Легендарь

21. Долгожданная встреча

Прямо с Космодрома Крамугас направился в редакцию, чтобы отчитаться о проделанной работе и получить напутствие перед визитом к Фини-Глазу. Ему казалось: без напутствия он — как без рук, процесс творения статьи немедленно замрет…

По пути он выяснил в Справочной точный адрес Фини-Глаза и заодно на всякий случай уточнил, а дома ли сейчас намеченный герой.

Все получалось очень складно…

Однако в редакции царила сущая неразбериха, а на стуки посетителей заяц либо вообще не отвечал, либо выкрикивал дурным голосом:

— Проверят и скажут… И не отвязаться… К черту, к черту, я боюсь!

Сообразив, наконец, что здесь ему делать совершенно нечего, Крамугас вздохнул, еще раз перепроверил в Справочной, чтобы запомнить назубок, домашние координаты Фини-Глаза и, полный решимости сей же час сотворить великое дело, отправился, на свой страх и риск, наносить исторический визит.

Фини-Глаза он повстречал на дороге.

Тот стоял на обочине, огромный и великолепный, босиком, в диагоналевых штанах на штрипках, в ярко-оранжевой рубахе до колен, перепоясанной витым шнурком с кистями, и, будучи в слегка особенном расположении души, вслух считал ворон, что кружили над полем.

— Вот и свиделись в итоге… Добрый день! — сказал Крамугас, сердечно кланяясь и улыбаясь.

— Двадцать восемь, двадцать девять… не мешайте! — буркнул Фини-Глаз, не обращая на гостя ни малейшего внимания. — Э-э… тридцать… Тридцать? Х-м… Тридцать один… Или, нет, теперь уже — тридцать четыре. Хотя… почему же?.. Что-то многовато… Нет, так не пойдет! Наверное… Вот, сбили меня со счету! Придется с самого начала… А они — летают! Уследи-ка!.. Помогайте мне! Чего стоите?

Они хором, расположась бок о бок, досчитал и до пятидесяти семи, сбились снова, начали было опять, но тут Фини-Глаз довольно хрюкнул.

— Будет! Теперь — все. Антракт! — махнул он рукой. — Вроде малость полегчало… А? — он прислушался к себе. — Определенно полегчало! Ну и ладушки, бён-знычть, на этом и закончим. Точный счет отрезвляет всегда! Надо сызмальства помнить. А то молодежь нынче — куражная пошла, набедокурит и не знает ни шиша, как, стало быть, потом ей жить… Дурная молодежь. На опыт стариков — плюет!.. И мается, и мается, бён-знычть… Вы — тоже? — он недовольно поглядел на Крамугаса.

— Что — тоже? — не понял тот.

— Маетесь, да?

— Н-нет, — запинаясь, отозвался Крамугас. — Как будто — нет…

— Тогда чего вас принесло?

— Ну, у меня совсем другое, — встрепенулся Крамугас. — Я по заданию редакции… Газета «Культурный высев». Или, кажется, журнал… — скромно потупясь, добавил он. — Слыхали?

— Сроду не читал, — фыркнул Фини-Глаз. — Ну и что?

— Так вот… я интервью у вас хотел бы взять…

— А… — безразлично молвил Фини-Глаз, почесывая левый бок, — полезное дело, я не спорю.

Крамугаса он, похоже, вовсе не признал. Или признал, но деликатно сделал вид — на всякий случай…

— А где адрес раздобыли? — строго спросил Фини-Глаз.

— В Справочной, где же еще!

— В справочной-шмавочной… — с явным неудовольствием буркнул Фини-Глаз. — Убил бы. Наплодили чертовых контор!.. Ну, не дают людям покоя, не дают, заразы!.. — театрально вскинув руки, он замер посреди дороги. — И в гробу найдут, и скажут: дома, сукин сын, не съехал никуда, бён-знычть!..

— Но как-то я же должен был до вас добраться! — возразил резонно Крамугас.

— А чего ради?

— Я в архиве — на Пад-Борисфен-Южном — одну заметочку раскопал, — с гордостью признался Крамугас. — Там о вас говорится… «Проходимец Фини-Глаз, куда шагаешь?!»… Это — называлось так…

— Читал, — отрезал Фини-Глаз. — Пакость одна. Голову бы оторвал…

— Да вы не думайте, — забеспокоился Крамугас, — я вас не обижу! Я ведь не затем…

— Еще бы! — сказал Фини-Глаз, со значением поднимая роскошный кулак. — Ты только попробуй… Ну ладно, чего так стоять? Пошли в дом.

Минут через десять они уже были на месте.

На квадратной клумбе перед домом, образуя колючую чащобу, торчали, врытые в землю, гигантские отполированные кости какого-то чудовища.

