ГЛАВА ПЯТАЯ

Лейси добралась до места после полудня и сразу же направилась в гостиницу.

К ее удивлению, дежурная запомнила ее по прошлым приездам и радушно встретила.

Это была небольшая гостиница так называемого семейного типа, под которую отдали бывший частный дом. Уродство викторианского здания немного скрашивали вьющиеся по стенам побеги.

Окна в комнате Лейси выходили в сад, где азалии и рододендроны только-только начинали терять первозданную свежесть.

Лейси чувствовала себя измотанной и вялой. Пустив в ванной холодную воду, она подставила под струю запястья, надеясь ледяным ударом вернуть нервную систему в норму, но добилась лишь озноба.

Лейси представления не имела, где можно найти Джессику. Может быть, у нее лекции. А может, она занимается у себя, в том домике, который делила еще с двумя девушками и двумя юношами.

Она закусила губу и поморщилась, осознав, что, должно быть, делает это не в первый раз, поскольку кожу на губах сильно саднило.

Наверное, нужно поехать к Джессике…

Студенческий домик с террасой был совсем крошечным. В свое время Джессика объявила матери, что они впятером предпочитают купить дом, а не снимать его. И важно добавила, что затраченные средства окупятся с лихвой по окончании учебы, когда они продадут дом или же сдадут другим студентам.

Лейси была слегка шокирована практической сметкой дочери. Это поколение настолько отличалось от ее собственного, так здорово разбиралось в финансовых вопросах, как сверстникам Лейси и не снилось. Деньги на оплату купчей Джессика зарабатывала сама, во время каникул. Лейси оставалось лишь моргать глазами, испытывая благоговейное уважение к сообразительности дочери, и одновременно переживать, что та взваливает на себя бремя финансовых забот, которые могут помешать ее учебе.

Один из двух юношей, деливших с Джессикой дом, открыл Лейси дверь. Насколько ему известно, сказал он, у Джессики сегодня нет лекций, и она, кажется, собиралась поработать в библиотеке.

– Она сказала, что вернется к чаю. Сегодня моя очередь готовить. – Он скорчил гримасу и добавил: – Может, подождете ее здесь?

– Нет-нет. Я загляну попозже, – ответила Лейси.

Он проследил, как она вернулась к своей машине, и слегка нахмурился, раздумывая, что же случилось. Он видел Лейси лишь однажды, и тогда его поразила ее очевидная молодость. Позже, когда Джессика рассказала о своем рождении и воспитании, он был восхищен обеими – несмотря ни на что, они многого смогли достигнуть в жизни.

Наверное, следовало бы настоять на том, чтобы она осталась, предложить ей хотя бы чашку чая, подумал он, вспомнив, какой бледной была Лейси.

Время ей занять было нечем, и Лейси, повинуясь неожиданному порыву, направилась за город, остановила машину у края проселочной дороги и пошла побродить по тропинкам.

Это было одно из тех тихих, уединенных мест, где природа заявляет свои права на все сущее на земле. Природа. Человеку никогда не взять над ней верх. Он может только немного приручить ее, обуздать ее мощь – но никогда не сможет ею управлять. Природа несет ответственность за то, что она, Лейси, сейчас здесь… Природа несет ответственность за те новости, которые ей придется обрушить на Джессику.

Что почувствовал Льюис, когда впервые узнал правду?

Что почувствовала его мать, когда обнаружила это? Его мать. Льюис как-то рассказывал Лейси, что его отношения с матерью были далеко не простыми; что она никогда не подпускала его близко, хотя ему порой страстно хотелось этой близости. Мама была очень нелюдимая, говорил он Лейси, и Льюис, повзрослев, часто размышлял о том, была ли ее холодность к нему следствием развода с его отцом.

Она так и не вышла замуж вторично, предпочитая жить одна – то ли потому, что всю жизнь любила мужа, как думала раньше Лейси, то ли потому, что ее страшила мысль родить еще одного ребенка… еще одного сына.

А отец Льюиса? Он бросил жену и ребенка, когда Льюис был совсем маленьким; отправился, по словам Льюиса, в Австралию, где и исчез.

С чуткостью любящей женщины Лейси догадалась, как сильно ранит Льюиса то, что отец их покинул, и осторожно предложила ему попытаться отыскать его следы. Теперь, когда сын уже вырос, для этого настало время, говорила она.

