Приятель бутылку доставил трепетно, как младенца, проглотившего гранату. И с негром здоровается, обращаясь непосредственно к карманам. Руку карманам протягивает и треплет их интимно. И мука сладострастия борется в нем с мукой скупости: откупоривает бутылку. Плеснул на донышки:
– За дружбу и интернационализм!
– Не скупись, – поощряет вахтенный, – ему побольше, себе поменьше. Ченч сделаем – гульнем!
– Но бутылка уж с тебя.
– Да? А с тебя что – за такой обмен? не жидься.
– Может, у него там стриженая бумага, – сомневается приятель. – Для понта.
– Ерунда! Вон края торчат.
– Мало ли у кого что торчит… Для понта.
– Лей-лей! – и вахтенный проглатывает ударную дозу, налитую не ему вовсе для баловства, а ченчиле для дела, и нагло командует: – А теперь ему! Пол-лней…
Мерит приятель скорбным взглядом остатки в бутылке, жмурящегося ченчилу, и мечтает:
– Эх… спиртика бы для КПД капнуть…
– Откуда?
– А у доктора.
– Разбежался он.
– А за деньги.
– Нужны ему.
– Валюту, балда!
Вахтенный оценивает ченчиловы карманы и говорит:
– Жалко.
А приятель зажегся идеей, в азарт вошел:
– А выпить? Не выпьет – вдруг сорвется? На советские-то рэ!
Ченчила исправно подтверждает:
– Совьет – гуд.
– Слыхал?!
И приятель звонит врачу: уважаемый доктор медицины, дорогой-любимый, позарез приперло, полстаканчика, а?
Доктор любезно отвечает:
– А пошел ты на…
Приятель обещает вылизать доктору все интимные места и лизать их непрерывно до самого прихода домой, а также сулит в придачу свою бессмертную душу.
Доктор не хочет. Он утверждает, что относится одобрительно ко всем видам сексуальных связей, только вот к гомосексуализму как-то скептически. Что же касается души, то он и собственной обременен сверх меры, и охотно ее ссудит какому-нибудь долбаку вплоть до окончательной победы мирового капитализма.
Приятель надрывно вздыхает и выстреливает из сокрушительного калибра:
– А за доллар?
При звуках чудного зеленого сияния доктор делает паузу и меняет тональность. Осведомляется с ласковостью психиатра к шизофренику:
– А вы не пили, ребята, негритянской водки?
– Это которой?
– Это которая стакан холодной воды и молотком по голове.
Приятели смотрят в большой задумчивости на негра и обмозговывают предложенный рецепт.
– Извините, ребята, дать не могу. Приказ. Никому.
– Я не шучу, док. Прошу продать мне сто граммов медицинского спирта за один американский доллар.
Доктор с кряхтением усваивает информацию, и сообщает, что на таких условиях он согласен продать все наличные запасы спирта, а также аспирина, валидола, касторки, скальпели, шприцы, бинты, а еще есть дома жена и старушка-мама, так никто не интересуется? По сто грамм за доллар.
И приятель отправляется за спиртом. Там происходит душераздирающая сцена: доктор желает вперед деньги, потом стулья, а приятель клянется своей визой и морским царем-вседержителем, что так невозможно, млеет и блеет, намекает и гарантирует, и еле уносит драгоценное зелье.
И они разводят честно спирт в три стакана, разбавляют сухим, доливают водичкой, чтоб дополнительно растянуть кайф во времени и пространстве, и благостно выцеживают. И слегка даже балдеют.
И с удовлетворением хорошо и честно выполненного долга достают приготовленные рубли: поехали! Теперь все в порядке! Уже можно.
Негр сочувственно смотрит на рубли и говорит:
– Ноу.
Что-о?! Что значит «ноу»!!! Ведь все сделали как надо!..
Ченчила смотрит на них, как Рокфеллер на чистильщика обуви, и поясняет свою финансовую политику: из левого кармана бережно извлекает потертую долларовую банкноту, из правого – разворачивает местную бумажку величиной в скатерть и расцветкой в павлина, делает ими вращательное движение, и убирает доллар теперь в правый карман, а миллион своих местных бананогрошей – в левый. И вразумляюще произносит: