Легенда о Гаруде

«Настоящая забота о будущем состоит в том, чтобы отдать всё настоящему»

Альбер Камю

«Зачем я вообще трачу своё время здесь? Сама бы лучше сходила к психологу, если так хочется.»

Высокий крепкий брюнет посмотрел на золотые часы, немного покрутил их пальцами, а затем нервно опустил руку: до приёма ещё пять минут. За эти два часа, что уйдут на психолога, можно было бы кучу дел переделать на работе. На нём висел отчёт за прошлую сделку, а также намечалась ещё одна крупная с зарубежным заказчиком – получив её, он бы смог себе позволить давно желанное пальто от известного бренда. У него оно было бы первым, среди знакомых.

Он прошёл взад-вперёд, остановился у скучающего слегка запотевшего окна, достал телефон, прокрутил немного ленту новостей, убрал. Смотреть на пёстрое начало декаданса осени не хотелось – да и он просто не умел. Сделал ещё несколько шагов, снова достал и прокрутил ленту. Улыбнулся смешной картинке. Быстро ответил своей девушке, что ему надоело ждать, и что это бессмысленная трата времени. Внутри него начинало разгораться то привычное пламя, которое иногда полностью завладевало нутром. Но, к своему следующему за этими моментами стыду, не сжигало его самого внутри, а лишь уничтожало ритуальные символы массовой истерии, оставляя голым наедине с этим самым стыдом перед свидетелями. Но он настолько к этому привык, что быстро восстанавливал защиту и самообладание, подавляя жгучее чувство позора. Компенсировать его он пытался новыми успехами, которые должны были затмить тёмную минуту его жизни.

– Заходите! – сказал голос за дверью.

«Вовремя», – подумал брюнет про себя и решительным шагом направился в нужный кабинет.

Внутри пятиугольной, неправильной формы, комнаты, у противоположной стены от входа, у окна, стояло два кресла. Справа от двери были несколько мягких сидений.

На одном из кресел у окна сидел длинноволосый худой мужчина в слегка мятой белой рубашке и чёрных брюках. Это и был психотерапевт. Он держал в руке небольшой блокнот с ручкой, и смотрел в простое пластиковое окно. В рассеянном свете, на противоположной от окна стороне, его покрывала лёгкая вуаль тени. Утончённые лёгкие линии лица, черепа, обтянутым светлой кожей, создавали ощущение мёртвого спокойствия – будто он был запечатлён на портрете.

– Пожалуйста, разувайтесь, – повернувшись, проговорил мужчина странным, средним голосом: не дотягивающим грубостью до мужского, но и уходящим дальше нежного женского. Как будто он был болен или долго курил. – Хотя, вы можете надеть бахилы – тогда разуваться не придётся.

«Курит», – подумал брюнет.

– Я сниму, – проговорил брюнет, как будто принимая вызов. Хотя в голосе психотерапевта не было ни намёка на агрессию, пациент воспринимал это именно так. Он не хотел уступать ему – да и что, разве сложно ему разуться?

Брюнет аккуратно снял дорогие чёрные кожаные туфли, попутно стирая несколько пыльных линий грязи, и бережно поставил пару у входа. У стены справа, которая косым углом уходила не прямо, а ещё дальше в сторону, стоял небольшой столик с чайником, печеньем и чайными пакетиками. У третьей стены, что своим другим косым углом перпендикулярно подходила к стене справа, стоял старинный тёмный стеллаж с десятком книг.

– Чаю, может? – спокойно, и даже дружелюбно, спросил психотерапевт, слегка указывая на столик с чайником. Пузатый работяга терпеливо ждал, чтобы сделать важную и полезную работу: дать людям тепло, подкрепляя их физическое здоровье и моральную целостность.

– Не надо, – твёрдо, с лёгкой брезгливостью, ответил брюнет. Он пришёл сюда не за этим – нужно было быстрее закончить это дело и пойти заниматься чем-то важным.

– Тогда присаживайтесь, – пригласил психотерапевт, слегка поднимая правую руку, снова становясь похожим на картину. На секунду, когда рука оказалась напротив окна, свет, как бы проникая в белую ткань, показал тёмную худую линию внутри – она занимала примерно половину пространства рукава.

Психотерапевт открыл свежий пустой блокнот, готовый принимать всю боль прошлого очередного пациента, чтобы потом навечно молчаливо это сохранить, освободив человека от тяготящего груза.

Брюнет твёрдым шагом прошёл комнату и сел напротив. Он чуть поправил позу, расставив ноги, а руки положил на подлокотники, а также уложил красивее костюм, чтобы не оставлять мятые полосы.

Теперь казалось, учитывая свободно и немного небрежно закинутую ногу в позе психотерапевта, что это приём провинившегося работника у начальника, а никак не сеанс психотерапии.

Худой мужчина чуть потянул шею в стороны, сел удобнее.

– Рассказывайте, – тихо предложил он, на секунду отвернувшись и посмотрев в окно. Брюнет, наоборот, избегал смотреть в окно и всё время смотрел только на психотерапевта.

