Легенды рябинового леса

Автор: Оливия Вильденштейн

ЛЕГЕНДЫ РЯБИНОВОГО ЛЕСА

Серия: Потерянный клан. Книга 2

Переводчик: Яша Дзен

Редактор: Rovena_nn, Gosha_77, svetik99, NaPanka

Вычитка: Rovena_nn, Gosha_77, _Kirochka_

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations

При копировании просим Вас указывать ссылку на нашу группу!

Пожалуйста, уважайте чужой труд.

ПРОЛОГ

Ужин был оживлённым и приятным.

Именно то, в чём нуждалось моё измученное «я». Папа, тётя Айлен и я сели за наш маленький кухонный стол и съели восхитительное куриное соте и жареный рис с горошком. Айлен провела вторую половину дня, готовя оба блюда, и исчерпывающе объяснила, как аккуратно вливать яйца в рис, чтобы в итоге не получился омлет.

Я никогда не думала, что обсуждение еды будет иметь терапевтический эффект. В процессе кулинарных изысканий и наполнения своего пустого желудка пищей я начала чувствовать себя лучше… более человечной.

Проведённый день с Каджикой в домике на дереве, вероятно, тоже помог. Охотник был новым утешительным присутствием в странном мире, который стал моим, когда умерла мама. Папа всё ещё верил, что у неё был сердечный приступ, но я знала, что она умерла из-за заклинания, которое вернуло к жизни двухсотлетнего предка по имени Гвенельда, которая вела себя так, как будто это всё ещё были 1800-е годы, а фейри были самыми ужасными чудовищами, гуляющими по Земле.

Каджика разделял её убеждения. Я — нет. Возможно, это было потому, что я не пережила резню, Тёмный День — Макудева Геежи. Или, возможно, это было потому, что я была смешанной джингави — наполовину охотницей, наполовину фейри. Святотатство по отношению к обоим видам.

Там, в домике на дереве, всего несколько часов назад, Каджика признался, что я ему нравлюсь. Сильно. Так что, может быть, я больше не была мерзостью в его глазах. Или, может быть, моё сходство с его великой любовью Ишту и тот факт, что он обладал воспоминаниями моего лучшего друга, изменили его мнение обо мне.

Я балансировала вилкой на указательном пальце, думая о Блейке, ещё одной жертве войны охотников на фейри. Горячие слёзы наполнили мои глаза, и зубцы вилки расплылись. Я моргнула.

Вилка раскачивалась, как качели, пока я не нашла её центр тяжести где-то близко к шейке. Найду ли я когда-нибудь баланс между двумя моими сторонами? Я представила, что зубцы были моей стороной фейри, а конец вилки — стороной охотника. Какое-то время обе оставались выровненными, но это была вилка, а я не была посудой.

Раздался звонок в дверь.

Вилка дрогнула и упала зубцами на тарелку с поразительно громким звоном.

— Ты ждёшь гостей, Кэт? — спросил папа.

— Я… никого не приглашала.

Но когда это останавливало людей от того, чтобы ворваться в мой дом и мою жизнь?

Я положила салфетку рядом с пустой тарелкой и направилась к входной двери. Крошечная, крошечная частичка моей души надеялась, что там стоит Каджика.

Я широко распахнула дверь и уставилась на нашего посетителя.

Это был не Каджика.

ГЛАВА 1. ХОЛЛИ

Брат моей лучшей подруги выкручивал свою полицейскую фуражку пальцами, как будто она была пропитана водой, но она была такой же сухой, как мое горло.

— Привет, Кэт. Мм… твой отец здесь? — спросил Джимми.

— М-Мой папа? — неуклюже повторила я.

— Я прямо здесь, — сказал папа, направляясь к нам.

Большой лоб Джимми был бледным и скользким от пота. На улице было холодно. В такую погоду никто не потел. Я заглянула ему за спину. Его патрульная машина была припаркована рядом с катафалком.

— Извините, что беспокою вас так поздно, Дерек, но у нас есть тело для вас.

Паника пробежала по моему позвоночнику.

— Тело?

— Чьё тело? — спросили мы с папой одновременно.

Джимми вытер лоб тыльной стороной ладони, затем водрузил фуражку обратно на макушку.

— Кто умер на этот раз? — спросила Айлен, присоединяясь к нам у входной двери.

— Холли.

— Холли? — прошептала я. — Холли умерла?

Моё дыхание участилось, стремительно. У меня закружилась голова, и участилось сердцебиение. Чёрные точки замерцали на краю моего зрения, фрагментируя лицо Джимми. Я протянула руку, чтобы ухватиться за что-нибудь, прежде чем упасть, как моя вилка. Это что-то было папиным рукавом. Моё тело покачнулось, и следующее, что я помнила, папа обнял меня одной рукой за талию и повёл к дивану. Он усадил меня, в то время как Айлен бросилась на кухню и вернулась со стаканом воды, который она сунула в мои дрожащие пальцы.

— Как? — прохрипела я. — Как?

— Её внучатый племянник заехал в участок, чтобы сообщить о её кончине. Теперь мы почти уверены, что это была естественная смерть, хотя у неё был… — он резко остановился.

— Что у неё было? — спросила я.

— Я думаю, что она могла заразиться ветряной оспой или чем-то в этом роде.

Она была фейри. Разве фейри не исцелялись от человеческих болезней?

— Шериф Джонс хотел бы, чтобы твой отец подтвердил причину смерти.

— Это не… не совсем моя область знаний, — сказал папа.

— Я знаю, но, может быть, вы могли бы поделиться с нами своими мыслями. Можем ли мы привезти её сюда?

— Конечно, но…

Джимми уже разговаривал по телефону, так что папа замолчал.

— Скорая помощь уже в пути, — сказал Джимми после отключения.

— Где её внучатый племянник? — спросил папа.

— Я не знаю. Он казался расстроенным. Что, я полагаю, нормально, учитывая обстоятельства. Он сказал, что встретит нас на ферме, но так и не сделал этого.

Папа украдкой бросил на меня тревожный взгляд.

— У вас было время допросить его в участке?

— Как я уже сказал, он был расстроен. А потом, когда мы спросили его об алиби, он сказал, что был с Катори весь день.

Мои щёки запылали, единственное тёплое место на моём замёрзшем теле.

— Её машина сломалась в паре миль отсюда, так что им пришлось забрать её у эвакуаторной компании, — объяснил папа. Он заглянул за спину Джимми, прищурившись, в темноту. — На самом деле, где твоя машина, Кэт?

— Я, ух… она не была готова, — солгала я, пульс бешено колотился.

Я ненавидела лгать своему отцу, и всё же, с тех пор как умерла мама, с тех пор, как я узнала о фейри и охотниках на фейри, я кормила его ложью почти каждый день. Я называла это защитой его от правды.

И всё же, это ложь.

— Я думал, у тебя кончился бензин, — сказал он.

— На самом деле там проблема с датчиком топлива.

Лгунья. Лгунья. Лгунья. Когда Эйс позвонил нам, чтобы сказать, что Айлен и папа копают могилу охотника, у меня было всего несколько минут, чтобы добраться до кладбища. Машины не двигались так быстро. Но охотники могли. Поэтому я бросила машину на обочине дороги и позволила Каджике отнести меня домой.

Папины брови поползли вверх.

— Они сказали, что всё будет готово завтра, — добавила я.

Шины захрустели по гравию, отвлекая внимание от моей пропавшей Хонды. Мерцающий красный свет озарил ночь. Даже гостиная стала красно-бордовой от мощных вспышек.

— Ты провела день с Каджикой, Кэт? — спросил Джимми.

Я сглотнула.

— Да.

— Ты же не покрываешь его, не так ли? — продолжил он.

Я вскочила с дивана.

— Абсолютно нет. Каджика не стал бы убивать Холли.

Папа нежно положил руку мне на плечо.

— Никто ничего не говорил об убийстве, милая.

Ни его рука, ни его слова не успокоили меня, и когда они вкатили Холли, эмоциональные американские горки, на которых я каталась весь день, приняли ещё один предательский оборот. Я подошла к носилкам. Они забыли мешок для трупа. Вместо этого они завернули её в толстое одеяло, которым Гвен укутывала ослабевшее тело Холли.

Ужасная сыпь покрыла её обнажённую кожу, включая кожу головы. Розовые бугорки перемежались с её редкими белыми волосами.

Я подавила вздох.

— Милая? — папа приподнял мой подбородок пальцем. — Почему бы тебе не помочь Айлен приготовить чай?

Я была почти уверена, что Айлен справится с чайником самостоятельно.

Возглавляя небольшой кортеж, он открыл дверь, ведущую в морг. Я не последовала за ними. Я также не заваривала чай. Я достала телефон из кармана свитера, чтобы набрать номер Каджики, но поняла, что у него нет было телефона. Мои руки дрожали. Моё сердце дрогнуло. Своевременность смерти Холли раздражала меня. Да, ей было девяносто девять лет, и она была больна, но как удобно, что она умерла в тот день, когда Стелла Сакар украла «Дерево Ведьм» — книгу, в которой хранились все её секреты…все мои.

Метка, которую Круз Вега выжег на верхней части моей левой руки, вспыхнула, оставив огненный след в форме буквы V. Я ненавидела эту метку. Это был не более чем магический поводок, который держал меня на связи с фейри, которого я презирала, позволяя ему отслеживать моё настроение и движения. Прошлой ночью он пытал меня, чтобы узнать, где я держу книгу, пытал меня из-за волшебной сделки, которую я непреднамеренно заключила. И он вытянул это из меня, потому что боль от заявленного гаджои была худшей физической болью, которая существовала, сродни тому, чтобы быть одновременно четвертованной и раздавленной.

Моя метка стала горячее, ярче при этом отвратительном воспоминании.

Я не знала, кого я ненавидела больше в тот момент — Круза или Стеллу. Там, где Круз никогда не был другом, Стелла была почти семьёй. Там, где мы с Крузом провели вместе несколько часов, Стелла и я провели вместе девятнадцать лет. Там, где я никогда не любила Круза, я любила Стеллу.

Я действительно знала, кого я ненавидела больше.

Стеллу.

Когда шкафы открывались и закрывались, а на кухне поднимался пар от воды, я вышла через парадную дверь. Гнев и напряжение наполнили меня раскалённой добела яростью. Я не думала, что свежий воздух охладит меня, но это было лучше, чем сидеть в гостиной, снова и снова прокручивая двуличие Стеллы.

Я пнула балку, поддерживающую наше крыльцо, но это мало помогло снять напряжение с моего тела.

— Что этот бедный кусок дерева сделал тебе, Китти-Кэт?

Я резко обернулась, сердце подскочило к горлу.

Эйс стоял, прислонившись к перилам, сложив руки на груди, его кожа сияла, как луна.

ГЛАВА 2. ОБВИНЕНИЯ

Левая сторона лица Эйса была залита красным от вспышек света на крыше фургона скорой помощи. Хотя все спасатели были в морге внизу, они оставили свет включённым.

Его глаза сверкали, как огранённые голубые топазы.

— Ты в порядке?

— Отлично.

Его пристальный взгляд пробежался по моему лицу.

— Ты уверена?

— Холли только что умерла, — выпалила я.

— Я знаю, — его губы едва шевелились, когда он говорил.

— Ты знаешь?

— Это одна из причин, почему я здесь. Я пришёл забрать её.

Мурашки побежали по моим рукам.

— Забрать её?

— Фейри распадаются.

— Что? — я ахнула, но затем добавила: — Тсс, — так как вспомнила, что Айлен была на кухне, всего в нескольких футах от меня. Моя тётя ничего не знала о фейри и охотниках.

— Кэт, если ты не хочешь оказаться с кучей серого пепла в своём подвале, мне нужно забрать её.

— Как получилось, что она ещё не трансформировалась?

Он развёл руки и двинулся ко мне. Вероятно, чтобы пройти мимо меня. Я прижала ладонь к его торсу, чтобы остановить его.

— Там внизу куча людей.

Он посмотрел вниз на мою растопыренную руку, затем снова поднял глаза, и я могла бы поклясться, что его разноцветные радужки запульсировали.

— Должно быть, в её венах всё ещё есть немного огня. Но он скоро догорит.

Покраснев, только Великий Дух знал почему, я отдёрнула руку. Что я делала, прикасаясь к Эйсу Вуду? Мои пальцы покалывало от бешеного пульса, который освещал моё дурацкое клеймо. Тьфу.

— Как ты вообще узнал, что она мертва? — спросила я, глядя на огненную букву V.

— Грегор послал меня спросить её, как читать книгу. Знаешь, ту, которую ты не хотела мне давать, потому что не доверяла мне.

Я снова перевела взгляд на его лицо.

— Я не хотела отдавать её тебе, потому что она была моей.

— Кэт, с кем ты разговариваешь? — крикнула Айлен из гостиной.

— Ни с кем, — крикнула я в ответ, надеясь, что она не придёт проверять, но это была Айлен. Моя тётя никогда не упускала случая вмешаться в разговор.

Что-то разбилось позади меня. Айлен ахнула, когда обжигающий чай забрызгал её джинсы. Или, может быть, она ахнула, потому что Эйс стоял перед ней. К счастью, она не могла видеть, как он светится, как я, потому что у неё не было взора. Она была джингави, как и я, но её сторона фейри была доминирующей, поэтому она не могла видеть сквозь волшебную пыль, как я, один из многих потрясающих даров охотника, дарованных мне. Другой подарок для фейри запах разлагающейся плоти.

— О… Великий… долбаный… Дух, ты Эйс Вудс, — почти взвизгнула она.

Это напомнило мне о том, как она встретила Лили в «Местечке Би». Она была совершенно очарована своим определением знаменитостей. Вудсы были для людей как голливудские звёзды: богатые, могущественные и красивые. Люди не знали, что они обладают магией. Мне было интересно, как бы они отреагировали на эту информацию. Испугались бы? Или дальше восхищались?

— Айлен, верно? — сказал Эйс. — Катори так много рассказывала мне о вас.

Айлен отмахнулась, затем придвинулась ближе к нам и протянула руку.

— Мне жаль. Я не пожимаю рук, — сказал он. — Это моя старая больная тема, — Айлен надулась, и Эйс улыбнулся. — Один сумасшедший фанат однажды пытался отравить меня.

— Этот сумасшедший фанат был охотником? — пробормотала я.

Айлен не отреагировала на мой комментарий, слишком поражённая. С другой стороны, я не сказала «охотник на фейри». Это, вероятно, вызвало бы у неё реакцию.

