Легионеры

1 Чечня, Шалинский район, декабрь 1996 года

Раннее утро. Холод снаружи и тепло внутри машины создавали неприятную атмосферу сырости. Во всяком случае, так казалось подполковнику Федеральной службы безопасности Николаю Гришину. Он пощупал лоб – холодный. Но офицера слегка знобило. Может, еще и оттого, что машина предположительно находилась под прицелом чеченских снайперов. Визуально Николай определил пару точек на местности, где могли укрыться боевые группы бандитов. Обычный состав – снайпер, гранатометчик и два его помощника, два-три стрелка. Любое движение или неосторожный жест чеченцы могли расценить как провокацию. «Щелкунчики» умели класть пулю туда, куда надо. Они часто использовали не только мелкокалиберные винтовки, но и оружие расчетного обслуживания: снайперские винтовки «Взломщик» калибра 12,7 миллиметра.

«Пощелкают, и от головы ничего не останется», – нервничал Гришин, посматривая из окна и глубоко затягиваясь сигаретой; за двадцать минут это была третья.

Подполковник был старшим в группе, прибывшей на двух темно-зеленых «УАЗах» и насчитывающей двадцать бойцов из роты особого назначения. Спецназовцы вышли из машин и рассредоточились, насколько позволяла местность. А она на этом участке – Чечен-Аул – Старые Атаги – ограничивала возможности для скрытого маневра, группа Гришина была у боевиков как на ладони.

В 1995 году здесь были сосредоточены главные силы боевиков, «центр активного противостояния федеральным войскам», шалинскую группировку взял под свое командование лично Аслан Масхадов. И, разумеется, бандиты чувствовали себя как дома, используя в качестве преград реки, каналы, господствующие высоты.

А сейчас, в эти декабрьские дни, российские войска спешно покидали Чеченскую республику. «Но война не закончена, она продолжается», – думал офицер ФСБ, впервые попавший в «горячую точку». Части федеральной группировки оставляли здесь то, за что год назад шла рубка не на жизнь, а на смерть. Больше полутора тысяч чеченских боевиков, танки, артиллерия, реактивные установки плюс помощь из Веденского района и близлежащих населенных пунктов, где были сосредоточены мобильные отряды «духов» общей численностью в пятьсот «штыков».

Тогда здесь хорошо поработала наша авиация, точными ударами с воздуха уничтожая опорные пункты, коих насчитывалось больше пятидесяти, склады вооружения и боеприпасов, бронетехнику, автомобили, живую силу противника. И по сей день видна кое-где работа русских асов.

А Николай Гришин до сей поры не мог понять, почему выбор пал именно на него, начальника направления 1-го отдела УБТ [1]. «Что я, крайний по борьбе с терроризмом в Чечне? – продолжал нервничать офицер. – Или единственный и неповторимый в своем роде?» И злился еще больше, поскольку в данное время он готовился не бороться с терроризмом, а поощрять преступный бизнес. «Дипломат» черного цвета, который подполковник держал на коленях, был доверху набит стодолларовыми купюрами – выкуп за заложника, полковника милиции Виталия Дроновского.

Дроновский попал в плен три месяца назад, а шумиха вокруг него разгорелась такая, что, по мнению начальника УБТ, благословившего подчиненного на командировку в Чечню, заложник просидел в зиндане по меньшей мере год. И все стараниями небезызвестного предпринимателя Бориса Кесарева, вооруженного средствами массовой информации, где трудились подконтрольные ему «санитары», в свою очередь вооруженные телекамерами и перьями. Они раздули вокруг «кавказского пленника» грандиозный скандал: офицер старшего состава МВД в плену, а силовые органы не чешутся, словно это не их коллега сейчас подвергается пыткам и мучениям чеченского плена.

Как-то убого, однобоко, даже в ущерб себе писали газетчики, напрочь забывая, что, кроме полковника милиции, в плену томятся еще сотни российских граждан. В свете похищения Дроновского остальные пленники отошли на последние рубежи, были «сосланы» в низшую касту париев. Ведь писать о них – только бумагу марать. Не выделишь среди них ни одного, только в тысячной массе своей они производили какое-никакое впечатление на многомиллионную аудиторию.

