Лекарство от долгой жизни

1

Лето 1889 года выдалось на юге России жарким и засушливым. Ни капельки дождя не пролилось с неба с самого начала июня! Иногда на заре, у самого горизонта, показывалось нечаянно заблудившееся облачко, но с восходом солнца и оно исчезало как дым. К полудню донские степи накалялись так, что ни ступить, ни поваляться на мелком песочке у обмелевших водоёмов не представлялось никакой возможности.

Впрочем, Алексею Ивановичу Шумилову жара была только в радость. Уже много лет его жизнь была неразрывно связана с Петербургом. Закончив с золотой медалью Училище правоведения, Шумилов послужил некоторое время в прокуратуре Санкт-петербургского судебного округа. Но он покинул сие учреждение после скандального дела Мариэтты Жюжеван, гувернантки-француженки, обвинённой в отравлении восемнадцатилетнего Николая Прознанского. Алексей Иванович заступился за несправедливо оговорённую женщину, истина восторжествовала, но работу он потерял.

Объективности ради следует заметить, что о коллегах из окружной прокуратуры Шумилов не тосковал. Теперь он работал юрисконсультом по вопросам межевого права в «Обществе взаимного поземельного кредита», организации, занимавшейся кредитованием дворян под залог их поместий. Помимо этой службы, не требовавшей большой занятости, Шумилов вот уже десять лет был чем-то вроде частного сыщика, этаким русским Натом Пинкертоном без лицензии, без разрешения на подобный род деятельности и вообще без каких-либо особых прав. Можно сказать, что не столь часто встречающееся ремесло само нашло Шумилова. Это был как раз тот случай, когда сначала человек работает на репутацию, а затем уже репутация начинает работать на него. Шумилова приглашали для негласных расследований,

когда полиция не могла или не хотела по тем или иным причинам докапываться до истины, или же когда из-за соображений конфиденциальности в полицию обращаться было нежелательно. Адвокаты, знакомые, люди в затруднительном положении, обманутые мужья, недоверчивые отцы и прочие – были клиентами Алексея Ивановича. Он умел делать дело быстро, ловко, он не считался со временем и затратой сил, лишнего не просил, а главное – всегда был честен. Ни разу полученные сведения (а их было немало – тайных, подчас постыдных, чрезвычайно секретных) не употребил он в корыстных для себя целях.

Пару раз недобросовестный работодатель пытался использовать Шумилова для того, чтобы обмануть следственные власти и правосудие. Шумилов проявил редкую твердость, – и даже очень высокий гонорар не смог заставить его принять участие в афере. О его работе быстро пошла слава, особенно после ряда громких судебных процессов, которые без негласных расследований Шумилова прошли бы совсем иначе и наверняка были бы проиграны защитой. С уходом из прокуратуры Алексей не принимал более непосредственного участия в судебных слушаниях, довольствуясь ролью этакого «непубличного человека». Но не было в Петербурге ни одного крупного адвоката, агента Сыскной полиции или работника прокуратуры, который не знал бы фамилию Шумилов.

Летом 1889 года Алексею Ивановичу выпала редкая возможность навестить родных в Ростове-на-Дону. Он вознамерился провести здесь месячный отпуск и вот уже неделю жил в большом деревянном родительском доме, расположившемся в глубине старого сада на самом берегу Дона. Когда-то это была обширная усадьба – с выгоном, лугом, с огородами и даже арбузной бахчой чуть ли не в четверть версты длиною. Теперь же распроданное по частям прадедушкино наследство являло собой лишь остатки былого мощного хозяйства. Да и то сказать: город значительно разросся и поглотил окрестные луга, степи, бахчи и пасеки. Люди зажили по-городскому – с извозчиками, конкой, водопроводом, с ежедневными визитами кухарок на рынки, где всегда можно было купить всё, что пожелаешь, и притом отменного качества. Но сад вокруг родного дома, памятный с детства, в котором Алексей когда-то ловил майских жуков, знал каждое дупло и каждый камень, под которым можно было отыскать притаившуюся лягушку, он воспринимал как старого друга.

По утрам, встав у открытого окна, Алексей срывал горсть спелой, крупной, почти как слива, черешни, что тянула свои ветви прямо в комнату, потом бежал босиком по тенистой тропинке мимо яблоневых и грушевых деревьев, на ходу стягивал с себя тонкую льняную рубаху и с разбегу прыгал в прохладную поутру донскую воду. Эх, это было хорошо! После длительного купания, нанырявшись вволю и чувствуя приятную легкую усталость, он возвращался в дом, где на террасе уже накрывали стол для обильного завтрака. И чего только здесь

не было! Вареники в сметане, омлет, нарезанный крупными ломтями ароматный домашний хлеб с парным молоком, густая простокваша, домашние ветчина и колбасы… И черешня, много черешни – желтая, розовая, красная, темно-бордовая. Ею в эти недели были заполнены все фруктовые вазы, миски, она лежала горкой на хрустальном подносе. Алексей Иванович в первые дни пребывания в родительском доме только ею и питался, да всё никак не мог наесться.

