III. ПАСТЫРСТВО НОВОЗАВЕТНОЕ

Богоучрежденность христианского пастырства

Богоучрежденность в Церкви иерархического служения не может подлежать сомнению, настолько ясно и непререкаемо засвидетельствовано оно в Новозаветном Писании. По свидетельству Священного Писания, Господь Иисус Христос, "Первосвященник по чину Мелхиседекову", Сам учредил в Церкви Своей особый класс людей, которым даны были обязанности быть в ней в достоинстве ее учителей (Мф. 28, 19–20; Деян. 1, 8), духовных руководителей христиан, с правом вязать и решать грехи верующих (Ин. 20, 22) и священнослужителей (Мф. 28, 19).

Из Священного Писания известно, что Сам Иисус Христос непосредственно из Своих учеников избрал двенадцать, которых назвал Апостолами (Лк. 6, 13), и потом говорил к ним: "Не вы Мене избрасте, но Аз избрах вас, и положих вас, да все идете и плод принесете…" (Ин. 15, 16). Христос Спаситель только избранным ученикам Своим дал заповедь и власть учить верующих ко спасению (Мф. 28, 19; Лк. 22, 19; Мф. 18, 18). Он преподал эту власть св. Апостолам точно так же, как Сам принял от Отца: "Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю Вы…" (Ин. 20, 21). Потом Христос Спаситель Сам же непосредственно избрал еще 70 учеников, которых послал на то же великое дело (Лк.10, 1). "Жатва убо многа, — говорил Он Своим ученикам, — делателей же мало. Молитесь убо Господину жатвы, да изведет делатели по жатву Свою" (Мф. 9, 37–38).

После Своего воскресения Христос Спаситель сообщил Апостолам и особое дарование Святого Духа. "Рече же им Иисус паки: мир вам. Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы. И сие рек, дуну, и глагола им: приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им: и имже держите, держатся" (Ин. 20, 21–23). Это говорит Господь в то время, когда беседовал с Апостолами об устройстве Своей Церкви, учреждая средства к ее существованию (Деян. 1, 38).

Передавая власть и распоряжения св. Апостолам, Господь Иисус Христос вместе с этим ясно выразил Свою волю в том, чтобы все это сохранялось и продлилось до скончания века. Спаситель обещал ученикам послать от Отца Духа Святого, Который будет пребывать с ними вовек (Ин. 14, 16), а относительно Себя: "Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века" (Мф. 28, 20), и, кроме того, о Своей Церкви Он прямо сказал, что и "врата адова не одолеют ее" (Мф. 16, 18), а потому с несомненностью должно полагать, что Иисус Христос вместе с властью учительства, священнодействия и пастырства передал св. Апостолам и полномочия на непрерывную передачу власти их преемникам.

Но чтобы это дело продолжалось и после них, Дух Святый по вознесении Иисуса Христа установил преемство церковных учителей. По Его внушению, Собором апостольским был избран новый апостол на место отпадшего Иуды, и, кроме того, св. ап. Павел также соделался избранным сосудом, дабы пронести имя Христово "пред языки и царьми". Обращение и избрание ап. Павла ясно свидетельствует, что пастырское служение, на котором он паче всех потрудился, не от человек принято, но ведет свое начало от Самого Учредителя веры Иисуса Христа. По воле Его ап. Павел не только сам соделался проповедником и служителем Евангелия, но вместе с другими апостолами, имея дух и ум Христовы, "рукополагал пресвитеры на вся церкви", равно и епископов, возлагая на них обязанность учительства. Епископы, в свою очередь, получили от апостолов право устроять по городам пресвитеров, чтобы дело учительства повсюду более и более распространялось.

Так основалось, утвердилось и распространилось учительство в Церкви как особое звание, особый чин людей, на это дело избираемых, ведя свое начало от Иисуса Христа.

Христос Спаситель — Основатель Новозаветного пастырства

Чаяние Мессии и пришествие в мир Искупителя

Ветхозаветное священство было только прообразом того благодатного пастырства, которое должно было открыться миру с пришествием на землю Великого Первосвященника — Христа, имевшего возродить человека нравственно и указать ему то райское блаженство, о котором сказано: "Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2, 9).

Ветхозаветное священство не могло возродить человека, поднять его на ту высоту, с которой он ниспал. Оно побуждало человека к исполнению Моисеева закона по букве, но не по духу. Апостол Павел пишет, что оно было "тенью будущих благ" (Евр. 10, 1). И все ветхозаветное человечество находилось в ожидании того великого дня, когда Истинный Пастырь придет и соберет своих рассеянных овец.

Ветхозаветный человек изнывал в своих поисках, ища Доброго Пастыря. Так, праведный Иов взывал: "О, если быя знал, где найти Его… Я изложил бы пред Ним дело мое" (Иов. 23, 3–4).

Пророк Давид в своих псалмах взывал: "Для чего, Боже, отринул нас" (Пс. 73, 1). "Тебя жаждет душа моя" (Пс. 62, 2). Ветхозаветный евангелист Исаия ожидал Еммануила (Ис. 7, 14), Который бы "взял на Себя наши немощи и понес наши болезни" и "ранами Его мы исцелились" (Ис. 53, 4–5).

Когда пришло назначенное время явиться Христу, Он сказал: "Вот иду исполнить волю Твою, Боже" (Евр. 10, 9). Христос пришел как Первосвященник, вошел во святая святых, но уже не с кровию "коз-лию ниже тельчию", а со Своей Кровью, и искупил человека раз и навсегда. Он в Своем Лице соединил права и обязанности служения пастырского. Он пришел взыскать и спасти погибшего.

Божественный Искупитель явился именно тем любвеобильным Пастырем, Который, оставив девяносто девять овец, идет искать в горах одну заблудшую. Сообразно с приточным указанием на Себя, как на Пастыря, пришедшего взыскать заблудших овец, Спаситель прямо называл Себя Пастырем, Которого знают овцы и Который отверзает двери во двор овчий, чтобы сводить туда всех входящих дверьми, а не "прелазающих инуде", т. е. достойно избираемых, а не самозванных. На этом основании и Апостолы, признавая Спасителя Главой Церкви, Совершителем и Начальником спасения, называли Его Первосвященником и Пастыреначальником. Апостол Павел, например, говорит: "Мыимеем Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса, Сына Божия" (Евр. 4, 14).

"Для возвращения всего утраченного нами, — говорит о. Иоанн Сергиев, — определено было в вечном Совете Божием сойти на землю Самому Источнику святости и чистоты, просветить род человеческий Словом Божиим, научить его святости, чистоте и правде, очистить все его грехи искупительной Кровию страданий и смерти Сына Божия, Агнца Божия, вземлющего добровольно грехи мира. А так как Он пришел именно возвратить нам святость нашей души, то Он благоволил называться Первосвященником"[32]. Самое рождение Его во плоти и Его искупительная смерть составляют одно величайшее тайнодействие, без которого было бы невозможно наше спасение. Итак, пришел Христос, чтобы быть и Жертвой, и Священником, быть "Приносящим" жертву и "Приносимым" в жертву.

Жизнь Спасителя от Его рождения до вступления на общественное служение

В лице Иисуса Христа явился в мир Сын Божий, "воплотившийся от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечившийся". "Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца" (Ин. 1, 29–31). Евангелие обстоятельно повествует о событиях рождения Богомладенца и поклонении Ему пастырей и волхвов, а также о бегстве святого семейства в Египет, возвращении оттуда и поселении в Назарете. Но совсем ничего, кроме путешествия двенадцатилетнего Отрока с родителями в Иерусалим, не говорится о жизни Спасителя до начала Его общественного служения. Но и то, что сохранилось, весьма поучительно для пастыря. Евангелист Лука повествует: "Отроча растяще и крепляшеся духом, преспеваше премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человек" (Лк. 2, 52).

Христос, до Своего общественного служения, был сокрыт от народа. Находясь в захудалом городке Назарете, Он с кротостью повиновался своим родителям. Удаленный от широкого потока жизни, находясь как быв уединении, вдали от средств и пособийк широкому и многостороннему образованию, Христос, однако, не пребывал в замкнутости. Под руководством Своей богомудрой Матери Он постоянно развивал Свои духовные силы и способности, "поучаясь в Законе Господнем день и ночь". Телесные силы Его развивались под воздействием участия в домашних трудах праведной семьи.

Известно, что Иисус Христос в отроческие лета не посещал раввинских школ и не слушал учебных наставлений какого-либо достохвального ритора или ученого раввина. Кратко повествуя об отроческих годах земной жизни Иисуса Христа, Евангелисты только замечают, что Он "возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем" (Лк. 2, 40). Жил Христос у Своего нареченного родителя по плоти — Иосифа, изредка совершая путешествия со Своими родителями в Иерусалимский храм. Следовательно, школою для Него был лишь дом родителей и храм Отца Его Небесного, благодать Которого заменяла Ему всяких учителей и наставников и исполняла Его такою премудростью, которой не мог дать или научить ни отдельный мудрец того времени, ни весь тогдашний, уже обветшалый и разлагавшийся мир. Таким образом, Иисус Христос не связан был никакими преданиями частных или общественных школ, никакими тенденциями или воззрениями учителей, что обыкновенно характеризует и приложимо бывает к каждому проповеднику или мудрецу-философу.

Домашнее воспитание Иисуса Христа способствовало Его духовному развитию, так что впоследствии Его Божественной мудрости и разуму удивлялись еврейские учители, которые слушали, вопрошали и "ужасались" глубине Его познаний и мудрости (Лк. 2, 42–47).

С двенадцатилетнего возраста еврейским отрокам предписывалось исполнять закон. Они назывались детьми закона. Отрок Христос, посещая иерусалимский храм как дом Отца Своего, желал постоянно пребывать в нем и питать Свою душу чтением закона Господня. Во время одного из таких посещений, как повествует евангелист Лука, когда окончился праздник и все возвращалисъ по своим домам, Отрок Иисус остался в Иерусалиме, и не заметили того Иосиф и Матерь Его, думая, что Он идет с другими; проведши дневной путь, стали искать Его и не нашли; возвратились в Иерусалим и нашли Его в храме. Христос сказал: "Зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему" (Лк. 2, 45–49). Эти слова говорят о том, что Христос всецело был предан Богу Отцу, Который послал Его в мир для того, чтобы спасти людей.

После путешествия в Иерусалим Христос продолжал преуспевать в премудрости и возрасте и в любви у Бога и людей (Лк. 2, 52). Так продолжалось до тридцатилетнего возраста. По ветхозаветному закону, в эти годы иудейские раввины вступали в должность народных учителей. Прежде чем начать Свое общественное служение, Христос Спаситель, как неоднократно говорит Евангелие, прошел суровую школу сосредоточенного уединения, внутреннего подвига молитвы и нераздельного единения с Небесным Отцом.

Христос любил уединение. Он неоднократно удалялся в пустынное место, где предавался пламенной молитве Своему Небесному Отцу. Здесь, вдали от мира и его треволнений, Он погружался в глубину Своего духа, размышляя о деле, ради которого Он явился. В пустыне Он приготовлялся к борьбе с искушениями, которые во всей силе предстали Ему во время сорокадневного поста Его — этого высшего и решительного акта Его приготовления, но которые, несомненно, не оставили Его и после.

В уединении Христос был наедине с природой. В созерцании ее Ему открывалась чудная картина жизни человеческой и благости Божией, языком и образами которой Он так прекрасно пользовался впоследствии. Природа для Христа была вспомогательной книгой в Его мессианском служении. Он неоднократно приводил примеры о сеянии доброго семени, о виноградной лозе, полевых лилиях, птицах небесных и т. д. Все это было нужно для того, чтобы человек мог лучше воспринять то Божественное учение, которое проповедовал Христос Спаситель.

По мере приближения времени Крещения Спасителя, проповедник покаяния Иоанн Креститель говорил народу, что не он Мессия, но Мессия идет вслед за ним. "Вот грядет Тот, Кто сильнее меня, я недостоин понести обувь Его. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Мф. 3, 11). Проповедь Предтечи и вся его жизнь создавали ореол величия вокруг его имени; глубокое же его смирение перед грядущим Спасителем мира возбуждало народ и привлекало внимание к Тому, у Которого этот великий пророк недостоин развязать ремень обуви.

И вот "приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него" (Мф. 3, 13). "Иоанн же удерживал Его и говорил: Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? — Оставь теперь, — отвечал Господь Иоанну, — ибо так надлежит нам исполнить всякую правду" (Мф. 3, 13–15). И Предтеча допускает Его. Как человек, Христос был безгрешен. Он лично не нуждался в покаянии, но выступал пред людьми как Основатель нового благодатного Царства. В это Царство, по Его учению, нельзя войти без Крещения (Ин. 3, 3).

Крестившись, Иисус молился. И вот "отверзлось небо, и Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес, глаголющий: Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе Мое благоволение" (Лк. 3, 21–22).

В день Крещения Господня открылась людям истина о Триипостас-ном Боге. Отец глаголет, Возлюбленный Сын является в образе Сына Человеческого и Божественный Дух — в виде голубя.

В Крещении Господь наш Иисус Христос выступил открыто на мессианское служение как Агнец Божий, пришедший взять на Себя грех мира (Ин. 1, 29). Таково новозаветное Богоявление. Крещение Спасителя есть вместе с тем торжественное объявление о Его Божественном достоинстве. Оно, наконец, есть видимый знак посвящения Его на общественное служение (пастырство) и явления миру (Ин. 1, 32).

Христос, выступая на служение миру, являя Себя людям, показал Себя не в громе, молнии и землетрясении, не в славе Сына Божия в сопровождении сонма ангелов, а как смиренный человек. И обращается Он к Крестителю Иоанну не как Бог, а со смирением просит совершить над Собою Крещение во исполнение "правды Божией". Об этом поет Святая Церковь: "Яко человек, на реку пришел еси, Христе Царю, и рабское крещение прияти тщишися, Б лаже, от Предтечеву руку, грех ради наших, Человеколюбче"[33]. Таким образом, Крещение Спасителя явилось началом Его пастырского служения.

Искушение Господа Иисуса Христа диаволом в пустыне. Прообразовательное значение борьбы с искушениями для пастырей и паствы

"Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню для искушения от диавола и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал"

(Мф. 4, 1–2).

Прежде чем выступить на общественное служение спасению рода человеческого, Иисус Христос после Крещения был возведен Духом Святым в пустыню. Что это значит? Почему не Он Сам пошел, а возведен был Духом Святым? Это значит, что Он был не только Истинным Богом, но и истинным человеком, что все человеческое, кроме греха, не было чуждо Ему. Он боялся и трепетал при мысли о Своем страшном конце — о распятии на кресте. В саду Гефсиманском, пред крестными страданиями, он молился Отцу до кровавого пота, чтобы миновала Его эта страшная чаша страданий. Но естество человеческое в Его Святейшем Лице соединилось нераздельно и неслитно с естеством подлинно Божественным. Вот почему Духом Святым Он и был возведен в пустыню. Ему трудно было как человеку решиться на великий подвиг сорокадневного поста, на жизнь в дикой пустыне со зверями. Трудно Ему было решиться на тяжкое искушение от диавола, ибо знал Он, что предстоит оно.

Зачем нужно было Христу столь долгое пребывание в пустыне в таких тяжелых условиях? Он готовился к Своему Божественному подвигу, к подвигу искупления рода человеческого Кровью Своею от власти диавола. Он готовился непрестанной молитвой, беседой с Богом Отцом. Ему нужно было уединение, полное отрешение от людской суеты, чтобы всецело предаться общению с Богом. Ему надо было этим общением укрепить Свою человеческую волю, принять от Отца всесильную помощь в предстоящем служении.

Таким образом, и для Самого Пастыреначальника необходимо было приготовление. Если же и Он постился и молился пред началом Своего служения, если Его примеру следовали впоследствии Апостолы (Деян. 1, 14) и великие отцы Церкви (св. Василий Великий, св. Иоанн Златоуст и др.), то не тем ли более необходимо такое приготовление для всякого кандидата священства, для того, кто является продолжателем дела Господа Иисуса, идущим по стопам Его.

Пребывание в пустыне было заключительным, высшим актом приготовления Спасителя к общественному служению, но начало этого приготовления было положено, как отмечалось выше, еще в детском возрасте. Так и кандидатам священства должно проходить приготовление, начиная готовиться с того времени, когда возникло решение принять священный сан; окончательное же приготовление, завершение его, должно произойти пред самым принятием священного сана. И в момент, когда на него уже готова снизойти Божественная благодать в таинстве Священства, его духовное око еще раз должно обозреть всю прошедшую жизнь и прозреть будущее, чтобы решить окончательно и бесповоротно, достоин ли он, в состоянии ли принять и носить то звание, которое может быть достоянием лишь избранников Божиих (Ин. 15, 19).

По примеру Пастыреначальника, каждый желающий получить благодать священства должен заранее направить все свои силы к тому, чтобы научиться отвергать все предметы искушений. Диавол, не оставивший и Самого Господа, не преминет приблизиться с своими кознями и к грядущему на путь пастырский. Только победа над искушениями и может служить свидетельством надлежащего приготовления.

Враг рода человеческого диавол приступил к Господу, искушая Его похотью плоти, похотью очес и гордостью житейской (1 Ин. 2, 16). Эти искушения победил Спаситель. К победе над ними должен приучить себя еще заранее и всякий пастырь.

Похоть плоти

Искуситель, приступив ко Христу, сказал: "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобыкамни сии сделались хлебами" (Мф. 4, 3). Диавол знал, что к концу поста ослабляется не только тело человека постящегося, ослабляется и воля его; человек начинает жалеть себя, трепещет душа его, опасаясь смерти от голода. И воля его расслабляется до такой степени, что начинает он помышлять о прекращении поста, о прекращении подвига своего, об отказе от него. Это знал сатана, он ждал только момента, когда под влиянием сорокадневного поста ослабеет воля Спасителя по человечеству, ибо тогда легче будет искушать Его. И вот поэтому через сорок дней он и приступил искушать Христа. Он как бы говорит: "Если ты Сын Божий, то сотвори чудо, повели камням стать хлебами. Ведь Тыже погибнешь от голода, ведь Ты же Чудотворец. Почему же не хочешь чудотворную силу Свою употребить на насыщение хлебом, в который превратишь камни". Сатана знал, что искушение пищей, в особенности для человека, голодавшего сорок дней и ночей, весьма тяжело, и надеялся победить Христа этим искушением. Сущность искушения состояла в том, что Пастыреначальнику предлагается воспользоваться присущей Ему чудодейственною силою Божиею для удовлетворения чувственных, телесных потребностей человеческой природы. Господь отражает это искушение указанием на Священное Писание: "Написано: не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих" (Мф. 4, 4; Лк. 4, 4; Втор. 8, 2). Так и пастырь Церкви прежде всего должен заботиться о исполнении возложенного на него высшего духовного подвига, о питании себя, главным образом, пищею духовною, при которой он как бы забывает на время о пище телесной; а тем более несвойственно пастырю дарованные духовные силы обращать в служебное орудие для своих плотских влечений. Нельзя, конечно, совсем игнорировать требования плоти. Такого бремени не возлагает, да и не может возложить на пастыря Церковь. Он должен заботиться о своей плоти, но настолько, чтобы она не брала перевес над духом. Нельзя плотские похотения ставить выше духовных потребностей, удовлетворение которых составляет главную задачу жизни не только священника, но и всякого человека. Поэтому, кто любит свою плоть до забвения духовных потребностей, кто все внимание свое обращает лишь на то, чтобы питать и греть ее, не умея обуздывать ее пожелания, тому лучше не помышлять о священстве, которое есть служение духа (2 Кор. 3, 8).

Чаще всего это искушение скрывается под пристрастием к материальным благам, т. е. под сребролюбием. Об этом искушении св. Апостол Павел пишет, что "корень бо всем злым сребролюбие есть" (1 Тим. 6, 10). Суть этого зла заключается не только в деньгах, но вообще в корыстолюбии и стяжательстве. Искушается тот пастырь, который думает, что он должен равняться в материальном положении со светскими лицами. Часто бывает, что пастырь, чувствуя тяжесть своего служения, ищет повышения материального вознаграждения. Его требования увеличиваются, и он забывает, что должен нести благое иго пастырского служения с любовью ко Христу и пасомым. Сребролюбие, как об этом свидетельствует Священное Писание, имеет страшные последствия. Пастырь-сребролюбец уподобляется Иуде, предавшему Христа, он является поругателем Евангелия. Пастырь, не отвергнувший страсть сребролюбия, в короткое время теряет веру и делается формалистом. Для него пастырское служение становится средством к достижению материального благополучия. Особенно ужасно то состояние, когда священник смотрит на сан как на средство своему существованию, когда алтарь и престол, на котором совершается страшная Бескровная Жертва, становится для него лишь местом работы с соответствующей платой. Это страшный грех. Такой пастырь уже не есть пастырь, но наемник.

Если человек принимает на себя священство по одним житейским расчетам, то он уже поддался искусителю, который предлагал и Христу богатство и славу. Безусловно, средства для жизни нужныи священнику, часто обремененному более или менее многочисленным семейством. Ни Господь, ни Апостолы, ни каноны церковные не запрещают священнику за свое служение пользоваться доходами и содержанием от прихода. Но все дело в том, чтобы пастырь не ставил материальную сторону в основу своей жизни.

Часто бывает, что пастыри по-разному относятся к людям влиятельным и простым. Первым для своей выгоды пастырь оказывает даже послабление и обходит их недостатки молчанием, готов совершить для них торжественное богослужение и проч. Что лежит в основе таких пастырских действий, как не скрытое начало корыстолюбия?

Кандидат священства должен помнить слова Спасителя: "Никто не может двема господинома работати; либо единого возлюбит, а другого возненавидит, или единого держится, а о друзем же нерадети начнет; не можете Богу работати и мамоне" (Мф. 6, 24). И еще: "Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит?" (Мф. 16, 26).

Пастырю следует всегда помнить, что он обещался служить Богу, поэтому должен избегать дел лихоимства. "Суд Божий страшен сребролюбцам. Милостивые — наследники благословения Божия, а самолюбивые, сребролюбцы с Иудою осуждение приимут"[34]. Следовательно, священнику нужно с первых дней своего служения избегать всякого пристрастия к материальному благополучию, которое делает его нерадивым пастырем. "Всякое сердечное пристрастие к чему-либо земному есть измена наша Богу, Которого мы должны любить всем сердцем и всею душею и всею силою каждую минуту. Не изменяй, человек, своему Творцу", — пишет о. Иоанн Сергиев[35]. И св. Димитрий Ростовский дает премудрый совет: "Будь щедрым и милостивым, чтобы душа твоя приобрела милость Господа в день суда"[36].

У пастыря на первом плане должно быть ревностное усердие к исполнению своего долга. Когда пасомые увидят в пастыре это усердие, то начнут любить его, и этим он приобретет доверие прихожан. Материальные средства к такому пастырю придут быстрее, чем к тому, кто их ищет. Кандидат священства должен заранее отучить себя от излишества в пище, сне, особенно от спиртных напитков. "Остерегайся, — говорит блаж. Иероним пастырю, — чтоб от тебя никогда не пахло вином". Ведь священнослужителю приходится часть совершать священнодействия, из которых многие являются непредвиденными и срочными (исповедь больного, напутствие умирающего и др.).

Кандидату священства нужно еще обратить особое внимание на свою нравственность. Он должен победить в себе похоть сладострастия, не говоря уже о грехах любодеяния и прелюбодеяния. В супружеской жизни он также должен быть целомудрен и скромен. Иначе как он будет учить своих пасомых? Паства, по Апостолу Павлу, должна брать пример с семейной жизни священника (1 Тим. 3, 4).

Много нужно трудиться пастырю над самим собой, чтобы одержать победу над искушениями, и главным помощником ему в этом служит Слово Божие, всегда могущее умудрить во спасение (2 Тим. 3, 15).

Гордость житейская

Человеконенавистник, искушая Господа Иисуса Христа, не ограничился первым искушением. Он использует другое, более опасное искушение — тщеславие. Он предлагает Спасителю, чтобы Господь показал всенародно в столице иудейской Иерусалиме Свое Божественное достоинство и всемогущество, и тогда народ пойдет за Ним. Для этого диавол берет Христа, поставляет Его на крыше иерусалимского храма и говорит Ему: "Если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: "Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею". Иисус сказал ему: "Написано также: не искушай Господа Бога твоего" (Втор. 6, 16; Мф.4, 6–7; Лк. 4, 9-10). При втором искушении диавол опять хочет, чтобы Спаситель явил чудодейственную силу, но обратил ее уже не на удовлетворение телесных потребностей, а на исполнение тщеславных намерений. Господь отражает и это искушение ссылкой на Священное Писание.

Впоследствии это искушение повторилось в жизни Спасителя еще раз, когда Он начал открыто говорить "ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту" (Мф. 6, 21). И Апостол Петр, отозвав Господа в сторону, возразил Ему: "Да не будет этого с Тобою" (ст. 22). Однако Господь указывает Петру, что в этом его благожелании и выражении человеческой любви есть нечто сатанинское, несознаваемое намерение искусить, соблазнить Господа, подобно тому, как сам сатана в пустыне, под видом благожелания, предлагал Иисусу противобожественные способы легко и скоро совершить предназначенное Ему от Бога дело[37]. Иисус Христос отверг этот соблазн с такой же силой и решительностью, с какой отразил Он слова искусителя в пустыне: "Отойди от меня, сатана… потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (ст. 23).

Ученики Господа, следовавшие за Ним как за проповедником будущего Царства, но царства, по их понятию, земного, царства Израильского, не могли еще в тот момент уяснить, зачем их Учителю нужно страдать. Они как бы говорили: "Ведь Ты же Чудотворец и, если захочешь, можешь стать царем хоть сейчас, и народ пойдет за Тобой". И Господь, возводя их ум от земли к духовному, указывает, что, размышляя так, они думают "не о том, что Божие, но что человеческое" (Мф. 16, 23)[38].

Господь дает Своим пастырям благодатную силу для прохождения служения; но нельзя злоупотреблять этой силой для своего самолюбия. Христос упрекал Своих Апостолов за то, что они просили у Него разрешения низвести огонь на селения, не принявшие их. Господь ответил им, что он пришел не губить, а спасать души человеческие. В противном случае это будет лишь искушением Бога, подобным тому, какое допустил некогда народ еврейский, требовавший от Моисея извести им воду из скалы, говоря: "Точно ли Господь среди нас?" (Исх. 17 гл.).

Этот соблазн "святости" (чудотворения) является для пастыря самым опасным из всех искушений. Опасность его в том, что он проистекает из побуждений высшего порядка, из стремления к особому нравственному совершенству, а может совершенно незаметно вовлечь пастыря в грех прелести, т. е. духовного самообольщения.

При сем своем делании пастырь стоит у святыни. Ежедневно предстоя престолу, он является посредником между людьми, ищущими святости, и Богом, Источником святости. Всякое священнодействие, совершаемое священником, есть дерзновенное прошение у Бога чуда. И при каждом священнодействии это чудо происходит, независимо даже от личных достоинств иерея, его ума, внешности, способностей. Вода освящается, грехи прощаются, евхаристические Дары прелагаются в Тело и Кровь, освящаются иконы, кресты, облачения, дома и вообще "всякая вещь". Все обычное и привычное по молитве его становится освященным, необычным и неприкосновенным для непосвященного.

Все это проистекает из самой сущности священное лужения. Священник молится, ходатайствует, призывает, а благодать Духа Святого все восполняет, врачует, прелагает, освящает.

И как некогда диавол приступил ко Господу с требованием показать чудо, броситься вниз с кровли храма, так и к священнику в какую-то минуту его жизни приступает искуситель и соблазняет его той же самой мыслью о чуде. Здесь лукавый голос начинает искушать священника, внушая ему, что он сам по себе, в силу своих совершенств и дарований, уже достиг особой силы и степени святости и может стать чудотворцем. Иерей прекрасно понимает, что освящающая сила принадлежит Святому Духу, но возможность достигнуть освящающего действия он может приписывать себе, своим духовным достоинствам, своему подвигу.

В жизни священник на каждом шагу встречается с такими обстоятельствами, которые, при известных условиях, могут особенно благоприятствовать развитию в нем страсти гордости. Паства очень часто оказывает самое высокое уважение своему священнику и каждое слово его считает непререкаемой истиной. Его все называют "батюшкой", "отцом святым" и другими лестными словами. А если он хорошо проповедует и заботится о благолепии храма и совершает со страхом Божиим службу, то прихожане преклоняются пред ним. Все это вместе взятое может погубить священника, если только он не будет приписывать все Богу, помогающему ему в этом служении[39].