— Мраморные? — деловито поинтересовался Крамугас. — Кто высекал?

Фини-Глаз смерил его презрительным взглядом и, надменно хмыкнув, поджал губы.

— Вы — неуч, молодой человек, — сказал он убежденно. — Безусловную натуру от игры мастеровитого ума отличить не можете. И эти все амбиции, бён-знычть, — для дураков, уж вы поверьте. Какой же это мрамор, молодой человек, если мрамором тут и не пахнет?!

Крамугас растерянно уставился на дебри перед собой — и только головой покачал.

— Я не знаю, как на самом деле мрамор пахнет, — признался он. — Это я так, по первому впечатлению… В книжках, помнится, были картинки…

Фини-Глаз вдруг оттаял и благодушно хватил своей ручищей по Крамугасову плечу.

— Вот то-то и оно, — усмехнулся он. — Только картинки в книжках и разглядывал! А еще репортер… Мальчишка, бён-знычть! И чему вас учили?!

— Я писать люблю, — вздохнул Крамугас. — С детства как-то пристрастился, разохотился… Я думал, главное — это образность восприятия. Чтоб по каким-нибудь ассоциациям, случайным поначалу…

— Ах, извините дурачка, — с глумливою улыбкою развел руками Фини-Глаз, — что я не догадался об этом сам!.. Всему виной, наверное, тот сумасшедший ген, который влез в мою наследственную память… Я, представьте себе, решил поначалу, что вы окривели на оба глаза!

— Да неужто? — поразился Крамугас.

— Именно так. Бывают же накладки!.. Я даже собрался вас пожалеть. Дескать, вон какие нынче в прессе-то сидят калеки — мол, хиреет пресса. Но теперь передумал. Знаете, никогда не стоит поддаваться первому порыву. Особенно, когда имеешь дело вот с такими…

— Да-а? — заискивающе произнес Крамугас, часто моргая белесыми ресницами.

— Это не мраморные статуи! — важно объявил Фини-Глаз. — Это — настоящие кости настоящего проперхаря с Проксимы! Кости-легенда, если вам так нравится.

— Вам их подарили, да? Ваши почитатели, соратники, коллеги?!. — восторженно ахнул Крамугас и мигом выхватил из заднего кармана позитронный диктофон, поднимая его повыше и включая в крейсерский режим безапелляционной впитки субдезинформации.

Хорошо, что, забежав в редакцию и обнаружив там полнейшие разруху и бардак, он все-таки подсуетился и в последнюю ми нуту догадался-таки выклянчить у новой секретарши столь необходимую машинку!..

Лицо Фини-Глаза вытянулось и приняло от негодования совершенно землистый оттенок.

Он был явно ошарашен.

— Издеваетесь? — сдавленно прохрипел он. — Какие соратники, какие почитатели?!

Крамугас сделал неопределенный жест:

— Ну, те, кто знал и помнил вас… Кто по достоинству мог оценить… Преподнесли от всей души… И, в знак особенного уваженья, здесь воздвигли…

— А я сам, по-вашему, и вовсе ни на что уж не способен?! — окрысился Фини-Глаз.

— Значит — потибрили где-нибудь? — счастливо осенило Крамугаса.

Фини-Глаз издал тихий вопль и двумя пальцами взял Крамугаса за воротник.

— Я похож на вора? — спросил он, страшно дыша кисельным перестоем в лицо своему гостю. — Нет, вы мне ответьте, молодой человек, по совести ответьте, иначе я вышвырну вас не только с этого двора, но и вообще с планеты вон. И скажут все: был мальчик… Так похож я на вора?

— Н-нет… — придушенно просипел Крамугас. — T-теперь уже — н-нет!

— Что значит — теперь?! — заорал, багровея Фини-Глаз. — Это как понимать?! А раньше, стало быть, напоминал?! Хотя, конечно… — грустно произнес он, отпуская гостя. — Испугались, что и вас прихлопну? Дело ясное… Ведь вы ж заметочку-то прочитали, всё-всё знаете… Поэтому и заявились в гости.

— Что вы, я вас и без этого очень ценю! — наобум ляпнул Крамугас, судорожно дергая кадыком.

— Цените… Ах, до чего приятно слышать!.. А с этим, стало быть, и на руках носить готовы, так? — прищурился недобро Фини-Глаз.

— Ну, в целом… Просто вы не поняли!

— Естественно. Куда мне, старому балбесу!.. Только вы у нас один такой… обученный и очень просвещенный!.. Да будет вам болтать-то, — поморщился Фини-Глаз. — Двадцать лет, само собой, бесследно не прошли, бён-знычть. Ну ладно, кто прошлое помянет — тому кишки вон. Запомните! А проперхаря я сам убил… Вот этими руками.

