Легко ли быть папой

Нет, она отнюдь не бессердечная... Помню, в то время, когда еще не выговаривала букву "р" по утрам, бывало, ленилась сразу вставать. Обычно же она всегда провожала меня до коридорной двери. Как-то говорю ей: "Вот не проводишь, я буду на работе весь день грустить". Быстро умылась, проводилаВечером, услышав, как щелкнул дверной замок, выбежала в коридор, ухватилась за рукав пиджака, спрашивает, пропуская трудную букву "р": "Ты не густил?" Надо же, весь день - а для нее это вечность - помнила!

Но почему же сейчас, вначале нашего разговора о маме, не могла сама понять, что маму нужно пожалеть, что ей нужно помогать? Видимо, привыкла: большие жалеют маленьких, помогают им, а не наоборот. Однажды читали сказку о том, как маленькая мышь помогла большому льву выбраться из ловушки: перегрызла сеть. Ксеньку история со львом и мышью поразила-несколько дней подряд вспоминала. Для нее это не норма, а исключение... Вот что мы упустили: мы должны были сделать нормой ту, доступную ей, помощь, которую она могла оказывать нам, взрослым.

А мы... Даже поливку цветов, бывает, не доверяем: бабушка илм мама норовят сами. Мол-де воду по комнате расплещет - лишние хлопоты.

Да, разумеется, мы должны опекать ее, заботиться о ней, даже жертвовать чем-то ради нее. Только иногда, я думаю, эта жертвенность - ей во вред. Не раз было: приходит Максим Петрович с работы усталый, ему бы отдохнуть, но зовет Ксенька. И дед идет играть. Потому что уже взял за правило откликаться на первый же ее зов... Мы тем самым лишаем ее возможности нам, взрослым, посочувствовать. Потом удивляемся: почему не может сразу, самостоятельно понять, когда взрослому трудно?!

Конечно, легче научить ее сочувствию в заботе о маленьком, зависимом от нее существе... Поэтому и купили попугая...

Помню, когда были в зоомагазине, она сама увидела его в вольере золотистая голова, голубая переносица, изумруднозеленое оперенье с черной полосой на концах крыльев. Первое время она подолгу сидела у его клетки, наблюдала: вот он возится кривым клювом у себя под крылом, роняя красивые перья. Вот хватает овес, вышелушивает сладкую сердцевину, сорит. А когда летит через всю комнату - со свистом, упруго трепеща крыльями, Ксенька испуганно и счастливо жмурится, втягивая голову в плечи.

Однако очень скоро она охладела к нему: слишком скудным было общение. Приходилось напоминать: "Ксеня, ты не забыла дать Кузе корм? А воды напила? А газетку сменила?" Как-то ей совсем в тягость стало это ухаживание. Предложила: "Мама, пусть Кузя будет твой!" Валя удивилась: "И тебе не жалко?"

"Нет". Но дня через два все-таки пожалела, увидев, как Кузя переступив с жердочки на мамин палец и, посидев на нем, порхнул ей на плечо. "Мама, пусть он опять будет мой!"

И тут я не разрешил... Конечно - шум, слезы: "Я его сама в магазине выбирала!" Посадил ее на диван, сказал: "Можно будет, только если насовсем!" "Почему?" "Потому что он живой, он привыкает к кому-то одному и ему грустно, если его передают то одному, то другому". Молчит, насупившись. Не нравится ей весь этот разговор. "Вот ты представь себе, продолжаю, - приходят к нам дядя Миша с тетей Таней и говорят про тебя: какая девочка хорошая, отдайте ее нам. И мы тебя отдаем. Тебе же будет грустно, правда? Так же и Кузе..."

Смотрит недоверчиво.

После разговора стала ухаживать за Кузей с особым старанием. Правда, длилось это всего с неделю, потом опять стало скучной обязанностью. Но разговор не забыла. Однажды читали книгу, и в паузе она вдруг спросила меня: "А вы с мамой меня не отдадите дяде Мише?" Значит, думала и, может быть, потихоньку побаивалась. И ухаживала за попугаем из наивной боязни оказаться в его положении.

С котом Васькой (гостил у нас в Березовке одно лето - знакомые дали) все складывалось иначе. Ксенька носила его на руках после купания -завернутого в старое одеяло, баюкала, любовно глядя на усатую мордочку. Стоически терпела, когда он расцарапывал ей в кровь руки. Без устали играла, дразня его бумажкой на нитке. Пыталась дрессировать и кормила с рук, подставляя ему ладонь ковшиком. От его усов руке было невыносимо щекотно, однако Ксенька и это переносила, прыская, но не отнимая руки.

Не переносила она только его временных исчезновений.

Приходила, заплаканная, жаловалась: "Васька убежал в кусты, за забор..." "Ты его, наверное, без конца на руки берешь?" "Не без конца, иногда отпускаю..." "Ну не плачь, он немножко погуляет один, соскучится и вернется". Когда Васька возвращался, она радостно вопила: "Вот он, уже соскучился!" Однажды прибежала, испуганная: "Мама, Ваську еще один кот побил, надо зеленкой лечить!" Действительно, Васька был крепко исцарапан, утробно мяукал и вырывался, когда мы его мазали зеленкой, Ксенька же приговаривала в это время: "Ой, больно ему, ну, не плачь, сейчас пройдет, я подую!" И дула изо всех сил.

Она чувствовала в этот момент его боль, как свою, это было очевидно. Он для нее, видимо, стал существом, с которым она легко отождествляла себя, гораздо легче, чем со взрослыми.

Интересно -почему? Не потому ли, что она на лестнице развития пока занимала ступеньку, которая была ближе к "братьям нашим меньшим", чем к взрослому человеку? А, может быть, и какие-то другие причины заставляют ребенка так тянуться к животным...

Об этом я задумался после разговора с Валей. Она наотрез отказалась в новой квартире заводить какую-либо другую живность: "Хватит с нас Кузи". "Не хватит, - настаивал я. - Ребенок вырастет эгоистом..." Максим Петрович, узнав о наших спорах, с сомнением покачал головой: "Не знаю, стоит ли. Валя у нас одна росла, тоже среди четверых взрослых, никаких ей собак и кошек не покупали. И хорошим человеком выросла".

Вера Ивановна поддержала его. Они оба с молчаливой, никогда не демонстрируемой брезгливостью относились к собакам и кошкам, живущим в городских квартирах...

Разговорился на эту тему у себя на работе. Мой скептически настроенный приятель заметил, что любовь к животным, как установлено опытом, отнюдь не всегда способствует воспи танию любви к человеку и человечеству. "Вот что мы любим несомненно, -добавил он язвительно, -так это простейшие формулы: раз жесток с животными, значит, жесток и слюдьмк.