Сама она не в силах была представить, как может отец отвернуться от своего ребенка. И в глубине души была убеждена, что отец Льюиса обрадуется весточке от своего взрослого сына. Тогда Лейси твердо верила, что только неурядицы в отношениях с женой заставили его так долго жить вдали от своего ребенка.

Она так и не узнала, последовал ли Льюис ее совету отыскать отца. Через несколько недель после этого разговора Льюис сообщил ей, что их браку пришел конец, что у него есть другая женщина.

Недалеко от нее с ветки взмыла в воздух птица и закружилась, закувыркалась в вышине, терзая душу Лейси тонким, пронзительным криком. Глаза ее заволокло туманом, в горле встал комок. Ни разу в жизни она не испытывала такого острого чувства одиночества – даже когда узнала, что Льюис ее больше не любит, даже когда узнала о беременности.

Легкого пути для выполнения той задачи, которая ожидала ее впереди, не было.

Лейси взглянула на часы. Пора возвращаться.


Она точно рассчитала время, Джессика уже вернулась. Она открыла дверь дома еще до того, как Лейси выбралась из машины, помчалась навстречу матери, встревоженно спрашивая на ходу:

– Что случилось, мамочка? В чем дело? – Потом резко остановилась на тротуаре, уловив страдание на лице матери. У Лейси все внутри перевернулось, когда Джессика, схватив ее за руку, воскликнула: – Это из-за него, да? Отец… Что-то случилось? Он?..

Лейси удивилась: неужели по ней все видно?

– Нет-нет, с Льюисом все в порядке, – тут же успокоила она Джессику, не замечая, что поразительная проницательность дочери заставила ее выдать себя. – Я… мне кажется, что нам лучше поехать ко мне, Джесс. Мне нужно кое-что тебе рассказать, и я думаю, что…

– Поехали, – спокойно ответила Джессика. – Но поведу я, мамочка.

Им не потребовалось много времени, чтобы добраться до гостиницы Лейси. В машине обе молчали, и обе были мрачно-серьезны, поднимаясь по лестнице в номер.

Очутившись в комнате Лейси, Джессика остановилась рядом с матерью и хрипло спросила:

– Так что случилось, ма? Я знаю – что-то очень серьезное. Я тебя никогда такой не видела. Ты выглядишь как… – Она замолчала и сглотнула слюну. – Если дело не в отце, тогда… – Снова помолчав, попыталась пошутить: – Надеюсь, ты не проделала весь этот путь, чтобы сообщить мне, что беременна – или что-то в этом роде?

Лейси лишь покачала головой, не в силах даже возражать.

– Давай присядем, Джесс, – начала она.

Лейси пересказала дочери – так быстро и обстоятельно, как сумела, – все, что узнала от Льюиса. Только обошла молчанием его предложение о возможной стерилизации. Наоборот, она твердо сказала Джессике, что, как ни тяжел удар, нельзя забывать о достижениях медицины и сразу отказываться от радости материнства.

– Я знаю. Просто я не смогу иметь сыновей, – слабым голосом отозвалась Джессика.

Какое-то мгновение обе молчали, а потом Джессика хрипло воскликнула:

– Я только одного не понимаю – почему он тебе раньше все не рассказал? Почему…

Лейси покачала головой.

– Он сам ничего не знал.

– А каким образом он узнал… обо мне? Как он?..

Лейси была сбита с толку тем, что Джессику больше всего интересует отец – больше, чем то, что она узнала о себе. Мать боялась, что Джессика просто избегает смотреть в лицо реальности. Тем не менее она в нескольких словах описала дочери, каким образом Льюис о ней узнал.

– Ты хочешь сказать, что это был он… в ресторане… той ночью?.. Именно он был тем мужчиной, которого я тебе показала?

– Да, тот, который тебе понравился, – мрачно подтвердила Лейси. – Я его сразу узнала, но не думала, что он нас видел и тоже узнал меня.

– И ты даже словом не обмолвилась. И никогда ничего не сказала бы, не случись всего этого!

Лейси уловила обвинение в тоне Джессики, и сердце ее сжалось от боли.