— Батюшки!.. С ума сойти! — засуетился мигом Крамугас. — Как же это вас угораздило?

Фини-Глаз с неодобреньем покосился на тихо булькающий позитрон-ный диктофон, но связываться с гостем из-за такой мелочи не стал.

Наверное, решил: пускай себе… Пока — пускай.

— Да вот уж, угораздило, бён-знычть! — сказал он нарочито громко. — Это, впрочем, не фиксируй — это сквернота. Бён-знычть… Вот привязалось! Горькая отрыжка прошлого… Пора и отвыкать. И дома просят… Я им объясняю: где уж, двадцать лет, натура вся окостенела! М-да… Может, и отвыкну, впрочем. А теперь — по делу. Я тогда на Проксиме в карьере руду добывал…

— Какую? — быстро вставил Крамугас.

— А шут ее знает! Велели — вот и добывал. Сказали: тут — дроби, и точка. Кто-то подбирал, а кто-то отвозил… Куда — не спрашивал, не полагалось. Да и не ответили бы все равно. Или соврали бы — пойди потом проверь!.. У них там всюду на Земле, в Музеях ихней жизни, очень даже принято — напропалую врать. Считается, что так народу интересней, и понятней, и полезней. Может быть…

— Да ведь Проксима — это не Земля! — решил блеснуть своею эрудицией настырный гость.

— Зато все рудники там — сплошь земные. И, скажу вам, совершенно не музейные. Отнюдь! И правосудие — такое же… Дурное от начала до конца. Позор и пакость! — Фини-Глаз брезгливо сплюнул.

— Так вы про… перхуна хотели рассказать, — напомнил Крамугас.

— Писака, тоже мне!.. — с презрением ответил Фини-Глаз. — Не мог запомнить слово… Проперхарь! Понятно? Перхуны — вы или я, когда по дурости простынем… Всякое бывает. А на рудниках Проксимы — проперхарь! И впредь, бён-знычть, прошу не путать. Я могу обидеться, а это — страшно.

— Ну, теперь-то я запомню, — успокоил Крамугас. — Даже у великих мастеров случаются накладки…

— Кто великий — вы? — скривился Фини-Глаз.

— Пока — не я, — скромно потупясь, молвил Крамугас. — Но были же другие!.. До меня… Учусь у мастеров — во всем. Вот… и ошибки повторяю иногда…

— Ая-то думал: учатся, чтоб впредь не повторять, — с сомнением заметил Фини-Глаз.

— Это вам кажется, — нахально отозвался Крамугас. — Среди творцов положено иначе. Надо школу сохранять, традиции. Тогда признают, что ты — свой…

— Вот дурь, бён-знычть!

— Ну, дурь не дурь, атак меня учили. «Смотри, Крамугас, — наставляли, — впитывай все лучшее, но на рожон не лезь. За это бьют».

— И я бы вас поколотил, — сказал со вздохом Фини-Глаз, — да настроение не то.

— И хорошо! — одобрил Крамугас. — С побитым-то — какой душевный разговор?!. А я вас должен расспросить…

— Валяйте! — Фини-Глаз пренебрежительно махнул рукой. — О чем?

— Да вы уж начали — про рудники, про этого… проперхаря… Вот видите, запомнил все-таки!.. — счастливо улыбнулся Крамугас. — Я слушаю…

— Ах да, и вправду… — Фини-Глаз поскреб макушку, и взор его чуть затуманился. — Давненько это было — двадцать лет назад… Короче, повадился в наш лагерь проперхарь — ну, никакого житья от него, совсем измучил: то жилища поломает, то инструменты покорежит, то людей утащит, в общем — наказанье! И ведь неуязвим, чертов сын, куда с ним сладить!.. Вот однажды он, бён-знычть, и нарвался на меня. Я, понятно, задал стрекача, а он — за мной. Ох, и набегался я тогда!.. До сих пор ума не приложу: и как же это получилось?.. Словом, занесла меня нелегкая проперхарю прямехонько в глаз: застрял, как соринка, возле самого зрачка, и — стоп! — ни с места…

— Вот мерзость-то, представляю!.. — передернулся непроизвольно Крамугас.

— И не говорите! Мерзость — мягко сказано, — с воодушевленьем подхватил Фини-Глаз. — Это надо ощущать! Вонь несусветная, кругом все течет и изменяется, пульсирует… Одно слово — болото!.. Проперхарь, ясное дело, забеспокоился, замотал головой, заорал благим матом, да мне от этого, бён-знычть, сами понимаете, — не легче. Вот пробарахтался я с полчаса, наверное, всякую уже надежду потерял, и тут меня такая злость разобрала, что плюнул я с досады в самый Проперхарев зрачок: мол, подавись ты, ирод окаянный!