Губы Эйса слегка изогнулись. То ли в ответ на мой вопрос, то ли просто ради Айлен, я не знала.

— Приятно познакомиться с вами, Айлен.

Это вызвало широкую улыбку на лице моей тёти.

— Мне тоже приятно с вами познакомиться. На самом деле, это гораздо больше, чем удовольствие. Это большая честь для меня! Кэт, ты не сказала мне, что Эйс Вуд — твой друг, — сказала она громким, сценическим шёпотом.

— На самом деле мы не друзья.

Я тут же пожалела, что произнесла эти слова. Они не были правдой. Или так оно и было? Извинение вертелось у меня на кончике языка.

— Она права. Мы не друзья. Просто знакомые, — сказал он с резкостью в голосе. Он провёл рукой по своим тёмно-русым волосам, которые были коротко подстрижены по бокам и длиннее на макушке.

Извинения растворились.

— Могу я задать крошечный вопрос? — Айлен встала передо мной и перевела свои подведённые тушью глаза на Эйса. — Я кое-что читала о том, что вы ждёте первого ребёнка осенью. Это правда?

— У тебя будет ребёнок? — пискнула я.

На его челюсти дёрнулся мускул.

— Я не жду. Моя невеста ждет, — сказал он, едва открыв рот.

— Так это правда, — воскликнула Айлен. — О, Боже мой, о, Боже мой, о, Боже мой! Мне нужно позвонить своим друзьям, — она хлопала ладонью перед своим ртом. Её кольцо с опалом мерцало в ночи.

Вот почему он не пожал ей руку. Опал, несомненно, был оправлен в железо, а железо обжигало фейри.

— Вы не возражаете, если я скажу им, мистер Вуд?

Эйс покачал головой.

— Это не секрет.

И всё же я об этом не слышала. С другой стороны, я не читала колонки светской хроники.

— Они просто сойдут с ума, — она вытащила свой мобильный телефон из кармана джинсов. — Могу я сфотографироваться с вами?

Прежде чем Эйс успел ответить, она подняла свой телефон в воздух и сделала селфи. Она снова опустила телефон и начала яростно печатать на нём, вероятно, публикуя фотографию во всех социальных сетях. Я подумала, не возражает ли Эйс.

— Эй, чика, ты никогда не поверишь тому, что я только что услышала… — она обошла лужу, усеянную керамическими осколками. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что это были остатки кружки, которую она несла.

Я опустилась на колени, чтобы убрать беспорядок, когда заметила слово «Мама», написанное белыми буквами. Я подняла осколок и положила его на ладонь, желая, чтобы та маленькая магия фейри, которой я обладала, могла чинить предметы, но магия фейри действовала только на живых существ.

Что напомнило мне…

Я мотнула головой в сторону Эйса.

— Ты можешь призвать её душу обратно? — истинные фейри — не полукровки, как я — могли воскрешать мёртвых.

— Уже слишком поздно.

— Ты даже не пытался.

— Это должно произойти в течение нескольких секунд после смерти человека. Кроме того, ты действительно хочешь быть у меня в долгу?

— Это не я заключала сделку, Эйс. Я просто прошу тебя быть добрым. Сострадательным.

— То же самое. Другая формулировка.

Холли действительно исчезла. Совсем как мама. Совсем как Блейк.

— Она была больна, — сказал Эйс. — Я сомневаюсь, что она захотела бы вернуться…

Я судорожно вздохнула. Возможно, он был прав, но действительно ли ей пришло время умереть? Я уставилась на тёмно-синие осколки у своих ног. Всё вокруг меня разваливалось на куски или ломалось. Дрожащими пальцами я начала собирать остатки разбитой кружки.

Эйс присел передо мной на корточки.

— Ты плачешь? — обжигающий жар от его кожи пронёсся по воздуху и лизнул мою кожу.

— Нет, — шмыгнула я носом.

— Лгунья.

Я купила кружку на свои карманные деньги, когда мне было девять.

— Всё, что мне дорого, умирает или ломается. Может быть, мне стоит просто перестать беспокоиться… — я вздохнула, выпустила синие осколки и встала. — Я схожу за метлой.

— Я понял, — его рука зависла над обломками. Голубое пламя вспыхнуло на его коже, а затем рассеялось по толстому фарфору, испепеляя его прямо у меня на глазах. Вместо того чтобы превратиться в пепел или растаять, все следы разбитой кружки испарились в воздухе.

Я уставилась широко раскрытыми глазами на пустое пространство.

— Как получилось, что половицы не загорелись?

— Мы фокусируем наш огонь на том, что нам нужно сжечь.

Вот как Круз заставил рвоту исчезнуть из катафалка в ту ночь, когда я встретила его. Вот как он убрал битое стекло на нашей кухне. Размышления о Крузе побудили меня спросить.

— Он рассказывал тебе обо мне?

Эйс развернул своё длинное тело.

— Ты помнишь, как я помешал тебе съесть кекс в «Астре»?

Он сказал Стелле, что у меня аллергия на свеклу, чтобы мне не пришлось пробовать её кексы с мальвой перед фейри. Мальва была галлюциногенной травой, которая не влияла на охотников, но заставляла фейри кайфовать, а людей переедать.

— Ты знал?

— У меня были подозрения.

— Из-за того, как я пахла?

— Сначала я подумал, что ты пахнешь по-другому, потому что ты наполовину человек, но люди более резкие… и не в хорошем смысле.

— Не говори этого всем своим человеческим любовницам.

Он фыркнул.

— Итак… как я пахну? — спросила я.

Он пристально посмотрел на меня своими проницательными глазами.

— Приторно сладко.

— Приторно сладко? Вау. Отлично.

Он посмотрел на меня, а потом уставился на половицы под моими ботинками.

— Я слышал, что ты можешь выбирать. Как твой предок.

— Я могу, но я не буду.

Его глаза вернулись к моим.

— Что произойдёт, если ты этого не сделаешь?

Я потёрла татуировку на руке — слово, которое я набила на коже руки. Человек.

— Я останусь такой, какая я есть.

— Как это может быть хорошим решением?

Желая положить конец этому разговору, я спросила:

— Значит, фейри не умеют читать по-английски?

— Что?

— Ты сказал, что пришёл в Роуэн, чтобы спросить Холли, как читать книгу.

Он ухмыльнулся.

— Мы знаем, как читать по-английски.

— Тогда я не понимаю.

— Страницы пустые.

Моё сердце бешено заколотилось. Я читала истории на этих страницах. Я видела слова. Я даже видела схему. Неужели я всё выдумала? Нет, Айлен тоже кое-что видела.

— Разве Стелла не читала книгу вместе с Айлен?

Эйс внимательно вгляделся в моё лицо.

— Стелла сказала, что Айлен читала ей что-то вслух. Так что я предполагаю, что чернила появляются только для тех, у кого есть взор.

— За исключением того, что Айлен не…

— Она может открываться охотникам.

— Я не охотник.

— О, ты знаешь, что я имею в виду, — он вытащил что-то из кармана и протянул мне. Это был разорванный клочок бумаги.

Мой взгляд скользнул по словам:

Дерево Ведьм.

Copyright © 1938

А ещё там был маленький символ дерева. Я предположила, что это должно было быть изображение рябинового дерева.

— Ты что-то видишь? — прошептал он.

Я подумывала сказать ему, что там пусто, но решила сказать правду. Если Стелла знала, что Айлен может это прочитать, значит, это не было секретом. И, возможно, это заставило бы их вернуть книгу мне.

— Я так и думал, — сказал он после того, как я прочитала несколько напечатанных слов вслух.

— Внутри всего лишь просто куча мифов и легенд, Эйс.

— Если бы это было всё, что там было, тогда почему Холли сделала текст невидимым для фейри? — его взгляд метнулся к моей руке. — А почему твоя рука светится?

— Может быть, это было только для глаз моей семьи. И моя рука светится, потому что я человек, и у меня есть пульс, сердце. И оно бьётся. Ты знаешь, чтобы сохранить мне жизнь? Разве у тебя его нет?

— У меня? Для чего мне нужно сердце?

— Верно. Это просто мешало бы. Прямо как совесть, да?

Металлический лязг носилок предупредил нас о компании. Эйс заглянул внутрь дома. Я изучала его профиль, жёсткость его рта и челюсти, яркий блеск его глаз.

— Пожалуйста, Кэт, что ты увидела в книге?

— Верни её, и я тебе скажу.

Он потёр затылок.

— Она не моя, чтобы возвращать.

— Ну, во-первых, она была не твоей, чтобы отдавать.

— Мне жаль.

— Мне тоже. Прости, что доверилась тебе, — контуры его лица стали расплывчатыми. — Разве Грегор не приказал тебе убить Холли? — спросила я, вспомнив тот день, когда мы сидели вместе на моём чердаке, пока я перебирала мамину одежду и обувь.

Он отступил на шаг.

— Я не могу поверить, что ты думаешь, что я способен на это, Катори, — Эйс никогда не называл меня Катори. Его любимое прозвище было Китти-Кэт. Я догадалась, что не ошиблась, когда сказала Айлен, что мы с Эйсом не были друзьями. Верить в то, что фейри могут дружить с охотниками или людьми, или с кем бы я ни было, чёрт возьми, было идиотизмом.

Внезапно он поднялся в воздух.

Два врача скорой помощи были в моей гостиной. Через секунду они доберутся до входной двери. Я знала, что фейри маскировались, летая с пылью, либо маскируясь, либо создавая иллюзию, что они уходят, и всё же я беспокоилась.

— Ты сам сказал мне, что Грегор хотел её смерти, если она не будет сотрудничать. Ты сказал…

— Я знаю, что я сказал. Точно так же, как я знаю, что я сделал, — он взмыл в небо прежде, чем я успела ответить.

Что-то металлическое блеснуло в воздухе, затем упало вниз и с тихим звоном ударилось о половицы. Неужели монета выпала из кармана Эйса?

Я прищурилась. Это не было монетой.

Я бросила взгляд в сторону катафалка.

Рядом с ним стояла моя «Хонда».

Эйс вернул мою машину обратно.

Как раз перед тем, как носилки прокатились бы по моим ключам от машины, я подняла их с пола и крепко сжала.

Теперь моё обвинение было горьким на вкус.

Сжимая ключи, я посмотрела в почерневшее небо. То, что он проявил ко мне доброту, не означало, что он проявил её к Холли.

Верно?

ГЛАВА 3. ИСЧЕЗАЮЩЕЕ ТЕЛО

После того, как Джимми и врачи скорой помощи ушли, после того, как мой отец лёг спать, не установив причину смерти, Айлен осталась со мной.

— Знаешь, мама рассказывала нам с Новой эту сказку — эту легенду — перед сном. Что Готтва использовали специальную древесину для погребения своих мертвецов. Рябиновое дерево. Очевидно, оно обладает магическими свойствами. По крайней мере, так считало наше племя.

Я отвела взгляд.

— Они также заворачивали своих больных в рябиновую кору и помещали их в парилки. Очевидно, рябиновый дым творил чудеса с новыми болезнями, которые поселенцы привезли с собой из Европы.

Глазами я проследила вишнёвый узор на керамической чаше, которую нарисовала во время вечеринки по случаю седьмого дня рождения Касс. Она стояла посреди нашего деревянного журнального столика, ярко-красная рана в нашей гостиной в военно-морском стиле.

Айлен присела на корточки перед камином, поднося длинную спичку к пушистому ворсу, который она соскребла с фильтра нашей сушилки. Огонь разгорелся и поглотил серый пух, прежде чем перекинуться на бревна.

— Я разжигаю костёр из рябиновых дров в честь Холли. Очевидно, дым поможет направить её к Великому Духу.

Холли решила стать фейри. Я сомневалась, что Великий Дух хотел иметь с ней что-то общее. Но, может быть, наш Великий Дух был всепрощающим.

Айлен села на пятки и уставилась на белый огонь.

— Безумно думать, что такое большое племя было полностью уничтожено. Что мы последние. И мы даже не чистокровные Готтва. Такое ощущение, что мы почти последние в своём роде. Может быть, так чувствовали себя динозавры.

Я улыбнулась её сравнению. Но потом я подумала об этом и сказала:

— Или ты могла бы посмотреть на это так, как будто мы первые в новом роде.

Она улыбнулась мне.

— Посмотрите, кто стал оптимистом.

Оптимист? Я была оптимистом? Или я была просто научным наблюдателем?

Айлен подошла ко мне, поцеловала в лоб и сказала, что идёт спать. После того, как она закрыла дверь в комнату для гостей, я села на диван и стала смотреть на огонь. Я думала об Эйсе, но мысли о фейри действовали мне на нервы. Мой взгляд поднялся к стене над камином, где мама повесила медный таз моей бабушки.

Каждое лето бабушка Вони варила варенье в этом тазу, наполняя дом запахом сиропа и сока. Она всегда добавляла съедобные цветы в свои варенья. Поиск цветов был моей работой. Она совала дневник, заполненный акварельными рисунками съедобных растений, в мои маленькие ручки и отправляла меня на поле Холли собирать их. Иногда Блейк ходил со мной. Мы воображали, что отправились на поиски сокровищ. Мы бродили по полю, проверяя и перепроверяя страницы, надеясь найти точные совпадения. Когда нам это удалось, мы чувствовали такой восторг, как будто выиграли приз.

Наполнив сумку лиловыми цветами анжелики или лепестками календулы, мы лежали в траве и смотрели, как неутомимые пчёлы потягивают нектар и пьяно носятся по потрескивающему воздуху.

Огонь вспыхнул, унося меня прочь от гудящего голубого поля, прочь от Блейка. Обугленное полено упало и зашипело, разбрызгивая искры по ковру. Я вскочила, вытащила противопожарную заслонку, которую Айлен забыла поставить на место, и смахнула пепел с ковра щёткой для камина.

Убедившись, что через экран больше не полетит пепел, я спустилась в подвал. Мне потребовалось две попытки, чтобы найти холодильную камеру, в которой находилась Холли. Они развернули одеяло вокруг её тела, но не сняли с неё белую хлопчатобумажную ночную рубашку.

Вид её такой хрупкой скрутил мои внутренности. Я полностью выдвинула ящик и посмотрела вниз на пожилую садовницу. Я не была уверена, было ли это из-за того, что Эйс сказал мне, что она превратится в пепел, но казалось, что её кожа приобрела серебристый блеск.

— Что с тобой случилось, Холли? — пробормотала я, блуждая глазами по её неподвижному лицу. — Ты действительно подхватила что-то такое человеческое… как ветрянку?

