Лекарство для безнадежных

Тарас Петровский

Тополев, с утра пораньше вновь занялся подготовкой ударных групп. Вначале Петровский решил было привлечь к процессу Кравченко, но Анатолий рано утром ворвался в его диванный сон в кабинете с потрясающим известием: злоключения со вчерашним бомжом не окончились.

— Он что — выжил что ли? — спросонок буркнул ничего не понимающий Петровский.

— Он же не терминатор, Тарас Васильевич, — усмехнулся Кравченко. — Однако дел успел наворотить — только держись. Помимо себя сжег еще четверых около вокзала. Трупы только сегодня утром обходчики нашли. Так что меня снова тягают в милицию для дачи объяснений.

Петровский вспомнил свое ощущение в отделении. Странную уверенность, что бомж сделал что-то еще более ужасное, чем банальный поджог.

— Успехов, — пожелал тогда Кравченко Тарас и поднялся.

Он почти совсем не спал этой ночью.

Зачем Тензору мог понадобиться Дронов? Тарас видел только одно применение. Максим через несколько часов, должен был превратиться в идеальное оружие убийства. Неуязвимое и неотвратимое. Стать настоящим нечеловеком. А при грамотном использовании и руководстве теряющий личность Максим мог бы превратиться в оживший кошмар из снов.

Умывшись в туалете, Петровский едва не столкнулся с секретаршей. Лизочка сегодня оказалась непривычно пунктуальна.

Лиза, существо очаровательное, прекрасное и возвышенное, была секретаршей Петровского и своего рода уникумом. За многие годы жизни Тарас не встречал более редкостной и самовлюбленной дуры. В офисе ее держали из-за великолепных форм, томного голоса и скорости печати на компьютере, по крайней мере, так уверял Антон. Впрочем, у Тараса были сильные сомнения в том, что Лизин рабочий день заканчивается на работе. Что-то вы там суетитесь, товарищ Тополев, подумал мельком Петровский.

— Доброе утро, Тарас Васильевич, — поздоровалась Лиза, включая компьютер.

— Привет, — кивнул Петровский. — Что у нас на сегодня?

Лизочка быстро окинула взглядом перекидной календарь.

— Встреча с Нелетовым, Тарас Васильевич.

— Вот, черт! — в сердцах произнес Петровский. — А перенести никак нельзя?

— Он же на симпозиум уезжает вечером, — пожала Лизочка идеальными плечиками.

— Ладно, — согласился Петровский. — Что еще?

Она наморщила лобик.

— Больше — ничего.

— Ладно, — кивнул Тарас. — Во сколько его ждать?

— В десять.

— Хорошо. Только, Лиз, сделай мне крепенького кофейку, ладно? А то никак проснуться не могу.

— Опять в офисе ночевали? — нахмурилась Лизочка, переобуваясь под столом. — Совсем вы себя не бережете, Тарас Васильевич.

— На том свете побережемся, — отшутился Петровский и исчез за своей дверью.

Разминаясь, набрал телефон Тополева.

— Доброе утро, Тарас Васильевич, — поздоровался тот.

— И тебе. Что с оцеплением?

— Пока все тихо. Народ потихоньку на работу собирается.

— Но Гальцев-то точно не ошибся?

— Точно, — усмехнулся Тополев. — Он после вашего вчерашнего клистира носится как угорелый. Сейчас спутниковые антенны в машинах размещает.

— А вот это правильно, — одобрил Петровский. — Любая мелочь сегодня сгодится может.

— Когда выдвигаем ударные группы, Тарас Васильевич? — понизив голос, спросил Тополев.

— Скоро, — только и смог ответить Петровский.

Положив трубку, он задумался. Он сам не мог понять, чего ждал. Какого-то знака, сигнала что ли? Знамения, способного изменить чью-то судьбу. Петровский даже знал, чью. Без сомнения, Максима Дронова.

Петровский сидел с коммерческим директором уже около часа, в который раз убеждаясь, что коммерция — это не его.

Тараса вообще сейчас мало что не интересовало, кроме истории с Максимом.

Ну, почему же так, размышлял Тарас, косясь на разложенные коммерческим директором красочные графики. Почему за все приходиться платить?

Почему ничего, даже бессмертие, нельзя получить просто так?

Петровский устало посмотрел на директора.

Тот водил пальцем по схеме, что-то доступно объясняя. Увлеченно так, тыкал аккуратным ухоженным пальцем.

Директор, Игорь Нелетов, был настоящим профессионалом, в бытность свою на вольных хлебах, построивший с нуля не одну крупную компанию. Тарас постарался вспомнить резюме. Вроде бы, целых четыре. Конечно, после таких успехов, Игорь немного расслабился, решил, что ему теперь все по плечу, организовал ребят с подставными фирмами и вышел на большую дорогу. Банки, кредиты и деньги сыпались как из рога изобилия. А потом его пришли убивать. Причем, из очередного подставленного банка, давшего его очередной крупной компании огромный кредит. Как банкиры с удивлением осознали позже, невозвратный.

Так Игорь Нелетов и познакомился с Петровским. Как, впрочем, и многие остальные до него.

— Вот ты, Игорь, заладил: рынок, рынок, — включился в разговор Тарас, попыхивая неизменной трубкой. — А какой для нас рынок? У нас же объемы крошечные, а себестоимость — ого-го!

— Рынок нас ждет, Тарас Васильевич, — помотал головой Игорь Нелетов. — Я уверен, попробовать можно по нескольким направлениям сразу. Наметки у меня есть, с Антоном это мы уже обсуждали.

— И что Антон? — поинтересовался Петровский.

— Он полностью согласен с моими доводами, Тарас Васильевич, — ответил Нелетов. — Кроме того, есть предложения по понижению стоимости.

— И какие?

Игорь поднял на него глаза, и Петровскому показалось, в который раз, что смотрит тот сквозь него. Увидев этот взгляд первый раз, Тарас сразу решил, что Нелетов станет его человеком. Так и вышло, однако много, много позже.

— Нам сейчас очень нужны свои химики.

— Я подумал об этом, — сказал Тарас. — Один крупный специалист уже с нами сотрудничает. Вернее, возможно скоро начнет сотрудничать. Ты что-нибудь слышал про «Сигму», Игорь?

— Это какая-то очень сильная наркота? — неуверенно спросил Нелетов. — Где-то читал или слышал, не помню. Говорят, привыкание чуть ли ни с первой дозы, нет?

Молодец, подумал Тарас. Ай, да коммерция!

— Со второй-третьей, — поправил он. — Цены на него просто — бешеные. А создатель «Сигмы» теперь в наших рядах.

Нелетов поморщился.

— Опять сыворотка? Может, не стоило ее тратить на такого…

— На какого?

— Он ведь прекрасно знал, что делает.

Петровский, прищурившись, посмотрел на него. Люди очень быстро забывают собственные грехи, подумал он.

— Во-первых, не знал, — ответил Тарас. — А во-вторых, ты помнишь, чем сам раньше занимался? Только ты, друг мой, совершенно точно знал, что делаешь. Сколько вы тогда банков кинули? Восемь, семь?…

— Двенадцать, — буркнул Игорь. — Но от этого никто не умирал.

— Всего-то два самоубийства управляющих, — покачал головой Петровский. — А вообще, нет, никто не умирал. Знаешь, приятно поговорить с бывшим Робин Гудом. Только вот с бывшим? С бывшим ли?

— С бывшим, — кивнул Нелетов. — Теперь я безгрешен, как ангел. Но мы отошли от темы.

— Да…

Нелетов взял чашку с кофе, подул и отхлебнул осторожно. Тарас немедленно вспомнил про свою.

— Намечается проблема, — сказал Игорь. — Даже с помощью вашего гения мы все равно не сумеем перекрыть весь ассортимент. Есть у нас очень сложные позиции. Например, Е — 40.

Тарас потер подбородок.

Куда же пропал Антон, подумал он. Где его черти носят?

— Но на эту позицию и спрос не велик, — сказал Петровский вслух, пожимая плечами. — Что мы можем из нее выжать?

— Ну, как же, Тарас Васильевич… Половина, да что там, все любители острых ощущений готовы будут отдать любые деньги за возможность полетать без каких-либо приспособлений. А идеальное зрение в темноте? А плавание под водой без акваланга?

— Постой-ка, постой… Е-40?… — Петровский на мгновение задумался. Потом, вспомнив о чем речь, невольно рассмеялся. — Эк, куда вы на пару с Антоном. Или это ты один придумал?

— На пару, — ответил Нелетов. По его тонким губам тоже промелькнуло подобие улыбки.

— А побочные эффекты?

— Ну, если сделать антидот и продавать дозировано…

— Антидот, — фыркнул Петровский. — Это ведь много хуже «Сигмы», Игорь, дорогой. С «Сигмы» хоть слезть можно. С трудом, но, говорят, что можно. А с Е-40 как? Это уже, извините, на всю жизнь…

— Тарас Васильевич! Для экстримальщика Е-40 — лучший выбор. Они и так жить спокойно не могут. Хорошо, давайте протестируем. Пара моих друзей-приятелей хоть сейчас готовы на стенд. Что скажите?

— Ты рассказал им? — вопросительно приподнял бровь Петровский.

— Только общая информация. Минусы и плюсы. Напирая, в основном, на минусы. И знаете, что мне сказал один из них?

Тарас сделал глоток кофе.

— Что жизнь без этой штуки для него не жизнь…, — произнес он.

Нелетов пожал плечами.

— Прямо цитирование началось…, — сказал он. — Практически так и сказал…

Тарас задумчиво поиграл пальцами по столу.

Е-40, подумал он. Мне бы проблемы твоих экстримальщиков, Игорек. С радостью бы махнулся.

— Что же, Е-40…, — вслух произнес Петровский. — Н-да… Чревато, конечно, но попробовать стоит. Что ж, делай. Проверяй, тестируй, запускай в производство…. Или в чем-то есть проблемы?

Нелетов помялся.

— Вопрос в том, что Вепрь отказывается, — сказал он. — Его можно понять — половина всех позиций проходит через его руки. Он считает, что скоро у него не останется сил. Он уже чувствует это.

— Опять Вепрь…, — нахмурился Тарас. — Уф-ф-ф… Сил у него не останется. Да на нем пахать надо! Вчера он мне признался, что был свидетелем Великой Отечественной… Каково, а? А чувствует он, что ему опять пора на Канары. Ты же знаешь Вепря, Игорь… Конечно, он уникален и незаменим. А незаменим ли, Игорь? Что-то он уже надоел со своими выкрутасами. Мы с Антоном это на днях вроде бы обсуждали…

— Пока незаменим, — вздохнул Нелетов. — Я и Антон, мы ищем варианты. Но сейчас мы никак не можем обойтись без него.

— А он, конечно же, это понимает…

— Естественно. Это понимают все. Даже Лизочка.

Недалекость секретарши шефа была в офисе притчей во языцех.

— Очень плохо, — произнес Петровский вслух. — Очень плохо, что Вепрь взял нас за горло. Он не самый плохой человек и однозначно прекрасный специалист. Без малейшего сомнения, уникальный в своем роде. Может, хотя бы ты порекомендуешь ему немного убавить аппетиты? Откровенно говоря, мне совсем не хочется что-либо менять.

— Хорошо, Тарас Васильевич. Я с ним поговорю, — кивнул Нелетов и что-то быстро черканул в блокноте. Он, как и Тополев, старался постоянно конспектировать задачи. — Что-нибудь еще?

— Да… — закончить Петровский не успел.

Разноголосыми трелями запел его мобильник.

Несколько мгновений Петровский смотрел то на поющий телефон, то на Нелетова.

— Ты уж, извини, меня, Игорь, — наконец, виновато произнес он. — Совсем времени нет. Давай, может, мы с тобой в другой раз пообщаемся?

Он дождался, пока Нелетов закроет за собой дверь, и отложил трубку в сторону.

Телефон звонил.

Петровский посмотрел на часы. Звонил не Антон.

Но почему-то Тарас был уверен, что звонит кто-то не менее важный и нужный сегодня. Может быть, с этим звонком и рождалось так необходимое Петровскому знамение?

Он поднял телефон.

— Да? — спросил Петровский.

Незнакомый неприятный холодный голос произнес:

— Здравствуйте, Тарас Васильевич.

Тарасу инстинктивно захотелось отстраниться от трубки, настольно неприкрытая неприязнь сквозила в словах.

— С кем имею честь? — осведомился он.

На другом конце раздался сдавленный смешок.

— Не узнаете? Странно. Я же ваш воспитанник.

Петровский поморщился, вспоминая. Что-то много старых друзей и знакомых появилось у меня за последние дни, подумал он мельком.

— Это Максим Дронов говорит, — подсказали ему на другом конце.

У Тарас подпрыгнуло сердце.

— Боже, Макс! — радостно воскликнул он. — Ты? Я совсем тебя не узнал. Богатым будешь. Где ты? Как ты? Мы уже все с ног сбились.

— Жив-здоров, как вы и предсказывали, — ответил Максим. — В полный рост осваиваю нового себя.

— Постой-ка, — встревожено спросил Петровский. — Ты охрип что ли?

— Ну, это вряд ли. Теперь же, благодаря вам, ко мне ни одна зараза не пристает.

— Странно как-то ты говоришь. Почему так со мной разговариваешь? Считаешь меня в чем-то виноватым?

— Виноватым? — после паузы переспросил Максим. — Если бы так считал, то говорил с вами в другом месте и совсем-совсем по другому. Уж поверьте. Почти научился. Ну, ладно. У меня к вам один вопрос, Тарас Васильевич.

— Какой?

— Почему вы мне не оставили выбора? Почему позволили им меня убить? Мне очень не понравилась роль безмолвной скотины на бойне, Тарас Васильевич! А? Объясните мне, тупому, почему мне не позволили отправить их на тот свет? Почему вы не дали порвать мне их на части?

Петровский потер лоб.

— Мы же с тобой все это обсуждали, — ответил Тарас, как можно спокойнее. — У них целая организация, Максим. Тебя бы не оставили в покое. Тебя и твою маму.

— Вы, что их пожалели?! — крикнул в трубку Максим. — Этих палачей?

И внезапно Петровский все понял.

И странный изменившийся голос, и манера говорить, и претензии, посыпавшиеся, как из рога изобилия.

Боже! Неужели у него уже началось?

Осознание непоправимого, невозможного и необратимого перехватило ему дыхание.

— Постой, Максим! — почти закричал Петровский в трубку. — Остановись! Послушай меня на секунду!

В трубке помолчали.

— Слушаю.

— Ничего бесплатного не бывает. Я говорил тебе об этом, тогда, перед твоей…. Но я не мог тебе рассказать все. Ты стал другим. Тебя совсем непросто убить, верно. Но есть и обратная сторона медали. Помнишь, я говорил тебе, что ты станешь нечеловеком?

— Конечно, помню.

— Послушай себя. Голос твой изменился. Ты готов убить любого, вставшего на пути. Тебе невыносимо хочется, ты исступленно жаждешь крови. Ты невменяем и неуправляем, Максим. Ты сейчас можешь натворить такого, о чем будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. И только я могу тебе помочь.

— Чем же?

— Существует сыворотка, — торопливо начал говорить Петровский. — Специальная сыворотка, своего рода антидот, сдерживающая ненависть, пожирающую тебя изнутри. Я много раз проходил через твое состояние, Максим. Я прекрасно знаю, что ты сейчас испытываешь. Одумайся! Всего один маленький укол и ты — в полном порядке. Приезжай ко мне, и мы все сделаем. Или нет. Скажи, где ты, я приеду. Я приеду когда и куда угодно, ты только скажи. Все должно было пойти не так. Все планировалось по-другому. Мы были уверены, что все получиться, как обычно, и что до этого, твоего теперешнего состояния, не дойдет. Ты же уже двое суток должен был быть у нас, понимаешь?

— Маленький укольчик. Я уже сделал на днях один. Помните? Жаль, что вы меня не забрали, — произнес Максим безо всякого сожаления. — Но сейчас я никуда не поеду, Тарас. У меня на сегодня запланирована встреча.

— Максим, — почти умоляюще сказал Петровский. — Ты прольешь много невинной крови. Остановись, пока не…

— Невинной?! — перебил его Максим криком. — Вы о чем?! О крови людей, которые меня убивали???

— Нет, не о них, конечно. Но и о них тоже…. Послушай…

— Нам не о чем больше говорить, — после секундной паузы сказал Дронов и отключился.

— Максим! — закричал Петровский в бешенстве.

Посмотрел на экран телефона.

«Номер не определен» горела надпись.

— Черт! — Тарас швырнул телефон на стол.

Дурак! Сопляк! Что ты делаешь, Максим! Остановись немедленно!

Петровский ткнул клавишу селектора.

— Да, Та… — отозвалась Лиза.

— Соедини меня с Тополевым, срочно, — перебил ее Тарас. — Он где-то в гараже должен быть.

— Минуточку.

— Да, Тарас Васильевич? — через мгновение всплыл в кабинете озадаченный голос Тополева. — Что случилось?

— Максим звонил, — буркнул Петровский, старательно повторяя про себя продиктованный адрес. — Началось, Антон. Он, судя по всему, все вспомнил.

— Он вчера разговаривал с матерью, Тарас Васильевич. И сегодня звонил. Мы с ней только что говорили.

— Что спрашивал?

— Уточнял телефон своей старой работы. Именно уточнял. Наверное, хотел убедиться, все ли он вспомнил правильно.

Петровский сел прямо на стол.

Все его предчувствия оправдывались. Знамение состоялось.

Максим Дронов вышел на финишную прямую. В желтой майке лидера он пер впереди, словно танк.

И надо было его опередить, во что бы то ни стало.

— Значит, так, Антон, — после паузы сказал Петровский. — Труби общий сбор. Быстро. Оцеплению передай команду на повышенное внимание. Наш Максим хочет нанести визит своим друзьям. А у него с часа на час должно начаться превращение.

— А антидот?

— Какой, к черту, антидот?! — взорвался Петровский. — Дронов у нас в офисе появлялся, что ли? Или ты не понял, Антон? Повторяю, еще раз. У него начинается превращение…

— О чем вы? Какое превращение, Тарас Васильевич? Что, вот так, прямо среди бела дня?

— Всякое возможно, Антон. Хотя, думаю, до вечера у нас время есть. Но, у него уже голос изменился, — произнес Петровский. — Это первый очень плохой признак. Так, что давай, Антон, в темпе. Я спускаюсь.

Максим Дронов

— Что будешь сегодня поделывать? — спросила Алена, намазывая бутерброд.

Утреннее солнце нерешительно заглядывало сквозь легкие шторы на кухню. Максим невольно поморщился, не отрываясь от телевизора.

— Думаю, на работу съездить, — невинно ответил он. — Да к маме в школу заехать.

По телевизору шел очередной душераздирающий репортаж о свеженайденных трупах. Четверо сгоревших рядом с Казанским вокзалом. Хладнокровное и жесток…

Алена взмахнула пультом, выключая телевизор. Отложила пульт на холодильник.

— Я же смотрел! — возмутился Максим.

— Незачем настроение с утра портить.

— Труп с утра, весь день — удачен, — заметил Максим. — Ты, что не знаешь русских народных примет?

— Ну, не сгоревший же труп.

— Зато четыре сразу. Представляешь, как повезет?

Алена поставила перед ним чашку с дымящимся кофе.

— Мне, например, и так повезло, — ответила она. — Я вообще — везучая.

— Я заметил, — съязвил Максим, поворачивая к ней надпись на чашке. Ему опять досталась эта несчастная «Daddy».

— Послушай, что с тобой сегодня? — возмутилась Алена. — Вначале полночи бродил туда-сюда. В ванную зачем-то поперся. Потом стонал, даже кричать во сне пытался. А теперь сидишь тут и просто истекаешь желчью.

— Так ты меня выгони, — не моргнув и глазом, посоветовал Максим.

— И выгоню.

Максим поднялся, достал ложку из шкафчика и присев обратно, долго мешал кофе.

— Я не знаю, что со мной происходит, Ален, — глухо ответил он, уткнувшись в чашку. — Я честное слово не знаю. Но я торжественно обещаю тебе разобраться.

Он и, правда, не знал. Всю ночь его мучили кошмары. Размытые и неопределенные — просто страшные. Тело горело, зудело и нестерпимо чесалось. Какие-то новые непривычные мысли и устремления не давали ему покоя.

И сейчас он вместо утреннего выяснения отношений страстно желал остаться один.

— Ладно, — поднялась Алена. — Давай без торжественности. Ты просто разберись. А если чем-то помочь надо — только скажи.

— Ты мне и так уже помогла, — ответил Максим.

Алена смерила его взглядом и усмехнулась, проходя в коридор.

— Только не надо прижизненных памятников, Макс, — одевая плащ, сказала она. — Будешь уходить — просто захлопни дверь. Хотя мне кажется, я это тебе уже недавно говорила.

— Вроде бы, да, — кивнул Максим.

Выпитый только что кофе внезапно встал колом в горле. Он закашлялся, сдерживая странный рвотный позыв.

— Увидимся, — взмахнула рукой Алена и захлопнула за собой дверь.

А его уже снесло с табуретки. Мучительный спазм стиснул внутренности. На корточках Дронов добрался до туалета и рывком поднял крышку унитаза. Его вывернуло наизнанку. Еще и еще.

Ощущая на губах горьковатый кислый вкус, он откинулся на стену.

На лбу выступил мелкий пот, а тело затряслось, словно в лихорадке.

— Боже, что со мной?! — прохрипел Максим.

Его снова вырвало.

Правую руку скрутило мучительной болью. Он стиснул ее, вывалившись в коридор. Поднял к глазам. Под натянутой кожей перекатывались бугристые мышцы. Странные, нечеловеческие мышцы. Мышцы скорее зверя.

Что это? Что со мной?

Ради всего святого, пожалуйста, остановите этот кошмар!

Судорогой свело ноги. Максим перестал их чувствовать практически одновременно, неловко и беспомощно вытянувшись в коридоре. Осталась только оглушающая боль намертво сведенных мышц.

Однако у него еще оставалась левая рука.

Цепляясь на коврик, Максим дополз до комнаты. Ему показалось, что он полз целую вечность. И только здесь, на пороге приютившей его комнаты, он позволил себе роскошь потерять сознание.

Максим очнулся через несколько минут.

Полежал на полу, приходя в себя, чувствуя, как утихает вырвавшееся из-под контроля тело. Впрочем, оно уже вновь к нему вернулось — снова став старым, знакомым, привычным.

Рывком поднялся.

Вышел в коридор, включив в ванной свет, облокотился на раковину. Поднял голову, ища свой взгляд в зеркале.

Превращение началось, понял Максим. То легендарное превращение, о котором столько говорил ему Петровский.

А из зеркала на него смотрел уже совсем другой человек. Старый Максим Дронов, не плохой, в общем-то, парень, умер только что на полу комнаты во второй раз. А вот новый Максим был окончательно готов к своему мщению.

Вадим Немченко

Из офиса они выехали на трех машинах.

Помня ночные наставления Голоса, Вадим взял с собой девять человек.

Сашка он посадил к себе в машину и, в качестве компенсации за вчерашнее нервное потрясение, назначил старшим. Приободренный таким образом, тот немедленно развил кипучую деятельность.

Для начала он всех проинструктировал, раздал оружие и заставил привести машины в порядок. Потом, почему-то решив, что начинается серьезная заварушка, Сашок попытался на каждого бойца напялить армейскую каску с бронежилетом. Вадим его застукал, когда Саня старательно засовывал в багажник одного из джипов ручной гранатомет, немедленно остановил, осмеял и разжаловал до простого сержанта.

После вчерашней поездки на склад у Сашка в голове что-то сдвинулось. Прибыв с утра в офис, он заперся в дежурке и принялся за рапорт. Очевидно, сочинения ему давались нелегко, потому, как текст на полтора листа сочинялся почти два часа и содержал жуткое количество грамматических ошибок. Когда же Вадим, по приезде в офис, знакомился с его творением, зеленоликий Сашок стоял рядом, вытянувшись по стойке смирно, преданно заглядывая Немченко в глаза.

— Что, все так и было? — завершив чтение, поинтересовался слегка обалдевший Немченко. Вчера сбивчивый рассказ по телефону произвел на него меньшее впечатление.

Сашок кивнул.

Вадим молча поднялся, достал из бара бутылку и налил ему стакан самого дорогого коньяка.

— А с девкой что было? — хмуро спросил он.

Вместо ответа Сашок застучал зубами о край стакана.

— Ладно, — сочувственно махнул рукой Немченко.

Вадим и сейчас, трясясь в джипе по ухабам, поглядывал на Сашка с сочувствием. Досталось парню, думал Немченко. Да и сегодня, тоже. Каски эти несчастные, гранатомет… Может, стоило взять оружие массового поражения? Может, крутовато я с Саньком обошелся?

Он посмотрел в окно.

Мелькавшие за ним пейзажи совершенно не радовали.

Место, где располагался офис Борзова, оказалось безлюдным и глухим.

Рядовая периферийная промзона, с грязными, разбитыми дорогами, обшарпанными бетонными заборами вдоль и ржавыми рельсами давно заброшенных железнодорожных веток поперек. К счастью выяснилось, что Коля, водитель машины Немченко, где-то раньше жил неподалеку и прекрасно знал эти места.

— Этой дорогой все местные забулдыги на МКАД выбираются, чтоб менты не шерстили, — популярно объяснил он. — Но некоторых все одно на выезде ловят.

Разновидность чисто русского спорта, подумал Вадим. Одни получают адреналин от роли жертвы, другие, играя в охотников. Все всё знают, но никто ничего не делает. Да, умом Россию не понять…

Даже не смотря на крепкую подвеску, их мотало и трясло в машине, как лягушек в банке. Джип иногда врезался в глубокие, напоминавшие озера, лужи и грязная вода с остервенением бросалась на лобовое стекло. Тогда все начинало походить на прогулочную экскурсию на катере с запущенной речкой в главной роли.

Но Коля как-то ориентировался.

В очередной раз, свернув по петлявшей между нескончаемых складов, гаражных стоянок и просто заборов неясного назначения, разбитой дороге, он уверенно начал парковаться.

— Приехали, — весело сообщил он.

Через размазываемую дворниками грязь, Вадим увидел большую стоянку, очередной забор и домик КПП рядом. Впрочем, КПП очень сильно смахивало на увеличенную собачью будку, на которой какой-то хозяин-гигант неровными взмахами кисти с белой краской быстро набросал адрес.

Левее будки начинался ряд больших ржавых гаражей, а правее — ломанная линия сваленных в кучу строительных бытовок, с выбитыми стеклами и зияющими пастями давно оторванных дверей.

— Зря гранатомет не взяли, — шепеляво произнес Сашок у Вадима над ухом. В самом начале пути, на первой же серьезной кочке, он пребольно укусил язык и страдал всю дорогу. — Большая ошибка.

Немченко почти готов был с ним согласиться.

Около увеличенной собачьей будки стояло две грязных по крыши «Газели» и ЗИЛ с раскуроченным двигателем. На этом празднике жизни их джипы казались пришельцами из прекрасного далёка.

Они припарковались один за другим рядом с ЗИЛом.

Немченко посмотрел на Сашка.

— Сходи узнай, — сказал он. — А то, может, по территории еще километра два пешком по пояс в грязи топать.

Не успел Сашок открыть дверь, как к машине бросились местные собаки — штук десять, с разных сторон, все взъерошенные бешенные оскаленные, настоящие городские волки.

Сашок запрыгнул обратно и умоляюще посмотрел на Немченко. Собак, как знал Вадим, тот исступленно боялся с детства.

— Ладно, — вздохнул Вадим, но произошло чудо.

Из будки вышел хмурый дед, несмотря на теплый денек, одетый в телогрейку и валенки, посмотрел на их машины с недобрым прищуром и что-то сказал собакам. Тех как ветром сдуло.

— Иди, — кивнул на деда Вадим. — Договаривайся с хозяином.

Через несколько минут ржавые, немилосердно скрипевшие ворота гостеприимно распахнулись.

Сашок, по щиколотки в грязи, помахал рукой.

Территория радовала глаз так же, как и все остальное. Раньше, до перестройки, тут, наверное, располагалась большая механизированная колонна, а потом предприимчивое руководство принялось заниматься бизнесом. Следы их коммерческой деятельности мелькали тут и там. То брошенный на произвол судьбы, наполовину разобранный экскаватор, то перевернутый трактор, то варварски разграбленный погрузчик без колес и ковша. Они обогнули несколько полуразрушенных зданий и выехали в другой мир.

Вадим даже глазам не поверил и обернулся посмотреть назад, в разруху, чтобы понять, что это не сон.

У трехэтажного аккуратного здания, обсаженного зеленью, были представлены иномарки в ассортименте. Отличная асфальтированная стоянка с разметкой и лавочки по краям. У подъезда располагалась круглая курилка. Молодые люди в строгих деловых костюмах, размахивая сигаретами, что-то горячо обсуждали. Правда, белых воротничков здесь было немного, всего трое. Все остальные, очевидно, ожесточенно строили по комфортным кабинетам светлое капиталистическое будущее.

Сашок с досадой посмотрел на испачканные по колено брюки.

— Здесь посидишь, — невозмутимо сказал Немченко, перехватив его взгляд. — Все равно, кому-то надо присмотреть за машинами.

— А водилы на что? — обиделся Сашок.

— Ты там всех людей перепугаешь.

Они припарковались подальше от здания, на самом краю стоянки. Люди Немченко быстро выгрузились из машин.

— Значит так, — сказал Вадим, обводя их строгим взглядом. — Мы — пока в гостях. Оружие — спрятать. К бабам местным — не лезть. Трое останутся внизу, по одному на лестницы. Их здесь, как я понимаю, две. Остальные — со мной. Вопросы?

— А пока в гостях — это на сколько?

— Пока я не скажу, что уже нет. Ясно? — он достал мобильник и набрал номер Борзова.

Тот взял трубку почти сразу.

— Приветствую, Вадим Дмитриевич, — радушно произнес Борзов. — Уже приехали?

— Уже внизу, — ответил Немченко. — Ты дай команду своим орлам, что бы эксцессов не возникло.

— Давно дал, поднимайтесь.

Немченко и его люди потянулись к зданию. А курилка с белыми воротничками уже оказалась пуста. Деловых строителей капитализма словно ветром сдуло.