– Извини, дорогая. Просто я была выбита из колеи. Мне…

– Тебе хотелось оградить меня от того, что ты сама перенесла, ты боялась, что он отвернется, отречется от меня, – договорила за нее Джессика, и голос ее смягчился. – Я знаю, что ты это сделала не со зла, мамочка. Для этого ты слишком кроткая… слишком любящая и нежная натура.

– Джесс, тебе необходимо пройти исследования, нам нужно точно знать… – напомнила ей Лейси о том, ради чего приехала.

– Все нормально, ма. Я не пытаюсь сделать вид, что ничего не случилось, и уклониться от решения вопроса. Это и в самом деле тяжелый удар, но хорошо, что теперь я все знаю. Просто нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Тебе не стоит беспокоиться, что я похороню это в глубине сердца и буду жить, как будто ничего не произошло. Просто…

– Просто это слишком сильное потрясение, – подсказала Лейси. – Я все понимаю, дорогая…

– А он… мой отец… он что, рассказал тебе – и все? Он даже не попытался?..

– Он предлагал поехать вместе со мной, чтобы рассказать тебе, – честно призналась Лейси. – Он… Мне кажется, известие о том, что ты – его ребенок, привело его в совершенное отчаяние. Он сказал мне, что сделал вазектомию. Он… еще он сказал, что не знал… не догадывался о своем заболевании, когда женился на мне.

– Ты ему поверила?

Лейси пожала плечами.

– Мне как-то было не до того… Когда он потребовал ответа на вопрос, чей ты ребенок, моей первой мыслью было…

– Что? Что он намерен украсть меня и увезти от тебя подальше, как цыгане? – поддразнила ее Джессика, к которой начала возвращаться ее природная жизнерадостность. – Я вроде великовата для подобного воровства. Ма! А он женат? Дети у него есть?

Лейси нахмурилась. Вполне понятное любопытство Джессики вызывало в ней тревогу.

– Я… Нет у него ни жены, ни детей. Я договорилась на работе насчет выходных, чтобы пару дней побыть здесь. Не знаю, как ты решишь насчет обследования… Иэн, конечно, мог бы сделать все, что потребуется, но ты, возможно…

– Я не собираюсь ничего скрывать, ма, – ни от себя, ни от кого-либо еще. В конце концов, это же область Иэна. Я была бы просто дурой, если бы не обратилась к известному специалисту. Если ты сможешь все устроить к тому времени, как я приеду домой на следующие каникулы… А отец – где он? Он все еще в городе?

– Понятия не имею. – Лейси вдруг бросило в дрожь, и Джессика, нахмурившись, заглянула ей в лицо.

– Извини, мамочка. Я понимаю, что для тебя это не меньший шок, чем для меня.

Если бы ты только знала, думала Лейси, не сводя с дочери взгляда. Если бы только я могла переложить эту ношу с твоих плеч на свои, девочка моя дорогая. Она испытывала чувство вины, ответственности, беспомощности – и одновременно нелепую обиду за то, что Джессика без конца возвращается к вопросу об отце. Раньше она, казалось, не желала о нем говорить, даже утверждала, что он ее нисколько не интересует и не волнует, что он никогда не был и не будет частью ее жизни.

– Знаешь, тебе совсем не нужно задерживаться здесь, – произнесла Джессика, заставив мать вздрогнуть от боли. – Я же тебя знаю, мамочка, – добавила дочь помягче, – и понимаю, что тебе хочется защитить меня, как-то облегчить мне жизнь. Но, видишь ли, с этим я должна справиться самостоятельно. Не могу же я всю жизнь искать у тебя моральной поддержки. Это моя проблема, не твоя.

Лейси снова вздрогнула, возразив хриплым от муки голосом:

– Джесс, я же твоя мать…

– Я знаю. Я знаю, но, пожалуйста, позволь мне справиться с этим самой. Обещаю, что не выкину какой-нибудь глупости. Даже не напьюсь. Да, это удар, но в данный момент для меня это не столь важно. Сейчас я еще не намерена выходить замуж и заводить детей. Когда же придет время… что ж, к тому моменту я уже привыкну к мысли о своей болезни. Я хочу детей – но не теперь. Только не думай, что я, как страус, спрячу голову в песок. Все необходимые анализы я сделаю.

