ЛЕГЕНДЫ ЕРЕСИ Под редакцией Ника Кима и Линдси Пристли

Это было время легенд.

Герои сражались за власть над Галактикой.

Неисчислимые армии Императора Терры

сражались в Великом Крестовом Походе,

мириады чуждых рас были сокрушены элитными воинами

Императора, а память о них стерта.

Начинался рассвет новой эры, эры правления человека.

Огромные, сверкающие золотом цитадели были символом

бесчисленных побед Императора.

Миллионы миров встречали триумфальные колонны

его смертоносных воинов.

Богоподобные примархи вели Легионы Адептус Астартес,

космических десантников Императора, от победы к победе.

Несокрушимые и величественные,

венец генетических экспериментов Императора,

космические десантники были

сильнейшими воинами человечества,

и каждый в бою стоил сотни простых солдат.

Неостановимые десятитысячные Легионы,

ведомые своими примархами,

завоевывали Галактику для Империума Человека.

Величайшим из примархов был Хорус,

прозванный Великолепным, Воссиявшей Звездой.

Любимый сын Императора, он был Воителем,

величайшим командиром, направлявшим армии своего отца

на завоевание Галактики.

Он был воином, не знающим себе равных,

как в сражениях, так и в переговорах.

И когда пламя войны станет пожирать Империум,

все лучшие воины человечества сойдутся

в последней битве.

Дэн Абнетт КРОВАВЫЕ ИГРЫ

Quis custodiet ipsos custodes?[1]


Вот уже десять месяцев прошло с тех пор, как он отправился в путь. Десять месяцев, за которые он сменил восемнадцать имен, и при этом подложные документы были изготовлены настолько тщательно, что ему удавалось водить за нос даже систему единой биометрической идентификации. Он петлял, заставляя преследователей пойти по трем тупиковым маршрутам. Один из них вел к Словацким вотчинам, другой уходил к Каспии, а оттуда — к северным рубежам, последний — через Тироль к Доломитовым Храмам над Венецианским Котлованом. На самом же деле путник перезимовал в улье Бухарест и в первую неделю, как тронулся лед, пересек Черное море на грузовом спиннере. Оказавшись в Билгороде, он был вынужден залечь на дно, чтобы сбить со следа тех, кто предположительно шел за ним. Потом в течение трех недель укрывался в здании заброшенного завода в Месопотамии и просчитывал свой следующий ход.

Десять месяцев. Кровавая Игра несколько затянулась, но он все равно действовал предельно осторожно, синхронизируя каждый свой шаг с событиями, происходящими в мире, и уделяя особенное внимание оживленным торговым маршрутам, местным дорожным потокам и графикам миграций сезонных рабочих. Он был на сто процентов уверен, что его не только не вычислили при помощи орбитальных систем, но даже и предположить не могли, где он примерно находится. Последняя ищейка потеряла его след еще в Билгороде.

Затем он отправился вглубь страны, минуя Балучистан, — порой пешком, а порой и на попутном транспорте — и вскоре пересек границу Имперских Территорий. С начала похода прошло триста и еще три дня.


За последние десять месяцев окружающий пейзаж разительно изменился. Целый скальный пик исчез с ослепительно-яркого горизонта, и путника при виде этого охватило странное ощущение пустоты, как от недавно выдранного зуба. Высокогорный ветер приносил запахи машинной смазки, раскаленного металла и каменоломен. Воины-строители примарха Дорна возводили оборонительные сооружения, превращая в крепость самый высокий и неприступный горный массив Земли.

Все эти запахи, повисшие в прозрачном воздухе над старой Гималазией, служили предвестниками приближающейся войны.


Пейзаж, представший его глазам, был настолько ослепительно-белым, что путник порадовался тому, что предусмотрительно взял с собой солнцезащитные очки. Холодный воздух был кристально прозрачен, а в голубом небе, подобное термоядерному факелу, пылало солнце. Перина идеально чистого снега укутывала вершины и горные склоны. Жгучая белизна — и ничего больше.

Поразмыслив, путник решил, что лучше всего будет отправиться к югу, в направлении Кэт Мандау и высоких шпилей Центрального Округа, но, подойдя к ним ближе, понял, насколько все изменилось. Стража, и прежде отличавшаяся неподкупностью и неумолимостью, теперь и вовсе вела себя так, словно была набрана исключительно из фанатично преданных своему делу праведников. Приближение войны в два раза увеличило количество охранников в воротах, в четыре — число пушек и автоматических орудий, а биометрических сенсоров стало в сотню раз больше.

Вокруг Дворца суетились многочисленные строительные бригады, собранные из наемных рабочих, подчиняющихся Масонским Гильдиям, — их палатки, оборудование, да и сами люди покрывали поверхность высокогорных снегов зелеными, черными и красными пятнами, словно склоны вдруг поросли причудливым мхом.

«Охрана усилилась, но теперь им приходится следить за миллионами новых лиц».

Следующие шесть дней он провел, наблюдая за лагерями рабочих, после чего решил отказаться от прежних своих планов и направился на север по горным пастбищам и тропам, стараясь постоянно держать в зоне видимости гигантскую строительную площадку. Внизу, со стороны Куньлунь, по заснеженным ущельям текли непрерывные потоки свежей рабочей силы и грузовиков, везущих к Дворцу припасы и строительные материалы из шахт Шидзанга. С высоты они напоминали медлительные реки темной талой воды с плывущими по ним черными айсбергами. Там, где потоки трудовых армий встречались, под сенью высоких стен Дворца возникали временные города, состоящие из бараков и распределительных центров, где принимали мигрантов, забирали на сохранение вьючных животных и сервиторов, раздавали воду, продовольствие и медикаменты. Уже разгруженные материалы: строительный лес, чугун, сталь, руда и щебень — громоздились вокруг этих поселений подобно мусорным кучам. При помощи подъемных кранов и сложных систем блоков грузы постепенно поднимались на стены. Отовсюду неслись звуки сигнальных горнов, прокатываясь эхом по ущельям.

Порой путник останавливался, садился и просто смотрел на Дворец, казавшийся ему самым прекрасным творением во Вселенной. Конечно, наверняка это было не так. Без сомнения, в далеких забытых мирах можно найти древние, созданные еще до человека строения, способные затмить эту красоту, или хотя бы столь же поразительно гигантские и внушающие тот же благоговейный восторг. Важна была не архитектура. Идея, положенная в основу, — вот что делало Дворец прекрасным. Именно внутренняя концепция придавала этому строительству подлинную ценность.

Дворец представлял собой самый огромный и красивый из скальных массивов Терры, превращенный в столицу и резиденцию правителя, а теперь, хоть и запоздало, он становился еще и крепостью.


Исчезнувший гималазийский пик был разобран на стройматериалы. Осознав это, путник улыбнулся. Люди совсем забыли о скромности.


Переодевшись в обноски и нацепив грязные поножи, он в течение трех дней трудился вместе с генетически модифицированными ограми Ней Монгголия. Известные также под прозвищем мигу, они неуклюже шагали вверх и вниз по тропам, волоча на спинах пластины цурлита, огромные корзины с нефритом и египетской яшмой. Они насыпали заграждения и оборонительные валы, орудуя массивными лопатами, сделанными из лопаточных костей гигантских гроксов, и в неослабевающем ритме забивали в камень железные столбы, к которым потом крепилась намотанная кольцами колючая проволока.

По вечерам, возвращаясь в свои бараки, огромные создания вкалывали себе каш — клейкую субстанцию, получаемую из яда нематоды, обитающей в пустыне Гоби. От этого вены мигу вспухали, а глаза закатывались, после чего великаны начинали что-то нечленораздельно бормотать.

Наблюдая за ними, путник подсчитывал дозировку и продолжительность воздействия.

Огры не были против того, чтобы он работал вместе с ними, но в целом относились к нему с большим подозрением. Он делал все возможное, чтобы сойти за одного «из этих прямоспинных белолицых», стремящегося заработать себе регулярное пособие и премию от Масонской Гильдии. И документы у него были в порядке. Но едва он попытался купить у мигу немного каша, как огры стали держаться настороженно, опасаясь, что он — один из геноводов, подсылаемых, чтобы следить за порядком среди рабочих.

И тогда они решили его убить.

Воспользовавшись предлогом, что подобные сделки следует проводить втайне, трое мигу выманили его из лагеря и завели в каменистую ложбину, где громоздились глыбы кремня и кахолонга, заготовленные строителями. Перед ним разостлали тряпицу, на которую выложили нарезанный на порционные кусочки наркотик. А затем один из великанов неожиданно выхватил тычковый нож и попытался вогнать его в печень покупателя.

Тот только вздохнул — ему хотелось обойтись без таких осложнений.

Он перехватил запястье мигу, выкрутил ему руку и заломил ее в локте. Сустав согнулся в обратном направлении, конечность безвольно повисла, а путешественник без труда выдернул нож из ослабших пальцев. Генетически измененный рабочий не выказал ни малейших признаков боли, только удивленно заморгал.

Каждый из этой троицы являл собой титанических размеров жилистое существо с чудовищно и неестественно развитой мускулатурой. Им и в голову не могло прийти, что какой-то европеец, будь он даже очень крупным и крепко сложенным, способен доставить им неприятности.

Еще один размахнулся, нанося мощнейший, но крайне неумелый удар, словно признавая, что они и в самом деле столкнулись с проблемой. Мигу планировал разобраться с ней одним махом, раздробив европейцу челюсть и опрокинув того на землю с переломленным у основания черепа позвоночником.

Но удар не сумел поразить чужака. Вместо этого кулак гиганта наткнулся на неожиданно взмывший ему навстречу тычковый нож. Лезвие вспороло запястье, отделяя кожу и мышцы от кости. На сей раз мигу ощутил боль. Взревев, он попытался подхватить куски плоти, отрезанные от его изувеченной руки. Европеец заставил его умолкнуть, вогнав клинок в массивный лоб. Удар проломил кость так, словно был нанесен не ножом, а шахтерской киркой.