Так замечательно сложилось, что в это же самое время к родителям приехал и старший брат Алексея – Сергей. Разница в возрасте между ними была небольшой, всего полтора года, но внешне

старший брат мало походил на младшего: здоровенный, смуглолицый Сергей на фоне невысокого бледного Алексея казался сущим бандитом. Единственное, что явно роднило братьев – это кривые ноги потомственных кавалеристов, но обладателями таких ног была большая часть населения Дона. Жил Сергей в Туле, там держал конезавод, разводил скаковых лошадей, причем весьма успешно. Начинал с небольшой фермы, но постепенно расширил дело и теперь был уже известным в кругах специалистов коннозаводчиком.

Он холил своих питомцев, как иная мать не холит своих детей. Выписав из-за границы кучу новейшей литературы по коневодству и ветеринарии, Сергей Иванович оснастил свой завод по последнему слову европейской науки: с особым питанием, всевозможными развивающими процедурами, выучкой и массой хитрых секретов, благодаря которым только и можно было вырастить настоящих, породистых лошадей, будущих скаковых чемпионов. Выставки, бега и конкурсы были для Сергея Ивановича самой притягательной темой разговора. Он мог часами обсуждать московские ипподромные новости, достоинства пород и прочие сугубо специальные вопросы, интересные только знатокам, каким Алексей – даром, что казак! – вовсе не являлся. «Дай ему волю – заговорит всякого», – со сдержанной снисходительностью думал о брате Алексей.

Сергей Иванович приехал в Ростов по делам: ему нужно было получить подтверждение о поставке лошадей в Войско Донское. Это позволило бы ему «обскакать соперников» в очень выгодном деле – получении казённого заказа на поставку скаковых лошадей в армию, в части Московского военного округа. Эх, если бы всё сложилось так, как хочется! Это могло бы решающим образом изменить не только жизнь самого Сергея Ивановича, поместив его в один ряд с крупнейшими коннозаводчиками центральной России, но, главное – дать толчок к значительному расширению дела. И поэтому он уже в течение двух недель мотался по городу и окрестностям, с кем-то встречался, кому-то наносил визиты, осматривал хозяйства других донских конезаводчиков, свёл – либо возобновил прежние – знакомства со всеми сколько-нибудь заметными лицами администрации Войска Донского. Возвращался в отцовский дом Сергей только к ночи. Был он обычно предельно утомлён, но с каждым днём делался всё более доволен. «Поди, переоденься к столу, конюшней от тебя пахнет», – шутила, встречая его по вечерам, матушка.

Родители не могли нарадоваться одновременному приезду сыновей. Семейство Шумиловых было большим, дружным, кроме Сергея и Алексея была ещё дочь Мария, выданная замуж в Таганрог за местного предводителя дворянства, и младшенький, Дмитрий, закончивший два года тому назад Харьковский университет и поступивший служить на ростовскую таможню. Завтракали все в разное время, но ужинать собирались вместе за большим столом в гостиной первого этажа. После ужина выходили на веранду и долго пили чай, шутили, спорили, смеялись.

Иногда просили Алексея что-нибудь рассказать из его криминальной практики. Но чаще говорили о народовольческом терроре, о марсианских каналах, открытых не так давно Скиапарелли, о спиритизме, о тайнах египетских пирамид, об эпидемиях холеры, о балканском вопросе. Дмитрий брал в руки гитару, и тогда нежный перебор приглашал к исполнению романсов прямо на свежем воздухе, под куполом из виноградных лоз, оплетавших веранду.

Как трогательны и милы были эти семейные посиделки при свете фонарём висящей в небе луны, когда дневная жара сменялась мягкой вечерней негою, а воздух делался густым и тягучим от запаха цветущей петунии! В чёрном небе, таком высоком и чистом, искрились россыпи звёзд, словно протёртые спиртом бриллианты на чёрном бархате витрины ювелирного магазина. «Когда-то мы ещё вот так все вместе соберёмся?» – думал Алексей порой. Алексей Шумилов замечал в эти дни в старшем брате разительную перемену, произошедшую за те два года, что минули с их предыдущей встречи. Непоседливый и неугомонный балагур, картёжник и ловелас, каковым был Сергей прежде, исчез. Теперь его брат стал успешным коммерсантом, тонко чувствующим конъюнктуру рынка и умело балансирующим на грани законности. «А почему бы и нет, если это приносит выгоду?» – таков был его девиз. Встретившись с братом как-то раз за завтраком, Алексей услышал от него весьма нетривиальный монолог:

– Эх, Алёшка, посмотри, что кругом творится. Россия строится, растёт! Какие деньги куются! Сколько вокруг сильных, быстрых, алчных! Если будешь рохлей, мягкотелым интеллигентом – тебя сожрут, не поперхнутся. Погляди на потомственное дворянство, на всю эту голубую кровь. Вот сейчас они (заметь, я себя к ним не причисляю, хотя тоже дворянин) позакладывали свои земли, поместья, вскорости промотают остатки прежних состояний по заграницам, по балам и маскарадам, по казино, по кокоткам, а дальше-то что? Пшик, ничего от них не останется. Сейчас надо деньги делать, поворачиваться, ловить момент. Каждый разумный человек пытается урвать кусок. И это нормально! Станешь спорить?