Следует отметить еще одну сторону в жизни пастыря на приходе, которая очень часто ввергает его в пропасть искушений. В окружении всякого пастыря иногда находятся такие экзальтированные (восторженные) личности, которые всегда стремятся кого-то обожать, кому-то служить, перед кем-то преклоняться. Они легко и быстро находят себе предмет обожания в любом мало-мальски незаурядном пастыре. Каждое его слово ловится на лету, голос его приводит в трепет и волнение, каждый шаг и жест толкуется в особом смысле. Такой пастырь уже не может, по их мнению, ошибаться, каждое его слово — жемчужина мудрости, каждая его проповедь затмевает Златоуста, его молитвенность — огонь пред Богом. В приходе начинают распространяться особые слухи: "Наш-то батюшка святой… Он ведь не от мира сего… Он себя замаривает… Он ночи напролет Богу молится" и т. д.

Хуже всего, если неопытный в духовной борьбе пастырь сам начинает легко поддаваться таким обольщениям, начинает сам верить в свои мнимые дарования, незаметно для себя входить в роль такого "целителя", "молитвенника", "святого". Вместо того, чтобы с первого же момента решительно, может быть, даже и резко — ибо резкость в таком случае и полезна и оправданна — отвергнуть и отсечь подобного рода лжеумиления и преклонения, пастырь увлекается этим, впадает в ложное настроение и тем губит себя и других.

Нужно сказать, что ни один из истинных подвижников не заявлял о своей святости и не стремился обратить на себя внимание окружающего мира. Об этом говорит Священное Писание и житийная литература. Совершенно другое замечается у пастыря, который в самом начале не отверг это искушение мнимой святости.

Но как же преодолеть пастырю это искушение? Пастырь, прежде всего, должен обратить внимание на пример Самого Спасителя, так как Он победил это искушение. Диавол, искушая Господа, предлагал Ему броситься с кровли храма, чтобы совершилось чудо. Вслед за этим ненужным чудом последовала бы рабская привязанность людей ко Христу, которые бы, таким образом, никогда не создали Царства Божия на основах любви, смирения, духовной радости и в духе мира. Господь, отвергнув это искушение, отверг тем самым и рабскую привязанность людей к Себе. Он этим также показал, что для спасения нужна живая вера, а не чудо (правда, Спаситель совершал чудеса, но не по повелению диавола). Поэтому и пастырь должен отвергнуть искушение — рабски привязать к себе верующих. Он должен отвергнуть уже самую мысль, что достиг своего нравственного совершенства. Священник должен возгревать в себе все священное, духовное, небесное; сам все более и более должен укореняться в атмосфере молитвенности и священнодействия. Он ничего не должен приписывать своим личным дарованиям, не считать себя никаким особым молитвенником и избранником, а, наоборот, смирять себя в своих собственных глазах и в глазах паствы.

Пастырь также должен отвергнуть мысль о своевольном мученичестве, которое основывается не на любви ко Христу и к пастве, а только на тщеславии. Конечно, преодолеть это искушение пастырь может только тогда, когда он будет вести богоугодную жизнь, непрестанно очищать свое сердце от страстей. Это единственный путь, по которому он должен идти, чтобы быть истинным продолжателем дела Христова.

"Будь добрым пастырем, — пишет архиеп. Антоний, — и мученичество всегда будет при тебе — и в жизни, и в смерти". Когда пастырь будет жить во Христе, тогда он утвердится в истинной святости, будет истинным мучеником, распинаясь со Христом ради паствы, тогда и будет достойным носителем благодати Христовой.

Из всего сказанного можно заключить, что самой удобной почвой для этого искушения, как и для прочих, является гордость. Нужно сказать, что не чужды ее и старые пастыри, если они не ведут постоянной борьбы с этим злом. Пастырь, который не стремится к преодолению этого искушения, честолюбиво возвышается над своими собратиями, часто подчеркивая свою образованность, культуру, академическое знание и другие свои мнимые превосходства. Отсюда и происходит частое "осуждение, непослушание, насмешки, раздоры, свары, хвастовство"[40] среди пастырей, что им как раз не подходит. Конечно, горделивый пастырь не достигает своей цели. Тогда и появляется на почве ошибок и неудач упадок необходимой пастырю энергии, даже веры и любви. Оскорбленное чувство самолюбия вызывает у пастыря подозрения к собратьям и верующим, которые, по его мнению, устраивают ему какие-то козни. Пастырское служение такого священника сводится к чиновничьему требоисправлению. Он начинает все рассматривать только с точки зрения своего "я" и подчинять своей эгоистической цели.

Но как же освободиться пастырю от этого искушения? Прежде всего, следует горделивому самолюбию противопоставить смирение и исполнять заповедь Спасителя, Который говорит: "Кто хочет быть больший между вами, да будет вам слугой; и кто хочет быть первым между вами, да будем всем рабом" (Мк. 10, 43–44). Эту заповедь должен пастырь исполнять именно потому, что он является продолжателем дела Спасителя, а "Сын Человеческий не пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих" (Мк. 10, 45).

Пастырю следует стремиться к утверждению в ангелоподобной жизни и не забывать, что он является служителем Бога. Св. Димитрий Ростовский, поучая пастырей, говорит: "Если ты служитель Божий, если ты пастырь словесных овец, если ты учитель, то будь по жизни своей непорочен, как ангел Божий. Возвещая Слово Божие, не делай дел демонских"[41].

Епископ Неофит, разбирая этот вопрос в своем курсе Пастырского богословия, говорит, что степень смирения и братской услужливости ярко выражает подготовленность пастыря к ответственному пастырскому служению, как и является оценкой самого этого служения[42]. Не гордость, а смирение украшает пастыря. Смирением же пастырь стяжает благодать Божию, необходимую в пастырском служении.

"Гордость и самообольщение относительно своей мудрости или праведности, — говорит святой Григорий Двоеслов, — препятствует видеть свет истины… кто приписывает себе небывалый блеск праведности или мудрости, тот далек от совершенного знания и тем более удаляется от истинного света, чем более о себе мечтает, как и замечено о некоторых в Писании: "Называя себя мудрыми, обезумели" (Рим. 1, 22).

"Облекитесь смиренномудрием, — пишет св. ап. Петр, — потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (1 Пет. 5, 6). Но как же приобрести себе смирение? Чтобы приобрести его, как говорится в книге душеспасительных изречений, должно постоянно укорять, порицать и обвинять себя во всем, считать себя не только грешнее всех, но даже и всякой бессловесной твари…; когда укоряют в чем-либо, то молча, кротко, объясняя истину; отвергнуть свою волю, терпеть поношения, оскорбления и уничижения — вот истинный путь к смирению[43].

Победить эту страсть можно, если пастырь будет постоянно поучаться в Слове Божием и проводить свою жизнь согласно его требованию, подражая во всем Пастыреначальнику, Который был кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 29).

Готовящийся к священству еще заранее должен приучить себя к мысли, что если всякое звание дает человеку не только права, но и возлагает на него известного рода обязанности, то тем большие обязанности возлагает на него звание служителя Христова. Пастырь должен помнить, что дело служения спасению людей есть не столько дело самого пастыря, сколько дело Божие, и, следовательно, ему нечем гордиться и величаться. Служителю алтаря нужно знать, что рано или поздно гордость откроется пред всеми, потому что она противна Богу и людям.

В борьбе с искушениями пастырь обязан возводить ум "горе", чтобы думать "о том, что Божие" (Мф. 16, 23), а не мыслить по-плотскому, ибо "помышления плотские суть смерть… суть вражда против Бога… живущие по плоти Богу угодить не могут" (Рим. 7, 6–8).

Похоть очес

В третьем искушении диавол, приступив к Христу в третий раз, решается на более дерзкое искушение, обнаруживая свою цель совершенно уклонить Иисуса Христа от Бога и избранного пути. До этого он не знал точно, что Иисус Христос есть Сын Божий; теперь он предлагает решительное испытание. Он берет Христа и возводит Его на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их. И сказал диавол: "Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она мне предана, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое" (Лк. 4, 6–7).

Вместо чрезвычайного дела искупления людей путем страданий, на который намерен вступить Господь, диавол предлагает Мессии купить у него власть над миром самой легкой ценой: выражением покорности ему, поклонением князю мира сего. Господь властно отгоняет от Себя искусителя, ссылаясь при этом на слова закона: "Отойди от Меня, сатана; писано бо: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему Единому служи" (Мф. 4, 10; Лк. 4, 8; Втор. 6, 13; 10, 20). Как повествует евангелист Матфей, "тогда остави Его диавол, и се Ангели приступиша и служаху Ему" (Мф. 4, 11).

Этому искушению властолюбия, честолюбия и славолюбия подвергаются и пастыри. Честолюбие проявляется в том, что пастырь начинает рассчитывать, через сколько лет он получит камилавку, когда будет произведен в протоиереи, в благочинные, скоро ли будет награжден митрой или какое место он займет в ранге священнослужителей при соборных служениях. Это внешнее честолюбие.

Гораздо опаснее стремление пастыря к духовному властвованию. Действительно, ему дана власть от Бога, но эта власть должна растворяться отеческой любовью и пастырской сострадательностью к пасомым. Желая господствовать, пастырь забывает, что он, прежде всего, должен соболезновать людям, духовно возрождать и преображать их жизнь по заповедям Христа. Это господство проявляется, с одной стороны, в жажде добиться от пасомых полного послушания. Священник мнит себя старцем вверенных ему душ. Старчество очень полезно и спасительно, но в основе его должно быть не просто повиновение, а доверие и откровенность между пастырем и пасомым, а также видимая духовная польза, какую получает спрашивающий о всех, даже самых мелочных, вопросах в духовной и практической жизни.

С другой стороны, это искушение проявляется в том, что пастырь во что бы то ни стало хочет быть для своих пасомых "авторитетом". Он считает себя знатоком во всех областях, во все вмешивается со властью и требует признания этой своей власти.

Также опасным для пастыря и его служения является стремление создать свой авторитет показной ученостью. "Искушается тот пастырь, — пишет архиепископ Антоний, — который… задачею своей деятельности считает возводить народ до себя чрез преподавание отвлеченных катехизических истин, вместо того, чтобы изменять человеческие сердца из злых в добрые…"[44]. Нет сомнения в том, что в жизни отвлеченная катехизация совершенно бесполезна. Этим не отрицается значение катехизических бесед с верующими, но они должны быть доступными и обязательно иметь нравственно-практический вывод. Пастырь должен избрать для паствы доступный способ беседы. Ка-тихизическая беседа или проповедь должна изменять человеческие сердца, а не удивлять пасомых ученостью. Горе пастырю, если он, когда паства не может понять его отвлеченные катехизические беседы и проповеди, возмущается невежеством прихожан и, наконец, начинает их ненавидеть. Пастырь для устроения Царства Божия на земле должен привлекать души пасомых, но этого он достигает только тогда, когда, как врач, будет прислушиваться к биению сердец пасомых, подавая вовремя нужное лекарство. Ярким примером такого врачевания является учение Самого Спасителя. Ему следовали св. Апостолы и все выдающиеся пастыри Церкви. В ежедневной борьбе с искушением — производить впечатление ученостью современные пастыри должны учиться у Христа Спасителя, Который имел только одну цель — спасение словесных овец.

Бывает, что пастырь, желая достичь доброй цели, в конце концов, все свое пастырское служение сводит к роли "культур трегера"[45]. Он таким образом хочет завоевать себе авторитет у верующих и окружающего общества. Однако, не избегая возможности культурного влияния на пасомых, пастырь не должен забывать, что главной его заботой является проповедь Евангелия. Пастырю не следует оставлять проповедь Евангелия ради светской деятельности. Так как место пастыря только в Церкви Христовой, то и все его служение должно быть устремлено к созиданию Царства Божия на земле. Поэтому для пастырского дела может стать вредным его увлечение идеалами, не совпадающими с христианским мировоззрением, в основе которого лежит любовь к Богу и человеку. Чтобы пастырю преодолеть это искушение, он должен помнить слова Господа, Который сказал: "Царство Мое несть от мира сего…" (Ин. 18, 36). Поэтому пастырь в деле созидания Царства Божия на земле может употреблять только духовное влияние на паству, которого он может достигнуть посредством молитвы и внутреннего подвига. "Будь ангелом по жизни, — говорит св. Димитрий Ростовский, — и все будут с удовольствием сладостно слушать слова твои и творить, что ты повелеваешь… и ты не можешь упасти вверенное тебе стадо и наставить их на путь спасения, если сам первый не будешь идти по пути спасения"[46]. Устраивая Царство Христово посредством культурно-просветительной деятельности, пастырь должен не забывать, что если он употребит только эти средства, то никогда не достигнет своей цели. Поэтому-то "жизнь наша должна быть сокрыта со Христом в Боге, т. е. Христу мы должны следовать, подражать Ему, Его учение проповедовать"[47], — пишет митрополит Варфоломей. И действительно, любой другой путь является неприемлемым для пастыря.

С этим искушением связано стремление некоторых пастырей производить впечатление на пасомых своей личностью. Пастырь, который позволил действовать этому искушению в своей душе, стремится обратить внимание пасомых на свой голос и различные внешние действия, которые очень обольстительны и вначале производят кажущийся успех. Кажущийся потому, что все внешние эффекты оставляют лишь поверхностное впечатление, сердце же не трогают. Это, безусловно, противоречит пастырскому служению. Пастырь должен воздействовать на души пасомых не внешним впечатлением, а согревать их молитвой и словом Божиим. В Священном Писании имеется много примеров, которые говорят о ненужности эффектных приемов. Сам Спаситель их никогда не употреблял. Пастырь не должен забывать, что стремление производить впечатление своею личностью — это самообман и обман верующих. По этому вопросу архиепископ Антоний замечает: "Власть и влияние, основанное не на началах правды и любви, а на обмане, возбуждают впоследствии вместо доверия ненависть"[48]. Святитель Игнатий (Брянчанинов) дает пастырю следующее наставление: "Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха Небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе… Ты, наставник, охранись от начинания греховного! Не замени для души, к тебе прибегшей, собою Бога. Последуй примеру святого Предтечи: единственно ищи того, чтобы возвеличился Христос в учениках твоих"[49].

Единственным условием благотворного влияния на сердца людей, по словам протоиерея Иоанна Сергиева, является искренность пастыря не только на словах, но и на деле. Для этого необходимо строго следить за собой, за своим душевным миром, за своим внутренним деланием[50].

Стремясь к славе мирской, пастырь подвергается другому виду искушений — человекоугодничеству. Это искушение часто появляется у пастыря, когда он переходит на новый приход, но оно может появиться и в любое время его пастырского служения. Челове-коугодничество не должно иметь места в Церкви Христовой, ибо пастырское служение — это Богоугождение, а не человекоугождение. Нужно сказать, что человекоугодничество, или иначе говоря, приспособленчество пастыря к своим пасомым противно христианскому духу. Такая приспособляемость не имеет ничего сходного с приспособляемостью, о которой пишет св. Апостол Павел: "Бых иудеом, яко иудей, да иудеи приобрящу; подзаконным яко подзаконен, да подзаконныя приобрящу; беззаконным яко беззаконен, не сый безза-конник Богу, но законник Христу, да приобрящу беззаконныя. Бых немощным яко немощен, да немощныя приобрящу; всем бых вся, да всяко некия спасу" (1 Кор. 9, 20–23).

Мудрая широта взглядов св. Апостола Павла — это забота о душе человека. Он начинает с малого добра, которое хранится в душе человека, чтобы эту душу постепенно привести к уразумению истины и ко спасению. Св. Апостол Павел в этом подражает Господу Иисусу Христу, Который смиряется даже до смерти не для того, чтобы приспособляться к человеку и покрывать его пороки, но чтобы привести его ко спасению. В Священном Писании можно найти много ярких свидетельств, которые говорят о противопоставлении челове-коугодничества неустрашимой правде Божиих служителей.

Чего же достигает пастырь своим внешним приспособленчеством к пасомым? Можно сказать: ничего! Он не врачует их духовные болезни, а усугубляет, стараясь поладить со всеми. Он сводит свое служение к пустому лицемерию. Вот цель человекоугодничества — мирская слава, а не слава, которую дает Бог. Такой пастырь, наконец, потеряет авторитет среди верующих и сделается отрицательным человеком, напоминающим мирских чиновников. Поэтому пастырю следует вначале отвергнуть это искушение и не допустить его воздействия, дабы остаться бескомпромиссным руководителем душ пасомых. Он должен помнить, что "еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом" (Лк. 16, 15).

Пастырь-человекоугодник перестает быть истинным служителем Господа, как об этом пишет св. Апостол Павел: "Аще бо бых человеком угождал, Христов раб не бых убо был" (Гал. 1, 10). При искушении человекоугодничеством пастырь не должен забывать, что мирская слава является препятствием к достижению вечной славы и свидетельством недостатка веры. Об этом говорит Сам Спаситель: "Како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единого Бога, не ищете?" (Ин. 5, 44). Человекоугодничество не совместимо с Евангелием, а пастырь должен быть исполнителем заветов Евангелия в своей жизни. "Не имеющий же духа премудрости, — говорит св. Димитрий Ростовский, — и не сохраняющий в устах своих разум, не достоин пастырского сана"[51].

Как вначале было сказано, пастырское служение — это не человекоугождение, а Богоугождение — то Богоугождение, которое заключается в следовании Христу, Которому должен пастырь отдать всю свою жизнь, ибо без этого никто ни в чем благом не преуспеет[52].

Диавольское искушение властолюбия и славолюбия пастырь должен постоянно препобеждать в себе. Для этого, по учению св. отцов, пастырь ни в коем случае не должен почитать себя чем-нибудь[53], потому что "и насаждающий, и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий… Мы соработники у Бога" (1 Кор. 3, 7–9). Это, однако, не означает, что пастырь должен предаваться бездеятельности. "Когда Я скажу беззаконнику: беззаконник! Ты смертью умрешь; а тыне будешь ничего говоришь, чтобы предостеречь беззаконника от пути его, то беззаконник тот умрет за грех свой, но кровь его взыщу от руки твоей" (Иез. 33, 8), — говорит Господь пастырю словами пророка Иезекииля.

Пример Христа Спасителя в преодолении пастырских искушений

Пастырь является продолжателем дела Христова, вследствие чего он, подобно Спасителю, должен пройти путь искушений. Ему необходимо стремиться к их преодолению, быть и оставаться всегда в Боге. "Священник, — пишет о. Иоанн Сергиев, — как ангел Господа Вседержителя, должен быть выше всех страстей и возмущений духа, всех пристрастий мирских или суетных страхов, наводимых от бесов; он должен быть весь в Боге, Его одного любить и бояться. Боязнь человеческая означает, что он не прилепился к Богу всецело"[54]. Таким образом, только непрестанная борьба с искушениями и жизнь, проводимая в непрестанном Богообщении, есть единственный путь пастыря. Пастырь, проводящий такую жизнь, будет "неодолим и неуязвим, как некогда слабое растение купины"[55].

Следует отметить, что грехом ограничена свобода духа человека, вследствие чего борьба с искушениями связана с борьбой за свободу духа. Поэтому пастырь обязан часто, лучше ежедневно, испытывать свое духовное состояние. Следует не забывать, что нападения на пастыря со стороны диавола происходят особенно после минут молитвенного и религиозного подъема. После согласия пастыря на любое диавольское искушение происходит не только разрушение его пастырской настроенности, но полагается начало разрушению самого дела пастыря. Правда, диавол, подвергая пастыря искушению, употребляет такие прииемы, что часто бывает очень трудно открыть замысел диавольского внушения. Иногда он даже "преобразуется в ангела светла" (2 Кор. 11, 14). И искушения, представленные диаволом под видом добра, могут иметь для пастыря и его дела худые последствия, если он, узнав сущность этих искушений, не пресечет их дальнейших действий.

Все искушения диавола были решительно отражены Искупителем. Так и кандидату священства должно одерживать по возможности непрестанно победу в борьбе с похотью плоти, похотью очес и гордостью житейскою. В этой борьбе ему необходимо закалить свой характер, чтобы затем уже с чистым духом и незазорною совестью приступить к великому делу, не боясь новых искушений. Только к победившему все искушения приступит ангел Господень и к утомленному борьбой снизойдет небесная помощь, утешающая и ободряющая. Правда, не совсем еще отступит от него искуситель; много еще и в самом пастырстве ждет его борьбы, муки и тяготы душевной, как имели они место во время общественного служения и Пастыреначальника.

Господь Иисус Христос отражал диавольские искушения, как повествует нам Св. Евангелие, словом Божиим, молитвой и постом. Пастыри Церкви Христовой в борьбе с искушениями должны следовать примеру своего Пастыреначальника.

Молитва и пост

Сам Христос Спаситель заповедал св. Апостолам, а в лице их и всем пастырям, побеждать силу вражию молитвой и постом (Мф. 17, 21). Молитва и пост — это как бы два крыла, которые возносят пастыря от земли в небесные области. Истинный пастырь всегда, а особенно при нахождении искушений, пребывает в молитве. Св. Иоанн Златоуст говорит: "Молитва — великое оружие, великая защита"[56]. Молитва носит в себе духовную силу, которая разрушает все козни врага.

Исходя из глубокого убеждения в важности молитвы в жизни пастыря, святитель замечает: "Что для тела свет солнца, то для души молитва. Она есть занятие для человека общее с ангелами, ею мы вступаем в их общество, делаемся соучастниками их жизни, состояния, достоинства, благородства, мудрости и разумения. Кто не молится Богу и не имеет усердия непрестанно беседовать с Ним, тот мертв, бездушен, бессмыслен".

Епископ Игнатий пишет: "Блаженна душа, которая молитвою непрестанно стучится в двери милосердия Божия… она возрадуется в свое время о чистоте своей и о бесстрастии своем"[57].

Молитва, по учению о. Иоанна Сергиева, "есть как бы дыхание души, духовная пища и питие, духовный воздух и вместе свет, духовный огнь и духовное одеяние"[58]. Наиболее действенна подкрепляющая сила молитвы в пастырском одиночестве, которое ему нередко приходится испытывать среди своей маловерной и малодушной паствы. Это одиночество тем мучительнее для пастыря, чем более он соответствует своему предназначению — носить в своей душе всю паству. Тяжесть этого настроения высказывали еще ветхозаветные пастыри. Так любвеобильнейший Моисей, видя народное ожесточение, жаловался Богу, говоря: "Я один не могу нести всего народа сего; потому что он тяжел для меня. Когда Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего" (Числ. 11, 14–15). Таков же смысл слов пророка Илии (3 Цар. 19, 10) и Иеремии (15, 17–20). Жалуется на одиночество свое и ап. Павел (2 Тим. 4, 16–17). Указывает на тяжесть одиночества и Христос Спаситель, говоривший ученикам в час предания: "Вот наступает час и настал уже, что вы рассеетесь… и Меня оставите одного, но Я не один, ибо Отец со Мною" (Ин. 16, 32). Для человека замкнутого отчужденность от жизни общества, пожалуй, не будет тяжелым бременем, но для пастыря, любящего народ свой, эта отчужденность грозит отчаянием, если он не употребляет против такого недуга духовного врачевства и противоядия, каковым и является молитва, переносящая пастыря в торжествующую Церковь, которая восполняет его душу, созерцающую колеблющихся сынов Церкви воинствующей. Христианин, пребывающий в молитве, приближается к состоянию такого же прозрения, как пророк Елисей, который при нападении сириян на Дофаим говорит слуге своему: "Не бойся, потому что тех, которые с нами, больше, нежели тех, которые с ними. И молился Елисей, и говорил: "Господи, открой ему глаза, чтоб он увидел". И открыл Господь глаза слуге, и он увидел, и вот, вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея" (4 Цар. 6, 16–17). Так и всякий истинный пастырь, возносящийся в молитве душею в мир небесный, постоянно сознает себя окруженным обществом святых и бывает менее одинок в своем уединении.

Св. Григорий Богослов в молитве находил полноту жизни и утешение в одиночестве, когда был вынужден удалиться в изгнание. Он писал: "Поставьте над собою другого, который будет угоден народу, а мне отдайте пустыню, сельскую жизнь — и Бога.

Ему одному угожу даже простотою жизни… Нет, нет, не буду говорить приятного слуху, председательствуя в священных местах или один, или в совокупном собрании многих; не отрину глаголов Духа из заботливости снискать любовь у народа, не стану тешиться рукоплесканиями, ликовать на зрелищах… Владей всем этим, кому угодно и кто хитр. А я безтрепетно буду исполняться Христом… Вот, я — дышащий мертвец, вот, я — побежденный и вместе (не чудо ли?) увенчанный, взамен престола и пустой внешности стяжавший себе в Боге и божественных друзей!.. Стану с ангелами. Какова ни будет моя жизнь, никто не причинит ей вреда, но никто не принесет и пользы. Сосредоточусь в Боге"[59].

Если высоконравственная жизнь требует от пастыря напряжения его духовных сил, то молитва способствует укреплению этих сил на пути нравственного совершенствования. Молитва не только укрепляет, но и освящает и просвещает духовные силы пастыря. "Как хлеб служит пищею телу, а добродетель душе, так духовная молитва есть пища ума" (Преп. Нил Синайский)[60]. Св. Иоанн Златоуст указывает на просвещающее свойство молитвы: "Как при появлении солнечного света убегают все звери и скрываются в ложах своих, так и молитва, как луч некий, появится из уст наших и нашего языка, тогда ум просвещается, все же неразумные и зверовидные страсти отступают, разбегаются и прячутся в свои норы, только бы мы молились как следует, с душою бодренною и трезвенною мыслию". Только молитва делает пастыря способным к истинному общению с Богом, оживотворяет его душу и дает все новые и новые благодатные силы для его нравственного преуспеяния. Молитва вводит пастыря в атмосферу небесной жизни, дает силу его духу. Она соединяет его с членами Торжествующей Небесной Церкви и тем спасает его от одиночества и уныния даже в тех случаях, когда все на земле иногда покидают его. И тогда внутренний голос, подобно Елисею, подскажет молящемуся пастырю: "Не бойся, потому что тех, которые с нами, больше, нежели тех, которые с ними" (4 Цар. 6, 16).

Если молитва является носительницей особых благодатных даров и состояний, то она является также первым и сильнодействующим средством, оружием против страстей и врагов нашего спасения. Силою молитвы христианин легко врачует свои духовные язвы. "Молитва прелагает гнев, похоть ли жгла — она погашает, зависть ли точила — она прогоняется с великим удобством"[61], — говорит святой Иоанн Златоуст.

Молитва необходима для сокрушения греха, который делает человека духовно мертвым. Святой Григорий Синаит говорит: "Ум, если не будет иметь в руке силу молитвы, то не возможет сокрушить грех и противные силы"[62].

Молитва пастыря условно может быть разделена на общественную и частную. Совершение общественного богослужения — служебный долг пастыря, дающий ему возможность вводить своих пасомых в атмосферу религиозной жизни, низводить на них благодать Божию, как быреально соединять их с небом. Небрежность пастыря в исполнении этого долга — тяжкий грех. Но и частная ежедневная молитва является обязательной для каждого пастыря. Это согласно утверждают все пасторалисты. Пастырь, совершающий ее с должным вниманием, настроенностью и серьезностью, ежедневно исполняется новой ревностью и воодушевлением к исполнению своего служения, все более и более вводится в дух своего дела. Молитва не позволяет ему коснеть во грехах, приносит ему истинное утешение, наполняет его сердце радостью и душу миром.

Пастырю вообще, а тем более обуреваемому искушениями, нужно молиться постоянно, везде и всегда, в каких бы обстоятельствах он ни находился и каким бы делом ни был занят. "Постоянно пребывающий в молитве избрал для себя самое главное из всех дел, — говорит св. Макарий Великий, — надлежит ему пребывать в великом подвиге и неослабном напряжении; потому что встретит много препятствий, поставляемых злобой прилежанию к молитве: сон, уныние, тяжесть в теле, преобладание помыслов, непостоянство ума, расслабление и прочие начинания злобы, а потом скорби и восстания самих лукавых духов, упорно воюющих с нами, и противоборствующих нам, и не допускающих приблизиться ко Христу душе, которая поистине непрестанно взыскует Бога"[63].

От упражнения в непрестанной молитве пастырь приобретает молитвенный опыт, опыт борьбы с врагом и его искушениями. Самую тесную связь с молитвой имеет пост. По учению многих святых отцов, глава добродетелей — молитва, а их основание — пост. "Пост, — говорит св. Василий Великий, — предпосылает молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями при восхождении горе"[64]. Молитва бессильна, если она не основана на посте. Пост отрешает человека от плотских страстей, а молитва борется с душевными страстями. Если пастырь будет сеять семена молитвы, не истончив плоти, то не победит искушений. Каждый пастырь, по примеру Христа Спасителя, свв. апостолов и всех подвижников, должен соблюдать благоразумный пост, соединяя его с молитвой.