Мигу повалился назад с торчащей между глазами, подобно какой-то удивительной диадеме, рукояткой тычкового ножа.

Третий великан набросился на европейца сзади, сжав того в медвежьих объятиях. Мигу со сломанной рукой попытался нанести противнику удар в лицо, но путешественник уже устал от этой игры. Передернув плечами, он вырвался из захвата, провернулся на пятках и ударил рабочего в солнечное сплетение кулаком. Грудина раздалась в стороны. Когда европеец отдернул руку, его ладонь была словно затянута в алую перчатку. В ней он сжимал то, что осталось от исходящего паром сердца мигу.

Гигант со сломанной рукой — единственный из троих, кто еще оставался в живых, — что-то испуганно забормотал и бросился бежать к выходу из ложбины.

Путешественник не испытывал к раненому противнику неприязни, но и отпустить его не мог. Он наклонился, подобрал окровавленными пальцами небольшой кусочек кремня, взвесил в ладони и запустил вслед убегающему мигу.

Импровизированный снаряд промчался по воздуху, точно пуля, и с отчетливым хрустом вошел в затылок огра. Рабочий грузно повалился на землю и головой вниз скатился по куче щебня.

Сбросив все три трупа в бездонную пропасть, убийца вымыл руки снегом и забрал тряпицу с кашем.


Орды рабочих, поселившиеся у подножия Дворца, как и любое скопление людей во все времена, манили к себе паразитов, крыс и хищников. Мутировавшие под воздействием радиации волки повсюду преследовали бригады строителей и сверкали глазами в ночи, окружая кольцо костров. Тысячи боевых псов патрулировали периметр лагерей и охраняли склоны, ведущие к Дворцу. Ночную тишину регулярно нарушали взрывы лая и воя, рычание и звуки борьбы, когда верным волкодавам в очередной раз приходилось вступать в схватку с обнаглевшими хищниками.

В темноте трудно было отличить собак от их врагов.


В течение всей жизни он был вынужден регулярно проходить врачебные проверки, досконально запоминая их результаты, чтобы с точностью знать пределы своих возможностей.

Он порезал каш на крошечные порции и взвесил каждую из них на превосходных весах, позаимствованных у ювелира.

Работы по укреплению Врат Аннапурны были уже наполовину закончены. Каждый день в их гигантский зев вливались тысячи строителей, а огромные краны начинали поднимать на циклопическую арку керамитовые плиты, металлические балки и блоки армированного рокрита. Охранники просто не могли себе позволить проверять каждого рабочего в отдельности — это только вызвало бы гнев бригадиров и привело к задержкам. Поэтому ворота были накрыты полем биометрического сканирования, образованным с помощью медленно вращающихся антенн на карнизе основной арки.

На рассвете путник укрылся под брезентом, накинутым на грузы, которые один из кранов должен был поднять наверх. Он забился между пластинами листовой стали и столбами из железного дерева.

Затаившись, он достал четыре грамма каша — передозировка по стандартам мигу. Наркотик был настолько сильным, что путник должен был потерять сознание менее чем через минуту после употребления.

Ему пришлось ждать два часа, прежде чем крановщики начали пристегивать цепи подъемника. Затем он ощутил сильный толчок — платформа с грузом оторвалась от земли.

Тогда путник проглотил каш.

В результате наблюдений он выяснил, что кран тратит сорок три секунды на то, чтобы поднять платформу на нужную высоту, и еще шестьдесят шесть — чтобы пронести ее над воротами. В течение двадцати четырех секунд этого срока грузы находятся в зоне биометрического контроля.

Каш сделал свою работу. Путник потерял сознание и умер еще за двенадцать секунд до того, как оказался под воздействием поля. Приборы засекли только обычные строительные материалы.


Он очнулся. К этому моменту платформа прибыла на место и с некоторых ящиков уже сдернули брезент. Грузчики и строители начали перетаскивать стальные листы.

Все тело горело огнем. Мышцы сводило судорогой. Постаравшись сосредоточиться, он заставил себя пройти комплекс психологических упражнений, чтобы избавиться от соматических последствий каша. То, что убило бы простого человека, его поставило только на порог смерти; кратковременное погружение в это мертвенное забытье позволило путнику проскочить мимо биометрических сканеров Дворца.

Все еще чувствуя себя разбитым, пошатываясь, он выбрался из-за ящиков. Перед ним предстали невероятных размеров орудийные башни и боевые платформы, расположенные наверху стен и укрепленные толстыми слоями дюрапласта и адамантия. На строительных лесах и подвесных мостках суетились рабочие, кое-кто из этих людей даже свисал с высоченной арки на альпинистских веревках. Отовсюду доносились грохот молотков и рев перфораторов. Завывали силовые установки и шипели плазменные резаки, разбрасывая снопы голубоватых искр.

Призрачный свет резаков порождал фантомные образы перед его глазами. Во рту стоял привкус крови. Прихватив ящик с заклепками и пневматический молоток, путник слился с толпой рабочих.


Ему удалось пробраться во внешние пределы Дворца. Впрочем, на это у него ушло еще целых три дня. Вначале ему пришлось перестать выдавать себя за каменщика и стать тенью, затем он нацепил личину слуги, начищающего бронзовые украшения, потом стал фонарщиком и бродил по коридорам с электрическим шестом-зажигалкой в руке, после сменил роль на швейцара, нацепив ливрею, «позаимствованную» в местной прачечной. Только благодаря незаметному генератору маскирующего поля ему удавалось скрыть свой рост и могучие плечи.

Он блуждал по переходам, отделанным агатом и диаспором, спускался по лестницам, чьи ступени были вырезаны из цельных кусков оникса, видел свое отражение в отполированных до блеска мраморных полах, а его тень бежала по стенам, облицованным кварцем и сардониксом. Он прятался в полумраке за арками из слоновой кости, выжидая, пока мимо не промаршируют военные патрули, стоял в дверях, пропуская бесконечные караваны сервиторов, несущих к высочайшему столу подносы с мясом и выращенными на гидропонных фермах овощами.

Затем он снова притворялся уборщиком, потом — выбивальщиком ковров, сторожем и даже посыльным, носясь с кейсом, наполненным листами чистой бумаги, и постоянно горбясь, чтобы никто не обратил внимания на его телосложение. Время от времени он делал остановки, чтобы забрать свою экипировку. Дворец занимал большую площадь, чем иные города. Ушла бы целая жизнь на то, чтобы осмотреть все его этажи и залы. Перегнувшись через перила балконов, путник мог видеть искусственную пропасть, уходившую на пятьсот этажей вглубь, сверкающую огнями и кишащую людьми. Некоторые помещения, особенно Гегемон, были столь огромны, что в них возникала даже собственная миниатюрная климатическая система. Под сводчатыми потолками парили небольшие облачка. А дождь, время от времени проливавшийся в Гегемоне, почитался за добрый знак.

Насколько было известно путнику, дождя здесь не было уже около трех лет.


Гвардейцы Кустодес, величественные в своих золоченых доспехах, как всегда, стояли на страже, присматривая за порядком во Внутренних Покоях. Их алые плюмажи казались фонтанами артериальной крови, застывшими на морозе. На броне воинов пылал символ, использовавшийся еще до Единения, — стрела молнии. Они таились в каждом темном углу и проходе, всегда держа наготове Копья Стражей и проявляя устрашающую бдительность.

Они были хладнокровны, молчаливы и строго блюли охраняемые ими секреты, но в их присутствии любая истина всегда выходила наружу.

Ему удалось установить их расположение. Двое Кустодес приглядывали за Южным Контуром, изгибавшимся, подобно серебристому локону, вокруг Гегемона. Еще двое стояли у входа в Нефритовый Зал, и трое патрулировали украшенные коваными и малахитовыми узорами просторы Конгресса. Одинокий страж, почти невидимка, дежурил под густой, изумрудного цвета листвой в Оазисе Куоканга, наблюдая за тем, как воды кристально чистого озера сверкающими каскадами обрушиваются на лопасти турбин. Четверо других следили за происходящим на верхних платформах Таксономических Башен.

Но, как ни странно, ни одного из них не было ни в Северном округе, ни на западном краю озера, ни возле Инвестиария. Это о многом говорило. Кустодес казались лунами на орбите незримой планеты, яркими небесными телами, притянутыми тяготением невидимой звезды. Исходя из того, где и как были выставлены посты, не составляло труда вычислить и жертву.

Скорее всего, та скрывалась в Зале Лэн.

Расположение суровых стражей заставляло предположить, что жертва скрывается где-то в западной полусфере Внутренних Покоев, а точнее — либо в Зале Лэн, либо в Доме Оружия, либо в Большой Обсерватории или же в личных апартаментах, примыкающих к последним двум. Но путник знал излюбленное место отдыха его цели — Зал Лэн. Если только он не занимался своими тайными делами в глубинах дворцовых катакомб, этот человек обычно пребывал именно там, разговаривая с ангелами пространства и времени.

Поговаривали, что в этом месте прочно перемешались прошлое и будущее и что случилось это еще в незапамятные времена, задолго до того, как возникло название Лэн, до того, как родилась цель, до того, как над этими скалами были возведены крепостные стены, и даже до того, как их впервые увидел человек. Зал Лэн, просторный и темный, являл собой не что иное, как аномалию, поврежденную нить в ткани мироздания, шрам на теле Вселенной.

Путник никогда не питал теплых чувств к этому помещению. Зал переполняла прямо-таки осязаемая тьма, которая, казалось, колыхалась под легким дыханием дремлющего бога. Но тем не менее сейчас именно это и могло сыграть на руку убийце.


Он подобрался к Залу с юго-западного направления, пройдя по аузилитовой дорожке, проложенной через рощу платанов и белых берез. Он более не таился в тени и не надевал на себя личину фонарщика или уборщика. Теперь он не включал и маскировочное поле, прежде позволявшее ему скрывать подлинные пропорции могучего тела. Вместо этого он извлек из крошечной серебряной коробочки тонкую, как паутинка, накидку. Она опустилась на его плечи, торс и голову, подобно легкому и прохладному первому снегу. Ткань закрыла его со всех сторон, плотно облегая тело, лишая его формы, цвета и тени.