– Нет, не стану, – отмахнулся Алексей, – тебя послушаю…

Менее всего он желал за завтраком начинать диспут на тему смысла жизни. Но вот матушка не сдержала любопытства:

– Серёженька, сынок, а что такое «интеллигент»? Сейчас везде можно слово это услышать, да только всяк его по-разному перетолковывает…

– Интеллигент, маменька, это такой типический персонаж нашей расейской действительности: человек, обезьянничающий с западных либералов, прежде всего французских, этакий вечный оппозиционер власти, – объяснил Сергей. – Но, в отличие от народовольцев, бросавших бомбы и совавших кинжалы в жандармов, интеллигент борется с властью гадким подхихикиванием и невнятным критиканством. Короче, маменька, наш русский интеллигент – самая безответственная, самая бесхребетная и при этом самая сволочная часть образованного общества.

– Да неужели? – изумилась мать, – ты, верно, шутишь?

– Нет, маменька, – вмешался Алексей, – Серёжа, конечно, ёрничает, но он по большому счёту прав.

Слово «интеллигент» придумал в 1876 году журналист Боборыкин. Это слово не надо путать с французским «intellectuels», поскольку понятие «интеллигент» не связано ни с умом, ни с образованием. Наиболее точный его смысл – «вечная оппозиция», но не политическая, а моральная, насколько вообще можно говорить о морали применительно к людям, лишённым религиозного чувства. Ведь «интеллигент» – это всегда атеист.

– Ну-у, мальчики, наговорили, ну наговорили, – мать сокрушённо покачала головой. – Как-то всё очень запущено в ваших столицах, так сразу и не разберёшь…

– Короче, Анна, свет, Никифоровна, «интеллигент» – это внутренний супостат, – подытожил отец. – Но ты лучше поторопи Пашку с оладьями.

– Философия на голодный желудок заканчивается призывом к топору, – добавил шутливо Алексей.

Однако старший брат не был настроен шутить и продолжил прерванный монолог с прежним напором:

– Вот ты, Алексей, сидишь на золотой жиле – сделки с недвижимостью, с землей. Колоссальные наделы через твои руки проходят, шутка ли сказать, в крупнейшем в России обществе поземельного кредита работаешь!

– Ты, братец Серёжа, рака за камень не заводи, на меня твоё цицероновское красноречие не действует. Скажи прямо, чего хочешь, – ответил Алексей.

– Давеча вечером случилось мне присутствовать на обеде в Купеческом собрании, там один купчик обмывал покупку рыбного заводика.

– Обед, как водится, плавно перетёк в ужин и закончился глубоко за полночь к утру…

– Ну-у, как водится, – не стал спорить Сергей. – Да только ты меня не сбивай. Не в заводе дело, и не в купчике этом… Так вот, представили меня там одной молодой даме, весьма состоятельной, как я понял. Поговорили, то да сё… Как я понял, знакомство произошло не без умысла.

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, она от кого-то слышала, что брат у меня младший, то есть ты, Алёша, в «Обществе взаимного поземельного кредита» юрисконсультом аж в самом Петербурге. Вот она и решила свести знакомство.

– Если она семнадцатилетняя вдовица действительного тайного советника, то я уже согласен. А что ей нужно?

– Попросила познакомить с тобой. Помощь ей нужна в покупке земли. Алёша, это как раз по твоей части. Ты же, поди, собаку съел на этом деле. Так лови момент! При желании и известной поворотливости, если с умом подойти, можно не одно состояние нажить на этих сделках. И, заметь, почти не нарушая законов!

– Ой, братишка, твои слова да Богу в уши… Если б это было так просто, то все бы наши делопроизводители в миллионщиках ходили. Ты мне лучше скажи, что за дама-то?

– Некто Максименко Александра Егоровна, купчиха, вдова, но очень молодая, то есть совсем молодая, года двадцать три, не больше. Так что от семнадцатилетней вдовицы действительного тайного советника не очень далеко. Кстати, весьма недурна собой. Это ещё одна причина, по которой тебе стоит с ней познакомиться! – и уже совсем другим тоном, шутливо-игривым, добавил: – Не тебе, пню замшелому, молодых вдов перебирать. Бери то, что есть. Сколько тебе? Тридцать пять уже стукнуло. Матушка вон спит и видит женить тебя, а то, говорит, в этом Питере за тобой и присмотреть некому.

Алексей поморщился, точно сжевал дольку лимона. Матушкино представление о том, что мужчина может состояться как личность и быть счастлив

только под присмотром доброй супруги в окружении трёх-четырёх-пяти детишек, основывалось на мощном и неопровержимом доводе – «все так живут». Видя, что Алексей пропустил мимо ушей указание на женскую привлекательность искательницы знакомства и не проявляет ни малейшего энтузиазма от перспективы заняться на отдыхе делами, Сергей пустил в ход тяжёлую артиллерию:

– Ну, пожалуйста, Алёша, сделай это для меня. Видишь ли, она очень влиятельная, у неё здесь обширное знакомство, и для продвижения любого, в том числе моего, дела, её расположение может сыграть немаловажную роль.

– Влиятельная? – переспросил Алексей. – Наверное, я ослышался, ты же сам говорил, что она совсем молода. Откуда же взяться влиянию?

– Да уж я и не знаю толком, а только все с ней носятся, все её знают. Я, прежде чем с нею познакомился, фамилию Максименко от полудюжины разных людей услышал. Может, потому что завидная невеста? У такой женщины вдовство долго не протянется. Да и потом, Алексей, ты же мне сам рассказывал, сколько злоупотреблений в сфере сделок с землей: и стоимость участков искусственно завышают, и многократный залог осуществляют, и одни почвы за другие выдают, и мздоимство имеет место, и прочие прелести. Поэтому её желание провести сделку через надёжного человека вполне понятно. Я и сам бы точно так же действовал – попытался бы купить землю не напрямую у продавца, а стал бы приискивать невыкупленный залог в Обществе поземельного кредита. Главная загвоздка – найти достойного человека в помощники. И ты в накладе не останешься – комиссионные можно взять очень приличные. Ну, что скажешь? Да не ломайся ты, право!