Гришин думал о своем начальстве в неприглядном свете. Руководство госбезопасности пошло на позорное соглашение с Кесаревым, который предложил внести выкуп за милицейского полковника и прекратить информационную шумиху, которую он сам и раздул. Добился своей цели, размышлял Николай Григорьевич, даже ценой «дипломата» с деньгами? Несомненно. Однако в информационном плане Борис Леонидович и проигрывал: ФСБ ни за что не пошла бы на джентльменское соглашение с ним, если бы предприниматель поставил условие публичного признания в сговоре трех сторон: чеченские бандиты – служба безопасности – сам предприниматель. Выкупая заложников, ФСБ расписывалась в собственном бессилии и стимулировала киднепинг. Ведь политика правоохранительных органов в вопросе о заложниках очень простая и твердая: никакого выкупа, а переговоры о безвозмездной передаче, обмен, силовая операция. «Святая троица».

И все же какие-то условия были соблюдены, не расписаны, конечно, на бумаге, а обговорены устно. Кесарев – «подковерный» политик – из любой нестандартной ситуации способен был выжать максимум для себя полезного.

Гришин чуть опустил стекло и щелчком выбросил на дорогу окурок. Налил в крышку от термоса горячего кофе и взглянул на часы: чеченцы опаздывали на двадцать пять минут. Подполковник посмотрел через лобовое стекло на дорогу, этот заснеженный кровеносный сосуд, без которого немыслимы ни мирная жизнь, ни военная. Она уходила вверх и терялась за горным поворотом. Было одно лишь место, где дорога снова попадала в поле зрения и исчезала, казалось, навсегда, уносилась в дикий мир с пещерными людьми, предпочитающими спать под каменными сводами на мерзлой земле, забавляться, снимая скальпы с пленных, отрезая им уши и носы, пинать отрубленные головы и заявлять во всеуслышание: «Теперь мы подчиняемся только Аллаху».

«Воины Аллаха» появились, когда истекли контрольные полчаса. Промелькнула на отмеченном подполковником участке дороги сначала одна машина, потом другая – копии «уазиков-таблеток», на которых прибыла на место встречи группа силового сопровождения. Командир роты особого назначения отдал приказ, и бойцы, рассредоточившись по два-три человека, взяли автоматы на изготовку, однако остались стоять: положение для стрельбы с колена или лежа – не для ситуации с выкупом заложника.

Из только что прибывших машин высыпала на удивление прилично экипированная смуглолицая братия: новая униформа, блестящие на утреннем солнце ботинки, «разгрузки», топорщившиеся полными кармашками; тогда как наши солдаты порой сами шили себе разгрузочные жилеты. У каждого бандита рация, обязательный нож в ножнах, «калаши» со спаренными магазинами. Причем автоматы явно не новые. Казалось, «духи» демонстративно прихватили с собой оружие, перемотанное изолентой: у одних «рабочая» синева на цевье, у других на прикладах и пистолетных рукоятках.

Последней к месту обмена подъехала «Нива» без номеров и с затемненными стеклами. Такие же непроницаемые стекла были и на «Волге», которая с трудом доставила подполковника ФСБ в этот район Шали. Гришин коснулся плеча своего коллеги и тихо сказал:

– Начинай.

Капитан Павлов включил видеокамеру и, оставаясь невидимым в коричневатом рассеянном свете салона машины, приступил к съемке. Камера чуть подрагивала в его руках, и он, не отрываясь от видоискателя с большим резиновым наглазником, бросил водителю:

– Выключи мотор.

Вот теперь, когда стих рокот двигателя и вибрация не передавалась на кинохроникера из ФСБ, «картинка» в кадре не дрожала. Даже руки капитана приобрели крепость камня: камера была словно закреплена на штативе. Николай резко выдохнул и открыл дверцу. Синхронно с подполковником из «Нивы», остановившейся в пятнадцати метрах от «Волги», появился «дух» в камуфлированной униформе и теплой вязаной шапке, обмотанной полоской материи зеленого цвета. Лицо его наполовину скрывала густая курчавая борода и такие же лохматые брови. «Сука, ему бы вместо бушлата звериную шкуру надеть», – успел подумать Николай, делая навстречу полудикому парламентеру первый шаг. Им завладели иные мысли, которые преследовали его всю дорогу, – о снайперах. Вот сейчас, когда нарочито вразвалку Гришин сближался с чеченским бандитом, его голова была хорошо видна в оптический прицел. Прошлым летом на даче упал со стола арбуз, и Николай, проследив за его коротким полетом, словно для сегодняшнего дня запомнил, как от удара о пол трескается корка и вываливается сердцевина. Красная. Как кровь. Вот и его голова могла разлететься на куски от попадания в нее крупнокалиберной пули.

Он сделал десять шагов и остановился в метре от чеченца. В знак приветствия кивнул. Лицо осталось непроницаемым, как маска. Зато на лице «варвара» было ярко выражено пренебрежительное превосходство над русским офицером.

– Деньги привезли? – без малейшего акцента спросил чеченец.

– Да. Где заложник?

– В машине, – парламентер чуть повернул голову. – Мне нужно проверить деньги.

И вот они уже вдвоем идут к «Волге», на капоте которой удобно раскрыть «дипломат» и проверить подлинность купюр.

Одна пачка, вторая. Бандит, словно догадываясь, что его снимают на пленку, не обращал внимания на бойцов спецназа, словно их не существовало вовсе, зато изредка бросал взгляды на лобовое стекло. Но быстрый взгляд не позволял рассмотреть, что происходит в салоне, на стекле отражались проплывающие в синем небе облака, они едва не касались величественных горных вершин, потрясающе красивых, но не манящих, а наоборот, отталкивающих своей первозданной дикостью.

– Все правильно. – «Дух» не стал складывать пачки на место, а предусмотрительно смахнул их с капота в приготовленный полиэтиленовый пакет.

Он пошел чуть впереди, Николай – в шаге от него, чувствуя сквозь морозную свежесть кислый запах пота, исходящий от чеченца. «Шкуру бы ему, – повторился в мыслях подполковник. – Только не надеть, а набросить. Но не на плечи, а на тело. На мертвое тело. Чтобы скрыть его от взглядов посторонних и обозначить его принадлежность к необузданному миру, который он выбрал и… покинул навсегда».

Все те же десять шагов, и Николай остановился, провожая взглядом чеченца, крепко державшего в заскорузлых пальцах с заусеницами целое состояние. Провожал таким взглядом, словно бандит шел, запряженный в телегу, доверху набитую оружием и боеприпасами. Впрочем, так оно и было. Вскоре эти деньги превратятся в обоз оружия, обмундирования и продовольствия. Гуманитарная помощь боевикам от Федеральной службы безопасности.

Чеченец еще не дошел до своего «обоза», состоявшего из трех машин, а дверца стоящего в середине «УАЗа» открылась, выпуская на свободу человека с изможденным лицом. Небритого, бледного, как снег, захрустевший под его ногами. С покрасневшими глазами, в которых застыла влага. С руками, на которых алели следы от веревок. С надеждой, что самое ужасное время для него закончилось.

Он делал неуверенные шаги, очень похожие на те, что врезаются в память родителям малыша, который наконец-то пошел самостоятельно. Но подстраховка пленнику была нужна; и если бы Гришин не подоспел вовремя, Виталий Дроновский рухнул бы на мерзлую дорогу.

Уже во второй раз Николай возвращался к машине не один. И, что странно, невидимый прицел на снайперской винтовке «чеха», казалось ему, вел сейчас не его, а выкупленного заложника.

Нет, еще не скоро он вздохнет полной грудью, не скоро.

Позади раздался рев двигателей. Три машины, развернувшись на месте, взяли курс в обратном направлении. Наверное, Гришину показалось, что до него донесся хор смеха, похожий на дикое ржание лошадей. Когда он подошел к «Волге», «табун» скрылся за первым горным поворотом.

Опытный водитель «Волги» так же мастерски с пробуксовкой развернул машину на месте, колеса взрыхлили податливый грунт, выбивая косые снежные струи, и, будто поглаживая наледь, по нарастающей приобрели с ней сцепление. Вслед за «Волгой» тронулся сначала один «уазик» с бойцами, затем другой. Водитель легковушки, не снижая скорости, прижался к обочине и дал дорогу машине сопровождения. «Волгу» со старшим группы и освобожденным заложником взяли в «коробочку».

Не теряя времени, Гришин приступил к «горячей» обработке. Для начала он плеснул в крышку от термоса немного водки и помог Виталию поднести ее к губам. Руки пленника дрожали, зубы дробно били в пластмассу. Он выпил обжигающий напиток в два глотка.

– Подполковник ФСБ Гришин, – представился Николай. Человек, сидящий по левую руку от него, отдаленно напоминал человека в здравом уме и вообще здорового человека. Скорее, пациента, выписавшегося из психиатрической больницы закрытого режима. Ориентируясь на это определение и мысленно одев пленника в мышиного цвета китель с погонами полковника милиции, Гришин приступил к делу. И обращался к собеседнику соответственно.

– На все вопросы о твоем освобождении будешь отвечать, что не можешь открывать специфику работы спецслужб. Все мы рискуем. Но подумай, кто рисковал больше, выкупая тебя. В противном случае, полковник, мы потеряем престиж, а тебе сломают жизнь. Это так же верно, как то, что ты сейчас на свободе. Чаще вспоминай плен, где тебе было плохо, невыносимо тяжело. И если ты откроешь хоть часть правды, тебе будет в сто раз хуже.

Николай прекрасно понимал настроение и чувства, которые овладели сейчас Виталием. Он на свободе, избежал смерти, освободился от физических и душевных пыток. Он не только даст согласие, но всю оставшуюся жизнь будет благодарить его, Николая Гришина, человека, который буквально взял его за руку и отвел к машине. А огромная сумма, внесенная за его освобождение, примет образ абстрактного зеленоватого пятна на четком фоне сурового лица Николая.

Нет, Дроновский сейчас не полковник милиции и никогда уже им не станет, как не растет прямо надломленное деревце.

Из характеристики на Дроновского Гришин узнал, что он не курит. И вот сейчас, прикурив сигарету и предложив Виталию, он с двойственным чувством смотрел, как тот жадно затягивается, так умело, словно курил всю жизнь. Это еще одно доказательство того, что полковник сделает все, что потребуют от него органы госбезопасности.

Николай хорошо разбирался в людях, но именно сейчас (и как позже окажется – ошибочно) разобрался в этом вопросе до конца. Понял, как можно сделать из человека куклу, самому стать таким же неодушевленным, нечувствительным к чужой боли. Только сейчас он созрел до руководителя отдела перспективных программ, куда давно хотел перевестись, заваливая стол начальника рапортами.

И забрался в мыслях еще дальше. «Что, если, – ломал он голову над вопросом, который не давал ему покоя, – это задание не что иное, как долгожданный перевод… с перспективой возглавить управление?» Он и так знал много по службе, а теперь знает столько, что у него только два пути: по ковровой дорожке наверх или с грохотом вниз, в беспросветную бездну.

Эти мысли и лишние, и нет. Но они пришли и вскоре получили нечто похожее на подтверждение. С февраля 1997-го по октябрь 1998 года ФСБ на деньги Бориса Кесарева выкупит у чеченских боевиков девять заложников: журналистов ИТАР-ТАСС и телекомпании «Взгляд», руководителей ФСБ Ингушетии и англичан Камиллу Карр и Джо Джеймса. В трех случаях из пяти деньги будет передавать один и тот же человек (обычная практика), офицер ФСБ Николай Григорьевич Гришин. В остальных случаях роль посредников в передаче денег ляжет на доверенных лиц щедрого предпринимателя – Балауди Давлетукаева и его друга Асламбека Шерипова.

А пока машины неслись по заснеженным просторам Шалинского района Чечни, некогда Шалинского узла, который включал два хорошо подготовленных рубежа обороны боевиков. «Дворники» исправно сметали со стекла снежную кашу, сыпавшую из-под колес впереди идущего «УАЗа». Капитан-оператор давно выключил видеокамеру, в чреве которой хранились документальные доказательства работы спецслужб, – это и отчет о проделанной работе, и очередной хомут на шею всем участникам спецоперации.