Я не получила никакого ответа. Не то чтобы я этого ожидала. Мой взгляд скользнул вниз по её рукам. Они были покрыты теми же рубцами, что и её лицо. Даже длинный шрам, тянувшийся от костяшки большого пальца до запястья, был покрыт розовыми бугорками. Странно, но какой бы инфекцией она ни заразилась, она не распространилась на грудь и ноги. Я была почти уверена, что ветряная оспа не была локализованной болезнью, но, возможно, она влияла на фейри иначе, чем на людей.

Моя мама мало чему научила меня об осмотре трупов — в основном потому, что я всегда прижимала ладони к ушам и громко напевала, когда они с папой обсуждали это, — но я видела достаточно шоу криминалистов, чтобы определить признаки борьбы.

Не осмеливаясь прикоснуться к Холли, на случай, если это инфекционное заболевание, я проверила её шею на наличие синяков, но ничего не обнаружила. Мой взгляд скользнул вниз к кончикам её пальцев. Из того, что я могла видеть, под её ногтями не было никаких следов. Хватило бы у неё сил вцепиться в нападавшего?

Я огляделась вокруг, пытаясь найти перчатки, чтобы переложить её, когда заметила движение на лестнице. Я дёрнулась в сторону так быстро, что врезалась в металлический стеллаж. Моё сердце колотилось так же громко, как хирургические принадлежности позади меня, и моя отмеченная рука вспыхнула.

— Каджика, — воскликнула я, прижимая руку к сердцу.

— Я не хотел тебя пугать, — сказал он, подходя ко мне. Его тёмно-карие глаза были розовыми от лопнувших кровеносных сосудов, а ботинки были испачканы грязью. Я заметила дыру в рукаве его толстовки и грязную царапину на щеке.

Я заглянула ему за спину, наполовину ожидая, что появится Эйс… наполовину желая, чтобы появился Эйс. Несмотря на то, что моя метка связывала меня с Крузом, всегда появлялся Эйс, потому что мы с Крузом не были в хороших отношениях. Он знал, что ко мне нельзя подходить.

Однако на этот раз Эйс не появился. Постепенно мой бешеный пульс успокоился, и я оттолкнулась от стеллажа.

— Ты что, подрался?

— Нет.

Каджика провёл рукой по своим шелковистым чёрным волосам. Костяшки его пальцев были ободраны и покраснели.

Я подошла к нему и взяла его за руку, чтобы осмотреть костяшки пальцев.

— Тогда почему у тебя кровоточит рука? Почему у тебя порван свитер?

— Она ушла, Катори, — пробормотал он.

Я посмотрела на него снизу вверх. Я была высокой, но он был выше. Намного выше.

— Я знаю, Каджика.

— Ты знаешь?

Я нахмурилась и наклонила голову в сторону Холли.

— Она здесь.

Он оглядел тускло освещённую комнату.

— Где?

Разве он не мог видеть Холли? Я указала на неё.

— Прямо здесь.

— Я говорю не о Холли. Я говорю о Гвенельде. Когда я вернулся в дом, Холли была мертва, а Гвенельда исчезла, — его вздох отразился от дверей из нержавеющей стали. — Что, если она…

— Убила Холли?

— Нет! — он выдернул свою руку из моей и расправил плечи. — Нет. Гвенельда не убийца. Она заботилась о Холли. Больше, чем ей следовало бы.

У меня пересохло во рту.

— Почему она не должна была заботиться о ней?

Секунды тикали. Я слышала, как они щёлкают в часах, которые мама прибила к стене. Ей так нравилось проводить время с мёртвыми, что она часто теряла счёт времени. Трупы успокаивали её. Я никогда этого не понимала. Я имею в виду, да, они были тихими, но они также были пустыми, зловонными оболочками. Инстинктивно я понюхала воздух. Запах влажной земли смешивался с запахом остывших углей.

Либо плоть Холли впитала дымный аромат камина в её спальне, либо её собственный огонь почти погас.

— Почему она не должна была заботиться о ней? — повторила я.

Каджика уставился на меня своими покрасневшими глазами.

— Ты знаешь почему.

— Потому что они были врагами? — некоторое время я молчала. И он тоже. — Кем это делает меня, Каджика? Кем, чёрт возьми, это делает меня?

Он закрыл глаза и сделал хриплый вдох.

— Пожалуйста, Катори, я не хочу, чтобы мы спорили об этом. Не надо заводить это снова. Ты другая. Ты не такая, как они.

— Но я и не такая, как ты.

— Может быть, однажды ты станешь такой, как я.

Я повернулась обратно к Холли. Я не хотела спорить о своей природе. Не рядом с Холли. Несмотря на то, что её уже не было в живых, она заслуживала уважения. Мёртвые заслуживали уважения живых.

— Катори…

— Ты на сто процентов уверен, что Гвенельда её не убивала? — спросила я, стараясь контролировать свои голосовые связки настолько, насколько это возможно для человека.

— Посмотри на неё! У неё сыпь на руках и голове. Только гассен вызывает такую сыпь, как эта, — он тяжело дышал. — Эйс был в доме. Я видел его, когда приехал. Он улетел прежде, чем я успел его допросить, но я его видел. Если кто-то и убил её, то это был он, Катори.

Меня трясло от гнева и паники. Была ли я права? Неужели Эйс задушил Холли своей пылью? Я стояла спиной к охотнику, но всё же почувствовала, как он сделал шаг ко мне. А потом я почувствовала, как он положил ладони мне на плечи.

— Я знаю, я сказал, что буду работать с фейри, — тихо проговорил он, — но я не думаю, что могу доверять ему. Я не думаю, что мы можем доверять ему.

Эйс работал с Грегором. Возможно, ему и не нравился варифф — комендант фейри, — но он, тем не менее, выполнил его приказ. Очевидно, то, что ты был принцем Неверры, не делало тебя выше правящего вариффа. По крайней мере, так объяснила Лили.

Я позволяю своим векам сомкнуться над моими усталыми глазами, а затем позволяю его словам устаканиться в моем мозгу. Они огорчали моё и без того колеблющееся сердце.

— Или она умерла естественной смертью, — сказала я без особой убеждённости.

Каджика развернул меня к себе.

— Я не хочу, чтобы ты считала меня бесчувственным, но в данный момент я больше беспокоюсь о Гвенельде, чем о ком-либо другом. Ты поможешь мне найти её, Катори?

Спустя долгое время я кивнула.

— В конце концов, для этого и существуют друзья.

Губы Каджики изогнулись в печальной улыбке. Он хотел видеть во мне больше, чем друга, но я не была готова к этому. Последний мужчина, которого я целовала, был фейри. Он был помолвлен. Я не хотела сожалеть о следующем поцелуе, которым я обменялась бы.

— Где ты уже посмотрел? — спросила я.

— В лесу. Она оставила много следов во многих направлениях, как будто за ней гнались.

Воспоминание о туристе, которого много лет назад привезли в морг, чтобы установить причину смерти — его растерзал медведь, — всплыло в моём сознании.

— Были ли там отпечатки лап?

Он приподнял бровь.

— Никаких других отпечатков, кроме её собственных. Я думаю, что за ней гнались фейри.

Изображение хищного медведя исчезло, сменившись пылающими голвинимами — волшебными стражами, которые могли превращаться в светлячков. Однажды они уже напали на Гвенельду. Они убили её, но Круз вернул её душу после того, как избавил её тело от их ядовитой пыли. Он вернул её к жизни. Тогда я была так благодарна, так потрясена. Я и не подозревала, что, попросив его спасти охотницу, я заключила сделку. А фейри — как я быстро выяснила — всегда получали выгоду от своих сделок.

Была ли я должна Эйсу за то, что он вернул мою машину? Так вот почему он её нашёл? Я провела рукой по своим длинным волосам.

— Если они не добрались до неё, она придёт и найдёт тебя, Каджика. К кому ещё ей бежать?

— Но что, если они… что, если они схватили её? Что, если они уже убили её? — он опустил глаза на блестящий пол.

— У меня есть кое-что, чего хотят фейри, — сказала я категорично.

Его глаза метнулись к моим.

— Я могу прочитать книгу Холли.

— Книга Холли?

— Помнишь, когда Айлен упомянула, что видела твоё лицо в книге? Холли написала книгу с легендами о фейри и охотниках. «Дерево Ведьм». Этого Круз хотел в Бостоне. Он послал Стеллу украсть её из моего дома, когда мы возвращались.

— Что им нужно от книги об адсукинах?

— В последний раз, когда я смотрела на неё, я видела диаграмму, что-то вроде плоской голограммы. Чем больше я думаю об этом, тем больше верю, что это схема захоронения. Где похоронен каждый из вас… был похоронен. Так что я предполагаю, что это то, что им нужно. Поднять Негонгву, чтобы отменить правило про пыль, не будя остальных.

Каджика приподнял одну из своих тёмных бровей.

— Потому что они всё ещё верят, что наш вождь простит их проступки и позволит им неограниченный запас пыли? Паганам повезло, что у них всё ещё есть доступ к их пыли. Если бы это зависело от меня, я бы попросил Великого Духа удалить её из их тел.

— А он мог бы?

— Она. Великий Дух — женщина.

— Я не имела в виду Великого Духа. Я имела в виду Негонгву… У него было так много власти?

Каджика ухмыльнулся.

— Он мог напрямую разговаривать с Великим Духом, а Она всемогуща.

Я прикусила нижнюю губу, задаваясь вопросом, может ли человек действительно обладать такой же силой, как божество. Потому вот чем был Великий Дух для Готтвы… божеством.

— Ты уверена, что они не могут прочитать книгу?

Я покачала головой.

— Эйс сказал мне, когда он пришёл…

— Эйс Вуд приходил сюда?

Я кивнула.

На виске Каджики пульсировала вена.

— Когда?

— Час или около того назад.

— Зачем?

— Он хотел забрать тело Холли. Он сказал, что она распадётся, как только в ней погаснет огонь.

Почти испугавшись, что мои слова вызовут это явление, я повернулась обратно к Холли. Она всё ещё была там, но её кожа теперь была серо-стальной, а волосы, которые были спутаны, когда её вкатили в мой дом, исчезли. Я отбросила осторожность — надеясь, что её сыпь не была заразной — и провела пальцем по её голове. Она оказалась покрыта запёкшейся свинцовой пылью. Холодок пополз у меня по спине, когда я уставилась на него. Была ли это кожа или её отсутствующие волосы?

Волна тошноты прокатилась по мне. Я подбежала к раковине в углу и схватилась за её края. Прохладный пот увлажнил мой затылок, когда я наклонилась над раковиной из нержавеющей стали. Я несколько раз глубоко вздохнула, прежде чем тошнота отступила настолько, чтобы я могла открыть кран. Я вымыла и снова вымыла руки розовым антисептическим мылом. И всё равно они не казались чистыми.

— У тебя есть сумка, Катори?

— Сумка?

— Чтобы вынести её из дома.

Я всё ещё смотрела в раковину, всё ещё чувствуя тошноту.

— Ты имеешь в виду мешок для трупа?

— Подойдёт любая сумка, достаточно большая, чтобы вместить её тело.

Когда я представила, как Каджика запихивает Холли в одну из маминых сумок из ткани, пригодной для вторичной переработки, желчь покрыла мой язык и нёбо.

— Забудь об этом. Уже слишком поздно её переносить.

— Слишком поздно? — прохрипела я.

Держа одну руку на раковине, я повернулась к Холли. Верхний слой её тела отслаивался, как будто в нём обитали термиты. Я вздрогнула. Больше никакого носа, больше никакого подбородка, больше никакой груди, больше никаких пальцев на ногах. Ещё один слой отслоился. А потом ещё один. С мерзким интересом я наблюдала, как плоть Холли превратилась в пепел, как пепел осыпался с её округлой формы, как сухой песок, соскальзывающий с зубчатых краёв замка из песка. Эрозия заняла несколько минут, но казалась дольше, как будто время остановилось, чтобы замедлить течение жизни.

Когда всё закончилось, всё, что осталось от Холли, — это дюны серебристого песка.

ГЛАВА 4. БОЙКОТ

— Как я собираюсь объяснить это отцу? — спросила я Каджику, когда он вынес прах Холли на освещённое звёздами кладбище.

Каджика замёл моего родственника в раскрашенную вручную вишнёвую вазу. Я была слишком потрясена, чтобы делать что-то ещё, кроме как таращиться и предлагать использовать чашу с широким горлом. Я не хотела, чтобы Холли была упакована в пакет из супермаркета. Это казалось неправильным. Несмотря на то, что её там больше не было, самое меньшее, что я могла сделать, это почтить её значимым сосудом.

— Скажи ему, что мы кремировали её. Это же так называется? Кремировали?

— Да. Но мы не делаем этого в нашем доме. У нас нет печи…

— Скажи ему, что я забрал тело с собой. Что её предсмертным желанием было не задерживаться после того, как её дух покинул тело.

Я положила ладонь на его предплечье, как только мы остановились перед надгробием Леи.

— Здесь.

Я всегда представляла, что мать Холли лежит под землёй, но она также была фейри. Был ли там вообще гроб? Она умерла ещё в шестидесятых, задолго до моего рождения, почти за десять лет до рождения мамы.

Каджика начал опрокидывать чашу, но прежде чем Холли успела высыпаться, я схватила керамический сосуд. Он нахмурился. Мягкий, прохладный ветерок обдувал нас. Серебряные пылинки кружились над чашей, поднимаясь, как дым из потухшего фитиля.

— Я бы хотела похоронить её. Не мог бы ты принести лопату? — спросила я. — Я положила её в сарай.

Выражение лица Каджики напряглось при мысли о том, чтобы почтить фейри похоронами. Тем не менее, он пошёл в сарай за лопатой. Он держал её двумя пальцами, как будто прикосновение к ней причиняло боль. Возможно, так оно и было. Возможно, было бестактно посылать его за ней. В конце концов, он использовал её, чтобы похоронить свою приёмную мать после того, как Айлен и мой отец раскопали её могилу.

По правде говоря, я не доверяла ему прах Холли.

Он протянул мне лопату. Я поставила вишнёвую вазу на тонкую корку снега, взяла у него лопату и начала копать. Несмотря на холод, земля поддалась под лезвием. Мои лопатки заныли к тому времени, как я вырыла достаточно глубокую яму.

— Что это была за погребальная песня, которую Гвен пела для своей матери? Как это происходит? — спросила я Каджику, прежде чем засыпать её.

— Это песня охотника.

— Песня охотника? Или песня Готтвы?