Тарас Петровский

Почему, думал он, спускаясь к гаражу в лифте. Что же мы тогда с Антоном сделали не так? Почему Максим считает меня виноватым? Или превращение, захватившее уже его организм, не оставляет ему шансов на объективность? Может быть, он вообще уже перестал соображать, превратившись в безмозглую машину для убийства?

Лифт остановился.

Сам, подумал Петровский. Я должен увидеть его сам, чтобы дать единственную команду. Никто меня не заменит. Никто не облегчит мне ношу. Я его породил, я его и должен убить.

Но, может быть, повезет? Может быть, все еще не так плохо и не так далеко зашло?

Посмотрим, решил он. Посмотрим на месте и решим.

К его появлению все уже было подготовлено.

Обе группы сидели в машинах, готовые сняться по первому сигналу. Разошедшийся Гальцев уже закончил подключать спутник. Тарас посмотрел на его пылающее рвением лицо и, вздохнув, объявил благодарность.

Беспокоили Петровского только два отдела: сканеры нейровозмущений и погодники все никак не могли доложить о готовности.

Тополев нервничал и не находил себе места.

— Трогаемся, Тарас Васильевич? Пора? — оживился он при появлении Петровского.

— По машинам, Антон, — кивнул Тарас. — Мы с тобой поедем в головной машине.

— Что, значит, в «головной»? — оторопел Тополев. — Вы что, тоже…?

— Ну, я же заварил эту кашу…, — улыбнулся Петровский виновато.

Тарас принимал участие только в самых серьезных, жизненноважных для «Полночи» операциях.

— Тарас Васи…, — начал было Тополев.

— Обсуждений не будет, — отрезал Петровский, залезая в джип.

Через двадцать минут, когда машины одна за другой, уже окунулись в толчею городских дорог, вышел на связь отдел сканирования.

— Тарас Васильевич, — доложил Миша Токарев, начальник отдела, — район полностью под контролем.

— Что наблюдается?

— Пока деловой фон. В помещении офиса двадцать восемь человек.

— Ага, — сказал Петровский. — Значит, наш мальчик еще не появлялся. Боевиков определить сможете?

— Сейчас работаем.

— Постоянно на связи, — напомнил Тарас и отключил рацию.

Большая машина, убаюкивая, мягко скользила по дороге.

— Что-то погодники молчат, — с тревогой посмотрел Петровский на Тополева.

— Они же всегда задерживаются, Тарас Васильевич, — махнул рукой Антон. — Что сегодня готовят?

— Дождь.

— Эх, снегу бы по пояс навалить, — мечтательно произнес Тополев. — Но тогда, наверное, всех синоптиков сразу расстреляют.

Тарас фыркнул, доставая трубку.

— Проверяли уже. В начале сентября снега за всю историю ни разу не было.

— Всегда можно создать прецедент, — пожал Антон плечами.

— Их сегодня и так будет много.

Тополев нервно потер руки.

— Вы о Тензоре? Думаете, это все-таки он?

— Почти уверен, Антон, — ответил Петровский.

— Думаете, появится?

— Наверняка.

Они замолчали.

Машина еле тащилась, ежеминутно упираясь в светофоры. Утро, час-пик, пробки, Москва. Никакие кольца не спасут этот город, подумал Петровский. Только ограничения. Как на западе, например, в дневное время в машине должно ехать не менее трех человек.

— Совсем стало невозможно ездить, — отвечая его мыслям, заметил Тополев.

Петровский посмотрел на Антона и достал заветную фляжку. Быстрыми движениями отвинтил крышку.

— На, — протянул он ее Тополеву. — Глотни немного.

— Да я в порядке.

— Глотни.

Вновь ожила рация.

— Тарас Васильевич, — это был голос Егора Дремова, начальника оцепления. — С первого кордона доложили — три машины движутся к объекту. Джипы, стекла тонированные, количество людей посчитать не можем. Но, просевшие, явно не пустые. Что делаем?

— Обожди, — сказал Петровский и переключил рацию. — Миша, отзовись.

— Мы в курсе, — отозвался Токарев. — Сканируем.

Тарас ждал. А Тополев уставился на монитор, подключенный к спутниковому каналу. Изображение было плохим, занесенным помехами словно поземкой, но три темные машины выделялись отчетливо.

— Ну, что?

— Одиннадцать человек, — после паузы ответил Токарев. — Трое в головной машине. Судя по фону, девять — боевики и водитель в головной. Интересен последний. Ярко выраженный лидер, порядка сорока трех лет, аура напряженная.

— По базе проверьте, — сказал Петровский.

— Обижаете, Тарас Васильевич. Уже проверяем.

— Сразу информируй, — и Петровский переключился на оцепление.

Дремов ждал на линии, что-то тихонечко напевая себе под нос.

— Егор, — распорядился Тарас. — Пропустите машины.

— Понял.

Петровский выключил рацию и поднял взгляд на экран.

Тополев задумчиво смотрел, как три неопознанных машины стремительно приближаются к цеху.

— Совсем не жалеют подвеску люди, — заметил Антон. — Думаете, не по душу Дронова они едут?

— Меня они мало интересуют, — ответил Петровский. — Меня сейчас занимает только Максим.

Вадим Немченко

Семен Борзов оказался крупным высоким парнем с бритым затылком и тяжелым взором. Одет он был не в костюм, вернее, в костюм неделовой. Словно проспавший в летаргии все десять лет перестройки и беспредела, он щеголял в спортивном комплекте от «Адидас». Массивная золотая цепь на шее, позвякивающая поверх куртки, дополняла тягостное впечатление сильно затянувшейся умственной болезни.

— С приездом, Вадим Дмитриевич, — радушно произнес Семен. — Пошли-ка сразу ко мне.

Немченко смерил его взглядом и внезапно ощутил злость. Талантливый парень, спортсмен и умница, каким он представлял себе уже Дронова, был стерт с лица земли этим вот недалеким гопником из каменного века. Как часто и несправедливо побеждает грязь и серость, с горечью подумал Вадим.

Вслед за хозяином он прошел в кабинет. Двое ребят Немченко, игравших роли телохранителей, остались в приемной.

— А мы уже перешли на ты? — нахмурился Вадим, присаживаясь в кресло.

Семен осекся.

— Ну, между коллегами…, — развел он руками.

— Ну, какие мы с тобой коллеги, дружок? — спросил Немченко холодно. — Ты и я — это как небо и земля, понимаешь? И не в десны с тобой целоваться я приехал. Мне нужен Максим Дронов.

Стриженная лысина Семена позеленела от злости.

Давай, давай, весело подумал Вадим. Вот, только дернись, дружок. Даже Шептун мне не указ при таком раскладе.

Очевидно, Семен это тоже понимал.

— Его у нас больше нет, — ответил он, проявляя чудеса выдержки. — Уволился.

— И вы его так просто отпустили? Печать-то поставили в трудовой книжке?

— Он отличный специалист…, — начал было Семен, но Немченко его оборвал, навалившись на стол и почти вплотную приблизившись к его, вдруг ставшим отвратительным вблизи, лицу.

— Не парь меня, парень, — просто сказал Вадим. — Где и когда вы его слили?

— А кто он тебе? — рефлекторно отшатнулся Семен. — Ты кто такой вообще?

— Не хами, пацан, — не меняя позы, ответил Немченко. — Отвечай лучше.

— Да я…, — рука Борзова дернулась к телефону.

— У меня девять человек, Семен, — сказал Вадим. — Только здесь. И в данный момент они не в нарды играют.

Семен покачался на кресле. На лице отразилась огромная мыслительная работа.

Его рука прошла по кругу от телефона и схватилась за край стола.

— Ладно, — с натугой произнес он. — Правда ваша.

— Где и когда?

— Позавчера в Битце, — ответил Семен.

— Пять баллов, — откинулся в кресле удовлетворенный Немченко. — Ведь умеешь же разговаривать по-людски. Как дело было?

— Как обычно, — глухо произнес Семен. — Порезали немного. А потом, как всегда, контрольный в голову.

— Ты сам?

— Сам.

Вадим достал мобильный телефон из кармана. Набрал номер.

Голос отозвался сразу, словно ждал.

— Тут с тобой поговорить хотят, — сказал Вадим вместо приветствия и протянул трубку Семену.

— Расскажи ему все, как мне, — произнес он. — И, желательно со всеми деталями.

Пока Семен подвергался обстоятельному допросу, Немченко осматривал кабинет. Очевидно, деньги у хозяина водились. Отделано все было на совесть, явно дорого, но местами безвкусно и эпатажно. Бич всех лохов, дорвавшихся до денег, философски подумал Немченко. Ну почему вместе с деньгами люди не получают обычно хоть немного вкуса и интеллигентности?

Семен протянул телефон обратно.

— С вами поговорить хотят.

Немченко взял трубку.

— Да?

— Странно, — сказал Голос. — Очень, очень странно. Никак у меня не сходятся концы с концами. Ты, вот что, Вадим. Посиди там у него немного. Кофейку попей. Вот-вот что-то должно случиться. Сегодня это место самое активное. Грядет.

— Что?

Голос помолчал.

— Не знаю, — ответил он. — Но будь готов бросить все и уносить ноги. Даже людей своих.

— Все так серьезно? — напрягся Немченко.

— По-моему, да. И звони сразу, как только что-то изменится.

— Да, объясни толком!

Голос вздохнул.

— Сам не знаю.

Он отключился.

Вадим сунул телефон в карман и встретился с напряженным взглядом Борзова.

— Что происходит? — спросил Семен. — Это что, Максов родственник был?

Ответить Немченко не успел.

На столе Семена зазвонил городской телефон.

Борзов дернулся, как от удара.

— Возьми лучше, — сказал Немченко спокойно. — Уверен, это точно тебя.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Семен негнущимися пальцами поднял трубку.

— Алло, — сказал он.

Ему что-то ответили. Вадим расслышал ровный мужской голос.

Кто это? Голос? Шептун?

Внезапно глаза Семена округлились, а лицо пошло пятнами. Рука с трубкой около уха явственно задрожала.

Немченко, привстав, обратился в слух.

Это был странный монолог. Кто-то на другом конце монотонно говорил, а Семен, не в силах бросить трубку, трясся, но слушал. Его руки словно прилипли к телефону, и никакая сила не смогла бы их сейчас, наверное, оторвать.

Наконец, на том конце повисла тишина, сменившаяся короткими громкими гудками.

Разговор был окончен.

Борзов медленно опустил трубку.

Руки его ходили ходуном, а лицо было мокрым от внезапного пота.

Он поднял затравленные бегающие глаза на Вадима. У Немченко едва не открылся рот от удивления.

Сидящий перед ним молодой парень за несколько мгновений телефонного разговора постарел лет на десять.

— Это звонил Максим, — еле выговорил Семен Борзов. — Ваш мертвый Дронов обещал приехать ко мне в гости через час. Просто так. Поговорить.

Вадим машинально бросил взгляд на настольные часы.

Они показывали ровно одиннадцать двадцать четыре утра.

Тарас Петровский

Когда до места осталось совсем немного, прямо перед въездом на разбитую дорогу, начал собираться дождь. Погодники старательно сгоняли тучи со всей Москвы. Небо над головой быстро и неотвратимо набирало глубокую синеву, кое-где уже переходящую в беспросветную темень.

— Минут через десять-пятнадцать начнется, — сообщил начальник отдела. — Постарайтесь проскочить плохой асфальт.

Машины уже тряслись на ухабах. Тополев вцепился рукой в ручку над дверью.

— Постараемся, — ответил Петровский, — если здесь вообще его найдем. А что, ожидается светопреставление?

— Ожидается сильный дождь, — безразлично ответили ему. — Все как заказывали.

— Ну и дорога! — не выдержал Тополев.

— Разве ж это дорога? — усмехнулся Андрей Васильевич — бессменный водитель Петровского. — Название одно.

Петровский связался с Токаревым.

— Ну, как там, Миша?

— Тихо пока. Машины проследовали на объект, прошли ворота, остановились возле офисного здания. Десять человек, включая лидера, поднялось внутрь. Водитель головной машины остался внизу.

Петровский посмотрел на монитор. Изображение не улучшилось. Здание и припаркованные около него три джипа все так же терялись иногда в зеленоватых всплесках помех. Кто же прибыл в них, в этих машинах? Дронов? Нет, не может быть. Откуда у него могут быть джипы, да и вообще друзья? Тогда кто? Подкрепление для Борзова?

— Ауру нашего лидера идентифицировали? — спросил Тарас.

— Нет пока. Работаем.

— Ладно, — закончил разговор Петровский. — До связи.

Они уже подъезжали. Машины одна за другой сворачивали с главной дороги. Осенняя грязь заливала лобовые стекла, и дворники еле справлялись, размазывая ее, и старательно приоткрывая на считанные мгновения окружающий безрадостный пейзаж.

Егор Дремов, закутавшийся в плащ-накидку, безмолвной статуей ждал у гаражей.

— Залезай, — сказал Тополев, открывая дверь, когда машина остановилась.

Егор был взъерошенный, мокрый и давно продрогший.

С ларингофоном рации и накинутой на плечи офицерской плащ-накидкой он сильно смахивал на спецназовца из какого-то российского боевика. АКСу в руках дополнял впечатление.

— Ну, что? — осведомился Петровский, когда он, наконец, забрался на переднее сиденье.

— Готовы и бодры, — улыбнулся Егор, сбрасывая капюшон с головы. Его зубы непроизвольно постукивали.

— Вижу, что бодры, — заметил Петровский. — Кофейку организуй, Антон, для нашего героя.

— Там мои с камерами сидят, если что, — напомнил Егор. Его автомат неприятно лязгнул о дверь.

— Ну, что же, подождем, — кивнул Петровский.

— Как полагаете, Тарас Васильевич, долго ждать будем? — спросил Тополев, доставая термос с кофе для продрогшего Дремова.

От нервного напряжения его начало подтрясывать, и он никак не мог налить кофе в крышку. Андрей Васильевич молча отобрал термос, молча налил до краев и безмолвно передал напиток Дремову.

Тот зашипел, обжегшись.

— Я думаю, нет, — ответил Петровский, не отрываясь от монитора. — Егор, сколько отсюда до КПП?

— Около трехсот метров, — ответил Дремов. — Эта дорога параллельно подъездной идет. Если напрямки срезать, то до КПП вообще рукой подать. А с нашей оптикой мы вообще окажемся в первых рядах.

— Значит, успеем вмешаться в случае чего?

— А мы собираемся вмешиваться? — удивился Тополев.

— Нет, Антон, — посмотрел на него Петровский. — Мы собираемся попить кофейка на природе.

— Эх, — внезапно вздохнул Андрей Васильевич. — Какая тут природа — так, только название одно.

Небо темнело с каждой минутой.

Петровский стоял, дымя трубкой и, глядя на крышу КПП неподалеку, ждал. Пока, он, к несчастью, больше ничего не мог сделать. Оставалось только ждать и надеяться, что Максим Дронов сегодня все-таки появится.

Место для наблюдения Егор и вправду выбрал превосходное. Слева и справа — ржавые облупившиеся гаражи, а сразу впереди — прогалина, полого спускавшаяся к соседней дороге. Эта дорога упиралась в укатанную площадку перед КПП. Чуть поодаль ворот стояли машины: две пассажирских «Газели» и старый грузовик. Петровский даже отсюда видел, настолько его потрепала жизнь и ржавчина.