Дроновский спал, уронив голову на плечо капитана. Кто знает, может, ему снился дом, жена, дети. Или холодная пещера, обессиленные и обреченные товарищи по несчастью, так и оставшиеся в каменном мешке. А там, в плену, ему снилось только одно: свобода.

2 Москва, декабрь 1996 года

«Осторожно! Двери закрываются. Следующая станция «Царицыно».

Мгновения – и первый вагон электрички, в котором ехал Сергей Марковцев, оставил позади платформу станции «Кантемировская». Сергей поправил прядь волос, часто сбивающуюся под фуражкой и наползающую на глаза. Волосы были еще не такие длинные, чтобы прихватывать их на затылке резинкой. Высокий и худой, с бородкой и подзабытой многими прической, закрывающей уши, в головном уборе с коротким лакированным козырьком, Сергей походил на студента времен революции 1905 года. Для полноты ощущения не хватало очков в тонкой золотистой оправе. Вот тогда следящего за ним человека лет тридцати на вид можно было бы назвать шпиком из царской охранки.

Кто он? – думал Марковцев, готовясь к выходу и потеснив стоящих впереди. Откуда? Лишь бы не из ГРУ. Но нет, если бы он был оперативником военной разведки, не дал бы срисовать себя так быстро. Марковцев знал, как работают парни из 1-го направления ГРУ, подразделения, которое не входило в состав управлений «Аквариума», а вело агентурную разведку в Москве. Кроме вербовки агентуры в столице России, это направление выполняло задачи по внедрению офицеров военной разведки в МИД, РАН, нередко в силовые ведомства МВД и службы безопасности. Все то, что взял на вооружение бывший подполковник Главного разведывательного управления Сергей Марковцев.

До начала лета 1996 года он возглавлял секретное подразделение в криминальной организации «Группа «Щит». «Щит» был создан по указу президента и министра внутренних дел России, «в котором утверждалось создание, регламентировался порядок присвоения этой тайной организации званий офицеров внутренних войск…». Равно как и указ главы страны, этот документ оказался поддельным. Марковцеву передавались списки «нежелательных» граждан (в основном лидеры преступных группировок, бизнесмены и чиновники), и он с бойцами группы особого резерва устранял их.

Он лично курировал группу дискредитации и вербовки среди правоохранительных органов и до сей поры пользовался их услугами.

Сергей прибыл в Москву из Новограда и после встречи со своим бывшим боссом, занимающим высокий пост в правительстве, заметил за собой «хвост».

На его хозяина не поднимется ни одна рука, кто бы ни управлял ею – службы безопасности, РУБОП и прочие. Исключение – военная разведка. И то лишь в единственном контексте: выйти на группу силовиков своего бывшего коллеги.

Но с каждым мгновением Марковцев убеждался в обратном: филер, одетый в модную куртку, не имеет к ГРУ никакого отношения. Следствие по «Группе «Щит» продолжается, равно как и отработка связей высокопоставленного чиновника. Его не тронут, но московское РУБОП вот уже год тщетно пытается выйти на группу особого резерва. Их задача – посадить на скамью подсудимых рядовых членов и хотя бы одного из руководителей «Щита». Сгодится Марковцев, на котором висит несколько громких преступлений.

«Станция «Царицыно»… Осторожно! Двери закрываются. Следующая станция «Орехово».

Сергей шагнул на перрон в тот момент, когда двери электрички с шумом поползли навстречу друг другу. Он не стал оборачиваться, ибо чувствовал на спине острый взгляд незнакомца.

Отрабатывает связи вице-премьера. И уже сегодня на стол руководителю следственной группы Николаю Баженову ляжет описание человека, который встречался с чиновником в неформальной обстановке.

Чушь, конечно, у того десятки встреч, обрабатывать каждую – не хватит сотрудников всей московской милиции. Тогда где произошла утечка? Перехватили междугородный телефонный звонок? Случайно?

Нет, ставить прослушивающее устройство такой важной персоне себе дороже, можно враз лишиться погон и должностей.

Выходит, случайно. Хорошо бы случайно, успокаивал себя Марковцев.

До выхода из электрички он не подавал виду, что заметил за собой слежку, лишь поспешное движение в самый последний момент сказало «товарищу», что его либо раскрыли, либо объект провел обычную сбивку. И тем самым подтвердил свою незаурядность.

