Ледяной Сокол

Глава двадцать третья

Истинный Мудрейший умел накладывать на человека особые чары незаметности, и тот мог провести в лагере противника полтора дня, причем никто не замечал, что человека, которому давали еду, одеяла, рядом с которым сидели у костра, с которым делились той скромной дичью, которую находили во Льду Севера: леммингами, карибу, а при случае даже настоящим белым мегатерием, – при обычных обстоятельствах изрисовали бы посланиями для Праотцев и вытащили бы его кишки наружу через ноздри.

Ледяной Сокол был искренне рад этим чарам, потому что он очень, очень устал и вряд ли смог бы сражаться.

Он не имел ни малейшего представления о том, за кого его принимал Народ Пустых Озер, но ему было все равно. Не знал он и того, какие заклинания использовал Ингольд, чтобы обеспечить отсутствие клана Говорящих со Звездами, когда их маленький отряд пробирался на волю сквозь туман, дым и пар, чуть не по пояс в тающих водах ледяного туннеля.

Когда Ледяной Сокол проснулся в лагере из снежных домов на юго-восток от ледяной горы, Народ Пустых Озер не называл его по имени, хотя по речи, обращенной к нему, было ясно, что они принимали его за своего соплеменника. Мысль об этом жестоко оскорбляла его. Впрочем, не настолько жестоко, чтобы он тут же сообщил им, кто он есть на самом деле. Он обратил внимание, что к Ингольду, Тиру и Хетье они обращались точно так же. Холодную Смерть они вовсе не замечали.

Холодная Смерть сидела рядом с ним, когда он проснулся. Волосы у нее обгорели во время битвы с Бектисом, но в остальном она нисколько не изменилась.

– Как ты, брат мой? – спросила она и протянула ему лепешку с медом и жареными насекомыми, одно из любимых лакомств Народа Пустых Озер.

Ледяной Сокол был так голоден, что взял лепешку.

– Настолько хорошо, насколько следовало ожидать, после того как моя родная сестра сбежала и оставила меня умирать.

– Я надеюсь, это было для тебя хорошим уроком и ты больше не захочешь превращаться в тень?

– О да, – парировал Ледяной Сокол. – Никогда больше я не доверю это превращение тебе.

Она засмеялась.

Позже она помогла ему встать на ноги, они вышли из снежного дома и пошли вдоль берега курившегося паром озера, которое протянулось на мили у подножья черных скал. Огромная ледяная гора все еще возвышалась в центре озера, пар и дым клубами валили из ее многочисленных расселин и трещин. Воды озера то и дела вскипали водоворотами, когда обрушивались очередные куски льда глубоко под водой, и пар мраморно-белыми столбами вырывался оттуда, уходя высоко в суровое холодное небо.

– Ингольд сказал мне, что магия безумного Праотца исчезла из Убежища вместе с ним, поэтому оно разрушится. – Холодная Смерть скрестила на груди руки, и в ее черных глазах появилась печаль. День для Льдов был теплым, а тепло, поднимающееся от озера, делало его еще теплее. Она откинула капюшон, шрамы от ожогов виднелись под отрастающими заново волосами.

«Раз она сумела избежать серьезных повреждений в борьбе с Бектисом, – думал Ледяной Сокол, – она, видимо, куда более сильный шаман, чем я когда-либо предполагал».

– Жар разрушит камни, – произнес он вслух. – Джил-Шалос рассказывала мне, что в Убежищах, которые удалось уничтожить: Прандхайз, Черная Скала и Хатиобар, не было Мудрейших, которые пожертвовали бы жизнью, чтобы удержать в них магию. Эти Убежища просто разрушились от времени, как это происходит со всеми вещами на свете.

– Моя мамаша говорила, что Прандхайз, верно, когда-то горел. – К ним подошла Хетья, за которой бежал Желтоглазый Пес. Потерявший Путь сказал, что чары, наложенные на Приньяпоса, исчезли, когда он оказался рядом с кошелем духов Близняшки, а Желтоглазый Пес повалил и удержал Приньяпоса, когда тот попытался бежать. Ледяной Сокол хотел бы знать, что могло произойти, если бы Бектис имел возможность по-прежнему использовать всю свою силу – возможно, чары оказались бы более стойкими. Сломанный Нос и его отряд, добавил Потерявший Путь, никогда раньше не имели возможности подвергнуть пыткам алкетчца, и они растянули это удовольствие так надолго, насколько это было возможно.