Дремов оторвался от установленного на штативе бинокля.

— Тихо пока, — сообщил он. — Никакого движения. Словно вымерло все вокруг.

— Затишье перед бурей, — согласился Петровский, выколачивая трубку. — Как-то мне все это не нравится, Егор.

— Мне тоже, Тарас Васильевич, — признался Дремов.

Тополев распахнул дверь джипа.

— Тарас Васильевич! — позвал он. — Михаил на связи.

Петровский кивнул.

— Ну, что там, Миша? — спросил он, забираясь в машину.

— Наметилось движение, Тарас Васильевич, — сообщил Токарев. — Здание офиса разгорается. Эпицентр на левом крыле. Боевиков в здании, не считая прибывших, десять. Двое начали перемещение на КПП.

Петровский покосился на две движущиеся по монитору точки.

— Видим, Миш, — кивнул он. — Разворошили гадюшник.

Он посмотрел на Тополева:

— Вот только кто разворошил?

— Дронов? — предположил тот.

— А может, вновь прибывшие?

Антон пожал плечами.

— Мало информации, Миш, для каких-нибудь выводов, — с досадой произнес Петровский. — Очень мало. Мы плаваем, словно котята слепые.

— Чем можем, Тарас Васильевич, — отозвался Токарев.

— А это что? — ткнул пальцем в монитор Антон.

Там, у здания офиса, возникли и быстро двинулись к КПП несколько точек.

— Что это там за движение, Миш? — насторожился Петровский.

— Эвакуируют гражданских, — после паузы ответил Токарев. — Девять человек: бухгалтера, секретари, курьеры.

— Свидетелей убирают, — понял Тарас.

— Наверное, — согласился Михаил.

— Отлично, приняли, — кивнул Тарас. — На связи.

Он открыл дверь машины.

— Как там, Егор?

— Суета какая-то началась, — отозвался Дремов, не отрываясь от бинокля. — Пока понять не могу. Двое типов при оружии деда с КПП выпроваживают. Он им что-то доказывает, а они его усаживают в «Газель».

— Деда хотя бы пожалели, — заметил Тополев.

— Ага, — сказал Дремов и поднял голову от окуляров. — Тарас Васильевич, дамочки появились. Тоже в «Газель» загружаются. Испуганные какие-то, спешат.

— С ними никого больше?

— Нет вроде. Какие-то проблемы наметились. Дед машет руками и не хочет уезжать. Один из парней на КПП что-то докладывает по рации.

— Видим, — отозвался Петровский, глядя на экран. От офисного здания засеменила одинокая черная точка. — Кто-то очень спешит к деду на выручку.

— Нет, Тарас Васильевич, — произнес после паузы Дремов. — Совсем не на выручку.

Вадим Немченко

Борзов не отвечал, отключившись от мира, уйдя в себя.

Вадим потряс его за плечо. Тщетно. Тот словно впал в кому.

Немченко набрал номер Брежнева.

— Что? — отозвался Голос.

— Занят? — съязвил Вадим.

— Немного.

— Дронов обещался быть через час.

— Вот как! — обрадовался Голос. — Отлично!

— Мне-то что делать?

— Наблюдать.

— Слушай, а может ну его к черту, а? Что-то мне все это совсем не нравиться.

— Испугался?

— Чувствую себя лишним на грядущем празднике.

— Мне нужен Дронов, — напомнил Голос.

— Но мне-то — нет.

— А наша дружба?

— Может быть, ты подтянешься? Для ее укрепления?

Голос промолчал.

— Ладно, — после паузы, кивнул Немченко. — Что мне ждать от мертвеца, который не мертв?

— Убери всех свидетелей — это первое. Не убивай, конечно, просто — вывези. Забаррикадируй двери и окна — это второе, на всякий случай. Третье, расставь людей внизу и на уязвимых точках.

— Что — осада намечается? — оторопел Вадим.

— Просто надо быть ко всему готовыми.

— Ладно, — повторил Немченко. — Держи меня в курсе.

Он выключил телефон и с удовольствием выматерился. Посмотрел на немого Семена и поднялся. Вышел в приемную.

Симпатичная секретарша Борзова подняла голову от монитора.

— Звать-то тебя как? — поинтересовался Немченко.

— Марина.

— Значит так, Марина. Шеф ваш приболел немного. Поэтому рабочий день на сегодня заканчивается, понимаешь? Быстро собирай всех ваших секретарей, там, бухгалтеров и давайте-ка отсюда.

— Это как?

— А вот так, — ответил Вадим. — Проблемы вам лишние нужны?

— Н-нет.

— Тогда в темпе.

Она нерешительно поднялась со стула.

— А Семен Валентинович?

— Я о нем позабочусь.

Марина открыла шкаф, сняла плащ с плечиков и подняла сумку.

Вадим ждал.

Через мгновение она была собрана.

— Всем остальным скажи, чтобы в холл спустились, — вслед ей сказал Немченко.

Его ребята, сидевшие на диване, поднялись.

— Наших всех — в холл, — приказал Вадим. — С оружием. И быстро.

Поскрипывая по паркету, Вадим вышел в коридор. Сотрудники Борзова метались по кабинетам.

Пробежала какая-то девушка с охапкой бумаги в руках. За ней тянулся след из выпавших листов.

— Все — вниз! — громко прокричал ей вслед Немченко. — Всех жду внизу.

Неторопливо он спустился вниз по лестнице.

Они его уже ждали.

Вадим мысленно пересчитал женщин. Девять. Нервно перешептывающихся, напряженных, кое-как собранных.

— Это все? — спросил Немченко.

— Да, — кивнула секретарша Борзова.

— Остальные где? — покосился на Сашка Вадим.

— Остальные — в конференц-зале, — осклабился тот. — С нашими.

— Хорошо, — кивнул Немченко. — Так вот, дамы. Сейчас загружаетесь в машину и уезжаете. Думаю, скорее всего, можете начинать искать новую работу.

— А печать в трудовой? — пискнула совсем крохотная девчушка с краю.

Вадим в затруднении потер бровь. Посмотрел на Сашка. Тот молча пожал плечами.

Сейчас придет недавно умерший дядя Макс, подумал Немченко. И всем вам с радостью проштампует трудовые.

— Позже заедите, — ответил Вадим. Если будет куда заезжать, договорил он мысленно. — Так что, девушки, в добрый путь.

Дед, дежуривший на КПП, оказался бодрым и упрямым. Пока его «Газель» загружали женским персоналом, старый вояка, услышавший о пресловутых проблемах, стал настойчиво рваться в бой. Сашок его еле уговорил, назвав миссию эвакуации и спасения самой важной на текущий сложный момент. Дед отдал ему честь и только тогда согласился уехать.

Место деда заняли два героя из команды Борзова тоже, в общем, ничего не понимавшие и требовавшие свидания с шефом. Или с Шептуном, как минимум. Вадим им пообещал это свидание через пару часов устроить. Не мудрствуя лукаво, оставшихся людей Семена он разместил на четырех возможных входах.

Самым плохим во всей ситуации было то, что Немченко не знал, с чем или с кем придется иметь дело. Восставший из мертвых паренек Вадима не беспокоил совершенно. Он был уверен, что легко сумеет отправить его обратно.

Его занимали слова Голоса о том, что придется уносить ноги, бросая своих людей. Так Вадим не поступал никогда. Его просто мутило от этой мысли.

Что же будет, размышлял Немченко, раздавая сухие указания. Наверное, их будет много. Но неужели мы с почти двадцатью бойцами не сумеем выстоять? В здании, за толстыми бетонными стенами?

А, может, свалить? Быстро загрузиться в джипы и помахать Борзову рукой? Н-да, и встретиться с Максимом в чистом поле…? Да еще поиметь Голос в качестве личного врага?

Или может, дождавшись Дронова, сдать Семена?

А если ему уже нужен будет не только Семен?

Эти и многие вопросы роились в его голове, пока они с Сашком быстро проверяли комнаты на первом этаже. Только в двух кабинетах на окнах не оказалось стальных решеток и, по приказанию Вадима, их закрыли, а вынесенной мебелью тщательно завалили двери.

— Быстрее, — подгонял людей Немченко.

— А ты кто такой, что бы нами командовать? — поднял голову один из команды Борзова, коренастый крепкий парень с конопатым лицом и заячьей губой.

Вадим смерил его взглядом.

— Саня, — позвал он через плечо. — Объясни человеку.

Через мгновение любознательный человек уже лежал на полу, сплевывая кровь из разбитого рта.

— Понял? — спросил его Немченко, присев рядом на корточки. Поднял голову и обвел взглядом всех остальных взглядом. — Никаких проблем общения у нас больше не будет. Если вы хотите выжить в каше, которая вполне может сейчас состояться, то слушайте меня молча и без дурацких вопросов. Если нет, то можете подняться к своему шефу в кабинет и посмотреть, как он там сопли размазывает. Всем понятно?

Выжить, очевидно, хотели все.

Вадим протянул руку любознательному крепышу и помог ему подняться на ноги.

— Вопрос первый, — сказал Немченко, — где у вас оружейка, сколько там патронов и где ключи. Вопрос второй — есть ли здесь автоген и умеет ли кто-нибудь им пользоваться.

Тарас Петровский

Девять точек исчезли одна за другой в немедленно тронувшемся с места квадратике «Газели».

— Что там внутри творится, Миша? В здании? — спросил Петровский.

— Укрепляют входы, — отозвался Токарев. — Судя по возросшей активности, лихорадочно готовятся к возможной атаке.

— Придет Максим все-таки, — удовлетворенно откинулся в кресле Петровский. — Не зря мы здесь уже полдня сидим.

Он высунулся из джипа и окликнул Дремова.

— Своим скажи, Егор, пусть «Газель» с гражданскими выпустят. Не зачем их в это дело впутывать.

— Хорошо, Тарас Васильевич, — кивнул Дремов и что-то тихо произнес в рацию.

— Где же наши погодники? — поднял голову Тополев, доставая термос. И словно сглазил.

Внезапно над машиной ослепительно сверкнуло и через мгновение громыхнуло так, что заложило уши.

Тополев непроизвольно пригнулся, расплескивая на себя налитый кофе из крышки.

— Вот гады! — воскликнул он. — Никогда не могут без дешевой театральщины!

— Егор! — позвал Петровский. — Тащи сюда свой наблюдательный пункт!

По опыту Тарас знал, что если уж погодники «Полночи» принимались за дело, то выполняли они его не на пять и не на пять с плюсом. Только на все верные десять.

Дремов едва успел выдернуть треногу. Закинул ее в багажник, захлопнул дверь и только забрался в машину, стискивая бинокль, как небо, ставшее уже окончательно черным, разверзлось.

Снаружи начался дождь.

Не сильный дождь, не дождище, а настоящий тропический ливень. Вся земля, насколько хватал глаз, вспенилась за считанные мгновения огромными взрывающимися пузырями, воздух исчез, превратившись в упругое водяное марево, а на расстоянии нескольких метров почти ничего не стало видно. Машину затрясло, как в лихорадке. Судя по бухающим ударам, казалось, что дождь идет не только сверху, но и снизу, с боков.

— Так они нас вместе с этой фабрикой к чертям собачьим смоют, — пробормотал Тополев.

Петровский схватил рацию.

— Погодники! — закричал он неистово. — На связь! Кто там есть, Колунов, Штольц?!

Сверху снова прогрохотало.

Рация захрустела помехами.

— Погодники?!

Рация молчала.

— Егор? — посмотрел на Дремова Петровский.

— Да что происходит, господи? — безнадежно щелкая своей рацией произнес Дремов. Очевидно, команда на пропуск «Газели» оказалась последней.

Тополев поднял мобильный телефон.

— Не работает, — сказал он. — Вообще нет приема.

— Итак, мы остались без связи, — констатировал Петровский.

Тополев обвел салон бессильным взглядом и остановился на Андрее Васильевиче. Тот только развел руками. Антон посмотрел на монитор.

Там все еще шла картинка.

— Кто-то отрубил нам основные частоты, но спутник работает, — произнес Петровский. — Только не видно ничего толком. Чертов дождина!

Егор грустно посмотрел на запотевшие стекла и молча сунул бинокль в бардачок.

— Слепы и глухи, — согласился Тополев.

А вокруг машины безумствовал ливень.

Первый сигнал о начавшейся атаке они получили через несколько минут.

Джип качнуло, словно лодку в стремнине. Потом еще раз. Еще.

— Это что? — открыл стекло Петровский.

Ледяной ветер и холодные капли дождя ворвались в машину. Мимо машины стремительно пронеслись две собаки. Потом еще одна. Через секунду — другая, поскользнувшаяся в грязи и врезавшаяся в джип. Коротко взвизгнув, она поднялась и продолжила бег.

Бег в сторону фабрики.

— Что за…? — открыл рот Дремов.

Антон уставился на дрожащую размытую картинку.

Там тоже творилось что-то странное.

— Что это, Тарас Васильевич? — оцепенев, спросил он.

Со всех сторон к огороженной территории бывшей мехколонны стекались быстро движущиеся маленькие точки. Их с каждой минутой становилось все больше и больше, а около прямоугольника КПП через мгновение уже зашевелилось большое расползающееся на глазах черное пятно.

Петровский резко распахнул дверь и в салон ворвался грохот дождя, запах свежести и сырой земли. Ледяной ветер жадно ворвался вслед.

Вновь полыхнула ветвистая молния через все небо.

Петровский чего-то ждал, напряженно прислушиваясь.

А на мониторе около КПП уже бурлила черная крупная клякса.

— Тарас Васильевич! — жалобно позвал Тополев.

— Слышишь? — спросил Петровский.

Сквозь шум дождя донесся выстрел, второй.

Потом быстро захлебнувшаяся очередь.

Грянул гром.

И под его смолкающие раскаты они услышали совсем рядом дикий нечеловеческий вопль.

Петровский выругался.

— Это Максим, — сказал он. — Мы его упустили. И наш мальчик пошел на штурм.

Вадим Немченко

Голос позвонил когда, вздымая пыль, ребята Немченко уже заканчивали выволакивать цинки из оружейки. Автогена не нашли, поэтому пришлось входные двери просто заваливать мебелью.

— Как протекает подготовка к встрече? — поинтересовался Голос.

— Гражданских отправили. Комнаты перекрыли, а люди расставлены. Нам же не привыкать, — ответил Вадим. — Что, появились дельные рекомендации?

— Я недооценил Дронова, — просто сказал Голос. — Этот парень — талант. Уйти вы уже точно не успеете. Поэтому, запоминай главное. Во-первых, забаррикадируй входы как можно тщательнее, — Вадим машинально посмотрел по сторонам. Создавалось впечатление, что Голос его прекрасно видит. — Второе, людям своим, если ты их сохранить хочешь, дай команду не стрелять ни в коем случае. Только упредительно. Только.

— Ты, как я понял, не появишься? — осведомился Вадим с иронией.

— Далее, — вместо ответа сказал Голос. — Держи связь постоянно. И будь готов выдать Борзова по первому требованию. Встреча с Дроновым для нас внезапно превратилась в настоящую осаду.

— В смысле, для меня, — уточнил Вадим. — Разве ты этого не предвидел? И вообще, не понимаю, что, его дядя бригадой спецназа заведует? Никаких упоминаний об этом в его личном деле я не встречал. Как этот Дронов нас отсюда выкуривать собирается, а? Где же он столько людей-то наберет?