Ну а если возится с кошкой, то и человека непременно пожалеет. Только жизнь в такую схему почему-то не хочет уклады ваться..."

У меня в детстве был замечательный пес-дворняга: поджарый, лапы тонкие, стройные, морда умная. Взял его у соседей щенком, растил "по системе", вычитанной из книги о погранич никах. Прибегал из школы, портфель за шкаф и - с псом в соседнюю рощу. Носились оба, как сумасшедшие. Но потом словно кто-то меня под локоть толкал, начинал долгую дрессировку: заставлял пса приносить палку и прыгать через ямы..

Сейчас, вспоминая, понимаю: школьные уроки, учительские голоса, звонки, скучные ответы у доски, которые обязан слушать, в конце концов накапливали во мне какую-то злую энергию. И я растрачивал ее в той самой дрессировке. Любимого пса просто замучивал, иногда, вспылив, даже поколачивал - он, скуля, убегал домой. Брел домой и я, стыдясь своего поступка. Подлизывался к четвероногому приятелю, закармливая его. В общем - сложные отношения... А бывают ли они простыми?

Вот, например, Ксенька. Что заставляет ее так неудержимо тянуться ко всему живому и маленькому? Ну, наверное, в первую очередь жажда опеки. (Как забавно таскала она кота.

завернутого в одеяло.) Во-вторых, конечно же, чувство товарищества. Кот был для нее почти сверстником, с которым можно озорничать, сколько захочется. Для одного ребенка в семье.

лишенного общества брата и сестры, это, видимо, очень важно иметь такого приятеля. Только дружба у них не всегда на равных. Даже чаще всего - не на равных. Один очень любит дрессировать другого. И безнаказанно, если не считать цара пин, злоупотребляет преимуществом силы, может быть, тем самым ослабляя "комплекс зависимости", возникающий у него в отношениях со взрослыми.

Поэтому совсем не исключено, что третья причина тяги детей к животным -это неосознанное желание ослабить свой "комплекс зависимости"... Когда Ксенька стала ходить в детсад, у нее, я заметил, появилась такая игра: рассаживала на диване кукол и, прохаживаясь по комнате, покрикивала: "Буратино! Ты опять не доел кашу! Мила! Встань, ты будешь наказана!"

- Да разве можно на них кричать? - говорю ей.

Она, строго хмурясь, поясняет:

- У нас воспитательница Наталья Борисовна так разговаривает.

Подражание, ролевая игра - все это так. Но не растрачивает ли она еще таким вот образом накопившиеся отрицательные эмоции? И если мы заведем щенка, то не станет ли он поводом к разрядке досады и раздражения?

...В этот день, после того как Валя закончила свои дела, мы все-таки поехали к дедушке с бабушкой. Ксенька была счастлива. Она всех теребила, бегала из одной комнаты в другую, переспрашивала: "Здесь моя кровать стояла?" Очень заважничала, когда вошедшая баба Глаша всплеснула руками и пронзительным голоском пропела: "Это ж надо, какая большая выросла!"

Потом, чувствуя на себе взгляды пятерых взрослых, прыгала, "показывала балет", гримасничала, так разошлась, что не могла остановиться, и на замечание Веры Ивановны, смеясь, сказала что-то обидное. Что именно никто кроме самой Веры Ивановны не расслышал. Только вдруг бабушка резко встала, молча ушла на кухню.

...Вечер. Ксемька укладывается спать. Просит: "Почитай сказку". Об инциденте с бабушкой мы уже говорили, но у меня от разговора осадок. Чувство неудовлетворенности. Она, конечно, все поняла. Но поняла умом, а не сердцем.

- Может быть, лучше рассказать про Чум-Бурума? - спрашиваю ее.

- Расскажи, давно не рассказывал! - радуется Ксенька, забираясь под одеяло.

В этой ее радости мне сейчас чудится что-то сыто-потребительское жажда еще одного, последнего перед сном, развлечения. Инцидент с бабушкой забыт напрочь.

- Однажды Чум-Бурум и его лучший друг Заяц отправились в гости к Медведю, - начал я. - В лесу было солнечно, пели птицы, в овраге звенел ручей, а в осиннике стучал дятел.

Чум-Бурум прыгал с тропинки на травинку, с листка на куст, с куста на ветку. Иногда его подхватывал ветер, нес как воздушный шар. Тогда Чум-Бурум кричал Зайцу: "Давай-давай, не отставай!" А Заяц петлял меж кустов, стараясь не потерять его из виду...

Я рассказывал, еще не зная, какой получится сегодняшняя история про Чум-Бурума. Обычно придумывались такие истории легко. Началось же в Березовке, в хмурый и ветреный день, когда лужи во дворе пузырились от дождя, верхушки берез мотались от порывов ветра, а мы с Ксенькой смотрели на все это из окна. Вначале придумался герой - маленький шарообразный человечек, прозрачный и сверкающий, появившийся в траве после дождя. Вместе с Ксенькой мы сочинили ему имя, чем-то напоминающее этот дождливый беспокойный день: ЧумБурум. Он поселился на ветке старой березы - его туда занесло ветром, пел по утрам песни, питался росой и дождевыми каплями, дружил с Медведем и Зайцем. С ним случалось множество приключений. Одно из них должно случиться сейчас.

Какое?

- ...А вот и берлога. Медведь обрадовался гостям, давай их угощать медом и малиной, сушеными грибами...

- Вареными, - поправляет меня Ксенька.

- Да, конечно, вареными, - соглашаюсь я. - Потом они пошли на соседнюю полянку и там...

Там разворачивается чуть ли не всеобщий лесной праздник.

Чум-Бурум, конечно, в центре внимания, он лучше всех поет, в танце выше всех прыгает. И, увлекшись, начинает смеяться над косолапым Медведем, у которого так не получается, потом над лопоухим Зайцем и над всеми остальными. Его увещевает Дятел, но Чум-Бурум и ему говорит обидные слова. Все отворачиваются от Чум-Бурума, убегают, он остается один, бредет домой по темной лесной тропинке, просит у Ветра: "Подуй, пожалуйста, мне быстрее домой надо!" Но Ветер тоже от него отвернулся. Заночевав под кустом, он утром отправляется дальше, прыгая с тропинки на травинку, с листка на куст, но трава и листья вдруг под ним желтели, сворачивались и осыпались.

А птицы улетали прочь. Вскоре весь лес вокруг него превратился в скопище голых молчаливых деревьев. Печальный ЧумБурум ходит меж них и думает: "Хоть бы кто-нибудь живой!"