Она крепко обняла Лейси и добавила звенящим от волнения голосом:

– Извини, мамочка. Я тебя обидела, я знаю. Я не хотела этого. Но ведь я уже не ребенок. Ты боишься за меня, готова защитить от всего на свете, но, пожалуйста, постарайся чуточку больше доверять мне… доверять тому, что ты же во мне и воспитала. Позволь мне самой справиться с этой проблемой.

– Мне прямо сейчас уехать – или же можно рано утром? – спросила Лейси деланно-веселым тоном, хоть и понимала, что голос выдает ее душевные муки.

Теперь вздрогнула Джессика.

– Ну, пожалуйста, мамочка, – сказала она умоляюще, и Лейси залилась краской стыда.

– Прости, дорогая, – тут же извинилась она, обнимая дочь. – Ты совершенно права – я действительно слишком навязываю тебе свою заботу. Ладно, я уеду, но обещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится.

– Я позвоню в субботу утром, чтобы убедить тебя, что не натворила никаких глупостей, – заверила ее Джессика и добавила: – Послушай, давай теперь поедем ко мне. Сегодня очередь Майка готовить, и мне показалось, что у него пунктик насчет тебя. – Она ухмыльнулась матери. – Он мне сказал, что ты слишком худенькая. И произнес это так, как будто я виновата в твоей худобе. Поехали, мамочка!

Лейси готова была отказаться. Меньше всего сейчас ее привлекала мысль о шумном ужине в компании молодежи. Но она нашла в себе силы и мудрость пренебречь своими желаниями и чувствами.

Это была возможность доказать Джессике, что она уважает ее мнение, видит в дочери взрослого человека и признает ее право на собственную жизнь.

– Ну, если ты уверена, что еды хватит на один лишний рот…

– Не сомневайся, – заверила ее Джессика. Уже открыв дверь из спальни, дочь обернулась к ней и серьезно произнесла: – Только не думай, что я не ценю все, что ты сделала для меня, мамочка… или что я не понимаю твоих чувств в эту минуту. И не думай, что я не способна осознать всю тяжесть того, что на тебя свалилось. Прости, если я тебя обидела, но…

– Не нужно больше ничего говорить, Джесс. Я все понимаю. Ты уже взрослая женщина, самостоятельный человек. А кстати, что готовит Майк на ужин?

– Что-то со спагетти.

– Ммм…

Ужин прошел куда лучше, чем она ожидала. Лейси даже ловила себя на том, что смеется вместе с компанией за столом. На несколько секунд ей удавалось забыть о том, что привело ее в Оксфорд. Но потом она вспоминала, глаза ее грустнели, и приходилось снова говорить себе, что хотя бы ради Джессики она обязана сдерживать свои чувства.

В двенадцатом часу она уехала, отказавшись от рюмочки на посошок и поблагодарив Майка за ужин.

– В субботу созвонимся, мамочка, – напомнила Джессика, провожая ее до машины.

Они обнялись, и Лейси села за руль. Она не станет плакать, упрямо повторяла Лейси, поворачивая ключ зажигания. По крайней мере пока не скроется с глаз дочери.


Все оставшиеся до выходных дни Лейси жила в постоянном ожидании и если и делала что-то, то только в пределах слышимости телефона. Она не могла расслабиться, не могла нормально ни есть, ни спать.

Нервы ее были на пределе, и ожидание лишь усиливало стресс.

К субботнему утру она уже считала, что лучше было бы отказаться от отпуска и вернуться на работу, где ей по крайней мере пришлось бы сосредоточиться на текущих делах.

Всю субботу она не выходила из дому, чтобы не пропустить звонок Джессики, и в четыре часа наконец уступила мучительной потребности, которая безжалостно терзала ее всю неделю, и набрала номер Джессики в Оксфорде.

Трубку снял Майк. Он тепло поздоровался с ней, когда она назвалась, но в ответ на ее просьбу позвать Джессику, поколебавшись, ответил:

– Простите, но они еще не вернулись.

– Они?

– Да. Отец Джессики забрал ее сегодня утром.

Отец Джессики… Льюис!

