ту сказку я слышал очень давно от одного старого матроса, которому в свое время рассказал ее боцман, боцману — какой-то лоцман, тому, видимо, еще кто-то. А теперь я расскажу тебе. Надо же знать, какие сказки складывали деды и прадеды во времена парусного флота.
Так вот, у одного капитана была веселая дочурка-быструшка. Косички у нее торчком. Если надо узнать, куда дует ветер, не смотри на флюгер, гляди на ее косички — и точно будет так. Поэтому все матросы ее и звали: «Машенька — ветреные косы».
У капитана не было жены, и когда он уходил в рейс, оставляя Машеньку одну, становился мрачнее тучи. Капитан боялся, как бы она не улетела в море на каком-нибудь заманчивом, но недобром ветреном корабле, который бы завез ее далеко от родных берегов. Машенька была очень впечатлительная и доверчивая. Отец особенно стал бояться за дочь, когда она подросла и начала бредить морем. И в этом он был повинен сам. У него, как у капитана парусного корабля, судьба иногда была больше связана с разными ветрами, чем с людьми. Дочери он часто рассказывал о ветрах как о живых существах. Особенно отец зачаровывал Машеньку рассказами о морских ветрах, названных именами ее матери. Иной раз, возвращаясь из рейса, капитан с довольным видом говорил своей дочери:
— Как я был счастлив, что во время этого плавания меня все время сопровождало дыхание твоей матери!
Машеньке это было очень приятно, она все принимала близко к сердцу.
— Да кем же была моя мама для моряков? — часто с удивлением спрашивала Машенька.
— Она для нас была самым теплым и ласковым ветром. Ах, как бы я хотел, чтобы и ты была такой.
А какой же девочке хочется быть плохой? Поэтому-то Машеньке как можно скорее хотелось выйти в открытое море, чтобы почувствовать самой доброе материнское дыхание. Но… Женщин-то на корабли тогда не брали. «Кто его знает, какие за это царь морской Нептун может устроить неприятности?» — думали моряки.
Но у матросов тоже ведь сердца были не каменные. Посоветовались, посоветовались и решили сделать так: пусть боцман, как старший человек по возрасту и чину, наберет из-за борта воды, перекрестит ее трижды и, прежде чем Машеньке подняться на корабль, ополоснет трап этой водой. Но когда Машенька явилась, все позабыли про это дело, даже старый боцман. У Машеньки такой задорный смех: кого хочешь может растревожить, тем более моряков, у которых сердце всегда нараспашку.
Когда спохватились боцман со старыми матросами, корабль был уже в открытом море. «Будь что будет, — сказали они, — семь смертей не видать, а одной не миновать!»
Пошел корабль дальше. Плавают месяц, плавают два. За это время ничего худого не произошло на корабле. Погода все время стояла хорошая, будто в присутствии Машеньки ураган стал стесняться озорничать на море.
В одном порту на этот корабль пришел человек и стал просить, чтобы его приняли на работу. На вид он угрюмый, волосы белесые, взлохмаченные, как тучи.
— Куда я тебя возьму? — говорит капитан. — У меня все места на корабле заняты.
Когда человек услышал слова капитана, даже закачался от горя.
— А что умеешь делать? — спрашивает его капитан. — Сумеешь ли оказать помощь матросам на мачтах, если вдруг мы попадемся в руки урагану?
Вместо того, чтобы ответить капитану, человек вспорхнул сразу вверх, будто его чем-то подбросило, и как начал с мачты на мачту носиться, даже все рты разинули. Никому еще не приходилось видеть подобного матроса. А капитан сказал:
— На море лучших матросов зовут кошками, а этого, пожалуй, можно назвать ветром.
И взял этого человека к себе. Не мог же капитан знать, что к нему поступил на работу сам Ураган.
Когда Ураган немножко свыкся на корабле, возьми и привяжись к Машеньке. Надо ему на мачту лезть, он Машеньку с собой берет, а та и рада этому. Сидят они там и о чем-то шепчутся, а то совсем исчезнут куда-то с верхушки мачты на целый день.
— Где ты пропадаешь? — иной раз спрашивал свою дочь капитан.
А та отвечала:
— Я сегодня была у Мыса Доброй Надежды.
Или скажет:
— Я смотрела Берег Слоновой Кости.
— Не городи чепуху, — говорил ей капитан, — наш корабль плавает по Черному морю, а ты была в Африке. Как туда могла попасть?
Машенька заливалась смехом и убегала от отца. Время шло. Пока Ураган работал на корабле матросом, он носил Машеньку по всему свету, и ей это нравилось. Но всему бывает конец.
Как-то раз боцман выходит из своей каюты поздним вечером и слышит такие слова:
— Ты должна наконец решить, будешь моей спутницей или нет. Я уже не могу больше находиться на Черном море. Мне тесно тут. Хочу в океан. Сюда пришел только ради тебя. Неужели тебе не хочется быть грозной властительницей над всеми морями?
Это, конечно, говорил Ураган. А Машенька отвечала ему:
— Нет, дорогой Ураган, я не могу бросить отца. Если бы я решилась быть ветром, то только теплым ветром, чтобы вечно ласкать свою родину Россию, а бродить по миру с холодной душой я не хочу. Прощай, дорогой Ураган, спасибо тебе, что ты показал мне много чудесных стран и морей. О них я никогда не забуду.
— Нет, — сказал Ураган, — если уж я полюбил тебя, то всеравно не быть тебе среди людей.
Схватил он девочку и сразу исчез с корабля. Боцман ударил в колокол. Выбежал капитан.
— Машенька, Машенька! — кличет он.
— Я здесь, здесь, папа! — отвечает Машенька откуда-то сверху.
Она кричит, но отец не слышит ее, она обнимает отца, но он не чувствует этого.
— Я здесь, — кричит она матросам, — никуда от вас не ушла! — и треплет их за волосы.
Матросы тоже Машеньку не слышат. Только чувствуют, что ветер шевелит их волосы, и все.
А Ураган кричит свое:
— Ну что, не соглашалась по-доброму быть моей спутницей? Все равно я тебя оторвал от людей и превратил в ветер. Что теперь будешь делать?
— Приносить людям ласку, тепло, — отвечает Маша.
И правда, когда моряки начинают уставать от зимних штормов, Машенька им всегда приносит с юга тепло.
Раньше этот ветер на Черном море так и называли Машенькой, а теперь его называют Моряной.