Горячий заинтересованный взгляд брата говорил

красноречивее его слов.

– Ну, что ж, считай, что завтрак ты мне таки испортил. Когда же мы отправляемся к Александре Егоровне?

– Завтра же поедем. Спасибо, выручил братишку! Следующим утром Алексей Иванович облачился в светлый костюм из тонкого белёного льна, так шедший к его темно-карим глазам и окрасившейся свежим загаром коже. Затем облился дорогим одеколоном, купленным в столичном парфюмерном магазине француза Ланжерона, и вместе с Сергеем Ивановичем направился в дом госпожи Максименко, что располагался на самой престижной в городе Николаевской улице.

Путь был неблизкий. Братьям пришлось более получаса идти по извилистым ростовским улицам – кое-где мощеным, а кое-где безо всякого мощения. Впрочем, по плотной утрамбованной земле идти было легко. Всю дорогу Сергей Иванович пребывал в приподнятом настроении.

– Я вас познакомлю, а потом должен буду сразу уехать – у меня на час пополудни назначена встреча. А вечером ты мне расскажешь, как все прошло. Договорились?

– Ну да, если ты только опять не приедешь под утро и не начнёшь рассказывать извозчику о персидском походе Степана Разина. Тогда я запущу в тебя матушкиным фикусом.

– Ладно-ладно, будет меня пугать. В фикусе с кадкой более двух пудов веса, ты его просто не поднимешь.

– Одной рукой! – отмахнулся Алексей. – Полетит со свистом!

Николаевская, несмотря на то, что являлась одной из трёх улиц, составлявших деловой центр города, была очень тиха. Сплошь застроенная большими, в два-три этажа особняками, она утопала в тени шелковиц, высаженных вдоль проезжей части и дававших спасительную тень. Обитатели здешних особняков были по всем приметам людьми состоятельными, ценившими удобство и основательность. Дом Максименко в этом отношении не являлся исключением. Он представлял собою большое каменное строение в два высоких этажа, несколько отстоявшее от проезжей части и отгороженное от улицы добротной кирпичной стеной. Перед его окнами был разбит палисадник из сирени. От типичного купеческого дома особняк отличал оштукатуренный фасад с лепниной и кокетливый балкончик второго этажа, хорошо видимый из-за высокой стены. Сама эта стена, оштукатуренная и украшенная поверху металлическим декором, была подстать богатому дому. Братья прошли в отворённую калитку в воротах, и Сергей, озираясь, простёр руки:

– Вот он наш, русский, исконный, сермяжный частнособственнический инстинкт. Никаких тебе решётчатых оград – глухая стена, ставни на окнах, кавказец без намордника во дворе и сторож с берданкой. Вот он – дух капитализма! Ты, Алексей, читал Прудона?

– На сон грядущий я читаю Моммзена, – отмахнулся от него Алексей.

На звук колокольчика явилась невзрачная горничная в белом фартуке. Приняв у братьев трости и шляпы, она повела их длинным полутёмным коридором в глубь дома. После яркого дневного света глаза не сразу привыкли к полумраку. Однако от внимания Алексея не ускользнуло то обстоятельство, что гардины во всех комнатах хотя и отличались между собою цветом, но украшены были одинаковыми тканными бурбонскими лилиями. Такое полотно было очень дорого, и для этого дома его закупили, видать, немало. Кроме того, в одной из комнат Алексей заметил настенный телефон: для Ростова, в котором первую телефонную станцию пустили лишь тремя годами ранее, эта вещь была большой диковиной и косвенно указывала на высокий социальный статус её обладателя.

Наконец, миновав ряд просторных, но сумрачных комнат, братья вышли на открытую террасу. Им открылся вид на садовую лужайку и небольшой розарий. В неглубокой тени низкорослых акаций Алексей заметил украшенные лентами качели, а чуть дальше, между деревьями – беседку. Сад был ещё молодой, а качели и беседка казались и вовсе новёхонькими. Как всё это было непохоже на старый шумиловский сад! «Не иначе, как хозяева обустроились тут недавно», – решил Алексей.

Терраса была светлая, полная воздуха и в то же время она была защищена от ярких солнечных лучей нависающим балкончиком второго этажа и погружена в приятную прохладную тень. На накрытом тугой крахмальной скатертью столе возвышался остывающий самовар – этакий медно-красный гигант с пузатыми боками. В серебряных блюдечках янтарём переливалось ароматное варенье, а над ним вилась пара ос. Изящный двухместный диван-лавсит и кресла из плетеной ивовой лозы прекрасно сочетались со светлым деревянным полом и резными столбиками, увитыми виноградом и уходящими вверх, в основание балкона. На маленьком лаковом ломберном столе на другом конце террасы были разложены карточки и бочонки для игры в лото. Идиллическая картина!

Хозяйка принимала гостей. Напротив нее за столом с самоваром сидел молодой человек – белокурый, кудрявый как херувим, с тонкой, нежной, способной вмиг наливаться густым румянцем кожей. Рядом в кресле-качалке, расслабленно откинувшись, полулежала молодая женщина.