Голос помолчал, очевидно, подыскивая верные слова.

— Не людей, Вадим, — после паузы произнес он. — И это самое страшное.

Немченко вспомнил почему-то ораву зомби с автоматами наперевес из компьютерной игры «Дум», которую, как и все, наверное, он освоил первой из всего прилагавшегося к его новой 286-й машине программного обеспечения. Его пробила испарина. О других персонажах игры даже и думать не хотелось.

Он поднял взгляд на стоявшего рядом Сашка.

— Проверь, как завалены входы, — произнес Немченко озадаченно. — Наших — на второй этаж, к окнам. И предупреди, чтобы стреляли упредительно. Только так, понял?

— Нет, — честно ответил Сашок.

— Так, чтобы пройти к зданию не могли, — объяснил Вадим.

— А чего, много народу намечается? — поинтересовался Сашок.

— Не людей, — ответил Вадим и снова поднял мобильник. — А кто будет-то?

— Собаки, — ответил Голос. — С ним идет очень много собак.

— Там собаки будут, — ответил Вадим Сашку, еще не осознав толком услышанное. — За каждую мертвую шавку ты мне лично головой ответишь.

— Собаки? — растерялся Сашок.

— Быстро! — гаркнул Вадим.

И тут до него дошло.

— Ты что, издеваешься? — осведомился Немченко в трубку. — Какие, к черту, собаки? Ты что? Что они нам сделать-то смогут? Да мы их тут штабелями навалим. Где он их столько наберет?

Голос вздохнул.

— Ты удивишься, Вадим, — ответил он. — Через несколько минут ты очень, очень сильно удивишься.

За окнами ослепительно сверкнуло и от зловещего раската грома содрогнулось все здание. Неистовый ливень замолотил по окнам.

— А я уже, — пробормотал Немченко.

Он вышел в коридор, по которому ветер гонял оброненные листы бумаги. За окнами грохотало, а из разбитых окон несло холодом, дождем и осенью.

Вот и наступил твой самый длинный день, подумал Немченко. Вот ты старик и допрыгался. Что же знал, что ты закончишь свою жизнь в брюхе какой-нибудь изголодавшейся по крови собаки?

По лестнице скатился Сашок.

— Все на местах, Вадим Дмитриевич, — доложил он, волоча огромный позвякивающий мешок. — Автоматы розданы, боеприпасами снаряжены. Наши проинструктированы. Четверо в комнатах главной части, четверо — в задней.

— Ребята Борзова? — бросил Немченко.

— Все на первом этаже. Парами прикрывают входы.

— А в мешке что? — поинтересовался Вадим.

— Магазины.

— Это ты хорошо придумал, — одобрил Немченко. Его не покидало странное ощущение, что он что-то забыл впопыхах. Нечто важное.

— Где остальные? — спросил он, стараясь отделаться от этого неприятного ощущения.

— На третьем этаже, в фойе сидят, — сказал Сашок. — Ума не приложу, что с ними делать.

— А ты пока и не прикладывай, — посоветовал Немченко. И тут он понял, о чем забыл. Вернее, о ком. Ему стало совсем нехорошо.

— Слышь, Сань, — произнес он нервным шепотом. — А где наш водитель Коля?

Вожак стаи

Он шел под обжигающими холодом струями дождя. Ненависть сжигала его изнутри. Он стал оборотнем, получеловеком-полуволком, а тело его трансформировалось, с каждым шагом все больше теряя человеческие черты. Он становился огромным и всесильным, почти богом. Одиночества больше для него не существовало.

Вокруг, с ним, были младшие братья, свирепые, безжалостные братья по крови. Их шерсть стояла дыбом, поджарые тела были напряжены, а морды оскалены. Их становилось больше с каждой минутой.

Его черная ненависть огромная, похожая на колышущуюся паутину, растекалась по свалкам, помойкам и заброшенным складам, она звала за собой все новых и новых, и они выбирались из своих будок, потайных лежбищ и теплых укромных углов. Зов вечности, зов страха и зов крови все они знали с детства. Вожак стаи звал их, и они шли вслед, такие же ненавидящие, жаждущие крови, иступленные.

У знакомых ворот оборотень остановился, сдирая с остервенением ставшую внезапно тесной рубашку. Дождь и ветер он желал ощутить всем своим новым телом.

Когда-то другой, тот, кем он был раньше, слабый обычный человек по имени Максим Дронов, приезжал сюда каждый день, предъявлял пропуск и шел через эти самые ворота к себе, на любимую работу. А потом его убили. Безжалостно, хладнокровно, ни за что.

Но его убийцы ничего не знали об оборотне. О том, что, убивая в лесу одного, они рождают другого. Из адова пекла, из самой темноты.

Оборотень не спеша, огляделся, вспоминая отрывки из другой чуждой для него жизни.

Пространство перед ним бурлила телами и мокрой шерстью, оскаленными пастями и ослепленными яростью бусинками глаз. Было еще одно. Пьянящий запах, объединяющий всех. Долгожданный запах человеческой крови.

Он поднял голову.

— Максим?! — внезапно закричал кто-то из КПП.

Кто такой Максим, подумал оборотень. Здесь только я. Несущий смерть.

Он поднял руку, и меньшие братья, нетерпеливо повизгивая, начали расступаться, освобождая ему путь. Скоро, сказал им он, вожак стаи. Скоро мы вкусим, братья, крови. Ненавистной человеческой крови.

Дверь КПП дрогнула, приоткрываясь. Из образовавшейся щели кто-то высунулся с автоматом наперевес. Лицо человека, теперь перекошенное от ужаса, показалось ему смутно знакомым. Он был там, в лесу. Этот человек тоже убивал меня, другого, прошлого.

— Ты как?! Мы же…! Что происходит?!

Задрав голову к черному небу, оборотень завыл, и его вой подхватили сотни глоток. И все они знали слова той вечной, как звезды, первобытной песни, которой боятся двуногие и которая повергает их ниц. Мы вместе, братья. Мы идем.

Оборотень не знал ответов на вопросы того, с автоматом. В его глазах все они были уже мертвецами.

Те из братьев, кто возглавлял шествие, метнулись к двери. Визг и вой слились с грохотом грома и шумом дождя. Вот и выстрел — смертельный. Собачий визг. Теперь второй, третий…

Братья… Гибли…

Стрелять в него принялись, когда до будки оставалось всего несколько метров. Пули вонзались в неуязвимое тело, и лишь усиливали клокочущую внутри ярость. Боли оборотень не чувствовал. Теперь на руках тех, в будке, была не только его кровь. Но и кровь младших братьев, требовавшая немедленного отмщения.

Удар в грудь, в плечо.

Он шел.

Пуля вонзилась в правый глаз, лопнувший кровью.

Он шел.

Там, внутри КПП, кто-то исступленно закричал.

Ногти быстро утолщались, темнели, становясь острыми, мощными когтями, прорывая дурацкую нежную кожу, а то, что прежде было пальцами, стало расти и удлиняться. Через мгновение они превратились в огромные широкие лезвия.

Оборотень шел.

Он вспорол металл когтями, как консервную банку, и снес тяжелую дверь одним ударом плеча. Первого человека отбросило на пол, второй успел отскочить в глубь комнаты, обжигая руки о горячий ствол автомата, шипя от боли. Их лица были перекошены от ужаса.

Они еще не знали, что такое настоящий ужас. Но оборотень нес на своих плечах это сокровенное знание. Он отшвырнул изуродованную дверь наружу.

Его когти с легкостью вошли в слабую человеческую плоть первого, лежащего на полу. Оборотень поднял его в воздух, заглядывая в выпученные глаза.

— Максим…, — прошептал тот. — Как же ты…?

Смерть, решил для него оборотень и резанул воздух другой рукой.

Голова человека отлетела от тела к проходу, оставляя за собой след из крови и оборванных артерий.

— Г-гд-де С-сем-м-мен-н? — пророкотал оборотень, повернувшись к второму. Тот, раскинув руки, распластался по стене комнаты, становившимся взглядом следя за агонизирующим на когтях телом.

Слова давались оборотню с трудом. Это было, скорее, рычание волка, а не человеческая речь.

— В… В оф-ф-фисе…, — пролепетал, заикаясь человек. — Т-ты не убьешь меня?…

Оборотень посмотрел ему в остекленевшие глаза и поднял оторванную голову с пола.

— Т-теб-бя уб-бьют-т б-бр-р-рат-тья, — прорычал он и вышел под проливной дождь.

Огромная молния расколола небо.

Оборотень остановился, с наслаждением задрав полуморду-полулицо. Трансформация еще шла. Он чувствовал, как кости растут, крепнут, удлиняются, становятся другими, как молодая шерсть, раздвигая кожу, лезет через поры наружу. Скоро я окончательно стану волком, подумал он. Безжалостным нечеловеком.

Братья бросились следом, вовнутрь КПП.

Сзади нечеловечески дико закричал тот, второй, оставленный им на растерзание.

Оборотень обошел будку и посмотрел назад. Стоянка и дорога за ней представляли собой сплошное море грязно-бурых мокрых тел. Ворота трещали под их напором.

«Пора открыть голодным братьям проход», — подумал он.

Лезвия легко вспороли тонкий металл. Оборотень кромсал ворота, отбрасывая в стороны куски металла.

— Ба-ам…, — разлетелась одна створка.

Нетерпеливые тела хлынули в образовавшийся проход, падая и оскальзываясь в грязи.

— В-в-впер-ред бр-р-ратья! — взревел оборотень, отрывая вторую створку. — Впер-ред-д!

Вадим Немченко

Коля расслабленно лежал на откинутом сидении и наслаждался Энией, когда Немченко, распахнув дверь, молча и быстро стащил его на землю.

— Э! Ты че…? — едва успел возмутиться водитель, а Вадим уже волок его за шиворот к заднему входу.

— Быстрее, черт! — выругался он, швыряя ничего не понимающего Колю в руки парней Борзова.

Он залетел следом, переводя дыхание.

Сзади лихорадочно быстро заваливали проход.

— Стрелять умеешь? — посмотрел Немченко на затравленно озирающегося Колю.

— Да, шеф. А что случилось-то?

— Дождь сильный начался, — буркнул Вадим, вытирая пот со лба. Его куртка лоснилась от воды. — Переживали мы очень.

Он посмотрел на Сашка.

— Выдай ему ствол и посади наверх.

Саня кивнул.

Немченко посмотрел на ребят Борзова.

— Держитесь, хлопцы, — только и смог сказать он. — Держитесь сами и держите дверь. Если хоть одна тварь проскочит — нам всем хана.

Те переглянулись, передергивая затворы.

— Ну, тогда, с Богом.

— Твою мать, да что здесь происходит-то? — неуверенно ругнулся сзади его водитель.

Вадим смутно помнил, как оказался внизу, у главного входа. Только что вроде бы давал последние инструкции наверху, как уже смотрел через разбитое стекло широкой заваленной мебелью двери прямо на площадку перед зданием. Ощущение времени смазалось и стало гибким, словно резина.

Вокруг было мертвенно тихо, будто в кошмарном сне, только где-то сзади напряженно сопел в ухо Сашок. Даже шум непогоды за окнами куда-то исчез.

— Заткнись! — рявкнул на него Немченко, не оборачиваясь. Тот вроде бы даже дышать перестал, заметив только:

— С детства боюсь собак, шеф.

— Я тоже боюсь, — отрезал Немченко. — Но почему-то я Колю вытаскивать бросился. А ты, что в штаны наложил?

— Наложил, — виновато согласился Сашок. — До сих пор ноги как ватные.

Двое из людей Борзова, залегшие за перевернутым шкафом, напряженно переглянулись.

— Что ждем-то? — буркнул один, покосившись на Немченко.

Второй молча передернул затвор автомата.

— Да какая тебе разница, — безразлично произнес он.

— Вот они, — одними губами произнес Вадим, поднимая руку. — Шавки.

Первые собаки появились вдалеке, выскочив из марева ливня.

Первая шавка, вторая, третья. Позади них поселилась движущаяся темнота. Из нее выскакивали все новые и новые собаки. Они неслись к зданию, высунув языки и роняя пену с оскаленных клыков.

Десять собак, двадцать, тридцать.

— Волки, — поправил Сашок Немченко.

Они растекались словно волна, все ближе и ближе, заполняя своими телами окружающее пространство.

Вадим непроизвольно попятился.

— Боже…, — прошептал кто-то из людей Борзова.

— Огонь! — заорали где-то наверху. Там, захлебываясь, замолотил автомат. Второй автомат, третий. Собаки падали, словно подкошенные. Их предсмертный вой сливался с раскатами грома. Пули взвивались фонтанами выбитой земли и тут же оседали, прибитые к ней ливнем.

— Да что же это? — оторопело спросил сзади Сашок.

— Огонь! — заорал кто-то спереди. Загрохотал автомат. К нему сейчас же присоединился второй.

Вадим стиснул уши, не в силах отвести взгляда от площадки перед зданием. Собаки падали, сбитые пулями в полете, в прыжке. Кровь расползалась по сторонам. Они скулили и выли, они кувыркались и щелкали зубами от боли. Через считанные мгновения там уже была гора собачьих трупов. А новые собаки все прибывали и прибывали. Они запрыгивали на эту гору и, дергаясь в агонии, соскальзывали с нее, продолжая ползти к людям из последних сил. Ненависть горела в их глазах холодным и страшным огнем.

Кто-то исступленно закричал сзади.

Вадим обернулся и посерел.

Собаки, как смертники, ломились не только к забаррикадированным передним дверям. Они обошли здание сзади и теперь пытались проникнуть в него через закрытые задние входы. За разбитыми стеклами и за наваленной грудой мебели Немченко даже не мог разглядеть толком, что там происходит. Там колыхалась грязная неразделимая однородная масса. И там вспыхивало пламя автоматов.

И там Немченко только что был, вытаскивая своего водителя за шкирку из машины. Буквально минут пять-семь назад.

Вадима прибила испарина, едва он представил, что могло бы с ним случиться, задержись они с Колей еще ненадолго.

— Вадим Дмитриевич! — вывел его из ступора Сашок, закричав прямо в лицо. — Что делать-то, шеф?!

И тогда Вадим очнулся.

— Огонь! — заорал он изо всех сил.

Тарас Петровский

Мы не успели, думал он. Мы опоздали. Мы почти проиграли.

Тополев стоял рядом под дождем и глотал воду.

— Как же так, Тарас Васильевич? — спросил он. — Неужели мы не вмешаемся?

— Ты же сам не хотел никуда соваться, — ответил Петровский.

Они смотрели вперед, туда, где сегодня сходились все пути. На КПП, где под черными тучами на земле разлилось другое море. Море ненависти, боли и оскаленных клыков.

Судный день, подумал Петровский.

— Но у нас же есть люди, — повернулся к нему Тополев. — У нас есть оружие! Мы можем еще спасти тех, внутри!

— Нет, — покачал головой Тарас. — Уже нет.

— Так вот, какая она, та пресловутая справедливость, о которой вы столько говорите! — вскричал Антон. — Оплаченная кровью людей!

Петровский молча посмотрел на его перекошенное лицо.