Бесплотный, словно дуновение ветерка, он прошел по тропинке между деревьями и оказался на лужайке позади Зала Лэн. В воздухе ощущался аромат благовоний, слышались тихие поскрипывания и постанывания стен, сотрясаемых сверхъестественными пульсациями.

Путник приготовил оружие: ней-монггольский тычковый нож, отточенный до безупречной остроты, не доступной ни одному из оружейников этого племени. Клинок был смазан смертоносным ядом, изготовленным из каша.

Была ли отрава достаточно сильна, чтобы прикончить полубога? Скорее всего. В любом случае ее должно было хватить, чтобы завершить Кровавую Игру.


Замков на дверях не было. Он заранее запомнил расположение квантовых датчиков, а лазерные сенсоры просто не могли обнаружить его под накидкой. Он покрепче стиснул в левой ладони тычковый нож.

За внешней аркой клубился полумрак, словно в воздухе повис коричневатый дым. Путник зашагал по черному плиточному полу, в котором ноги бесчисленных посетителей за несколько веков оставили заметную дорожку. В каменный бассейн за внутренними дверями постоянно текла чистейшая талая вода. Над ними красовался барельеф с изображением мытарств первых пилигримов, посетивших Лэн.

Массивные внутренние двери Зала были значительно старше остального дворца, и их полуметровой толщины каркас, вырезанный из горного дуба, уже давно не сходился под прямыми углами. Путник откинул в сторону чугунную задвижку и отворил одну из дверей. Сквозняк обдал его прохладой. Из помещения потянуло запахом холодного камня.

Необъятный Зал был погружен в космическую темноту и полуночную тишь. Впрочем, время от времени во мгле раздавался едва различимый шорох, напоминающий о порывах гималайского ветра или о волнах, накатывающих на берег, но, конечно же, природа этого звука была совсем иной. Под высоким сводом плясали крошечные оранжевые искры, подобные рою светлячков или болотным огонькам.

Он наблюдал за ними, привыкая к темноте. Вскоре его глаза начали различать серебристые очертания предметов: колонн, древних скульптур, а также консервационных колб и реставрационных машин, установленных антикварами в предшествующие эпохи, да так и оставшихся тут. Устройства эти казались некими гигантскими насекомыми, притаившимися во мраке. Их металлические закрылки были покрыты таинственными, странными символами настроек и показаний, которые постепенно погребала под собой пыль.

Он тихо проскользнул между этими машинами. Где-то там, впереди, он ощущал чужое присутствие. Человека, чей разум был сейчас занят размышлениями. Тот не замечал опасности. Даже не чувствовал, что в его покои проник посторонний.

Обойдя колонну и прижавшись к ее холодной поверхности спиной, невидимый охотник устремил взор на свою жертву.

В самом центре просторного, открытого помещения на коленях стоял человек, всецело поглощенный изучением огромной книги в кожаном переплете. Она лежала на каменном полу, подобная дивной птице, распростершей крылья, и в длину была не менее полутора метров. Восхитительно красивые пальцы неспешно переворачивали страницы. Это были руки скульптора, творца…

Сейчас человек сидел, повернувшись спиной к своему преследователю. На жертве был белый балахон с капюшоном. Цвет слишком контрастировал с кровью.

Иной убийца попытался бы подкрасться и незаметно нанести удар, но эта цель представляла серьезную опасность и знала, что противопоставить столь примитивной технике. Приблизившись на расстояние прыжка, охотник понял, что теперь у него нет иного выхода, кроме как броситься и нанести удар. Десять месяцев он провел в ожидании этого единственного шанса.

Он метнулся вперед, занося руку.

Охотник пробежал уже половину пути, и его клинок вот-вот уже должен был вонзиться в широкую спину жертвы, когда навстречу ему прыгнула тень.

Текучая тьма отразила клинок. Тычковый нож скользнул мимо, и удар потерял свою силу. Охотник развернулся.

Он едва мог различить неприятеля. Тот скрывался под точно такой же накидкой, искажающей свет. Они бросились друг на друга — тень на тень. Охотник успел заметить в руках врага длинный прямой клинок спаты.

Охотник отразил удар меча, обрушившегося на него сверху, а затем — снизу, отчаянно работая ножом. Оружие раз за разом сталкивалось с громким лязгом. Летели искры. Он пятился, уступая черную поверхность пола своему призрачному противнику.

Их клинки встретились вновь. Тычковый нож не позволял дотянуться до врага. Преимущество всецело оказалось на стороне мечника. Лязг металла казался чужеродным вздыхающей тишине зала.

Как бы искусно ни владел охотник ножом, но тот вскоре вылетел из его рук. Вылетел и вонзился, дрожа, в ближайшую каменную колонну. Охотник оказался вынужден драться голыми руками. Тыльной стороной ладони он отбил в сторону вражеский клинок и сжал пальцы на запястье противника, затем провел подсечку, пытаясь уронить недруга, но тот высоко подпрыгнул и попытался высвободить руку.

Однако охотник нанес удар слева, угодив невидимому врагу в висок. От удара противник отшатнулся и налетел на одну из древних машин, заставив ту со скрежетом проехать по каменному полу и погнув одну из ее похожих на паучьи лапы опор.

Мечник восстановил равновесие… и обнаружил, что перестал быть мечником. Рукоять спаты исчезла из его ладони.

Охотник взвесил в руке захваченное оружие, а затем раскрутил его, ударив соперника набалдашником в солнечное сплетение.

Отворачиваясь от повалившегося на землю тела и низко пригибаясь в защитной стойке, он заметил, как из теней возникли еще двое охранников, скрывающихся под накидками невидимости.

Одним движением он отразил оба нанесенных ему удара и ответил серией стремительных, сбивающих с толку выпадов и замахов. Во мраке раздался лязг скрещивающихся мечей, вновь посыпались искры, яркие и жгучие, словно клинки были выточены из кремня.

Подловив одного из противников на обманном выпаде, охотник отвесил удар рукоятью и заставил того рухнуть на колени. Второй мечник тут же перешел в стремительную атаку, но убийца легко ушел в сторону, пропустив вражеский клинок под рукой, и изо всех сил врезал неприятелю с левой руки, повалив того на пол.

Не дожидаясь, пока эти двое поднимутся, охотник бросился наутек. Игра закончилась. Единственным приемлемым выходом оставался побег. Он добрался до дверей, распахнул их и, вынырнув из густого сумрака, устремился к лужайке за стенами Зала.

Его уже поджидали. Пятеро Кустодес, в полном боевом облачении, с лицами скрытыми под золотыми изогнутыми, как клюв ястреба, забралами шлемов, стояли, расположившись полукругом, на самом выходе из-под арки. Копья Стражей — внушающий ужас гибрид алебарды и огнестрельного оружия — целили в грудь беглеца.

— Сдавайся! — приказал один из стражей.

Убийца в последний раз занес над головой добытый в схватке меч.


Для этой камеры он был далеко не первым арестантом и явно не последним. Каменные стены, пол и потолок покрывала голубовато-белая глянцевая краска, делая их похожими на поверхность айсберга. Узники, побывавшие здесь в минувшие годы, при помощи ногтей и других более острых предметов украсили стены изображениями людей и орлов, закованных в броню гигантов и молний, картинами давних побед и трагедий. Эти примитивные узоры напомнили новому заключенному о том, как первобытные люди покрывали стены пещер образами охотников и бизонов.

Он добавил и свой рисунок.

Когда минула ночь и следовавший за ней день, дверь камеры со скрипом отворилась. Внутрь вошел Константин. Магистр Кустодес был облачен в простую монашескую рясу из темно-коричневой шерсти, надетую поверх черного облегающего комбинезона. Он прислонился спиной к тюремной стене и сложил на широкой груди могучие руки, оглядывая сидящего на койке пленника.

— Я верил в тебя, Амон, — произнес он. — Верил, что ты сумеешь подобраться ближе, чем кто-либо другой.


«Амон» было только первым из его имен и самым старым из них. Следом за ним следовало «Тавромахиан», и обычно этих двух слов вполне хватало, когда кому-то требовалось обратиться к нему. Да, он был Амоном Тавромахианом, Кустодес Первого круга.

Невзирая на все сопутствовавшие их обязанностям опасности и невзгоды, Кустодес жили значительно дольше, чем простые смертные, и успевали обзавестись очень длинными именами. За «Тавромахианом», означавшим вовсе не фамилию, но род занятий[2] тех, кто передал ему свои гены, следовало имя «Шигатса»[3] — место его рождения, затем «Лепрон» — название дома, где он был воспитан. «Каирн Хедросса» — место, где его начали обучать владению оружием. Семнадцатое слово — «Пироп» — напоминало о первой для него битве, развернувшейся на одноименной орбитальной станции. Каждая частичка имени рассказывала о сражениях или важных событиях в его жизни. Все они присваивались ему в ходе официальных церемоний волей магистров Первого круга. И теперь «Лэн» могло дополнить длинный перечень, став последней и важнейшей его составляющей, указывавшей на победу Амона в Кровавой Игре.

Свои имена Кустодес выбивали на внутренней поверхности нагрудных пластин золотой брони. У каждого из них оно начиналось на правой стороне защитного воротника, а затем тонкой, скрытой от чужих глаз змейкой убегало под броню. У старейших из ветеранов Кустодес, таких как Константин, имена уже не помещались на нагруднике и переходили на пластины, прикрывающие живот, струясь лентами между украшениями. Имя Константина Вальдора состояло из тысячи девятисот тридцати двух элементов.

Пока Амон отсутствовал, его доспехи и снаряжение хранились в Доме Оружия. И сейчас, шагая рядом с Константином по Южному спуску, чтобы забрать свое имущество, он расспрашивал о других участниках Кровавых Игр:

— Зерин?

— Попался раньше, чем успел проникнуть на Имперскую Территорию. Попался геноснифферу в Иркутске.