– А что нужно говорить? – спросил брюнет, не показывая своей растерянности.

– Что хотите. С вашего имени начнём – хорошо?

Брюнет недоверчиво посмотрел на психотерапевта: он же знает, как его зовут – они договаривались о встрече заранее.

– Меня зовут Борис, – наконец, ответил он.

Психотерапевт улыбнулся:

– Приятно познакомиться. А меня – Артур.

– Я знаю, – тяжело ответил Борис, но Артур, казалось, не замечал его холодной твёрдости.

Артур наклонился и перевернул листок в блокноте.

– Хорошо, Борис. Расскажите о своей жизни: кем вы работаете, с кем живёте, как себя чувствуете вообще сейчас?

Борис, не задумываясь и не отводя взгляд, сразу ответил:

– Мне двадцать шесть лет. Работаю в крупной компании… Начальник отдела по работе с клиентами…

– Уже начальник, хотя такой молодой? – перебил его Артур, открыто удивляясь и что-то записывая в блокнот.

– Что тут такого? – с лёгким, привычным ему в подобных вопросах, недовольством ответил Борис. – Чтобы получать, надо работать.

– Понятно, – ответил Артур. – Продолжайте.

Бориса смутила простота, с которой Артур ответил: ни возражения, ни поддержки – как будто эта вещь совсем незначительная. Для самого же Бориса это убеждение было внутренним стержнем: оно питало и двигало им, помогало преодолевать тяжёлые моменты сомнений и лишений, которые принёс такой путь жизни. Он даже воспринял это как личное оскорбление, и хотел уйти, но решил, раз уж пришёл и заплатил, надо отсидеть до конца – хотя бы для того, чтобы Веселина от него отстала. Она давно просила его – вот, он попробует, и с чистой совестью будет дальше говорить, что это всё полная ерунда, и нисколько не работает, что с ним всё в порядке. Что это ей нужно научиться с ним жить, с его особенностью.

– Что такое? Взволнованно выглядите, – проговорил Артур.

Взяв себя в руки, Борис едва заметно вздохнул и продолжил. С каждым новым вопросом ему становилось легче отвечать на следующий. Он даже дал несколько ответов о детстве, о чём совсем уж не планировал рассказывать. Ответил, впрочем, коротко и сухо, но сам он давно уже забыл об этих деталях и даже внутренне удивился: неужели это важно? Борис хотел бы отвечать про сейчас, про свои вспышки гнева, но Артур, зачем-то, спрашивал про детство, дальше уходя от, казавшемуся Борису, сути вопроса.

Под самый конец консультации Борис немного расслабился и даже не заметил, как вышло время. У него были смутные чувства, когда он закрывал за собой дверь кабинета, затем спускался по лестнице и выходил из офисного центра среднего бюджета. Те самые неважные вопросы о детстве вызвали в нём лёгкую тоску, одновременно с этим и новую вспышку гнева.

Борис сел в машину и достал телефон.

«всё», – написал он.

«Как прошло??? рассказывай!!» – ответила «Прекрасная» – под этим прозвищем скрывался профиль Веселины.

«хуйню какую-то спрашивал

про детство

про маму про батю»

«А про вспышки твои он что-нибудь сказал??»

«нет

сказал на следующей неделе ещё раз прийти

но я хуй его знает

какой смысл…»

«Иди, любимый

за один раз исправить не получится

он же только тебя узнаёт»

«…

ладно подумаю», – ответил Борис и выключил телефон.

Нужно было ехать на работу. Он завёл мотор, давно не чувствуя рёв сердца этой дорогой машины – главное её качество была «цена». И, не сознавая, решил немного проехать по холодным переулкам частной бедности, чтобы другие тоже оценили его положение. Но этого не заметил ни мальчишка, что беспорядочно и неумело, но с нежным нераскрытым чувством красоты, пытался сфотографировать осенний огненный листок; ни ловко пробегающая по скользкой тонкой линии железного забора кошка, вечно спешащая по своим делам, о которых человеку оставалось лишь догадываться. Борис тоже их не заметил, как не замечал миллионы других деталей, что его окружали – мир казался смазанным, блестящим и, если бы он задумался, пугающе мутным.

На работе, как обычно, случился завал. Точнее, он и не проходил. Бориса тянули то туда, то сюда. Он наслаждался тем, что без него не могут решить какие-то вопросы, невольно давая распоряжения, которые не решали проблемы. Поэтому проблемы и не проходили. Его даже вызывал начальник, и дал срок до конца квартала разобрать дела – иначе он найдёт другого управляющего. Но, как бы ни пытался, Борис не мог это исправить – и это злило ещё больше. Жгучий зверь злости, что дремал в нём, подпитывался страхом потерять место. Знак того, что он превзошёл отца, смог подняться туда, куда тот, жалкий и грубый, не мог сметь и подумать добраться. На этом тёплом месте и гнездилось высокомерие, двигая куклой тела дальше.