Ледяной Сокол пожалел, что не смог при этом присутствовать, а когда Потерявший Путь начал очень подробно, как это было принято среди людей Истинного Мира, описывать пытки, Хетья тихонько встала и ушла.

Похоже, она уже пришла в себя и выглядела отдохнувшей.

– Мамаша говорила, что она нашла следы пожара, когда чинили каменную кладку.

От особенно сильного сотрясения куски льда полетели на молочную гладь озера, и она закипела, пузыри лопались, туман расползался далеко по земле.

– Это, наверное, рухнуло само Убежище. – Хетья засунула руки в перчатках подмышки, чтобы они согрелись. – Я думаю, когда огонь погаснет, все снова замерзнет. Тогда у ваших племен найдется, о чем поговорить, кроме как о следах карибу и навозе мегатерия.

– Ты недооцениваешь мой народ, Праматерь, – угрюмо отозвался Ледяной Сокол. – Если с неба рухнет скала размером с дом и проделает дыру в земле, это не вызовет у них такого интереса, как изменение количества семян в навозе мускусного быка. Да и не должно, – добавил он. – В конце концов, нужно знать, что именно растет на твоем пастбище.

Хетья кинула на него взгляд из-под ресниц, чтобы понять, не шутит ли он, но Ледяной Сокол высокомерно отвернулся.

Народ Пустых Озер снабдил их продуктами и санями, чтобы они могли добраться домой, и даже согласился проводить их до края Льда. Ледяной Сокол не сомневался, что на этом настоял Потерявший Путь. Он много раз видел двух клонов, бредущих рядом со Сломанным Носом или тихонько разговаривающих у костра с Красоткой, а у их ног лежал совершенно счастливый Желтоглазый Пес.

Хетья тоже проводила немало времени с Красоткой и нашла с ней общий язык, но Ледяной Сокол видел, что Потерявшие Путь не замечают никого, кроме своей жены.

– Она понимает, что мы скоро умрем, – сказал Потерявший Путь на второй день. – В каком-то смысле я даже рад этому.

Его брат-клон согласно кивнул. Ледяной Сокол, Хетья и Холодная Смерть стояли на туманном берегу озера.

Оно уже начало замерзать, навеки погребая Убежище со всеми его тайнами и сгоревшими останками старика, который отдал больше, чем мог выдержать.

– Когда мы… когда я… когда те двое умерли, – сказал Потерявший Путь, – мы это почувствовали. Это было… мы умирали вместе. Эту рану не излечить. Мы больше не целый человек.

– Мы рады, – добавил Потерявший Путь, – хотя бы тому, что сумели помочь своему племени. Наши имена будут звучать в Длинных Песнях. И тому, что мы снова увидели нашего брата Сломанного Носа, и нашу возлюбленную Красотку. И тому, что мы сможем умереть на своей земле, которая еще сохранилась в Краю Ночной Реки, где летом зеленеют осины.

Ледяной Сокол открыл было рот, чтобы сказать, что Край Ночной Реки всегда принадлежал Говорящим со Звездами, но он чувствовал такую глубокую привязанность к своему врагу, что промолчал. Вместо этого он сказал:

– Я тоже рад за тебя, враг мой. Это была хорошая охота.

Потерявший Путь солнечно улыбнулся сквозь золото пробивающейся щетины.

– Я открою тебе один секрет. Не бывает плохой охоты, друг мой.

– Твоя сестра сказала нам, что Говорящие со Звездами вернулись сюда, – сказал Потерявший Путь.

Ледяной Сокол кинул пронзительный взгляд на Холодную Смерть.

– Они разбили лагерь по другую сторону озера, среди расколотого льда, там, где был туннель, – откликнулась она. – Во всяком случае, мамонт, которого я для них призвала, был самым настоящим, а не наваждением Красивой Бороды.