— Гаэдо?

— Обнаружен в Пустыне Папуа четыре месяца назад. Ему удалось зафрахтовать пылевую яхту до Себу-сити, но на месте его уже поджидала группа захвата.

Амон кивнул:

— Брокур?

Константин улыбнулся:

— Ему удалось пробраться в Гегемон, прикинувшись делегатом Панпацифика. Впечатляющее достижение, мы уже и не думали, что кто-то сумеет его превзойти.

Амон пожал плечами. Кровавые Игры служили важнейшим залогом безопасности Дворца и входили в обязанности Кустодес. Для них было делом чести, участвуя в этом состязании, проявлять все свои способности. Пуская в ход изобретательность и обширные познания о внутренней структуре Дворца и самой Терры, Кустодес устраивали проверку всей имперской системе безопасности, стараясь отыскать в ней малейшую слабину или лазейку. Они превращались в волков, чтобы испытать сторожевых псов. Какой день ни возьми, хотя бы полдюжины Кустодес отсутствовали на службе, действуя втайне и пытаясь продумать и выполнить новый план проникновения в величественный Дворец.

Стратегия и приемы, использованные Амоном, еще долго будут скрупулезно разбирать на заседаниях и допросах. Каждая частица информации, каждый мельчайший его успех в этой игре должен быть вычленен и тщательно проанализирован. Он пробрался во Дворец. Зашел дальше, чем кто-либо. Подкрался на расстояние удара.

— Надеюсь, мой поступок не будет сочтен оскорблением? — спросил Амон у Константина — Ведь я поднял на него руку.

Константин помотал головой. Он был настоящим гигантом, превосходил ростом даже Амона, и казалось, будто с постамента сошла одна из огромных статуй Инвестиария.

— Он прощает тебя. Кроме того, ты же не причинил ему вреда.

— Мой удар был отражен.

— А если бы и нет, он сам сумел бы остановить тебя.

— Он знал, что я был там.

Константин почесал подбородок:

— Он не стал мне рассказывать, что знал о твоем появлении. Ему хотелось увидеть, как много у нас уйдет времени на то, чтобы обнаружить тебя.

Амон помедлил, перед тем как сказать:

— Прежде он не видел особого смысла в Кровавых Играх. Считал их пустой забавой.

— Это было раньше, — возразил Константин. — Многое изменилось с тех пор, как ты покинул нас, Амон.


Войдя в Дом Оружия, они с Константином облачились в броню. Амон был рад снова ощутить привычную тяжесть доспехов ручной работы, прикоснуться к их застежкам, зажимам и магнитным швам. Вес брони успокаивал.

В арсеналах на нижних уровнях Дома Оружия слуги и сервиторы проводили церемониал облачения отряда надменных Астартес из Легиона Имперских Кулаков, освящая каждую часть доспехов маслами и шепча благословения, — воины готовились к длительному патрулированию южных оборонительных валов.

Этот обычай стал нормой для многих Астартес: церемониал, облачение, благословения. Они были созданы специально для войны и обладали специфическим мышлением. Ритуал помогал им сосредоточиться на задаче, укреплял их дух.

Они совсем не были похожи на Кустодес. Разве что как двоюродные братья или дальние родственники. Кустодес являлись результатом более древнего длительного процесса подготовки воинов, и процесс этот, как поговаривали, пришлось серьезно упростить и доработать, чтобы массово выпускать Астартес. В целом гвардейцы Кустодес не были выше или сильнее Астартес, но обладали иными особенностями. И не было глупцов, которые решились бы предложить пари на исход состязания между Астартес и Кустодес.

Главные различия лежали в складе ума. Хотя Кустодес в пределах своего круга и были связаны родственными узами, но это не шло ни в какое сравнение с тем чувством братства, которое служило надежным цементом для Легионов Астартес. Кустодес были более независимы — наблюдатели и стражи, привычные к тому, чтобы в вечном одиночестве стоять на посту.

Гвардия Кустодес не окружала себя рабами и сервиторами, помощниками и прислугой. Кустодес даже броню надевали самостоятельно и без лишних церемоний.

— Дорн готовит Дворец к войне, — произнес Амон, скорее констатируя факт, нежели задавая вопрос.

Только Кустодес Первого круга мог настолько свободно обсуждать действия примарха.

— Так мы ее и ожидаем.

— Сейчас — да, — сказал Амон. — Было время, когда мы и не подозревали, что она нам угрожает и что начнут ее наши же люди.

Константин промолчал.

— Что случилось? — спросил Амон.

— Не знаю, что и сказать, — ответил магистр Кустодес. — Я хорошо знал Хоруса и не могу поверить, что гордыня и личные амбиции направили его на этот позорный и возмутительный путь. Полагаю…

— Что? — спросил Амон, туго затягивая крепление нагрудника.

— Мне сдается, что Хорус Луперкаль болен, — сказал Константин. — Его постиг душевный недуг. Что-то затуманило его рассудок и сбило с истинного пути все его окружение.

— Ты считаешь, что Хорус Луперкаль сошел с ума? — поинтересовался Амон.

— Возможно. Сошел с ума, или серьезно заболел, или то и другое сразу. С ним случилось что-то такое, чего нельзя объяснить с позиции наших познаний о Вселенной. — Константин посмотрел в сторону высоких окон Дома Оружия и обвел взглядом линию западного крепостного вала, недавно усиленного дополнительными металлическими щитами и оружейными платформами. — Мы должны быть готовы к немыслимому. Война идет к нам, война изнутри. Стороны определились — выбор сделан.

— Звучит как простая констатация факта, — заметил Амон.

— Так и есть, — подтвердил Константин. — Императору угрожают. Мы обязаны его защитить. Мы должны противостоять угрозе. И не наше дело обсуждать происходящее, даже если речь заходит о безумии, охватившем тех, кого мы прежде любили.

Амон кивнул:

— Дворец превращается в крепость. Должен признать, Дорн проделал потрясающую работу.

— Это он всегда умел, как и его Астартес. Укрепления и оборона. В этом с Имперскими Кулаками никто не сравнится.

— Но последние рубежи все равно держим мы, — сказал Амон.

— Это правда.

— В этот раз нам потребуется нечто большее, чем крепкие стены и орудия.


Зажав под мышками свои украшенные плюмажами шлемы, они шли через внутренние покои Дворца от Дома Оружия к башне Гегемона, где находился командный центр Кустодес.

У входа их уже ожидали остальные братья, собравшиеся, чтобы встретить Амона. Склонив головы, они ударили древками Копий Стражей о каменные плиты и разразились громом приветствий и похвал.


Вперед шагнул Гаэдо, чье лицо скрывала тень забрала.

— Амон Тавромахиан, я рад твоему возвращению, — произнес он, пожимая Амону руку.

— Тебе удалось сделать больше, чем любому из нас, — сказал Эманкон.

Вместе они вошли в башню и зашагали через помещения с высокими сводчатыми потолками, чьи стены украшали фрески, настолько старые и потускневшие, что стали практически неразличимы и походили на карандашные наброски, какие делает художник, готовясь к настоящей работе. В проводах, сеть которых пронизала полы под ногами стражей, пульсировали информационные потоки, текущие из необъятных баз данных, хранившихся на нижних уровнях Дворца. Под высокими потолками висели кибердроны, сновавшие из стороны в сторону, подобно косякам рыб в водных глубинах.

Зал Стражи купался в фиолетовом свете огромных гололитических эмиттеров. Всевозможная информация выводилась и плясала в воздухе в куполе призрачного света. Программы сравнения и обработки, запущенные на центральном когитаторе, выпускали в фиолетовый полумрак золотые и красные лучи, связывавшие различные данные в единое целое. Всемирный океан информации и базы Объединенной системы биометрической верификации питали данными ряды кодиферов, собиравших разрозненные сведения, связывавших их, находивших следы. Ячейку сепаратистов в Бактрии выдала простая попытка получить помеченный грифом секретности трактат, находящийся в библиотеке Дельты Нила. Террористы из пропанпацификистов были уничтожены в Архангелусе, после того как их выследили во время покупки оружия в одной из нищих деревушек Нордафрики. Каждый день миллиарды зацепок, ведущих к миллионам тайн, анализировались и изучались Кустодес. Данные тщательно и кропотливо просеивались через переменчивые, текучие слои информационной сферы планеты.

— Доложите основную проблему на данный час, — потребовал Константин.

Дежурные Кустодес ежечасно выбирали десяток самых значительных находок, требовавших пристального внимания.

— Лорд Сихар, — ответил дежурный.


Десять месяцев прошло с тех пор, как он в последний раз держал в руках Копье Стража. Амон направился к тренировочным залам, расположенным на подземных уровнях под башней, и вызвал на поединок дюжину сервиторов, чьи руки заменяли клинки. Копье плясало и рисовало восьмерки в воздухе, тело вспоминало былые навыки и знания. И когда первая тренировка завершилась и все сервиторы были изрублены и поломаны, он потребовал новых соперников для следующего раунда.

«Как же мы все-таки много времени тратим на подготовку! — задумался Амон. — Кровавые Игры, тренировки — все это только пантомима, которую мы разыгрываем в ожидании подлинной войны».

Амону и самому не нравилось то легкое возбуждение, которое он сейчас испытывал. Приближалось время серьезной работы. Сколь бы ни были омерзительны и чудовищны грядущие события, но Кустодес наконец предстояло оставить все эти игры и взяться за то дело, ради которого их создавали.

Но было бы недостойно радоваться неизбежности войны. Покончив со второй группой сервиторов, он заставил себя сосредоточиться на деле Сихара.

— Этот вопрос уже расследуется, — сказал вначале Константин.

— Меня не было десять месяцев, — возразил Амон. — Я чуть не заржавел и к тому же устал от праздности, и теперь мне просто необходимо поработать над достойной задачей, чтобы прийти в себя. Прошу вас оказать мне эту любезность.

Константин кивнул. Дело лорда Сихара было передано Амону Тавромахиану.