– Доброго вам дня, Александра Егоровна! – заулыбался Сергей. – Исполняя давешнее обещание, привёл вам моего братца. Вот, позвольте рекомендовать: Алексей Иванович собственной персоной.

Молодая улыбающаяся женщина поднялась из-за стола, чтобы приветствовать новых гостей. Светло-русые волосы её были высоко подобраны, открывая круглую, слегка полноватую шею, плавно перетекавшую в сдобные плечи и роскошный бюст, уютно прятавшийся в складках кружев. Впрочем, самое начало заманчивой ложбинки было предусмотрительно оставлено открытым, притягивая взоры и заставляя мужчин испытывать некоторое волнение в присутствии этой пышущей здоровьем, молодой и полной чувственной энергии женщины. Утреннее домашнее платье, стоившее, пожалуй, не менее полугодового оклада столичного чиновника средней руки, было в кружевах и оборках, казавшихся неуместными в своей чрезмерности.

– Очень рада, очень рада видеть вас обоих. Я непременно хотела с вами познакомиться, Алексей Иванович. Счастливый случай, что вы приехали в наши края.

Женщина проговорила всё это нараспев, подавая руку для поцелуя и не сводя с Алексея больших серых глаз. Затем, повернувшись, жестом радушной хозяйки пригласила к столу.

– Господа, позвольте представить вам моих друзей, – продолжила она. – Аристарх Карлович Резнельд и Софья Карловна…

– … его сестра, – с улыбкой добавила женщина, полулежавшая в кресле-качалке.

Была она столь же молода, как и хозяйка дома, но весь её облик казался как-то бледнее. Да и одевалась Софья Карловна проще: ситцевое платье в мелкий цветочек, голубой бант в белокурых волосах. У них с братом было большое внешнее сходство. Но удивительное дело – в облике Аристарха те же черты лица, вьющиеся волосы и общая сухость фигуры выглядели гораздо привлекательнее. «Прям какая-то насмешка природы, – подумал Алексей Иванович, – кому же из двоих нужна красота? Понятное дело – женщине, а в этой семейке получилось всё наоборот». Аристарх Карлович поднялся со своего стула, с важностью подал руку каждому из братьев. Его юное, почти мальчишеское лицо выражало самодовольство, а глаза смотрели надменно и насмешливо, что никак не вязалось с дряблым, совсем не мужским рукопожатием.

Начался самый банальный разговор только что познакомившихся людей, из тех, о которых потом и вспомнить нечего – о погоде, об общих знакомых, о давешнем благотворительном обеде городского головы, устроенном для сбора пожертвований на борьбу с холерой…

– Господа, не желаете ли чаю? У нас тут сласти,

угощайтесь. А может быть… может быть шампанского, прямо из ледника, такая красота по нынешней жаре! – Александра Егоровна взяла холёной ручкой серебряный колокольчик на крошечном подносе и начала звонить.

– Шампанское в полдень – это несколько по-гусарски, – усмехнулся Сергей. – Но поскольку повод имеется, то почему бы нет?

Алексея несколько смутила перспектива пить шампанское с малознакомыми людьми. Обычно шампанским отмечали достижение договорённостей в важных делах, распитие его следовало за деловой частью беседы, а не предшествовало ей. Поэтому он проговорил:

– Может быть, мы поговорим сначала об интересующем вас предмете? Мне Сергей рассказал в общих чертах…

– Да-да, конечно, – согласилась хозяйка. – Прошу в кабинет, там вполне удобно.

На террасе появилась девушка в глухом тёмном платье и белом фартуке. Хозяйка дома повернулась к ней и с неожиданным раздражением проговорила:

– Где тебя черти носят, Палашка! Пару шампанского в кабинет. Скажи Тимофею, чтоб самое холодное выбрал. Да живее поворачивайтесь, а то, как мухи полудохлые ходите, дар-р-моеды!

«Э-ге, а барышня-то с характером», – не без удивления отметил про себя Алексей.

Через открытые двери хозяйка повела гостей анфиладой полутемных комнат в кабинет. Традиция многих поколений южан – в дневные часы держать деревянные ставни на окнах прикрытыми. Таким образом, в комнатах – приятная прохлада, а снаружи дома – горячий, раскаленный воздух. Но в кабинете, против ожидания, было светло, ставни за окнами оказались открыты. Окна выходили на запад, и солнце ещё не успело накалить воздух в кабинете. Интерьер был строг, если не сказать аскетичен, и этим заметно контрастировал с другими комнатами. Выбеленные мелом стены, простые книжные шкафы, большой дубовый неполированный стол, старое кресло с деревянными подлокотниками и протертым кожаным сиденьем, а вдоль стен – видавшие виды деревянные стулья.

– Простите, Алексей Иванович, а можно ли узнать, где именно вы служите? – поинтересовалась Александра Егоровна после того, как все расселись.

– Я служу юридическим консультантом в «Обществе взаимного поземельного кредита», иногда ещё называемом Дворянским, хотя последнее наименование неофициально, – ответил Алексей. – Землевладельцы, испытывающие затруднения с деньгами, либо желающие их привлечь без продажи недвижимости, закладывают у нас свои поместья. На руки они получают сорок процентов оценочной стоимости.