Наконец, на пожухлом листке он видит ослабевшую замерзшую бабочку, отогревает ее, поит росой, рассказывает свою историю. Бабочка, ожив, летит, показывая ему дорогу, выводит его из мертвого леса на зеленую поляну, где он видит своих друзей, у которых, конечно же, просит прощения... И лес, зазвенев, оживает. Начинают петь птицы. Теплый Ветер подхватывает Чум-Бурума...

Я замолчал. Ксенька лежала тихо, не шевелясь. Я решил: уснула, не дождавшись конца. Но тут она спросила:

- А что было потом?

- Потом ветер принес его на березу.

- А Заяц и Медведь как же?

- Они простили его.

- А если бы не простили?

- Чум-Буруму было бы очень плохо. Одиноко.

Вздохнула, попросила:

- Папа, посиди возле меня.

Сел. Она взяла мою руку, положила ладонью вверх под щеку, прижалась к ней.

- А я не буду обидно смеяться ни над бабушкой, ни над дедушкой, ни над папой, ни над мамой и ни над кем... Никогданикогда!

Говорят, перед сном у человека "работает" долгосрочная память... Как же мне хочется, чтобы сейчас это было именно как! Пусть она запомнит свои слова на все предстоящие ей годы.

Запись 10-я

НЕ РАДИ ПОХВАЛЫ

О возрасте

больших возможностей,

"допинге самолюбия"

и ощущении

внутреннего движения

До сих пор не могу понять: как это случилось? Ведь постоянно отдаю себе отчет в том, что делаю.

А тут вдруг поддался всеобщему родительскому сумасшествию: определил Ксеньку в музыкальную школу, на фигурное катание, в бассейн. Организовал занятия английским языком.

Накупил ворох детских пластинок, кипу книжек, пластилин и фломастеры, краски и альбом, стол-парту, стул с регулируемым сиденьем, цветные мелки и коробку с пластмассовыми буквами. На стене укрепил небольшую доску со счетами и ватманский лист с латинским алфавитом.

Сейчас пытаюсь вспомнить, с чего началось. И - не могу.

Слышал, конечно, вокруг разговоры о раннем развитии: такойто в три года читать начал, этот-то в пять овладел английским.

Прикидывал: а Ксенька смогла бы? Однако делать оргвыводы не спешил. Пока не обнаружил, что она знает буквы. Оказывается, Вера Ивановна научила. Ни слова нам не говоря, проводила с ней по утрам десятиминутные уроки.

Я стал шире в плечах от родительской гордости, когда Ксенька тягуче, по слогам прочла мне газетный заголовок...

Значит, действительно это возраст больших возможностей!

И мы упускаем время!

Но все-таки началось не тогда - позже. На новой квартире.

Родительский азарт во мне входил в силу постепенно. Его стимулировали события, которые сейчас могут показаться смехотворными. Тогда же они воспринимались чуть ли не как трагедия.

Прихожу с работы. Из коридора слышу: в комнате идет напряженный разговор. "Не пойду в сад все равно!" - "Тебя кто-нибудь обидел?" - "Не обидел. Не хочу и все!" - "Давай спокойно разберемся- Вы чем сегодня занимались?" - "Ничем... Просто вырезали кружочки..." - "И у тебя хорошо получилось?" - "Хорошо. А мальчишки смеялись". - "Почему?" - "Потому что у меня позже всех вырезалось...".

Потом у воспитательницы Валя узнала подробности. Группа давно занимается вырезанием, Ксекька же ножницами до детсада "стригла" бессистемно, как вздумается. И вот-отстала.

Когда Людмила Павловна спросила: "Кто не успел вырезать кружочек?", мальчишки, показывая на новенькую, дружно завопили: "Чиброва!" И она заплакала.

Наверное, я был бы меньше уязвлен, если бы меня обличили в профессиональной несостоятельности... Все-таки твой ребенок - это самая незащищенная часть твоей души... Из-за каких-то примитивных кружочков - и такие страдания! Мы взялись с Ксенькой за бесконечное вырезание кружочков, квадратов, полосок, салфеток. Потом она инсценировала эти занятия с куклами. Когда кто-то из них "отставал", увещевала: "Не надо плакать, еще научишься!" Ей, наверное, легче становилось от того, что кто-то тоже отстал.

Ксенька впервые в жизни очутилась в несемейном коллективе, должна была как-то в нем самоутвердиться. Но в первые недели ей трудно было тягаться с теми, кто ходил в детсад не первый год. И случилось вот что. Валентина в тот вечер смогла зайти за Ксенькой пораньше. Заглянув в игровую комнату, увидела: вокруг Ксеньки и еще одной девочки водят хоровод.

Людмила Павловна, заметив Валю, подошла, сказала: "Мы вашу Ксеню с днем рождения поздравляем". "То есть как? - удивилась Валя. - У нее еще не скоро..." "А она нам сказала, что сегодня..."

Она в один из первых "детсадовских" дней видела, как очередной имениннице дарили рисунки и конфеты, водили вокруг нее хоровод. Ксене так понравилось, что она несколько раз вспоминала про это и, видимо, сжилась в воображении с представлением о том, как ее когда-то тоже будут поздравлять... Уже не смеяться, а поздравлять!.. Ей хотелось, чтобы это случилось быстрее. И вот сегодня, когда Людмила Павловна объявила, что у Марины день рождения, подошла и тихо сказала: "А у меня тоже". И хоровод завертелся вокруг обеих.

Она никогда до этого случая не обманывала. И не чувствовала сейчас обмана. Поверила в выдуманный день рождения, как однажды, глядя на своего папу, поверила, что это не папа, а медведь, не выпускающий ее из берлоги... Ей сейчас во что бы то ни стало нужны были и хоровод, и устремленные на нее дружелюбные взгляды, и упоминание ее имени. Для того, чтобы хоть на какое-то время не чувствовать себя отстающей.

Как же тяжело, наверное, было ей чувствовать себя неспособной немедленно встать вровень со всеми!.. Не слишком ли я своими "спортивными занятиями" развил в ней убеждение в том, что быть позади всех стыдно?! Но как оценить- "слишком" или не "слишком"? По каким признакам? Ведь человек должен быть достаточно самолюбив, чтобы не ронять достоинства, не позволять себе лениться... Кто может указать грань, за которой самолюбие становится чрезмерным?

На все эти вопросы я тогда так и не нашел ответа. Некогда было. Выяснилось, что Ксонька отстает еще в рисовании и лепке, хотя рисовала и лепила постоянно. Я не выдержал и попросил разрешения скромно в уголке посидеть на одном хотя бы занятии. Мне разрешили.