– Если хочешь, – сказал Потерявший Путь, – я немного задержусь, когда мой народ двинется дальше, и схожу вместе с тобой к их лагерю и расскажу то, что услышал от Рогатого Паука о порошке, вызывающем сны, который подсыпали Полдню в Лето Белых Лисиц. С этим свидетельством, пусть даже свидетельством врага, они должны по крайней мере выслушать тебя и устроить суд. Ты достаточно силен, друг мой, чтобы победить Голубую Деву в поединке один на один?

Ледяной Сокол потер израненные, перевязанные руки, ощущая боль и непреходящую слабость в плечах и руках.

– Я очень долго ждал, – спокойно сказал он, – чтобы вновь встретиться с Голубой Девой.

Под холодным алмазным блеском северных звезд он думал о Голубой Деве.

О Полдне и Солнечной Голубке.

О Месте Трех Коричневых Собак и о Долине Ночной Реки, о Призрачных Горах и месте, названном Ручей Хорошей Воды, где у Говорящих со Звездами были загоны для лошадей и соколятники, где белые псы Говорящих со Звездами дремали на красноватой траве между длинными домами. О сладком молоке, и меде, и кленовом сахаре, и об обжигающей душу ледяной воде после парной бани, и о запахе крови и дыма под усыпанном звездами небом.

Его глаза искали лагерь Голубой Девы там, за озером, над которым все еще курился пар, но, конечно, даже родившийся среди Говорящих со Звездами не мог бы его отсюда увидеть. Все было спокойно вокруг, и только звезды в небе говорили между собой на нежном, изящном языке, который человечество больше не понимало.

Они знали его и помнили его. Они – его братья и сестры, и они будут рады, когда он вернется. Он, наконец, станет их вождем, каким был Полдень. Из этих Льдов он уведет их на юг, на новые охотничьи земли, на все оставшиеся ему и им дни.

Если выживет в бою с Голубой Девой.

Он помял руки. Тренировки со стражами Гая были суровыми, но не настолько жестокими, подумал он, как жизнь, которую вел каждый, рожденный в клане Говорящих со Звездами. Он тренировался со стражами достаточно, чтобы не потерять все свои силы. В сердце своем он всегда знал, что однажды вернется назад.

Несмотря на еду и отдых, не исчезала слабость, та внутренняя усталость, которая не прошла и после нескольких дней отдыха. Когда он сегодня утром поднимался со своего одеяла, ему казалось, что он толкает в гору тяжеленный камень.

Но и она жила в холоде и тяготах. И, насколько ему было известно, ее ранили в сражении у Врат.

Шансы на то, что они в одинаковой форме, достаточно велики.

Ледяной Сокол подвигал плечами, потер обожженное лицо, поскреб встрепанную бороду. Будет странно снова вернуться домой, подумал он. Конечно, он никому никогда в этом не признается, но ему будет очень не хватать рассказов Джил-Шалос, какими бы бесполезными они ни были, и мелодий, сыгранных на арфе Руди, и шуток Януса, и даже нелюбимых им походов в подвалы, чтобы взглянуть на новейшие изобретения Ингольда.

Снова ездить верхом с братьями и сестрами. Лежать в тишине рядом с молчащими собаками. Выслеживать карибу в бесплодных землях и знать, что обязательно поймаешь его.

Снова быть одним из своего клана, делить их скромные, суровые и ясные мечты среди горькой красоты умирающей земли.

Если он останется в живых.

Он посмотрел вверх, вспомнив, что он не один.

– Ты пойдешь, брат мой? – Ее лицо, как темная жемчужина, слегка светилось в обрамлении черного меха.

Ледяной Сокол удивленно поднял брови.

– Я не думал, что об этом нужно спрашивать, сестра моя. Я – Ледяной Сокол. Я должен стать вождем своего народа. Голубая Дева украла то, что должно было по праву стать моим. Ты оспариваешь это?

Она покачала головой.

– Я верю, что ты должен был стать вождем нашего народа, – сказала она и села рядом с ним на обломок скалы, торчащий из снега. – И даже сейчас, по прошествии одиннадцати лет, я считаю, что ты мог бы им стать. Возможно, сейчас я уверена в этом даже больше, чем раньше, потому что теперь ты настоящий мужчина и в тебе есть стержень, который появляется только после настоящих испытаний. Они будут прислушиваться к тебе на советах и пойдут за тобой на войну. Но ты ошибаешься, когда думаешь, что Голубая Дева украла у тебя то, чего ты заслуживал, по собственной алчности.

– Так почему же, скажи, во имя Солнечной Голубки? – после столкновения с Зэем в подвалах Убежища Голубка занимала все больше места в его мыслях. Возможно, любовь, которую он испытывал к ней когда-то, возродилась, и чем больше он понимал, тем сильнее она становилась, приняв совсем другую форму.

Холодная Смерть вздохнула. Она долго молчала, обхватив себя руками – маленькая фигурка в тяжелой шубе.

– Ты мой брат, – сказала она наконец. – И я люблю тебя. Но ты не вождь.

Ледяной Сокол набрал полную грудь воздуха, чтобы возмутиться – и выдохнул его. За всю свою жизнь он не мог припомнить случая, когда Холодная Смерть ошиблась. Тогда он молча сел и посмотрел ей прямо в лицо.

Она почесала нос и натянула поглубже капюшон, прикрыв лохматые волосы и шрамы.

– Есть тот, кто ведет, – сказала она, – и тот, кто идет следом, и тот, кто идет в одиночестве. Ты идешь один, брат мой. Голубая Дева – ведет. Она уничтожила тебя не по злобе, не из ревности, а только ради своего народа. Твои сторонники любили тебя, и они поддержали бы тебя на совете и пошли бы за тобой сражаться с ней, и со своими соплеменниками, и со своими братьями. Полдень любил тебя. У тебя есть обаяние, хоть ты и бесчувственный ублюдок. У Голубой Девы обаяния нет. Но она знала, что для своего народа она будет лучшим вождем. Ты понимаешь?

Ледяной Сокол молчал.

– Если бы ты родился вождем, – спокойно продолжала Холодная Смерть, – ты бы сейчас был вождем стражей. Если бы ты родился вождем, ты вернулся бы к Солнечной Голубке, когда ее ранили.

– Ее уже нельзя было вернуть назад, – рассердился Ледяной Сокол. – Она умирала. Я не мог из-за нее подвергать опасности всю охоту.

– Ты мог отправить охоту в безопасное место и не дать ей умереть в одиночестве. Голубая Дева так бы и поступила, даже если бы не было никакой надежды спасти ее, даже если бы ей самой грозила смерть.

Ледяной Сокол задумался и долго молчал.

– Мальчик Тир тоже вернулся бы.

Потом он долго сидел и рассматривал свои руки, кинжал, который держал в них, тусклый блеск звезд на снегу. Но видел вместо всего этого Элдора Эндориона, и Потерявшего Путь, и даже Зэя из Убежища Тени в Конце Времен, который взвалил на себя ношу, слишком тяжелую для его плеч. Наконец он произнес:

– Она могла бы сказать мне все это.

– А ты бы стал слушать?

Солнечная Голубка, смеющаяся, выезжает с его отрядом. Лицо Голубой Девы, уродливое и морщинистое, смотрит на него сквозь пламя костра, ее волчьи синие холодные глаза оценивают его.

Полдень, всхлипывая, выступает из темноты в круг костра и протягивает Ледяному Соколу белую раковину.

Неспящий Всю Ночь, и Пятьдесят Любовниц, и Красная Лисица – все готовы сражаться за него со сторонниками Голубой Девы. Готовы расколоть племя или отколоться от него, и это в те времена, когда зимы все суровее и суровее, дичи все меньше и меньше, и они все передвигаются и передвигаются на юг.

«И ради чего?» – думал он. Ради чего?

Он одиночка.

Он всегда был одиночкой. Он знал это. Холодная Смерть тоже одиночка. Он прекрасно ладил со своим племенем и со своими друзьями, но всегда чувствовал себя как бы в стороне от них. В отличие от Зэя, страдавшего от одиночества во тьме Убежища, он свое одиночество любил и приветствовал.

Но так тяжело сознавать, что ему уже никогда не придется бродить в одиночестве по Краю Ночной Реки…

Утром Холодная Смерть ушла. День стоял ясный. Из середины озера поднималась лишь тоненькая струйка пара, остальная поверхность уже замерзла.