Кустодес давно присматривались к персоне лорда Ферома Сихара. Наследственный властитель Ги-Бразилии, наиболее могущественного из всех Зюд-Мериканских кантонов, Сихар часто подвергал критике имперскую политику. Его династия благодаря и родословной, и браку была связана с Навис Нобилитэ, что позволило ему создать довольно крупную торговую империю за пределами Терры. Сихар считался одним из пятидесяти наиболее могущественных колониальных феодалов. И только по причине осторожной политической игры Малькадора Сигиллита лорд Сихар не сумел пролезть в Совет Терры. Серьезное беспокойство вызывал тот факт, что Сихар являлся прямым потомком Далмота Кина, одного из последних тиранов, противившихся воле Императора даже в самом конце Объединительных войн. Все понимали, что Император терпит правление лорда Сихара в Ги-Бразилии — а заодно все эти выпады и язвительные замечания в свой адрес — только из-за того, что сейчас требовалось залечить раны, оставленные Объединительными войнами, и приободрить коренное население. Сихар был не только влиятельным человеком, но и красноречивым, умелым политиком. Даже Амон не мог не признать, что лорд часто оказывался прав в своих суждениях и властвовал справедливо и разумно.

В своем сопротивлении имперским порядкам он не заходил настолько далеко, чтобы из-за этого его поместили под домашний арест, как леди Кэлгун Ланаркскую, или же полностью отстранили от правления и обвинили в государственной измене, как Ганса Гаргеттона, канцлера Атлантических Платформ, но все равно к Сихару всегда относились с подозрением.


Закончив тренировки, Амон переоделся в простую рубаху и комбинезон, а затем направился в один из залов собраний, расположенных на этаже над Залом Стражи. Проход туда охраняла всевидящая Сестра Безмолвия, распространявшая вокруг себя ауру предельной бдительности. Он вывел все ключевые данные, касавшиеся дела, на экраны стохастического процессора и приступил к работе, используя понятийные и ретрокогнитивные методы обработки, которым обучали Кустодес.

Сихар, и прежде находившийся под постоянным наблюдением Стражи, стал проблемой номер один после проверки его последней переписки.

Он обладал значительными внеземными владениями. Важнейшим из них был мир Кайетан в Истмус-61, богатая ресурсами колониальная планета, также открывавшая Сихару доступ к приносящим колоссальную прибыль приискам Альбедо Круцис. Его доходы от торговли были столь велики, что многие молодые Дома и младшие дети зюд-мериканской аристократии стремились заключить с ним союз, обеспечивая лорда своей поддержкой. И если бы в Совете Терры вновь освободилось место, то вряд ли кто-то сумел бы помешать Сихару стать консулом.

Хотя все зацепки и были незначительными, но они позволяли составить более-менее цельную картину. Сихар регулярно связывался через астропатов напрямую с губернатором Кайетана, а также с наместниками Круциса II и Семпиона Магникса. Его переписка с ними, в отличие от общения со всеми прочими корреспондентами, была защищена особым шифром, который Кустодес еще не успели взломать. На первый взгляд эта кодировка напоминала трипаттерн Анспрака — так и не разгаданную систему шифрования, использовавшуюся противниками Единения.

Далее ниточки, насколько удавалось проследить посредством тайных дипломатических каналов, тянулись к отдельным кораблям 1102-го и 45-го Имперских Экспедиционных Флотов, а через них — к малозначительным колониям и двум флотилиям снабжения, базирующимся в туманности Чирог. Служба разведки выдвинула гипотезу, что эти корабли, помимо прочих обязанностей, оказывали помощь войскам Бутанской группировки Имперской Армии.

И вот тут возникал вопрос. Если верить слухам, то пятью месяцами ранее несколько подразделений Имперской Армии, входивших в состав Бутанской группировки, поддержали Воителя. Следовательно, существовала некоторая вероятность того, что при помощи столь длинной и специально усложненной цепочки передачи сообщений Сихар списывался с еретиками.

Лорд Сихар Ги-Бразильский, судя по всему, поставлял информацию о происходящем на Терре непосредственно Хорусу Луперкалю.


Судно повернуло, и его серебристый фюзеляж заиграл в лучах солнца, на краткий миг засияв, подобно звезде, в розовеющих верхних слоях атмосферы. Оно являло собой гражданскую модель «Ястребиного крыла», было приписано к Фансиль эт Кие и вылетело с орбитальной станции Зеон-Инд. Просто еще один транспорт, идущий на позывные центрального транспортного маяка Планальто.

У летательного аппарата, способного выходить на орбиту, металлическая обшивка была отполирована до блеска, а широкие, но изящные очертания делали его похожим на гигантского ската с треугольными крыльями и тонкой стрелкой хвоста. Когда корабль заскользил к четырем высоким башням центрального посадочного шпиля Планальто, его тормозные двигатели запылали зеленовато-желтым огнем в навевающем дрему вечернем свете, и прерыватели потока на крыльях поднялись, подобно встопорщившемуся птичьему оперению. На мачтах огромных башен, кажущихся грязно-бурыми на фоне небес цвета индиго, замигали мощные белые прожектора. Двумя километрами ниже пролегла триллионами огней во мраке застроенная городами Ги-Бразилия.

Когда «Ястребиное крыло» выровнялось, готовясь зайти на посадку, его радиомаяки передали идентификационные пакеты данных, отвечая на запросы Администратума Планальто.

Эти данные сообщали о том, что на борту судна находится Элод Гальт, важный чиновник Фансиль эт Кие, прибывший в Ги-Бразилию ради проведения предварительных переговоров с представителями нескольких шахтерских артелей Альбедо.

Согласно проверке Объединенной системой биометрической верификации идентификаторы Элода Гальта были в полном порядке.


На сей раз им предстояла вовсе не Кровавая Игра. Все было взаправду.

Он предпочел бы действовать в одиночку, во всяком случае на первых порах, но следовало придерживаться роли. И чтобы ей соответствовать, Амон нуждался в сервиторах, астропате, а также в пилоте и личном телохранителе. Гаэдо, переодевшийся в простой комбинезон и маску раба, выступал в качестве двух последних. Биометрическое сканирование опознало его как Зухбу — существо без фамилии, всего лишь мигу, приобретенное на Гангетийском рынке тел.

Выдавая себя за Элода Гальта, Амон был вынужден облачиться в роскошный шелковый халат, переливавшийся влажным блеском, подобно нефти на воде, а также в плащ из волчьей шкуры, бесформенную шляпу со слишком широкими полями и нацепить на пояс внушительную, богато украшенную саблю, совершенно бутафорскую и бесполезную в реальном бою. Но более всего его раздражала необходимость снова использовать генератор искажающего поля, чтобы казаться меньше и скрывать свои подлинные размеры.

Шесть сопровождавших его сервиторов — один для вокс-связи, другой для оказания медицинской помощи и проверки пищи, третий для анализа параметров окружающей среды, четвертый для перевода, пятый для ведения записей и шестой для мелких поручений — как один были заключены в изящные корпуса из полированной вороненой стали. Такую свиту и ожидаешь увидеть за спиной видного промышленного негоцианта.

Похожая на раковину посадочная платформа помчала «Ястребиное крыло» вглубь шпиля по огромному туннелю, освещаемому красными и синими проблесковыми огнями. Мимо скользили и другие платформы, опускавшие корабли к ангарам или же поднимавшие их наверх. Прибыв на назначенный уровень, платформа дернулась, замерла и поплыла в сторону, оставляя постепенно остывающее «Ястребиное крыло» в ласковых объятиях стыковочной люльки. Та сомкнула зажимы вокруг судна, точно хищное растение, поймавшее муху, и подняла его в затянутую клубами пара нишу, где корабль уже ожидали грязные сервиторы, грузчики и инженерная группа, вооруженная тросами, лебедками и топливными шлангами.

Как только лампы, освещавшие кабину, сменили цвет с холодного белого на приглушенный желтый, сообщавший, что системы переведены в режим ожидания, Гаэдо поднял взгляд на Амона и спросил:

— Приступим?

Амон кивнул и посмотрел на сервитора:

— Нет ли сообщений от руководства?

Сервитор опустил голову и издал извиняющийся писк.

— Сообщишь мне, если они выйдут на связь, — сказал Амон и надел шляпу.

Гаэдо закрепил на лице рабскую маску, в силу каких-то традиций и протоколов выполненную в форме головы кричащего петуха, и пристегнул кобуру. Раздался лязг замков — люк их судна соединился с воздушным шлюзом. Двери открылись.


В ходе запланированных встреч с агентами рудодобывающих предприятий перед его внутренним взором почему-то постоянно вставал образ разлагающегося тела и личинок, вгрызающихся в раздувшийся труп. Кстати, его собственные «личинки» уже вовсю трудились. При посадке за форсажными камерами «Ястребиного крыла» отошли в сторону фальшивые обтекатели и из стерильных отсеков были выброшены мешочки с червеобразными зондами. Всего числом шестнадцать тысяч, они представляли собой подвижные хромированные ниточки толщиной не более зубочистки. С каждой минутой они все глубже проникали в плоть Ги-Бразилии, распространяясь вширь, вгрызаясь в информационные каналы и системные блоки, прокладывая себе путь к хранилищам памяти, банкам данных, дата-стекам. Одни сумеют найти, другие уничтожат автоматические системы безопасности, третьи пойдут по ложному пути и будут продолжать поиски, пока не иссякнут энергетические батареи, но некоторым из них удастся найти добычу и поделиться ею со своим хозяином.