Рисовали Деда Мороза. Людмила Павловна показала на доске, из каких частей состоит его фигура, научила определять пропорции. И ходила потом "по рядам", как это делают учительницы в классе, подсказывала: "У тебя шапка слишком большая... А у тебя мешок..." "Это у него столько подарков," - заупрямился тот, кто изобразил большой мешок. "Но не может же он быть больше самого Деда Мороза!" - строго заметила воспитательница. "А Дед Мороз его на машине повезет!" - продолжал мальчишка. "Рисовать надо как следует", - прекратила спор Людмила Павловна. Затем она демонстрировала самые удачные рисунки. Удачно, по ее убеждению, нарисовали те, кто наиболее точно скопировал ее Деда Мороза. "Неужели детям нельзя пофантазировать?" - спросил я ее потом. "Нельзя".

Людмила Павловна с ссылками на методику объяснилапочему: иначе не разовьется глазомер, не будет твердой рука.

"А если все разовьется, а желание и умение фантазировать пропадет?" "Не знаю, - ответила она неуверенно. - Но у нас занятии по развитию фантазии не предусмотрено. И так времени на самое необходимое не хватает..."

Когда мы собирались с Ксеней домой, в коридоре, на столике, я заметил глиняные фигурки. "Наша группа лепила", - сообщила она. Подошли ближе. "И что же это вы слепили?" - "Лису". - "А где твоя?" Ксенька, пробежав глазами по фигуркам, показала было на одну, потом- на другую, потом, заколебавшись, на третью. Она не узнавала свою лису- все фигурки были одинаковыми.

По дороге она мне рассказывала о новых подружках. Почти все они куда-нибудь "ходили": на фигурное катание, в бассейн, в музыкальную школу. "А ведь, наверное, это имеет значение для их отношений", - подумал я тогда. И спросил, сказала ли она подружкам, что занимается английским языком. "Я Марине спела по-английски, она ни-че-го не поняла!" - смеется, довольная. Так, ясно. Знает-то всего несколько стишков и песенок, а похвастаться уже приятно. Конечно, не хорошо, да ведь пройдет, я уверен. Вот только акклиматизируется в новой обстановке...

Но бассейн, фигурное катание и музшкола не шли у меня из головы. "Плавание- это же очень важно, - думал. - Закалится, покрепче будет... И коньки... Разовьется координация движений... А музыкальное образование просто необходимо!..

Сейчас она наиболее восприимчива. Сейчас и нужно ей все это дать..." Идея, овладев мной, стала материальной силой: заставляла бегать по магазинам, ходить в соседнюю музшколу, "выбивать" в заводском спорткомплексе абонемент в бассейн. А по воскресеньям к десяти утра-торопиться с Ксенькой на физпоцготовку по фигурному катанию. В ее "учебном углу" на стене появилась "Памятка" - куда идти, в какой день и час, чтобы не запутаться.

А занятия языком у нас начались еще до переезда. Как-то разговорились с Валиной подругой Татьяной, учительницей английского, о дошколятах, которые, как говорят, за месяцы могут усвоить то, на что в школе уходят годы. И решили: надо попробовать. Вера Ивановна и Максим Петрович отнеслись к нашей затее с прохладцей. Но первые занятия дали потрясающие результаты: Ксенька чуть ли не сразу овладела произношением. Играя с Татьяной в куклы, повторяла вслед за ней слова и фразы, пела песенки. Татьяна записала стишки и песни на магнитофон. Теперь каждое утро Ксеньки начиналось со звуков Татьяниного голоса. Правда, чем дальше, тем с меньшей охотой Ксенька слушала магнитофон и уже не сияла приветливой улыбкой, когда приходила Татьяна Ивановна. Но мы с Валей успокаивали себя: "Занятия языком должны стать такой же будничной необходимостью, как умывание".

Ко времени переезда на новую квартиру у пятилетней Ксеньки уже был какой-то запас слов. "Пора переходить к чтению", - сказала Татьяна. И в комнате на стене появился латинский алфавит, матерчатая "азбука" с кармашками, из которых торчали карточки с латинскими буквами, а на столепарте -учебник английского языка.

Два раза в неделю Ксенька с Татьяной Ивановной выкладывала на полу из карточек слова, писала на доске, а в остальные дни, насупившись, выводила в тетради корявые буквы, иллюстрируя их кляксами. У нее все чаще с приходом Татьяны портилось настроение. Она нарочно коверкала слова. Тогда Татьяна стала сажать рядом ее игрушку- ушастого Мишку, который "очень старался". Интерес к языку у Ксеньки заметно вырос.

Но - не надолго. Старания ушастого Мишки помогали все меньше. Ксенька только насупливалась, глядя на него. Однажды Татьяна заявила, что он обогнал Ксеньку, и она, вдруг схватив его за голову, стала вырывать из рук учительницы.

Валя, услыхав шум, прибежала из кухни в комнату в момент, когда ушастый Мишка трещал по всем швам, не желая переходить из одних рук в другие. Рассерженная Татьяна не выпускала его, Ксенька, заливаясь слезами, кричала: "Он плохой, плохой!"

Потом на кухне, за чаем, уложив Ксеньку спать, мы говорили о случившемся. "Нужно заниматься, играя..." - утверждал я. "Но мы этот этап прошли, - убеждала меня Татьяна. - Мы же теперь идем по учебнику..." "Неужели этот материал нельзя дать в игре?" - "Как?... Нет такой методики... И потом: язык требует усидчивости, упорства". "Может быть, надо давать ей материал меньшими порциями?" - предполагала Валя. "Можно, конечно, - вздыхала Татьяна. Но нужно загружать по способностям, иначе она не научится преодолевать трудное..."

После разговора я и в самом деле стал замечать: моя дочь старается избежать трудного. Раскрываю детскую книжку:

"Ксеня, прочти вот здесь". Если слово из двух слогов -читает.

из трех - нет. "Непонятное какое-то, - тянет она и предлагает:-Давай во врачей поиграем!" "Какие врачи!-сержусь я. - Ты еще магнитофон не слушала!" "Я слушала!", - насупливается Ксенька.

Начинается длинное выяснение- сколько раз, почему только один, стыдно так лениться, нужно учиться преодолевать трудности... Дело доходит до слез... Я отправляю ее в ванную умываться, чувствуя, как весь, с головы до ног, деревянею от упрямого желания непременно, сейчас же, заставить ее:

"Иначе втянется в привычку делать все кое-как!" Ксенька возвращается, мы вместе включаем магнитофон. Идет простенький текст. Через две фразы выключаю, прошу повторить, но дочь тупо смотрит на меня: "Я не запомнила". "О каких способностях говорит Татьяна?- мелькает у меня крамольная мысль. - Не ошиблась ли?"

Заметил я и другое. В свободные минуты она начинает слоняться по комнатам, приставая к Вале с вопросами: "Мам, во что мне поиграть?" - "С куклами". - "Не хочется". - "Ну, порисуй". - "Скучно". - "Пластинки послушай". - "Надоело". - "Книжки посмотри". - "Я уже смотрела".