Фини-Глаз умолк, бедово глядючи на гостя.

— Вы — мужественный человек, — уважительно отметил Крамугас. — Я б на вашем месте…

— А что мне оставалось делать? — польщенный, пожал плечами Фини-Глаз. — Я тогда о подвигах не думал — свою шкуру спасал. Ну, тут проперхарь и скончался.

— Да ну? — изумился Крамугас. — Так — сразу?

— Вот, представьте себе! — торжествующе поднял палец Фини-Глаз. — Я и сам не ожидал… Невероятно повезло! Мой плевок по разным нервным каналам и всяческим протокам до самого мозга долетел, до самых главных центров, ну и, естественно, вышиб дух из этого паразита. Раз и навсегда. Главное оказалось — изловчиться… Потом об этом случае научных публикаций было — тьма! Даже термин особый придумали: «Эффект-777», бён-знычть. Я под таким номером у себя в колонии числился… По имени-то назвать было неудобно — вроде, отщепенец… Ну, я этого писаку, который термин изобрел, еще найду… Поговорим с ним по душам! Вот только репутацию свою восстановлю… Не знаю, правда, как, но что-нибудь придумаю… Короче, в память о том замечательном событии я и привез сюда скелет зверюги. И сутра, сегодня, водрузил. Хорош? А вы говорите — мрамор…

— Поразительно! — прошептал, зажмурясь от восторга, Крамугас. — Какое присутствие духа! Сколько воли!.. Когда все узнают, что вы за человек!..

— Так вы записали мой рассказ?

— Конечно!

— Вместе с матерями, бён-знычть?

— Простите? — недопонял Крамугас.

— А вот с тем, что слышали! Со всеми интересными словами — так и записали?

— Вы не можете быть против, — твердо сказал Крамугас. — Это — лексика героя. Его неповторимое лицо.

Услышав это, Фини-Глаз не то чтоб закручинился, но как-то тихо и смущенно озверел.

— Ну, вы тут еще поговорите! Лексика, лицо!.. — утробно прорычал он, с бешенством уставившись на гостя. — Погляжу, какое будет личико у вас…

— Нет, вы не правы! — не сдавался Крамугас, капризно топнув ножкой. — Нас учили: ври, но оставайся реалистом! Двадцать лет суровой школы не прошли для вас бесследно… Вы — как чистый самородок, вы впитали в себя лучшее, развили, пронесли… Нет, это надо сохранить! Весь ваш рассказ, весь колорит… Это будет целая глава в моем репортаже. Еще чуть-чуть литературной доработки…

— Ну, приехали! Совсем уже… Вы это бросьте, вы посмешище-то из меня не делайте в глазах людей! — окончательно озлился Фини-Глаз.

— Да почему — посмешище? — недоуменно отозвался Крамугас. — И слово-то… ужасно некрасивое. И глупое… Вам только кажется… От скромности, я полагаю. Я ведь всего-навсего домысливаю, леплю образ…

— Я вам полеплю! — уперся Фини-Глаз. — Я тоже, знаете, могу слепить такую рожу — каждому!.. И мама не узнает. Нечего! Нашли себе кормушку… Интересные у вас замашки! Я к вам — по-хорошему, а вы — плевать! Тогда я требую: пусть вся эта история вообще останется между нами. Ведь дело-то — сугубо личное… Интим натуры, я б сказал… Так что — сотрите, до конца. И вместе с матерями.

— Ни за что! — воскликнул Крамугас запальчиво. — Это дело моей профессиональной чести! Я тоже дорожу своей литературной репутацией! И вы еще спасибо скажете. Мне лучше знать. Все до сих пор благодарили, — неожиданно соврал он. — Да! Я уже вижу… Это будет яркий и незабываемый штрих в вашем героическом облике. Урок другим. Опора для страны. Алмаз бесценный, ясно?! Без него — никак…

— Вон вы куда, мой милый… — протянул Фини-Глаз, скептически кривясь. — Алмаз, опора, облик — эк вас завернуло!.. Жуть! А почему, собственно, героический? Откуда?! В вашем образном восприятии?

— Нет, — простодушно откликнулся Крамугас. — Это задание редакции. Мне так редактор приказал. В свете всего происходящего… Формат заманчивый, но очень жесткий. Я должен написать статью о нашем удивительном прошлом, от которого не деться никуда, дать людям образец для подражания. Вот вас-то я и сделаю героем. Опишу вашу жизнь. От самого рождения… До самого конца…

Фини-Глаз, онемев, вытаращился на Крамугаса.

— И мне кажется, для этого вы… очень даже подойдете! — радостно заверил тот.