Сейчас Амон сидел в приемном зале, стены которого были обшиты резными киргизскими панелями, и делал вид, будто ему интересны вопросы объемов добычи руды и образцы силикатных пород, принесенные представителями шахтеров. На самом деле он размышлял о рисках. Заручившись разрешением Константина, они тайно проникли в Ги-Бразилию, но до сих пор ожидали получения полномочий в открытую выступить против лорда Сихара. Если бы их раскрыли, они смогли бы придумать какую-нибудь подходящую причину своему визиту, но вот «черви» явно выходили за пределы их юридических полномочий. Если бы власти Ги-Бразилии обнаружили, что Кустодес прибыли к ним без ордера, да еще и запустили в их информационные системы целое полчище червей-зондов, это вызвало бы бурю возмущения. Ведь это было вопиющим нарушением суверенитета Ги-Бразилии. Союз был по-прежнему хрупок, словно ледяная скульптура — прекрасная, изящная, пока еще целая, но слишком уж ломкая. Сейчас, когда на мир опустилась тень грандиозной и все сильнее распространяющейся измены Хоруса Луперкаля, последнее, в чем нуждался Дворец, так это в восстании континентальных властей на Терре.

— Мы сильно рискуем, — заметил Гаэдо, когда они еще только покидали орбитальную станцию.

— Верно, — согласился Амон, — но, если Фером Сихар и в самом деле тот, кто мы думаем, ожидание — еще больший риск.

Сервиторы принесли напитки. Судя по всему, в Ги-Бразилии царила мода на модели, выполненные из лакированного черного дерева и с суставами из латуни. Сервиторы походили на раздетых детских кукол — фарфоровые, похожие на настоящие лица и кисти, грубо сработанные из древесины тела без малейшего намека на реализм. Сервиторы стремительно перемещались по комнате, предлагая желающим мятную настойку и зеленый чай.

Из окон зала, расположенного на верхних уровнях башни округа Сао Пауло, открывался вид на бескрайние сверкающие Зимние Поля. Источником энергии Ги-Бразилии служил подземный комплекс гигантских реакторов, заключенных в самом сердце города. Чтобы обеспечить безопасную работу всего этого комплекса, потребовалось создать колоссальнейшие системы охлаждения, и, как следствие, вся территория над реакторами круглый год была покрыта ледяным настом. Огромный зимний парк, куда стекалось на отдых все население улья, занимал площадь тридцать квадратных километров в центре Планальто. Со своего места Амон мог видеть крошечные фигурки конькобежцев на замерзшем озере, детей, барахтающихся в снегу и запускающих воздушных змеев, и странные механические игрушки, скользящие по льду. Вдалеке, в желтоватой дымке, повисшей над гладью полей, бесшумно рассекали просторы ледовые яхты под яркими парусами и соревновались друг с другом моторные сани, проносясь мимо светящихся мачт скоростных треков и разбрасывая во все стороны ледяное крошево.

Вновь начались переговоры. Амон сверился с цифровым планшетом, тайно отслеживавшим все данные, поступавшие к вокс-сервитору. Из Дворца до сих пор не поступало разрешения на активные действия.


Следующая встреча проходила в башне-монолите на противоположной стороне Зимних Полей. Чтобы развлечь своего гостя, переговорщики, искренне гордившиеся этой местной достопримечательностью, решили попутно прокатить Элода Гальта на ледовой яхте. Амон изо всех сил старался делать вид, что очень впечатлен.

Хозяин — высокий, одетый в меха мужчина — ожидал их на причале у башни.

— Я — Сихар, — представился он, кланяясь Гальту.

Птолем Сихар был четвертым братом властителя Ги-Бразилии, но использовал родовое имя, чтобы производить впечатление на гостей. Лорд Сихар назначил Птолема на должность исполнительного директора «Кайетан Импорт» — торгового консорциума и компании-перевозчика, основанных специально для управления несметными запасами полезных ископаемых этого государства.

Глаза Птолема Сихара имели темно-зеленый оттенок, что выдавало в нем заядлого курильщика сабена. Хоть он и был крупным мужчиной, с гордостью носившим на щеке дуэлянтский шрам, но опасности не представлял. Его тело было рыхлым, непривычным к регулярным физическим нагрузкам. Интеллектом он тоже не блистал. Всего нескольких минут хватило Амону, чтобы удостовериться, что Птолем Сихар — непрошибаемый болван.

Совсем другое мнение сложилось у Кустодес о свите высокопоставленного чиновника. Помимо привычных уже сервиторов, его сопровождали четверо охранников, облаченных в пластинчатые зеленые доспехи. Воины армейского крыла Ги-Бразилии, известного как Драки и состоявшего исключительно из бывалых, умелых солдат. Амон нисколько не сомневался в том, что Драки, защищавшие брата правителя, входили в специальные ветеранские подразделения.

Также за Птолемом повсюду следовал еще один человек, облаченный в угольного цвета бархатный френч, накинутый поверх блестящего черного бронежилета. Сихар представил своего спутника как Ибн Норна, одного из легендарных и уже почти исчезнувших Черных Люциферов. Могущество и богатство лорда Сихара позволили ему нанять для каждого члена семьи телохранителя из этой древней элитной Искьянской бригады.

Сопровождаемый Гаэдо в петушиной маске и вереницей металлических сервиторов, Амон присоединился к Птолему Сихару на пристани и направился к башне. По пути они беседовали о зимних видах спорта, о приближающейся войне и о том, как она скажется на торговле. Кустодес чувствовал, что Черный Люцифер внимательно наблюдает за гостями своего нанимателя.

Еще только поднимаясь на гравитационную платформу, которая должна была доставить их к верхним ярусам башни, Амон был уже абсолютно уверен в том, что Ибн Норн знает об искажающем поле, хотя и понятия не имел, что именно его выдало. Черные Люциферы славились своей проницательностью и острым умом не меньше, чем умением убивать. И теперь Ибн Норн знал, что Элод Гальт как минимум что-то недоговаривает или, что еще хуже, таит в себе какую-то опасную ложь.


Но отступать было поздно. Все еще надеясь дождаться разрешения от начальства, Амон начал деловую беседу с Птолемом Сихаром. Переговорщики расположились за столом красного дерева, установленным на радиальной платформе на одном из надоблачных этажей башни. Сихар легко отвлекался на посторонние темы, чем и пользовался тянувший время Амон, переводя разговор на такие совершенно не имеющие отношения к делу вопросы, как орбитальное виноградарство, прорывы в области геронтологии, прогнозы астрологов и полезность изучения отмерших религий для разработки современной системы этических ценностей.

В течение всего этого времени Амон думал о зондах, прогрызавших, подобно трупным червям, себе путь в темные уголки и кибернетические каналы Планальто. Он размышлял об увиденном по пути к Ги-Бразилии: города-ульи, укрывшиеся за противометеоритными щитами; отряды рабочих, восстанавливающих оставшиеся после последних войн бастионы и автоматические системы обороны; океанические платформы, способные переключаться в подводный режим, чтобы медленно погрузиться в спасительные глубины. Его родной мир готовился к появлению предателей и, вероятно, величайшему холокосту из всех, какие доводилось пережить человечеству. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы даже помыслить об отступлении.

Воспользовавшись запланированным перерывом, Амон проверил входящие сообщения при помощи коммуникационного сервитора. Из центра так ничего и не поступало. И на информационном планшете не было никаких полезных сведений от зондов. В частности, ему так и не удалось продвинуться в расшифровке той версии трипаттерна Анспрака, что использовалась в подозрительных сообщениях.

Раздался звонок, и Амон решил, что это сигнал возвращаться за стол переговоров. Но атмосфера вокруг неожиданно переменилась. Птолем Сихар, сопровождаемый помрачневшей, перешептывающейся свитой, попятился к выходу. Несколько информационных дисплеев, расположенных на платформе, потемнели.

«Будь наготове», — знаками приказал Амон стоящему рядом Гаэдо.

— Лорд Гальт, — произнес один из Драков, подходя ближе, чтобы привлечь его внимание, — боюсь, возникли неожиданные осложнения. Мы вынуждены приостановить переговоры, пока все не будет улажено. Мой господин просит простить его за доставленные неудобства.

— А какого рода эти осложнения? — спросил Амон.

— Нарушение режима секретности, — неопределенно ответил Драк.

— Поконкретнее сказать не можете?

— Произошло просто возмутительное нарушение наших прав. Акт, оскорбляющий сам факт нашей… — Драк заставил себя остановиться. — Прошу прощения, но я не вправе обсуждать это. Скажу только, что дело касается вопроса нашей независимости.

— И в самом деле звучит серьезно, — с неподдельной тревогой в голосе произнес Элод Гальт. — Полагаю, мне следует вернуться на орбитальную станцию?

— Нет, сэр. — (Все обернулись. Как оказалось, к ним присоединился Ибн Норн, Черный Люцифер.) — Системы безопасности Планальто проходят сейчас доскональную проверку. Ваш отлет привел бы нас только к ненужным осложнениям, да и вы вряд ли получили бы большое удовольствие от постоянных задержек и обысков. Мы уже распорядились выделить вам покои в этой башне, где вы сможете с комфортом отдохнуть, пока не будет улажено это недоразумение.

«И где вы сможете проследить за нами», — подумал Амон. Элод Гальт же благодарно поклонился.


Покои лежали на шестидесятом этаже. Как только их эскорт отправился восвояси, Гаэдо поспешил проверить выделенные им комнаты на наличие устройств слежения, используя для этого сканеры, встроенные в тело сервитора-дегустатора.

— Боюсь, я буду вынужден просить вас проявить уважение к вопросам нашей территориальной целостности и временно воздержаться от пользования вокс-сервитором, — весьма выразительным тоном произнес Ибн Норн, прежде чем скрыться за дверью.

Впрочем, дисплей сервитора в любом случае показывал, что все вокс-каналы заблокированы.

Гаэдо снял крышку со спины сервитора-секретаря и включил спрятанный под ребрами компактный когитационный анализатор. Задействовав программы внедрения, написанные столь мастерски, что ни одна из систем Ги-Бразилии не могла их обнаружить, он подсоединился к дата-сфере Планальто.

— Наши зонды вычислили, когда они проникли в информационные хранилища Администратума, — сообщил Гаэдо. — Должен заметить… — Он торопливо просматривал полученные сведения. — Должен заметить, это вызвало серьезный резонанс. По всему Планальто вводится режим безопасности «янтарь-шесть». Местный парламент созван на срочное заседание, чтобы обсудить этот инцидент. Все разведывательные ведомства отчаянно спорят о том, является ли вторжение в базы данных результатом деятельности иностранных агентур или простым промышленным шпионажем.