Лишь позже Лейси осознала, что, должно быть, положила трубку, ни слова не ответив Майку. Впрочем, в том состоянии она и не смогла бы членораздельно выговорить ни единого слова. Она была потрясена, не верила своим ушам и в то же время понимала, что Майк лишь подтвердил опасение, которое преследовало ее всю неделю.

Она замерла у телефона. Льюис и Джессика… Как это получилось? Ее сердце подпрыгнуло от ужаса, от желания встать стеной на защиту дочери. Неужели Льюис пытается убедить Джессику последовать его примеру и никогда не иметь детей? Если он это сделает…

Пальцы Лейси угрожающе сжались в кулаки, она вся подобралась от злости… злости, которая была направлена не только на одного Льюиса.

Джессика – ее дочь, ее ребенок. Льюис не участвовал в ее воспитании… не жил ее жизнью.

В ужасе от своей реакции на новость, Лейси прошла на кухню. Это ревность, признала она. Она ревнует Джессику к отцу.

Ее охватила такая слабость, что пришлось сесть. Собственное тело казалось хрупким, опустошенным сосудом, в котором уже не осталось сил для жизни.

Как могла Джессика уехать с ним? Она ведь понимала, что мать будет волноваться, не дождавшись звонка! Она ведь догадывалась, что Лейси позвонит, что Лейси все узнает!

Во рту появился горький привкус. О чем она думает, что делает? Ей были отвратительны черты, которые сейчас вдруг начали в ней проявляться; отвратительна пропасть, что вдруг разверзлась у ее ног.

В прихожей висело зеркало. Лейси поймала себя на том, что направляется к нему, замирает напротив и вглядывается в свое отражение, как будто ищет там свидетельства ужаса, стиснувшего ее сердце, свидетельства уродливых качеств, которые так внезапно проявились в ней.

Как она может испытывать подобные чувства – ведь она всегда поощряла самостоятельность Джессики, не старалась привязывать к себе дочь, спекулируя на материнской любви, искренне радовалась, что Джессика сама выбирает себе друзей и живет своей жизнью.

Как часто друзья хвалили ее за то, что она избежала обычной для родителей-одиночек ловушки и не позволила Джессике вырасти слишком зависимой от своей матери.

И вот пожалуйста, она страдает от ревности, подозрений и одиночества только потому, что Джессика встретилась с Льюисом.

Льюис. Острая как нож боль шевельнулась глубоко в ее душе, ощущение величайшей скорби, убежденность в том, что, как бы ее это ни ранило, отец и дочь обязательно должны были встретиться… поговорить… узнать друг друга…

Лейси никогда не скрывала от Джессики, что развод причинил ей невыносимую боль, но в то же время она никогда не пыталась и очернить Льюиса в глазах дочери.

Бывает, что любовь уходит, мягко объясняла она, когда Джессика была еще слишком мала, чтобы разобраться в сложности отношений взрослых, и спрашивала, почему у нее нет папы.

Позже, подростком, Джессика настаивала на том, что знать ничего не хочет об отце. Неужели она лгала… лгала, чтобы не обидеть мать?..

Разве Лейси сама в глубине души не считала вполне естественным, что Джессика начнет интересоваться своим отцом? Возможно, она сдерживала любопытство – из любви к матери, из боязни обидеть ее. Но теперь, когда Джессике надо было как можно больше узнать о наследственном заболевании, у нее появилось идеальное оправдание… идеальная причина для встречи с отцом.

Лейси попыталась поставить себя на место Джессики и вынуждена была признать, что, появись внезапно ее собственный отец на пороге ее дома, она не смогла бы устоять против искушения поговорить с ним.

Нет; вся вина, вся ответственность лежит не на Джессике, а на Льюисе.

Он не собирается становиться между матерью и дочерью – так он сказал. Когда же он передумал – или он ей просто-напросто врал? А она, легковерная дурочка, какой всегда была, снова поверила ему!

Где они сейчас?.. Что он сказал Джессике? Вдруг он сказал что-нибудь обидное… испугал ее… убедил последовать собственному примеру и навсегда отказаться от радости материнства…

Лейси вдруг обнаружила, что заламывает руки едва ли не в истерике, чересчур уж дав волю своим страхам.

Зазвонил телефон. Она схватила трубку, но это был всего лишь Иэн, который хотел подтвердить, что для обследования Джессики все готово.