– Сколько сделок проходит за год? – поинтересовался Сергей, поддерживая разговор. – Каков осреднённый размер одной сделки?

– Обычно в год проходит от пяти до шести тысяч залоговых сделок. Половина из них касается залога имений стоимостью двадцать и более тысяч рублей. Устав «Общества» не позволяет выдавать залоги менее одной тысячи рублей, так что, как видите сами, клиент у нас крупный, обороты большие. Примерно пять процентов сделок проходит с имениями стоимостью более ста тысяч…

Принесли две запотевшие бутылки шампанского в ведёрке со льдом. Сергей принялся их откупоривать.

– Скажите, Алексей Иванович, а отказы от обратного выкупа случаются? – спросила Александра Егоровна.

– Сплошь да рядом. Если говорить начистоту, то «Общество» было задумано правительством после реформы 1861 года с единственной целью – предотвратить массовые банкротства помещичьих хозяйств, которые не смогут или не захотят найти для себя экономическую нишу в изменившихся условиях. На определённом этапе «Общество» сыграло важную роль, погасив недовольство значительной части дворянства. Да только что толку? Если какой-нибудь граф Барщевский-Лысый жил трутнем всю жизнь, так он и после получения ссуды трутнем быть не перестанет. Значительная часть выданных «Обществом» ссуд была вывезена в казино Висбадена, Ниццы и Гамбурга и там благополучно проиграна. Так что не ошибусь, если скажу, что более половины заложенных имений к хозяевам своим более не возвращаются. Вы, очевидно, желаете приобрести участок?

– Да, большой участок. Самый большой, – подчеркнула женщина. – И желательно не здесь, не в наших краях.

Сергей меж тем разлил по фужерам шампанское, и Алексей предложил тост:

– За успех в делах, Александра Егоровна!

– И в каком же краю вы хотите купить землю? – полюбопытствовал Сергей.

– Ну… средняя полоса, Поволжье. Может, даже Новгородская или Псковская губернии. Главное, чтоб участок большой, и сделать все быстро. Ну и, разумеется, надёжно.

– На продажу выставляют порой очень большие имения, и стоимость таких сделок, как вы понимаете, иной раз бывает очень велика – от ста тысяч рублей до полумиллиона и даже больше, – осторожно пояснил Алексей Иванович. – На стоимость влияет большое количество нюансов: размер участка, близость железных дорог, степень окультуренности, наличие леса, водоёмов, территорий, не пригодных к сельскохозяйственному использованию…

Женщина перебила Алексея:

– Ну что ж, это мне подходит. Главное, чтобы сделка не растянулась на долгие месяцы.

Алексей еле удержал себя от того, чтобы не съязвить: «Что именно вам подходит?», ведь она не дала ему договорить. Возникла пауза, которой удачно воспользовался Сергей:

– Я должен ехать, уже половина первого, бегу-бегу-бегу, и не пытайтесь меня удерживать! Александра Егоровна, благодарен вам за шампанское, его глоток вдохнул в меня жизнь и вернул силы.

Он вскочил со стула, галантно раскланялся и был таков. Алексей всегда поражался искусству брата – такого, на первый взгляд, здоровенного медведя – всё делать с чрезвычайной быстротой и нигде подолгу не задерживаться. Вот уж непоседа, так непоседа, не зря матушка говорила про него: с шилом родился.

– Иногда случаются срочные продажи, – вернулся к разговору Алексей. – Но в таких случаях может возникнуть необходимость предъявить к оплате всю сумму за очень короткий срок, скажем всего две недели.

– О, это совсем не проблема, – не смутилась Александра Егоровна. – Я вполне располагаю средствами, так что в любой момент требуемая сумма будет предоставлена.

– Позвольте полюбопытствовать, Александра Егоровна, а для какой цели вы хотите приобрести землю? Поясню свой вопрос. Дело в том, что в зависимости оттого, что вы намерены с купленной землёй делать, и нужно будет подбирать варианты. Хотите ли вы разводить осётра – тогда нужны участки с прудами; если вы планируете ставить сыроварню, тогда вам потребуются заливные луга и пастбища; если лес валить – то нужен, понятное дело, лес, а если, скажем, конеферму, то лес совсем даже не нужен. Это первое. И второе: как специалист, я советую вам не покупать большой участок, а купить два или три маленьких, можно рядом, можно врозь. Это будет гораздо выгоднее по деньгам и быстрее в оформлении. Дело в том, что при оформлении таких сделок задействуется множество специалистов – землемеры, оценщики, топографы, как правило, производится новая кадастровая съемка, опять же, юристы, такие как я. И с маленькими участками все эти процедуры совершаются быстрее и проще.

– Отчего же быстрее?

– К ним меньше внимания, менее вопросов. Да и участки, скажем так, «вкуснее». Ну, стоит на продажу какой-нибудь ломоть оренбургской степи в двадцать тысяч десятин, ну кому и на что он нужен? Кобыл пасти, да кумыс гнать? А что с этим кумысом делать? До ближайшей железной дороги двести вёрст…

– Но вы мне можете помочь?

– В чём?

– Ну-у, провести сделку. Чтобы оценщик цену не задирал, чтоб конкуренты не перехватили… Чтобы всё хорошо прошло и быстро. Назовите свой процент.