Кроме того, пост укрепляет и охраняет молитву, он имеет самостоятельное действие на духов злобы во время искушений пастыря. Причина этого действия заключается в том, что укрощенное постом тело доставляет духу пастыря свободу, силу, трезвенность, чистоту, тонкость. "Пост, — пишет св. Исаак Сирин, — исцеляет болезни, прогоняет диавола, удаляет злые помыслы, просветляет ум, очищает тело, возносит… к Престолу Божию"[65].

Чтение Священного Писания и творений свв. Отцов

Чтобы пастырь мог преодолевать все встречающиеся в жизни искушения, ему необходимо тщательно изучать Св. Писание, особенно же Евангелие. "О, пастырь, — говорит святитель Тихон Задонский, — тебе наипаче подобает быть умудренным в слове Божием… наипаче препоясаться мечом глагола Божия и облещися во всеоружие и бодрствовать, и опасно поступать на брани сей, на которой супостат тебя наипаче уязвить и низложить тщится, и тако себе и прочих тебе порученных хранить. От руки твоей вси христианские души взыщутся. Помни сие, возлюбленне, и вложи в сердце твое, и не дремли, стоя на стражи Господни"[66].

Евангелие есть основа духовной жизни христианина и особенно каждого пастыря. Им должен он проверять правильность своей духовной жизни, своего шествия по лествице духовного совершенствования. Изучая Священное Писание, пастырь духовно развивается и становится способным преподать верующим чистые религиозно-нравственные понятия и убеждения. В связи с этим св. Иоанн Златоуст говорит: "Не ожидай; есть у тебя слово Божие, никто не научит тебя так, как оно"[67].

Без глубоких знаний Священного Писания пастырю нельзя быть истинным служителем Христовым. Поэтому пастырь должен иметь слово Божие всегда перед собою, изучать и носить его в своем уме и сердце, чтобы оно, как светильник, освещало его путь, исполненный трудов, скорбей и искушений. Заблуждения в роде человеческом никогда не умирают.

Диавол, исконный отец лжи, никогда не перестает сеять эти семена на нивах сердец человеческих. Не перечесть всех видов заблуждений людей, и от всех их пастырь Церкви должен уметь защищать истинную православную веру и обращать заблуждающихся на путь спасения. Это он может сделать только силой слова Божия. "Я владею, — говорит св. Иоанн Златоуст, — Священным Писанием. Это мой жезл, это моя опора, это моя безмятежная пристань. Я содержу Божественные Писания, я читаю их; эти письмена — моя стена и безопасность… Напротив, от незнания Писания — всякое зло; душа делается "робкой и боязливой, неспособной к выполнению трудных обязанностей пастырского служения"[68]. Нерадение в изучении Священного Писания и христианского вероучения приводит к лености, которая зарождает и питает в сердце служителя различные грехи. "Остроптеваяй же учитися, — говорит Премудрый, — впадает в злая" (Прит. 17, 16). "Ничто так не бесполезно для предстоятельства церковного, — пишет св. Иоанн Златоуст, — как эта праздность и беспечность"[69]. "Такой священник, — замечает святитель в другом месте, — сам пребывает во мраке и на вверенный ему народ навлекает множество зол"[70]. Враг приходит сеять плевелы посреди пшеницы именно тогда, когда рабы домов ладыки спят (Мф. 13, 25). Поэтому когда пастырь, предавшийся праздности, не обрабатывает с постоянным старанием пшеницы, тогда быстро размножаются вредные растения. Когда он не делает добра, тогда зло растет быстро и укореняется глубоко.

За все это пастырь навлекает на себя наказание Божие, о котором говорит пророк Осия: "Яко тыумение отвергл еси, отвергу и Аз тебе, еже не жречествовати Мне; и забыл еси закон Бога своего, забуду и Аз чада твоя" (Ос. 4, 6). В связи с этим св. Григорий Богослов замечает, что "не знающим ни того, что должно говорить, ни того, что должно делать, лучше учиться, нежели, не зная, учить"[71].

При этом необходимо учесть следующее. Образование, особенно семинарское и богословско-академическое, имеет большое значение; оно расширяет взгляды человека на зло, на добро и на мир в целом. Но оно таит в себе опасность подмены знания реального знанием отвлеченным. Отвлеченным знанием истин Церкви многие заградили себе вход в Царствие Божие и мешали другим войти в него.

Изучая глубочайшие истины, пастырь должен воспринимать их не только умом, но и сердцем. Священное Писание также говорит: "В законе Его поучится день и нощь" (Пс. 1, 2). "Я не могу жить без чтения (Св. Писания), — говорит прот. Иоанн, — сколько тут содержания. Сколько открыто законов жизни души человеческой. Сколько человек, стремящийся к духовному обновлению, может почерпнуть здесь указаний для того, чтобы переродиться из злого в доброго"[72]. О благотворном действии слова Божия на душу человека говорит Сам Господь устами пророка Исаии: "Как дождь и снег нисходит с неба, и туда не возвращается, но напояет землю и делает ее способною рождать и произращать, чтобы она давала семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест; так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, — оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его" (Ис. 55, 10–11).

Слово Божие, как Слово самой Божественной Истины, благодатной своей силой просвещает разум, очищает совесть и сердце, делает их способными к восприятию благодатных внушений. Сила благодати, сокровенная в слове Божием, возбуждает и укрепляет волю к исполнению закона Божия, к борьбе с искушающим злом и с демонами. Слово Божие, по словам святителя Тихона Задонского, насаждает и укрепляет в нас веру, утверждает надежду, насаждает и укрепляет в нас любовь к Создателю. Словом Божиим вся Святая Церковь в вере пребывает, утверждается и спасается.

Святой Иоанн Златоуст говорит, что "телесная пища для поддержания наших сил — то же, что чтение для души. Оно есть духовная пища, которая укрепляет ум и делает душу сильною, твердою и мудрой, не позволяет ей увлекаться неразумными страстями"[73]. В Священном Писании излагается все, что должно делать и чего не должно. Оно есть одно из главнейших средств для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим. 3, 16). Для того дано наставление Писания, чтобы совершен был "божий человек"[74].

"Видишь, что земля во время бездождия, иссохши, не дает плода, — говорит св. Тихон Задонский, — разумей, что так душа, не напояемая росою Божия Слова и благодати, иссыхает и бесплодна бывает. Тело наше изнемогает от алчбы и жажды, а далее, когда не подкрепится пищею, умирает; так и душа, когда не питается и не напояется Словом Божиим, изнемогает, а потом и умирает"[75]. Притом, сердце человека никогда праздным не бывает. Если только мы его не заполним молитвой и чтением Слова Божия, то диавол заполнит его своими скверными мыслями и пожеланиями, от которых сердце наше станет не храмом Духа Святого, а вертепом разбойников.

Если вообще так необходимо чтение и изучение слова Божия, то еще более должен искать в нем укрепляющую силу и поддержку не только в борьбе с искушениями, но и во всей своей деятельности пастырь Церкви Христовой. Священное Писание пастырю Церкви особенно полезно читать, когда дух его находится в усыплении и сердце загрубело от беспечности и разленения, во время изнеможения духа от сильных искушений, скорбей и бедствий, от страстей и борьбы с помыслами; надо читать Слово Божие для успокоения духа и собирания мыслей, перед тем, как приступить к совершению молитвы.

Пастырю необходимо знать, с какими чувствами нужно читать Евангелие, чтобы извлечь из этого чтения назидание для своей души. "Раскрыв для чтения книгу — святое Евангелие, — пишет еп. Игнатий (Брянчанинов), — вспомни, что она решит твою вечную участь. По ней мы будем судимы и, смотря по тому, каковы были здесь на земле по отношению к ней, получим в удел или вечное блаженство, или вечные казни (Ин. 12, 48)"[76].

Приступая к чтению Книги Жизни, нужно предварительно вознести молитву ко Господу, чтобы Он Сам открыл наш ум к пониманию Его Закона; при этом нужно смирить свой гордый ум и успокоить все свои мятущиеся чувства, ибо Евангелие, по словам епископа Игнатия, "допускает к себе одних смиренных"[77]. Читать Евангелие нужно вдумчиво, с благоговением и вниманием, потому что "каждая йота его испускает луч жизни, а пренебрежение жизнью ведет к смерти"[78]. При чтении Евангелия нельзя искать наслаждений, восторгов или блестящих мыслей, это может привести к ложному пути.

Читать Евангелие нужно постоянно, и не просто читать, а благоговейно изучать его. Каждый пастырь должен усвоить Евангелие настолько, чтобы ум человека, по образному выражению епископа Игнатия Брянчанинова, "плавал в нем, жил в нем"[79].

Святой Амвросий Медиоланский, напоминая о долге пастыря Церкви и каждого служителя Божия "напоевать и напитывать (свою душу) глаголом Божественных Писаний", говорит: "Пусть слово Божие, как роса, снисходит и освежает душу нашу. Божественное Писание есть пиршество премудрости; каждая книга — особое кушанье. Всегда размышляй прежде, какое из этих кушаний для тебя доступнее, удобоваримое, и тогда уже налагай руку твою, принимайся читать; так, чтобы ты все, что читаешь или что принимаешь от Господа Бога твоего, мог исполнить в самой жизни твоей. Старайся оправдать в звании своем данную тебе благодать Божию, как Апостолы Петр и Павел, которые благовествованием своим некоторым образом заплатили долг своему Учителю"[80].

Евангелие — книга духа, она понимается только духовным разумом; ум плотский не может воспринять ее. Только для того, кто оставил греховную жизнь, все плотские привязанности и наслаждения, Евангелие станет доступным и понятным. Человек, привязанный к земле, "читает букву, но слово жизни, как Дух, остается для него под непроницаемой завесою"[81]. Чтение Евангелия должно быть неразрывно связано с осуществлением в жизни всего того, что оно заповедует.

По мере исполнения евангельских заповедей будет открываться и бесконечная глубина Евангелия. "Не довольствуйся одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять его заповеди, читай его делами. Это книга жизни, и надо читать ее жизнью,"[82] — пишет святитель Игнатий.

Пастырю Церкви Христовой необходимо также знать, как он должен раскрывать евангельские истины при встрече с людьми инакомыслящими. С его стороны пусть всегда в этих встречах исходит благожелательство к человеку, кем бы этот человек ни был.

Пастырь должен быть уверен, что истину Церкви Христовой нечего защищать, ее надо лишь открывать. Защищать же надо душу человеческую — от ее ошибок вольных и невольных. Свет в мире не защищают, его зажигают… Слепого не убеждают, его исцеляют.

Многие читают святое Евангелие, но воспринять его слова каждый может в соответствии со своим внутренним миром; поэтому для правильного понимания Евангелия христианину непременно нужно читать и творения святых отцов.

Всегда, особенно во время искушений, пастырю необходимо, кроме слова Божия, изучать и творения святых отцов.

Писания св. отцов и подвижников благочестия — это неисчерпаемая сокровищница духовного опыта истинно христианской жизни. Св. отцы и подвижники не теоретически только, а опытом познали человеческую природу, все ее немощи, страсти, пороки, причины грехов, все хитрости и наветы духов злобы, средства побеждать их, глубоко постигли путь благочестия и спасения. И этот свой опыт они оставили нам в своих писаниях для полезного и душеспасительного назидания и руководства к благочестивой, добродетельной жизни.

Наши отечественные подвижники придавали очень большое значение в деле духовного роста пастыря чтению писаний святых отцов. Но, зная склонность человека (особенно молодых) к увлечению прочитанным, они предостерегали новоначальных от чтения книг, не соответствующих их духовным понятиям. "Книги святых отцов… должно читать о большой осмотрительностью", ибо "замечено, что новоначальный никак не может применить книги к своему положению, но непременно увлекается направлением книги"[83]. Если книга написана для безмолвников и живописует об обилии духовных плодов, доставляемых безмолвием, то в молодом пастыре она может возбудить желание оставить свой приход и где-либо в уединённом месте предаться безмолвию. Если же книга написана для общежительных монахов и говорит о том совершенстве, которого может достигнуть инок под руководством старца, то у пастыря может возгореться желание строжайшего жительства в полном повиновении старцу. Но "Бог не дал нашему времени ни того, ни другого из этих жительств"[84].

Находясь под сильным влиянием прочитанной книги и не находя в окружающей его действительности того, о чем пастырь прочитал, он может, с большим ущербом для своей духовной жизни, оставить свой повседневный пастырский труд.

В предостережение от увлечения прочитанной книгой можно привести слова святого Иоанна Лествичника, который писал: "Диавол влагает живущим в повиновении желание невозможных добродетелей. Равный образом и пребывающим в безмолвии советует подвиги, несвойственные им. Раскрой образ мыслей неискусных послушников, и найдешь там понятие, родившееся от самообольщения: найдешь там желание строжайшего безмолвия и поста, непарительной молитвы, совершенного нетщеславия, непресекаемого памятования смерти, всегдашнего умиления, всесовершенного безгневия, глубокого молчания, превосходной чистоты. Они, обольстившись, напрасно прескочили (перешли из братского общежития в глубокое уединение), не имея в себе при новоначалии упомянутых добродетелей… Обольститель (диавол) ублажает пред безмолвниками страннолюбие послушников, их служение, братолюбие, общежительность, хождение за больными, чтобы вторых, как и первых, сделать нетерпеливыми"[85]. Такие мысли и желания могут возникнуть у пастыря от чтения книг, не соответствующих его образу жизни.

Весьма полезно читать пастырские и нравоучительные труды св. Иоанна Златоуста, св. Василия Великого и св. Григория Богослова, наших отечественных святителей и святых: Тихона Задонского, Димитрия Ростовского, преподобного Серафима Саровского, оптинских старцев, епископа Феофана, прот. Иоанна Сергиева; аскетов и подвижников: Иоанна Лествичника, Варсонофия Великого и Иоанна, Ефрема Сирина, аввы Дорофея, Исаака Сирина и др. Святоотеческие творения рекомендуется читать, положив себе за правило: не увлекаться направлением книги; не читать книги поспешно и соблюдать постепенность — начиная с творений более простых, постепенно переходя к более углубленным.

Не меньшую назидательность имеют примеры жизни святых и подвижников благочестия. Пример жизни других людей имеет сильное влияние на наше сердце и волю. Пример же жизни святых возбуждает в нас ревность ко спасению, стремление к добродетели и духовной жизни, научает нас, каким образом исполнять заповеди Божии.

Молитва, пост, чтение Священного Писания и творений св. отцов делают пастыря опытным в духовной жизни и способным преодолевать все искушения, встречающиеся в его многотрудной деятельности.

Исповедь

Наиболее ценным средством в борьбе с диавольскими искушениями в жизни пастыря является исповедь. Пастырь должен как можно чаще исповедоваться, чтоб быть достойным совершителем таинств, чтоб восходить от силы в силу (Пс. 83, 8) в своей пастырской деятельности.

Как часто исповедовались святые пастыри древних времен, из жизнеописаний их не видно; это была сокровенная сторона их жизни. Но христианская исповедь есть лекарство. Следовательно, она более необходима для больных, чем для здоровых. Таким образом мы, нынешние пастыри, как не имеющие чистоты жизни древних пастырей, больше нуждаемся в частом врачевании себя исповедью. Главное, что должно побуждать нас чаще исповедоваться, это — наша Литургия. Как мы можем приступать к совершению Бескровной Жертвы, если совесть наша упрекает нас в каком-либо тяжком грехе? Не со смущением ли духа мы возьмем тогда в свои руки Тело Христово, когда будем возглашать с ним: "Святая — святым"? Если вообще от приступающих требуется "святость", т. е. отчужденность всякой страсти и украшение себя добрыми делами, то не тем ли более необходимо сложить с себя тяжкие грехи пастырю?

Если даже пастырь в известный промежуток времени не имел тяжких и смертных грехов, зато не много ли раз в году он согрешал одними и теми же грехами человеческой немощи? И как же, ощущая на себе бремя таких грехов, может он, без смущения совести продолжать служение Божественных литургий? Особенно как он приступит к Литургии в великие праздники, когда по торжественности дня хочется и службу совершить с более светлой и успокоенной душой?

Господу угодно даже одно наше понуждение себя к частому покаянию. Почему же? Потому, что это для нас как бы "ломка самих себя", ломка в жертву Богу; этим мы выражаем свое нерасположение жить в греховной нечистоте. Мерзость Господеви, — сказано, — путие развращеннии; приятны же Ему вся непорочнии в путех своих" (Прит. 11, 20); А так как Господь Бог Пресвят и по святости Своей чуждается порока, любит же добро и добрых, то, выражая в себе и одни порывы исповедаться, сложить с себя сознаваемые грехи, питая в сердце своем при каждой исповеди желание вести себя сдержанно от всякого порока, уже этим самым мы входим каждый раз в единомыслие с Ним, делаемся Ему угодными. Пастырь, сознавая, что он обязан исповедать грехи свои, уже одной этой мыслью сдерживается от повторения прежних согрешений.

Иерей Божий должен чаще прибегать к таинству Исповеди, этому великому средству очищения своих грехов. Таинство Исповеди решительно очищает все согрешения, соделанные словом, делом, помышлением.

Пастырь обязан располагать прихожан к частому говению. Но как будет он располагать их к этому, когда сам редко слышит высокотаинственные слова от своего духовника: "Да простит тя (брате) вся согрешения твоя… прощаю и разрешаю ти от всех грехов твоих…", когда сам редко испытывает и, следовательно, мало ценит радостное состояние духа после разрешения от грехов? А если священник будет очищать себя исповедью, то и для себя самого найдет более душевного покоя, и для народа станет священнослужителем с трезвенным духом и телом. Словом, тогда дух христианской и пастырской ревности постоянно будет в нем поддерживаться и воистину он будет духовным пастырем!

Исповедь — огромное средство в деле их духовного совершенствования и достойного предстояния пастыря пред престолом Божиим. Пренебрежение этим средством ничего другого, кроме вреда пастырскому делу и Церкви, принести не может. Скажем прямо: для верующих оно не может не быть соблазнительным, а для самого священника — неразумным, вредным и опасным. Без частой исповеди пастырь может духовно уснуть, и нужны бывают большие потрясения, чтобы разбудить его от этого сна.

Пастырь должен открыть свое сердце пред духовником, не скрывая от него ни единого греха. Но если кто утаивает грехи и не говорит на исповеди, то хоть и слышит от духовника "прощаю и разрешаю", но Дух Святой, как Сердцеведец, не простит и не разрешит его. Св. Ефрем Сирии говорит: "Если какой человек сделает что-либо недозволенное и держит в себе это скрытно, то скрытностью своей более радует внушившего сие беса, нежели самим делом"[86].

Пастырю Церкви необходимо также знать самому и разъяснять пасомым чрезвычайную важность таинства Исповеди при смущении помыслов. Иногда случаются помышления неверные и хульные на Бога или на Пресвятую Богородицу, на святых, на Святые Тайны, на иконы и т. д. Такие помыслы могут неожиданно возникнуть в любое время, даже во время молитвы или богослужения. Такие злые помышления, возникающие помимо нашего желания, есть внушение врага рода человеческого — диавола. Их надо презирать, как будто их и нет. Не допускать смущения и скорби, ибо этого и добивается диавол, но следует открыть их духовнику на исповеди.

В Патерике повествуется, как один брат смущаем был хульными помыслами, но стыдился исповедовать их. Часто ходил к старцам с намерением исповедать свои мысли, но когда приходил, стыд запрещал ему сделать это. Авва Пимен, к которому также неоднократно заходил этот брат, прозрел его борьбу и однажды сказал: "Чадо, сколько раз приходишь ко мне с помыслами, и снова со скорбью уносишь с собой, не исповедав их. Скажи мне, что тебя беспокоит?" Брат со стыдом отвечал: "Хульные мысли, и стыжусь высказать их!" Как только это произнес брат, тотчас почувствовал облегчение. Старец же сказал ему: "Чадо, когда придет к тебе хульный помысл, говори: я этой мысли не соизволяю, хула твоя на тебе да будет, диавол, помысла твоего не хочет душа моя. Всякие же мысли, — продолжал старец, — которые душа не хочет, недолго задерживаются, но скоро, как дым, исчезают". Брат, приняв совет, отошел, благодаря Бога.

Исповедь облегчает душу не только от хульных помыслов, но и от всего, что ее тяготит, от всего, чем пастырь мог согрешить в своей жизни. Св. Иоанн Златоуст говорит: "Будем во грехах своих не людей стыдиться, но убоимся, как должно, Бога, Который и ныне видит дела наши, и в будущем веке накажет непокаявшихся"[87]. За утаенные грехи пастырь еще здесь, на земле, во время предсмертной болезни, мучим бывает злой силой, а по смерти подлежит мучению во аде. Об этом есть много сказаний у св. отцов.

Кто может скрыть свои грехи от Бога? Адам хотел скрыться в деревьях рая; пророк Иона хотел бежать в другой город, но встретил Господа в бушующем море. "Камо пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего камо бежу?" — взывал Псалмопевец.

От Бога не уйдешь. Нужно жить с Ним; но чтобы жить с Ним, нужно оставить грех, потому что грех есть самое ужасное зло в мире. От него пастырь, как и всякий человек, терпит всякие бедствия здесь, на земле, через него он лишается вечного блаженства.

В заключение вопроса о борьбе Господа Иисуса Христа с искушениями и значении этого примера для пастырей Церкви Христовой необходимо обратить внимание и на роль самих искушений в жизни пастыря и пасомых.

Вначале было уже сказано, что причина искушений заключается в том, что, во-первых, враг рода человеческого стремится воспрепятствовать пастырю в устроении Царства Божия на земле; во-вторых, пастырь, как и каждый христианин, должен вести борьбу за свободу духа от страстей. И пастырю не следует смущаться искушениями, ибо посредством их, как железо в огне, он испытывается в вере, любви и смирении. Св. апостол Иаков пишет: "Всяку радость имейте, братие моя, егда во искушении впадаете различна… Блажен муж, иже претерпит искушение, зане искусен быв, приимет венец жизни…" (Иак. 1, 2—12). Поэтому искушения имеют большое значение для духовного возрастания пастыря, если только он ведет борьбу с ними, ибо "аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни" (2 Кор. 4, 16).

Если же пастырь сребролюбив, самонадеян и т. д., то лишь только потому, что он не ведет борьбы с искушениями. Каждое искушение, прежде чем оно выразится во внешней жизни пастыря, начинается с греховного помысла. Пастырю, который по своему положению в этом мире обязан быть беспорочным, более всего необходимо быть внимательным к своим помыслам, чтобы не дать им претворяться в дела, а затем в пороки. "Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить" (1 Пет. 5, 8). "Не будем спать… но будем бодрствовать и трезвиться" (1 Сол. 5, 6). Сам Спаситель указал на необходимость борьбы с помыслами, когда сказал, что блуд совершается даже тогда, когда кто "смотрит с вожделением" (Мф. 5, 28), т. е. наслаждается блудными помыслами.

Постоянно бодрствуя, пастырь избежит многих падений (а он обязан хранить себя от падений, чтобы не быть соблазном для пасомых), если будет вести борьбу с искушениями и, прежде всего, с греховными помыслами. Пастырь должен хранить себя и от рассеянности, потому что рассеянность ума дает повод к возникновению греховных помыслов.

Имея целью своей жизни и деятельности спасение душ человеческих, искоренение из них всякого зла и приближение их к Богу, пастырь делает все возможное, чтобы устранить препятствия для них на пути к Царству Небесному. Но истинным руководителем и пастырем может стать только тот, кто сам научился преодолевать эти препятствия, т. е. искушения, кто в борьбе с ними постоянно нравственно совершенствуется. Архиепископ Антоний (Храповицкий), раскрывая значение духовного подвига пастыря для воздействия его на пасомых, приводит в своем труде слова одного старца, который, благословляя молодого иеромонаха на общественную деятельность, сказал: "Поезжай, работай, но духовной жизни не оставляй и помни, что никогда тыне сделаешь добра ни больше, ни меньше, чем сколько будет его в тебе самом"[88].

Напротив, нежелание преодолевать искушения отрицательно влияет на паству и разрушительно действует на все дело устроения Царства Божия на земле. Таким образом, пастырь, преодолевая искушения, примером своей жизни приводит ко спасению и пасомых. Об этом высоком значении жизни пастыря говорит св. Иоанн Златоуст: "О какая требуется от пастыря высота жизни! Как она одна сильна для того, чтобы вести нас в Царство Небесное!"[89] Поэтому пастырь всеми силами должен стараться поддерживать в себе мужество и дерзновение против бесплотного врага, непрестанно искушающего его. Тогда только он может быть обличителем пороков людских, истинным служителем Всевышнего Бога и продолжателем дела Христова.

Общественное служение Спасителя как высочайший пример для пастырей

Земная деятельность Господа нашего Иисуса Христа была, прежде всего, пастырской. Раскрывая это положение, Пастырское богословие касается здесь преимущественно учительства и душепопечительства Спасителя. Это то "доброе пастырство", которое Христос относит к Себе в притче о Добром Пастыре (Ин. 10, 1—11); та пастырская любовь, которую Он настойчиво (трижды) требовал от ап. Петра, как необходимого условия для пастырства (Ин. 21, 2-17), и которую Он сам проявлял к «погибшим овцам дома Израилева», уча их, исцеляя всякую болезнь и немощь (Мф. 4, 23), питая духовно и телесно (Мф. 14, 13–21).

Христос пришел на землю с целью привести людей в Церковь Свою на земле, а через нее — и в Царство Небесное. В Своей Личности, в Своей жизни и деятельности Христос воплотил тот высочайший идеал чистоты и святости, стремиться к которому есть главнейшая и единственная цель жизни каждого христианина, а тем более пастыря.

Все идеалы человеческие до Христа и после Него в сравнении со Христом — ничто и меркнут пред Ним. И хотя сделаться равным Ему в исполнении закона никто не может, но подражать Ему в исполнении той или другой заповеди может и должен каждый человек. Поистине, велик этот идеал, проявившийся в жизни, проповеди, чудесах Христа Спасителя и воздействии Его на людей, соприкасавшихся с Ним: в обращении закоренелых грешников, исцелении больных и бесноватых, воскрешении мертвых, насыщении хлебами и др.

Господь дал нам заповеди для исполнения и, прежде всего, Сам делом исполнил их (Ин. 15, 10), жизнь Свою положил за овец Своих (Ин. 10, 11–15). Поэтому, кто желает следовать за Христом и кто думает стать добрым и истинным пастырем Церкви Христовой, тому необходимо подражать Пастыреначальнику в исполнении данных Им заповедей.

Исполнение заповедей есть не только выполнение нравственных норм, но получение силы, избавляющей от страстей (Ин. 3, 20–21), соединение в жизни вечной с Самим Господом. "Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим, и Я возлюблю его и явлюся ему Сам" (Ин. 14, 21).

Учительство Христа Спасителя

В Своей пастырской деятельности Господь Иисус Христос самым главным считал проповеди (Лк. 5, 43; Ин. 4, 34). "Я на то родился и на то пришел в мир, — говорил Он ученикам и народу, — чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего" (Ин. 18, 36). И свидетельство это есть самое несомненное и непреложное, так как исходит от Того, Который есть "свидетель верный", по словам Иоанна Богослова (Откр. 1, 5), Который есть, наконец, Сама Ипостасная Истина (Ин. 14, 6).

Следовательно, Он один преимущественно пред всеми может научить этой истине и всех прочих как для их собственного спасения, так и для приведения других к животу вечному, состоящему, по словам того же Божественного Учителя, в познании Истинного Бога. "Сия же есть жизнь вечная, — сказал Иисус Христос в Своей первосвященнической молитве, — да знают Тебя Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Ин. 17, 3), — разумея здесь под знанием не теоретическое, умственное познание Бога, а теоретико-практическое, когда, кроме ума, в познании Бога участвует и сердце чрез его постоянную любовь к Богу, и воля чрез свою преданность Воле высочайшей, чрез исполнение заповедей Господних.

В этом состоит сущность проповеди Христа Спасителя. Выступая со Своей проповедью, Иисус Христос требовал от людей пламенной веры, жертвенной любви, полного переворота во всем строе внутренней личной жизни. Все личное в жизни человека должно перестраиваться на общественное, греховное — на чистое, святое; земное — на небесное; старое — на новое. "Вы слышали, что сказано древним… а Я говорю вам…" (Мф. 5, 21). Так, преобразуя, возвышая старое, ветхозаветное, Христос решительно утверждал новое, новозаветное.

Выступая с проповедью евангельской истины, Христос Спаситель имел необычайный успех. Уже первоначальная проповедь в Галилее (Мф. 4, 23), по словам евангелиста Луки, обратила к Иисусу Христу внимание всех слушающих Его речи, вызывая в них невольное удивление и возгласы хвалы, так что Христос, учивший в то время на сонмищах иудейских, был "славим всеми" (Лк. 1, 15). А после произнесения речи в назаретской синагоге, речи, сказанной в разъяснение слов пророка Исаии: "Дух Господень на мне", все присутствующие подтвердили Его слово и выражали удивление "о словесех благодати, исходящих из уст Его, и говорили: не Иосифов ли это сын?" (Лк. 4, 22).

С каждой новой речью слава об Иисусе Христе, как великом Учителе, росла все более и более, вызывая удивление не только слушавших, но распространяясь и на жителей окрестных стран, так что после пребывания в Капернауме, где Иисус Христос учил в субботы и где также дивились Его учению (Лк. 4, 31–32), "глас о Нем исхождаше во всяко место страны" (Лк. 4, 37) и даже за пределы ее, ибо, по словам евангелиста Матфея, прошел о Нем тогда слух и "по всей Сирии" (Мф. 4, 24). Вместе с этим увеличивалось и число сопровождавших Христа слушателей, которые из разных стран и городов стекались к Нему, чтобы "слушать и врачеваться у Него от болезней своих" (Лк. 4, 15).

Тут, по словам евангелиста Матфея, было великое множество народа из Галилеи и Десятиградия, Иерусалима и Иудеи и из-за Иордана (Мф. 4, 25); кроме того, тут был народ и из Иудеи и пределов Тирских и Сидонских (Мк. 3, 8). Само собою понятно, что все это "множество" состояло не из простого только и необразованного народа, увлекавшегося речами Иисуса Христа; тут появлялись постоянно и ученые книжники, и фарисеи с саддукеями, и законоучители (Лк. 5, 17); тут были даже и образованные эллины, которые, будучи наслышаны об Иисусе Христе, хотели и сами увидеть Его (Ин. 12, 20–21).

Впрочем, ни разнообразие национальностей слушателей, ни различия их вероисповедания не препятствовали тому, чтобы их ум одинаково пленялся глубиною мудрости Великого Учителя, их сердца в равной степени размягчались теплотою бесед Сына Давидова, а уста от избытка сердца единогласно восклицали в удивлении: "Как Он знает Писание, не учившись?" (Ин. 7, 15) или: "Откуда у Него такая премудрость и сила? Не плотников ли Он сын? Не Его ли мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон и Иуда? И сестры Его не все ли между нами? Откуда же у Него все это?" (Мф. 13, 54–56). Все они испытывали на себе сильное действие Его слов и речей и исполнялись единодушным желанием, чтобы Иисус Христос пробыл с ними еще некоторое время (Лк. 4, 42).

В словах галилейского Учителя было столько мягкости, призыва, любви и Божественной чистоты, что всякое сердце перерождалось как воск, наполняясь каким-то детским, т. е. полным и безраздельным к Нему доверием. Мало того, эти размягченные словами Христа души внимавших Ему в простоте сердечной слушателей исполнялись такою духовною радостью и в такой степени, что не могли не поделиться этою радостью и с другими своими друзьями и согражданами. Вот, например, самарянка. Встретившись с Христом у колодца, после непродолжительной (сравнительно) беседы с Ним, она почувствовала в душе своей такую отраду, которая переполнила ее сердце и которой она не могла не поделиться с своими согражданами, а потому, оставивши водонос свой, пошла в город и говорила людям: "Пойдите, посмотрите человека, который сказал мне все, что я сделала; не Он ли Христос?" (Ин. 4, 28–29).

Проповедуя Евангелие, Спаситель постоянно ходил по городам и селениям (Лк. 8, 4) Иудеи, Самарии, Галилеи, Десятиградия, помория Тирского и Сидонского. И всюду слышалось Его Божественное слово: и в населенном городе (Мф. 11, 11; Лк. 19, 47), и в маленькой деревеньке (Мф. 5, 56), в синагоге и в частном доме (Мф. 6, 2; Лк. 13, 10; 14, 1), в храме (Мф. 21, 23; Ин. 8, 2), на дорогах (Лк. 6, 17), в бесплодной пустыне (Мф. 14, 13), на берегу моря (Мф. 13, 2), с лодки рыбака (Лк. 5, 3).

Не ограничивая Своей проповеднической деятельности каким-либо определенным местом, Господь не ограничивал ее и определенным временем дня и ночи (Ин. 3, 2) и никогда не отказывался от поучительных бесед. Он проповедовал Свое учение не только в праздничные дни, но также и во всякое другое время, нередко забывая об удовлетворении Своих насущных ежедневных потребностей (Ин. 4, 31–32).

Христос Спаситель не ограничивал Своей проповеди и каким-нибудь тесным, строго определенный кругом слушателей. Как поприщем Его проповеднической деятельности является весь мир, так и слушателями Его являлись все люди. Естественно, что уровень умственного развития подобной аудитории был крайне разнообразен. Христос проповедовал не только Своим ученикам, но и народу, не только книжникам и законникам, но и необразованному населению. В числе Его слушателей мы видим бедных и богатых, добродетельных и грешников, иудеев Палестины и иудеев рассеяния, самарян, эллинов и других.

И всякий раз Христос применялся к обстоятельствам места и времени, строго сообразовывался с высотою умственного и нравственного развития Своей паствы. Он иначе говорил с ученым книжником или образованным саддукеем и иначе — с простым, неразвитым жителем Галилеи. С первыми Он ведет вполне научные беседы (Мф. 10, 1–8; Лк. 20, 27–38; Ин. 10, 24–38), держит к ним логически стройные и последовательные речи (Мф.23, 2-39); с последними говорит просто, их собственным языком, чтобы высокие и спасительные истины Своего учения, по возможности, приблизить к пониманию Своих слушателей и собеседников.

С людьми простыми, бесхитростными, с нетерпением ожидавшими пришествия Мессии-Христа, Иисус Христос и беседовал просто, бесхитростно, как беседует отец с своими детьми. Сколько, например, простоты и согревающей душу и сердце слушателей задушевности заключается уже и в тех кратких изречениях, с которыми Иисус Христос обращался к разного рода больным, кающимся грешникам и вообще ко всем недужным и немощным по душе или по телу, но более или менее богатым по их вере в Его Божественное посланничество и всемогущество! Сколько отрады проливали в сердца этих больных такие сердечные слова, как "дерзай, чадо, вера твоя спасе тя"; или "не плачьте, ибо она не умерла, но спит" (дочь Иаира). Или, например: "Женщина, где твои обвинители? Никто не осудил тебя?" Она отвечала: "Никто, Господи!" Иисус сказал ей: "Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши" (Ин. 8, 10–11).

С другой стороны, не было положительно ни одного случая, чтобы Христос кого-либо оставил без ответа, если кто обращался к Нему с своей нуждой (духовной или телесной); у Него всегда было для каждого нужное слово, приходил ли к Нему знатный князь иудейского сонмища, гражданский начальник или простая женщина самарянка или даже язычница сирофиникиянка. В речах к простому народу Христос, например, часто употребляет народные пословицы (Мф. 19, 24; Лк. 14, 35), сравнения (Мф. 7, 24–27; 11, 16–19; 23, 37; 24, 32–33; Лк. 13, 34; Ин. 10, 1-18; 12, 35–46; 16, 20–26) и притчи с единственной целью — сообщить Своему учению убедительность, ясность и удобопонятность.

Если о чем и имел заботу Иисус Христос в минуты проповеди, так это о том, чтобы доставить народу удобства для лучшего восприятия слова Божия, напитать их души духовною пищею, а когда нужно, то и тела их хлебом и рыбами (чудеса насыщения народа в пустыне). Для того Иисус Христос восходит на гору и оттуда говорит к народу, располагающемуся вокруг Него, или садится в лодку (Мф. 13, 2) и с моря поучает народ. Словом, все препятствия — и внешние, а тем более внутренние, заключающиеся в неудобовразумительности речи, — старался Христос удалить, чтобытем с большей цельностью, полнотой и ясностью отпечатлелось каждое слово Его на внутренних скрижалях человеческого сердца.

Внешние формы проповеди Христа Спасителя

Читая речи Иисуса Христа, нельзя не поражаться, какой замечательной доступностью для всякого ума, какой неподражаемой теплотой, сердечностью и искренностью, какою естественностью и простотой образов, заимствованных чаще всего из находящейся пред глазами слушателей природы, отличаются все Его речи. В Его устах истины, самые глубокие и возвышенные, разъясненные на общепонятных примерах из природы или обыденной жизни, становятся вполне доступными и понятными даже не развитому научно сознанию простого народа.

Ни среда, ни время не могли оказать влияния на учительство Иисуса Христа, хотя вполне справедливо обратное, ибо Иисус Христос в своих речах всегда сообразовывался с обстоятельствами времени, места и лиц, Им наученных (сообразовывался, правда, не с тем, чтобы подчиняться им, а пользоваться ими для наилучшего достижения своих мессианских целей). Но это, в свою очередь, удерживало Иисуса Христа в Его учительстве от всякой односторонности, ибо приходилось разнообразить внешний облик Своих речей, так как менялись слушатели.

Очень часто Свои речи Господь облекает в приточные формы. Рассматривая все случаи, когда Иисус говорил с народом или учениками притчами, можно прийти к заключению, что приточная форма речи, прежде всего, служила средством, приближающим высокие истины христианства к пониманию слушателей простых, еще не возвысившихся до того, чтобы воспринимать истины в их, так сказать, неприкровенности. На эти мысли наводят слова Самого Иисуса Христа, Который на вопрос учеников, почему Он к народу говорит притчами, ответил: "Для того Я говорю им притчами, что они, видя, не видят и, слыша, не слышат и не разумеют" (Мф. 13, 13).

Вследствие грехопадения и происшедшей отсюда испорченности духовной природы человека его сознание сделалось настолько слабым, что оказалось неспособным воспринимать свет Божественного Откровения без какого-либо посредства. Как глаз не может переносить полного блеска солнечных лучей и под их непосредственным действием притупляется, так и свет Божественного учения мог бы ослепить неразвитое сознание простого народа, если бы оно (т. е. учение) не сообщалось ему в форме притчи. Таким образом, приточная форма речи, с одной стороны, служила покровом, прикрывавшим слабое человеческое сознание от облистания светом Божественного учения, а с другой — она служила и проводником этого света в сознании и сердце слушателя, поскольку то был свет спасительный и потому необходимый каждому человеку.

Предмет проповеди Христа Спасителя

Предметом проповеди Христа был почти исключительно нравственный закон, необходимость покаяния и очищения и т. п., как это видно из содержания Нагорной проповеди и других, но уже сравнительно кратких речей Иисуса Христа. Через проповедь Спаситель хотел пробудить в душах современников жажду истины, правды и святости и заставить их горячо пожелать пришествия Его Царствия, о близости которого говорил еще св. Иоанн Креститель и Сам Христос возвестил вначале Своей проповеди.

Далее следует учение об этом скоро наступающем Царствии Божием. Но в данном вопросе Христу предстояла большая трудность внедрить в сознание иудеев истинное понятие о Царствии Божием. Дело в том, что в умах современных Христу иудеев уже было представление об этом Царстве, но представление крайне извращенное и в то же время глубоко укоренившееся.

Истинное понятие о Царстве Божием в иудейском народе времен Иисуса Христа было сильно искажено. Под именем Царства Божия иудеи представляли в своих мечтах восстановление царства Израильского, освобождение от римского ига и пришествие Мессии, как земного властелина этого Царства[90].

Христос Спаситель, пришедший в мир спасти грешных и указать истинный путь ко спасению, прежде всего, указал, что для принятия приблизившегося Царства Небесного необходимо покаяние (Мк. 1, 15), необходима чистота душевная, сознание своей немощи и нищеты(Мф. 5, 3), "ибо… Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17, 21). Своей проповедью Господь показывал, что Царство Божие

— не награда, не воздаяние за земную, хотя бы и добродетельную жизнь. Царство Божие есть внутреннее состояние, которое является следствием духоносного и богоносного настроения души. Человек с таким настроением уже на земле становится членом Царства Божия и способен переживать радости райского состояния.

"Как в царство диавола, — говорит преподобный Иоанн Кассиан,

— вступают через совершение пороков, так Царство Божие приобретается упражнением в добродетелях, чистотой сердца и духовным знанием. А где Царство Божие, там, без сомнения, и жизнь вечная, а где царство диавола, там, без сомнения, смерть и ад. Все заключается в святилище души. Когда диавол будет изгнан отсюда и страсти уже не будут в ней царствовать, то основывается в нас Царство Божие, как говорится в Евангелии, "Царствие Божие внутрь вас" (Лк. 17, 20–21). А внутри вас не что иное может быть, как знание или неведение истины, и любовь к порокам или добродетелям, которыми мы устрояем в сердце рабство или диаволу, или Христу. Качество этого Царства описывает и Апостол, когда говорит: "Царство Божие не пища и не питие, но праведность, мир и радость во Святом Духе" (Рим. 14, 17). Итак, если Царство Божие внутрь нас находится и это Царство есть праведность, мир и радость, то кто их имеет, тот, без сомнения, находится в Царстве Божием и, напротив, которые живут в неправде, раздоре и печали, производящей смерть, те находятся в царстве диавола, в аде и смерти; этими признаками отмечается Царство Божие и царство диавола"[91].

В дальнейшем периоде Своего общественного служения Иисус Христос Сам становится предметом Своих поучений. Вначале Он не только не провозглашал о Своем Божественном происхождении и достоинстве, но и всякое слово об этом со стороны слушателей или исцеляемых старался воспретить. Теперь Он объявляет Себя Владыкой и Господом, Единосущным и Равносущным Отцу, Сопребывающему в Нем ("Аз во Отце и Отец во Мне"), объявляет Себя грядущим Судией мира в день страшного и праведного суда Божия и т. д.

В начале служения Спаситель даже апостолам не говорил прямо и точно о предстоящих Своих страданиях и крестной смерти. Они не могли вместить этого, почему им и дано было только то, что они могли вместить и что служило наилучшим подготовлением к последующему. Затем, когда наступило время и возможность, когда Апостолы уже исповедали Его Христом, Сыном Божиим, Спаситель прямо и точно сказал им о Своих страданиях и затем неоднократно повторял: "Вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие… и убьют Его"(Мф. 17, 22–23; Мк. 8, 31; 9, 31; Лк. 9, 44).

Таким образом, начав с краткой проповеди Иоанновой: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное" (Мф. 4, 17), Господь развил ее в обширное и всеобъемлющее учение для всех народов; изъяснил требования для желающих вступить в это Царство и быть его членами (Нагорная проповедь). Он показал отношение закона этого Царства к закону иудейскому и преданиям старцев и рассеял лицемерие и пустосвятство руководителей народа иудейского. Он объяснил отношение к этому Царству служения Иоанна и служения Собственного, предызобразил открытие этого Царства на земле, его судьбу, борьбу с врагами и торжество. Спаситель обличал неверие, призывал к вере в Сына Человеческого и Его Божественную власть и силу и таинственно указывал на Свою смерть, спасительную для целого мира[92].

Жертвенное служение Христа Спасителя ближним

Проповедь Христа Спасителя была действенной, и причина ее успеха состояла, во-первых, в том, что проповеданная Христом истина оказалась самой человечной, самой нужной и своевременной. Во-вторых, проповедь Спасителя была отражением полного единства Его мысли и жизни, слова и дела: "Дела, которые Я творю во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне" (Ин. 10, 25). И третьей причиной, покоряющей силы учения Спасителя, была Божественная любовь, которой растворялось каждое слово Спасителя.

Проповедуя любовь к людям, Иисус Христос и Сам на деле проявлял ее. Из Евангелия нам неизвестно ни одного случая, когда бы Он отказал в Своей помощи кому-либо из нуждающихся в ней. Призывая к Себе всех труждающихся и обремененных, Он дает им действительный покой. Так, у евангелиста Марка повествуется о принесении расслабленного, которого исцелил Иисус Христос, сказав: "Чадо, прощаются тебе грехи твои… встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал." (Мк. 2, 5, 11–12; Мф. 12, 9-14; 21, 14–17). Далее у евангелиста Матфея мы читаем, что Иисус Христос исцелил многих бесноватых: "Он изгнал духов словом и исцелил всех больных" (Мф. 8, 16). Христос Спаситель воскрешал мертвых. Так, четверодневный Лазарь, который уже подвергся разложению, по слову Жизнодавца ожил (Ин. 11, 39, 43–44). Христос утешал плачущих, ублажал кротких, алчущих и жаждущих правды, милостивых, чистых сердцем, миротворцев, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф. 5, 4, 10).

Всю земную жизнь Свою Спаситель отдал людям. Одних Он исцелял от болезни (Мф. 4, 23), других насыщал хлебом (Ин. 6, 12), домы иных исполнял вина и веселия (Ин. 2, 9), иных ободрял и утешал словом любви и сострадания (Ин. 11, 40), других выводил из мрака тяжелых нравственных и религиозных сомнений на свет истины евангельской (Мф. 19, 21–26), а всех вообще призывал к наследию Царствия Небесного.

Начальник жизни с радующимися радовался (в Кане Галилейской — Ин. 2), всегда и ко всем относился с лаской и кротостью. Однако радость Иисуса Христа никогда не заглушала в Нем печали о грехах людских. Его никогда не видели смеющимся, но о слезах Его записано на страницах Евангелия (Ин. 11, 35).

Всецело занятый исполнением воли Отца Своего Небесного, всего Себя предавая делу служения человеческому роду, Иисус Христос забывал даже о потребностях Своей человеческой природы, чистой и безгрешной, находя подкрепление в молитвенном общении с Богом во всякое время дня и ночи. Так, после исцеления тёщи Симона, Иисус Христос "утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место и тихо молился" (Мк. 1, 35). Далее, когда Он исцелил прокаженных и "народ мног" отовсюду стекался к Нему, Он "бе отходя в пустыню и моляся" (Лк. 5, 16; 9, 18; 10, 2; Мф. 9, 38 и др.). Чудесно насытивший пять тысяч народу пятью хлебами и двумя рыбами, Иисус Христос "понудил учеников Своих войти в лодку и отправиться вперед на ту сторону, пока Сам отпустит народ. Оставив их, пошел на гору помолиться, где и пробыл до самого вечера" (Мф. 14, 23), ибо уже вечером мы видим Его идущим по водам к лодке Своих учеников (Мк. 6, 45–48). Пред избранием двенадцати апостолов Иисус Христос удалился на "гору помолиться и пробыл всю ночь в молитве к Богу" (Лк. 6, 12). Вся середина последней пред взятием под стражу ночи была проведена Христом в молитве в саду Гефсиманском (Мф. 26, 36, 42, 44 и др.). Все это видел и знал народ, а потому все, чему учил Христос и что бы Он ни делал, исполняло всех слушателей благоговейным удивлением, вызывавшим такую оценку Его делам (отзывы народа о Его мудрости мы уже видели выше): "Все хорошо делает: и глухих делает слышащими, и немых говорящими" (Мк. 7, 37).

Всюду Спаситель вносил мир и любовь, всецело отдавая Себя для других. По свидетельству апостола Павла, вся жизнь Его была совершеннейшей и свободной жертвой, и Он "дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония" (Тит. 2, 14). Иисус Христос отдал Свою жизнь, чтобы даровать жизнь миру (Ин. 6, 51).

Проповедуя людям любовь к ближним до положения жизни своей за них (Ин. 15, 13), Господь Иисус Христос первый совершил этот великий подвиг, положив душу Свою за всех — за праведных и неправедных, за веровавших и неверовавших, за друзей и врагов. Вся жизнь Его была одной непрерывной жертвой Богу, была так нравственно совершенна и чиста, что Он мог сказать врагам Своим: "Кто из вас обличит Меня во грехе?" (Ин. 8, 46). И ученикам Своим: "Грядет сего мира князь и во Мне не имать ничесоже" (Ин. 14, 50).

Вся жизнь Христа была сплошным подвигом служения ближнему — жертвой совершенно бескорыстной (Мк. 7, 37; Ин. 8, 46; 14, 30). Христос всюду творил дела любви с удовольствием, от всей души и никогда не требовал Себе никакой награды. Спаситель забывает о Своей личной жизни; Он живет жизнью Своих слушателей, им отдает всего Себя, их призывает ко спасению. Его личное, человеческое "я" состоит, если можно так выразиться, разве только в полном отречении от Себя Самого ради любви к Богу и людям.

Всякий раз, когда требовали того обстоятельства, Христос проявлял величайшее мужество и твердость, пренебрегал опасностями, лишь бы исполнить Свое призвание — привести людей ко спасению. Христос не смущался, когда против Него подымались взрывы негодования со стороны враждебно настроенных к Нему слушателей (Лк. 4, 16–30; Ин. 10, 30–31). Он настойчиво и твердо продолжал говорить о том, что вызывало ропот среди Его противников.

Христа оскорбляли, старались унизить Его достоинство, подорвать к Нему любовь и уважение народа, но Христос всегда кротко сносил эти обиды. Он прекрасно знал, что злое сердце можно сделать добрым и любящим только силой любви и незлобия, что "сильное слово, будучи соединено с кротостью, возьмет за сердце и победит"[93].

Поэтому, желая обличить в чем-либо Своих врагов, Христос не допускал в Своих обличениях никаких оскорблений и не унижал личности Своих противников. Он обращался к самой совести врагов и старался побудить последнюю к добрым делам.

В жертвенной любви и заключается вся суть душепопечительства Спасителя в течение всего Его общественного служения. Это служение началось с призыва к покаянию (Мф. 4, 17). Покаяться — значит перемениться; из грешника сделаться достойным Царства Небесного. Но как подойти к душе грешника, чтобы расположить его к духовному обновлению? Нужно найти в ней зародыши добра и побудить их к произрастанию. Иисус Христос, как Сердцеведец, видел эти спасительные зерна в каждой душе человеческой и соответственно воздействовал на нее.

Так, Никодима, искавшего духовной истины, Он призвал к "рождению свыше" (Ин. 3, 2–4). Закхея, подвигнутого верой влезть на дерево, чтобы видеть Христа, Он пожелал посетить, чтобы создать в мытаре решимость от веры перейти к спасительному делу — раздать половину имения нищим и вчетверо оплатить обиженным (Лк. 19, 2–9).

В простых, бесхитростных людях Он видел здоровую нравственную основу для духовного обновления и приближал их к Себе (Ин. 1, 45–50). По тем же основаниям общество грешников и мытарей Он предпочитал обществу праведников (Лк. 19, 10; Мф. 9, 13), общество нуждающихся во враче предпочитал обществу считавших себя здоровыми (Мф. 9, 12).

Проявляя разнообразие в душепопечительстве к окружающим Его людям, Христос таковым же был в Своем учении. Проникновенной душепопечительностью согреты Его слова о потерянной драхме и пропавшей овце (Лк. 15, 4–7). Теплотой отеческой ласки и душе-попечительной любви проникнута Его притча о блудном сыне (Лк. 15, 20–24). В ней Христос раскрывает тайну взаимоотношения Бога с грешным человеком. Грешник должен лишь "прийти в себя" и сделать шаг к Отцу, чтобы неизреченная любовь Божия сделала все остальное для его спасения.

Непостижимых высот жертвенное служение Спасителя достигло на Голгофе, когда Он молился за распинателей (Лк. 23, 34), заботился о Матери (Ин. 19, 25–27), открыл вход в Царство Небесное покаявшемуся разбойнику (Лк. 23, 40–43) и отдал душу Свою "за други своя", за весь род человеческий.

Подражание пастыря Церкви Христовой Пастыреначальнику

Имея пред своим духовным взором высочайший образец Христа Спасителя, пастырь должен стремиться подражать Его жизни и исполнять те Божественные законы, которые Он и предписывал как необходимые нормы для достижения жизни вечной. "Кто Мне служит, Мне да последует" (Ин. 12, 26). Об этом говорит и апостол Петр: "Христос… оставил нам пример, дабымышли по следам Его" (1 Пет. 2, 21).

Безгранично широким, разносторонним, всеобъемлющим и всесовершенным является образ пастыря в Лице Божественного Учителя. Это — идеал, данный пастырям всех стран и народов на все времена. Он должен быть именно таким, каким он дан, иначе он перестал бы быть идеалом вечным и потерял бы для пастырей свою высоту и обязательность. Безусловно, никакой пастырь не может сравниться с этим идеалом, но, несмотря на свои немощи, искушения и грехи, он может и должен учиться у Христа посильно подражать Ему. Надо помнить, что как Сам Христос претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь (Евр. 2, 18). Образ Пастыреначальника не может быть воплощен отдельным пастырем, но может быть осуществлен целым в совокупности пастырством.

Как же пастырь Церкви Христовой может подражать примеру Христа Спасителя — Пастыреначальника? Предварительно надо сказать, что это подражание следует понимать не как вешнее восприятие Христа, а как внутреннее приобщение к Его жизни для благодатного питания, духовного возрастания и возрождения. "Аз есмь Лоза, вы же рождие, и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит и плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже" (Ин. 15, 5).

В пастырском служении Иисуса Христа необходимо различать вечное и временное, существенное и второстепенное, общее для всех и личное, индивидуальное[94]. Существенное и вместе вечное в пастырстве Христа — это цель Его: приведение людей к Богу, сообщение людям Своего учения, усвоение и осуществление которого делало бы их сынами и наследниками Царствия Божия, и, наконец, освящение людей. Второстепенное и временное, — что Он жил и действовал среди евреев около двух тысяч лет тому назад, в обстановке, свойственной тому времени и национальным особенностям того народа, среди которого Он проповедовал три с половиной года. Общее в Его великом примере то, что Он в деле служения движим был любовью к падшему человеку и самоотвержением, стремился исцелить "всякую болезнь и всякую немощь в людях"; личное, индивидуальное — что Он слепым возвращал зрение, глухим слух, больных делал здоровыми, мертвых воскрешал, что он был не просто человек, а Богочеловек.

Вечное, существенное, общее в пастырстве Спасителя обязательно всегда и везде для всех пастырей; все прочее может быть, смотря по условиям и времени, применимо или неприменимо в пастырской практике. Если Иисус Христос обычно путешествовал пешком или на осле, то это не значит, что пастырь должен подражать Ему в этом и избегать автомобилей и самолетов, теперь столь распространенных. Если чудотворения у Христа Спасителя, обладавшего по Своему Богочеловечеству чудодейственной силой, были явлением обычным, то попытки некоторых современных пастырей чудотворить без воли на то Господа являются не только наивными, но и дерзкими и даже кощунственными. Если Христос, применяясь к настроению, развитию и нуждам Своих слушателей, чаще всего пользовался приточной формой речи (Мф. 13, 10–17), это еще не значит, что такою формою собеседования должен преимущественно пользоваться и всякий вообще пастырь[95].

Таким образом, пастырь должен усвоить существенное и вечное, т. е. иметь "чувствования, какие и во Христе Иисусе" (Флп. 2, 5), и "ум Христов", какой имели и св. Апостолы (1 Кор. 2, 16), то настроение любви и самоотвержения, с которым Христос совершал пастырство, и Его учение. Все это есть основа и первая обязанность для пастырского подражания, душепопечения и душеводительства[96].

При наличии существенного и главного второстепенное само собой становится ясным. Человеку, имеющему ясное мировоззрение и определенное настроение, меньше приходится колебаться в выборе решений, чем не имеющему ни того, ни другого. Все же и во второстепенном и временном пастырь не может не искать руководства и образца в примере Пастыреначальника. Как можно чаще при каждом недоуменном случае он должен задавать себе вопрос: а как бы поступил в таком случае Иисус Христос? И дальше в евангельской истории искать ответа на этот вопрос. Это вторая обязанность. И третья: не присваивать себе тех прав, которые принадлежали Богочеловеку и которые, если и даются когда частично людям, то всякий раз Самим Богом, по особой Его милости и изволению[97].

Пастырь призван к учительству, к попечению о спасении душ, к насаждению истинных понятий и истинных путей человеческой деятельности. Поэтому от него особенно требуется жизнь, согласная с Божественными заповедями. "Так да светится свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5, 15). Этими словами Христос Спаситель как бы говорит: покажите жизнь, вполне достойную благодати, чтобы благовествование ваше везде оправдывалось вашей доброю жизнью и способствовало славе имени Божия. Вот почему, изложив славнейшие заповеди христианской жизни и нравственности, Спаситель обращается к Апостолам и увещает их стяжать такие добродетели, которые особенно необходимы и полезны к исправлению других, т. е. призывает их к полному внутреннему возрождению. "Вы — соль земли. Вы— свет мира", — говорил Христос ученикам. "Не может укрыться город, стоящий на верху горы"(Мф. 5, 13–14). Этими словами Христос побуждает учеников Своих к строгой жизни, научает их быть осторожными, так как им надлежало явиться перед лицем всех и подвизаться на поприще целого мира.