Он пристально посмотрел на меня.

— Я не буду петь это для Холли, потому что она перестала быть Готтва, когда решила стать фейри, — его глаза купались в багровых тенях. Где была доброта, мягкость, которые он демонстрировал ранее в домике на дереве? Где было сострадание?

— Она говорила на Готтва. Собрала истории твоего племени. Ты мог бы проявить к ней такую малость милосердия?

Он перевёл взгляд на меня.

— Не проси меня петь для фейри. Я не могу. Я просто не могу.

Слова Каджики ранили моё сердце так же сильно, как маленькая балерина в моей музыкальной шкатулке. Но в отличие от балерины, когда он замолчал, моё сердце болезненно сжалось.

— Ты не пережила Гизхи Макудева. Ты не имеешь права судить меня, Катори.

— Я знаю, что я этого не делала, но Холли тоже не делала. Она не убивала Ишту. Я не прошу тебя петь для Лио Веги или Борго Лифа, — двух ненавистных фейри, которые убили пару Каджики. — Я прошу тебя спеть для двоюродной сестры моей бабушки.

Его глаза метнулись к моему лицу.

— Я останусь с тобой, пока ты будешь хоронить её, но я не буду петь.

Я прикусила нижнюю губу и опустила взгляд на вазу. Вишни поплыли у меня перед глазами, слипшиеся и шевелящиеся, как красные кровяные тельца, путешествующие по плазме. Несмотря на то, что его отказ огорчил меня, я уважала его. Когда я склонила чашу над отверстием, моё сердце начало раскручиваться в медленных оборотах. Я уставилась на кучку серого пепла, смаргивая слёзы.

— Прощай, Холли, — прошептала я. Я уже собиралась засыпать её холодной землей, когда пепел стал жидким, как расплавленное серебро. Частицы мерцали, когда поток тёк по бороздкам перевёрнутой земли, наконец, погружаясь в неё. — Ты это видел? — прошептала я Каджике, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на него.

— Да.

Он спокойно смотрел на испещрённую прожилками землю.

— Фейри ядовиты, как и их кровь.

Я нахмурилась.

— Значит, я просто вылила яд на могилу Леи?

— На этом месте когда-нибудь росла трава?

— Я не знаю.

Весной и летом кладбище было ярко раскрашено, так что прах Леи не мог загрязнить всю территорию. А это означало, что прах Холли тоже не будет. Верно?

— Я надеюсь, что это не испортит вашу воду.

Я отпрянула.

— Может быть, пепел не каждый раз становится жидким. Может быть, Холли была… особенной? Что случилось с дедушкой Эйса, когда ваши люди убили его?

— Я не стоял достаточно близко, чтобы наблюдать за его трансформацией.

Я уставилась в землю, надеясь, что не сделала какой-нибудь глупости. По крайней мере, не слишком глупо. Казалось, это был единственный способ, которым я действовала в эти дни. Наверное, мне следовало передать тело Холли Эйсу.

Дрожащими руками я засыпала пустую яму землёй, надеясь, что не поставила под угрозу флору кладбища. У меня было видение высохших кустов и желтеющей травы, потрескавшихся надгробий и осыпающихся деревьев. Я огляделась, чтобы убедиться, что рябины всё ещё стоят, безлистные, но крепкие, что надгробия были гладкими и прямыми, что многолетние кусты всё ещё были пышными и блестящими.

Ничего не изменилось. Ещё.

Несмотря на то, что я уговаривала его немного поспать, Каджика направился в лес в противоположном направлении от дома Холли. Я представила себе, как он будет бродить в ночи в поисках Гвенельды. Должна ли я была предложить пойти с ним? Я не думала, что была бы очень полезна. Я бы, наверное, удержала его или встала бы у него на пути.

Или снова сделала какую-нибудь глупость.

Кроме того, я не была уверена, что думать о Гвенельде. Да, она спасла мою тётю и отца раньше — она помешала им прочитать заклинание, выгравированное на гробу, которое возвращало охотников к жизни, — но я могла сказать по рыданиям, которые вырвались из неё позже, что она ненавидела каждую секунду этого. Она скорее воскресила бы свою мать, чем спасла моего отца. Могла ли я винить её? Что бы я сделала, если бы это была моя мать?

Я вернула лопату в сарай, вымыла вишнёвую вазу горячей водой с мылом, пока эмалированное дно не засияло, а затем прокралась в свою спальню, вздрагивая каждый раз, когда скрипела ступенька. Однако ни папа, ни Айлен не пошевелились. Я задёрнула шторы и приняла горячий душ. Как бы мне хотелось понежиться в горячей ванне, но у Айлен была единственная комната в доме с ванной. Придётся принять душ. Она уезжала во второй половине дня. Я могла бы принять ванну завтра. И каждый день после этого.

Быстро приняв душ, я натянула фиолетовую футболку с надписью «О-ла-ла». Я была не в настроении «О-ла-ла», но ни одна из моих других вещей не была чистой, а чемоданы, которые я упаковала, всё ещё были в машине. Если только их не украли. Что было вполне реальной возможностью. Не желая больше плохих новостей, я решила подождать до утра, чтобы посмотреть.

Я рухнула на кровать, затем ворочалась и ворочалась, то сбрасывая свои слишком тёплые одеяла, то натягивая их обратно на себя. Охваченная беспокойством, я включила телефон и просмотрела список контактов.

Мой палец завис над именем Эйса.

Не сегодня.

Я напечатала:

«Спасибо, что нашел мою машину».

А затем выключила телефон.

Пока я не узнаю, отравил ли он Холли, я буду держаться подальше от фейри.

Работал ли его телефон вообще в Неверре?

Установили ли фейри вышки сотовой связи в Баситогане, или они принимали звонки только тогда, когда были на Земле? Был ли у них волшебный способ общения? Там, в Бостоне, на их запястьях загорелся золотой круг, прорезанный линиями. Я вспомнила, как подумала, что это похоже на солнца, которые я рисовала в детстве, те, о которых мама рассказывала и прикрепляла к нашему холодильнику.

Когда появился круг, фейри сказали, что они нужны в Неверре… Так ли они общались? С помощью магии?

У меня было так много вопросов. Иногда мне хотелось, чтобы магия исчезла из моей жизни, чтобы фейри оставили меня в покое. Иногда мне хотелось остановить время, чтобы расспросить об их мире, их магической системе. Расскажут ли они мне об этом вообще?

Будучи малышкой, я спрашивала своего дедушку, сколько кирпичей он использовал, чтобы построить нашу школьную столовую. Он сказал, десять тысяч. Я подумала, что число слишком круглое, чтобы быть правдой, и бросила ему вызов. Мы провели целый летний день, считая кирпичи. Оказалось, что правильное число составляло три тысячи двести двадцать шесть кирпичей.

Я задавалась вопросом, есть ли у фейри Интернет.

Я задавалась вопросом, есть ли у них кладбища.

Я задавалась вопросом, есть ли у них фермы.

Я задавалась вопросом, есть ли у них больницы.

Должно быть, в ту ночь я задавалась вопросом о сотне разных вещей. В какой-то момент я перестала думать и, наконец, заснула.

ГЛАВА 5. СУДМЕДЭКСПЕРТ

Я проснулась с самой страшной причёской. Спать на мокрых волосах было не самой мудрой идеей. Мои волосы были более объемными, чем у кинозвезды шестидесятых. Я намочила расчёску и пригладила свои локоны, как могла. Я не только выглядела как утонувшая крыса, но и мои глаза светились, как у крысы, налитые кровью и похожие на бусинки. Я закапала глазные капли, затем нанесла немного консилера, чтобы выглядеть свежее, чем я себя чувствовала.

Я протопала на кухню в тапочках и открыла холодильник. Я долго стояла перед ним. Наконец я взяла коробку с яйцами, молоко и масло. Тяжёлая дверь хлопнула с такой силой, что внутри завибрировали стеклянные буфеты. Я положила всё на стойку, вынула муку и разрыхлитель из буфета и вытащила миску из-под раковины. Я разбила яйца и смешала их с молоком и сухими ингредиентами, пока тесто не загустело, как взбитые сливки.

Я подумала о Холли, о том, как она разлагалась у меня на глазах всего несколько часов назад, и поёжилась. Я рванула сильнее, выталкивая воспоминание из головы, но её измождённое лицо, её мягкий голос, её посеревшая плоть глубоко запечатлелись в моём сознании. Немного трясущимися руками я вылила смесь на сковороду и посмотрела, как она вспенивается, прежде чем перевернуть её. Первый блин не стал золотистым, поэтому я откусила его, пока готовила остальное тесто. К тому времени, как Айлен вышла из комнаты для гостей, а папа спустился вниз, я уже выложила блюдо с блинами.

По тёмным кругам у него под глазами я поняла, что папа спал столько же, сколько и я. На Айлен было слишком много косметики, чтобы сказать, как прошла её ночь.

— Круз приедет сегодня утром, — сказал папа, его ножки стула царапали пол, когда он придвинулся ближе к столу.

Я так резко заёрзала на стуле, что моё колено врезалось в стол.

— Круз?

— Да. Чтобы подготовить Холли.

— Папа, Холли внизу нет, — я посмотрела на золотисто-коричневые блины. — Каджика пришёл, чтобы забрать её тело прошлой ночью. Он сказал, что она хотела, чтобы её кремировали, поэтому отвёз её в крематорий.

Папа, который пил свой апельсиновый сок, закашлялся. Сок брызнул у него изо рта, из носа. Он поставил стакан, затем вытер лицо.

— Что?

Я не осмеливалась поднять глаза.

— И ты позволила ему забрать её? — сказал он громким голосом.

— Я…

— Мы даже не провели вскрытие!

Я съёжилась.

— Мне жаль. Я пыталась остановить его.

— Какого чёрта ты меня не разбудила? — закричал он.

Айлен ахнула от суровости голоса моего отца. Он никогда не повышал голоса. Никогда. Мама была сторонницей дисциплины, а не мой отец. И он никогда не употреблял ругательств.

— Мне действительно жаль, — пробормотала я.

Какое-то время единственным звуком на кухне было жевание Айлен.

— Я очень, очень разочарован тобой, — ножки папиного стула заскрежетали.

— Я сожалею, — прошептала я.

— Я тоже. Я тоже, — он вскочил на ноги и вышел из кухни.

Ступеньки заскрипели под его быстрыми шагами. Я прижала ладони к своим горящим глазам и резко вдохнула.

Айлен схватила одну из моих рук и сжала.

— Он быстро успокоится.

Я кивнула, а затем отодвинулась от стола. Я отнесла тарелку к раковине и вымыла её, налив слишком много средства для посуды. Оно пузырилась и заполняло пеной всю раковину. Затем я почистила миску и венчик, затем вытерла металлический таз и вытерла его кухонным полотенцем, пока каждая сторона не стала отражающей, как зеркало. Ничто из этого не помогло облегчить мою гложущую вину.

Зазвонил дверной звонок, раскатистый, как гром, в слишком тихом доме.

О, Боже. Круз. Забыв, что у меня мокрые руки, я закрыла лицо руками.

— Не могла бы ты впустить его, пожалуйста? — спросила я Айлен, не отворачиваясь от раковины.

— Конечно.

Её шаги лёгким эхом отдавались по половицам, а затем дверь застонала, когда она потянула её на себя.

На ступеньках раздались шаги. Я обернулась.

Папа остановился у подножия лестницы, засунув руки глубоко в карманы. Он посмотрел на меня, но не пошевелился, поэтому я подошла к нему и обняла.

Он не обнял меня в ответ, но вздохнул.

— Давай. Пойдём, скажем судмедэксперту, что тела для осмотра нет.

Я отпустила его, и хотя мне действительно не хотелось встречаться с Крузом, я проводила папу до двери.

Фейри стоял на крыльце с Айлен, погруженный в беседу. Я несколько раз уловила слово Лили, поэтому предположила, что они обсуждали его невесту.

— Привет, — сказал он, увидев меня. — Здравствуйте, мистер Прайс.

— Привет, Круз, — они пожали друг другу руки.

Я не предложила пожать ему руку. Я держалась от него как можно дальше.

Рука Круза прошлась по его обнажённому предплечью, где образовались маленькие рубцы, похожие на укусы муравьёв. Они напомнили мне те, что были на руках Холли. Было ли это заразно?

— Так что мы на самом деле… — папа вздрогнул. — В конце концов, нам не понадобятся твои услуги.

Брови Круза взлетели вверх. Он почесал руку.

— Каджика отвёз её в крематорий прошлой ночью, и, ну… — папа взглянул на меня, затем отвёл взгляд, — её кремировали.

Мою руку начало покалывать. Я бросила взгляд вниз, ожидая увидеть сыпь, но моя кожа была идеально гладкой. Я пришла к выводу, что это был психосоматический зуд, как в тот раз в средней школе, когда в классе были вши, и моя кожа головы чесалась целую неделю.

— Мне жаль, что ты зря проделал весь этот путь, Круз, — добавил папа.

— Это не проблема, — спокойно сказал фейри. — Я пойду, найду Каджику и узнаю, от чего, по его мнению, она умерла.

Моё внимание переключилось с моей руки обратно на фейри.

— Он скорбит, Круз. Не беспокой его.

Круз бросил на меня острый косой взгляд, затем вернулся в свой сверкающий чёрный «Мазерати». Это была та же самая машина, на которой он приехал в Роуэн в ночь, когда умерла мама.

Если бы только у меня был способ связаться с Каджикой, предупредить его о визите фейри. Я переместила это в начало своего списка. Купить охотнику мобильный телефон и надеяться, что он научится пользоваться им так же быстро, как научился водить машину.

Когда он отъезжал, папа издал тихий звук.

— Твоя машина здесь, Кэт. Когда вернула её?

Я совсем забыла о своей машине.

— Эйс оставил её, когда приходил вчера.

— Эйс Вуд пригнал твою машину? — Айлен моргнула, глядя на меня.

— Да, — я собиралась добавить, что он случайно проходил мимо штрафстоянки, чтобы понять, что знаменитость забирает мою машину, но я решила, что уже достаточно солгала.

— Как это мило? — сказала она очень громко, но затем её волнение улеглось, и её подведённые брови очень высоко поднялись. — Я думала, вы даже не друзья.

Почему у моей тёти должна была быть такая хорошая память?

К счастью, папа предложил помочь мне с сумками, что на время положило конец этому разговору. Он взял ключи с крючка у двери и спустился по ступенькам крыльца. Я последовала за ним, молясь, чтобы сумки всё ещё были там. Я затаила дыхание, пока он не открыл багажник.