– Вполне возможно, что она и не унаследовала болезненный ген, – мягко проговорил он. – Но лучше, конечно, знать наверняка.

Лейси, разумеется, пришлось перед тем объяснить ему всю ситуацию. До этого он ничего не знал о ее прошлом, кроме того, что она в разводе. Лейси очень не хотела, чтобы ее жалели, и потому не рассказывала правду о себе.

– Я подумал… может быть, ты сегодня свободна, – неуверенно добавил Иэн. – Недалеко открылся новый ресторан…

– Извини, Иэн, но вечером я жду звонка от Джессики, – перебила его Лейси.

– Что ж, в другой раз.

Кладя трубку на рычаг, Лейси упрекала себя в несправедливости к нему – а быть может, и к себе самой. Он такой добрый, такой милый человек; тот тип мужчины, за которого многие женщины с радостью вышли бы замуж. Так почему же она не в состоянии испытывать к нему ничего, кроме дружеской симпатии?

В сексуальном отношении он ее совершенно не интересует. Да и никто не интересует.

Никто. Снова острая как нож боль полоснула по сердцу. Она лгала себе, и знала это. Ей стоило лишь взглянуть на Льюиса, чтобы проснулось ее былое влечение к нему… тоска по нему…

Лейси поражала сила этой тоски, ее саднящая, иссушающая глубина. Тоска была сильнее логики или реальности, сильнее чувства самосохранения, сильнее разума.

Ожидая звонка от Джессики, Лейси твердо решила, что ни слова не скажет о Льюисе. Не обнаружит ревности и горечи, не накинется на дочь с обвинениями. Нужно постараться увидеть всю ситуацию глазами Джессики, нельзя забывать, что Льюис – ее отец и что новость…

Чего она, в конце концов, так испугалась? Что одинаковое заболевание свяжет их узами таких отношений, в которых ей самой не будет места? Что Джессика оттолкнет ее и повернется к отцу, разделяя с ним свои страхи и сомнения?

В восемь телефон снова зазвонил, и теперь это была Джессика.

– Прости, что не позвонила раньше, мамочка.

На самом ли деле ее голос звучит как-то по-другому, более сдержанно, или же Лейси ищет проблемы там, где их нет и в помине? Может, я просто излишне подозрительна к мелочам, думала Лейси, стараясь, чтобы ее ответ прозвучал как можно более естественно и привычно.

– Я уезжала… – голос Джессики стал чуть тише, как будто она отвернулась от телефона. – Я… я была с Льюисом… с отцом.

Лейси поняла, что все это время задерживала дыхание, страшась самой мысли, что Джессика не скажет ей или же – еще хуже – обманет ее. Теперь она испытала одновременно облегчение и стыд. Как можно было настолько не верить собственной дочери? Куда же заведут ее подозрительность и ревность?

Такое отношение унижает не только ее, Лейси, оно унижает и Джессику. Что же до Льюиса… разве оно не унижает и его тоже?

– Да-да, Майк сказал мне, что ты уехала со своим отцом. – Она попыталась выговорить эти слова весело и беззаботно, но поняла, что терпит крах, когда услышала, как зазвенел ее голос. К тому же ей не удалось удержаться, чтобы не добавить: – Должна признаться, я удивлена тем, что он разыскал тебя. Особенно после того, как мы вместе решили, что лучше мне самой тебе все рассказать.

Повисла короткая пауза, а потом Джессика тихо произнесла:

– Он не разыскивал, мамочка. Это я его разыскала. На неделе я позвонила секретарю Иэна, попросила адрес, а потом позвонила ему. Извини. Я понимаю, что ты чувствуешь. Я хотела рассказать тебе… обсудить это с тобой, но…

Но боялась моей реакции, мрачно закончила про себя Лейси.

Самое время взять наконец верх над своими эмоциями и исправить тот вред, который они уже нанесли, прежде чем он станет необратимым. Самое время выказать не только великодушие, но и мудрость и дальновидность.

Лейси набрала в легкие побольше воздуха и проговорила как можно спокойнее:

– Он – твой отец, Джесс. Я понимаю, что тебе… как сильно тебе хотелось узнать его поближе. Уверена, что на твоем месте я бы сделала то же самое. И вы… – Она запнулась, но усилием воли заставила себя продолжать: – Вас, конечно, связывают кровные узы. В общем, я прекрасно понимаю, что тебе лучше было поговорить… о некоторых вещах со своим отцом, чем со мной. Он, в конце концов, куда больше знает об этой проблеме, чем я.