— Если Сихар и в самом деле виновен, — произнес Амон, — он может и догадаться как о подлинной причине происходящего, так и о том, кто подкинул ему эти зонды. Как думаешь, сколько у них уйдет времени, чтобы отследить червей?

— До самого запуска зонды были полностью стерильны и прежде не использовались, — ответил Гаэдо. — Но за время работы, без сомнения, нацепляли на себя весьма определенные микрочастицы. Толковый эксперт сумеет отследить их до нашего корабля всего за несколько часов.

— И нас уже подозревают, — заметил Амон.

— Уже?

— Тот Черный Люцифер сразу понял, что мы не те, кем пытаемся казаться. Полагаю, сейчас они ждут только получения явных свидетельств, чтобы нас схватить.

— А мы так и не получили ордер, — сказал Гаэдо.

Амон медленно кивнул.

— Но им-то об этом неизвестно, — произнес он.

Гаэдо промолчал, пристально вглядываясь в дисплей когитационного анализатора.

— Что еще? — спросил Амон.

— Парламент распорядился инициировать зачистку всех информационных систем, чтобы вычислить и уничтожить зонды, — ответил Гаэдо. — Приказ подписан лично Феромом Сихаром, председательствующим в правительстве. Но это еще не все… Мне удалось достучаться до зондов. Семь из них сумели проникнуть в архив связи Планальто, и один в итоге наткнулся на подшивку переписки лорда Сихара за последние семь месяцев.

— Расшифровали?

Гаэдо покачал головой:

— Нет, этот код так и остается неприступной стеной. Зато индексы отправителя и получателя ни на одном из посланий зашифрованы не были. Их хранят в простом бинарном виде. Сейчас проверю весь этот список на совпадения с нашей базой. Сейчас… сейчас…

По крошечному экрану миниатюрного устройства побежали плотные строчки данных.

— Подтверждено четыре совпадения, — прошептал Гаэдо. — Четыре, понимаешь? И всякий раз это, без всяких сомнений, оперативный код «Духа мщения».

Флагман Луперкаля.

Амон кивнул:

— Вот и все. Ничего больше и не требовалось. Начинаем.

Ударные отряды могли бы добраться в Планальто из Дворца менее чем за двадцать пять минут после вызова, но Амон понимал, что ничего хорошего из этого не вышло бы. Неприкрытые боевые действия привели бы только к ухудшению обстановки. Ему и Гаэдо надо было самим взять лорда Сихара под стражу, а затем уже, проведя тщательное расследование, отловить и всех его сообщников.

Он извлек из кармана халата пульт активации, нажал на кнопку и приказал:

— Доставить экипировку.

Один за другим раздались два громких хлопка, когда телепорт переправил два металлических ящика с борта «Ястребиного крыла». Окутанные облаками пара, они упали прямо на ковер. Резким перепадом давления выбило два окна. В коридорах завыла тревожная сирена, приведенная в действие неожиданным появлением контейнеров и излучаемыми ими энергетическими спектрами.

Гаэдо и Амон поспешили откинуть крышки ящиков. Внутри лежали бережно упакованные золотые доспехи Кустодес и разобранные на составные части Копья Стражей.


Группа захвата, состоящая из бойцов Драков и возглавляемая Ибн Норном, ворвалась в комнату менее чем четыре минуты спустя. Но покои уже пустовали. В выбитое бронированное окно задували порывы ураганного ветра.

Ибн Норн обвел взглядом открытые пустые ящики и валяющуюся на полу одежду. Кроме того, он увидел петушиную маску, бутафорскую саблю и провода скинутого в спешке генератора, искажающего поля.

Затем Черный Люцифер подошел к окну и высунулся в него, подставляясь потокам свирепствующего ветра. Далеко внизу он увидел крыши башен и улицы Планальто. Вдали, над бескрайними сверкающими просторами Зимних Полей, вздымался Парламент.

Ибн Норн активировал антигравитационный модуль и выпрыгнул из окна.


Здание Парламента представляло собой роскошное строение из посеребренной стали, с колоннами белесого камня, напоминавшего полированную слоновую кость. Вокруг разносился перезвон колоколов, призывая делегатов, чиновников и вельмож укрыться в убежище или же спрятаться за спины телохранителей. Все подступы к зданию были перекрыты несколькими тысячами солдат Драков, и старательнее всего охранялась широкая главная лестница, поднимающаяся прямо от причалов Зимних Полей.

Гаэдо и Амон приземлились на крыше самого большого из прибрежных строений, и их ноги потревожили снежную крупу, тут же подхваченную ветром. Выключив прыжковые ранцы, они присмотрелись к происходящему впереди.

— Такое чувство, что мы серьезно разворошили этот муравейник, — прошептал Гаэдо.

Амон дотронулся до его руки и кивнул.

Возникшая в ледяном небе черная фигура с удивительным проворством обогнула шпиль сторожевой башни и приземлилась на главной лестнице в самой гуще столпившихся солдат.

— Задействовать сканеры! — прогремел приказ Ибн Норна. — Они уже здесь! Обыщите все, найдите их!

Гаэдо и Амон дружно спрыгнули с крыши и плечом к плечу направились к лестнице.

Вокруг суетились Драки, сверяясь с портативными сканерами или же пытаясь извлечь из ящиков более серьезное оборудование. Раздавались взбудораженные голоса. Орудийные расчеты растянулись вдоль всего берега, устанавливая пушки на треножники и внимательно наблюдая за ледяным полем. Почти над головами людей проносились корабли огневой поддержки.

Кустодес тем временем неторопливо поднимались по ступеням, обходя взволнованных солдат, и прошли в каких-то трех метрах от Черного Люцифера. Норн выкрикивал приказы, пытаясь организовать оборону здания.

В Парламент они вошли, не встретив сопротивления. В гулком главном зале полным ходом шла эвакуация — местные вельможи один за другим поднимались со своих мест и под бдительным присмотром вооруженных Драков вереницами текли к выходам.

Лорд Сихар так и восседал под балдахином на троне из черного дерева, возвышавшемся над скамьями и младших, и старших Домов. Он оказался человеком весьма благородной наружности, облаченным в одеяния зеленого и красного цветов, и был несколько моложе, чем представлял себе Амон. Рядом нетерпеливо переминался с ноги на ногу охранявший его Черный Люцифер, стремясь увести хозяина в безопасное место, но Сихар продолжал работать над документами, предоставленными ему делегатами и писцами, и оживленно переговаривался с советником по вопросам парламентского протокола.

— Постарайся не причинить ему вреда, — проинструктировал Амон товарища. — Для допроса он понадобится нам живым.

— Но его Люцифера нам, скорее всего, придется убить, — откликнулся Гаэдо.

— Не возражаю, но только в том случае, если попытается сопротивляться. И одним выстрелом. Пальба мне тут не нужна.

Не дойдя тридцати метров до трона, они скинули плащи невидимости.

— Сихар Ги-Бразильский, — провозгласил Амон, — именем Адептус Кустодес объявляю вас врагом Терры. Не пытайтесь сопротивляться.

Сихар, его советник, делегаты и писцы обернулись, в испуганном удивлении воззрившись на незваных гостей. Один из клерков не выдержал и в паническом ужасе бросился к дверям. От двух золотых гигантов в увенчанных плюмажами шлемах не приходилось ждать ничего хорошего.

Черный Люцифер украдкой потянулся к оружию.

— Первое предупреждение! — прорычал Гаэдо, нацеливая на него копье.

Сихар поднялся с трона, явно сохраняя куда большее самообладание, чем его окружение. Со своего помоста он пронзил взглядом двух Кустодес в сверкающих доспехах.

— Это недопустимо, — заговорил он. Несмотря на проявленную отвагу, лорд не сумел скрыть предательскую дрожь в голосе. Не было на свете такого человека, который не испытал бы страха, столкнувшись лицом к лицу с Адептус Кустодес. — Это совершенно недопустимо. Вы осмелились попрать суверенитет Ги-Бразилии. Я потребую, чтобы ваш господин принес извинения за этот…

— Он не только наш, но и ваш господин, — отрезал Амон.

Сихар моргнул:

— Я… не понимаю.

— Вообще-то, как предполагается, он и ваш господин тоже, — повторил Амон. — И сейчас вы пройдете вместе с нами и ответите на ряд вопросов, позволяющих заподозрить в вас предателя. Спускайтесь сюда.

Внезапно зал осветила яркая вспышка, за которой тут же последовали и другие. Долю секунды Амон думал, что кто-то бросил в него гранаты, но тут же отверг эту мысль. Вспышки представляли собой не что иное, как телепортационные огни.

Между Кустодес и их целью возникли семь фигур. Шесть из них были облачены в полную броню Адептус Астартес, и Амон тут же узнал хускерлов Имперских Кулаков. Как только телепортационные ауры рассеялись, Астартес одновременно шагнули вперед и, залязгав предохранителями, нацелили болтеры на Кустодес.

Седьмой из новоприбывших был самым высоким из них и кутался в плащ красного бархата, богато украшенный золотой вышивкой. Его белоснежные волосы были коротко подстрижены, а благородное лицо казалось обветренным и усталым.

— Милорд… — произнес Амон, склоняя голову перед примархом.

— Вы должны остановиться, — сказал Рогал Дорн.


Дорн прошел мимо своих Астартес.

— Уберите оружие, — мягко приказал он.

Имперские Кулаки покорно подняли болтеры стволами вверх.

— Я имел в виду и вас, — добавил Дорн, глядя на Кустодес.

Амон и Гаэдо продолжали держать трон под прицелом своих копий.

— Милорд, Фером Сихар — предатель и шпион, — напряженно произнес Амон. — Посредством сетей, раскинутых его торговой империей, он общается с Воителем и прочими взбунтовавшимися безумцами. У нас есть все основания и доказательства, чтобы арестовать и допросить этого человека. Он пойдет с нами.