Мои три чёрные нейлоновые сумки стояли прямо там.

Я выдохнула так громко, что папа обернулся и нахмурился.

— Я подумала, что их могли украсть, — пробормотала я.

— Респектабельные эвакуаторные компании не крадут чужие вещи. Тебе следует немного больше доверять людям, Кэт.

Да. Но каким именно, папа? Я, очевидно, не сказала этого вслух. Это был не тот вопрос, на который он мог ответить.

ГЛАВА 6. ДОЧЕРИ И МАТЕРИ

Распаковав свои вещи, я поехала с Айлен в торговый центр, чтобы купить Каджике мобильный телефон. Конечно, я ей этого не сказала. Я сказала ей, что мне очень хочется пиццы, а Ломбарди в торговом центре готовил самые лучшие кусочки.

На обратном пути в город Айлен спросила, можем ли мы заехать к Стелле домой.

— Я звонила ей раз шесть, а она не берёт трубку. Я просто хочу попрощаться.

Я так сильно прикусила губу, что была почти уверена, что у меня пошла кровь. Но это лучше, чем кричать. От одного упоминания имени Стеллы мне захотелось закричать. Я ненавидела её за то, что она украла мою книгу, за то, что лгала мне, за то, что использовала меня, и за то, что всю жизнь притворялась подругой, когда ей было наплевать на мою семью. Впервые в жизни мне стало жаль Фейт.

К тому времени, как мы свернули с шоссе в сторону Роуэна, небо стало алым. Вместо того чтобы повернуть налево к кладбищу, я свернула на дорогу, которая вела мимо старого дома Блейка, и доехала до самого тупика.

Дом Стеллы представлял собой двухэтажное кирпичное строение, увитое плющом. Это был один из самых красивых домов в Роуэне, с пейзажным бассейном и ультрасовременным домиком у бассейна, который перешёл Фейт, когда ей исполнилось пятнадцать. Она устраивала лучшие вечеринки в этом домике — в чём я никогда ей не признавалась.

Я проводила Айлен до входной двери, хотя и не думала, что Стелла будет дома. Конечно же, никто не открыл дверь.

— Фейт сказала мне, что её не было в пекарне, — Айлен обошла дом сбоку. — Стелла, — крикнула она. — Стелла!

Я последовала за тётей вокруг кирпичной стены, мимо каменного двора с причудливой мебелью из тикового дерева и уличной трубой. Пока Айлен вглядывалась в стеклянные двери, ведущие в просторную бежевую гостиную, я отступила, чтобы осмотреть второй этаж. Я наполовину ожидала, что на меня взглянет чьё-нибудь лицо, но на меня смотрело пустое пространство.

Я держала пари, что Стелла была в Неварре.

С Грегором.

С моей книгой.

Когда мы направились обратно к машине, Фейт приехала на своей. Она припарковала свой белый внедорожник рядом с нами, ключи от машины болтались в её сжатом кулаке. Её длинные янтарные волосы были собраны сзади в тугой конский хвост, отчего её челюсть казалась шире. Я задавалась вопросом, почему эта деталь её анатомии удивила меня. Не то чтобы я никогда не видела её с поднятыми волосами, не так ли?

Когда она подошла к нам, её голубые глаза сузились до щёлочек. Она обратила их сначала на меня, а потом на мою тётю. Я очень сильно ненавидела Стеллу, но была благодарна, что она не рассказала дочери о своём наследии, хотя мне было интересно, почему. Беспокоилась ли она о том, что её дочь, будучи более чистой фейри, окажется сильнее, чем была она, или она защищала Фейт от изучения этого параллельного мира?

— Мамы нет дома, если ты здесь из-за этого, — голос Фейт был таким же напряжённым, как и её застёгнутое на молнию белое пуховое пальто. Плохо сидящий жакет образовал несколько складок на груди, ткань сдавливала тело. Либо это была очень старая куртка, либо Фейт сделала операцию на груди ещё в Нью-Йорке.

— Ты не знаешь, где я могу её найти? — спросила Айлен.

— Может быть, в Тимбукту.

— Тимбукту? Зачем ей туда идти?

— Я сказала «Тимбукту» так, как могла бы сказать «Багамы». Она никогда не говорит мне, куда едет. Никогда не приглашает меня с собой.

— Это потому, что она пытается познакомиться с мужчиной, дорогая, и она не думает, что брать с собой дочь — это очень здорово.

— Значит, по сути, мама — секс-туристка средних лет? Это просто здорово.

— Нет. Это не…

Фейт повернулась спиной и достала ключи. Ничуть не смутившись, моя тётя обошла её и положила руку ей на плечо. Хотя она и не оттолкнула Айлен, спина Фейт напряглась.

— Дорогая, это прозвучало неправильно.

— Ты думаешь?

— Я просто подожду в машине, — сказала я им.

В моей жизни было достаточно драмы; мне действительно не нужно было добавлять что-то ещё. Плюс Фейт была силой, с которой приходилось считаться, если она думала, что ты подслушиваешь или вмешиваешься. Я была там, сделала это — однажды я спасла её от того, что она подавилась куском мяса. Вместо того чтобы поблагодарить меня, она обвинила меня в том, что из-за меня у неё на ребрах синяк. Маленькая, злая часть меня сожалела о том, что вмешалась в Мать-Природу. Неужели это сделало меня ужасным человеком? Возможно. Более ужасной, чем Фейт? Скорее всего, нет.

Я вернулась в «Хонду» и открыла пакет с новой сим-картой и телефоном, которые купила Каджике. Когда я включила телефон и сунула карточку внутрь, в сумке Айлен что-то звякнуло. Я вообразила, что это одна из её дочерей пытается дозвониться до неё. Когда он снова зазвонил, я положила телефон охотника себе на колени и достала телефон Айлен.

Что, если Стелла была тем человеком, который писал моей тёте?

Вряд ли. Это была одна из подруг моей тёти. Она прислала свою фотографию с огромной подписью «маргарита»: «Боже, это бомба из всех текиловых бомб». Мой палец, должно быть, коснулся экрана, потому что мне было предложено ввести шестизначный код доступа Айлен. Любопытно посмотреть, насколько хорошо разбирается в безопасности моя тётя, и я ввела день её рождения. Сюрприз, сюрприз, это был её пароль.

Это привело меня прямо к их теме сообщений. Я уже собиралась выключить телефон, когда увидела фотографию, которую она сделала с Эйсом в верхней части темы. Я была удивлена, что он появился на фотографии. Эйс не вампир, напомнила я себе. Он не нежить. Он даже не был мёртв. Я задавалась вопросом, появится ли Каджика на фотографии. Эта мысль пробрала меня до глубины души.

Я сосредоточилась на картинке. Эйс не светился. Примечание для себя: волшебный огонь не появляется на снимке. Я взглянула в пассажирское окно. Фейт и Айлен всё ещё разговаривали. Судя по напряжению, исказившему черты лица Айлен, я вообразила, что Фейт перечисляет все ужасные поступки Стеллы. И снова я почувствовала укол жалости к своему заклятому врагу. Моя мать была такой, какой должна быть мать: заботливой, щедрой, честной, отзывчивой.

Голос Фейт стал громче. Она что-то крикнула тёте. Что-то про непонимание. Айлен попятилась. Я сунула телефон обратно в её сумку как раз в тот момент, когда она распахнула дверцу машины.

— Так что же твои друзья подумали о той фотографии, которую ты сделала с Эйсом? — спросила я, чтобы отвлечь её от мыслей о Фейт.

Она фыркнула, пристегиваясь ремнём безопасности.

— Они завидовали, что я познакомилась с ним. Он редко позирует для фотографий, — проворчала она. Я знала, что её отсутствие волнения было связано только с её разговором с Фейт и никак не связано с её фотосессией с Эйсом.

— Ты можешь показать её мне? — спросила я, отъезжая от тротуара.

Она кивнула. Её дыхание выровнялось. Она набрала свой код и вывела картинку.

— Тебе не следует указывать свой день рождения в качестве пароля, Айлен.

— Я знаю, но у меня такая дерьмовая память, что я могу забыть любой другой пароль.

Я взглянула на экран.

Она провела пальцем вправо, к следующей картинке.

— Я забыла послать тебе вот это! — это был снимок её и папы на озере. Должно быть, они сделали его, пока я была в Бостоне. Папа улыбался. Он мог бы подумать, что Айлен была проблемой, но, по крайней мере, она была приятной проблемой. Внезапно она вздохнула и начала печатать.

— Всё в порядке? — спросила я её.

— Сати хочет пойти в торговый центр со своими друзьями в эти выходные, но она не хочет, чтобы её сестра приходила. Что я должна делать?

Я ничего не сказала, потому что, во-первых, я не думала, что она действительно хотела моего совета, а во-вторых, я, честно говоря, не знала ответа.

— Мама часто жаловалась на меня? — спросила я вместо этого.

— Твоя мама слишком сильно любила тебя, чтобы жаловаться на тебя. Ты была её идеальным ребёнком.

Подобно тому, как один лист мяты может придать аромат кувшину с водой, любовь моей матери ко мне изменила её впечатление обо мне. Она думала, что я идеальна… Мама была слепой. Ослеплённой любовью.

Мы забрали сумки Айлен из дома, а затем отправились в аэропорт. Во время поездки Айлен рассказывала мне истории о них в детстве. Ну, когда Айлен была ребёнком, а мама — подростком. У них была разница в возрасте семь лет, так что самые ранние воспоминания Айлен начались, когда маме было тринадцать. Она рассказала мне о том, как у мамы впервые начались месячные. Как она завидовала. Поэтому мама дала ей макси-прокладку, и Айлен надела её.

— Нова была лучшей сестрой, — она смахнула слезу с глаз. — Знаешь, однажды она повела меня на вечеринку у костра на пляже. Она не должна была приводить меня, но у неё были обязанности няньки, а не хотела пропустить. Нова, должно быть, много выпила той ночью, потому что в какой-то момент она увидела, как Астра запирает пекарню, и спросила её, что она нанесла на свою кожу.

Я нахмурилась.

— Что она нанесла на свою кожу?

— Нова сказала, что она светилась.

Я сглотнула так быстро, что подавилась слюной, которая перешла в приступ кашля.

— Ты в порядке?

Я кивнула.

— Что сказала Астра?

— Она спросила Нову, сколько пива она выпила, — ухмыльнулась Айлен. — Нова так боялась, что Астра расскажет маме…

Когда я свернула на полосу «поцелуй и лети», чтобы высадить Айлен, моё горло сжалось и разжалось. Я вытащила её чемодан из багажника и подкатила его к ней. Мы обнялись. Она заставила меня поклясться посылать ей новости и сообщать, если она мне снова понадобится.

— Постарайся навестить меня в Аризоне, хорошо?

Я кивнула, когда она притянула меня к себе для ещё одного объятия. От неё пахло цветами анжелики и нагретой солнцем малиной — любимое сочетание варенья бабушки Вони. Айлен поцеловала меня в последний раз, а затем повернулась к оживлённому терминалу и вошла внутрь. Я уже собиралась вернуться в свою машину, когда моё внимание привлекло свечение нечеловеческой кожи.

У входа в аэропорт стоял фейри. Я никогда его раньше не видела. И это — он — смотрел прямо на меня.

ГЛАВА 7. СТРЕЛЫ

Фейри светился так ярко, что я огляделась вокруг, чтобы посмотреть, заметил ли кто-нибудь. Как они могли этого не видеть? Он был человеческим инферно, собственной звездой. Серебристые волосы были разделены на пробор и аккуратно причёсаны. Я подозревала, что он либо решил жить за пределами Неверры, как Холли — за пределами Бакситогана фейри старели со скоростью человека, внутри они жили в пять раз дольше — или он был действительно стар. Может быть, это Грегор? Было ли Грегору за семьдесят? Был ли у него белый шрам, идущий по всей длине ключицы? Что могло создать такой рваный, похожий на гусеницу шрам? Не нож. Или, если это был нож, у него было тупое лезвие.

Он пошевелился, и мой взгляд метнулся вниз к его ботинкам. Я ожидала, что они будут парить. Чего я не ожидала, так это того, что они будут сделаны из коричневой крокодиловой кожи. Это показалось мне странным нарядом для фейри… Но что я знала о моде фейри? Лили всегда была суперстильной, а Круз и Эйс оба одевались как обычные человеческие парни — хотя и богатые — в одежде, которая сидела так идеально, что могла быть соткана из магии.

Я сделала шаг назад, как будто добавление нескольких дюймов между нами спасло бы меня от возможного нападения. Он не двигался, не приседал, не левитировал… Он не сделал ничего, чтобы заставить меня поверить, что он хотел наброситься на меня. И всё же было что-то странное в том, как он смотрел на меня. Я коснулась ключицы, желая, чтобы мои пальцы почувствовали холодный металл, но я не надела опаловое ожерелье, которое подарила мне Гвенельда. Что означало, что он, вероятно, мог почувствовать, кем я была… Ну, то, кем я была наполовину.

Я надевала это ожерелье всего несколько раз, потому что мне казалось, что я выбираю чью-то сторону. Сейчас всё обстояло так, что единственным человеком, которому я по-настоящему доверяла, был Каджика. После имён всех остальных стояли большие жирные вопросительные знаки. Гвен? Эйс? Круз? Лили? Стелла?

Позади меня раздался автомобильный гудок. Я подпрыгнула, и моя рука взорвалась обжигающим клеймом в то же время, как моё сердце угрожало сойти с рельсов. Как долго я стояла, наблюдая за фейри? Я посмотрела на машину позади моей, подняла открытую ладонь, чтобы извиниться перед водителем, и отступила к своей машине. Когда я оглянулась в сторону терминала, фейри исчез.

Внезапно напрягшись и дрожа, я села за руль своей машины и вытащила телефон из подстаканника. Моя рука так сильно дрожала, что мне было трудно найти значок контакта на экране. Мне не следовало печатать и водить машину, особенно в людном месте, но мне нужно было позвонить Айлен, нужно было сказать ей, чтобы она не разговаривала с… Что бы я ей точно сказала? Остерегайся старика, одетого в джинсы и ботинки из крокодиловой кожи? Кроме того, на ней было кольцо с опалом. Он не знал бы о потенциале охотника, скрывающемся под её кожей.

Если только он уже не знал, кем были её предки.

Наша семья не была неизвестна фейри, даже несмотря на свое смешанное происхождение. Фейри чувствовали, что мы отличаемся, но они думали, что это потому, что наша магия охотника была разбавлена человеческой кровью. Они не знали, что Тэева, последний охотник, женился на дочери базаш, которая выращивала волшебные розы, сохранявшие тела спящих охотников.