– Мамочка, пожалуйста, не заставляй меня еще больше стыдиться, мне и так очень стыдно, – сдавленным от слез голосом взмолилась Джессика. – Все совсем не так. Что же до тех кровных уз, которые, возможно, между нами существуют… ты – моя мама. А Льюис… Я не могу называть его «папа», даже думать так о нем не могу. Пока не могу. Не знаю, откуда взялась у меня потребность встретиться с ним. Не знаю, чего, собственно, я добивалась… – она запнулась, и сердце Лейси сжалось от боли за нее, за них обеих. Господи, не допусти, чтобы он обидел мою дочь, безмолвно взмолилась она. – Он очень одинокий человек, ма, – задыхаясь, продолжала Джессика. – Та женщина, ради которой он тебя бросил… не думаю, что они долго были вместе. Он ни разу не упомянул ее. Ни слова о ней не сказал. Он не переставая говорил о тебе. О том…

Лейси пришлось вмешаться.

– Джесс, все в порядке, – перебила она. – Я все понимаю. Он твой отец, и я никогда не хотела, чтобы ты ненавидела его. Ведь он, в конце концов, часть тебя. Но ты не должна… Нет никакой необходимости оправдывать его в моих глазах. Наши отношения – его и мои – закончились много лет назад. А ваши с ним отношения только начинают складываться.

Они проговорили еще с полчаса, и Лейси, опустив трубку на рычаг, поняла, какая огромная печаль легла на ее сердце. Эту печаль нисколько не облегчала мысль о том, что она правильно поступила, избавив Джессику от чувства вины за встречу с отцом. Напряжение и натянутость исчезли из голоса дочери, когда она поняла, что Лейси не возражает против ее поступка.

Может быть, это самый дорогой подарок, какой она в состоянии сделать своей дочери, устало размышляла Лейси позже, одиноко сидя на кухне за ужином. И этот подарок – возможность наладить отношения с отцом без малейшего намека на противодействие и протест со стороны матери. Да, она поступила правильно… но какой ценой!

Лейси устало отодвинула тарелку с нетронутым ужином. Она не находила себе места, хотя была до предела измотана нервным напряжением последних дней, и чувствовала себя страшно одинокой. Взглянув на телефон, она готова была пожалеть, что уже слишком поздно звонить Иэну и соглашаться на его предложение об ужине.

Возможно, настало наконец время освободиться от груза прошлого, прекратить предаваться глупейшим мечтам о том, чего никогда не может быть, и вместо этого принять то, что предлагает жизнь. Нет никакого толку в желании повернуть события вспять, перевести стрелки часов на то время, когда Льюис еще не возникал в ее жизни… или, скорее, в жизни Джессики, с горечью поправилась она. Ей бы радоваться за Джессику, вместо того чтобы мусолить собственные страдания. Ведь она слышала в голосе дочери радость от встречи с отцом – и она не может, не должна погубить эту радость. Не должна позволить своим чувствам возвести стену отчуждения между ней и дочерью… барьер непонимания и ревности.

Десять часов. Может, если пораньше лечь… прогноз погоды как будто прекрасный. Можно было бы завтра целый день работать в саду. Скамейку нужно подкрасить, кое-что посадить, подстричь кусты. Уйма дел, чтобы занято руки. А чем занять мысли? Ничто не сможет отвлечь их от Джессики. От Льюиса. Ничто не сможет заставить ее забыть о том чувстве страха, одиночества, покинутости, которое она испытала, когда Майк сообщил ей о Джессике и ее отце. Ей и раньше приходилось испытывать ревность. Острая, мучительная ревность терзала ее душу, когда она представляла своего мужа, своего любимого в объятиях другой женщины. Но ей казалось невероятным, что она способна ощущать ревность к собственной дочери… способна так отчаянно мечтать, чтобы…

Чтобы что? Чтобы Льюис захотел провести целый день с ней! Лейси помыла посуду и отправилась в спальню, глядя перед собой невидящими, затуманенными от боли глазами.

Загрузка...