— Да, Антон, ты прав. Я готов заплатить за справедливость. Но только кровью тех людей. Ни твоей, ни своей кровью. Ни кровью наших людей, которые с утра мерзнут в оцеплении и которых дома ждут дети. Только кровью тех. Кровью людей, которые убивали Дронова и еще очень многих. Которые каждый день производят синтетическую дрянь, убивающую тысячи. Только их кровью я готов платить.

— Это бесчеловечно, — упрямо возразил Антон. — У них тоже есть дети.

— А кто сказал, что я — человек? Почему я должен совершать человеческие поступки? Почему я просто не могу решить, кому жить, а кому — нет?

— Потому что вы — не бог.

— Бог ведь тоже не человек, Антон, — горько усмехнулся Петровский. — Не ощущаешь определенного сходства?

— Сходство… Ощущаю, конечно… Но я не могу, Тарас Васильевич! — взорвался Тополев. — Я могу вот так спокойно стоять и наблюдать, как там терзают людей!

— Звери расправляются со зверями, — пожал плечами Петровский. — Неизвестно, Антон, кто из них хуже. Я тебе даже больше скажу. Хуже — они, те, кто сидит сейчас в здании и надеется выжить.

— Добро должно быть с зубами, — пробормотал Тополев.

— Да! — разозлился, наконец, Петровский. — Да, Антон. Иди! Ты не можешь спокойно стоять и смотреть, как умирают палачи, как, хотя бы раз в жизни на твоих глазах торжествует справедливость и правит бал возмездие, у тебя зуд по всему телу, так иди! У нас есть и люди и оружие! Выбери сейчас тех, кого отправишь туда, на верную смерть. У нас нет связи, верно, но Егор быстро соберет своих людей. Наших людей, Антон. Иди! Дерзай! Спасай невиновных! Но только, Антон, тебе придется пойти с ними. Тебе придется их возглавить и умереть там же, у этой чертовой фабрики. Потому что потом ты не сможешь смотреть в глаза их женам и детям.

— Тогда зачем мы сюда приехали? — после паузы глухо спросил Тополев. — Смотреть и наслаждаться?

— Я думал, мы успеем перехватить Максима, Антон, — вздохнул Петровский. — До бойни, на которую он пришел. Даже больше тебе скажу — я готов был лишить его бессмертия, если бы он не отказался от мести. В машине пистолет, заряженный серебром, Антон. Но мы не успели, и правосудие началось. А мешать я ему не буду.

Над ними шваркнула молния.

— Мне кажется, это только часть правды, — сказал Антон. — Дело не в пресловутой справедливости. Вы специально тянули время, чтобы мы не успели. Вы и не собирались его останавливать, Тарас Васильевич. Вы просто решаете поставленные свои задачи руками Дронова. А оцепление — это так, для рисовки. Для того, чтобы те, кого он должен сегодня убить гарантированно никуда не делись. А пули серебряные — на всякий случай. На случай, если уже после расправы, вы поймете, что у Максима проснулась тяга к крови. И что никакой антидот уже не сделает его нормальным вменяемым человеком.

— Это серьезное обвинение, — лицо Петровского потемнело. — Ты хочешь сказать, что я — вру?

— Нет, Тарас Васильевич. Вы просто ловко манипулируете людьми, добиваясь своих целей. Вы говорите каждому только часть правды. Только то, что конкретный человек должен знать. А остальное, либо замалчивается, либо вообще исчезает под грифом секретности.

— Например?

— Например, столкновение в Подольске.

— Вот как? Ты хочешь, чтобы каждый лаборант в «Полночи» знал, из-за кого мы потеряли тогда четверых людей?

— А почему бы и нет? Это же правда.

— Какой тогда ты будешь сотрудник компании, а уж тем более ее руководитель? — сухо рассмеялся Петровский. — Ты молод и наивен, Антон. Люди очень быстро находят виноватых.

— Но это все равно, правда!

— Правда для всех разная. Поверь, будь добр, моему негативному жизненному опыту. А что касается Дронова, возможно, ты прав. Мне не нужна «Сигма» на улицах города. Мне не нужны люди, способные ее вернуть в школы и институты. И если Дронов собрался выдрать семя зла с корнем — я не против. Возможно, я делаю свою работу чужими руками. Зачем мне рисковать своими людьми, если и так все получается? Если Максим не выпустит оттуда никого, причастного к «Сигме»? Что такое жизнь — сколько там в здании? Десяти, двадцати человек по сравнению с тем, что эта синтетическая дрянь навсегда канет в историю? Скажи, ну, разве я не прав, Антон?

— Не знаю, — буркнул Тополев.

— А вот насчет справедливости ты заблуждаешься. Есть она и здесь. И ее сейчас вершит Дронов там, за воротами.

— Ладно, Тарас Васильевич, — после паузы произнес Тополев. — Я, пожалуй, пойду, в машине посижу. Раз не существует никакого выхода, и справедливость вершится без нас, так зачем же мокнуть?

Петровский вернулся в машину следом за Антоном.

Молча сел и, достав фляжку, сделал несколько хороших глотков.

Протянул ее Тополеву.

— Глотни, — предложил он.

Тот взял.

Дремов покосился вначале на Петровского, потом на Тополева.

— Что, Тарас Васильевич, — спросил Егор, — будем ждать?

Петровский кивнул. Наклонившись, он посмотрел на монитор спутникового слежения.

Черный клубок больше не двигался возле КПП. Он сместился дальше, обхватив здание фабрики широким полукольцом. Кольцо пульсировало и едва уловимо сжималось. Со стороны к нему подтягивались все новые и новые точки.

Люди держались.

— Спасибо, Тарас Васильевич, — сказал Тополев, возвращая ему фляжку.

Это прозвучало слишком двояко. Петровский поднял голову и внимательно посмотрел Антону в глаза.

Они еще держатся, сказал он ему глазами.

Недолго, ответил взглядом Тополев.

Это справедливость, Антон.

Нет, Тарас Васильевич. Это, все-таки, бойня.

— Когда будем выдвигаться? — прервал Дремов их молчаливый диалог.

— Когда кольцо сомкнется, Егор, — ткнул пальцем Петровский в монитор. — Когда никто из людей не сможет помешать нам взять Дронова.

— Другими словами, пока там, внутри, не останется живых, — подвел окончательную черту Тополев.

Вадим Немченко

А там, внутри, пока никто и не собирался умирать. Там, внутри, собирались драться с пришедшими из ада тварями до последней капли крови.

Первую волну удалось отбить, построив баррикаду из собачьих трупов метрах в пяти от здания. Но стены этой баррикады все равно неуклонно сближались. Собаки перли вперед, не чувствуя боли, не зная страха и не ведая смерти, словно заговоренная высшей силой безжалостная саранча.

Немченко метался по коридору первого этажа, едва успевая отдавать распоряжения. За ним молчаливой глыбой следовал Сашок, с большим мешком собранных магазинов, разбрасывая их, как сеятель. Содержимое мешка пугающе быстро таяло. Вадим уже много раз пожалел, что не позволил Сашку упаковать с собой гранатометы.

Самое сложное положение создалось на одном из задних входов. Ребята Борзова не справились с неожиданным натиском и были сметены в первые же мгновения штурма. Двоих озверевшие собаки разорвали практически у Вадима на глазах. Один из них так и остался в лестничном пролете с порванным горлом и закатившимися глазами в луже быстро засыхающей крови. Второго шавки выволокли через разбитые двери, и его истошные крики до сих пор надсадно звенели снаружи. Казалось, собаки, ведомые какой-то силой, не спешили его убивать. Они его планомерно и медленно рвали на части.

Парень за окнами кричал, иногда перекрывая шум дождя и грохот автоматных очередей.

— Саня, — поймал взмыленного Сашка Немченко за локоть. — Упокой парня!

— Как шеф?! — выпучил глазищи Саня.

— Со второго этажа! — заорал Немченко. — И мешок оставь!

К счастью, Вадим успел перебросить двоих на этот проход. Один занялся отстрелом, а со вторым они, обливаясь потом, дотащили до разбитой двери огромный сейф и опрокинули его прямо в пролет, прямо на груду собачьих трупов.

— Держитесь, ребята, — только и смог им посоветовать Немченко.

Он не успел договорить.

Из-под сейфа на него метнулась громадная овчарка с оскаленными клыками и слипшейся от крови шерстью. Эта тварь была в шевелящейся агонизирующей куче. Немченко едва успел прикрыть горло, как она опрокинула его на пол. Огромные челюсти он каким-то чудом умудрился поймать руками. Живая машина еще рычала и извивалась на его груди, когда кто-то сверху снес ей голову.

Лицо Вадима омыло кровью и раздробленным мозгом. Он еще беспомощно лежал под обмякшей тушей, пронизанной агонией умирающих мышц, хлопая глазами и мысленно воздавая хвалу господу за чудесное спасение, когда этот кто-то вытащил его из-под собаки.

— Спасибо, — вытирая с лица кровь, пробормотал Немченко. У него все плыло перед глазами, а во рту стоял соленый вкус чужой крови.

Он сел, откинувшись на стену, глядя, как ребята заваливают обломками едва не погубившую его дыру.

Его стошнило.

Он был уже наполовину оглохший.

С ненавистью отпихнув ногами собачий труп, Немченко поднялся.

Выжить, стиснув зубы, приказал себе он. Я обязан выжить. Я должен выжить и вывести отсюда моих людей. Иначе из них никто домой не вернется.

Опираясь на стену, Немченко выбрался в коридор.

Под ногами валялись расстрелянные гильзы. Пороховая гарь стелилась по полу и ела глаза. По коридору метались тени тех, кто еще не терял надежды выжить в этом аду. Наперебой грохотали автоматы. Из дыма на лестничном пролете вывалился окровавленный Костик с двумя ведрами воды.

— Ты куда? — оторопел Немченко. — Стой!

Был Костя по пояс голый с багровой кровоточащей царапиной через весь живот.

— Автоматы охлаждаем! — проорал Костян на ухо Вадиму. — Иначе! Заклинит все! К едрене фене!

— Другим скажи! — прокричал в ответ Немченко, зачерпнув из ведра горсть воды.

Борзов, сука, почти беззлобно подумал он. Это из-за него мы все оказались в таком говне. А Голос, еще большая сука. Даже не сука, а ссука. Нет, пожалуй, с тремя С. Так монументальнее. Три С гораздо правдивее отражают естество этой сволочи. Это по его воле я привел своих людей в пекло.

Внизу под окнами что-то оглушительно взорвалось и на Вадима, рефлекторно упавшего ничком, посыпались битые стекла. Над головой засвистели обломки. Он несколько мгновений лежал, ожидая продолжения и пытаясь сообразить, что произошло. Что это еще за фокусы? Взрывы? Собаки-подрывники? Немченко сел, машинально отряхнулся и, пригибаясь, подбежал к ближайшему окну.

Нет, с гордостью подумал он, быстро выглянув наружу. Это мои талантливые мальчики.

Одна из машин на стоянке возле офиса перестала существовать, превратившись в огненный факел. Это кто-то удачливый ловко пропорол автоматной очередью ее бензобак. Вокруг машины быстро растекалась лужа горящего бензина.

Это научит вас твари, уважать венец творения, злорадно подумал Немченко. Люди так просто не сдаются. Он не успел додумать эту вдохновляющую мысль, как первые собаки принялись форсировать огненную реку. Немченко открыл рот. Нет, сегодня мир явно сошел с ума. Собаки все равно перли, как заведенные. Они прыгали в огонь, визжа от боли, катались в нем, и выпрыгивали вперед горящими факелами, словно болиды, роняя в полете сгорающие клочья шерсти.

Один из визжащих болидов едва не угодил в окно, в которое смотрел Немченко — Вадим еле успел пригнуться.

Твою мать, вытаращил глаза он. Где же ваш чертов инстинкт самосохранения?!

Немченко отпрянул от окна, утирая заливающие глаза кровь овчарки и едкий пот. Ну, Борзов, ну, держись, подумал он. Как ты там, тварь, наверху, поживаешь?

Он, пригнувшись, добежал до лестнице, по которой метались грязные листы оброненной кем-то в другой жизни писчей бумаги. Поднялся на второй этаж, оскальзываясь на гильзах.

Дверь в приемную была сорвана и висела на одной петле.

Двое ребят из команды Борзова, азартно матерясь в полный голос, наперебой молотили из автоматов, выбив стекла. Гильзы, кувыркаясь, веерами разлетались в разные стороны и с веселым звоном скакали между их ног.

— Автоматы охлаждайте! — прокричал им Немченко, окончательно оглохнув.

Один из них кивнул и, не отвлекаясь, нащупал графин с водой позади себя. Отблески огня затейливо скользнули по его грязному и потному лицу, когда он плеснул воды на зашипевшее раскаленное дуло.

Немченко сплюнул кровь и пинком распахнул дверь в кабинет.

— Я не хочу умирать! — Семен Борзов съежился в кресле. — Не бросай меня, Вадим, только не бросай.

Это были его первые слова после телефонного разговора с Дроновым.

Немченко вытер пот и без лишних разговоров коротко заехал ему в челюсть.

— Ты видишь, во что ты нас всех втравил?! — заорал он.

— Я не виноват, — запричитал Семен, размазывая кровь по лицу. — Так вышло, Вадим. Так ведь бывает, ты знаешь. У всех бывают неудачи.

Немченко достал телефон и набрал номер.

— Говори громче, — прокричал он в трубку. — Не слышу ни хрена!

— Я тоже, — отозвался Голос.

Вадим поднял трубку вверх, чтобы и Голос, наконец, услышал то, что творилось вокруг и внутри офиса. Собачий вой сотен глоток, перекрывающий временами дождь, раскаты грома и непрерывный грохот автоматных очередей.

— Теперь слышишь? А? — осведомился он. — Что посоветуешь?

— Тебе не справиться, — сказал Голос. — Попытайся с ним договориться.

— С кем?! С собаками?! Как?! Ты, наверное, плохо слышал! — заорал Вадим. — Их тут тысячи! Они пока ждут! Мы стреляем упредительно, но патронов не хватит даже на полчаса! Сзади они уже несколько раз прорывались, но люди Борзова всех перебили! Все проходы завалены! Пару зазевавшихся парней из его команды моментально разорвали на куски. Эти собаки чокнутые! Они даже огня не боятся!

— Значит, ты наконец-то удивлен?

— Удивлен?! Ах, ты, гад! Да меня самого чуть не сожрали! Что мне делать, сволочь?! Ты меня сюда затащил!!!

— С-СЕМ-М-МЕН-Н! — оглушительно закричал, почти прорычал нечеловеческий голос под окнами.

— Кто это?! — побелел Борзов, словно бы уменьшившись в своем кресле.

Немченко посмотрел на него остановившимся взглядом.

Поднял телефон к уху.

— Кто это? — повторил он вопрос в трубку.

— А это, собственно, и есть Дронов, — объяснил Голос.

Вадим осторожно выглянул в окно.

Там были собаки, много собак, нескончаемое море собак….. Все это месиво двигалось, рычало и выло, задирая морды, и курилось мокрой шерстью под проливным неистовым дождем. Вонь псины доставала даже сюда, на второй этаж вместе с очередными яростными порывами ветра.

А еще там, внизу, по колено в живой каше, двигалось огромное существо из кошмарных снов, нечто среднее между гориллой и волком-переростком, потрясающее в воздухе оторванной человеческой головой. Вадим сразу узнал, чьей. Это была голова парня, одного из двоих, отосланных на охрану КПП. Дронов, подумал потрясенно Немченко. И это — человек?! Это с ним мне надо договариваться?!