Мой палец завис над именем Айлен. Я всё равно набрала её.

— Просто звоню, чтобы проверить, вовремя ли будет твой рейс, — мой голос звучал раздражённо. Я надеялась, что она не догадается.

— Да. Только что прошла проверки. Они заставили меня всё снять. Клянусь, в следующий раз я буду путешествовать голышом.

Я улыбнулась, и это напрягло мои губы, но также помогло снизить частоту сердечных сокращений. Кстати говоря, ни Эйс, ни Круз так и не появились. Был ли старый фейри моим новым хранителем? Нет. Моя рука засветилась после того, как он появился, не раньше.

Я ехала быстро. Слишком быстро. На то, чтобы вернуться в Роуэн, у меня ушло вдвое меньше времени, чем на то, чтобы добраться до аэропорта. Я поехала прямо на ферму Холли, надеясь, что Каджика будет поблизости. Её серый пикап, на котором ездил Каджика, был припаркован впереди, и в гостиной горел мягкий свет.

Сжимая в руке его новый сотовый телефон и зарядное устройство, я вышла из машины и подошла к входной двери, которая, как я подозревала, была не заперта. Холли никогда не удосуживалась запереть её, и я сомневалась, что Каджика начнёт, так как замки не защищали его врагов.

Как и ожидалось, дверь была открыта.

— Каджика, — позвала я, входя в небольшую прихожую.

Никакого ответа.

— Каджика?

Я вошла в гостиную, залитую перламутровым сиянием горящих поленьев. Он жёг рябиновые дрова?

Позади меня послышались лёгкие шаги. Я резко обернулась. Каджика был мокрым и был одет почти так же мало, как в ту ночь, когда вышел из своей могилы из лепестков роз в набедренной повязке. Сегодня вечером он обернул полотенце вокруг своей точеной талии. Я старалась не смотреть на дорожку тёмных волос, которая исчезала под ним.

Вода капала с его чёрных волос и стекала по мускулистым плечам, вниз по грудным мышцам, вырезанным из гранита. Чёрные завитки были вытатуированы чернилами на его коже — захваченный гассен. Когда фейри вели себя плохо, охотники могли конфисковать их волшебную пыль. Они хранили это в виде татуировок. Когда я уставилась на замысловатые арабески, мне показалось, что я вижу, как они меняются, искрятся.

— Метки движутся?

— Да. Гассен процветает под нашей кожей.

Одна петля перешла от чёрного к антрацитовому, затем к серебристому, а затем обратно к чёрному.

— Как это тебя не отравляет? — спросила я, возвращая свой пристальный взгляд к его.

— Великий Дух делал нас на совесть.

И это всё? В этом причина? Что охотники хорошо сделаны?

— Должно быть научное…

— Наука и магия сосуществуют, как охотники и фейри, но они не смешиваются. По крайней мере, они не должны этого делать.

Как я? Я хотела спросить, но не стала. Каждый раз, когда мы поднимали тему моего наследия, мы ссорились. Я пришла сюда не для того, чтобы ругаться.

— Я принесла тебе это, — я протянула ему телефон и зарядное устройство. — У тебя есть неограниченный трафик и звонки по всей стране.

— Ты купила мне телефон? — напряжение в его чертах ослабло, а губы изогнулись. Почти улыбка, что было подвигом для Каджики, который, казалось, разучился улыбаться во время своего двухвекового сна.

— Я хочу иметь возможность связаться с тобой, когда ты отправишься на поиски Гвенельды.

Его глаза сверкали в серебристом свете огня. В них был странный блеск, от которого воздух в комнате стал разрежённым. Когда он взял телефон и кабель из моей руки, его пальцы задели мои, задержавшись слишком долго. Сначала я убрала руку, а затем засунула обе ладони в задние карманы своих выцветших джинсов.

— Так ты не пойдёшь со мной? — спросил он.

— Я хочу помочь, но боюсь оставлять кладбище без присмотра.

— Фейри не могут проникнуть в круг.

— Я знаю… Но они могут проникнуть в наш дом. Я беспокоюсь за своего отца, Каджика.

Мгновение он, молча, изучал моё лицо.

— Я понимаю, — сказал он, прежде чем заняться поиском розетки.

По крайней мере, он знал, как пользоваться моим подарком. Было ли это тоже остатком памяти Блейка? Меня всё ещё тошнило от мысли, что он поглотил разум моего лучшего друга. Что, однако, сделало мне ещё больнее, так это осознание того, что Гвенельда впитала в себя мою мать.

— Ты… нашёл какие-нибудь её следы? — спросила я, когда он присел, чтобы подключить его.

Когда он встал, полотенце чудесным образом всё ещё было на месте, он покачал головой, и длинная прядь волос упала в его расплавленные янтарные глаза.

— Ещё нет.

— Ты спрашивал Эйса или Круза, слышали ли они что-нибудь?

Он снова внимательно посмотрел на меня, а затем покачал головой.

— У меня не было контакта с фейри. А у тебя?

— Нет. По крайней мере, не с Эйсом и Крузом.

— Но у тебя был контакт с другим?

Я переступила с ноги на ногу, переступая с одного чёрного ботинка на другой. Я вынула руки из задних карманов и вместо этого просунула пальцы в петли джинсов.

— У меня не было никакого контакта, как такового, если только дуэль взглядов не является контактом.

— Дуэль взглядов?

— Я видела фейри сегодня вечером в аэропорту. Когда я высадила свою тётю, там был этот старик, который светился очень ярко.

— Старик?

— Да. У него были седые волосы и множество морщин.

Каджика тревожно замер. Даже его дыхание, казалось, остановилось.

— Старейшины выходят из Бакситогана. Это нехорошо.

— Старейшины?

— Древние фейри.

— Холли была древней, — сказала я.

— Холли была базаш. Она слабо светилась. Если это существо, которое ты видела, ярко светилось, то оно должно быть чистокровным обитателем баситогана.

Может быть, именно поэтому я никогда не замечала, чтобы Стелла или Холли светились. Потому он не были чистокровными фейри.

Он откинул волосы назад.

— Опиши его подробно, Катори.

— Эм. На нём были ковбойские сапоги.

Каджика фыркнул.

— Какого он был роста? У него были какие-нибудь отчётливые отметины?

Я попыталась вспомнить его рост. Был ли он выше, чем проходившие мимо него путники? Нет.

— Среднего роста. Я бы сказала, что ему было под шестьдесят.

— Катори, дай мне что-нибудь, что я могу использовать, — Каджика почти зарычал.

Я перестала ёрзать.

— У него был белый шрам на ключице. Как шрам от ножа, но плохо заживший.

Глаза Каджики расширились и загорелись яростным блеском, который соперничал с белым пламенем, танцующим в камине.

— Что?

Он закрыл глаза.

— Что? — снова спросила я, уставившись на его закрытые веки, как будто его мысли могли волшебным образом материализоваться на них.

— Я оставил ему этот шрам.

ГЛАВА 8. ДАРТС

— Давным-давно я перерезал горло фейри железным лезвием, — объяснил Каджика.

Мурашки волнами поднимались и опускались по моей коже. Даже моё горло казалось покрытым ими.

— Это… это Грегор?

Глаза Каджики распахнулись.

— Он хуже, чем Грегор.

— Кто…

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о Борго Лифе?

— Фейри, который убил Ишту?

Ноздри Каджики раздулись.

— Да. Сообщник Лио Веги.

Мой взгляд упал на его татуировки. В одном из них содержалась магия Борго.

— У него нет пыли, так что он не слишком опасен, верно?

— У него нет пыли, и всё же он осмеливается покинуть Баситоган после того, как я восстал? — Каджика издал насмешливое фырканье. — Он либо сошёл с ума, либо верит, что сможет вернуть свою магию.

— Как? Сражаясь с тобой?

— Если бы фейри играли честно, я бы сказал «да», но эти существа играют нечестно. Я боюсь, что если он показался тебе, то планирует использовать тебя против меня.

— Меня? — пискнула я.

Каджика уставился на потрескивающий огонь.

— Ты похожа на Ишту, Катори.

— И что?

— Значит, он может подумать, что мне удалось спасти её, и он пришёл, чтобы закончить работу.

— Люди слышали обо мне в Неверре. Он не может думать, что я Ишту.

— Они не люди.

Я с трудом сглотнула. Я была не в лучших отношениях с фейри, но всё же.

— Жги рябиновые дрова в камине, Катори. Всю ночь и весь день. Это удержит их от проникновения внутрь.

Он подошёл к дивану в цветочек, приподнял одну из потёртых жёлтых подушек и достал что-то из-под неё. Он протянул мне свёрнутую тряпку для мытья посуды. Внутри три маленькие белые деревянные стрелы стучали друг о друга. Не толще карандашей, они были увенчаны коричневыми перьями на одном конце и металлическим наконечником на другом.

— Я не думаю, что ты могла бы убить фейри с их помощью, поскольку твоя кровь ещё не содержит чистого железа, как у меня, — но они должны обездвижить фейри достаточно долго, чтобы ты могла уйти.

Металлический привкус страха покрыл моё нёбо. Я зажала стрелу, подняла, почувствовала её вес или его отсутствие, повертела её между пальцами. Она была гладкой и невещественной, как будто сделана из пара, а не из дерева. Неужели он вырезал их в тот день, когда Холли рассказала мне об истории моей семьи? Он рубил дрова. Тогда я думала, что это дрова — и, возможно, часть из них была дровами, — но потом он сказал мне, что начал пополнять свой арсенал.

— Я положу поленья рябинового дерева в твою машину. Жги их, — властность в его голосе заставила меня вздрогнуть. — Мы должны позвонить Эйсу.

— Разве ты не говорил, что он убил Холли? — спросила я.

— Да.

Я ощетинилась.

— Но ты хочешь попросить его о помощи?

— Нет. Я хочу знать, почему Борго вышел наружу, — он вздохнул, глубокий рокочущий вздох. — Как я должен отправиться на охоту за Гвенельдой, если фейри здесь?

Я заправила прядь волос за ухо.

— Я большая девочка, Каджика, и теперь у меня есть оружие.

— Ты не можешь защититься от фейри.

— Как ты думаешь, насколько я слаба…

Моё дыхание со свистом вырвалось из меня, когда Каджика обхватил моё горло одним твёрдым, как камень, предплечьем. Инстинктивно я толкнула его локтем, но мои локти едва коснулись его обнажённого торса. Я попыталась стряхнуть его, но его рука сжалась сильнее, пригвоздив меня к месту. Я замахнулась ногой назад, но пнула воздух. Одна из его рук метнулась к моим волосам. Схватив их, он сильно потянул. Моя шея хрустнула, когда он дёрнул её назад.

— Отпусти! — прохрипела я.

И он сделал это. Я зашипела и закашлялась.

— Ты не сильная, — сказал Каджика.

Я дотронулась до своего горла. Обхватила его ладонью.

— Ты причинил мне боль, — мои глаза стали такими же влажными, как и моё эго.

— Мне жаль. Моим намерением было просто доказать, что ты не можешь защитить себя.

— Научи меня, Каджика. Научи меня защищать себя.

— Скоро взойдёт голубая луна. Выбери сторону охотника, и ты станешь сильной за одну ночь.

Я стиснула челюсти.

— Я могу стать сильной, не становясь охотником.

— Ты никогда не станешь достаточно сильной, если не выберешь.

— Научи меня!

Он сложил руки на голом торсе. Его грудь поднималась и опускалась так же отчаянно, как и моя собственная. Ладно, возможно, не так отчаянно, как у меня. Я не только запыхалась, но и всё больше приходила в ярость, и гнев имел тенденцию замораживать меня.

— А что, если ты выберешь их? — спросил он. — Тогда всё, чему я тебя научу, ты используешь против меня.

Я ответила ему оглушительной тишиной, затем развернулась и направилась к своей машине.

Он последовал за мной в одном своём дурацком полотенце.

— Ты сказала мне, что ты сомневаешься!

— Сомнения не означают, что я отвернусь от тебя! Кроме того, у меня больше нет сомнений, — я подняла руку, ударив кулаком по воздуху, чтобы он мог прочитать слово, отпечатанное на моей коже. Другая моя рука всё ещё сжимала стрелы. Я подумывала о том, чтобы отпустить их, но это было бы глупо. Может быть, я не была такой сильной, как он, как фейри, но, по крайней мере, я была вооружена.

— Ты забрала свою машину, — сказал он, как ни в чём не бывало.

Я не ответила. Я просто села внутрь, бросила стрелы на пассажирское сиденье и захлопнула дверь.

Одна вещь, которую я быстро усвоила в этом моём новом мире, заключалась в том, что я должна была быть в безопасности. Я не была девицей в беде, да и не хотела ею быть. Мне нужно было научиться метать эти стрелы. Поскольку я жила в Роуэне, а не в мрачной вселенной, я не понимала, как я могла пристегнуть лук к спине, не вызывая удивления.

Однако в «Местечке Би» была доска для игры в дартс. Я бы начала с этого.

В течение первого часа большинство моих дротиков либо касались рамы доски, либо просто ударялись о стену и падали на пол, как сорванные перья. Конечно, я стояла как можно дальше от неё.

— Ты готовишься к какому-то чемпионату? — спросила Касс.

Я прищурила глаза, согнула локоть, отвела руку назад, а затем выпустила крылатый дротик, летящий прямо к круглой доске. Стальной наконечник застрял в тройном кольце, вибрируя, когда он воткнулся. Я вздохнула. Так было лучше. Не очень хорошо, но, по крайней мере, этот попал в доску.

— Нет.

— Ты окосеешь, если не сделаешь перерыв.

Я потёрла усталые глаза и отвернулась от доски. Я оглядела пустую комнату. Когда все ушли?

— Который сейчас час?

— Ближе к полуночи.

— Уже?

— Ты имеешь в виду, наконец-то. Я весь день была на ногах, потому что новенькая, которая должна была прикрывать обед, так и не появилась, — Касс вздохнула. Затем она кивнула в сторону одной из кабинок у кирпичной стены. — Ты уже поужинала?

— Нет.

— Хорошо. Я оставила тебе немного еды.

— Спасибо, — сказала я, направляясь к предложенному.

Я села напротив Касс и сделала глоток содовой, прежде чем поняла, что это не безалкогольный напиток. На вкус он был сладким, но в то же время острым, и в нём определённо был алкоголь.