– Александра Егоровна, уважаемая, не спешите вы с обсуждением процента. Я пока ещё не понимаю толком, чем могу быть вам полезен… А вы уже спешите цифры обсуждать. Сделки с землёй суеты не любят. Вы мне всё-таки объясните, что вы хотите получить, – Шумилов разговаривал с Максименко так, словно перед ним был маленький ребёнок. – Вас интересует сельскохозяйственное производство? Или вы хотите развивать какой-то промысел? Или вы просто намерены вложить деньги в надежде на последующий рост купленного надела?

Александра Егоровна как-то замялась, посмотрела на Алексея Ивановича пустыми глазами. В эту секунду вид у неё сделался преглупым. «Хм, – подумал озадаченно Алексей Иванович, – что-то не похожа госпожа Максименко на человека, который знает, что делает».

– Ну-у, я пока еще не знаю, что хочу устроить на новом участке. Это потом будет видно. Сейчас главное – купить. И всё-таки, мне кажется, большой лучше. Это как один большой дом лучше, нежели пять комнат в разных домах, – засмеялась она своему удачному, как ей показалось, сравнению. – И потом, хочу вам признаться, я не планирую там жить. Я вообще хочу поехать за границу, посмотреть мир. Вот изучаю немецкий язык и латынь, хочу читать в подлиннике Гомера и Сенеку.

Она взяла со стола весьма внушительную книгу и показала ее Шумилову. «Илиада» – прочитал на корешке обложки Алексей Иванович. От него не укрылось, что книга была совсем новенький, с незамятыми углами корешка и неразрезанными страницами.

«Странный способ читать, не разрезая страниц, – подумал не без сарказма Шумилов. – Да и вообще как-то не верится, что такая барынька может любить книгу, интересоваться Сенекой. Французские романы – куда ни шло. Тоненькие, с крупным шрифтом и большими картинками. Но Сенека – эвона хватила!»

Эта привычка подвергать каждое услышанное слово анализу, как бы препарируя его и сопоставляя с внешними проявлениями человека, привычка, выработанная профессией сыщика, давала о себе знать постоянно даже тогда, когда для этого вроде бы не было никакого повода. Ну, казалось бы, чего уж проще – ты на отдыхе, в компании весьма симпатичной и богатей молодой дамы, пьёшь холодное шампанское, ну и отдыхай себе на здоровье, пей дальше! Но нет, не получается! глаза и уши безо всякого осознанного стремления ловят всякие мелкие оговорки и нестыковочки, по сути своей совершенно безобидные. Ну, подумаешь, барышне хочется казаться умнее и глубже, чем она есть на самом деле, покрасоваться многозначительными разговорами о собственном богатстве. Это же так понятно и простительно в её возрасте!

Между тем Александра Егоровна многозначительно продолжала:

– Алексей Иванович, а вы бывали за границей? В Германии, например? Я слышала, что в тамошних университетах женщинам разрешено быть вольнослушателями.

– Нет, не бывал. А вы что же, хотите учиться в Германии? – Шумилов постарался скрыть своё недоверие, если не сказать – ироничный скептицизм. Хотя тон его был участлив, Алексей испугался, что собеседница почувствует фальшь. Но ничего подобного не случилось. Александра Егоровна приняла интерес Шумилова за чистую монету и пустилась в подробные пояснения о том, как она уважает немецкую нацию за порядок и аккуратность, как она ценит немецких философов, о том, что германские университеты куда как лучше наших, и прочее, и прочее в том же духе. Алексей Иванович делал вид, будто внимательно слушает, редко вставляя короткие реплики, и не мог отделаться от очень странного ощущения, что всё в этой купеческой дамочке как-то не вяжется одно к другому. Этой молодой женщине совершенно не пристало рассуждать о таких скучных предметах, как университеты, наука, философия, всё её природное естество говорило о жизни плоти, об удовольствиях тела. «Словно чужие слова повторяет», – думал Шумилов.

Прервав, наконец, свои разглагольствования, будто выдохшись, Александра Егоровна снова вернулась к теме покупки земли.

– Алексей Иванович, вы уж помогите мне, будьте советчиком и помощником в этом деле, – попросила она. – Направьте, предостерегите, где потребуется.

– Ну, что ж, я могу попробовать подобрать вам варианты. На какую сумму покупки вы ориентируетесь и как скоро вы хотели бы совершить эту сделку?

– Как можно скорее, Алексей Иванович. А сумма… ну, скажем, полмиллиона – три четверти миллиона – это легко. Если что-то действительно стоящее, то и миллион без рассуждений.

Шумилов только крякнул. Таких дельцов он ещё на своём веку не встречал: «Полмиллиона легко, а если что-то стоящее, то и миллион без рассуждений». У этой дамочки алмазные копи, что ли? Или просто с головой непорядок?

– Вы уж постарайтесь, голубчик, – продолжала ворковать Максименко. – Я буду ждать.

С этими словами она заглянула в глаза Шумилову, и он отметил про себя, что её взгляд сделался каким-то… говорящим. Отчего бы это? «Эвона что, неужели дамочка обещает мне интрижку? – не без сарказма подумал Алексей. – Интересно только, ею движет необходимость совершить сделку или сама сделка – предлог для любимого дела?»