"Добрая жизнь" пастыря должна заключаться в полном отречении от самого себя, от своих личных интересов и стремлений, в самой широкой самоотверженной любви к Богу и исполнении Его благой воли.

Господь Иисус Христос, проходя общественное служение, единственной целью для Себя поставил: "Да сотворю волю пославшего Мя" (Ин. 4, 34). Это было "брашно" Спасителя, т. е. духовная настроенность всей Его земной жизни. Послушание воле Небесного Отца — самая главная черта характера Пастыреначальника: "Не Моя воля, но Твоя да будет" (Лк. 22, 42).

Послушание Божественной воле должно быть также целью пастыря Церкви Христовой. Он обязан жить согласно с учением Христовым. Христос не разделял людей на богатых, знатных или бедных; для Него все люди, вне зависимости от национальности и общественного положения, одинаковы, т. е. дети Единого Отца Небесного и равноправные братья и сестры друг другу. Святой апостол Павел об этом пишет: "В Церкви Христовой несть еллин, ни иудей, обрезание и необрезание, варвар и скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос" (Кол. 3, 11).

Пастырь, как продолжатель дела Христова, должен быть также свободен от всех как национальных различий, так и лично своих симпатий — пред одними преклоняться и послаблять им, а к другим быть холодным и строгим. Пастырь Церкви должен быть во всем и со всеми справедливым, беспристрастным и нелицеприятным. Если означенные слабости, как часто бывает на наших глазах, лишают даже и светских лиц доверия и уважения, то что сказать об отношении паствы к такому пастырю.

Христос Спаситель был чужд этих слабостей; Он был воплощенной Любовью, которая не видела различий в людях, но все именовались овцами Единого Пастыря. Любовь к людям слышится в самых речах и словах Христа Спасителя: "Дерзай, дщерь! Вера твоя спасла тебя, иди с миром" (Лк. 8, 48). "Женщина! Никто не обвинил тебя? — Никто, Господи! — И Я не обвиняю тебя. Иди и впредь не греши!" (Ин. 8, 10–11). А как человеколюбиво защищает Он грешников и мытарей пред фарисеями, глядевшими на них презрительно! Во всех речах Христа слышится снисходительность и любовь к кающимся грешникам. А его прощальная беседа с учениками (Ин. 13, 33–38; 14, 15) вся дышит самой горячей любовью к ним и ко всему человечеству.

Но даже и тогда, когда Спаситель обличает книжников и фарисеев, которые за буквой закона не видят самого существенного и важного, в Его справедливых, гневных словах звучит человеколюбивое желание вразумить, помочь заблуждающимся.

Обличение книжников и фарисеев. Действенность этих обличении на новозаветных недостойных пастырей

Обличительные речи Христа Спасителя, обращенные к книжникам и фарисеям, ясны и понятны, как и Его речи к простому народу, но тон и характер этих речей совершенно иной. В среде этих слушателей нет простоты и сердечности, а потому нет теплоты и задушевности Поучающего. Здесь уже не беседа отца с своими детьми и даже не учителя с своими учениками. Здесь истинный Учитель, с одной стороны, и называвшие себя учителями книжники и фарисеи — с другой. Здесь слушающие присутствуют не затем, чтобы поучаться, а затем, чтобы в словах любимого народом и ненавистного для самих книжников и фарисеев Учителя подслушать что-нибудь такое, за что бы Его потом можно обвинить и выдать римскому правительству для утверждения смертного приговора. Оттого и речи Иисуса Христа к книжникам и фарисеям все имеют обличительный характер.

Обладая всеведением, Иисус Христос разоблачает все поступки гордых фарисеев, выводит на свет все тайные движения их зачерствелого сердца и обращает в ничто все хитросплетения их самообольщенного разума. Не один раз Христос восклицает: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры!" и называет их, кроме того, вождями безумными и слепыми, змеями и порождениями ехидниными. Милосердное и любвеобильное сердце Иисуса Христа не могло не возмущаться при виде этих лицемеров, оцеживающих комаров, а верблюдов поглощающих, и Христос не пропускал ни одного случая, чтобы не указать народу на их постоянную маскировку пред прочими людьми одеждой праведности и благочестия, сравнивая их в этом случае с окрашенными гробами, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты.

Этот характер обличений в беседах с книжниками и фарисеями Христос не изменял никогда, хотя и вообще, как замечает евангелист Лука, более других синоптиков следящий и обрисовывающий отношения иудеев к Иисусу Христу, Спаситель входит в общение с фарисеями и законниками по их же собственной инициативе.

При этом замечательно, что Иисус Христос всегда побеждает их же собственным орудием. Мнящиеся быти знатоками "закона", они все свои коварные вопросы, которыми хотели уловить Иисуса Христа и обвинить Его в разрушении закона, старались обосновать также на законе и на свидетельствах вообще Писания, которое, впрочем, они понимали слишком буквально, односторонне и узко, примешивая к нему еще и чуждые наросты- плод великого в мелочах и казуистике ума многих раввинов. Посему и Иисус Христос всякий раз словами и фактами того же Писания доказывает неправоту их понимания закона, восполняя в то же время самый закон ветхозаветный.

Так, известно, что фарисеи старались соблюдать во всей строгости различные постановления закона обрядового характера, прибавляя к словам закона еще и измышления разных раввинов. Более, чем какой-либо другой закон, был обставлен и увеличен этими предписаниями и "преданиями старцев". Закон о субботе, в котором чуть ли не каждый шаг в субботний день был определен особым правилом. В неисполнении этих-то законов, правил и постановлений и хотели не раз обвинить Иисуса Христа с учениками книжники и фарисеи.

Проходил однажды Иисус Христос с учениками через засеянные поля. Взалкавшие ученики Его начали срывать колосья и есть. Растирание колосьев было запрещено в субботний день, а потому фарисеи и замечают тотчас же Христу: "Вот, ученики Твои делают то, что не должно делать в субботу". Иисус Христос, чтобы опровергнуть это возражение, обращается к Священному Писанию и приводит несколько фактов, вполне обезоруживающих фарисеев, и тем показывает их недальновидность и непонимание ими духа закона. Христос указывает им на Давида, который вошел в дом Божий и вместе с своими приверженцами ел хлебы предложения, которые могли есть только священники; указывает и на священников, которые в субботу в храме же нарушают субботу, однако считаются невиновными (Мф. 12, 3–5).

Фарисеи субботу считали абсолютным покоем, в силу чего в субботу предписывалось воздерживаться от работ даже самых необходимых, как в данном случае растирание колосьев, чтобы утолить свой голод, и даже от работы на пользу ближнего. Несправедливость такого понимания осуждалась самим Писанием, по которому седьмой день, как день покоя от дневных, обыденных забот, должен посвящаться на служение Богу, но не бездействием, конечно, и праздностью, а делами веры и нравственности, совершением богослужения и добрых дел. "Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмёт ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы? Итак можно, — заключает Христос, — в субботы делать добро" (Мф. 12, 11–12).

Когда Иисус Христос прибыл с Своими учениками в землю Геннисаретскую, со всех сторон, по обыкновению, начал стекаться к Нему народ: кто послушать Его учение, а кто исцелиться от своих немощей и недугов.

Приходят к Нему и иерусалимские книжники и фарисеи. Но эти, как считающие себя праведными, чистыми, вполне святыми, приходят ко Христу не затем, чтобы исцелиться или поучиться у Него Божественной премудрости — у них другое на уме. Они говорят Христу: "Зачем ученики Твои нарушают предания старцев? Ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб" (Мф. 15, 2). На их вопрос и Христос отвечает вопросом, но вопросом обличительного характера: "Зачем и вы, — говорит Христос, — ради преданий ваших нарушаете даже заповеди Господни? У вас, если кто не желает почтить отца или мать, то стоит ему лишь сказать: дар Богу все, чем бы можно от меня пользоваться, и он уже якобы в праве ничего не дать отцу или матери, хотя заповедь Божия ведь прямо и понятно говорит: чти отца твоего и матерь твою". (Исх. 20, 12; 21, 26).

Указав на их в данном случае простое и очевидное лицемерие, Иисус Христос обращается опять к Писанию и словами пророка Исаии так характеризует их поведение: "Приближаются ко Мне людие сии устами своими и чтут Меня языком; сердце же их далеко отстоит от Меня. Но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим" (Ис. 29, 13; ср. у Мф. 15, 8–9).

Вот приходит Иисус Христос из Галилеи в Иудею (Мф. 19, 1–9). Здесь снова к Нему подступают фарисеи и, искушая Его, говорят: "По всякой ли вине можно разводиться с женою?" На этот вопрос ясно и определенно отвечает Иисус Христос словами книги Бытия (1, 27; 2, 24), заключая при этом от Себя: "Итак, что Бог сочетал, человек да не разлучает". Против такого положения фарисеи делают возражение, основываясь на словах Моисея, который в некоторых случаях дозволяет давать жене разводное письмо. Иисус Христос, наперед заметив, что это допущено было Моисеем только по жестокосердию иудейского народа, снова ссылается на прежние слова Писания и говорит, что сначала не было так, и далее не должно быть (ст. 9).

Эти немногие приведенные факты показывают, что фарисеи в своих возражениях прибегали к Писанию не из ревности к нему, а только прикрывались им, желая обличить Самого даже Иисуса Христа в разрушении закона. Сами же, в существе дела, не верили Писанию, ибо для них "предания старцев" значили больше, чем Моисей. И за это они подверглись справедливому обличению со стороны Иисуса Христа (Ин. 5, 39–47).

Так как "закон и пророки" составляли главный источник религиозного ведения для всего еврейского народа, который в чтении его назидался за каждым богослужебным собранием, то Христос и в своих беседах к народу неоднократно обращается к Священному Писанию, приводя из него различные места, служащие пророческим указанием или вообще разъяснением совершающихся событий.

Иисус Христос весьма часто обращался в Своих речах к ветхозаветному Писанию то как к предмету Своих разъяснений (напр. Лк. 6, 16), то как к обличителю заблуждений фарисеев, книжников и саддукеев (Мф. 9, 13; 12, 7; 13, 14–15; 15, 4–5; 19, 3–5; 19; 21, 42; 22, 32 и др.) или торговцев в храме (Мф. 22, 13), то просто как к богатому источнику, откуда Он черпал разного рода примеры и назидательные для данной минуты события. Так, Христос говорит о жителях Ниневии, покаявшихся под влиянием проповеди пророка Ионы (Мф. 12, 51), о самом пророке Ионе, пробывшем три дня и три ночи во чреве китовом и тем прообразовавшем трехдневное пребывание Иисуса Христа во гробе (Мф. 12, 40; 16, 4; Лк. 11, 29–30); вспоминает поучительную по своим последствиям судьбу городов Содома и Гоморры (Мф. 11, 21–23; Лк. 10, 13–14), об отцах, евших манну в пустыне (Ин. 6, 31) и т. д. Словом, эти обращения к ветхозаветному Писанию довольно многочисленны и в то же время разнообразны как по содержанию, так и по тем книгам, откуда заимствуются те или другие изречения.

Чтобы убедиться в этих выводах, просмотрим и разберем двадцать третью главу Евангелия от Матфея. Здесь в своей речи Спаситель совокупил все, что было Им сказано против фарисеев в разные времена Своего служения. Господь предвидел, что и между Его последователями найдутся такие же фарисеи и книжники, которые станут связывать неудобоносимые бремена, чтобы возлагать их на плечи других, а сами не захотят и перстом двинуть, будут украшать внешность своей жизни, внутри же будут полны всякой неправды и хищения. И против христианских лицемеров Он изрек Свое "горе"[98].

"Тогда Иисус начал говорить народу и ученикам Своим, и сказал: На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи" (Мф. 23, 1, 2). Этими словами Иисус Христос признает продолжение власти и авторитета за фарисеями и книжниками, как народными учителями, как истолкователями закона Моисеева и руководителями народа к жизни по закону. Так и пастыри христианские являются для христиан истолкователями воли Иисуса Христа, как бы занимающими место Самого Христа в деле учительства и руководства своих современников. Какими же качествами должны отличаться эти вожди нового Израиля и какие несвойственны им — ответ на это дается прикровенно в грозном и властном обличении Спасителя непризванных вождей народа иудейского.

"Итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте: ибо они говорят, и не делают" (ст. 3). Желая предохранить народ от пороков, какими страдают пастыри иудейского народа, Спаситель запрещает брать с них пример. "Что может быть несчастнее того учителя, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — коего ученики тем только и спасаются, что не смотрят на его жизнь"[99]. Слово "все" (так как в других местах Господь явно обличает книжников и фарисеев в неправильном толковании закона — ср. напр. Мф. 15, 1–6 и ту же речь ниже) здесь нужно ограничить понятием: что только сообразно с законом (окончательная отмена которого последовала позднее) и разуметь под этим словом, согласно с Златоустом, "предписания, служащие к исправлению нравов, улучшению образа жизни, согласной с правилами Нового Завета"[100], т. е. преимущественно нравственное учение книжников и фарисеев, как об этом отчасти можно заключать и по связи речи. В приложении же к пастырской деятельности в Церкви Христовой это все нужно оставить без всякого ограничения.

Христианский пастырь есть законный представитель законной власти в Церкви, и уже по одному этому лицо авторитетное. Пасомые должны внимать каждому его слову и не вправе сами собою отвергать это слово, каково бы оно ни было, пока пастырь законно пользуется своими правами: это может сделать лишь власть церковная, а не тот или другой член Церкви в частности. Но вся сила слов Спасителя заключается собственно не в этой половине стиха, а в следующей. Если книжники и фарисеи иногда и учили правильно, чему нужно было следовать народу, то сами не поступали по этому учению, допуская, таким образом, разлад между словом своим и делом. Такой же разлад может быть и у христианского пастыря. Так вместе с положительною заповедью для пасомых здесь косвенно обличаются пастыри, говорящие одно, а делающие другое.

Пастыри, имея обязанность учительства, должны в самой жизни своей воплощать преподаваемое ими учение, должны являться творцами закона прежде других. "И всякий преступник, — говорит св. Иоанн Златоуст, — достоин обвинения, тем более тот, кто имеет власть учить. Таковый заслуживает вдвое и втрое более осуждения, во-первых, потому, что преступает закон; во-вторых, потому, что, имея обязанность исправлять других, сам хромлет и подвергает себя большему наказанию по важности своего сана, и в-третьих, потому, что он, как учитель, сильнее увлекает других к пороку своим худым примером".

"Связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их" (ст. 4).

Вот одно из проявлений фарисейского слова, не сопровождавшегося делом. Под "бременем" здесь, прежде всего, разумеется совокупность разнообразных и многочисленных предписаний закона Моисеева, ига, которого, как выразился апостол, "не могли понести ни отцы наши, ни мы" (Деян. 15, 10). Но при этом же можно разуметь еще и так называемые предания старцев, которые, как сетью, до мелочей опутывали всю жизнь еврея, несшего и без того тяжелое иго закона.

Так обличаются Спасителем, во-первых, те пастыри, которые непомерно строги в своих требованиях к пасомым (ригористы), которые забывают о человеческой слабости и о том, что истинно христианская жизнь есть высокий идеал совершенства, которого нельзя достигнуть сразу. Пастырь христианский должен помнить, что всей жизни человеческой недостаточно для достижения этого и потому должен устроить дело нравственного усовершенствования своих пасомых постепенно, сообразуясь с их силами и положением, последовательно возводя их от низшего к высшему. Нельзя, например, требовать от неподготовленных людей умной, духовной молитвы, когда они часто не умеют как должно совершать и обычные повседневные утренние и вечерние молитвы и т. п.

Обличаются здесь, во-вторых, и те пастыри, которые обременяют совесть людей многочисленными правилами человеческими или учат их лишь букве, а не духу закона, забывая, что буква убивает и только дух животворит. Но, главным образом, в этих словах заключается обличение всех пастырей, которые лишь предъявляют требования своим прихожанам, сами же не хотят помочь им в несении возлагаемого на них бремени. Помощь же эта должна выражаться и в примере собственной жизни пастыря, "ибо, — по выражению блаженного Феофилакта, — когда учащий не только учит, но и делает, то он вместе с учащимся несет бремя и вместе с ним трудится, но когда он возлагает на меня тяжкое бремя, а сам ничего не делает, то он более обременяет меня, показывая своим бездействием невозможность исполнить то, чему учит". Помощь эта должна выражаться и в разъяснении самого духа учения Христа, при проникновении которым всякое иго Христово будет благо и бремя легко.

"Все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди; расширяют хранилища свои и увеличивают воскрылия одежд своих" (ст. 5).

Спаситель обличает лицемерное благочестие и тщеславие книжников и фарисеев. Сами они не исполняли того, что повелевали исполнять народу, а что и исполняли, то исполняли не по внутреннему убеждению в необходимости исполняемого, а только для того, чтобы показаться народу исполнителями закона, чтобы их видели люди, т. е. исполняли лицемерно. С тою же целью показать свое особенное благочестие, по тщеславию, они расширяли хранилища свои и увеличивали воскрилия риз своих, дабы по одному этому внешнему признаку народ видел, что они "не якоже прочие человецы".

Это обличение приложимо и к тем из христианских пастырей, которые нечужды подобной же фарисейской закваски (Мф. 16, 6). И к ним иногда могут быть отнесены слова пророка, повторенные Спасителем: "Приближаются Мне людие сии усты своими и устнами чтут Мя; сердце же их далече отстоит от Мене. Всуе же чтут Мя" (Ис. 29, 13; Мф. 15, 8–9). Плохо, конечно, и то, когда пастырь намеренно, цинично и без стыда выставляет свои пороки на вид к соблазну пасомых, но не менее постыдно в нем и лицемерие, когда на устах его — одно, а в глубине сердца — другое, тем более если это лицемерие соединяется еще с тщеславием. Лицемерный пастырь должен помнить прежде всего, что всякая ложь неприлична пастырю, и, именно как ложь, долго скрываться не может, ее сердцем чувствуют пасомые, и рано или поздно она откроется во всей свое наготе, ибо нельзя носить вечно маску, чтобы она когда-нибудь не упала. Так лицемер, допускающий лицемерие иногда, по-видимому, даже с доброю целью (не соблазнять пасомых), не есть истинный Христов пастырь, как тем более не может быть таковым тот, кто еще тщеславится своим благочестием, которого на самом деле нет.

"Любят предвозлежания на пиршествах, и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: учитель! учитель!" (ст. 6–7).

Обличается честолюбие, в частности, страсть к общественному почету и титулам. "Может быть, все это сочтет кто-нибудь за малость, — говорит св. Иоанн Златоуст, — но эти малости бывают причиной великих зол"[101].

В Церкви существуют награды и отличия, даваемые пастырям как воздаяние за их труды и как средство поощрения к полезной деятельности; этого не запрещает и слово Божие, гласящее: "Достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении" (1 Тим. 5, 17). Со стороны пасомых пастырю всегда воздается особое уважение. Но пастырь не должен это уважение поставлять целью своей деятельности, он не должен искать и домогаться их какими бы то ни было средствами. Для него предосудительно искать их даже путем исправного и усердного исполнения своих обязанностей; тем более, конечно, несвойственно пастырю, если он к приобретению почестей и уважения станет употреблять незаконные средства вроде лести, происков, лжи, клеветы, интриг, измены долгу, совести и т. п.

Далее Господь, обращаясь уже и к ученикам Своим, повелевает не называться учителями, отцами и наставниками, "ибо один у вас Учитель и Наставник — Христос… один у вас Отец, Который на небесах… все же вы — братья" (ст. 8-10). Спаситель, с одной стороны, предостерегает их от честолюбия, выступая не против сущности этих слов, а обличая намерения пастырей добиться, чтобы их величали так; а с другой, научает, каким образом можно избежать этого недуга, т. е. говорит о послушании и смирении. "Больший из вас да будет вам слуга" (ст. 11).

Этими словами указывается на нравственный характер отношений между начальствующими и подчиненными в Церкви Христовой. Братская любовь, которая не кичится, а созидает (1 Кор. 8, 1), любовь, полная смирения — вот только что должно отличать пастыря. Вместе с тем Спаситель представляет и следствия смирения, как и кичливой гордости; смиренный возвысится, гордый унизится, и это не только в очах Божиих, в Царстве воздаяния, но и в очах человеческих, часто еще и здесь, в земной жизни: сами же люди рано или поздно поймут и разгадают как высоту одного, так и пустоту другого. Так пастырю Христовой Церкви в противоположность тщеславию, честолюбию и корню этих пороков — гордости — внушается безусловное смирение по образу Того Кроткого и Смиренного сердцем (Мф. 11, 29), Кто, будучи равен Отцу, Себе умалил, "зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретется якоже человек, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя" (Флп. 2, 7–8).

Глубокое изучение пастырем самого себя, при котором ясно откроются все его недостатки и слабости, при котором самая высота его сана не только не будет надмевать пастыря, но тем более будет казаться ему не соответствующею его недостоинству, при котором, наконец, он все почести будет относить не к своей личности, а к своему сану, такое изучение предохранит пастыря от порока, противоположного смирению.

Далее, до конца главы, Спаситель со властью Божественного Учителя восемь раз угрожает бедствием непризванным вождям народа иудейского.

"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите, и хотящих войти не допускаете" (ст. 13).

Фарисеи и книжники закрывали врата Царства Небесного тем, что ложно толковали закон, который дан был для приготовления людей к принятию Мессии и этим отвлекали людей от издревле предреченного Спасителя мира. Они вносили мысль о земном Его владычестве, и поэтому, когда Он явился с проповедью Царства не от мира сего, они и сами не вошли в это Царство, и другим препятствовали войти, представляя Христа лишь обольстителем народным.

Так и пастырям как бы даны ключи Царства Небесного, и на их обязанности лежит ввести своих пасомых в это Царство. Но если они не радят об этом, то и сами они, подобно фарисеям, не входят, и другим мешают войти в него. Горе особенно тем пастырям, которые учат неправильно паству, распространяя суеверия, ереси и т. п. заблуждения.

"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение" (ст. 14).

Второе горе возвещается за алчность и корыстолюбие, не останавливающееся для своего удовлетворения и перед такими средствами, как обман и вымогательство. Для этого фарисеи старались показать себя набожными, долго молясь напоказ, и, войдя в доверие, выманивали пожертвования в свою пользу.

Пастырь христианский не должен быть лицемером, подобно книжникам и фарисеям. Он не должен свое служение обращать в средство земных выгод, не должен под разными благовидными предлогами вымогать в свою пользу или даже в пользу Церкви имущество пасомых, не должен склонять их хитрым, незаконным путем к пожертвованиям, хотя бы и на благое дело, тем более посягать на благосостояние сирот и вдовиц. Иначе он примет большее осуждение, ибо "всякий согрешающий достоин наказания, а тот, кто делает доброе дело, (чтобы чрез это войти в доверие и иметь потом возможность совершить какой-либо грех), будет наказан строже"[102].

Третья угроза направляется против фанатической ревности фарисеев в обращении язычников, которых они не спасают, а только губят, потому что они обходят "море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делают его сыном геенны, вдвое худшим себя" (ст. 15). Это последнее происходило оттого, что фарисеи, обратив язычников в иудейство и довольствуясь лишь этим обращением, не заботились о дальнейшем их наставлении в вере и утверждении в нравственности. Вследствие этого последние действительно могли оказаться сынами геенны, сугубейшими самих фарисеев, ибо у этих все же были хоть какие-нибудь религиозные убеждения, хоть что-нибудь сложившееся и определенное, у тех же, лишенных своих прежних верований и не утвержденных в новых, стоявших таким образом на распутии двух дорог, не оставалось ничего дорогого и святого. Пример же фарисеев еще больше довершал дело их развращения. Они и здесь могли оказаться хуже тех, ибо когда пасомый видит порочных пастырей, то всегда делается хуже их уже по одному тому, что считает себя ниже их и тем извиняет свои пороки.

Так и пастырь, обязанный заботиться не только о спасении верующих, но и об обращении идущих но ложному пути (без проявления фанатизма в этом деле), не должен еще обольщаться и ставить себе в великую заслугу то, что он успел обратить многих, не должен думать, что он сделал все дело лишь одним этим обращением, без дальнейшего утверждения обращенных в истинах христианской веры и нравственности. Иначе и он, подобно фарисеям, может лишь увеличить число "сынов геенны".

Далее Господь возвещает горе книжникам и фарисеям за ложные клятвы, за извращение закона посредством казуистических перетолкований его. Господь называет их вождями безумными и слепыми, ибо, поступая таким образом, они ясно показывали, что не понимали самого духа закона и, обращая внимание на мелочи, упускали из вида важное. Подобный недостаток, сам по себе уже совершенно непростительный в пастыре, свидетельствует о полной неприготовленности и непригодности его к делу пастырского служения, духовного по преимуществу, как духовна по преимуществу сама религия Христова.

Но тут есть еще и нечто другое. "По учению фарисеев, — толкует блаж. Феофилакт, — тот, кто клялся золотым сосудом или волом, или овцею, назначенными для жертвы, а потом нарушал клятву, тот присуждался представить в храм то, чем он клялся; дар они предпочитали олтарю ради прибыли, получаемой от жертв. А если кто, поклявшись храмом, нарушал клятву, то поелику он не мог создать ничего подобного храму, разрешался от клятвы; посему клятва храмом становилась незначительною по причине любостяжания фарисеев". Извращать закон, обращая мелочи в главное, а главное низводя на степень второстепенного, не по недостатку образования и понимания, а из видов корыстолюбия — это уже такой порок, который свидетельствует о глубокой нравственной развращенности пастыря.

С этого стиха и до 32-го включительно Господь еще четыре раза угрожает горем книжникам и фарисеям за их поступки, которые свидетельствовали о том, что они внешность поставили на место духа, мелочи на место вечного и существенного.

Господь угрожает книжникам и фарисеям за их предпочтение мелочных предписаний, точно даже не определяемых законом, существенному в этом законе — правде, милости и вере. Закон Моисеев предписывал приносить десятины только с плодов земли (Втор. 14, 22), не упоминая собственно о травах. Фарисеи, желавшие всегда казаться более строгими и лучшими, чем другие, исполнителями закона, давали десятину и с последних — с мяты, аниса и тмина. Фарисеи и книжники, обращаясь к мелочам, упускали из внимания самое главное в законе — суд (справедливость), милость (любовь, снисходительность) и веру (в собственном смысле и вообще верность Богу и Его закону). Между тем, по словам Спасителя, это-то последнее и нужно бы было исполнять прежде всего, а иного только не оставлять при этом исполнении.

Мелочи и внешность не отрицаются Спасителем, и они имеют свое значение в религии, но значение именно второстепенное, так как служат выражением внутреннего, существенного. В противном случае это является лишь фарисейским лицемерием. И в среде христиан многие живут этим внешним, не заботясь о внутренней стороне религии. Но если это иногда и извинительно людям простым, мирским, не понимающим духа закона и не возвысившимся еще до такого понимания, то никогда не простительно в пастыре, который и другим должен указывать на главное и второстепенное, на значение того и другого. Его особенное внимание должно быть обращено не на соблюдение его пасомыми тех или других внешних, и притом отдельных, предписаний и обрядов, но на укрепление их воли в добре на воспитание в их душе истинно христианского настроения. Иначе и он будет лишь "оцеживать комаров, верблюдов же поглощать" (ст. 24).

Проявляя излишнюю заботу о внешней чистоте даже посуды, фарисеи и книжники не радели о собственной внутренней чистоте. Блюда их, чистые совне, были наполнены яствами и питиями, приобретенными возмутительными способами воровства и обмана. Все это делало их подобными "окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты. Так и вы, — говорит Господь, обращаясь к лицемерам в духовной жизни, — по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония" (ст. 27–28).

И, наконец, Господь угрожает фарисеям за их притворное, следовательно, опять наружное только, покаяние, с которым они обвиняли своих отцов в избиении пророков, но в то же время сами готовы были убивать посланников Божиих, и в этом отношении действительно превзошли своих предков, убив Самого Сына Божия, что и переполнило, наконец, меру долготерпения Господа. Обличение касается исключительно книжников и фарисеев… Но нет ли и теперь таких пастырей, которые на словах готовы благоговеть пред честными исполнителями воли Господней, в душе же в каждую удобную минуту готовы предать и уничтожить таких деятелей, служащих живым упреком их собственной лицемерной деятельности?

В заключение своей грозной обличительной речи Господь предрекает страшную участь, ожидающую народ еврейский, в конец развращенный своими вождями — этими змиями и порождениями ехидны, выражая в то же время чувство глубокого сострадания и трогательной скорби о гибели этого народа, избранного Самим Богом, столь любимого Богом, для которого, прежде всего, Он преклонил небеса и сошел на землю (ст. 33–39). Речь опять, конечно, касается исключительно народа иудейского и его ложных пастырей. Но угроза Спасителя, столь страшная по отношению к не исполнившим своего назначения, во всяком случае, должна заставить призадуматься и пастыря народа христианского, носящего в себе хоть какие-нибудь черты образа книжников и фарисеев.