Мертвая зона, усеянная редкими собачьими трупами, начиналась уже не в пяти, а в метрах в трех от офиса. Там безумствовала непогода и свинец. А дальше шла гора шевелящихся, агонизирующих, истекающих кровью и умирающих собак. Люди потихоньку сдавались, страх стискивал сердца, а патроны медленно, но верно кончались.

— Ад на Земле, — произнес Немченко, — Господи, откуда он их столько взял?

Борзов рядом в кресле содрогнулся, сжавшись еще сильнее.

Его губы быстро шевелились.

— Выйди к нему, попытайся, — посоветовал Голос. — Выбора все равно нет. Если они под его руководством прорвутся в здание — конец всем.

— Как ты предлагаешь мне с ним договариваться?! — сорвался Вадим. — Это не человек больше! Это, мать его, зверь! Я ведь мог успеть унести ноги! И я и мои люди! — заорал Немченко в трубку. — Наблюдатель тебе был нужен?! Или ты, сука, решил от меня избавиться?!

— Поговори с ним, Вадим, — словно не услышав его слов, сказал Голос.

Немченко в бешенстве швырнул телефон об стену. Подошел к двери, остановился и, повернувшись, смерил Борзова взглядом. Потом достал пистолет и, передернув затвором, поймал вылетевший патрон. Вернувшись к столу, поставил его перед Семеном.

— Ствол у тебя есть? — спросил он.

— Е-е-есть…, — заикаясь, кивнул Борзов.

— Тогда лучше стреляйся!

— А ты? — с безумной надеждой поднял на него голову Семен.

— Извини, — пожал Вадим плечами. — Я ухожу.

— Не бросай меня! Не бросай! — лихорадочно быстро заговорил Борзов. — У меня есть люди, у тебя девять человек, мы отобьемся. Я тебе денег дам. У меня немного, но дам. Формулу, весь техпроцесс «Сигмы» расскажу. С такой штукой ты миллионером станешь…

Вадим покрутил пальцем у виска.

— Ты что совсем рехнулся?! В окно выгляни, урод! Надо было раньше думать! Я не хочу, чтобы нюансы твоего техпроцесса обсуждались на моих похоронах, понял? Так что, бывай, Семен.

Он вышел, хлопнув за собой дверью.

Там, позади него, в кабинете, бессильно закричал Борзов.

Вожак стаи

— С-СЕМ-М-МЕН-Н! — вновь издал оборотень рык.

Дождь застилал все вокруг сплошной пеленой. Непрерывно полыхали молнии, отзывался гром. Стальные осы впивались в его тело и тела братьев.

— С-СЕМ-М-МЕН-Н!

Дождь впивался в его покрытое жесткой шерстью тело, но он не двигался с места. Он был одновременно здесь и нигде, растворялся в толпе братьев и чувствовал свое полное с ними единение. Теперь у него было множество глаз, когтей и клыков. И ненависть стала тоже общей. Он обрел иное существование и теперь казался тысяченогим, тысячеглазым божеством, всесильным и беспощадным, способным восстановить справедливость на земле, где ему больше не было места.

Оборотень быстро прогрессировал.

С каждой секундой и каждым прожитым мгновением он становился все более полководцем, ведущим безжалостную войну. Он усвоил, что всех братьев защитить и спасти не сможет, он понял, как жертвуют малым ради большего, он узнал, что такое посылать дорогих друзей на верную смерть.

Люди взорвали машину и разлили бензин.

— Огонь! — в панике донесли ему братья. Мы должны устрашить их, принял решение оборотень. Отсутствие страха у врага — вот главный страх. И братья, покорные его воле, бросались в огонь и сгорали заживо. Теперь у людей добавилась новая проблема: горящие собаки-факелы, бьющиеся в окна. Часть облупленного фасада уже тлела, не смотря на ливень.

Есть возможность обойти их через подвал, сообщили ему братья. Подкоп сделан, слабая фанера раздроблена. Двое туда уже спустились и пытаются открыть дверь подвала изнутри. Если у нас будет чуть больше сил, когтей и лап мы справимся с дверью гораздо быстрее.

Прекрасно, решил оборотень и бросил вниз еще две дюжины воинов. Совсем неплохо нанести врагу неожиданный удар там, где он менее всего его ожидает.

Что у людей с патронами?

При нашей плотности атаки, надолго не хватит, донесли ему с передовых рубежей. Автоматы перегреты, два уже вышли из строя, у одного заклинившим патроном разорвало ствол. Люди не справляются со снаряжением магазинов, их внимание ослаблено, силы на исходе. Патроны, ставшие теперь на вес золота, постоянно падают на пол, теряются, пропадают.

— Значит, огня надолго не хватит? — восхитился оборотень.

Надолго не хватит?! Немедленно усилить натиск!

В здании оставались не только бойцы. Там еще оставались и те, кто предал его, прежнего Максима Дронова, кто своим молчанием допустил его смерть.

Оборотень пытался вспомнить их лица. Память Дронова мелькала перед его взором, словно калейдоскоп. Не все и всё вспоминалось сразу.

Но тройку виновных оборотень выделил и определил.

Они умрут следом за Борзовым, решил он.

Итак, где же наша добыча, братья?

Скот на третьем этаже, доложили ему разведчики. Весь третий этаж провонял, пропитался их страхом. Оборотень поднял голову. Своими новыми чувствами он тоже видел и ощущал этот животный ужас. Те трое были тоже там, наверху. Молились и плакали.

Скоро, друзья, пообещал оборотень.

Скоро у нас с вами будет много пищи. Я накормлю вас человечиной до отвала.

— С-СЕМ-М-МЕН-Н!

Вадим Немченко

Когда он вышел в приемную, два парня с автоматами куда-то исчезли. Остались только груды дымящихся гильз, да разбитый графин. Вместо них от окна отступил, глядя на Немченко, непонятно откуда взявшийся Сашок. Лицо его было в серой копоти, а руки по локти в черной запекшейся крови.

— Ты где был?

— Того… Раненного парня отстреливал.

— Отстрелил?

— Что же это, а? — вместо ответа произнес дрожащим голосом Сашок.

— Светопреставление, — ответил Вадим. — Или полная ж…. Что с руками?

— Вытаскивали труп внизу. Эти твари едва не пролезли через подвал. Сделали подкоп и пытались дверь сломать. Слава богу, Костик заметил, пока туда — сюда со своими ведрами бегал. А один из Борзовских в эту дыру провалился. Представляете, Вадим Дмитриевич? Мы с одной стороны его тащили, а собаки с другой.

— И кто победил? — хмыкнул Немченко. Его сведенное судорогой лицо словно бы разучилось навсегда улыбаться. — А, впрочем, неважно. Ты готов? Мы уходим.

— Куда, Вадим Дмитриевич?! Как?! Там же собаки!

— Это, брат, уже волки.

Он присел на корточки, облизав сухие губы. Посмотрел на Сашка снизу вверх. Передернул затвор пистолета.

— Страшно? — спросил Вадим.

— Очень.

— Ладно, попытаемся выбраться, — поднялся Немченко. — Собирай наших людей и спускайтесь вниз. А я попробую все с гражданскими уладить.

— С кем? — оторопел Сашок. — Они-то нам на хрена сдались?

— Ты хочешь их волкам оставить? — хмуро глянул на него Вадим.

— А вы их с собой тащить хотите? — развел руками Сашок. — На фига козе боян?

Немченко взял его за грудки и рывком приблизил к нему свое потное серое лицо, перемазанное кровью, как у индейца на тропе войны.

— А мне с…, понял?! Я так решил и точка! Верно, Саня, каждый должен сам платить по счетам! — произнес он. — И тут ребята явно сильно задолжали кредитору. Но эти хлюпики, думающие, что они самые умные и пяти минут не продержатся. Им бы еще сиськи мамкины сосать, а не серьезными делами заниматься. Я не допущу бойню, Саня. Собирай наших, и ждите меня внизу.

Несколько мгновений Сашок смотрел на него, словно контуженный. Потом молча повернулся.

— И вот что еще, Саня, — поймал его за локоть Немченко. — Там внизу, нас ждут не маменькины сынки, а бойцы. Вот с ними, запомни, никакой жалости. Нам сейчас, уверен, предстоит драка за то, чтобы выбраться отсюда живыми. Быстро всех наших вниз к главному входу!

Пока Сашок собирал людей, Немченко поднялся наверх по лестнице. Дым добрался и сюда. В полутемной рекреации сидели на корточках кашляющие, задыхающиеся люди.

Немченко включил свет, оглядываясь.

Испуганные лица, глаза полные страха и надежды. Вадим быстро пересчитал оставшихся. Девять.

Он не знал, что с ними делать. Он совершенно не представлял, куда их девать. Протащить через кордон обезумевших собак всех девятерых было невозможно. Через них и двоих было не протащить. Спрятать в подвале? Туда уже приникли озверевшие шавки. Забаррикадировать в каком-нибудь углу? Все равно доберутся, рано или поздно. Может быть, расстрелять, чтобы облегчить мучения?

Решение родилось спонтанно, как вспышка.

— Кто-нибудь знает, как попасть на крышу? — обвел Немченко взглядом их серые лица.

Один из них в белой измазанной сажей рубашке и в совсем неплохом костюме поднял неуверенно руку. Как в школе, придурок.

— Я видел, как туда слесаря поднимались, — промямлил он.

Немченко испытал моментальное острейшее желание врезать, как следует по его одухотворенному лицу. Слишком уж он напомнил ему Машкиного инфантильного бойфренда.

— Веди, — приказал Немченко, мотнув пистолетом.

Парень поднялся, отряхиваясь от штукатурки.

— Быстрее! — рявкнул Вадим. — А вы чего все расселись? Особого приглашения надо?

Что же ты делаешь, Вадим, спрашивал он себя, подгоняя их стволом пистолета. Ты же теряешь время. Ты можешь не успеть вырваться со своими людьми. Ты променяешь их жизни на надежду для этих высокообразованных недоносков.

Я ничего уже не знаю, ответил сам себе Немченко. Я ничего уже не понимаю. Я вообще уже не знаю, жив ли сам или мертв.

Железная лестница на чердак маячила в конце коридора.

— Сюда, — мотнул головой проводник.

Вадим быстро поднялся первым и, поднатужившись, распахнул люк. Там наверху, было непривычно свежо, обжигающе холодно и очень мокро. Но и здесь уже воняло паленой псиной и пороховой гарью. Над головой сверкнула молния, а ледяная вода полилась ему на грудь.

Матерясь, Немченко выбрался на крышу. Сполоснул лицо и руки в глубокой луже.

— Все сюда, — скомандовал он, наклонившись вниз. — Быстро!

Дождь мгновенно превратил его одежду в мокрую тяжелую сбрую. Но после угара офисных коридоров, Вадим с наслаждением вдыхал свежий опьяняющий воздух.

Оставшиеся в живых сотрудники Борзова друг за другом выбрались на крышу. Им было холодно в своих костюмчиках. Они жались друг к другу, словно овцы на бойне.

— Все?

— Все, — кивнул проводник.

Его губы еле заметно тряслись.

— Навалите на люк что-нибудь сверху, — порекомендовал Немченко, окидывая их взглядом. — Сумеете? Найдете что-нибудь?

И тут случилось то, что Немченко никак не мог ожидать. Молодой парень, который вел его к люку, вдруг упал на колени прямо в огромную лужу и забился, словно в приступе лихорадки. Его лицо перекосилось и задрожало в рыданиях.

Вадим оторопел.

— Спасибо! Вам! — взвизгивая, закричал парень. — Спасибо! За нас! Всех!

И тут до Немченко дошло.

Твою мать!

Эти ботаники решили, что он ведет их на крышу расстреливать. Что бы безжалостно пустить в расход, как никому не нужный балласт. Как расходный материал, бесполезный и ни к чему особенно не пригодный.

И который наверняка только будет мешать им, воинам, путаясь беспрестанно под ногами.

У него свело скулы от накатившей злости.

— Стоять! — исступленно заорал он, размахивая пистолетом.

Гребанные овцы! Проклятые умники! Тупые сопляки! Вы что, совсем позабыли, как ведут себя настоящие мужчины?! Вы так и будете покорно идти на бойню, куда вас поведет мразь, вроде меня?!

Немченко повернулся к люку, наполовину спустился вниз. Его трясло.

Они молча ждали.

— Завалите крышку, — буркнул Вадим. — И, успехов.

Он закрыл за собой люк, отсекая, вычеркивая из своей памяти их перепуганные лица. Его ждали внизу, он спешил.

Они ждали его внизу: все десять. Грязные, мокрые, провонявшие порохом, кровью и чужими смертями. Автоматы дымились в их руках. Даже Коля освоился, смотрясь почти Рэмбо с закатанными рукавами разодранной на плече рубашки. Они были и оставались его людьми, которых он привел за собой в это пекло, и которых он должен был сейчас отсюда вывести. Да, может быть, они были недалекими и не такими образованными, как те, оставшиеся только что под дождем на крыше. Да они не знали, как устроен синхрофазотрон, и слабо представляли себе, где на глобусе располагается Ботсвана. Но каждый из них стоил минимум пары таких вот дешевых умников. Потому что эти, стоящие сейчас перед Немченко были мужчинами, а те, оставшиеся наверху — нет.

У выхода сгрудились трое из людей Борзова. Двое продолжали стрелять, один непонимающе рассматривал Немченко. Именно тот, любознательный, которому объяснял диспозицию Сашок. Надо же, а он все еще жив, мимолетно удивился Немченко.

— Конец, ребята, — объявил громко Вадим. После холода на крыше его немного трясло. — Мы уходим.

— Куда? — спросил тот, рассматривающий.

— Это не наш бой.

— А чей?

— Все вопросы к Семену, — поморщился Немченко, мотнув наверх головой. Мокрая рубашка неприятно липла к телу.

Двое других непонимающе обернулись.

— Так не годится, — произнес третий. — Либо забирайте нас с собой, либо вы никуда не уйдете.

— Пошли, — равнодушно пожал плечами Немченко. — Только помогите с баррикадой.

— Идет.

Вадим знал, что компромисс невозможен. Он слишком устал за сегодняшний день, чтобы оставаться готовым к компромиссам. Он и так сегодня сделал многое. Либо его люди, либо никто. Собаки и кошмарный вожак не выпустят отсюда никого, замешанного в их крови.

— Взялись, — скомандовал он.

Оказалось, все уже были на последнем издыхании. Люди никак не могли стронуть с места тяжелый шкаф в проходе, который, насколько помнил Вадим, они легко закинули сюда перед началом боя втроем.

— Ну, же! — закричал Немченко.

Как же я буду это делать, глядя на мокрые спины в грязных разводах людей Борзова, думал Вадим. Только что вытащил и дал шанс девятерым, а сейчас буду убивать этих несчастных? Я не смогу, нет. Только не сейчас, не сразу. У меня будет сегодня передышка или как?!

К счастью, проблему компромисса понимал не только Немченко.

Едва только был вытащен и отброшен в сторону шкаф, закрывавший выход, как на сцену выступил Саня. Вадим даже глазом моргнуть не успел, как тот одним движением сдернул автомат с плеча Костика, и полоснул короткой очередью по спинам этих троих. По спинам трех еще говорящих и еще живых трупов. Он все сделал быстро и качественно. Не задумываясь и не рассуждая. Одним коротким движением автоматного ствола.