Они вернулись на террасу, где стало уже заметно жарче. Пирамидальный тополь, росший подле, отбрасывал приятную тень, загораживая поднявшееся высоко солнце. Потекла неспешная общая беседа на нейтральные темы. Александра Егоровна и Софья Карловна наперебой расспрашивали, как ему, столичному жителю, показался Ростов. Аристарх же был малоразговорчив, в нём чувствовалось какое-то отчуждение, которое Шумилов не мог объяснить. Говорил Аристарх с небольшим немецким акцентом, впрочем, не портившим его речь. Но дамы очень оживились, особенно Александра Егоровна. Давешняя ее строгая учёность куда-то подевалась, и Алексею Ивановичу предстала вполне земная хохотушка, всякий раз задорно вскидывавшая при смехе голову и открывавшая в улыбке ряд мелких молочно-белых зубов.

На прощание Александра Егоровна проговорила:

– Алексей Иванович, мы завтра небольшим кружком едем на пикник на острова, есть у нас тут излюбленные местечки. Думаю, будет весело. Присоединяйтесь и вы с Сергеем Ивановичем. Сбор в восемь часов утра на Владимирской пристани, по холодку поедем. Катер «Елена», его вы узнаете легко, он там самый красивый. Придёте?

– Почту за честь. Брат, надеюсь, тоже сможет присоединиться, – и, щёлкнув каблуками на манер военнослужащего, уточнил: – Форма одежды парадно-выходная?

– Свободная. И желателен купальный костюм! Вечером в ожидании ужина Алексей отправился искупаться. Вода в Дону была тёплая, словно парное молоко. Ветер стих, и каждая веточка прибрежных кустов отчетливо прорисовывалась в недвижном воздухе, словно на японской гравюре. Речная вода, обволакивая разгорячённое тело, дарила ощущение неги и покоя.

На маленькой полянке у самой воды показалась фигура Сергея. Бросившись в воду, он поплыл крупными саженками, отфыркиваясь и мощно рассекая воду. «Фыркает, точно лошадь, – отметил Алексей. – Чай на конюшне научился».

Обсыхая на берегу, братья неспешно вели беседу.

– Ну, как тебе вдовушка? Договорились о чём-нибудь? – полюбопытствовал Сергей.

– Вдовушка как вдовушка, – равнодушно ответил Алексей, продолжая с Сергеем их давнюю игру: старший брат постоянно «сватал» младшему ту или иную барышню, расхваливая её разнообразные достоинства, а младший проявлял разумную сдержанность и

выискивал недостатки. Повисла пауза.

Разогрев любопытство брата до нужного градуса, Алексей продолжил:

– Она действительно недурна собой, как ты говоришь, свежа и молода. Да только знаешь, есть моменты, которые привели меня в недоумение.

– Ну, и что же тебя беспокоит?

– Видишь ли, Серёжа, земля обычно покупается под конкретное производство. Эта же барыня ничего вразумительного на сей счет не сказала. Либо не захотела. Но тогда возникает вопрос: если нет четкой идеи, на что употребить землю, то какую цель преследует сделка? Возникает и другой вопрос, куда более неприятный: уж не собирается ли эта дамочка использовать меня «втёмную»?

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял Сергей.

– А вот что: я сейчас помогу ей в сделке, она купит по низкой цене – за половину реальной стоимости, или за две трети – «вкусный» участок, нарежет его ломтями и через полгода выставит на продажу по кускам. Мелкие наделы реализовать гораздо проще и осуществить подобную махинацию особого труда не составит. Получится очевидная для всех спекулятивная сделка. Поверь мне, найдутся желающие поинтересоваться тем, кто запродал милой вдовушке хороший надел за символическую цену. Начнётся расследование, которое, как ты понимаешь, мне совершенно ни к чему.

– А может, она просто хочет вложить свободные средства? Разве это такое уж редкое явление?

– Нет, конечно же нередкое, богатых людей у нас

просто пропасть. Но… и тут опять-таки есть настораживающий момент. То, что средства у неё есть… Вернее, она создаёт видимость, что есть… Я уже понял: по её словам, даже сделка в три четверти миллиона не будет затруднительна. Но сама Александра Максименко таких денег нажить не могла: во-первых, подобные состояния не делаются в одночасье, а во-вторых, она лично делами не занимается – это для меня очевидно. Человек, делающий деньги, не пройдёт мимо возможности не переплачивать лишнего, а она совершенно не отреагировала на моё предложение сэкономить на покупке нескольких небольших участков.

Вообще, у меня рождается неприятное чувство, что Александра Максименко просто-напросто подставная фигура, за которой стоит настоящий хозяин капитала. А из этого следуют новые неприятные вопросы:

почему он не хочет себя афишировать? Если ему есть что скрывать, то что именно?

– Эко ты раскладываешь… – Сергей задумался. – И что же ты намерен предпринять? Неужели откажешься? Ведь деньги сами в руки идут… очень большие деньги!

– Прежде чем на что-то решиться, полагаю, следует узнать всё, что возможно об этой Александре Егоровне и её состоянии. Насколько там всё законно и платёжеспособно. Ты пойми меня – я не хочу осложнений, которые начнут открываться тогда, когда отступать станет поздно. Кстати, возможность познакомиться с Александрой Егоровной поближе подворачивается буквально завтра. Мы с тобой приглашены на пикник «в тесном кругу», как она выразилась. У тебя день свободен? Выезжать надо рано утром.

– Пожалуй, да, поехать смогу. Я планировал побывать на конеферме в Ольгинской, но это подождёт день-другой.

– Итак, едем, – решил Алексей.