Ведь пастырь — образец и пример для паствы, и это налагает на него ответственность не только за себя, но и за пасомых. "Как на корабле, — говорит преподобный Исидор, когда сделает ошибку кормчий, что уготовляет общую гибель, так и грехи имеющих священный сан распространяют вредоносность на всех"[103].

Паства идет за пастырем, смотря на него, как на своего руководителя. Он — град, поставленный на верху горы, и светильник, чтобы светить всем живущим вокруг него (Мф. 5, 14–15). Любовь к людям есть неодолимая сила, неотразимое оружие в руках пастыря Церкви при совершении им его святого служения; она является в пастыре источником тех самых сил и свойств, которые необходимы ему для того, чтобы деятельность его возможно более уподоблялась пастырской деятельности Христа Спасителя.

В лице Иисуса Христа дается пастырю не просто пример, но и живая, вечно действующая Божественная Личность, с Которой пастырь теснейшим образом в своем пастырстве связывается, от Которой он может постоянно черпать живую благодать.

Господь наш Иисус Христос, придя в мир взыскать и спасти погибшее (Мф. 18, 11), основал Церковь и учредил пастырство. Он Сам положил начало пастырскому служению, Он явился именно тем любвеобильным Пастырем, Который, оставляя девяносто девять овец, идет искать в горах одну заблудшую.

Из всего вышеизложенного видно, что пастырство Христа Спасителя и его преемников воистину явилось светом мира и солью земли. Оно озарило и прогнало от сердец человеческих ту тьму, которая несла за собой не только смерть телесную, но и духовную. Пастырство среди мира является тем светильником, который поставлен не под спудом, но на подсвечнике, чтобы люди, видя этот свет, не могли сбиться с пути, ведущего в Царство Христово.

Пастырство в христианской Церкви — один из самых труднейших видов служения Богу и человеку. Сознавая трудность и большую ответственность пастырского служения перед Богом за спасение пасомых, пастырь должен стремиться в своей жизни подражать "Доброму Пастырю" и руководствоваться Его учением, изложенным в Св. Евангелии.

Христианское пастырство все свои силы направляет к осуществлению одной конечной цели — к спасению людей, к достижению ими Царствия Небесного. Свое право быть таковым, благодатные силы и возможность успеха в своей деятельности пастырство получает от Христа и через Христа.

Истинное пастырство есть мученичество. Чтобы быть достойным делателем в Вертограде Божием, пастырю необходимо созидать в себе образ истинного пастыря, чтобы предстать пред Пастыреначальником делателем непостыдным и сказать Ему: "Вот я и дети, которых дал мне Бог" (Евр. 2, 13).

Пастырская деятельность св. Апостолов как образец пастырского подражания

Святые Апостолы были настоящими подражателями Христу Спасителю. Их деятельность состояла прежде всего в проповеди того слова жизни, которое вручил им Христос. "Горе мне, — говорит ап. Павел, — аще не благовествую" (1 Кор. 9, 16). Борясь с заблуждениями, они оберегали первых христиан от уклонений от истины. Это так называемая деятельность учительства. Пребывая с верующими в молитве, они совершали преломление хлеба, преподавали верующим через видимые действия (Крещение, возложение рук) дары Святого Духа (Деян. 8, 18–19). Таким образом, они совершали священнодействие.

Христос Спаситель, заповедавший Апостолам быть продолжателями Его проповеди, преимущественно научил их, изъясняя им то, что говорил прикровенно народу (Мф. 13, 36–37, 51; 15, 15; Мк. 7, 18), и открывал им наедине многое "о Царствии Божием" (Деян. 1,4), недоступное другим (Мф. 20, 17; Лк. 18, 3).

Двенадцать св. Апостолов в первенствующей Церкви были руководителями религиозной и нравственной жизни и блюстителями церковной дисциплины. Верующие "к их ногам" полагали цену своего проданного имущества (Деян. 4, 34–35 и др.). Апостолы заботились о поставлении пастырей Церкви (Деян. 6, 1–6), откликались на недостатки и разбирали различные недоумения как в жизни Поместных Церквей, так и в жизни отдельных христиан (Деян. 15, 6, 22–23).

Апостолы по сошествии на них Святого Духа разошлись с проповедью Евангелия по всей вселенной. Подобно своему Божественному Учителю, они приспособляли свое учение к духовным силам и способностям слушателей. Пастырь Церкви Христовой, следуя примеру св. Апостолов, также обязан следить за тем, как истины, проповедуемые им, воспринимаются прихожанами. В противном случае, если он не будет приноравливаться к личным духовным свойствам и особенностям людей, то возвещаемые им высокие Божественные истины и глубочайшие тайны своим величием и блеском могли бы подавить слабые душевные силы человека, подобно тому, как яркий солнечный свет притупляет зрение человека, который захотел бы смотреть на солнце невооруженным глазом.

Апостолы знали, что народ может усвоить какие-либо истины быстрее и прочнее, если они построены на известном для людей основании. Они также знали, что эти истины легко усваиваются, если они даются в строгой последовательности и в связи друг с другом. Поэтому свою проповедь Апостолы строили на том, что было хорошо знакомо слушателям. Например, в день Пятидесятницы, когда собиралось множество народа в горнице, где произошло сошествие Св. Духа на всех присутствующих в ней, св. ап. Петр начал свою речь со слов св. пророка Иоиля: "И будет в последняя дни… излию Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут… И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу" (Иоиль. 2, 28–32). Эти слова были знакомы всем собравшимся, и, основываясь на них, Апостол говорит об исполнении этого пророчества, говорит о Христе Распятом. Под влиянием такой проповеди присоединилось к Церкви Христовой около трех тысяч человек (Деян. 2, 41).

Подобно этому поступает и св. ап. Павел, когда произносит речь в афинском ареопаге. Основываясь на том, что афиняне поклоняются многим богам и даже имеют жертвенник в честь "неведомого бога", Апостол хвалит их за набожность и начинает проповедовать им именно этого Бога, о Котором они не ведали.

В сообщении евангельских истин св. Апостолы соблюдали последовательность, начиная с простого и переходя к более сложному. Так, св. ап. Петр говорит: "Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко" (1 Пет. 2, 2), т. е. самые простые и первоначальные уроки. Другим, достаточно обучившим чувства к различению истинного и ложного, "бывает нужда", по словам св. ап. Павла, "в премудрости, проповедуемой между совершенными" (1 Кор. 2, 6; Евр. 5, 12–14). И это необходимо для того, чтобы люди постепенно возрастали "в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова".

Руководствуясь примером св. Апостолов, проповедник Евангелия должен, по возможности, начинать свою проповедь с таких истин, которые в данный момент слушатели смогут воспринять, т. е. имеют в себе подготовленную почву. В случае необходимости, если такая почва отсутствует, пастырь обязан раскрыть перед слушателями самые элементарные вопросы и затем только сообщать христианские истины. При этом он должен следить, чтобы эти истины давались с определенной последовательностью и в строгой внутренней между ними связи. Не должно также забывать и о том, что неудобно сообщать слушателям сразу большое количество истин, потому что восприимчивость слушателей имеет границы. Внимание и деятельность душевных сил слушателей могут от долгого напряжения утомляться, и те истины, которые будут сообщены им в период такого утомления, могут остаться неусвоенными ими.

В своей пастырской деятельности св. Апостолы отличались чувством высшей правды и всегда руководствовались правилом: "Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (Деян. 5, 29). Они знали о бывшем св. ап. Петру видении сосуда, наполненного различными животными (Деян. 10, 11–16), которое означало, что все люди имеют право, если захотят, на все плоды искупительной жертвы Христовой; они знали также, что "прейде сень законная, благодати пришедшей" (Деян. 15, 28). Поэтому св. Апостолы были свободны от национальных, сословных, профессиональных и других несовместимых с высшей правдой взглядов, предрассудков, склонностей и антипатий. Это видно, например, в словах ап. Павла: "В Церкви Христовой несть еллин, ни иудей, обрезание и не обрезание, варвар и скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос" (Кол. 3, 11).

Подобно этому и пастырь Церкви должен воспитать в себе глубокое и живое чувство Божественной правды и основывающейся на ней высшей человеческой справедливости. Путем целожизненного подвига в нравственном совершенствовании он может освободить свою душу от всех несовместимых с этим чувством взглядов. Только тогда он будет со всеми и во всем справедливым, беспристрастным, нелицеприятным. С другой стороны, отречение пастыря Церкви от своего "я" со всеми его особенностями (национальными, сословными, индивидуальными) ведет за собой беспристрастие, нелицеприятие, бескорыстие и предохраняет деятельность пастыря от некоторых нежелательных в ней качеств.

В своей деятельности Апостолы были бескорыстны. Когда Симон Волхв, "увидев, что чрез возложение рук апостольских подается Дух Святой, (то он) принес им деньги, говоря: дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал духа Святого. Но Петр сказал ему: серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил получить дар Божий за деньги. Нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое неправо пред Богом" (Деян. 8, 16–21).

Св. ап. Павел, не желая навлекать на себя подозрений в своекорыстии, отказывался даже и от того, на что имел право по заповеди Спасителя, т. е. от содержания себя иждивением тех, среди которых он проповедовал. Так, он говорил пресвитерам ефесским: "Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал. Сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывшим при мне послужили руки мои сии" (Деян. 21, 33–34).

Поэтому ап. Петр заповедует пастырям Церкви: "Пасите Бо-жие стадо, какое у вас, надзирая за ним не по принуждению, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия" (1 Пет. 5, 2).

Задача Апостолов состояла в том, чтобы привести всякую душу к послушанию, вере во Христа через слово крестное. Поэтому они стремились, чтобы никакая душа по их вине не погибла и не заблудилась от стада Христова, которое Он приобрел Себе кровию Своею, как добрый Пастырь. Это было высшей целью, которой они постоянно руководствовались при своей апостольской деятельности. Они несли верующим не только благовестие, но и свои души (1 Сол. 2, 3), зорко оберегая уверовавших от всех еретических и языческих соблазнов. Поэтому ап. Павел напоминает пресвитерам в Мелите в своей прощальной беседе: "О том бодрствуя и о том помышляя, я не переставал три года день и ночь увещевать каждого со слезами" (Деян. 20, 31). И если их проповедь была благотворной и учение о Христе прививалось в людях, то Апостолы радовались и благодарили Бога; и наоборот, если познавшие Христа возвращались к языческим суевериям, то Апостолы снова стремились напомнить им об истинном учении. "Дети мои, — взывал ап. Павел, — для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос" (Гал. 4, 19). Апостолы не только страдали душой о каждом человеке, но и готовы были нести всевозможные лишения, страдания и различные муки, чтобы только "спасти по крайней мере некоторых" (1 Кор. 9, 22).

Апостольская душепопечительность о человеке не имела предела. Она доходила до самопожертвования, чтобы только привить в каждой душе веру во Христа. "Открыть… домостроительство тайны спасения, чтобы уразуметь превосходящую разумение любовь Христову и исполниться всею полнотою Божества" (Еф. 3, 9, 19). Апостол Павел пишет: "Был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти" (2 Кор. 11, 23). В этой же главе ап. Павел описывает все, что случалось с ним за время благовествования Евангелия.

Со всех сторон Апостолы были окружены людьми, враждебно настроенными против них. Как же они должны были действовать в таком случае, гонимые и внешне беззащитные? Христос внушает им пользоваться мудростью и осторожностью змия; нужно быть мудрыми в обращении с людьми и не вызывать без необходимости вражды и преследований, ибо жизнь Апостолов была дорога и необходима для Церкви Христовой.

Христос также не скрыл от Апостолов и того, что их должны постигнуть скорби, гонения и, наконец, мучения за Имя Его. "Аще от мира бысте были, мир убо вас любил бы, — говорит Господь, — якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир" (Ин. 15, 19). Пастыреначальник, ободряя Апостолов, говорит: "Не убойтеся убо их", — т. е. не должно бояться людей мира сего, продолжая дело Самого Христа, ибо дело это есть истина, а истина всегда восторжествует. Апостолыв своей пастырской деятельности отличались мужеством и твердостью, доходивши даже до мученичества. Уже в первый период своей проповеднической деятельности они подпали злобе иудеев, а потом и преследованиям со стороны язычников. Злоба эта, как видно из книги Деяний апостольских и из различных апостольских посланий, выражалась в том, что им категорически запрещали проповедовать об Иисусе, налагали на них руки, ввергали в темницы, мучили и убивали. Но, по заповеди Христа Спасителя, они "с кровель" и при свете проповедовали то, что слышали от Него наедине (Мф. 10, 23–27), когда гнали их из одного города, они бежали в другой, всюду разнося проповедь об Иисусе Распятом и Воскресшем. И поистине, "ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни меч, ни смерть", — ничто не могло заставить их отказаться от своей великой и святой деятельности (Рим. 8, 35).

Христианский пастырь также должен быть настолько мужественным при совершении своего святого и великого дела, чтобы быть готовым даже душу свою положить за него. Мужество и особенно мученичество за проповедуемое учение, в чем бы они ни выражались, — в лишениях ли физических, страданиях нравственных, в мучениях или смерти, — всегда производят глубокое впечатление на людей. Раз человек лишает себя всего, подвергается различным невзгодам и смерти за свои убеждения, другие невольно думают: "Значит, он искренен, значит, есть в его убеждениях что-либо такое высокое и святое, что он ради них не жалеет себя самого". Насколько сильно действует на людей мученичество, видно из того, что во имя него люди принимали иногда такие учения, которые были ложны. Например, наш русский раскол широко распространился именно благодаря его первым проповедникам, пожертвовавшим за него своим счастьем и жизнью.

Посылая на проповедь Своих двенадцать Апостолов, Господь заповедал им, чтобы они были, ввиду ожидавших их злобы и опасностей со стороны людей, "просты как голуби" (Мф. 10, 16), т. е., чтобы на злобу людскую они отвечали незлобием, которое может обезоружить злобу и ненависть их врагов; чтобы они избегали неприятных столкновений и не платили бы злом за зло. И св. Апостолы свято хранили этот завет своего Божественного Учителя. Их огорчали, а они радовались (2 Кор. 4, 10), их гнали, преследовали, убивали, а они "благодушествовали". Такой же образ действий в отношении к людям заповедали они и своим преемникам, пастырям Церкви: "Епископ должен быть не дерзок, не гневлив" (Тим. 1,7).

"Держись мира со всеми, — писал ап. Павел св. ап. Тимофею, — …от невежественных состязаний уклоняйся…ибо рабу Господа не должно ссориться, но быть… приветливым ко всем, незлобивым, с кротостию наставлять противников" (2 Тим. 2, 22–25). Исходя из этого, пастырь должен воспитать в себе постоянную ревность и невозмутимость духа, чуждую всяких резкостей, постоянную кротость и незлобие, чуждые всякой сварливости в отношении к людям. Святой Иоанн Златоуст говорит: "Сильное слово, будучи соединено с кротостью, возьмет за сердце и победит… Учителю особенно нужно иметь незлобие; иначе все будет тщетно… Может случиться, что человек, уже готовый убедиться, потеряет все от нашего нетерпения… Душа, имеющая нужду в наставлении, не может принять что-нибудь полезное, когда оно предлагается сурово и с бранью, и хотя готова слушать, но, будучи приведена в недоумение, не усвоит ничего. Кто хочет научиться чему-нибудь полезному, тот, прежде всего, должен быть расположен к учителю. Если же это не устроено, то не может произойти ничего надлежащего и полезного".

Апостолы были в то время истинным светом, который они заимствовали от Пастыреначальника. Просвещая и наставляя верующих, Апостолы указывали им обращать особое внимание не на внешнее, а на внутреннее исполнение этого учения, чтобы жить во Христе и со Христом.

"Христос есть в вас" (Кол. 1, 27), и "вы Христовы" (1 Кол. 3, 23). "Испытывайте сами себя, в вере ли вы? Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас" (2 Кол. 13, 5). Апостол Павел это ощущение Христа всегда имел в своем сердце. Поэтому он восклицал: "Уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2, 20).

Живя со Христом, Апостолы и своим последователям указывали путь, по которому они должны идти для того, чтобы приобрести Христа. Он, по словам Апостолов, заключался в крепкой вере в Того, Кто "ради нашего спасения сошел с неба и искупил весь род человеческий Своею Кровию, воскрес и вознесся на небо". Кроме искренней веры в Него, нужно и жить согласно с Его законом.

Св. Апостолы, проповедуя высоконравственное учение, сами жили сообразно своей проповеди. Они свято сохраняли заповеди своего Божественного Учителя быть солью земли и светом миру (Мф. 5, 13–14). С чистой совестью и полной уверенностью Апостолы могли говорить своим пасомым: "Свидетели выи Бог, как благоговейно и праведно и безукоризненно мы поступаем пред всеми верующими" (1 Сол. 2, 10). В частности, проповедуя любовь к людям, они и на самом деле оказывали людям различные благодеяния как посредством жившей в них чудодейственной силы, так и различными другими способами. В речах св. Апостолов постоянно встречаются любвеобильные наименования, обращаемые к людям: "мужие братие", "дети", "возлюбленные" и т. п. Сколько любви слышится в словах ап. Павла: "Я же дал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих" (Рим. 9,3).

Живя сообразно своей проповеди, св. Апостолы требовали того же и от своих преемников, пастырей Церкви. Так, св. ап. Павел писал к еп. Тимофею: "Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в мире, в чистоте" (Тим.4,12).

Любовь к людям есть неодолимая сила, неотразимое оружие в руках пастыря Церкви при отправлении им святого служения; она является в нем источником тех самых сил и свойств, которые необходимы ему для того, чтобы деятельность его возможно более уподоблялась пастырской деятельности Христа Спасителя и Его св. Апостолов. Итак, пастырь Церкви должен воспитать в себе горячую доброжелательность и любовь к людям.

Пастырское служение св. Апостолов служит идеалом для пастырей Церкви Христовой. Апостолы горели любовью к своему святому служению и Тому, Кто призвал их на это служение. Эта любовь ко Христу и пастырскому служению воодушевляла их на такие подвиги, которые, казалось, превышали силы человеческие. На пути их пастырского служения стояло много препятствий: и суемудрие образованного языческого мира, и косность религиозно-бытовых традиций иудеев, и низкий моральный уровень языческих народов, и вообще злонамеренность и ухищрения врагов христианского учения. Но все это преодолевалось в их служении явлением "духа и силы" (1 Кор. 2, 4).

Учение Апостола Павла о качествах пастыря

Из пастырских посланий св. ап. Павла пред нами встает дивный образ православного пастыря со всеми его высокими нравственными качествами. И несомненно, что сам св. ап. Павел, когда писал свои пастырские послания к Тимофею и Титу, имел пред собой идеальный образ Пастыреначальника Иисуса Христа с Его высоким жертвенным служением. И наш пастырь, изучая священные строки пастырских посланий великого Апостола, не может не видеть той благодатной красоты и величия, которые окружают жизнь истинного пастыря Церкви Христовой. И как сам св. Апостол что писал, то исполнял на деле, так и наш пастырь, проникаясь духом пастырских посланий, должен жить соответственно в них изложенному.

Святой Апостол Павел в своих пастырских посланиях дает нам ясное указание, какими качествами должен обладать кандидат священства. "Аще кто епископства желает, доброго дела желает" (1 Тим. 3, 1). Но некоторые из пастырей желают принять этот священный сан только по одним внешним мотивам. Святитель Григорий Двоеслов, укоряя стремление к священству тщеславных и недостойных, говорит: "Апостол говорил так в то еще время, когда каждый предстоятель Церкви своей делался первой жертвой лжеучителей. Значит, тогда похвально было желать епископства и потому уже, что с ним соединялась и явная опасность подвергнуться тягчайшим страданиям"[104].

И если кандидат во священство будет помнить слова Григория Двоеслова, что пастырство есть не легкий путь, а путь креста и мученичества, то его деятельность на ниве Христовой будет плодотворной. Дух такого пастыря будет постоянно возвышаться над плотию, а это будет свидетельствовать о том, что он живет в Боге. Один старец наставлял молодого священника, говоря: "Не ищи, чадо, ни Рима, ни Иерусалима, а уготовь дом души твоей, и к тебе придут не только Петр и Павел, но Сам Господь с Пречистой Матерью и сонмом святых ангелов"[105].

Каковыми же качествами должен обладать кандидат священства? Господь наш Иисус Христос указал нам в Евангелии лишь основные начала высокого пастырского служения. Более подробное развитие их указывается в учении св. Апостолов, а особенно у ап. Павла в его пастырских посланиях к еп. Тимофею и Титу. Блаженный Августин говорит о них, что предстоятель Церкви всегда должен иметь их пред своими глазами, в них находя глубочайшее раскрытие духа, которым должно быть проникнуто пастырское служение, находя все ответы на недоумения, могущие встретиться на пути прохождения этого служения. Это для пастыря — вечное, незаменимое и неизменное Пастырское богословие. Послания эти называются пастырскими как по своему содержанию, так и по званию тех лиц, которым они писались; они предназначались для пастырей и в них были изложены подробные наставления о пастырском служении. В других посланиях ап. Павла излагается преимущественно христианское учение — догматическое и нравственное, и в пастырских посланиях немало говорится об этих предметах, но лишь с той стороны, как пастырю преподавать их пасомым, или в качестве наблюдений, как исполняются пастырские обязанности. Сначала апостол Павел излагает нравственные качества совместно епископа и пресвитера (ст. 1–7), затем диакона (ст. 8-13). Эти качества должен иметь каждый пастырь Церкви, так как от этого зависит спасение пасомых и вообще успех пастырского дела. Под епископством нужно разуметь и епископство в теперешнем значении этого слова, и вместе с тем пресвитерство.

В апостольское время хотя то и другое было так же различно, как и теперь, но для обозначения их еще не были строго выработаны определенные термины, так что название епископа (что значит вообще надзиратель, блюститель) и пресвитера (старейшина) смешивались иногда друг с другом, как это особенно видно из книги Деяний апостольских, где апостол Павел призывает из Ефеса в Милит пресвитеры церковные, а в своей речи к ним называет их епископами (Деян. 20, 17, 28).

Поэтому Апостол и здесь, в послании к Тимофею, непосредственно за указанием нравственных качеств епископа, переходит прямо к диаконам, минуя пресвитеров, разумея последних под теми же епископами, тем более, что сан епископа и пресвитера, различаясь по степени благодати, требует от того и другого, как служителей Иисуса Христа и Бога Вышняго, одинаковой чистоты. Блаженный Феодорит так говорит по этому поводу: "Тогда одних и тех же называли пресвитерами и епископами; иногда же называемых ныне епископами именовали апостолами вторствующими. Но по прошествии времени апостольское наименование оставили действительным Апостолам, а епископское наименование присвоили называвшимся древле апостолами вторствующими". Такими апостолами были у критян Тит, у жителей Асии — Тимофей.

Впрочем, замечает он, хотя Апостол узаконил сие пресвитерам, но явно, что епископам первым надлежит сохранять сии законы, как приявшим большую часть.

Таким образом, блаж. Феодорит относит это выражение преимущественно к пресвитерам. Как бы то ни было, во всяком случае, здесь слово "епископство" употреблено совершенно в таком же смысле, в каком мы ныне употребляем слово "пастырство" и к пресвитерам, и к епископам.

Кто желает, по Апостолу, пастырства, тот желает доброго дела. Желание здесь нужно понимать в смысле внутреннего призвания к священству. Предстоятельство в Церкви Христовой требует от пастыря много трудов, предъявляет ему много требований, возлагает на него тяжелые обязанности, грозит ему страшною ответственностью; оно, по выражению Апостола, есть дело в собственном смысле этого слова, дело многотрудное, сложное, важное и ответственное. Вот почему не может исполнить его тот, кто приступает к нему равнодушно; только тот сможет высоко нести знамя пастырства, кто принимает на себя священный сан не по какой-нибудь нужде, не по каким-нибудь внешним земным побуждениям, а лишь по внутреннему влечению к этому сану, исходящему из сердечного благоговения пред его высотою, ибо этот сан, при всей многотрудности, представляет и много привлекательного вследствие именно своей высоты. Пастырство, по Апостолу, есть доброе дело, как высочайшее служение Богу и людям, как ряд подвигов и трудов в борьбе за высшую человеческую идею. Кто стремится к пастырскому званию, так понимаемому, тот стремится к доброму делу. Вот назначение священства, вот с какими намерениями должен являться призываемый к нему; вот с какою великою силою духа он должен проходить и свое служение, раз уже ему данное.

"Подобает убо епископу быти непорочну, единыя жены мужу, трезвенну, целомудру, благоговейну, честну, страннолюбиву, учительну, не пиянице, не бийце, не сварливу, не мшелоимцу, независтливу, не сребролюбцу" (ст. 2–3).

Вследствие того, что епископство есть доброе дело и желающий приступить к нему должен приступать по одному внутреннему призванию к этому делу, от призываемого требуются особенные нравственные качества. Их и перечисляет Апостол.

"Подобает епископу быти непорочну". Под непорочностью разумеется такое качество человека, когда он не подвержен никакому пороку. Апостол не требует от пастыря, чтобы он был свободен от грехов вообще, ибо безгрешным может быть только "Единый, который грех не сотвори" (1 Пет. 2, 22), но свободен именно от пороков как от постоянной наклонности к того или другого вида грехам, или от страстей. Порок есть высшая и последняя стадия в развитии греха (помысл-грех-порок). Кто впал в порок (страсть), тот потерял над собой власть, сделался рабом греха. По мнению блаж. Иеронима, пастырь должен быть таков, чтобы совесть не угрызала его ни за какой грех: "Как ему свободно укорять согрешающего, когда тайно в сердце сознает, что сам позволял себе то, в чем обличает другого?" Эта беспорочность требуется от пастыря и как священнослужителя, возносящего молитвы за пасомых, совершающего святейшие таинства, предстоящего престолу Божию и Самому Богу, и как учителя и руководителя своей паствы, для которой он не должен служить соблазном, ибо, по выражению Златоуста, порочному "следует не повелевать, а повиноваться, ибо начальник должен быть светлее всякого светильника и вести жизнь безукоризненную так, чтобы все смотрели на него и по его жизни устрояли собственную жизнь".

Такая свобода от пороков должна быть отличительною чертою всей сознательной жизни пастыря даже еще до принятия священства, ибо хотя те или другие пороки его и были бы заглажены искрениим покаянием и прощены Милосердным Богом, Принимающим всякого кающегося, но люди, по своей греховной природе, никогда не могут совершенно забыть их, и следовательно, они навсегда останутся поводом к соблазну.

"Единыя жены муж". Этими словами запрещается второй брак для священника, будет ли то до или после принятия священного сана (отсюда следует, что не может быть священником и тот, кто до принятия христианства жил в полигамии). Второй (и даже третий) брак дозволяется Церковью для мирян, но и в этом случае она лишь снисходит к слабости человеческой, взирая на такой брак как на некое прегрешение, почему и молитвы при совершении его запечатлены сколько благословением, столько же и покаянным чувством. Священник же должен быть более твердым, более чистым, более покорным воле Божией, чем мирянин.

Пастырь должно быть трезвенну. Под именем трезвенности здесь нужно понимать главным образом трезвенность душевную (о физической трезвенности речь ниже: не пиянице), в смысле непрестанного бодрствования пастыря над самим собою и над тем, что ему вверено как стражу дома израилева, в смысле неусыпной заботливости его и о самом себе, и о своей пастве. Он должен быть, замечает св. Златоуст, "трезвенным, т. е. зорким, имеющим множество очей со всех сторон, владеть острым зрением, не смежать ока ума… Надобно быть неусыпным тому, кто печется не о себе только, но и о том, что касается других; надо ему бодрствовать и жить духом и, так сказать, дышать огнем, и больше военачальника, днем и ночью наблюдающего над воинством, бдеть и служить и обо всем иметь заботу и попечение".

Блаж. Феофилакт также толкует, что "быть трезвенну значит быть бодрствующу и могущу заранее предвидеть, что нужно делать" (ср. 2 Тим. 4, 5 и 1 Пет. 5, 8). Но, по замечанию "Книги о должностях пресвитеров приходских", и физической трезвости в смысле воздержания от излишества в пище и особенно в питии, "зде исключать не надлежит; понеже телесная трезвость душевной весьма много способствует, и душевная без телесной всячески быть не может".