Вечером, только вечером этот болван сможет представить начальству подробный рапорт о проделанной работе, а сейчас, полагал Сергей, РУБОП в неведении о рискованном рейде своего сотрудника. Рискованном потому, что вел его к открытой платформе железнодорожной станции «Царицыно», последней станции в жизни этого безымянного оперативника. Он пока еще не выдохся, но в подворотню за объектом, срисовавшим «хвост», не пойдет.

Разведчики нелегалы или работающие под прикрытием дипломатических должностей были обучены и строго выполняли директиву: при обнаружении слежки ни в коем случае не отрываться от «хвоста». Поскольку это не что иное, как доказательство причастности к разведывательным органам. Марковцев намеренно «обострил проблему» и приготовился разрешить ее при помощи семизарядного «вальтера». Один из десяти, прикинул он, что оперативник последует за ним. Он прекрасно понял, с кем имеет дело, и постарается снять наблюдение как можно быстрее.

Но не в подземке. В нем крепко сидят инструкции, и он постарается зафиксировать любой объект в виде жилого или административного здания, куда может войти его подопечный, и только после этого сворачивать наблюдение. Все эти зацепки, тщательно проанализированные и обработанные, лягут в основу нового плана действий.

А пока оперативник сам анализировал поведение своего подопечного, перебирал в уме ориентировки на руководителя группы особого резерва «Щита» и, может быть, не без доли опаски думал: «Неужели это он?» Что знает о Марковцеве следственная группа? По данным, которыми располагал Сергей, немного. Его возраст – да, его причастность к спецслужбам – да. Наслышаны о его артистичной дерзости, располагают приблизительным списком его боевиков – агентов спецслужб, и списком жертв. Когда выяснилось, что «Щит» не имеет к МВД никакого отношения (за исключением указа министра), а является чисто криминальной структурой, один из главенствующих фигурантов «Щита» распрощался с жизнью. И у следствия были веские причины утверждать, что это работа отряда особого резерва, имя главы которого до сей поры оставалось неизвестно.

Сергей долго выбирал между двумя перспективами: остаться на воинской службе или стать на преступную тропу. Сделал выбор, когда ему присвоили очередное звание подполковника; а на спусковой крючок нажал, выполняя заказ, когда оставил ряды Вооруженных сил, уйдя в отставку.

На платформе станции «Царицыно» немноголюдно. Эхом отозвалось в ушах сообщение о прибытии электропоезда. Оперативник сделал шаг к краю платформы, тем самым давая ясно понять, что работу свою он сворачивает.

Марковцев надвинул фуражку на глаза. Казалось, он мало что различает из-под глянцевого околыша. Но он видел все, в частности, недоуменный взгляд филера, который не знал, как отнестись к дружественному жесту Марковцева. Он не нашел ничего лучшего, как оглянуться и снова взглянуть на объект: «Это вы мне?»

Тебе, тебе, продолжал улыбаться Сергей шпику, как старому знакомому, помахивая у плеча левой рукой. Рукоятка «вальтера» привычно вписалась в ладонь киллера, большой палец потянул курок.

Расстояние до жертвы впечатляло. Как позже установит следствие, «находясь от потерпевшего на расстоянии восемнадцати метров (платформа ж/д ст. «Царицыно»), Марковцев С.М. произвел четыре выстрела из пистолета системы «вальтер»…».

Марковцев и не думал еще раз показать себя классным стрелком, это ситуация диктовала условия. И еще тот факт, что, находясь в непосредственной близости от жертвы, он увеличивал шанс составить свой, похожий на оригинал фоторобот. А так, отстреляв по жертве с достаточно большого расстояния, рискованно прыгнул с платформы прямо перед взвывшей предупредительным гудком электричкой. Единственно, что запомнили очевидцы, – это длинные волосы, выбившиеся из-под фуражки, отметили рост преступника – примерно метр восемьдесят пять, и возраст – тридцать – тридцать пять.

С этого дня он прекратил всякие отношения с чиновником и продолжил скрываться от следствия в Новоградской области. До первого ареста бывшего подполковника ГРУ оставались считанные месяцы.