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы она не заболела ветрянкой... Целый месяц-дома! Абонемент в бассейн пропал, так ни разу и не использованный. Ни в детсад, ни на фигурное катание ходить не надо (музыкальную школу мы отменили сами, обнаружив, что не укладываемся "в график"). Занятия английским отложены. Через две недели Ксенька, испещренная зеленкой, счастливо улыбаясь, заявила нам, что ей очень нравится болеть ветрянкой. Сидя в постели, она рисовала, слушала пластинки (проигрыватель стоял рядом), перелистывала книжки, просматривала диафильмы, разворачивая пленки на свет, а когда ей разрешили встать, стала разыгрывать с куклами какие-то сочиненные ею самой сценки... Она уже не спрашивала, чем ей заняться!

Так не потому ли Ксенька была такой апатичной, что деятельность, организованная нами, взрослыми, ставила ее лишь в положение исполнителя?..

Это открытие поразило меня. Как же так? Ведь я был против воспитания с "позиции силы". А тут полностью оказался именно на такой позиции. Ослепление какое-то!

Я стал медленно прозревать. Это было тяжелое прозрение.

Потому что, вспоминая шаг за шагом весь путь, который прошел, чтобы оказаться на противоположной позиции, вдруг обнаружил: поддавшись всеобщему ажиотажу, я предал не только себя. Предал своего ребенка, его еще не сложившуюся личность. В организации жизни дочери я пренебрег ее собственными интересами. Подавил в ней стремление быть самой собой. А вместе с этим - и остроту памяти, сообразительность, умение преодолевать возникшую трудность и организовать свое время. Как же легко, оказывается, перечеркнуть в себе и в своем ребенке то, что копил годами!.. Чтобы это было невозможно, видимо, следует постоянно твердить себе: у твоего ребенка-СВОИ интересы, СВОЯ особая жизнь, и не надо ее копировать с чьей-то другой.

От невеселых размышлений меня отвлекла Ксенька, пришедшая ко мне с книжкой: "Папа, почитай!" "А почему сама не читаешь?- споашиваю. - Ты же умеешь!" - "Не умею".

"Нет, неправда, умеешь!" Мне вдруг приходит в голову мысль -доказать ей это. Вспоминаю: у меня в портфеле лежит новый журнал "Колобок", забыл сразу отдать Ксеньке. Предлагаю ей игру - "Записки от Чум-Бурума". Заинтересовалась.

Отправляю ее на кухню, сам быстро пишу пять записок крупными печатными буквами, разделяя слоги короткими черточками. Четыре записки прячу в разных местах, с пятой выхожу на лестничную площадку. Звоню. Ксенька открывает. "Здесь живет Чиброва Ксения? - спрашиваю. - Ей телеграмма из Березовки от Чум-Бурума". Вручаю записку. Ксенька бежит с ней на диван, устраивается в углу. Водит по буквам пальцем, шевелит губами. На чем-то споткнулась: "Пап, а это никак не разберу". Действительно, слишком длинное слово - пять слогов! Помогаю. Наконец, дочитывает и выясняет: "секрет" в следующей записке, а она в маленькой комнате, под магнитофоном. Идет, приподымает магнитофон. Там на самом деле белеет листок бумаги. Разворачивает. Эта записка заставляет ее искать следующую... Минут через пятнадцать из последней записки она узнает: "секрет" лежит в папином портфеле.

Открывает его и, сияя, извлекает журнал "Колобок".

Игра понравилась. Пришлось заготовить несколько комплектов записок, чтобы не запомнила наизусть. Во время третьей или четвертой игры я заметил: ее уже сам "секрет" интересовал мало (в этой роли побывали и ее старые игрушки, и конфетки, и яблоки). Одолев записку, она приговаривала себе самой: "Вот как быстро прочла!" И искала следующую. Ей стал интересен процесс преодоления? Она, видимо, после каждой записки чувствовала себя чуть-чуть иной, и это ощущение самостоятельного движения было теперь ее главным стимулом.

Но ведь так оно и должно быть в учении, именно так! Всегда так! Не результат (яблоко, конфетка или, допустим, оценка)

главное в учебной деятельности ребенка, не похвала родитепей, не желание самоутвердиться в среде сверстников престижными занятиями, а ощущение самостоятельного внутреннего движения и новый опыт руководства собой, воспитания в себе новых качеств.

Да иначе, не учитывая этого, и не удастся использовать возраст действительно больших возможностей, потому что они, возможности, убывают сразу же ровно настолько, насколько проявился здесь родительский (или воспитательский) нажим.

...Я об этом пишу именно сегодня, потому что, придя с работы, увидел: Ксенька одна, в углу дивана, водя пальцем по строчкам и шевеля губами, читает Чуковского.

СЧАСТЛИВЕЕ НАС

Несколько слов

о "второй натуре"

и внутренней гармонии

человека

Как нам хочется, чтобы дети были счастливее нас!

Мы спешим оснастить их знаниями и умениями, которые, по нашему представлению, есть непременное условие счастья.

Ребенок же, "оснащаясь", нередко все меньше и меньше чувствует себя счастливым. Теряет интерес к предлагаемым ему занятиям. Одновременно в нем приглушается и способность к сопереживанию, сочувствию. Вместо эмоциональной живости - первые симптомы холодного рационализма... Откуда? Почему?

Оказывается, к воспитанию детей неприложимо простенькое арифметическое правило-от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Здесь - меняется! Мало того - видоизменяется. И притом - коренным образом.

А ведь всего-то-навсего поменяли местами стимулы. На первый план выдвинули необходимость самоутверждения той или иной деятельностью. Интерес же к этой деятельности отодвинули на второй или третий план. И она перестала быть содержанием сиюминутной жизни ребенка, его целью. Стала лишь средством. Цель теперь для него - похвала взрослого, завистливые взгляды сверстников, награда в виде шоколадки или трехколесного велосипеда.

Легкость управления ребенком при помощи этих стимулов соблазнительна. Но она лишает растущего человека необходимого ему на всех возрастных ступенях опыта самоуправления.

Его тщательно стимулированная деятельность (а можно достичь ювелирной точности, тончайшего мастерства в этой стимуляции!) не оставляет места для самодеятельности. Но именно эта приставка "сам" превращает занятие в увлечение, в творчество, которое растит личность. Наверное, не так уж трудно сделать достоянием всех молодых "начинающих" родителей комплекс приемов и способов, при помощи которых можно "лепить" из растущего в семье человека то, что предусмотрено неким общепринятым стандартом. Только не хочет растущий человек поддаваться этой "лепке". Он не из глины - он живой. И потому стремится - это его природное желание - "лепить" себя сам. Можно помешать ему. Можно даже на первый взгляд добиться своего: "посеять привычку -получить характер..." Говорят же: привычка- вторая натура. Но будет ли человек, обладающий второй натурой, счастлив? Сумеет ли найти гармонию в себе самом, в своих отношениях с окружающими? Или внутренняя дисгармония будет отравлять ему и его близким каждый день его жизни?