— Или что? — поинтересовался Дорн, мягко, чуть удивленно улыбаясь.

— Он должен отправиться с нами, милорд, — не отступал Амон.

Дорн кивнул.

— Подлинный пример отваги и верности, верно, Архам? — произнес примарх.

— Бесспорно, милорд, — откликнулся командир хускерлов.

— Они готовы вступить в бой с шестью Астартес и самим примархом, чтобы выполнить свой долг, — сказал Дорн.

— Милорд, — произнес Амон, — прошу вас, отойдите в сторону.

— Знаете, вы почти убедили меня позволить вам попробовать пройти, — заметил Дорн. — Но, сами понимаете, я был бы вынужден причинить вам боль.

— Вы можете попытаться, — ответил Гаэдо и добавил: — Милорд.

— Довольно, — отрезал Дорн. — Архам?

Командир свиты шагнул вперед.

— Лорд Сихар Ги-Бразильский и в самом деле шпион, — совершенно спокойным голосом признал Архам. — Он регулярно переписывается с Хорусом Луперкалем и снабжает предателей разведывательными данными.

— Значит, вы признаете это? — спросил Амон.

— Он наш шпион, — произнес Дорн. Примарх подошел к Амону вплотную. Два гиганта возвышались над всеми остальными в этом зале. — Я делаю все возможное, чтобы усилить оборону Терры в преддверии грядущей войны. И одних только стен и орудийных платформ тут совершенно недостаточно. Нужна информация. Надежные, точные данные. Полезные сведения. Лорд Сихар не менее верен Императору, чем ты или я, но благодаря репутации критика имперской политики стал отличной кандидатурой для проникновения во вражеский стан. Теперь Хорус полагает, что у него есть друзья на Терре — союзники, готовые восстать и присоединиться к нему.

— Ясно, — сказал Амон.

— К прискорбию, — продолжил Дорн, — вся эта шумиха наверняка скомпрометировала Сихара. Боюсь, придется использовать других шпионов.

— Милорд, — произнес Амон, — мы — Кустодес. Мы, как и вы, защищаем Терру и Императора. Разве вам не показалось разумным поделиться с нами информацией о подлинной роли Сихара?

Дорн вздохнул, но промолчал.

— Скажите, милорд, вам знакомо понятие Кровавых Игр? — спросил Гаэдо.

— Разумеется, — ответил Дорн. — Верные псы надевают личины волков и испытывают системы защиты на мельчайшие недостатки и уязвимости. Мне неоднократно доводилось читать ваши доклады, чтобы приспособить сделанные выводы для улучшения укреплений.

— Тогда, полагаю, — предложил Амон, — мы можем расценивать сложившуюся ситуацию как еще одну Кровавую Игру? Нам удалось найти слабину и понять, что все, кто служит Императору и защищает его, объединены общей целью и должны обмениваться информацией.


Вздымая за собой облако ледяных брызг, сани устремились прочь от причала. Это была мощная двухместная машина кобальтово-синего цвета, с приподнятым носом и массивными полозьями. На корме располагались закрылки стабилизаторов, на которых зеленым огнем пылали ионные двигатели. Сани мчались по Зимним Полям, скрипя, точно нож, скребущий по стеклу.

Чет, или как там его звали на самом деле, не потрудился даже отвязать стыковочный трос. Он на бегу расстрелял двух рабочих причала, вышедших из здания, чтобы разобраться в причинах странной шумихи, и прыгнул за штурвал саней, сразу же захлопнув над собой защитную крышку.

Амон приземлился на причал как раз в тот миг, когда сани готовились сорваться с места. От падения огромного, закованного в броню воина каменные плиты пошли трещинами. Натянувшиеся тросы лопнули с оглушительным треском. Амон едва успел ухватиться за один из них, когда машина пришла в движение. Увлекаемый тросом, он слетел с пристани и рухнул животом на лед, заскользив, подобно седоку, отчаянно цепляющемуся за поводья сбросившего его скакуна. Ледяное крошево летело в глаза и слепило. Казалось, еще чуть-чуть, и даже Амону не хватит сил удержаться. Сани продолжали набирать скорость, и Кустодес почувствовал, что его броня начинает сминаться. Он крутился и подскакивал, отчаянно цепляясь за трос, но хватка его стремительно ослабевала.

Амон отцепился и прочертил широкую дугу, вбивая тяжелые сапоги в лед, чтобы остановиться. Как только ему это удалось, Кустодес вскочил на ноги.

Сани продолжали катиться прочь. Лыжники и ледовые яхты панически брызнули в стороны. Машина уже сшибала флажки на трассе для конькобежцев.

Позади раздался очередной взрыв. Над Парламентом вновь вскинулся фонтан пламени и дыма.

— Амон! Амон! — закричал вокс голосом Гаэдо.

— Слушаю.

— Ты где?

— Продолжаю преследование. Убийца уходит по ледяному озеру. Что с примархом?

— Только что получил подтверждение от Имперских Кулаков, — доложил Гаэдо. — Примарх успел покинуть Парламент, прежде чем детонировала первая бомба.

— А лорд Сихар?

— Погиб, как и еще восемь представителей правительства. Держись, Амон. Я уже вызвал вертушку. Буду у тебя через…

— Ждать некогда, — ответил Амон, включая прыжковый ранец.

Реактивный двигатель вознес Кустодес к небесам. С высоты он увидел, что убийца повернул сани на запад, прорываясь сквозь строй яхт.

Лорда Сихара прикончил его же собственный Черный Люцифер, личный телохранитель по имени Гэн Чет. Во всяком случае, именно так представил его Амону Ибн Норн. Но, скорее всего, уже на тот момент под черной рясой таился совсем другой человек. Или, что еще хуже, Гэн Чет с самого начала был не тем, за кого себя выдавал.

Как выяснилось, Луперкаль тоже успел обзавестись двойными агентами. Раз уж псы стали волками, то и волкам имело смысл поиграть в собак. Примарх Дорн был вынужден выдать подлинную суть лорда Сихара, чтобы успокоить Амона. Но Черный Люцифер все это время был рядом. Шпион Хоруса. Тайна Сихара оказалась раскрыта. Лорд внезапно оказался слабым звеном, от которого следовало избавиться, и врагом, которого следовало покарать.

Взрыв бомбы решил для Луперкаля эту проблему. Центральный зал Парламента был уничтожен, крыша здания обвалилась. Ударная волна отшвырнула Гаэдо и Амона, и те, проломив деревянные перекрытия, упали в помещение для голосования консулов. Амон первым сумел подняться на ноги.

Убийца бросился наутек. Оставив за собой по крайней мере еще одну бомбу, он стремился удрать. Как раз это и вызывало массу вопросов у Амона. Подобные наемные убийцы думали только о задании. И задание зачастую заканчивалось для них либо казнью, либо самоубийством. Неужели этот рассчитывал уйти?

Крайне сомнительно. Но чего же он тогда пытался достичь?

Амон настиг удирающие сани. Выставив перед собой руки, он врезался в машину, подобно молнии, вдребезги разнеся рубку. Ураганный ветер подхватил осколки стекла и унес их прочь. Амон изо всех сил старался удержаться. Люцифер одновременно пытался совладать с санями и нашарить оружие. Машина дернулась в сторону, и Амон соскользнул, едва успев ухватиться за вздернутый нос саней.

Вонзая пальцы в металлическую обшивку, Амон пополз к противнику. Тем временем убийца успел найти оружие. Он выстрелил в Кустодес, неуклонно приближающегося к кабине, и болт просвистел возле самого уха стража. Сани разогнались практически до предельной скорости. Амон подтянулся и начал вползать в кабину. Убийца выстрелил вновь, и на сей раз заряд угодил в гигантского Кустодес, разбрызгивая его кровь по ветру.

Амон нанес удар с правой руки, сминая черный металлический шлем и превращая в багровую кашу череп.

Труп убийцы откинулся назад, и сани бешено закружились. Стараясь не упасть, Амон вполз внутрь, чтобы остановить двигатели.

И вот тогда он увидел то, что лежало на заднем сиденье.

Еще одна бомба — куда больше и мощнее, чем две другие. Теперь все стало понятно. Убийца и в самом деле планировал самоубийство. Собирался завершить свою миссию, доставив сани в самый центр Зимних Полей и активировав заряд. Взрыв должен был уничтожить реакторы Ги-Бразилии, погребенные под слоем льда. А те, в свою очередь, испепелили бы весь Планальто. Терра познала бы гнев Хоруса Луперкаля.

Едва удерживаясь на безумно содрогающихся санях, Амон пытался различить показания таймера, но чрезмерно яркий свет не позволял ему сделать это.

Поддавшись отчаянию, Кустодес выдрал из своих доспехов телепортатор. На точную корректировку и перекалибровку времени не оставалось, некогда было даже ввести полный набор координат. Амон изменил лишь высоту, добавив к ней пару километров, нажал на кнопку активации и швырнул устройство в кабину.

А затем — прыгнул. Большая часть саней исчезла даже прежде, чем он упал на лед. Раздался отчетливый хруст костей, и Амон кубарем прокатился еще тридцать метров. Мимо пронеслись отрезанные телепортационным лучом закрылки и хвостовая часть саней, разбрасывая пылающие искры и роняя обломки.

Почти потерявший сознание, Амон наконец остановился и устремил взгляд в лиловое зюд-мериканское небо.

На высоте пары километров неожиданно возникла яркая вспышка, развернувшаяся в слепяще-белый цветок света. Затем Кустодес прижали к земле звуковая и ударная волны.


Под стенами Дворца, во мраке гималазийского вечера, верный сторожевой пес поднялся со льда и отряхнулся. Он был ранен, но почти вся кровь на его шерсти принадлежала волку, только что рухнувшему с разорванным горлом.

Прихрамывая, пес побрел к воротам, роняя в снег капли крови. Его дыхание поднималось паром в холодном вечернем воздухе.

Позади него из мглы выходили новые и новые волки, подступая все ближе к стенам Дворца.

Загрузка...