"Целомудру". Речь опять идет не о целомудрии в том смысле, в каком его обыкновенно употребляют (о нем раньше: единыя жены мужу), но говорится здесь о здравости ума, о благоразумии пастыря при отправлении пастырских обязанностей. Таким образом, слово это близко к предыдущему по своему значению и соотносится с ним, как часть с целым: там брались все силы и действия человека, здесь — один ум, который в то же время управляет всеми этими силами и действиями. Но так как здравость ума обуславливается, главным образом, свободою его от движений страстей, которые могут затемнять его (особенно страсть плотская), и источником которых служит сердце (Мф. 15, 19; Мк. 7, 21–23), то здесь можно разуметь и то, что мы обыкновенно соединяем с понятием целомудрия — нравственную чистоту сердца, воздержание от плотских страстей, сквернословия, соблазнительных телодвижений и нескромных взглядов, потому что, по выражению блаж. Августина "нечистое око вестник есть нечистаго сердца". Вспомним тот случай, когда св. Амвросий, епископ Медиоланский, не принял в клир человека, телодвижения которого были нескромными, а также другого, обладавшего гордой походкой. Оказалось впоследствии, что оба эти человека проявили себя недостойными в жизни и отступили от Церкви.

"Благоговейну, честну". Оба эти выражения означают: украшенный, благоустроенный во всех частях, со всех сторон, преимущественно же со стороны внешней. Таким образом, священник и во внешнем своем виде, и в одежде, приемах и в обращении и т. п. должен соблюдать благочиние, благопристойность, степенность и важность; эти качества должны быть у него, как необходимое выражение внутреннего содержания его духа, и требуются от него уже по одному тому, что люди привыкли прежде всего обращать внимание на внешность, так как это легче всего дается наблюдению, делая выводы, и не без основания, из внешнего о внутреннем.

Но само собою понятно, что эта внешность и должна служить именно обнаружением внутренних достоинств священника, не принимая вида ханжества, лицемерия, заученной манерности и не являясь чем-то вроде того, что мы называем светским лоском и умением вести себя.

В отношении к Богу пастыря должно отличать благоговение, которое, вообще, есть основанное на любви к Господу постоянное памятование о Нем, соединенное с живым представлением своего недостоинства. Это внутреннее расположение или состояние души само в себе уже носит необходимость обнаружения его и во внешнем виде человека, во всех его словах и действиях и особенно при обращении его с предметами священными. В отношении к ближним и самому себе священник должен быть честен, проводя жизнь во всем сообразную с высоким призванием священника. Благодаря этому качеству, священник именно честно будет относиться и к своему званию, и к своим пасомым, не дозволяя себе и во внешности ничего такого, что могло бы оскорбить высокий сан, им носимый, и не соответствовать честному исполнению им своего дела.

"Страннолюбиву". Страннолюбие в смысле братского предложения отдыха, пищи и питья благочестивым путешественникам, имевшее особенное значение при первенствующем положении, апостол Павел постоянно заповедовал всем Церквам; для этой цели устроялись и общие странноприимницы, высшее попечение о которых лежало на епископах и пресвитерах. Но чтобы пастырь охотно исполнял это важное дело, ему самому нужно быть расположенным к страннолюбию и странноприимству. Но это качество и само по себе свидетельствует о его любви к ближним, столь необходимой ему именно как пастырю. Здесь же можно видеть и вообще заповедь о вспомоществовании нуждающимся братьям-христианам. "Не точию, — говорится в "Книге о должностях пресвитеров приходских", — пресвитер к странным должен быть любителей, но и ко всем требующим помощи его, а наипаче нищим и в недугах лежащим пособлять, о сиротах промышлять, вдовиц и обиженных заступать, о невинных ходатайствовать".

Нет нужды подробно говорить, как прилична пастырю Церкви как та, так и другая добродетель, показывающая в нем и верного слугу Божия, старающегося благоугодить Богу самыми приятными Ему жертвами — благотворениями, и достойного предстоятеля людей, умеющего сочувствовать их скорбям и нуждам. "Если ж, — продолжает та же книга, — убогия священники добродетель сию за невозможное почитают, но и сами требуют подаяния, то и в таких обстоятельствах должны воззреть на Апостолов, которые, делая своими руками, о нищих помнили (Гал. 2, 10), немощныя заступали" (Деян. 20, 35).

"Учительну". Учительство составляет самую первую обязанность христианского пастыря, как это видно из примера и учения как Самого Иисуса Христа, так и Апостолов. На нее указывает Апостол и здесь. "Учительну, выражает, — по словам святителя Феофана, — что епископ должен быть так полон учительности, чтоб, как только случай, учение текло из уст его рекою, чтоб всегда мог он исполнить и исполнял". Это потом написал Апостол во втором послании: "Проповедуй слово, настой благовременна и безвременна, обличи, запрети, умоли со всяким благотерпением и учением" (2 Тим. 4, 2). Но священник должен быть учителен не только словом, но и примером своей жизни. Он, по выражению "Книги о должностях пресвитеров приходских", "житие истинною святостию так славно должен иметь, что оное всех к страху Божию и благоговению и подражанию христианского непорочного жительства, как труба громкая, могло возбуждать и поощрять".

Апостол Павел дает указания относительно индивидуального пастырского руководства, как, кого и чему надо учить: "Старца не укоряй, но увещевай, как отца" (1 Тим. 5, 1). Он говорит также о пастырском руководстве молодыми женщинами, рабами (Тит. 2 гл.). Пастырь, по словам Апостола, должен быть "сильным и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать" (Тит. 1, 9). Но при этом следует избегать лишних ненужных споров, приводящих только к раздражению и гневу.

"Не пиянице". Под пьянством здесь нужно разуметь не только пьянство в собственном смысле этого слова, но и вообще какое бы то ни было излишество в употреблении вина (умеренное употребление его, особенно "желудка ради и частых недугов" не запрещается Апостолом — ср. 1 Тим. 5, 23) Если порок этот нетерпим в каждом христианине (Лк. 21, 34; 1 Кор. 6, 10; Гал. 5, 21), то тем более неприличен он пастырю Церкви. Еще ветхозаветным священникам сказано было: "Вина и сикера не пийте, ты и сынове твои с тобою, егда входите в скинию свидения, или приступающим вам ко алтарю, да не умрете, и будет сие вам законно вечно в роды ваша" (Лев. 10, 9; ср. Иез. 44, 21).

В Новом Завете Сам Господь говорит: "Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет на вы внезапу день той" (Лк. 21, 34) — день внезапной смерти, заставший человека в пьянстве; он тогда погибнет навеки, ибо пьяницы Царствия Божия не наследуют вместе с другими нераскаянными грешникам (1 Кор. 6, 10; Гал. 5, 21). В пьянстве — смертном грехе — рождается другой смертный грех — блуд (Еф. 5, 18). По 42-му апостольскому правилу, "епископили пресвитер, или диакон, игре и пьянству преданный, или да перестанет, или да будет извержен".

Не говоря уже о том, что священник в таком виде не может приступать к совершению общественных служб в храме, особенно же Литургии, он должен воздерживаться от сего порока во всякое время, чтобы всегда быть готовым к совершению христианских треб, часто непредвиденных, чтобы не послужить соблазном для пасомых и, вообще, не уронить своего высокого звания и достоинства. "Пьянство, — говорит Григорий Богослов, — и в мирском человеке есть тяжкий грех, а в клирике — святотатство".

"Не бийце". Ближайшим образом здесь, конечно, разумеется нанесение вещественных ударов (бийство), что свидетельствовало бы или о грубости натуры человека, или о вспыльчивости и недостатке самообладания, но то и другое совершенно несвойственно пастырю, который, как служитель Божий, даже при обидах должен взирать на пример Пастыреначальника, "иже укоряем противу не укоряше, стражда не прещаша, предаяше же судящему праведно" (1 Пет. 2, 22). "Учитель, — говорит Златоуст, — есть врач душ, а врач не наносит ударов, но наносящего удары исправляет и врачует". "Не буди буй, — прибавляет поучение святительское, — …не бий верна согрешающа или неверна обидяща, своима рукама никого не удари". Но здесь же разумеют и нравственное биение, именно: биение словом, соблазны, которые биют иные немощныя совести людей, слабых в вере (1 Кор. 8, 12), и, наконец, тяжесть духовных наказаний, неблагоразумно налагаемых излишне строгими духовниками.

"Не сварливу", т. е. пастырю не должно любить споры, ссоры, раздоры, особенно же суды. Все это, несвойственное христианину вообще, обязанному быть "скорым услышати и косным глаголати, косным во гнев" (Иак. 1,19); особенно несвойственно священнику, как служителю любви и мира, который по своему сану должен быть выше мелочных вспышек раздраженного самолюбия и всячески должен стараться, чтобы его язык, благословляющий Бога и Отца, не клял человеки, бывшие по подобию Божию (Иак. 3, 9-10). "Книга о должностях пресвитеров приходских" разумеет здесь "ссору не только домовую и о вещах партикулярных (частных), но и словопрения и стязания пустословная о вере, для показания себя, а не истины, для славы своей, а не Божией" (Ср. 1 Тим. 6, 4–5; 2 Тим. 2, 14, 23–24).

"Не мшелоимцу" — греческое слово то же, которое употреблено и в послании к Титу (Тит. 1, 7), где оно переведено по-славянски: не скверностяжательну. По смыслу греческого и славянского слова здесь запрещается священнику не одно корыстолюбие, как излишнее стремление к приобретению земных благ (см. русский перевод), но, главным образом, скверностяжательство, т. е. употребление неправильных, незаконных, скверных способов к стяжанию (Ср. 1 Пет. 5, 2). Если "в епископе всякая стяжательность, даже и праведная, срамна", как свидетельствующая о привязанности к земному такого лица, которое должно других приводить в небо, то тем более таковая". Так, неприличны пастырю:

а) лихоимство, ростовщичество, т. е., отдача денег в рост с требованием незаконных процентов (что и выражает собственно понятие мшелоимства);

б) истязание мзды за тайнодействия или вымогательство платы за их совершение, постыдный торг с прихожанами. Правда, священник имеет право, сея своим пасомым духовная, пожинать их телесная (1 Кор. 9, 7; 11, 12), но этим правом он должен пользоваться так, чтобы не быть в тягость тем, для которых он отец (1 Сол. 2, 7) и довольствоваться доброхотным деянием;

в) продажа правды, когда пастырь ради прибытка делает что-либо беззаконное, например, венчает незаконные браки;

г) занятия, предпринимаемые в видах корысти и несообразные с званием служителя Божия.

Правда, те или другие занятия позволительно избирать священнику и трудами рук своих восполнять скудость обеспечения своего внешнего состояния со стороны пасомых по примеру Апостола (Деян. 18, 3; 1 Кор. 4, 12; 1 Сол. 2, 9; 2 Сол. 3, 8); но и в этом случае требуется от него разборчивость и благоразумие, как бы не взять на себя дела, унизительного для священного сана.

"Но кротку" — понятие, противополагаемое понятиям: бийца и сварливу. Кротость, по объяснению Златоуста, состоит "вообще в перенесении обид и, в особенности, в перенесении неприятностей не только от высших и начальствующих, но и от низших". При всех обидах и неприятностях пастырь должен хранить неизменно спокойствие духа и быть ко всем приветливым и радушным.

Это внутреннее расположение его души должно выражаться и вовне — во всех словах и поступках. Такое постоянное расположение духа и внешнее его выражение и есть кротость. Такое качество необходимо священнику как служителю Божию, который в своем служении должен забыть самого себя и свое самолюбие, и обязанности которого всегда требуют спокойствия духа и свободы от страстных движений вроде гнева и т. п. Но эта кротость не должна, впрочем, доходить до слабости, до потворства людским порокам; кротость нисколько не исключает строгости и грозного обличения человеческих заблуждений, как это показывает пример Пастыреначальника и Апостолов (1 Пет. 2, 23; Мф. 12, 19–20; ср. Мф. 23, 1; Кор. 4, 12–13; 1 Кор. 5, 5; 13, 10; Гал. 3, 1).

Требование от пастыря кротости не лишает его и права законными средствами защищать свою честь, и особенно честь священного сана; образцом этого служит тот же Апостол Павел (Деян. 22, 25; 1 Кор. 9, 15).

"Не завистливу". Пастырю, обладающему высшими благами духовными, несвойственно завидовать имеющим блага земные, скоропреходящие. В русском переводе здесь поставлено слово "миролюбив", что дополняет понятие "кротку", противополагаясь, вместе с тем, бийце и сварливу: общая для всех христиан обязанность иметь мир со всеми (Римл. 12, 18) есть преимущественная обязанность служителя Бога мира.

"Не сребролюбив" — понятие, однородное с понятиями "не мшелоимцу" и "не завистливу"; именно оно лежит в основе последних пороков: кто не сребролюбив, тот не будет ни мшелоимцем, ни завистливым, так как "сребролюбие есть корень всем злым" (1 Тим. 6, 10). Этим выражением не требуется от священника, чтобы он был совершенным бессребренником — и ему нужны средства, и он может иметь деньги (хотя бы, например, для того, чтобы помогать бедным, удовлетворять собственным нуждам), — но он не должен привязываться к ним и поставлять их целью своей деятельности. Желающие обогащаться впадают в искушение и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу. Материальное вознаграждение — не цель, а следствие в работе пастыря.

"Свой дом добре правящу, чада имущу в послушании со всякою чистотою; аще же кто своего дому не умеет правити, како о Церкви Божией прилежати возможет" (ст. 4, 5). Епископ или пресвитер, имея все вышеуказанные личные качества и будучи свободен от перечисленных недостатков, все еще может быть не вполне способным к принятию пастырского звания. Он должен уметь управлять другими, а это уменье он может доказать управлением собственного дома. Семья каждого христианина, тем более пастыря Церкви, должна быть в своем роде малою Церковью, руководимою главою дома, отцом семейства, в которой так же, как и в великой Церкви, есть известные лица, есть имущество, хозяйство, сохраняются те или другие отношения к посторонним семьям, лицам и учреждениям.

Итак, если священник не в состоянии управлять и малою церковью, то, следовательно, тем более он неспособен будет к управлению целым приходом, как и наоборот: кто в доме обнаруживает способность хорошего управления по всем частям, тот имеет уже в этом задатки хорошего управления и Церковью. Из всех предметов домашнего управления Апостол особенное внимание обращает на поведение детей, "ибо кто, как говорит Златоуст, поверит, что чужого заставит слушать себя (а это и есть самое главное в деле пастырском) тот, кто не умел своего сына держать в послушании?" Из добродетелей, которыми должны отличаться дети священника, Апостол указывает на послушание и чистоту (точнее с греческого — честность). Под послушанием здесь нужно разуметь покорность и повиновение родителям. Уже одно это понятие характеризует собою весь их нравственный облик, указывая на честное исполнение ими своих обязанностей в отношении к себе, ближним и Самому Богу (последнее, впрочем, некоторые толковники видят и в слове "послушание", разумея под этим словом послушание в вере, т. е., что все чада и домочадцы пастыря должныбыть верные и правоверные). Но в приведенных словах Апостола можно найти и другую мысль: он хочет сказать, что семейная жизнь пастыря должна быть образцового, на что он и указывает после перечисления личных добродетелей пастыря. Пастырь не только сам должен служить образцом для своей паствы, но и вся семья его имеет такое же значение: как благоустроенность пастырского дома может весьма благодетельно действовать к назиданию пасомых, так, напротив, нестроения и беспорядки в доме пастыря имеют крайне дурное влияние на паству. Хотя бы сам пастырь был и образцовым, но порочная жена, дурные дети, расстроенное хозяйство и т. п., могут соблазнять прихожан, ослаблять их уважение к пастырю, а вместе с тем и его влияние на паству.

"Не новокрещенну, да не возгордевся в суд впадет диавол" (ст. 6). Апостол запрещает возводить в сан пастыря кого-либо из новообращенных, недавно крещенных, мотивируя это запрещение тем, что при таком быстром возвышении пастырь может возгордиться, а потому и подвергнуться тому же осуждению, какому подвергся диавол за гордость. Дело, психологически вполне понятное: ново-крещенный, вдруг ставший пастырем, действительно, легко может возмечтать о себе и своих достоинствах, так как он сразу стал не только христианином, но и руководителем христиан. Пастырь, возгордившись, подобно диаволу, не стоит во истине. Он превратно объясняет Слово Божие, легко уклоняется в ложное учение, и тем самым увлекает за собой многих и погубляет их души, т. е. совершает такое же постыдное дело, какое совершено диаволом. Поэтому, по слову Апостола, он подпадает осуждению, какому подвергся диавол. Косвенным образом в этих же словах запрещается пастырю быть гордым — порок, особенно неприличный служителю любви. "И сие, — говорит "Книга о должностях пресвитеров приходских", — к священническим добродетелям надлежит, чтобы он не был горд, но смиренномудр".

"Подобает же ему и свидетельство добро имети от внешних, да не в поношение впадет и в сеть неприязненну" (ст. 7). Епископ должен пользоваться уважением и среди неверных, нехристиан — требование, имевшее громадное значение особенно в первенствующие времена Церкви, когда доброе поведение пастыря могло иметь сильное влияние на приращение Церкви. Но свидетельство добро, по объяснению Златоуста, значит, что священник вообще должен вести себя так, чтобы самая наглая клевета не могла уличить его в каком-нибудь нравственном преступлении, чтобы самый недоброжелательный язык не мог не засвидетельствовать всем известных добрых его качеств и поступков, делающих его достойным пастырства. Отсюда требование это, особенно уместное в Церкви первенствующей, имеет место и во всякое время.

Кроме того, и во всякое время Церковь имеет у себя и около себя если не собственно внешних (не христиан), то, по крайней мере, людей чуждых ей по духу, по жизни, которые внешне лишь принадлежат Церкви, а иногда, отделяясь от неё, становятся явно ее врагами (иноверцы, неверующие и пр.). Но если есть много людей, отрицательно относящихся к Церкви, то еще больше таких людей имеется вокруг священника, как лица, которое по своему положению стоит выше тех, с кем он находится в союзе веры. Без такого доброго свидетельства, по словам Апостола, пастырь может впасть в поношение и в "сеть неприязненну". Поношение означает здесь насмешки и презрение, каких не может избежать священник, когда из прежней его жизни известно что-нибудь предосудительное. А насмешки и презрение могут переходить с него и на всё общество верующих и, во всяком случае, препятствовать благоуспешному действованию Евангелия; кроме того, они могут смутить и самого пастыря, часто неспособного ничего сделать при таких обстоятельствах, смутить до того, что он, после напрасной борьбы, может снова обратиться к прежней беззаконной жизни и, обессилев, бросить, под действием недремлющего врага, и епископство и самое христианство.

От пастырей Апостол переходит к диаконам (ст. 8-13). "Диаконам такожде чистым, не двоязычным, не вину многу внимающим, не скверностяжательным" (ст. 8). Те же самые качества, которые требуются от епископа и пресвитера, требуются и от диакона. Апостол не перечисляет их все, а указывает лишь некоторые для примера: так, диаконы должны быть чисты (точнее, честны; ср. ст. 2 и 4), не пристрастны к вину, не скверностяжательны (ст. 3). Как распорядители общецерковного имущества в делах благотворения, диаконы имели много случаев употребить свое служебное положение во зло, то есть для личного своего обогащения. А как служители при вечерях они, имея доступ к вину, могли употреблять его в большом количестве. Поэтому Апостол и замечает Тимофею, чтобы в диаконы выбирались люди, "не пристрастные к вину и не корыстолюбивы". Но тут же Апостол указывает и новую черту, о которой не было упомянуто прежде, но которая, конечно, в одинаковой мере приложима и к пастырям: "не двоязычны". Этим выражением запрещается говорить иным одно, иным — другое; вероятно, Апостол имел особенную причину сделать это запрещение именно диаконам, как лицам, служившим в то время как бы посредниками в сношениях между пастырями и пасомыми.

Тут же можно видеть запрещение одно иметь на уме, а совершенно другое выражать языком. Апостол указал на такие свойства, которые имеют особое отношение к совести человека. Ибо нечестность, двоязычие, пристрастие к вину, корыстолюбие повреждают совесть человека, делают ее нечувствительной. Поэтому отсутствие совести свидетельствует и об отсутствии истинной веры. Это Апостол выразил в следующих словах:

"Имущим таинство веры в чистой совести" (ст. 9). Диаконы должны, искренно и правильно веруя, и жить честно, быть безукоризненными и по внешнему поведению, и по внутренним чувствам и настроениям: искренняя православная вера их должна сопровождаться и обнаруживаться добрыми делами (Апостол употребляет выражение "таинство веры" в смысле непостижимости того, во что мы веруем и что совершает наше спасение).

"И сии убо да искушаются прежде, потом же да служат, непорочни суще" (ст. 10). Лица, имеющие такие качества, должны быть предварительно испытаны, действительно ли присутствуют у них эти качества, а потом уже, оказавшись после этого испытания безукоризненными во всех отношениях, поставляться во диаконы. Вот еще новое условие вступления в священный сан, которое предполагалось и прежде всем течением речи Апостола. Одним из действительнейших средств такого испытания служит исповедь ставленника пред духовным отцом, который должен по совести засвидетельствовать пред епископом, что нравственное состояние исповедовавшегося не представляет канонических препятствий к его рукоположению. Эта исповедь должна быть полною — во всех грехах, какие бы и когда бы он ни совершал.

Жена пастыря должна быть женщиною идеальною во всех отношениях, приближающеюся по своим качествам к качествам своего мужа вследствие уже одного того нравственного влияния, которое, но Апостолу, должен иметь пастырский дом на всех прихожан (ср. ст. 4 и 5). Не говорим уже о том, что такая жена будет естественною и самою лучшею помощницею мужа-пастыря во многих отношениях (занятия по хозяйству, воспитание детей, забота о бедных, больных прихода), составляя в то же время для него неиссякаемый и самый близкий источник нравственной поддержки и утешения, в которых не может не нуждаться священник, идущий по пути, не всегда усыпанному розами, а в большинстве своем состоящему из терний, когда одно доброе, ласковое слово простого сочувствия имеет великую ободряющую и успокаивающую силу. Таким образом, и у неё должны быть те же качества, которых Апостол требует от самих священнослужителей, как то: нравственная чистота и честность, неклеветливость (качество, против которого особенно погрешают женщины), трезвенность, верность во всем (и в вере, и во всех ее мыслях, словах и поступках, вследствие чего на нее во всем можно положиться).

"Ибо служившие добре степень себе добр снискают, и многое дерзновение в вере, яже о Христе Иисусе" (ст. 13). Апостол воодушевляет диаконов к надлежащему прохождению ими их должности обещанием добрых последствий такого прохождения. Это, с внешней стороны, — приобретение высшей иерархической степени пресвитера и епископа, а с внутренней стороны— великое дерзновение пред Господом в силу веры в Него, именно вследствие которого он и будет достоин высшей степени, чтобы не служить только священнодействиям и молитвам, но и самому священнодействовать и дерзновенно возносить ко Господу молитвы о верных. Вначале Апостол сказал, что "кто епископства желает, доброго дела желает", а теперь указывает, какая к тому лежит дорога, именно — доброе служение Церкви в диаконстве. И опыт показал, что "добре диаконствовавшие славны были потом и на степенях пресвитерства и епископства" (святитель Феофан Затворник), как например, св. Афанасий Великий.

Это обычный путь особенно древнего возвышения по ступеням церковно-иерархической лествицы, начиная с низших степеней и постепенно восходя к высшим; в этом также причина, почему от диаконов Апостол требует тех же качеств, что и от пастыря, хотя в то же время эти качества приличны ему именно как диакону.

Если кандидат в пастыри не усвоит всех перечисленных св. Апостолом качеств, то он никогда не станет истинным пастырем.

Основные качества, необходимые пастырю Церкви в его служении

Для того, чтобы успешно совершать пастырское служение, священнослужителю необходимо стремиться к исполнению всех христианских добродетелей. Постоянное упражнение в добродетелях воспитывает в пастыре навыки в доброделании. Навыки же со временем могут перейти в личные качества.

Невозможно в одной лекции раскрыть все качества, необходимые пастырю, поэтому мы остановимся лишь на основных: вере, любви, пастырской ревности, рассудительности, смирении, целомудрии и молитвенности.

Вера

Христианская вера есть непременное убеждение в истинности всего того, о чем учит Святая Церковь. Веровать в Бога значит иметь твердую и живую уверенность в Его бытии и свойствах, а также признавать своим умом и сердцем все то, что Сам Бог сообщил нам о Себе в Своем Откровении. Главный предмет веры христианской есть спасение в Господе нашем Иисусе Христе: "Аще исповеси усты твоими Господа Иисуса, и веруеши в сердце твоем, яко Бог Того воздвиже из мертвых, спасешися" (Рим. 10, 9). Православный пастырь должен быть убежден в догматах веры, иначе он не может убеждать своих пасомых, научить их христианским истинам. Спасение осуществимо при наличии живой веры во Христа. Поэтому, если у пастыря не будет этой живой веры, то спасение как своей души, так и пасомых будет призрачно, он не может спасти свою душу, а тем более не может спасать других. "Без веры же невозможно угодити Богу", — пишет св. ап. Павел (Евр. 11, 6); значит, невозможно спасение. Сам Господь об этом говорит: "Иже веру имет и крестится, спасен будет; а иже не имет веры, осужден будет" (Мф. 16, 16). Необходимость веры как познания о Боге видна еще из того, что, не зная Бога, мы не можем служить Ему подобающим образом. "Како убо призовут, в Негоже не вероваша" (Рим. 10, 14)? Притом, истинное познание о Боге составляет истинную жизнь для нашего духа. "Се же есть живот вечный, да знают Тебе Единого Истинного Бога и Егоже послал еси Иисус Христа" (Ин. 17, 3). Человек все может потерять в этой жизни, но, пока остается в нем вера, жизнь еще впереди.[106]

Если же так необходима вера вообще для каждого человека, то тем более она нужна для пастыря Церкви. "Священник, — пишет в своих дневниках протоиерей Иоанн, — должен всегда возвещать волю Божию, да не заблуждаются до конца люди"[107]. Возвестить эту волю, научить истинной и твердой вере своих слушателей пастырь сможет тогда, когда сам будет иметь подобную веру. Поистине, только постоянное созерцание Бога внутренним оком веры как Всеблагого Помощника, Всемогущего Защитителя и Премудрого Указателя пути в Его Царствие даст пастырю Церкви силы к победе над различными искушениями, к мужественному перенесению различных напастей и бедствий и выполнению им своего назначения на земле. Только твердая вера в Бога сообщит всей деятельности пастыря Церкви характер глубокой убежденности. Без твердой же веры в Бога пастырь Церкви может, наоборот, сделаться жертвою различных нежелательных влияний, неблагоприятных обстоятельств и несчастий. И в деле пастырства он будет именно тростию, колеблемой ветром. "В нас сила веры должна быть непоколебима, — говорит св. Киприан Карфагенский, — стойкой и непреклонной твердости. Мы должны противостоять напору и стремлению идущих на нас волн, так, чтобы они разбивались о нас, как о неподвижную скалу"[108].

Вера служителя Церкви Христовой должна быть разумной. Он должен иметь достаточное и твердое познание богооткровенных истин, чтобы, по слову Апостола, он смог "дать отчет в своем уповании" (1 Пет. 3, 15) и правильно руководить своей паствой. Пастырь не должен довольствоваться поверхностным познанием истин веры, так как это опасно для спасения; он может принять вымыслы человеческие, часто неправильные, за истину и увлечься ими. Поэтому-то ап. Павел наставляет: "Вся же искушающе, добрая держите" (1 Сол. 5, 19).

Вера является основанием всякой добродетели, она, по слову епископа Игнатия, "и мать терпения и мужества, и сила молитвы, и руководительница к смирению, и подательница надежды, и лестница к Престолу Любви"[109]. Поэтому, где нет веры, там необузданность страстей и множество пороков, увлекающих пастыря в бездну зол. Но вся гибельность отсутствия веры в пастыре заключается в том, что гибель его влечет за собой гибель пасомых. Пастырь не может ни спастись сам, ни погибнуть. Бог как бы соединил с его душой души вверенных ему пасомых.[110]

Чтобы вера пастыря была совершенной, он прежде всего должен иметь правильное христианское знание о Боге. Истинное богопознание служит основой его глубокой личной убежденности, и эту убежденность он передает своим слушателям. Истинное богопознание пастырь приобретает изучением слова Божия, творений святых отцов, богословских наук. Но основным средством богопознания является постоянная и усердная молитва и чистота сердечная, приобретаемая добродетельной жизнью. "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" (Мф. 5, 8). "Вникай в себя и в учение, — заповедует св. ап. Павел, — занимайся сим постоянно, ибо так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя" (1 Тим. 4, 16). "Для Бога ничто так не достолепно, — говорит св. Григорий Богослов, — как слово очищенное и душа, совершенная учениями истины"[111].

