.
– Ты, конечно, жалеешь своего приятеля, – продолжал генерал, утирая губы. – Это правильно. Без жалости человек превращается в скотину. Хороших людей надо жалеть, а плохие без нашей жалости и так обойдутся. – И без перехода спросил: – Ты когда женишься-то? А?
– Бетти приданое собирают, – с неудовольствием ответил Александр. – Маман этим занимается… то есть ведет переговоры с Гагариными. – Умолк и наконец решился: – Она думает, что вы тоже должны принять участие.
Генерал скривился. Затем обронил не без сарказма:
– Скажи твоей матери, что я во всем полагаюсь на ее чуткость. И потом, староват я уже. Мне доктор велел в деревне сидеть, вот я и сижу.
Насколько Александру было известно, не было на свете такого доктора, который мог бы помешать генералу делать то, что ему вздумается. Но вслух молодой офицер ничего не сказал.
– Я Льва в шаферы приглашал… А его теперь нет. – Александр поморщился. – Бетти думает, что это дурная примета. Так мне вчера и поведала.
Скрипнула дверь, в щель просочился поджарый кот, сверкнул глазами на гостя и прокрался куда-то в угол. Через пару мгновений оттуда донесся придушенный писк пойманной мыши.
– Васька – просто чудо что за мышелов, – вздохнул генерал. – А твоя невеста… Скажи ей, что ты согласен на ней не жениться, коли уж она так волнуется. Уверяю, сразу же забудет про все приметы.
– Батюшка! – Александр был шокирован до глубины души.
– Что – батюшка? Пойдешь у глупости на поводу, сам последнего ума лишишься. Это, между прочим, генерал Тамарин говорил. Ты что не пьешь? Закуска кончилась? Стеша! Неси еще закуску!
Пока Александр Корф в Петергофе выяснял подробности биографии ее предков, Амалия вновь отправилась по магазинам, на сей раз прихватив с собой Дашу. Дядюшка Казимир остался дома – любоваться новоприобретенной шубой. Кроме того, по его собственным словам, он адски устал.
– Можем сразу же поехать к твоему студенту, – предложила Амалия.
– Нет, барышня, он далеко живет. Давайте уж сначала самовар выберем, ну… и все остальное тоже.
Делать покупки с Дашей было одно удовольствие: горничная сразу же видела, что подходит, а что нет, где приказчик пытается всучить им лежалый товар, а где действительно хочет помочь с выбором. Когда с магазинами было покончено, Амалия подозвала извозчика.
– Куда едем? – спросила она Дашу.
Девушка заколебалась.
– Мне, право, неловко, барышня… Николай говорил, что у него мать строгая… одна его воспитала… Если даже заболел, ведь она же за ним присмотрит, верно?
Амалия вздохнула, но в глубине души понимала терзания девушки и ее страх нагрянуть не вовремя и не понравиться матери человека, с которым, судя по всему, Даша связывала серьезные надежды.
– Хорошо, – сказала Амалия наконец. – Тогда просто поедем туда, где мы жили, найдем дворника и спросим у него, получил ли Николай твою записку.
Завидев в пролетке румяную, похорошевшую от мороза Дашу, дворник осклабился и подошел. От него пахло дешевой водкой, и Амалия отстранилась.
– Записку передал? – в нетерпении спросила Даша.
– Так точно, – ответил дворник. – Николай Петров, все честь по чести… Отдал ему письмецо ваше, объяснил, что вы переехали.
– Ну, слава богу, он не болен!.. – вырвалось у горничной. – Наверное, просто занят… учится…
Амалия вручила дворнику алтын, поблагодарила его за труды и велела кучеру трогать.
«Какие холодные эти наемные экипажи… – подумала она, ежась, и покосилась на поравнявшуюся с ними роскошную карету, запряженную тройкой белых лошадей, которые изяществом напоминали лебедей. – Надо будет завести свой собственный выезд… Да, только, если я так буду тратить деньги, их и на полгода не хватит…»
Из окна кареты выглянула холеная дама лет сорока, закутанная в соболя, заметила в глубине пролетки два юных девичьих силуэта и едва заметно поморщилась.
– Нет, дорогой князь, – сказала она человеку, который сидел с ней в карете, – я все же нахожу, что лишние триста десятин заливных лугов ничуть не повредят, так что не забудьте включить их в приданое. Ваша Бетти очень милая девушка, они с моим Alexandre такая потрясающая пара!
– Полина Сергеевна… – начал князь Гагарин с неудовольствием.
– Нет, нет! Мы с вами уже договорились, n’est-ce pas? А список гостей составим с вами вместе.
И карета покатила мимо памятника Петру к Английской набережной.