Пар больше не застилал обзор, но лагеря Говорящих со Звездами все равно видно не было. Впрочем, Ледяной Сокол знал – стоит лишь обойти озеро, и он увидит его.

Народ Пустых Озер сворачивал лагерь, собираясь уходить.

Никто из них не заметил исчезновения Холодной Смерти. Ее заклинания обладали такой силой, что вряд ли они замечали ее присутствие, подумал Ледяной Сокол.

Впрочем, это не имело никакого значения. Он-то с ней еще увидится.

– Я думаю, она ушла, чтобы не видеть сражения между мной и Голубой Девой, – сказал Ледяной Сокол Хетье, которая аккуратно паковала замороженное мясо карибу. – Она считает, что Голубая Дева – лучший вождь для клана Говорящих со Звездами, чем я.

– Чертовски обидно, вот что я тебе скажу! – Хетья еле сдерживала возмущение. Даже смазанное жиром, похудевшее, изможденное и покрытое синяками, царапинами и следами от зубов демонов, ее лицо продолжало оставаться миловидным и привлекательным. В Убежище она придется к месту, решил Ледяной Сокол. – Ничего себе сестричка!

– Я давно научился, – хмуро отозвался Ледяной Сокол, – не противоречить своей сестре.

Остальные же, как он заметил, решили вообще не касаться темы Голубой Девы. Ингольд не сказал ни единого слова о том, чего он ждал от Ледяного Сокола – вернется ли тот в Убежище или останется со своим кланом. Ингольд всегда здорово умел молчать; теперь он занимался исключительно выбором провизии, которой Народ Пустых Земель мог с ними поделиться.

Старый маг подошел к Ледяному Соколу, опираясь на свой посох.

Рядом шагал Тир. Сначала мальчик очень мало разговаривал и не хотел выходить из снежного дома даже днем. Хетья, Потерявший Путь и Красотка проводили с ним очень много времени, и теперь Тир выглядел немного лучше. Он снова начал есть, но Ледяной Сокол сильно подозревал, что кошмары еще мучают его и будут мучить долгие годы.

Во всяком случае, мальчик вспомнил, что такое иметь друзей, и будет ценить их, постепенно забывая о своем одиночестве и полном нежелании видеть людей, которое ощущал в той комнате страшного Убежища, а это уже кое-что.

В тусклом солнечном свете его наполовину заживший разрез на лице выглядел ужасно – большая двойная неровная рана, покрытая струпьями. Дети в Убежище Дейра будут от нее в восторге.

Вместе с ними шел Потерявший Путь, именно он и задал вопрос:

– Друг мой, пойдем ли мы в твой лагерь? Твое племя, должно быть, уже на ногах. – После рассвета прошло около часа, так что намек был довольно неуклюжим – люди Истинного Мира считали позором спать после первых же проблесков зари.

Потерявший Путь крикнул, и к нему подбежал Желтоглазый Пес, прыгая и хватая зубами снежинки, как щенок. Потерявший Путь посмотрел на него и улыбнулся.

Ему осталось жить всего несколько дней, подумал Ледяной Сокол. Но он готов отказаться от этих отпущенных ему дней, чтобы помочь мне, если только я попрошу его об этом.

Только чтобы я смог вернуться к людям, которых давно покинул, к жизни в Истинном Мире, которую сам Потерявший Путь ценил превыше всего.

Только чтобы дать мне право выбора.

– Иди со своим племенем, враг мой, – тихо ответил Ледяной Сокол. – Мне нечего сказать Голубой Деве, да и вообще никому из Говорящих со Звездами.

Безволосые брови взлетели вверх.

– Ты не пойдешь?

– Края Ночной Реки больше нет. – Он не собирался этого говорить, тем более этому человеку – слишком болезненной была такая мысль. Но, посмотрев на Потерявшего Путь, Ледяной Сокол увидел во взгляде своего врага понимание и затаенную скорбь. Потерявший Путь протянул ему руку, Ледяной Сокол смутился, сделал шаг назад и с достоинством выпрямился.