Психологи, изучающие проблемы профессиональной ориентации, обнаружили интереснейшее явление: человек, не предрасположенный по своему типу высшей нервной деятельности к работе, например, диспетчера, водителя, продавца, все-таки может приспособиться к ней. Он не становится в ней "асом", мастером, но оказывается достаточно добросовестным, старательным работником. У него даже изменяется характер: был несколько флегматичен, замкнут, малоподвижен - стал энергичен, более открыт. Словом, обрел вторую натуру.

Только вторая с первой редко бывают в ладу. Невидимые постороннему глазу процессы медленно, но упорно подтачивают и здоровье человека, и его отношения с близкими. Но самое удивительное: стоит человеку даже после многих лет работы сменить специальность и начать трудиться в условиях, наиболее отвечающих типу его высшей нервной деятельности, как благоприобретенная им "вторая натура" уступает место первой.

А теперь давайте припомним: так ли уж редко встречали мы родителей (а может быть, и сами оказывались в их положении), которые изо всех сил старались подвижного по характеру ребенка одернуть, усмирить, втиснуть в некие рамки или нормы подвижности; ребенка же флегматичного, склонного к созерцательности, наоборот, без конца подталкивали к движению, в котором он не испытывал потребности?!

Утвердился в нашем обиходе даже такой термин: заорганизованность. В детском саду, в пионерлагере, в школе и, наконец, в семье жизнь детей нередко оказывается до такой степени заорганизованной, расписанной по мероприятиям, что ребенку просто некогда быть самим собой. Некогда подумать о себе: что я хочу? какой я? каким и мог бы и должен стать?

В свободные минуты, не умея организовать себя сам, он становится неуправляемой стихийной силой, приобретающей опасный опыт борьбы со скукой в уличных антимероприятиях.

Хотя - почему обязательно в уличных? Мне рассказывали, как двухлетний мальчишка то ли случайно, то ли нарочно повернул ручку балконной двери в тот момент, когда его строгая, мелочно-педантичная бабушка вышла поливать цветы.

Оставшись, таким образом, вне досягаемости, он вначале сделал то, что чаще всего бабушка ему запрещала, - разулся и пошел по полу босиком. Затем, в меру своих сил, он стал устраивать в музейно-чистенькой, аккуратно прибранной комнате ералаш. Затем разыскал столь желанные его сердцу ножницы и с наслаждением стал "стричь" все, на что падал его взгляд.

Бабушкины уговоры сквозь стекло, ее стук, ее всплескивания руками, "ахи" и "охи", укоризненное или испуганное гримасничание только подстегивали его. Выручили бабушку соседи, сбегавшие во двор за дедушкой, игравшим там в домино: он открыл вначале квартирную, а затем и балконную дверь.

Заорганизованность может привести ребенка и к состоянию, которое называют самоотчуждением. Он перестает относиться к себе как к личности. Не осознает себя ею. Им легко управлять, потому что он одинаково быстро адаптируется в любой микросреде, подчиняя себя тем правилам поведения, которые там приняты. Он может остаться старательным учеником и послушным сыном, но в годы совершеннолетия и даже в середине третьего десятка своей жизни он все еще далек от своей социальной зрелости. И это при нынешней акселерации, намного ускорившей наступление психофизической зрелости!

Да, действительно, в таком разрыве отчасти виноват непомерно выросший объем знаний, которые необходимо усвоить нынешнему молодому человеку. Ведь ему придется жить за рубежом двухтысячного года. Однако объем знаний растет с каждым годом с еще большей скоростью, и становится ясным: мы не должны до бесконечности увеличивать время на подготовку наших детей к взрослой жизни. Уже сейчас, видимо, школьные и другие учебные годы необходимо так уплотнить и так построить процесс обучения и воспитания, чтобы психофизическая зрелость совпадала со зрелостью социальной. Только тогда включение в активную трудовую жизнь у каждого молодого человека будет проходить достаточно органично и своевременно.

Именно поэтому мы должны внимательнее всмотреться в те возможности, что таит в себе дошкольное детство. Все ли они и правильно ли нами используются? Речь идет не об искусственном ускорении развития, а о том бессистемном, от случая к случаю, образовании, которое (хотим мы этого или не хотим) получает дошкольник в семье и детском саду. Получает нередко из неумелых рук.

Родителям (молодым - в особенности), бабушкам и дедушкам (ставшими таковыми недавно) крайне необходимы знания о том, как организовать познавательную деятельность ребенка, строить с ним отношения, находить истинные причины возникших конфликтов, решать множество сложных вопросов не только воспитания, но и образования. И что самое важноевзрослых, воспитывающих дошкольника, необходимо учить играть с ним. Организовывать проблемную игровую ситуацию.

Насыщать игру познавательным материалом. Уметь "подключаться" к условно-образному мышлению растущего человека, не мешая, а способствуя работе его воображения.

Тщательно разработанная программа и методика семейного дошкольного воспитания помогут отчасти сократить и тот разрыв в развитии детей, который случается обнаруживать у первоклассников, пришедших из разных семей. Слишком большая разница в подготовке детей к учебе, как показывает печальный опыт, у одних порождает "комплекс превосходства", у других-сознание своей "усредненности". Отсюда нередко берет начало соревновательность, порождающая тщеславие, стремление к знаниям (точнее, к отметке за них)

как к способу самоутверждения. Именно отсюда начинается потребительски-расчетливое отношение к близким и не близким людям, к себе самому, наконец, к своим способностям.

Но утратить истинный, непосредственный интерес к познавательной деятельности ребенок может еще до школы, если родители и воспитатели детсада, куда он ходит, не научились облекать эту деятельность в игру-преодоление, в игру-труд.

"Присмотримся внимательно, - писал В. А. Сухомлинский, - какое место занимает игра в жизни ребенка, особенно в дошкольном возрасте. Для него игра - это самое серьезное дело. В игре раскрывается перед детьми мир, раскрываются творческие способности личности. Без игры нет и не может быть полноценного умственного развития".

...Мы очень хотим, чтобы наши дети прожили жизнь счастливее нас. Но не в наших силах подарить им это счастье.

Только они сами -образом своей жизни, степенью ее духовности и творчества- могут сделать себя счастливыми. Мы же можем лишь помочь им содержанием своей ж"1зни, характером своего общения с ними - открыть необходимую истинунастоящее счастье-в умении самому растить свою личность, в стремлении отдавать ее духовные богатства живущим возле тебя--взрослым и не взрослым-людям, в желании стать опорой для растущего рядом человека.