Но для того, чтобы вера стала реальной, пастырю недостаточно одного только обилия знаний. "Для этого нужно, чтобы он усвоил их органически, чтобы они в нем переварились, перебродили, превратились в его плоть и кровь, сделались его собственностью и переработались в нем в цельное, ясное и отчетливое мировоззрение"[112]. Только такая вера, по мысли прот. Иоанна Сергиева, отражается в словах пастыря, оживает в делах, воплощается в деятельности, обнаруживается в любви к ближним[113].

К такой вере способна только та душа, которая решительным произволением отверглась греха, направилась всей волей и силой своей к Божественному добру. Это возможно путем подвига очищения души от всякой скверны, путем покаяния. "Покаяние, — говорит еп. Игнатий, — необходимо не только для того, чтобы уверовать во Христа, оно необходимо для пребывания в вере, для преуспеяния во Христе, оно необходимо для живой веры во Христа"[114].

Любовь

Постоянно развиваясь и совершенствуясь в благоговении, вера пастыря становится живой, она переходит в область чувства и порождает любовь. "Любовь рождается… от нелицемерной веры"[115] — говорит епископ Игнатий (Брянчанинов). Вера в Бога вписывает в число избранников, и это избрание запечатлевается Св. Любовью[116].

Не проникнутая чувствами живой веры в Бога и горячей любви к Нему и людям, деятельность пастыря Церкви не будет иметь в себе главного, а именно, души: от нее будет веять сухим холодным формализмом, который, конечно, будет не привлекать людей к пастырю Церкви, а, скорее, отталкивать их от него. И наоборот, чувства живой веры в Бога и горячей любви к Нему и людям сделаются в пастыре Церкви основанием того истинного и прочного чувства долга, которое внесет в его (пастыря Церкви) деятельность святое воодушевление, внесет в нее дух и жизнь. Кроме того, чувства живой веры в Бога и горячей любви к Нему и людям сделаются для пастыря Церкви источником таких высоких духовных радостей и наслаждений, во имя которых он твердо и мужественно преодолеет и перенесет все злое, что может встретиться ему на его тернистом пути; эти благодатные радости и наслаждения сделаются для него такою наградою, которой он не променяет ни на какие блага этого мира.

Любовь есть дар Божий. Св. ап. Павел говорит: "Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам" (Рим. 5, 5). Приготовлять себя к принятию этого дара пастырь обязан очищением своего сердца, ума и тела. Кто стремится к развитию в себе чувства любви к Богу, предварительно не очистив себя, тот близок к самообольщению, по мысли епископа Игнатия, и это стремление устраняет от правильного служения Богу[117].

Пастырь, любящий Бога, имеет такое расположение души, по которому он всеми силами стремится к соединению с Богом, как с высочайшим нравственным Добром, в Нем едином, в угождении Ему поставляя свое счастье и блаженство. Во сей своей деятельности пастырь руководствуется любовью, потому что "такова есть воля Божия" (1 Пет. 2, 15), и это "угодно Спасителю нашему Богу" (1 Тим. 2, 3). "Бог есть Любовь" (1 Ин. 4, 16). Уподобляться Ему есть цель всей жизни и деятельности не только пастыря, но и каждого христианина. Если без любви невозможно спастись, то становится понятной та важность пастырской деятельности, в которой он раскрывает сущность любви и необходимость растворять ею всю добродетельную жизнь человека.

Из любви к Богу вытекает и любовь пастыря к пастве. Пастырь поставляется Самим Богом на особенное служение, которое в то же время является и ближайшим средством собственного его спасения. Это происходит потому, что своей деятельностью пастырь способствует примирению своих пасомых с Богом и тем самым имеет возможность особенно угождать Ему. Поэтому чувства благодарной любви к Богу обнаруживаются в его чувствах к пастве.

Сознавая, что дело его есть дело Божие, пастырь Церкви, пламенно любя Бога, сделает все, чтобы Имя Божие прославилось среди людей истинно христианскою жизнию последних. С другой стороны, сознавая всю важность своей деятельности для людей, ибо от нее зависит временное и вечное счастие человечества; и пламенно любя людей, как бы сливаясь посредством этой любви с каждым из них в одного человека до того, что он радуется с радующимися и плачет с плачущими, пастырь Церкви будет считать их счастие как бы своим собственным, а, следовательно, сделает для них все, что только может сделать, как если бы делал для себя самого.

Постоянно поучая и назидая своих пасомых, пастырь возвышается над ними как духовный отец. Это свое возвышение он оправдывает сердечной любовью к своим духовным детям. Именно этой любовью он в одних побеждает страх, в других — холодность и пренебрежение; у одних вызывает доверчивость, других подвигает на покаяние.

Любовь к своей пастве, доходящая до готовности пожертвовать собой, является наиболее необходимым качеством пастыря. Где жива эта любовь, там пастырь является продолжателем дела Христова, где нет любви, там извращается все направление пастырской деятельности.

Естественно, что если деятельность пастыря не будет основываться на особой любви к пасомым, выражающейся в заботливости, внимательности, неусыпности, кротости, то такое служение будет постоянной ложью, такой пастырь будет медью звенящей, кимвалом звучащим (1 Кор. 13, 1).

Ревность

Следующим качеством, необходимым для пастыря, является ревность.

Любовь к ближним рождает ревность о спасении их, заставляет непрерывно поучать и заботиться о них. Эта ревность побуждает пастыря вовремя и не вовремя обличать, запрещать, увещевать со всяким долготерпением и назиданием своих пасомых (2 Тим. 4, 2). Святой Иоанн Златоуст спрашивает: "Что значит вовремя и не вовремя?" — и отвечает: "Не назначай определенного времени, пусть будет тебе всегда время для этого, а не только во время мира, спокойствия, или пребывания в Церкви; хотя бы ты был в опасности, хотя бы темнице, хотя бы в узах, хотя бы готовился идти на смерть, и в это время обличай и не переставай вразумлять. Тогда и благовременно делать обличения, когда представляется удобный случай"[118]. Св. Феофилакт, толкуя эти слова, говорит: "Не жди времени падения, но учи прежде, чем падет кто"[119].

Ревностный пастырь своим словом укрепляет слабых, смиряет гордых, устрашает дерзких, предохраняет от поводов ко грехам, ленивых делает трудолюбивыми, жестоких — милостивыми, распутных — целомудренными… словом, его ревность может произвести всякое добро и всякое зло способна исправить, уврачевать.

Любвеобильный и ревностный пастырь силой слова и добродетельной жизнью может изменить к лучшему всю свою паству, И наоборот, беспечность и нерадение пастыря может привести к общей гибели всех тех, кем он руководит. Пастырь, проводящий свою жизнь в нерадении и праздности, не способен бывает ни к какому доброму делу. Его душа постоянно бывает склонна к греховным привычкам и пожеланиям. Святитель Тихон Задонский говорит: "Кто живет в праздности, тот постоянно грешит"[120]. Праздность, по его словам, представляет из себя дверь, которой удобно проходит искуситель[121]. "Чтобы любить Бога, — пишет святитель в другом месте, — должно от грехов отвратиться и покаяться, и мир с прелестью и суетой оставить, и тако единого Бога искать и желать"[122]. Подобно этому учит и епископ Игнатий: "Необходимо достигнуть совершенства во всех добродетелях, чтобы вступить в совершенство всех совершенств, в слияние их, в любовь"[123].

Чтобы восстать от этого сна греховного, т. е. нерадения и беспечности, пастырю прежде всего нужно принести истинное раскаяние во всех своих грехах и стараться, с помощью Божией, больше не оскорблять Создателя, Который ищет служителей Церкви чистых сердцем и ревностных в доброделании. Чувство своего недостоинства, сознание того, что он не имеет права учить тому, что сам не исполняет, но по долгу пастырскому обязан это делать — именно это чувство благоприятствует покаянной настроенности пастыря и его горячей молитве о ниспослании благодатной помощи свыше.

Рассудительность

Будучи поставлен своим состоянием среди мира, пастырь должен уметь жить, не покоряясь ему, а это возможно в том случае, если пастырь будет иметь рассудительность. Святой Григорий Двоеслов пишет: "На груди (у первосвященника) Аарона прикреплено было по повелению Божию слово судное (Исх. 28, 15)… Это значит, что пастырь должен быть столько же рассудителен, сколько и умен, чтобы отчетливее различать добро и зло, внимательно обсуждать что, чему, когда и в какой мере прилично, "не искать своих си", но промышлять о пользе ближних"[124].

Руководствуясь рассудительностью, пастырь никогда не поступит опрометчиво. Будучи проповедником, он не спешит с наставлениями и увещаниями, которые время и терпение могут сделать более плодотворными. По слову Апостола, он проповедует слово "со всяким долготерпением" (2 Тим. 4, 2). Такой пастырь знает благоприятные минуты для проповеди, ловит их, сам подготавливает их, но никогда их не предваряет. Свое слово он управляет по обстоятельствам, приспособляет к различным характерам, соразмеряет с следствиями, которых он желает. Такая рассудительность увеличивает силу пастырской деятельности.

"Церковь, — учит св. Григорий Богослов, — есть одно общее дело, составленное… из многих и различных нравов и умов. И предстоятелю совершенно необходимо быть и простым по правоте во всех отношениях, и, как наиболее, всеобразным и многоразличным в обращении с каждым, приспособляя ко всякому свою беседу"[125]. Поэтому рассудительность побуждает пастыря Церкви знать своих пасомых, знать условия их существования и воспитания, уровень и характер их умственного и нравственного развития, их внутренние расположения, душевные нужды и т. д.[126] Без такого знания своих пасомых пастырь иногда поступает наугад, а это может оказаться бесполезным и даже вредным[127]. Но вся затруднительность деятельности пастыря заключается в том, что эта вредоносность случается там, где он меньше всего ожидает, потому что, как говорит св. Григорий Двоеслов, "часто полезное для одних обращается во вред другим… Травы, которые одних животных питают, других убивают;…даже и лекарство, которое одну болезнь уменьшило, другую может только усилить; наконец, и самый хлеб, укрепляющий жизнь взрослых, расстраивает здоровье детей… Подобно этому и всякий учитель, если хочет утвердить всех в одной добродетели любви, должен трогать и назидать сердца слушателей одним учением, но не одним и тем же способом"[128].

Рассудительность пастыря проявляется также и в том, о чем он говорит. "Пусть (пастырь), — учит святитель Григорий Двоеслов, — во время приготовления к проповеди обсуждает… с должным вниманием, что он хочет предложить слушателям, чтобы какой-нибудь неправославной мыслью не возмутить и не оскорбить их совести"[129]. Заботясь о том, чтобы не допустить в своей деятельности явно вредного, пастырь не должен забывать, что и полезное, сказанное без меры и без порядка, теряет свою силу. Иногда, говоря необдуманно, пастырь вводит своих слушателей в заблуждение, но бывает, что и неуместное молчание оставляет их в заблуждении. Поэтому "пастырь должен быть мудр в молчании и назидателен в речах, чтобы не говорить о том, о чем следует молчать, и не молчать о том, о чем нужно говорить"[130].

Видя такую пользу и необходимость рассудительности в деятельности пастыря, естественно возникает вопрос: каким путем можно достигнуть этой добродетели? "Духовное рассуждение, — отвечает епископ Игнатий, — приобретается чтением Священного Писания, преимущественно же Нового Завета, и чтением св. отцов, которых писания соответствуют роду жизни, проводимой христианином"[131].

Смирение

Пастырю Церкви не нужно забывать, что своими собственными силами, без помощи Божией, он ничего не сможет делать, особенно в момент тяжелых искушений, когда душа пастыря бывает настолько слаба, что по временам готова оставить спасительный путь и пойти в сторону смерти, т. е. исполнять мирские, греховные привычки. Для того, чтобы пастырю преодолеть все искушения и одержать над ними победу, ему нужно постоянно просить Бога о помощи.

Это сознание необходимости помощи Божией, сознание своей немощи, сознание, что он только исполнитель воли Божией, проводник благодати — рождает в душе пастыря смирение. "Не к превозношению да ведет тебя степень церковного чина, но да смиряет наипаче, — увещевает св. Василий Великий. — Преуспеяние души — преуспеяние в смирении, а лишения и бесчестия рождаются от высокомудрия… Смирение — подражание Христу, а превозношение — подражание диаволу. Будь подражателем Христу, а не антихристу; Богу, а не противнику Божию"[132].

Пастырю Церкви Христовой, имеющему одну цель — соединять людей со Христом и вести их ко спасению — всегда должна быть присуща не самонадеянность, а глубочайшее смирение перед Личностью Божественного Пастыреначальника. Если пастырь живо сознает и чувствует свою всецелую зависимость от Бога, свою виновность пред Ним, если отвергает от себя всякую мысль о своих силах и совершенствах и во всем прибегает к спасительной помощи Божией, то он близок к познанию истины и, следовательно, сможет указать единственно правильный путь к вечной жизни. В то же время как гордость и самообольщение относительно своей мудрости или праведности препятствуют видеть свет истины. "Кто приписывает себе небывалый блеск праведности или мудрости, — говорит св. Григорий Двоеслов, — тот далек от совершенного знания, и тем более удаляется от истинного света, чем более о себе мечтает, как и замечено о некоторых в Писании: "Глаголющиеся быти мудри, объюродеша" (Рим. 1, 22)[133].

Итак, если гордость происходит от превозношения собственными мнимыми достоинствами, то смирение приобретается путем обратным, т. е. уничижением себя. Именно об этом учат святые отцы. "Желающий приобрести истинное смирение, — пишет преп. Дорофей, — отнюдь ни в коем случае не должен почитать себя чем-нибудь"[134]. Приобретается эта великая добродетель путем целожизненного подвига, и если сердце пастыря день и ночь, по словам аввыДорофея, не ищет с болезнью Господа, то он не может преуспеть[135], а, следовательно, и других повести к этому преуспеянию. При этом не следует забывать, что смирение есть дар Божий, и необходимо молить Господа о сокрушении и смирении своего сердца, всегда склонного к превозношению и гордости.

Смирение рождается от исполнения заповедей[136], но всуе будет трудиться тот, кто не стремится к чистоте духовной и телесной. "Подобает строителю Божию быти целомудрену" (1 Тим. 3, 2).

Целомудрие

Под именем целомудрия св. отцы разумеют здравость ума, не потемняемого страстями всеми вообще, но в особенности страстью плотской, которая сильнее всех помрачает ум, больше всех увлекая сердце. "Весьма важно, — говорит епископ Игнатий, — сохранение тела от впадения в блуд, но одного этого недостаточно для боголюбезной чистоты, которой зрится Бог. На нас лежит непременная обязанность очистить самую душу от помышлений, мечтаний и ощущений сладострастных"[137]. Целомудрие также означает чистоту сердца от нечистых слов, пожеланий и привязанностей.

Как проповедник Слова Божия и высокого нравственного учения о душевной и телесной чистоте, пастырь особенно должен быть предан Богу сердцем и для пасомых быть образцом целомудренной жизни. Когда он отдаст Богу самые движения сердца, тогда — и только тогда — ум его будет чист, воля — тверда, служение Богу — достойно[138].

Нецеломудрие телесное — самый нетерпимый порок в священнослужителе, так что однажды подпавшие ему не допускаются к священству, а облеченные саном, впадая в него, лишаются священства. Что касается влияния такого пастыря на паству, то одна часть ее, из презрения и негодования, бежит от него, отвергая совершаемые им священнодействия, а другая начинает идти по следам пастыря и, таким образом, хотя и разными путями, но гибнет и развращается весь приход. И никакие способности не могут помочь такому пастырю, ибо ум его, омраченный нецеломудренной жизнью, не в состоянии познать спасительного пути, и, следовательно, пастырь не сможет повести по нему своих пасомых.

Средствами к сохранению целомудрия являются страх Божий, постоянный телесный труд, воздержание в пище и питии, особенно удаление от пьянства, частое совершение Литургии с предварительной исповедью. Но собственные усилия пастыря, по словам епископа Игнатия, только укрощают плоть, а истинное целомудрие есть дар Божий, подаваемый "вследствие постоянной усерднейшей, часто весьма долговременной молитвы"[139].

От молитвы, в которой испрашивается благословение Божие, зависит вся деятельность пастыря. "Без Меня не можете делать ничего" (Ин. 16, 5), — говорит Господь. В деле спасения людей "и насаждающий, и поливающий есть ничто, а все — Бог возращающий" (1 Кор. 3, 7). Поэтому пастырь должен как можно чаще обращаться к Богу с искренней сердечной молитвой о благодатной помощи в своем служении.

Молитвенность

При перечислении личных качеств пастыря уже упоминалось, что одним из средств к их приобретению является молитва. Какими бы способностями ни обладал пастырь, но если у него отсутствует дух молитвы, то эти способности не заменят того, что может снискать молитва. Пастырь без молитвы — "это безводное облако, носимое ветром" (Иуд. 1, 12), так как оно не производит ничего доброго, а только препятствует благодетельному влиянию солнца на землю.

Пастырю, ходатаю за пасомых, молитвенно предстательствующему за них пред Богом, необходимо иметь опыт в молитве. Без молитвенного опыта он всегда может быть подвержен опасности прогневать Бога небрежным, недостойным совершением дела Божия. Если пастырь не научился возвышаться над всем мирским и житейским, возноситься всею душею своею к Богу, не навык взывать к Богу в то время, как молится устами, не приобрел терпения во внешнем молитвенном труде, то как он может ходатайствовать за других? Если пастырь понудит себя к домашнему молитвенному подвигу, если он будет, по мере возможности, исполнять церковные правила; если приучит себя молиться за своих пасомых не только в храме, но и у себя дома с усердием, с каким некогда св. ап. Павел "преклонял колена своя ко Отцу Господа нашего Иисуса Христа, да даст учеником его… силою утвердитися Духом Его во внутреннем человеце" (Еф. 3, 14–16), — то он всегда сможет дерзновенно ходатайствовать перед Богом о милости за грехи своей паствы.

Пастырь-молитвенник, проводящий жизнь в Боге, всегда благоразумен, ибо он знает трудности духовной брани и всегда осторожно воздействует на своих слушателей. Молитвенность пастыря не только возвышает его собственную душу, делает ее "собеседницей Богу", но и заключает в себе великую силу пастырского воздействия на паству. Через нее у пастыря устанавливается незримая, но реальная жизнь с народом. Сердце пастыря согревается любовию к пастве, когда он горячо молится о ней. Молитва — это путь к Богу. С молитвы надо начинать подготовку к службе Божией, молитвой ее продолжать и завершать. По учению митрополита Филарета Московского, "дело молитвы должно быть прежде всех, потому что без него не может совершиться дело благое"[140]. Если в молитвенной атмосфере храма молитвенник-пастырь выйдет на амвон со словами поучения, то он найдет души и сердца своей паствы открытыми к восприятию Слова Божия. Высокая молитвенность пастыря является основой его внутренней жизни. Обращаясь умом и сердцем к Богу, истинный пастырь всегда питает в себе дух молитвы; каждое благоговейное слово обращения к Богу есть молитва, или прошение, или благодарение, или славословие. Имея всегда в мыслях Бога, он не может не молиться.

Дерзая обращаться к Господу с молитвой о ниспослании благодати себе и своим слушателям, пастырь всемерно должен стремиться к нравственно чистой жизни, потому что, по словам св. Григория Двоеслова, "как дерзнет ходатайствовать пред Богом за грехи народа тот, кто не знает, заслужил ли он своей жизнью благоволение Божие к себе самому?"[141] "Каков должен быть тот (по своей духовной и нравственной чистоте), — спрашивает святитель, — кто молится за весь город, за всю вселенную?.. Для такой молитвы я не считаю достаточным даже дерзновение Моисея или Илии. Он (священник) так приступает к Богу, как будто ему вверен весь мир и он есть отец всех; молит о прекращении всюду войн… просит о мире и благоденствии, о скором избавлении от всех бедствий… Посему он сам должен столько во всем превосходить всех, за кого он молится, сколько предстоятелю следует превосходить находящихся под его покровительством"[142].

Итак, если молитва так важна в жизни пастыря, то он должен следовать заповеди Спасителя, сказавшего: "Непрестанно молитесь" (1 Сол. 5, 17). И если кто станет утверждать, что непрестанная молитва есть дело отшельников и подвижников, то в ответ можно привести слова Преосвященного Илиодора: "Это то же, если бы кто спрашивал: возможно ли непрестанное дыхание? Молитва есть дыхание души. Следовательно, непрестанная молитва не только возможна, но и необходима"[143]. "Что воздух для жизни тела, то Дух Святой для жизни души. Душа посредством молитвы дышет святым, таинственным воздухом"[144].

Для стяжания такой молитвы необходимо внутреннее внимание. "Как тело без души мертво, так и молитва без внимания мертва"[145]. Кроме того, необходимо смирение и сокрушение сердечное, а также покаяние. По словам епископа Игнатия, когда молитва не одушевлена покаянием, тогда она не исполняет своего назначения, тогда не благоволит о ней Бог[146]. Отсутствие этих элементов истинной молитвы есть признак уклонения в ложное направление, признак самообольщения, прелести или бесплодия[147]. При всем этом необходимо знать, что "молитвы учитель — Бог; (и) истинная молитва — дар Божий"[148].

Таковы основные личные качества, необходимые пастырю Церкви в его служении, хотя и далеко не полностью перечисленные. Пастырю недостаточно только знать о них, но необходимо всемерно стремиться к их приобретению, не забывая, однако, что они есть дар Божий. Пастырское самоусовершенствование — неотложное, необходимое дело служения у Престола Божия. Идущий этим путем пастырь никогда не окажется в положении "наемника" (Ин. 10, 12), нерадящего о своих овцах; не станет он и бескачественной солью, потерявшей свою силу (Мф. 5, 13). Но он будет благодатным светом для мира, любящим отцом для своей паствы, будет добрым пастырем, способным всюду сеять радость, мир и семена доброй жизни; он найдет в себе силы показать и наивысший подвиг самоотвержения — положить душу свою за други, и тем до конца выполнит свой долг перед Богом, людьми и своей совестью.

"Жизнь пастыря Церкви, — говорит митр. Варфоломей, — должна быть жизнью, полной аскетических подвигов, чтобы своим примером и благодатною настроенностью пастырь влёк ко Христу Спасителю своих духовных овец"[149].

Но пастырь может всуе трудиться над созиданием великого дела спасения человечества во Христе Иисусе, если Господь Бог не благословит трудов его и не поможет ему Своею благодатию. Для привлечения на себя и на свое дело благословения и вспомоществующей благодати Божией пастырь должен непрестанно молиться об успехе своей деятельности и о душах пасомых, которых он руководит на пути к Царствию Небесному.

Еще в Ветхом Завете Самим Богом было установлено священство, однако оно по своему значению в деле спасения человека было гораздо ниже новозаветного священства. Хотя с внешней стороны, как например: деление на иерархические степени ветхозаветного священства; обязанность учительства народа в Законе Божием, необходимость быть судьями его, а также права и обязанности к самим себе и к народу и т. д., - мы увидим лишь малое расхождение с новозаветным священством. Но когда мы обратим внимание на главное, то есть на спасение человека от греха, проклятия и смерти, то в этом случае новозаветный священник, который имеет право совершать Божественную литургию, таинства и требы церковные, не может быть сравниваем с ветхозаветным священством.

Мы видим, что обязанности ветхозаветных священников, кроме принесения разных жертв, состояли в том, чтобы поддерживать постоянно священный огонь на жертвеннике всесожжений; возжигать светильник в скинии (Исх. 27, 21), очищать проказу и другие нечистоты на телах, жилищах и одеждах израильского народа (Левит. 22, 13–14).

Совершенно другую, отличительную картину мы можем наблюдать в Новом Завете, в котором Сам Бог, Христос Спаситель, Пастыреначальник снисходит к человеку, принимает плоть человеческую и тем самым человеческое естество обожает до богоподобия.

Учение Пастыреначальника ("Заповедь новую даю вам, да любите друг друга"), дела — исцеление больных, воскрешение мертвых и проч. — несравненно превзошли ветхозаветного первосвященника. Если в Ветхом Завете избирали и посвящали на священническое служение посредством тех же грешных людей, то в Новом Завете Христос Спаситель избрал, а Божественный Дух в виде огненных языков посвятил Апостолов на пастырское служение. Потом уже Пастыреначальник преподал Апостолам, а в лице их и всем пастырям, власть наступать на "змию и на скорпию и на всякую силу вражию", власть вязать и решити: "Глаголю вам, елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех" (Мф. 18, 18; Ин. 20, 22–23). Св. Апостолы могли исцелять всякий недуг человеческий. Вот какие права и обязанности преподаны новозаветному священству.

В момент хиротонии на посвящаемого снисходит Божественная благодать, "всегда немощных врачующая", и преподаются ему те же самые права и обязанности, которые некогда были преподаны Христом Спасителем святым Апостолам. И вот, при наличии Божественной благодати и преподанных прав, пастырь совершает Божественную литургию, бескровную жертву, во время которой снисходит та самая Божественная благодать, которая сходила и на св. Апостолов, могущая не только очищать разные проказы на теле, смягчать преступление человека пред Богом и прочее, как это было в Ветхом Завете, но она (благодать) может попалить все прегрешения человека и сделать грешника праведником, вознести человека в обители небесные.

Насколько высоко, свято и многотрудно служение пастыря, насколько оно, если сердечно со вниманием к себе и всему стаду совершается, есть самоотверженный подвиг, указанный Иисусом Христом! Новозаветный пастырь — добровольный повседневный мученик, воинствующий добрый воин, подвизающийся добрым подвигом верыдля вечной жизни (1 Тим. 1, 8; 6, 12), спостраждущий благовествованию Христову по силе Бога (2 Тим. 1,8).

Много дано пастырю, но и много спросится с него, а поэтому пастырь должен постоянно подражать Христу в молитве за пасомых, нелицемерной любви к пастве, в научении истинам веры своих пасомых и т. д., чтобы предстать пред Пастыреначальником и будущим Судией делателем непостыдным и верным, дабы мог сказать Ему: "Се, Аз и дети, яже ми дал есть Бог"(Евр. 2, 13).

Вот почему пастырь должен иметь любящее сердце к своей пастве, потому что без любви он не осуществит возложенное на него дело. Любовь не превозносится, не поступает легкомысленно, а пастырь именно не должен быть легкомысленным. Она делает пастыря благоразумным, степенным и основательным. Любовь не превозносится, не гордится, выше других себя не почитает, но перед всеми смиряется, всем послушна, покорна, снисходительна. Любовь, по учению св. отцов, есть отрицание всех страстей и вселяется в сердце по изгнании их. Она не только истребляет страсти, пороки, но даже не дозволяет им получить начало.

Любовь не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине. Она все покрывает по своему долготерпению и кротости, что бы ни случилось прискорбное и трудное, хотя бы то были обиды, смерть или что-нибудь другое. Любовь покрывает грехи, немощи, недостатки и слабости других, к чему и призван пастырь, не только не разглашает, но прикрывает все то добрым словом (Еп. Феофан Затворник).

Из обзора пастырской деятельности Христа Спасителя и Его св. Апостолов можно видеть, что эта деятельность имела такой необычайный успех среди людей, подобный которому мы не встречаем ни в какой другой период христианского пастырства. Успехи эти были таковы, что, согласно предсказанию Спасителя (Деян. 1,8), проповедь Евангелия распространилась "даже до последних земли", и ее приняли и по ней приобщились Царствия Божия как иудеи, так и язычники, как богатые, так и бедные, как мудрые, так и неученые, как рабы, так и господа, вельможи и цари.

Такой успех среди людей пастырской деятельности Христа Спасителя и Его св. Апостолов прямо свидетельствует о том, что свойства этой деятельности, правила и приемы, в ней употреблявшиеся, были наилучшими, целесообразнейшими, совершеннейшими. Постоянно имея перед глазами эту деятельность и внимательно всматриваясь в нее, пастырь Церкви найдет в ней для себя указания, что именно он должен делать и к чему именно стремиться в отношении к своим пасомым в тех или других случаях, управляя их в Царствие Божие. Сам Пастыреначальник Господь Иисус Христос призывал своих преемников, пастырей Церкви, ради успеха пастырской деятельности подражать Своему примеру: "Образ дах Вам, да якоже Аз… и вы творите" (Ин. 13, 10).

Главнейшие обязанности пастыря — молиться за свою паству, любить ее по-отечески, учить и наставлять на правильный спасительный путь жизни. Эти обязанности, как видим, ложатся на плечи пастыря тяжелым бременем, но он не унывает и не скорбит. С ним Сам Пастыреначальник, невидимо руководствуя и воодушевляя его на пастырский подвиг, с ним Его Св. Евангелие — учение любви, правды и свободы; с ним св. Апостолы, святители и вся Церковь Христова.

Загрузка...