— Я смешала просекко с имбирным элем и свежим тёртым имбирём.

Я попробовала ещё раз, на этот раз потягивая.

— Это действительно хорошо.

— Я хочу когда-нибудь стать миксологом.

— Что это? — спросила я.

— Изготовитель коктейлей. Я бы хотела открыть свой собственный бар.

— Здесь, в Роуэне?

— Чёрт возьми, нет. В Майами.

— Майами?

— Да. У них там такие классные пляжи, и погода всегда хорошая — за исключением сезона ураганов. Разве тебе не хотелось бы жить на пляже?

— Рядом с «Астрой» есть пляж.

Она улыбнулась, а затем принялась за свою миску с ароматными спагетти.

— Я имела в виду тёплый пляж.

Я уставилась на Касс на мгновение и подумала, как бы она отреагировала, если бы я сказала ей, что в её жилах течёт ничтожное количество крови фейри. Будет ли она удивлена, в восторге, ошеломлена? Захочет ли она переехать в Неверру? Может быть, у них там были пляжи…

Я задавалась вопросом, чувствовала ли она когда-нибудь себя по-другому. Мне очень хотелось спросить, но моё желание было эгоистичным. Мне нужен был союзник в этом параллельном мире. Рассказав ей, я подвергну её опасности, а я не хотела подвергать опасности кого бы то ни было — особенно девушку, сидящую напротив меня, которую я всегда считала своей самой близкой подругой.

Я наклонила голову к тарелке и намотала немного спагетти на вилку. Томатный соус выплеснулся и забрызгал мне футболку.

— Чёрт, — пробормотала я.

— Я принесу содовой. Это обычно выводит пятна.

Я намочила салфетку в газированной воде и с силой потёрла пятно.

— На кого ты злишься? — спросила она.

— Хм?

— Ты бросала дротики в доску, как будто это была чья-то голова, а теперь ты протираешь дыру в своей футболке.

— Ой, — я отложила салфетку и накрутила ещё немного спагетти на вилку. — Ни на кого.

Я ела быстро и молча, надеясь, что она не спросит снова. Но это была Касс. Касс была настойчива. В этом она напомнила мне маму. Может быть, именно поэтому мы так хорошо ладили.

Как только я дочиста вычистила свою тарелку и покончила с большей частью своего имбирного коктейля, она повторила свой вопрос.

— Я зла на Эйса.

Я могла бы заменить его имя именем Каджики. Я сделала глоток своего напитка и подержала его во рту, наслаждаясь шипением пузырьков на языке. Как только все пузырьки лопнули, я позволила подогретому глотку скользнуть вниз по горлу и осесть в моём кровотоке.

— Почему? — спросила она.

Я поставила стакан на стол и повертела его в пальцах. В моей голове всё начинало чудесным образом расплываться. Я почувствовала, что на несколько фунтов легче от гнева и на несколько фунтов тяжелее от уверенности.

— Потому что он что-то сделал. На самом деле я не уверена, что он что-то сделал, но он говорил об этом, а потом это произошло, поэтому я предположила, что он это сделал, и когда я сказала ему об этом, он разозлился на меня за то, что я так подумала, но разве ты не предположила бы, что если кто-то сказал, что собирается что-то сделать, и это произошло, тогда он виновен?

— Вау. Притормози и перемотай назад, потому что в этом предложении было много его и кое-чего. Что именно он сделал?

Я уставилась на пузырьки, лопающиеся на поверхности.

— Я не могу тебе сказать, — сказала я хриплым голосом.

— Почему нет?

Я подняла взгляд на её ярко-голубые глаза, которые вечно играли в прятки за её длинной чёлкой.

— Он обещал тебе, что он холост или что-то в этом роде?

Я моргнула.

— Хм?

— Я не знаю, — она пожала плечами. — Я знаю, что вы, ребята, тусовались вместе.

Я даже не потрудилась сказать, что это не так.

— Откуда ты это знаешь?

— Фейт сказала… она сказала… О, забудь об этом, — Касс откинулась на спинку стула. — В любом случае, большинство вещей, которые говорит моя двоюродная сестра — ложь.

— Что сказала Фейт?

Касс скривила губы.

— Она сказала, что вы, ребята, спали вместе.

Это меня отрезвило.

— Я и Эйс? Ни за что, — я покачала головой. — Просто нет.

Должно быть, я повысила голос, потому что Касс шикнула на меня.

— Ты разбудишь Би.

Я уставилась в потолок. Би. Я выбросила глупые сплетни Фейт из головы. Сплетни не должны меня раздражать; они даже не должны влиять на меня. Сплетни не входили в круг вещей.

— Как у неё дела?

— Я нахожу, что ты ужасно защищаешься.

— Би спускалась вниз?

Она наклонилась вперёд и положила обе руки на стол.

— Давай не будем отклоняться от темы.

— Да, давай.

— Кэт…

— Послушай, если бы я была с кем-то связана, ты бы узнала первой. Но прямо сейчас мне действительно не нужен парень. Отношения слишком сложны.

— У тебя даже никогда этого не было.

— Я встречалась с парнем в прошлом году, — сказала я, защищаясь.

— Робби? Ты сказала мне, что ходила с ним на два свидания. Над одним из которых я до сих пор смеюсь.

— Которым из них?

— Тот поход в кино.

— Верно. Поход в кино.

Робби, студент-второкурсник, пригласил меня на свидание, а затем, во время указанного свидания, он не только отказался от покупки моего билета, но и купил свой по купону.

— Да. Он был не самым романтичным парнем.

— Мы отстой в выборе парней.

Она подняла свой почти пустой бокал, и я чокнулась с ней.

— Выпьем за это.

— Я всё ещё безумно влюблена в Эйса, и он вот-вот станет папой. Это явное зло.

— Ты не смогла бы быть злой, даже если бы попыталась, — сказала я.

— Я родственница Фейт. Я уверена, что могла бы быть немного злой. Если бы я попыталась.

Я закатила глаза.

— Ну, тогда и не пытайся.

Касс рассмеялась.

— Ты хочешь пойти со мной в клуб в Детройте в пятницу вечером?

— Абсолютно точно.

— Я заеду за тобой в десять?

— Как насчёт того, чтобы взять мою машину?

Машина Касс была розовой, как жевательная резинка, и представляла собой настоящую зону военных действий.

— Тогда ты назначенный водитель.

— Договорились.

Когда я вышла из «Би» той ночью, мне показалось, что я иду по воздуху. Я действительно проверила, не заставила ли меня моя волшебная сторона левитировать. Мои ноги прочно стояли на земле.

Хотя мне, наверное, не следовало садиться за руль после коктейля, я села. Я была молода, глупа и человечна. Люди совершали безумные поступки, такие как пьянство и вождение автомобиля. Охотники определённо этого не делали. По крайней мере, Каджика этого не делал. Он был категорически против алкоголя или любых веществ, которые могли затуманить чувства.

Проезжая через кладбище, я посмотрела на могилу Леи. Только Великий Дух знает, почему я туда посмотрела.

Мне действительно не следовало этого делать.

Машина с визгом остановилась посреди подъездной дорожки. Я протёрла глаза, а затем снова уставилась на надгробие.

Насколько затуманены были мои чувства?

ГЛАВА 9. РОЗОВАЯ ЛИАНА

Сунув стрелы в карман пальто, я пошла на ногах, которые казались резиновыми, к могиле Леи. Ярко-розовые розы росли из толстой виноградной лозы, обвивавшей надгробие. Цветы мерцали, как будто каждый лепесток был инкрустирован кристаллами Сваровски.

Мне так хотелось верить, что мой отец посадил эту штуку в тот день, но в этих розах не было ничего похожего на домашние садовые. Я даже не осмелилась прикоснуться к одной из них, чтобы проверить, настоящая ли она. Я видела сквозь пыль, поэтому знала, что это не иллюзия, но готова поспорить на что угодно, что они были потусторонними.

Я достала свой сотовый телефон из джинсов и собиралась набрать номер Эйса, но остановила себя. Я не разговаривала с ним.

Чёрт.

Если бы я только прочитала книгу Холли. Возможно, там было упоминание о цветах, прорастающих из пепла фейри.

Я сделала следующую лучшую вещь: я набрала розы и пепел фейри в своём браузере, на самом деле не ожидая ничего найти, но, боже, я была неправа… Я получила тонну просмотров. Прочитав их, я решила, что их написали люди, которые на самом деле никогда не сталкивались с фейри. Большинство говорило о поющих псалмы крошечных людях, которые перепрыгивали через мёртвые тела, как будто это были аттракционы в парке развлечений. Несмотря на то, что я бы не стала отрицать, что у фейри извращённое чувство юмора, создание игры с трупами было совершенно новым уровнем беспокойства. В одной статье говорилось о телах фейри, которых несли на лепестках роз к месту их последнего упокоения.

Это не объясняло присутствие безудержной розовой лианы. С каких это пор розы распускаются на жилистых стеблях? Будет ли цветочная гирлянда расти? Захватит ли она всё кладбище?

Хотя я бы не возражала жить над садом, а не над кладбищем, у этих роз были шипы размером с веретено. Я последовала за толстой лозой к её корню в насыпи земли, которая окружала пепел Холли. Может быть, у фейри были тотемные растения, как у Готтвы были тотемные животные? Или из-за того, что она была Готтва, из её духа выросла роза?

Выросло ли растение над надгробием после погребения Леи? Неужели кто-то вырвал его с корнем? Нужно ли выкорчевать его? Я посмотрела вверх, желая, чтобы кто-нибудь ответил хотя бы на один из моих вопросов, но бескрайнее небо оставалось пустым и безмолвным.

Мне снова приснился тот сон. В одном из них моя мать вела меня к двери, которая стояла посреди поля. Однако на этот раз дверь не была жёлтой. Она была круглой и серебристой, как зеркало, за исключением того, что в ней отражался пейзаж, который не был похож на тот, что окружал меня. На ней был изображён лес с деревьями, окутанными туманом и увитыми сверкающими колючими лианами. Хотя мама уговаривала меня залезть на своеобразный диск, я упёрлась пятками в землю. Мама говорила мне, что шипы на стебле розы не причинят мне вреда? Или мой коктейль и шок смешались в запутанном сне, в котором мама играла главную роль? Была ли розовая лоза вообще настоящей? Может быть, мне это почудилось…

Я вскочила с кровати и подошла к своему окну. Раздвинув шторы, я вытянула шею в направлении надгробия Леи. Вместо надгробия я увидела мужчину с копной светлых волос, изучающего его.

Я хотела крикнуть папе, чтобы он не трогал растение, но крик напугал бы его, поэтому я побежала по своей комнате, сбросила шорты для сна и футболку и натянула вчерашние джинсы и свежую футболку. Выходя, я ударилась мизинцем ноги о ножку кровати.

— Дерьмо, — пробормотала я.

Мой палец на ноге болел всю дорогу вниз по лестнице и продолжал болеть после того, как я сунула ноги в ботинки. Может быть, я его сломала. Я побежала, прихрамывая, к папе.

— Это ты посадила это? — спросил он, как только увидел меня.

Затаив дыхание, я перевела взгляд с его морщинистого лба на лиану.

— Да.

— Что это за цветок?

— Гибрид розы и глицинии. Я взяла его в оранжерее Холли. Я подумала, что это будет хороший жест.

— Посадить один из её цветов на могилу Леи?

Верно, он не знал, что я похоронила Холли поверх её матери.

— Каджика положил сюда прах Холли.

— Когда?

Я сглотнула. Моя слюна была густой и на вкус напоминала сырой имбирь и горькую ложь.

— Прошлой ночью.

Папа скрестил руки на груди.

— Я бы хотел быть там. Я уверен, что многие другие сделали бы то же самое. С его стороны было не очень любезно не принимать во внимание её друзей.

Теперь папа подумал бы, что Каджика эгоистичен, вдобавок опасен и оказывает дурное влияние. С тех пор как я упомянула, что охотник участвовал в боях без правил, папа не питал к нему особого уважения.

— Почему ты не остановила его? — спросил папа.

Его разочарование было намного хуже, чем мой пульсирующий мизинец.

— Мне жаль, — я опустила глаза на охристую траву, которая наконец-то появилась после нескольких месяцев снега. — Я не подумала.

Папа вздохнул.

— Похоже, в последнее время ты часто так делаешь.

Ох.

— Я знаю, что этот период перестройки — отсутствие мамы, возвращение в Роуэн, жизнь дома — давил на тебя, но тебе нужно начать думать, прежде чем действовать, Кэт.

Я кивнула головой в знак согласия. Если бы только он знал, к чему ещё мне нужно было приспособиться.

— Мы всё ещё могли бы организовать церемонию. Я обо всём позабочусь. Я наблюдала, как вы организовываете так много, что знаю, как это делается.

Папа приподнял бровь.

— Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой…

— Но ты прав. Я была так сосредоточена на себе в эти дни, что забыла обо всех остальных.

Папа ещё немного посмотрел на меня, а затем заключил в объятия. Я прекрасно понимала, что это всего лишь грудь и руки, но быть прижатой к нему было всё равно, что носить полный бронежилет, щит от всего, что могло причинить мне вред. Слишком скоро всё закончилось.

Папа взял мои руки и повернул их ладонями вверх.

— Эти шипы очень массивные. Ты не поранилась, сажая лиану?

— Я надела мамины садовые перчатки.

Он улыбнулся. Это была такая грустная улыбка.

— Я надеюсь, что Нова наблюдала.

Я надеялась, что нет.

— Она бы так гордилась, увидев, как её дочь что-то сажает.

Тогда я не могла смотреть на папу, слишком смущённая своим яростным обманом. Прежде чем я успела добавить ещё одну ложь к этой внушительной куче, грузовик почтальона Мэтта въехал на кладбище. Папа помахал ему рукой. В последний раз, когда я видела Мэтта, он принёс мне таинственный пакет с «Деревом Ведьм». Это был тот же самый день, когда я сорвала железный колокольчик с потолка веранды и покрасила дверь в подвал в белый цвет вместо жёлтого. В тот день я пыталась стереть маму из памяти. Я подумала — не особо задумываясь, — что если я уничтожу видимые напоминания о ней, её отсутствие причинит меньше боли.

Этого не произошло.

Или, может быть, это была одна из стадий горя. Что такое гнев? Первая? Вторая? Нет. Отрицание было первым. Гнев, вероятно, был на втором месте.

— У меня для тебя посылка, Кэт, — сказал Мэтт, протягивая мне коробку. Я замерла. Это были его точные слова, когда он отдавал мне посылку Холли. — Кэт?