Запись 11-я

ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ

О "законе сохранения ду

ховной энергии" и соучастии

в творчестве личности

Ей уже шесть. Недавно она, заворачивая в платок пластмассового кукленка, спросила бабушку:

- У меня будут дети?

- Будут, -успокоила ее Вера Ивановна.

А как-то проснулась с громким плачем. Встревоженный, бегу к ней в комнату. Сидит в постели, размазывая по щекам слезы. "Упала?" - спрашиваю. "Не-ет!" - "Что-нибудь болит?" Мотает взлохмаченной головой, утыкается мне в плечо, горько всхлипывая, и вдруг выговаривает:

- Почему со мной ничего не случается?

Приглаживаю ее вихры. Осторожно интересуюсь.

- И что же с тобой не случается?

Голос ее дрожит от обиды, когда она объясняет.

- У Иванушки вон сколько случаев, а у меня -ничего!..

Вот чем, оказывается, обернулось ее увлечение известной сказкой Ершова "Конек-горбунок"! Вначале мы ей эту сказку читали. Сейчас она читает ее сама. Любимая игра у нее с дедом: скачет по комнате, изображая конька-горбунка, пронзительно вопя "и-и-иго-го!", дед же в роли простоватого Иванушки...

А накануне в субботней передаче "В гостях у сказки" шел фильм о коньке-горбунке. Ксенька смотрела, не отрываясь.

- Тебе что-нибудь приснилось? - спрашиваю.

Путанно рассказывает. Твердо уясняю одно: снился Иванушка. Такой, каким она его видела вчера по телевизору в конце фильма: молодцеватый, улыбчивый, рядом с красавицейневестой.

- Я хочу на нем жениться, - уже немного успокоившись,

сообщает мне дочь.

- Ну и хорошо, - говорю, - вырастешь, встретишь своего Иванушку и выйдешь за него замуж.

- Да, но он-то уже женился, - отвечает Ксенька все с той же, не до конца выплаканной обидой.

- Ты встретишь другого. Он будет еще лучше.

- Но он будет уже не такой, - резонно возражает мне Ксенька.

...Ей не нужен тот, который - лучше. Она грустит по тому, к которому успела привязаться.

Первая любовь?

Нет, пожалуй. Уже не первая. Первая началась, судя по моим записям, примерно два года назад. В Доме игрушки. Приехал с ней туда 7-го марта, сказал: "Куплю то, что выберешь".

Шли вдоль полок. Ксенька вначале ринулась было к коню на колесиках: "Купи!". "Ладно, - говорю, - только давай дальше пройдем, посмотрим". Увидела красивую куклу- тут же забыла про коня. Наткнулась на велосипед забыла про куклу.

Так продолжалось, пока мы не пришли в последний зап. Там, на полке, кучкой лежали медвежата-ногами к нам. Подошли ближе. "Нет, не нравится, заявляет Ксенька, - у меня есть уже ушастый Мишка". "Тот маленький, говорю, - а этот большой. Давай посмотрим." Поднял одного из мишек, посадил. Его тяжелая голова качнулась, будто кивнула (этакий толстоватопростодушный увалень с пуговичными глазами). Вот он еще раз кивнул широколобой башкой и сказал моим голосом: "Здравствуй, Ксеня!" Ксенька вдруг застеснялась и тихо ответила:

"Здравствуй". "Поздравляю тебя с 8-м Марта!" - "Спасибо".

Мишка наклонился к ней ближе, потянулся толстыми лапами. Ксенька обхватила его обеими руками и - ко мне: "Купи!

Купи". "Ладно, только пойдем, досмотрим". Оставили мишку.

Стали разглядывать слона-плоского, как поднос, с ушами, похожими на блины. Потом зайца с розовым бантом на шее.

Потом жирафа... "Нет, не нравится, пойдем!" -тянет она меня за руку обратно. Вернулись. Она обняла мишку и не выпускала, пока у кассы его не упаковали в полиэтиленовый пакет.

В троллейбусе она повернула его мордой так, чтобы он сквозь полиэтилен смотрел в окно на улицу. И приговаривала:

"Вот это дома. Это люди домой идут к своим детям. Это мост и речка. Сейчас мы на метро поедем. Ты у меня теперь будешь жить. Тебе понравится". Дома не выпускала его из рук. После долгих уговоров дала подержать маме и тут же отобрала. - Ужинала, усадив его рядом. Спать уложила возле своего диванчика на полу, на диванной подушке. Свешивалась и спрашивала: "Тебе удобно, да?.. Ну, спи-спи".

Теперь каждый июнь, когда мы собираем на все лето Ксеньку в Березовку, у нас разыгрывается такая сцена. Стараемся взять игрушки малогабаритные. Но Ксенька упорно приносит Большого Мишку. "Он слишком большой, уговариваю ее, - в рюкзаке места нет. Давай оставим". Вначале соглашается. Потом, в конце долгих сборов, приходит на кухню со слезами: "Пусть и мишка с нами... Я его на руках повезу!"

Приходится соглашаться.

Однажды она сказала мне: "А правда, у него лицо доброе?!" Время от времени просит: "Расскажи, как мы его купили". Рассказываю. Она слушает, держа Большого Мишку на коленях. Гладит его. Видимо, заново переживает радость первой встречи. После рассказа становится очень деятельной: бежит к Кузькиной клетке - менять воду и корм. Идет на кухню, спрашивает у мамы: "Тебе помочь?" Мне предлагает: "Хочешь, нарисую что-нибудь?" Знает: я коллекционирую ее рисунки.

Или звонит дедушке с бабушкой, долго говорит с ними. Все вокруг кажутся ей в такие минуты хорошими - и Кузя, и родители, и подружки, с которыми она во дворе играет в "спортивную школу".

Возвращаясь с работы, я часто останавливаюсь во дворе, наблюдаю. Ксенька, увлеченная игрой, не подходит-некогда: она с подружками то бегает по кругу, то прыгает. Подружек две- Люся и Мила. Люся щуплая, подвижная, подхватывает любую затею. Мила рассудительная, не любит чрезмерно суматошных игр, может отказаться в самый их разгар. Ксенька ее упрашивает. Потом- обижается. Мила начинает ей казаться неуклюжей, скучной. Дома говорит мне про нее: "Прыгает хуже всех. И бант на голове- как капустные листья..." Но стоит Миле активно включиться в их игру, как уже и бант у нее становится похожим на ослепительно красивую бабочку и ее бег с прыжками выше всяких похвал.

Эти "маятниковые" отношения вначале забавляли меня.