– Может, я и дикарь, – холодно заметил он, – но я еще в своем уме. Мы охотимся, чтобы выжить, и совершенно ясно, что выжить в Убежище Дейра легче, чем в Истинном Мире. Все, что мы когда-то знали, сейчас лежит подо Льдом. Через два года Лед покроет все, и в этот осажденный мир придут вещи пострашнее, чем дарки, сланч и воины-клоны. Нужно быть последним глупцом, чтобы жить в этом мертвом мире, если можно найти безопасность и уют в другом месте.

Вождь медленно ухмыльнулся в свою золотую щетину, которой уже не суждено отрасти и стать настоящей бородой.

– Возможно, – сказал он и протянул руку. – Теперь я вижу, что жизнь рядом с Мудрейшим сделала мудрым и тебя. Что ж, друг мой, хорошей тебе охоты. Но не забывай и нас, глупцов.

Ледяной Сокол повернулся и увидел Ингольда, Хетью и Тира, в изумлении смотревших на него.

– Пойдемте, – холодно сказал он. – До Перевала Сарда дорога долгая. Нам пора.

Поскрипывая снегоступами, Тир решительно шагнул вперед. Солнечный свет пугал его. Открытый мир тоже пугал его, наполняя паникой, но прошло два дня, и мальчик начал вспоминать, какой была жизнь до Ваира.

Вчера вечером Ингольд смотрел в магический кристалл и разговаривал с Руди. В Убежище все шло хорошо. Воины осаждающей армии, сказал Руди, начали болеть; Венд сообщил, что ночью полдюжины дезертировали, сбежав через низкий перевал в Речную Долину. На том месте, где до Безлетнего Года цвел фруктовый сад, теперь много могил. Ингольд уже планировал, как поступить с оставшимися осаждающими, когда он, Ледяной Сокол и Хетья вернутся домой, но Тир очень сомневался, что там кто-нибудь еще останется к их возвращению.

Разумеется, за исключением кузена Хетьи, который так искусно варил грибной суп.

Перед Тиром мелькали серебристые косички с вплетенными в них костяшками; длинная фигура сгибалась над упряжью саней и поправляла ее только левой рукой, потому что правая всегда должна быть свободной, чтобы в случае чего вытащить меч. А рядом виднелась приземистая фигурка с каштановыми волосами – Хетья. Один раз Тир, к своему огромному удивлению, услышал, что Ледяной Сокол смеется.

– Ингольд?

– Да, дитя мое?

Тир тактично приглушил голос, чтобы Ледяной Сокол не услышал его.

– Он в самом деле так думает про наше Убежище? – обеспокоенно спросил мальчик. – Ну, что в нем безопаснее, чем в Истинном Мире? Неужели он совершенно не думает о своей семье? И о нас?

Ингольд улыбнулся Тиру.

– Он очень беспокоится и о своей семье, и о нас, – мягко сказал он. – Но существует поговорка, что вернуться домой невозможно. Не то чтобы это была совершенная правда, но человек, который возвращается домой, обычно совсем не тот, который отправился на поиски приключений. И дом, куда он возвращается, уже не совсем тот, который он покинул. Никто не заставит Ледяного Сокола признать, что он очень изменился, пожив среди нас; никто не заставит его признать, что он, возможно, не сможет больше быть счастливым в Истинном Мире. Честно говоря, я немного удивлен, что он признался в этом самому себе и предпочел счастье гордыне.

Тир долго молчал и обдумывал это, одновременно пытаясь идти на снегоступах так же ловко, как Ледяной Сокол и старый маг. Слова Ингольда звучали довольно печально.

– Но почему не признать это? – взволнованно спросил он наконец.

«Я стану королем, – думал Тир. – Я должен понимать такие вещи».

Ингольд улыбнулся, и его голубые глаза блеснули.

– Потому что не в обычаях Говорящих со Звездами признавать, что они не совершенны, – сказал он. – И потому что мир нашего детства всегда кажется нам прекраснее, чем взрослый мир. Но самое главное… – Ив его глазах Тир увидел искреннюю привязанность, которую Ингольд питал к странному суровому воину, всегда державшемуся столь отчужденно, – …потому что он – Ледяной Сокол, и этим все сказано.