Потом посмотрел на онемевшего Немченко и молча добил каждого контрольным выстрелом. Вытер пот со лба.

Выстрелы еще не смокли под потолком, а Сашок уже возвращал автомат ошеломленному Косте.

— Путь свободен, шеф, — сухо доложил Саня. — Вы же сказали мне наверху: без жалости.

— Двинулись, — кивнул Вадим, перешагивая через тела, уже окончательно превратившиеся в трупы.

Вожак стаи

Оборотень ждал.

Он видел, как двуногий скот выводили на крышу, и с удовлетворением вдыхал запах страха, который исходил от них плотной волной. Там были ненавистные ему люди. Предатели, бывшие друзья. Но сейчас главное — Семен.

Внизу на первом этаже активное движение, доложили разведчики. У людей что-то происходит, они спорят, ссорятся и выясняют отношения. Принялись разгребать завал на главном входе. А вот это известие было началом победы, понял оборотень.

— Братья! — приказал он. — Теперь держимся настороже и медленно начинаем откатываться. Нас и так сегодня погибло слишком много.

Скот вывели на крышу, внизу началось движение — все говорило оборотню о том, грядут изменения. Осада заканчивалась. А он был уверен, что однозначно — победой.

— Мы сдаемся! — закричали от здания. — Мы выходим!

Оборотень взвыл.

Автоматный огонь давно стих.

Спокойно, братья, сказал оборотень. Ко мне, друзья мои. Слишком много крови, подумал он. Мы уже лишились слишком многих.

Последний выстрел — и тишина. Остались только гром, ливень и нетерпеливое поскуливание голодных братьев.

У дверей здания началось какое-то движение.

Что-то громко обрушилось. В воздухе повисла одна длинная автоматная очередь. Но вот оборвалась и она. Там, у входа, несколько раз выстрелили.

Только что на входе расстреляли троих, донесла оборотню разведка. Троих из тех, что тебя убивали.

Двери распахнулись, выпуская под дождь каких-то совершенно незнакомых оборотню людей. Братья расступались, образовывая коридор.

Оборотень ждал, жадно втягивая ноздрями сырой тяжелый воздух.

Первый, одетый в кожаную куртку, поднял руку с пистолетом вверх.

— Мы не при делах, парень, — сказал он. — Просто случайные туристы. Дай нам уйти. А взамен ты получишь Семена.

Оборотень размышлял.

От них тоже пахло смертью, но не сегодняшней. Трое, ощутил оборотень. Этот человек убийца тоже. Не наслаждаясь, он просто выполнял свою работу. Имеет ли он право жить?

От человека не пахло кровью братьев или белым порошком, который оборотень ненавидел почти так же, как и Семена. Семен, подумал оборотень. И ненужная смерть братьев. Все остальное — потом.

— Т-ты от-ткр-роешь пр-роход? — прорычал оборотень. — П-пуст-тиш-шь м-меня к С-с-сем-мену?

— Да, — кивнул человек. — Он в своем кабинете. Боится и ждет тебя.

Братья смотрели на него выжидательно. Мокрые люди за спиной первого тоже.

— И-д-дите, — рыкнул он. — У м-мен-ня с-с в-вам-ми д-дел н-н-нет-т.

Люди, отшатываясь от рычащих оскаленных собак, оскальзываясь в грязи, двинулись к стоянке. Первый из них остановился.

— Поспеши, Максим, — сказал он. — А то ты сможешь найти только его теплый труп.

— Ч-ЧТ-Т-ТО???

— Ты ведь не хочешь, чтобы Борзов ушел из жизни по-своему?

— Б-Р-РАТ-ТЬЯ!!! — проревел исступленно оборотень.

Сотни голов обратились к нему. В глазах светилась любовь, преданность и готовность к смерти. Я — вожак стаи. И я привел вас сюда. Осталось последнее, то, ради чего мы пришли.

— УБ-Б-БЕЙТ-ТЕ ВС-С-СЕХ-Х!!!

Он указал путь для ненависти.

И серая грязная оскалившаяся волна, словно гигантский смертельный прилив, цунами, хлынула в распахнутые двери.

Оборотень стал самой смертью.

Он хватал, рвал, кромсал, резал. Он упивался горячей кровью. Он наслаждался своим мщением. Он окончательно растворился в тысячи глоток, лап, клыков и когтей. Братья утоляли свой голод.

По скользкой от крови лестнице, оборотень стремительно взлетел на второй этаж. Здесь сидел Семен. Враг и убийца.

Одним ударом оборотень добил почти сорванную дверь. Здесь, в приемной пахло духами и кофе. Воспоминания о Марине, секретарше Борзова, зашевелились в памяти Максима Дронова. Оборотень и ее с удовольствием разорвал бы тоже.

Вторая дверь сдалась без особого труда.

— СЕМ-МЕН! — зарычал оборотень.

И понял, что опоздал.

Борзов, разбросав руки, лежал на своем монументальном столе. Вокруг головы расползалась быстро чернеющая лужа крови, стена позади была забрызгана мозгом и кусочками кости, а правая рука все еще стискивала дымящийся пистолет.

Оборотень завыл, безысходно, с болью.

Братья замерли, прервав кровавое пиршество, задрав морды, чутко вслушиваясь в его интонации. Зря… Все потери, вся кровь и боль — зря?!

Были еще убийцы, напомнили ему братья. Они на крыше. И мы до них доберемся.

— Н-НЕТ-Т!!! ВС-СЕ…!!! — прорычал оборотень. — ВС-СЕ УХОД-ДИТЕ! СП-ПА-САЙТ-ТЕСЬ!

Но как же ты, Вожак?

Оборотень смахнул кипу листов на пол. Поднял со стола Борзова зажигалку.

— С-СЕЙЧ-ЧАС С-СЮД-ДА ПРИД-ДЕТ-Т ОГ-ГОН-НЬ! БЕГ-ГИТ-ТЕ, Б-БР-РАТЬЯ!!!

Оборотень оскалился. Он придумал для оставшихся на крыше убийц, наверное, самую мучительную смерть. Совсем недавно он видел такую смерть в свежем выпуске новостей.

Тарас Петровский

Возможно, мы проиграли сражение, но не проиграли войну. Кто-то из мудрых давным-давно сказал эти прекрасные слова. Кто именно? Петровский не помнил.

На экране спутникового слежения черная клякса захлестнула здание.

Тополев гулко сглотнул, не отрывая взгляда.

— Конец, Тарас Васильевич? — буднично спросил Дремов. — Начинаем?

— Постой-ка, — поднял руку Петровский.

Три крупных точки стремительно снялись от фабрики. Те, что прибыли первыми. Три джипа с неопознанными пассажирами.

— Выжили? — не поверил своим глазам Тополев.

— Будем брать? — осведомился Дремов.

Петровский задумался на мгновение. Его глаза вновь встретились со взглядом Антона.

— Отпусти их, — попросил Тополев.

— А если там Дронов?

— Ты знаешь, что твой Дронов сейчас внутри и мстит, упиваясь кровью.

— Знаю, — согласился Тарас. — А если они вывезли «Сигму»?

— Там им точно было не до нее.

— Хорошо, — снова согласился Петровский.

— Пусть уезжают, — сказал он вслух, расстегивая плащ. Антон облегченно выдохнул. Петровский снял плащ, не отрывая взгляда от экрана.

— Что это вы делаете, Тарас Васильевич? — удивился Дремов.

— В конце-концов я ведь тоже оборотень, — просто ответил тот. — Попробуем поговорить.

— О чем с ним сейчас говорить? — вмешался Тополев. — Он и вас убьет, Тарас…

Договорить Антон не успел.

Перебивая его, захрипела рация.

— …зываю, вызываю Петровского.

Тарас поднял рацию.

— Да? — спросил он.

— Ну, и как тебе шоу? — спросил тот же самый голос, с которым они говорили в милиции. Голос провонявшего бензином бомжа. Голос кукловода. Или все-таки Тензора?

— Многих он уже на тот свет отправил? — вместо ответа спросил Петровский.

— Он отправит всех оставшихся, — ответил Голос без интонаций. — Крепкого ты мальчика воспитал, но для меня он не подходит.

— Почему же?

— Он слаб, — ответил Голос. — Он не убийца. Я организовал ему знатную наживку. Других людей, не Семена, настоящих убийц с руками по локоть в крови. А он, твой слабак, их выпустил. Знал, что кто они такие — и выпустил. Другой бы убил вообще всех, а он…. То, что с ним сейчас происходит, ты же знаешь, временное. И когда он придет в себя, вполне возможно, что и руки на себя наложит. Зачем мне такая размазня?

— Вырасти своего.

— Я подумаю над советом. Да, кстати, связь я вам возвращаю, мне она больше ни к чему. Все, что я хотел увидеть — увидел. Все, что желал сделать — сделал. Твой уродец мне не подходит. До скорой встречи, Тарас.

— Ты так и не представился.

— Ах, да, — спохватился Голос. — Когда-то меня звали Тензор. Помнишь такого?

Петровский рассмеялся.

— Мы тебя сразу вычислили, мальчик, — ответил он. — Только ждали подтверждения. Ты все такой же маленький мальчик со взрослыми амбициями? Ты так и не посетил психиатра? Разве ты еще жив?

— Я уже жив. Я вернулся, Петровский. И рад, что ты меня помнишь, — удовлетворенно сказал Тензор. — Мы с тобой еще встретимся, обещаю.

— В следующей жизни, — ответил Тарас.

— В этой, — сказал Тензор и отключился. Сейчас же вместо него в рации появился другой голос — голос Михаила Токарева.

— Группа Петровского, отзовитесь! Петровский, прием!

— Здесь мы, — ответил Тарас. — Как там, в здании?

— А! Наконец-то! — обрадовался Токарев. — Докладываю, Тарас Васильевич, три джипа выехали обратно. Состав экипажа первоначальный. А в офисе — настоящая резня.

— Как же они смогли все-таки выехать? — спросил недоуменно Тополев. — Как сумели договориться с Дроновым?

— Почти все собаки — в здании, — продолжал Токарев. — Минуточку… Собаки бегут, Тарас Васильевич. Они все покидают территорию. Все собаки спасаются бегством.

Петровский повернулся к водителю.

— Андрей Васильевич, двигаемся! — сказал он. — Думаю, Дронов еще что-то задумал. И очень сильно надеюсь, что мы хотя бы на этот раз успеем.

Джип рванулся вперед, подпрыгивая на ухабах.

До дороги на КПП прямиком действительно оказалось совсем недалеко. Преодолев несколько отвалов, машина слетела к прогалине и, наконец, с ревом выбралась к площадке перед забором.

— Приготовились, — предупредил Петровский.

— Ну и дела, — присвистнул Тополев, окидывая взглядом возникшую картину.

Будка КПП темнела приемом оторванной двери. Земля вокруг была усеяна собачьими трупами. Сколько их здесь было? Сто? Двести?

Оставшиеся в живых собаки веером разбегались из разорванных ворот. Некоторые прихрамывали, некоторые жалобно скулили, но почти все они дымились от свежей крови.

Машина стремительно ворвалась в остатки ворот, распугивая последних псов. Тут и там валялись их раздавленные трупы, кровавая вода с клочьями шерсти, летела из-под колес. Все еще пузырящаяся от дождя земля хранила следы тысячи лап.

Джип несся к офису, над которым, не смотря на ливень, неуверенно вздымались черные клубы дыма.

— Стой, Васильевич! — закричал Петровский. — Стой!

Максим, страшный, жутко изменившийся, шагал им навстречу. Кое-где на его фигуре, весьма смутно напоминавшей человеческую, сохранились остатки одежды.

— Боже! — прошептал Тополев.

— Вот это да… — произнес Дремов.

Машина, пройдя несколько метров юзом, замерла. Максим тоже настороженно остановился.

Петровский достал из бардачка пистолет. Там были заряженные еще утром перед выездом на фабрику Борзова серебряные пули. Бессмертные тоже бывают смертными, вспомнил Тарас ночной разговор с Тополевым. Если не найдется какой-нибудь молодчик…

Петровский открыл дверь.

— Антидот заряжен? — спросил он у Дремова.

— Ага, — ошарашено произнес тот, не в силах оторвать от Максима взгляда.

— Приготовься.

— Вы уверены насчет антидота?

Тарас выбрался в дождь и холод, утопив сейчас же ботинки в бурлящей грязной воде.

— Максим! — крикнул он, сморщившись. — Это Тарас Петровский! Узнаешь меня?

Дронов на негнущихся ногах сделал несколько шагов к машине. Вместо правого глаза зияла кровавая дыра с белеющими осколками кости, а грязная мокрая шерсть по всему телу была слипшейся от крови. Полуруки-полулапы сжимались и разжимались, выпуская длинные когти.

Вот оно, подумал Петровский. Сейчас состоится выбор: жить ему или нет. Момент истины для зашедшего слишком далеко оборотня.

— Зач-чем-м пр-р-риш-шел? — прорычал Максим напряженно.

— За тобой. Где Семен?

— М-мер-р-р-тв…

— Остальные?

Морду монстра из кошмаров исказило нечто похожее на ухмылку.

— Б-бр-р-рат-тья…

— Зачем ты поджог офис? — вздохнул Петровский.

— Я р-рас-сплат-тилс-ся сп-полн-на…

— Уверен?

— Д-да-а…

Несколько длинных мгновений они смотрели друг на друга. Глаза зверя и глаза человека, готового стать зверем. Отец и сын. В его глазах Тарас не увидел больше ненависти. Он увидел и почувствовал лишь неимоверную усталость и безысходность загнанного хищника, который уже не желает быть таковым.

Жить, решил Петровский, щелкая предохранителем.

За спиной Тараса раздалось несколько быстрых хлопков, а на груди Дронова вдруг один за другим появились белые шарики.

Монстр поднял лапы в недоумении, потом посмотрел на Тараса и издал рев, перекрывший на мгновение шум дождя.

— Пр-р-ред-д-дат-тель, — прорычал он и медленно упал в воду лицом вперед.

Петровский стряхнул воду со лба.

— Быстро к офису, — сказал он в открытую дверь. — Всех наших людей — сюда. Всю нашу — только нашу! — медицину тоже сюда. Постарайтесь спасти хоть кого-то. И, Антон, свяжись с погодниками, пусть усилят дождь. Может быть, хотя бы кого-то спасем.

— А вы, Тарас Васильевич?

Петровский хлопнул дверью.

Джип рванул дальше, а он, сделав несколько шагов вперед, присел над Максимом.

Тот лежал навзничь в пенящейся луже, уставившись единственным оставшимся глазом в темное, затянутое свинцовыми тучами небо. Струи дождя стегали его по окровавленной шкуре, по свежим шрамам и изуродованному лицу. Антидот начал уже действовать. Огромные когти словно таяли на глазах, тело ссыхалось, возвращаясь к человеческим формам, а черты лица его медленно, но неуклонно, приобретали прежние очертания. Из безжалостного и неуправляемого оборотня Максим вновь становился самим собой.

— Прости меня, парень, — произнес Петровский и, протянув руку, погладил пальцами расползающуюся под дождем мокрую шерсть. — Прости, Максим. Я очень многое не успел в этот раз.