Потом стали беспокоить. Чужая непохожесть вызывала в Ксеньке желание подогнать под свой образец чью-то индивидуальность.

Такое желание говорит о предрасположенности к деспотической любви. Хотя не парадокс ли-деспотическая любовь?

Ведь она обращена не на живого ОСОБЕННОГО человека, а фактически на самого себя. Ведь тот, кто склонен к деспотической любви, видимо, лишь переносит на другого идеализированное представление о самом себе.

Конечно, отождествление себя с близким тебе человеком, лежит в основе всякой привязанности. Без такого отождествления трудно научиться сочувствию. Где здесь граница, за которой отождествление становится искажением действительного облика другого человека? Как научить ребенка умению чувствовать без соблазнительного желания подчинять своему чувству?..

Заметил: чем Ксенька старше, тем терпимее, мягче становится в общении с нами, взрослыми. Раньше, года в три, бывало, когда очень занят, отказывался с ней играть, мгновенно становилась враждебной, говорила: "Плохой!". Сейчас вздохнет, спросит с надеждой, глядя на стол, заставленный чертежами: "Перерыв будешь делать? Тогда поиграем?"

А может быть, это мы, взрослые, становимся терпимее к ней, к ее особенностям?! И ее мягкость- отражение нашей повзрослевшей и помудревшей любви к ней?!

Как-то в "Комсомольской правде" читал беседу с известным тренером Татьяной Тарасовой. Ее признание поразило меня. "Их надо любить, говорила она о молодых фигуристах. - Только в любви люди могут быть соединены в одно целое, сохраняя при этом свою индивидуальность".

Да, да, именно так! Только в истинной, не деспотической любви и возможно наиболее полное духовное общение, в котором каждый становится соучастником в творчестве личности близкого тебе человека.

Как-то в Березовке мы с Ксенькой бродили по лесу. Она ловила кузнечиков, сажала в стеклянную банку, через лупу разглядывала их. Это было ее новым увлечением. Длинноногие насекомые отчаянно бились в стекло. Говорю Ксеньке: "Они, наверное, сейчас думают, что их заколдовала сердитая волшебница: вокруг ведь все видно, а прыгнуть нельзя. Стукаются о стекло и не понимают, что это прозрачная стена". Ксенька вначале над этим посмеялась. Потом пожалела пленников - выпустила. Идем дальше. Она смотрит по сторонам и фантазирует: "А вот те маленькие деревья знают, что мы их ветки не сломаем... Знают, что мы их любим..."

Мы вышли на крутой спуск к речке. За ее крутым изгибом открывалась даль- леса до самого горизонта. "А что за тем лесом?" - спросила Ксенька. "Наверное, поля, и села, и города". "А еще дальше?" "Горы и моря... Вся наша страна". "Такая большая?" "Да". Помолчала, подумала. Сказала решительно:

"Я вырасту и всю ее посмотрю." "Ладно", - согласился я, и мы пошли обратно. Мы прошли полянку, на которой Ксенька ловила кузнечиков. Они с треском выпархивали из-под ног, и Ксенька говорила им: "Не бойтесь, мы вас не тронем. И никому не разрешим", Они на ее поляне, в ее лесу, в ее большой стране принадлежали ей, и она считала себя обязанной защищать их. Потому что они были уже как бы частицей ее любящей души.

...Сегодня пришел с работы усталый и хмурый. Ксенька стала допытываться - почему. Мои уклончивые ответы ее обескуражили: привыкла к действию, дающему почти немедленный результат. А тут ни ее расспросы, ни ее попытки расшевелить меня рассказами.о подружках не действуют. Притихла, наблюдая за ,тем, как пью чай. И вдруг в ее глазах что-то мелькнуло.

Подобравшись, чуть откинув голову, негромко стала произносить стихотворные строчки: "Белеет парус одинокий в тумане моря голубом. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?.."

Тут же вспомнил: листали с ней книжку со стихами, и она спросила, зачем их читают друг другу наизусть? "...Чтобы передать человеку новое настроение, новую мысль", - ответил.

Видно, запало ей в память. И вот решила- поправить мое настроение Лермонтовскими стихами.

"Под ним струя светлей лазури, - читала она все звонче и громче, глядя на меня озорными глазами, -над ним луч солнца золотой, а он, мятежный, ищет бури..."

Ну как тут было не отозваться на ее духоподъемный энтузиазм хотя бы улыбкой!

Дочитав до конца, она засмеялась, довольная: "Развеселился, да?! А я так и знала, что развеселишься!"

Наверное, тут действует какой-то особый "закон сохранения духовной энергии". Иногда, в минуту усталости, кажется: впустую тратишь себя в общении. Что-то говорил ребенку, чемто делился, а видимых изменений нет. Но вот нечаянное столкновение обстоятельств словно бы высекает искру, короткая ее вспышка высвечивает то, что было незаметно глазу. И твои душевные траты вдруг возвращаются к тебе "половодьем"

юных чувств, горячим блеском родных глаз, звонким голосом...

Я смотрю на оживленное лицо своей дочери, и странное удивление охватывает меня: шесть лет назад этого существа не было на свете! А сейчас оно есть... Оно самостоятельно чувствует, думает, любит... Оно выросло из наших с ним отношений, из нашей любви к нему... И - сделало меня другим человеком. Таким, каким я должен был стать. И каким никогда не стал бы, если бы не росло со мной рядом это беспокойное, такое дорогое мне существо.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

В описанных здесь семейных событиях нет выдумки. Все они зафиксированы с точностью документа- год, число и даже время дня - в трех объемистых папиных тетрадях. "Извлекая" их оттуда, я лишь, с позволения своего знакомого, не указал чисел и, конечно же, изменил имена.

Возможно, рассказанное в дневниковых записях вызовет у читателя желание что-то посоветовать папе, в чем-то не согласиться с ним, дать свое объяснение поступкам его ребенка. Это можно сделать в письмах. Любое читательское мнение наверняка будет интересным и полезным папе. Ведь впереди у него еще немало сложных педагогических ситуаций.

Его дочь, названная здесь Ксенией, пережив трудный детсадовский период "врастания в коллектив" (об этом - третья, почти не цитированная здесь, тетрадь), пошла в нынешнем году в школу. И повзрослевший вместе с ней папа, которого уже не назовешь молодым, завел следующую, четвертую тетрадь.

О чем там будут записи? Видимо, о том, как начнут складываться отношения семьи Чибровых со школой... Какие трудности придется преодолеть родителям, чтобы между ними и учителями возник "рабочий контакт"... Выяснится, что мешает ребенку быстро и безболезненно перейти от семейно-детсадовского уклада жизни к семейно-школьному... И как придется менять родительский уклад маме и папе.

Разговор обо всем этом еще впереди.