Он сунул её мне в руки.

Машинально я сомкнула пальцы вокруг картона. А потом я вышла из транса и проверила обратный адрес. Когда я увидела название интернет-магазина, в котором я заказала замену китайских колокольчиков, я расслабилась.

Папа сказал Мэтту, что я плохо сплю. Сна не было ни у кого из нас. Что это был трудный месяц. Их разговор отошёл на задний план, больше походя на белый шум, чем на диалог. То есть до тех пор, пока Мэтт не воскликнул:

— Холли скончалась?

Круглое лицо почтальона немного побледнело.

— Ты не слышал? — спросил папа.

— Нет. Она была такой доброй леди. Она всегда давала мне пару долларов, когда я приносил ей посылки.

— Она была очень щедрым человеком, — согласился папа. — Кстати, Кэт организует поминки в её честь в эти выходные. Ты сможешь прийти?

Он сказал «да», и после того, как он уехал, папа отправился в город навестить Би. Я вернулась в дом, отягощённая своей посылкой и обещанием устроить церемонию, достойную Холли.

ГЛАВА 10. МУЗЫКА ВЕТРА

Последний час я стояла на коленях у кофейного столика. Хотя я включила телевизор в гостиной, в доме было исключительно тихо. Я прибавила громкость, пытаясь вставить винт в железную трубку, прежде чем надеть гайку на хвостовик винта, чтобы всё было на месте. Я не была уверена, было ли это из-за того, что у меня были две левые руки, или из-за того, что мои пальцы дрожали, но винт продолжал выпадать. Правильно ли я их использовала? Или это были винты для верхней части колокольчиков?

Тьфу! Я схватила деревянные планки, на которых держалась трубка, и вставила подвесные тросики, но каждый раз, когда я пыталась закрепить их на большом крюке, они выскальзывали. Как мама это сделала?

Металлические кусочки и нейлоновые катушки закачались и расплылись. Я провела руками по влажным глазам, вспомнив другой раз, когда я плакала, пытаясь что-то построить.

На мой шестой день рождения бабушка с дедушкой купили мне кукольный домик размером с собачью конуру. Он пришёл в комплекте, который нужно было покрасить и собрать. Мой дедушка сделал бы это с нуля, если бы его артрит не был таким сильным. К тому времени его пальцы были постоянно согнуты. Хотя мама пыталась вылечить его лекарственными растениями, его пальцы так и не выпрямились. Поэтому он купил комплект, а затем наблюдал за его сборкой. Я хотела сделать это сама, и мне не нужна была никакая помощь. Я не только соединила неправильные части вместе, но и когда попыталась исправить свои ошибки, дерево раскололось. Я плакала слезами гнева и разочарования и зарылась в свою кровать, чтобы избежать упрёков.

Меня никогда не ругали.

На следующее утро мама всё починила.

Она всегда всё чинила.

Я уставилась на все осколки, разбросанные по деревянному столу, а затем уставилась на инструкцию, вытирая мокрые щёки.

Я не могу сделать это без тебя.

Чья-то рука легла мне на плечо. Я вскочила на ноги так быстро, что ударилась коленом о стол. Когда я пристально посмотрела на своего неожиданного посетителя, боль, исходящая от моей коленной чашечки, исчезла. Каджика стоял передо мной в толстой тёмно-синей куртке Хенли и джинсах, которые низко сидели на его талии. Это был не тот стиль, который он придавал себе. Это был неудачный побочный эффект использования джинсов моего отца. Папа предложил одежду Каджике после того, как он прибыл в Роуэн, босой и почти голый.

— Я не слышала, как ты вошёл, — сказала я, пытаясь собраться с мыслями, которые рассыпались, как железные цилиндры на столе.

— Я постучал.

— Ты не звонил в дверь.

— Я забыл, что в наши дни есть колокольчики, — он указал на низкий столик. — Ты создаёшь оружие?

Я собиралась сказать «нет», но железные колокольчики были своего рода оружием.

— Это музыка ветра. Чтобы повесить над моей дверью.

— Это сделано из железа.

Это не было вопросом, но всё же я ответила:

— Да.

Неловкость в комнате была осязаемой. Она исходила из каждой поры Каджики. Мне казалось, что того дня, который мы провели в домике на дереве, делясь драгоценными воспоминаниями о наших матерях, никогда не было, как будто я вернулась к исходной точке с ним.

— Тебе нужна помощь в сборке? — спросил он.

Я не хотела кивать, потому что кивок означал признание поражения. И у меня была своя гордость. Но потом я подумала о маме и поставила её на первое место.

— Я была бы признательна за некоторую помощь. Если у тебя есть время, конечно.

— Это всё, что у меня есть в эти дни, — то, как он произнёс эти слова, стёрло обиду прошлой ночи.

В его тоне было слишком много страдания. Каджика был сломленным человеком, а я не знала, как исправить сломленных людей. Если бы только моя мама была здесь…

Он принялся за работу, пока я варила нам горячий шоколад и готовила блюдо из жареного цыплёнка и зелёной фасоли. Держу пари, он пропускал приёмы пищи, если только еда волшебным образом не появлялась перед ним. Он перестал работать достаточно надолго, чтобы проглотить всё до последнего кусочка. Пока я звонила Касс, чтобы спросить, не может ли новый повар приготовить немного еды для поминок Холли, Каджика добавил последний штрих к сборке, прикрепив крошечные колокольчики к нейлоновым шнурам, продетым через хлопушку.

Закончив, он надел это на палец и поднял. Я положила трубку и уставилась на собранный инструмент. Он дрожал и звенел, и от его мелодичной песни у меня покалывало спину, а по коже побежали мурашки.

— Моя сестра любила музыку. Однажды, когда мы проникли в соседнее французское поселение, чтобы обменять шкуры на продукты, она пришла в благоговейный трепет перед ними. Несмотря на то, что наше племя превыше всего нуждалось в пропитании, я обменял на них шкуру. Я никогда не видел, чтобы она так широко улыбалась, — далёкий блеск вспыхнул в янтарных глазах Каджики. — Я изучил музыку ветра и сделал для неё такие же, используя раковины, дерево и нити из кожи. Каждый раз, когда мы где-нибудь разбивали лагерь, она выбирала дерево и привязывала свою коллекцию к его ветвям, а потом ложилась под ним и закрывала глаза. Она сказала, что ветер доносил истории, рассказанные мужчинами и женщинами, и играл их для неё в виде мелодий. Моя сестра всегда была полна историй. Я скучаю по тому, как она их пересказывает.

Все его сёстры были убиты фейри. Единственным выжившим членом его семьи был его брат. Я склонна была забывать об этом, когда судила Каджику. Если бы фейри убили моих отца и тётю, я бы тоже возненавидела их.

Колокольчики и железные трубки мерцали, сверкая в бледном послеполуденном свете. Я медленно высвободила ноги из-под себя и поднялась с дивана. Я забрала их у него.

— Спасибо тебе. За то, что помог мне.

Он опустил подбородок на грудь.

— Я бы помог тебе больше, если бы ты мне позволила.

— Тогда тренируй меня. Научи меня.

Он крепко зажмурил глаза. Я думала, что он собирается мне отказать, но вместо этого он сказал:

— После того, как я найду Гвен, я научу тебя.

Я подошла к входной двери и открыла её. Металлическая петля, которую мама прикрепила к стропилам крыльца, блестела на послеполуденном солнце. Я подтащила плетёное кресло и забралась наверх, чтобы продеть крюк в петлю.

— Пойдём со мной, — сказал Каджика.

Я посмотрела на надгробия спящих охотников, а затем уставилась на два длинных пустых прямоугольника земли, в которых покоились гробы Гвенельды и Каджики.

— Я должна охранять кладбище.

— Фейри не могут проникнуть в круг рябины, а люди не могут копать землю. Только охотник может раскопать могилу, и Айлен под внушением, что нельзя в него заходить. Кроме того, она больше не в Роуэне.

Я посмотрела вниз на Каджику.

— Я не могу оставить своего отца одного. Я нужна ему.

Разочарование напрягло его челюсть.

Я спустилась с кресла и отодвинула его к стене. Крошечные колокольчики резвились на лёгком ветру. На самом деле это не удержало бы фейри — в конце концов, они могли летать — но, по крайней мере, они больше не смогли бы войти в мой дом. Если бы они хотели войти, им пришлось бы залезть через окно. Это принесло мне некоторое удовлетворение, не потому, что я хотела поставить их в неловкое положение, а потому, что я хотела затруднить им связь с моим отцом.

— У неё странное чувство юмора, у нашего Великого Духа, — сказал Каджика.

Я нахмурилась.

— Ишту тоже любила своего отца больше всех остальных мужчин. Даже больше меня, я полагаю.

Сравнение с его покойной парой раздражало меня, как всегда.

— Хочешь, я перекрашу волосы в блондинку? Чтобы я не была так похожа на неё?

Он улыбнулся, но его улыбка была окаймлена печалью.

— Я не думаю, что блонд тебе пойдёт.

— Да. Скорее всего, нет.

Когда мы стояли там, под звон колокольчиков, глядя друг на друга, я вздрогнула. Я скрестила руки на груди.

— Я принёс тебе рябиновые дрова. Пожалуйста, жги их. И позвони мне, если Борго появится, — он указал на мобильный телефон, засунутый в карман джинсов. — Я могу быстро вернуться.

Я кивнула.

— Ты доверяешь мне, Катори?

Слово «да» покалывало мои губы. Я хотела произнести это вслух, но сдержалась.

— Это так странно, что я должен завоевать твоё доверие, — печально сказал он. — Что я не просто обладаю им. Ты доверяла Блейку. Ты доверила ему свою жизнь. Как я доверял Ишту. Всем своим существом я доверял ей. Трудно доказывать свою состоятельность, когда я чувствую, что имею право на твоё уважение.

— Я действительно уважаю тебя, Каджика. Уважение и доверие — это не одно и то же.

— Но ты мне не доверяешь? Ты не уверена во мне?

— Прямо сейчас я не уверена во всём и во всех. За один месяц моя жизнь разлетелась на куски.

Он поднёс руку к моему лицу и погладил меня по щеке.

— Моя тоже.

Могла ли я завести дружбу с Каджикой, или это было так же бесполезно, как строить дом над зыбучими песками?

— Сожги дрова. И всё время держи стрелы при себе, — сказал он.

Я кивнула.

Его холодные пальцы прошлись по моей шее, руке, костяшкам пальцев.

— И если тебя что-нибудь испугает, позвони мне.

Я была почти уверена, что что-нибудь, означает фейри. Я сомневалась, что он хотел, чтобы я беспокоила его своим страхом перед мохнатыми пауками.

Я учуяла его запах на ветру. Влажная земля, смешанная с травинками. Его запах кружился вокруг меня, смешиваясь с музыкой от перезвона колокольчиков.

Когда он приблизил своё лицо к моему, я втянула воздух и выпалила:

— Розовая лиана выросла из пепла Холли.

Он замер в нескольких дюймах от меня. Его глаза задержались на моих приоткрытых губах, прежде чем метнуться через моё плечо к надгробию. Его челюсть сжалась в жёсткую линию, и он направился к лиане. Он присел на корточки и дёрнул головку цветка. Лепестки распустились. Он сжал их в кулаке.

Я присела на корточки рядом с ним.

Его глаза загорелись.

— Лепестки роз в наших могилах. Они произошли от такой лианы, как эта.

Я уставилась на растение. Бутон, из которого он вырвал лепестки, уже прорастал новыми. Через несколько минут они стали совсем выросшими и блестящими, как и остальные.

Каджика бросил лепестки на могилу и вскочил на ноги.

— Мы были похоронены в грёбанном пепле фейри.

Ругательство поразило меня. Это звучало неправильно, когда исходило от двухсотлетнего охотника.

— Это не совсем точно. Тебя похоронили в…

— Для меня это одно и то же! Что, если сущность фейри просочилась в нас, пока мы спали? Что, если это ослабит нас?

— Ты чувствуешь слабость?

— Что, если это была уловка, чтобы превратить нас в фейри?

— Вы были в гробах из рябинового дерева, Каджика. Фейри не могут прикасаться к рябиновому дереву, так что это не имеет смысла. Кроме того, очевидно, от тебя пахнет охотником. Я почти уверена, что в тебе нет ничего от фейри.

Он пристально уставился на отброшенные лепестки, которые лежали нетронутыми и неповреждёнными.

— Как мог Негонгва принять это? — прорычал он.

Я попыталась дотронуться до его руки, но он отдернул её от меня. Я скосила глаза.

— Это спасло тебе жизнь.

Он покачал головой.

— Я бы предпочёл умереть, Катори, — отвращение исказило его черты, превратив в неузнаваемое лицо. — Может быть, мне следует выкопать остальных прямо сейчас, чтобы избавить их от этого мира.

— Это не такой уж плохой мир.

— Для тебя. Для тебя…

Он попятился. Быстро. Как будто его засосало вихрем. Всё ещё было странно видеть, как охотники двигаются, точно так же, как было странно видеть, как летают фейри, но каким-то образом я смирилась и с тем, и с другим.

— Каджика, не надо, — твёрдо сказала я.

Он стоял у одного из стволов рябины.

— Не надо, что? Не выкапывать остальных?

Нет, не делай глупостей. Я не произносила эти слова вслух. Кто я такая, чтобы указывать ему, что делать с его жизнью? Я злилась на Блейка за то, что он совершил самоубийство, но, в конце концов, это был его выбор. Не мой.

Каджика перестал пятиться.

— Может быть, этот мир просто тяжёл для меня, потому что в нём нет моей любимой.

Я прикусила губу, сожалея о том, что моё угловатое лицо, мои обсидиановые глаза, мои волосы цвета воронова крыла, мой смех напоминали смех Ишту. Я хотела бы выглядеть по-другому, звучать по-другому, но я не могла контролировать то, какой я была. Единственный контроль, которым я обладала, был над тем, что я делала.

— Найди Гвенельду и приведи её домой. А потом помоги мне вернуть мою книгу, — я дала ему цель. Цель сохраняла людям жизнь. — Пожалуйста.

Солнце умирало на горизонте, бросая угольки на пурпурное небо, на тёмного охотника. Его фигура расплылась, а затем снова появилась прямо передо мной. В его глазах появилась новая искра, рот по-новому изогнулся.

— Я найду Гвенельду. А потом я вернусь к тебе.

Моё лицо вспыхнуло от его близости.

— Ты хотел, чтобы я жгла рябиновое дерево, — прохрипела я.